Сочинение на тему чем привлекает меня образ чацкого
13 вариантов
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным…
Беру!
Тема: – Чем привлекает меня образ Чацкого.
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский, Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души
При чтении комедии “Горе от ума” сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятых людей. Да разве только для меня ?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин – светский лев. Он разочарован жизнью, высшим обществом, однако от мимолетных увлечений – например, княжной Мери – он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, – а для него это не составляло особого труда, – к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: “А Гильоме, француз, подбитый ветерком?” ;”Созвездие маневров и мазурки”.
Он не много наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея” – говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примирится с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое – то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете – это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе ! И однако лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет в декабристы. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества. Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь – это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: “Как тот и славится, чья чаще гнулась шея” ; “Прямой был век покорности и страха”; “Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским”; “А судья кто ?”
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицо”, – писал А.И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: “Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы ? Не эти ли, грабительством богаты ?” Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен”.
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский и Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души.
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятных людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин — светский лев. Он разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается/Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы в отношениях между Софьей и Молча-линым и стал бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, — а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого, ничего такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?»; «Созвездие маневров и мазурки».
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея», — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! И однако лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет к декабристам. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славился, чья чаще гнулась шея»; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смеше-нье языков: французского с нижегородским»; «А судьи кто?»
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?» Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Чем привлекает меня образ Чацкого?
Автор: Грибоедов А.С.
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, — говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным…
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский и Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души.
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятных людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин – светский лев. Он разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы в отношениях между Софьей и Молчалиным и стал бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, – а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого, ничего такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?»; «Созвездие маневров и мазурки».
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея», — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучат в его последнем монологе! И лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет к декабристам. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славился, чья чаще гнулась шея»; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским»; «А судьи кто?».
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?». Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» явилась отражением той напряженной борьбы, которую вели между собой два противоположных лагеря русского дворянства. Конфликт между реакционной и передовой частью общества в те времена бурно разрастался. Противоборство «века нынешнего» и «века минувшего» показано Грибоедовым на примере московского дворянства. С большой художественной силой автор рисует столкновение барской Москвы с Чацким, представителем прогрессивного дворянства. В комедии раскрывается жизнь не только Москвы, но и Петербурга, которая мало чем отличается от московской. Но все же, на первом плане, говоря словами Пушкина, «резкая картина нравов» барской Москвы. Ей противостоит прогрессивное дворянство в лице Чацкого.
Столкновение «века нынешнего» и «века минувшего» происходит из-за того, что люди, подобные Чацкому, не только непонятны, но и враждебны реакционерам. Представители «века минувшего» не могут понять всей правоты идей молодого человека. Сам Чацкий вначале искренне верит, что Фамусова и его гостей еще можно убедить словами, открыть им глаза на мир. Но все его старания остаются тщетными. И тогда он понимает, что этим путем ничего добиться нельзя:
Да! Отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой и спала пелена…
Фамусовское общество, считающее Чацкого заблуждающимся человеком, сначала даже готово пожалеть его. Но как только оно почувствовало в герое силу и протест, сразу же постаралось расправиться с ним любыми средствами. Чацкого единодушно признают сумасшедшим:
Про это знает целый свет…
Так представители «века минувшего» боролись с неугодными им людьми. Показательно, что через десять лет после драмы Чацкого Николай I объявил сумасшедшим Чаадаева, который выступил с идеями, крамольными в глазах реакционного дворянства.
Большое значение имеет образ Скалозуба. Полковник — опора реакции, один из тех, кто потом расстреливал декабристов на Сенатской площади. В Скалозубе воплощены все черты, присущие барскому обществу. Это гонитель просвещения:
Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.
И Скалозуб не одинок в этом стремлении. Все фамусовское общество видит в просвещении источник бед. Совсем иную позицию занимает Чацкий. Будучи очень образованным человеком, он клеймит позором тех, кто считает учение вредным занятием:
Теперь пускай из нас один…
В науки он вперит ум, алчущий познаний…
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! Опасным!!!
Чацкий отстаивает права разума и глубоко верит в его силу. В разуме он видит одно из главных средств переделки общества. Чацкий — просветитель, непримиримый враг морального рабства, которое Грибоедов заклеймил в образе Молчалина. Этот персонаж стал символом угодничества и подхалимства. Именно такие люди были необходимы столпам «века минувшего»:
…Ведь нынче любят бессловесных.
Особенно острый протест Чацкого вызывает дворянское преклонение перед всем иностранным. Представители «века минувшего» в то время говорили на смеси «французского с нижегородским», плохо знали свой родной язык. Особенно отличается этим Скалозуб. Члены фамусовского общества полностью оторваны от народа, русской культуры. Чацкий решительно отвергает подчинение национального духа иностранному влиянию. Главный герой комедии очень любит свой народ, выступает с гневной обличительной речью в адрес крепостников. А представители «века минувшего» решительно требовали сохранить старые крепостнические порядки. Жестокое отношение к слугам характерно для всего фамусовского общества:
В работу вас! На поселенье вас!
Гости Фамусова не видят в крепостных людей, ставят их на одну доску с животными. Например, графиня Хлестова предлагает Софье накормить собачку и «арапку-девку» подачками с господского стола. Чацкий же обличает само право владеть живыми людьми. Он вступается за бесправных, чей подневольный труд был основой благополучия фамусовского общества. Чацкий — это истинный патриот России. Он готов служить, но ему «прислуживаться тошно». Людям «века минувшего» такая позиция кажется смешной и даже опасной. В барском обществе процветают лицемерие, в почете раболепие, карьеризм:
Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу:
Мне только бы досталось в генералы…
Фамусов, Молчалин и другие представители старого мира стремятся из государственной службы извлечь максимум выгод для себя. Им кажутся странными поступки Чацкого, человека прямого, честного, порвавшего отношения с министрами в Петербурге. Но Чацкий не одинок. В комедии упоминается брат Скалозуба, который вышел в отставку, уехал в деревню и стал читать книги. Можно вспомнить и о племяннике княгини Тугоуховской, химике и ботанике. Именно такие люди составляли основу «века нынешнего», лагеря передовой русской молодежи, вступившей на рубеже 20-х годов XIX века в решительную борьбу с «веком минувшим».
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным…
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным. . . .
Произведение описывает достаточно сложный период в истории России, когда на смену консервативному дворянству приходят новые, прогрессивные взгляды. Соответственно люди, проповедующие новые идеи, не воспринимаются старым обществом и считаются сумасшедшими. Именно так восприняло общество и Чацкого.
Вернувшись из-за любви к Софье, он попадает в дом, который когда-то был родным, но не может смириться с недостатками московского общества. В лице главного героя автор комедии изобразил честного, умного, образованного человека, которому чужды идеалы фамусовской Москвы. Он отказывается от государственной должности только потому, что «служить бы рад, прислуживаться тошно». Он имеет собственное мнение и не готов его продавать за должность и достойное место в обществе.
Чацкий готов служить Отечеству, он требует от всех «службы делу, а не лицам». Он не боится говорить правду в глаза, открыто обвиняя всех, кто, по его мнению, замечен во лжи и лицемерии. Фамусов откровенно недоволен взглядами Чацкого, утверждает, что: «Он вольность хочет проповедать!», «Да он властей не признает!», «Ах, боже мой! Он карбонари!». Как по мне, достаточно лестные высказывания для человека, который смыслом своей жизни считал национальную борьбу за освобождение страны.
В переломные эпохи всегда появляются люди, готовые жертвовать собой ради блага страны, люди, которые рождены немного раньше своего времени. В Чацком меня привлекает романтичность, верность любви и своим идеям, искренность. Он настоящий герой, который не побоялся в одиночку открыть достаточно серьезную борьбу, хотя, наверное, знал, что потерпит поражение. И, несмотря на то, что ему пришлось навсегда уехать из Москвы, он нанес достаточно сильный удар дворянству, которое дало серьезные трещины.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью. Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. «Я давно уже живу не сердцем, а головою»,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина.
Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком», «Созвездие маневров и мазурки». Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление.
«Не человек – змея», — говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь. А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений.
Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды». Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен! А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным… Недавно я случайно прочитал дневники некоторых декабристов. И первое, что меня удивило, почти полное сходство мыслей и мнений этих революционеров с высказываниями из «Горя от ума». Сначала это показалось поразительным, но потом, вдумавшись, я понял, что тут вовсе не чудесное совпадение, а совершенно естественное явление. Разве одни декабристы выражали новые взгляды?
Вовсе нет! Разве сам Александр Сергеевич Грибоедов не был образованнейшим и передовым человеком? Конечно! И, значит, причину такого совпадения надо искать в состоянии тогдашнего общества, его недостатках, а также в характере самого писателя, вложившего в уста героев свое отношение к существующему строю, непорядкам, высшему обществу, погрязшему в сплетнях, рутине, сомнительных удовольствиях…
Герцен говорит о Чацком, что он «идет прямой дорогой на каторгу». И это действительно так. Ведь он выделялся из общего уровня, шел в ногу с будущими бунтарями-декабристами, подрывая благополучие дворянства. А реакционное фамусовское общество не прощало ему своих обид. Оно постоянно вело скрытую войну с Чацким и ему подобными, нанося им удар за ударом.
Против Александра Андреевича в комедии выбран самый подлый способ мести: его объявили сумасшедшим. Это не преувеличение Грибоедова. Разве не объявили позже автора «философических писем» Чаадаева умалишенным?..
Как бы поступил Чацкий 14 декабря и после, мы не знаем. Можно лишь согласиться с Герценом, что если бы он «уцелел после 14 декабря, то, наверное, не сделался бы тоскующим и гордо презирающим лицом… Чацкий, если бы пережил первое поколение, шедшее за 14 декабря в страхе и трепете, через них протянул бы горячую руку нам»… И пусть прошли многие десятилетия и изменилась жизнь, образ Чацкого, смелого борца с рутиной, отсталостью и несвободой, любят, помнят; он живет в нашем народе, помогает выбрать правильный путь в жизни.
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский, Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятых людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин — светский лев. Он разочарован жизнью, высшим обществом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, — а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?» ;»Созвездие маневров и мазурки».
Он не много наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея» — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примирится с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его…
на какое — то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! И однако лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет в декабристы. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества. Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славится, чья чаще гнулась шея» ; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским»; «А судья кто?»
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицо», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?» Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Текст сочинения: Чем привлекает меня
образ Чацкого.
В произведениях русской литературы XIX века
я особенно люблю и ценю три образа. Это
Дмитрий Рудин, Владимир Ленский, Александр
Чацкий. Три очень разных человека. И в то же
время между ними есть много общего. Всех их
родни? глубокий, незаурядный ум, чистота и
поэ?ичность души
При чтении комедии “Горе от ума”
сначала воспринимаешь Чацкого как умного и
передового человека своей эпохи и не более
того. Однако, размышляя в дальнейшем над
характером этого героя, я стал ловить себя
на том, что примеряю его мысли, слова и
поступки на себя. И постепенно Чацкий стал
для меня одним из самых близких и понятых
людей. Да разве только для меня ?
Образом Чацкого увлекаю?ся уже почти
полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы
с Печориным, то можно увидеть, какая между
ними огромная разница. Печорин – светский
лев. Он разочарован жизнью, высшим
обществом, однако от мимолетных увлечений –
например, княжной Мери – он не отказывается.
Окажись он на месте Чацкого, он с первого же
взгляда разобрался бы или с холодной,
насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или
приложил бы некоторые усилия, – а для него
это не составляло особого труда, – к тому,
чтобы привлечь внимание Софьи. Однако
Печорин не видел в жизни ничего светлого
такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий
кри?ический ум, он вери? в жизнь, в высокие
идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время
удивительно похож на молодого Пушкина. Так
же “остер, умен, красноречив”, так же
общителен и так же легко слетаю? у него с
губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие
сравнения: “А Гильоме, француз, подби?ый
ветерком?” ;”Созвездие маневров и
мазурки”.
Он не много наивен и неискушен в делах
житейских, не види? и не понимает
холодности и отчужденности Софьи. Он
добродушно подсмеивается над москвичами и
над московскими нравами, не замечая, что э?и
шу?ки вызываю? у Софьи почти озлобление.
“Не человек – змея” – говори? она о
Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий
вери? в ее любовь.
А потом он разби?, потрясен, он не может
примири?ся с мыслью, что горячо и страстно
любимая им девушка могла променять его на
какое – то ничтожество, на человека, не
имеющего ни собственных суждений, ни мыслей.
Да, разочароваться во всем: не только в ней,
но и в целом свете – это нелегкий удар.
Сколько боли и горечи, оскорбленного
самолюбия и гневного упрека звучи? в его
последнем монологе ! И однако лишь в этот
час он по-настоящему увидел мир, по-новому
взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей,
разочаровавшимся при первом столкновении с
действительностью, то как литературный
герой, наверное, давно бы кончил свой век
где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не
только пламенный влюбленный. Это еще и
человек передовых взглядов. Он не побежден.
Он лишь уедет куда-нибудь, где его пойму?,
где ему достанется настоящее большое дело.
По-видимому, он уйдет в декабристы. Он полон
светлых идей преобразования общества, он с
гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения
резко и прямо. Его оружием являлось слово, и
он великолепно владеет им.
Его речь – это речь прирожденного оратора.
Ни одного лишнего слова, каждая фраза
словно вырвана из сердца.
Например: “Как тот и слави?ся, чья чаще
гнулась шея” ; “Прямой был век
покорности и страха”; “Господствует
еще смешенье языков: французского с
нижегородским”; “А судья кто ?”
И, конечно, эта резкость, пламенность не
могла прой?и незамеченной. “Чацкий шел
прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы
14 декабря, то, наверное, не сделался ни
страдательно тоскующим, ни гордо
презирающим лицо”, – писал А.И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он
возмущен крепостным правом и, не скрывая,
говори? об этом: “Где, укажите нам,
отечества отцы, которых мы должны принять
за образцы ? Не э?и ли, грабительством
богаты ?” Он рвет с министром только
потому, что желает служить “делу, а не
лицам”. Он люби? свою Родину и с сердечной
теплотой говори? о ней: “Когда ж
постранствуешь, воротишься домой, и дым
Отечества нам сладок и приятен”.
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как
человека умного, чуточку горячего, у
которого под маской иронии и насмешки
скрыто чу?кое, отзывчивое сердце, который
может смеяться и грустить, который может
быть зол и резок на язык, но другом может
быть верным и надежным.
Права на сочинение “Чем привлекает меня образ Чацкого.” принадлежат его автору. При цитировании материала необходимо обязательно указывать гиперссылку на Реф.рф
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь. Чем привлекает меня образ Чацкого?
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: “А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
–>
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский и Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души.
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятных людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин – светский лев. Он разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы в отношениях между Софьей и Молчалиным и стал бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, – а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого, ничего такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?»; «Созвездие маневров и мазурки».
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея», — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучат в его последнем монологе! И лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет к декабристам. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славился, чья чаще гнулась шея»; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским»; «А судьи кто?».
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?». Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» явилась отражением той напряженной борьбы, которую вели между собой два противоположных лагеря русского дворянства. Конфликт между реакционной и передовой частью общества в те времена бурно разрастался. Противоборство «века нынешнего» и «века минувшего» показано Грибоедовым на примере московского дворянства. С большой художественной силой автор рисует столкновение барской Москвы с Чацким, представителем прогрессивного дворянства. В комедии раскрывается жизнь не только Москвы, но и Петербурга, которая мало чем отличается от московской. Но все же, на первом плане, говоря словами Пушкина, «резкая картина нравов» барской Москвы. Ей противостоит прогрессивное дворянство в лице Чацкого.
Столкновение «века нынешнего» и «века минувшего» происходит из-за того, что люди, подобные Чацкому, не только непонятны, но и враждебны реакционерам. Представители «века минувшего» не могут понять всей правоты идей молодого человека. Сам Чацкий вначале искренне верит, что Фамусова и его гостей еще можно убедить словами, открыть им глаза на мир. Но все его старания остаются тщетными. И тогда он понимает, что этим путем ничего добиться нельзя:
Да! Отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой и спала пелена…
Фамусовское общество, считающее Чацкого заблуждающимся человеком, сначала даже готово пожалеть его. Но как только оно почувствовало в герое силу и протест, сразу же постаралось расправиться с ним любыми средствами. Чацкого единодушно признают сумасшедшим:
Про это знает целый свет…
Так представители «века минувшего» боролись с неугодными им людьми. Показательно, что через десять лет после драмы Чацкого Николай I объявил сумасшедшим Чаадаева, который выступил с идеями, крамольными в глазах реакционного дворянства.
Большое значение имеет образ Скалозуба. Полковник — опора реакции, один из тех, кто потом расстреливал декабристов на Сенатской площади. В Скалозубе воплощены все черты, присущие барскому обществу. Это гонитель просвещения:
Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.
И Скалозуб не одинок в этом стремлении. Все фамусовское общество видит в просвещении источник бед. Совсем иную позицию занимает Чацкий. Будучи очень образованным человеком, он клеймит позором тех, кто считает учение вредным занятием:
Теперь пускай из нас один…
В науки он вперит ум, алчущий познаний…
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! Опасным!!!
Чацкий отстаивает права разума и глубоко верит в его силу. В разуме он видит одно из главных средств переделки общества. Чацкий — просветитель, непримиримый враг морального рабства, которое Грибоедов заклеймил в образе Молчалина. Этот персонаж стал символом угодничества и подхалимства. Именно такие люди были необходимы столпам «века минувшего»:
…Ведь нынче любят бессловесных.
Страницы: 1 2
Понравилось сочинение » Чем привлекает меня образ Чацкого (По комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»), тогда жми кнопку
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным…
Беру!
Тема: – Чем привлекает меня образ Чацкого.
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский, Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души
При чтении комедии “Горе от ума” сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятых людей. Да разве только для меня ?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин – светский лев. Он разочарован жизнью, высшим обществом, однако от мимолетных увлечений – например, княжной Мери – он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, – а для него это не составляло особого труда, – к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: “А Гильоме, француз, подбитый ветерком?” ;”Созвездие маневров и мазурки”.
Он не много наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея” – говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примирится с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое – то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете – это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе ! И однако лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет в декабристы. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества. Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь – это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: “Как тот и славится, чья чаще гнулась шея” ; “Прямой был век покорности и страха”; “Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским”; “А судья кто ?”
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицо”, – писал А.И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: “Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы ? Не эти ли, грабительством богаты ?” Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен”.
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский и Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души.
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятных людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин — светский лев. Он разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается/Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы в отношениях между Софьей и Молча-линым и стал бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, — а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого, ничего такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?»; «Созвездие маневров и мазурки».
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея», — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! И однако лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет к декабристам. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славился, чья чаще гнулась шея»; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смеше-нье языков: французского с нижегородским»; «А судьи кто?»
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?» Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Чем привлекает меня образ Чацкого?
Автор: Грибоедов А.С.
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, — говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным…
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский и Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души.
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятных людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин – светский лев. Он разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы в отношениях между Софьей и Молчалиным и стал бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, – а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого, ничего такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?»; «Созвездие маневров и мазурки».
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея», — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучат в его последнем монологе! И лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет к декабристам. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славился, чья чаще гнулась шея»; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским»; «А судьи кто?».
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?». Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» явилась отражением той напряженной борьбы, которую вели между собой два противоположных лагеря русского дворянства. Конфликт между реакционной и передовой частью общества в те времена бурно разрастался. Противоборство «века нынешнего» и «века минувшего» показано Грибоедовым на примере московского дворянства. С большой художественной силой автор рисует столкновение барской Москвы с Чацким, представителем прогрессивного дворянства. В комедии раскрывается жизнь не только Москвы, но и Петербурга, которая мало чем отличается от московской. Но все же, на первом плане, говоря словами Пушкина, «резкая картина нравов» барской Москвы. Ей противостоит прогрессивное дворянство в лице Чацкого.
Столкновение «века нынешнего» и «века минувшего» происходит из-за того, что люди, подобные Чацкому, не только непонятны, но и враждебны реакционерам. Представители «века минувшего» не могут понять всей правоты идей молодого человека. Сам Чацкий вначале искренне верит, что Фамусова и его гостей еще можно убедить словами, открыть им глаза на мир. Но все его старания остаются тщетными. И тогда он понимает, что этим путем ничего добиться нельзя:
Да! Отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой и спала пелена…
Фамусовское общество, считающее Чацкого заблуждающимся человеком, сначала даже готово пожалеть его. Но как только оно почувствовало в герое силу и протест, сразу же постаралось расправиться с ним любыми средствами. Чацкого единодушно признают сумасшедшим:
Про это знает целый свет…
Так представители «века минувшего» боролись с неугодными им людьми. Показательно, что через десять лет после драмы Чацкого Николай I объявил сумасшедшим Чаадаева, который выступил с идеями, крамольными в глазах реакционного дворянства.
Большое значение имеет образ Скалозуба. Полковник — опора реакции, один из тех, кто потом расстреливал декабристов на Сенатской площади. В Скалозубе воплощены все черты, присущие барскому обществу. Это гонитель просвещения:
Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.
И Скалозуб не одинок в этом стремлении. Все фамусовское общество видит в просвещении источник бед. Совсем иную позицию занимает Чацкий. Будучи очень образованным человеком, он клеймит позором тех, кто считает учение вредным занятием:
Теперь пускай из нас один…
В науки он вперит ум, алчущий познаний…
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! Опасным!!!
Чацкий отстаивает права разума и глубоко верит в его силу. В разуме он видит одно из главных средств переделки общества. Чацкий — просветитель, непримиримый враг морального рабства, которое Грибоедов заклеймил в образе Молчалина. Этот персонаж стал символом угодничества и подхалимства. Именно такие люди были необходимы столпам «века минувшего»:
…Ведь нынче любят бессловесных.
Особенно острый протест Чацкого вызывает дворянское преклонение перед всем иностранным. Представители «века минувшего» в то время говорили на смеси «французского с нижегородским», плохо знали свой родной язык. Особенно отличается этим Скалозуб. Члены фамусовского общества полностью оторваны от народа, русской культуры. Чацкий решительно отвергает подчинение национального духа иностранному влиянию. Главный герой комедии очень любит свой народ, выступает с гневной обличительной речью в адрес крепостников. А представители «века минувшего» решительно требовали сохранить старые крепостнические порядки. Жестокое отношение к слугам характерно для всего фамусовского общества:
В работу вас! На поселенье вас!
Гости Фамусова не видят в крепостных людей, ставят их на одну доску с животными. Например, графиня Хлестова предлагает Софье накормить собачку и «арапку-девку» подачками с господского стола. Чацкий же обличает само право владеть живыми людьми. Он вступается за бесправных, чей подневольный труд был основой благополучия фамусовского общества. Чацкий — это истинный патриот России. Он готов служить, но ему «прислуживаться тошно». Людям «века минувшего» такая позиция кажется смешной и даже опасной. В барском обществе процветают лицемерие, в почете раболепие, карьеризм:
Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу:
Мне только бы досталось в генералы…
Фамусов, Молчалин и другие представители старого мира стремятся из государственной службы извлечь максимум выгод для себя. Им кажутся странными поступки Чацкого, человека прямого, честного, порвавшего отношения с министрами в Петербурге. Но Чацкий не одинок. В комедии упоминается брат Скалозуба, который вышел в отставку, уехал в деревню и стал читать книги. Можно вспомнить и о племяннике княгини Тугоуховской, химике и ботанике. Именно такие люди составляли основу «века нынешнего», лагеря передовой русской молодежи, вступившей на рубеже 20-х годов XIX века в решительную борьбу с «веком минувшим».
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным…
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным. . . .
Произведение описывает достаточно сложный период в истории России, когда на смену консервативному дворянству приходят новые, прогрессивные взгляды. Соответственно люди, проповедующие новые идеи, не воспринимаются старым обществом и считаются сумасшедшими. Именно так восприняло общество и Чацкого.
Вернувшись из-за любви к Софье, он попадает в дом, который когда-то был родным, но не может смириться с недостатками московского общества. В лице главного героя автор комедии изобразил честного, умного, образованного человека, которому чужды идеалы фамусовской Москвы. Он отказывается от государственной должности только потому, что «служить бы рад, прислуживаться тошно». Он имеет собственное мнение и не готов его продавать за должность и достойное место в обществе.
Чацкий готов служить Отечеству, он требует от всех «службы делу, а не лицам». Он не боится говорить правду в глаза, открыто обвиняя всех, кто, по его мнению, замечен во лжи и лицемерии. Фамусов откровенно недоволен взглядами Чацкого, утверждает, что: «Он вольность хочет проповедать!», «Да он властей не признает!», «Ах, боже мой! Он карбонари!». Как по мне, достаточно лестные высказывания для человека, который смыслом своей жизни считал национальную борьбу за освобождение страны.
В переломные эпохи всегда появляются люди, готовые жертвовать собой ради блага страны, люди, которые рождены немного раньше своего времени. В Чацком меня привлекает романтичность, верность любви и своим идеям, искренность. Он настоящий герой, который не побоялся в одиночку открыть достаточно серьезную борьбу, хотя, наверное, знал, что потерпит поражение. И, несмотря на то, что ему пришлось навсегда уехать из Москвы, он нанес достаточно сильный удар дворянству, которое дало серьезные трещины.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью. Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. «Я давно уже живу не сердцем, а головою»,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина.
Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком», «Созвездие маневров и мазурки». Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление.
«Не человек – змея», — говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь. А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений.
Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды». Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен! А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным… Недавно я случайно прочитал дневники некоторых декабристов. И первое, что меня удивило, почти полное сходство мыслей и мнений этих революционеров с высказываниями из «Горя от ума». Сначала это показалось поразительным, но потом, вдумавшись, я понял, что тут вовсе не чудесное совпадение, а совершенно естественное явление. Разве одни декабристы выражали новые взгляды?
Вовсе нет! Разве сам Александр Сергеевич Грибоедов не был образованнейшим и передовым человеком? Конечно! И, значит, причину такого совпадения надо искать в состоянии тогдашнего общества, его недостатках, а также в характере самого писателя, вложившего в уста героев свое отношение к существующему строю, непорядкам, высшему обществу, погрязшему в сплетнях, рутине, сомнительных удовольствиях…
Герцен говорит о Чацком, что он «идет прямой дорогой на каторгу». И это действительно так. Ведь он выделялся из общего уровня, шел в ногу с будущими бунтарями-декабристами, подрывая благополучие дворянства. А реакционное фамусовское общество не прощало ему своих обид. Оно постоянно вело скрытую войну с Чацким и ему подобными, нанося им удар за ударом.
Против Александра Андреевича в комедии выбран самый подлый способ мести: его объявили сумасшедшим. Это не преувеличение Грибоедова. Разве не объявили позже автора «философических писем» Чаадаева умалишенным?..
Как бы поступил Чацкий 14 декабря и после, мы не знаем. Можно лишь согласиться с Герценом, что если бы он «уцелел после 14 декабря, то, наверное, не сделался бы тоскующим и гордо презирающим лицом… Чацкий, если бы пережил первое поколение, шедшее за 14 декабря в страхе и трепете, через них протянул бы горячую руку нам»… И пусть прошли многие десятилетия и изменилась жизнь, образ Чацкого, смелого борца с рутиной, отсталостью и несвободой, любят, помнят; он живет в нашем народе, помогает выбрать правильный путь в жизни.
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский, Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятых людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин — светский лев. Он разочарован жизнью, высшим обществом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, — а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?» ;»Созвездие маневров и мазурки».
Он не много наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея» — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примирится с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его…
на какое — то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! И однако лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет в декабристы. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества. Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славится, чья чаще гнулась шея» ; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским»; «А судья кто?»
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицо», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?» Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Текст сочинения:
Чем привлекает меня
образ Чацкого.
В произведениях русской литературы XIX века
я особенно люблю и ценю три образа. Это
Дмитрий Рудин, Владимир Ленский, Александр
Чацкий. Три очень разных человека. И в то же
время между ними есть много общего. Всех их
родни? глубокий, незаурядный ум, чистота и
поэ?ичность души
При чтении комедии “Горе от ума”
сначала воспринимаешь Чацкого как умного и
передового человека своей эпохи и не более
того. Однако, размышляя в дальнейшем над
характером этого героя, я стал ловить себя
на том, что примеряю его мысли, слова и
поступки на себя. И постепенно Чацкий стал
для меня одним из самых близких и понятых
людей. Да разве только для меня ?
Образом Чацкого увлекаю?ся уже почти
полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы
с Печориным, то можно увидеть, какая между
ними огромная разница. Печорин – светский
лев. Он разочарован жизнью, высшим
обществом, однако от мимолетных увлечений –
например, княжной Мери – он не отказывается.
Окажись он на месте Чацкого, он с первого же
взгляда разобрался бы или с холодной,
насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или
приложил бы некоторые усилия, – а для него
это не составляло особого труда, – к тому,
чтобы привлечь внимание Софьи. Однако
Печорин не видел в жизни ничего светлого
такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий
кри?ический ум, он вери? в жизнь, в высокие
идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время
удивительно похож на молодого Пушкина. Так
же “остер, умен, красноречив”, так же
общителен и так же легко слетаю? у него с
губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие
сравнения: “А Гильоме, француз, подби?ый
ветерком?” ;”Созвездие маневров и
мазурки”.
Он не много наивен и неискушен в делах
житейских, не види? и не понимает
холодности и отчужденности Софьи. Он
добродушно подсмеивается над москвичами и
над московскими нравами, не замечая, что э?и
шу?ки вызываю? у Софьи почти озлобление.
“Не человек – змея” – говори? она о
Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий
вери? в ее любовь.
А потом он разби?, потрясен, он не может
примири?ся с мыслью, что горячо и страстно
любимая им девушка могла променять его на
какое – то ничтожество, на человека, не
имеющего ни собственных суждений, ни мыслей.
Да, разочароваться во всем: не только в ней,
но и в целом свете – это нелегкий удар.
Сколько боли и горечи, оскорбленного
самолюбия и гневного упрека звучи? в его
последнем монологе ! И однако лишь в этот
час он по-настоящему увидел мир, по-новому
взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей,
разочаровавшимся при первом столкновении с
действительностью, то как литературный
герой, наверное, давно бы кончил свой век
где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не
только пламенный влюбленный. Это еще и
человек передовых взглядов. Он не побежден.
Он лишь уедет куда-нибудь, где его пойму?,
где ему достанется настоящее большое дело.
По-видимому, он уйдет в декабристы. Он полон
светлых идей преобразования общества, он с
гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения
резко и прямо. Его оружием являлось слово, и
он великолепно владеет им.
Его речь – это речь прирожденного оратора.
Ни одного лишнего слова, каждая фраза
словно вырвана из сердца.
Например: “Как тот и слави?ся, чья чаще
гнулась шея” ; “Прямой был век
покорности и страха”; “Господствует
еще смешенье языков: французского с
нижегородским”; “А судья кто ?”
И, конечно, эта резкость, пламенность не
могла прой?и незамеченной. “Чацкий шел
прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы
14 декабря, то, наверное, не сделался ни
страдательно тоскующим, ни гордо
презирающим лицо”, – писал А.И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он
возмущен крепостным правом и, не скрывая,
говори? об этом: “Где, укажите нам,
отечества отцы, которых мы должны принять
за образцы ? Не э?и ли, грабительством
богаты ?” Он рвет с министром только
потому, что желает служить “делу, а не
лицам”. Он люби? свою Родину и с сердечной
теплотой говори? о ней: “Когда ж
постранствуешь, воротишься домой, и дым
Отечества нам сладок и приятен”.
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как
человека умного, чуточку горячего, у
которого под маской иронии и насмешки
скрыто чу?кое, отзывчивое сердце, который
может смеяться и грустить, который может
быть зол и резок на язык, но другом может
быть верным и надежным.
Права на сочинение “Чем привлекает меня образ Чацкого.” принадлежат его автору. При цитировании материала необходимо обязательно указывать гиперссылку на Реф.рф
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, – говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
Чем привлекает меня образ Чацкого?
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: “А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков.
–>
В произведениях русской литературы XIX века я особенно люблю и ценю три образа. Это Дмитрий Рудин, Владимир Ленский и Александр Чацкий. Три очень разных человека. И в то же время между ними есть много общего. Всех их роднит глубокий, незаурядный ум, чистота и поэтичность души.
При чтении комедии «Горе от ума» сначала воспринимаешь Чацкого как умного и передового человека своей эпохи и не более того. Однако, размышляя в дальнейшем над характером этого героя, я стал ловить себя на том, что примеряю его мысли, слова и поступки на себя. И постепенно Чацкий стал для меня одним из самых близких и понятных людей. Да разве только для меня?
Образом Чацкого увлекаются уже почти полтора века. Если сравнить Чацкого хотя бы с Печориным, то можно увидеть, какая между ними огромная разница. Печорин – светский лев. Он разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных увлечений — например, княжной Мери — он не отказывается. Окажись он на месте Чацкого, он с первого же взгляда разобрался бы в отношениях между Софьей и Молчалиным и стал бы или с холодной, насмешливой улыбкой наблюдать за ними, или приложил бы некоторые усилия, – а для него это не составляло особого труда, — к тому, чтобы привлечь внимание Софьи. Однако Печорин не видел в жизни ничего светлого, ничего такого, за что бы стоило ее любить.
Чацкий не таков. Несмотря на свой глубокий критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Горячий, пылкий юноша, он в это время удивительно похож на молодого Пушкина. Так же «остер, умен, красноречив», так же общителен и так же легко слетают у него с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: «А Гильоме, француз, подбитый ветерком?»; «Созвездие маневров и мазурки».
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно подсмеивается над москвичами и над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. «Не человек — змея», — говорит она о Чацком чуть ли не с ненавистью. А Чацкий верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, он не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего ни собственных суждений, ни мыслей. Да, разочароваться во всем: не только в ней, но и в целом свете — это нелегкий удар. Сколько боли и горечи, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучат в его последнем монологе! И лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Если бы Чацкий был только юношей, разочаровавшимся при первом столкновении с действительностью, то как литературный герой, наверное, давно бы кончил свой век где-нибудь в архивной пыли. Но Чацкий не только пламенный влюбленный. Это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден. Он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. По-видимому, он уйдет к декабристам. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки старого общества.
Как всегда, он высказывает свои убеждения резко и прямо. Его оружием являлось слово, и он великолепно владеет им. Его речь — это речь прирожденного оратора. Ни одного лишнего слова, каждая фраза словно вырвана из сердца.
Например: «Как тот и славился, чья чаще гнулась шея»; «Прямой был век покорности и страха»; «Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским»; «А судьи кто?».
И, конечно, эта резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. «Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел бы 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом», — писал А. И. Герцен.
Я ценю Чацкого за его убеждения, идеалы. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом: «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты?». Он рвет с министром только потому, что желает служить «делу, а не лицам». Он любит свою Родину и с сердечной теплотой говорит о ней: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен».
И, кроме того, я люблю Чацкого просто как человека умного, чуточку горячего, у которого под маской иронии и насмешки скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом может быть верным и надежным.
Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» явилась отражением той напряженной борьбы, которую вели между собой два противоположных лагеря русского дворянства. Конфликт между реакционной и передовой частью общества в те времена бурно разрастался. Противоборство «века нынешнего» и «века минувшего» показано Грибоедовым на примере московского дворянства. С большой художественной силой автор рисует столкновение барской Москвы с Чацким, представителем прогрессивного дворянства. В комедии раскрывается жизнь не только Москвы, но и Петербурга, которая мало чем отличается от московской. Но все же, на первом плане, говоря словами Пушкина, «резкая картина нравов» барской Москвы. Ей противостоит прогрессивное дворянство в лице Чацкого.
Столкновение «века нынешнего» и «века минувшего» происходит из-за того, что люди, подобные Чацкому, не только непонятны, но и враждебны реакционерам. Представители «века минувшего» не могут понять всей правоты идей молодого человека. Сам Чацкий вначале искренне верит, что Фамусова и его гостей еще можно убедить словами, открыть им глаза на мир. Но все его старания остаются тщетными. И тогда он понимает, что этим путем ничего добиться нельзя:
Да! Отрезвился я сполна,
Мечтанья с глаз долой и спала пелена…
Фамусовское общество, считающее Чацкого заблуждающимся человеком, сначала даже готово пожалеть его. Но как только оно почувствовало в герое силу и протест, сразу же постаралось расправиться с ним любыми средствами. Чацкого единодушно признают сумасшедшим:
Про это знает целый свет…
Так представители «века минувшего» боролись с неугодными им людьми. Показательно, что через десять лет после драмы Чацкого Николай I объявил сумасшедшим Чаадаева, который выступил с идеями, крамольными в глазах реакционного дворянства.
Большое значение имеет образ Скалозуба. Полковник — опора реакции, один из тех, кто потом расстреливал декабристов на Сенатской площади. В Скалозубе воплощены все черты, присущие барскому обществу. Это гонитель просвещения:
Я вас обрадую: всеобщая молва,
Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;
Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;
А книги сохранят так: для больших оказий.
И Скалозуб не одинок в этом стремлении. Все фамусовское общество видит в просвещении источник бед. Совсем иную позицию занимает Чацкий. Будучи очень образованным человеком, он клеймит позором тех, кто считает учение вредным занятием:
Теперь пускай из нас один…
В науки он вперит ум, алчущий познаний…
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! Опасным!!!
Чацкий отстаивает права разума и глубоко верит в его силу. В разуме он видит одно из главных средств переделки общества. Чацкий — просветитель, непримиримый враг морального рабства, которое Грибоедов заклеймил в образе Молчалина. Этот персонаж стал символом угодничества и подхалимства. Именно такие люди были необходимы столпам «века минувшего»:
…Ведь нынче любят бессловесных.
Страницы: 1 2
Понравилось сочинение » Чем привлекает меня образ Чацкого (По комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»), тогда жми кнопку