Сочинение на тему человек любит место своего рождения и воспитания
15 вариантов
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физической.
Полный текст Сочинение
С самого детства человеку прививают уважение, любовь к вечным человеческим ценностям, однако не все можно привить лишь воспитательным путем и пропагандой, существует и что-то более глубокое. В данном тексте Н.М. Карамзин предлагает читателю задуматься над вопросом: «Какова природа любви к Отчизне?»
Анализируя проблему, автор подводит нас к тому, что привязанность к своей Родине является общей для всех народов – «Лапландец, рожденный почти в гробе природы» в любом случае будет любить «холодный мрак земли своей». И даже выбирая между своей Отчизной и «счастливой Италией», лапландец выберет милый сердцу север. Эту привязанность можно назвать физической, тогда как существует отличное, другое влечение – влечение души к нашим родным и близким, трепет сердца от воспоминаний о тех «с кем мы росли и живем», духовная близость к согражданам – другими словами, моральная близость. Писатель делает акцент на том, что общими связями отечества можно объединить двух совершенно незнакомых людей – это простой «закон природы», совмещенный с сущностью человеческой души.
Автор считает, что любовь к Отчизне имеет моральную и физическую основу. Любому из нас лучше и счастливее живется на родной земле, это своеобразный «закон природы», спроецированный на человека. Вдобавок к этому, зависимость от знакомых лиц и знакомой речи, единообразие души и менталитета у сограждан, склонность сердца к воспоминаниям о тех, «с кем мы росли и живем», образуют моральную привязанность.
Я полностью согласна с мнением Н.М. Карамзина и тоже считаю, что любовь к отчизне формируется постепенно и на уровне привычки, делающей человека счастливым. Любому из нас мил знакомый пейзаж, каким бы специфическим он ни был, и, наверное, каждый из нас тянется к своим родным и близким душой, пусть даже это и простой прохожий, но житель твоего города, твоей страны.
Во всем творчестве С. Есенина можно заметить искреннюю, теплую любовь к своей Отчизне. Буквально в каждом стихотворении поэт, обращаясь к детству, к ярким моментам своей жизни, выражает глубочайшую любовь к Родине: к приятному душе пейзажу и к таким особенным, незабываемым русским людям. Так, стихотворение «Гой ты, Русь, моя родная…» является признанием в любви к родным землям и к людям своей Родины. На протяжении всех строк С. Есенин восхищается величественностью Отечественного пейзажа, а затем, описав хаты, поля, луга и церкви, выражает любовь к девичьему смеху, показывая тем самым свою к нему привязанность. В конце стихотворения поэт резюмирует: что бы ему ни предложили, он выберет свою родину.
М.Ю. Лермонтов в стихотворении «Родина» также описывает свою «странную» – т.е. беспрекословную любовь к Отчизне. Поэт выражает привязанность к пейзажу своей страны – несмотря ни что его волнуют «…Её степей холодное молчанье, Её лесов безбрежных колыханье…», и в дополнение к этому он пишет о том, что до полночи готов смотреть «….На пляску с топаньем и свистом Под говор пьяных мужичков». А это значит, что и пейзаж, и люди Руси близки душе М.Ю. Лермонтова и образуют его любовь к Отчизне.
Таким образом, можно сделать вывод, что любовь к Родине является потребностью человека, его привычкой, связанной как с нашей постоянной привязанностью к земле и пейзажу, так и с нашей духовной близостью с соотечественниками.
Замечательный русский писатель, историк Н.М. Карамзин поднимает в своем тексте проблему любви к родине. Н.Карамзина интересует вопрос: что сближает соотечественников? Откуда берется любовь к Родине? Почему человек вообще ее испытывает? Размышляя об этой вечной и актуальной всегда проблеме, писатель рассказывает о том, что любовь к Отечеству возникает не от гордости за великие деяния или победы, не за мощь и силу государства. Любовь к Отечеству, по мнению автора, рождается вместе с человеком, он любит место, где рос, природу, которую видел с детства, людей, которые повлияли на его формирование. Главная мысль Карамзина проста: человек любит свою Родину физически, потому, что здесь родился и вырос.
Любовь к родине – одно из самых сложных и необъяснимых чувств, которые испытывает человек. Она действительно, как считает Карамзин, физическая, потому что объяснить ее рационально нельзя. Вспомните, как радостно бьется сердце при виде родного города или дома, когда ты возвращаешься после долгого отсутствия! И находясь вдали от места, где родился, все время хочешь быстрей вернуться туда, где твой дом. И это не только из-за того, что тут есть просто крыша над головой. Это просто любовь.
Любовь к Родине – чувство, не зависящее ни от сословной принадлежности, ни от материального состояния, она одинакова у всех людей, и это чувство объединяет нацию. Лучше всего об этом сказал М.Ю. Лермонтов в своем произведении «Родина». Признаваясь в этом трепетном чувстве, поэт говорит о «чете белеющих берез», «дрожащих огнях печальных деревень», готов до ночи смотреть «пляску с топаньем и свистом», слушать «пьяный говор мужичков». Откуда ему, богатому и знатному дворянину, взять эту любовь? Лермонтов говорит: эта любовь есть, и все. И объяснять это не нужно.
В заключение хочется добавить: наша родина была, есть и будет всегда. Как не выбирают родителей, так и не выбирают Родину. Поэтому мы ее любим.
Что такое Отчизна? Какое значение она занимает в жизни человека? Чем он обязан Родине? Эти и другие вопросы затрагивает Н.М. Карамзин. Однако наиболее детально автор рассматривает проблему любви человека к Родине.
Чтобы привлечь внимание читателей к этой проблеме, автор рассуждает о том, какие чувства испытывает человек к Отчизне, находясь от нее на расстоянии. Родина притягивает к себе воспоминаниями, событиями, которые случились на его родной земле. Человек любит то место, где он родился, вырос: «Эта любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы выросли, воспитывались и живем». Проблема любви к Родине является актуальной на сегодняшний день, так как современный человек часто путешествует, покидая место своего рождения и воспитания. Но где бы он ни был, обязательно будет скучать по своей Отчизне: «Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями»…»
Позиция автора выражена ясно и однозначно. Он считает, что Родина – это то место, где человек родился, воспитался. Многие люди, покидая свой дом, возвращаются обратно, потому что Отчизна – самое родное.
Трудно не согласиться с мнением автора. Безусловно, воспитанный человек любит свою родную землю, защищает ее. Личность, которая уважает Отчизну, является патриотом.
В качестве аргумента можно привести следующий литературный пример. Лирика А.Блока наполнена особенной любовью в России. Он говорил о своей родине с бесконечной нежностью, его стихотворения полны искренней надежды на то, что его судьба с Отчизной неразделимы:
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех дороже мне.
Какое сильное чувство к родной земле испытывает поэт. Он считает, что настоящий патриот дожжен любить Россию такой, какая она есть.
В качестве литературного аргумента можно привести следующий пример. Выдающийся русский певец Федор Шаляпин, Вынужденный уехать из России, все время возил с собой какой-то ящик. Никто не догадывался, что в нем находится. Лишь спустя много лет близкие узнали, что Федор хранил горсть родной земли. Очевидно, великому певцу, горячо любившего отчизну, необходимо было ощущать тепло родной земли.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что воспитанный человек обязан любить Родину и дорожить ее. Автор призывает читателей относиться к Отчизне с уважением.
Как формируется любовь человека к Родине? Об этой интересной проблеме размышляет русский историк, писатель, поэт Н. М. Карамзин.
Решившись «поверить алгеброй гармонию», автор раскладывает патриотическое чувство на составляющие и выводит свою формулу любви к Отчизне. Он выделяет две разновидности любви: физическую и моральную. Физическая любовь, по мнению Карамзина, присуща абсолютно всем, она «есть дело природы» и связана с местом рождения и воспитания. Она подпитывается воспоминаниями о детстве, отчем доме и крае. Вторая разновидность — моральная любовь — это любовь к близким людям и всем согражданам-«единоземцам», образующим в чужой стране, по мнению историка, электрическую цепь общих впечатлений. Карамзин отмечает, что моральная любовь с годами сильнее физической, «ибо время утверждает привычку».
Таким образом, автор считает, что любовь к родине — это сложное, многогранное чувство, которое заложено в человеке от рождения и растет, развивается вместе с ним.
Мне понятна и близка точка зрения автора. Родина: род, народ, природа — неразрывные понятия.
Так, в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Родина» поэт отмечает иррациональность, «странность» любви к Отчизне и связывает её с природой родного края и народом, в нем живущим. Он вспоминает «разливы рек, подобные морям», «степей холодное молчанье», «лесов безбрежных колыханье» и деревенскую разудалую пляску «под говор пьяных мужичков»…
Самые проникновенные слова о том, что всем знакомо, сказаны, на мой взгляд, Н. Рубцовым в стихотворении «Тихая моя родина»:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
И к этому нечего добавить.
Сочинение по тексту Н. М. Карамзина
(вариант № 22 из сборника ФИПИ-2015)
Почему мы любим «место своего рождения и воспитания»? Что привязывает нас к Отечеству больше всего? Над этими вопросами размышляет русский писатель, историк Н. М. Карамзин.
Автор в тексте поднимает важную нравственную проблему истока любви к родине, исследуя причины привязанности к своим родным местам людей разных стран и континентов. Н. М. Карамзин обращает наше внимание на два вида любви к Отечеству: физическую и моральную. Первая, «подобно магниту», существует в нас согласно законам природы: «… растение имеет более силы в своем климате», и для человека это характерно. Автор, рассуждая о физической любви к своему Отечеству, приводит в пример жителей Лапландии и Швейцарии, которые ни за что не променяют «хладный мрак земли своей», снежные горы и свист бури на «яркое сияние солнца» теплой Италии. Н. М. Карамзин пытается донести до нас мысль о том, что одна красота природы своего края – это не главный признак нашей привязанности к Отечеству. Есть и более сильное чувство выражения любви человека к родине – это «любовь к согражданам, … к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем…». Анализируя этот вид любви, автор рассказывает о двух «единоземцах», которые встретились впервые в чужой стране и так рады были этому, что очень быстро подружились и излили друг другу душу в искренней беседе. Н. М. Карамзин называет это «общими связями Отечества».
Автор текста считает, что любовь к родине имеет как физическую, так и нравственную основу. По его мнению, и «… естественные красоты … Отчизны», и душевная привязанность к своим родным местам дают человеку «… какую-то особенную прелесть».
Я полностью разделяю позицию автора и считаю, что как бы далеко от родины человек ни находился, душой и сердцем он всегда с ней. Даже во сне он видит знакомую до боли «чету белеющих берез», извилистую тропинку к любимой речке, дорогие его сердцу лица людей. Недаром русская народная пословица гласит: «Родная сторона – мать, чужая – мачеха». Многочисленные примеры огромной любви к родине можно найти в произведениях русской литературы. Так, в стихотворении поэта С.А. Есенина «Гой ты, Русь моя родная…» изображена кровная, духовная связь лирического героя со своей родиной. Всё ему в ней дорого и мило: «хаты», «поля», «тополя», «веселый пляс», «девичий смех». Каждый есенинский образ согрет чувством безграничной любви к родине. Поэт восклицает:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
Пример горячей любви к Родине нахожу в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Бородино». «Общие связи Отечества», как «кольца и звенья» в единой «электрической цепи», касаются сердца каждого русского солдата, героически сражающегося с врагами Родины. Поэт, восхищаясь мужеством, нравственной силой и патриотическим духом русских людей, подчеркивает общность их интересов и беззаветную преданность Отечеству.
Таким образом, любовь к своей родине, данная нам с рождения, становится с годами только сильнее, и мы «нутром» чувствуем неразрывную связь с ней.
Сочинение по тексту Н. М. Карамзина
(вариант № 22 из сборника ФИПИ-2015)
Почему мы любим «место своего рождения и воспитания»? Что привязывает нас к Отечеству больше всего? Над этими вопросами размышляет русский писатель, историк Н. М. Карамзин.
Автор в тексте поднимает важную нравственную проблему истока любви к родине, исследуя причины привязанности к своим родным местам людей разных стран и континентов. Н. М. Карамзин обращает наше внимание на два вида любви к Отечеству: физическую и моральную. Первая, «подобно магниту», существует в нас согласно законам природы: «… растение имеет более силы в своем климате», и для человека это характерно. Автор, рассуждая о физической любви к своему Отечеству, приводит в пример жителей Лапландии и Швейцарии, которые ни за что не променяют «хладный мрак земли своей», снежные горы и свист бури на «яркое сияние солнца» теплой Италии. Н. М. Карамзин пытается донести до нас мысль о том, что одна красота природы своего края – это не главный признак нашей привязанности к Отечеству. Есть и более сильное чувство выражения любви человека к родине – это «любовь к согражданам, … к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем…». Анализируя этот вид любви, автор рассказывает о двух «единоземцах», которые встретились впервые в чужой стране и так рады были этому, что очень быстро подружились и излили друг другу душу в искренней беседе. Н. М. Карамзин называет это «общими связями Отечества».
Автор текста считает, что любовь к родине имеет как физическую, так и нравственную основу. По его мнению, и «… естественные красоты … Отчизны», и душевная привязанность к своим родным местам дают человеку «… какую-то особенную прелесть».
Я полностью разделяю позицию автора и считаю, что как бы далеко от родины человек ни находился, душой и сердцем он всегда с ней. Даже во сне он видит знакомую до боли «чету белеющих берез», извилистую тропинку к любимой речке, дорогие его сердцу лица людей. Недаром русская народная пословица гласит: «Родная сторона – мать, чужая – мачеха». Многочисленные примеры огромной любви к родине можно найти в произведениях русской литературы. Так, в стихотворении поэта С.А. Есенина «Гой ты, Русь моя родная…» изображена кровная, духовная связь лирического героя со своей родиной. Всё ему в ней дорого и мило: «хаты», «поля», «тополя», «веселый пляс», «девичий смех». Каждый есенинский образ согрет чувством безграничной любви к родине. Поэт восклицает:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
Пример горячей любви к Родине нахожу в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Бородино». «Общие связи Отечества», как «кольца и звенья» в единой «электрической цепи», касаются сердца каждого русского солдата, героически сражающегося с врагами Родины. Поэт, восхищаясь мужеством, нравственной силой и патриотическим духом русских людей, подчеркивает общность их интересов и беззаветную преданность Отечеству.
Таким образом, любовь к своей родине, данная нам с рождения, становится с годами только сильнее, и мы «нутром» чувствуем неразрывную связь с ней.
Сочинение по тексту:
Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826) – русский историк, писатель, поэт; создатель «Истории государства Российского» – одно из первых обобщающих трудов по истории России. В своей статье описывает проблему чувства любви к Родине.
Эта проблема очень актуальна в наши дни, так как человек не может представить свою жизнь без Родины, без родной земли, на которой он чувствует себя свободно и хорошо.
Николай Михайлович повествует, «Человек любит место своего рождения и воспитания».
Н. М. Карамзин повествует: «Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человека».
Писатель говорит: «С кем мы росли, и живем, к тем и привыкаем».
Автор считает, что любовь к Отчизне имеет моральную и физическую основу.
Я разделяю мнение Николая Михайловича Карамзина. Действительно, любовь к Родине таит в себе нежные воспоминания.
Во-первых, давайте вспомним необыкновенное стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова «Люблю Отчизну я, но странною любовью!». В этом стихотворении поэт описывает чувства, которые заложены в нем по отношению к родному месту. Он передает нам свои эмоции и воспоминания. И мы замечаем насколько поэт дорожил местом, где он родился.
Во-вторых, у меня есть одна знакомая, которая приехала из-за границы в Россию. Они переехали сюда 9 лет назад. И каждый раз она мне рассказывает о том, как прекрасна ее Родина, и что она значит для нее. Она рассказывает все свои воспоминания, хранящиеся об этом месте!
Таким образом, я хочу сделать вывод. Родина является неотъемлемой частью жизни человека. А любовь к Родине выражается через воспоминания.
Текст Николая Михайловича Карамзина:
(1)Человек любит место своего рождения и воспитания. (2)Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физической. (3)Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человека. (4)В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастье, а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. (5)Так друзья освящают в памяти первый день дружбы своей. (6)Лапландец, рожденный почти в гробе природы, на краю мира, несмотря ни на что, любит хладный мрак земли своей. (7)Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведёт таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему Отечество!
(8)Недаром житель Швейцарии, удалённый от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию, а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. (9)Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется.
(10)Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды Отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащённые природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству, ибо она не была бы тогда общею.
(11)С кем мы росли и живём, к тем и привыкаем. (12)Душа их сообразуется с нашею, делается некоторым её зеркалом, служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца. (13)Эта любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живём, есть вторая, или моральная, любовь к Отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее, ибо время утверждает привычку.
(14) Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: с каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! (15)Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями Отечества! (16)Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих, ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство. (17) Жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев.
(По Н.М. Карамзину)
Сколько всего написано о «малой Родине» – том уголке родной страны, где человек появился на свет! И все же так много остается недосказанным.
Размышлениям о самом любимом уголке земли посвящает свой текст великий русский писатель и историк Н.М.Карамзин. Как и почему возникает любовь к этому месту, которое, может быть, не очень-то и красиво и не особенно хорошо? Автор задается этим вопросом, проводит различные параллели (предложения 4-6) и примеры из жизни: лапландца, тоскующего в прекрасной Италии по своему суровому краю, единоземцев, встретившихся на чужбине.
Автор полагает что чувство любви к родному краю имеет и нравственную, и физическую природу. Вероятно, это так и есть. Ведь мы знаем много случаев, когда человек рождался и проводил детство в стране, которая не является родной для его дедов и прадедов, и считал ее Родиной. Примером может служить Владимир Даль, который очень любил Россию и ее язык, будучи этнически датчанином. Да и среди предков Пушкина, как всем известно, есть арап.
Но, вместе с тем, мы можем наблюдать сейчас, как скудеет любовь к малой Родине, как легко многие люди рвут эти связи и «ищут где лучше». В.Распутин в повести «Прощание с Матерой» видит наряду с дочерней любовью Дарьи к своему острову безразличие и даже ненависть со стороны некоторых других персонажей. И похоже, что тот больше привязан к родной земле, кто трудится на ней. Чем больше в человеке любви к труду, чем больше в нем нравственности, тем дороже ему родной уголок земли.
Любовь к Родине – величайшее чувство, и начинается оно с любви к «малой Родине».
Страница: [ 1 ] 2
Любовь к отечеству может быть физическая, моральная и политическая.
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человечества. В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастие, – а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. Так нежные любовники и друзья освящают в памяти первый день любви и дружбы своей. Лапланец, рожденный почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный мрак земли своей. Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведет таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему отечество! – Самое расположение нерв, образованных в человеке по климату, привязывает нас к родине. Недаром медики советуют иногда больным лечиться ее воздухом; недаром житель Гельвеции, удаленный от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию; а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется. – Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды отчизны не имели никакого влияния на обшую любовь к ней: некоторые земли, обогащенные природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
С кем мы росли и живем, к тем привыкаем. Душа их сообразуется с нашею; делается некоторым ее зеркалом; служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца. Сия любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем, есть вторая, или моральная, любовь к отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее: ибо время утверждает привычку. Надобно видеть двух единоземцсв, которые в чужой земле находят друг друга: о каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями отечества! Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих: ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство, и жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев. – На берегах прекраснейшего в мире озера, служащего зеркалом богатой натуре, случилось мне встретить голландского патриота, который, по ненависти к штатгальтеру и оранистам, выехал из отечества и поселился в Швейцарии, между Ниона и Роля. У него был прекрасный домик, физический кабинет, библиотека; сидя под окном, он видел перед собою великолепнейшую картину природы. Ходя мимо домика, я завидовал хозяину, не знав его; познакомился с ним в Женеве и сказал ему о том. Ответ голландского флегматика удивил меня своею живостию: «Никто не может быть счастлив вне своего отечества, где сердце его выучилось разуметь людей и образовало свои любимые привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан. Я живу не с теми, с кем жил 40 лет, и живу не так, как жил 40 лет: трудно приучать себя к новостям, и мне скучно!»
Но физическая и моральная привязанность к отечеству, действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует рассуждения – и потому не все люди имеют его.
Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества, ибо с нею неразрывна наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его Тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие – гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так, греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других – варварами; так, англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других о себе мечтают.
Я не смею думать, чтобы у нас в России было но много патриотов; но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, – а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя свое и повторим его с благородною гордостию.
Мы не имеем нужды прибегать к басням и выдумкам, подобно грекам и римлянам, чтобы возвысить наше пропсхождение: слава была колыбелию народа русского, а победа – вестницею бытия его. Римская империя узнала, что есть славяне, ибо они пришли и разбили ее легионы. Историки византийские говорят о наших предках как о чудесных людях, которым ничто не могло противиться и которые отличались от других северных народов не только своею храбростию, но и каким-то рыцарским добродушием. Герои наши в девятом веке играли и забавлялись ужасом тогдашней новой столицы мира: им надлежало только явиться под стенами Константинополя, чтобы взять дань с царей греческих. В первом-надесять веке русские, всегда превосходные храбростию, не уступали другим европейским народам и в просвещении, имея по религии тесную связь с Царем-градом, который делился с нами плодами учености; и во время Ярослава были переведены на славянский язык многие греческие книги. К чести твердого русского характера служит то, что Константинополь никогда не мог присвоить себе политического влияния на отечество наше. Князья любили разум и знание греков, но всегда готовы были оружием наказать их за малейшие знаки дерзости.
Разделение России на многие владения и несогласие князей приготовили торжество Чингисхановых потомков и наши долговременные бедствия. Великие люди и великие народы подвержены ударам рока, но и в самом несчастии являют свое величие. Так Россия, терзаемая лютым врагом, гибла со славою: целые города предпочитали верное истребление стыду рабства. Жители Владимира, Чернигова, Киева принесли себя в жертву народной гордости и тем спасли имя Русских от поношения. Историк, утомленный сими несчастными временами, как ужасною бесплодною пустынею, отдыхает на могилах и находит отраду в том, чтобы оплакивать смерть многих достойных сынов отечества.
Но какой народ в Европе может похвалиться лучшею судьбою? Который из них не был в узах несколько раз? По крайней мере завоеватели наши устрашали восток и запад. Тамерлан, сидя на троне самаркандском, воображал себя царем мира.
И какой народ так славно разорвал свои цепи? Так славно отмстил врагам свирепым? Надлежало только быть на престоле решительному, смелому государю: народная сила и храбрость, после некоторого усыпления, громом и молниею возвестили свое пробуждение.
Время самозванцев представляет опять горестную картину мятежа; но скоро любовь к отечеству воспламеняет сердца – граждане, земледельцы требуют военачальника, и Пожарский, ознаменованный славными ранами, встает с одра болезни. Добродетельный Минин служит примером; и кто не может отдать жизни отечеству, отдает ему все, что имеет.
Страница: [ 1 ] 2
В первом сочинении Карамзин, прежде чем говорить о счастливейшем времени жизни, задается вопросом: да есть ли полное счастье на земле? И опровергает сначала мнение Цицерона, хвалившего старость, и Жан Жака Руссо, считавшего младенчество счастливейшим временем жизни, а потом мнения Лейбница и Попа, доказывавших, что все в мире прекрасно и ведет к лучшему.
Карамзин не соглашается с ними и думает, что здешний мир есть “училище терпения”, полного счастья на земле нет, а есть счастье только от носительное, в сравнении с несчастьем. “Одно лучше другого — вот благо; одному лучше, нежели другому — вот счастье”, — говорит он.
Указав, что полного счастья на земле нет, Карамзин переходит к самой теме своего рассуждения и спрашивает: “Какую же эпоху жизни можно назвать счастливейшею по сравнению?” И на этот вопрос сначала отвечает отрицательно (не юность), а потом положительно (мужество).
Для подтверждения высказанной мысли он приводит следующие доказательства: люди в возрасте возмужалости большей частью наслаждаются самыми прочными и надежными радостями — семейными; они научаются ценить свое здоровье, на которое мало обращали внимание в юности; в возрасте возмужалости умственная деятельность человека бывает серьезнее и основательнее.
Доказав таким образом главную мысль, что более счастливое время жизни человека есть пора возмужалости и что полного счастья на земле не существует, Карамзин с чувством горечи и сожаления еще раз обращается к юности, которая не дала ему счастья, и высказывает желание продлить жизнь в возрасте возмужалости, который может по крайней мере доставить счастье относительное.
Рассуждение “О любви к отечеству” начинается делением тематического понятия “любовь к отечеству” на три вида: на любовь физическую, нравственную и политическую. Сообразно с этим все изложение делится на три части.
В начале первой части дается определение физической любви: это любовь человека к месту своего рождения и воспитания. Далее писатель указывает духовную причину любви физической к отечеству: человек любит воспоминания о начале своей жизни, поэтому любит вспоминать и то место, где он родился и провел свое детство. Потом автор указывает физическую причину любви к родине: самое расположение нервов человека приспособлено к климату его родины, и в доказательство этого положения он ссылается на авторитет докторов, подтверждает его примером и разъясняет сравнением.
В начале второй части указывается причина любви нравственной к отечеству: наша привычка к тем людям, с которыми мы живем. Затем дается определение этой любви: любовь нравственная к отечеству есть любовь наша к тем людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем. Дальше писатель поясняет свою мысль примером земляков, радостно встречающихся на чужбине, и свидетельством голландца, уехавшего из своего отечества в Швейцарию.
В третьей части говорится о политической любви человека к отечеству — патриотизме; патриотизм есть любовь к благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях.
Любовь физическая и нравственная присуща всем людЯдМ, потому что она есть дело природы. Что же касается любви политической, то она не является в человеке сама собой, а развивается в нем путем рассуждения, а потому ее не все люди имеют, так как не все настолько образованны и развиты, чтобы дойти до понимания, почему необходимо быть патриотом. Далее указываются причины, почему мы должны содействовать благу своего отечества.
В рассуждении “О любви к отечеству” Карамзин разъясняет, как должно понимать любовь к отечеству; в рассуждении же “О счастливом времени жизни” он доказывает мысль, что нет на земле полного счастья и что более счастливое время жизни есть возраст возмужалости.
20/25
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
(1)Человек любит место своего рождения и воспитания. (2)Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физической. (З)Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человека. (4)В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастье, а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. (5)Так друзья освящают в памяти первый день дружбы своей. (6)Лапландец, рождённый почти в гробе природы, на краю мира, несмотря ни на что, любит хладный мрак земли своей. (7)Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведёт таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему Отечество!
(8)Недаром житель Швейцарии, удалённый от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию, а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. (9)Всякое растение имеет более силы в своём климате: закон природы и для человека не изменяется.
(10)Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды Отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащённые природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к Отечеству, ибо она не была бы тогда общею.
(11)С кем мы росли и живём, к тем и привыкаем. (12)Их душа сообразуется с нашею, делается некоторым её зеркалом, служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца.
(13)Эта любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живём, есть вторая, или моральная, любовь к Отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее, ибо время утверждает привычку.
(14)Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: с каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! (15)Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями Отечества! (16)Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих, ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство. (17) Жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдалённых колец или звеньев.
(По Н.М. Карамзину*)
*Николай Михайлович Карамзин (1766-1826 гг.) — русский историк-историограф, писатель, поэт; создатель «Истории
Любовь к отечеству может быть физическая, моральная и политическая.
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человечества. В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастие, — а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. Так нежные любовники и друзья освящают в памяти первый день любви и дружбы своей. Лапланец, рожденный почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный мрак земли своей. Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведет таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему отечество! — Самое расположение нерв, образованных в человеке по климату, привязывает нас к родине. Недаром медики советуют иногда больным лечиться ее воздухом; недаром житель Гельвеции, удаленный от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию; а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется. — Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащенные природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
С кем мы росли и живем, к тем привыкаем. Душа их сообразуется с нашею; делается некоторым ее зеркалом; служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца. Сия любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем, есть вторая, или моральная, любовь к отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее: ибо время утверждает привычку. Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: о каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями отечества! Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих: ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство, и жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев. — На берегах прекраснейшего в мире озера, служащего зеркалом богатой натуре, случилось мне встретить голландского патриота, который, по ненависти к штатгальтеру и оранистам, выехал из отечества и поселился в Швейцарии, между Ниона и Роля, У него был прекрасный домик, физический кабинет, библиотека; сидя под окном, он видел перед собою великолепнейшую картину природы. Ходя мимо домика, я завидовал хозяину, не знав его; познакомился с ним в Женеве и сказал ему о том. Ответ голландского флегматика удивил меня своею живостию: «Никто не может быть счастлив вне своего отечества, где сердце его выучилось разуметь людей и образовало свои любимые привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан. Я живу не с теми, с кем жил 40 лет, я живу не так, как жил 40 лет: трудно приучать себя к новостям, и мне скучно!»
Но физическая и моральная привязанность к отечеству, действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует рассуждения — и потому не все люди имеют его.
Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества, ибо с нею неразрывна наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие — гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так, греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других — варварами; так, англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других о себе мечтают.
Я не смею думать, чтобы у нас в России было но много патриотов; но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, — а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут,
Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя свое и повторим его с благородною гордостию.
Мы не имеем нужды прибегать к басням и выдумкам, подобно грекам и римлянам, чтобы возвысить наше происхождение: слава была колыбелию народа русского, а победа — вестницею бытия его. Римская империя узнала, что есть славяне, ибо они пришли и разбили ее легионы. Историки византийские говорят о наших предках как о чудесных людях, которым ничто не могло противиться и которые отличались от других северных народов не только своею храбростию, но и каким-то рыцарским добродушием. Герои наши в девятом веке играли и забавлялись ужасом тогдашней новой столицы мира: им надлежало только явиться под стенами Константинополя, чтобы взять дань с царей греческих. В первом-надесять веке русские, всегда превосходные храбростию, не уступали другим европейским народам и в просвещении, имея по религии тесную связь с Царем-градом, который делился с нами плодами учености; и во время Ярослава были переведены на славянский язык многие греческие книги. К чести твердого русского характера служит то, что Константинополь никогда не мог присвоить себе политического влияния на отечество наше. Князья любили разум и знание греков, но всегда готовы были оружием наказать их за малейшие знаки дерзости.
Разделение России на многие владения и несогласие князей приготовили торжество Чингисхановых потомков и наши долговременные бедствия. Великие люди и великие народы подвержены ударам рока, но и в самом несчастии являют свое величие. Так Россия, терзаемая лютым врагом, гибла со славою: целые города предпочитали верное истребление стыду рабства. Жители Владимира, Чернигова, Киева принесли себя в жертву народной гордости и тем спасли имя русских от поношения. Историк, утомленный сими несчастными временами, как ужасною бесплодною пустынею, отдыхает на могилах и находит отраду в том, чтобы оплакивать смерть многих достойных сынов отечества.
Но какой народ в Европе может похвалиться лучшею судьбою? Который из них не был в узах несколько раз? По крайней мере завоеватели наши устрашали восток и запад. Тамерлан, сидя на троне самаркандском, воображал себя царем мира.
И какой народ так славно разорвал свои цепи? Так славно отметил врагам свирепым? Надлежало только быть на престоле решительному, смелому государю: народная сила и храбрость, после некоторого усыпления, громом и молниею возвестили свое пробуждение.
Время самозванцев представляет опять горестную картину мятежа; но скоро любовь к отечеству воспламеняет сердца — граждане, земледельцы требуют военачальника, и Пожарский, ознаменованный славными ранами, встает с одра болезни. Добродетельный Минин служит примером; и кто не может отдать жизни отечеству, отдает ему все, что имеет… Древняя и новая история народов не представляет нам ничего трогательнее сего общего геройского патриотизма. В царствование Александра позволено желать русскому сердцу, чтобы какой-нибудь достойный монумент, сооруженный в Нижнем Новегороде (где раздался первый глас любви к отечеству), обновил в нашей памяти славную эпоху русской истории. Такие монументы возвышают дух народа. Скромный монарх не запретил бы нам сказать в надписи, что сей памятник сооружен в его счастливое время.
Петр Великий, соединив нас с Европою и показав нам выгоды просвещения, ненадолго унизил народную гордость русских. Мы взглянули, так сказать, на Европу и одним взором присвоили себе плоды долговременных трудов ее. Едва великий государь сказал нашим воинам, как надобно владеть новым оружием, они, взявшего, летели сражаться с первою европейскою армиею. Явились генералы, ныне ученики, завтра примеры для учителей. Скоро другие могли и должны были перенимать у нас; мы показали, как бьют шведов, турков — и, наконец, французов. Сии славные республиканцы, которые еще лучше говорят, нежели сражаются, и так часто твердят о своих ужасных штыках, бежали в Италии от первого взмаха штыков русских. Зная, что мы храбрее многих, не знаем еще, кто нас храбрее. Мужество есть великое свойство души; народ, им отличенный, должен гордиться собою.
В военном искусстве мы успели более, нежели в других, оттого, что им более занимались, как нужнейшим для утверждения государственного бытия нашего; однако ж не одними лаврами можем хвалиться. Наши гражданские учреждения мудростию своею равняются с учреждениями других государств, которые несколько веков просвещаются. Наша людскость, тон общества, вкус в жизни удивляют иностранцев, приезжающих в Россию с ложным понятием о народе, который в начале осьмого-надесять века считался варварским.
Завистники русских говорят, что мы имеем только в высшей степени переимчивость; но разве она не есть знак превосходного образования души? Сказывают, что учители Лейбница находили в нем также одну переимчивость.
В науках мы стоим еще позади других для того — и для того единственно, что менее других занимаемся ими и что ученое состояние не имеет у нас такой обширной сферы, как, например, в Германии, Англии и проч. Если бы наши молодые дворяне, учась, могли доучиваться и посвящать себя наукам, то мы имели бы уже своих Линнеев, Галлеров, Боннетов. Успехи литературы нашей (которая требует менее учености, но, смею сказать, еще более разума, нежели, собственно, так называемые науки) доказывают великую способность русских. Давно ли знаем, что такое слог в стихах и прозе? И можем в некоторых частях уже равняться с иностранцами. У французов еще в шестом-надесять веке философствовал и писал Монтань: чудно ли, что они вообще пишут лучше нас? Не чудно ли, напротив того, что некоторые наши произведения могут стоять наряду с их лучшими как в живописи мыслей, так и в оттенках слога? Будем только справедливы, любезные сограждане, и почувствуем цену собственного. Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою: французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских. Расположение души моей, слава богу! совсем противно сатирическому и бранному духу; но я осмелюсь попенять многим из наших любителей чтения, которые, зная лучше парижских жителей все произведения французской литературы, не хотят и взглянуть на русскую книгу. Того ли они желают, чтобы иностранцы уведомляли их о русских талантах? Пусть же читают французский и немецкие критические журналы, которые отдают справедливость нашим дарованиям, судя по некоторым переводам. Кому не будет обидно походить на Даламбертову мамку, которая, живучи с ним, к изумлению своему услышала от других, что он умный человек? Некоторые извиняются худым знанием русского языка: это извинение хуже самой вины. Оставим нашим любезным светским дамам утверждать, что русский язык груб и неприятен; что charmant и seduisant, expansion и vapeurs не могут быть на нем выражены; и что, одним словом, не стоит труда знать его. Кто смеет доказывать дамам, что они ошибаются? Но мужчины не имеют такого любезного права судить ложно. Язык наш выразителен не только для высокого красноречия, для громкой, живописной поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее гармониею, нежели французский; способнее для излияния души в тонах; представляет более аналогических слов, то есть сообразных с выражаемым действием: выгода, которую имеют одни коренные языки! Беда наша, что мы все хотим говорить по-французски и не думаем трудиться над обработыванием собственного языка: мудрено ли, что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в разговоре? Один иностранный министр сказал при мне, что «язык наш должен быть весьма темен, ибо русские, говоря им, по его замечанию, не разумеют друг друга и тотчас должны прибегать к французскому». Не мы ли сами подаем повод к таким нелепым заключениям? — Язык важен для патриота; и я люблю англичан за то, что они лучше хотят свистать и шипеть по-английски с самыми нежными любовницами своими, нежели говорить чужим языком, известным почти всякому из них.
Есть всему предел и мера: как человек, так и народ начинает всегда подражанием; но должен со временем быть сам собою, чтобы сказать: «Я существую морально!» Теперь мы уже имеем столько знаний и вкуса в жизни, что могли бы жить, не спрашивая: как живут в Париже и в Лондоне? Что там носят, в чем ездят и как убирают домы? Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках, оскорбительные для народной гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человеку и народу, который будет всегдашним учеником!
До сего времени Россия беспрестанно возвышалась как в политическом, так и в моральном смысле. Можно сказать, что Европа год от году нас более уважает, — и мы еще в средине нашего славного течения! Наблюдатель везде видит новые отрасли и развития; видит много плодов, но еще более цвета. Символ наш есть пылкий юноша: сердце его, полное жизни, любит деятельность; девиз его есть: труды и надежда! — Победы очистили нам путь ко благоденствию; слава есть право на счастие.
Николай Карамзин, «О любви к отечеству и народной гордости»
(1) В мирные годы человек, в довольстве и счастье, как птица, купающаяся в небе, может далеко отлететь от гнезда и даже покажется ему, будто весь мир — его родина. (2) Иной человек, озлобленный горькой нуждой, скажет: «Что вы твердите мне: родина! (3) Что видел я хорошего от неё, что она мне дала?».
Полный текст: Сочинение
В детстве, наверное, каждому из нас на уроках в школе и в разговоре с родителями приходилось слышать такое понятие как «Родина». Но что оно из себя представляет? И какую роль Родина играет в нашей жизни? Над этими вопросами рассуждает в своем тексте А.Н. Толстой.
Понятие «Родина» лирический герой раскрывает через объединение граждан против общего врага. Человек – это то существо, которое начинает ценить то, что у него есть, только в том случае, когда возникает риск то самое «что-то» потерять. Так, в случае с Родиной, из века в век, русские люди защищали близкие сердцу земли и пейзажи путем объединения против зла, которое вдруг «всё наше вековечное» захотело «назвать своим». Потому как лишь при наличии риска потерять «гнездо наше» русский человек начинал осознавать значение своих земель для себя самого.
Так что же такое Родина? А.Н. Толстой считает, что Родина – это основа жизни каждого человека, его «гнездо», место, где находятся любимые люди и близкие сердцу пейзажи. Под Родиной автор подразумевает наше историческое прошлое, созданное многими поколениями, а также самих людей, одновременно одинаковых и разных, говорящих на одном языке, с одинаковой самобытностью, культурой и верой в счастливое будущее своего Отечества.
Мысль писателя мне очень близка. Нельзя не согласиться с тем, что Родина – это то, что всегда находится в душе каждого из нас, где бы мы ни находились. Не существует человека без Родины, и куда бы меня ни привела судьба, в моем сердце, как ориентир, навсегда останутся Российские пейзажи и архитектура, культура, литература и конечно, российская речь и неповторимые люди.
Не зря, начиная с самого зарождения литературы, так часто поднималась тема любви к Родине. Например, еще В. Тредиаковский в произведении «Стихи похвальные России» передает тоску по родной земле и любовь к своей Отчизне. Глядя на Родину сквозь призму других стран, автор осознает неповторимость и своеобразие родины, ее самобытность и неординарность. В. Тредиаковский верит, что даже враг не сможет изменить облик его родной страны:
«…В тебе не будет веры двойныя,
К тебе не смеют приступить злые…».
В повести В. Распутина «Прощание с Матерой» автор так же показывает, что значит понятие «Родина» для жителей деревни «Матера». Извне появился враг, решивший взять на себя судьбу Матеры, а именно затопить остров и построить ГЭС. Однако жители деревни, прожившие всю свою жизнь на этих землях, наотрез отказываются покидать остров и перемещаться на новое место, потому как именно плодородные земли Матеры хранили в себе историческую память о предках и все самое сокровенное и близкое сердцу, что только может ценить и любить человек. Другими словами, переселить жителей на новое место значило вырвать их из родных мест, навсегда оставив в их сердцах тоску по Родине. Писатель заставляет задуматься, будет ли человек, покинувший свою родную землю, счастливым, и, сжигая мосты, покидая Матёру, не теряет ли он свою душу, свою нравственную опору? Вывод становится очевидными.
«Отчизна — это край, где пленница душа», Вольтер. У каждого из нас, вне зависимо от обстоятельств жизни, так или иначе существует те края, к которым хочется возвращаться вновь и вновь. Это место, в котором можно буквально отдохнуть сердцем, дом с близкими и любящими людьми. Такое место я и считаю родиной.
Любовь к отечеству может быть физическая, моральная и политическая.
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человечества. В свете нет ничего милее жизни: она есть первое счастие – а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. Так нежные любовники и друзья освещают в памяти первый день любви и дружбы своей. Лапландец, рожденный почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный мрак земли своей. Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведет таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему отечество! – Самое расположение нерв, образованных в человеке по климату, привязывает нас к родине. Недаром медики советуют иногда больным лечиться воздухом; недаром житель Гельвеции, удаленный от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию; а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется. – Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащенные природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
С кем мы росли и живем, к тем привыкаем. Душа их сообразуется с нашею; делается некоторым ее зеркалом; служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается к предметам склонности для сердца. Сия любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем, есть вторая или моральная любовь к отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее: ибо время утверждает привычку. Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: с каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями отечества! Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих: ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство, и жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев. – На берегах прекраснейшего в мире озера 3, служащего зеркалом богатой натуры, случилось мне встретить голландского патриота, который, по ненависти к штатгальтеру и органистам 4, выехал из отечества и поселился в Швейцарии между Ниона и Роля, У него был прекрасный домик, физический кабинет, библиотека; сидя под окном, он видел перед собою великолепнейшую картину природы. Ходя мимо домика, я завидовал хозяину, не знав его; познакомился с ним в Женеве и сказал ему о том. Ответ голландского флегматика удивил меня своею живостию: “Никто не может быть счастлив вне своего отечества, где сердце его выучилось разуметь людей и образовало свои любимые привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан. Я живу не с теми, с кем жил сорок лет, и живу не так, как жил сорок лет; трудно приучать себя к новостям, и мне скучно!”
Но физическая и нравственная привязанность к отечеству, действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует рассуждения – и потому не все люди имеют его.
Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества; ибо с нею неразрывна наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие – гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других – варварами; так англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других о себе мечтают.
Я не смею думать, чтобы у нас в России было не много патриотов; но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя свое и повторим его с благородною гордостию.
Мы не имеем нужды прибегать к басням и выдумкам, подобно грекам и римлянам, чтобы возвысить наше происхождение: слава была колыбелию народа русского, а победа вестницею бытия его. Римская империя узнала, что есть славяне, ибо они пришли и разбили ее легионы. Историки византийские говорят о наших предках как о чудесных людях, которым ничто не могло противиться и которые отличались от других северных народов не только своею храбростию, но и каким-то рыцарским добродушием. Герои наши в девятом и десятом веке играли и забавлялись ужасом тогдашней новой столицы мира: им надлежало только явиться под стенами Константинополя, чтобы взять дань с царей греческих. В первом-надесять веке русские, всегда превосходные храбростию, не уступали другим европейским народам и в просвещении, имея по религии тесную связь с Царем-градом, который делился с нами плодами учености; и во время Ярослава были переведены на славянский язык многие греческие книги. К чести твердого русского характера служит то, что Константинополь никогда не мог присвоить себе политического влияния на отечество наше. Князья любили разум и знание греков, но всегда готовы были оружием наказать их за малейшие знаки дерзости.
Разделение России на многие владения и несогласие князей приготовили торжество Чингисхановых потомков и наши долговременные бедствия. Великие люди и великие народы подвержены ударам рока, но и в самом несчастии являют свое величие. Так Россия, терзаемая лютым врагом, гибла со славою; целые города предпочитали верное истребление стыду рабства. Жители Владимира, Чернигова, Киева принесли себя в жертву народной гордости и тем спасли имя русских от поношения. Историк, утомленный сими несчастными временами, как ужасною бесплодною пустынею, отдыхает на могилах и находит отраду в том, чтобы оплакивать смерть многих достойных сынов отечества.
Но какой народ в Европе может похвалиться лучшею судьбою? Который из них не был в узах несколько раз? По крайней мере завоеватели наши устрашали восток и запад. Тамерлан, сидя на троне Самаркандском, воображал себя царем мира.
И какой народ так славно разорвал свои цепи? Так славно отмстил врагам свирепым? Надлежало только быть на престоле решительному, смелому государю: народная сила и храбрость, после некоторого усыпления, громом и молниею возвестили свое пробуждение.
Время самозванцев представляет опять горестную картину мятежа: но скоро любовь к отечеству воспламеняет сердца – граждане, земледельцы требуют военачальника, и Пожарский, ознаменованный славными ранами, встает с одра болезни. Добродетельный Минин служит примером; и кто не может отдать жизни отечеству, отдает ему все, что имеет… Древняя и новая истории народов не представляют нам ничего трогательнее сего общего, героического патриотизма. В царствование Александра позволено желать русскому сердцу, чтобы какой-нибудь достойный монумент, сооруженный в Нижнем-Новгороде (где раздался первый глас любви к отечеству), обновил в нашей памяти славную эпоху русской истории. Такие монументы возвышают дух народа. Скромный монарх не запретил бы нам сказать в надписи, что сей памятник сооружен в его счастливое время.
Петр Великий, соединив нас с Европою и показав нам выгоды просвещения, не надолго унизил народную гордость русских. Мы взглянули, так сказать, на Европу, и одним взором присвоили себе плоды долговременных трудов ее. Едва великий государь сказал воинам, как надобно владеть новым оружием, они, взяв его, летели сражаться с первою европейской армиею. Явились генералы, ныне ученики, завтра примеры для учителей. Скоро другие могли и должны были перенимать у нас; мы показали, как бьют шведов, турков – и наконец французов. Сии славные республиканцы, которые еще лучше говорят, нежели сражаются, и так часто твердят о своих ужасных штыках, бежали в Италии от первого взмаха штыков русских. Зная, что мы храбрее многих, не знаем, еще кто нас храбрее. Мужество есть великое свойство души; народ, им отличенный, должен гордиться собою.
В военном искусстве мы успели более, нежели в других, оттого, что им более занимались как нужнейшим для утверждения государственного бытия нашего; однако ж не одними лаврами можем хвалиться. Наши гражданские учреждения мудростию своею равняются с учреждениями других государств, которые несколько веков просвещаются. Наша люд-кость, тон общества, вкус в жизни удивляют иностранцев, приезжающих в Россию с ложным понятием о народе, который в начале осьмого-надесять века считался варварским.
Завистники русских говорят, что мы имеем только в вышней степени переимчивость; но разве она не есть знак превосходного образования души? Сказывают, что учители Лейбница находили в нем также одну переимчивость.
В науках мы стоим еще позади других, для того – и для того единственно, что менее других занимаемся ими и что ученое состояние не имеет у нас такой обширной сферы, как, например, в Германии, Англии и проч. Если бы наши молодые дворяне, учась, могли доучиваться и посвящать себя наукам, то мы имели бы уже своих Линнеев, Галлеров, Боннетов. Успехи литературы нашей (которая требует менее учености, но, смею сказать, еще более разума, нежели собственно так называемые науки) доказывают великую способность русских. Давно ли знаем, что такое слог в стихах и прозе? и можем в некоторых частях уже равняться с иностранцами. У французов еще в шестом-надесять веке философствовал и писал Монтань: чудно ли, что они вообще пишут лучше нас? Не чудно ли, напротив того, что некоторые наши произведения могут стоять наряду с их лучшими, как в живописи мыслей, так и в оттенках слога? Будем только справедливы, любезные сограждане, и почувствуем цену собственного. Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою: французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских. Расположение души моей, слава Богу! совсем противно сатирическому и бранному духу; но я осмеливаюсь попенять многим из наших любителей чтения, которые, зная лучше парижских жителей все произведения французской литературы, не хотят и взглянуть на русскую книгу. Того ли они желают, чтобы иностранцы уведомляли их о русских талантах? Пусть же читают французские и немецкие критические журналы, которые отдают справедливость нашим дарованиям, судя по некоторым переводам*. Кому не будет обидно походить на Даланбертову мамку, которая, живучи с ним, к изумлению своему услышала от других, что он умный человек? Некоторые извиняются худым знанием русского языка: это извинение хуже самой вины. Оставим нашим любезным светским дамам утверждать, что русский язык груб и неприятен; что и charmant (очаровательный (фр.)) и seduisant (обольстительный (фр.)), expansion (экспансивный, откровенный (фр.)) и vapeurs (парение (фр.)) не могут быть на нем выражены; и что, одним словом, не стоит труда знать его. Кто смеет доказывать дамам, что они ошибаются? Но мужчины не имеют такого любезного права судить ложно. Язык наш выразителен не только для высокого красноречия, для громкой живописной поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее гармониею, нежели французский; способнее для излияния души в тонах; представляет более аналогических слов, то есть сообразно с выражаемым действием: выгода, которую имеют одни коренные языки! Беда наша, что мы все хотим говорить по-французски и не думаем трудиться над обрабатыванием собственного языка: мудрено ли, что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в разговоре? Один иностранный министр сказал при мне, что “язык наш должен быть весьма темен, ибо русские, говоря им, по его замечанию, не разумеют друг друга и тотчас должны прибегать к французскому”. Не мы ли сами подаем повод к таким нелепым заключениям? – Язык важен для патриота; и я люблю англичан за то, что они лучше хотят свистать и шипеть по-английски с самыми нежными любовницами своими, нежели говорить чужим языком, известным почти всякому из них.
______________________
* Таким образом, самый худой французский перевод Ломоносова од и разных мест из Сумарокова заслужил внимание и похвалу иностранных журналистов.
______________________
Есть всему предел и мера: как человек, так и народ начинает всегда подражанием; но должен со временем быть сам собою, чтобы сказать: я существую нравственно! Теперь мы уже имеем столько знаний и вкуса в жизни, что могли бы жить, не спрашивая: как живут в Париже и в Лондоне? что там носят, в чем ездят и как убирают домы? Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках, оскорбительные для народной гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человеку и народу, который будет всегдашним учеником!
До сего времени Россия беспрестанно возвышалась как в политическом, так и в нравственном смысле. Можно сказать, что Европа год от году нас более уважает – и мы еще в средине нашего славного течения! Наблюдатель везде видит новые отрасли и раскрытия; видит много плодов, но еще более цвета. Символ наш есть пылкий юноша: сердце его, полное жизни, любит деятельность; девиз его есть: труды и надежда!
– Победы очистили нам путь к благоденствию; слава есть право на счастие.
Впервые опубликовано: Вестник Европы. 1802. № 4.
Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) – русский историк-историограф, писатель, поэт, почётный член Петербургской Академии наук (1818)
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физической.
Полный текст
Сочинение
С самого детства человеку прививают уважение, любовь к вечным человеческим ценностям, однако не все можно привить лишь воспитательным путем и пропагандой, существует и что-то более глубокое. В данном тексте Н.М. Карамзин предлагает читателю задуматься над вопросом: «Какова природа любви к Отчизне?»
Анализируя проблему, автор подводит нас к тому, что привязанность к своей Родине является общей для всех народов – «Лапландец, рожденный почти в гробе природы» в любом случае будет любить «холодный мрак земли своей». И даже выбирая между своей Отчизной и «счастливой Италией», лапландец выберет милый сердцу север. Эту привязанность можно назвать физической, тогда как существует отличное, другое влечение – влечение души к нашим родным и близким, трепет сердца от воспоминаний о тех «с кем мы росли и живем», духовная близость к согражданам – другими словами, моральная близость. Писатель делает акцент на том, что общими связями отечества можно объединить двух совершенно незнакомых людей – это простой «закон природы», совмещенный с сущностью человеческой души.
Автор считает, что любовь к Отчизне имеет моральную и физическую основу. Любому из нас лучше и счастливее живется на родной земле, это своеобразный «закон природы», спроецированный на человека. Вдобавок к этому, зависимость от знакомых лиц и знакомой речи, единообразие души и менталитета у сограждан, склонность сердца к воспоминаниям о тех, «с кем мы росли и живем», образуют моральную привязанность.
Я полностью согласна с мнением Н.М. Карамзина и тоже считаю, что любовь к отчизне формируется постепенно и на уровне привычки, делающей человека счастливым. Любому из нас мил знакомый пейзаж, каким бы специфическим он ни был, и, наверное, каждый из нас тянется к своим родным и близким душой, пусть даже это и простой прохожий, но житель твоего города, твоей страны.
Во всем творчестве С. Есенина можно заметить искреннюю, теплую любовь к своей Отчизне. Буквально в каждом стихотворении поэт, обращаясь к детству, к ярким моментам своей жизни, выражает глубочайшую любовь к Родине: к приятному душе пейзажу и к таким особенным, незабываемым русским людям. Так, стихотворение «Гой ты, Русь, моя родная…» является признанием в любви к родным землям и к людям своей Родины. На протяжении всех строк С. Есенин восхищается величественностью Отечественного пейзажа, а затем, описав хаты, поля, луга и церкви, выражает любовь к девичьему смеху, показывая тем самым свою к нему привязанность. В конце стихотворения поэт резюмирует: что бы ему ни предложили, он выберет свою родину.
М.Ю. Лермонтов в стихотворении «Родина» также описывает свою «странную» – т.е. беспрекословную любовь к Отчизне. Поэт выражает привязанность к пейзажу своей страны – несмотря ни что его волнуют «…Её степей холодное молчанье, Её лесов безбрежных колыханье…», и в дополнение к этому он пишет о том, что до полночи готов смотреть «….На пляску с топаньем и свистом Под говор пьяных мужичков». А это значит, что и пейзаж, и люди Руси близки душе М.Ю. Лермонтова и образуют его любовь к Отчизне.
Таким образом, можно сделать вывод, что любовь к Родине является потребностью человека, его привычкой, связанной как с нашей постоянной привязанностью к земле и пейзажу, так и с нашей духовной близостью с соотечественниками.
Замечательный русский писатель, историк Н.М. Карамзин поднимает в своем тексте проблему любви к родине. Н.Карамзина интересует вопрос: что сближает соотечественников? Откуда берется любовь к Родине? Почему человек вообще ее испытывает? Размышляя об этой вечной и актуальной всегда проблеме, писатель рассказывает о том, что любовь к Отечеству возникает не от гордости за великие деяния или победы, не за мощь и силу государства. Любовь к Отечеству, по мнению автора, рождается вместе с человеком, он любит место, где рос, природу, которую видел с детства, людей, которые повлияли на его формирование. Главная мысль Карамзина проста: человек любит свою Родину физически, потому, что здесь родился и вырос.
Любовь к родине – одно из самых сложных и необъяснимых чувств, которые испытывает человек. Она действительно, как считает Карамзин, физическая, потому что объяснить ее рационально нельзя. Вспомните, как радостно бьется сердце при виде родного города или дома, когда ты возвращаешься после долгого отсутствия! И находясь вдали от места, где родился, все время хочешь быстрей вернуться туда, где твой дом. И это не только из-за того, что тут есть просто крыша над головой. Это просто любовь.
Любовь к Родине – чувство, не зависящее ни от сословной принадлежности, ни от материального состояния, она одинакова у всех людей, и это чувство объединяет нацию. Лучше всего об этом сказал М.Ю. Лермонтов в своем произведении «Родина». Признаваясь в этом трепетном чувстве, поэт говорит о «чете белеющих берез», «дрожащих огнях печальных деревень», готов до ночи смотреть «пляску с топаньем и свистом», слушать «пьяный говор мужичков». Откуда ему, богатому и знатному дворянину, взять эту любовь? Лермонтов говорит: эта любовь есть, и все. И объяснять это не нужно.
В заключение хочется добавить: наша родина была, есть и будет всегда. Как не выбирают родителей, так и не выбирают Родину. Поэтому мы ее любим.
Что такое Отчизна? Какое значение она занимает в жизни человека? Чем он обязан Родине? Эти и другие вопросы затрагивает Н.М. Карамзин. Однако наиболее детально автор рассматривает проблему любви человека к Родине.
Чтобы привлечь внимание читателей к этой проблеме, автор рассуждает о том, какие чувства испытывает человек к Отчизне, находясь от нее на расстоянии. Родина притягивает к себе воспоминаниями, событиями, которые случились на его родной земле. Человек любит то место, где он родился, вырос: «Эта любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы выросли, воспитывались и живем». Проблема любви к Родине является актуальной на сегодняшний день, так как современный человек часто путешествует, покидая место своего рождения и воспитания. Но где бы он ни был, обязательно будет скучать по своей Отчизне: «Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями»…»
Позиция автора выражена ясно и однозначно. Он считает, что Родина – это то место, где человек родился, воспитался. Многие люди, покидая свой дом, возвращаются обратно, потому что Отчизна – самое родное.
Трудно не согласиться с мнением автора. Безусловно, воспитанный человек любит свою родную землю, защищает ее. Личность, которая уважает Отчизну, является патриотом.
В качестве аргумента можно привести следующий литературный пример. Лирика А.Блока наполнена особенной любовью в России. Он говорил о своей родине с бесконечной нежностью, его стихотворения полны искренней надежды на то, что его судьба с Отчизной неразделимы:
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех дороже мне.
Какое сильное чувство к родной земле испытывает поэт. Он считает, что настоящий патриот дожжен любить Россию такой, какая она есть.
В качестве литературного аргумента можно привести следующий пример. Выдающийся русский певец Федор Шаляпин, Вынужденный уехать из России, все время возил с собой какой-то ящик. Никто не догадывался, что в нем находится. Лишь спустя много лет близкие узнали, что Федор хранил горсть родной земли. Очевидно, великому певцу, горячо любившего отчизну, необходимо было ощущать тепло родной земли.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что воспитанный человек обязан любить Родину и дорожить ее. Автор призывает читателей относиться к Отчизне с уважением.
Как формируется любовь человека к Родине? Об этой интересной проблеме размышляет русский историк, писатель, поэт Н. М. Карамзин.
Решившись «поверить алгеброй гармонию», автор раскладывает патриотическое чувство на составляющие и выводит свою формулу любви к Отчизне. Он выделяет две разновидности любви: физическую и моральную. Физическая любовь, по мнению Карамзина, присуща абсолютно всем, она «есть дело природы» и связана с местом рождения и воспитания. Она подпитывается воспоминаниями о детстве, отчем доме и крае. Вторая разновидность — моральная любовь — это любовь к близким людям и всем согражданам-«единоземцам», образующим в чужой стране, по мнению историка, электрическую цепь общих впечатлений. Карамзин отмечает, что моральная любовь с годами сильнее физической, «ибо время утверждает привычку».
Таким образом, автор считает, что любовь к родине — это сложное, многогранное чувство, которое заложено в человеке от рождения и растет, развивается вместе с ним.
Мне понятна и близка точка зрения автора. Родина: род, народ, природа — неразрывные понятия.
Так, в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Родина» поэт отмечает иррациональность, «странность» любви к Отчизне и связывает её с природой родного края и народом, в нем живущим. Он вспоминает «разливы рек, подобные морям», «степей холодное молчанье», «лесов безбрежных колыханье» и деревенскую разудалую пляску «под говор пьяных мужичков»…
Самые проникновенные слова о том, что всем знакомо, сказаны, на мой взгляд, Н. Рубцовым в стихотворении «Тихая моя родина»:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
И к этому нечего добавить.
Сочинение по тексту Н. М. Карамзина
(вариант № 22 из сборника ФИПИ-2015)
Почему мы любим «место своего рождения и воспитания»? Что привязывает нас к Отечеству больше всего? Над этими вопросами размышляет русский писатель, историк Н. М. Карамзин.
Автор в тексте поднимает важную нравственную проблему истока любви к родине, исследуя причины привязанности к своим родным местам людей разных стран и континентов. Н. М. Карамзин обращает наше внимание на два вида любви к Отечеству: физическую и моральную. Первая, «подобно магниту», существует в нас согласно законам природы: «… растение имеет более силы в своем климате», и для человека это характерно. Автор, рассуждая о физической любви к своему Отечеству, приводит в пример жителей Лапландии и Швейцарии, которые ни за что не променяют «хладный мрак земли своей», снежные горы и свист бури на «яркое сияние солнца» теплой Италии. Н. М. Карамзин пытается донести до нас мысль о том, что одна красота природы своего края – это не главный признак нашей привязанности к Отечеству. Есть и более сильное чувство выражения любви человека к родине – это «любовь к согражданам, … к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем…». Анализируя этот вид любви, автор рассказывает о двух «единоземцах», которые встретились впервые в чужой стране и так рады были этому, что очень быстро подружились и излили друг другу душу в искренней беседе. Н. М. Карамзин называет это «общими связями Отечества».
Автор текста считает, что любовь к родине имеет как физическую, так и нравственную основу. По его мнению, и «… естественные красоты … Отчизны», и душевная привязанность к своим родным местам дают человеку «… какую-то особенную прелесть».
Я полностью разделяю позицию автора и считаю, что как бы далеко от родины человек ни находился, душой и сердцем он всегда с ней. Даже во сне он видит знакомую до боли «чету белеющих берез», извилистую тропинку к любимой речке, дорогие его сердцу лица людей. Недаром русская народная пословица гласит: «Родная сторона – мать, чужая – мачеха». Многочисленные примеры огромной любви к родине можно найти в произведениях русской литературы. Так, в стихотворении поэта С.А. Есенина «Гой ты, Русь моя родная…» изображена кровная, духовная связь лирического героя со своей родиной. Всё ему в ней дорого и мило: «хаты», «поля», «тополя», «веселый пляс», «девичий смех». Каждый есенинский образ согрет чувством безграничной любви к родине. Поэт восклицает:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
Пример горячей любви к Родине нахожу в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Бородино». «Общие связи Отечества», как «кольца и звенья» в единой «электрической цепи», касаются сердца каждого русского солдата, героически сражающегося с врагами Родины. Поэт, восхищаясь мужеством, нравственной силой и патриотическим духом русских людей, подчеркивает общность их интересов и беззаветную преданность Отечеству.
Таким образом, любовь к своей родине, данная нам с рождения, становится с годами только сильнее, и мы «нутром» чувствуем неразрывную связь с ней.
Сочинение по тексту Н. М. Карамзина
(вариант № 22 из сборника ФИПИ-2015)
Почему мы любим «место своего рождения и воспитания»? Что привязывает нас к Отечеству больше всего? Над этими вопросами размышляет русский писатель, историк Н. М. Карамзин.
Автор в тексте поднимает важную нравственную проблему истока любви к родине, исследуя причины привязанности к своим родным местам людей разных стран и континентов. Н. М. Карамзин обращает наше внимание на два вида любви к Отечеству: физическую и моральную. Первая, «подобно магниту», существует в нас согласно законам природы: «… растение имеет более силы в своем климате», и для человека это характерно. Автор, рассуждая о физической любви к своему Отечеству, приводит в пример жителей Лапландии и Швейцарии, которые ни за что не променяют «хладный мрак земли своей», снежные горы и свист бури на «яркое сияние солнца» теплой Италии. Н. М. Карамзин пытается донести до нас мысль о том, что одна красота природы своего края – это не главный признак нашей привязанности к Отечеству. Есть и более сильное чувство выражения любви человека к родине – это «любовь к согражданам, … к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем…». Анализируя этот вид любви, автор рассказывает о двух «единоземцах», которые встретились впервые в чужой стране и так рады были этому, что очень быстро подружились и излили друг другу душу в искренней беседе. Н. М. Карамзин называет это «общими связями Отечества».
Автор текста считает, что любовь к родине имеет как физическую, так и нравственную основу. По его мнению, и «… естественные красоты … Отчизны», и душевная привязанность к своим родным местам дают человеку «… какую-то особенную прелесть».
Я полностью разделяю позицию автора и считаю, что как бы далеко от родины человек ни находился, душой и сердцем он всегда с ней. Даже во сне он видит знакомую до боли «чету белеющих берез», извилистую тропинку к любимой речке, дорогие его сердцу лица людей. Недаром русская народная пословица гласит: «Родная сторона – мать, чужая – мачеха». Многочисленные примеры огромной любви к родине можно найти в произведениях русской литературы. Так, в стихотворении поэта С.А. Есенина «Гой ты, Русь моя родная…» изображена кровная, духовная связь лирического героя со своей родиной. Всё ему в ней дорого и мило: «хаты», «поля», «тополя», «веселый пляс», «девичий смех». Каждый есенинский образ согрет чувством безграничной любви к родине. Поэт восклицает:
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
Пример горячей любви к Родине нахожу в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Бородино». «Общие связи Отечества», как «кольца и звенья» в единой «электрической цепи», касаются сердца каждого русского солдата, героически сражающегося с врагами Родины. Поэт, восхищаясь мужеством, нравственной силой и патриотическим духом русских людей, подчеркивает общность их интересов и беззаветную преданность Отечеству.
Таким образом, любовь к своей родине, данная нам с рождения, становится с годами только сильнее, и мы «нутром» чувствуем неразрывную связь с ней.
Сочинение по тексту:
Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826) – русский историк, писатель, поэт; создатель «Истории государства Российского» – одно из первых обобщающих трудов по истории России. В своей статье описывает проблему чувства любви к Родине.
Эта проблема очень актуальна в наши дни, так как человек не может представить свою жизнь без Родины, без родной земли, на которой он чувствует себя свободно и хорошо.
Николай Михайлович повествует, «Человек любит место своего рождения и воспитания».
Н. М. Карамзин повествует: «Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человека».
Писатель говорит: «С кем мы росли, и живем, к тем и привыкаем».
Автор считает, что любовь к Отчизне имеет моральную и физическую основу.
Я разделяю мнение Николая Михайловича Карамзина. Действительно, любовь к Родине таит в себе нежные воспоминания.
Во-первых, давайте вспомним необыкновенное стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова «Люблю Отчизну я, но странною любовью!». В этом стихотворении поэт описывает чувства, которые заложены в нем по отношению к родному месту. Он передает нам свои эмоции и воспоминания. И мы замечаем насколько поэт дорожил местом, где он родился.
Во-вторых, у меня есть одна знакомая, которая приехала из-за границы в Россию. Они переехали сюда 9 лет назад. И каждый раз она мне рассказывает о том, как прекрасна ее Родина, и что она значит для нее. Она рассказывает все свои воспоминания, хранящиеся об этом месте!
Таким образом, я хочу сделать вывод. Родина является неотъемлемой частью жизни человека. А любовь к Родине выражается через воспоминания.
Текст Николая Михайловича Карамзина:
(1)Человек любит место своего рождения и воспитания. (2)Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физической. (3)Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человека. (4)В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастье, а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. (5)Так друзья освящают в памяти первый день дружбы своей. (6)Лапландец, рожденный почти в гробе природы, на краю мира, несмотря ни на что, любит хладный мрак земли своей. (7)Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведёт таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему Отечество!
(8)Недаром житель Швейцарии, удалённый от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию, а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. (9)Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется.
(10)Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды Отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащённые природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству, ибо она не была бы тогда общею.
(11)С кем мы росли и живём, к тем и привыкаем. (12)Душа их сообразуется с нашею, делается некоторым её зеркалом, служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца. (13)Эта любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живём, есть вторая, или моральная, любовь к Отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее, ибо время утверждает привычку.
(14) Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: с каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! (15)Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями Отечества! (16)Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих, ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство. (17) Жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев.
(По Н.М. Карамзину)
Сколько всего написано о «малой Родине» – том уголке родной страны, где человек появился на свет! И все же так много остается недосказанным.
Размышлениям о самом любимом уголке земли посвящает свой текст великий русский писатель и историк Н.М.Карамзин. Как и почему возникает любовь к этому месту, которое, может быть, не очень-то и красиво и не особенно хорошо? Автор задается этим вопросом, проводит различные параллели (предложения 4-6) и примеры из жизни: лапландца, тоскующего в прекрасной Италии по своему суровому краю, единоземцев, встретившихся на чужбине.
Автор полагает что чувство любви к родному краю имеет и нравственную, и физическую природу. Вероятно, это так и есть. Ведь мы знаем много случаев, когда человек рождался и проводил детство в стране, которая не является родной для его дедов и прадедов, и считал ее Родиной. Примером может служить Владимир Даль, который очень любил Россию и ее язык, будучи этнически датчанином. Да и среди предков Пушкина, как всем известно, есть арап.
Но, вместе с тем, мы можем наблюдать сейчас, как скудеет любовь к малой Родине, как легко многие люди рвут эти связи и «ищут где лучше». В.Распутин в повести «Прощание с Матерой» видит наряду с дочерней любовью Дарьи к своему острову безразличие и даже ненависть со стороны некоторых других персонажей. И похоже, что тот больше привязан к родной земле, кто трудится на ней. Чем больше в человеке любви к труду, чем больше в нем нравственности, тем дороже ему родной уголок земли.
Любовь к Родине – величайшее чувство, и начинается оно с любви к «малой Родине».
Страница: [ 1 ] 2
Любовь к отечеству может быть физическая, моральная и политическая.
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человечества. В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастие, – а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. Так нежные любовники и друзья освящают в памяти первый день любви и дружбы своей. Лапланец, рожденный почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный мрак земли своей. Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведет таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему отечество! – Самое расположение нерв, образованных в человеке по климату, привязывает нас к родине. Недаром медики советуют иногда больным лечиться ее воздухом; недаром житель Гельвеции, удаленный от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию; а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется. – Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды отчизны не имели никакого влияния на обшую любовь к ней: некоторые земли, обогащенные природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
С кем мы росли и живем, к тем привыкаем. Душа их сообразуется с нашею; делается некоторым ее зеркалом; служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца. Сия любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем, есть вторая, или моральная, любовь к отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее: ибо время утверждает привычку. Надобно видеть двух единоземцсв, которые в чужой земле находят друг друга: о каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями отечества! Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих: ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство, и жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев. – На берегах прекраснейшего в мире озера, служащего зеркалом богатой натуре, случилось мне встретить голландского патриота, который, по ненависти к штатгальтеру и оранистам, выехал из отечества и поселился в Швейцарии, между Ниона и Роля. У него был прекрасный домик, физический кабинет, библиотека; сидя под окном, он видел перед собою великолепнейшую картину природы. Ходя мимо домика, я завидовал хозяину, не знав его; познакомился с ним в Женеве и сказал ему о том. Ответ голландского флегматика удивил меня своею живостию: «Никто не может быть счастлив вне своего отечества, где сердце его выучилось разуметь людей и образовало свои любимые привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан. Я живу не с теми, с кем жил 40 лет, и живу не так, как жил 40 лет: трудно приучать себя к новостям, и мне скучно!»
Но физическая и моральная привязанность к отечеству, действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует рассуждения – и потому не все люди имеют его.
Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества, ибо с нею неразрывна наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его Тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие – гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так, греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других – варварами; так, англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других о себе мечтают.
Я не смею думать, чтобы у нас в России было но много патриотов; но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, – а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя свое и повторим его с благородною гордостию.
Мы не имеем нужды прибегать к басням и выдумкам, подобно грекам и римлянам, чтобы возвысить наше пропсхождение: слава была колыбелию народа русского, а победа – вестницею бытия его. Римская империя узнала, что есть славяне, ибо они пришли и разбили ее легионы. Историки византийские говорят о наших предках как о чудесных людях, которым ничто не могло противиться и которые отличались от других северных народов не только своею храбростию, но и каким-то рыцарским добродушием. Герои наши в девятом веке играли и забавлялись ужасом тогдашней новой столицы мира: им надлежало только явиться под стенами Константинополя, чтобы взять дань с царей греческих. В первом-надесять веке русские, всегда превосходные храбростию, не уступали другим европейским народам и в просвещении, имея по религии тесную связь с Царем-градом, который делился с нами плодами учености; и во время Ярослава были переведены на славянский язык многие греческие книги. К чести твердого русского характера служит то, что Константинополь никогда не мог присвоить себе политического влияния на отечество наше. Князья любили разум и знание греков, но всегда готовы были оружием наказать их за малейшие знаки дерзости.
Разделение России на многие владения и несогласие князей приготовили торжество Чингисхановых потомков и наши долговременные бедствия. Великие люди и великие народы подвержены ударам рока, но и в самом несчастии являют свое величие. Так Россия, терзаемая лютым врагом, гибла со славою: целые города предпочитали верное истребление стыду рабства. Жители Владимира, Чернигова, Киева принесли себя в жертву народной гордости и тем спасли имя Русских от поношения. Историк, утомленный сими несчастными временами, как ужасною бесплодною пустынею, отдыхает на могилах и находит отраду в том, чтобы оплакивать смерть многих достойных сынов отечества.
Но какой народ в Европе может похвалиться лучшею судьбою? Который из них не был в узах несколько раз? По крайней мере завоеватели наши устрашали восток и запад. Тамерлан, сидя на троне самаркандском, воображал себя царем мира.
И какой народ так славно разорвал свои цепи? Так славно отмстил врагам свирепым? Надлежало только быть на престоле решительному, смелому государю: народная сила и храбрость, после некоторого усыпления, громом и молниею возвестили свое пробуждение.
Время самозванцев представляет опять горестную картину мятежа; но скоро любовь к отечеству воспламеняет сердца – граждане, земледельцы требуют военачальника, и Пожарский, ознаменованный славными ранами, встает с одра болезни. Добродетельный Минин служит примером; и кто не может отдать жизни отечеству, отдает ему все, что имеет.
Страница: [ 1 ] 2
В первом сочинении Карамзин, прежде чем говорить о счастливейшем времени жизни, задается вопросом: да есть ли полное счастье на земле? И опровергает сначала мнение Цицерона, хвалившего старость, и Жан Жака Руссо, считавшего младенчество счастливейшим временем жизни, а потом мнения Лейбница и Попа, доказывавших, что все в мире прекрасно и ведет к лучшему.
Карамзин не соглашается с ними и думает, что здешний мир есть “училище терпения”, полного счастья на земле нет, а есть счастье только от носительное, в сравнении с несчастьем. “Одно лучше другого — вот благо; одному лучше, нежели другому — вот счастье”, — говорит он.
Указав, что полного счастья на земле нет, Карамзин переходит к самой теме своего рассуждения и спрашивает: “Какую же эпоху жизни можно назвать счастливейшею по сравнению?” И на этот вопрос сначала отвечает отрицательно (не юность), а потом положительно (мужество).
Для подтверждения высказанной мысли он приводит следующие доказательства: люди в возрасте возмужалости большей частью наслаждаются самыми прочными и надежными радостями — семейными; они научаются ценить свое здоровье, на которое мало обращали внимание в юности; в возрасте возмужалости умственная деятельность человека бывает серьезнее и основательнее.
Доказав таким образом главную мысль, что более счастливое время жизни человека есть пора возмужалости и что полного счастья на земле не существует, Карамзин с чувством горечи и сожаления еще раз обращается к юности, которая не дала ему счастья, и высказывает желание продлить жизнь в возрасте возмужалости, который может по крайней мере доставить счастье относительное.
Рассуждение “О любви к отечеству” начинается делением тематического понятия “любовь к отечеству” на три вида: на любовь физическую, нравственную и политическую. Сообразно с этим все изложение делится на три части.
В начале первой части дается определение физической любви: это любовь человека к месту своего рождения и воспитания. Далее писатель указывает духовную причину любви физической к отечеству: человек любит воспоминания о начале своей жизни, поэтому любит вспоминать и то место, где он родился и провел свое детство. Потом автор указывает физическую причину любви к родине: самое расположение нервов человека приспособлено к климату его родины, и в доказательство этого положения он ссылается на авторитет докторов, подтверждает его примером и разъясняет сравнением.
В начале второй части указывается причина любви нравственной к отечеству: наша привычка к тем людям, с которыми мы живем. Затем дается определение этой любви: любовь нравственная к отечеству есть любовь наша к тем людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем. Дальше писатель поясняет свою мысль примером земляков, радостно встречающихся на чужбине, и свидетельством голландца, уехавшего из своего отечества в Швейцарию.
В третьей части говорится о политической любви человека к отечеству — патриотизме; патриотизм есть любовь к благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях.
Любовь физическая и нравственная присуща всем людЯдМ, потому что она есть дело природы. Что же касается любви политической, то она не является в человеке сама собой, а развивается в нем путем рассуждения, а потому ее не все люди имеют, так как не все настолько образованны и развиты, чтобы дойти до понимания, почему необходимо быть патриотом. Далее указываются причины, почему мы должны содействовать благу своего отечества.
В рассуждении “О любви к отечеству” Карамзин разъясняет, как должно понимать любовь к отечеству; в рассуждении же “О счастливом времени жизни” он доказывает мысль, что нет на земле полного счастья и что более счастливое время жизни есть возраст возмужалости.
20/25
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
(1)Человек любит место своего рождения и воспитания. (2)Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физической. (З)Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человека. (4)В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастье, а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. (5)Так друзья освящают в памяти первый день дружбы своей. (6)Лапландец, рождённый почти в гробе природы, на краю мира, несмотря ни на что, любит хладный мрак земли своей. (7)Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведёт таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему Отечество!
(8)Недаром житель Швейцарии, удалённый от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию, а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. (9)Всякое растение имеет более силы в своём климате: закон природы и для человека не изменяется.
(10)Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды Отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащённые природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к Отечеству, ибо она не была бы тогда общею.
(11)С кем мы росли и живём, к тем и привыкаем. (12)Их душа сообразуется с нашею, делается некоторым её зеркалом, служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца.
(13)Эта любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живём, есть вторая, или моральная, любовь к Отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее, ибо время утверждает привычку.
(14)Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: с каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! (15)Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями Отечества! (16)Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих, ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство. (17) Жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдалённых колец или звеньев.
(По Н.М. Карамзину*)
*Николай Михайлович Карамзин (1766-1826 гг.) — русский историк-историограф, писатель, поэт; создатель «Истории
Любовь к отечеству может быть физическая, моральная и политическая.
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человечества. В свете нет ничего милее жизни; она есть первое счастие, — а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. Так нежные любовники и друзья освящают в памяти первый день любви и дружбы своей. Лапланец, рожденный почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный мрак земли своей. Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведет таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему отечество! — Самое расположение нерв, образованных в человеке по климату, привязывает нас к родине. Недаром медики советуют иногда больным лечиться ее воздухом; недаром житель Гельвеции, удаленный от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию; а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется. — Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащенные природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
С кем мы росли и живем, к тем привыкаем. Душа их сообразуется с нашею; делается некоторым ее зеркалом; служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается в предмет склонности для сердца. Сия любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем, есть вторая, или моральная, любовь к отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее: ибо время утверждает привычку. Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: о каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями отечества! Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих: ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство, и жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев. — На берегах прекраснейшего в мире озера, служащего зеркалом богатой натуре, случилось мне встретить голландского патриота, который, по ненависти к штатгальтеру и оранистам, выехал из отечества и поселился в Швейцарии, между Ниона и Роля, У него был прекрасный домик, физический кабинет, библиотека; сидя под окном, он видел перед собою великолепнейшую картину природы. Ходя мимо домика, я завидовал хозяину, не знав его; познакомился с ним в Женеве и сказал ему о том. Ответ голландского флегматика удивил меня своею живостию: «Никто не может быть счастлив вне своего отечества, где сердце его выучилось разуметь людей и образовало свои любимые привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан. Я живу не с теми, с кем жил 40 лет, я живу не так, как жил 40 лет: трудно приучать себя к новостям, и мне скучно!»
Но физическая и моральная привязанность к отечеству, действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует рассуждения — и потому не все люди имеют его.
Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества, ибо с нею неразрывна наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие — гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так, греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других — варварами; так, англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других о себе мечтают.
Я не смею думать, чтобы у нас в России было но много патриотов; но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, — а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут,
Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя свое и повторим его с благородною гордостию.
Мы не имеем нужды прибегать к басням и выдумкам, подобно грекам и римлянам, чтобы возвысить наше происхождение: слава была колыбелию народа русского, а победа — вестницею бытия его. Римская империя узнала, что есть славяне, ибо они пришли и разбили ее легионы. Историки византийские говорят о наших предках как о чудесных людях, которым ничто не могло противиться и которые отличались от других северных народов не только своею храбростию, но и каким-то рыцарским добродушием. Герои наши в девятом веке играли и забавлялись ужасом тогдашней новой столицы мира: им надлежало только явиться под стенами Константинополя, чтобы взять дань с царей греческих. В первом-надесять веке русские, всегда превосходные храбростию, не уступали другим европейским народам и в просвещении, имея по религии тесную связь с Царем-градом, который делился с нами плодами учености; и во время Ярослава были переведены на славянский язык многие греческие книги. К чести твердого русского характера служит то, что Константинополь никогда не мог присвоить себе политического влияния на отечество наше. Князья любили разум и знание греков, но всегда готовы были оружием наказать их за малейшие знаки дерзости.
Разделение России на многие владения и несогласие князей приготовили торжество Чингисхановых потомков и наши долговременные бедствия. Великие люди и великие народы подвержены ударам рока, но и в самом несчастии являют свое величие. Так Россия, терзаемая лютым врагом, гибла со славою: целые города предпочитали верное истребление стыду рабства. Жители Владимира, Чернигова, Киева принесли себя в жертву народной гордости и тем спасли имя русских от поношения. Историк, утомленный сими несчастными временами, как ужасною бесплодною пустынею, отдыхает на могилах и находит отраду в том, чтобы оплакивать смерть многих достойных сынов отечества.
Но какой народ в Европе может похвалиться лучшею судьбою? Который из них не был в узах несколько раз? По крайней мере завоеватели наши устрашали восток и запад. Тамерлан, сидя на троне самаркандском, воображал себя царем мира.
И какой народ так славно разорвал свои цепи? Так славно отметил врагам свирепым? Надлежало только быть на престоле решительному, смелому государю: народная сила и храбрость, после некоторого усыпления, громом и молниею возвестили свое пробуждение.
Время самозванцев представляет опять горестную картину мятежа; но скоро любовь к отечеству воспламеняет сердца — граждане, земледельцы требуют военачальника, и Пожарский, ознаменованный славными ранами, встает с одра болезни. Добродетельный Минин служит примером; и кто не может отдать жизни отечеству, отдает ему все, что имеет… Древняя и новая история народов не представляет нам ничего трогательнее сего общего геройского патриотизма. В царствование Александра позволено желать русскому сердцу, чтобы какой-нибудь достойный монумент, сооруженный в Нижнем Новегороде (где раздался первый глас любви к отечеству), обновил в нашей памяти славную эпоху русской истории. Такие монументы возвышают дух народа. Скромный монарх не запретил бы нам сказать в надписи, что сей памятник сооружен в его счастливое время.
Петр Великий, соединив нас с Европою и показав нам выгоды просвещения, ненадолго унизил народную гордость русских. Мы взглянули, так сказать, на Европу и одним взором присвоили себе плоды долговременных трудов ее. Едва великий государь сказал нашим воинам, как надобно владеть новым оружием, они, взявшего, летели сражаться с первою европейскою армиею. Явились генералы, ныне ученики, завтра примеры для учителей. Скоро другие могли и должны были перенимать у нас; мы показали, как бьют шведов, турков — и, наконец, французов. Сии славные республиканцы, которые еще лучше говорят, нежели сражаются, и так часто твердят о своих ужасных штыках, бежали в Италии от первого взмаха штыков русских. Зная, что мы храбрее многих, не знаем еще, кто нас храбрее. Мужество есть великое свойство души; народ, им отличенный, должен гордиться собою.
В военном искусстве мы успели более, нежели в других, оттого, что им более занимались, как нужнейшим для утверждения государственного бытия нашего; однако ж не одними лаврами можем хвалиться. Наши гражданские учреждения мудростию своею равняются с учреждениями других государств, которые несколько веков просвещаются. Наша людскость, тон общества, вкус в жизни удивляют иностранцев, приезжающих в Россию с ложным понятием о народе, который в начале осьмого-надесять века считался варварским.
Завистники русских говорят, что мы имеем только в высшей степени переимчивость; но разве она не есть знак превосходного образования души? Сказывают, что учители Лейбница находили в нем также одну переимчивость.
В науках мы стоим еще позади других для того — и для того единственно, что менее других занимаемся ими и что ученое состояние не имеет у нас такой обширной сферы, как, например, в Германии, Англии и проч. Если бы наши молодые дворяне, учась, могли доучиваться и посвящать себя наукам, то мы имели бы уже своих Линнеев, Галлеров, Боннетов. Успехи литературы нашей (которая требует менее учености, но, смею сказать, еще более разума, нежели, собственно, так называемые науки) доказывают великую способность русских. Давно ли знаем, что такое слог в стихах и прозе? И можем в некоторых частях уже равняться с иностранцами. У французов еще в шестом-надесять веке философствовал и писал Монтань: чудно ли, что они вообще пишут лучше нас? Не чудно ли, напротив того, что некоторые наши произведения могут стоять наряду с их лучшими как в живописи мыслей, так и в оттенках слога? Будем только справедливы, любезные сограждане, и почувствуем цену собственного. Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою: французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских. Расположение души моей, слава богу! совсем противно сатирическому и бранному духу; но я осмелюсь попенять многим из наших любителей чтения, которые, зная лучше парижских жителей все произведения французской литературы, не хотят и взглянуть на русскую книгу. Того ли они желают, чтобы иностранцы уведомляли их о русских талантах? Пусть же читают французский и немецкие критические журналы, которые отдают справедливость нашим дарованиям, судя по некоторым переводам. Кому не будет обидно походить на Даламбертову мамку, которая, живучи с ним, к изумлению своему услышала от других, что он умный человек? Некоторые извиняются худым знанием русского языка: это извинение хуже самой вины. Оставим нашим любезным светским дамам утверждать, что русский язык груб и неприятен; что charmant и seduisant, expansion и vapeurs не могут быть на нем выражены; и что, одним словом, не стоит труда знать его. Кто смеет доказывать дамам, что они ошибаются? Но мужчины не имеют такого любезного права судить ложно. Язык наш выразителен не только для высокого красноречия, для громкой, живописной поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее гармониею, нежели французский; способнее для излияния души в тонах; представляет более аналогических слов, то есть сообразных с выражаемым действием: выгода, которую имеют одни коренные языки! Беда наша, что мы все хотим говорить по-французски и не думаем трудиться над обработыванием собственного языка: мудрено ли, что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в разговоре? Один иностранный министр сказал при мне, что «язык наш должен быть весьма темен, ибо русские, говоря им, по его замечанию, не разумеют друг друга и тотчас должны прибегать к французскому». Не мы ли сами подаем повод к таким нелепым заключениям? — Язык важен для патриота; и я люблю англичан за то, что они лучше хотят свистать и шипеть по-английски с самыми нежными любовницами своими, нежели говорить чужим языком, известным почти всякому из них.
Есть всему предел и мера: как человек, так и народ начинает всегда подражанием; но должен со временем быть сам собою, чтобы сказать: «Я существую морально!» Теперь мы уже имеем столько знаний и вкуса в жизни, что могли бы жить, не спрашивая: как живут в Париже и в Лондоне? Что там носят, в чем ездят и как убирают домы? Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках, оскорбительные для народной гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человеку и народу, который будет всегдашним учеником!
До сего времени Россия беспрестанно возвышалась как в политическом, так и в моральном смысле. Можно сказать, что Европа год от году нас более уважает, — и мы еще в средине нашего славного течения! Наблюдатель везде видит новые отрасли и развития; видит много плодов, но еще более цвета. Символ наш есть пылкий юноша: сердце его, полное жизни, любит деятельность; девиз его есть: труды и надежда! — Победы очистили нам путь ко благоденствию; слава есть право на счастие.
Николай Карамзин, «О любви к отечеству и народной гордости»
(1) В мирные годы человек, в довольстве и счастье, как птица, купающаяся в небе, может далеко отлететь от гнезда и даже покажется ему, будто весь мир — его родина. (2) Иной человек, озлобленный горькой нуждой, скажет: «Что вы твердите мне: родина! (3) Что видел я хорошего от неё, что она мне дала?».
Полный текст:
Сочинение
В детстве, наверное, каждому из нас на уроках в школе и в разговоре с родителями приходилось слышать такое понятие как «Родина». Но что оно из себя представляет? И какую роль Родина играет в нашей жизни? Над этими вопросами рассуждает в своем тексте А.Н. Толстой.
Понятие «Родина» лирический герой раскрывает через объединение граждан против общего врага. Человек – это то существо, которое начинает ценить то, что у него есть, только в том случае, когда возникает риск то самое «что-то» потерять. Так, в случае с Родиной, из века в век, русские люди защищали близкие сердцу земли и пейзажи путем объединения против зла, которое вдруг «всё наше вековечное» захотело «назвать своим». Потому как лишь при наличии риска потерять «гнездо наше» русский человек начинал осознавать значение своих земель для себя самого.
Так что же такое Родина? А.Н. Толстой считает, что Родина – это основа жизни каждого человека, его «гнездо», место, где находятся любимые люди и близкие сердцу пейзажи. Под Родиной автор подразумевает наше историческое прошлое, созданное многими поколениями, а также самих людей, одновременно одинаковых и разных, говорящих на одном языке, с одинаковой самобытностью, культурой и верой в счастливое будущее своего Отечества.
Мысль писателя мне очень близка. Нельзя не согласиться с тем, что Родина – это то, что всегда находится в душе каждого из нас, где бы мы ни находились. Не существует человека без Родины, и куда бы меня ни привела судьба, в моем сердце, как ориентир, навсегда останутся Российские пейзажи и архитектура, культура, литература и конечно, российская речь и неповторимые люди.
Не зря, начиная с самого зарождения литературы, так часто поднималась тема любви к Родине. Например, еще В. Тредиаковский в произведении «Стихи похвальные России» передает тоску по родной земле и любовь к своей Отчизне. Глядя на Родину сквозь призму других стран, автор осознает неповторимость и своеобразие родины, ее самобытность и неординарность. В. Тредиаковский верит, что даже враг не сможет изменить облик его родной страны:
«…В тебе не будет веры двойныя,
К тебе не смеют приступить злые…».
В повести В. Распутина «Прощание с Матерой» автор так же показывает, что значит понятие «Родина» для жителей деревни «Матера». Извне появился враг, решивший взять на себя судьбу Матеры, а именно затопить остров и построить ГЭС. Однако жители деревни, прожившие всю свою жизнь на этих землях, наотрез отказываются покидать остров и перемещаться на новое место, потому как именно плодородные земли Матеры хранили в себе историческую память о предках и все самое сокровенное и близкое сердцу, что только может ценить и любить человек. Другими словами, переселить жителей на новое место значило вырвать их из родных мест, навсегда оставив в их сердцах тоску по Родине. Писатель заставляет задуматься, будет ли человек, покинувший свою родную землю, счастливым, и, сжигая мосты, покидая Матёру, не теряет ли он свою душу, свою нравственную опору? Вывод становится очевидными.
«Отчизна — это край, где пленница душа», Вольтер. У каждого из нас, вне зависимо от обстоятельств жизни, так или иначе существует те края, к которым хочется возвращаться вновь и вновь. Это место, в котором можно буквально отдохнуть сердцем, дом с близкими и любящими людьми. Такое место я и считаю родиной.
Любовь к отечеству может быть физическая, моральная и политическая.
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не местными красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель человечества. В свете нет ничего милее жизни: она есть первое счастие – а начало всякого благополучия имеет для нашего воображения какую-то особенную прелесть. Так нежные любовники и друзья освещают в памяти первый день любви и дружбы своей. Лапландец, рожденный почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный мрак земли своей. Переселите его в счастливую Италию: он взором и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое сияние солнца не произведет таких сладких чувств в его душе, как день сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему отечество! – Самое расположение нерв, образованных в человеке по климату, привязывает нас к родине. Недаром медики советуют иногда больным лечиться воздухом; недаром житель Гельвеции, удаленный от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию; а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис, оживает. Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и для человека не изменяется. – Не говорю, чтобы естественные красоты и выгоды отчизны не имели никакого влияния на общую любовь к ней: некоторые земли, обогащенные природою, могут быть тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды не бывают главным основанием физической привязанности людей к отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
С кем мы росли и живем, к тем привыкаем. Душа их сообразуется с нашею; делается некоторым ее зеркалом; служит предметом или средством наших нравственных удовольствий и обращается к предметам склонности для сердца. Сия любовь к согражданам, или к людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем, есть вторая или моральная любовь к отечеству, столь же общая, как и первая, местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее: ибо время утверждает привычку. Надобно видеть двух единоземцев, которые в чужой земле находят друг друга: с каким удовольствием они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах! Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими-нибудь общими связями отечества! Им кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше разумеют друг друга, нежели прочих: ибо в характере единоземцев есть всегда некоторое сходство, и жители одного государства образуют всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев. – На берегах прекраснейшего в мире озера 3, служащего зеркалом богатой натуры, случилось мне встретить голландского патриота, который, по ненависти к штатгальтеру и органистам 4, выехал из отечества и поселился в Швейцарии между Ниона и Роля, У него был прекрасный домик, физический кабинет, библиотека; сидя под окном, он видел перед собою великолепнейшую картину природы. Ходя мимо домика, я завидовал хозяину, не знав его; познакомился с ним в Женеве и сказал ему о том. Ответ голландского флегматика удивил меня своею живостию: “Никто не может быть счастлив вне своего отечества, где сердце его выучилось разуметь людей и образовало свои любимые привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан. Я живу не с теми, с кем жил сорок лет, и живу не так, как жил сорок лет; трудно приучать себя к новостям, и мне скучно!”
Но физическая и нравственная привязанность к отечеству, действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует рассуждения – и потому не все люди имеют его.
Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества; ибо с нею неразрывна наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие – гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других – варварами; так англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других о себе мечтают.
Я не смею думать, чтобы у нас в России было не много патриотов; но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, а смирение в политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них счастливее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя свое и повторим его с благородною гордостию.
Мы не имеем нужды прибегать к басням и выдумкам, подобно грекам и римлянам, чтобы возвысить наше происхождение: слава была колыбелию народа русского, а победа вестницею бытия его. Римская империя узнала, что есть славяне, ибо они пришли и разбили ее легионы. Историки византийские говорят о наших предках как о чудесных людях, которым ничто не могло противиться и которые отличались от других северных народов не только своею храбростию, но и каким-то рыцарским добродушием. Герои наши в девятом и десятом веке играли и забавлялись ужасом тогдашней новой столицы мира: им надлежало только явиться под стенами Константинополя, чтобы взять дань с царей греческих. В первом-надесять веке русские, всегда превосходные храбростию, не уступали другим европейским народам и в просвещении, имея по религии тесную связь с Царем-градом, который делился с нами плодами учености; и во время Ярослава были переведены на славянский язык многие греческие книги. К чести твердого русского характера служит то, что Константинополь никогда не мог присвоить себе политического влияния на отечество наше. Князья любили разум и знание греков, но всегда готовы были оружием наказать их за малейшие знаки дерзости.
Разделение России на многие владения и несогласие князей приготовили торжество Чингисхановых потомков и наши долговременные бедствия. Великие люди и великие народы подвержены ударам рока, но и в самом несчастии являют свое величие. Так Россия, терзаемая лютым врагом, гибла со славою; целые города предпочитали верное истребление стыду рабства. Жители Владимира, Чернигова, Киева принесли себя в жертву народной гордости и тем спасли имя русских от поношения. Историк, утомленный сими несчастными временами, как ужасною бесплодною пустынею, отдыхает на могилах и находит отраду в том, чтобы оплакивать смерть многих достойных сынов отечества.
Но какой народ в Европе может похвалиться лучшею судьбою? Который из них не был в узах несколько раз? По крайней мере завоеватели наши устрашали восток и запад. Тамерлан, сидя на троне Самаркандском, воображал себя царем мира.
И какой народ так славно разорвал свои цепи? Так славно отмстил врагам свирепым? Надлежало только быть на престоле решительному, смелому государю: народная сила и храбрость, после некоторого усыпления, громом и молниею возвестили свое пробуждение.
Время самозванцев представляет опять горестную картину мятежа: но скоро любовь к отечеству воспламеняет сердца – граждане, земледельцы требуют военачальника, и Пожарский, ознаменованный славными ранами, встает с одра болезни. Добродетельный Минин служит примером; и кто не может отдать жизни отечеству, отдает ему все, что имеет… Древняя и новая истории народов не представляют нам ничего трогательнее сего общего, героического патриотизма. В царствование Александра позволено желать русскому сердцу, чтобы какой-нибудь достойный монумент, сооруженный в Нижнем-Новгороде (где раздался первый глас любви к отечеству), обновил в нашей памяти славную эпоху русской истории. Такие монументы возвышают дух народа. Скромный монарх не запретил бы нам сказать в надписи, что сей памятник сооружен в его счастливое время.
Петр Великий, соединив нас с Европою и показав нам выгоды просвещения, не надолго унизил народную гордость русских. Мы взглянули, так сказать, на Европу, и одним взором присвоили себе плоды долговременных трудов ее. Едва великий государь сказал воинам, как надобно владеть новым оружием, они, взяв его, летели сражаться с первою европейской армиею. Явились генералы, ныне ученики, завтра примеры для учителей. Скоро другие могли и должны были перенимать у нас; мы показали, как бьют шведов, турков – и наконец французов. Сии славные республиканцы, которые еще лучше говорят, нежели сражаются, и так часто твердят о своих ужасных штыках, бежали в Италии от первого взмаха штыков русских. Зная, что мы храбрее многих, не знаем, еще кто нас храбрее. Мужество есть великое свойство души; народ, им отличенный, должен гордиться собою.
В военном искусстве мы успели более, нежели в других, оттого, что им более занимались как нужнейшим для утверждения государственного бытия нашего; однако ж не одними лаврами можем хвалиться. Наши гражданские учреждения мудростию своею равняются с учреждениями других государств, которые несколько веков просвещаются. Наша люд-кость, тон общества, вкус в жизни удивляют иностранцев, приезжающих в Россию с ложным понятием о народе, который в начале осьмого-надесять века считался варварским.
Завистники русских говорят, что мы имеем только в вышней степени переимчивость; но разве она не есть знак превосходного образования души? Сказывают, что учители Лейбница находили в нем также одну переимчивость.
В науках мы стоим еще позади других, для того – и для того единственно, что менее других занимаемся ими и что ученое состояние не имеет у нас такой обширной сферы, как, например, в Германии, Англии и проч. Если бы наши молодые дворяне, учась, могли доучиваться и посвящать себя наукам, то мы имели бы уже своих Линнеев, Галлеров, Боннетов. Успехи литературы нашей (которая требует менее учености, но, смею сказать, еще более разума, нежели собственно так называемые науки) доказывают великую способность русских. Давно ли знаем, что такое слог в стихах и прозе? и можем в некоторых частях уже равняться с иностранцами. У французов еще в шестом-надесять веке философствовал и писал Монтань: чудно ли, что они вообще пишут лучше нас? Не чудно ли, напротив того, что некоторые наши произведения могут стоять наряду с их лучшими, как в живописи мыслей, так и в оттенках слога? Будем только справедливы, любезные сограждане, и почувствуем цену собственного. Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужою славою: французские, английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским нужно по крайней мере внимание русских. Расположение души моей, слава Богу! совсем противно сатирическому и бранному духу; но я осмеливаюсь попенять многим из наших любителей чтения, которые, зная лучше парижских жителей все произведения французской литературы, не хотят и взглянуть на русскую книгу. Того ли они желают, чтобы иностранцы уведомляли их о русских талантах? Пусть же читают французские и немецкие критические журналы, которые отдают справедливость нашим дарованиям, судя по некоторым переводам*. Кому не будет обидно походить на Даланбертову мамку, которая, живучи с ним, к изумлению своему услышала от других, что он умный человек? Некоторые извиняются худым знанием русского языка: это извинение хуже самой вины. Оставим нашим любезным светским дамам утверждать, что русский язык груб и неприятен; что и charmant (очаровательный (фр.)) и seduisant (обольстительный (фр.)), expansion (экспансивный, откровенный (фр.)) и vapeurs (парение (фр.)) не могут быть на нем выражены; и что, одним словом, не стоит труда знать его. Кто смеет доказывать дамам, что они ошибаются? Но мужчины не имеют такого любезного права судить ложно. Язык наш выразителен не только для высокого красноречия, для громкой живописной поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее гармониею, нежели французский; способнее для излияния души в тонах; представляет более аналогических слов, то есть сообразно с выражаемым действием: выгода, которую имеют одни коренные языки! Беда наша, что мы все хотим говорить по-французски и не думаем трудиться над обрабатыванием собственного языка: мудрено ли, что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в разговоре? Один иностранный министр сказал при мне, что “язык наш должен быть весьма темен, ибо русские, говоря им, по его замечанию, не разумеют друг друга и тотчас должны прибегать к французскому”. Не мы ли сами подаем повод к таким нелепым заключениям? – Язык важен для патриота; и я люблю англичан за то, что они лучше хотят свистать и шипеть по-английски с самыми нежными любовницами своими, нежели говорить чужим языком, известным почти всякому из них.
______________________
* Таким образом, самый худой французский перевод Ломоносова од и разных мест из Сумарокова заслужил внимание и похвалу иностранных журналистов.
______________________
Есть всему предел и мера: как человек, так и народ начинает всегда подражанием; но должен со временем быть сам собою, чтобы сказать: я существую нравственно! Теперь мы уже имеем столько знаний и вкуса в жизни, что могли бы жить, не спрашивая: как живут в Париже и в Лондоне? что там носят, в чем ездят и как убирают домы? Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках, оскорбительные для народной гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человеку и народу, который будет всегдашним учеником!
До сего времени Россия беспрестанно возвышалась как в политическом, так и в нравственном смысле. Можно сказать, что Европа год от году нас более уважает – и мы еще в средине нашего славного течения! Наблюдатель везде видит новые отрасли и раскрытия; видит много плодов, но еще более цвета. Символ наш есть пылкий юноша: сердце его, полное жизни, любит деятельность; девиз его есть: труды и надежда!
– Победы очистили нам путь к благоденствию; слава есть право на счастие.
Впервые опубликовано: Вестник Европы. 1802. № 4.
Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) – русский историк-историограф, писатель, поэт, почётный член Петербургской Академии наук (1818)
Сочинение ЕГЭ по тексту Н.М. Карамзина
Русский историк, писатель, поэт и публицист Н.М. Карамзин размышляет о том, что является главным основанием физической привязанности людей к отечеству.
Мне кажется, что проблема, которую поднимает автор, актуальна очень сегодня. Многие в нашей стране мечтают уехать в другие страны. На вопрос «Хотели бы вы навсегда покинуть Россию», к сожаленью, юноши и девушки отвечают «да».
Автор говорит о том, что «никто не может быть счастлив вне своего отечества, где сердце его научилось понимать людей и образовало его любимые привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан».
Я совершенно согласна с позицией автора.
Любовь к Родине у каждого человека возникает, наверное, в свое время. С первым глотком материнского молока начинает пробуждаться и любовь к Отечеству. Вначале это происходит неосознанно: подобно тому, как растение тянется к солнцу, ребенок тянется к отцу и матери. Подрастая, он начинает испытывать привязанность к друзьям, к родной улице, селу, городу. И только взрослея, набираясь опыта и знания, он постепенно осознает величайшую истину – свою принадлежность к матери – Отчизне, ответственность за нее.
Любовь к Отечеству, Родине сравнима лишь с любовью к своим родителям – отцу и матери. Потеря родины означает потерю человеком личного достоинства и счастья.
Литература и жизнь богаты примерами, иллюстрирущими любовь к Родине, и как тяжело жить людям в эмиграции.
С. Есенин писал:
О, Русь – малиновое поле
И синь, упавшая в реку,-
Люблю за радости и боли
Твою озерную тоску.
Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу
Но не любить тебя, не верить –
Я научиться не могу.
И не отдам я эти цепи,
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
О Родине писал поэт С. Викулов:
А ты великодушная на диво,
Казни меня забвеньем коль солгу..
И без меня ты можешь быть счастливой.
Я без тебя, Россия, не могу.
Поэт Александр Блок жил на рубеже веков. Это было время великих потрясений. В России это было время революций. У Блока был свой взгляд на мир, на жизнь, на революцию. Он отказался эмигрировать, даже для того, чтобы лечиться за рубежом. Какой видел он свою Родину, что значило для него любить Родину? В стихотворении «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?..» лирический герой чувствует свою нерасторжимую связь с Русью. Поэтому мысль о том, не разлучиться ли им, не расстаться ли, особенно мучительна для поэта и лирического героя. Русь для Блока есть нечто древнее, необъяснимое, что-то уходящее корнями в незапамятные времена.
Истоки любви к Родине – в уважении, трепетном отношении к месту, где родился, вырос, к отчему дому, к людям, воспитавшим нас, к своей истории. Мы не должны вырасти Иванами, не помнящими родства. Общая жизнь на родной земле, общие беды и радости, общая любовь к своей Родине и к своему языку – всё это делает нас народом своей земли. Еще Белинский в XIX веке сказал: «Кто не принадлежит своему Отечеству, тот не принадлежит и человечеству».
Валерия Гумовская ©