Сочинение на тему гений и злодейство моцарт и сальери

8 вариантов

  1. В первой сцене трагедии Сальери произносит монолог, в котором он вспоминает свое нелегкое восхождение к славе и признанию. Долго и упорно шел он к поставленной цели, отказавшись и от забав, и от изучения наук, чуждых боготворимой им музыке. Однако Сальери искусство сделалось ремеслом, в котором он достиг определенных высот.
    Сальери негодует на несправедливость судьбы, давшей другому просто так все, чего он достигал «усильным, напряженным постоянством».
    Сальери в трагедии ПушкинА — это не однозначный и заурядный злодей; он человек сильный и целеустремленный, он действительно любит музыку и тонко чувствует гармонию звуков; и прежде он был свободен от иссушающего ум и душу чувства зависти.
    Зависть Сальери порождена кажущейся несправедливостью неба, распределяющего свои дары произвольно, как он думает, и его собственной гордыней. Отказывающейся с этим примириться.
    Однако его раздумья ожесточают сердце, и Сальери самовольно присваивает право решать: жить Моцарту или нет. Натура Сальери противоречива. Он способен искренне восхищаться музыкой Моцарта и в то же время готов его за это убить.
    Моцарт предстает как шутник и весельчак, который искренне смеется над игрой слепого скрипача, коверкающего его собственную музку. Он не придает большого значения своим гениальным творениям. И все же какое-то неясное предчувствие томит Моцарта. Может быть, это тень смерти является ему?… Моцарт не сомневается в дружбе Сальери. И никакое сомнение в добром расположении друга не омрачает его уверенности. Моцарт не подозревает, что Сальери…
    которого он считал другом, всыпал в стакан яд. И на миг Сальери охватывает ужас перед содеянным. Слова Моцарта о том, что «гений и злодейство — две вещи несовместимые» заставляют Сальери задуматься.
    Сальери пытается оправдаться сам перед собой, вспоминая предание о Микелянджело Буонаротти, о котором говорили, будто он убил натурщика, чтобы естественнее изобразить умирающего Иисуса Христа. Однако Сальери слишком умен, чтобы легко поверить в это или найти в этом успокоение для своей нечистой совести, которая, видимо, не совсем еще умолкла в его душе.
    Пушкин написал трагедию «Моцарт и Сальери» в 1830 году, а в 1832 году он сделал следующую заметку «О Сальери»: «В первое представление «Дон Жуана», в то время когда весь театр, полный изумленных знатоков упивался гармонией Моцарта, раздался свист — все обратились с негодованием, и знаменитый Сальери вышел из залы, в бешенстве, снедаемый завистью…
    Некоторые немецкие журналы говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении — а отравлении великого Моцарта. Завистник который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить и его творца».
    В этих словах заключена идея трагедии ПушкинА. Многие ученые, занимающиеся исследованием жизни и творчества Моцарта, не подтверждают гипотезу о его отравлении. Но это и не важно, ведь Пушкин прежде всего стремился показать открытость и искренность истинно гениального человека, не способного на низость и не подозревающего коварства, скрытого под личиной притворной дружбы.

  2. 2
    Текст добавил: РеАлЬнЫй ПаЦаН

    «ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО -ДВЕ ВЕЩИ НЕСОВМЕСТНЫЕ» (по трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери», вариант 1)
    Всеобъемлющая, подавляющая все остальные чувства страсть самоутверждения, стремление любой ценой утвердить себя наравне с эталонами, героями, гениями, доказать свое превосходство, исключительность — вот основной двигатель поступков главного персонажа трагедии «Моцарт и Сальери». В этом его родство с героями других «Маленьких трагедий». Подобные Сальери люди наделены индивидуалистическим сознанием, все их поступки направлены на удовлетворение своего честолюбия, утверждение личной независимости, превосходства. Счастье для них — утверждение своих духовных принципов, невзирая на жизненные принципы других людей.
    Отсюда и подавление всех естественных человеческих чувств: привязанности, любви, дружбы.
    Трагедия начинается с драматического монолога Сальери, подводящего безрадостный итог своей целеустремленной, наполненной жесткими ограничениями жизни. Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше, Горечь и скорбь этого восклицания — прямое продолжение негодующей реплики герцога в трагедии «Скупой рыцарь»:
    «Ужасный век, ужасные сердца!» Однако, познакомившись с Сальери ближе, мы осознаем, что этот человек — не духовный наследник олицетворяющего справедливость герцога, а прямой потомок одержимого эгоистической страстью барона. Что же так глубоко возмутило Сальери? То, чего опасался и барон: разрушение системы ценностей. История его жизни, при существенном различии во времени, социальном положении и интеллектуальном уровне — тот же многотрудный путь к самоутверждению, к созданию своего незыблемого мира.
    Сальери с достоинством прожившего осмысленную, целеустремленную жизнь человека говорит:
    Отверг я рано праздные забавы; Науки, чуждые музыки, были Постылы мне; упрямо и надменно От них отрекся я и предался Одной музыке.
    Путем самоотверженного труда, полного отрешения от нормальной человеческой жизни он выстрадал тонкое чувство музыки, постижение законов гармонии, признание жрецов искусства:
    Усильным, напряженным постоянством Я наконец в искусстве безграничном Достигнул степени высокой. Слава Мне улыбнулась…
    Сальери обрел душевный покой, испытал удовлетворение, постепенно познавая тайны музыки. И все это вдруг оказалось растоптанным, разрушенным появлением Моцарта — гениального, одаренного природой музыканта. Вся система духовных ценностей оказалась повергнутой в прах, что привело Сальери в отчаяние, вызвало у него и негодование:
    Где УС правота, когда священный дар, Когда бессмертный гений — не в награду Любви горящей, самоотверженъя, Трудов, усердия, молений послан — А озаряет голову безумца, Гуляки праздного?..
    Точно так же негодует царствующий в своих подвалах с золотом барон при мысли о том, что результат его самоотверженной жизни достанется «безумцу, расточителю молодому» Альберу, не приложившему ни малейших усилий для достижения этого могущества. Обида Сальери, на мой взгляд, понятна и вызывает сочувствие. Но разве можно подчинить гений сухой логике?
    «Поверить алгеброй гармонию» уже созданного произведения, разумеется, можно, и тут безупречный вкус и совершенное знание музыкальной культуры возносят Сальери на вершину избранного им искусства. Однако совершенное владение теорией и техникой музыки еще не гарантия создания гениальных произведений.
    Сальери к тому же так и остался ремесленником в творчестве, он не может выйти из-под влияния то Глюка, то Пуччини, то Гайдна. Моцарт и Сальери — две противоположности. Сальери — олицетворение гордого одиночества и презрения, Моцарт — воплощение жизнелюбия, наивной доверчивости, трогательной человечности. Оба они стоят высоко над толпой. Но Моцарт универсален, а Сальери узок, Моцарт вмещает в себя весь мир и щедро делится с ним своими творческими откровениями, Сальери же эта его щедрость возмущает:
    Мне не смешно, когда маляр негодный Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
    Мне не смешно, когда фигляр презренный Пародией бесчестит Алигъври…
    Сальери восхищается гениальными озарениями Моцарта-музыканта, ему в совершенстве изучившему музыку отчетливо видна гармоническая безупречность звукоряда, выражающего свободный полет мысли «счастливца праздного». Какая глубина!
    Какая смелость и какая стройность! Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь; Я знаю, я.
    Несправедливое устройство мира воплотилось для Сальери в Моцарте-человеке. Если бы тот был отрешенным от жизни аскетом, напряженным трудом постигающим тайну музыки, Сальери, мне кажется, по-доброму радовался бы его успехам. Но в Моцарте сосредоточивается враждебное Сальери творческое начало. Незаслуженный дар Моцарта разрушает всю систему ценностей, обессмысливает и разрушает весь жертвенный жизненный путь Сальери. И он всем своим существом протестует против этого. Оправдывая себя, Сальери утверждает, что он «избран, чтоб его остановить — не то мы все погибли. Мы все, жрецы, служители музыки, не я один с моей глухою славой..,» Моцарт должен уйти, чтобы не нарушался устоявшийся миропорядок, чтобы несколько порывов вдохновения гения не обесценили дающееся трудом искусство избранных, потому что, «возмутив бескрылое желанье» в простых людях, он все равно не сможет поднять их на более высокую духовную ступень. Моцарт не учитель, он бог в искусстве, ибо он неповторим, а следовательно — неправильный, бесполезный.
    Великодушное признание Моцартом за Сальери принадлежности к высокому, не подвластному разуму, «бесполезному» искусству на фоне рассуждений Сальери выглядит как жестокий приговор:
    Нас мало избранных, счастливцев праздных,
    Пренебрегающих презренной пользой,
    Единого прекрасного жрецов…
    А окончательным приговором ему становятся бессмертные слова благородного, чуждого мелочных страстей, светлого Моцарта: «Гений и злодейство — две вещи несовместные».

  3. Всеобъемлющая, подавляющая все остальные чувства страсть самоутверждения, стремление любой ценой утвердить себя наравне с эталонами, героями, гениями, доказать свое превосходство, исключительность – вот основной двигатель поступков главного персонажа трагедии “Моцарт и Сальери”. В этом его родство с героями других “Маленьких трагедий”. Подобные Сальери люди наделены индивидуалистическим сознанием, все их поступки направлены на удовлетворение своего честолюбия, утверждение личной независимости, превосходства. Счастье для
    них – утверждение своих духовных принципов, невзирая на жизненные принципы других людей.
    Отсюда и подавление всех естественных человеческих чувств: привязанности, любви, дружбы.
    Трагедия начинается с драматического монолога Сальери, подводящего безрадостный итог своей целеустремленной, наполненной жесткими ограничениями жизни. Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше, Горечь и скорбь этого восклицания – прямое продолжение негодующей реплики герцога в трагедии “Скупой рыцарь”:
    “Ужасный век, ужасные сердца!”
    Однако, познакомившись с Сальери ближе, мы осознаем,
    что этот человек – не духовный наследник олицетворяющего справедливость герцога, а прямой потомок одержимого эгоистической страстью барона. Что же так глубоко возмутило Сальери? То, чего опасался и барон: разрушение системы ценностей. История его жизни, при существенном различии во времени, социальном положении и интеллектуальном уровне – тот же многотрудный путь к самоутверждению, к созданию своего незыблемого мира.
    Сальери с достоинством прожившего осмысленную, целеустремленную жизнь человека говорит:
    Отверг я рано праздные забавы;
    Науки, чуждые музыки, были
    Постылы мне; упрямо и надменно
    От них отрекся я и предался
    Одной музыке.
    Путем самоотверженного труда, полного отрешения от нормальной человеческой жизни он выстрадал тонкое чувство музыки, постижение законов гармонии, признание жрецов искусства:
    Усильным, напряженным постоянством
    Я наконец в искусстве безграничном
    Достигнул степени высокой. Слава
    Мне улыбнулась…
    Сальери обрел душевный покой, испытал удовлетворение, постепенно познавая тайны музыки. И все это вдруг оказалось растоптанным, разрушенным появлением Моцарта – гениального, одаренного природой музыканта. Вся система духовных ценностей оказалась повергнутой в прах, что привело Сальери в отчаяние, вызвало у него и негодование:
    Где же правота, когда священный дар,
    Когда бессмертный гений – не в награду
    Любви горящей, самоотверженья,
    Трудов, усердия, молений послан –
    А озаряет голову безумца,
    Гуляки праздного?..
    Точно так же негодует царствующий в своих подвалах с золотом барон при мысли о том, что результат его самоотверженной жизни достанется “безумцу, расточителю молодому” Альберу, не приложившему ни малейших усилий для достижения этого могущества. Обида Сальери, на мой взгляд, понятна и вызывает сочувствие. Но разве можно подчинить гений сухой логике?
    “Поверить алгеброй гармонию” уже созданного произведения, разумеется, можно, и тут безупречный вкус и совершенное знание музыкальной культуры возносят Сальери на вершину избранного им искусства. Однако совершенное владение теорией и техникой музыки еще не гарантия создания гениальных произведений.
    Сальери к тому же так и остался ремесленником в творчестве, он не может выйти из-под влияния то Глюка, то Пуччини, то Гайдна. Моцарт и Сальери – две противоположности. Сальери – олицетворение гордого одиночества и презрения, Моцарт – воплощение жизнелюбия, наивной доверчивости, трогательной человечности. Оба они стоят высоко над толпой. Но Моцарт универсален, а Сальери узок, Моцарт вмещает в себя весь мир и щедро делится с ним своими творческими откровениями, Сальери же эта его щедрость возмущает:
    Мне не смешно, когда маляр негодный
    Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
    Мне не смешно, когда фигляр презренный
    Пародией бесчестит Алигьери…
    Сальери восхищается гениальными озарениями Моцарта-музыканта, ему в совершенстве изучившему музыку отчетливо видна гармоническая безупречность звукоряда, выражающего свободный полет мысли “счастливца праздного”.
    Какая глубина!
    Какая смелость и какая стройность!
    Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;
    Я знаю, я.
    Несправедливое устройство мира воплотилось для Сальери в Моцарте-человеке. Если бы тот был отрешенным от жизни аскетом, напряженным трудом постигающим тайну музыки, Сальери, мне кажется, по-доброму радовался бы его успехам. Но в Моцарте сосредоточивается враждебное Сальери творческое начало. Незаслуженный дар Моцарта разрушает всю систему ценностей, обессмысливает и разрушает весь жертвенный жизненный путь Сальери. И он всем своим существом протестует против этого. Оправдывая себя, Сальери утверждает, что он “избран, чтоб его остановить – не то мы все погибли. Мы все, жрецы, служители музыки, не я один с моей глухою славой..,” Моцарт должен уйти, чтобы не нарушался устоявшийся миропорядок, чтобы несколько порывов вдохновения гения не обесценили дающееся трудом искусство избранных, потому что, “возмутив бескрылое желанье” в простых людях, он все равно не сможет поднять их на более высокую духовную ступень. Моцарт не учитель, он бог в искусстве, ибо он неповторим, а следовательно – неправильный, бесполезный.
    Великодушное признание Моцартом за Сальери принадлежности к высокому, не подвластному разуму, “бесполезному” искусству на фоне рассуждений Сальери выглядит как жестокий приговор:
    Нас мало избранных, счастливцев праздных,
    Пренебрегающих презренной пользой,
    Единого прекрасного жрецов…
    А окончательным приговором ему становятся бессмертные слова благородного, чуждого мелочных страстей, светлого Моцарта: “Гений и злодейство – две вещи несовместные”.
    (No Ratings Yet)
    Loading…

    Похожие сочинения:

    “ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО – ДВЕ ВЕЩИ НЕСОВМЕСТНЫЕ” (по трагедии А. С. Пушкина “Моцарт и Сальери”, вариант 2) Поэт гениально воплотил в трагедии дух своего времени, проникнутого безудержной жаждой самоутверждения, расчетливостью и жестокостью, и личную жизненную драму. Сюжет пьесы основан на легенде об отравлении известным венским композитором Антонио…
    РЫЦАРСТВО И АНТИРЫЦАРСТВО В ТРАГЕДИИ А. С. ПУШКИНА “СКУПОЙ РЫЦАРЬ” Эпоха средневековья – это благородный и возвышенный мир рыцарских турниров, освященный прекрасными ритуалами культ дамы сердца, прекрасной и недостижимой, как идеал, вдохновляющей на подвиги. Рыцари – это носители чести и…
    “ИМПРОВИЗАТОР ЛЮБОВНОЙ ПЕСНИ” (по трагедии А. С. Пушкина “Каменный гость”) Трагедия “Каменный гость” – художественная версия популярной легенды, к которой обращались многие известные писатели. Произведение настолько тонкопсихологичное и насыщено философскими смыслами такой глубины, что Белинский назвал трагедию “без всякого сравнения,…
    Сочинение по трагедии Александра Пушкина “Борис Годунов” А. С. Пушкин – один из немногих известных литературных гениев, творчество которых отличается жанровым разнообразием. Вот и трагедия “Борис Годунов” не является исключением: яркая историко-политическая тематика выделяется на фоне преобладающей…
    СМИРЕНИЕ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ИЛИ БЕССМЕРТИЕ В БОРЬБЕ: СВОБОДА ВЫБОРА (по трагедии А. С. Пушкина “Пир во время чумы”) Материалом для трагедии “Пир во время чумы” послужила сцена из драматической поэмы английского поэта-романтика Вильсона “Чумной город”. Однако вольный перевод представляет собой лишь сюжетную основу произведения – трагедия наполнена личными…
    ОБРАЗ МАШИ ТРОЕКУРОВОЙ В ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА “ДУБРОВСКИЙ” (вариант 1) На страницах повести А. С. Пушкина “Дубровский” мы встречаемся с двумя наиболее полно обрисованными женскими образами: Маши Троекуровой и няни Владимира Дубровского – Егоровны. Ни разница в годах, ни принадлежность…
    Григорьев А. А. ИЗ СТАТЬИ ПО ПОВОДУ НОВОГО ИЗДАНИЯ СТАРОЙ ВЕЩИ ИЗ СТАТЬИ “ПО ПОВОДУ НОВОГО ИЗДАНИЯ СТАРОЙ ВЕЩИ” Вся комедия есть комедия о хамстве, к которому равнодушного или даже несколько более спокойного отношения незаконно и требовать от такой возвышенной натуры,…
    МОСКОВСКОЕ И ПЕТЕРБУРГСКОЕ ДВОРЯНСТВО В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 1) А. С. Пушкин искренне восхищается Москвой как воплощением национальной культуры, самобытности, русского духа, хранительницей исторической памяти народа. Поэт гордится старинными замками, Кремлем, свидетелями славы русского оружия, символами торжества идеи национального…
    ТЕМА ПОЭТА И ПОЭЗИИ В ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА (вариант 2) Пушкин с юношеских лет сознавал высокое назначение поэзии и ответственность поэта за высказанное поэтическое слово. Уже в 1818 году в стихотворении “К Н. Я. Плюсковой”, написанном по заказу в честь…
    ВОЛЬНОЛЮБИВАЯ ЛИРИКА А. С. ПУШКИНА (вариант 1) …В мой жестокий век восславил я свободу…” А. С. Пушкин Идея свободной России проходит через все творчество Пушкина. Уже в своем раннем творчестве Пушкин выступал против несправедливости и деспотизма существующего…
    ВОЛЬНОЛЮБИВАЯ ЛИРИКА А. С. ПУШКИНА (вариант 2) Французская буржуазная революция обусловила крах феодализма в Западной Европе, рост национального самосознания и борьбу угнетенных народов за независимость. Лучшие представители дворянства в России сознавали политическую необходимость освобождения крестьян от крепостного…
    СТИХОТВОРЕНИЕ А. С. ПУШКИНА “ДЕРЕВНЯ” (вариант 1) Стихотворение “Деревня” относится к ранним произведениям Пушкина и является примером вольнолюбивой лирики поэта. После окончания лицея молодой Пушкин поселился вместе с родителями в доме на Фонтанке и с головой окунулся…
    ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ЛИРИКА А. С. ПУШКИНА (вариант 1) Едва ли не центральное место в творчестве Пушкина занимает патриотическая тема. Родина для поэта – это не только его родные, друзья, знакомые; родина – это весь русский народ. С самого…
    НАРОД В ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА “КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА” (вариант 1) В “Капитанской дочке” А. С. Пушкин создал поистине народные характеры, поистине русские. Он показал, что наравне со свободолюбием и мятежностью, наравне с величием и достоинством, национальному характеру присущи смиренность и…
    НАРОД В ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА “КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА” (вариант 2) В “Капитанской дочке” мы встречаем поистине русские характеры, которым наравне с благородством, достоинством, честью присущи и привитые веками бесправного положения смиренность, рабская психология. Эти черты заметны в Савельиче и капитане…
    Гринев и Швабрин (по роману А. С. Пушкина “Капитанская дочка”) (2-й вариант) Гринев и Швабрин (по роману А. С. Пушкина “Капитанская дочка”) (2-й вариант) В историческом романе “Капитанская дочка” А. С. Пушкин обращается к XVIII в., к крестьянскому восстанию под предводительством Емельяна…
    ОБРАЗ ВЛАДИМИРА ДУБРОВСКОГО В ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА “ДУБРОВСКИЙ” (вариант 1) В первое наше знакомство с Владимиром Дубровским перед нами предстает молодой, уверенный в себе и своем будущем дворянин, гвардейский корнет, мало когда задумывающийся о том, откуда берутся деньги и сколько…
    “КОМИЧЕСКИЙ ГЕНИЙ” А. С. ГРИБОЕДОВА Гениальный драматург, талантливый поэт и выдающийся дипломат Александр Сергеевич Грибоедов своей комедией “Горе от ума” положил начало расцвету русской реалистической драматургии. В Московском университете Грибоедов сближается с будущими декабристами, страстно…
    ОБРАЗ ТАТЬЯНЫ В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 2) Одним из крупнейших произведений Александра Сергеевича Пушкина является роман в стихах “Евгений Онегин”. Его созданию поэт посвятил около девяти лет. Он нарисовал необыкновенно живые и запоминающиеся образы Онегина, Татьяны, Ольги,…
    ОБРАЗ ОЛЬГИ В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 1) Ольга – одна из главных героинь романа в стихах “Евгений Онегин”. Впервые на страницах романа мы встречаемся с Ольгой не непосредственно, а через восприятие возвышенного, благородного, романтического Ленского. Ах, он…
    ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ ДВОРЯНСТВО В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 2) Наиболее полно провинциальное дворянство автор описал на примере семьи помещиков Лариных. Главу семейства, отца Татьяны, Пушкин не без иронии называет “добрый малый, в прошедшем веке запоздалый”. Он равнодушно относился к…
    ОБРАЗ АВТОРА В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 2) В романе “Евгений Онегин” нашла художественное воплощение жизнь России начала 19 века. Духовные поиски и идейно-психологический кризис части передового столичного дворянства, быт и культурный уровень провинции, жизнь народа – все…
    Гринев и Швабрин (по роману А. С. Пушкина “Капитанская дочка”) (1-й вариант) Гринев и Швабрин (по роману А. С. Пушкина “Капитанская дочка”) (1-й вариант) В 1833-1836 гг. А. С. Пушкин написал роман “Капитанская дочка”, который явился итогом исторических исканий автора, воплотившим в…
    МОСКОВСКОЕ И ПЕТЕРБУРГСКОЕ ДВОРЯНСТВО В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 2) Прежде чем познакомить читателя с людьми, населяющими Москву, с их нравами, интересами, поэт не может не коснуться героического прошлого этого старинного города, не вспомнить годы лихолетья, которые уготовил Москве Наполеон….
    ОБРАЗ ТАТЬЯНЫ В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 1) Образ Татьяны – один из самых пленительных и глубоких в истории русской литературы. Татьяна открывает галерею портретов прекрасных женщин с истинно русским характером. Она – духовный предшественник поэтичных, самобытных, самоотверженных…
    ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ В РОМАНЕ А. С. ПУШКИНА “ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН” (вариант 1) В образах Ольги и Татьяны А. С. Пушкин воплотил два наиболее распространенных типа женских национальных характеров. Поэт художественно выразительно подчеркивает непохожесть, разность сестер Лариных, отнюдь, однако, не противопоставляя их друг…
    ОБРАЗ МАШИ ТРОЕКУРОВОЙ В ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА “ДУБРОВСКИЙ” (вариант 2) Черты любимого женского образа Пушкина во всех произведениях одинаковы: юна, умна, благородна, мечтательна, красива… Именно такой была Маша Троекурова в “Дубровском”, такой была Маша Миронова в “Капитанской дочке”, такой, но…
    Кто виноват в страданиях героини? (по рассказу Н. С. Лескова “Старый гений”) Кто виноват в страданиях героини? (по рассказу Н. С. Лескова “Старый гений”) Творчество Н. С. Лескова является важным этапом в формировании национального своеобразии русской литературы. Он не боялся говорить о…
    “ТАТЬЯНЫ МИЛЫЙ ИДЕАЛ…” (по роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”, вариант 2) Образ Татьяны – любимый женский образ Пушкина. С этим образом в творчестве поэта мы уже встречались: Маша Троекурова в “Дубровском”, Маша Миронова в “Капитанской дочке”, – но это были только…
    Анализ стихотворения Батюшкова “Мой гений В жизни каждого поэта были роковые встречи, и Константин Батюшков в этом вопросе не является исключением. В 1813 году, гостя у знакомых в Петербурге, поэт знакомится с Анной Фурман и…
    “ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО – ДВЕ ВЕЩИ НЕСОВМЕСТНЫЕ” (по трагедии А. С. Пушкина “Моцарт и Сальери”, вариант 1)

  4. «ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО — ДВЕ ВЕЩИ НЕСОВМЕСТНЫЕ» (по трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери», вариант 2)
    Поэт гениально воплотил в трагедии дух своего времени, проникнутого безудержной жаждой самоутверждения, расчетливостью и жестокостью, и личную жизненную драму.
    Сюжет пьесы основан на легенде об отравлении известным венским композитором Антонио Сальери своего гениального коллеги. В примечаниях к трагедии Пушкин обосновал вероятность совершения преступления историческим фактом: на премьере выдающейся оперы Моцарта «Дон Жуан» только Сальери освистал композитора. Завистник, который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его творца. Первоначально Пушкин назвал свое произведение именно так — «Зависть». Каковы же истоки этого чувства, как мог творческий человек, «сын гармонии», опуститься до банального убийства?
    В своем монологе герой излагает этапы жертвенного восхождения на Олимп искусства и причины жестокого разочарования в мировой справедливости. С детства Сальери испытывал неведомое волнение перед старинным органом. В отрочестве отказывался от развлечений ради музыки. В юности стоически преодолевал трудности. И его самоотверженное служение музыке, пренебрежение повседневными заботами увенчались успехом: он познал тайны музыки. Сальери убежден, что музыка — высшее искусство и оценить его могут только избранные. Он тонко чувствует музыку, проникает в самую суть законов гармонии, беспощаден к малейшей фальшивой ноте в собственных творениях, счастлив «трудами и успехами друзей». Но Сальери абсолютно уверен, что законы гармонии подвластны лишь тому, кто титаническим трудом постигает их в течение жизни, жертвуя ради этого всем.
    И вдруг созданный им логически безупречный и, с его точки зрения, справедливый мир рушится — Моцарт своими блестящими экспромтами, гениальность которых Сальери как безупречный музыкант не может не признать, и неистощимым жизнелюбием, душевной щедростью полностью опровергает выстраданную систему ценностей:
    Где ж правота, когда священный дар, Когда бессмертный гений — не в награду Любви горящей, самоотверженъя, Трудов, усердия, молений послан — А озаряет голову безумца, Гуляки праздного ?..
    Обида Сальери по-человечески понятна: достигнутая тяжким трудом творческая высота оказалась доступной юному Моцарту, который легко, без усилий сочиняет шедевры. Мучительно то, что Сальери не может не признать гениальности Моцарта. Брошенное небесам обвинение нарушает логически стройный ход монолога, подчеркивая глубину отчаяния героя. Верный служитель божественной гармонии уничтожен тем, что Моцарт не ищет покоя от земных страстей, а бесцельно растрачивает свою божественную силу. Причем поначалу Сальери обвиняет вовсе не Моцарта, а некую неведомую силу, которая послала в мир гения и тем самым принесла Сальери такие страдания. И обеспокоен он в большей степени заботой о чистоте искусства и верном служении ему, поглощающем все духовные силы избранного.
    Но искренен ли Сальери в своих претензиях на беспристрастное судейство? И действительно ли Моцарт всего лишь «гуляка праздный»?
    Моцарт весь переполнен музыкой, и его творческий процесс не укладывается в стереотип разумного созидания. Магическая легкость, с которой он сочиняет музыку, — результат насыщенной внутренней жизни, обилия художественных тем и образов, постоянно присутствующих в его душе. Даже небрежно брошенная фраза Моцарта о как бы случайно возникшей у него музыкальной идее вовсе не говорит о бездумной легкости творчества, а скорее о скромности и самокритичности творца:
    … Намедни-ночью
    Бессонница моя меня томила,
    И в голову прийти мне две, три мысли.
    Сегодня я их набросал…
    Творческий процесс — не работа ремесленника: озарение может наступить в любой момент, но оно не настигает творца как неожиданный дар небес, а является плодом напряженных раздумий. Легкость рождения гениальных произведений обманчива: это бессонные ночи стремления запечатлеть ускользающие образы.
    Сальери хорошо знакомы эти творческие муки, непрочные, исчезающие, как дым, мысли. Но, в отличие от Моцарта, он не нуждается в слушателях, кроме таких же избранных, как он сам. Сальери достаточно своего суда, ведь он тонко чувствует малейшую фальшь в своих творениях, Сальери коробит профанация высокого искусства в игре нищего скрипача — Моцарта это забавляет. Сальери возмущен, что «фигляр презренный» разрушает основы созданного им мира божественной гармонии — Моцарт только смеется в ответ.
    Услышав гениальную «безделицу» Моцарта, Сальери потрясен: «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!».
    Своим тонким чувством музыки он безошибочно оценил глубину и гармоническое совершенство произведения. Игра Моцарта наполнила душу Сальери восторгом, тем более возмущенно отозвался он о легкомысленной шутке с нищим музыкантом: Ты с этим шел ко мне И мог остановиться у трактира И слушать скрипача слепого! — Боже! Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
    Сальери признает гениальность Моцарта, но в чем ее суть, не может постигнуть, как не может понять, каким образом соединяются в Моцарте таинство высших озарений и неистребимое жизнелюбие.
    Эти персонажи противоположны во всем. У Моцарта насыщенная жизнь: семья, визиты, трактиры, красотки, нищий скрипач, — его интересует все. Сальери предпочел гордое одиночество. И все же Сальери любит Моцарта, хоть ему самому непонятна эта любовь,
    Избегающий всего земного, строго охраняющий вход в царство гармонии от «презренных фигляров», Сальери резко критикует Моцарта за бессмысленную ,трату сил на житейские мелочи, недостойные гения, но жизнелюбие и трогательная наивность не оставляют равнодушным даже холодного «математика». Сальери не может сознаться в том, что есть другой способ служения искусству: это равносильно для него отрицанию всего жизненного пути. И гениальная музыка Моцарта, наполняющая душу восторгом, также невозможна. Всю жизнь изучавший предшественников и «безропотно, как тот. кто заблуждался и встречным послан в сторону другую», следовавший по проторенному ими пути, Сальери отвергает целесообразность гения Моцарта. Логически исследовав творчество, «разъяв музыку, как труп», Сальери постиг все известные механизмы сочинительства и упорным трудом добился уровня своих учителей. А гений Моцарта уникален, его невозможно логически объяснить, значит, следовать за ним никто не будет, и значит, он не может быть учителем:
    Что пользы, если Моцарт будет жив И новой высоты еще достигнет ? Подымет ли он тем искусство? Нет,,, Так восхищавшийся совершенством мо-цартовского «Реквиема», Сальери принципиально отвергает все творчество гения как бесполезное. Трудолюбивый ученик не может смириться с мыслью, что искусство Моцарта не подлежит изучению и копированию. Ремесленник не может простить творцу его неповторимости, видя в этом высшую несправедливость. Но ведь он претендует на избранность, он оценивает произведение Моцарта глубже и тоньше самого автора. Он тоже гений, как отозвался о нем сам Моцарт. Нет, видно, не гений, ведь «гений и злодейство — две вещи несовместные». Он только ремесленник, потому что его творчество — вторично, а самый талантливый копиист никогда не станет гениальным художником.
    У Сальери остается единственный путь, чтобы восстановить справедливость, защитить свой выстраданный мир жертвенного служения искусству от яркого, но бесполезного сияния гения, — убийство.
    Нет! Не могу противиться я доле Судьбе моей: я избран, чтоб его Остановить — не то мы все погибли, Мы все, жрецы, служители музыки, Не я один с моей глухою славой… Выбор в страшном внутреннем конфликте любви и ненависти сделан, но душевный покой не обретен. Страшные сомнения до конца дней будут терзать эту измученную душу: «Но ужель он прав, и я не гений?».

  5. Всеобъемлющая, подавляющая все остальные чувства страсть самоутверждения, стремление любой ценой утвердить себя наравне с эталонами, героями, гениями, доказать свое превосходство, исключительность — вот основной двигатель поступков главного персонажа трагедии «Моцарт и Сальери». В этом его родство с героями других «Маленьких трагедий». Подобные Сальери люди наделены индивидуалистическим сознанием, все их поступки направлены на удовлетворение своего честолюбия, утверждение личной независимости, превосходства. Счастье для них — утверждение своих духовных принципов, невзирая на жизненные принципы других людей.
    Отсюда и подавление всех естественных человеческих чувств: привязанности, любви, дружбы.
    Трагедия начинается  с драматического монолога Сальери, подводящего безрадостный итог своей целеустремленной, наполненной жесткими ограничениями жизни. Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше, Горечь и скорбь этого восклицания — прямое продолжение негодующей реплики герцога в трагедии «Скупой рыцарь»:
    «Ужасный век, ужасные сердца!»
    Однако, познакомившись с Сальери ближе, мы осознаем, что этот человек — не духовный наследник олицетворяющего справедливость герцога, а прямой потомок одержимого эгоистической страстью барона. Что же так глубоко возмутило Сальери? То, чего опасался и барон: разрушение системы ценностей. История его жизни, при существенном различии во времени, социальном положении и интеллектуальном уровне — тот же многотрудный путь к самоутверждению, к созданию своего незыблемого мира.
    Сальери с достоинством прожившего осмысленную, целеустремленную жизнь человека говорит:
    Отверг я рано праздные забавы;
    Науки, чуждые музыки, были
    Постылы мне; упрямо и надменно
    От них отрекся я и предался
    Одной музыке.
    Путем самоотверженного труда, полного отрешения от нормальной человеческой жизни он выстрадал тонкое чувство музыки, постижение законов гармонии, признание жрецов искусства:
    Усильным, напряженным постоянством
    Я наконец в искусстве безграничном
    Достигнул степени высокой. Слава
    Мне улыбнулась…
    Сальери обрел душевный покой, испытал удовлетворение, постепенно познавая тайны музыки. И все это вдруг оказалось растоптанным, разрушенным появлением Моцарта — гениального, одаренного природой музыканта. Вся система духовных ценностей оказалась повергнутой в прах, что привело Сальери в отчаяние, вызвало у него и негодование:
    Где же правота, когда священный дар,
    Когда бессмертный гений — не в награду
    Любви горящей, самоотверженья,
    Трудов, усердия, молений послан —
    А озаряет голову безумца,
    Гуляки праздного?..
    Точно так же негодует царствующий в своих подвалах с золотом барон при мысли о том, что результат его самоотверженной жизни достанется «безумцу, расточителю молодому» Альберу, не приложившему ни малейших усилий для достижения этого могущества. Обида Сальери, на мой взгляд, понятна и вызывает сочувствие. Но разве можно подчинить гений сухой логике?
    «Поверить алгеброй гармонию» уже созданного произведения, разумеется, можно, и тут безупречный вкус и совершенное знание музыкальной культуры возносят Сальери на вершину избранного им искусства. Однако совершенное владение теорией и техникой музыки еще не гарантия создания гениальных произведений.
    Сальери к тому же так и остался ремесленником в творчестве, он не может выйти из-под влияния то Глюка, то Пуччини, то Гайдна. Моцарт и Сальери — две противоположности. Сальери — олицетворение гордого одиночества и презрения, Моцарт — воплощение жизнелюбия, наивной доверчивости, трогательной человечности. Оба они стоят высоко над толпой. Но Моцарт универсален, а Сальери узок, Моцарт вмещает в себя весь мир и щедро делится с ним своими творческими откровениями, Сальери же эта его щедрость возмущает:
    Мне не смешно, когда маляр негодный
    Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
    Мне не смешно, когда фигляр презренный
    Пародией бесчестит Алигьери…
    Сальери восхищается гениальными озарениями Моцарта-музыканта, ему в совершенстве изучившему музыку отчетливо видна гармоническая безупречность звукоряда, выражающего свободный полет мысли «счастливца праздного».
    Какая глубина!
    Какая смелость и какая стройность!
    Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;
    Я знаю, я.
    Несправедливое устройство мира воплотилось для Сальери в Моцарте-человеке. Если бы тот был отрешенным от жизни аскетом, напряженным трудом постигающим тайну музыки, Сальери, мне кажется, по-доброму радовался бы его успехам. Но в Моцарте сосредоточивается враждебное Сальери творческое начало. Незаслуженный дар Моцарта разрушает всю систему ценностей, обессмысливает и разрушает весь жертвенный жизненный путь Сальери. И он всем своим существом протестует против этого. Оправдывая себя, Сальери утверждает, что он «избран, чтоб его остановить — не то мы все погибли. Мы все, жрецы, служители музыки, не я один с моей глухою славой..,» Моцарт должен уйти, чтобы не нарушался устоявшийся миропорядок, чтобы несколько порывов вдохновения гения не обесценили дающееся трудом искусство избранных, потому что, «возмутив бескрылое желанье» в простых людях, он все равно не сможет поднять их на более высокую духовную ступень. Моцарт не учитель, он бог в искусстве, ибо он неповторим, а следовательно — неправильный, бесполезный.
    Великодушное признание Моцартом за Сальери принадлежности к высокому, не подвластному разуму, «бесполезному» искусству на фоне рассуждений Сальери выглядит как жестокий приговор:
    Нас мало избранных, счастливцев праздных,
    Пренебрегающих презренной пользой,
    Единого прекрасного жрецов…
    А окончательным приговором ему становятся бессмертные слова благородного, чуждого мелочных страстей, светлого Моцарта: «Гений и злодейство — две вещи несовместные».

  6. Поэт гениально воплотил в трагедии дух своего времени, проникнутого безудержной жаждой самоутверждения, расчетливостью и жестокостью, и личную жизненную драму.
    Сюжет пьесы основан на легенде об отравлении известным венским композитором Антонио Сальери своего гениального коллеги. В примечаниях к трагедии Пушкин обосновал вероятность совершения преступления историческим фактом: на премьере выдающейся оперы Моцарта «Дон Жуан» только Сальери освистал композитора. Завистник, который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его творца. Первоначально Пушкин назвал свое произведение именно так — «Зависть». Каковы же истоки этого чувства, как мог творческий человек, «сын гармонии», опуститься до банального убийства?
    В своем монологе герой излагает этапы жертвенного восхождения на Олимп искусства и причины жестокого разочарования в мировой справедливости. С детства Сальери испытывал неведомое волнение перед старинным органом. В отрочестве отказывался от развлечений ради музыки. В юности стоически преодолевал трудности. И его самоотверженное служение музыке, пренебрежение повседневными заботами увенчались успехом: он познал тайны музыки. Сальери убежден, что музыка — высшее искусство и оценить его могут только избранные. Он тонко чувствует музыку, проникает в самую суть законов гармонии, беспощаден к малейшей фальшивой ноте в собственных творениях, счастлив «трудами и успехами друзей». Но Сальери абсолютно уверен, что законы гармонии подвластны лишь тому, кто титаническим трудом постигает их в течение жизни, жертвуя ради этого всем.
    И вдруг созданный им логически безупречный и, с его точки зрения, справедливый мир рушится — Моцарт своими блестящими экспромтами, гениальность которых Сальери как безупречный музыкант не может не признать, и неистощимым жизнелюбием, душевной щедростью полностью опровергает выстраданную систему ценностей:
    Где ж правота, когда священный дар,
    Когда бессмертный гений — не в награду
    Любви горящей, самоотверженья,
    Трудов, усердия, молений послан —
    А озаряет голову безумца,
    Гуляки праздного?..
    Обида Сальери по-человечески понятна: достигнутая тяжким трудом творческая высота оказалась доступной юному Моцарту, который легко, без усилий сочиняет шедевры. Мучительно то, что Сальери не может не признать гениальности Моцарта. Брошенное небесам обвинение нарушает логически стройный ход монолога, подчеркивая глубину отчаяния героя. Верный служитель божественной гармонии уничтожен тем, что Моцарт не ищет покоя от земных страстей, а бесцельно растрачивает свою божественную силу. Причем поначалу Сальери обвиняет вовсе не Моцарта, а некую неведомую силу, которая послала в мир гения и тем самым принесла Сальери такие страдания. И обеспокоен он в большей степени заботой о чистоте искусства и верном служении ему, поглощающем все духовные силы избранного.
    Но искренен ли Сальери в своих претензиях на беспристрастное судейство? И действительно ли Моцарт всего лишь «гуляка праздный»?
    Моцарт весь переполнен музыкой, и его творческий процесс не укладывается в стереотип разумного созидания. Магическая легкость, с которой он сочиняет музыку, — результат насыщенной внутренней жизни, обилия художественных тем и образов, постоянно присутствующих в его душе. Даже небрежно брошенная фраза Моцарта о как бы случайно возникшей у него музыкальной идее вовсе не говорит о бездумной легкости творчества, а скорее о скромности и самокритичности творца:
    … Намедни-ночью
    Бессонница моя меня томила,
    И в голову прийти мне две, три мысли.
    Сегодня я их набросал…
    Творческий процесс — не работа ремесленника: озарение может наступить в любой момент, но оно не настигает творца как неожиданный дар небес, а является плодом напряженных раздумий. Легкость рождения гениальных произведений обманчива: это бессонные ночи стремления запечатлеть ускользающие образы.
    Сальери хорошо знакомы эти творческие муки, непрочные, исчезающие, как дым, мысли. Но, в отличие от Моцарта, он не нуждается в слушателях, кроме таких же избранных, как он сам. Сальери достаточно своего суда, ведь он тонко чувствует малейшую фальшь в своих творениях, Сальери коробит профанация высокого искусства в игре нищего скрипача — Моцарта это забавляет. Сальери возмущен, что «фигляр презренный» разрушает основы созданного им мира божественной гармонии — Моцарт только смеется в ответ.
    Услышав гениальную «безделицу» Моцарта, Сальери потрясен: «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!».
    Своим тонким чувством музыки он безошибочно оценил глубину и гармоническое совершенство произведения. Игра Моцарта наполнила душу Сальери восторгом, тем более возмущенно отозвался он о легкомысленной шутке с нищим музыкантом:
    Ты с этим шел ко мне
    И мог остановиться у трактира
    И слушать скрипача слепого! — Боже!
    Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
    Сальери признает гениальность Моцарта, но в чем ее суть, не может постигнуть, как не может понять, каким образом соединяются в Моцарте таинство высших озарений и неистребимое жизнелюбие.
    Эти персонажи противоположны во всем. У Моцарта насыщенная жизнь: семья, визиты, трактиры, красотки, нищий скрипач, — его интересует все. Сальери предпочел гордое одиночество. И все же Сальери любит Моцарта, хоть ему самому непонятна эта любовь,
    Избегающий всего земного, строго охраняющий вход в царство гармонии от «презренных фигляров», Сальери резко критикует Моцарта за бессмысленную трату сил на житейские мелочи, недостойные гения, но жизнелюбие и трогательная наивность не оставляют равнодушным даже холодного «математика». Сальери не может сознаться в том, что есть другой способ служения искусству: это равносильно для него отрицанию всего жизненного пути. И гениальная музыка Моцарта, наполняющая душу восторгом, также невозможна. Всю жизнь изучавший предшественников и «безропотно, как тот кто заблуждался и встречным послан в сторону другую», следовавший по проторенному ими пути, Сальери отвергает целесообразность гения Моцарта. Логически исследовав творчество, «разъяв музыку, как труп», Сальери постиг все известные механизмы сочинительства и упорным трудом добился уровня своих учителей. А гений Моцарта уникален, его невозможно логически объяснить, значит, следовать за ним никто не будет, и значит, он не может быть учителем:
    Что пользы, если Моцарт будет жив
    И новой высоты еще достигнет?
    Подымет ли он тем искусство? Нет…
    Так восхищавшийся совершенством моцартовского «Реквиема», Сальери принципиально отвергает все творчество гения как бесполезное. Трудолюбивый ученик не может смириться с мыслью, что искусство Моцарта не подлежит изучению и копированию. Ремесленник не может простить творцу его неповторимости, видя в этом высшую несправедливость. Но ведь он претендует на избранность, он оценивает произведение Моцарта глубже и тоньше самого автора. Он тоже гений, как отозвался о нем сам Моцарт. Нет, видно, не гений, ведь «гений и злодейство — две вещи несовместные». Он только ремесленник, потому что его творчество — вторично, а самый талантливый копиист никогда не станет гениальным художником.
    У Сальери остается единственный путь, чтобы восстановить справедливость, защитить свой выстраданный мир жертвенного служения искусству от яркого, но бесполезного сияния гения, — убийство.
    Нет! Не могу противиться я доле
    Судьбе моей: я избран, чтоб его
    Остановить — не то мы все погибли,
    Мы все, жрецы, служители музыки,
    Не я один с моей глухою славой…
    Выбор в страшном внутреннем конфликте любви и ненависти сделан, но душевный покой не обретен. Страшные сомнения до конца дней будут терзать эту измученную душу: «Но ужель он прав, и я не гений?».

  7. Моцарт и Сальери
    Что сближает Моцарта и Сальери и что их разъединяет
    Сближает Моцарта и Сальери любовь к музыке и понимание её, а разъединяет — различное ощущение предназначения музы­ки. Сальери мнит себя жрецом-аскетом, для которого невозмож­ны несерьёзные выходки и весёлый смех, он отрицает мир. Мо­царт же весь соткан из лёгкости и приятия повседневной жизни, он, напротив, принимает весь мир в себя, не отгораживается от него — ив этом источник его постоянного вдохновения.
    Почему Сальери презирает жизнь
    Сальери презирает обыденную жизнь, потому что всё, чего он достиг, получилось за счёт огромного самоотречения и сверхна­пряжения. Он считает, что жертвы, принесённые им, возвышают его над теми, кто живёт иной, простой жизнью. Таким образом, он считает, что между ним и миром лежит непроходимая про­пасть. Этим он ограничивает себя и своё творческое волеизъяв­ление, ибо темы для творчества любой творец берёт из жизни, а не из оторванной от этого мира собственной души. В результате Сальери творчески бесплоден, что рикошетом возвращается к нему и преломляется сквозь его огромную гордыню ещё более сильным презрением к миру.
    Цитаты, которые характеризую Моцарта
    Постой же: вот тебе,
    Пей за моё здоровье.
    Но божество моё проголодалось.
    Он же гений,
    Как ты да я. А гений и злодейство —
    Две вещи несовместные.
    За твоё
    Здоровье, друг. За искренний союз,
    Связующий Моцарта и Сальери,
    Двух сыновей гармонии.
    Когда бы все так чувствовали силу Гармонии! Но нет: тогда б не мог И мир существовать;
    Никто б не стал
    Заботиться о нуждах низкой жизни;
    Все предались бы вольному искусству.
    Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой,
    Единого прекрасного жрецов.
    Цитаты, которые характеризуют Сальери
    Все говорят: нет правды на земле.
    Но правды нет — и выше.
    Ремесло
    Поставил я подножием искусству;
    Я сделался ремесленник: перстам Придал послушную сухую беглость И верность уху. Звуки умертвив,
    Музыку я разъял как труп.
    А ныне — сам скажу — я ныне Завистник. Я завидую; глубоко,
    Мучительно завидую. — О небо!
    Где ж правота, когда священный дар,
    Когда бессмертный гений — не в награду Любви горящей, самоотверженья,
    Трудов, усердия, молений послан —
    А озаряет голову безумца,
    Гуляки праздного?..
    Мне не смешно, когда маляр негодный Мне пачкает Мадонну Рафаэля;
    Мне не смешно, когда фигляр презренный Пародией бесчестит Алигьери.
    Пошёл, старик.
    Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь.
    Я знаю, я.
    …я избран, чтоб его Остановить — не то, мы все погибли,
    Мы все, жрецы, служители музыки…
    Но ужель он прав,
    И я не гений? Гений и злодейство Две вещи несовместные. Неправда:
    А Бонаротги? или это сказка
    Тупой, бессмысленной толпы — и не был
    Убийцею создатель Ватикана?
    «…Гений и злодейство / Две вещи несовместные».
    Эти слова в трагедии принадлежат Моцарту. Сальери уверяет себя, что он гений, но при этом страстно завидует настоящему гению — Моцарту. Гений всегда великодушен, а у Сальери очень узкая душа. Окончательно это становится ясно самому Сальери, когда он уже решил отравить Моцарта, а тот вдруг говорит о не­совместимости гения и злодейства. Это последнее испытание для Сальери; гением ему всё равно не стать, но он может ещё не стать антагонистом гения — злодеем. Но подлинная суть Сальери, раз­рушительная и изъязвлённая осознанием своей неполноценности, рвётся себя проявить даже ценой отказа от ложного самоубежде­ния в гениальности. Сальери идёт на то, чтобы открыто самому себе признаться в том, что он завистник, лишь бы остановить подлинного гения, который якобы делает бессмысленным его собственные тяготы служения музыке.

  8. 8
    Текст добавил: Самир Мадиев

    Поэт гениально воплотил в трагедии дух своего времени, проникнутого безудержной жаждой самоутверждения, расчетливостью и жестокостью, и личную жизненную драму.
    Сюжет пьесы основан на легенде об отравлении известным венским композитором Антонио Сальери своего гениального коллеги. В примечаниях к трагедии Пушкин обосновал вероятность совершения преступления историческим фактом: на премьере выдающейся оперы Моцарта «Дон Жуан» только Сальери освистал композитора. Завистник, который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его творца. Первоначально Пушкин назвал свое произведение именно так — «Зависть». Каковы же истоки этого чувства, как мог творческий человек, «сын гармонии», опуститься до банального убийства?
    В своем монологе герой излагает этапы жертвенного восхождения на Олимп искусства и причины жестокого разочарования в мировой справедливости. С детства Сальери испытывал неведомое волнение перед старинным органом.
    В отрочестве отказывался от развлечений ради музыки. В юности стоически преодолевал трудности. И его самоотверженное служение музыке, пренебрежение повседневными заботами увенчались успехом: он познал тайны музыки. Сальери убежден, что музыка — высшее искусство и оценить его могут только избранные. Он тонко чувствует музыку, проникает в самую суть законов гармонии, беспощаден к малейшей фальшивой ноте в собственных творениях, счастлив «трудами и успехами друзей». Но Сальери абсолютно уверен, что законы гармонии подвластны лишь тому, кто титаническим трудом постигает их в течение жизни, жертвуя ради этого всем.
    И вдруг созданный им логически безупречный и, с его точки зрения, справедливый мир рушится — Моцарт своими блестящими экспромтами, гениальность которых Сальери как безупречный музыкант не может не признать, и неистощимым жизнелюбием, душевной щедростью полностью опровергает выстраданную систему ценностей:
    Где ж правота, когда священный дар,
    Когда бессмертный гений — не в награду
    Любви горящей, самоотверженья,
    Трудов, усердия, молений послан —
    А озаряет голову безумца,
    Гуляки праздного?..
    Обида Сальери по-человечески понятна: достигнутая тяжким трудом творческая высота оказалась доступной юному Моцарту, который легко, без усилий сочиняет шедевры. Мучительно то, что Сальери не может не признать гениальности Моцарта. Брошенное небесам обвинение нарушает логически стройный ход монолога, подчеркивая глубину отчаяния героя. Верный служитель божественной гармонии уничтожен тем, что Моцарт не ищет покоя от земных страстей, а бесцельно растрачивает свою божественную силу. Причем поначалу Сальери обвиняет вовсе не Моцарта, а некую неведомую силу, которая послала в мир гения и тем самым принесла Сальери такие страдания. И обеспокоен он в большей степени заботой о чистоте искусства и верном служении ему, поглощающем все духовные силы избранного.
    Но искренен ли Сальери в своих претензиях на беспристрастное судейство? И действительно ли Моцарт всего лишь «гуляка праздный»?
    Моцарт весь переполнен музыкой, и его творческий процесс не укладывается в стереотип разумного созидания. Магическая легкость, с которой он сочиняет музыку, — результат насыщенной внутренней жизни, обилия художественных тем и образов, постоянно присутствующих в его душе. Даже небрежно брошенная фраза Моцарта о как бы случайно возникшей у него музыкальной идее вовсе не говорит о бездумной легкости творчества, а скорее о скромности и самокритичности творца:
    … Намедни-ночью
    Бессонница моя меня томила,
    И в голову прийти мне две, три мысли.
    Сегодня я их набросал…
    Творческий процесс — не работа ремесленника: озарение может наступить в любой момент, но оно не настигает творца как неожиданный дар небес, а является плодом напряженных раздумий. Легкость рождения гениальных произведений обманчива: это бессонные ночи стремления запечатлеть ускользающие образы.
    Сальери хорошо знакомы эти творческие муки, непрочные, исчезающие, как дым, мысли. Но, в отличие от Моцарта, он не нуждается в слушателях, кроме таких же избранных, как он сам. Сальери достаточно своего суда, ведь он тонко чувствует малейшую фальшь в своих творениях, Сальери коробит профанация высокого искусства в игре нищего скрипача — Моцарта это забавляет. Сальери возмущен, что «фигляр презренный» разрушает основы созданного им мира божественной гармонии — Моцарт только смеется в ответ.
    Услышав гениальную «безделицу» Моцарта, Сальери потрясен: «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!».
    Своим тонким чувством музыки он безошибочно оценил глубину и гармоническое совершенство произведения. Игра Моцарта наполнила душу Сальери восторгом, тем более возмущенно отозвался он о легкомысленной шутке с нищим музыкантом:
    Ты с этим шел ко мне
    И мог остановиться у трактира
    И слушать скрипача слепого! — Боже!
    Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
    Сальери признает гениальность Моцарта, но в чем ее суть, не может постигнуть, как не может понять, каким образом соединяются в Моцарте таинство высших озарений и неистребимое жизнелюбие.
    Эти персонажи противоположны во всем. У Моцарта насыщенная жизнь: семья, визиты, трактиры, красотки, нищий скрипач, — его интересует все. Сальери предпочел гордое одиночество. И все же Сальери любит Моцарта, хоть ему самому непонятна эта любовь,
    Избегающий всего земного, строго охраняющий вход в царство гармонии от «презренных фигляров», Сальери резко критикует Моцарта за бессмысленную трату сил на житейские мелочи, недостойные гения, но жизнелюбие и трогательная наивность не оставляют равнодушным даже холодного «математика». Сальери не может сознаться в том, что есть другой способ служения искусству: это равносильно для него отрицанию всего жизненного пути. И гениальная музыка Моцарта, наполняющая душу восторгом, также невозможна. Всю жизнь изучавший предшественников и «безропотно, как тот кто заблуждался и встречным послан в сторону другую», следовавший по проторенному ими пути, Сальери отвергает целесообразность гения Моцарта. Логически исследовав творчество, «разъяв музыку, как труп», Сальери постиг все известные механизмы сочинительства и упорным трудом добился уровня своих учителей. А гений Моцарта уникален, его невозможно логически объяснить, значит, следовать за ним никто не будет, и значит, он не может быть учителем:
    Что пользы, если Моцарт будет жив
    И новой высоты еще достигнет?
    Подымет ли он тем искусство? Нет…
    Так восхищавшийся совершенством моцартовского «Реквиема», Сальери принципиально отвергает все творчество гения как бесполезное. Трудолюбивый ученик не может смириться с мыслью, что искусство Моцарта не подлежит изучению и копированию. Ремесленник не может простить творцу его неповторимости, видя в этом высшую несправедливость. Но ведь он претендует на избранность, он оценивает произведение Моцарта глубже и тоньше самого автора. Он тоже гений, как отозвался о нем сам Моцарт. Нет, видно, не гений, ведь «гений и злодейство — две вещи несовместные». Он только ремесленник, потому что его творчество — вторично, а самый талантливый копиист никогда не станет гениальным художником.
    У Сальери остается единственный путь, чтобы восстановить справедливость, защитить свой выстраданный мир жертвенного служения искусству от яркого, но бесполезного сияния гения, — убийство.
    Нет! Не могу противиться я доле
    Судьбе моей: я избран, чтоб его
    Остановить — не то мы все погибли,
    Мы все, жрецы, служители музыки,
    Не я один с моей глухою славой…
    Выбор в страшном внутреннем конфликте любви и ненависти сделан, но душевный покой не обретен. Страшные сомнения до конца дней будут терзать эту измученную душу: «Но ужель он прав, и я не гений?».

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *