Все мы в детстве любили сказки. Невероятные приключения отважных героев в необычном окружении, магия, волшебство. Однако, все мы взрослеем, и сказки, если вы готовы и дальше идти с ними по жизни, должны взрослеть вместе с нами.
Наш мозг наполняется знаниями – сказки становятся сложнее. Мы лучше понимаем окружающий мир, вопрос – почему небо голубое, а облака белые – уже не является для нас вопросом. Сказки становятся обоснованными, опирающимися не только на воображение, но и на твердый гранит науки. Так и рождается научная фантастика.
Пожалуй, главное отличие научной фантастики от сказок и фэнтези – это то, что она, в конечном итоге проникает в реальность и крепко обосновывается там. Иногда раньше срока, которые предположили ее авторы, иногда позже, иногда видоизменившись, а иногда сильно превзойдя фантазию создателей. Вспомните творения Герберта Уэллса, а потом взгляните в окно. Складывается ощущение, что поток фантазии этого человека двигался во всех 4-х измерениях, особенно – во временном. Однако, это не совсем предвидение, только отчасти. Дело в том, что помимо угадывания того что станет реальностью в будущем – писатели фантасты еще и в некотором роде вдохновляли это будущее. Да, несомненно, все созданное наукой, все, настолько сложное, что как сказал бы Артур Кларк – неотличимо от магии, создано инженерами, на основе трудов ученых. Но вдохновила этих людей научная фантастика. Именно она нарисовала в их воображении цель, еще в детстве возможно, и благодаря ей эти люди к этой цели шли, воплощая грезы авторов, и свои собственные. Вот она, сила воображения!
Помимо глобальных эффектов научная фантастика имеет и сугубо личные для каждого человека. Она способствует крайне приятному времяпровождению, которое сочетается с ненавязчивым процессом получения новых знаний. Ведь в названии жанра не зря присутствует слово «научная». Прочел книгу про космос? Узнал о принципах реактивного движения, может быть, почерпнул знания орбитальной механики, да еще и время хорошо провел – одни плюсы.
Литература – это и искусство, и целая наука. В литературе есть разные стили, направления, жанры, виды, существуют различные приемы. Например, существует такой прием и направление, как фантастика. Что же это такое?
Фантастика – это мир воображений, чудесных образов, невероятных героев, увлекательных приключений. Когда читаешь подобную книгу, забываешь о жизненных проблемах, неприятностях. Ты увлекаешься этой книгой. Так интересно читать о необыкновенных существах, о галактических войнах, например!
Рассмотрим фантастику в литературе на примере романа английского фантаста Герберта Уэллса «Война миров». Я недавно прочитала это произведение, и оно произвело на меня сильное впечатление. В романе рассказывается о войне человечества с пришельцами. Этот роман фантастический, потому что автор выдумал войну и технологии, которые использовались пришельцами, а также методы их расправы с людьми. Читатели могут понять, что такого на самом деле не могло и не может произойти. Это просто невероятно! Я не могла оторваться от этой книги и читала её, как говорится, «взахлеб»
К фантастике относится также серия рассказов и повестей писателя Кира Булычёва – «Алиса». В этих повестях рассказывается о любознательной девочке из будущего – Алисе Селезневой, которая путешествует по Вселенной со своими друзьями, а иногда и с папой. Они спасают различные планеты от вторжения космических пиратов.
К примеру, повесть «Тайна третьей планеты». Здесь речь идет о приключениях экипажа космического корабля «Пегас», который отправляется на далекие планеты разных галактик за диковинными космическими зверями. Эти звери будут привезены в московский зоопарк. Алиса и её рассеянный папа выручают капитана Кима, попавшего в плен к космическим пиратам. В повести много загадок, и ответ к ним обнаружится только в конце повести.
Получается, в фантастике в основном рассказывается о невероятных приключениях главных героев. Мне самой очень нравятся такие книги.
Мы выяснили, что это такое – фантастические произведения. Так для чего же нужна фантастика? Мне кажется, что такие произведения дают простор для мысли, воображения, отвлекают от повседневных забот. Мы погружаемся в этот мир, мы можем вволю пофантазировать. Ведь каждый человек по-своему представляет себе приключения, планеты, внешность людей.
Фантастические произведения развивают в человеке творчество, способность к воображению, фантазии (потому этот жанр так и называется – фантастика).
Получается, что чтение фантастических повестей и рассказов – это не только приятно, но и полезно! Как я уже говорила, такие книги развивают творчество. А ведь творческие люди способны добиться в жизни больших успехов, чем те, которые мыслят только логически и не способны к активной творческой деятельности!
Творчество поможет избежать многих неприятностей в жизни. Это, конечно, не значит, что мы должны читать только фантастику. Мы должны читать то, что нам нравится, но если вам скучно и грустно, то обязательно почитайте фантастику. Вы и не заметите, как быстро пролетит время. Я счастлива, что у меня есть возможность читать.
Научная фантастика уходит своими корнями в глубокое прошлое, но как отрасль художественной литературы (позднее также театра, кино, телевидения) сложилась в XIX в., под воздействием бурного развития науки и техники, а широкое признание получила сравнительно недавно — накануне и после второй мировой войны, когда наука вторглась в повседневную жизнь и стала могущественной силой, влияющей на судьбы мира.
Научно-фантастическая литература отделяется от фантастики ненаучной, хотя границы между той и другой не всегда легко заметить.
Любое фантастическое допущение — идет ли речь о технике будущего или неведомой инопланетной цивилизации — поддается сопоставлению с уровнем научной и общественной мысли на определенном отрезке времени. Вспомним хотя бы «Наутилус» ЛСюля Верна. Он мог быть придуман только во второй половине XIX столетия, когда на смену «века пара» должен был прийти «век электричества» и когда подводная навигация стала уже реальной задачей.
В древних мифах и волшебных сказках воплотилась вековая мечта человечества о покорении воздушной стихии, завоевании морских глубин, возможности видеть и слышать на большом расстоянии, обретать вечную молодость, побеждать смерть и т. п. Вспомните сказки о ковре-самолете, сапогах-скороходах, серебряном блюдечке, волшебном зеркальце, живой и мертвой воде. В таких сюжетах, созданных народной фантазией, М. Горький усматривал выражение желаемого, «прототипы гипотез», которые спустя много веков возрождаются в произведениях научной фантастики уже в новом качестве — как смелые задания науке и технике.
Сказка опирается на чудо, колдовство, магию, и это отличает ее от научной фантастики, где необыкновенное создается естественным путем — либо самой природой, либо человеком (можно сказать шире — разумными существами). С развитием знаний, пусть еще совсем примитивных, возникает потребность найти для фантазии какие-то обоснования, снять с нее налет магии и волшебства.
Изначально в мировой фантастике переплетаются две ведущие темы — изобретательская и социальная. В условиях рабовладельческого строя древние мыслители и писатели по-своему выражали мечты о наилучшем укладе жизни. Позднее такие произведения получили название утопических. На исходе средневековья — в эпоху Возрождения — появились первые коммунистические утопии Томаса Мора, Томмазо Кампанеллы И других авторов, грезивших о таком государстве, где не будет нищеты, частной собственности, угнетения человека человеком. Само слово «утопия» (в переводе с греческого — «несуществующее место», «вымышленная страна») вошло в языки всех народов благодаря Томасу Мору. Именно так он назвал несуществующий остров, где происходит действие в его знаменитой «Утопии» (1516).
Внедрение капиталистического способа производства сопровождалось техническими усовершенствованиями, изменениями в самой организации труда. Компас, порох, книгопечатание, успехи астрономии, медицины, механики, Великие географические открытия — все это заставляет утопистов по-новому взглянуть на мир. Томмазо Кампанелла в «Городе Солнца» (1623) и Френсис Бэкон В «Новой Атлантиде» (1627) выдвигают на первое место науку и технику, без которых не мыслят совершенного общественного устройства. Жители Солнечного города — задолго до паровой машины! — изобрели «особые суда и галеры, ходящие по морю без помощи весел и ветра, посредством удивительно устроенного механизма». Ученые Бенсалема (так называется остров в «Новой Атлантиде») построили «суда и лодки для плавания под водой», воздушные машины, подражающие полету птиц, приборы, передающие звуки на расстояние, и т. д.
Утопический роман открывал простор не только социальной, но и научно-технической фантастике. Однако сама наука во многом еще была схоластической и официально занимала незавидное положение бедной золушки — служанки богословия. Астрономия уживается с астрологией, строгие математические расчеты — с символикой чисел, трезвые научные доказательства — с мистическим туманом.
Связь литературы с наукой укрепилась в эпоху Просвещения (XVIII в.). Все установленные «истины» просветители подвергают сомнению, все переоценивают с точки зрения здравого смысла. Даже самая буйная фантазия подчиняется рассудку и логике. Достаточно вспомнить сатирический роман Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера» с его магнитным «летающим островом» и «академией прожектеров» в Логадо, где ученые-изобретатели, разрабатывая абсурдные проекты, высказывают и дальновидные гипотезы. Среди них — удивительное предсказание о двух спутниках Марса, которое действительно подтвердилось в 1877 г.
Однажды ночью я смотрел на звёзды. тысячи маленьких огоньков горящих в небе. “Космос такой огромный…”- подумал я и, не успев закончить мысль, почувствовал странное ощущение. Я хотел перевернуться и встать, но посмотрев в сторону увидел луг и огоньки деревенских домов в далеке, а самое странное, что земля находилась от меня в полуметре. Я парил. И вдуг я стремительно начал подниматься всё выше и выше, пока,наконец, не улетел так высоко что смог увидеть всю страну, а пом дальше. И вот я могу уже одним взглядои охватить всю землю. Затем что-то странное произошло и я увидел пред собой другую планету, но поменьше. Здесь было целых 9 континентов и все сплошь заросли тропическими лесами. Хотя время от времени над верхушками деревьев виднелись какие-то здания. Я спустиля чуть ниже. Странные существа населяли эту планету. У них было по три носа и пальцы на голове, если это была она.Голоса их звучали как посвистывания. Они трудились: возили брёвна, строили мосты, точили оружие. Я хотел крикнуть им что-нибудь и уже набрал воздуха, как кто-то меня позвал. ” Миша, ты что на земле лежишь! Простудишься! А ну , быстро встань!”- я открыл глаза и увидел склонившуюся надомной маму. Кажется она была очень сердита. Я поднялся и стрехнул траву с одежды. “Прости, мам.” И мы двинулись к дому. Я обернулся и ещё разок взглянул на звёзды, на тех странных человечков в глубинах космоса.
Научная фантастика уходит своими корнями в глубокое прошлое, но как отрасль художественной литературы (позднее также театра, кино, телевидения) сложилась в XIX в., под воздействием бурного развития науки и техники, а широкое признание получила сравнительно недавно — накануне и после второй мировой войны, когда наука вторглась в повседневную жизнь и стала могущественной силой, влияющей на судьбы мира.
Научно-фантастическая литература отделяется от фантастики ненаучной, хотя границы между той и другой не всегда легко заметить.
Любое фантастическое допущение — идет ли речь о технике будущего или неведомой инопланетной цивилизации — поддается сопоставлению с уровнем научной и общественной мысли на определенном отрезке времени. Вспомним хотя бы «Наутилус» ЛСюля Верна. Он мог быть придуман только во второй половине XIX столетия, когда на смену «века пара» должен был прийти «век электричества» и когда подводная навигация стала уже реальной задачей.
В древних мифах и волшебных сказках воплотилась вековая мечта человечества о покорении воздушной стихии, завоевании морских глубин, возможности видеть и слышать на большом расстоянии, обретать вечную молодость, побеждать смерть и т. п. Вспомните сказки о ковре-самолете, сапогах-скороходах, серебряном блюдечке, волшебном зеркальце, живой и мертвой воде. В таких сюжетах, созданных народной фантазией, М. Горький усматривал выражение желаемого, «прототипы гипотез», которые спустя много веков возрождаются в произведениях научной фантастики уже в новом качестве — как смелые задания науке и технике.
Сказка опирается на чудо, колдовство, магию, и это отличает ее от научной фантастики, где необыкновенное создается естественным путем — либо самой природой, либо человеком (можно сказать шире — разумными существами). С развитием знаний, пусть еще совсем примитивных, возникает потребность найти для фантазии какие-то обоснования, снять с нее налет магии и волшебства.
Изначально в мировой фантастике переплетаются две ведущие темы — изобретательская и социальная. В условиях рабовладельческого строя древние мыслители и писатели по-своему выражали мечты о наилучшем укладе жизни. Позднее такие произведения получили название утопических. На исходе средневековья — в эпоху Возрождения — появились первые коммунистические утопии Томаса Мора, Томмазо Кампанеллы И других авторов, грезивших о таком государстве, где не будет нищеты, частной собственности, угнетения человека человеком. Само слово «утопия» (в переводе с греческого — «несуществующее место», «вымышленная страна») вошло в языки всех народов благодаря Томасу Мору. Именно так он назвал несуществующий остров, где происходит действие в его знаменитой «Утопии» (1516).
Внедрение капиталистического способа производства сопровождалось техническими усовершенствованиями, изменениями в самой организации труда. Компас, порох, книгопечатание, успехи астрономии, медицины, механики, Великие географические открытия — все это заставляет утопистов по-новому взглянуть на мир. Томмазо Кампанелла в «Городе Солнца» (1623) и Френсис Бэкон В «Новой Атлантиде» (1627) выдвигают на первое место науку и технику, без которых не мыслят совершенного общественного устройства. Жители Солнечного города — задолго до паровой машины! — изобрели «особые суда и галеры, ходящие по морю без помощи весел и ветра, посредством удивительно устроенного механизма». Ученые Бенсалема (так называется остров в «Новой Атлантиде») построили «суда и лодки для плавания под водой», воздушные машины, подражающие полету птиц, приборы, передающие звуки на расстояние, и т. д.
Утопический роман открывал простор не только социальной, но и научно-технической фантастике. Однако сама наука во многом еще была схоластической и официально занимала незавидное положение бедной золушки — служанки богословия. Астрономия уживается с астрологией, строгие математические расчеты — с символикой чисел, трезвые научные доказательства — с мистическим туманом.
Связь литературы с наукой укрепилась в эпоху Просвещения (XVIII в.). Все установленные «истины» просветители подвергают сомнению, все переоценивают с точки зрения здравого смысла. Даже самая буйная фантазия подчиняется рассудку и логике. Достаточно вспомнить сатирический роман Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера» с его магнитным «летающим островом» и «академией прожектеров» в Логадо, где ученые-изобретатели, разрабатывая абсурдные проекты, высказывают и дальновидные гипотезы. Среди них — удивительное предсказание о двух спутниках Марса, которое действительно подтвердилось в 1877 г.
Великие технические изобретения конца XVIII и начала XIX в. — ткацкие станки, паровая машина, паровоз, пароход и т. д. — заставили поверить в могущество науки и техники. Научный прогресс вызывал изумление и одновременно — страх и растерянность. Он породил новые силы, которые могли таить в себе и добро и зло. Такие настроения отразили в своем творчестве писатели-романтики, предвосхитившие некоторые позднейшие темы научной фантастики, например тему роботов.
Немецкий романтик Амадей Гофман, Автор фантастических сказок, наделяет заводные автоматы несвойственной им самостоятельностью (новеллы «Автомат», «Песочный человек»). Имя Франкенштейна, героя одноименного романа английской писательницы Мэри Шелли,, Стало нарицательным для ученого, сотворившего злую силу, с которой он не в состоянии справиться. Созданный Франкенштейном уродливый человекоподобный гигант жестоко мстит ему за свое уродство и свое одиночество.
Двойственным отношением к науке отмечены и произведения американского романтика Эдгара По. Но он-то как раз и нашел литературную форму рассказа о науке, и приблизился вплотную к научной фантастике. В одном из его рассказов некий Ганс Пфааль достигает Луны на воздушном шаре с герметической кабиной для дыхания. Однако шар этот наполнен газом плотностью в 37,4 раза меньше плотности водорода (!). В романе «История Артура Гордона Пима» путешествие к Южному полюсу сопровождается описанием страшных событий и загадочных явлений, никак не истолкованных автором, словно он хочет сказать, что человеческий ум слишком слаб, чтобы постигнуть тайны природы. Научное правдоподобие Эдгара По не заботило.
Жюль Берн, в отличие от американского романтика, был подлинным зачинателем научной фантастики, основанной на научном правдоподобии и во многих случаях на научном предвидении. Его творчество проникнуто жизнеутверждающими идеями, непреклонной верой в могущество разума, который поможет человеку познать непознанное и овладеть природой. «Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал, — говорил французский писатель, — все это будет уступать истине, ибо настанет время, когда достижения науки превзойдут силу воображения».
Жюль Берн создал роман нового типа — роман о науке и ее беспредельных возможностях. Он открыл для литературы неизведанную область — поэзию науки и научного творчества. Его герои овеяны ветрами странствий, одержимы стремлением все увидеть и все познать. Смелые путешественники, они завершают открытие Земли, стирая с географических карт последние белые пятна. Дерзкие изобретатели, они конструируют быстроходные машины, подводные и воздушные корабли, опережая на много десятилетий реальные достижения техники. Географическая фантастика свободно уживается с инженерной. Жюль Берн «усовершенствовал» все виды транспорта, от сухопутных до воображаемых межпланетных. Изобретения и открытия, которые еще не вышли из стен лабораторий или только намечались в перспективе, он рисовал как уже существующие и действующие. И этим объясняются столь частые совпадения мечты писателя с ее последующим воплощением в жизнь.
Блестящий популяризатор науки и ее грядущих завоеваний, Жюль Берн все свои сочинения предназначал юным читателям. За сорок с лишним лет — с 1862 по 1904 г. — он написал 64 романа, составляющих громадную серию «Необыкновенные путешествия». Из них около 20 фантастических: «Пять недель на воздушном шаре», «Путешествие к центру Земли», «Путешествие и приключения капитана Гаттераса», «С Земли на Луну» и «Вокруг Луны», «Двадцать тысяч лье под водой», «Робурзавоеватель», «Властители мира» и др.
Если Жюля Верна больше всего увлекают «чудеса техники», то его младшего современника — Герберта Уэллса Интересует не столько техника, сколько ее влияние на человека и общество, не устройство машины, а социальные и нравственные последствия применения изобретений и открытий. Так возникли и поныне продолжают свою жизнь в литературе два основных направления научной фантастики: инженерно-техническое и социально-психологическое. И хотя они отнюдь не исключают друг друга, а зачастую сливаются воедино, Жюль Берн — родоначальник первого, Уэллс — второго.Английский писатель чутко уловил предстоящие революционные изменения в науке и в обществе. Лучшие произведения Уэллса — «Машина времени», «Война миров», «Первые люди на Луне», «Человек-невидимка», «Остров доктора Моро» — появились на рубеже XIX и XX вв., когда противоречия капиталистического строя уже настолько обострились, что писатель, размышляя о будущем, вполне мог представить себе ужасающие последствия истребительных войн или одностороннего применения техники. В фантастических образах уродливых существ на Луне, элоев и морлоков в «Машине времени», зловещих марсиан в «Войне миров» Уэллс показывает, не боясь преувеличений, до какого одичания может дойти человечество, если не будут устранены изжившие себя общественные отношения. Изображая в отталкивающих чертах то, чего следует опасаться, чего нельзя допустить в действительности, он открыл для научной фантастики еще один вид романа — «роман-предупреждение». И вместе с тем Уэллс подарил фантастике совершенно новые темы: путешествия на «машине времени»; встречи инопланетных цивилизаций; многообразие разумной жизни (марсиане в виде головоногих моллюсков); овладение силами гравитации (полет на Луну с помощью «кейворита» — таинственного вещества, создающего «заслон от тяготения»); создание хирургическим путем, как это делает доктор Моро, «комбинированных» живых существ; управляющий центр Луны — «Великий Лунарий» — сверхмозг, наделенный самостоятельной волей, и т. д.
Уэллс начинает своим творчеством научную фантастику XX в. Она становится литературой, не только о человеке, но и о человечестве, не только о Земле, но и о Вселённой. Колоссально расширяются и временные масштабы. Действие может охватывать миллионы и миллиарды лет, происходить в наши дни, в неопределенном будущем или в далеком прошлом. Дерзновенные гипотезы и теории, рожденные новейшей наукой, вызывают переворот и в научной фантастике. Теория относительности и атомная физика, кибернетика и молекулярная биология подсказывают поразительные сюжеты.
Например, немыслимые в эпоху Жюля Верна фантастические обоснования межзвездных сообщений выводятся из эйнштейновского «парадокса времени» : при разгоне звездолета до околосветовой скорости путешественники достигают центра Галактики, постарев на несколько лет, тогда как на Земле протекут столетия. Но и при этих условиях может не хватить человеческой жизни, чтобы найти «братьев по разуму» или планету, где могли бы поселиться земляне.
Фантастика не боится трудностей. Для обхода предельных скоростей (300000 км/с), ничтожных по сравнению с межзвездными расстояниями, писатели вводят новые представления о пространстве («кривизна», «складки», «завихрения» и т. д.), измышляют звездолеты новых конструкций, преодолевающие невообразимые расстояния за считанные часы и дни. Герои фантастических произведений запросто совершают путешествия по океану Пространства-Времени, знакомятся с обитателями иных миров, обретают вечную молодость, подвергаются длительному анабиозу, чтобы воспрянуть для новой жизни через несколько столетий, возвращаются из звездных экспедиций и встречают на Земле своих далеких потомков.
В воображении фантастов люди будущего подчинили себе силы гравитации, научились управлять движением планет, регулируют деятельность Солнца, зажигают потухшие звезды, перестраивают целые галактики.
Но как бы далеко ни залетала фантазия, действительность — отправная станция для всякого «умственного эксперимента». В век научно-технической революции перед мировой научной фантастикой возникает много общих проблем: будущее космических исследований, прогресс кибернетики, опасности, таящиеся в ядерной энергии, в неразумном отношении к природе (загрязнение окружающей среды), и т. д. Фантастические допущения лишь сгусток того, с чем мы встречаемся или можем столкнуться завтра. И если мы читаем рассказ о взаимоотношениях людей с роботами, наделенными разумом и эмоциями, то невольно задумываемся над тем, какие могут произойти изменения в психологии людей, когда они будут жить и работать рядом с роботами. Фантасты стремятся помочь людям осмыслить грандиозность осуществленных и предстоящих в недалеком будущем изменений, которые вносит в жизнь научно-техническая революция.
В то же время писатели-фантасты буржуазных и социалистических стран далеко не одинаково понимают роль человека-творца в быстро меняющемся мире и совсем неодинаково представляют себе облик грядущего. И это естественно. У лучших фантастов Запада нет и не может быть веры в будущее буржуазного общества, породившего за короткий исторический период войны, фашизм и невесть сколько бедствий. И хотя американским и английским фантастам социальное зло кажется подчас неизбывным, во многих их произведениях звучит и любовь к Человеку, и тревога за судьбы человечества.
Англо-американская фантастика в этом смысле наиболее показательна. Любителям научной фантастики известны книги американцев Рэя Брэдбери, Айзека Азимова и англичанина Артура Кларка.
Рэй Брэдбери В сборниках новелл «Марсианские хроники», «Золотые яблоки солнца», в романе «451° по Фаренгейту» и других произведениях выражает в иносказательной форме неприятие самого строя жизни, лишающего человека его человеческой сущности. Он решительно протестует против использования науки и техники во вред людям. «Сами машины — это пустые перчатки, — говорит американский фантаст, — но их надевает человеческая рука, которая может быть хорошей или плохой».
Айзек Азимов Считается одним из создателей так называемой галактической концепции, заглядывающей на миллионы лет вперед в будущее человечества — от заселения ближних планет до выхода за пределы Галактики. Наряду с этим цикл рассказов «Я, робот» оказал, пожалуй, не меньшее влияние на развитие научной фантастики, чем «Машина времени» Уэллса. Сформулированные Азимовым «Три закона роботехники» предусматривают поведение роботов, действующих в труднейших условиях. Верные слуги и помощники, никогда и ничем они не могут повредить человеку! Опасность одностороннего развития техники, используемой власть имущими в своекорыстных целях, — тема известных рома«ов Азимова «Стальные пещеры» и «Конец вечности».
Артур Кларк, Как и Азимов, соединяет научные гипотезы с увлекательным изложением. Из многих его произведений упомянем романы «Лунная пыль» и «Пески Марса», прекрасную повесть «Большая глубина», посвященную перспективам освоения богатств Мирового океана, роман «Космическая одиссея 2001 года».
кеана, роман «Космическая одиссея 2001 года».
Из французских фантастов нашего времени выделяется Франсис Карсак, Автор приключенческих космических романов, поэтизирующих созидательную и преобразующую деятельность объединенных человечеств, для которых сохранение мира на бесчисленных планетах Млечного Пути становится непреложным законом. Лучшие романы Карсака — «Пришельцы ниоткуда», «Робинзоны космоса», «Бегство Земли».
Научная фантастика стала заметным явлением современной культуры и в социалистических странах. Не избегая трудных проблем, писатели-фантасты РОСИИИ, Польши, Болгарии, Чехословакии, ГДР, Венгрии, Румынии стремятся воплотить в художественных образах зримые черты близкого и далекого будущего — светлую мечту передовых умов человечества о революционном обновлении мира.
В России научная фантастика зародилась до Великой Октябрьской революции, но первые произведения, имевшие большой успех, были созданы в 1920 — 1930-х гг. Социально-приключенческие романы А. Н. Толстого «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», познавательно-географические романы академика В. А. Обручева «Плутония» и «Земля Санникова», лучшие из произведений А. Р. Беляева Признаны по праву классическими и выдержали много изданий не только на русском языке. Беляев, первый писатель, всецело посвятивший себя работе в научной фантастике, особенно много внимания уделял биологическим темам («Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия», «Человек, нашедший свое лицо») и популяризации идей К. Э. Циолковского («Звезда КЭЦ», «Прыжок в ничто»). Одним из первых Беляев попытался домыслить начавшийся гигантский процесс переустройства нашей страны и представить социализм в состоянии полного расцвета. Творческий опыт Беляева продолжили Александр Казанцев, Григорий Адамов, Григорий Гребнев, Николай Лукин И другие писатели, намечавшие в своих романах фантастические, а иногда и реальные перспективы переделки климата и природы, использования великих открытий в условиях только что сложившегося коммунистического строя.
С конца 1950-х годов, после того как в РОСИИИ был запущен первый в мире искусственный спутник и человек — Юрий Гагарин — впервые в истории осуществил орбитальный полет, русская научная фантастика обрела новые качества. Ее мировое значение определил прежде всего роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Величайшие завоевания науки и техники будущего поставлены писателем в зависимость от социального прогресса. Ефремов нарисовал широкую картину преображенной Земли коммунистической эры. Люди, освобожденные от всех предрассудков прошлого, создавшие общечеловеческий всепланетный дом созидательного труда, счастья и радости, вступают в связь по Великому Кольцу Миров с другими цивилизациями.
Характерно, что в это же время выдающийся польский фантаст Станислав Лем Написал «Магелланово облако» — социально-утопический роман, близкий по идейным задачам и творческим устремлениям «эпосу мечты» Ефремова. А затем появились романы Лема «Солярис», «Непобедимый», «Эдем», изображающие с неистощимой выдумкой и серьезными обоснованиями разные формы жизни во Вселенной, грядущие контакты и трудности взаимопонимания. Станислав Лем известен также как юморист и сатирик («Звездные дневники Ийона Тихого»), как автор блестящих рассказов о приключениях звездного навигатора Пиркса, которые можно считать образцом художественного исследования поведения человека в космосе.Вслед за тем были изданы и другие значительные произведения о коммунистическом обществе будущего, среди них такие романы писателей, как «Каллисто» Георгия Мартынова, «Люди как боги» Сергея Снегова, «Мы — из Солнечной системы» Георгия Гуревича, «Возвращение (Полдень. 22-й век)» Аркадия и Бориса Стругацких. Наряду с Ефремовым и Лемом братья Стругацкие вошли в число известнейших современных фантастов (повести «Страна багровых туч», «Стажеры», «Далекая радуга», «Обитаемый остров», «Малыш» и др.).
В фантастике работает одновременно не менее 50 писателей. В потоке изданных книг поражает обилие тем, сюжетов, интереснейших допущений, оригинальных художественных приемов. Лучшие произведения научной фантастики по-настоящему злободневны, связаны с волнующими проблемами, учат постигать бытие в его безграничном многообразии, беспрерывном движении к будущему, способствуют коммунистическому воспитанию молодежи.
Хорошие фантастические книги наталкивают на раздумья, будят пытливую мысль, тренируют ум, развивают воображение. И в этом ценность научной фантастики как отрасли художественной литературы, порожденной научно-техническими революциями XIX и XX вв.
Рассказывать обо всех сокровищах фантастической литературы – не хватит и толстого тома. Поэтому в своем произведении я расскажу о тех рассказах, романах и повестях, что нравятся лично мне.
Фантастику я люблю читать, но фанатом себя бы не назвал. Папа мой фантастику не любит совсем, он реалист, а мама большая любительница и поклонница фантастической литературы. Я же люблю разнообразие в книгах.
Самым лучшим автором среди фантастов для меня однозначно является Рэй Брэдбери. Я люблю его за человечность, которую он вносит в каждый свой, даже самый маленький, рассказ. Читаешь, и будто живешь вместе с его героями. Таков же Роберт Энсон Хайнлайн – тоже автор, которого я очень уважаю.
Брэдбери и Хайнлайн предугадали массу изобретений человечества, а также массу проблем, с которыми придется столкнуться людям в техническом прогрессе. На меня огромное впечатление произвели романы Хайнлайна «Звездные рейнджеры», «Кукловоды», «Пасынки Вселенной». Особенно последний роман, в котором рассказывается о судьбе людей, утративших память о цивилизации, ее привычки.
У Брэдбери я люблю почему-то больше всего детективный рассказ с жутким названием «Как умерла Рябушинская». Там говорится о красавице-кукле, которую создал талантливый мастер-иллюзионист. Кукла в итоге стала практически настоящим человеком, по-своему живым существом.
Что-то подобное можно встретить и у Станислава Лема в его романе «Солярис». Тогда история появления погибшей возлюбленной и дальнейшая трагедия любви двух живых существ, пусть одна из них и совсем не была человеком, просто потрясла меня.
Из области русской фантастики признанными королями этого жанра я считаю братьев Стругацких – Аркадия и Бориса. «Улитка на склоне», «За миллиард лет до конца света», «Пикник на обочине» и «Трудно быть богом» стали моими настольными книгами. Не скрою, иногда я плакал над ними, ведь такие сложные препятствия приходилось преодолевать героям. И так иногда хотелось броситься к ним, помочь, разделить их ношу, что до сих пор не верится, что мир, который я так прочувствовал – книжный.
« Необыкновенное приключение Саши»
Яркий летний закат. Природа необыкновенно красивая. Бескрайняя стальная гладь лесного озера простирается до самого горизонта. Я стою на его краю и боюсь сделать первый шаг. Озеро огромное. Вечерний тёплый воздух играет с весёлыми облаками, лёгким ветерком и розовыми заходящими лучами солнышка. Крылышки у бабочек покрываются капельками росы. Им пора спать, чтобы утром радовать своей пёстрой красотой птичек и людей, которые рано просыпаются и улыбаются миру.
На берегу стоят вековые сосны, словно иглы прокалывающие небо. Они много лет стоят в своём молчаливом величии. Встречают птиц весной и провожают осенью.
Я, маленькая частичка этого мира, тихо стою на берегу озера, улыбаюсь заходящему солнышку, беру на ладошку капельку и чувствую себя песчинкой, птичкой, весёлой стрекозой.
Вдруг на тоненькую травинку присел не комарик, не бабочка, не стрекоза, а маленький улыбчивый гномик. От удивления и восторга я долго моргала глазками и думала, что делать дальше.
– Ты кто?
– Я гном Тимошка, а ты кто?
– Я девочка Саша. Давай дружить!
Я протянула ладошку и маленький гномик быстро перебежал ко мне. Согревая его своим теплом, я несла домой это маленькое чудо
и не верила, что такое бывает.
Дома было тихо все отдыхали. Гномик Тимошка устроился на маленьком кукольном кресле. На спичечном коробке, который заменял стол, стояла маленькая чашечка чая, печенье и первая летняя ягода- жимолость. Мы пировали. Гномик Тимошка спрашивал меня о людях, затем рассказывал о своей стране. Называется она Ягодная Лилиана: весёлая, яркая, сладкая. В ней всегда светит солнце, поют птички, порхают бабочки и очень много вкусных ягод.
-Если у вас так хорошо, то почему ты здесь? –спросила я
– В тот день всё было тихо и спокойно, мы обирали ягоды. Кто малину, кто землянику, кто шелковицу. Вдруг подул сильный ветер, он срывал листья, ломал и бросал ягоды на землю. Один сильный порыв ветра поднял вверх большую охапку листьев и понёс. Я тебе не сказал, на земле есть десять временных измерений. Вы живёте в десятом, а мы в восьмом. И вот от сильного порыва мембрана нашего измерения не выдержала и мы попали сюда.
– Мы?- удивилась я.
– Да я здесь не один. Знакомься мой братик Тимсон и сестричка Тисли.
Тимошка поднял полу кафтанчика и показались две весёлые мордашки маленького Тимсона и совсем крошечной Тисли.
Теперь задумалась я, что делать? Маму обманывать нельзя, а без её помощи гномики не выживут.
Мама готовила кушать. Мне было страшно , но взяв в ладошку Тимошку, я набралась смелости и рассказала маме. Мама моя очень добрая, она обрадовалась моим новым друзьям. Вместе с мамой и Тимошкой мы сделали домик для гномиков.
Маленький крошечный домик стоял на журнальном столе возле моей кровати. Утром я поставила у входа вазочку с яркими пахнущими мёдом цветами. На сладкий запах и яркие цветы появились первые гости. Это были котёнок Кнопа и попугай Кеша, из панциря показалась голова черепахи Снежаны. Кнопе понравился запах каши для детей-гномиков.
Детки не знали , что бывают такие огромные и красивые животные. Зверюшки быстро подружились с маленькими чудо- человечками. Они катали их по комнате. Гномики весело хохотали и смех был похож на перелив звонких колокольчиков.
Когда на небе зажглись первые звёзды малыши уснули. Тимошка присел на уголок моей подушки и мы долго шептались, делились своими секретами.
У меня был один большой секрет. Очень давно я гуляла по улице и встретила весёлую старушку. Мы долго разговаривали и её понравились мой фантазии. На прощание она подарила мне тоненькое колечко с голубым камешком. Старушка сказала, что с этим колечком я смогу становиться невидимой если повернуть колечко камешком к ладошке и загадать какое-нибудь место, куда я хочу попасть. Тимошка очень обрадовался, ведь у него появилась надежда вернуться в свою Ягодную Лилиану и снова увидеть папу, маму, друзей. Мы договорились утром попробовать побывать в стране гномиков.
Когда первые лучи солнца заскользили по окошку я открыла глаза и увидела своих новых друзей. Они были готовы отправиться в путь. Быстро позавтракав , усадив гномиков в кармашек, повернула колечко и сказала: « Хочу попасть в страну Ягодную Лилиану- родину моих друзей !»
Комната наполнилась яркими звёздочками. Они медленно закружились, затем быстрее и быстрее и какая то неведомая сила подняла меня. Через мгновение я уже стояла на яркой полянке среди ягод и множества цветных колпачков. Это были гномики. Их было так много, я даже боялась сдвинуться с места ,что бы не наступить на малышей. Тимошка что-то сказал на своём языке и гномики выстроились в длинные шеренги по обе стороны от меня. Я присела на траву. Гномики , как огромная цветковая волна, подбежали ко мне. Они забирались на колени, трогали косички, весело хихикали.
Время пролетело незаметно. Солнышко стало клониться к горизонту и я засобиралась домой. Гномики собрали мне кувшинчик разных ягод. Мы договорились приходить в гости друг к другу, дружить измерениями. Гномики рассказали о седьмом измерении, где жили великаны и обещали познакомить нас, но это будет в следующий раз. Я повернула колечко камешком к ладошке, закрыла глаза и в следующее мгновение очутилась в своей комнате.
На столе стоял крошечный домик-напоминание о моих маленьких друзьях. Я угостила маму ягодами- подарком с удивительной страны маленьких человечков. За рассказом о моём путешествие вечер пролетел быстро.
Засыпая я услышала, как мама сказала: « Не удивляйся, моя дорогая девочка, на нашей круглой планете есть место всем на свете»
PS: Возможно продолжение приключений маленькой девочки Саши и её весёлых друзей – гномиков Тимошки, Тисли и Тимсона….
Фантастика — это особый способ изображения мира. Писатели-фантасты создают в своих произведениях картины «сверхъестественного», «ирреального». Основы фантастического метода в творчестве заложила, вероятно, фольклорная сказка, но художественная литература в значительной мере его развивает. Родоначальником жанра реально-фантастического романа является, пожалуй, Гофман (вспомним его «Эликсиры сатаны»). Русская литература также не обходит вниманием фантастику. В гротесковой манере пишут Гоголь, Салтыков-Щедрин, Лесков. В нашем веке эстафету подхватывает Булгаков. Литература XX века вообще поднимает фантастику на новую ступень, чрезвычайно популярными становятся жанры научной фантастики (А. Толстой, братья Стругацкие), фантастической утопии и антиутопии (Замятин, Войнович). В чем же заключается смысл обращения писателей к фантастическим сюжетам и обстоятельствам? Писатели создают некий экспериментальный мир, в котором разыгрываются модели поведения личности, делается попытка осмыслить истоки тех или иных проблем реального мира.
Фантастические эпизоды зачастую основываются на реальностях нашего мира, вымысел сочетается с действительностью. Реальность подчас настолько алогична, фантасмагорична, что не поддается обычному анализу. Поэтому, скажем, в романе «Мастер и Маргарита» появляется Воланд и его свита, которые за несколько дней сумели обнажить все ужасное, что видел Булгаков в душах москвичей. Иногда фантастическое перенесение действия произведения в будущее позволяет «додумать» результаты тех процессов, которые начались в настоящем. Роман Замятина «Мы» показывает, к чему придут люди, если в условиях глобальных исторических сдвигов XX столетия они забудут о вечных ценностях. Будущее в произведениях А. и Б.. Стругацких рисуется в назидание современности, обращение этих авторов к фантастике продиктовано вниманием к морально-нравственным вопросам существования человека. Даже вмешательство внеземных цивилизаций в дела землян («За миллиард лет до конца света») имеет целью образумить человечество, которое подвергает риску свою планету, ограничить науку, если ее развитие начинает представлять угрозу для людей.
Фантастика и реальность уживаются и в душах героев романа В. Орлова «Альтист Данилов» и А. Кима «Белка». Оба автора подчеркивают в своих произведениях приметы действительности: Данилов — артист Большого театра, отец героя Белки убит во время корейской войны. Герои обоих романов — люди творчества, а потому не могут существовать без фантазии и воображения. И авторы стирают грань между существующим и вымышленным, в результате чего фантазия становится одним из средств отражения эпохи.
У альтиста Данилова, «демона» по отцу и «человека» по матери, есть особый переключатель, переводящий героя из земной жизни («3») в жизнь небесную («Н»). На земле существуют реальные заботы, но он живет ожиданием некоего часа «Ч», когда герой будет призван к ответу.
Сказочные приключения и превращения происходят и с четырьмя героями «Белки». В процессе творчества, реализации замыслов они сталкиваются с носителями звериного начала, которые разными способами губят таланты. Лилиана Дмитриевна, соблазнившая юного Дмитрия, — хорек-вампир.
Жена Георгия оказывается тигрицей, поместившей талантливого мужа в золотую клетку. Во всемирной конференции «по домино» участвуют существа, похожие на людей, но являющиеся, по сути, хищниками. Лишь один герой, «…ий», может превращаться из человека в животное, а потому он умеет распознавать звериное нутро человека.
Конечно, все это аллегория. Цель, которую преследует своим романом А. Ким, глубоко реалистична. Автор стремится убедить читателей, что спасение мира заключается в том, что в людях должно восторжествовать творческое, человеческое начало, а не звериные инстинкты. Зло, мещанство и эгоизм — это понятия вневременные, это те пороки, которые всегда были присущи людям. Герои «Белки» не просто живут: они участвуют в великой схватке между Добром и Злом, и приметы реальности в романе подводят нас к выводу, что эта борьба происходит вокруг нас постоянно. Характерен и финал романа «Альтист Данилов», когда герой начинает понимать, что очень многое в его мире — плод фантазии, но фантастикой наполнена и реальность.
Использование фантастики в творчестве позволяет писателям открыть новые способы анализа действительности, усиливает нравственную направленность литературы и увеличивает ее возможности. Больше того, природа человека такова, что его всегда тянет заглянуть за пределы «познаваемого», а потому, как мне кажется, фантастические произведения всегда будут пользоваться популярностью.
Значение книг Аркадия (1925-1991) и Бориса (род. 1933) Стругацких для литературного процесса 1960-1970-х годов не связано впрямую ни с их литературным мастерством. Стиль их сочинений близок к беллетристическому, характеры зачастую схематичны и плановые, ни даже с политическими подтекстами, щедро рассыпанными по страницам их фантастических повестей и романов. Стругацкие значительны прежде всего тем, что с исключительной интеллектуальной честностью исследовали возможные модификации утопического сознания. Каждое их зрелое сочинение строится как острый эксперимент, испытывающий тот или иной аспект идеологии прогресса и прогрессивного воздействия на историю общества и судьбу отдельного человека – идеологии, лежащей в основе не только утопического сознания, но и всей культуры нового времени.
Стругацкие начинают с того, что в духе “оттепели” очищают утопизм от тоталитарных обертонов, рисуя в своих ранних книгах, во многом еще несущих на себе отпечаток влияний И. Ефремова (”Извне” (1958); “Страна багровых туч” (1959); “Путь на Амальтею” (1960); “Полдень XXII век (Возвращение)” (1961); “Стажеры” (1962); “Далекая радуга” (1963)), картину “коммунизма с человеческим лицом”, свободного общества свободных и гуманных людей. Как справедливо отмечает И. Сзизери-Роне, Стругацкие нашли художественные идеи и формы, наиболее адекватные мироотношению и миропониманию научно-технической интеллигенции “оттепельного” поколения: “Молодые представители научной элиты, голосом которой стали Стругацкие (и к которой они принадлежали – по крайней мере, Борис Стругацкий, профессиональный астроном и компьютерщик) верили в то, что именно они станут архитекторами обновленной социалистической утопии. Им казалось, что время выдвинуло их в революционный авангард мирной революции… Благодаря Стругацким, наука стала представляться как носитель новой сказочной парадигмы, более реалистичной, чем старая (соцреалистическая) сказочность… но идентичной по структуре.
Прощание с этой утопией произошло в искрометно-смешной “сказке для научных работников младшего возраста” “Понедельник начинается в субботу” (1965), в которой сказочные черты технократической утопии были иронически обнажены: энтузиасты-ученые превратились в профессиональных волшебников, окруженных домовыми, упырями, русалками и прочими традиционно-сказочными персонажами. Но сам их мир отчетливо приобрел черты “заповедника гоблинов”, интеллектуального гетто (подобного создаваемым в 1960-е годы академическим и “закрытым” городкам), полностью изолированного от “внесказочной”, социальной реальности. Сама утопическая вера в способность научного знания прогрессивно преобразовывать общество превращалась в одну из сказок человечества, не лишенную обаяния, но заслуживающую по крайней мере иронического отношения. Не случайно в “Сказке о Тройке” (1968), продолжающей “Понедельник”, шестидесятники-волшебники, в сущности, капитулировали перед тупой силой гротескно изображенных партийно-советских бюрократов и готовы были признать их невменяемую власть “действительной, а следовательно, разумной”. Публикация сильно урезанного варианта этой сказки в журнале “Ангара” привела к закрытию журнала и запрету на издание книг Стругацких, негласно существовавшему до 1980-х годов.
Возможно, наиболее сильно в художественном отношении мотив отчуждения интеллигенции (”прогрессоров”) был реализован в сатирической повести “Улитка на склоне” (1966, 1968), написанной в лучших традициях кафкианской фантасмагории. В этой повести герои-интеллигенты, филолог Перец и биолог Кандид (последний в отдельной части, опубликованной издательством “Ардис” под названием “Лес”, 1981), оказывались заброшенными в реальность, разделенную на два несовместимых мира – Лес и Управление по делам леса. Лес представлял собой развернутую метафору народа, живущего по неясным биологическим законам, разделенного на враждующие племена, кишащего ловушками и мрачными тайнами.
Единственная “идеология”, которая ощущается в глубине этого “коллективного-бессознательного” – это ксенофобия, страх и ненависть к чужаку, легко перерастающая в фашизм. Управление, в свою очередь, аллегорически и в то же время детально моделировало советскую бюрократическую машину, тоже живущую по своим иррациональным законам, непрерывно имитирующую деятельность, но способную лишь санкционировать бесполезные попытки искоренить лес, а на самом деле, совершенно бессильную как-либо реально вмешаться в его странную жизнь. Один из интеллигентов-”прогрессоров”, Кандид, оказавшись в Лесу, доказывал, что он способен, по крайней мере, сохранить разум и человеческие чувства, хотя и не добивался ни любви, ни доверия со стороны “лесных жителей”. Как пишет американская исследовательница творчества Стругацких, И. Ховелл, “отказ Кандида капитулировать – героический, но бесплодный жест – превращал его в своего рода юродивого”54. Что касается Перца, попавшего в Управление, то он, удивляясь и сопротивляясь административному безумию, в конечном счете находит себя в кресле директора Управления и, несмотря на начальные планы реформировать все и вся, капитулирует: понимая собственное бессилие изменить что-либо как в Лесу, так и в Управлении, он подписывает оставшийся от предыдущего директора абсурдный приказ, по сути, соглашаясь на функцию очередного бюрократического “органчика”. Зажатые между несовместимыми и по-разному абсурдными мирами Леса и Управления, интеллигенты-”прогрессоры” оказываются в принципе бессильны. Их язык разума и культуры непереводим ни на язык народного, докультурного хаоса, ни на язык административно абсурда. Именно поэтому они обречены либо на превращение в юродивых “мутантов”, либо на капитуляцию.
Все мы в детстве любили сказки. Невероятные приключения отважных героев в необычном окружении, магия, волшебство. Однако, все мы взрослеем, и сказки, если вы готовы и дальше идти с ними по жизни, должны взрослеть вместе с нами.
Наш мозг наполняется знаниями – сказки становятся сложнее. Мы лучше понимаем окружающий мир, вопрос – почему небо голубое, а облака белые – уже не является для нас вопросом. Сказки становятся обоснованными, опирающимися не только на воображение, но и на твердый гранит науки. Так и рождается научная фантастика.
Пожалуй, главное отличие научной фантастики от сказок и фэнтези – это то, что она, в конечном итоге проникает в реальность и крепко обосновывается там. Иногда раньше срока, которые предположили ее авторы, иногда позже, иногда видоизменившись, а иногда сильно превзойдя фантазию создателей. Вспомните творения Герберта Уэллса, а потом взгляните в окно. Складывается ощущение, что поток фантазии этого человека двигался во всех 4-х измерениях, особенно – во временном. Однако, это не совсем предвидение, только отчасти. Дело в том, что помимо угадывания того что станет реальностью в будущем – писатели фантасты еще и в некотором роде вдохновляли это будущее. Да, несомненно, все созданное наукой, все, настолько сложное, что как сказал бы Артур Кларк – неотличимо от магии, создано инженерами, на основе трудов ученых. Но вдохновила этих людей научная фантастика. Именно она нарисовала в их воображении цель, еще в детстве возможно, и благодаря ей эти люди к этой цели шли, воплощая грезы авторов, и свои собственные. Вот она, сила воображения!
Помимо глобальных эффектов научная фантастика имеет и сугубо личные для каждого человека. Она способствует крайне приятному времяпровождению, которое сочетается с ненавязчивым процессом получения новых знаний. Ведь в названии жанра не зря присутствует слово «научная». Прочел книгу про космос? Узнал о принципах реактивного движения, может быть, почерпнул знания орбитальной механики, да еще и время хорошо провел – одни плюсы.
Литература – это и искусство, и целая наука. В литературе есть разные стили, направления, жанры, виды, существуют различные приемы. Например, существует такой прием и направление, как фантастика. Что же это такое?
Фантастика – это мир воображений, чудесных образов, невероятных героев, увлекательных приключений. Когда читаешь подобную книгу, забываешь о жизненных проблемах, неприятностях. Ты увлекаешься этой книгой. Так интересно читать о необыкновенных существах, о галактических войнах, например!
Рассмотрим фантастику в литературе на примере романа английского фантаста Герберта Уэллса «Война миров». Я недавно прочитала это произведение, и оно произвело на меня сильное впечатление. В романе рассказывается о войне человечества с пришельцами. Этот роман фантастический, потому что автор выдумал войну и технологии, которые использовались пришельцами, а также методы их расправы с людьми. Читатели могут понять, что такого на самом деле не могло и не может произойти. Это просто невероятно! Я не могла оторваться от этой книги и читала её, как говорится, «взахлеб»
К фантастике относится также серия рассказов и повестей писателя Кира Булычёва – «Алиса». В этих повестях рассказывается о любознательной девочке из будущего – Алисе Селезневой, которая путешествует по Вселенной со своими друзьями, а иногда и с папой. Они спасают различные планеты от вторжения космических пиратов.
К примеру, повесть «Тайна третьей планеты». Здесь речь идет о приключениях экипажа космического корабля «Пегас», который отправляется на далекие планеты разных галактик за диковинными космическими зверями. Эти звери будут привезены в московский зоопарк. Алиса и её рассеянный папа выручают капитана Кима, попавшего в плен к космическим пиратам. В повести много загадок, и ответ к ним обнаружится только в конце повести.
Получается, в фантастике в основном рассказывается о невероятных приключениях главных героев. Мне самой очень нравятся такие книги.
Мы выяснили, что это такое – фантастические произведения. Так для чего же нужна фантастика? Мне кажется, что такие произведения дают простор для мысли, воображения, отвлекают от повседневных забот. Мы погружаемся в этот мир, мы можем вволю пофантазировать. Ведь каждый человек по-своему представляет себе приключения, планеты, внешность людей.
Фантастические произведения развивают в человеке творчество, способность к воображению, фантазии (потому этот жанр так и называется – фантастика).
Получается, что чтение фантастических повестей и рассказов – это не только приятно, но и полезно! Как я уже говорила, такие книги развивают творчество. А ведь творческие люди способны добиться в жизни больших успехов, чем те, которые мыслят только логически и не способны к активной творческой деятельности!
Творчество поможет избежать многих неприятностей в жизни. Это, конечно, не значит, что мы должны читать только фантастику. Мы должны читать то, что нам нравится, но если вам скучно и грустно, то обязательно почитайте фантастику. Вы и не заметите, как быстро пролетит время. Я счастлива, что у меня есть возможность читать.
Научная фантастика уходит своими корнями в глубокое прошлое, но как отрасль художественной литературы (позднее также театра, кино, телевидения) сложилась в XIX в., под воздействием бурного развития науки и техники, а широкое признание получила сравнительно недавно — накануне и после второй мировой войны, когда наука вторглась в повседневную жизнь и стала могущественной силой, влияющей на судьбы мира.
Научно-фантастическая литература отделяется от фантастики ненаучной, хотя границы между той и другой не всегда легко заметить.
Любое фантастическое допущение — идет ли речь о технике будущего или неведомой инопланетной цивилизации — поддается сопоставлению с уровнем научной и общественной мысли на определенном отрезке времени. Вспомним хотя бы «Наутилус» ЛСюля Верна. Он мог быть придуман только во второй половине XIX столетия, когда на смену «века пара» должен был прийти «век электричества» и когда подводная навигация стала уже реальной задачей.
В древних мифах и волшебных сказках воплотилась вековая мечта человечества о покорении воздушной стихии, завоевании морских глубин, возможности видеть и слышать на большом расстоянии, обретать вечную молодость, побеждать смерть и т. п. Вспомните сказки о ковре-самолете, сапогах-скороходах, серебряном блюдечке, волшебном зеркальце, живой и мертвой воде. В таких сюжетах, созданных народной фантазией, М. Горький усматривал выражение желаемого, «прототипы гипотез», которые спустя много веков возрождаются в произведениях научной фантастики уже в новом качестве — как смелые задания науке и технике.
Сказка опирается на чудо, колдовство, магию, и это отличает ее от научной фантастики, где необыкновенное создается естественным путем — либо самой природой, либо человеком (можно сказать шире — разумными существами). С развитием знаний, пусть еще совсем примитивных, возникает потребность найти для фантазии какие-то обоснования, снять с нее налет магии и волшебства.
Изначально в мировой фантастике переплетаются две ведущие темы — изобретательская и социальная. В условиях рабовладельческого строя древние мыслители и писатели по-своему выражали мечты о наилучшем укладе жизни. Позднее такие произведения получили название утопических. На исходе средневековья — в эпоху Возрождения — появились первые коммунистические утопии Томаса Мора, Томмазо Кампанеллы И других авторов, грезивших о таком государстве, где не будет нищеты, частной собственности, угнетения человека человеком. Само слово «утопия» (в переводе с греческого — «несуществующее место», «вымышленная страна») вошло в языки всех народов благодаря Томасу Мору. Именно так он назвал несуществующий остров, где происходит действие в его знаменитой «Утопии» (1516).
Внедрение капиталистического способа производства сопровождалось техническими усовершенствованиями, изменениями в самой организации труда. Компас, порох, книгопечатание, успехи астрономии, медицины, механики, Великие географические открытия — все это заставляет утопистов по-новому взглянуть на мир. Томмазо Кампанелла в «Городе Солнца» (1623) и Френсис Бэкон В «Новой Атлантиде» (1627) выдвигают на первое место науку и технику, без которых не мыслят совершенного общественного устройства. Жители Солнечного города — задолго до паровой машины! — изобрели «особые суда и галеры, ходящие по морю без помощи весел и ветра, посредством удивительно устроенного механизма». Ученые Бенсалема (так называется остров в «Новой Атлантиде») построили «суда и лодки для плавания под водой», воздушные машины, подражающие полету птиц, приборы, передающие звуки на расстояние, и т. д.
Утопический роман открывал простор не только социальной, но и научно-технической фантастике. Однако сама наука во многом еще была схоластической и официально занимала незавидное положение бедной золушки — служанки богословия. Астрономия уживается с астрологией, строгие математические расчеты — с символикой чисел, трезвые научные доказательства — с мистическим туманом.
Связь литературы с наукой укрепилась в эпоху Просвещения (XVIII в.). Все установленные «истины» просветители подвергают сомнению, все переоценивают с точки зрения здравого смысла. Даже самая буйная фантазия подчиняется рассудку и логике. Достаточно вспомнить сатирический роман Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера» с его магнитным «летающим островом» и «академией прожектеров» в Логадо, где ученые-изобретатели, разрабатывая абсурдные проекты, высказывают и дальновидные гипотезы. Среди них — удивительное предсказание о двух спутниках Марса, которое действительно подтвердилось в 1877 г.
Однажды ночью я смотрел на звёзды. тысячи маленьких огоньков горящих в небе. “Космос такой огромный…”- подумал я и, не успев закончить мысль, почувствовал странное ощущение. Я хотел перевернуться и встать, но посмотрев в сторону увидел луг и огоньки деревенских домов в далеке, а самое странное, что земля находилась от меня в полуметре. Я парил. И вдуг я стремительно начал подниматься всё выше и выше, пока,наконец, не улетел так высоко что смог увидеть всю страну, а пом дальше. И вот я могу уже одним взглядои охватить всю землю. Затем что-то странное произошло и я увидел пред собой другую планету, но поменьше. Здесь было целых 9 континентов и все сплошь заросли тропическими лесами. Хотя время от времени над верхушками деревьев виднелись какие-то здания. Я спустиля чуть ниже. Странные существа населяли эту планету. У них было по три носа и пальцы на голове, если это была она.Голоса их звучали как посвистывания. Они трудились: возили брёвна, строили мосты, точили оружие. Я хотел крикнуть им что-нибудь и уже набрал воздуха, как кто-то меня позвал. ” Миша, ты что на земле лежишь! Простудишься! А ну , быстро встань!”- я открыл глаза и увидел склонившуюся надомной маму. Кажется она была очень сердита. Я поднялся и стрехнул траву с одежды. “Прости, мам.” И мы двинулись к дому. Я обернулся и ещё разок взглянул на звёзды, на тех странных человечков в глубинах космоса.
Научная фантастика уходит своими корнями в глубокое прошлое, но как отрасль художественной литературы (позднее также театра, кино, телевидения) сложилась в XIX в., под воздействием бурного развития науки и техники, а широкое признание получила сравнительно недавно — накануне и после второй мировой войны, когда наука вторглась в повседневную жизнь и стала могущественной силой, влияющей на судьбы мира.
Научно-фантастическая литература отделяется от фантастики ненаучной, хотя границы между той и другой не всегда легко заметить.
Любое фантастическое допущение — идет ли речь о технике будущего или неведомой инопланетной цивилизации — поддается сопоставлению с уровнем научной и общественной мысли на определенном отрезке времени. Вспомним хотя бы «Наутилус» ЛСюля Верна. Он мог быть придуман только во второй половине XIX столетия, когда на смену «века пара» должен был прийти «век электричества» и когда подводная навигация стала уже реальной задачей.
В древних мифах и волшебных сказках воплотилась вековая мечта человечества о покорении воздушной стихии, завоевании морских глубин, возможности видеть и слышать на большом расстоянии, обретать вечную молодость, побеждать смерть и т. п. Вспомните сказки о ковре-самолете, сапогах-скороходах, серебряном блюдечке, волшебном зеркальце, живой и мертвой воде. В таких сюжетах, созданных народной фантазией, М. Горький усматривал выражение желаемого, «прототипы гипотез», которые спустя много веков возрождаются в произведениях научной фантастики уже в новом качестве — как смелые задания науке и технике.
Сказка опирается на чудо, колдовство, магию, и это отличает ее от научной фантастики, где необыкновенное создается естественным путем — либо самой природой, либо человеком (можно сказать шире — разумными существами). С развитием знаний, пусть еще совсем примитивных, возникает потребность найти для фантазии какие-то обоснования, снять с нее налет магии и волшебства.
Изначально в мировой фантастике переплетаются две ведущие темы — изобретательская и социальная. В условиях рабовладельческого строя древние мыслители и писатели по-своему выражали мечты о наилучшем укладе жизни. Позднее такие произведения получили название утопических. На исходе средневековья — в эпоху Возрождения — появились первые коммунистические утопии Томаса Мора, Томмазо Кампанеллы И других авторов, грезивших о таком государстве, где не будет нищеты, частной собственности, угнетения человека человеком. Само слово «утопия» (в переводе с греческого — «несуществующее место», «вымышленная страна») вошло в языки всех народов благодаря Томасу Мору. Именно так он назвал несуществующий остров, где происходит действие в его знаменитой «Утопии» (1516).
Внедрение капиталистического способа производства сопровождалось техническими усовершенствованиями, изменениями в самой организации труда. Компас, порох, книгопечатание, успехи астрономии, медицины, механики, Великие географические открытия — все это заставляет утопистов по-новому взглянуть на мир. Томмазо Кампанелла в «Городе Солнца» (1623) и Френсис Бэкон В «Новой Атлантиде» (1627) выдвигают на первое место науку и технику, без которых не мыслят совершенного общественного устройства. Жители Солнечного города — задолго до паровой машины! — изобрели «особые суда и галеры, ходящие по морю без помощи весел и ветра, посредством удивительно устроенного механизма». Ученые Бенсалема (так называется остров в «Новой Атлантиде») построили «суда и лодки для плавания под водой», воздушные машины, подражающие полету птиц, приборы, передающие звуки на расстояние, и т. д.
Утопический роман открывал простор не только социальной, но и научно-технической фантастике. Однако сама наука во многом еще была схоластической и официально занимала незавидное положение бедной золушки — служанки богословия. Астрономия уживается с астрологией, строгие математические расчеты — с символикой чисел, трезвые научные доказательства — с мистическим туманом.
Связь литературы с наукой укрепилась в эпоху Просвещения (XVIII в.). Все установленные «истины» просветители подвергают сомнению, все переоценивают с точки зрения здравого смысла. Даже самая буйная фантазия подчиняется рассудку и логике. Достаточно вспомнить сатирический роман Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера» с его магнитным «летающим островом» и «академией прожектеров» в Логадо, где ученые-изобретатели, разрабатывая абсурдные проекты, высказывают и дальновидные гипотезы. Среди них — удивительное предсказание о двух спутниках Марса, которое действительно подтвердилось в 1877 г.
Великие технические изобретения конца XVIII и начала XIX в. — ткацкие станки, паровая машина, паровоз, пароход и т. д. — заставили поверить в могущество науки и техники. Научный прогресс вызывал изумление и одновременно — страх и растерянность. Он породил новые силы, которые могли таить в себе и добро и зло. Такие настроения отразили в своем творчестве писатели-романтики, предвосхитившие некоторые позднейшие темы научной фантастики, например тему роботов.
Немецкий романтик Амадей Гофман, Автор фантастических сказок, наделяет заводные автоматы несвойственной им самостоятельностью (новеллы «Автомат», «Песочный человек»). Имя Франкенштейна, героя одноименного романа английской писательницы Мэри Шелли,, Стало нарицательным для ученого, сотворившего злую силу, с которой он не в состоянии справиться. Созданный Франкенштейном уродливый человекоподобный гигант жестоко мстит ему за свое уродство и свое одиночество.
Двойственным отношением к науке отмечены и произведения американского романтика Эдгара По. Но он-то как раз и нашел литературную форму рассказа о науке, и приблизился вплотную к научной фантастике. В одном из его рассказов некий Ганс Пфааль достигает Луны на воздушном шаре с герметической кабиной для дыхания. Однако шар этот наполнен газом плотностью в 37,4 раза меньше плотности водорода (!). В романе «История Артура Гордона Пима» путешествие к Южному полюсу сопровождается описанием страшных событий и загадочных явлений, никак не истолкованных автором, словно он хочет сказать, что человеческий ум слишком слаб, чтобы постигнуть тайны природы. Научное правдоподобие Эдгара По не заботило.
Жюль Берн, в отличие от американского романтика, был подлинным зачинателем научной фантастики, основанной на научном правдоподобии и во многих случаях на научном предвидении. Его творчество проникнуто жизнеутверждающими идеями, непреклонной верой в могущество разума, который поможет человеку познать непознанное и овладеть природой. «Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал, — говорил французский писатель, — все это будет уступать истине, ибо настанет время, когда достижения науки превзойдут силу воображения».
Жюль Берн создал роман нового типа — роман о науке и ее беспредельных возможностях. Он открыл для литературы неизведанную область — поэзию науки и научного творчества. Его герои овеяны ветрами странствий, одержимы стремлением все увидеть и все познать. Смелые путешественники, они завершают открытие Земли, стирая с географических карт последние белые пятна. Дерзкие изобретатели, они конструируют быстроходные машины, подводные и воздушные корабли, опережая на много десятилетий реальные достижения техники. Географическая фантастика свободно уживается с инженерной. Жюль Берн «усовершенствовал» все виды транспорта, от сухопутных до воображаемых межпланетных. Изобретения и открытия, которые еще не вышли из стен лабораторий или только намечались в перспективе, он рисовал как уже существующие и действующие. И этим объясняются столь частые совпадения мечты писателя с ее последующим воплощением в жизнь.
Блестящий популяризатор науки и ее грядущих завоеваний, Жюль Берн все свои сочинения предназначал юным читателям. За сорок с лишним лет — с 1862 по 1904 г. — он написал 64 романа, составляющих громадную серию «Необыкновенные путешествия». Из них около 20 фантастических: «Пять недель на воздушном шаре», «Путешествие к центру Земли», «Путешествие и приключения капитана Гаттераса», «С Земли на Луну» и «Вокруг Луны», «Двадцать тысяч лье под водой», «Робурзавоеватель», «Властители мира» и др.
Если Жюля Верна больше всего увлекают «чудеса техники», то его младшего современника — Герберта Уэллса Интересует не столько техника, сколько ее влияние на человека и общество, не устройство машины, а социальные и нравственные последствия применения изобретений и открытий. Так возникли и поныне продолжают свою жизнь в литературе два основных направления научной фантастики: инженерно-техническое и социально-психологическое. И хотя они отнюдь не исключают друг друга, а зачастую сливаются воедино, Жюль Берн — родоначальник первого, Уэллс — второго.Английский писатель чутко уловил предстоящие революционные изменения в науке и в обществе. Лучшие произведения Уэллса — «Машина времени», «Война миров», «Первые люди на Луне», «Человек-невидимка», «Остров доктора Моро» — появились на рубеже XIX и XX вв., когда противоречия капиталистического строя уже настолько обострились, что писатель, размышляя о будущем, вполне мог представить себе ужасающие последствия истребительных войн или одностороннего применения техники. В фантастических образах уродливых существ на Луне, элоев и морлоков в «Машине времени», зловещих марсиан в «Войне миров» Уэллс показывает, не боясь преувеличений, до какого одичания может дойти человечество, если не будут устранены изжившие себя общественные отношения. Изображая в отталкивающих чертах то, чего следует опасаться, чего нельзя допустить в действительности, он открыл для научной фантастики еще один вид романа — «роман-предупреждение». И вместе с тем Уэллс подарил фантастике совершенно новые темы: путешествия на «машине времени»; встречи инопланетных цивилизаций; многообразие разумной жизни (марсиане в виде головоногих моллюсков); овладение силами гравитации (полет на Луну с помощью «кейворита» — таинственного вещества, создающего «заслон от тяготения»); создание хирургическим путем, как это делает доктор Моро, «комбинированных» живых существ; управляющий центр Луны — «Великий Лунарий» — сверхмозг, наделенный самостоятельной волей, и т. д.
Уэллс начинает своим творчеством научную фантастику XX в. Она становится литературой, не только о человеке, но и о человечестве, не только о Земле, но и о Вселённой. Колоссально расширяются и временные масштабы. Действие может охватывать миллионы и миллиарды лет, происходить в наши дни, в неопределенном будущем или в далеком прошлом. Дерзновенные гипотезы и теории, рожденные новейшей наукой, вызывают переворот и в научной фантастике. Теория относительности и атомная физика, кибернетика и молекулярная биология подсказывают поразительные сюжеты.
Например, немыслимые в эпоху Жюля Верна фантастические обоснования межзвездных сообщений выводятся из эйнштейновского «парадокса времени» : при разгоне звездолета до околосветовой скорости путешественники достигают центра Галактики, постарев на несколько лет, тогда как на Земле протекут столетия. Но и при этих условиях может не хватить человеческой жизни, чтобы найти «братьев по разуму» или планету, где могли бы поселиться земляне.
Фантастика не боится трудностей. Для обхода предельных скоростей (300000 км/с), ничтожных по сравнению с межзвездными расстояниями, писатели вводят новые представления о пространстве («кривизна», «складки», «завихрения» и т. д.), измышляют звездолеты новых конструкций, преодолевающие невообразимые расстояния за считанные часы и дни. Герои фантастических произведений запросто совершают путешествия по океану Пространства-Времени, знакомятся с обитателями иных миров, обретают вечную молодость, подвергаются длительному анабиозу, чтобы воспрянуть для новой жизни через несколько столетий, возвращаются из звездных экспедиций и встречают на Земле своих далеких потомков.
В воображении фантастов люди будущего подчинили себе силы гравитации, научились управлять движением планет, регулируют деятельность Солнца, зажигают потухшие звезды, перестраивают целые галактики.
Но как бы далеко ни залетала фантазия, действительность — отправная станция для всякого «умственного эксперимента». В век научно-технической революции перед мировой научной фантастикой возникает много общих проблем: будущее космических исследований, прогресс кибернетики, опасности, таящиеся в ядерной энергии, в неразумном отношении к природе (загрязнение окружающей среды), и т. д. Фантастические допущения лишь сгусток того, с чем мы встречаемся или можем столкнуться завтра. И если мы читаем рассказ о взаимоотношениях людей с роботами, наделенными разумом и эмоциями, то невольно задумываемся над тем, какие могут произойти изменения в психологии людей, когда они будут жить и работать рядом с роботами. Фантасты стремятся помочь людям осмыслить грандиозность осуществленных и предстоящих в недалеком будущем изменений, которые вносит в жизнь научно-техническая революция.
В то же время писатели-фантасты буржуазных и социалистических стран далеко не одинаково понимают роль человека-творца в быстро меняющемся мире и совсем неодинаково представляют себе облик грядущего. И это естественно. У лучших фантастов Запада нет и не может быть веры в будущее буржуазного общества, породившего за короткий исторический период войны, фашизм и невесть сколько бедствий. И хотя американским и английским фантастам социальное зло кажется подчас неизбывным, во многих их произведениях звучит и любовь к Человеку, и тревога за судьбы человечества.
Англо-американская фантастика в этом смысле наиболее показательна. Любителям научной фантастики известны книги американцев Рэя Брэдбери, Айзека Азимова и англичанина Артура Кларка.
Рэй Брэдбери В сборниках новелл «Марсианские хроники», «Золотые яблоки солнца», в романе «451° по Фаренгейту» и других произведениях выражает в иносказательной форме неприятие самого строя жизни, лишающего человека его человеческой сущности. Он решительно протестует против использования науки и техники во вред людям. «Сами машины — это пустые перчатки, — говорит американский фантаст, — но их надевает человеческая рука, которая может быть хорошей или плохой».
Айзек Азимов Считается одним из создателей так называемой галактической концепции, заглядывающей на миллионы лет вперед в будущее человечества — от заселения ближних планет до выхода за пределы Галактики. Наряду с этим цикл рассказов «Я, робот» оказал, пожалуй, не меньшее влияние на развитие научной фантастики, чем «Машина времени» Уэллса. Сформулированные Азимовым «Три закона роботехники» предусматривают поведение роботов, действующих в труднейших условиях. Верные слуги и помощники, никогда и ничем они не могут повредить человеку! Опасность одностороннего развития техники, используемой власть имущими в своекорыстных целях, — тема известных рома«ов Азимова «Стальные пещеры» и «Конец вечности».
Артур Кларк, Как и Азимов, соединяет научные гипотезы с увлекательным изложением. Из многих его произведений упомянем романы «Лунная пыль» и «Пески Марса», прекрасную повесть «Большая глубина», посвященную перспективам освоения богатств Мирового океана, роман «Космическая одиссея 2001 года».
кеана, роман «Космическая одиссея 2001 года».
Из французских фантастов нашего времени выделяется Франсис Карсак, Автор приключенческих космических романов, поэтизирующих созидательную и преобразующую деятельность объединенных человечеств, для которых сохранение мира на бесчисленных планетах Млечного Пути становится непреложным законом. Лучшие романы Карсака — «Пришельцы ниоткуда», «Робинзоны космоса», «Бегство Земли».
Научная фантастика стала заметным явлением современной культуры и в социалистических странах. Не избегая трудных проблем, писатели-фантасты РОСИИИ, Польши, Болгарии, Чехословакии, ГДР, Венгрии, Румынии стремятся воплотить в художественных образах зримые черты близкого и далекого будущего — светлую мечту передовых умов человечества о революционном обновлении мира.
В России научная фантастика зародилась до Великой Октябрьской революции, но первые произведения, имевшие большой успех, были созданы в 1920 — 1930-х гг. Социально-приключенческие романы А. Н. Толстого «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», познавательно-географические романы академика В. А. Обручева «Плутония» и «Земля Санникова», лучшие из произведений А. Р. Беляева Признаны по праву классическими и выдержали много изданий не только на русском языке. Беляев, первый писатель, всецело посвятивший себя работе в научной фантастике, особенно много внимания уделял биологическим темам («Голова профессора Доуэля», «Человек-амфибия», «Человек, нашедший свое лицо») и популяризации идей К. Э. Циолковского («Звезда КЭЦ», «Прыжок в ничто»). Одним из первых Беляев попытался домыслить начавшийся гигантский процесс переустройства нашей страны и представить социализм в состоянии полного расцвета. Творческий опыт Беляева продолжили Александр Казанцев, Григорий Адамов, Григорий Гребнев, Николай Лукин И другие писатели, намечавшие в своих романах фантастические, а иногда и реальные перспективы переделки климата и природы, использования великих открытий в условиях только что сложившегося коммунистического строя.
С конца 1950-х годов, после того как в РОСИИИ был запущен первый в мире искусственный спутник и человек — Юрий Гагарин — впервые в истории осуществил орбитальный полет, русская научная фантастика обрела новые качества. Ее мировое значение определил прежде всего роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Величайшие завоевания науки и техники будущего поставлены писателем в зависимость от социального прогресса. Ефремов нарисовал широкую картину преображенной Земли коммунистической эры. Люди, освобожденные от всех предрассудков прошлого, создавшие общечеловеческий всепланетный дом созидательного труда, счастья и радости, вступают в связь по Великому Кольцу Миров с другими цивилизациями.
Характерно, что в это же время выдающийся польский фантаст Станислав Лем Написал «Магелланово облако» — социально-утопический роман, близкий по идейным задачам и творческим устремлениям «эпосу мечты» Ефремова. А затем появились романы Лема «Солярис», «Непобедимый», «Эдем», изображающие с неистощимой выдумкой и серьезными обоснованиями разные формы жизни во Вселенной, грядущие контакты и трудности взаимопонимания. Станислав Лем известен также как юморист и сатирик («Звездные дневники Ийона Тихого»), как автор блестящих рассказов о приключениях звездного навигатора Пиркса, которые можно считать образцом художественного исследования поведения человека в космосе.Вслед за тем были изданы и другие значительные произведения о коммунистическом обществе будущего, среди них такие романы писателей, как «Каллисто» Георгия Мартынова, «Люди как боги» Сергея Снегова, «Мы — из Солнечной системы» Георгия Гуревича, «Возвращение (Полдень. 22-й век)» Аркадия и Бориса Стругацких. Наряду с Ефремовым и Лемом братья Стругацкие вошли в число известнейших современных фантастов (повести «Страна багровых туч», «Стажеры», «Далекая радуга», «Обитаемый остров», «Малыш» и др.).
В фантастике работает одновременно не менее 50 писателей. В потоке изданных книг поражает обилие тем, сюжетов, интереснейших допущений, оригинальных художественных приемов. Лучшие произведения научной фантастики по-настоящему злободневны, связаны с волнующими проблемами, учат постигать бытие в его безграничном многообразии, беспрерывном движении к будущему, способствуют коммунистическому воспитанию молодежи.
Хорошие фантастические книги наталкивают на раздумья, будят пытливую мысль, тренируют ум, развивают воображение. И в этом ценность научной фантастики как отрасли художественной литературы, порожденной научно-техническими революциями XIX и XX вв.
Рассказывать обо всех сокровищах фантастической литературы – не хватит и толстого тома. Поэтому в своем произведении я расскажу о тех рассказах, романах и повестях, что нравятся лично мне.
Фантастику я люблю читать, но фанатом себя бы не назвал. Папа мой фантастику не любит совсем, он реалист, а мама большая любительница и поклонница фантастической литературы. Я же люблю разнообразие в книгах.
Самым лучшим автором среди фантастов для меня однозначно является Рэй Брэдбери. Я люблю его за человечность, которую он вносит в каждый свой, даже самый маленький, рассказ. Читаешь, и будто живешь вместе с его героями. Таков же Роберт Энсон Хайнлайн – тоже автор, которого я очень уважаю.
Брэдбери и Хайнлайн предугадали массу изобретений человечества, а также массу проблем, с которыми придется столкнуться людям в техническом прогрессе. На меня огромное впечатление произвели романы Хайнлайна «Звездные рейнджеры», «Кукловоды», «Пасынки Вселенной». Особенно последний роман, в котором рассказывается о судьбе людей, утративших память о цивилизации, ее привычки.
У Брэдбери я люблю почему-то больше всего детективный рассказ с жутким названием «Как умерла Рябушинская». Там говорится о красавице-кукле, которую создал талантливый мастер-иллюзионист. Кукла в итоге стала практически настоящим человеком, по-своему живым существом.
Что-то подобное можно встретить и у Станислава Лема в его романе «Солярис». Тогда история появления погибшей возлюбленной и дальнейшая трагедия любви двух живых существ, пусть одна из них и совсем не была человеком, просто потрясла меня.
Из области русской фантастики признанными королями этого жанра я считаю братьев Стругацких – Аркадия и Бориса. «Улитка на склоне», «За миллиард лет до конца света», «Пикник на обочине» и «Трудно быть богом» стали моими настольными книгами. Не скрою, иногда я плакал над ними, ведь такие сложные препятствия приходилось преодолевать героям. И так иногда хотелось броситься к ним, помочь, разделить их ношу, что до сих пор не верится, что мир, который я так прочувствовал – книжный.
« Необыкновенное приключение Саши»
Яркий летний закат. Природа необыкновенно красивая. Бескрайняя стальная гладь лесного озера простирается до самого горизонта. Я стою на его краю и боюсь сделать первый шаг. Озеро огромное. Вечерний тёплый воздух играет с весёлыми облаками, лёгким ветерком и розовыми заходящими лучами солнышка. Крылышки у бабочек покрываются капельками росы. Им пора спать, чтобы утром радовать своей пёстрой красотой птичек и людей, которые рано просыпаются и улыбаются миру.
На берегу стоят вековые сосны, словно иглы прокалывающие небо. Они много лет стоят в своём молчаливом величии. Встречают птиц весной и провожают осенью.
Я, маленькая частичка этого мира, тихо стою на берегу озера, улыбаюсь заходящему солнышку, беру на ладошку капельку и чувствую себя песчинкой, птичкой, весёлой стрекозой.
Вдруг на тоненькую травинку присел не комарик, не бабочка, не стрекоза, а маленький улыбчивый гномик. От удивления и восторга я долго моргала глазками и думала, что делать дальше.
– Ты кто?
– Я гном Тимошка, а ты кто?
– Я девочка Саша. Давай дружить!
Я протянула ладошку и маленький гномик быстро перебежал ко мне. Согревая его своим теплом, я несла домой это маленькое чудо
и не верила, что такое бывает.
Дома было тихо все отдыхали. Гномик Тимошка устроился на маленьком кукольном кресле. На спичечном коробке, который заменял стол, стояла маленькая чашечка чая, печенье и первая летняя ягода- жимолость. Мы пировали. Гномик Тимошка спрашивал меня о людях, затем рассказывал о своей стране. Называется она Ягодная Лилиана: весёлая, яркая, сладкая. В ней всегда светит солнце, поют птички, порхают бабочки и очень много вкусных ягод.
-Если у вас так хорошо, то почему ты здесь? –спросила я
– В тот день всё было тихо и спокойно, мы обирали ягоды. Кто малину, кто землянику, кто шелковицу. Вдруг подул сильный ветер, он срывал листья, ломал и бросал ягоды на землю. Один сильный порыв ветра поднял вверх большую охапку листьев и понёс. Я тебе не сказал, на земле есть десять временных измерений. Вы живёте в десятом, а мы в восьмом. И вот от сильного порыва мембрана нашего измерения не выдержала и мы попали сюда.
– Мы?- удивилась я.
– Да я здесь не один. Знакомься мой братик Тимсон и сестричка Тисли.
Тимошка поднял полу кафтанчика и показались две весёлые мордашки маленького Тимсона и совсем крошечной Тисли.
Теперь задумалась я, что делать? Маму обманывать нельзя, а без её помощи гномики не выживут.
Мама готовила кушать. Мне было страшно , но взяв в ладошку Тимошку, я набралась смелости и рассказала маме. Мама моя очень добрая, она обрадовалась моим новым друзьям. Вместе с мамой и Тимошкой мы сделали домик для гномиков.
Маленький крошечный домик стоял на журнальном столе возле моей кровати. Утром я поставила у входа вазочку с яркими пахнущими мёдом цветами. На сладкий запах и яркие цветы появились первые гости. Это были котёнок Кнопа и попугай Кеша, из панциря показалась голова черепахи Снежаны. Кнопе понравился запах каши для детей-гномиков.
Детки не знали , что бывают такие огромные и красивые животные. Зверюшки быстро подружились с маленькими чудо- человечками. Они катали их по комнате. Гномики весело хохотали и смех был похож на перелив звонких колокольчиков.
Когда на небе зажглись первые звёзды малыши уснули. Тимошка присел на уголок моей подушки и мы долго шептались, делились своими секретами.
У меня был один большой секрет. Очень давно я гуляла по улице и встретила весёлую старушку. Мы долго разговаривали и её понравились мой фантазии. На прощание она подарила мне тоненькое колечко с голубым камешком. Старушка сказала, что с этим колечком я смогу становиться невидимой если повернуть колечко камешком к ладошке и загадать какое-нибудь место, куда я хочу попасть. Тимошка очень обрадовался, ведь у него появилась надежда вернуться в свою Ягодную Лилиану и снова увидеть папу, маму, друзей. Мы договорились утром попробовать побывать в стране гномиков.
Когда первые лучи солнца заскользили по окошку я открыла глаза и увидела своих новых друзей. Они были готовы отправиться в путь. Быстро позавтракав , усадив гномиков в кармашек, повернула колечко и сказала: « Хочу попасть в страну Ягодную Лилиану- родину моих друзей !»
Комната наполнилась яркими звёздочками. Они медленно закружились, затем быстрее и быстрее и какая то неведомая сила подняла меня. Через мгновение я уже стояла на яркой полянке среди ягод и множества цветных колпачков. Это были гномики. Их было так много, я даже боялась сдвинуться с места ,что бы не наступить на малышей. Тимошка что-то сказал на своём языке и гномики выстроились в длинные шеренги по обе стороны от меня. Я присела на траву. Гномики , как огромная цветковая волна, подбежали ко мне. Они забирались на колени, трогали косички, весело хихикали.
Время пролетело незаметно. Солнышко стало клониться к горизонту и я засобиралась домой. Гномики собрали мне кувшинчик разных ягод. Мы договорились приходить в гости друг к другу, дружить измерениями. Гномики рассказали о седьмом измерении, где жили великаны и обещали познакомить нас, но это будет в следующий раз. Я повернула колечко камешком к ладошке, закрыла глаза и в следующее мгновение очутилась в своей комнате.
На столе стоял крошечный домик-напоминание о моих маленьких друзьях. Я угостила маму ягодами- подарком с удивительной страны маленьких человечков. За рассказом о моём путешествие вечер пролетел быстро.
Засыпая я услышала, как мама сказала: « Не удивляйся, моя дорогая девочка, на нашей круглой планете есть место всем на свете»
PS: Возможно продолжение приключений маленькой девочки Саши и её весёлых друзей – гномиков Тимошки, Тисли и Тимсона….
Фантастика — это особый способ изображения мира. Писатели-фантасты создают в своих произведениях картины «сверхъестественного», «ирреального». Основы фантастического метода в творчестве заложила, вероятно, фольклорная сказка, но художественная литература в значительной мере его развивает. Родоначальником жанра реально-фантастического романа является, пожалуй, Гофман (вспомним его «Эликсиры сатаны»). Русская литература также не обходит вниманием фантастику. В гротесковой манере пишут Гоголь, Салтыков-Щедрин, Лесков. В нашем веке эстафету подхватывает Булгаков. Литература XX века вообще поднимает фантастику на новую ступень, чрезвычайно популярными становятся жанры научной фантастики (А. Толстой, братья Стругацкие), фантастической утопии и антиутопии (Замятин, Войнович). В чем же заключается смысл обращения писателей к фантастическим сюжетам и обстоятельствам? Писатели создают некий экспериментальный мир, в котором разыгрываются модели поведения личности, делается попытка осмыслить истоки тех или иных проблем реального мира.
Фантастические эпизоды зачастую основываются на реальностях нашего мира, вымысел сочетается с действительностью. Реальность подчас настолько алогична, фантасмагорична, что не поддается обычному анализу. Поэтому, скажем, в романе «Мастер и Маргарита» появляется Воланд и его свита, которые за несколько дней сумели обнажить все ужасное, что видел Булгаков в душах москвичей. Иногда фантастическое перенесение действия произведения в будущее позволяет «додумать» результаты тех процессов, которые начались в настоящем. Роман Замятина «Мы» показывает, к чему придут люди, если в условиях глобальных исторических сдвигов XX столетия они забудут о вечных ценностях. Будущее в произведениях А. и Б.. Стругацких рисуется в назидание современности, обращение этих авторов к фантастике продиктовано вниманием к морально-нравственным вопросам существования человека. Даже вмешательство внеземных цивилизаций в дела землян («За миллиард лет до конца света») имеет целью образумить человечество, которое подвергает риску свою планету, ограничить науку, если ее развитие начинает представлять угрозу для людей.
Фантастика и реальность уживаются и в душах героев романа В. Орлова «Альтист Данилов» и А. Кима «Белка». Оба автора подчеркивают в своих произведениях приметы действительности: Данилов — артист Большого театра, отец героя Белки убит во время корейской войны. Герои обоих романов — люди творчества, а потому не могут существовать без фантазии и воображения. И авторы стирают грань между существующим и вымышленным, в результате чего фантазия становится одним из средств отражения эпохи.
У альтиста Данилова, «демона» по отцу и «человека» по матери, есть особый переключатель, переводящий героя из земной жизни («3») в жизнь небесную («Н»). На земле существуют реальные заботы, но он живет ожиданием некоего часа «Ч», когда герой будет призван к ответу.
Сказочные приключения и превращения происходят и с четырьмя героями «Белки». В процессе творчества, реализации замыслов они сталкиваются с носителями звериного начала, которые разными способами губят таланты. Лилиана Дмитриевна, соблазнившая юного Дмитрия, — хорек-вампир.
Жена Георгия оказывается тигрицей, поместившей талантливого мужа в золотую клетку. Во всемирной конференции «по домино» участвуют существа, похожие на людей, но являющиеся, по сути, хищниками. Лишь один герой, «…ий», может превращаться из человека в животное, а потому он умеет распознавать звериное нутро человека.
Конечно, все это аллегория. Цель, которую преследует своим романом А. Ким, глубоко реалистична. Автор стремится убедить читателей, что спасение мира заключается в том, что в людях должно восторжествовать творческое, человеческое начало, а не звериные инстинкты. Зло, мещанство и эгоизм — это понятия вневременные, это те пороки, которые всегда были присущи людям. Герои «Белки» не просто живут: они участвуют в великой схватке между Добром и Злом, и приметы реальности в романе подводят нас к выводу, что эта борьба происходит вокруг нас постоянно. Характерен и финал романа «Альтист Данилов», когда герой начинает понимать, что очень многое в его мире — плод фантазии, но фантастикой наполнена и реальность.
Использование фантастики в творчестве позволяет писателям открыть новые способы анализа действительности, усиливает нравственную направленность литературы и увеличивает ее возможности. Больше того, природа человека такова, что его всегда тянет заглянуть за пределы «познаваемого», а потому, как мне кажется, фантастические произведения всегда будут пользоваться популярностью.
Значение книг Аркадия (1925-1991) и Бориса (род. 1933) Стругацких для литературного процесса 1960-1970-х годов не связано впрямую ни с их литературным мастерством. Стиль их сочинений близок к беллетристическому, характеры зачастую схематичны и плановые, ни даже с политическими подтекстами, щедро рассыпанными по страницам их фантастических повестей и романов. Стругацкие значительны прежде всего тем, что с исключительной интеллектуальной честностью исследовали возможные модификации утопического сознания. Каждое их зрелое сочинение строится как острый эксперимент, испытывающий тот или иной аспект идеологии прогресса и прогрессивного воздействия на историю общества и судьбу отдельного человека – идеологии, лежащей в основе не только утопического сознания, но и всей культуры нового времени.
Стругацкие начинают с того, что в духе “оттепели” очищают утопизм от тоталитарных обертонов, рисуя в своих ранних книгах, во многом еще несущих на себе отпечаток влияний И. Ефремова (”Извне” (1958); “Страна багровых туч” (1959); “Путь на Амальтею” (1960); “Полдень XXII век (Возвращение)” (1961); “Стажеры” (1962); “Далекая радуга” (1963)), картину “коммунизма с человеческим лицом”, свободного общества свободных и гуманных людей. Как справедливо отмечает И. Сзизери-Роне, Стругацкие нашли художественные идеи и формы, наиболее адекватные мироотношению и миропониманию научно-технической интеллигенции “оттепельного” поколения: “Молодые представители научной элиты, голосом которой стали Стругацкие (и к которой они принадлежали – по крайней мере, Борис Стругацкий, профессиональный астроном и компьютерщик) верили в то, что именно они станут архитекторами обновленной социалистической утопии. Им казалось, что время выдвинуло их в революционный авангард мирной революции… Благодаря Стругацким, наука стала представляться как носитель новой сказочной парадигмы, более реалистичной, чем старая (соцреалистическая) сказочность… но идентичной по структуре.
Прощание с этой утопией произошло в искрометно-смешной “сказке для научных работников младшего возраста” “Понедельник начинается в субботу” (1965), в которой сказочные черты технократической утопии были иронически обнажены: энтузиасты-ученые превратились в профессиональных волшебников, окруженных домовыми, упырями, русалками и прочими традиционно-сказочными персонажами. Но сам их мир отчетливо приобрел черты “заповедника гоблинов”, интеллектуального гетто (подобного создаваемым в 1960-е годы академическим и “закрытым” городкам), полностью изолированного от “внесказочной”, социальной реальности. Сама утопическая вера в способность научного знания прогрессивно преобразовывать общество превращалась в одну из сказок человечества, не лишенную обаяния, но заслуживающую по крайней мере иронического отношения. Не случайно в “Сказке о Тройке” (1968), продолжающей “Понедельник”, шестидесятники-волшебники, в сущности, капитулировали перед тупой силой гротескно изображенных партийно-советских бюрократов и готовы были признать их невменяемую власть “действительной, а следовательно, разумной”. Публикация сильно урезанного варианта этой сказки в журнале “Ангара” привела к закрытию журнала и запрету на издание книг Стругацких, негласно существовавшему до 1980-х годов.
Возможно, наиболее сильно в художественном отношении мотив отчуждения интеллигенции (”прогрессоров”) был реализован в сатирической повести “Улитка на склоне” (1966, 1968), написанной в лучших традициях кафкианской фантасмагории. В этой повести герои-интеллигенты, филолог Перец и биолог Кандид (последний в отдельной части, опубликованной издательством “Ардис” под названием “Лес”, 1981), оказывались заброшенными в реальность, разделенную на два несовместимых мира – Лес и Управление по делам леса. Лес представлял собой развернутую метафору народа, живущего по неясным биологическим законам, разделенного на враждующие племена, кишащего ловушками и мрачными тайнами.
Единственная “идеология”, которая ощущается в глубине этого “коллективного-бессознательного” – это ксенофобия, страх и ненависть к чужаку, легко перерастающая в фашизм. Управление, в свою очередь, аллегорически и в то же время детально моделировало советскую бюрократическую машину, тоже живущую по своим иррациональным законам, непрерывно имитирующую деятельность, но способную лишь санкционировать бесполезные попытки искоренить лес, а на самом деле, совершенно бессильную как-либо реально вмешаться в его странную жизнь. Один из интеллигентов-”прогрессоров”, Кандид, оказавшись в Лесу, доказывал, что он способен, по крайней мере, сохранить разум и человеческие чувства, хотя и не добивался ни любви, ни доверия со стороны “лесных жителей”. Как пишет американская исследовательница творчества Стругацких, И. Ховелл, “отказ Кандида капитулировать – героический, но бесплодный жест – превращал его в своего рода юродивого”54. Что касается Перца, попавшего в Управление, то он, удивляясь и сопротивляясь административному безумию, в конечном счете находит себя в кресле директора Управления и, несмотря на начальные планы реформировать все и вся, капитулирует: понимая собственное бессилие изменить что-либо как в Лесу, так и в Управлении, он подписывает оставшийся от предыдущего директора абсурдный приказ, по сути, соглашаясь на функцию очередного бюрократического “органчика”. Зажатые между несовместимыми и по-разному абсурдными мирами Леса и Управления, интеллигенты-”прогрессоры” оказываются в принципе бессильны. Их язык разума и культуры непереводим ни на язык народного, докультурного хаоса, ни на язык административно абсурда. Именно поэтому они обречены либо на превращение в юродивых “мутантов”, либо на капитуляцию.
Похожие сочинения
Темы Стругацких философия жизненного пути Новое!