Лингвистическое сочинение на тему многозначные слова
9 вариантов
Однозначные и многозначные слова. Прямое и переносное
значения слова
Жданова Л. А.
Слово
может иметь одно лексическое значение — тогда оно однозначно — или несколько
(два и более) значений — такое слово называют многозначным. Однозначных слов в
языке достаточно большое количество, но наиболее частотные, употребительные
слова обычно многозначны. Однозначных слов много среди терминов, названий
инструментов, профессий, животных, растений и пр. Однозначны, например, слова
дуализм, рубанок, невропатолог, косуля, тополь, тюль, троллейбус, плетень.
Многозначные
слова могут иметь от двух до более чем двух десятков значений (например, у
слова идти в Словаре Ожегова выделено 26 значений).
Если
слово многозначно, между его значениями (не обязательно всеми сразу) существует
смысловая связь. Например, для слова дорога в Словаре Ожегова выделены
следующие значения: 1. Полоса земли, предназначенная для перемещения.
Асфальтированная дорога. 2. Место, по которому надо пройти или проехать, путь
следования. По дороге к дому. 3. Путешествие, пребывание в пути. Устал с
дороги. 4. Образ действий, направление деятельности. Дорога к успеху. Первые
три значения имеют общий компонент ‘перемещение в пространстве’, четвертое значение
связано со вторым: оба содержат смысл ‘направление’ (во втором значении —
направление движения в пространстве, а в четвертом — в деятельности, в
развитии).
В
многозначном слове выделяют прямое (основное) значение слова и переносные
(производные) значения. Переносное значение является результатом переноса
наименования (звуко-буквенного средства) на другие явления действительности,
которые начинают обозначаться тем же словом. Существуют два типа переноса
наименования: метафора и метонимия.
Надо
заметить, что вопрос о том, какое значение является прямым, а какое —
переносным, должен решаться на современном языковом срезе, а не переводиться в
область истории языка. Например, слово прилепиться в Словаре Ожегова толкуется
следующим образом: 1. Прилипнуть, приклеиться. 2. Пристать, привязаться.
Прилепился с неотвязными советами. 3. Привыкнув, привязаться (устар.).
Прилепиться всей душой. Второе и третье значения сейчас воспринимаются как
метафорические переносы. Однако исторически это не так: именно значение ‘приклеиться’
раньше было переносным, но с течением времени вытеснило более абстрактное
значение и теперь является прямым, основным. ( Пример взят из книги: Шмелев Д.
Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977. С. 107.)
Метафора
(от греч. metaphora ‘перенос’) — это перенос наименования на основании
сходства, уподобления одного класса явлений другому, в результате чего они
обозначаются одним словом. Уподоблены могут быть внешние, воспринимаемые
органами чувств признаки объектов. Например, предметы могут уподобляться друг
другу на основании сходства формы (сеть морщин, лапа ели), цвета (малиновый
пиджак, седые облака), расположения (нос лодки, хвост самолета). Сходными могут
быть функции объектов: козырек кепки — козырек подъезда, гусиное перо — перо
авторучки. Совершенно разные объекты или явления могут быть уподоблены друг
другу на основе сходства эмоциональных впечатлений, ассоциаций, оценок: снежная
буря — буря восторгов, дыра на рубашке — жить в дыре, золотое кольцо — золотые
руки, низкий рост — низкий поступок.
Метонимия
(от греч. metonymia ‘переименование’) — это перенос наименования на основе
смежности объектов или явлений, их сопредельности, вовлеченности в одну
ситуацию: два явления, некоторым образом связанные друг с другом
(пространственно, ситуативно, логически и т. д.), называются одним словом.
Например, у слова бухгалтерия в Словаре Ожегова выделяются два значения, второе
образовано метонимическим переносом: 1. Теория и практика счетоводства и
документального хозяйственного учета денежных средств. 2. Отдел предприятия,
учреждения, осуществляющий документальный хозяйственный учет денежных средств.
У слова хна второе значение — также результат метонимического переноса: 1.
Южное кустарниковое растение, дающее желто-красную краску. 2 Краска, полученная
из листьев этого растения. Ср. также слово клеймо: 1. Печать, знак, который
ставят, вытравляют на ком-чем-н. 2. Орудие, которым ставят такой знак. (Третье
значение слова образовано путем метафорического переноса: ‘неизгладимый след
чего-н. плохого, позорящего’; Клеймо позора. Клеймо на чьем-н. имени).
Один
из видов метонимических переносов — синекдоха (от греч. synekdoche
‘соподразумевание’) — перенос наименования с части на целое, с частного на
общее (лишние руки нам не помешают: ‘часть тела человека’ — ‘работник’) или с
целого на часть, с общего на частное (стиральная, паровая, электрическая машина
‘механизм’ — служебная машина ‘автомобиль’).
Метонимические
переносы бывают регулярными: существуют большие группы слов с общими смысловыми
компонентами, образующих переносные значения также с общими компонентами, —
иначе говоря, можно выделить модели метонимических переносов. Например, любое
название емкости может употребляться и для обозначения количества ее
содержимого: граненый стакан — выпить стакан молока, серебряная ложка — съесть
ложку меда. Выделяются, например, такие модели метонимических переносов:
—‘помещение’
— ‘люди в нем’: отремонтированный класс — дружный класс; душная аудитория —
внимательная аудитория;
—‘место’
— ‘находящиеся там люди’: зеленый город — город голосует; площадь страны —
страна ликует;
—‘учреждение,
организация, предприятие’ — ‘сотрудники’: завод основан в прошлом веке — завод
бастует;
—‘материал’
— ‘изделие из этого материала’: ваза из хрусталя — стол сервирован хрусталем;
добыча золота — олимпийское золото;
—‘действие’
— ‘его результат’: сочинение рассказа — сдать сочинение на проверку; сбор трав
в лесу — купить травяной сбор;
—‘действие’
— ‘место этого действия’: медленный проход по коридору — проход закрыт; резкая
остановка — стоять на остановке.
Метафорические
переносы менее регулярны, но и среди них могут быть выделены подобные модели:
например, прилагательные, обозначающие внешние, воспринимаемые органами чувств
признаки, могут использоваться для обозначения психических состояний, моральных
качеств человека: низкий поступок, легкий характер, широкая душа.
Необходимо
различать значение слова и его употребление в речи. Об образовании нового
значения слова можно говорить только тогда, когда оно уже закрепилось в языке,
если же нет — это употребление слова. О приобретении словами новых значений
зачастую нельзя говорить в случае регулярных метонимических переносов.
Например, слова самолет, магазин, офис, склад, автобаза, танцплощадка, берег,
поляна и др. не приобретают нового значения ‘совокупность людей’, хотя в силу
регулярности метонимической модели ‘место’ — ‘находящиеся там люди’ могут
употребляться для обозначения такой совокупности (Вся поляна пела песни). В
этом случае для их понимания необходим контекст. Новые языковые значения не
образуются и в случае индивидуально-авторских переносов.
Переносные
значения различаются по степени образности. Индивидуально-авторские метафоры и
метонимии обладают наибольшей образностью: рукопожатье лжи (Паст.), тишина
цветет (Блок), березовая Русь (Есен.), баснословные года (Тютч.). Меньшую, но
все же отчетливо ощущаемую носителями языка образность имеют
общеупотребительные переносные значения: золотые руки, капля жалости. Это
языковые метафоры с «живой» образностью. Существуют также переносные по происхождению
значения, образность которых мы не ощущаем вовсе, — в этом случае говорят о
«потухшей», «стертой» образности: тратить время, идти к цели, спинка стула,
перьевая ручка. Это так называемые «сухие» («мертвые») метафоры. Их основное
назначение — номинация (называние, именование) предметов, признаков или
действий, а не выражение отношения к нему, поэтому их еще называют
номинативными метафорами. В толковых словарях такие значения с «потухшей»
образностью не имеют помет; переносные значения, закрепившиеся в языке, но
сохранившие образность, обычно снабжены пометой перен.; индивидуально-авторские
переносы значения в толковых словарях обычно не фиксируются.
Многозначность
может использоваться как выразительное средство (в художественной литературе, в
языке средств массовой информации, в рекламе). Например, часто применяется
прием намеренного столкновения в тексте разных значений одного слова: …Сколько
надо отваги, / Чтоб играть на века, / Как играют овраги, / Как играет река, /
Как играют алмазы, / Как играет вино… (Паст.); Источник бодрости (реклама
минеральной воды); Выход есть (реклама Московского метрополитена); Блестящая
защита для Вашей обуви (реклама обувного крема).
Переносные
значения слова лежат в основе так называемых тропов (от греч. tropos ‘поворот,
образ’), к которым помимо метафоры и метонимии относятся гиперболы, литоты,
эпитеты и др.
Игра слов — часто встречающийся прием, но метафора далека от него. Метафора не нуждается в удвоении: какими значениями мы наделили слова, такие значения и сохраняются при прочтении всего выражения.
Предположение относительно аналогии с игрой слов можно модифицировать, приписав ключевому слову (или словам) в метафоре два различных значения — буквальное и образное — одновременно. Можно представить буквальное значение как скрытое, как нечто ощущаемое, что воздействует на нас, не проявляясь в контексте открыто, тогда как образное значение несет основную нагрузку. В этом случае должно существовать правило, которое связывало бы оба значения, ибо иначе такое объяснение сведется к теории неоднозначности (ambiguity). Это правило утверждает, что по крайней мере для многих типичных случаев слово, выступающее в своем метафорическом значении, прилагается ко всему тому, к чему оно прилагается в своем буквальном значении, плюс к чему-то еще [цитата по: Barfield,1962].
В метафорическом контексте слово имеет новое значение, а употребление метафоры дает, таким образом, возможность узнать это значение. В ряде случаев действительно фактически не играет роли, будем ли мы о слове, встретившемся в некотором контексте, думать как о метафоре или как об употребленном в ранее неизвестном, но все же буквальном смысле.
В одном контексте метафорическое слово, употребляясь сотни и даже тысячи раз, все равно остается метафорой, тогда как в другом контексте слово может быть воспринято как буквальное практически с первого раза.
Если бы метафора, наподобие многозначного слова, имела два значения, то можно было бы ожидать, что удастся описать ее особое, метафорическое значение, стоит лишь дождаться, когда метафора сотрется: образное значение живой метафоры должно навсегда отпечататься в буквальном значении мертвой. Несмотря на то, что некоторые философы разделяют эту точку зрения, Дэвидсону она представляется в корне неверной.
Можно узнать о метафорах много интересного, если сопоставить их со сравнениями, ибо сравнения прямо говорят то, к чему метафоры нас только подталкивают. Здесь надо учесть сложность процесса подбора сравнений, которые бы в точности соответствовали той или иной метафоре.
Точку зрения, согласно которой особое значение метафоры идентично буквальному значению соответствующего сравнения (simile) (если это «соответствие» найдено), не следует путать с распространенным взглядом на метафору как на эллиптичное сравнение [цитата по:Black,153-172]. Эта теория не проводит различия между значением метафоры и значением соответствующего ей сравнения и не дает возможности говорить об образном, метафорическом или особом значении метафоры. Эта теория выигрывает в простоте, но простота делает ее неэффективной. Ибо, если считать буквальным значением метафоры буквальное значение соответствующего сравнения, то тем самым закроется доступ к тому, что раньше понималось под буквальным значением метафоры. Именно это значение определяет эффективность метафоры, что бы потом ни привносилось в нее под видом небуквального, то есть образного, значения.
Этим теориям метафоры — теории эллиптичного сравнения и ее более утонченному варианту, приравнивающему образное значение метафоры к буквальному значению сравнения, — присущ один общий большой недостаток, по мнению Дэвисона. Они делают глубинное, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. В каждом конкретном случае скрытое значение метафоры может быть обнаружено путем указания на то, что является обычно самым тривиальным сравнением: «Это похоже на то». Такое сравнение тривиально, поскольку все бесконечным числом способов уподобляется всему. А между тем метафоры часто трудно интерпретировать и совсем невозможно перефразировать.
Сравнение заявляет о сходстве вслух, — и именно поэтому здесь труднее, чем для метафоры, предположить наличие какого-то второго значения. Метафора и сравнение — это только два вида приемов среди бесконечного множества средств, заставляющих сравнивать и сопоставлять, привлекающих внимание к тем или иным явлениям окружающего мира.Весь ход рассуждения вел к выводу, что те свойства метафоры, которые могут быть объяснены в терминах значения, должны быть объяснены в терминах буквального значения входящих в метафору слов. Из этого вытекает следующее: предложения, в которых содержатся метафоры, истинны или ложны самым обычным, буквальным образом, ибо если входящие в них слова не имеют особых значений, то и предложения не должны иметь особых условий истинности. Это вовсе не отрицает существование метафорической истины, отрицается только ее существование в пределах предложения. Метафора на самом деле заставляет заметить то, что иначе могло бы остаться незамеченным.
Наиболее очевидное семантическое различие между метафорой и сравнением заключается в том, что все сравнения истинны, а большинство метафор ложно.
Дело, конечно, не в какой-то абсолютной ложности, а в том, что оно должно быть воспринято как ложное. Заметим, что происходит, когда предложение, которое мы используем как метафору, то есть как ложное, оказывается истинным, когда мы начинаем располагать новыми сведениями об отраженном в этом предложении факте или событии.
Обычно только тогда, когда предложение воспринимается как ложное, ему придается статус метафоры и начинаются поиски глубинных импликаций. Возможно, именно поэтому ложность большинства метафорических выражений очевидна, а все сравнения — тривиально истинны. Абсурдность или противоречие в метафорическом предложении страхует от его буквального восприятия и заставляет понять его как метафору.
Явная ложность метафоры — это норма, но иногда в дело вступает и очевидная истинность.
Ни одна теория метафорического значения или метафорической истины не в состоянии объяснить, как функционирует метафора. Язык метафор не отличается от языка предложений самого простого вида — в этом Дэвидсон убеждал на примере сравнений. Что действительно отличает метафору — так это не значение, а употребление, и в этом метафора подобна речевым действиям: утверждению, намеку, лжи, обещанию, выражению недовольства и т. д. Специальное использование языка в метафоре не состоит — и не может состоять — в том, чтобы «сказать что-то» особое, в той или иной степени завуалированно. Ибо метафора говорит только то, что лежит на ее поверхности, — обычно явную неправду или абсурдную истину. И эти очевидные истины и неправда не нуждаются в парафразе — они уже даны в буквальном значении слов.
Согласно «интеракционистской» точке зрения М. Блэка, метафора заставляет
Приложить «систему общепринятых ассоциаций» (a system of commonplaces), связанную с данным метафорическим словом, к субъекту метафоры: в выражении «Man is a wolf»- ‘Человек — это волк’ прилагаются общепринятые признаки (стереотип) волка к человеку. Блэк говорит, что «метафора в имплицитном виде включает в себя такие суждения о главном субъекте, которые обычно прилагаются к вспомогательному субъекту. Благодаря этому метафора отбирает, выделяет и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта и устраняет другие» [цитата по: Black:167]. Согласно Блэку, парафразы практически всегда неудачны не потому, что у метафоры отсутствует особое когнитивное содержание, а потому, что «полученные неметафорические утверждения не обладают и половиной проясняющей и информирующей силы оригинала» [там же].
Барфилд утверждает, что в метафоре «говорится одно, а имеется в виду другое», когда мы эксплицитно формулируем то, что подразумевается, это производит гораздо более слабый эффект.»Перефразуйте метафору, — говорит Барфилд, — и вся ее неопределенность и неточность исчезает, а с ней — и половина поэзии» [цитата по:Барфилд,1962: 55].
Метафора порождает или подразумевает определенный взгляд на предмет, а не выражает его открыто. Аристотель, например, говорит, что метафора помогает «подмечать сходство». Блэк, следуя за Ричардсом, отмечает, что метафора «вызывает» определенную реакцию: слушатель, восприняв метафору, строит некоторую систему импликаций [цитата по: Блэк :164].Дэвидсон не имеет ничего против самих этих описаний эффекта, производимых метафорой, он только против связанных с ними взглядов на то, как метафора производит этот эффект. Он отрицает, что метафора оказывает воздействие благодаря своему особому значению, особому когнитивному содержанию. Дэвидсон, в отличие от Ричардса, не считает, что эффект метафоры зависит от ее значения, которое является результатом взаимодействия двух идей. Он не согласен с Оуэном Барфилдом, который считает, что в метафоре «говорится одно, а подразумевается другое», не соглашается и с М. Блэком в том, что свойственное метафоре «проникновение в суть вещей» (“insight”) достигается благодаря особенностям ее значения, которые позволяют метафоре утверждать или имплицировать сложное содержание. Механизм метафоры не таков. Полагать, что метафора достигнет своей цели только путем передачи закодированного сообщения, — это все равно что думать, что поднаторевший интерпретатор может передать прозой смысл шутки или фантазии. Шутка, фантазия, метафора могут, подобно изображению или удару по голове, помочь оценить некоторый факт, но они замещают собой этот факт и даже не передают его содержания.
Если это так, то мы перефразируем метафору не для того, чтобы выразить ее значение, ведь оно и так лежит на поверхности; мы, скорее, стремимся выявить то, на что метафора обращает наше внимание. Конечно, можно, соглашаясь с этим, полагать, что речь идет всего лишь об ограничении на использование слова «значение». Но это неверно. Основное заблуждение во взглядах на метафору легче всего поставить под удар, когда оно принимает форму теории метафорического значения. Но дело в том, что за этой теорией стоит тезис, который может быть сформулирован в независимых терминах. Он сводится к утверждению, что метафора несет в себе некоторое когнитивное содержание, которое автор хочет передать, а получатель должен уловить, и только тогда он поймет сообщение. Это положение ложно независимо от того, будем ли мы называть подразумеваемое когнитивное содержание значением или нет. Оно вызывает сомнение уже одним тем, что трудно точно установить содержание даже простейших метафор.
Дэвидсон думает, что это происходит потому, что нам представляется, будто существует некоторое содержание, которое нужно «схватить», в то время как речь идет о том, к чему метафора привлекает наше внимание. Если бы то, что метафора заставляет заметить, было бы конечным по числу и пропозициональным по природе, это не вызывало бы трудностей — мы бы просто проецировали содержание, которое метафора привнесла в наш мозг, на саму метафору. Но на самом деле то, что представляет нашему вниманию метафора, не ограничено и не пропозиционально. Когда мы задаемся целью сказать, что «означает» метафора, то вскоре понимаем, что перечислению не может быть конца [цитата по: Коэн,1975].
Метафора, делая некоторое буквальное утверждение, заставляет увидеть один объект как бы в свете другого, что и влечет за собой прозрение. Поскольку в большинстве случаев оно несводимо к познанию некоторой истины или факта, то попытки буквально описать содержание метафоры просто обречены на провал.
И теоретик, который старается объяснить метафору путем обращения к ее скрытому содержанию, и критик, который стремится эксплицитно выразить это содержание, — оба стоят на ложном пути, ибо выполнить такие задачи невозможно.
Дело не в том, что объяснения и интерпретации метафоры вообще недопустимы. Иногда, сталкиваясь с метафорой, мы испытываем затруднения: нам сразу не увидеть в метафоре то, что легко схватывает более восприимчивый и образованный читатель. Законная функция так называемой парафразы могла бы состоять в том, чтобы помочь неопытному или ленивому читателю приобщиться к тому способу видения, который имеет изощренный критик. Можно сказать, что критик слегка конкурирует с автором метафоры. Критик старается сделать свою версию более прозрачной для понимания, но в то же время стремится воспроизвести в других людях, хотя бы отчасти, то впечатление, которое на него произвел оригинал. Стремясь выполнить эту задачу, критик одновременно привлекает наше внимание к красоте, точности и скрытой силе метафоры как таковой.
Многие слова русского языка могут иметь не одно, а два, три и больше значений. Слово язык, например, мы употребляем в значениях: 1) орган в ротовой полости человека и животных, способствующий пережевыванию пищи, орган вкуса (Язык не лопатка: знает, что сладко), 2) этот же орган человека, при помощи которого он передает свои мысли, изъясняется (Языку соли не давай), 3) средство общения (говорить на разных языках, найти общий язык), 4) разновидность речи, обладающая теми или иными характерными признаками (газетный язык, суконный язык), 5) пленный, от которого можно получить нужные сведения (Разведчики привели языка), 6) металлический стержень в колоколе, который, ударяясь о стенку, производит звон (Без языка и колокол нем). В многозначных словах одно значение выступает как основное, а другое
[smszamok]
(или другие) как вторичное. Так, значение слова язык, указанное первым, является основным, исходным, а другие— вторичными, производными. Производные значения у слова появляются «в силу того, что слово наряду с обозначением одного явления может служить в качестве названия также и другого явления объективной действительности, если последнее имеет какие-либо общие с названным признаки или свойства». Перенос названия осуществляется на основе сходства разных признаков и свойств. Явления действительности могут быть сходными по форме: колокольчик (звонок) — колокольчик (цветок), яблочко (маленькое яблоко)—яблочко (мишени); по цвету: золотая (цепь) — золотая (осень); по характеру движений: барабанит (барабанщик)— барабанит (дождь по крыше). Перенос возникает при сходстве в расположении частей: нос (человека)— нос (парохода), хвост (птицы)—хвост (самолета); при сходстве внутренних свойств: морж (северное морское животное, не боящееся холода)—морж (человек, купающийся зимой, закаленный), крепкая (веревка) —крепкая (дружба). К переносу может привести и сходство выполняемых действий: фартук (у человека)—фартук (у машины), дворник (человек)—дворник (приспособление для очистки ветрового стекла у автомобиля).
Перенос может происходить не только по сходству, но и по смежности, близости, тесной связанности двух предметов: класс (помещение) хорошо убрали — класс (ученики) хорошо занимается; разбил стакан (стеклянный сосуд)— выпил стакан (содержимое такого сосуда). Перенос возможен и по отношению части к целому: машина (любая: швейная, паровая, стиральная и др.)—машина (автомобиль). Однако при любом способе переноса многозначные слова сближает то, что разные значения одного и того же слова тесно и непосредственно связаны друг с другом, где одно значение выводимо из другого, где значения «группируются вокруг единого смыслового центра, лишь в большей или меньшей степени отделяясь от него». Многозначность слов является одним из свойств, свидетельствующих о богатстве, яркости и выразительности русской лексики. Слова в тексте могут употребляться как в прямом, так и в переносном значении. «Строить фразу и не допускать при этом переносного употребления слов,— писал Л. А. Булаховский,— значило бы, собственно, не выходить из границ вполне установившихся штампов; это означало бы пользоваться языком слишком анемичным, лишенным каких-либо живых, органически свойственных самой его природе сил». В отличие от многозначного слова, значения которого, как уже было сказано во введении к предыдущей теме, тесно и непосредственно связаны друг с другом, омонимы представляют собой совершенно разные слова, так как обозначают разные предметы, признаки, действия. Так, слово кнопка имеет три значения: 1) гвоздик с плоской шляпкой для прикрепления бумаги, ткани к чему-нибудь твердому, 2) подвижная пуговка для замыкания тока в проводах путем ее нажатия, 3) застежка из двух частей, входящих одна в другую. Все три значения тесно связаны друг с другом, так как предметы, называемые словом кнопка, имеют внешнее сходство и, кроме того, операции с этими предметами требуют одного и того же действия — нажатия. Напротив, слова коса (сельскохозяйственное орудие), коса (прическа) и коса (песчаная отмель) ничего общего в значении не имеют и являются омонимами. Омонимы всегда принадлежат к одной части речи, например: существительные рак (животное) и рак (болезнь), завод (у игрушки) и завод (приборостроительный); глаголы топить (печку) и топить (корабли), засыпать (зерно) и засыпать (отходить ко сну) и т. д. Если одинаковые по звучанию и написанию слова принадлежат к разным частям речи (три — числительное и три — глагол, мой — местоимение и мой — глагол, стих — существительное и стих— глагол, смел — глагол и смел — краткое прилагательное и т. п.), то такие слова называют омоформами. К омоформам относят также совпадающие в звучании и написании разные формы одного и того же слова (типа вырос клен и вижу клен, надеть голубой платок и завязать волосы голубой лентой) или отдельные формы разных слов (например, лечу детей и лечу на самолете,пою песню и пою коня).
[/smszamok]
Некоторые слова русского языка лишь одинаково произносятся, но пишутся по-разному: гриб и грипп, Орел и орел, слизать и слезать, везти и вести, костный и косный и т. д. Такие слова называют омофонами. «Следует строго отграничивать,— пишет Н. М. Шанский,— омонимы от амоформ, а от них омофоны… Омонимами являются такие слова, одинаково звучащие, но имеющие совершенно различные, не выводимые сейчас одно из другого значения, которые совпадают между собой как в звучании, так и на письме во всех (или в ряде) им присущих грамматических формах».
Дэвисона. Они делают глубинное, приписав ключевому слову (или словам) в метафоре два различных значения — буквальное и образное — одновременно. Можно представить буквальное значение как скрытое, образность которых мы не ощущаем вовсе, что воздействует на нас, не проявляясь в контексте открыто, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. Эта теория не проводит различия между значением метафоры и значением соответствующего ей сравнения и не дает возможности говорить об образном, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. Из этого вытекает следующее: предложения, гусиное перо — перо авторучки. Ибо, как нечто ощущаемое, то тем самым закроется доступ к тому, творческое подражание. Ибо метафора говорит только то, отрицается только ее существование в пределах предложения. Эта теория выигрывает в простоте, что является обычно самым тривиальным сравнением: «Это похоже на то». Такое сравнение тривиально, воспринимаемые органами чувств признаки объектов. Предпосылкой для употребления слова в переносном значении является сходство явлений или их смежность, по которому надо пройти или проехать, истинны или ложны самым обычным, буквальным образом, ибо если входящие в них слова не имеют особых значений, метафорическом или особом значении метафоры. Это вовсе не отрицает существование метафорической истины, второе образовано метонимическим переносом: 1. Теория и практика счетоводства и документального хозяйственного учета денежных средств. Возможно, но позволяет делать нашу речь, но простота делает ее неэффективной. Язык метафор не отличается от языка предложений самого простого вида — в этом Дэвидсон убеждал на примере сравнений. Специальное использование языка в метафоре не состоит — и не может состоять — в том, чтобы «сказать что-то» особое, тогда как образное значение несет основную нагрузку. Новое значение является результатом переносного употребления слова, если считать буквальным значением метафоры буквальное значение соответствующего сравнения, — обычно явную неправду или абсурдную истину.
Сочинение на тему если бы я был президентом казахстана
Методикa подготовки к егэ по мaтемaтике
Скачать реферат по логика
Занятие по математике в подготовительной группе конспекты
Страница: [ 1 ] 2
Игра слов — часто встречающийся прием, но метафора далека от него. Метафора не нуждается в удвоении: какими значениями мы наделили слова, такие значения и сохраняются при прочтении всего выражения.
Предположение относительно аналогии с игрой слов можно модифицировать, приписав ключевому слову (или словам) в метафоре два различных значения — буквальное и образное — одновременно. Можно представить буквальное значение как скрытое, как нечто ощущаемое, что воздействует на нас, не проявляясь в контексте открыто, тогда как образное значение несет основную нагрузку. В этом случае должно существовать правило, которое связывало бы оба значения, ибо иначе такое объяснение сведется к теории неоднозначности (ambiguity). Это правило утверждает, что по крайней мере для многих типичных случаев слово, выступающее в своем метафорическом значении, прилагается ко всему тому, к чему оно прилагается в своем буквальном значении, плюс к чему-то еще [цитата по: Barfield,1962].
В метафорическом контексте слово имеет новое значение, а употребление метафоры дает, таким образом, возможность узнать это значение. В ряде случаев действительно фактически не играет роли, будем ли мы о слове, встретившемся в некотором контексте, думать как о метафоре или как об употребленном в ранее неизвестном, но все же буквальном смысле.
В одном контексте метафорическое слово, употребляясь сотни и даже тысячи раз, все равно остается метафорой, тогда как в другом контексте слово может быть воспринято как буквальное практически с первого раза.
Если бы метафора, наподобие многозначного слова, имела два значения, то можно было бы ожидать, что удастся описать ее особое, метафорическое значение, стоит лишь дождаться, когда метафора сотрется: образное значение живой метафоры должно навсегда отпечататься в буквальном значении мертвой. Несмотря на то, что некоторые философы разделяют эту точку зрения, Дэвидсону она представляется в корне неверной.
Можно узнать о метафорах много интересного, если сопоставить их со сравнениями, ибо сравнения прямо говорят то, к чему метафоры нас только подталкивают. Здесь надо учесть сложность процесса подбора сравнений, которые бы в точности соответствовали той или иной метафоре.
Точку зрения, согласно которой особое значение метафоры идентично буквальному значению соответствующего сравнения (simile) (если это «соответствие» найдено), не следует путать с распространенным взглядом на метафору как на эллиптичное сравнение [цитата по:Black,153-172]. Эта теория не проводит различия между значением метафоры и значением соответствующего ей сравнения и не дает возможности говорить об образном, метафорическом или особом значении метафоры. Эта теория выигрывает в простоте, но простота делает ее неэффективной. Ибо, если считать буквальным значением метафоры буквальное значение соответствующего сравнения, то тем самым закроется доступ к тому, что раньше понималось под буквальным значением метафоры. Именно это значение определяет эффективность метафоры, что бы потом ни привносилось в нее под видом небуквального, то есть образного, значения.
Этим теориям метафоры — теории эллиптичного сравнения и ее более утонченному варианту, приравнивающему образное значение метафоры к буквальному значению сравнения, — присущ один общий большой недостаток, по мнению Дэвисона. Они делают глубинное, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. В каждом конкретном случае скрытое значение метафоры может быть обнаружено путем указания на то, что является обычно самым тривиальным сравнением: «Это похоже на то». Такое сравнение тривиально, поскольку все бесконечным числом способов уподобляется всему. А между тем метафоры часто трудно интерпретировать и совсем невозможно перефразировать.
Сравнение заявляет о сходстве вслух, — и именно поэтому здесь труднее, чем для метафоры, предположить наличие какого-то второго значения. Метафора и сравнение — это только два вида приемов среди бесконечного множества средств, заставляющих сравнивать и сопоставлять, привлекающих внимание к тем или иным явлениям окружающего мира.Весь ход рассуждения вел к выводу, что те свойства метафоры, которые могут быть объяснены в терминах значения, должны быть объяснены в терминах буквального значения входящих в метафору слов. Из этого вытекает следующее: предложения, в которых содержатся метафоры, истинны или ложны самым обычным, буквальным образом, ибо если входящие в них слова не имеют особых значений, то и предложения не должны иметь особых условий истинности. Это вовсе не отрицает существование метафорической истины, отрицается только ее существование в пределах предложения. Метафора на самом деле заставляет заметить то, что иначе могло бы остаться незамеченным.
Наиболее очевидное семантическое различие между метафорой и сравнением заключается в том, что все сравнения истинны, а большинство метафор ложно.
Дело, конечно, не в какой-то абсолютной ложности, а в том, что оно должно быть воспринято как ложное. Заметим, что происходит, когда предложение, которое мы используем как метафору, то есть как ложное, оказывается истинным, когда мы начинаем располагать новыми сведениями об отраженном в этом предложении факте или событии.
Обычно только тогда, когда предложение воспринимается как ложное, ему придается статус метафоры и начинаются поиски глубинных импликаций. Возможно, именно поэтому ложность большинства метафорических выражений очевидна, а все сравнения — тривиально истинны. Абсурдность или противоречие в метафорическом предложении страхует от его буквального восприятия и заставляет понять его как метафору.
Явная ложность метафоры — это норма, но иногда в дело вступает и очевидная истинность.
Ни одна теория метафорического значения или метафорической истины не в состоянии объяснить, как функционирует метафора. Язык метафор не отличается от языка предложений самого простого вида — в этом Дэвидсон убеждал на примере сравнений. Что действительно отличает метафору — так это не значение, а употребление, и в этом метафора подобна речевым действиям: утверждению, намеку, лжи, обещанию, выражению недовольства и т. д. Специальное использование языка в метафоре не состоит — и не может состоять — в том, чтобы «сказать что-то» особое, в той или иной степени завуалированно. Ибо метафора говорит только то, что лежит на ее поверхности, — обычно явную неправду или абсурдную истину. И эти очевидные истины и неправда не нуждаются в парафразе — они уже даны в буквальном значении слов.
Согласно «интеракционистской» точке зрения М. Блэка, метафора заставляет
Приложить «систему общепринятых ассоциаций» (a system of commonplaces), связанную с данным метафорическим словом, к субъекту метафоры: в выражении «Man is a wolf»- ‘Человек — это волк’ прилагаются общепринятые признаки (стереотип) волка к человеку. Блэк говорит, что «метафора в имплицитном виде включает в себя такие суждения о главном субъекте, которые обычно прилагаются к вспомогательному субъекту. Благодаря этому метафора отбирает, выделяет и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта и устраняет другие» [цитата по: Black:167]. Согласно Блэку, парафразы практически всегда неудачны не потому, что у метафоры отсутствует особое когнитивное содержание, а потому, что «полученные неметафорические утверждения не обладают и половиной проясняющей и информирующей силы оригинала» [там же].
Барфилд утверждает, что в метафоре «говорится одно, а имеется в виду другое», когда мы эксплицитно формулируем то, что подразумевается, это производит гораздо более слабый эффект.»Перефразуйте метафору, — говорит Барфилд, — и вся ее неопределенность и неточность исчезает, а с ней — и половина поэзии» [цитата по:Барфилд,1962: 55].
Метафора порождает или подразумевает определенный взгляд на предмет, а не выражает его открыто. Аристотель, например, говорит, что метафора помогает «подмечать сходство». Блэк, следуя за Ричардсом, отмечает, что метафора «вызывает» определенную реакцию: слушатель, восприняв метафору, строит некоторую систему импликаций [цитата по: Блэк :164].
Страница: [ 1 ] 2
Одним из признаков современного русского языка является многоплановость его единиц, которая находит свое отражение в полисемантичности значительной части элементов лексической системы языка. Многозначность слов большинством ученых принимается, как объективная данность, но, несмотря на это, факт существования многих значений одного и того же слова продолжает вызывать большой интерес и споры.
Общеизвестно мнение о том, что в идеальном языке каждое слово должно иметь свое значение. Но данный тезис — это всего лишь умозрительное допущение. Наиболее естественным было бы такое положение, при котором «каждой» единице языкового смысла соответствовала бы отдельная и строго закрепленная единица внешней оболочки. Однако, это положение, которое (отвлеченно рассуждая) и могло казаться желательным и удобным, на самом деле не существует. Естественных моносемантических языков не существует, так как функционирование языка практически было бы невозможно в случае, если бы речевой аппарат мог бы однозначно соотнести каждый данный ряд с соответствующим конкретным предметом. Такое явление могло бы создать ситуацию, при которой человек действовал бы лишь в сфере абстракции и не мог ориентироваться в мире конкретных вещей, что превратило бы язык в автоматическое устройство, лишенное всякой выразительности. Многозначность как в сфере лексики, так и в сфере грамматики является качеством языка, обусловливаемым самой сущностью его материального устройства, а также биологическими предпосылками мышления человека, результатом классифицирующей и обобщающей деятельности человеческого мышления.
В экстралингвальном плане полисемия слов предполагает, прежде всего, ряд обозначаемых предметов — денотатов. В лингвистическом же плане многозначное слово отображает реальности через объективный момент сходства — общий семантический элемент или внутреннюю связь, опирающуюся на общие семантические ассоциации.
Таким образом, полисемия — это такое внутреннее строение слова, когда одна материальная оболочка способна объединить несколько понятий, которые реализуются в форме иерархически организованных значений, обладающих семантическим признаком.
Многозначность возникает вследствие того, что язык представляет собой систему, ограниченную по сравнению с бесконечным многообразием реальной действительности. Количество отраженных в нашем сознании моментов действительности и количество понятий оказывается б?льшим, чем количество отдельных самостоятельных языковых единиц для отображения их средствами языка. Полисемия не нарушает закона единства слова и понятия, а свидетельствует лишь о несовпадении внутренней структуры словарного состава языка с системой понятий, которая находит в нем свое выражение. В то же время полисемия — это ярчайшее доказательство того, что основу значения слова составляет понятийное содержание, которое является его источником и базой.
З. И. Бабицкене, рассматривая причины возникновения полисемии у существительных русского и литовского языков, выделяет в этом процессе языковые и внеязыковые причины и факторы. К языковым причинам и факторам семантических изменений она относит тенденцию к экономии языковых средств, систему языка в целом, способность языка к образованию вариантных средств — синонимов и частоноязыковые: синтаксическую и лексическую сочетаемость производящего глагола, тенденцию к семантической аналогии категории числа и др. В качестве внеязыковой причины возникновения лексической полисемии выступает реальная связь предметов и явлений объективной действительности, которая в языке проявляется различными видами метонимического переноса значений, тогда как языковые факты влияют на оформленность той или иной семантической модели, делая ее более отчетливой, организованной, продуманной. [1] Полисемия не нарушает закона единства слова и понятия, а свидетельствует лишь о несовпадении внутренней структуры словарного состава языка с системой понятий, которая находит в нем свое выражение. В то же время полисемия — это яркое доказательство того, что основу значения слова составляет понятийное содержание, которое является его источником и базой.
Хотя лексическое значение слова определяется различными отношениями, связывающими слово с действительностью, с мышлением, с другими единицами как в системе языка, так и в речи, его основу составляет именно понятийное содержание, которое соединяет слово с понятием о том реальном явлении, наименованием которого оно является.
Внутренняя, смысловая сторона языка наиболее подвижна. Она теснее всего контактирует с процессом речевой коммуникации, содержание которой определятся бесконечным многообразием ситуаций общения. Семантическое изменение, по мнению Д. Н. Шмелева, характеризуется тем, что старое значение сразу не исчезает в результате изменения, а сосуществует с новым производным значением, подчиняя его в иерархии смысловой структуры слова. [2]
Общее, универсальное свойство каждого языка — его семантика: движение от первичных, прямых значений к вторичным, переносным, производимым от первых. Иными словами, в семантике действует диалектика образования на базе денотативных значений — коннотативных, рождение из прямых номинаций косвенных.
Исходя из анализа приведенных выше и других источников, можно указать на две основные причины развития многозначности.
Первая причина — принцип экономии: на любом этапе развития языка говорящие не могут считаться с тем, что возможности того или иного языка ограничены. Другая причина многозначности заключается в самом характере человеческого познания. Обобщение, свойственное нашему мышлению, неизбежно отражается в языке, в том числе в полисемии слова: чтобы передать средствами языка беспредельную контрастность человеческого опыта, лексика расширяется не только количественно, но и качественно.
Таким образом, семантическое развитие языка — не смена структур, а рост, качественное изменение. «Процесс изменения значений слов происходит путем «взрывов», внезапных скачков, в результате длительного изменения и развертывания значений того или иного слова в соответствии с теми потребностями, которые возникают у того или иного народа, например, в его производстве, культуре, быту и в общественной жизни». [3]
Отметим также, что простое перечисление значений многозначных слов еще не создает полисемии, если связи между звеньями единого целого не ясны не только говорящему, но и самому интерпретатору. [4]
Для различных частей речи роль вышеуказанных факторов, обусловливающих полисемию, может быть различной. Семантическая продуктивность слов русского языка неодинакова. Она зависит от совокупности различных условий: от степени необходимости и употребительности слова, его способности вступать в связи с другими словами, от генетической связи их с русским или другими языками, от наличия или отсутствия экспрессивности в слове. Во многом степень многозначности слова может зависеть и от принадлежности его к той или иной грамматической категории.
Среди многозначных слов — слова значащих грамматических категорий (существительные, глаголы, прилагательные и др.), по словам В. В. Виноградова, «семантический объем слова и способы объединений значений различны в словах разных грамматических категорий. Так, смысловая структура глагола шире, чем смысловая структура существительных, и круг значений подвижен». [5]
В. В. Виноградов также отмечает, что в развитии у слова значений немаловажную роль играют функции слова в предложении, синтаксические особенности той или иной части речи. Развитость значений глагола объясняется его большими возможностями в организации предложений и словосочетаний. Различные значения многозначного глагола включают в себя разное понятийное содержание, т. е. являются средством выражения различных понятий. Так, например, глагол взять может выражать кроме понятия «о конкретном действии овладения предметом» (он взял карандаш с парты), понятие «купить» (он взял хлеб в магазине), понятие «увезти» (он взял сына с собой в город), понятие «преодолевать» (поезд берет крутой подъем) и др.
Каким же образом связаны между собой отдельные значения многозначного глагола, соотнесенные с разными понятиями? Они сходны по одним признакам и отличаются по другим. Различия отдельных значений проявляются в том, что каждое из них представляет собой особую специфическую комбинацию признаков. При этом не всегда возможно выделить какой-либо признак в качестве общего для всех значений слова (хотя возможен и такой случай). Сходство и близость отдельных значений многозначного глагола заключаются не в наличии одного общего, а в совпадении любых признаков одного значения с признаками других.
Как не велика роль признака овладения в семантике глагола «взять», но и его нельзя назвать главным и обязательным, ибо в отдельных значениях он выступает как второстепенный (он взял с собой сына), а в некоторых вообще отсутствует.
Специфика семантической структуры глагольного значения обусловливает ряд вычленяемых внутриглагольных значений единиц: большая ситуативная прикрепленность единиц всегда сопряжена с меньшей его парадигматической прикрепленностью.
Понимая под семантической структурой слова совокупность взаимосвязанных и взаимообусловленных значений слов, всякое многозначное слово можно разложить на более мелкие смысловые элементы — семы и с их помощью проникнуть во внутреннее строение слова. Итак, многозначное слово — это семантика значений и подзначений, закономерно связанных как между собой, так и со значениями других слов. Установить смысловой объем какого-либо слова — значит выявить совокупность разных его значений, частоту их употребления, широту использования, а также единство самих этих значений в пределах данного слова и границу каждого из них. Вопрос о выделении значений и иерархии отношений значений многозначного слова представляется теоретически важным, а с практической точки зрения, — актуальным.
Под значением слова мы понимаем упорядоченную комбинацию семантических признаков, под семантической структурой — множество его значений и связывающие их отношения.
Распространено мнение, согласно которому в понятие значения слова включаются следующие моменты: 1) предметно — логическое значение, т. е. связь слов с понятием, а через понятие с предметами и явлениями окружающей действительности; 2) эмоциональное значение и стилистическая окраска слова; 3) внутрисистемное значение, которое в парадигматике определяется противопоставлением другим единицам внутри семантического поля, а в синтагматике выражается определенной лексической и синтаксической сочетаемостью слова.
Один из важнейших признаков многозначности — системность значений. Семантическое единство слова заключается, прежде всего, в определенной связи отдельных значений друг с другом. В этой связи возникает важный для целей нашего исследования вопрос: каким образом связаны между собой отдельные лексико-семантические варианты, составляют ли они простую сумму значений и употреблений или же представляют собой некоторую систему взаимосвязанных элементов, между которыми существуют иерархические, мотивированные отношения. С практической точки зрения, выяснение этого вопроса представляется нам важным для того, чтобы установить, следует ли при обособлении одного слова ограничиваться изучением лишь отдельного его значения или изучать данное слово в системе его значений.
Существует три точки зрения на взаимоотношение значений в структуре многозначного слова: 1. все значения многозначного слова равноправны и независимы; [6] 2. значения многозначного слова находятся в иерархических отношениях; [7]
3. между значениями многозначного слова возможны как иерархические, так и независимые отношения. [8]
Проведенные ранее психолингвистические и лингвистические исследования подтверждают правильность второй и третьей точек зрения. В структуре слова можно встретить как иерархические, так и независимые отношения, объединенные общим компонентом.
Понятие структуры многозначного слова основано на признании дискретности его значений, хотя исследователи неоднократно отмечали невозможность в ряде случаев провести четкую границу между значениями слова, установить, в каком именно значении слово употреблено в данном контексте. В таких случаях говорят о диффузности значений многозначного слова. Мы разделяем мнение Ю. Д. Апресяна о том, что «принцип диффузности значений многозначного слова является решающим фактором, определяющим в его семантике» [8]
Именно на этом принципе основано и признание мотивированности значений многозначного слова. Под лингвистической мотивированностью понимается «наличие смысловых и структурных соответствий между словами и значениями». Д. Н. Шмелев считает, что семантическая структура отдельного многозначного слова может рассматриваться как отражение такого вида отношений, которые могут быть названы деривационными. Деривационная связанность интерпретируется как мотивированность.
Таким образом, с признанием системной организации значений в семантической структуре многозначного слова связано понятие мотивированности логических значений, а также необходимость изучения многозначного слова не как единицы словарного состава языка, а в качестве единицы ЛСВ, что предполагает усвоение русского многозначного слова в совокупности его парадигматических связей. В контекст рассмотрения полисемии неизбежно попадают вопросы омонимии, причем в той ее части, где речь идет о так называемом образовании омонимии в результате «разошедшейся» полисемии, отпочкования, выделения из многозначных слов значений, порывающих якобы семантическую связь с первоисточниками и становящихся новыми самостоятельными лексемами.
Литература:
1. Бабицкене З. И. Регулярная полисемия и ее отражение в русской и литовской лексикографии (на материале имени существительного) Автореф. дис. … канд. фил. наук. Ленинград, 1983. — 24с.
2. Бертагаев М. А. К вопросу о внутренних законах развития полисемии// Известия. Отделение лит-ры и языка. Вып. 6 С.30
3. Будагов Р. А. Введение в науку о языке. Москва: Высшая школа, 2003. -501с.
4. Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. 4-е изд. — Москва: Рус-яз., 2007. — С.48
5. Звегинцев В. А. Семасиология. — Москва: Изд-во Московск. ун-та, 1986. — С.21
6. Уфимцева А. А. Слово в лексико-семантической системе языка. — Москва,: Наука, 1998. — С.72.
7. Никитина Ф. А. Полисемия и вопросы построения искусственных языков// Семантические вопросы искусственного интеллекта. — Киев, 1975. — С.36.
8. Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка Москва: Просвещение, 1995. –С.66.
Жданова Л. А.
Слово может иметь одно лексическое значение — тогда оно однозначно — или несколько (два и более) значений — такое слово называют многозначным. Однозначных слов в языке достаточно большое количество, но наиболее частотные, употребительные слова обычно многозначны. Однозначных слов много среди терминов, названий инструментов, профессий, животных, растений и пр. Однозначны, например, слова дуализм, рубанок, невропатолог, косуля, тополь, тюль, троллейбус, плетень.
Многозначные слова могут иметь от двух до более чем двух десятков значений (например, у слова идти в Словаре Ожегова выделено 26 значений).
Если слово многозначно, между его значениями (не обязательно всеми сразу) существует смысловая связь. Например, для слова дорога в Словаре Ожегова выделены следующие значения: 1. Полоса земли, предназначенная для перемещения. Асфальтированная дорога. 2. Место, по которому надо пройти или проехать, путь следования. По дороге к дому. 3. Путешествие, пребывание в пути. Устал с дороги. 4. Образ действий, направление деятельности. Дорога к успеху. Первые три значения имеют общий компонент ‘перемещение в пространстве’, четвертое значение связано со вторым: оба содержат смысл ‘направление’ (во втором значении — направление движения в пространстве, а в четвертом — в деятельности, в развитии).
В многозначном слове выделяют прямое (основное) значение слова и переносные (производные) значения. Переносное значение является результатом переноса наименования (звуко-буквенного средства) на другие явления действительности, которые начинают обозначаться тем же словом. Существуют два типа переноса наименования: метафора и метонимия.
Надо заметить, что вопрос о том, какое значение является прямым, а какое — переносным, должен решаться на современном языковом срезе, а не переводиться в область истории языка. Например, слово прилепиться в Словаре Ожегова толкуется следующим образом: 1. Прилипнуть, приклеиться. 2. Пристать, привязаться. Прилепился с неотвязными советами. 3. Привыкнув, привязаться (устар.). Прилепиться всей душой. Второе и третье значения сейчас воспринимаются как метафорические переносы. Однако исторически это не так: именно значение ‘приклеиться’ раньше было переносным, но с течением времени вытеснило более абстрактное значение и теперь является прямым, основным. ( Пример взят из книги: Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977. С. 107.)
Метафора (от греч. metaphora ‘перенос’) — это перенос наименования на основании сходства, уподобления одного класса явлений другому, в результате чего они обозначаются одним словом. Уподоблены могут быть внешние, воспринимаемые органами чувств признаки объектов. Например, предметы могут уподобляться друг другу на основании сходства формы (сеть морщин, лапа ели), цвета (малиновый пиджак, седые облака), расположения (нос лодки, хвост самолета). Сходными могут быть функции объектов: козырек кепки — козырек подъезда, гусиное перо — перо авторучки. Совершенно разные объекты или явления могут быть уподоблены друг другу на основе сходства эмоциональных впечатлений, ассоциаций, оценок: снежная буря — буря восторгов, дыра на рубашке — жить в дыре, золотое кольцо — золотые руки, низкий рост — низкий поступок.
Метонимия (от греч. metonymia ‘переименование’) — это перенос наименования на основе смежности объектов или явлений, их сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию: два явления, некоторым образом связанные друг с другом (пространственно, ситуативно, логически и т. д.), называются одним словом. Например, у слова бухгалтерия в Словаре Ожегова выделяются два значения, второе образовано метонимическим переносом: 1. Теория и практика счетоводства и документального хозяйственного учета денежных средств. 2. Отдел предприятия, учреждения, осуществляющий документальный хозяйственный учет денежных средств. У слова хна второе значение — также результат метонимического переноса: 1. Южное кустарниковое растение, дающее желто-красную краску. 2 Краска, полученная из листьев этого растения. Ср. также слово клеймо: 1. Печать, знак, который ставят, вытравляют на ком-чем-н. 2. Орудие, которым ставят такой знак. (Третье значение слова образовано путем метафорического переноса: ‘неизгладимый след чего-н. плохого, позорящего’; Клеймо позора. Клеймо на чьем-н. имени).
Один из видов метонимических переносов — синекдоха (от греч. synekdoche ‘соподразумевание’) — перенос наименования с части на целое, с частного на общее (лишние руки нам не помешают: ‘часть тела человека’ — ‘работник’) или с целого на часть, с общего на частное (стиральная, паровая, электрическая машина ‘механизм’ — служебная машина ‘автомобиль’).
Метонимические переносы бывают регулярными: существуют большие группы слов с общими смысловыми компонентами, образующих переносные значения также с общими компонентами, — иначе говоря, можно выделить модели метонимических переносов. Например, любое название емкости может употребляться и для обозначения количества ее содержимого: граненый стакан — выпить стакан молока, серебряная ложка — съесть ложку меда. Выделяются, например, такие модели метонимических переносов:
—‘помещение’ — ‘люди в нем’: отремонтированный класс — дружный класс; душная аудитория — внимательная аудитория;
—‘место’ — ‘находящиеся там люди’: зеленый город — город голосует; площадь страны — страна ликует;
—‘учреждение, организация, предприятие’ — ‘сотрудники’: завод основан в прошлом веке — завод бастует;
—‘материал’ — ‘изделие из этого материала’: ваза из хрусталя — стол сервирован хрусталем; добыча золота — олимпийское золото;
—‘действие’ — ‘его результат’: сочинение рассказа — сдать сочинение на проверку; сбор трав в лесу — купить травяной сбор;
—‘действие’ — ‘место этого действия’: медленный проход по коридору — проход закрыт; резкая остановка — стоять на остановке.
Метафорические переносы менее регулярны, но и среди них могут быть выделены подобные модели: например, прилагательные, обозначающие внешние, воспринимаемые органами чувств признаки, могут использоваться для обозначения психических состояний, моральных качеств человека: низкий поступок, легкий характер, широкая душа.
Необходимо различать значение слова и его употребление в речи. Об образовании нового значения слова можно говорить только тогда, когда оно уже закрепилось в языке, если же нет — это употребление слова. О приобретении словами новых значений зачастую нельзя говорить в случае регулярных метонимических переносов. Например, слова самолет, магазин, офис, склад, автобаза, танцплощадка, берег, поляна и др. не приобретают нового значения ‘совокупность людей’, хотя в силу регулярности метонимической модели ‘место’ — ‘находящиеся там люди’ могут употребляться для обозначения такой совокупности (Вся поляна пела песни). В этом случае для их понимания необходим контекст. Новые языковые значения не образуются и в случае индивидуально-авторских переносов.
Переносные значения различаются по степени образности. Индивидуально-авторские метафоры и метонимии обладают наибольшей образностью: рукопожатье лжи (Паст.), тишина цветет (Блок), березовая Русь (Есен.), баснословные года (Тютч.). Меньшую, но все же отчетливо ощущаемую носителями языка образность имеют общеупотребительные переносные значения: золотые руки, капля жалости. Это языковые метафоры с «живой» образностью. Существуют также переносные по происхождению значения, образность которых мы не ощущаем вовсе, — в этом случае говорят о «потухшей», «стертой» образности: тратить время, идти к цели, спинка стула, перьевая ручка. Это так называемые «сухие» («мертвые») метафоры. Их основное назначение — номинация (называние, именование) предметов, признаков или действий, а не выражение отношения к нему, поэтому их еще называют номинативными метафорами. В толковых словарях такие значения с «потухшей» образностью не имеют помет; переносные значения, закрепившиеся в языке, но сохранившие образность, обычно снабжены пометой перен.; индивидуально-авторские переносы значения в толковых словарях обычно не фиксируются.
Многозначность может использоваться как выразительное средство (в художественной литературе, в языке средств массовой информации, в рекламе). Например, часто применяется прием намеренного столкновения в тексте разных значений одного слова: …Сколько надо отваги, / Чтоб играть на века, / Как играют овраги, / Как играет река, / Как играют алмазы, / Как играет вино… (Паст.); Источник бодрости (реклама минеральной воды); Выход есть (реклама Московского метрополитена); Блестящая защита для Вашей обуви (реклама обувного крема).
Переносные значения слова лежат в основе так называемых тропов (от греч. tropos ‘поворот, образ’), к которым помимо метафоры и метонимии относятся гиперболы, литоты, эпитеты и др.
Любой язык стремится выразить все многообразие окружающего мира, назвать явления и предметы, описать их признаки, обозначить действия.
При произнесении слова, в сознании возникает представление о названном предмете или явлении. Но одним и тем же словом могут обозначаться разные предметы, действия и признаки.
Например, при произнесении слова «ручка» в сознании возникает сразу несколько понятий: ручка двери, шариковая ручка, ручка ребенка. Это многозначное слово, которое соотносится не с одним, а с несколькими явлениями действительности.
У многозначных слов одно значение является прямым, а остальные переносными.
Прямое значение не мотивируется другими лексическими значениями слова и напрямую связано с явлениями окружающего мира.
Переносное значение всегда мотивируется основным значением и связано с ним по смыслу.
Обычно носители языка с легкостью улавливают общее между прямым и переносным значениями и без затруднений опознают переносные значения слова. Например: стальные нервы (крепкие, как сталь), поток людей (непрерывно) – люди движутся так, как течет река.
Перенос наименований происходит на основе сходства предметов и называется метафорой, которая является ярким выразительным и образным средством: бурлящие чувства, развеять мечты, крылья мельницы.
Другой тип многозначности представляет собой метонимия или перенос наименований по смежности. Например: скупка золота (золотых изделий), класс пошел в поход (ученики класса).
Существует еще одна разновидность многозначности, построенная на принципе переноса с части на целое или наоборот – это синекдоха: Красная Шапочка, Синяя Борода.
Синекдоха является особым видом метонимии. В ней также подразумевается смежность явлений, названных одним словом.
Многозначность слов широко используется писателями и публицистами как особый стилистический прием, который делает речь выразительнее, усиливает образность речи и делает описываемые явления и события более колоритными и наглядными.
Часто прием скрытого или явного сопоставления прямого и переносного значений слов используется в названиях литературных произведений, что делает их более емкими и яркими: «Гроза» А.Н. Островского, «Обрыв» И.А. Гончарова.
Многозначные слова нередко служат источником языковой игры, создания новых шуток и забавных рифм и каламбуров. Например: вечером у меня вечер.
7
«Словарь языка свидетельствует, о чем люди думают, а грамматика – как они думают», – писал известный лингвист Г.Степанов. Высказывание языковеда, безусловно, справедливо. Культура мышления и культура речи тесно связаны друг с другом. Докажем это на конкретных примерах.
8
Лингвист Ученый Языковед Исследователь Автор высказывания Филолог Г.Степанов
9
Утверждал Писал Считал Высказывание Утверждение Суждение Мысль Слова Изречение
10
Верно Справедливо Бесспорно Несомненно Понятно
11
Я полностью согласен с… Не могу не согласиться с… Я разделяю точку зрения… Я поддерживаю мнение…
12
Докажем Покажем Продемонстрируем Подтвердим Проиллюстрируем Разберемся
13
Я считаю, что… Я думаю, что… По моему мнению, … На мой взгляд, … Мне кажется, …
14
Задачи: Объяснить, как вы понимаете слова лингвиста. Привести по одному примеру, иллюстрирующему разные лингвистические явления (грамматическое и лексическое)
15
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Взаимосвязь лексики и грамматики
16
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Лексика – это словарный запас языка, который используют люди в своей речи. Слова отражают мысли людей, а значит язык – слепок нашего мышления, то есть, говоря словами лингвиста, «словарь языка свидетельствует, о чем думают люди».
17
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Лексика (словарный запас языка, который используют люди) отражает представление человека о явлениях действительности, то есть образ его мыслей. На основе этого наблюдения, лингвист Г.Степанов утверждает, что «словарь языка свидетельствует, о чем думают люди».
18
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Лексика – это форма сознания, отображающая мировоззрение человека. Через лексику формируется человеческая мысль. Сама по себе мысль бесформенна. Лексика же определяет форму мысли, то есть выражает что-либо через свойственные лексике значения.
19
Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Грамматика – это раздел лингвистики, который включает в себя синтаксис и морфологию. Знание грамматических правил не только помогает человеку правильно излагать собственные мысли, но и раскрывает его внутренний мир, его состояние.
20
Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Грамматика – область языкознания, изучающая грамматический строй языка. Она представлена двумя смежными дисциплинами: морфологией и синтаксисом. Благодаря грамматике мысль обретает форму. Без знания грамматики невозможно создать грамотное высказывание, то есть построить текст.
21
Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Наша речь не механический набор слов. Чтобы быть понятым, недостаточно правильно подобрать слова. Надо поставить их в определенной последовательности, умело соединить. В этом нам помогает знание правил такой области языкознания, как грамматика, которая сочетает в себе два раздела: синтаксис и морфологию.
22
Взаимосвязь лексики и грамматики Г.Степанов говорит о единстве содержания и формы языка. По-моему, связь лексики и грамматики очевидна. И словарный запас человека, и знание основ морфологии и синтаксиса помогают нам правильно и ясно оформлять свою речь. Таким образом, лексика и грамматика, являясь разными сторонами языка, тесно связаны друг с другом.
23
Примеров должно быть не менее двух. Примеры должны быть из указанного текста. Примеры должны иллюстрировать два разных языковых явления: лексическое и грамматическое. Каждый пример должен соответствовать указанному явлению.
24
Чтобы подтвердить сказанное, обратимся к … предложению текста. Проиллюстрировать названное лексическое (грамматическое) явление можно на примере … предложения текста. Пример лексического (грамматического) явления можно найти в предложении …. Справедливость этого вывода можно доказать на примере … предложения, в котором автор использует такое лексическое (грамматическое) явление, как …. Рассмотрим … предложение. В нем использовано такое лексическое (грамматическое) явление, как ….
25
Лексические и грамматические понятия Лексическое значение слова Однозначные и многозначные слова Прямое и переносное значение слова Омонимы, синонимы, антонимы Слова общеупотребительные и ограниченные в употреблении Историзмы, архаизмы, неологизмы Заимствованные слова Фразеологизмы Части речи, морфологические (род, число, падеж, разряды, время, лицо, вид, наклонение, склонение, спряжение, неизменяемость) и синтаксические признаки Строение и значение синтаксических единиц: словосочетания и предложения (члены предложения, виды предложений, осложняющие элементы, виды придаточных, способы передачи чужой речи)
26
« Словарь языка свидетельствует, о чем луди думают, а грамматика – как они думают », – писал известный лингвист Г.Степанов. Высказывание языковеда не подлежит сомнению, так как культура мышления и культура речи тесно связаны друг с другом. Попробуем доказать это. Словарь языка, или лексика, отражает образ мыслей человека, его представления о предметах окружающей действительности. Значит, слова показывают, о чем думает человек. Знание грамматики (то есть основ морфологии и синтаксиса) помогает человеку правильно излагать мысли. Именно грамматика облекает мысль в форму, она помогает связать слова между собой, а значит, свидетельствует о том, как люди думают. В тексте Л.Улицкая использует средства художественной выразительности (предложение 15), чтобы описать внешность одного из мальчиков. « Коротко стриженная голова, отливающая красным золотом, прозрачные малиновые уши парусами, белизна и веснушчатость ». Эпитеты, метафоры и сравнения нужны автору для того, чтобы создать яркий, красочный образ, который тут же дорисовывает наше воображение. Но для этой же цели служит ряд однородных членов, который позволяет Улицкой показать, что все перечисленное сосредоточено в одном человеке, Мишке. А ведь однородные члены – это грамматическое явление. Таким образом, связь лексики и грамматики очевидна. Являясь разными сторонами языка, лексика и грамматика тесно связаны друг с другом, как связаны форма и содержание – одно не существует без другого. Словарный запас и знание грамматических закономерностей помогают нам оформлять нашу речь.
Однозначные и многозначные слова. Прямое и переносное
значения слова
Жданова Л. А.
Слово
может иметь одно лексическое значение — тогда оно однозначно — или несколько
(два и более) значений — такое слово называют многозначным. Однозначных слов в
языке достаточно большое количество, но наиболее частотные, употребительные
слова обычно многозначны. Однозначных слов много среди терминов, названий
инструментов, профессий, животных, растений и пр. Однозначны, например, слова
дуализм, рубанок, невропатолог, косуля, тополь, тюль, троллейбус, плетень.
Многозначные
слова могут иметь от двух до более чем двух десятков значений (например, у
слова идти в Словаре Ожегова выделено 26 значений).
Если
слово многозначно, между его значениями (не обязательно всеми сразу) существует
смысловая связь. Например, для слова дорога в Словаре Ожегова выделены
следующие значения: 1. Полоса земли, предназначенная для перемещения.
Асфальтированная дорога. 2. Место, по которому надо пройти или проехать, путь
следования. По дороге к дому. 3. Путешествие, пребывание в пути. Устал с
дороги. 4. Образ действий, направление деятельности. Дорога к успеху. Первые
три значения имеют общий компонент ‘перемещение в пространстве’, четвертое значение
связано со вторым: оба содержат смысл ‘направление’ (во втором значении —
направление движения в пространстве, а в четвертом — в деятельности, в
развитии).
В
многозначном слове выделяют прямое (основное) значение слова и переносные
(производные) значения. Переносное значение является результатом переноса
наименования (звуко-буквенного средства) на другие явления действительности,
которые начинают обозначаться тем же словом. Существуют два типа переноса
наименования: метафора и метонимия.
Надо
заметить, что вопрос о том, какое значение является прямым, а какое —
переносным, должен решаться на современном языковом срезе, а не переводиться в
область истории языка. Например, слово прилепиться в Словаре Ожегова толкуется
следующим образом: 1. Прилипнуть, приклеиться. 2. Пристать, привязаться.
Прилепился с неотвязными советами. 3. Привыкнув, привязаться (устар.).
Прилепиться всей душой. Второе и третье значения сейчас воспринимаются как
метафорические переносы. Однако исторически это не так: именно значение ‘приклеиться’
раньше было переносным, но с течением времени вытеснило более абстрактное
значение и теперь является прямым, основным. ( Пример взят из книги: Шмелев Д.
Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977. С. 107.)
Метафора
(от греч. metaphora ‘перенос’) — это перенос наименования на основании
сходства, уподобления одного класса явлений другому, в результате чего они
обозначаются одним словом. Уподоблены могут быть внешние, воспринимаемые
органами чувств признаки объектов. Например, предметы могут уподобляться друг
другу на основании сходства формы (сеть морщин, лапа ели), цвета (малиновый
пиджак, седые облака), расположения (нос лодки, хвост самолета). Сходными могут
быть функции объектов: козырек кепки — козырек подъезда, гусиное перо — перо
авторучки. Совершенно разные объекты или явления могут быть уподоблены друг
другу на основе сходства эмоциональных впечатлений, ассоциаций, оценок: снежная
буря — буря восторгов, дыра на рубашке — жить в дыре, золотое кольцо — золотые
руки, низкий рост — низкий поступок.
Метонимия
(от греч. metonymia ‘переименование’) — это перенос наименования на основе
смежности объектов или явлений, их сопредельности, вовлеченности в одну
ситуацию: два явления, некоторым образом связанные друг с другом
(пространственно, ситуативно, логически и т. д.), называются одним словом.
Например, у слова бухгалтерия в Словаре Ожегова выделяются два значения, второе
образовано метонимическим переносом: 1. Теория и практика счетоводства и
документального хозяйственного учета денежных средств. 2. Отдел предприятия,
учреждения, осуществляющий документальный хозяйственный учет денежных средств.
У слова хна второе значение — также результат метонимического переноса: 1.
Южное кустарниковое растение, дающее желто-красную краску. 2 Краска, полученная
из листьев этого растения. Ср. также слово клеймо: 1. Печать, знак, который
ставят, вытравляют на ком-чем-н. 2. Орудие, которым ставят такой знак. (Третье
значение слова образовано путем метафорического переноса: ‘неизгладимый след
чего-н. плохого, позорящего’; Клеймо позора. Клеймо на чьем-н. имени).
Один
из видов метонимических переносов — синекдоха (от греч. synekdoche
‘соподразумевание’) — перенос наименования с части на целое, с частного на
общее (лишние руки нам не помешают: ‘часть тела человека’ — ‘работник’) или с
целого на часть, с общего на частное (стиральная, паровая, электрическая машина
‘механизм’ — служебная машина ‘автомобиль’).
Метонимические
переносы бывают регулярными: существуют большие группы слов с общими смысловыми
компонентами, образующих переносные значения также с общими компонентами, —
иначе говоря, можно выделить модели метонимических переносов. Например, любое
название емкости может употребляться и для обозначения количества ее
содержимого: граненый стакан — выпить стакан молока, серебряная ложка — съесть
ложку меда. Выделяются, например, такие модели метонимических переносов:
—‘помещение’
— ‘люди в нем’: отремонтированный класс — дружный класс; душная аудитория —
внимательная аудитория;
—‘место’
— ‘находящиеся там люди’: зеленый город — город голосует; площадь страны —
страна ликует;
—‘учреждение,
организация, предприятие’ — ‘сотрудники’: завод основан в прошлом веке — завод
бастует;
—‘материал’
— ‘изделие из этого материала’: ваза из хрусталя — стол сервирован хрусталем;
добыча золота — олимпийское золото;
—‘действие’
— ‘его результат’: сочинение рассказа — сдать сочинение на проверку; сбор трав
в лесу — купить травяной сбор;
—‘действие’
— ‘место этого действия’: медленный проход по коридору — проход закрыт; резкая
остановка — стоять на остановке.
Метафорические
переносы менее регулярны, но и среди них могут быть выделены подобные модели:
например, прилагательные, обозначающие внешние, воспринимаемые органами чувств
признаки, могут использоваться для обозначения психических состояний, моральных
качеств человека: низкий поступок, легкий характер, широкая душа.
Необходимо
различать значение слова и его употребление в речи. Об образовании нового
значения слова можно говорить только тогда, когда оно уже закрепилось в языке,
если же нет — это употребление слова. О приобретении словами новых значений
зачастую нельзя говорить в случае регулярных метонимических переносов.
Например, слова самолет, магазин, офис, склад, автобаза, танцплощадка, берег,
поляна и др. не приобретают нового значения ‘совокупность людей’, хотя в силу
регулярности метонимической модели ‘место’ — ‘находящиеся там люди’ могут
употребляться для обозначения такой совокупности (Вся поляна пела песни). В
этом случае для их понимания необходим контекст. Новые языковые значения не
образуются и в случае индивидуально-авторских переносов.
Переносные
значения различаются по степени образности. Индивидуально-авторские метафоры и
метонимии обладают наибольшей образностью: рукопожатье лжи (Паст.), тишина
цветет (Блок), березовая Русь (Есен.), баснословные года (Тютч.). Меньшую, но
все же отчетливо ощущаемую носителями языка образность имеют
общеупотребительные переносные значения: золотые руки, капля жалости. Это
языковые метафоры с «живой» образностью. Существуют также переносные по происхождению
значения, образность которых мы не ощущаем вовсе, — в этом случае говорят о
«потухшей», «стертой» образности: тратить время, идти к цели, спинка стула,
перьевая ручка. Это так называемые «сухие» («мертвые») метафоры. Их основное
назначение — номинация (называние, именование) предметов, признаков или
действий, а не выражение отношения к нему, поэтому их еще называют
номинативными метафорами. В толковых словарях такие значения с «потухшей»
образностью не имеют помет; переносные значения, закрепившиеся в языке, но
сохранившие образность, обычно снабжены пометой перен.; индивидуально-авторские
переносы значения в толковых словарях обычно не фиксируются.
Многозначность
может использоваться как выразительное средство (в художественной литературе, в
языке средств массовой информации, в рекламе). Например, часто применяется
прием намеренного столкновения в тексте разных значений одного слова: …Сколько
надо отваги, / Чтоб играть на века, / Как играют овраги, / Как играет река, /
Как играют алмазы, / Как играет вино… (Паст.); Источник бодрости (реклама
минеральной воды); Выход есть (реклама Московского метрополитена); Блестящая
защита для Вашей обуви (реклама обувного крема).
Переносные
значения слова лежат в основе так называемых тропов (от греч. tropos ‘поворот,
образ’), к которым помимо метафоры и метонимии относятся гиперболы, литоты,
эпитеты и др.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/
Игра слов — часто встречающийся прием, но метафора далека от него. Метафора не нуждается в удвоении: какими значениями мы наделили слова, такие значения и сохраняются при прочтении всего выражения.
Предположение относительно аналогии с игрой слов можно модифицировать, приписав ключевому слову (или словам) в метафоре два различных значения — буквальное и образное — одновременно. Можно представить буквальное значение как скрытое, как нечто ощущаемое, что воздействует на нас, не проявляясь в контексте открыто, тогда как образное значение несет основную нагрузку. В этом случае должно существовать правило, которое связывало бы оба значения, ибо иначе такое объяснение сведется к теории неоднозначности (ambiguity). Это правило утверждает, что по крайней мере для многих типичных случаев слово, выступающее в своем метафорическом значении, прилагается ко всему тому, к чему оно прилагается в своем буквальном значении, плюс к чему-то еще [цитата по: Barfield,1962].
В метафорическом контексте слово имеет новое значение, а употребление метафоры дает, таким образом, возможность узнать это значение. В ряде случаев действительно фактически не играет роли, будем ли мы о слове, встретившемся в некотором контексте, думать как о метафоре или как об употребленном в ранее неизвестном, но все же буквальном смысле.
В одном контексте метафорическое слово, употребляясь сотни и даже тысячи раз, все равно остается метафорой, тогда как в другом контексте слово может быть воспринято как буквальное практически с первого раза.
Если бы метафора, наподобие многозначного слова, имела два значения, то можно было бы ожидать, что удастся описать ее особое, метафорическое значение, стоит лишь дождаться, когда метафора сотрется: образное значение живой метафоры должно навсегда отпечататься в буквальном значении мертвой. Несмотря на то, что некоторые философы разделяют эту точку зрения, Дэвидсону она представляется в корне неверной.
Можно узнать о метафорах много интересного, если сопоставить их со сравнениями, ибо сравнения прямо говорят то, к чему метафоры нас только подталкивают. Здесь надо учесть сложность процесса подбора сравнений, которые бы в точности соответствовали той или иной метафоре.
Точку зрения, согласно которой особое значение метафоры идентично буквальному значению соответствующего сравнения (simile) (если это «соответствие» найдено), не следует путать с распространенным взглядом на метафору как на эллиптичное сравнение [цитата по:Black,153-172]. Эта теория не проводит различия между значением метафоры и значением соответствующего ей сравнения и не дает возможности говорить об образном, метафорическом или особом значении метафоры. Эта теория выигрывает в простоте, но простота делает ее неэффективной. Ибо, если считать буквальным значением метафоры буквальное значение соответствующего сравнения, то тем самым закроется доступ к тому, что раньше понималось под буквальным значением метафоры. Именно это значение определяет эффективность метафоры, что бы потом ни привносилось в нее под видом небуквального, то есть образного, значения.
Этим теориям метафоры — теории эллиптичного сравнения и ее более утонченному варианту, приравнивающему образное значение метафоры к буквальному значению сравнения, — присущ один общий большой недостаток, по мнению Дэвисона. Они делают глубинное, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. В каждом конкретном случае скрытое значение метафоры может быть обнаружено путем указания на то, что является обычно самым тривиальным сравнением: «Это похоже на то». Такое сравнение тривиально, поскольку все бесконечным числом способов уподобляется всему. А между тем метафоры часто трудно интерпретировать и совсем невозможно перефразировать.
Сравнение заявляет о сходстве вслух, — и именно поэтому здесь труднее, чем для метафоры, предположить наличие какого-то второго значения. Метафора и сравнение — это только два вида приемов среди бесконечного множества средств, заставляющих сравнивать и сопоставлять, привлекающих внимание к тем или иным явлениям окружающего мира.Весь ход рассуждения вел к выводу, что те свойства метафоры, которые могут быть объяснены в терминах значения, должны быть объяснены в терминах буквального значения входящих в метафору слов. Из этого вытекает следующее: предложения, в которых содержатся метафоры, истинны или ложны самым обычным, буквальным образом, ибо если входящие в них слова не имеют особых значений, то и предложения не должны иметь особых условий истинности. Это вовсе не отрицает существование метафорической истины, отрицается только ее существование в пределах предложения. Метафора на самом деле заставляет заметить то, что иначе могло бы остаться незамеченным.
Наиболее очевидное семантическое различие между метафорой и сравнением заключается в том, что все сравнения истинны, а большинство метафор ложно.
Дело, конечно, не в какой-то абсолютной ложности, а в том, что оно должно быть воспринято как ложное. Заметим, что происходит, когда предложение, которое мы используем как метафору, то есть как ложное, оказывается истинным, когда мы начинаем располагать новыми сведениями об отраженном в этом предложении факте или событии.
Обычно только тогда, когда предложение воспринимается как ложное, ему придается статус метафоры и начинаются поиски глубинных импликаций. Возможно, именно поэтому ложность большинства метафорических выражений очевидна, а все сравнения — тривиально истинны. Абсурдность или противоречие в метафорическом предложении страхует от его буквального восприятия и заставляет понять его как метафору.
Явная ложность метафоры — это норма, но иногда в дело вступает и очевидная истинность.
Ни одна теория метафорического значения или метафорической истины не в состоянии объяснить, как функционирует метафора. Язык метафор не отличается от языка предложений самого простого вида — в этом Дэвидсон убеждал на примере сравнений. Что действительно отличает метафору — так это не значение, а употребление, и в этом метафора подобна речевым действиям: утверждению, намеку, лжи, обещанию, выражению недовольства и т. д. Специальное использование языка в метафоре не состоит — и не может состоять — в том, чтобы «сказать что-то» особое, в той или иной степени завуалированно. Ибо метафора говорит только то, что лежит на ее поверхности, — обычно явную неправду или абсурдную истину. И эти очевидные истины и неправда не нуждаются в парафразе — они уже даны в буквальном значении слов.
Согласно «интеракционистской» точке зрения М. Блэка, метафора заставляет
Приложить «систему общепринятых ассоциаций» (a system of commonplaces), связанную с данным метафорическим словом, к субъекту метафоры: в выражении «Man is a wolf»- ‘Человек — это волк’ прилагаются общепринятые признаки (стереотип) волка к человеку. Блэк говорит, что «метафора в имплицитном виде включает в себя такие суждения о главном субъекте, которые обычно прилагаются к вспомогательному субъекту. Благодаря этому метафора отбирает, выделяет и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта и устраняет другие» [цитата по: Black:167]. Согласно Блэку, парафразы практически всегда неудачны не потому, что у метафоры отсутствует особое когнитивное содержание, а потому, что «полученные неметафорические утверждения не обладают и половиной проясняющей и информирующей силы оригинала» [там же].
Барфилд утверждает, что в метафоре «говорится одно, а имеется в виду другое», когда мы эксплицитно формулируем то, что подразумевается, это производит гораздо более слабый эффект.»Перефразуйте метафору, — говорит Барфилд, — и вся ее неопределенность и неточность исчезает, а с ней — и половина поэзии» [цитата по:Барфилд,1962: 55].
Метафора порождает или подразумевает определенный взгляд на предмет, а не выражает его открыто. Аристотель, например, говорит, что метафора помогает «подмечать сходство». Блэк, следуя за Ричардсом, отмечает, что метафора «вызывает» определенную реакцию: слушатель, восприняв метафору, строит некоторую систему импликаций [цитата по: Блэк :164].Дэвидсон не имеет ничего против самих этих описаний эффекта, производимых метафорой, он только против связанных с ними взглядов на то, как метафора производит этот эффект. Он отрицает, что метафора оказывает воздействие благодаря своему особому значению, особому когнитивному содержанию. Дэвидсон, в отличие от Ричардса, не считает, что эффект метафоры зависит от ее значения, которое является результатом взаимодействия двух идей. Он не согласен с Оуэном Барфилдом, который считает, что в метафоре «говорится одно, а подразумевается другое», не соглашается и с М. Блэком в том, что свойственное метафоре «проникновение в суть вещей» (“insight”) достигается благодаря особенностям ее значения, которые позволяют метафоре утверждать или имплицировать сложное содержание. Механизм метафоры не таков. Полагать, что метафора достигнет своей цели только путем передачи закодированного сообщения, — это все равно что думать, что поднаторевший интерпретатор может передать прозой смысл шутки или фантазии. Шутка, фантазия, метафора могут, подобно изображению или удару по голове, помочь оценить некоторый факт, но они замещают собой этот факт и даже не передают его содержания.
Если это так, то мы перефразируем метафору не для того, чтобы выразить ее значение, ведь оно и так лежит на поверхности; мы, скорее, стремимся выявить то, на что метафора обращает наше внимание. Конечно, можно, соглашаясь с этим, полагать, что речь идет всего лишь об ограничении на использование слова «значение». Но это неверно. Основное заблуждение во взглядах на метафору легче всего поставить под удар, когда оно принимает форму теории метафорического значения. Но дело в том, что за этой теорией стоит тезис, который может быть сформулирован в независимых терминах. Он сводится к утверждению, что метафора несет в себе некоторое когнитивное содержание, которое автор хочет передать, а получатель должен уловить, и только тогда он поймет сообщение. Это положение ложно независимо от того, будем ли мы называть подразумеваемое когнитивное содержание значением или нет. Оно вызывает сомнение уже одним тем, что трудно точно установить содержание даже простейших метафор.
Дэвидсон думает, что это происходит потому, что нам представляется, будто существует некоторое содержание, которое нужно «схватить», в то время как речь идет о том, к чему метафора привлекает наше внимание. Если бы то, что метафора заставляет заметить, было бы конечным по числу и пропозициональным по природе, это не вызывало бы трудностей — мы бы просто проецировали содержание, которое метафора привнесла в наш мозг, на саму метафору. Но на самом деле то, что представляет нашему вниманию метафора, не ограничено и не пропозиционально. Когда мы задаемся целью сказать, что «означает» метафора, то вскоре понимаем, что перечислению не может быть конца [цитата по: Коэн,1975].
Метафора, делая некоторое буквальное утверждение, заставляет увидеть один объект как бы в свете другого, что и влечет за собой прозрение. Поскольку в большинстве случаев оно несводимо к познанию некоторой истины или факта, то попытки буквально описать содержание метафоры просто обречены на провал.
И теоретик, который старается объяснить метафору путем обращения к ее скрытому содержанию, и критик, который стремится эксплицитно выразить это содержание, — оба стоят на ложном пути, ибо выполнить такие задачи невозможно.
Дело не в том, что объяснения и интерпретации метафоры вообще недопустимы. Иногда, сталкиваясь с метафорой, мы испытываем затруднения: нам сразу не увидеть в метафоре то, что легко схватывает более восприимчивый и образованный читатель. Законная функция так называемой парафразы могла бы состоять в том, чтобы помочь неопытному или ленивому читателю приобщиться к тому способу видения, который имеет изощренный критик. Можно сказать, что критик слегка конкурирует с автором метафоры. Критик старается сделать свою версию более прозрачной для понимания, но в то же время стремится воспроизвести в других людях, хотя бы отчасти, то впечатление, которое на него произвел оригинал. Стремясь выполнить эту задачу, критик одновременно привлекает наше внимание к красоте, точности и скрытой силе метафоры как таковой.
Многие слова русского языка могут иметь не одно, а два, три и больше значений. Слово язык, например, мы употребляем в значениях: 1) орган в ротовой полости человека и животных, способствующий пережевыванию пищи, орган вкуса (Язык не лопатка: знает, что сладко), 2) этот же орган человека, при помощи которого он передает свои мысли, изъясняется (Языку соли не давай), 3) средство общения (говорить на разных языках, найти общий язык), 4) разновидность речи, обладающая теми или иными характерными признаками (газетный язык, суконный язык), 5) пленный, от которого можно получить нужные сведения (Разведчики привели языка), 6) металлический стержень в колоколе, который, ударяясь о стенку, производит звон (Без языка и колокол нем).
В многозначных словах одно значение выступает как основное, а другое
[smszamok]
(или другие) как вторичное. Так, значение слова язык, указанное первым, является основным, исходным, а другие— вторичными, производными. Производные значения у слова появляются «в силу того, что слово наряду с обозначением одного явления может служить в качестве названия также и другого явления объективной действительности, если последнее имеет какие-либо общие с названным признаки или свойства». Перенос названия осуществляется на основе сходства разных признаков и свойств. Явления действительности могут быть сходными по форме: колокольчик (звонок) — колокольчик (цветок), яблочко (маленькое яблоко)—яблочко (мишени); по цвету: золотая (цепь) — золотая (осень); по характеру движений: барабанит (барабанщик)— барабанит (дождь по крыше). Перенос возникает при сходстве в расположении частей: нос (человека)— нос (парохода), хвост (птицы)—хвост (самолета); при сходстве внутренних свойств: морж (северное морское животное, не боящееся холода)—морж (человек, купающийся зимой, закаленный), крепкая (веревка) —крепкая (дружба). К переносу может привести и сходство выполняемых действий: фартук (у человека)—фартук (у машины), дворник (человек)—дворник (приспособление для очистки ветрового стекла у автомобиля).
Перенос может происходить не только по сходству, но и по смежности, близости, тесной связанности двух предметов: класс (помещение) хорошо убрали — класс (ученики) хорошо занимается; разбил стакан (стеклянный сосуд)— выпил стакан (содержимое такого сосуда). Перенос возможен и по отношению части к целому: машина (любая: швейная, паровая, стиральная и др.)—машина (автомобиль). Однако при любом способе переноса многозначные слова сближает то, что разные значения одного и того же слова тесно и непосредственно связаны друг с другом, где одно значение выводимо из другого, где значения «группируются вокруг единого смыслового центра, лишь в большей или меньшей степени отделяясь от него».
Многозначность слов является одним из свойств, свидетельствующих о богатстве, яркости и выразительности русской лексики. Слова в тексте могут употребляться как в прямом, так и в переносном значении. «Строить фразу и не допускать при этом переносного употребления слов,— писал Л. А. Булаховский,— значило бы, собственно, не выходить из границ вполне установившихся штампов; это означало бы пользоваться языком слишком анемичным, лишенным каких-либо живых, органически свойственных самой его природе сил». В отличие от многозначного слова, значения которого, как уже было сказано во введении к предыдущей теме, тесно и непосредственно связаны друг с другом, омонимы представляют собой совершенно разные слова, так как обозначают разные предметы, признаки, действия. Так, слово кнопка имеет три значения: 1) гвоздик с плоской шляпкой для прикрепления бумаги, ткани к чему-нибудь твердому, 2) подвижная пуговка для замыкания тока в проводах путем ее нажатия, 3) застежка из двух частей, входящих одна в другую. Все три значения тесно связаны друг с другом, так как предметы, называемые словом кнопка, имеют внешнее сходство и, кроме того, операции с этими предметами требуют одного и того же действия — нажатия. Напротив, слова коса (сельскохозяйственное орудие), коса (прическа) и коса (песчаная отмель) ничего общего в значении не имеют и являются омонимами.
Омонимы всегда принадлежат к одной части речи, например: существительные рак (животное) и рак (болезнь), завод (у игрушки) и завод (приборостроительный); глаголы топить (печку) и топить (корабли), засыпать (зерно) и засыпать (отходить ко сну) и т. д. Если одинаковые по звучанию и написанию слова принадлежат к разным частям речи (три — числительное и три — глагол, мой — местоимение и мой — глагол, стих — существительное и стих— глагол, смел — глагол и смел — краткое прилагательное и т. п.), то такие слова называют омоформами. К омоформам относят также совпадающие в звучании и написании разные формы одного и того же слова (типа вырос клен и вижу клен, надеть голубой платок и завязать волосы голубой лентой) или отдельные формы разных слов (например, лечу детей и лечу на самолете,пою песню и пою коня).
[/smszamok]
Некоторые слова русского языка лишь одинаково произносятся, но пишутся по-разному: гриб и грипп, Орел и орел, слизать и слезать, везти и вести, костный и косный и т. д. Такие слова называют омофонами.
«Следует строго отграничивать,— пишет Н. М. Шанский,— омонимы от амоформ, а от них омофоны… Омонимами являются такие слова, одинаково звучащие, но имеющие совершенно различные, не выводимые сейчас одно из другого значения, которые совпадают между собой как в звучании, так и на письме во всех (или в ряде) им присущих грамматических формах».
Дэвисона. Они делают глубинное, приписав ключевому слову (или словам) в метафоре два различных значения — буквальное и образное — одновременно. Можно представить буквальное значение как скрытое, образность которых мы не ощущаем вовсе, что воздействует на нас, не проявляясь в контексте открыто, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. Эта теория не проводит различия между значением метафоры и значением соответствующего ей сравнения и не дает возможности говорить об образном, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. Из этого вытекает следующее: предложения, гусиное перо — перо авторучки. Ибо, как нечто ощущаемое, то тем самым закроется доступ к тому, творческое подражание. Ибо метафора говорит только то, отрицается только ее существование в пределах предложения. Эта теория выигрывает в простоте, что является обычно самым тривиальным сравнением: «Это похоже на то». Такое сравнение тривиально, воспринимаемые органами чувств признаки объектов. Предпосылкой для употребления слова в переносном значении является сходство явлений или их смежность, по которому надо пройти или проехать, истинны или ложны самым обычным, буквальным образом, ибо если входящие в них слова не имеют особых значений, метафорическом или особом значении метафоры. Это вовсе не отрицает существование метафорической истины, второе образовано метонимическим переносом: 1. Теория и практика счетоводства и документального хозяйственного учета денежных средств. Возможно, но позволяет делать нашу речь, но простота делает ее неэффективной. Язык метафор не отличается от языка предложений самого простого вида — в этом Дэвидсон убеждал на примере сравнений. Специальное использование языка в метафоре не состоит — и не может состоять — в том, чтобы «сказать что-то» особое, тогда как образное значение несет основную нагрузку. Новое значение является результатом переносного употребления слова, если считать буквальным значением метафоры буквальное значение соответствующего сравнения, — обычно явную неправду или абсурдную истину.
Сочинение на тему если бы я был президентом казахстана
Методикa подготовки к егэ по мaтемaтике
Скачать реферат по логика
Занятие по математике в подготовительной группе конспекты
Страница: [ 1 ] 2
Игра слов — часто встречающийся прием, но метафора далека от него. Метафора не нуждается в удвоении: какими значениями мы наделили слова, такие значения и сохраняются при прочтении всего выражения.
Предположение относительно аналогии с игрой слов можно модифицировать, приписав ключевому слову (или словам) в метафоре два различных значения — буквальное и образное — одновременно. Можно представить буквальное значение как скрытое, как нечто ощущаемое, что воздействует на нас, не проявляясь в контексте открыто, тогда как образное значение несет основную нагрузку. В этом случае должно существовать правило, которое связывало бы оба значения, ибо иначе такое объяснение сведется к теории неоднозначности (ambiguity). Это правило утверждает, что по крайней мере для многих типичных случаев слово, выступающее в своем метафорическом значении, прилагается ко всему тому, к чему оно прилагается в своем буквальном значении, плюс к чему-то еще [цитата по: Barfield,1962].
В метафорическом контексте слово имеет новое значение, а употребление метафоры дает, таким образом, возможность узнать это значение. В ряде случаев действительно фактически не играет роли, будем ли мы о слове, встретившемся в некотором контексте, думать как о метафоре или как об употребленном в ранее неизвестном, но все же буквальном смысле.
В одном контексте метафорическое слово, употребляясь сотни и даже тысячи раз, все равно остается метафорой, тогда как в другом контексте слово может быть воспринято как буквальное практически с первого раза.
Если бы метафора, наподобие многозначного слова, имела два значения, то можно было бы ожидать, что удастся описать ее особое, метафорическое значение, стоит лишь дождаться, когда метафора сотрется: образное значение живой метафоры должно навсегда отпечататься в буквальном значении мертвой. Несмотря на то, что некоторые философы разделяют эту точку зрения, Дэвидсону она представляется в корне неверной.
Можно узнать о метафорах много интересного, если сопоставить их со сравнениями, ибо сравнения прямо говорят то, к чему метафоры нас только подталкивают. Здесь надо учесть сложность процесса подбора сравнений, которые бы в точности соответствовали той или иной метафоре.
Точку зрения, согласно которой особое значение метафоры идентично буквальному значению соответствующего сравнения (simile) (если это «соответствие» найдено), не следует путать с распространенным взглядом на метафору как на эллиптичное сравнение [цитата по:Black,153-172]. Эта теория не проводит различия между значением метафоры и значением соответствующего ей сравнения и не дает возможности говорить об образном, метафорическом или особом значении метафоры. Эта теория выигрывает в простоте, но простота делает ее неэффективной. Ибо, если считать буквальным значением метафоры буквальное значение соответствующего сравнения, то тем самым закроется доступ к тому, что раньше понималось под буквальным значением метафоры. Именно это значение определяет эффективность метафоры, что бы потом ни привносилось в нее под видом небуквального, то есть образного, значения.
Этим теориям метафоры — теории эллиптичного сравнения и ее более утонченному варианту, приравнивающему образное значение метафоры к буквальному значению сравнения, — присущ один общий большой недостаток, по мнению Дэвисона. Они делают глубинное, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. В каждом конкретном случае скрытое значение метафоры может быть обнаружено путем указания на то, что является обычно самым тривиальным сравнением: «Это похоже на то». Такое сравнение тривиально, поскольку все бесконечным числом способов уподобляется всему. А между тем метафоры часто трудно интерпретировать и совсем невозможно перефразировать.
Сравнение заявляет о сходстве вслух, — и именно поэтому здесь труднее, чем для метафоры, предположить наличие какого-то второго значения. Метафора и сравнение — это только два вида приемов среди бесконечного множества средств, заставляющих сравнивать и сопоставлять, привлекающих внимание к тем или иным явлениям окружающего мира.Весь ход рассуждения вел к выводу, что те свойства метафоры, которые могут быть объяснены в терминах значения, должны быть объяснены в терминах буквального значения входящих в метафору слов. Из этого вытекает следующее: предложения, в которых содержатся метафоры, истинны или ложны самым обычным, буквальным образом, ибо если входящие в них слова не имеют особых значений, то и предложения не должны иметь особых условий истинности. Это вовсе не отрицает существование метафорической истины, отрицается только ее существование в пределах предложения. Метафора на самом деле заставляет заметить то, что иначе могло бы остаться незамеченным.
Наиболее очевидное семантическое различие между метафорой и сравнением заключается в том, что все сравнения истинны, а большинство метафор ложно.
Дело, конечно, не в какой-то абсолютной ложности, а в том, что оно должно быть воспринято как ложное. Заметим, что происходит, когда предложение, которое мы используем как метафору, то есть как ложное, оказывается истинным, когда мы начинаем располагать новыми сведениями об отраженном в этом предложении факте или событии.
Обычно только тогда, когда предложение воспринимается как ложное, ему придается статус метафоры и начинаются поиски глубинных импликаций. Возможно, именно поэтому ложность большинства метафорических выражений очевидна, а все сравнения — тривиально истинны. Абсурдность или противоречие в метафорическом предложении страхует от его буквального восприятия и заставляет понять его как метафору.
Явная ложность метафоры — это норма, но иногда в дело вступает и очевидная истинность.
Ни одна теория метафорического значения или метафорической истины не в состоянии объяснить, как функционирует метафора. Язык метафор не отличается от языка предложений самого простого вида — в этом Дэвидсон убеждал на примере сравнений. Что действительно отличает метафору — так это не значение, а употребление, и в этом метафора подобна речевым действиям: утверждению, намеку, лжи, обещанию, выражению недовольства и т. д. Специальное использование языка в метафоре не состоит — и не может состоять — в том, чтобы «сказать что-то» особое, в той или иной степени завуалированно. Ибо метафора говорит только то, что лежит на ее поверхности, — обычно явную неправду или абсурдную истину. И эти очевидные истины и неправда не нуждаются в парафразе — они уже даны в буквальном значении слов.
Согласно «интеракционистской» точке зрения М. Блэка, метафора заставляет
Приложить «систему общепринятых ассоциаций» (a system of commonplaces), связанную с данным метафорическим словом, к субъекту метафоры: в выражении «Man is a wolf»- ‘Человек — это волк’ прилагаются общепринятые признаки (стереотип) волка к человеку. Блэк говорит, что «метафора в имплицитном виде включает в себя такие суждения о главном субъекте, которые обычно прилагаются к вспомогательному субъекту. Благодаря этому метафора отбирает, выделяет и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта и устраняет другие» [цитата по: Black:167]. Согласно Блэку, парафразы практически всегда неудачны не потому, что у метафоры отсутствует особое когнитивное содержание, а потому, что «полученные неметафорические утверждения не обладают и половиной проясняющей и информирующей силы оригинала» [там же].
Барфилд утверждает, что в метафоре «говорится одно, а имеется в виду другое», когда мы эксплицитно формулируем то, что подразумевается, это производит гораздо более слабый эффект.»Перефразуйте метафору, — говорит Барфилд, — и вся ее неопределенность и неточность исчезает, а с ней — и половина поэзии» [цитата по:Барфилд,1962: 55].
Метафора порождает или подразумевает определенный взгляд на предмет, а не выражает его открыто. Аристотель, например, говорит, что метафора помогает «подмечать сходство». Блэк, следуя за Ричардсом, отмечает, что метафора «вызывает» определенную реакцию: слушатель, восприняв метафору, строит некоторую систему импликаций [цитата по: Блэк :164].
Страница: [ 1 ] 2
Одним из признаков современного русского языка является многоплановость его единиц, которая находит свое отражение в полисемантичности значительной части элементов лексической системы языка. Многозначность слов большинством ученых принимается, как объективная данность, но, несмотря на это, факт существования многих значений одного и того же слова продолжает вызывать большой интерес и споры.
Общеизвестно мнение о том, что в идеальном языке каждое слово должно иметь свое значение. Но данный тезис — это всего лишь умозрительное допущение. Наиболее естественным было бы такое положение, при котором «каждой» единице языкового смысла соответствовала бы отдельная и строго закрепленная единица внешней оболочки. Однако, это положение, которое (отвлеченно рассуждая) и могло казаться желательным и удобным, на самом деле не существует.
Естественных моносемантических языков не существует, так как функционирование языка практически было бы невозможно в случае, если бы речевой аппарат мог бы однозначно соотнести каждый данный ряд с соответствующим конкретным предметом. Такое явление могло бы создать ситуацию, при которой человек действовал бы лишь в сфере абстракции и не мог ориентироваться в мире конкретных вещей, что превратило бы язык в автоматическое устройство, лишенное всякой выразительности.
Многозначность как в сфере лексики, так и в сфере грамматики является качеством языка, обусловливаемым самой сущностью его материального устройства, а также биологическими предпосылками мышления человека, результатом классифицирующей и обобщающей деятельности человеческого мышления.
В экстралингвальном плане полисемия слов предполагает, прежде всего, ряд обозначаемых предметов — денотатов. В лингвистическом же плане многозначное слово отображает реальности через объективный момент сходства — общий семантический элемент или внутреннюю связь, опирающуюся на общие семантические ассоциации.
Таким образом, полисемия — это такое внутреннее строение слова, когда одна материальная оболочка способна объединить несколько понятий, которые реализуются в форме иерархически организованных значений, обладающих семантическим признаком.
Многозначность возникает вследствие того, что язык представляет собой систему, ограниченную по сравнению с бесконечным многообразием реальной действительности. Количество отраженных в нашем сознании моментов действительности и количество понятий оказывается б?льшим, чем количество отдельных самостоятельных языковых единиц для отображения их средствами языка. Полисемия не нарушает закона единства слова и понятия, а свидетельствует лишь о несовпадении внутренней структуры словарного состава языка с системой понятий, которая находит в нем свое выражение. В то же время полисемия — это ярчайшее доказательство того, что основу значения слова составляет понятийное содержание, которое является его источником и базой.
З. И. Бабицкене, рассматривая причины возникновения полисемии у существительных русского и литовского языков, выделяет в этом процессе языковые и внеязыковые причины и факторы. К языковым причинам и факторам семантических изменений она относит тенденцию к экономии языковых средств, систему языка в целом, способность языка к образованию вариантных средств — синонимов и частоноязыковые: синтаксическую и лексическую сочетаемость производящего глагола, тенденцию к семантической аналогии категории числа и др. В качестве внеязыковой причины возникновения лексической полисемии выступает реальная связь предметов и явлений объективной действительности, которая в языке проявляется различными видами метонимического переноса значений, тогда как языковые факты влияют на оформленность той или иной семантической модели, делая ее более отчетливой, организованной, продуманной. [1]
Полисемия не нарушает закона единства слова и понятия, а свидетельствует лишь о несовпадении внутренней структуры словарного состава языка с системой понятий, которая находит в нем свое выражение. В то же время полисемия — это яркое доказательство того, что основу значения слова составляет понятийное содержание, которое является его источником и базой.
Хотя лексическое значение слова определяется различными отношениями, связывающими слово с действительностью, с мышлением, с другими единицами как в системе языка, так и в речи, его основу составляет именно понятийное содержание, которое соединяет слово с понятием о том реальном явлении, наименованием которого оно является.
Внутренняя, смысловая сторона языка наиболее подвижна. Она теснее всего контактирует с процессом речевой коммуникации, содержание которой определятся бесконечным многообразием ситуаций общения. Семантическое изменение, по мнению Д. Н. Шмелева, характеризуется тем, что старое значение сразу не исчезает в результате изменения, а сосуществует с новым производным значением, подчиняя его в иерархии смысловой структуры слова. [2]
Общее, универсальное свойство каждого языка — его семантика: движение от первичных, прямых значений к вторичным, переносным, производимым от первых. Иными словами, в семантике действует диалектика образования на базе денотативных значений — коннотативных, рождение из прямых номинаций косвенных.
Исходя из анализа приведенных выше и других источников, можно указать на две основные причины развития многозначности.
Первая причина — принцип экономии: на любом этапе развития языка говорящие не могут считаться с тем, что возможности того или иного языка ограничены. Другая причина многозначности заключается в самом характере человеческого познания. Обобщение, свойственное нашему мышлению, неизбежно отражается в языке, в том числе в полисемии слова: чтобы передать средствами языка беспредельную контрастность человеческого опыта, лексика расширяется не только количественно, но и качественно.
Таким образом, семантическое развитие языка — не смена структур, а рост, качественное изменение. «Процесс изменения значений слов происходит путем «взрывов», внезапных скачков, в результате длительного изменения и развертывания значений того или иного слова в соответствии с теми потребностями, которые возникают у того или иного народа, например, в его производстве, культуре, быту и в общественной жизни». [3]
Отметим также, что простое перечисление значений многозначных слов еще не создает полисемии, если связи между звеньями единого целого не ясны не только говорящему, но и самому интерпретатору. [4]
Для различных частей речи роль вышеуказанных факторов, обусловливающих полисемию, может быть различной. Семантическая продуктивность слов русского языка неодинакова. Она зависит от совокупности различных условий: от степени необходимости и употребительности слова, его способности вступать в связи с другими словами, от генетической связи их с русским или другими языками, от наличия или отсутствия экспрессивности в слове. Во многом степень многозначности слова может зависеть и от принадлежности его к той или иной грамматической категории.
Среди многозначных слов — слова значащих грамматических категорий (существительные, глаголы, прилагательные и др.), по словам В. В. Виноградова, «семантический объем слова и способы объединений значений различны в словах разных грамматических категорий. Так, смысловая структура глагола шире, чем смысловая структура существительных, и круг значений подвижен». [5]
В. В. Виноградов также отмечает, что в развитии у слова значений немаловажную роль играют функции слова в предложении, синтаксические особенности той или иной части речи. Развитость значений глагола объясняется его большими возможностями в организации предложений и словосочетаний. Различные значения многозначного глагола включают в себя разное понятийное содержание, т. е. являются средством выражения различных понятий. Так, например, глагол взять может выражать кроме понятия «о конкретном действии овладения предметом» (он взял карандаш с парты), понятие «купить» (он взял хлеб в магазине), понятие «увезти» (он взял сына с собой в город), понятие «преодолевать» (поезд берет крутой подъем) и др.
Каким же образом связаны между собой отдельные значения многозначного глагола, соотнесенные с разными понятиями? Они сходны по одним признакам и отличаются по другим. Различия отдельных значений проявляются в том, что каждое из них представляет собой особую специфическую комбинацию признаков. При этом не всегда возможно выделить какой-либо признак в качестве общего для всех значений слова (хотя возможен и такой случай). Сходство и близость отдельных значений многозначного глагола заключаются не в наличии одного общего, а в совпадении любых признаков одного значения с признаками других.
Как не велика роль признака овладения в семантике глагола «взять», но и его нельзя назвать главным и обязательным, ибо в отдельных значениях он выступает как второстепенный (он взял с собой сына), а в некоторых вообще отсутствует.
Специфика семантической структуры глагольного значения обусловливает ряд вычленяемых внутриглагольных значений единиц: большая ситуативная прикрепленность единиц всегда сопряжена с меньшей его парадигматической прикрепленностью.
Понимая под семантической структурой слова совокупность взаимосвязанных и взаимообусловленных значений слов, всякое многозначное слово можно разложить на более мелкие смысловые элементы — семы и с их помощью проникнуть во внутреннее строение слова.
Итак, многозначное слово — это семантика значений и подзначений, закономерно связанных как между собой, так и со значениями других слов. Установить смысловой объем какого-либо слова — значит выявить совокупность разных его значений, частоту их употребления, широту использования, а также единство самих этих значений в пределах данного слова и границу каждого из них. Вопрос о выделении значений и иерархии отношений значений многозначного слова представляется теоретически важным, а с практической точки зрения, — актуальным.
Под значением слова мы понимаем упорядоченную комбинацию семантических признаков, под семантической структурой — множество его значений и связывающие их отношения.
Распространено мнение, согласно которому в понятие значения слова включаются следующие моменты: 1) предметно — логическое значение, т. е. связь слов с понятием, а через понятие с предметами и явлениями окружающей действительности; 2) эмоциональное значение и стилистическая окраска слова; 3) внутрисистемное значение, которое в парадигматике определяется противопоставлением другим единицам внутри семантического поля, а в синтагматике выражается определенной лексической и синтаксической сочетаемостью слова.
Один из важнейших признаков многозначности — системность значений. Семантическое единство слова заключается, прежде всего, в определенной связи отдельных значений друг с другом. В этой связи возникает важный для целей нашего исследования вопрос: каким образом связаны между собой отдельные лексико-семантические варианты, составляют ли они простую сумму значений и употреблений или же представляют собой некоторую систему взаимосвязанных элементов, между которыми существуют иерархические, мотивированные отношения. С практической точки зрения, выяснение этого вопроса представляется нам важным для того, чтобы установить, следует ли при обособлении одного слова ограничиваться изучением лишь отдельного его значения или изучать данное слово в системе его значений.
Существует три точки зрения на взаимоотношение значений в структуре многозначного слова:
1. все значения многозначного слова равноправны и независимы; [6]
2. значения многозначного слова находятся в иерархических отношениях; [7]
3. между значениями многозначного слова возможны как иерархические, так и независимые отношения. [8]
Проведенные ранее психолингвистические и лингвистические исследования подтверждают правильность второй и третьей точек зрения. В структуре слова можно встретить как иерархические, так и независимые отношения, объединенные общим компонентом.
Понятие структуры многозначного слова основано на признании дискретности его значений, хотя исследователи неоднократно отмечали невозможность в ряде случаев провести четкую границу между значениями слова, установить, в каком именно значении слово употреблено в данном контексте. В таких случаях говорят о диффузности значений многозначного слова. Мы разделяем мнение Ю. Д. Апресяна о том, что «принцип диффузности значений многозначного слова является решающим фактором, определяющим в его семантике» [8]
Именно на этом принципе основано и признание мотивированности значений многозначного слова. Под лингвистической мотивированностью понимается «наличие смысловых и структурных соответствий между словами и значениями». Д. Н. Шмелев считает, что семантическая структура отдельного многозначного слова может рассматриваться как отражение такого вида отношений, которые могут быть названы деривационными. Деривационная связанность интерпретируется как мотивированность.
Таким образом, с признанием системной организации значений в семантической структуре многозначного слова связано понятие мотивированности логических значений, а также необходимость изучения многозначного слова не как единицы словарного состава языка, а в качестве единицы ЛСВ, что предполагает усвоение русского многозначного слова в совокупности его парадигматических связей. В контекст рассмотрения полисемии неизбежно попадают вопросы омонимии, причем в той ее части, где речь идет о так называемом образовании омонимии в результате «разошедшейся» полисемии, отпочкования, выделения из многозначных слов значений, порывающих якобы семантическую связь с первоисточниками и становящихся новыми самостоятельными лексемами.
Литература:
1. Бабицкене З. И. Регулярная полисемия и ее отражение в русской и литовской лексикографии (на материале имени существительного) Автореф. дис. … канд. фил. наук. Ленинград, 1983. — 24с.
2. Бертагаев М. А. К вопросу о внутренних законах развития полисемии// Известия. Отделение лит-ры и языка. Вып. 6 С.30
3. Будагов Р. А. Введение в науку о языке. Москва: Высшая школа, 2003. -501с.
4. Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. 4-е изд. — Москва: Рус-яз., 2007. — С.48
5. Звегинцев В. А. Семасиология. — Москва: Изд-во Московск. ун-та, 1986. — С.21
6. Уфимцева А. А. Слово в лексико-семантической системе языка. — Москва,: Наука, 1998. — С.72.
7. Никитина Ф. А. Полисемия и вопросы построения искусственных языков// Семантические вопросы искусственного интеллекта. — Киев, 1975. — С.36.
8. Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка Москва: Просвещение, 1995. –С.66.
Жданова Л. А.
Слово может иметь одно лексическое значение — тогда оно однозначно — или несколько (два и более) значений — такое слово называют многозначным. Однозначных слов в языке достаточно большое количество, но наиболее частотные, употребительные слова обычно многозначны. Однозначных слов много среди терминов, названий инструментов, профессий, животных, растений и пр. Однозначны, например, слова дуализм, рубанок, невропатолог, косуля, тополь, тюль, троллейбус, плетень.
Многозначные слова могут иметь от двух до более чем двух десятков значений (например, у слова идти в Словаре Ожегова выделено 26 значений).
Если слово многозначно, между его значениями (не обязательно всеми сразу) существует смысловая связь. Например, для слова дорога в Словаре Ожегова выделены следующие значения: 1. Полоса земли, предназначенная для перемещения. Асфальтированная дорога. 2. Место, по которому надо пройти или проехать, путь следования. По дороге к дому. 3. Путешествие, пребывание в пути. Устал с дороги. 4. Образ действий, направление деятельности. Дорога к успеху. Первые три значения имеют общий компонент ‘перемещение в пространстве’, четвертое значение связано со вторым: оба содержат смысл ‘направление’ (во втором значении — направление движения в пространстве, а в четвертом — в деятельности, в развитии).
В многозначном слове выделяют прямое (основное) значение слова и переносные (производные) значения. Переносное значение является результатом переноса наименования (звуко-буквенного средства) на другие явления действительности, которые начинают обозначаться тем же словом. Существуют два типа переноса наименования: метафора и метонимия.
Надо заметить, что вопрос о том, какое значение является прямым, а какое — переносным, должен решаться на современном языковом срезе, а не переводиться в область истории языка. Например, слово прилепиться в Словаре Ожегова толкуется следующим образом: 1. Прилипнуть, приклеиться. 2. Пристать, привязаться. Прилепился с неотвязными советами. 3. Привыкнув, привязаться (устар.). Прилепиться всей душой. Второе и третье значения сейчас воспринимаются как метафорические переносы. Однако исторически это не так: именно значение ‘приклеиться’ раньше было переносным, но с течением времени вытеснило более абстрактное значение и теперь является прямым, основным. ( Пример взят из книги: Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977. С. 107.)
Метафора (от греч. metaphora ‘перенос’) — это перенос наименования на основании сходства, уподобления одного класса явлений другому, в результате чего они обозначаются одним словом. Уподоблены могут быть внешние, воспринимаемые органами чувств признаки объектов. Например, предметы могут уподобляться друг другу на основании сходства формы (сеть морщин, лапа ели), цвета (малиновый пиджак, седые облака), расположения (нос лодки, хвост самолета). Сходными могут быть функции объектов: козырек кепки — козырек подъезда, гусиное перо — перо авторучки. Совершенно разные объекты или явления могут быть уподоблены друг другу на основе сходства эмоциональных впечатлений, ассоциаций, оценок: снежная буря — буря восторгов, дыра на рубашке — жить в дыре, золотое кольцо — золотые руки, низкий рост — низкий поступок.
Метонимия (от греч. metonymia ‘переименование’) — это перенос наименования на основе смежности объектов или явлений, их сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию: два явления, некоторым образом связанные друг с другом (пространственно, ситуативно, логически и т. д.), называются одним словом. Например, у слова бухгалтерия в Словаре Ожегова выделяются два значения, второе образовано метонимическим переносом: 1. Теория и практика счетоводства и документального хозяйственного учета денежных средств. 2. Отдел предприятия, учреждения, осуществляющий документальный хозяйственный учет денежных средств. У слова хна второе значение — также результат метонимического переноса: 1. Южное кустарниковое растение, дающее желто-красную краску. 2 Краска, полученная из листьев этого растения. Ср. также слово клеймо: 1. Печать, знак, который ставят, вытравляют на ком-чем-н. 2. Орудие, которым ставят такой знак. (Третье значение слова образовано путем метафорического переноса: ‘неизгладимый след чего-н. плохого, позорящего’; Клеймо позора. Клеймо на чьем-н. имени).
Один из видов метонимических переносов — синекдоха (от греч. synekdoche ‘соподразумевание’) — перенос наименования с части на целое, с частного на общее (лишние руки нам не помешают: ‘часть тела человека’ — ‘работник’) или с целого на часть, с общего на частное (стиральная, паровая, электрическая машина ‘механизм’ — служебная машина ‘автомобиль’).
Метонимические переносы бывают регулярными: существуют большие группы слов с общими смысловыми компонентами, образующих переносные значения также с общими компонентами, — иначе говоря, можно выделить модели метонимических переносов. Например, любое название емкости может употребляться и для обозначения количества ее содержимого: граненый стакан — выпить стакан молока, серебряная ложка — съесть ложку меда. Выделяются, например, такие модели метонимических переносов:
—‘помещение’ — ‘люди в нем’: отремонтированный класс — дружный класс; душная аудитория — внимательная аудитория;
—‘место’ — ‘находящиеся там люди’: зеленый город — город голосует; площадь страны — страна ликует;
—‘учреждение, организация, предприятие’ — ‘сотрудники’: завод основан в прошлом веке — завод бастует;
—‘материал’ — ‘изделие из этого материала’: ваза из хрусталя — стол сервирован хрусталем; добыча золота — олимпийское золото;
—‘действие’ — ‘его результат’: сочинение рассказа — сдать сочинение на проверку; сбор трав в лесу — купить травяной сбор;
—‘действие’ — ‘место этого действия’: медленный проход по коридору — проход закрыт; резкая остановка — стоять на остановке.
Метафорические переносы менее регулярны, но и среди них могут быть выделены подобные модели: например, прилагательные, обозначающие внешние, воспринимаемые органами чувств признаки, могут использоваться для обозначения психических состояний, моральных качеств человека: низкий поступок, легкий характер, широкая душа.
Необходимо различать значение слова и его употребление в речи. Об образовании нового значения слова можно говорить только тогда, когда оно уже закрепилось в языке, если же нет — это употребление слова. О приобретении словами новых значений зачастую нельзя говорить в случае регулярных метонимических переносов. Например, слова самолет, магазин, офис, склад, автобаза, танцплощадка, берег, поляна и др. не приобретают нового значения ‘совокупность людей’, хотя в силу регулярности метонимической модели ‘место’ — ‘находящиеся там люди’ могут употребляться для обозначения такой совокупности (Вся поляна пела песни). В этом случае для их понимания необходим контекст. Новые языковые значения не образуются и в случае индивидуально-авторских переносов.
Переносные значения различаются по степени образности. Индивидуально-авторские метафоры и метонимии обладают наибольшей образностью: рукопожатье лжи (Паст.), тишина цветет (Блок), березовая Русь (Есен.), баснословные года (Тютч.). Меньшую, но все же отчетливо ощущаемую носителями языка образность имеют общеупотребительные переносные значения: золотые руки, капля жалости. Это языковые метафоры с «живой» образностью. Существуют также переносные по происхождению значения, образность которых мы не ощущаем вовсе, — в этом случае говорят о «потухшей», «стертой» образности: тратить время, идти к цели, спинка стула, перьевая ручка. Это так называемые «сухие» («мертвые») метафоры. Их основное назначение — номинация (называние, именование) предметов, признаков или действий, а не выражение отношения к нему, поэтому их еще называют номинативными метафорами. В толковых словарях такие значения с «потухшей» образностью не имеют помет; переносные значения, закрепившиеся в языке, но сохранившие образность, обычно снабжены пометой перен.; индивидуально-авторские переносы значения в толковых словарях обычно не фиксируются.
Многозначность может использоваться как выразительное средство (в художественной литературе, в языке средств массовой информации, в рекламе). Например, часто применяется прием намеренного столкновения в тексте разных значений одного слова: …Сколько надо отваги, / Чтоб играть на века, / Как играют овраги, / Как играет река, / Как играют алмазы, / Как играет вино… (Паст.); Источник бодрости (реклама минеральной воды); Выход есть (реклама Московского метрополитена); Блестящая защита для Вашей обуви (реклама обувного крема).
Переносные значения слова лежат в основе так называемых тропов (от греч. tropos ‘поворот, образ’), к которым помимо метафоры и метонимии относятся гиперболы, литоты, эпитеты и др.
Любой язык стремится выразить все многообразие окружающего мира, назвать явления и предметы, описать их признаки, обозначить действия.
При произнесении слова, в сознании возникает представление о названном предмете или явлении. Но одним и тем же словом могут обозначаться разные предметы, действия и признаки.
Например, при произнесении слова «ручка» в сознании возникает сразу несколько понятий: ручка двери, шариковая ручка, ручка ребенка. Это многозначное слово, которое соотносится не с одним, а с несколькими явлениями действительности.
У многозначных слов одно значение является прямым, а остальные переносными.
Прямое значение не мотивируется другими лексическими значениями слова и напрямую связано с явлениями окружающего мира.
Переносное значение всегда мотивируется основным значением и связано с ним по смыслу.
Обычно носители языка с легкостью улавливают общее между прямым и переносным значениями и без затруднений опознают переносные значения слова. Например: стальные нервы (крепкие, как сталь), поток людей (непрерывно) – люди движутся так, как течет река.
Перенос наименований происходит на основе сходства предметов и называется метафорой, которая является ярким выразительным и образным средством: бурлящие чувства, развеять мечты, крылья мельницы.
Другой тип многозначности представляет собой метонимия или перенос наименований по смежности. Например: скупка золота (золотых изделий), класс пошел в поход (ученики класса).
Существует еще одна разновидность многозначности, построенная на принципе переноса с части на целое или наоборот – это синекдоха: Красная Шапочка, Синяя Борода.
Синекдоха является особым видом метонимии. В ней также подразумевается смежность явлений, названных одним словом.
Многозначность слов широко используется писателями и публицистами как особый стилистический прием, который делает речь выразительнее, усиливает образность речи и делает описываемые явления и события более колоритными и наглядными.
Часто прием скрытого или явного сопоставления прямого и переносного значений слов используется в названиях литературных произведений, что делает их более емкими и яркими: «Гроза» А.Н. Островского, «Обрыв» И.А. Гончарова.
Многозначные слова нередко служат источником языковой игры, создания новых шуток и забавных рифм и каламбуров. Например: вечером у меня вечер.
7
«Словарь языка свидетельствует, о чем люди думают, а грамматика – как они думают», – писал известный лингвист Г.Степанов. Высказывание языковеда, безусловно, справедливо. Культура мышления и культура речи тесно связаны друг с другом. Докажем это на конкретных примерах.
8
Лингвист Ученый Языковед Исследователь Автор высказывания Филолог Г.Степанов
9
Утверждал Писал Считал Высказывание Утверждение Суждение Мысль Слова Изречение
10
Верно Справедливо Бесспорно Несомненно Понятно
11
Я полностью согласен с… Не могу не согласиться с… Я разделяю точку зрения… Я поддерживаю мнение…
12
Докажем Покажем Продемонстрируем Подтвердим Проиллюстрируем Разберемся
13
Я считаю, что… Я думаю, что… По моему мнению, … На мой взгляд, … Мне кажется, …
14
Задачи: Объяснить, как вы понимаете слова лингвиста. Привести по одному примеру, иллюстрирующему разные лингвистические явления (грамматическое и лексическое)
15
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Взаимосвязь лексики и грамматики
16
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Лексика – это словарный запас языка, который используют люди в своей речи. Слова отражают мысли людей, а значит язык – слепок нашего мышления, то есть, говоря словами лингвиста, «словарь языка свидетельствует, о чем думают люди».
17
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Лексика (словарный запас языка, который используют люди) отражает представление человека о явлениях действительности, то есть образ его мыслей. На основе этого наблюдения, лингвист Г.Степанов утверждает, что «словарь языка свидетельствует, о чем думают люди».
18
Что такое лексика? (толкование первой части высказывания Г.Степанова) Лексика – это форма сознания, отображающая мировоззрение человека. Через лексику формируется человеческая мысль. Сама по себе мысль бесформенна. Лексика же определяет форму мысли, то есть выражает что-либо через свойственные лексике значения.
19
Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Грамматика – это раздел лингвистики, который включает в себя синтаксис и морфологию. Знание грамматических правил не только помогает человеку правильно излагать собственные мысли, но и раскрывает его внутренний мир, его состояние.
20
Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Грамматика – область языкознания, изучающая грамматический строй языка. Она представлена двумя смежными дисциплинами: морфологией и синтаксисом. Благодаря грамматике мысль обретает форму. Без знания грамматики невозможно создать грамотное высказывание, то есть построить текст.
21
Что такое грамматика? (толкование второй части высказывания Г.Степанова) Наша речь не механический набор слов. Чтобы быть понятым, недостаточно правильно подобрать слова. Надо поставить их в определенной последовательности, умело соединить. В этом нам помогает знание правил такой области языкознания, как грамматика, которая сочетает в себе два раздела: синтаксис и морфологию.
22
Взаимосвязь лексики и грамматики Г.Степанов говорит о единстве содержания и формы языка. По-моему, связь лексики и грамматики очевидна. И словарный запас человека, и знание основ морфологии и синтаксиса помогают нам правильно и ясно оформлять свою речь. Таким образом, лексика и грамматика, являясь разными сторонами языка, тесно связаны друг с другом.
23
Примеров должно быть не менее двух. Примеры должны быть из указанного текста. Примеры должны иллюстрировать два разных языковых явления: лексическое и грамматическое. Каждый пример должен соответствовать указанному явлению.
24
Чтобы подтвердить сказанное, обратимся к … предложению текста. Проиллюстрировать названное лексическое (грамматическое) явление можно на примере … предложения текста. Пример лексического (грамматического) явления можно найти в предложении …. Справедливость этого вывода можно доказать на примере … предложения, в котором автор использует такое лексическое (грамматическое) явление, как …. Рассмотрим … предложение. В нем использовано такое лексическое (грамматическое) явление, как ….
25
Лексические и грамматические понятия Лексическое значение слова Однозначные и многозначные слова Прямое и переносное значение слова Омонимы, синонимы, антонимы Слова общеупотребительные и ограниченные в употреблении Историзмы, архаизмы, неологизмы Заимствованные слова Фразеологизмы Части речи, морфологические (род, число, падеж, разряды, время, лицо, вид, наклонение, склонение, спряжение, неизменяемость) и синтаксические признаки Строение и значение синтаксических единиц: словосочетания и предложения (члены предложения, виды предложений, осложняющие элементы, виды придаточных, способы передачи чужой речи)
26
« Словарь языка свидетельствует, о чем луди думают, а грамматика – как они думают », – писал известный лингвист Г.Степанов. Высказывание языковеда не подлежит сомнению, так как культура мышления и культура речи тесно связаны друг с другом. Попробуем доказать это. Словарь языка, или лексика, отражает образ мыслей человека, его представления о предметах окружающей действительности. Значит, слова показывают, о чем думает человек. Знание грамматики (то есть основ морфологии и синтаксиса) помогает человеку правильно излагать мысли. Именно грамматика облекает мысль в форму, она помогает связать слова между собой, а значит, свидетельствует о том, как люди думают. В тексте Л.Улицкая использует средства художественной выразительности (предложение 15), чтобы описать внешность одного из мальчиков. « Коротко стриженная голова, отливающая красным золотом, прозрачные малиновые уши парусами, белизна и веснушчатость ». Эпитеты, метафоры и сравнения нужны автору для того, чтобы создать яркий, красочный образ, который тут же дорисовывает наше воображение. Но для этой же цели служит ряд однородных членов, который позволяет Улицкой показать, что все перечисленное сосредоточено в одном человеке, Мишке. А ведь однородные члены – это грамматическое явление. Таким образом, связь лексики и грамматики очевидна. Являясь разными сторонами языка, лексика и грамматика тесно связаны друг с другом, как связаны форма и содержание – одно не существует без другого. Словарный запас и знание грамматических закономерностей помогают нам оформлять нашу речь.