Невозможно себе представить русскую литературу, да и вообще национальную культуру, без одного из величайших поэтов девятнадцатого века – А.С. Пушкина. Круг тем, к которым обращался поэт, весьма разнообразен. Его волновали многие проблемы действительности. Отсюда и широта образов, и красочность создаваемых картин.
Тема человека и стихии является программной в творчестве поэта, потому что на протяжении всей своей жизни он не раз обращался к этому вопросу.
Чаще всего стихия является неотъемлемой частью жизни лирического героя, поскольку передает его душевное состояние. Поэт восхищается этой удивительной божественной силой, считая ее схожей с человеком:
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Для Пушкина природа очень символична. Она одушевлена, автор чувствует духовное единение с ней, поэтому он принимает любое ее состояние:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Стихия капризна и непредсказуема, хотя важно заметить, что в создании образа автор не прибегает к сложным синтаксическим конструкциям, ярким эпитетам, метафорам. Поэт обращается к сравнениям, которые очеловечивают стихию, делают ее живой и разнообразной. Лирический герой чувствует связь с бурей, несмотря на то, что она противопоставляется «ветхой лачужке».
На мой взгляд, описание природы у Пушкина не является основной задачей. Для него важнее эмоциональный настрой. Ведь он позволяет лучше понять переживания человека, являющегося, по-моему, все же основным действующим лицом. Естественно, что стихия становится носителем особой силы, которая не подчиняется окружающей действительности, а живет по своим законам. Такова Нева в «Медном всаднике».
Данное произведение, как ни одно другое, рисует силу и мощь стихии, противостоящей миру человеческому. Автор пытается осмыслить величие и противоречивость «божьей стихии», которая всего лишь на время была закована «в береговой гранит волею Петра». Несмотря на то, что река уж давно была покорена, она все еще остается дикой, неприветливой и суровой:
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя, вешни дни, ликует.
Натура царя деятельная, непокорная року, он является достойным противником природе. Что же касается Евгения, то Пушкин сделал его незащищенным, он предстает перед читателем как существо, доступное стихии. Герой поэмы становится напрямую зависимым от нее:
…И грустно было
Ему в ту ночь, и он желал,
Чтоб ветер выл не так уныло
И чтобы дождь в окно стучал
Не так сердито…
Таким образом, без сомнения можно говорить о том, что А.С. Пушкин считает природную стихию той силой, которая проникает в жизнь человека, даже несмотря на его нежелание, сопротивление. Автор убежден в том, что между человеком и подобной силой есть некая, внешне незаметная связь. Она настолько прочна, что люди становятся зависимыми. Очень часто человек испытывает страх и благоговение перед такой силой, ибо в своем буйстве она так сильна, что сметает все живое на своем пути. Такова природа в «Медном всаднике».
Естественно, что неумение объяснить подобные явления приводят к тому, что человек вынужден связывать природу с потусторонними силами. В своих произведениях Пушкин не раз облекал стихию в фантастические образы. Достаточно вспомнить стихотворение «Бесы», где сильная метель, временами переходящая в ураган, ассоциируется с игрой нечистой силы.
А.С. Пушкин очень часто обращался к образам стихии в большей степени в своих романтических произведениях. Ведь море, ветер, неконтролируемая природа являются символами свободы, вольной жизни, вольного существования. Я думаю, что именно отсюда у лирического героя возникает желание стать частью этой силы.
Творчество Пушкина без сомнения можно считать особой эпохой в русской литературе. Он стал новатором как в прозе, так и в лирике. Многие темы, к которым обращался поэт, актуальны и по сей день.
Невозможно себе представить русскую литературу, да и вообще национальную культуру, без одного из величайших поэтов девятнадцатого века – А.С. Пушкина. Круг тем, к которым обращался поэт, весьма разнообразен. Его волновали многие проблемы действительности. Отсюда и широта образов, и красочность создаваемых картин.
Тема человека и стихии является программной в творчестве поэта, потому что на протяжении всей своей жизни он не раз обращался к этому вопросу.
Чаще всего стихия является неотъемлемой частью жизни лирического героя, поскольку передает его душевное состояние. Поэт восхищается этой удивительной божественной силой, считая ее схожей с человеком:
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Для Пушкина природа очень символична. Она одушевлена, автор чувствует духовное единение с ней, поэтому он принимает любое ее состояние:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Стихия капризна и непредсказуема, хотя важно заметить, что в создании образа автор не прибегает к сложным синтаксическим конструкциям, ярким эпитетам, метафорам. Поэт обращается к сравнениям, которые очеловечивают стихию, делают ее живой и разнообразной. Лирический герой чувствует связь с бурей, несмотря на то, что она противопоставляется «ветхой лачужке».
На мой взгляд, описание природы у Пушкина не является основной задачей. Для него важнее эмоциональный настрой. Ведь он позволяет лучше понять переживания человека, являющегося, по-моему, все же основным действующим лицом. Естественно, что стихия становится носителем особой силы, которая не подчиняется окружающей действительности, а живет по своим законам. Такова Нева в «Медном всаднике».
Данное произведение, как ни одно другое, рисует силу и мощь стихии, противостоящей миру человеческому. Автор пытается осмыслить величие и противоречивость «божьей стихии», которая всего лишь на время была закована «в береговой гранит волею Петра». Несмотря на то, что река уж давно была покорена, она все еще остается дикой, неприветливой и суровой:
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя, вешни дни, ликует.
Натура царя деятельная, непокорная року, он является достойным противником природе. Что же касается Евгения, то Пушкин сделал его незащищенным, он предстает перед читателем как существо, доступное стихии. Герой поэмы становится напрямую зависимым от нее:
…И грустно было
Ему в ту ночь, и он желал,
Чтоб ветер выл не так уныло
И чтобы дождь в окно стучал
Не так сердито…
Таким образом, без сомнения можно говорить о том, что А.С. Пушкин считает природную стихию той силой, которая проникает в жизнь человека, даже несмотря на его нежелание, сопротивление. Автор убежден в том, что между человеком и подобной силой есть некая, внешне незаметная связь. Она настолько прочна, что люди становятся зависимыми. Очень часто человек испытывает страх и благоговение перед такой силой, ибо в своем буйстве она так сильна, что сметает все живое на своем пути. Такова природа в «Медном всаднике».
Естественно, что неумение объяснить подобные явления приводят к тому, что человек вынужден связывать природу с потусторонними силами. В своих произведениях Пушкин не раз облекал стихию в фантастические образы. Достаточно вспомнить стихотворение «Бесы», где сильная метель, временами переходящая в ураган, ассоциируется с игрой нечистой силы.
А.С. Пушкин очень часто обращался к образам стихии в большей степени в своих романтических произведениях. Ведь море, ветер, неконтролируемая природа являются символами свободы, вольной жизни, вольного существования. Я думаю, что именно отсюда у лирического героя возникает желание стать частью этой силы.
Творчество Пушкина без сомнения можно считать особой эпохой в русской литературе. Он стал новатором как в прозе, так и в лирике. Многие темы, к которым обращался поэт, актуальны и по сей день.
“Двенадцать” – поэма переворота. Не только и не столько поэма описывающая общую атмосферу, царящую в погибающей, после октябрьского переворота, стране, сколько поэма переворота в погибающей душе самого поэта. Эта поэма – насмешка над “революцией”, Блок в каждом слове, в каждом звуке высмеивает в бессильной злобе кровавый разгул стихии.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба, святая злоба…
Сам он не может повлиять каким-либо кардинальным образом на исторический ход событий, поэтому ему только и остается смеяться сквозь боль, отплевываясь кровью. Блок не может (или не хочет) “говорить вполголоса: Предатели! Погибла Россия!”, он отчаянно смеется над несоответствием идеалов поставленных перед “революцией” и окружающей действительностью ее достигнутой. Он зло смеется надо всеми – и над представителями старого мира – попами, буржуями, барынями… всеми, кто довел страну до революционной ситуации, и над представителями, так называемого, “нового” мира ничтожными личностями способными воевать лишь с уличными девками да с тенями в подворотнях.
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь…
…
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба –
Гуляет нынче голытьба!
…
В зубах цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
“Свобода, свобода, эх, эх, без креста!” – звучит как разгульный, разбойничий клич, не случайно автор отметил, что “на спину б надо бубновый туз!” – такой лоскут из красной или желтой ткани нашивался на спину каторжникам. Эти люди “идут без имени святого…”
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Бессознательный ты право,
Рассуди, подумай здраво –
Али руки не крови…
Они проходят как стихия, они проносятся как вьюга, они подчиняются только внутреннему стремлению разрушения: “Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем” …до основанья, а затем… А вот, что будет “затем” никто не знает – главное побыстрей разрушить, развалить – автор постоянно сравнивает движущие силы революции со слепой стихией, которая сама слепо все рушит на своем пути и других сбивает и с ног и с дороги – “крутит”.
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, Ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, Ветер –
На всем божьем свете!
…
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюгa, ой, вьюгa!
Не видать совсем друг друга!
За четыре за шага!
В поэме последовательно применен художественный прием, основанный на эффекте контраста. Сразу бросается в глаза, что изображение строится в ней на чередовании мотивов ночной темноты и снежной вьюги. Эта цветовая символика отчетливо ясна по своему смыслу. Она знаменует два жизненных исторических начала: низкое и высокое, лож и правду, прошлое и будущее – все, что противоборствует как на всем свете, так и в каждой человеческой душе. Символика эта социально прояснена, в ней – отражение и художественное обобщение реально исторических явлений.
Что такое снежная вьюга в “Двенадцати”, как не образ “исторической погоды”, образ самого переворота и хаоса им принесенного. Черный вечер и белый снег воплощают в своей контрастности историческую бурю, потрясшую мир. Белое, светлое, снежное торжествует в финале поэмы, где полностью побеждает непроглядную тьму, из которой вышли двенадцать. Здесь автор завуалировано пророчит победу белой, светлой силы над черно-красным хаосом, принесенным той стихией, к которой принадлежали двенадцать.
“Двенадцать” – это полное торжество стихии. Она – главный герой поэмы. Как сама поэма, так и стихия в ней едина и синтетична, хотя внутри нее самой действуют самостоятельные характеры с их собственными индивидуальными чертами.
Двенадцать красногвардейцев пробиваются сквозь лютую вьюгу; они “ко всему готовы” им “ничего не жаль”, они настороженны; их ведет вперед инстинкт, но они еще толком не представляют себе до конца весь смысл своей борьбы, своего “державного шага” в будущее. Они в этой борьбе еще новорожденные, рожденные вместе с “новым” миром, рожденные самим этим “новым” миром.
В геpоях поэмы, беззаветно вышедших на штуpм стаpого миpа, – пожалуй, больше от анаpхической “вольницы” (активно действовавшей в Октябpьские дни), нежели от авангаpда петpогpадского pабочего класса, котоpый под пpедводительством паpтии большевиков обеспечил победу pеволюции.
Ощущение “взлета” революции с громадной силой сказалось в “Двенадцати” в мотивах ночной метели, порывистого, резкого ветра, взвихренного снега. Эти мотивы проходят сквозь всю поэму подобно основной теме в симфонии. При этом ветер, снежная вьюга, пурга – как динамические образы восставшей, разбушевавшейся стихии – приобретают в “Двенадцати” различный смысл применительно к разным персонажам поэмы. Для теней и обломков старого мира злой и веселый (злорадный) ветер – сила враждебная, безжалостно выметающая их из жизни, для двенадцати же, он – их родная стихия, они как порождение этого ветра, они детище хаоса, стремящиеся к разрушению. Этим двенадцати вьюга не страшна, не опасна. Это их родная стихия, они идут сквозь вьюгу революции, которая пылит им в глаза и играет с красным флагом.
Красный флаг появляется в конце поэмы, он – этот символ революции здесь становится символом нового креста России. Россия стоит на перепутье – “позади голодный пес”, а впереди, якобы “светлое будущее”. Есть мнение, что. Христос во главе красногвардейцев означал собой моральное благословение (на аморальные дела, простите за каламбур) революции, ее конечных целей и идеалов. Но в том-то и дело, что не был Он во главе – нигде в поэме об этом не сказано, а сказано – “впереди”. Просто привыкли у нас воспринимать, что впереди, с красным флагом – значит во главе, но здесь другая ситуация, флаг здесь олицетворяет собой новый крест Христа, новый крест России и идет Он не во главе, а Его ведут, ведут на расстрел, на новое распятие…
“Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли ты, что будет завтра? Кто ты? Ты ли это? Или только подобие Его. Но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же, по одному моему мановению, бросятся подгребать к твоему костру угли. Знаешь ты это? Да, ты может быть это знаешь…” Это Достоевский, “Братья Карамазовы”, диалог Великого Инквизитора с Иисусом Христом.
Никому не нужна Его помощь, никому не нужно Его благословение – “От чего тебя упас золотой иконостас?” О каком “моральном благословении” может идти речь, когда “…идут без имени святого … ко всему готовы…” Этим двенадцати не нужно ничьего “благословения революции, ее конечных целей и идеалов”, точно так же как не нужно оно было и тем кто делал революцию. Просто в то время удобно было использовать стихи такого великого поэта, в свою пользу, с целью оправдания революции и кровавого беспредела, а ведь Блок сам говорил, что в его поэме “Двенадцать” совсем нет политики.
Читая стихи Александра Блока начала века, его самого можно было бы назвать “революционером” – стихии у него достаточно смелые, “народнические”, но Блок был русским человеком и как всякий русский любил людей, и как русский поэт – любил всех людей. Да, наверняка ему не нравились некоторые представители русского народа, но в общем он любил всех, что можно увидеть из его стихов: он может ругать, высмеивать какой-нибудь чисто русский поступок или характер, а потом в конце написать:
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.
Это последние строчки из стихотворения “Грешить бесстыдно, непробудно…”
Он любил всех, он любил всю Россию, и тем больнее переживал ее политический, экономический и духовный кризис. Блок проживал все события происходившие в России вместе с ней. Он вместе с Россией с его Русью страдал, замерзал, обливался кровью, умирал от голода. Не буквально, конечно. Александр Блок, в своей поэме чувствует настроение и переживание каждого персонажа, он с точностью передает эмоции каждого встречающегося в строчках “Двенадцати” лица, с горечью высмеивая и показывая всю ничтожность “высоких целей” революции, любых ее партий и движений. Автор в поэме показывает насколько далеки “высокие” идеи революции от земной жизни:
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате плакат:
“Вся власть Учредительному Собранию!”
Старушка убивается – плачет,
Никак не поймет, чтo значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий – раздет, разут…
Скажите, мог ли поэт, обращаясь к Руси, как к родной женщине:
О, Русь моя!
Жена моя!
До боли Нам ясен долгий путь!
(“Ночные Часы”)
писать серьезно
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь!
и этими словами благословлять на убийство Родины, России?
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые
– Как слезы первые любви!
(“Россия”)
В кондовyю
Избяную,
В толстозадую!
Эх, эх, без креста!
(“Двенадцать”)
Еще в 1908 году, Александр Блок в стихотворении “Россия” пророчествует о том, о чем будет писать через десять лет в “Двенадцати”, обращаясь к России:
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу…
Какому хочешь чародею
Отдай разбойничью красу!
Тебя заманит и обманет, –
Не пропадешь не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…
И дальше он пишет о том, что чтобы с Россией не случилось, какой бы супостат не пришел на Русь, все равно она не погибнет, поднимется, отряхнется и станет еще краше…
Ну что ж? Одной заботой боле
– Одной слезой река шумней,
А ты все та же – лес да поле,
Да плат узорный до бровей…
В октябрьском перевороте поэт услышал только одну “музыку” – громовую музыку катастрофического крушения старого мира, которое он так давно предчувствовал и ждал. Да, он ждал, но скорее не столько крушения самого мира, сколько перемены в психологии людей, перемены человеческого сознания, улучшения мира не за счет его перелома и передела, а за счет внутренних изменений в каждом человеке, то есть изменение мира, за счет изменения самого человека. Поэтому, кровавый переворот, провозглашенный социалистической революцией, Блок воспринял как внезапно налетевшую, но уже предсказанную и ожидаемую стихию. Революция, по Блоку, всемирна, всеобща и неостановима. Она воплотилась для него с наибольшей полнотой в образе неудержимого “мирового пожара”, который вспыхнул в России и будет еще долго разгораться все больше и больше, перенося свои очаги и на Запад и на Восток, – до тех пор, “пока не запылает и не сгорит старый мир дотла”. Образ разбушевавшейся стихии всегда играл в поэзии Блока особо значительную, можно сказать – громадную роль. Ветер, буря, вьюга – все это для него привычные понятия романтического мироощущения. В “Двенадцати” эти образы призваны передать ощущение разбушевавшейся стихии народной жизни. Реальный пейзаж Петрограда как бы растворяется в стихии. Стихийно, все в поэме: не только красноармейцы являют собой образ стихии, но и все действующие лица. Поведение всех и каждого здесь не предсказуемо, все действующие лица в данной ситуации оказались в не родной стихии, все они чувствуют себя чужими в этом мире и даже те, которые идут “державным шагом”, как хозяева жизни, и они ощущают себя уверенными только пока они идут толпой и с оружием, хотя даже и оружие в руках не предает им большой уверенности, так как все они осознают, что они временно в этом мире и любая шальная пуля может отправить в мир иной…
Эти “хозяева жизни” до того трусят, что начинают стрельбу еще не видя противника, стреляют по теням, подбадривая себя грозными выкриками в темноту:
Кто там машет красным флагом?
Приглядись-ка, эка тьма!
Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?
Все равно тебя добуду,
Лучше сдайся мне живьем!
Эй, товарищ, будет худо,
Выходи, стрелять начнем!
Как всегда, после стихийного бедствия остаются кучи мусора, груды обломков, раненые и погибшие. Так и после этой революции осталось много жертв как из представителей “старого” мира, так и из представителей “нового” мира многие из которых по известной пословице: “За что боролись – на то и напоролись”. Ну а так называемый “мусор”, после этой революции, если воспринимать ее как стихийное бедствие, до сих пор приходится разгребать уже нам – третьему или четвертому поколению после “Двенадцати”.
Литература развивается под действием эволюции. Что-то устаревает, что-то пропадает, вместо этого приходит новое, более современное и улучшенное. Но эволюция и стихия — это две несовместимые вещи. Существует время писателя — эстетическое, а реального нет — оно исчезает. В этом времени душа человека заменяется его функциями. Например, борьба с несправедливым устройством общества. У пролетарских поэтов эта тема звучит решительно и твердо.
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут. (Г. Крдижановский)
Становится ясно, что общее заменяет частное и становится более значимым. В других направлениях, например, модернизме появляется гипертрофия личности, появляется образ Человекобога.
Бескрылый дух, землею полоненный,
Себя забывший и забытый бог…
Один лишь сон, — и снова окрыленный
Ты мчишься ввысь от суетных тревог. (В. Соловьев)
В произведениях этого течения нет времени, нет бытия, нет реального человека, все заменено ощущением какого-то нереального «Я».
Знаменитый французский поэт Г. Аполлинер выразил этот принцип в такой фразе: «Когда человек захотел воспроизвести ходьбу, он создал колесо, которое не похоже на ногу». Новое искусство, по мнению многих исследователей должно было стать таким «колесом» и изменить привычные нормы.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что, несмотря на разные взгляды, разные способы выражать свои мысли большинство литературоведов имели схожие позиции относительно способов изменения искусства. Их волнует «колесо», а не «нога».
Лирика второго тома (1904-1908) отразила существенные изменения мировосприятия А. А. Блока. В тот период времени общество было охвачено значительным подъемом, который определенным образом воздействовал и на поэта. Он отходит от мистицизма Владимира Соловьева, от идеала мировой гармонии, поскольку в сознание поэта повелительно вторгаются события окружающей жизни, требующие постижения. Блок воспринимает их как «стихию», динамичное начало, входящее в конфликт с «несмутимой» Душой Мира. Поэт углубляется в сложный и разноречивый мир человеческих страстей, терзаний, борьбы.
Своеобразным прологом ко второму тому стал цикл «Пузыри земли», в котором Блок неожиданном обращается к изображению «низменной природы, фантастических сказочных созданий.
В последующих двух циклах охват явлений реального мира несравненно расширяется. Поэт отдается тревожному, конфликтному миру будничной жизни, чувствуя себя сопричастным всему совершающемуся. Такому мироощущению способствовала и революция, которую он воспринимал, аналогично другим символистам, как проявление разрушительной стихии, как битву людей новой формации бесправия, насилия и циничности. Эта позиция отражена в стихотворениях «Поднимались из тьмы погребов… «, «Шли на приступ. Прямо в грудь… «, «Митинг», «Сытые», и др. Интересно, что блоковский лирический…
герой при всей своей солидарности с теми, кто выступает за защиту угнетенных, не считает себя достойным попасть в их ряды.
Таким образом, в лирике Блока начинает звучать одна из ключевых для него проблем — народ и интеллигенция.
Кроме мотивов, связанных с революционными событиями, в данных циклах отображены и многие другие стороны разнообразной и непостоянной русской жизни. Однако особое значение получают стихотворения, где поэт разворачивает «широкоохватный» образ отчизны и подчеркивает свою неразрывную связь с ней.
Два последующих цикла второго тома «Снежная маска» и «Фаина» стали отражением неожиданно возникшего чувства поэта к актрисе Н. Н. Волоховой. На смену изображениям стихии природы, стихии повседневной приходит теперь стихия несдерживаемой страсти. Всецело отдаваясь своим эмоциям, лирический герой Блока погружается в «снежный мрак очей», обмирает от восторга перед этими «снежными хмелями», которые подтверждают динамическую сторону жизни.
Однако из мира стихий, когда человек находится на перепутье, поэт выходит не только с утратами. В письме А. Белому Блок пишет, что теперь «за плечами все «мое» и все «не мое», равно великое… «
Сочинение на тему «Тема гармонии и стихии в лирике Ф Тютчева .»
Лирика русского поэта Федора Ивановича Тютчева открывает для читателя неожиданный взгляд на окружающий мир. Во-первых, он был поэтом-философом и вкладывал в стихи свое мировоззрение, его озарения насчет связи человека с окружающим миром поражают точностью и вневременным звучанием. Во-вторых, кроме поэзии он занимался дипломатической работой, служил за границей на благо родины и достиг высокого понимания роли своей страны в общем историческом процессе.
Творческое наследие Тютчева состоит из 400 стихотворений, а значит, необходимо глубокое изучение каждого сочинения, чтобы из малого количества написанных им строк получить как можно более полную поэтическую картину мира представителя русской мысли XIX века.
Уникальность лирики Тютчева чувствуется уже при прочтении его философских миниатюр-прозрений в форме четверостиший («Природа — сфинкс…», «Нам не дано предугадать…»). Впервые в русской литературе из-под пера Тютчева выходят миниатюры, которые становятся серьезным жанром, хотя до этого их короткая форма использовалась только для шуточных стихов и эпиграмм.
Таинства природы и мирозданья пленяют воображение поэта — он обращается к этой теме много раз. Окружающий мир — таинственный и непознаваемый, автор сравнивает жизнь человека с путешествием по волнам мирового океана:
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн…
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
(«Как океан объемлет шар земной…»)
Поэта волнуют вопросы устройства мирозданья, он верит, что, внимательно прислушиваясь к звукам природы и приглядываясь к ее картинам, человек сможет открыть для себя великие тайны и найти ответы на многие вопросы. В одном из стихотворений лирическому герою открываются секреты в особое время, в час «в ночи всемирного молчанья», в час «явлений и чудес» («Видение»).
Единению человека с природой противопоставляется их разлад; поэт использует образ моря и тростника. Человек — тростник, шорох которого, по естественным законам гармонии, должен сочетаться с шумом моря, возле которого он растет:
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
( «Певучесть есть в морских волнах…» )
«Мыслящий тростник» и есть человечество, и вместе с морем, небом и землей оно должно составлять единый хор. Причина разлада кроется в душе человека, потому что люди разучились слышать и поддерживать гармонию природы, они не слышат ее зов («Не то, что мните вы, природа…»). Тютчев часто обращается к тематике стихии.
Буйная, пугающая стихия представлена в образе бури («бурь заснувших не буди, под ними хаос шевелится»), возникают образы дня («блистательный покров», «отрадный», «любезный») и ночи («бездна со страхами и мглами», «темная пропасть»). Общение с божественным миром высших существ поможет человеку вернуть «наследье родовое» и узнать истину («Святая ночь на небосклон взошла…», «Silentium!», «Как хорошо ты, о море ночное…»).
Тютчев сумел передать в своей лирике красоту окружающего мира, как ее видят представители романтического направления — как отблеск идеальной гармонии, присущей высшим мирам. Ощущение причастности к этому миру идеалов вызывают многие стихотворения поэта. Научиться видеть прекрасное и таинственное в обыденных явлениях — призыв поэта ко всем поколениям его читателей.
Лирика русского поэта Федора Ивановича Тютчева открывает для читателя неожиданный взгляд на окружающий мир. Во-первых, он был поэтом-философом и вкладывал в стихи свое мировоззрение, его озарения насчет связи человека с окружающим миром поражают точностью и вневременным звучанием. Во-вторых, кроме поэзии он занимался дипломатической работой, служил за границей на благо родины и достиг высокого понимания роли своей страны в общем историческом процессе.
Творческое наследие Тютчева состоит из 400 стихотворений, а значит, необходимо глубокое изучение каждого сочинения, чтобы из малого количества написанных им строк получить как можно более полную поэтическую картину мира представителя русской мысли XIX века.
Уникальность лирики Тютчева чувствуется уже при прочтении его философских миниатюр-прозрений в форме четверостиший («Природа — сфинкс…», «Нам не дано предугадать…»). Впервые в русской литературе из-под пера Тютчева выходят миниатюры, которые становятся серьезным жанром, хотя до этого их короткая форма использовалась только для шуточных стихов и эпиграмм.
Таинства природы и мирозданья пленяют воображение поэта — он обращается к этой теме много раз. Окружающий мир — таинственный и непознаваемый, автор сравнивает жизнь человека с путешествием по волнам мирового океана:
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн…
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
(«Как океан объемлет шар земной…»)
Поэта волнуют вопросы устройства мирозданья, он верит, что, внимательно прислушиваясь к звукам природы и приглядываясь к ее картинам, человек сможет открыть для себя великие тайны и найти ответы на многие вопросы. В одном из стихотворений лирическому герою открываются секреты в особое время, в час «в ночи всемирного молчанья», в час «явлений и чудес» («Видение»).
Единению человека с природой противопоставляется их разлад; поэт использует образ моря и тростника. Человек — тростник, шорох которого, по естественным законам гармонии, должен сочетаться с шумом моря, возле которого он растет:
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
( «Певучесть есть в морских волнах…» )
«Мыслящий тростник» и есть человечество, и вместе с морем, небом и землей оно должно составлять единый хор. Причина разлада кроется в душе человека, потому что люди разучились слышать и поддерживать гармонию природы, они не слышат ее зов («Не то, что мните вы, природа…»). Тютчев часто обращается к тематике стихии.
Буйная, пугающая стихия представлена в образе бури («бурь заснувших не буди, под ними хаос шевелится»), возникают образы дня («блистательный покров», «отрадный», «любезный») и ночи («бездна со страхами и мглами», «темная пропасть»). Общение с божественным миром высших существ поможет человеку вернуть «наследье родовое» и узнать истину («Святая ночь на небосклон взошла…», «Silentium!», «Как хорошо ты, о море ночное…»).
Тютчев сумел передать в своей лирике красоту окружающего мира, как ее видят представители романтического направления — как отблеск идеальной гармонии, присущей высшим мирам. Ощущение причастности к этому миру идеалов вызывают многие стихотворения поэта. Научиться видеть прекрасное и таинственное в обыденных явлениях — призыв поэта ко всем поколениям его читателей.
Невозможно себе представить русскую литературу, да и вообще национальную культуру, без одного из величайших поэтов девятнадцатого века – А.С. Пушкина. Круг тем, к которым обращался поэт, весьма разнообразен. Его волновали многие проблемы действительности. Отсюда и широта образов, и красочность создаваемых картин.
Тема человека и стихии является программной в творчестве поэта, потому что на протяжении всей своей жизни он не раз обращался к этому вопросу.
Чаще всего стихия является неотъемлемой частью жизни лирического героя, поскольку передает его душевное состояние. Поэт восхищается этой удивительной божественной силой, считая ее схожей с человеком:
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Для Пушкина природа очень символична. Она одушевлена, автор чувствует духовное единение с ней, поэтому он принимает любое ее состояние:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Стихия капризна и непредсказуема, хотя важно заметить, что в создании образа автор не прибегает к сложным синтаксическим конструкциям, ярким эпитетам, метафорам. Поэт обращается к сравнениям, которые очеловечивают стихию, делают ее живой и разнообразной. Лирический герой чувствует связь с бурей, несмотря на то, что она противопоставляется «ветхой лачужке».
На мой взгляд, описание природы у Пушкина не является основной задачей. Для него важнее эмоциональный настрой. Ведь он позволяет лучше понять переживания человека, являющегося, по-моему, все же основным действующим лицом. Естественно, что стихия становится носителем особой силы, которая не подчиняется окружающей действительности, а живет по своим законам. Такова Нева в «Медном всаднике».
Данное произведение, как ни одно другое, рисует силу и мощь стихии, противостоящей миру человеческому. Автор пытается осмыслить величие и противоречивость «божьей стихии», которая всего лишь на время была закована «в береговой гранит волею Петра». Несмотря на то, что река уж давно была покорена, она все еще остается дикой, неприветливой и суровой:
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя, вешни дни, ликует.
Натура царя деятельная, непокорная року, он является достойным противником природе. Что же касается Евгения, то Пушкин сделал его незащищенным, он предстает перед читателем как существо, доступное стихии. Герой поэмы становится напрямую зависимым от нее:
…И грустно было
Ему в ту ночь, и он желал,
Чтоб ветер выл не так уныло
И чтобы дождь в окно стучал
Не так сердито…
Таким образом, без сомнения можно говорить о том, что А.С. Пушкин считает природную стихию той силой, которая проникает в жизнь человека, даже несмотря на его нежелание, сопротивление. Автор убежден в том, что между человеком и подобной силой есть некая, внешне незаметная связь. Она настолько прочна, что люди становятся зависимыми. Очень часто человек испытывает страх и благоговение перед такой силой, ибо в своем буйстве она так сильна, что сметает все живое на своем пути. Такова природа в «Медном всаднике».
Естественно, что неумение объяснить подобные явления приводят к тому, что человек вынужден связывать природу с потусторонними силами. В своих произведениях Пушкин не раз облекал стихию в фантастические образы. Достаточно вспомнить стихотворение «Бесы», где сильная метель, временами переходящая в ураган, ассоциируется с игрой нечистой силы.
А.С. Пушкин очень часто обращался к образам стихии в большей степени в своих романтических произведениях. Ведь море, ветер, неконтролируемая природа являются символами свободы, вольной жизни, вольного существования. Я думаю, что именно отсюда у лирического героя возникает желание стать частью этой силы.
Творчество Пушкина без сомнения можно считать особой эпохой в русской литературе. Он стал новатором как в прозе, так и в лирике. Многие темы, к которым обращался поэт, актуальны и по сей день.
Невозможно себе представить русскую литературу, да и вообще национальную культуру, без одного из величайших поэтов девятнадцатого века – А.С. Пушкина. Круг тем, к которым обращался поэт, весьма разнообразен. Его волновали многие проблемы действительности. Отсюда и широта образов, и красочность создаваемых картин.
Тема человека и стихии является программной в творчестве поэта, потому что на протяжении всей своей жизни он не раз обращался к этому вопросу.
Чаще всего стихия является неотъемлемой частью жизни лирического героя, поскольку передает его душевное состояние. Поэт восхищается этой удивительной божественной силой, считая ее схожей с человеком:
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Для Пушкина природа очень символична. Она одушевлена, автор чувствует духовное единение с ней, поэтому он принимает любое ее состояние:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Стихия капризна и непредсказуема, хотя важно заметить, что в создании образа автор не прибегает к сложным синтаксическим конструкциям, ярким эпитетам, метафорам. Поэт обращается к сравнениям, которые очеловечивают стихию, делают ее живой и разнообразной. Лирический герой чувствует связь с бурей, несмотря на то, что она противопоставляется «ветхой лачужке».
На мой взгляд, описание природы у Пушкина не является основной задачей. Для него важнее эмоциональный настрой. Ведь он позволяет лучше понять переживания человека, являющегося, по-моему, все же основным действующим лицом. Естественно, что стихия становится носителем особой силы, которая не подчиняется окружающей действительности, а живет по своим законам. Такова Нева в «Медном всаднике».
Данное произведение, как ни одно другое, рисует силу и мощь стихии, противостоящей миру человеческому. Автор пытается осмыслить величие и противоречивость «божьей стихии», которая всего лишь на время была закована «в береговой гранит волею Петра». Несмотря на то, что река уж давно была покорена, она все еще остается дикой, неприветливой и суровой:
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя, вешни дни, ликует.
Натура царя деятельная, непокорная року, он является достойным противником природе. Что же касается Евгения, то Пушкин сделал его незащищенным, он предстает перед читателем как существо, доступное стихии. Герой поэмы становится напрямую зависимым от нее:
…И грустно было
Ему в ту ночь, и он желал,
Чтоб ветер выл не так уныло
И чтобы дождь в окно стучал
Не так сердито…
Таким образом, без сомнения можно говорить о том, что А.С. Пушкин считает природную стихию той силой, которая проникает в жизнь человека, даже несмотря на его нежелание, сопротивление. Автор убежден в том, что между человеком и подобной силой есть некая, внешне незаметная связь. Она настолько прочна, что люди становятся зависимыми. Очень часто человек испытывает страх и благоговение перед такой силой, ибо в своем буйстве она так сильна, что сметает все живое на своем пути. Такова природа в «Медном всаднике».
Естественно, что неумение объяснить подобные явления приводят к тому, что человек вынужден связывать природу с потусторонними силами. В своих произведениях Пушкин не раз облекал стихию в фантастические образы. Достаточно вспомнить стихотворение «Бесы», где сильная метель, временами переходящая в ураган, ассоциируется с игрой нечистой силы.
А.С. Пушкин очень часто обращался к образам стихии в большей степени в своих романтических произведениях. Ведь море, ветер, неконтролируемая природа являются символами свободы, вольной жизни, вольного существования. Я думаю, что именно отсюда у лирического героя возникает желание стать частью этой силы.
Творчество Пушкина без сомнения можно считать особой эпохой в русской литературе. Он стал новатором как в прозе, так и в лирике. Многие темы, к которым обращался поэт, актуальны и по сей день.
“Двенадцать” – поэма переворота. Не только и не столько поэма описывающая общую атмосферу, царящую в погибающей, после октябрьского переворота, стране, сколько поэма переворота в погибающей душе самого поэта. Эта поэма – насмешка над “революцией”, Блок в каждом слове, в каждом звуке высмеивает в бессильной злобе кровавый разгул стихии.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба, святая злоба…
Сам он не может повлиять каким-либо кардинальным образом на исторический ход событий, поэтому ему только и остается смеяться сквозь боль, отплевываясь кровью. Блок не может (или не хочет) “говорить вполголоса: Предатели! Погибла Россия!”, он отчаянно смеется над несоответствием идеалов поставленных перед “революцией” и окружающей действительностью ее достигнутой. Он зло смеется надо всеми – и над представителями старого мира – попами, буржуями, барынями… всеми, кто довел страну до революционной ситуации, и над представителями, так называемого, “нового” мира ничтожными личностями способными воевать лишь с уличными девками да с тенями в подворотнях.
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь…
…
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба –
Гуляет нынче голытьба!
…
В зубах цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
“Свобода, свобода, эх, эх, без креста!” – звучит как разгульный, разбойничий клич, не случайно автор отметил, что “на спину б надо бубновый туз!” – такой лоскут из красной или желтой ткани нашивался на спину каторжникам. Эти люди “идут без имени святого…”
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Бессознательный ты право,
Рассуди, подумай здраво –
Али руки не крови…
Они проходят как стихия, они проносятся как вьюга, они подчиняются только внутреннему стремлению разрушения: “Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем” …до основанья, а затем… А вот, что будет “затем” никто не знает – главное побыстрей разрушить, развалить – автор постоянно сравнивает движущие силы революции со слепой стихией, которая сама слепо все рушит на своем пути и других сбивает и с ног и с дороги – “крутит”.
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, Ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, Ветер –
На всем божьем свете!
…
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюгa, ой, вьюгa!
Не видать совсем друг друга!
За четыре за шага!
В поэме последовательно применен художественный прием, основанный на эффекте контраста. Сразу бросается в глаза, что изображение строится в ней на чередовании мотивов ночной темноты и снежной вьюги. Эта цветовая символика отчетливо ясна по своему смыслу. Она знаменует два жизненных исторических начала: низкое и высокое, лож и правду, прошлое и будущее – все, что противоборствует как на всем свете, так и в каждой человеческой душе. Символика эта социально прояснена, в ней – отражение и художественное обобщение реально исторических явлений.
Что такое снежная вьюга в “Двенадцати”, как не образ “исторической погоды”, образ самого переворота и хаоса им принесенного. Черный вечер и белый снег воплощают в своей контрастности историческую бурю, потрясшую мир. Белое, светлое, снежное торжествует в финале поэмы, где полностью побеждает непроглядную тьму, из которой вышли двенадцать. Здесь автор завуалировано пророчит победу белой, светлой силы над черно-красным хаосом, принесенным той стихией, к которой принадлежали двенадцать.
“Двенадцать” – это полное торжество стихии. Она – главный герой поэмы. Как сама поэма, так и стихия в ней едина и синтетична, хотя внутри нее самой действуют самостоятельные характеры с их собственными индивидуальными чертами.
Двенадцать красногвардейцев пробиваются сквозь лютую вьюгу; они “ко всему готовы” им “ничего не жаль”, они настороженны; их ведет вперед инстинкт, но они еще толком не представляют себе до конца весь смысл своей борьбы, своего “державного шага” в будущее. Они в этой борьбе еще новорожденные, рожденные вместе с “новым” миром, рожденные самим этим “новым” миром.
В геpоях поэмы, беззаветно вышедших на штуpм стаpого миpа, – пожалуй, больше от анаpхической “вольницы” (активно действовавшей в Октябpьские дни), нежели от авангаpда петpогpадского pабочего класса, котоpый под пpедводительством паpтии большевиков обеспечил победу pеволюции.
Ощущение “взлета” революции с громадной силой сказалось в “Двенадцати” в мотивах ночной метели, порывистого, резкого ветра, взвихренного снега. Эти мотивы проходят сквозь всю поэму подобно основной теме в симфонии. При этом ветер, снежная вьюга, пурга – как динамические образы восставшей, разбушевавшейся стихии – приобретают в “Двенадцати” различный смысл применительно к разным персонажам поэмы. Для теней и обломков старого мира злой и веселый (злорадный) ветер – сила враждебная, безжалостно выметающая их из жизни, для двенадцати же, он – их родная стихия, они как порождение этого ветра, они детище хаоса, стремящиеся к разрушению. Этим двенадцати вьюга не страшна, не опасна. Это их родная стихия, они идут сквозь вьюгу революции, которая пылит им в глаза и играет с красным флагом.
Красный флаг появляется в конце поэмы, он – этот символ революции здесь становится символом нового креста России. Россия стоит на перепутье – “позади голодный пес”, а впереди, якобы “светлое будущее”. Есть мнение, что. Христос во главе красногвардейцев означал собой моральное благословение (на аморальные дела, простите за каламбур) революции, ее конечных целей и идеалов. Но в том-то и дело, что не был Он во главе – нигде в поэме об этом не сказано, а сказано – “впереди”. Просто привыкли у нас воспринимать, что впереди, с красным флагом – значит во главе, но здесь другая ситуация, флаг здесь олицетворяет собой новый крест Христа, новый крест России и идет Он не во главе, а Его ведут, ведут на расстрел, на новое распятие…
“Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли ты, что будет завтра? Кто ты? Ты ли это? Или только подобие Его. Но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же, по одному моему мановению, бросятся подгребать к твоему костру угли. Знаешь ты это? Да, ты может быть это знаешь…” Это Достоевский, “Братья Карамазовы”, диалог Великого Инквизитора с Иисусом Христом.
Никому не нужна Его помощь, никому не нужно Его благословение – “От чего тебя упас золотой иконостас?” О каком “моральном благословении” может идти речь, когда “…идут без имени святого … ко всему готовы…” Этим двенадцати не нужно ничьего “благословения революции, ее конечных целей и идеалов”, точно так же как не нужно оно было и тем кто делал революцию. Просто в то время удобно было использовать стихи такого великого поэта, в свою пользу, с целью оправдания революции и кровавого беспредела, а ведь Блок сам говорил, что в его поэме “Двенадцать” совсем нет политики.
Читая стихи Александра Блока начала века, его самого можно было бы назвать “революционером” – стихии у него достаточно смелые, “народнические”, но Блок был русским человеком и как всякий русский любил людей, и как русский поэт – любил всех людей. Да, наверняка ему не нравились некоторые представители русского народа, но в общем он любил всех, что можно увидеть из его стихов: он может ругать, высмеивать какой-нибудь чисто русский поступок или характер, а потом в конце написать:
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.
Это последние строчки из стихотворения “Грешить бесстыдно, непробудно…”
Он любил всех, он любил всю Россию, и тем больнее переживал ее политический, экономический и духовный кризис. Блок проживал все события происходившие в России вместе с ней. Он вместе с Россией с его Русью страдал, замерзал, обливался кровью, умирал от голода. Не буквально, конечно. Александр Блок, в своей поэме чувствует настроение и переживание каждого персонажа, он с точностью передает эмоции каждого встречающегося в строчках “Двенадцати” лица, с горечью высмеивая и показывая всю ничтожность “высоких целей” революции, любых ее партий и движений. Автор в поэме показывает насколько далеки “высокие” идеи революции от земной жизни:
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате плакат:
“Вся власть Учредительному Собранию!”
Старушка убивается – плачет,
Никак не поймет, чтo значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий – раздет, разут…
Скажите, мог ли поэт, обращаясь к Руси, как к родной женщине:
О, Русь моя!
Жена моя!
До боли Нам ясен долгий путь!
(“Ночные Часы”)
писать серьезно
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь!
и этими словами благословлять на убийство Родины, России?
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые
– Как слезы первые любви!
(“Россия”)
В кондовyю
Избяную,
В толстозадую!
Эх, эх, без креста!
(“Двенадцать”)
Еще в 1908 году, Александр Блок в стихотворении “Россия” пророчествует о том, о чем будет писать через десять лет в “Двенадцати”, обращаясь к России:
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу…
Какому хочешь чародею
Отдай разбойничью красу!
Тебя заманит и обманет, –
Не пропадешь не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…
И дальше он пишет о том, что чтобы с Россией не случилось, какой бы супостат не пришел на Русь, все равно она не погибнет, поднимется, отряхнется и станет еще краше…
Ну что ж? Одной заботой боле
– Одной слезой река шумней,
А ты все та же – лес да поле,
Да плат узорный до бровей…
В октябрьском перевороте поэт услышал только одну “музыку” – громовую музыку катастрофического крушения старого мира, которое он так давно предчувствовал и ждал. Да, он ждал, но скорее не столько крушения самого мира, сколько перемены в психологии людей, перемены человеческого сознания, улучшения мира не за счет его перелома и передела, а за счет внутренних изменений в каждом человеке, то есть изменение мира, за счет изменения самого человека. Поэтому, кровавый переворот, провозглашенный социалистической революцией, Блок воспринял как внезапно налетевшую, но уже предсказанную и ожидаемую стихию. Революция, по Блоку, всемирна, всеобща и неостановима. Она воплотилась для него с наибольшей полнотой в образе неудержимого “мирового пожара”, который вспыхнул в России и будет еще долго разгораться все больше и больше, перенося свои очаги и на Запад и на Восток, – до тех пор, “пока не запылает и не сгорит старый мир дотла”. Образ разбушевавшейся стихии всегда играл в поэзии Блока особо значительную, можно сказать – громадную роль. Ветер, буря, вьюга – все это для него привычные понятия романтического мироощущения. В “Двенадцати” эти образы призваны передать ощущение разбушевавшейся стихии народной жизни. Реальный пейзаж Петрограда как бы растворяется в стихии. Стихийно, все в поэме: не только красноармейцы являют собой образ стихии, но и все действующие лица. Поведение всех и каждого здесь не предсказуемо, все действующие лица в данной ситуации оказались в не родной стихии, все они чувствуют себя чужими в этом мире и даже те, которые идут “державным шагом”, как хозяева жизни, и они ощущают себя уверенными только пока они идут толпой и с оружием, хотя даже и оружие в руках не предает им большой уверенности, так как все они осознают, что они временно в этом мире и любая шальная пуля может отправить в мир иной…
Эти “хозяева жизни” до того трусят, что начинают стрельбу еще не видя противника, стреляют по теням, подбадривая себя грозными выкриками в темноту:
Кто там машет красным флагом?
Приглядись-ка, эка тьма!
Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?
Все равно тебя добуду,
Лучше сдайся мне живьем!
Эй, товарищ, будет худо,
Выходи, стрелять начнем!
Как всегда, после стихийного бедствия остаются кучи мусора, груды обломков, раненые и погибшие. Так и после этой революции осталось много жертв как из представителей “старого” мира, так и из представителей “нового” мира многие из которых по известной пословице: “За что боролись – на то и напоролись”. Ну а так называемый “мусор”, после этой революции, если воспринимать ее как стихийное бедствие, до сих пор приходится разгребать уже нам – третьему или четвертому поколению после “Двенадцати”.
Литература развивается под действием эволюции. Что-то устаревает, что-то пропадает, вместо этого приходит новое, более современное и улучшенное. Но эволюция и стихия — это две несовместимые вещи. Существует время писателя — эстетическое, а реального нет — оно исчезает. В этом времени душа человека заменяется его функциями. Например, борьба с несправедливым устройством общества. У пролетарских поэтов эта тема звучит решительно и твердо.
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут. (Г. Крдижановский)
Становится ясно, что общее заменяет частное и становится более значимым. В других направлениях, например, модернизме появляется гипертрофия личности, появляется образ Человекобога.
Бескрылый дух, землею полоненный,
Себя забывший и забытый бог…
Один лишь сон, — и снова окрыленный
Ты мчишься ввысь от суетных тревог. (В. Соловьев)
В произведениях этого течения нет времени, нет бытия, нет реального человека, все заменено ощущением какого-то нереального «Я».
Знаменитый французский поэт Г. Аполлинер выразил этот принцип в такой фразе: «Когда человек захотел воспроизвести ходьбу, он создал колесо, которое не похоже на ногу». Новое искусство, по мнению многих исследователей должно было стать таким «колесом» и изменить привычные нормы.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что, несмотря на разные взгляды, разные способы выражать свои мысли большинство литературоведов имели схожие позиции относительно способов изменения искусства. Их волнует «колесо», а не «нога».
Лирика второго тома (1904-1908) отразила существенные изменения мировосприятия А. А. Блока. В тот период времени общество было охвачено значительным подъемом, который определенным образом воздействовал и на поэта. Он отходит от мистицизма Владимира Соловьева, от идеала мировой гармонии, поскольку в сознание поэта повелительно вторгаются события окружающей жизни, требующие постижения. Блок воспринимает их как «стихию», динамичное начало, входящее в конфликт с «несмутимой» Душой Мира. Поэт углубляется в сложный и разноречивый мир человеческих страстей, терзаний, борьбы.
Своеобразным прологом ко второму тому стал цикл «Пузыри земли», в котором Блок неожиданном обращается к изображению «низменной природы, фантастических сказочных созданий.
В последующих двух циклах охват явлений реального мира несравненно расширяется. Поэт отдается тревожному, конфликтному миру будничной жизни, чувствуя себя сопричастным всему совершающемуся. Такому мироощущению способствовала и революция, которую он воспринимал, аналогично другим символистам, как проявление разрушительной стихии, как битву людей новой формации бесправия, насилия и циничности. Эта позиция отражена в стихотворениях «Поднимались из тьмы погребов… «, «Шли на приступ. Прямо в грудь… «, «Митинг», «Сытые», и др. Интересно, что блоковский лирический…
герой при всей своей солидарности с теми, кто выступает за защиту угнетенных, не считает себя достойным попасть в их ряды.
Таким образом, в лирике Блока начинает звучать одна из ключевых для него проблем — народ и интеллигенция.
Кроме мотивов, связанных с революционными событиями, в данных циклах отображены и многие другие стороны разнообразной и непостоянной русской жизни. Однако особое значение получают стихотворения, где поэт разворачивает «широкоохватный» образ отчизны и подчеркивает свою неразрывную связь с ней.
Два последующих цикла второго тома «Снежная маска» и «Фаина» стали отражением неожиданно возникшего чувства поэта к актрисе Н. Н. Волоховой. На смену изображениям стихии природы, стихии повседневной приходит теперь стихия несдерживаемой страсти. Всецело отдаваясь своим эмоциям, лирический герой Блока погружается в «снежный мрак очей», обмирает от восторга перед этими «снежными хмелями», которые подтверждают динамическую сторону жизни.
Однако из мира стихий, когда человек находится на перепутье, поэт выходит не только с утратами. В письме А. Белому Блок пишет, что теперь «за плечами все «мое» и все «не мое», равно великое… «
Сочинение на тему «Тема гармонии и стихии в лирике Ф Тютчева .»
Лирика русского поэта Федора Ивановича Тютчева открывает для читателя неожиданный взгляд на окружающий мир. Во-первых, он был поэтом-философом и вкладывал в стихи свое мировоззрение, его озарения насчет связи человека с окружающим миром поражают точностью и вневременным звучанием. Во-вторых, кроме поэзии он занимался дипломатической работой, служил за границей на благо родины и достиг высокого понимания роли своей страны в общем историческом процессе.
Творческое наследие Тютчева состоит из 400 стихотворений, а значит, необходимо глубокое изучение каждого сочинения, чтобы из малого количества написанных им строк получить как можно более полную поэтическую картину мира представителя русской мысли XIX века.
Уникальность лирики Тютчева чувствуется уже при прочтении его философских миниатюр-прозрений в форме четверостиший («Природа — сфинкс…», «Нам не дано предугадать…»). Впервые в русской литературе из-под пера Тютчева выходят миниатюры, которые становятся серьезным жанром, хотя до этого их короткая форма использовалась только для шуточных стихов и эпиграмм.
Таинства природы и мирозданья пленяют воображение поэта — он обращается к этой теме много раз. Окружающий мир — таинственный и непознаваемый, автор сравнивает жизнь человека с путешествием по волнам мирового океана:
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн…
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
(«Как океан объемлет шар земной…»)
Поэта волнуют вопросы устройства мирозданья, он верит, что, внимательно прислушиваясь к звукам природы и приглядываясь к ее картинам, человек сможет открыть для себя великие тайны и найти ответы на многие вопросы. В одном из стихотворений лирическому герою открываются секреты в особое время, в час «в ночи всемирного молчанья», в час «явлений и чудес» («Видение»).
Единению человека с природой противопоставляется их разлад; поэт использует образ моря и тростника. Человек — тростник, шорох которого, по естественным законам гармонии, должен сочетаться с шумом моря, возле которого он растет:
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
( «Певучесть есть в морских волнах…» )
«Мыслящий тростник» и есть человечество, и вместе с морем, небом и землей оно должно составлять единый хор. Причина разлада кроется в душе человека, потому что люди разучились слышать и поддерживать гармонию природы, они не слышат ее зов («Не то, что мните вы, природа…»). Тютчев часто обращается к тематике стихии.
Буйная, пугающая стихия представлена в образе бури («бурь заснувших не буди, под ними хаос шевелится»), возникают образы дня («блистательный покров», «отрадный», «любезный») и ночи («бездна со страхами и мглами», «темная пропасть»). Общение с божественным миром высших существ поможет человеку вернуть «наследье родовое» и узнать истину («Святая ночь на небосклон взошла…», «Silentium!», «Как хорошо ты, о море ночное…»).
Тютчев сумел передать в своей лирике красоту окружающего мира, как ее видят представители романтического направления — как отблеск идеальной гармонии, присущей высшим мирам. Ощущение причастности к этому миру идеалов вызывают многие стихотворения поэта. Научиться видеть прекрасное и таинственное в обыденных явлениях — призыв поэта ко всем поколениям его читателей.
Лирика русского поэта Федора Ивановича Тютчева открывает для читателя неожиданный взгляд на окружающий мир. Во-первых, он был поэтом-философом и вкладывал в стихи свое мировоззрение, его озарения насчет связи человека с окружающим миром поражают точностью и вневременным звучанием. Во-вторых, кроме поэзии он занимался дипломатической работой, служил за границей на благо родины и достиг высокого понимания роли своей страны в общем историческом процессе.
Творческое наследие Тютчева состоит из 400 стихотворений, а значит, необходимо глубокое изучение каждого сочинения, чтобы из малого количества написанных им строк получить как можно более полную поэтическую картину мира представителя русской мысли XIX века.
Уникальность лирики Тютчева чувствуется уже при прочтении его философских миниатюр-прозрений в форме четверостиший («Природа — сфинкс…», «Нам не дано предугадать…»). Впервые в русской литературе из-под пера Тютчева выходят миниатюры, которые становятся серьезным жанром, хотя до этого их короткая форма использовалась только для шуточных стихов и эпиграмм.
Таинства природы и мирозданья пленяют воображение поэта — он обращается к этой теме много раз. Окружающий мир — таинственный и непознаваемый, автор сравнивает жизнь человека с путешествием по волнам мирового океана:
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн…
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
(«Как океан объемлет шар земной…»)
Поэта волнуют вопросы устройства мирозданья, он верит, что, внимательно прислушиваясь к звукам природы и приглядываясь к ее картинам, человек сможет открыть для себя великие тайны и найти ответы на многие вопросы. В одном из стихотворений лирическому герою открываются секреты в особое время, в час «в ночи всемирного молчанья», в час «явлений и чудес» («Видение»).
Единению человека с природой противопоставляется их разлад; поэт использует образ моря и тростника. Человек — тростник, шорох которого, по естественным законам гармонии, должен сочетаться с шумом моря, возле которого он растет:
Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?
( «Певучесть есть в морских волнах…» )
«Мыслящий тростник» и есть человечество, и вместе с морем, небом и землей оно должно составлять единый хор. Причина разлада кроется в душе человека, потому что люди разучились слышать и поддерживать гармонию природы, они не слышат ее зов («Не то, что мните вы, природа…»). Тютчев часто обращается к тематике стихии.
Буйная, пугающая стихия представлена в образе бури («бурь заснувших не буди, под ними хаос шевелится»), возникают образы дня («блистательный покров», «отрадный», «любезный») и ночи («бездна со страхами и мглами», «темная пропасть»). Общение с божественным миром высших существ поможет человеку вернуть «наследье родовое» и узнать истину («Святая ночь на небосклон взошла…», «Silentium!», «Как хорошо ты, о море ночное…»).
Тютчев сумел передать в своей лирике красоту окружающего мира, как ее видят представители романтического направления — как отблеск идеальной гармонии, присущей высшим мирам. Ощущение причастности к этому миру идеалов вызывают многие стихотворения поэта. Научиться видеть прекрасное и таинственное в обыденных явлениях — призыв поэта ко всем поколениям его читателей.