Сочинение на тему историческая тема в творчестве пушкина

13 вариантов

1. Высшая и истинная цель изучения истории состоит ?? в заучивании дат, событий и имен – ??ο лишь первая ступень. Историю изучают, чтобы понять ее законы, разгадать какие-то сущностные черты характера народа. Идея, закономерности событий истории, их глубокой внутренней взаимосвязи пронизывает все творчество Пушкина. Попытаемся, анализируя творчество Пушкина, понять его историко-философскую концепцию.
   В раннем творчестве Пушкина нас очаровывают “Руслан и Людмила”, “Песнь о Вещем Олеге”. Древняя Русь времен князей Владимира и Олега воссоздается в красочных, полных жизни картинах. “Руслан и Людмила” – сказка, “Песнь о Вещем Олеге” – легенда. То есть, автор стремится осмыслить ?? саму историю, а ее мифы, легенды, сказания: понять, почему сохранила народная память ??? сюжеты, стремится проникнуть в строй мыслей и языка предков, найти корни. Эта линия получит дальнейшее развитие в пушкинских сказках, а также во многих лирических и эпических произведениях, где через нравы, речь и характеры героев поэт подойдет к разгадке особенностей русского характера, принципов народной морали – и так будет постигать законы развития истории России.
   Реальные исторические фигуры, привлекавшие внимание Пушкина, обязательно находятся на переломе эпох: Петр I, Борис Годунов, Емельян Пугачев. Вероятно, в момент исторических переустройств как бы обнажаются “скрытые пружины” механизма истории, лучше видны причины и следствия – ведь в истории Пушкин стремится понять именно причинно-следственную взаимосвязь событий, отвергая фаталистическую точку зрения на развитие мира.
   Первым произведением, где читателю открылась концепция Пушкина, стала трагедия “Борис Годунов” – одно из высших достижений его гения. “Борис Годунов” – трагедия, так как в основе сюжета лежит ситуация национальной катастрофы. Литературоведы долго спорили о том, кто главные герой этой трагедии. Годунов? – но он умирает, а действие продолжается. Самозванец? – и он ?? занимает центрального места. В центре внимания автора ?? отдельные личности и ?? народ, а то, что со всеми ними происходит. То есть – история.
   Борис, совершивший страшный грех детоубийства, обречен. И никакая высокая цель, никакая забота о народе, ни даже муки совести ?? смоют этого греха, ?? остановят возмездия. Не меньший грех совершен и народом, позволившим Борису вступить на трон, более того, по наущению бояр, умолявшим:
   Ах, смилуйся, отец наш! Властвуй нами!
   Будь наш отец, наш царь!
   Умоляли, забыв о нравственных законах, по сути, глубоко равнодушные к тому, кто станет царем. Отказ Бориса от трона и мольбы бояр, народные молитвы, открывающие трагедию, подчеркнуто неестественны: автор все время акцентирует внимание на том, что перед нами сцены государственного спектакля, где Борис якобы ?? хочет царствовать, а народ и бояре якобы без него погибнут. И вот Пушкин как бы вводит нас в “массовку”, играющую в этом спектакле роль народа. Вот какая-то баба: то укачивает младенца, чтоб ?? пищал, когда нужна тишина, то “бросает его обземь”, чтоб заплакал: “Как надо плакать, Так и затих!” Вот мужики трут глаза луком и мажут слюнями: изображают слезы. И здесь нельзя ?? ответить с горечью, что ??ο безразличие толпы к тому, что творится во дворце, очень характерно для России. Крепостное право приучило народ к тому, что от его воли ничего ?? зависит. В площадное действо “избрания царя” вовлечены люди, образующие ?? народ, а толпу. От толпы нельзя ждать благоговенья перед моральными принципами – она бездушна. Народ же – ?? скопище людей, народ – ??ο каждый наедине со своей совестью. И гласом совести народной станут летописец Пимен и юродивый Николка – те, кто никогда ?? мешается с толпой. Летописец сознательно ограничил свою жизнь кельей: выключившись из мирской суеты, он видит то, что невидимо большинству. И он первым скажет о тяжелом грехе русского народа:
   О страшное, невиданное горе!
   Прогневали мы Бога, согрешили:
   Владыкою себе цареубийцу
   Мы нарекли.
   И что самое главное – он, Пимен, ?? был на площади, ?? молил “…отец наш!” – и все же разделяет с народом вину, несет крест общего греха равнодушия. В образе Пимена проявляется одна из прекраснейших черт русского характера: совестливость, обостренное чувство личной ответственности.
   По мнению Пушкина, личность, реализуя свои замыслы, вступает во взаимодействие с объективными законами мира. Результат этого взаимодействия и творит историю. Получается, что личность действует и как объект, и как субъект истории. Особенно явно эта двойная роль проявляется в судьбах “самозванцев”. Самозванец Григорий Отрепьев наперекор всему стремится изменить свою судьбу, удивительно отчетливо ощущает двойственность своего положения: он и безвестный чернец, силой собственной воли, смелости, превратившийся в таинственно спасенного царевича Дмитрия, и предмет политических игр: “…я предмет раздоров и войны”, и орудие в руках судьбы.
   Другой пушкинский герой – самозванец Емельян Пугачев неслучайно соотносит себя с Отрепьевым: “Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою”. Слова Пугачева “Улица моя тесна: воли мне мало” очень близки к стремлению Григория ?? просто вырваться из монастырской кельи, но вознестись на московский престол. И все же у Пугачева совершенно иная историческая миссия, чем у Григория: он стремится реализовать образ “народного царя”. В “Капитанской дочке” Пушкин создает образ народного героя. Сильная личность, незаурядный человек, умный, широкий, умеющий быть добрым – как пошел он на массовые убийства, на бесконечную кровь? Во имя чего? – “Воли мне мало”. Стремление Пугачева к абсолютной воле – исконно народная черта. Мысль, что абсолютно свободен только царь, движет Пугачевым: свободный народный царь и подданным принесет полную свободу. Трагедия в том, что герой романа ищет в царском дворце то, чего там нет. Более того, за свою волю он платит чужими жизнями, а значит, и конечная цель пути, и сам путь – ложны. Поэтому и гибнет Пугачев. “Капитанскую дочку” Пушкин создает как народную трагедию, и Пугачева он осмысливает как образ народного героя. И поэтому образ Пугачева постоянно соотносится с фольклорными образами. Его личность спорна, но как “народный царь” Пугачев безупречен.
   До сих пор я говорил о тех произведениях Пушкина, где история исследуется в момент перелома, смены эпох. Но историческое событие длится гораздо дольше этого момента: оно чем-то подготавливается изнутри, как бы назревает, затем свершается и длится столько, сколько продолжается его влияние на людей. В явности этого длительного влияния на судьбу людей мало что сравнится с петровскими переустройствами страны. И образ Петра I интересовал, увлекал Пушкина всю жизнь: поэт осмысливал его во многих произведениях. Попробуем сопоставить образы Петра из “Полтавы” и из “Медного всадника”.
   “Полтава” написана в 1828 году, ??ο первый опыт исторической поэмы у Пушкина. Жанр поэмы – традиционно романтический, и в “Полтаве” во многом как бы “сплавлены” черты романтизма и реализма. Образ Петра Пушкиным романтизирован: ??от человек воспринимается как полубог, вершитель исторических судеб России. Вот как описано явление Петра на бранном поле:
   Тогда-то свыше вдохновенный
   Раздался звучный глас Петра…
   Его зов – “глас свыше”, то есть Божий глас. В его образе нет ничего от человека: царь-полубог. Сочетание ужасного и прекрасного в образе Петра подчеркивает его сверхчеловеческие черты: он и восхищает, и внушает ужас своим величием обычным людям. Уже одно его явление вдохновило войско, приблизило к победе. Прекрасен, гармоничен ??от государь, победивший Карла и ?? возгордившийся удачей, умеющий так по-царски отнестись к своей победе:
   В шатре своем он угощает
   Своих вождей, вождей чужих,
   И славных пленников ласкает,
   И за учителей своих
   Заздравный кубок поднимает.
   Увлеченность Пушкина фигурой Петра очень важна: поэт стремится осознать и оценить роль этого выдающегося государственного деятеля в истории России. Мужество Петра, его страсть познавать самому и вводить в стране новое ?? могут ?? импонировать Пушкину. Но в 1833 году стихотворение Адама Мицкевича “Памятник Петра Великого” заставило Пушкина попытаться иначе взглянуть на проблему, пересмотреть свое отношение. И тогда он написал поэму “Медный Всадник”. В “Полтаве” образ Петра как бы дробился:
   Лик его ужасен.
   Движенья быстры. Он прекрасен.
   В “Медном всаднике” лик Петра также величественен, в нем и мощь, и ум. Но исчезло движенье, ушла жизнь: перед нами лицо медного истукана, только страшного в своем величии:
   Ужасен он в окрестной мгле
   Необходимо было на исходе XVII века ввести Россию в ряд первых мировых держав. Но возможно ли ради этой цели жертвовать судьбой хотя бы такого маленького человека, как Евгений, его скромным простым счастьем, его рассудком? Оправдывает ли историческая необходимость такие жертвы? Пушкин в поэме лишь ставит вопрос, но верно поставленный вопрос и есть истинная задача художника, ибо на подобные вопросы должен ответить себе каждый человек.

2. Знаменитые слова Белинского об “энциклопедии русской жизни” можно отнести ко всему творчеству А. С. Пушкина. Белинскому вторит и А. Григорьев: “Пушкин — наше все”. Пушкин и тончайший лирик, и философ, и автор увлекательных романов, и учитель гуманизма, и историк. Для многих из нас интерес к истории начинается с чтения “Капитанской дочки” или “Арапа Петра Великого”. Гринев и Маша Миронова стали не только нашими спутниками и друзьями, но и нравственными ориентирами.
   Так получилось, что мое знакомство с героями В. Скотта, самоотверженным Айвенго, отважным Квентином Дорвардом, благородным Робом Роем состоялось позже чтения Пушкина, и мне радостно было находить в них сходство с любимыми героями нашего гения. Но пушкинское наследие более многогранно в жанровом отношении. Не только ориентированные на историческое предание баллады и исторические романы (излюбленные жанры “шотландского чародея”) встречаем мы в творчестве нашего писателя. Исторической теме посвящены и поэмы (“Полтава”, “Медный всадник”), и драмы (“Борис Годунов”, “Пир во время чумы”, “Скупой рыцарь”, “Сцены из рыцарских времен”), и лирика (ода “Вольность”, сатирические “Сказки”, “Бородинская годовщина”). Пушкин выступил и как автор исторических исследований. Его перу принадлежат “История Пугачева”, “История Петра” и разнообразные исторические заметки. Интерес к истории у Пушкина был неизменным, но на различных этапах творческого пути историческая тема разрабатывалась им в разных жанрах и разных направлениях.
   Под знаком романтизма проходит петербургский период и период южной ссылки. Произведения этой поры проникнуты чувством гордости за великий исторический путь России и романтическим культом великого человека.
   Уже лицейское стихотворение “Воспоминания в Царском Селе”, отмеченное печатью сентименталистской и классицистической поэтики, представляет собой вдохновенный гимн России и ее военной славе. Здесь упоминаются “Орлов, Румянцев и Суворов, Потомки грозные славян”, воспевается победа над Наполеоном (“И вспять бежит надменный галл”).
   Классицистическая традиция в изображении исторических событий продолжается в оде “Вольность”, написанной в петербургский период. В этом произведении Пушкин как бы бросает взгляд на всю мировую историю:
   Увы! куда ни брошу взор —
   Везде бичи, везде железы.
   Законов гибельный позор,
   Неволи немощные слезы…
   “Гибельный позор” (то есть зрелище) трагической истории разных народов — следствие пренебрежения к нравственному “Закону”. “Печать проклятия” лежит на тиранах и на рабах. Восемнадцатилетний Пушкин дает завет потомкам:
   Лишь там над царскою главой
   Народов не легло страданье,
   Где крепко с Вольностью святой
   Законов мощных сочетанье.
   Эта тема будет продолжена в “Капитанской дочке”, одном из последних произведений Пушкина. Автор не приемлет “русский бунт — бессмысленный и беспощадный”. В оде “Вольность” он одинаково порицает и бунт “галлов”, и заговорщиков, убивших Павла I, и тирана Калигулу, и всех “самовластительных злодеев”.
   “Клии страшный глас” обогащается в лирике Пушкина и сатирическими оттенками. “Сказки” (“Ура! В Россию скачет…”) написаны, конечно, на злободневную тему, но на этом стихотворении лежит отсвет библейской истории. Пушкин высмеивает Александра I, “властителя слабого и лукавого”, его рождественские обещания России. Молодой поэт ставит проблему истинного человеческого величия, он рассматривает исторических деятелей через призму нравственного закона и гуманизма. Эта мысль получила дальнейшее развитие в “Войне и мире” Л. Н. Толстого.
   Но Пушкин-романтик все-таки называет Наполеона “великим человеком” (стихотворение “Наполеон”), упоминает о нем в стихотворении “К морю”:
   Одна скала, гробница славы…
   Там погружались в хладный сон
   Воспоминанья величавы:
   Там угасал Наполеон.
   Совсем по-другому звучит тема Наполеона в седьмой главе “Евгения Онегина”. “Петровский замок” назван не “гробницей славы”, а “свидетелем падшей славы”. Наполеон предстает перед нами самодовольным, “счастьем упоенным”, “нетерпеливым героем”, который только начинает осознавать, что вовсе не цари и полководцы изменяют ход истории. Не эти ли строчки “Евгения Онегина” послужили основой знаменитого эпизода в “Войне и мире”, когда Наполеон так и не дождался делегации жителей Москвы на Поклонной горе?
   Гроза двенадцатого года
   Настала — кто тут нам помог?
   Остервенение народа,
   Барклай, зима иль русский бог?
   На этот вопрос как бы отвечает в “Войне и мире” Л. Толстой, хотя в его времена десятая глава пушкинского романа еще не была известна. И в самом названии великой книги Толстого нельзя не увидеть перекличку со словами пушкинского летописца Пимена из “Бориса Годунова”. Передавая свой труд Григорию Отрепьеву, он напутствует преемника:
   Описывай, не мудрствуя лукаво,
   Все то, чему свидетель в жизни будешь:
   Войну и мир, управу государей,
   Угодников святые чудеса…
   Именно в “Борисе Годунове” впервые у Пушкина историческая тема представлена в реалистическом ключе. Первая русская реалистическая трагедия, написанная в 1825 году, заканчивается знаменитой ремаркой: “Народ безмолвствует”. Все персонажи оцениваются в трагедии с точки зрения народа. В этом Пушкин продолжает традиции Шекспира, что и подчеркивается даже строением стиха. Как и в шекспировских трагедиях, в “Борисе Годунове” используется белый пятистопный ямб, имеются также и прозаические вставки.
   Историческая тема разрабатывается Пушкиным и в других драматических произведениях. Однако не летопись и не события русской истории послужили основой для знаменитых маленьких трагедий. В них использованы предания и традиционные западноевропейские сюжеты. Историческая основа интересует Пушкина прежде всего своей психологической стороной. Так, психологически возможным считал он отравление Моцарта его другом Сальери. Маленькие трагедии на примерах из истории доказывают, что “гений и злодейство две вещи несовместные”.
   Это только кажется, что летописные и легендарные сюжеты Пушкин разрабатывает подчеркнуто бесстрастно. Рассмотрим “Песнь о вещем Олеге”. Почему погибает князь, такой могущественный и уверенный в себе? По канонам романтического жанра баллады (“Песнь о вещем Олеге” написана в 1822 году Пушкиным-романтиком) герой погибает в трагической схватке с судьбой, роком. Но в этом произведении можно увидеть и будущего Пушкина-реалиста, не боявшегося “могучих владык”, потому что не они вершат историю, а народ, чьим “эхом” был “неподкупный голос” поэта.
   Одним из самых сложных неоднозначных образов в произведениях Пушкина, посвященных историко-психологической теме, является образ Петра I. Это, безусловно, самая главная фигура в галерее “владык”, “венцов” и “тронов” в пушкинском творчестве. Петр I является одним из центральных героев поэмы “Полтава”. Возвеличивая Петра I, рассказывая о героических событиях русской истории, Пушкин не забывает, однако, о моральном, гуманном аспекте исторической темы. Жертвой истории оказывается несчастная Мария Кочубей.
   Романтическая приподнятость в ту пору соединялась в творчестве Пушкина с реалистическим бытописанием.
   Лета к суровой прозе клонят,
   Лета шалунью рифму гонят.
   Так, в другом, уже прозаическом произведении Пушкина (“Арап Петра Великого”), его первом историческом романе, Петр I не только “то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник”, как в “Стансах”, но и заботливый друг, великодушный человек, идеал монарха и семьянина. К сожалению, роман не был закончен, тема Петра в этом освещении не получила дальнейшего развития. Но в 1833 году она нашла свое продолжение в новом стихотворном произведении. Это самая загадочная поэма Пушкина, которая называется не по имени Петра и не по топониму, как “Полтава”, а перифразой. Это поэма “Медный всадник”. Вспоминаются еще два таких названия произведений Пушкина, сходных и по сюжету. Кульминационным моментом в них является оживление статуи (статуэтки), отнимающей возлюбленную у героя. В “Медном всаднике”, “Каменном госте” и “Сказке о золотом петушке” действие происходит в реальной (Петербург, “Мадрид”) или вымышленной столице. Герой, бросивший вызов загадочной стихии или мистической силе, погибает. Создавая “Медного всадника”, Пушкин основывался на нескольких преданиях о тени Петра I, являющейся в Петербурге то Павлу I, то А. Голицыну. Жители Петербурга, верившие этим легендам, считали, что ничто не угрожает их городу, пока в нем стоит памятник Петру. Тема Петра переходит в тему российской государственности, и обращение к истории как бы высвечивает будущее России.
   Апокалиптическая картина наводнения и гибнущего “Петрополя” служит предупреждением потомкам. Петр I, сотворивший Петербург, как библейский Бог (недаром во вступлении к поэме местоимение “Он”, отнесенное к государю, написано с большой буквы, как в Библии), “Россию поднял на дыбы”. Показывая конфликт государства и личности, Пушкин завершает поэму вопросом:
   Куда ты скачешь, гордый конь,
   И где опустишь ты копыта?
   Впоследствии символом исторического пути России в “Мертвых душах” Н. В. Гоголя станет фантастический полет тройки коней, традиция будет продолжена А. Блоком в цикле “На поле Куликовом”.
   Итогом размышлений Пушкина над историей, ролью личности и народа в ней, нравственным смыслом исторических событий стала главная, на мой взгляд, книга Пушкина, работа над которой была завершена в 1836 году. “Капитанская дочка” вышла в свет за месяц до смерти автора. Своеобразие пушкинской исторической прозы недооценили современники. По мнению Белинского, в “Капитанской дочке” изображены “нравы русского общества в царствование Екатерины”, характер же Гринева критик называет “ничтожным, бесцветным”. Подобные упреки в слабой разработке характера главного героя английские читатели высказывали В. Скотту. Айвенго, например, не сражается ни в рядах храбрых йоменов Локсли (Робина Гуда), ни в рядах феодалов, защитников замка. Не принимая ни ту, ни другую сторону, он занят спасением прекрасной Ревекки. Айвенго и Гринев, как говорит знаменитый литературовед Ю. Лотман, находят единственно правильный путь, приподнимаются над “жестоким веком”, сохраняя гуманность, человеческое достоинство и любовь к человеку, независимо от принадлежности его к той или иной политической группировке. Даже в “исторической метели” Гринев не позволил себе сбиться с дороги, не предал в себе человечность. На примере ужасов пугачевщины Пушкин показывает, что “лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.
   В своей “Истории Пугачева” Пушкин не скрывал ни злодеяний пугачевцев, ни жестокости правительственных войск. А в “Капитанской дочке” образ Пугачева поэтичен, и многие критики, подобно Марине Цветаевой (статья “Пушкин и Пугачев”), считали, что Пугачев нравственно выше Гринева. Но Пугачев потому и рассказывает Гриневу “калмыцкую сказку” об орле и вороне, что хочет прельстить своего собеседника “пиитическим ужасом”. У Гринева же свое отношение к кровавым событиям, выраженное в его словах: “Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести”.
   Не “бесцветным”, а по-христиански стойким и самоотверженным предстает перед нами любимый герой Пушкина, хотя его “записки” о “бестолковщине времени и простом величии простых людей” (Гоголь) простодушны и бесхитростны.
   В сущности, пушкинский подход к истории — это и подход к современности. Великий гуманист, он противопоставляет “живую жизнь” политической борьбе. Так, лицейские друзья всегда оставались для него друзьями, “в заботах… царской службы” и “в мрачных пропастях земли”, где томились декабристы.
   В своей речи о Пушкине Достоевский сказал, что автор “Капитанской дочки” видел в нашей истории, в наших даровитых людях залог “общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону”. Мысль историческая, “мысль народная” в пушкинском творчестве — это мысль, обращенная в будущее.
   Хочется сказать еще и о том, что поэзия истории для Пушкина была поэзией нравственного величия, поэзией высоты человеческого духа. Вот почему историческая тема в творчестве Пушкина тесно соединяется с нравственно-психологической. Этот ракурс в освещении исторических событий стал главным и для Лермонтова, Некрасова, Льва Толстого, А. К. Толстого, автора “Князя Серебряного”. Традиции Пушкина-историка продолжили в XX веке такие разные писатели, как Твардовский, Шолохов, А. Н. Толстой.

3. Знаменитые слова Белинского об “энциклопедии русской жизни” можно отнести ко всему творчеству А. С. Пушкина. Белинскому вторит и А. Григорьев: “Пушкин — наше все”. Пушкин и тончайший лирик, и философ, и автор увлекательных романов, и учитель гуманизма, и историк. Для многих из нас интерес к истории начинается с чтения “Капитанской дочки” или “Арапа Петра Великого”. Гринев и Маша Миронова стали не только нашими спутниками и друзьями, но и нравственными ориентирами.
   Так получилось, что мое знакомство с героями В. Скотта, самоотверженным Айвенго, отважным Квентином Дорвардом, благородным Робом Роем состоялось позже чтения Пушкина, и мне радостно было находить в них сходство с любимыми героями нашего гения. Но пушкинское наследие более многогранно в жанровом отношении. Не только ориентированные на историческое предание баллады и исторические романы (излюбленные жанры “шотландского чародея”) встречаем мы в творчестве нашего писателя. Исторической теме посвящены и поэмы (“Полтава”, “Медный всадник”), и драмы (“Борис Годунов”, “Пир во время чумы”, “Скупой рыцарь”, “Сцены из рыцарских времен”), и лирика (ода “Вольность”, сатирические “Сказки”, “Бородинская годовщина”). Пушкин выступил и как автор исторических исследований. Его перу принадлежат “История Пугачева”, “История Петра” и разнообразные исторические заметки. Интерес к истории у Пушкина был неизменным, но на различных этапах творческого пути историческая тема разрабатывалась им в разных жанрах и разных направлениях.
   Под знаком романтизма проходит петербургский период и период южной ссылки. Произведения этой поры проникнуты чувством гордости за великий исторический путь России и романтическим культом великого человека.
   Уже лицейское стихотворение “Воспоминания в Царском Селе”, отмеченное печатью сентименталистской и классицистической поэтики, представляет собой вдохновенный гимн России и ее военной славе. Здесь упоминаются “Орлов, Румянцев и Суворов, / Потомки грозные славян”, воспевается победа над Наполеоном (“И вспять бежит надменный галл”).
   Классицистическая традиция в изображении исторических событий продолжается в оде “Вольность”, написанной в петербургский период. В этом произведении Пушкин как бы бросает взгляд на всю мировую историю:
   Увы! куда ни брошу взор —
   Везде бичи, везде железы.
   Законов гибельный позор,
   Неволи немощные слезы…
   “Гибельный позор” (то есть зрелище) трагической истории разных народов — следствие пренебрежения к нравственному “Закону”. “Печать проклятия” лежит на тиранах и на рабах. Восемнадцатилетний Пушкин дает завет потомкам:
   Лишь там над царскою главой
   Народов не легло страданье,
   Где крепко с Вольностью святой
   Законов мощных сочетанье.
   Эта тема будет продолжена в “Капитанской дочке”, одном из последних произведений Пушкина. Автор не приемлет “русский бунт — бессмысленный и беспощадный”. В оде “Вольность” он одинаково порицает и бунт “галлов”, и заговорщиков, убивших Павла I, и тирана Калигулу, и всех “самовластительных злодеев”.
   “Клии страшный глас” обогащается в лирике Пушкина и сатирическими оттенками. “Сказки” (“Ура! В Россию скачет…”) написаны, конечно, на злободневную тему, но на этом стихотворении лежит отсвет библейской истории. Пушкин высмеивает Александра I, “властителя слабого и лукавого”, его рождественские обещания России. Молодой поэт ставит проблему истинного человеческого величия, он рассматривает исторических деятелей через призму нравственного закона и гуманизма. Эта мысль получила дальнейшее развитие в “Войне и мире” Л. Н. Толстого.
   Но Пушкин-романтик все-таки называет Наполеона “великим человеком” (стихотворение “Наполеон”), упоминает о нем в стихотворении “К морю”:
   Одна скала, гробница славы…
   Там погружались в хладный сон
   Воспоминанья величавы:
   Там угасал Наполеон.
   Совсем по-другому звучит тема Наполеона в седьмой главе “Евгения Онегина”. “Петровский замок” назван не “гробницей славы”, а “свидетелем падшей славы”. Наполеон предстает перед нами самодовольным, “счастьем упоенным”, “нетерпеливым героем”, который только начинает осознавать, что вовсе не цари и полководцы изменяют ход истории. Не эти ли строчки “Евгения Онегина” послужили основой знаменитого эпизода в “Войне и мире”, когда Наполеон так и не дождался делегации жителей Москвы на Поклонной горе?
   Гроза двенадцатого года
   Настала — кто тут нам помог?
   Остервенение народа,
   Барклай, зима иль русский бог?
   На этот вопрос как бы отвечает в “Войне и мире” Л. Толстой, хотя в его времена десятая глава пушкинского романа еще не была известна. И в самом названии великой книги Толстого нельзя не увидеть перекличку со словами пушкинского летописца Пимена из “Бориса Годунова”. Передавая свой труд Григорию Отрепьеву, он напутствует преемника:
   Описывай, не мудрствуя лукаво,
   Все то, чему свидетель в жизни будешь:
   Войну и мир, управу государей,
   Угодников святые чудеса…
   Именно в “Борисе Годунове” впервые у Пушкина историческая тема представлена в реалистическом ключе. Первая русская реалистическая трагедия, написанная в 1825 году, заканчивается знаменитой ремаркой: “Народ безмолвствует”. Все персонажи оцениваются в трагедии с точки зрения народа. В этом Пушкин продолжает традиции Шекспира, что и подчеркивается даже строением стиха. Как и в шекспировских трагедиях, в “Борисе Годунове” используется белый пятистопный ямб, имеются также и прозаические вставки.
   Историческая тема разрабатывается Пушкиным и в других драматических произведениях. Однако не летопись и не события русской истории послужили основой для знаменитых маленьких трагедий. В них использованы предания и традиционные западноевропейские сюжеты. Историческая основа интересует Пушкина прежде всего своей психологической стороной. Так, психологически возможным считал он отравление Моцарта его другом Сальери. Маленькие трагедии на примерах из истории доказывают, что “гений и злодейство две вещи несовместные”.
   Это только кажется, что летописные и легендарные сюжеты Пушкин разрабатывает подчеркнуто бесстрастно. Рассмотрим “Песнь о вещем Олеге”. Почему погибает князь, такой могущественный и уверенный в себе? По канонам романтического жанра баллады (“Песнь о вещем Олеге” написана в 1822 году Пушкиным-романтиком) герой погибает в трагической схватке с судьбой, роком. Но в этом произведении можно увидеть и будущего Пушкина-реалиста, не боявшегося “могучих владык”, потому что не они вершат историю, а народ, чьим “эхом” был “неподкупный голос” поэта.
   Одним из самых сложных неоднозначных образов в произведениях Пушкина, посвященных историко-психологической теме, является образ Петра I. Это, безусловно, самая главная фигура в галерее “владык”, “венцов” и “тронов” в пушкинском творчестве. Петр I является одним из центральных героев поэмы “Полтава”. Возвеличивая Петра I, рассказывая о героических событиях русской истории, Пушкин не забывает, однако, о моральном, гуманном аспекте исторической темы. Жертвой истории оказывается несчастная Мария Кочубей.
   Романтическая приподнятость в ту пору соединялась в творчестве Пушкина с реалистическим бытописанием.
   Лета к суровой прозе клонят,
   Лета шалунью рифму гонят.
   Так, в другом, уже прозаическом произведении Пушкина (“Арап Петра Великого”), его первом историческом романе, Петр I не только “то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник”, как в “Стансах”, но и заботливый друг, великодушный человек, идеал монарха и семьянина. К сожалению, роман не был закончен, тема Петра в этом освещении не получила дальнейшего развития. Но в 1833 году она нашла свое продолжение в новом стихотворном произведении. Это самая загадочная поэма Пушкина, которая называется не по имени Петра и не по топониму, как “Полтава”, а перифразой. Это поэма “Медный всадник”. Вспоминаются еще два таких названия произведений Пушкина, сходных и по сюжету. Кульминационным моментом в них является оживление статуи (статуэтки), отнимающей возлюбленную у героя. В “Медном всаднике”, “Каменном госте” и “Сказке о золотом петушке” действие происходит в реальной (Петербург, “Мадрид”) или вымышленной столице. Герой, бросивший вызов загадочной стихии или мистической силе, погибает. Создавая “Медного всадника”, Пушкин основывался на нескольких преданиях о тени Петра I, являющейся в Петербурге то Павлу I, то А. Голицыну. Жители Петербурга, верившие этим легендам, считали, что ничто не угрожает их городу, пока в нем стоит памятник Петру. Тема Петра переходит в тему российской государственности, и обращение к истории как бы высвечивает будущее России.
   Апокалиптическая картина наводнения и гибнущего “Петрополя” служит предупреждением потомкам. Петр I, сотворивший Петербург, как библейский Бог (недаром во вступлении к поэме местоимение “Он”, отнесенное к государю, написано с большой буквы, как в Библии), “Россию поднял на дыбы”. Показывая конфликт государства и личности, Пушкин завершает поэму вопросом:
   Куда ты скачешь, гордый конь,
   И где опустишь ты копыта?
   Впоследствии символом исторического пути России в “Мертвых душах” Н. В. Гоголя станет фантастический полет тройки коней, традиция будет продолжена А. Блоком в цикле “На поле Куликовом”.
   Итогом размышлений Пушкина над историей, ролью личности и народа в ней, нравственным смыслом исторических событий стала главная, на мой взгляд, книга Пушкина, работа над которой была завершена в 1836 году. “Капитанская дочка” вышла в свет за месяц до смерти автора. Своеобразие пушкинской исторической прозы недооценили современники. По мнению Белинского, в “Капитанской дочке” изображены “нравы русского общества в царствование Екатерины”, характер же Гринева критик называет “ничтожным, бесцветным”. Подобные упреки в слабой разработке характера главного героя английские читатели высказывали В. Скотту. Айвенго, например, не сражается ни в рядах храбрых йоменов Локсли (Робина Гуда), ни в рядах феодалов, защитников замка. Не принимая ни ту, ни другую сторону, он занят спасением прекрасной Ревекки. Айвенго и Гринев, как говорит знаменитый литературовед Ю. Лотман, находят единственно правильный путь, приподнимаются над “жестоким веком”, сохраняя гуманность, человеческое достоинство и любовь к человеку, независимо от принадлежности его к той или иной политической группировке. Даже в “исторической метели” Гринев не позволил себе сбиться с дороги, не предал в себе человечность. На примере ужасов пугачевщины Пушкин показывает, что “лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.
   В своей “Истории Пугачева” Пушкин не скрывал ни злодеяний пугачевцев, ни жестокости правительственных войск. А в “Капитанской дочке” образ Пугачева поэтичен, и многие критики, подобно Марине Цветаевой (статья “Пушкин и Пугачев”), считали, что Пугачев нравственно выше Гринева. Но Пугачев потому и рассказывает Гриневу “калмыцкую сказку” об орле и вороне, что хочет прельстить своего собеседника “пиитическим ужасом”. У Гринева же свое отношение к кровавым событиям, выраженное в его словах: “Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести”.
   Не “бесцветным”, а по-христиански стойким и самоотверженным предстает перед нами любимый герой Пушкина, хотя его “записки” о “бестолковщине времени и простом величии простых людей” (Гоголь) простодушны и бесхитростны.
   В сущности, пушкинский подход к истории — это и подход к современности. Великий гуманист, он противопоставляет “живую жизнь” политической борьбе. Так, лицейские друзья всегда оставались для него друзьями, “в заботах… царской службы” и “в мрачных пропастях земли”, где томились декабристы.
   В своей речи о Пушкине Достоевский сказал, что автор “Капитанской дочки” видел в нашей истории, в наших даровитых людях залог “общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону”. Мысль историческая, “мысль народная” в пушкинском творчестве — это мысль, обращенная в будущее.
   Хочется сказать еще и о том, что поэзия истории для Пушкина была поэзией нравственного величия, поэзией высоты человеческого духа. Вот почему историческая тема в творчестве Пушкина тесно соединяется с нравственно-психологической. Этот ракурс в освещении исторических событий стал главным и для Лермонтова, Некрасова, Льва Толстого, А. К. Толстого, автора “Князя Серебряного”. Традиции Пушкина-историка продолжили в XX веке такие разные писатели, как Твардовский, Шолохов, А. Н. Толстой.

4. Знаменитые слова Белинского об “энциклопедии русской жизни” можно отнести ко всему творчеству А. С. Пушкина. Белинскому вторит и А. Григорьев: “Пушкин — наше все”. Пушкин и тончайший лирик, и философ, и автор увлекательных романов, и учитель гуманизма, и историк. Для многих из нас интерес к истории начинается с чтения “Капитанской дочки” или “Арапа Петра Великого”. Гринев и Маша Миронова стали не только нашими спутниками и друзьями, но и нравственными ориентирами.
   Так получилось, что мое знакомство с героями В. Скотта, самоотверженным Айвенго, отважным Квентином Дорвардом, благородным Робом Роем состоялось позже чтения Пушкина, и мне радостно было находить в них сходство с любимыми героями нашего гения. Но пушкинское наследие более многогранно в жанровом отношении. Не только ориентированные на историческое предание баллады и исторические романы (излюбленные жанры “шотландского чародея”) встречаем мы в творчестве нашего писателя. Исторической теме посвящены и поэмы (“Полтава”, “Медный всадник”), и драмы (“Борис Годунов”, “Пир во время чумы”, “Скупой рыцарь”, “Сцены из рыцарских времен”), и лирика (ода “Вольность”, сатирические “Сказки”, “Бородинская годовщина”). Пушкин выступил и как автор исторических исследований. Его перу принадлежат “История Пугачева”, “История Петра” и разнообразные исторические заметки. Интерес к истории у Пушкина был неизменным, но на различных этапах творческого пути историческая тема разрабатывалась им в разных жанрах и разных направлениях.
   Под знаком романтизма проходит петербургский период и период южной ссылки. Произведения этой поры проникнуты чувством гордости за великий исторический путь России и романтическим культом великого человека.
   Уже лицейское стихотворение “Воспоминания в Царском Селе”, отмеченное печатью сентименталистской и классицистической поэтики, представляет собой вдохновенный гимн России и ее военной славе. Здесь упоминаются “Орлов, Румянцев и Суворов, / Потомки грозные славян”, воспевается победа над Наполеоном (“И вспять бежит надменный галл”).
   Классицистическая традиция в изображении исторических событий продолжается в оде “Вольность”, написанной в петербургский период. В этом произведении Пушкин как бы бросает взгляд на всю мировую историю:
   Увы! куда ни брошу взор —
   Везде бичи, везде железы.
   Законов гибельный позор,
   Неволи немощные слезы…
   “Гибельный позор” (то есть зрелище) трагической истории разных народов — следствие пренебрежения к нравственному “Закону”. “Печать проклятия” лежит на тиранах и на рабах. Восемнадцатилетний Пушкин дает завет потомкам:
   Лишь там над царскою главой
   Народов не легло страданье,
   Где крепко с Вольностью святой
   Законов мощных сочетанье.
   Эта тема будет продолжена в “Капитанской дочке”, одном из последних произведений Пушкина. Автор не приемлет “русский бунт — бессмысленный и беспощадный”. В оде “Вольность” он одинаково порицает и бунт “галлов”, и заговорщиков, убивших Павла I, и тирана Калигулу, и всех “самовластительных злодеев”.
   “Клии страшный глас” обогащается в лирике Пушкина и сатирическими оттенками. “Сказки” (“Ура! В Россию скачет…”) написаны, конечно, на злободневную тему, но на этом стихотворении лежит отсвет библейской истории. Пушкин высмеивает Александра I, “властителя слабого и лукавого”, его рождественские обещания России. Молодой поэт ставит проблему истинного человеческого величия, он рассматривает исторических деятелей через призму нравственного закона и гуманизма. Эта мысль получила дальнейшее развитие в “Войне и мире” Л. Н. Толстого.
   Но Пушкин-романтик все-таки называет Наполеона “великим человеком” (стихотворение “Наполеон”), упоминает о нем в стихотворении “К морю”:
   Одна скала, гробница славы…
   Там погружались в хладный сон
   Воспоминанья величавы:
   Там угасал Наполеон.
   Совсем по-другому звучит тема Наполеона в седьмой главе “Евгения Онегина”. “Петровский замок” назван не “гробницей славы”, а “свидетелем падшей славы”. Наполеон предстает перед нами самодовольным, “счастьем упоенным”, “нетерпеливым героем”, который только начинает осознавать, что вовсе не цари и полководцы изменяют ход истории. Не эти ли строчки “Евгения Онегина” послужили основой знаменитого эпизода в “Войне и мире”, когда Наполеон так и не дождался делегации жителей Москвы на Поклонной горе?
   Гроза двенадцатого года
   Настала — кто тут нам помог?
   Остервенение народа,
   Барклай, зима иль русский бог?
   На этот вопрос как бы отвечает в “Войне и мире” Л. Толстой, хотя в его времена десятая глава пушкинского романа еще не была известна. И в самом названии великой книги Толстого нельзя не увидеть перекличку со словами пушкинского летописца Пимена из “Бориса Годунова”. Передавая свой труд Григорию Отрепьеву, он напутствует преемника:
   Описывай, не мудрствуя лукаво,
   Все то, чему свидетель в жизни будешь:
   Войну и мир, управу государей,
   Угодников святые чудеса…
   Именно в “Борисе Годунове” впервые у Пушкина историческая тема представлена в реалистическом ключе. Первая русская реалистическая трагедия, написанная в 1825 году, заканчивается знаменитой ремаркой: “Народ безмолвствует”. Все персонажи оцениваются в трагедии с точки зрения народа. В этом Пушкин продолжает традиции Шекспира, что и подчеркивается даже строением стиха. Как и в шекспировских трагедиях, в “Борисе Годунове” используется белый пятистопный ямб, имеются также и прозаические вставки.
   Историческая тема разрабатывается Пушкиным и в других драматических произведениях. Однако не летопись и не события русской истории послужили основой для знаменитых маленьких трагедий. В них использованы предания и традиционные западноевропейские сюжеты. Историческая основа интересует Пушкина прежде всего своей психологической стороной. Так, психологически возможным считал он отравление Моцарта его другом Сальери. Маленькие трагедии на примерах из истории доказывают, что “гений и злодейство две вещи несовместные”.
   Это только кажется, что летописные и легендарные сюжеты Пушкин разрабатывает подчеркнуто бесстрастно. Рассмотрим “Песнь о вещем Олеге”. Почему погибает князь, такой могущественный и уверенный в себе? По канонам романтического жанра баллады (“Песнь о вещем Олеге” написана в 1822 году Пушкиным-романтиком) герой погибает в трагической схватке с судьбой, роком. Но в этом произведении можно увидеть и будущего Пушкина-реалиста, не боявшегося “могучих владык”, потому что не они вершат историю, а народ, чьим “эхом” был “неподкупный голос” поэта.
   Одним из самых сложных неоднозначных образов в произведениях Пушкина, посвященных историко-психологической теме, является образ Петра I. Это, безусловно, самая главная фигура в галерее “владык”, “венцов” и “тронов” в пушкинском творчестве. Петр I является одним из центральных героев поэмы “Полтава”. Возвеличивая Петра I, рассказывая о героических событиях русской истории, Пушкин не забывает, однако, о моральном, гуманном аспекте исторической темы. Жертвой истории оказывается несчастная Мария Кочубей.
   Романтическая приподнятость в ту пору соединялась в творчестве Пушкина с реалистическим бытописанием.
   Лета к суровой прозе клонят,
   Лета шалунью рифму гонят.
   Так, в другом, уже прозаическом произведении Пушкина (“Арап Петра Великого”), его первом историческом романе, Петр I не только “то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник”, как в “Стансах”, но и заботливый друг, великодушный человек, идеал монарха и семьянина. К сожалению, роман не был закончен, тема Петра в этом освещении не получила дальнейшего развития. Но в 1833 году она нашла свое продолжение в новом стихотворном произведении. Это самая загадочная поэма Пушкина, которая называется не по имени Петра и не по топониму, как “Полтава”, а перифразой. Это поэма “Медный всадник”. Вспоминаются еще два таких названия произведений Пушкина, сходных и по сюжету. Кульминационным моментом в них является оживление статуи (статуэтки), отнимающей возлюбленную у героя. В “Медном всаднике”, “Каменном госте” и “Сказке о золотом петушке” действие происходит в реальной (Петербург, “Мадрид”) или вымышленной столице. Герой, бросивший вызов загадочной стихии или мистической силе, погибает. Создавая “Медного всадника”, Пушкин основывался на нескольких преданиях о тени Петра I, являющейся в Петербурге то Павлу I, то А. Голицыну. Жители Петербурга, верившие этим легендам, считали, что ничто не угрожает их городу, пока в нем стоит памятник Петру. Тема Петра переходит в тему российской государственности, и обращение к истории как бы высвечивает будущее России.
   Апокалиптическая картина наводнения и гибнущего “Петрополя” служит предупреждением потомкам. Петр I, сотворивший Петербург, как библейский Бог (недаром во вступлении к поэме местоимение “Он”, отнесенное к государю, написано с большой буквы, как в Библии), “Россию поднял на дыбы”. Показывая конфликт государства и личности, Пушкин завершает поэму вопросом:
   Куда ты скачешь, гордый конь,
   И где опустишь ты копыта?
   Впоследствии символом исторического пути России в “Мертвых душах” Н. В. Гоголя станет фантастический полет тройки коней, традиция будет продолжена А. Блоком в цикле “На поле Куликовом”.
   Итогом размышлений Пушкина над историей, ролью личности и народа в ней, нравственным смыслом исторических событий стала главная, на мой взгляд, книга Пушкина, работа над которой была завершена в 1836 году. “Капитанская дочка” вышла в свет за месяц до смерти автора. Своеобразие пушкинской исторической прозы недооценили современники. По мнению Белинского, в “Капитанской дочке” изображены “нравы русского общества в царствование Екатерины”, характер же Гринева критик называет “ничтожным, бесцветным”. Подобные упреки в слабой разработке характера главного героя английские читатели высказывали В. Скотту. Айвенго, например, не сражается ни в рядах храбрых йоменов Локсли (Робина Гуда), ни в рядах феодалов, защитников замка. Не принимая ни ту, ни другую сторону, он занят спасением прекрасной Ревекки. Айвенго и Гринев, как говорит знаменитый литературовед Ю. Лотман, находят единственно правильный путь, приподнимаются над “жестоким веком”, сохраняя гуманность, человеческое достоинство и любовь к человеку, независимо от принадлежности его к той или иной политической группировке. Даже в “исторической метели” Гринев не позволил себе сбиться с дороги, не предал в себе человечность. На примере ужасов пугачевщины Пушкин показывает, что “лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.
   В своей “Истории Пугачева” Пушкин не скрывал ни злодеяний пугачевцев, ни жестокости правительственных войск. А в “Капитанской дочке” образ Пугачева поэтичен, и многие критики, подобно Марине Цветаевой (статья “Пушкин и Пугачев”), считали, что Пугачев нравственно выше Гринева. Но Пугачев потому и рассказывает Гриневу “калмыцкую сказку” об орле и вороне, что хочет прельстить своего собеседника “пиитическим ужасом”. У Гринева же свое отношение к кровавым событиям, выраженное в его словах: “Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести”.
   Не “бесцветным”, а по-христиански стойким и самоотверженным предстает перед нами любимый герой Пушкина, хотя его “записки” о “бестолковщине времени и простом величии простых людей” (Гоголь) простодушны и бесхитростны.
   В сущности, пушкинский подход к истории — это и подход к современности. Великий гуманист, он противопоставляет “живую жизнь” политической борьбе. Так, лицейские друзья всегда оставались для него друзьями, “в заботах… царской службы” и “в мрачных пропастях земли”, где томились декабристы.
   В своей речи о Пушкине Достоевский сказал, что автор “Капитанской дочки” видел в нашей истории, в наших даровитых людях залог “общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону”. Мысль историческая, “мысль народная” в пушкинском творчестве — это мысль, обращенная в будущее.
   Хочется сказать еще и о том, что поэзия истории для Пушкина была поэзией нравственного величия, поэзией высоты человеческого духа. Вот почему историческая тема в творчестве Пушкина тесно соединяется с нравственно-психологической. Этот ракурс в освещении исторических событий стал главным и для Лермонтова, Некрасова, Льва Толстого, А. К. Толстого, автора “Князя Серебряного”. Традиции Пушкина-историка продолжили в XX веке такие разные писатели, как Твардовский, Шолохов, А. Н. Толстой.

5. Сочинение: Историческая тема в творчестве А.С. Пушкина
   Экзаменационный реферат
   на тему:
   «Историческая тема в
   творчестве Александра Сергеевича Пушкина»
   Выполнила: ученица 9 класса «Б»
   общеобразовательной
   школы № 1921
   Глазунова Вероника
   Учитель-рецензент: Плахтиенко Наталья Анатольевна
   Москва-2002

   План

   I.
   «История народа принадлежит поэту»
   (вступление)………………..3
   II.
   «Песнь о Вещем Олеге»…………………………………………….…3
   III.
   «Литературный подвиг» («Борис
   Годунов»)…………………………4
   IV.
   «Бунтарь» и реформатор……………………………………………….6
   1)
   «Злодей
   поневоле»…………………………………………………..6
   а) «История Пугачева»………………………………………………6
   б) «Капитанская дочка»……………………………………………..8
   2)
   «Великий
   шкипер»…………………………………………………..9
   а) «Арап Петра Великого»…………………………………………..9
   б) «Полтава»…………………………………………………………10
   в) «Медный Всадник»………………………………………………10
   г) «История Петра»…………………………………………………11
   V.
   Заключение…………………………………………………………….12
    « История народа принадлежит поэту…» (введение)
   Николай Михайлович
   Карамзин в своей «Истории государства Российского» провозгласил: «История
   народа принадлежит государю». И это была не просто фраза, это была
   историко-политическая, историко-философская концепция. Будущий декабрист Никита
   Муравьев возражал: «История народа принадлежит народу». И за этим тоже крылась
   поэзия – демократическая, антимонархическая.
   Пушкин в одном из писем выдвигает свое кредо: «История народа
   принадлежит поэту». И это тоже не просто красивая фраза. Но она отнюдь не
   означает право поэта на простую субъективную поэтизацию истории путем вымысла.
   Всем своим творчеством Пушкин как раз отвергает эту бытующую среди поэтов
   практику. Он говорит о большем: об осмыслении и исследовании истории
   литературно-художественными средствами, об открытии с помощью этих средств
   глубинных токов истории, тех тайных пружин, которые иногда порой все-таки
   бывают скрыты от глаз рассудительных историков.
   Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас феномен: поэт-историк.
   Это и заставило меня выбрать именно эту тему для реферата, так как я всегда интересовалась
   представлением об истории известных людей. Историзм поэтического мышления
   Пушкина – не самоцельное обращение в прошлое. Этот историзм всегда современен и
   социально заострен, он для Пушкина – всегда средство разобраться в настоящем.
   Начиная с юношеского «Воспоминания в Царском Селе» (1814) голос Клио –
   одной из девяти муз, покровительницы истории, – постоянно звучит в творчестве
   Пушкина. К нему, к этому «страшному гласу», он прислушивается всю свою жизнь,
   стремясь постигнуть ход истории, причины возвышения и падения, славы и позора
   великих полководцев и мятежников, законы, управляющие судьбами народов и царей.
   Поражаешься, как много у него произведений исторического звучания. Вся
   русская история проходит перед читателями Пушкина: Русь древнейшая, старинная
   открывается нам в «Песне о вещем Олеге», в «Вадиме», в сказках; Русь крепостная
   – в «Русалке», в «Борисе Годунове»; восстание Степана Разина – в песнях о нем;
   великие деяния Петра – в «Медном Всаднике», «Полтаве», «Арапе Петра Великого»;
   восстание Пугачева – в «Капитанской дочке»; убийство Павла I,
   правление Александра I, война 1812 года, история
   декабризма – в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней главе «Евгения
   Онегина».
   Наконец, он заявляет о себе как профессиональный историк. Плодом его
   тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов стариков, изучения мемуарной
   литературы явилась «История Пугачева».
   Вслед за «Историей Пугачева» последовала работа над «Историей Петра»
   –   грандиозная по замыслу и объему. Работу над этим произведением прервала
   роковая дуэль. Кроме того, в бумагах Пушкина остались наброски истории Украины,
   истории Камчатки. Пушкин намеревался написать также историю Французской
   революции, историю Павла I. Сохранились наброски,
   относящиеся к истории допетровской России.
   В библиотеке Пушкина хранилось более четырехсот книг по истории, в том
   числе: Феофан Прокопович, Татищев, Щербатов, Карамзин, Тацит, Вольтер,
   Шатобриан, Тьерри, Гизо и др. В итоге этих исторических занятий у зрелого
   Пушкина сложился собственный взгляд на ход развития человеческой цивилизации
   вообще и, в особенности, на судьбу России.
   «Песнь о Вещем Олеге»
   1 марта 1822 г. Пушкин переписал набело только что законченную «Песнь о
   Вещем Олеге» – одно из первых исторических произведений поэта.
   Еще в конце июля 1821 г. Пушкин в
   черновой тетради  набросал следующий план: «Олег — в Византию — Игорь и Ольга —
   поход».  Портреты Олега и Игоря изображены в верхней части того же листа и
   отчасти перекрывают начало ка­кого-то письма на французском языке.
   Декабристская критика весьма
   сдержанно оценила «Песнь о вещем Олеге», осуждая в ней отход Пушкина от
   воспевания героики прошлого. Между тем свободолю­бивый пафос пушкинской баллады
   несомненен, хотя и заключается не в описании подвигов легендарного князя, а в
   прославлении «правдивого и свободного вещего языка» поэзии, не подвластного
   суду современников.
   «Литературный подвиг»
   Современность с ошеломляющей быстротой становилась историей. Такие
   грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в 1825
   году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиями
   эпохальными. История же – даже далекая – переживалась остро, как современность,
   как нечто происходящее сейчас, могущее сейчас снова повториться.
   Характерно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным
   событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания:
   «Бориса Годунова» поэт заканчивает 7 ноября 1825 года. То есть историческая
   трагедия Пушкина не была уходом в прошлое, создание ее не было вызвано желанием
   отвлечься от злободневных тревог современной жизни. Произведение это, оставаясь
   историческим в подлинном смысле этого слова, было в то же время остро
   злободневным. Поэт словно провидит, предчувствует и предрекает конец
   царствования Александра I, описывая конец царствования
   Бориса Годунова. Он настолько уверен в этом, что решается на прямое
   пророчество, определяя срок своего возвращения из ссылки при новом правлении.
   19 октября 1825 года, когда рукопись «Бориса Годунова» лежала перед ним почти в
   готовом виде, он пишет лицейским друзьям:
   Запомните
   ж поэта предсказанье:
   Промчится
   год, и с вами снова я,
   Исполнится
   завет моих мечтаний;
   Промчится
   год, и я явлюся к вам!
   Предсказание исполнилось поразительно точно: осенью 1826 года Пушкин
   вернулся из ссылки.
   Но обратимся к трагедии «Борис Годунов». В письме Вяземскому 13 июля
   1825 года Пушкин, до того обычно критически отзывавшийся о своих произведениях,
   назвал «Бориса Годунова» «литературным подвигом», и это не было преувеличением.
   Трагедия начинается с диалога между боярами Шуйским и Воротынским: взойдет ли
   на царство Борис Годунов? Борис у Пушкина, как и Александр I,
   перед восшествием на трон лицедействует, ломает комедию, делает вид, что власть
   ему претит. А Шуйский, хорошо зная двуличие Годунова, уверен, что он жаждет
   трона, что именно поэтому совершил он убийство законного наследника престола
   царевича Дмитрия. Пимен же произносит мрачные слова:
   Прогневали
   мы бога, согрешили:
   Владыкою
   себе цареубийцу
   Мы
   нарекли.
   В этом тоже видна параллель с Александром – он вступил на престол, убив
   своего отца-царя. В исключенном Пушкиным из печатного издания отрывке Борис
   назван «лукавым» («Беда тебе, Борис лукавый»), так же Пушкин в одном из своих
   стихотворений именовал и Александра («властитель слабый и лукавый»).
   Разумеется,  когда поэт создавал «Бориса Годунова», перед взором его
   стоял не только цареубийца Александр I. Его замысел
   бесконечно шире нравоучительной аналогии двух царей. Пушкина занимает прежде
   всего вопрос о природе народного мятежа, о народном мнении – вопрос очень его
   интересующий, освещенный позднее еще и в «Капитанской дочке».
   Народное мнение, а не
   цари и самозванцы творят суд истории – вот великая мысль Пушкина в «Борисе
   Годунове». Мысль, во многом противостоящая идее Карамзина (см. введение) и
   полемизирующая с ней. Народное мнение и есть «Клио страшный глас», прозвучавший
   смертным приговором над Годуновым. Проклятие тяготеет и над его сыном Феодором.
   И потому боярин Пушкин уверен в победе самозванца Димитрия. Когда Басманов,
   командующий войсками Феодора, говорит с усмешкой превосходства боярину Пушкину,
   у Димитрия войска «всего-то восемь тысяч», Пушкин отвечает, нимало не смущаясь:
   Ошибся
   ты: и тех не наберешь –
   Я
   сам скажу, что войско наше дрянь,
   Что
   казаки лишь только села грабят,
   Что
   поляки лишь хвастают да пьют,
   А
   русские…да что и говорить…
   Перед
   тобой не стану я лукавить;
   Но
   знаешь ли, чем сильны мы Басманов?
   Не
   войском, нет, не польскою помогой,
   А
   мнением; да! мнением народным.
   Борис
   восстановил против себя это мнение убийством царевича Дмитрия.
   Напомню
   вновь: трагедия окончена за месяц до восстания на Сенатской площади. Срока
   восстания поэт, конечно, не знал, но то, что оно назревает, он не мог не
   чувствовать. Не мог не размышлять он о его удаче или неудаче, о том, будет ли
   оно поддержано мнением народным, будут ли царские генералы с восставшими?
   И в трагедии Басманов, полководец Годунова, а затем Феодора, склоняется
   на доводы боярина Пушкина присягнуть пока не поздно, Самозванцу:
   Он
   прав, он прав; везде измена зреет –
   Что
   делать мне? Ужели буду ждать,
   Чтоб
   и меня бунтовщики связали

   И выдали Отрепьеву? Не лучше ль

   Предупредить
   разрыв потока бурный
   И
   самому…
   Далекий предок поэта боярин Пушкин выведен в трагедии безоговорочно на
   стороне бунтовщиков, и Годунов бросает в его адрес: «Противен мне род Пушкиных
   мятежный». К этому роду с гордостью причисляет себя и сам поэт. Не случайно
   вводит поэт в трагедию своих собственных предков – тут особый расчет: дать
   возможность читателям услышать его голос без какого-либо нарушения исторической
   правды. Сердцем поэт на стороне мятежа, но спокойный, трезвый аналитический ум
   подсказывает, что мятеж – это кровь, насилие и гибель множества людей. И часто
   ли мятеж оканчивается успехом?
   Как отвечает на этот вопрос Пушкин своим «Борисом Годуновым»?
   Самозванцу сопутствует удача – Басманов в конце концов присягнул ему, боярин
   Пушкин убедил московский люд приветствовать «нового царя». А в это время
   приверженцы Самозванца пробираются в царские палаты, где в ужасе прячутся
   «Борисовы щенки» – Ксения и Феодор – и их мать Мария. Слышатся женский плач,
   визг, предсмертные крики. Перед народом появляется один из убийц – Мосальский –
   и провозглашает:
   «– Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели
   их мертвые трупы.
   Народ в ужасе молчит.
   – Что же вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!
   Народ безмолвствует».
   Так лаконично и многозначительно заканчивает Пушкин свою трагедию.
   «Народ безмолвствует» – вот приговор Димитрию Самозванцу и всему его отчаянному
   предприятию.
   «Бунтарь» и реформатор
   Две исторические фигуры привлекали особенное внимание Пушкина: Пугачев
   и Петр I. Первый – вождь крестьянского восстания,
   потрясшего Россию; второй – крутой реформатор, не считавшийся с жертвами на
   своем пути и положивший начало новому периоду русской истории. Пугачеву Пушкин
   посвятил повесть «Капитанская дочка» и исторический труд «История Пугачева»,
   Петру же – две поэмы («Полтава» и «Медный всадник») и труд «Арап Петра
   Великого». Также поэт увлеченно работал над его жизнеописанием, но не успел
   закончить. Обе фигуры интересовали Пушкина и как художника и как историка, но
   его обращение к ним, точно так же как в пору создания «Бориса Годунова», не
   было уходом в прошлое. Пугачев и Петр воплощали для Пушкина историю, прошлое России,
   и, изучая их деятельность, он хотел найти ответы на острейшие вопросы
   современности и прояснить будущее.
   «Злодей поневоле»
   Фигура мятежного Пугачева давно привлекала внимание Пушкина, он стал
   интересоваться ею еще в михайловской ссылке. Тему эту Пушкин в конце концов
   решает в двух планах: и в качестве профессионального историка в «Истории
   Пугачева», и в качестве писателя в «Капитанской дочке».
   «История Пугачева»
   Сначала было создано произведение историческое – 1833-1834. Пушкин
   скрупулезно собирал факты и свидетельства для этого труда. Он объездил
   несколько губерний, где еще помнили Пугачева, где еще живы были люди, его
   знавшие, где гуляли из уст в уста предания о нем. Все это было записано
   поэтом-историком и передано потомству с самой строгой объективностью,
   пунктуальностью и деловитостью. В результате Пушкин создал первую в
   исторической науке документированную биографию вождя крестьянского восстания, в
   условиях жесткой цензуры сумел достоверно описать многие обстоятельства его
   жизни.
   Сам Пушкин гордился высоким профессионально-научным уровнем «Истории
   Пугачева» – тем, что он впервые ввел в научный оборот «исторические сокровища»,
   а именно: множество неизвестных документов, писем, свидетельств, мемуаров, тем,
   что все это было проанализировано с добросовестностью и осмотрительностью
   исследователя. «Я прочел все, что было напечатано о Пугачеве, – писал Пушкин, –
   и сверх того 18 толстых томов in volio разных
   рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные
   события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но
   уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою
   критикою».
   Пушкин словно намеренно отрешается о всяких эмоций, от всякого
   субъективного, пристрастного суждения о лицах и событиях. Он хочет говорить
   языком самой истории. Он приводит факты и свидетельства, освещающие события с
   разных сторон, порой противоречивые. Пусть читатель делает выводы сам, пусть
   размышляет над фактами.
   Нередко можно встретить мнение, что «История Пугачева» проникнута
   сочувствие поэта к главарю повстанцев, что он хотел разоблачить бытовавшее о
   Пугачеве представление как о бесчеловечном злодее и разбойнике. По отношению к
   «Капитанской дочке» это, пожалуй, и справедливо, а вот к «Истории Пугачева» – нет.
   Сетования на то, что Пушкин не изобразил Пугачева романтическим героем,
   раздавались сразу же после выхода книги. Поэт-историк по этому поводу писал
   И.И. Дмитриеву: «Что касается до тех мыслителей, которые негодуют на меня за
   то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым, а не Байроновым Ларою,
   то охотно отсылаю их к г. Полевому, который, вероятно, за сходную цену
   возьмется идеализировать это лицо по последнему фасону».
   Отказываясь идеализировать историческое лицо, Пушкин приводит в своей
   книге такие вопиющие, страшные факты о жестокости Пугачева и его окружения, о
   зверствах, ими чинимых, что волосы встают дыбом. Поэт рассказывает об этом
   хладнокровно, как бы составляя своего рода хронологию событий и каталог
   злодеяний.
   Прежде всего возник вопрос о причинах восстания Пугачева. Оно было
   вызвано притеснениями яицких казаков со стороны правительства. И об этом Пушкин
   говорит сразу же и без обиняков. Казаки, селившиеся между Волгой и Яиком,
   обладали издавна невиданной в других местах вольницей. Правительство косо
   смотрело на вольных казаков и стремилось наложить и на них свою тяжелую руку.
   Введены были большие налоги на рыбные промыслы, казаков обязали нести царскую
   службу, постепенно вводилось военно-чиновничье управление взамен народовластия.
   Казаки неоднократно жаловались императрице, посылали гонцов в столицу,
   но безуспешно. Наконец в 1771 году вспыхнул первый открытый мятеж, жестоко
   подавленный правительственными войсками. Первая вспышка мятежа угасла, но
   причины, ее породившие, не устранились, а, напротив, умножились. «Тайные
   совещания, – заключает первую главу Пушкин, – происходили по степным уметам
   (постоялым дворам – прим. А.С. Пушкина) и отдаленным хуторам. Недоставало
   предводителя. Предводитель сыскался». Пушкин-историк, по существу, опроверг официальную
   версию о том, что мятеж был вызван происками «Емельки», «злодейством»
   возмутившего народ. Напротив, Пугачев «сыскался» для дела, которое уже
   объективно созрело в силу ряда причин. Не будь Пугачева, «сыскался» бы другой
   предводитель восстания. Мятеж вызвали несправедливые притеснения со стороны
   правительства. Оно, а не казаки виновны в нем. Вот главный вывод Пушкина!
   Так началась «пугачевщина». Правительство Екатерины дрожало, ее
   военачальники не раз терпели сокрушительное поражение от «Емельки», силы
   которого умножались. Затем счастье начало изменять Пугачеву. Пушкин пишет о
   самом последнем периоде восстания Пугачева: «Никогда успехи его не были
   ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такою силою. Возмущение переходило от
   одной деревни к другой, от провинции к провинции. Довольно было появления двух
   или трех злодеев, чтоб взбунтовались целые области». Но плохо вооруженные,
   разрозненные повстанцы не могли, конечно, долго противостоять регулярным
   правительственным войскам. Восстание было подавлено, Пугачев четвертован.
   Что же все-таки хотел сказать Пушкин своей «Историей Пугачева»? Что
   толкнуло его к теме крестьянского восстания? В 30-е годы, когда в разных местах
   России вспыхивали крестьянские бунты, воспоминания о «пугачевщине» оживились. С
   трудом подавив мятежи, правительство превзошло восставших в жестокости
   изуверстве. Пушкин с головой ушел в историю пугачевского бунта, чтобы понять
   кровавые трагедии, развернувшиеся на его глазах.
    
   «Капитанская дочка»
   В историческом исследовании Пушкин
   показывает реального Пугачева – злодея и народного любимца. Поэтесса Марина
   Цветаева писала о двух Пугачевых, которые есть у Пушкина: “Пугачев в
   «Капитанской дочке» и Пугачев в «Истории Пугачева», казалось бы, одной рукой
   писаны. Но Пугачева из «Капитанской дочки» писал поэт, из «Истории…» –
   прозаик». Заметим, что Н.В. Гоголь считал «Капитанскую дочку» романом. Его
   поразила «чистота и безыскусственность» стиля, что в нем «в первый раз
   выступают именно русские характеры – бестолковщина времени и простое величие
   простых людей, все – не только самая правда, но еще как бы лучше ее».  Поэтому,
   вероятно, Пушкин подошел к истории не как прозаик, но прежде всего как поэт.
   Это подметила русская поэтесса М. Цветаева в своей книге «Мой Пушкин» –
   «Пушкин-историк побит Пушкиным-поэтом». Вдохновение, процесс созидания, угроза
   смерти, наказания и суда истории сливаются воедино в энергию творчества.
   Пушкин просит брата прислать
   биографию Пугачева и, одновременно, информацию о Разине, которого называет
   «единственным поэтическим лицом в русской истории». В сознании Пушкина
   переплетаются судьбы Разина и Пугачева – как поэзия и история. Сам образ
   Пугачева – героический. Кульминационный период в раскрытии этого образа –
   эпизод с калмыцкой сказкой: «…чем триста лет питаться падалью, лучше раз
   напиться живой кровью, а там что Бог даст!». Однако Пугачев более многозначен,
   его нельзя сводить к извлечению морали из сказки, заявлять, что в ней
   прославляется его смелая короткая жизнь. Сказка обнаруживает глубину духовного
   обновления Пугачева. Живые, сверкающие глаза его, так запомнившиеся Гриневу,
   предсказывали способность Пугачева к высоким чувствам и вдохновению. Пушкин
   поэтизирует способность и возможность человека быть сильнее враждебных
   обстоятельств. Смысл бытия – в свободе распоряжаться своей жизнью.
   Так на поэтической почве оказалось
   возможным сближение пушкинских и пугачевских точек зрения. Чуткая к
   художественному слову Пушкина, М. Цветаева заметила это: «Есть упоение в бою у
   бездны мрачной на краю…»  Возможно, именно описанное выше определило решение
   Пушкина придать своему историческому роману мемуарную форму. Скорее всего,
   именно поэтому ему нужен был «свидетель» событий, непосредственно в них
   участвовавший, знакомый с фактами жизни Пугачева, взаимоотношениями
   руководителей восстания. Интонация разговоров Гринева и Пугачева –
   доверительная, что очень важно в человеческих отношениях как в романе, так и в
   нашей жизни. Пушкин ставил перед собой нелегкую задачу – показать
   двойственность позиции Гринева: осуждая, не принимая восстания, он вынужден был
   свидетельствовать не только о кровавых расправах Пугачева, но и о его
   великодушии, гуманности, справедливости и щедрости. Очень тонко подметила
   Марина Цветаева, что Пугачев – «злодей поневоле», человек, который «несмотря на
   свинские обстоятельства», способен на сердечную простоту и великодушие.
   И опять же права Марина Цветаева,
   что Пушкин в «Капитанской дочке» нередко себя самого ненароком подставляет на
   место Гринева. И, конечно же, есть «жутко автобиографический элемент» в диалоге
   Пугачева с Гриневым.
   «Пугачев – Гриневу:
   – А коли отпущу, так обещаешься ли
   ты по крайней мере против меня не служить?
   – Как могу тебе в этом обещаться?
   «Николай I –
   Пушкину:
   –
   Где бы ты был 14-го декабря,
   если бы ты был в городе?
   –
   На Сенатской площади, Ваше
   Величество!»
   «Капитанская дочка» оказалась
   своеобразным «завещанием» Пушкина. Открывая читателю всю свою выстраданную
   правду о русском народе и русском бунте, писатель призывал задуматься над
   коренными вопросами развития России и судьбы русского народа. «Не приведи Бог
   видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» –  предостерегающе
   восклицает поэт.
   «Великий шкипер»
   Пётр I был интересной, сложной личностью, что
   привлекательно для писателей и поэтов. Пушкин также не мог обойти стороной
   этого великого человека. И насколько Пётр I был великим
   реформатором, могущественным государственным деятелем, с размахом двинувшим
   Россию вперёд, настолько Пушкин был Петром Великим русской литературы. Тема
   Петра – “сквозная” тема в русской литературе вообще, в творчестве Пушкина в
   частности. Поэт видит в Петре не просто историческую личность, но и
   олицетворение преобразовательной мощи человечества, насаждающего культуру и
   цивилизацию посреди нелюдимых и бесприютных пространств.
   Впервые Пушкин коснулся темы Петра в «Заметках по русской истории 18
   века». Поэт видит в нём мудрого царя – реформатора, защитника просвещения.
   «Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с
   суеверной точностью подражали ему во всём, что только не требовало нового
   вдохновения. … Пётр I не страшился народной свободы,
   неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал
   человечество, может быть, более чем Наполеон».
   Работая над петровской темой, Пушкин использовал различные жанры. В
   1826 году он пишет о Петре I в «Стансах». Это
   стихотворение по стилю напоминает оды 18 века, например: «Петра Великого»
   Ломоносова и «Вельможу» Державина. Идеалом их была просвещённая монархия, а
   идеальным героем – Пётр I.
   «Арап Петра Великого»
   Образ Петра – «вечного работника на троне» – Пушкин продолжал развивать
   и в «Арапе Петра Великого». Пётр I раскрыт в романе уже
   с разных сторон: Пётр в его отеческой заботливости об Ибрагиме, Пётр – вечный
   деятель с покоряющей простотой и непринуждённостью обхождения, Пётр с его
   негативным отношением к нарождавшейся на западный манер аристократии, пустой и
   мотовской. Наконец, в сюжетной линии Ржевских проступает деспотизм Петра:
   сосватав их дочь за своего любимца Ибрагима, он разрушает счастье Наташи и
   Валериана.
   Европеизм Петра, его вражда к реакционной старине не мешают ему быть
   вполне русским человеком. Как изображает Пушкин, Пётр любил те русские нравы и
   обычаи, которые не казались ему проявлением патриархальной дикости. Беседуя с
   Ибрагимом, Пётр обнаруживает такое добродушие и весёлость, «что никто, – пишет
   Пушкин, – в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя
   полтавского, могучего и грозного преобразователя России».
   Пётр берёт на себя роль свата своего крестника, любит национальные
   кушанья, не прочь «по русскому обыкновению отдохнуть». Он искренне заботится об
   Ибрагиме: «Послушай…, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех,
   кроме одного меня. Умри я сегодня, что завтра с тобою будет, бедный мой араб?
   Надобно тебе пристроится, пока есть ещё время; найти опору в новых связях,
   вступить в союз с новым боярством». Склонность Петра к широкому и большому
   веселью, добродушное лукавство, гостеприимство – всё это дополняет образ Петра,
   воплощающего в себе, по мысли Пушкина, черты национального характера. Пушкин
   даёт глубокое освещение демократичности Петра. Пётр судит о людях и выбирает
   себе помощников не по сословному признаку, а по умственным способностям,
   знаниям. Отнюдь не снижая выдающихся личных качеств Петра, Пушкин помогает
   читателю понять и почувствовать историческую закономерность петровских
   преобразований и их необходимость. Роман остался незаконченным, но, несмотря на
   это, современники Пушкина высоко оценили «Арапа Петра Великого». В.Г. Белинский
   писал: «Будь этот роман кончен так же хорошо, как начат, мы имели бы
   превосходный исторический русский роман»
   «Полтава»
   Художественный опыт «Арапа Петра Великого» как эпическое решение темы
   Петра I отразился и в поэме «Полтава». Поэма начинается
   как семейная драма, а разворачивается как народная трагедия. Кочубей, Мария,
   Мазепа  связаны друг с другом личными отношениями, которые находят настоящую
   оценку лишь в отношении к истории. Пётр поставлен вне круга личных отношений,
   он «свыше вдохновленный». Мысль Пушкина о русской истории определила и название
   поэмы. Он назвал её не «Мазепа», не «Пётр Великий», а «Полтава», указывая на
   великий народный подвиг, совершённый в этой битве, которая была одним «из самых
   важных и счастливых происшествий царствования Петра Великого».
   Пушкин сумел придать «Полтаве» черты глубокой народности в содержании и
   в стиле. Пётр Великий, неотделимый от своих дружин, похожий на героев
   торжественной оды и эпической поэмы, нарисован в традициях литературы 18 века.
   Основным средством выразительности является сравнение, оттенённое и как бы
   комментированное эпитетами:
   …Лик
   его ужасен.
   Движенья
   быстры. Он прекрасен,
   Он
   весь, как божия гроза…
   И
   он промчался пред полками,
   Могущ
   и радостен как бой.
   Возвеличивая подвиг и мужество Петра и его воинства, Пушкин отдаёт
   должное и сильным противникам русских – шведам. Однако поэт даёт почувствовать,
   что и сам Карл, и его армия не воодушевлены ничем высоким, тогда как Пётр и его
   дружины исполнены патриотизма, уверенности в победе. Пушкин восхищается
   благородством Петра на пиру:
   При
   кликах войска своего,

   В шатре своём он угощает

   Своих
   вождей, вождей чужих,
   И
   славных пленников ласкает,
   И
   за учителей своих
    Заздравный
   кубок подымает.
   «Медный всадник»
   Образ
   Петра в творчестве Пушкина находится в постоянном движении и развитии. В 1833
   г. написана поэма «Медный всадник». В «Полтаве» Пушкин говорил о Петре Первом:
   В
   гражданстве северной державы,
   В
   её воинственной судьбе,
   Лишь
   ты воздвиг, герой Полтавы,
   Огромный
   памятник себе.
   Теперь поэт увидел
   перед собой Медного Всадника – воплощённый в металле памятник Петру Великому,
   основателю «военной столицы». Пушкин в «Медном всаднике» поднимает проблему
   взаимоотношений государства и личности. Пётр у Пушкина – деятель, который
   угадывает потенциальные силы науки и направляет их на решение громадных задач в
   один из самых высоких и творческих моментов его жизни, когда рождался
   гениальный замысел создания города «на берегу пустынных волн» Невы.
   В стилистике
   «Медного Всадника» отчётливо обозначены два разнородных начала: торжественная
   ода и смиренная элегия. Это разноречие стиля, стилистическое противоречие
   вполне отвечало свободному и сложному замыслу Пушкина. Он тяготеет к одической
   возвышенности там, где звучит тема Петра, и возвращается к элегической
   задушевности там, где касается темы Евгения.
   Для Пушкина были одинаково
   достоверны и деяния Петра Великого, и страдания безвестного Евгения. Пушкину
   был близок мир Петра, была понятна и дорога мечта «ногою твёрдой стать при море».
   Он видел, как перед Петром, «мощным властелином судьбы», смирялась «побеждённая
   стихия». Но Пушкин сознавал, какая дорогая цена была заплачена за это
   торжество, какой ценой был куплен стройный вид Петербурга. Поэтому в его поэме
   есть истинная глубина, высокая человечность и суровая правда.
   Пётр, воплощённый в Медного всадника, видится как «мощный властелин
   судьбы, а не игралище в её руках». Утверждая непреклонную волю, вселяя ужас,
   Медный всадник своим величием опровергает мысли о своём бессилии человека перед
   лицом рока.
   Восторженное настроение поэта омрачается думой о «противоречиях
   существенности» и скорбном уделе «малых сил»; возникает новый образ Петра:
   И,
   обращён к нему спиною
   В
   неколебимой тишине,
   Над
   возмущённою Невою
   Стоит
   с простёртою рукою
   Кумир
   на бронзовом коне.
   Пушкин показывает не только величие Петра, но и его недостатки. В грозных
   событиях наводнения не хватает заботы о маленьком человеке. Пётр велик в
   государственных замыслах и жесток и жалок в отношении к личности. Евгений жалок
   в своей бедности и велик в своей любви к Параше, принижен своим жизненным
   положением и возвышен своими мечтами о независимости и чести, жалок в своём
   безумии и высок в своей способности протестовать.
   В. Г. Белинский говорил, что «Медный всадник» вместе с «Полтавой»
   образуют «самую великую «Петриаду», какую только в состоянии создать гений
   великого национального поэта».
   «История Петра»
   Мысли Петра – историка определяли создание исторической прозы,
   становление которой мы видим в незавершённой поэтом «Истории Петра», написанной
   в последние годы его жизни.
   Действие
   переносится из Москвы в Голландию, где Пётр с топором в руках работает на
   верфях и в Англию. Азовские берега и берега Балтики, города Польши и поля
   Украины, степи Буджака, Париж и границы Персии – таково огромное пространство
   действия, представленное нам в повествованиях Пушкина. С первых страниц «История
   Петра» перед нами в живом изображении является юный Пётр.
   Пушкин показывает его после усмирения одного из стрелецких бунтов,
   противопоставляя Петра царствовавшему с ним вместе брату Иоанну: «В то время
   как стрельцы стояли по обеим сторонам дороги, падая ниц перед государями, –
   Иоанн оказывал тупое равнодушие, но Пётр быстро смотрел на все стороны,
   оказывая живое любопытство. Изображая Петра, едва не ставшего жертвой нового
   заговора, когда он во время суда над заговорщиками «занемог горячкою», Пушкин
   говорит: «Многочисленные друзья и родственники преступников хотели
   воспользоваться положением государя для испрошения им помилования,…но Пётр был
   непреклонен: слабым, умирающим голосом отказал он просьбе и сказал: «Надеюсь
   более угодить Богу правосудием, нежели потворством».
   Пушкин подчёркивает противоречие между целями, осуществляемыми Петром,
   и средствами, которые он применял для их достижения. «Когда народ встречался с
   царём, – читаем мы в «Истории Петра» – то по древнему обычаю падал перед ним на
   колена. Пётр Великий в Петербурге запретил коленопреклонение, так как улицы
   были грязные и болотистые, а народ, его не слушался, то Пётр Великий запретил
   уже под жестоким наказанием».
   Пушкин рисует черты великодушия Петра и в то же время пишет (в связи с
   делом первой, постриженной в монахини жены Петра, которая была высечена
   кнутом): «Пётр хвастал своей жестокостью».
   Пушкин намечает изображение Петра в действии, в противоречиях, в борьбе
   с врагами и препятствиями. Против Петра вели борьбу за власть бояре и правительница
   Софья. Эта борьба закончилась избранием на царство Петра.
   Царь уделял большое внимание просвещению. Он отправил боярских и
   дворянских детей за границу для изучения инженерству, корабельному искусству,
   архитектуре и другим наукам. Пётр сам намерен был учиться в чужих краях всему,
   чего недоставало ещё государству, погружённому в глубокое невежество.
   Возвращающихся из чужих краёв молодых людей он сам экзаменовал. Пётр был не
   только реформатором внутреннего преобразования государства, но, как показано в
   «Истории Петра», и талантливым дипломатом в решении внешних политических
   вопросов.
   К сожалению, выполнить задачу, которую Пушкин поставил в освящении
   эпохи Петра, закончить не удалось. Надежды Пушкина не сбылись. Смерть оборвала
   его работу, и великий труд остался незавершённым. Итак, в работе А. С. Пушкина
   над темой Петра очевидна эволюция эпического содержания петровской эпохи, а
   также политических взглядов поэта. Эту эволюцию отражает движение от
   стихотворения одического характера через поэмы с усложняющейся жанровой
   природой к эпическим жанрам с возможностями изображения действительности в
   единстве её противоречивых сторон. Когда уходит из жизни незаурядный, великий
   человек, в его бывшем окружении многого не достаёт, исчезает тот центр, вокруг
   которого всё собиралось, всё двигалось. Конечно, жизнь продолжалась, и вслед за
   Петром на престол выходили правители, которых Пушкин метко назвал «ничтожными
   наследниками северного исполина». Пушкин в своих произведениях ставил в пример
   Николаю I Петра, но уже в дневнике 1834 года он пишет:
   «В нём немножко от Петра Великого и много от прапорщика».
   Заключение
   За два с половиной месяца до кончины Пушкин сочиняет так и не
   отправленное письмо к П.Я. Чаадаеву, где уверяет, что «ни за что на свете не
   хотел бы переменить отечество и иметь другую историю». Это его письмо было
   вызвано знаменитым как бы «открытым» философическим письмом Петра Яковлевича, в
   котором тот, по определению Герцена «сказал России, что прошлое ее бесполезно,
   настоящее тщетно, а будущего у нее нет». Пушкин аргументированно и конкретно
   защищает перед Чаадаевым прошлое отечества. Этими чистосердечными словами он
   как бы подводит итог своему творчеству, посвященному истории страны. Пушкин,
   как умный человек, конечно, не мог не видеть множества черных страниц в истории
   России, но сердцем он все равно чувствовал, что его Родина – лучшая страна с
   лучшей историей.
   Список использованной
   литературы:
   1. В.Г. Белинский «Статьи о Пушкине»  М.
   «Просвещение», 1983
   2. Г.Н. Волков «Мир Пушкина»  М. «Молодая Гвардия»,
   1989
   3. Ю.М. Лотман «В школе поэтического слова»  М.
   «Просвещение», 1988
   4. Б.С. Мейлах «Жизнь Александра Пушкина» Л.
   «Художественная литература», 1974
   5. Б.С. Мейлах «Творчество А.С. Пушкина»  М.
   «Просвещение», 1984
   6. М.И. Цветаева «Мой Пушкин»  Алма-Ата «Рауан», 1990

6. Пушкин, Александр Сергеевич –
   Биография и творчество
   Экзаменационный реферат
   на тему:
   «Историческая тема в творчестве Александра Сергеевича Пушкина»
   Выполнила: ученица 9 класса «Б» общеобразовательной школы № 1921
   Глазунова Вероника
   Учитель-рецензент: Плахтиенко Наталья Анатольевна
   Москва-2002
   План
   I. «История народа принадлежит поэту» (вступление)………………..3
   «Песнь о Вещем Олеге»…………………………………………….…3
   II. «Литературный подвиг» («Борис Годунов»)…………………………4
   «Бунтарь» и реформатор……………………………………………….6
   1) «Злодей поневоле»…………………………………………………..6 а) «История Пугачева»………………………………………………6 б) «Капитанская дочка»……………………………………………..8
   2) «Великий шкипер»…………………………………………………..9 а) «Арап Петра Великого»…………………………………………..9 б) «Полтава»…………………………………………………………10 в) «Медный Всадник»………………………………………………10 г) «История Петра»…………………………………………………11
   III. Заключение…………………………………………………………….12
   « История народа принадлежит поэту…» (введение)
   Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского» провозгласил: «История народа принадлежит государю». И это была не просто фраза, это была историко-политическая, историко-философская концепция.
   Будущий декабрист Никита Муравьев возражал: «История народа принадлежит народу». И за этим тоже крылась поэзия – демократическая, антимонархическая.
   Пушкин в одном из писем выдвигает свое кредо: «История народа принадлежит поэту». И это тоже не просто красивая фраза. Но она отнюдь не означает право поэта на простую субъективную поэтизацию истории путем вымысла. Всем своим творчеством Пушкин как раз отвергает эту бытующую среди поэтов практику. Он говорит о большем: об осмыслении и исследовании истории литературно-художественными средствами, об открытии с помощью этих средств глубинных токов истории, тех тайных пружин, которые иногда порой все-таки бывают скрыты от глаз рассудительных историков.
   Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас феномен: поэт-историк.
   Это и заставило меня выбрать именно эту тему для реферата, так как я всегда интересовалась представлением об истории известных людей. Историзм поэтического мышления Пушкина – не самоцельное обращение в прошлое. Этот историзм всегда современен и социально заострен, он для Пушкина – всегда средство разобраться в настоящем.
   Начиная с юношеского «Воспоминания в Царском Селе» (1814) голос Клио – одной из девяти муз, покровительницы истории, – постоянно звучит в творчестве Пушкина. К нему, к этому «страшному гласу», он прислушивается всю свою жизнь, стремясь постигнуть ход истории, причины возвышения и падения, славы и позора великих полководцев и мятежников, законы, управляющие судьбами народов и царей.
   Поражаешься, как много у него произведений исторического звучания. Вся русская история проходит перед читателями Пушкина: Русь древнейшая, старинная открывается нам в «Песне о вещем Олеге», в «Вадиме», в сказках;
   Русь крепостная – в «Русалке», в «Борисе Годунове»; восстание Степана
   Разина – в песнях о нем; великие деяния Петра – в «Медном Всаднике»,
   «Полтаве», «Арапе Петра Великого»; восстание Пугачева – в «Капитанской дочке»; убийство Павла I, правление Александра I, война 1812 года, история декабризма – в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней главе
   «Евгения Онегина».
   Наконец, он заявляет о себе как профессиональный историк. Плодом его тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов стариков, изучения мемуарной литературы явилась «История Пугачева».
   Вслед за «Историей Пугачева» последовала работа над «Историей Петра» – грандиозная по замыслу и объему. Работу над этим произведением прервала роковая дуэль. Кроме того, в бумагах Пушкина остались наброски истории
   Украины, истории Камчатки. Пушкин намеревался написать также историю
   Французской революции, историю Павла I. Сохранились наброски, относящиеся к истории допетровской России.
   В библиотеке Пушкина хранилось более четырехсот книг по истории, в том числе: Феофан Прокопович, Татищев, Щербатов, Карамзин, Тацит, Вольтер,
   Шатобриан, Тьерри, Гизо и др. В итоге этих исторических занятий у зрелого
   Пушкина сложился собственный взгляд на ход развития человеческой цивилизации вообще и, в особенности, на судьбу России.
   «Песнь о Вещем Олеге»
   1 марта 1822 г. Пушкин переписал набело только что законченную «Песнь о Вещем Олеге» – одно из первых исторических произведений поэта.
   Еще в конце июля 1821 г. Пушкин в черновой тетради набросал следующий план: «Олег — в Византию — Игорь и Ольга — поход». Портреты
   Олега и Игоря изображены в верхней части того же листа и отчасти перекрывают начало какого-то письма на французском языке.
   Декабристская критика весьма сдержанно оценила «Песнь о вещем Олеге», осуждая в ней отход Пушкина от воспевания героики прошлого. Между тем свободолюбивый пафос пушкинской баллады несомненен, хотя и заключается не в описании подвигов легендарного князя, а в прославлении «правдивого и свободного вещего языка» поэзии, не подвластного суду современников.
   «Литературный подвиг»
   Современность с ошеломляющей быстротой становилась историей. Такие грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в
   1825 году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиями эпохальными. История же – даже далекая – переживалась остро, как современность, как нечто происходящее сейчас, могущее сейчас снова повториться.
   Характерно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания:
   «Бориса Годунова» поэт заканчивает 7 ноября 1825 года. То есть историческая трагедия Пушкина не была уходом в прошлое, создание ее не было вызвано желанием отвлечься от злободневных тревог современной жизни. Произведение это, оставаясь историческим в подлинном смысле этого слова, было в то же время остро злободневным. Поэт словно провидит, предчувствует и предрекает конец царствования Александра I, описывая конец царствования Бориса
   Годунова. Он настолько уверен в этом, что решается на прямое пророчество, определяя срок своего возвращения из ссылки при новом правлении. 19 октября
   1825 года, когда рукопись «Бориса Годунова» лежала перед ним почти в готовом виде, он пишет лицейским друзьям:
   Запомните ж поэта предсказанье:
   Промчится год, и с вами снова я,
   Исполнится завет моих мечтаний;
   Промчится год, и я явлюся к вам!
   Предсказание исполнилось поразительно точно: осенью 1826 года Пушкин вернулся из ссылки.
   Но обратимся к трагедии «Борис Годунов». В письме Вяземскому 13 июля
   1825 года Пушкин, до того обычно критически отзывавшийся о своих произведениях, назвал «Бориса Годунова» «литературным подвигом», и это не было преувеличением. Трагедия начинается с диалога между боярами Шуйским и
   Воротынским: взойдет ли на царство Борис Годунов? Борис у Пушкина, как и
   Александр I, перед восшествием на трон лицедействует, ломает комедию, делает вид, что власть ему претит. А Шуйский, хорошо зная двуличие
   Годунова, уверен, что он жаждет трона, что именно поэтому совершил он убийство законного наследника престола царевича Дмитрия. Пимен же произносит мрачные слова:
   Прогневали мы бога, согрешили:
   Владыкою себе цареубийцу
   Мы нарекли.
   В этом тоже видна параллель с Александром – он вступил на престол, убив своего отца-царя. В исключенном Пушкиным из печатного издания отрывке
   Борис назван «лукавым» («Беда тебе, Борис лукавый»), так же Пушкин в одном из своих стихотворений именовал и Александра («властитель слабый и лукавый»).
   Разумеется, когда поэт создавал «Бориса Годунова», перед взором его стоял не только цареубийца Александр I. Его замысел бесконечно шире нравоучительной аналогии двух царей. Пушкина занимает прежде всего вопрос о природе народного мятежа, о народном мнении – вопрос очень его интересующий, освещенный позднее еще и в «Капитанской дочке».
   Народное мнение, а не цари и самозванцы творят суд истории – вот великая мысль Пушкина в «Борисе Годунове». Мысль, во многом противостоящая идее Карамзина (см. введение) и полемизирующая с ней. Народное мнение и есть «Клио страшный глас», прозвучавший смертным приговором над Годуновым.
   Проклятие тяготеет и над его сыном Феодором. И потому боярин Пушкин уверен в победе самозванца Димитрия. Когда Басманов, командующий войсками Феодора, говорит с усмешкой превосходства боярину Пушкину, у Димитрия войска «всего- то восемь тысяч», Пушкин отвечает, нимало не смущаясь:
   Ошибся ты: и тех не наберешь –
   Я сам скажу, что войско наше дрянь,
   Что казаки лишь только села грабят,
   Что поляки лишь хвастают да пьют,
   А русские…да что и говорить…
   Перед тобой не стану я лукавить;
   Но знаешь ли, чем сильны мы Басманов?
   Не войском, нет, не польскою помогой,
   А мнением; да! мнением народным.
   Борис восстановил против себя это мнение убийством царевича Дмитрия.
   Напомню вновь: трагедия окончена за месяц до восстания на Сенатской площади. Срока восстания поэт, конечно, не знал, но то, что оно назревает, он не мог не чувствовать. Не мог не размышлять он о его удаче или неудаче, о том, будет ли оно поддержано мнением народным, будут ли царские генералы с восставшими?
   И в трагедии Басманов, полководец Годунова, а затем Феодора, склоняется на доводы боярина Пушкина присягнуть пока не поздно, Самозванцу:
   Он прав, он прав; везде измена зреет –
   Что делать мне? Ужели буду ждать,
   Чтоб и меня бунтовщики связали
   И выдали Отрепьеву? Не лучше ль
   Предупредить разрыв потока бурный
   И самому…
   Далекий предок поэта боярин Пушкин выведен в трагедии безоговорочно на стороне бунтовщиков, и Годунов бросает в его адрес: «Противен мне род
   Пушкиных мятежный». К этому роду с гордостью причисляет себя и сам поэт. Не случайно вводит поэт в трагедию своих собственных предков – тут особый расчет: дать возможность читателям услышать его голос без какого-либо нарушения исторической правды. Сердцем поэт на стороне мятежа, но спокойный, трезвый аналитический ум подсказывает, что мятеж – это кровь, насилие и гибель множества людей. И часто ли мятеж оканчивается успехом?
   Как отвечает на этот вопрос Пушкин своим «Борисом Годуновым»?
   Самозванцу сопутствует удача – Басманов в конце концов присягнул ему, боярин Пушкин убедил московский люд приветствовать «нового царя». А в это время приверженцы Самозванца пробираются в царские палаты, где в ужасе прячутся «Борисовы щенки» – Ксения и Феодор – и их мать Мария. Слышатся женский плач, визг, предсмертные крики. Перед народом появляется один из убийц – Мосальский – и провозглашает:
   «– Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы.
   Народ в ужасе молчит.
   – Что же вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!
   Народ безмолвствует».
   Так лаконично и многозначительно заканчивает Пушкин свою трагедию.
   «Народ безмолвствует» – вот приговор Димитрию Самозванцу и всему его отчаянному предприятию.
   «Бунтарь» и реформатор
   Две исторические фигуры привлекали особенное внимание Пушкина: Пугачев и Петр I. Первый – вождь крестьянского восстания, потрясшего Россию; второй
   – крутой реформатор, не считавшийся с жертвами на своем пути и положивший начало новому периоду русской истории. Пугачеву Пушкин посвятил повесть
   «Капитанская дочка» и исторический труд «История Пугачева», Петру же – две поэмы («Полтава» и «Медный всадник») и труд «Арап Петра Великого». Также поэт увлеченно работал над его жизнеописанием, но не успел закончить. Обе фигуры интересовали Пушкина и как художника и как историка, но его обращение к ним, точно так же как в пору создания «Бориса Годунова», не было уходом в прошлое. Пугачев и Петр воплощали для Пушкина историю, прошлое России, и, изучая их деятельность, он хотел найти ответы на острейшие вопросы современности и прояснить будущее.
   «Злодей поневоле»
   Фигура мятежного Пугачева давно привлекала внимание Пушкина, он стал интересоваться ею еще в михайловской ссылке. Тему эту Пушкин в конце концов решает в двух планах: и в качестве профессионального историка в «Истории
   Пугачева», и в качестве писателя в «Капитанской дочке».
   «История Пугачева»
   Сначала было создано произведение историческое – 1833-1834. Пушкин скрупулезно собирал факты и свидетельства для этого труда. Он объездил несколько губерний, где еще помнили Пугачева, где еще живы были люди, его знавшие, где гуляли из уст в уста предания о нем. Все это было записано поэтом-историком и передано потомству с самой строгой объективностью, пунктуальностью и деловитостью. В результате Пушкин создал первую в исторической науке документированную биографию вождя крестьянского восстания, в условиях жесткой цензуры сумел достоверно описать многие обстоятельства его жизни.
   Сам Пушкин гордился высоким профессионально-научным уровнем «Истории
   Пугачева» – тем, что он впервые ввел в научный оборот «исторические сокровища», а именно: множество неизвестных документов, писем, свидетельств, мемуаров, тем, что все это было проанализировано с добросовестностью и осмотрительностью исследователя. «Я прочел все, что было напечатано о Пугачеве, – писал Пушкин, – и сверх того 18 толстых томов in volio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою».
   Пушкин словно намеренно отрешается о всяких эмоций, от всякого субъективного, пристрастного суждения о лицах и событиях. Он хочет говорить языком самой истории. Он приводит факты и свидетельства, освещающие события с разных сторон, порой противоречивые. Пусть читатель делает выводы сам, пусть размышляет над фактами.
   Нередко можно встретить мнение, что «История Пугачева» проникнута сочувствие поэта к главарю повстанцев, что он хотел разоблачить бытовавшее о Пугачеве представление как о бесчеловечном злодее и разбойнике. По отношению к «Капитанской дочке» это, пожалуй, и справедливо, а вот к
   «Истории Пугачева» – нет.
   Сетования на то, что Пушкин не изобразил Пугачева романтическим героем, раздавались сразу же после выхода книги. Поэт-историк по этому поводу писал И.И. Дмитриеву: «Что касается до тех мыслителей, которые негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым, а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который, вероятно, за сходную цену возьмется идеализировать это лицо по последнему фасону».
   Отказываясь идеализировать историческое лицо, Пушкин приводит в своей книге такие вопиющие, страшные факты о жестокости Пугачева и его окружения, о зверствах, ими чинимых, что волосы встают дыбом. Поэт рассказывает об этом хладнокровно, как бы составляя своего рода хронологию событий и каталог злодеяний.
   Прежде всего возник вопрос о причинах восстания Пугачева. Оно было вызвано притеснениями яицких казаков со стороны правительства. И об этом
   Пушкин говорит сразу же и без обиняков. Казаки, селившиеся между Волгой и
   Яиком, обладали издавна невиданной в других местах вольницей. Правительство косо смотрело на вольных казаков и стремилось наложить и на них свою тяжелую руку. Введены были большие налоги на рыбные промыслы, казаков обязали нести царскую службу, постепенно вводилось военно-чиновничье управление взамен народовластия.
   Казаки неоднократно жаловались императрице, посылали гонцов в столицу, но безуспешно. Наконец в 1771 году вспыхнул первый открытый мятеж, жестоко подавленный правительственными войсками. Первая вспышка мятежа угасла, но причины, ее породившие, не устранились, а, напротив, умножились. «Тайные совещания, – заключает первую главу Пушкин, – происходили по степным уметам
   (постоялым дворам – прим. А.С. Пушкина) и отдаленным хуторам. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался». Пушкин-историк, по существу, опроверг официальную версию о том, что мятеж был вызван происками «Емельки»,
   «злодейством» возмутившего народ. Напротив, Пугачев «сыскался» для дела, которое уже объективно созрело в силу ряда причин. Не будь Пугачева,
   «сыскался» бы другой предводитель восстания. Мятеж вызвали несправедливые притеснения со стороны правительства. Оно, а не казаки виновны в нем. Вот главный вывод Пушкина!
   Так началась «пугачевщина». Правительство Екатерины дрожало, ее военачальники не раз терпели сокрушительное поражение от «Емельки», силы которого умножались. Затем счастье начало изменять Пугачеву. Пушкин пишет о самом последнем периоде восстания Пугачева: «Никогда успехи его не были ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такою силою. Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции. Довольно было появления двух или трех злодеев, чтоб взбунтовались целые области». Но плохо вооруженные, разрозненные повстанцы не могли, конечно, долго противостоять регулярным правительственным войскам. Восстание было подавлено, Пугачев четвертован.
   Что же все-таки хотел сказать Пушкин своей «Историей Пугачева»? Что толкнуло его к теме крестьянского восстания? В 30-е годы, когда в разных местах России вспыхивали крестьянские бунты, воспоминания о «пугачевщине» оживились. С трудом подавив мятежи, правительство превзошло восставших в жестокости изуверстве. Пушкин с головой ушел в историю пугачевского бунта, чтобы понять кровавые трагедии, развернувшиеся на его глазах.
   «Капитанская дочка»
   В историческом исследовании Пушкин показывает реального Пугачева – злодея и народного любимца. Поэтесса Марина Цветаева писала о двух
   Пугачевых, которые есть у Пушкина: “Пугачев в «Капитанской дочке» и Пугачев в «Истории Пугачева», казалось бы, одной рукой писаны. Но Пугачева из
   «Капитанской дочки» писал поэт, из «Истории…» – прозаик». Заметим, что
   Н.В. Гоголь считал «Капитанскую дочку» романом. Его поразила «чистота и безыскусственность» стиля, что в нем «в первый раз выступают именно русские характеры – бестолковщина времени и простое величие простых людей, все – не только самая правда, но еще как бы лучше ее». Поэтому, вероятно, Пушкин подошел к истории не как прозаик, но прежде всего как поэт. Это подметила русская поэтесса М. Цветаева в своей книге «Мой Пушкин» – «Пушкин-историк побит Пушкиным-поэтом». Вдохновение, процесс созидания, угроза смерти, наказания и суда истории сливаются воедино в энергию творчества.
   Пушкин просит брата прислать биографию Пугачева и, одновременно, информацию о Разине, которого называет «единственным поэтическим лицом в русской истории». В сознании Пушкина переплетаются судьбы Разина и Пугачева
   – как поэзия и история. Сам образ Пугачева – героический. Кульминационный период в раскрытии этого образа – эпизод с калмыцкой сказкой: «…чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог даст!». Однако Пугачев более многозначен, его нельзя сводить к извлечению морали из сказки, заявлять, что в ней прославляется его смелая короткая жизнь. Сказка обнаруживает глубину духовного обновления Пугачева. Живые, сверкающие глаза его, так запомнившиеся Гриневу, предсказывали способность
   Пугачева к высоким чувствам и вдохновению. Пушкин поэтизирует способность и возможность человека быть сильнее враждебных обстоятельств. Смысл бытия – в свободе распоряжаться своей жизнью.
   Так на поэтической почве оказалось возможным сближение пушкинских и пугачевских точек зрения. Чуткая к художественному слову Пушкина, М.
   Цветаева заметила это: «Есть упоение в бою у бездны мрачной на краю…»
   Возможно, именно описанное выше определило решение Пушкина придать своему историческому роману мемуарную форму. Скорее всего, именно поэтому ему нужен был «свидетель» событий, непосредственно в них участвовавший, знакомый с фактами жизни Пугачева, взаимоотношениями руководителей восстания. Интонация разговоров Гринева и Пугачева – доверительная, что очень важно в человеческих отношениях как в романе, так и в нашей жизни.
   Пушкин ставил перед собой нелегкую задачу – показать двойственность позиции
   Гринева: осуждая, не принимая восстания, он вынужден был свидетельствовать не только о кровавых расправах Пугачева, но и о его великодушии, гуманности, справедливости и щедрости. Очень тонко подметила Марина
   Цветаева, что Пугачев – «злодей поневоле», человек, который «несмотря на свинские обстоятельства», способен на сердечную простоту и великодушие.
   И опять же права Марина Цветаева, что Пушкин в «Капитанской дочке» нередко себя самого ненароком подставляет на место Гринева. И, конечно же, есть «жутко автобиографический элемент» в диалоге Пугачева с Гриневым.
   «Пугачев – Гриневу:
   – А коли отпущу, так обещаешься ли ты по крайней мере против меня не служить?
   – Как могу тебе в этом обещаться?
   «Николай I – Пушкину:
   – Где бы ты был 14-го декабря, если бы ты был в городе?
   – На Сенатской площади, Ваше Величество!»
   «Капитанская дочка» оказалась своеобразным «завещанием» Пушкина.
   Открывая читателю всю свою выстраданную правду о русском народе и русском бунте, писатель призывал задуматься над коренными вопросами развития России и судьбы русского народа. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» – предостерегающе восклицает поэт.
   «Великий шкипер»
   Пётр I был интересной, сложной личностью, что привлекательно для писателей и поэтов. Пушкин также не мог обойти стороной этого великого человека. И насколько Пётр I был великим реформатором, могущественным государственным деятелем, с размахом двинувшим Россию вперёд, настолько
   Пушкин был Петром Великим русской литературы. Тема Петра – “сквозная” тема в русской литературе вообще, в творчестве Пушкина в частности. Поэт видит в
   Петре не просто историческую личность, но и олицетворение преобразовательной мощи человечества, насаждающего культуру и цивилизацию посреди нелюдимых и бесприютных пространств.
   Впервые Пушкин коснулся темы Петра в «Заметках по русской истории 18 века». Поэт видит в нём мудрого царя – реформатора, защитника просвещения.
   «Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностью подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. … Пётр I не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более чем Наполеон».
   Работая над петровской темой, Пушкин использовал различные жанры. В
   1826 году он пишет о Петре I в «Стансах». Это стихотворение по стилю напоминает оды 18 века, например: «Петра Великого» Ломоносова и «Вельможу»
   Державина. Идеалом их была просвещённая монархия, а идеальным героем – Пётр
   I.
   «Арап Петра Великого»
   Образ Петра – «вечного работника на троне» – Пушкин продолжал развивать и в «Арапе Петра Великого». Пётр I раскрыт в романе уже с разных сторон: Пётр в его отеческой заботливости об Ибрагиме, Пётр – вечный деятель с покоряющей простотой и непринуждённостью обхождения, Пётр с его негативным отношением к нарождавшейся на западный манер аристократии, пустой и мотовской. Наконец, в сюжетной линии Ржевских проступает деспотизм
   Петра: сосватав их дочь за своего любимца Ибрагима, он разрушает счастье
   Наташи и Валериана.
   Европеизм Петра, его вражда к реакционной старине не мешают ему быть вполне русским человеком. Как изображает Пушкин, Пётр любил те русские нравы и обычаи, которые не казались ему проявлением патриархальной дикости.
   Беседуя с Ибрагимом, Пётр обнаруживает такое добродушие и весёлость, «что никто, – пишет Пушкин, – в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России».
   Пётр берёт на себя роль свата своего крестника, любит национальные кушанья, не прочь «по русскому обыкновению отдохнуть». Он искренне заботится об Ибрагиме: «Послушай…, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, что завтра с тобою будет, бедный мой араб? Надобно тебе пристроится, пока есть ещё время; найти опору в новых связях, вступить в союз с новым боярством». Склонность
   Петра к широкому и большому веселью, добродушное лукавство, гостеприимство
   – всё это дополняет образ Петра, воплощающего в себе, по мысли Пушкина, черты национального характера. Пушкин даёт глубокое освещение демократичности Петра. Пётр судит о людях и выбирает себе помощников не по сословному признаку, а по умственным способностям, знаниям. Отнюдь не снижая выдающихся личных качеств Петра, Пушкин помогает читателю понять и почувствовать историческую закономерность петровских преобразований и их необходимость. Роман остался незаконченным, но, несмотря на это, современники Пушкина высоко оценили «Арапа Петра Великого». В.Г. Белинский писал: «Будь этот роман кончен так же хорошо, как начат, мы имели бы превосходный исторический русский роман»
   «Полтава»
   Художественный опыт «Арапа Петра Великого» как эпическое решение темы
   Петра I отразился и в поэме «Полтава». Поэма начинается как семейная драма, а разворачивается как народная трагедия. Кочубей, Мария, Мазепа связаны друг с другом личными отношениями, которые находят настоящую оценку лишь в отношении к истории. Пётр поставлен вне круга личных отношений, он «свыше вдохновленный». Мысль Пушкина о русской истории определила и название поэмы. Он назвал её не «Мазепа», не «Пётр Великий», а «Полтава», указывая на великий народный подвиг, совершённый в этой битве, которая была одним
   «из самых важных и счастливых происшествий царствования Петра Великого».
   Пушкин сумел придать «Полтаве» черты глубокой народности в содержании и в стиле. Пётр Великий, неотделимый от своих дружин, похожий на героев торжественной оды и эпической поэмы, нарисован в традициях литературы 18 века. Основным средством выразительности является сравнение, оттенённое и как бы комментированное эпитетами:
   …Лик его ужасен.
   Движенья быстры. Он прекрасен,
   Он весь, как божия гроза…
   И он промчался пред полками,
   Могущ и радостен как бой.
   Возвеличивая подвиг и мужество Петра и его воинства, Пушкин отдаёт должное и сильным противникам русских – шведам. Однако поэт даёт почувствовать, что и сам Карл, и его армия не воодушевлены ничем высоким, тогда как Пётр и его дружины исполнены патриотизма, уверенности в победе.
   Пушкин восхищается благородством Петра на пиру:
   При кликах войска своего,
   В шатре своём он угощает
   Своих вождей, вождей чужих,
   И славных пленников ласкает,
   И за учителей своих
   Заздравный кубок подымает.
   «Медный всадник»
   Образ Петра в творчестве Пушкина находится в постоянном движении и развитии. В 1833 г. написана поэма «Медный всадник». В «Полтаве» Пушкин говорил о Петре Первом:
   В гражданстве северной державы,
   В её воинственной судьбе,
   Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,
   Огромный памятник себе.
   Теперь поэт увидел перед собой Медного Всадника – воплощённый в металле памятник Петру Великому, основателю «военной столицы». Пушкин в
   «Медном всаднике» поднимает проблему взаимоотношений государства и личности. Пётр у Пушкина – деятель, который угадывает потенциальные силы науки и направляет их на решение громадных задач в один из самых высоких и творческих моментов его жизни, когда рождался гениальный замысел создания города «на берегу пустынных волн» Невы.
   В стилистике «Медного Всадника» отчётливо обозначены два разнородных начала: торжественная ода и смиренная элегия. Это разноречие стиля, стилистическое противоречие вполне отвечало свободному и сложному замыслу
   Пушкина. Он тяготеет к одической возвышенности там, где звучит тема Петра, и возвращается к элегической задушевности там, где касается темы Евгения.
   Для Пушкина были одинаково достоверны и деяния Петра Великого, и страдания безвестного Евгения. Пушкину был близок мир Петра, была понятна и дорога мечта «ногою твёрдой стать при море». Он видел, как перед Петром,
   «мощным властелином судьбы», смирялась «побеждённая стихия». Но Пушкин сознавал, какая дорогая цена была заплачена за это торжество, какой ценой был куплен стройный вид Петербурга. Поэтому в его поэме есть истинная глубина, высокая человечность и суровая правда.
   Пётр, воплощённый в Медного всадника, видится как «мощный властелин судьбы, а не игралище в её руках». Утверждая непреклонную волю, вселяя ужас, Медный всадник своим величием опровергает мысли о своём бессилии человека перед лицом рока.
   Восторженное настроение поэта омрачается думой о «противоречиях существенности» и скорбном уделе «малых сил»; возникает новый образ Петра:
   И, обращён к нему спиною
   В неколебимой тишине,
   Над возмущённою Невою
   Стоит с простёртою рукою
   Кумир на бронзовом коне.
   Пушкин показывает не только величие Петра, но и его недостатки. В грозных событиях наводнения не хватает заботы о маленьком человеке. Пётр велик в государственных замыслах и жесток и жалок в отношении к личности.
   Евгений жалок в своей бедности и велик в своей любви к Параше, принижен своим жизненным положением и возвышен своими мечтами о независимости и чести, жалок в своём безумии и высок в своей способности протестовать.
   В. Г. Белинский говорил, что «Медный всадник» вместе с «Полтавой» образуют «самую великую «Петриаду», какую только в состоянии создать гений великого национального поэта».
   «История Петра»
   Мысли Петра – историка определяли создание исторической прозы, становление которой мы видим в незавершённой поэтом «Истории Петра», написанной в последние годы его жизни.
   Действие переносится из Москвы в Голландию, где Пётр с топором в руках работает на верфях и в Англию. Азовские берега и берега Балтики, города
   Польши и поля Украины, степи Буджака, Париж и границы Персии – таково огромное пространство действия, представленное нам в повествованиях
   Пушкина. С первых страниц «История Петра» перед нами в живом изображении является юный Пётр.
   Пушкин показывает его после усмирения одного из стрелецких бунтов, противопоставляя Петра царствовавшему с ним вместе брату Иоанну: «В то время как стрельцы стояли по обеим сторонам дороги, падая ниц перед государями, – Иоанн оказывал тупое равнодушие, но Пётр быстро смотрел на все стороны, оказывая живое любопытство. Изображая Петра, едва не ставшего жертвой нового заговора, когда он во время суда над заговорщиками «занемог горячкою», Пушкин говорит: «Многочисленные друзья и родственники преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им помилования,…но Пётр был непреклонен: слабым, умирающим голосом отказал он просьбе и сказал: «Надеюсь более угодить Богу правосудием, нежели потворством».
   Пушкин подчёркивает противоречие между целями, осуществляемыми Петром, и средствами, которые он применял для их достижения. «Когда народ встречался с царём, – читаем мы в «Истории Петра» – то по древнему обычаю падал перед ним на колена. Пётр Великий в Петербурге запретил коленопреклонение, так как улицы были грязные и болотистые, а народ, его не слушался, то Пётр Великий запретил уже под жестоким наказанием».
   Пушкин рисует черты великодушия Петра и в то же время пишет (в связи с делом первой, постриженной в монахини жены Петра, которая была высечена кнутом): «Пётр хвастал своей жестокостью».
   Пушкин намечает изображение Петра в действии, в противоречиях, в борьбе с врагами и препятствиями. Против Петра вели борьбу за власть бояре и правительница Софья. Эта борьба закончилась избранием на царство Петра.
   Царь уделял большое внимание просвещению. Он отправил боярских и дворянских детей за границу для изучения инженерству, корабельному искусству, архитектуре и другим наукам. Пётр сам намерен был учиться в чужих краях всему, чего недоставало ещё государству, погружённому в глубокое невежество. Возвращающихся из чужих краёв молодых людей он сам экзаменовал. Пётр был не только реформатором внутреннего преобразования государства, но, как показано в «Истории Петра», и талантливым дипломатом в решении внешних политических вопросов.
   К сожалению, выполнить задачу, которую Пушкин поставил в освящении эпохи Петра, закончить не удалось. Надежды Пушкина не сбылись. Смерть оборвала его работу, и великий труд остался незавершённым. Итак, в работе
   А. С. Пушкина над темой Петра очевидна эволюция эпического содержания петровской эпохи, а также политических взглядов поэта. Эту эволюцию отражает движение от стихотворения одического характера через поэмы с усложняющейся жанровой природой к эпическим жанрам с возможностями изображения действительности в единстве её противоречивых сторон. Когда уходит из жизни незаурядный, великий человек, в его бывшем окружении многого не достаёт, исчезает тот центр, вокруг которого всё собиралось, всё двигалось. Конечно, жизнь продолжалась, и вслед за Петром на престол выходили правители, которых Пушкин метко назвал «ничтожными наследниками северного исполина». Пушкин в своих произведениях ставил в пример Николаю I
   Петра, но уже в дневнике 1834 года он пишет: «В нём немножко от Петра
   Великого и много от прапорщика».
   Заключение
   За два с половиной месяца до кончины Пушкин сочиняет так и не отправленное письмо к П.Я. Чаадаеву, где уверяет, что «ни за что на свете не хотел бы переменить отечество и иметь другую историю». Это его письмо было вызвано знаменитым как бы «открытым» философическим письмом Петра
   Яковлевича, в котором тот, по определению Герцена «сказал России, что прошлое ее бесполезно, настоящее тщетно, а будущего у нее нет». Пушкин аргументированно и конкретно защищает перед Чаадаевым прошлое отечества.
   Этими чистосердечными словами он как бы подводит итог своему творчеству, посвященному истории страны. Пушкин, как умный человек, конечно, не мог не видеть множества черных страниц в истории России, но сердцем он все равно чувствовал, что его Родина – лучшая страна с лучшей историей.
   Список использованной литературы:
   1. В.Г. Белинский «Статьи о Пушкине» М. «Просвещение», 1983
   2. Г.Н. Волков «Мир Пушкина» М. «Молодая Гвардия», 1989
   3. Ю.М. Лотман «В школе поэтического слова» М. «Просвещение», 1988
   4. Б.С. Мейлах «Жизнь Александра Пушкина» Л. «Художественная литература»,
   1974
   5. Б.С. Мейлах «Творчество А.С. Пушкина» М. «Просвещение», 1984
   6. М.И. Цветаева «Мой Пушкин» Алма-Ата «Рауан», 1990

7. Экзаменационный реферат
   на тему:
   «Историческая тема в творчестве Александра Сергеевича Пушкина»
   Выполнила:
   ученица 9 класса «Б»
   общеобразовательной школы № 1921
   Глазунова Вероника
   Учитель-рецензент:
   Плахтиенко Наталья Анатольевна
   Москва-2002

   План

   I. «История народа принадлежит поэту» (вступление)………………..3
   II. «Песнь о Вещем Олеге»…………………………………………….…3
   III. «Литературный подвиг» («Борис Годунов»)…………………………4
   IV. «Бунтарь» и реформатор……………………………………………….6
   1) «Злодей поневоле»…………………………………………………..6
   а) «История Пугачева»………………………………………………6
   б) «Капитанская дочка»……………………………………………..8
   2) «Великий шкипер»…………………………………………………..9
   а) «Арап Петра Великого»…………………………………………..9
   б) «Полтава»…………………………………………………………10
   в) «Медный Всадник»………………………………………………10
   г) «История Петра»…………………………………………………11
   V. Заключение…………………………………………………………….12
   « История народа принадлежит поэту…» (введение)
   
   
   Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского» провозгласил: «История народа принадлежит государю». И это была не просто фраза, это была историко-политическая, историко-философская концепция. Будущий декабрист Никита Муравьев возражал: «История народа принадлежит народу». И за этим тоже крылась поэзия – демократическая, антимонархическая.
   Пушкин в одном из писем выдвигает свое кредо: «История народа принадлежит поэту». И это тоже не просто красивая фраза. Но она отнюдь не означает право поэта на простую субъективную поэтизацию истории путем вымысла. Всем своим творчеством Пушкин как раз отвергает эту бытующую среди поэтов практику. Он говорит о большем: об осмыслении и исследовании истории литературно-художественными средствами, об открытии с помощью этих средств глубинных токов истории, тех тайных пружин, которые иногда порой все-таки бывают скрыты от глаз рассудительных историков.
   Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас феномен: поэт-историк. Это и заставило меня выбрать именно эту тему для реферата, так как я всегда интересовалась представлением об истории известных людей. Историзм поэтического мышления Пушкина – не самоцельное обращение в прошлое. Этот историзм всегда современен и социально заострен, он для Пушкина – всегда средство разобраться в настоящем.
   Начиная с юношеского «Воспоминания в Царском Селе» (1814) голос Клио – одной из девяти муз, покровительницы истории, – постоянно звучит в творчестве Пушкина. К нему, к этому «страшному гласу», он прислушивается всю свою жизнь, стремясь постигнуть ход истории, причины возвышения и падения, славы и позора великих полководцев и мятежников, законы, управляющие судьбами народов и царей.
   Поражаешься, как много у него произведений исторического звучания. Вся русская история проходит перед читателями Пушкина: Русь древнейшая, старинная открывается нам в «Песне о вещем Олеге», в «Вадиме», в сказках; Русь крепостная – в «Русалке», в «Борисе Годунове»; восстание Степана Разина – в песнях о нем; великие деяния Петра – в «Медном Всаднике», «Полтаве», «Арапе Петра Великого»; восстание Пугачева – в «Капитанской дочке»; убийство Павла I, правление Александра I, война 1812 года, история декабризма – в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней главе «Евгения Онегина».
   Наконец, он заявляет о себе как профессиональный историк. Плодом его тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов стариков, изучения мемуарной литературы явилась «История Пугачева».
   Вслед за «Историей Пугачева» последовала работа над «Историей Петра» – грандиозная по замыслу и объему. Работу над этим произведением прервала роковая дуэль. Кроме того, в бумагах Пушкина остались наброски истории Украины, истории Камчатки. Пушкин намеревался написать также историю Французской революции, историю Павла I. Сохранились наброски, относящиеся к истории допетровской России.
   В библиотеке Пушкина хранилось более четырехсот книг по истории, в том числе: Феофан Прокопович, Татищев, Щербатов, Карамзин, Тацит, Вольтер, Шатобриан, Тьерри, Гизо и др. В итоге этих исторических занятий у зрелого Пушкина сложился собственный взгляд на ход развития человеческой цивилизации вообще и, в особенности, на судьбу России.
   «Песнь о Вещем Олеге»
   
   
   1 марта 1822 г. Пушкин переписал набело только что законченную «Песнь о Вещем Олеге» – одно из первых исторических произведений поэта.
   Еще в конце июля 1821 г. Пушкин в черновой тетради набросал следующий план: «Олег — в Византию — Игорь и Ольга — поход». Портреты Олега и Игоря изображены в верхней части того же листа и отчасти перекрывают начало ка­кого-то письма на французском языке.
   Декабристская критика весьма сдержанно оценила «Песнь о вещем Олеге», осуждая в ней отход Пушкина от воспевания героики прошлого. Между тем свободолю­бивый пафос пушкинской баллады несомненен, хотя и заключается не в описании подвигов легендарного князя, а в прославлении «правдивого и свободного вещего языка» поэзии, не подвластного суду современников.
   «Литературный подвиг»
   
   
   Современность с ошеломляющей быстротой становилась историей. Такие грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в 1825 году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиями эпохальными. История же – даже далекая – переживалась остро, как современность, как нечто происходящее сейчас, могущее сейчас снова повториться.
   Характерно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания: «Бориса Годунова» поэт заканчивает 7 ноября 1825 года. То есть историческая трагедия Пушкина не была уходом в прошлое, создание ее не было вызвано желанием отвлечься от злободневных тревог современной жизни. Произведение это, оставаясь историческим в подлинном смысле этого слова, было в то же время остро злободневным. Поэт словно провидит, предчувствует и предрекает конец царствования Александра I, описывая конец царствования Бориса Годунова. Он настолько уверен в этом, что решается на прямое пророчество, определяя срок своего возвращения из ссылки при новом правлении. 19 октября 1825 года, когда рукопись «Бориса Годунова» лежала перед ним почти в готовом виде, он пишет лицейским друзьям:
   Запомните ж поэта предсказанье:
   Промчится год, и с вами снова я,
   Исполнится завет моих мечтаний;
   Промчится год, и я явлюся к вам!
   Предсказание исполнилось поразительно точно: осенью 1826 года Пушкин вернулся из ссылки.
   Но обратимся к трагедии «Борис Годунов». В письме Вяземскому 13 июля 1825 года Пушкин, до того обычно критически отзывавшийся о своих произведениях, назвал «Бориса Годунова» «литературным подвигом», и это не было преувеличением. Трагедия начинается с диалога между боярами Шуйским и Воротынским: взойдет ли на царство Борис Годунов? Борис у Пушкина, как и Александр I, перед восшествием на трон лицедействует, ломает комедию, делает вид, что власть ему претит. А Шуйский, хорошо зная двуличие Годунова, уверен, что он жаждет трона, что именно поэтому совершил он убийство законного наследника престола царевича Дмитрия. Пимен же произносит мрачные слова:
   Прогневали мы бога, согрешили:
   Владыкою себе цареубийцу
   Мы нарекли.
   В этом тоже видна параллель с Александром – он вступил на престол, убив своего отца-царя. В исключенном Пушкиным из печатного издания отрывке Борис назван «лукавым» («Беда тебе, Борис лукавый»), так же Пушкин в одном из своих стихотворений именовал и Александра («властитель слабый и лукавый»).
   Разумеется, когда поэт создавал «Бориса Годунова», перед взором его стоял не только цареубийца Александр I. Его замысел бесконечно шире нравоучительной аналогии двух царей. Пушкина занимает прежде всего вопрос о природе народного мятежа, о народном мнении – вопрос очень его интересующий, освещенный позднее еще и в «Капитанской дочке».
   Народное мнение, а не цари и самозванцы творят суд истории – вот великая мысль Пушкина в «Борисе Годунове». Мысль, во многом противостоящая идее Карамзина (см. введение) и полемизирующая с ней. Народное мнение и есть «Клио страшный глас», прозвучавший смертным приговором над Годуновым. Проклятие тяготеет и над его сыном Феодором. И потому боярин Пушкин уверен в победе самозванца Димитрия. Когда Басманов, командующий войсками Феодора, говорит с усмешкой превосходства боярину Пушкину, у Димитрия войска «всего-то восемь тысяч», Пушкин отвечает, нимало не смущаясь:
   Ошибся ты: и тех не наберешь –
   Я сам скажу, что войско наше дрянь,
   Что казаки лишь только села грабят,
   Что поляки лишь хвастают да пьют,
   А русские…да что и говорить…
   Перед тобой не стану я лукавить;
   Но знаешь ли, чем сильны мы Басманов?
   Не войском, нет, не польскою помогой,
   А мнением; да! мнением народным.
   Борис восстановил против себя это мнение убийством царевича Дмитрия.
   Напомню вновь: трагедия окончена за месяц до восстания на Сенатской площади. Срока восстания поэт, конечно, не знал, но то, что оно назревает, он не мог не чувствовать. Не мог не размышлять он о его удаче или неудаче, о том, будет ли оно поддержано мнением народным, будут ли царские генералы с восставшими?
   И в трагедии Басманов, полководец Годунова, а затем Феодора, склоняется на доводы боярина Пушкина присягнуть пока не поздно, Самозванцу:
   Он прав, он прав; везде измена зреет –
   Что делать мне? Ужели буду ждать,
   Чтоб и меня бунтовщики связали
   И выдали Отрепьеву? Не лучше ль
   Предупредить разрыв потока бурный
   И самому…
   Далекий предок поэта боярин Пушкин выведен в трагедии безоговорочно на стороне бунтовщиков, и Годунов бросает в его адрес: «Противен мне род Пушкиных мятежный». К этому роду с гордостью причисляет себя и сам поэт. Не случайно вводит поэт в трагедию своих собственных предков – тут особый расчет: дать возможность читателям услышать его голос без какого-либо нарушения исторической правды. Сердцем поэт на стороне мятежа, но спокойный, трезвый аналитический ум подсказывает, что мятеж – это кровь, насилие и гибель множества людей. И часто ли мятеж оканчивается успехом?
   Как отвечает на этот вопрос Пушкин своим «Борисом Годуновым»? Самозванцу сопутствует удача – Басманов в конце концов присягнул ему, боярин Пушкин убедил московский люд приветствовать «нового царя». А в это время приверженцы Самозванца пробираются в царские палаты, где в ужасе прячутся «Борисовы щенки» – Ксения и Феодор – и их мать Мария. Слышатся женский плач, визг, предсмертные крики. Перед народом появляется один из убийц – Мосальский – и провозглашает:
   «– Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы.
   Народ в ужасе молчит.
   – Что же вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!
   Народ безмолвствует».
   Так лаконично и многозначительно заканчивает Пушкин свою трагедию. «Народ безмолвствует» – вот приговор Димитрию Самозванцу и всему его отчаянному предприятию.
   «Бунтарь» и реформатор
   
   
   Две исторические фигуры привлекали особенное внимание Пушкина: Пугачев и Петр I. Первый – вождь крестьянского восстания, потрясшего Россию; второй – крутой реформатор, не считавшийся с жертвами на своем пути и положивший начало новому периоду русской истории. Пугачеву Пушкин посвятил повесть «Капитанская дочка» и исторический труд «История Пугачева», Петру же – две поэмы («Полтава» и «Медный всадник») и труд «Арап Петра Великого». Также поэт увлеченно работал над его жизнеописанием, но не успел закончить. Обе фигуры интересовали Пушкина и как художника и как историка, но его обращение к ним, точно так же как в пору создания «Бориса Годунова», не было уходом в прошлое. Пугачев и Петр воплощали для Пушкина историю, прошлое России, и, изучая их деятельность, он хотел найти ответы на острейшие вопросы современности и прояснить будущее.
   «Злодей поневоле»
   
   
   Фигура мятежного Пугачева давно привлекала внимание Пушкина, он стал интересоваться ею еще в михайловской ссылке. Тему эту Пушкин в конце концов решает в двух планах: и в качестве профессионального историка в «Истории Пугачева», и в качестве писателя в «Капитанской дочке».
   «История Пугачева»
   Сначала было создано произведение историческое – 1833-1834. Пушкин скрупулезно собирал факты и свидетельства для этого труда. Он объездил несколько губерний, где еще помнили Пугачева, где еще живы были люди, его знавшие, где гуляли из уст в уста предания о нем. Все это было записано поэтом-историком и передано потомству с самой строгой объективностью, пунктуальностью и деловитостью. В результате Пушкин создал первую в исторической науке документированную биографию вождя крестьянского восстания, в условиях жесткой цензуры сумел достоверно описать многие обстоятельства его жизни.
   Сам Пушкин гордился высоким профессионально-научным уровнем «Истории Пугачева» – тем, что он впервые ввел в научный оборот «исторические сокровища», а именно: множество неизвестных документов, писем, свидетельств, мемуаров, тем, что все это было проанализировано с добросовестностью и осмотрительностью исследователя. «Я прочел все, что было напечатано о Пугачеве, – писал Пушкин, – и сверх того 18 толстых томов in volio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою».
   Пушкин словно намеренно отрешается о всяких эмоций, от всякого субъективного, пристрастного суждения о лицах и событиях. Он хочет говорить языком самой истории. Он приводит факты и свидетельства, освещающие события с разных сторон, порой противоречивые. Пусть читатель делает выводы сам, пусть размышляет над фактами.
   Нередко можно встретить мнение, что «История Пугачева» проникнута сочувствие поэта к главарю повстанцев, что он хотел разоблачить бытовавшее о Пугачеве представление как о бесчеловечном злодее и разбойнике. По отношению к «Капитанской дочке» это, пожалуй, и справедливо, а вот к «Истории Пугачева» – нет.
   Сетования на то, что Пушкин не изобразил Пугачева романтическим героем, раздавались сразу же после выхода книги. Поэт-историк по этому поводу писал И.И. Дмитриеву: «Что касается до тех мыслителей, которые негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым, а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который, вероятно, за сходную цену возьмется идеализировать это лицо по последнему фасону».
   Отказываясь идеализировать историческое лицо, Пушкин приводит в своей книге такие вопиющие, страшные факты о жестокости Пугачева и его окружения, о зверствах, ими чинимых, что волосы встают дыбом. Поэт рассказывает об этом хладнокровно, как бы составляя своего рода хронологию событий и каталог злодеяний.
   Прежде всего возник вопрос о причинах восстания Пугачева. Оно было вызвано притеснениями яицких казаков со стороны правительства. И об этом Пушкин говорит сразу же и без обиняков. Казаки, селившиеся между Волгой и Яиком, обладали издавна невиданной в других местах вольницей. Правительство косо смотрело на вольных казаков и стремилось наложить и на них свою тяжелую руку. Введены были большие налоги на рыбные промыслы, казаков обязали нести царскую службу, постепенно вводилось военно-чиновничье управление взамен народовластия.
   Казаки неоднократно жаловались императрице, посылали гонцов в столицу, но безуспешно. Наконец в 1771 году вспыхнул первый открытый мятеж, жестоко подавленный правительственными войсками. Первая вспышка мятежа угасла, но причины, ее породившие, не устранились, а, напротив, умножились. «Тайные совещания, – заключает первую главу Пушкин, – происходили по степным уметам (постоялым дворам – прим. А.С. Пушкина) и отдаленным хуторам. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался». Пушкин-историк, по существу, опроверг официальную версию о том, что мятеж был вызван происками «Емельки», «злодейством» возмутившего народ. Напротив, Пугачев «сыскался» для дела, которое уже объективно созрело в силу ряда причин. Не будь Пугачева, «сыскался» бы другой предводитель восстания. Мятеж вызвали несправедливые притеснения со стороны правительства. Оно, а не казаки виновны в нем. Вот главный вывод Пушкина!
   Так началась «пугачевщина». Правительство Екатерины дрожало, ее военачальники не раз терпели сокрушительное поражение от «Емельки», силы которого умножались. Затем счастье начало изменять Пугачеву. Пушкин пишет о самом последнем периоде восстания Пугачева: «Никогда успехи его не были ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такою силою. Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции. Довольно было появления двух или трех злодеев, чтоб взбунтовались целые области». Но плохо вооруженные, разрозненные повстанцы не могли, конечно, долго противостоять регулярным правительственным войскам. Восстание было подавлено, Пугачев четвертован.
   Что же все-таки хотел сказать Пушкин своей «Историей Пугачева»? Что толкнуло его к теме крестьянского восстания? В 30-е годы, когда в разных местах России вспыхивали крестьянские бунты, воспоминания о «пугачевщине» оживились. С трудом подавив мятежи, правительство превзошло восставших в жестокости изуверстве. Пушкин с головой ушел в историю пугачевского бунта, чтобы понять кровавые трагедии, развернувшиеся на его глазах.
   «Капитанская дочка»
   В историческом исследовании Пушкин показывает реального Пугачева – злодея и народного любимца. Поэтесса Марина Цветаева писала о двух Пугачевых, которые есть у Пушкина: “Пугачев в «Капитанской дочке» и Пугачев в «Истории Пугачева», казалось бы, одной рукой писаны. Но Пугачева из «Капитанской дочки» писал поэт, из «Истории…» – прозаик». Заметим, что Н.В. Гоголь считал «Капитанскую дочку» романом. Его поразила «чистота и безыскусственность» стиля, что в нем «в первый раз выступают именно русские характеры – бестолковщина времени и простое величие простых людей, все – не только самая правда, но еще как бы лучше ее». Поэтому, вероятно, Пушкин подошел к истории не как прозаик, но прежде всего как поэт. Это подметила русская поэтесса М. Цветаева в своей книге «Мой Пушкин» – «Пушкин-историк побит Пушкиным-поэтом». Вдохновение, процесс созидания, угроза смерти, наказания и суда истории сливаются воедино в энергию творчества.
   Пушкин просит брата прислать биографию Пугачева и, одновременно, информацию о Разине, которого называет «единственным поэтическим лицом в русской истории». В сознании Пушкина переплетаются судьбы Разина и Пугачева – как поэзия и история. Сам образ Пугачева – героический. Кульминационный период в раскрытии этого образа – эпизод с калмыцкой сказкой: «…чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог даст!». Однако Пугачев более многозначен, его нельзя сводить к извлечению морали из сказки, заявлять, что в ней прославляется его смелая короткая жизнь. Сказка обнаруживает глубину духовного обновления Пугачева. Живые, сверкающие глаза его, так запомнившиеся Гриневу, предсказывали способность Пугачева к высоким чувствам и вдохновению. Пушкин поэтизирует способность и возможность человека быть сильнее враждебных обстоятельств. Смысл бытия – в свободе распоряжаться своей жизнью.
   Так на поэтической почве оказалось возможным сближение пушкинских и пугачевских точек зрения. Чуткая к художественному слову Пушкина, М. Цветаева заметила это: «Есть упоение в бою у бездны мрачной на краю…» Возможно, именно описанное выше определило решение Пушкина придать своему историческому роману мемуарную форму. Скорее всего, именно поэтому ему нужен был «свидетель» событий, непосредственно в них участвовавший, знакомый с фактами жизни Пугачева, взаимоотношениями руководителей восстания. Интонация разговоров Гринева и Пугачева – доверительная, что очень важно в человеческих отношениях как в романе, так и в нашей жизни. Пушкин ставил перед собой нелегкую задачу – показать двойственность позиции Гринева: осуждая, не принимая восстания, он вынужден был свидетельствовать не только о кровавых расправах Пугачева, но и о его великодушии, гуманности, справедливости и щедрости. Очень тонко подметила Марина Цветаева, что Пугачев – «злодей поневоле», человек, который «несмотря на свинские обстоятельства», способен на сердечную простоту и великодушие.
   И опять же права Марина Цветаева, что Пушкин в «Капитанской дочке» нередко себя самого ненароком подставляет на место Гринева. И, конечно же, есть «жутко автобиографический элемент» в диалоге Пугачева с Гриневым.
   «Пугачев – Гриневу:
   – А коли отпущу, так обещаешься ли ты по крайней мере против меня не служить?
   – Как могу тебе в этом обещаться?
   «Николай I – Пушкину:
   – Где бы ты был 14-го декабря, если бы ты был в городе?
   – На Сенатской площади, Ваше Величество!»
   «Капитанская дочка» оказалась своеобразным «завещанием» Пушкина. Открывая читателю всю свою выстраданную правду о русском народе и русском бунте, писатель призывал задуматься над коренными вопросами развития России и судьбы русского народа. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» – предостерегающе восклицает поэт.
   «Великий шкипер»
   
   
   Пётр I был интересной, сложной личностью, что привлекательно для писателей и поэтов. Пушкин также не мог обойти стороной этого великого человека. И насколько Пётр I был великим реформатором, могущественным государственным деятелем, с размахом двинувшим Россию вперёд, настолько Пушкин был Петром Великим русской литературы. Тема Петра – “сквозная” тема в русской литературе вообще, в творчестве Пушкина в частности. Поэт видит в Петре не просто историческую личность, но и олицетворение преобразовательной мощи человечества, насаждающего культуру и цивилизацию посреди нелюдимых и бесприютных пространств.
   Впервые Пушкин коснулся темы Петра в «Заметках по русской истории 18 века». Поэт видит в нём мудрого царя – реформатора, защитника просвещения. «Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностью подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. … Пётр I не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более чем Наполеон».
   Работая над петровской темой, Пушкин использовал различные жанры. В 1826 году он пишет о Петре I в «Стансах». Это стихотворение по стилю напоминает оды 18 века, например: «Петра Великого» Ломоносова и «Вельможу» Державина. Идеалом их была просвещённая монархия, а идеальным героем – Пётр I.
   «Арап Петра Великого»
   Образ Петра – «вечного работника на троне» – Пушкин продолжал развивать и в «Арапе Петра Великого». Пётр I раскрыт в романе уже с разных сторон: Пётр в его отеческой заботливости об Ибрагиме, Пётр – вечный деятель с покоряющей простотой и непринуждённостью обхождения, Пётр с его негативным отношением к нарождавшейся на западный манер аристократии, пустой и мотовской. Наконец, в сюжетной линии Ржевских проступает деспотизм Петра: сосватав их дочь за своего любимца Ибрагима, он разрушает счастье Наташи и Валериана.
   Европеизм Петра, его вражда к реакционной старине не мешают ему быть вполне русским человеком. Как изображает Пушкин, Пётр любил те русские нравы и обычаи, которые не казались ему проявлением патриархальной дикости. Беседуя с Ибрагимом, Пётр обнаруживает такое добродушие и весёлость, «что никто, – пишет Пушкин, – в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России».
   Пётр берёт на себя роль свата своего крестника, любит национальные кушанья, не прочь «по русскому обыкновению отдохнуть». Он искренне заботится об Ибрагиме: «Послушай…, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, что завтра с тобою будет, бедный мой араб? Надобно тебе пристроится, пока есть ещё время; найти опору в новых связях, вступить в союз с новым боярством». Склонность Петра к широкому и большому веселью, добродушное лукавство, гостеприимство – всё это дополняет образ Петра, воплощающего в себе, по мысли Пушкина, черты национального характера. Пушкин даёт глубокое освещение демократичности Петра. Пётр судит о людях и выбирает себе помощников не по сословному признаку, а по умственным способностям, знаниям. Отнюдь не снижая выдающихся личных качеств Петра, Пушкин помогает читателю понять и почувствовать историческую закономерность петровских преобразований и их необходимость. Роман остался незаконченным, но, несмотря на это, современники Пушкина высоко оценили «Арапа Петра Великого». В.Г. Белинский писал: «Будь этот роман кончен так же хорошо, как начат, мы имели бы превосходный исторический русский роман»
   «Полтава»
   Художественный опыт «Арапа Петра Великого» как эпическое решение темы Петра I отразился и в поэме «Полтава». Поэма начинается как семейная драма, а разворачивается как народная трагедия. Кочубей, Мария, Мазепа связаны друг с другом личными отношениями, которые находят настоящую оценку лишь в отношении к истории. Пётр поставлен вне круга личных отношений, он «свыше вдохновленный». Мысль Пушкина о русской истории определила и название поэмы. Он назвал её не «Мазепа», не «Пётр Великий», а «Полтава», указывая на великий народный подвиг, совершённый в этой битве, которая была одним «из самых важных и счастливых происшествий царствования Петра Великого».
   Пушкин сумел придать «Полтаве» черты глубокой народности в содержании и в стиле. Пётр Великий, неотделимый от своих дружин, похожий на героев торжественной оды и эпической поэмы, нарисован в традициях литературы 18 века. Основным средством выразительности является сравнение, оттенённое и как бы комментированное эпитетами:
   …Лик его ужасен.
   Движенья быстры. Он прекрасен,
   Он весь, как божия гроза…
   И он промчался пред полками,
   Могущ и радостен как бой.
   Возвеличивая подвиг и мужество Петра и его воинства, Пушкин отдаёт должное и сильным противникам русских – шведам. Однако поэт даёт почувствовать, что и сам Карл, и его армия не воодушевлены ничем высоким, тогда как Пётр и его дружины исполнены патриотизма, уверенности в победе. Пушкин восхищается благородством Петра на пиру:
   При кликах войска своего,
   В шатре своём он угощает
   Своих вождей, вождей чужих,
   И славных пленников ласкает,
   И за учителей своих
   Заздравный кубок подымает.
   «Медный всадник»
   Образ Петра в творчестве Пушкина находится в постоянном движении и развитии. В 1833 г. написана поэма «Медный всадник». В «Полтаве» Пушкин говорил о Петре Первом:
   В гражданстве северной державы,
   В её воинственной судьбе,
   Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,
   Огромный памятник себе.
   Теперь поэт увидел перед собой Медного Всадника – воплощённый в металле памятник Петру Великому, основателю «военной столицы». Пушкин в «Медном всаднике» поднимает проблему взаимоотношений государства и личности. Пётр у Пушкина – деятель, который угадывает потенциальные силы науки и направляет их на решение громадных задач в один из самых высоких и творческих моментов его жизни, когда рождался гениальный замысел создания города «на берегу пустынных волн» Невы.
   В стилистике «Медного Всадника» отчётливо обозначены два разнородных начала: торжественная ода и смиренная элегия. Это разноречие стиля, стилистическое противоречие вполне отвечало свободному и сложному замыслу Пушкина. Он тяготеет к одической возвышенности там, где звучит тема Петра, и возвращается к элегической задушевности там, где касается темы Евгения.
   Для Пушкина были одинаково достоверны и деяния Петра Великого, и страдания безвестного Евгения. Пушкину был близок мир Петра, была понятна и дорога мечта «ногою твёрдой стать при море». Он видел, как перед Петром, «мощным властелином судьбы», смирялась «побеждённая стихия». Но Пушкин сознавал, какая дорогая цена была заплачена за это торжество, какой ценой был куплен стройный вид Петербурга. Поэтому в его поэме есть истинная глубина, высокая человечность и суровая правда.
   Пётр, воплощённый в Медного всадника, видится как «мощный властелин судьбы, а не игралище в её руках». Утверждая непреклонную волю, вселяя ужас, Медный всадник своим величием опровергает мысли о своём бессилии человека перед лицом рока.
   Восторженное настроение поэта омрачается думой о «противоречиях существенности» и скорбном уделе «малых сил»; возникает новый образ Петра:
   И, обращён к нему спиною
   В неколебимой тишине,
   Над возмущённою Невою
   Стоит с простёртою рукою
   Кумир на бронзовом коне.
   Пушкин показывает не только величие Петра, но и его недостатки. В грозных событиях наводнения не хватает заботы о маленьком человеке. Пётр велик в государственных замыслах и жесток и жалок в отношении к личности. Евгений жалок в своей бедности и велик в своей любви к Параше, принижен своим жизненным положением и возвышен своими мечтами о независимости и чести, жалок в своём безумии и высок в своей способности протестовать.
   В. Г. Белинский говорил, что «Медный всадник» вместе с «Полтавой» образуют «самую великую «Петриаду», какую только в состоянии создать гений великого национального поэта».
   «История Петра»
   Мысли Петра – историка определяли создание исторической прозы, становление которой мы видим в незавершённой поэтом «Истории Петра», написанной в последние годы его жизни.
   Действие переносится из Москвы в Голландию, где Пётр с топором в руках работает на верфях и в Англию. Азовские берега и берега Балтики, города Польши и поля Украины, степи Буджака, Париж и границы Персии – таково огромное пространство действия, представленное нам в повествованиях Пушкина. С первых страниц «История Петра» перед нами в живом изображении является юный Пётр.
   Пушкин показывает его после усмирения одного из стрелецких бунтов, противопоставляя Петра царствовавшему с ним вместе брату Иоанну: «В то время как стрельцы стояли по обеим сторонам дороги, падая ниц перед государями, – Иоанн оказывал тупое равнодушие, но Пётр быстро смотрел на все стороны, оказывая живое любопытство. Изображая Петра, едва не ставшего жертвой нового заговора, когда он во время суда над заговорщиками «занемог горячкою», Пушкин говорит: «Многочисленные друзья и родственники преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им помилования,…но Пётр был непреклонен: слабым, умирающим голосом отказал он просьбе и сказал: «Надеюсь более угодить Богу правосудием, нежели потворством».
   Пушкин подчёркивает противоречие между целями, осуществляемыми Петром, и средствами, которые он применял для их достижения. «Когда народ встречался с царём, – читаем мы в «Истории Петра» – то по древнему обычаю падал перед ним на колена. Пётр Великий в Петербурге запретил коленопреклонение, так как улицы были грязные и болотистые, а народ, его не слушался, то Пётр Великий запретил уже под жестоким наказанием».
   Пушкин рисует черты великодушия Петра и в то же время пишет (в связи с делом первой, постриженной в монахини жены Петра, которая была высечена кнутом): «Пётр хвастал своей жестокостью».
   Пушкин намечает изображение Петра в действии, в противоречиях, в борьбе с врагами и препятствиями. Против Петра вели борьбу за власть бояре и правительница Софья. Эта борьба закончилась избранием на царство Петра.
   Царь уделял большое внимание просвещению. Он отправил боярских и дворянских детей за границу для изучения инженерству, корабельному искусству, архитектуре и другим наукам. Пётр сам намерен был учиться в чужих краях всему, чего недоставало ещё государству, погружённому в глубокое невежество. Возвращающихся из чужих краёв молодых людей он сам экзаменовал. Пётр был не только реформатором внутреннего преобразования государства, но, как показано в «Истории Петра», и талантливым дипломатом в решении внешних политических вопросов.
   К сожалению, выполнить задачу, которую Пушкин поставил в освящении эпохи Петра, закончить не удалось. Надежды Пушкина не сбылись. Смерть оборвала его работу, и великий труд остался незавершённым. Итак, в работе А. С. Пушкина над темой Петра очевидна эволюция эпического содержания петровской эпохи, а также политических взглядов поэта. Эту эволюцию отражает движение от стихотворения одического характера через поэмы с усложняющейся жанровой природой к эпическим жанрам с возможностями изображения действительности в единстве её противоречивых сторон. Когда уходит из жизни незаурядный, великий человек, в его бывшем окружении многого не достаёт, исчезает тот центр, вокруг которого всё собиралось, всё двигалось. Конечно, жизнь продолжалась, и вслед за Петром на престол выходили правители, которых Пушкин метко назвал «ничтожными наследниками северного исполина». Пушкин в своих произведениях ставил в пример Николаю I Петра, но уже в дневнике 1834 года он пишет: «В нём немножко от Петра Великого и много от прапорщика».
   Заключение
   За два с половиной месяца до кончины Пушкин сочиняет так и не отправленное письмо к П.Я. Чаадаеву, где уверяет, что «ни за что на свете не хотел бы переменить отечество и иметь другую историю». Это его письмо было вызвано знаменитым как бы «открытым» философическим письмом Петра Яковлевича, в котором тот, по определению Герцена «сказал России, что прошлое ее бесполезно, настоящее тщетно, а будущего у нее нет». Пушкин аргументированно и конкретно защищает перед Чаадаевым прошлое отечества. Этими чистосердечными словами он как бы подводит итог своему творчеству, посвященному истории страны. Пушкин, как умный человек, конечно, не мог не видеть множества черных страниц в истории России, но сердцем он все равно чувствовал, что его Родина – лучшая страна с лучшей историей.
   Список использованной литературы:
   1. В.Г. Белинский «Статьи о Пушкине» М. «Просвещение», 1983
   2. Г.Н. Волков «Мир Пушкина» М. «Молодая Гвардия», 1989
   3. Ю.М. Лотман «В школе поэтического слова» М. «Просвещение», 1988
   4. Б.С. Мейлах «Жизнь Александра Пушкина» Л. «Художественная литература», 1974
   5. Б.С. Мейлах «Творчество А.С. Пушкина» М. «Просвещение», 1984
   6. М.И. Цветаева «Мой Пушкин» Алма-Ата «Рауан», 1990

8. Экзаменационный реферат
   на тему:
   «Историческая тема в творчестве Александра Сергеевича Пушкина»
   Выполнила: ученица 9 класса «Б» общеобразовательной школы № 1921
   Глазунова Вероника
   Учитель-рецензент: Плахтиенко Наталья Анатольевна
   Москва-2002
   План
   I. «История народа принадлежит поэту» (вступление)………………..3
   «Песнь о Вещем Олеге»…………………………………………….…3
   II. «Литературный подвиг» («Борис Годунов»)…………………………4
   «Бунтарь» и реформатор……………………………………………….6
   1) «Злодей поневоле»…………………………………………………..6 а) «История Пугачева»………………………………………………6 б) «Капитанская дочка»……………………………………………..8
   2) «Великий шкипер»…………………………………………………..9 а) «Арап Петра Великого»…………………………………………..9 б) «Полтава»…………………………………………………………10 в) «Медный Всадник»………………………………………………10 г) «История Петра»…………………………………………………11
   III. Заключение…………………………………………………………….12
   « История народа принадлежит поэту…» (введение)
   Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского»
   провозгласил: «История народа принадлежит государю». И это была не просто
   фраза, это была историко-политическая, историко-философская концепция.
   Будущий декабрист Никита Муравьев возражал: «История народа принадлежит
   народу». И за этим тоже крылась поэзия – демократическая,
   антимонархическая.
   Пушкин в одном из писем выдвигает свое кредо: «История народа
   принадлежит поэту». И это тоже не просто красивая фраза. Но она отнюдь не
   означает право поэта на простую субъективную поэтизацию истории путем
   вымысла. Всем своим творчеством Пушкин как раз отвергает эту бытующую среди
   поэтов практику. Он говорит о большем: об осмыслении и исследовании истории
   литературно-художественными средствами, об открытии с помощью этих средств
   глубинных токов истории, тех тайных пружин, которые иногда порой все-таки
   бывают скрыты от глаз рассудительных историков.
   Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас феномен: поэт-историк.
   Это и заставило меня выбрать именно эту тему для реферата, так как я всегда
   интересовалась представлением об истории известных людей. Историзм
   поэтического мышления Пушкина – не самоцельное обращение в прошлое. Этот
   историзм всегда современен и социально заострен, он для Пушкина – всегда
   средство разобраться в настоящем.
   Начиная с юношеского «Воспоминания в Царском Селе» (1814) голос Клио –
   одной из девяти муз, покровительницы истории, – постоянно звучит в
   творчестве Пушкина. К нему, к этому «страшному гласу», он прислушивается
   всю свою жизнь, стремясь постигнуть ход истории, причины возвышения и
   падения, славы и позора великих полководцев и мятежников, законы,
   управляющие судьбами народов и царей.
   Поражаешься, как много у него произведений исторического звучания. Вся
   русская история проходит перед читателями Пушкина: Русь древнейшая,
   старинная открывается нам в «Песне о вещем Олеге», в «Вадиме», в сказках;
   Русь крепостная – в «Русалке», в «Борисе Годунове»; восстание Степана
   Разина – в песнях о нем; великие деяния Петра – в «Медном Всаднике»,
   «Полтаве», «Арапе Петра Великого»; восстание Пугачева – в «Капитанской
   дочке»; убийство Павла I, правление Александра I, война 1812 года, история
   декабризма – в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней главе
   «Евгения Онегина».
   Наконец, он заявляет о себе как профессиональный историк. Плодом его
   тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов стариков, изучения
   мемуарной литературы явилась «История Пугачева».
   Вслед за «Историей Пугачева» последовала работа над «Историей Петра» – грандиозная по замыслу и объему. Работу над этим произведением прервала
   роковая дуэль. Кроме того, в бумагах Пушкина остались наброски истории
   Украины, истории Камчатки. Пушкин намеревался написать также историю
   Французской революции, историю Павла I. Сохранились наброски, относящиеся к
   истории допетровской России.
   В библиотеке Пушкина хранилось более четырехсот книг по истории, в том
   числе: Феофан Прокопович, Татищев, Щербатов, Карамзин, Тацит, Вольтер,
   Шатобриан, Тьерри, Гизо и др. В итоге этих исторических занятий у зрелого
   Пушкина сложился собственный взгляд на ход развития человеческой
   цивилизации вообще и, в особенности, на судьбу России.
   «Песнь о Вещем Олеге»
   1 марта 1822 г. Пушкин переписал набело только что законченную «Песнь
   о Вещем Олеге» – одно из первых исторических произведений поэта.
   Еще в конце июля 1821 г. Пушкин в черновой тетради набросал
   следующий план: «Олег — в Византию — Игорь и Ольга — поход». Портреты
   Олега и Игоря изображены в верхней части того же листа и отчасти
   перекрывают начало какого-то письма на французском языке.
   Декабристская критика весьма сдержанно оценила «Песнь о вещем Олеге»,
   осуждая в ней отход Пушкина от воспевания героики прошлого. Между тем
   свободолюбивый пафос пушкинской баллады несомненен, хотя и заключается не в
   описании подвигов легендарного князя, а в прославлении «правдивого и
   свободного вещего языка» поэзии, не подвластного суду современников.
   «Литературный подвиг»
   Современность с ошеломляющей быстротой становилась историей. Такие
   грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в
   1825 году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиями
   эпохальными. История же – даже далекая – переживалась остро, как
   современность, как нечто происходящее сейчас, могущее сейчас снова
   повториться.
   Характерно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным
   событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания:
   «Бориса Годунова» поэт заканчивает 7 ноября 1825 года. То есть историческая
   трагедия Пушкина не была уходом в прошлое, создание ее не было вызвано
   желанием отвлечься от злободневных тревог современной жизни. Произведение
   это, оставаясь историческим в подлинном смысле этого слова, было в то же
   время остро злободневным. Поэт словно провидит, предчувствует и предрекает
   конец царствования Александра I, описывая конец царствования Бориса
   Годунова. Он настолько уверен в этом, что решается на прямое пророчество,
   определяя срок своего возвращения из ссылки при новом правлении. 19 октября
   1825 года, когда рукопись «Бориса Годунова» лежала перед ним почти в
   готовом виде, он пишет лицейским друзьям:
   Запомните ж поэта предсказанье:
   Промчится год, и с вами снова я,
   Исполнится завет моих мечтаний;
   Промчится год, и я явлюся к вам!
   Предсказание исполнилось поразительно точно: осенью 1826 года Пушкин
   вернулся из ссылки.
   Но обратимся к трагедии «Борис Годунов». В письме Вяземскому 13 июля
   1825 года Пушкин, до того обычно критически отзывавшийся о своих
   произведениях, назвал «Бориса Годунова» «литературным подвигом», и это не
   было преувеличением. Трагедия начинается с диалога между боярами Шуйским и
   Воротынским: взойдет ли на царство Борис Годунов? Борис у Пушкина, как и
   Александр I, перед восшествием на трон лицедействует, ломает комедию,
   делает вид, что власть ему претит. А Шуйский, хорошо зная двуличие
   Годунова, уверен, что он жаждет трона, что именно поэтому совершил он
   убийство законного наследника престола царевича Дмитрия. Пимен же
   произносит мрачные слова:
   Прогневали мы бога, согрешили:
   Владыкою себе цареубийцу
   Мы нарекли.
   В этом тоже видна параллель с Александром – он вступил на престол,
   убив своего отца-царя. В исключенном Пушкиным из печатного издания отрывке
   Борис назван «лукавым» («Беда тебе, Борис лукавый»), так же Пушкин в одном
   из своих стихотворений именовал и Александра («властитель слабый и
   лукавый»).
   Разумеется, когда поэт создавал «Бориса Годунова», перед взором его
   стоял не только цареубийца Александр I. Его замысел бесконечно шире
   нравоучительной аналогии двух царей. Пушкина занимает прежде всего вопрос о
   природе народного мятежа, о народном мнении – вопрос очень его
   интересующий, освещенный позднее еще и в «Капитанской дочке».
   Народное мнение, а не цари и самозванцы творят суд истории – вот
   великая мысль Пушкина в «Борисе Годунове». Мысль, во многом противостоящая
   идее Карамзина (см. введение) и полемизирующая с ней. Народное мнение и
   есть «Клио страшный глас», прозвучавший смертным приговором над Годуновым.
   Проклятие тяготеет и над его сыном Феодором. И потому боярин Пушкин уверен
   в победе самозванца Димитрия. Когда Басманов, командующий войсками Феодора,
   говорит с усмешкой превосходства боярину Пушкину, у Димитрия войска «всего-
   то восемь тысяч», Пушкин отвечает, нимало не смущаясь:
   Ошибся ты: и тех не наберешь –
   Я сам скажу, что войско наше дрянь,
   Что казаки лишь только села грабят,
   Что поляки лишь хвастают да пьют,
   А русские…да что и говорить…
   Перед тобой не стану я лукавить;
   Но знаешь ли, чем сильны мы Басманов?
   Не войском, нет, не польскою помогой,
   А мнением; да! мнением народным.
   Борис восстановил против себя это мнение убийством царевича Дмитрия.
   Напомню вновь: трагедия окончена за месяц до восстания на Сенатской
   площади. Срока восстания поэт, конечно, не знал, но то, что оно назревает,
   он не мог не чувствовать. Не мог не размышлять он о его удаче или неудаче,
   о том, будет ли оно поддержано мнением народным, будут ли царские генералы
   с восставшими?
   И в трагедии Басманов, полководец Годунова, а затем Феодора,
   склоняется на доводы боярина Пушкина присягнуть пока не поздно, Самозванцу:
   Он прав, он прав; везде измена зреет –
   Что делать мне? Ужели буду ждать,
   Чтоб и меня бунтовщики связали
   И выдали Отрепьеву? Не лучше ль
   Предупредить разрыв потока бурный
   И самому…
   Далекий предок поэта боярин Пушкин выведен в трагедии безоговорочно на
   стороне бунтовщиков, и Годунов бросает в его адрес: «Противен мне род
   Пушкиных мятежный». К этому роду с гордостью причисляет себя и сам поэт. Не
   случайно вводит поэт в трагедию своих собственных предков – тут особый
   расчет: дать возможность читателям услышать его голос без какого-либо
   нарушения исторической правды. Сердцем поэт на стороне мятежа, но
   спокойный, трезвый аналитический ум подсказывает, что мятеж – это кровь,
   насилие и гибель множества людей. И часто ли мятеж оканчивается успехом?
   Как отвечает на этот вопрос Пушкин своим «Борисом Годуновым»?
   Самозванцу сопутствует удача – Басманов в конце концов присягнул ему,
   боярин Пушкин убедил московский люд приветствовать «нового царя». А в это
   время приверженцы Самозванца пробираются в царские палаты, где в ужасе
   прячутся «Борисовы щенки» – Ксения и Феодор – и их мать Мария. Слышатся
   женский плач, визг, предсмертные крики. Перед народом появляется один из
   убийц – Мосальский – и провозглашает:
   «– Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели
   их мертвые трупы.
   Народ в ужасе молчит.
   – Что же вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!
   Народ безмолвствует».
   Так лаконично и многозначительно заканчивает Пушкин свою трагедию.
   «Народ безмолвствует» – вот приговор Димитрию Самозванцу и всему его
   отчаянному предприятию.
   «Бунтарь» и реформатор
   Две исторические фигуры привлекали особенное внимание Пушкина: Пугачев
   и Петр I. Первый – вождь крестьянского восстания, потрясшего Россию; второй
   – крутой реформатор, не считавшийся с жертвами на своем пути и положивший
   начало новому периоду русской истории. Пугачеву Пушкин посвятил повесть
   «Капитанская дочка» и исторический труд «История Пугачева», Петру же – две
   поэмы («Полтава» и «Медный всадник») и труд «Арап Петра Великого». Также
   поэт увлеченно работал над его жизнеописанием, но не успел закончить. Обе
   фигуры интересовали Пушкина и как художника и как историка, но его
   обращение к ним, точно так же как в пору создания «Бориса Годунова», не
   было уходом в прошлое. Пугачев и Петр воплощали для Пушкина историю,
   прошлое России, и, изучая их деятельность, он хотел найти ответы на
   острейшие вопросы современности и прояснить будущее.
   «Злодей поневоле»
   Фигура мятежного Пугачева давно привлекала внимание Пушкина, он стал
   интересоваться ею еще в михайловской ссылке. Тему эту Пушкин в конце концов
   решает в двух планах: и в качестве профессионального историка в «Истории
   Пугачева», и в качестве писателя в «Капитанской дочке».
   «История Пугачева»
   Сначала было создано произведение историческое – 1833-1834. Пушкин
   скрупулезно собирал факты и свидетельства для этого труда. Он объездил
   несколько губерний, где еще помнили Пугачева, где еще живы были люди, его
   знавшие, где гуляли из уст в уста предания о нем. Все это было записано
   поэтом-историком и передано потомству с самой строгой объективностью,
   пунктуальностью и деловитостью. В результате Пушкин создал первую в
   исторической науке документированную биографию вождя крестьянского
   восстания, в условиях жесткой цензуры сумел достоверно описать многие
   обстоятельства его жизни.
   Сам Пушкин гордился высоким профессионально-научным уровнем «Истории
   Пугачева» – тем, что он впервые ввел в научный оборот «исторические
   сокровища», а именно: множество неизвестных документов, писем,
   свидетельств, мемуаров, тем, что все это было проанализировано с
   добросовестностью и осмотрительностью исследователя. «Я прочел все, что
   было напечатано о Пугачеве, – писал Пушкин, – и сверх того 18 толстых томов
   in volio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где
   произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы
   словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их
   дряхлеющую память историческою критикою».
   Пушкин словно намеренно отрешается о всяких эмоций, от всякого
   субъективного, пристрастного суждения о лицах и событиях. Он хочет говорить
   языком самой истории. Он приводит факты и свидетельства, освещающие события
   с разных сторон, порой противоречивые. Пусть читатель делает выводы сам,
   пусть размышляет над фактами.
   Нередко можно встретить мнение, что «История Пугачева» проникнута
   сочувствие поэта к главарю повстанцев, что он хотел разоблачить бытовавшее
   о Пугачеве представление как о бесчеловечном злодее и разбойнике. По
   отношению к «Капитанской дочке» это, пожалуй, и справедливо, а вот к
   «Истории Пугачева» – нет.
   Сетования на то, что Пушкин не изобразил Пугачева романтическим
   героем, раздавались сразу же после выхода книги. Поэт-историк по этому
   поводу писал И.И. Дмитриеву: «Что касается до тех мыслителей, которые
   негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым,
   а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который,
   вероятно, за сходную цену возьмется идеализировать это лицо по последнему
   фасону».
   Отказываясь идеализировать историческое лицо, Пушкин приводит в своей
   книге такие вопиющие, страшные факты о жестокости Пугачева и его окружения,
   о зверствах, ими чинимых, что волосы встают дыбом. Поэт рассказывает об
   этом хладнокровно, как бы составляя своего рода хронологию событий и
   каталог злодеяний.
   Прежде всего возник вопрос о причинах восстания Пугачева. Оно было
   вызвано притеснениями яицких казаков со стороны правительства. И об этом
   Пушкин говорит сразу же и без обиняков. Казаки, селившиеся между Волгой и
   Яиком, обладали издавна невиданной в других местах вольницей. Правительство
   косо смотрело на вольных казаков и стремилось наложить и на них свою
   тяжелую руку. Введены были большие налоги на рыбные промыслы, казаков
   обязали нести царскую службу, постепенно вводилось военно-чиновничье
   управление взамен народовластия.
   Казаки неоднократно жаловались императрице, посылали гонцов в столицу,
   но безуспешно. Наконец в 1771 году вспыхнул первый открытый мятеж, жестоко
   подавленный правительственными войсками. Первая вспышка мятежа угасла, но
   причины, ее породившие, не устранились, а, напротив, умножились. «Тайные
   совещания, – заключает первую главу Пушкин, – происходили по степным уметам
   (постоялым дворам – прим. А.С. Пушкина) и отдаленным хуторам. Недоставало
   предводителя. Предводитель сыскался». Пушкин-историк, по существу, опроверг
   официальную версию о том, что мятеж был вызван происками «Емельки»,
   «злодейством» возмутившего народ. Напротив, Пугачев «сыскался» для дела,
   которое уже объективно созрело в силу ряда причин. Не будь Пугачева,
   «сыскался» бы другой предводитель восстания. Мятеж вызвали несправедливые
   притеснения со стороны правительства. Оно, а не казаки виновны в нем. Вот
   главный вывод Пушкина!
   Так началась «пугачевщина». Правительство Екатерины дрожало, ее
   военачальники не раз терпели сокрушительное поражение от «Емельки», силы
   которого умножались. Затем счастье начало изменять Пугачеву. Пушкин пишет о
   самом последнем периоде восстания Пугачева: «Никогда успехи его не были
   ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такою силою. Возмущение
   переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции. Довольно
   было появления двух или трех злодеев, чтоб взбунтовались целые области». Но
   плохо вооруженные, разрозненные повстанцы не могли, конечно, долго
   противостоять регулярным правительственным войскам. Восстание было
   подавлено, Пугачев четвертован.
   Что же все-таки хотел сказать Пушкин своей «Историей Пугачева»? Что
   толкнуло его к теме крестьянского восстания? В 30-е годы, когда в разных
   местах России вспыхивали крестьянские бунты, воспоминания о «пугачевщине»
   оживились. С трудом подавив мятежи, правительство превзошло восставших в
   жестокости изуверстве. Пушкин с головой ушел в историю пугачевского бунта,
   чтобы понять кровавые трагедии, развернувшиеся на его глазах.
   «Капитанская дочка»
   В историческом исследовании Пушкин показывает реального Пугачева –
   злодея и народного любимца. Поэтесса Марина Цветаева писала о двух
   Пугачевых, которые есть у Пушкина: “Пугачев в «Капитанской дочке» и Пугачев
   в «Истории Пугачева», казалось бы, одной рукой писаны. Но Пугачева из
   «Капитанской дочки» писал поэт, из «Истории…» – прозаик». Заметим, что
   Н.В. Гоголь считал «Капитанскую дочку» романом. Его поразила «чистота и
   безыскусственность» стиля, что в нем «в первый раз выступают именно русские
   характеры – бестолковщина времени и простое величие простых людей, все – не
   только самая правда, но еще как бы лучше ее». Поэтому, вероятно, Пушкин
   подошел к истории не как прозаик, но прежде всего как поэт. Это подметила
   русская поэтесса М. Цветаева в своей книге «Мой Пушкин» – «Пушкин-историк
   побит Пушкиным-поэтом». Вдохновение, процесс созидания, угроза смерти,
   наказания и суда истории сливаются воедино в энергию творчества.
   Пушкин просит брата прислать биографию Пугачева и, одновременно,
   информацию о Разине, которого называет «единственным поэтическим лицом в
   русской истории». В сознании Пушкина переплетаются судьбы Разина и Пугачева
   – как поэзия и история. Сам образ Пугачева – героический. Кульминационный
   период в раскрытии этого образа – эпизод с калмыцкой сказкой: «…чем
   триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог
   даст!». Однако Пугачев более многозначен, его нельзя сводить к извлечению
   морали из сказки, заявлять, что в ней прославляется его смелая короткая
   жизнь. Сказка обнаруживает глубину духовного обновления Пугачева. Живые,
   сверкающие глаза его, так запомнившиеся Гриневу, предсказывали способность
   Пугачева к высоким чувствам и вдохновению. Пушкин поэтизирует способность и
   возможность человека быть сильнее враждебных обстоятельств. Смысл бытия – в
   свободе распоряжаться своей жизнью.
   Так на поэтической почве оказалось возможным сближение пушкинских и
   пугачевских точек зрения. Чуткая к художественному слову Пушкина, М.
   Цветаева заметила это: «Есть упоение в бою у бездны мрачной на краю…»
   Возможно, именно описанное выше определило решение Пушкина придать своему
   историческому роману мемуарную форму. Скорее всего, именно поэтому ему
   нужен был «свидетель» событий, непосредственно в них участвовавший,
   знакомый с фактами жизни Пугачева, взаимоотношениями руководителей
   восстания. Интонация разговоров Гринева и Пугачева – доверительная, что
   очень важно в человеческих отношениях как в романе, так и в нашей жизни.
   Пушкин ставил перед собой нелегкую задачу – показать двойственность позиции
   Гринева: осуждая, не принимая восстания, он вынужден был свидетельствовать
   не только о кровавых расправах Пугачева, но и о его великодушии,
   гуманности, справедливости и щедрости. Очень тонко подметила Марина
   Цветаева, что Пугачев – «злодей поневоле», человек, который «несмотря на
   свинские обстоятельства», способен на сердечную простоту и великодушие.
   И опять же права Марина Цветаева, что Пушкин в «Капитанской дочке»
   нередко себя самого ненароком подставляет на место Гринева. И, конечно же,
   есть «жутко автобиографический элемент» в диалоге Пугачева с Гриневым.
   «Пугачев – Гриневу:
   – А коли отпущу, так обещаешься ли ты по крайней мере против меня не
   служить?
   – Как могу тебе в этом обещаться?
   «Николай I – Пушкину:
   – Где бы ты был 14-го декабря, если бы ты был в городе?
   – На Сенатской площади, Ваше Величество!»
   «Капитанская дочка» оказалась своеобразным «завещанием» Пушкина.
   Открывая читателю всю свою выстраданную правду о русском народе и русском
   бунте, писатель призывал задуматься над коренными вопросами развития России
   и судьбы русского народа. «Не приведи Бог видеть русский бунт,
   бессмысленный и беспощадный!» – предостерегающе восклицает поэт.
   «Великий шкипер»
   Пётр I был интересной, сложной личностью, что привлекательно для
   писателей и поэтов. Пушкин также не мог обойти стороной этого великого
   человека. И насколько Пётр I был великим реформатором, могущественным
   государственным деятелем, с размахом двинувшим Россию вперёд, настолько
   Пушкин был Петром Великим русской литературы. Тема Петра – “сквозная” тема
   в русской литературе вообще, в творчестве Пушкина в частности. Поэт видит в
   Петре не просто историческую личность, но и олицетворение
   преобразовательной мощи человечества, насаждающего культуру и цивилизацию
   посреди нелюдимых и бесприютных пространств.
   Впервые Пушкин коснулся темы Петра в «Заметках по русской истории 18
   века». Поэт видит в нём мудрого царя – реформатора, защитника просвещения.
   «Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с
   суеверной точностью подражали ему во всём, что только не требовало нового
   вдохновения. … Пётр I не страшился народной свободы, неминуемого следствия
   просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может
   быть, более чем Наполеон».
   Работая над петровской темой, Пушкин использовал различные жанры. В
   1826 году он пишет о Петре I в «Стансах». Это стихотворение по стилю
   напоминает оды 18 века, например: «Петра Великого» Ломоносова и «Вельможу»
   Державина. Идеалом их была просвещённая монархия, а идеальным героем – Пётр
   I.
   «Арап Петра Великого»
   Образ Петра – «вечного работника на троне» – Пушкин продолжал
   развивать и в «Арапе Петра Великого». Пётр I раскрыт в романе уже с разных
   сторон: Пётр в его отеческой заботливости об Ибрагиме, Пётр – вечный
   деятель с покоряющей простотой и непринуждённостью обхождения, Пётр с его
   негативным отношением к нарождавшейся на западный манер аристократии,
   пустой и мотовской. Наконец, в сюжетной линии Ржевских проступает деспотизм
   Петра: сосватав их дочь за своего любимца Ибрагима, он разрушает счастье
   Наташи и Валериана.
   Европеизм Петра, его вражда к реакционной старине не мешают ему быть
   вполне русским человеком. Как изображает Пушкин, Пётр любил те русские
   нравы и обычаи, которые не казались ему проявлением патриархальной дикости.
   Беседуя с Ибрагимом, Пётр обнаруживает такое добродушие и весёлость, «что
   никто, – пишет Пушкин, – в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы
   подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России».
   Пётр берёт на себя роль свата своего крестника, любит национальные
   кушанья, не прочь «по русскому обыкновению отдохнуть». Он искренне
   заботится об Ибрагиме: «Послушай…, ты человек одинокий, без роду и племени,
   чужой для всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, что завтра с тобою
   будет, бедный мой араб? Надобно тебе пристроится, пока есть ещё время;
   найти опору в новых связях, вступить в союз с новым боярством». Склонность
   Петра к широкому и большому веселью, добродушное лукавство, гостеприимство
   – всё это дополняет образ Петра, воплощающего в себе, по мысли Пушкина,
   черты национального характера. Пушкин даёт глубокое освещение
   демократичности Петра. Пётр судит о людях и выбирает себе помощников не по
   сословному признаку, а по умственным способностям, знаниям. Отнюдь не
   снижая выдающихся личных качеств Петра, Пушкин помогает читателю понять и
   почувствовать историческую закономерность петровских преобразований и их
   необходимость. Роман остался незаконченным, но, несмотря на это,
   современники Пушкина высоко оценили «Арапа Петра Великого». В.Г. Белинский
   писал: «Будь этот роман кончен так же хорошо, как начат, мы имели бы
   превосходный исторический русский роман»
   «Полтава»
   Художественный опыт «Арапа Петра Великого» как эпическое решение темы
   Петра I отразился и в поэме «Полтава». Поэма начинается как семейная драма,
   а разворачивается как народная трагедия. Кочубей, Мария, Мазепа связаны
   друг с другом личными отношениями, которые находят настоящую оценку лишь в
   отношении к истории. Пётр поставлен вне круга личных отношений, он «свыше
   вдохновленный». Мысль Пушкина о русской истории определила и название
   поэмы. Он назвал её не «Мазепа», не «Пётр Великий», а «Полтава», указывая
   на великий народный подвиг, совершённый в этой битве, которая была одним
   «из самых важных и счастливых происшествий царствования Петра Великого».
   Пушкин сумел придать «Полтаве» черты глубокой народности в содержании
   и в стиле. Пётр Великий, неотделимый от своих дружин, похожий на героев
   торжественной оды и эпической поэмы, нарисован в традициях литературы 18
   века. Основным средством выразительности является сравнение, оттенённое и
   как бы комментированное эпитетами:
   …Лик его ужасен.
   Движенья быстры. Он прекрасен,
   Он весь, как божия гроза…
   И он промчался пред полками,
   Могущ и радостен как бой.
   Возвеличивая подвиг и мужество Петра и его воинства, Пушкин отдаёт
   должное и сильным противникам русских – шведам. Однако поэт даёт
   почувствовать, что и сам Карл, и его армия не воодушевлены ничем высоким,
   тогда как Пётр и его дружины исполнены патриотизма, уверенности в победе.
   Пушкин восхищается благородством Петра на пиру:
   При кликах войска своего,
   В шатре своём он угощает
   Своих вождей, вождей чужих,
   И славных пленников ласкает,
   И за учителей своих
   Заздравный кубок подымает.
   «Медный всадник»
   Образ Петра в творчестве Пушкина находится в постоянном движении и
   развитии. В 1833 г. написана поэма «Медный всадник». В «Полтаве» Пушкин
   говорил о Петре Первом:
   В гражданстве северной державы,
   В её воинственной судьбе,
   Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,
   Огромный памятник себе.
   Теперь поэт увидел перед собой Медного Всадника – воплощённый в
   металле памятник Петру Великому, основателю «военной столицы». Пушкин в
   «Медном всаднике» поднимает проблему взаимоотношений государства и
   личности. Пётр у Пушкина – деятель, который угадывает потенциальные силы
   науки и направляет их на решение громадных задач в один из самых высоких и
   творческих моментов его жизни, когда рождался гениальный замысел создания
   города «на берегу пустынных волн» Невы.
   В стилистике «Медного Всадника» отчётливо обозначены два разнородных
   начала: торжественная ода и смиренная элегия. Это разноречие стиля,
   стилистическое противоречие вполне отвечало свободному и сложному замыслу
   Пушкина. Он тяготеет к одической возвышенности там, где звучит тема Петра,
   и возвращается к элегической задушевности там, где касается темы Евгения.
   Для Пушкина были одинаково достоверны и деяния Петра Великого, и
   страдания безвестного Евгения. Пушкину был близок мир Петра, была понятна и
   дорога мечта «ногою твёрдой стать при море». Он видел, как перед Петром,
   «мощным властелином судьбы», смирялась «побеждённая стихия». Но Пушкин
   сознавал, какая дорогая цена была заплачена за это торжество, какой ценой
   был куплен стройный вид Петербурга. Поэтому в его поэме есть истинная
   глубина, высокая человечность и суровая правда.
   Пётр, воплощённый в Медного всадника, видится как «мощный властелин
   судьбы, а не игралище в её руках». Утверждая непреклонную волю, вселяя
   ужас, Медный всадник своим величием опровергает мысли о своём бессилии
   человека перед лицом рока.
   Восторженное настроение поэта омрачается думой о «противоречиях
   существенности» и скорбном уделе «малых сил»; возникает новый образ Петра:
   И, обращён к нему спиною
   В неколебимой тишине,
   Над возмущённою Невою
   Стоит с простёртою рукою
   Кумир на бронзовом коне.
   Пушкин показывает не только величие Петра, но и его недостатки. В
   грозных событиях наводнения не хватает заботы о маленьком человеке. Пётр
   велик в государственных замыслах и жесток и жалок в отношении к личности.
   Евгений жалок в своей бедности и велик в своей любви к Параше, принижен
   своим жизненным положением и возвышен своими мечтами о независимости и
   чести, жалок в своём безумии и высок в своей способности протестовать.
   В. Г. Белинский говорил, что «Медный всадник» вместе с «Полтавой»
   образуют «самую великую «Петриаду», какую только в состоянии создать гений
   великого национального поэта».
   «История Петра»
   Мысли Петра – историка определяли создание исторической прозы,
   становление которой мы видим в незавершённой поэтом «Истории Петра»,
   написанной в последние годы его жизни.
   Действие переносится из Москвы в Голландию, где Пётр с топором в руках
   работает на верфях и в Англию. Азовские берега и берега Балтики, города
   Польши и поля Украины, степи Буджака, Париж и границы Персии – таково
   огромное пространство действия, представленное нам в повествованиях
   Пушкина. С первых страниц «История Петра» перед нами в живом изображении
   является юный Пётр.
   Пушкин показывает его после усмирения одного из стрелецких бунтов,
   противопоставляя Петра царствовавшему с ним вместе брату Иоанну: «В то
   время как стрельцы стояли по обеим сторонам дороги, падая ниц перед
   государями, – Иоанн оказывал тупое равнодушие, но Пётр быстро смотрел на
   все стороны, оказывая живое любопытство. Изображая Петра, едва не ставшего
   жертвой нового заговора, когда он во время суда над заговорщиками «занемог
   горячкою», Пушкин говорит: «Многочисленные друзья и родственники
   преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им
   помилования,…но Пётр был непреклонен: слабым, умирающим голосом отказал он
   просьбе и сказал: «Надеюсь более угодить Богу правосудием, нежели
   потворством».
   Пушкин подчёркивает противоречие между целями, осуществляемыми Петром,
   и средствами, которые он применял для их достижения. «Когда народ
   встречался с царём, – читаем мы в «Истории Петра» – то по древнему обычаю
   падал перед ним на колена. Пётр Великий в Петербурге запретил
   коленопреклонение, так как улицы были грязные и болотистые, а народ, его не
   слушался, то Пётр Великий запретил уже под жестоким наказанием».
   Пушкин рисует черты великодушия Петра и в то же время пишет (в связи с
   делом первой, постриженной в монахини жены Петра, которая была высечена
   кнутом): «Пётр хвастал своей жестокостью».
   Пушкин намечает изображение Петра в действии, в противоречиях, в
   борьбе с врагами и препятствиями. Против Петра вели борьбу за власть бояре
   и правительница Софья. Эта борьба закончилась избранием на царство Петра.
   Царь уделял большое внимание просвещению. Он отправил боярских и
   дворянских детей за границу для изучения инженерству, корабельному
   искусству, архитектуре и другим наукам. Пётр сам намерен был учиться в
   чужих краях всему, чего недоставало ещё государству, погружённому в
   глубокое невежество. Возвращающихся из чужих краёв молодых людей он сам
   экзаменовал. Пётр был не только реформатором внутреннего преобразования
   государства, но, как показано в «Истории Петра», и талантливым дипломатом в
   решении внешних политических вопросов.
   К сожалению, выполнить задачу, которую Пушкин поставил в освящении
   эпохи Петра, закончить не удалось. Надежды Пушкина не сбылись. Смерть
   оборвала его работу, и великий труд остался незавершённым. Итак, в работе
   А. С. Пушкина над темой Петра очевидна эволюция эпического содержания
   петровской эпохи, а также политических взглядов поэта. Эту эволюцию
   отражает движение от стихотворения одического характера через поэмы с
   усложняющейся жанровой природой к эпическим жанрам с возможностями
   изображения действительности в единстве её противоречивых сторон. Когда
   уходит из жизни незаурядный, великий человек, в его бывшем окружении
   многого не достаёт, исчезает тот центр, вокруг которого всё собиралось, всё
   двигалось. Конечно, жизнь продолжалась, и вслед за Петром на престол
   выходили правители, которых Пушкин метко назвал «ничтожными наследниками
   северного исполина». Пушкин в своих произведениях ставил в пример Николаю I
   Петра, но уже в дневнике 1834 года он пишет: «В нём немножко от Петра
   Великого и много от прапорщика».
   Заключение
   За два с половиной месяца до кончины Пушкин сочиняет так и не
   отправленное письмо к П.Я. Чаадаеву, где уверяет, что «ни за что на свете
   не хотел бы переменить отечество и иметь другую историю». Это его письмо
   было вызвано знаменитым как бы «открытым» философическим письмом Петра
   Яковлевича, в котором тот, по определению Герцена «сказал России, что
   прошлое ее бесполезно, настоящее тщетно, а будущего у нее нет». Пушкин
   аргументированно и конкретно защищает перед Чаадаевым прошлое отечества.
   Этими чистосердечными словами он как бы подводит итог своему творчеству,
   посвященному истории страны. Пушкин, как умный человек, конечно, не мог не
   видеть множества черных страниц в истории России, но сердцем он все равно
   чувствовал, что его Родина – лучшая страна с лучшей историей.
   Список использованной литературы:
   1. В.Г. Белинский «Статьи о Пушкине» М. «Просвещение», 1983
   2. Г.Н. Волков «Мир Пушкина» М. «Молодая Гвардия», 1989
   3. Ю.М. Лотман «В школе поэтического слова» М. «Просвещение», 1988
   4. Б.С. Мейлах «Жизнь Александра Пушкина» Л. «Художественная литература»,
   1974
   5. Б.С. Мейлах «Творчество А.С. Пушкина» М. «Просвещение», 1984
   6. М.И. Цветаева «Мой Пушкин» Алма-Ата «Рауан», 1990

9. Знаменитые слова Белинского об «энциклопедии русской жизни» можно отнести ко всему творчеству А. С. Пушкина. Белинскому вторит и А. Григорьев: «Пушкин — наше все». Пушкин и тончайший лирик, и философ, и автор увлекательных романов, и учитель гуманизма, и историк. Для многих из нас интерес к истории начинается с чтения «Капитанской дочки» или «Арапа Петра Великого». Гринев и Маша Миронова стали не только нашими спутниками и друзьями, но и нравственными ориентирами.
   Так получилось, что мое знакомство с героями В. Скотта, самоотверженным Айвенго, отважным Квентином Дорвар- дом, благородным Робом Роем состоялось позже чтения Пушкина, и мне радостно было находить в них сходство с любимыми героями нашего гения. Но пушкинское наследие более многогранно в жанровом отношении. Не только ориентированные на историческое предание баллады и исторические романы (излюбленные жанры «шотландского чародея») встречаем мы в творчестве нашего писателя. Исторической теме посвящены и поэмы («Полтава», «Медный всадник»), и драмы («Борис Годунов», «Пир во время чумы», «Скупой рыцарь», «Сцены из рыцарских времен»), и лирика (ода «Вольность», сатирические «Сказки», «Бородинская годовщина»). Пушкин выступил и как автор исторических исследований. Его перу принадлежат «История Пугачева», «История Петра» и разнообразные исторические заметки. Интерес к истории у Пушкина был неизменным, но на различных этапах творческого пути историческая тема разрабатывалась им в разных жанрах и разных направлениях.
   Под знаком романтизма проходит петербургский период и период южной ссылки. Произведения этой поры проникнуты чувством гордости за великий исторический путь России и романтическим культом великого человека.
   Уже лицейское стихотворение «Воспоминания в Царском Селе», отмеченное печатью сентименталистской и классицистической поэтики, представляет собой вдохновенный гимн России и ее военной славе. Здесь упоминаются «Орлов, Румянцев и Суворов, / Потомки грозные славян», воспевается победа над Наполеоном («И вспять бежит надменный галл»).
   Классицистическая традиция в изображении исторических событий продолжается в оде «Вольность», написанной в петербургский период. В этом произведении Пушкин как бы бросает взгляд на всю мировую историю:
   Увы! куда ни брошу взор —
   Везде бичи, везде железы.
   Законов гибельный позор,
   Неволи немощные слезы…
   «Гибельный позор» (то есть зрелище) трагической истории разных народов — следствие пренебрежения к нравственному «Закону». «Печать проклятия» лежит на тиранах и на рабах. Восемнадцатилетний Пушкин дает завет потомкам:
   Лишь там над царскою главой
   Народов не легло страданье,
   Где крепко с Вольностью святой
   Законов мощных сочетанье.
   Эта тема будет продолжена в «Капитанской дочке», одном из последних произведений Пушкина. Автор не приемлет «русский бунт — бессмысленный и беспощадный». В оде «Вольность» он одинаково порицает и бунт «галлов», и заговорщиков, убивших Павла I, и тирана Калигулу, и всех «самовластительных злодеев».
   «Клии страшный глас» обогащается в лирике Пушкина и сатирическими оттенками. «Сказки» («Ура! В Россию скачет…») написаны, конечно, на злободневную тему, но на этом стихотворении лежит отсвет библейской истории. Пушкин высмеивает Александра I, «властителя слабого и лукавого», его рождественские обещания России. Молодой поэт ставит проблему истинного человеческого величия, он рассматривает исторических деятелей через призму нравственного закона и гуманизма. Эта мысль получила дальнейшее развитие в «Войне и мире» Л. Н. Толстого.
   Но Пушкин-романтик все-таки называет Наполеона «ве-
   ликим человеком» (стихотворение «Наполеон»), упоминает о нем в стихотворении «К морю»:
   Одна скала, гробница славы…
   Там погружались в хладный сон
   Воспоминанья величавы:
   Там угасал Наполеон.
   Совсем по-другому звучит тема Наполеона в седьмой главе «Евгения Онегина». «Петровский замок» назван не «гробницей славы», а «свидетелем падшей славы». Наполеон предстает перед нами самодовольным, «счастьем упоенным», «нетерпеливым героем», который только начинает осознавать, что вовсе не цари и полководцы изменяют ход истории. Не эти.ли строчки «Евгения Онегина» послужили основой знаменитого эпизода в «Войне и мире», когда Наполеон так и не дождался делегации жителей Москвы на Поклонной горе?
   Гроза двенадцатого года
   Настала — кто тут нам помог?
   Остервенение народа,
   Барклай, зима иль русский бог?
   На этот вопрос как бы отвечает в «Войне и мире» Л. Толстой, хотя в его времена десятая глава пушкинского романа еще не была известна. И в самом названии великой книги Толстого нельзя не увидеть перекличку со словами пушкинского летописца Пимена из «Бориса Годунова». Передавая свой труд Григорию Отрепьеву, он напутствует преемника:
   Описывай, не мудрствуя лукаво,
   Все то, чему свидетель в жизни будешь:
   Войну и мир, управу государей,
   Угодников святые чудеса…
   Именно в «Борисе Годунове» впервые у Пушкина историческая тема представлена в реалистическом ключе. Первая русская реалистическая трагедия, написанная в 1825 году, заканчивается знаменитой ремаркой: «Народ безмолвствует». Все персонажи оцениваются в трагедии с точки зрения народа. В этом Пушкин продолжает традиции Шекспира, что и подчеркивается даже строением стиха. Как и в шекспировских трагедиях, в «Борисе Годунове» используется белый пятистопный ямб, имеются также и прозаические вставки.
   Историческая тема разрабатывается Пушкиным и в других драматических произведениях. Однако не летопись и не
   события русской истории послужили основой для знаменитых маленьких трагедий. В них использованы предания и традиционные западноевропейские сюжеты. Историческая основа интересует Пушкина прежде всего своей психологической стороной. Так, психологически возможным считал он отравление Моцарта его другом Сальери. Маленькие трагедии на примерах из истории доказывают, что «гений и злодейство две вещи несовместные».
   Это только кажется, что летописные и легендарные сюжеты Пушкин разрабатывает подчеркнуто бесстрастно. Рассмотрим «Песнь о вещем Олеге». Почему погибает князь, такой могущественный и уверенный в себе? По канонам романтического жанра баллады («Песнь о вещем Олеге» написана в 1822 году Пушкиным-романтиком) герой погибает в трагической схватке с судьбой, роком. Но в этом произведении можно увидеть и будущего Пушкина-реалиста, не боявшегося «могучих владык», потому что не они вершат историю, а народ, чьим «эхом» был «неподкупный голос» поэта.
   Одним из самых сложных неоднозначных образов в произведениях Пушкина, посвященных историко-психологической теме, является образ Петра I. Это, безусловно, самая главная фигура в галерее «владык», «венцов» и «тронов» в пушкинском творчестве. Петр I является одним из центральных героев поэмы «Полтава». Возвеличивая Петра I, рассказывая о героических событиях русской истории, Пушкин не забывает, однако, о моральном, гуманном аспекте исторической темы. Жертвой истории оказывается несчастная Мария Кочубей.
   Романтическая приподнятость в ту пору соединялась в творчестве Пушкина с реалистическим бытописанием.
   Лета к суровой прозе клонят,
   Лета шалунью рифму гонят.
   Так, в другом, уже прозаическом произведении Пушкина («Арап Петра Великого»), его первом историческом романе, Петр I не только «то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник», как в «Стансах», но и заботливый друг, великодушный человек, идеал монарха и семьянина. К сожалению, роман не был закончен, тема Петра в этом освещении не получила дальнейшего развития. Но в 1833 году она нашла свое продолжение в новом стихотворном произведении. Это самая загадочная поэма Пушкина, которая называется не по имени Петра и не по топониму, как «Полтава», а перифразой. Это поэма «Медный всадник». Вспоминаются еще два таких названия произведений Пушкина, сходных и по сюже-
   ту. Кульминационным моментом в них является оживление статуи (статуэтки), отнимающей возлюбленную у героя. В «Медном всаднике», «Каменном госте» и «Сказке о золотом петушке» действие происходит в реальной (Петербург, «Мад- рит») или вымышленной столице. Герой, бросивший вызов загадочной стихии или мистической силе, погибает. Создавая «Медного всадника», Пушкин основывался на нескольких преданиях о тени Петра I, являющейся в Петербурге то Павлу I, то А. Голицыну. Жители Петербурга, верившие этим легендам, считали, что ничто не угрожает их городу, пока в нем стоит памятник Петру. Тема Петра переходит в тему российской государственности, и обращение к истории как бы высвечивает будущее России.
   Апокалиптическая картина наводнения и гибнущего «Петрополя» служит предупреждением потомкам. Петр I, сотворивший Петербург, как библейский Бог (недаром во вступлении к поэме местоимение «Он», отнесенное к государю, написано с большой буквы, как в Библии), «Россию поднял на дыбы». Показывая конфликт государства и личности, Пушкин завершает поэму вопросом:
   Куда ты скачешь, гордый конь,
   И где опустишь ты копыта?
   Впоследствии символом исторического пути России в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя станет фантастический полет тройки коней, традиция будет продолжена А. Блоком в цикле «На поле Куликовом».
   Итогом размышлений Пушкина над историей, ролью личности и народа в ней, нравственным смыслом исторических событий стала главная, на мой взгляд, книга Пушкина, работа над которой была завершена в 1836 году. «Капитанская дочка» вышла в свет за месяц до смерти автора. Своеобразие пушкинской исторической прозы недооценили современники. По мнению Белинского, в «Капитанской дочке» изображены «нравы русского общества в царствование Екатерины», характер же Гринева критик называет «ничтожным, бесцветным». Подобные упреки в слабой разработке характера главного героя английские читатели высказывали В. Скотту. Айвенго, например, не сражается ни в рядах храбрых йоменов Локсли (Робина Гуда), ни в рядах феодалов, защитников замка. Не принимая ни ту, ни другую сторону, он занят спасением прекрасной Ревекки. Айвенго и Гринев, как говорит знаменитый литературовед Ю. Лотман, находят единственно правильный путь, приподнимаются над
   «жестоким веком», сохраняя гуманность, человеческое достоинство и любовь к человеку, независимо от принадлежности его к той или иной политической группировке. Даже в «исторической метели» Гринев не позволил себе сбиться с дороги, не предал в себе человечность. На примере ужасов пугачевщины Пушкин показывает, что «лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений».
   В своей «Истории Пугачева» Пушкин не скрывал ни злодеяний пугачевцев, ни жестокости правительственных войск. А в «Капитанской дочке» образ Пугачева поэтичен, и многие критики, подобно Марине Цветаевой (статья «Пушкин и Пугачев»), считали, что Пугачев нравственно выше Гринева. Но Пугачев потому и рассказывает Гриневу «калмыцкую сказку» об орле и вороне, что хочет прельстить своего собеседника «пиитическим ужасом». У Гринева же свое отношение к кровавым событиям, выраженное в его словах: «Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести».
   Не «бесцветным», а по-христиански стойким и самоотверженным предстает перед нами любимый герой Пушкина, хотя его «записки» о «бестолковщине времени и простом величии простых людей» (Гоголь) простодушны и бесхитростны.
   В сущности, пушкинский подход к истории — это и подход к современности. Великий гуманист, он противопоставляет «живую жизнь» политической борьбе. Так, лицейские друзья всегда оставались для него друзьями, «в заботах… царской службы» и «в мрачных пропастях земли», где томились декабристы.
   В своей речи о Пушкине Достоевский сказал, что автор «Капитанской дочки» видел в нашей истории, в наших даровитых людях залог «общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону». Мысль историческая, «мысль народная» в пушкинском творчестве — это мысль, обращенная в будущее.
   Хочется сказать еще и о том, что поэзия истории для Пушкина была поэзией нравственного величия, поэзией высоты человеческого духа. Вот почему историческая тема в творчестве Пушкина тесно соединяется с нравственно-психологической. Этот ракурс в освещении исторических событий стал главным и для Лермонтова, Некрасова, Льва Толстого, А. К. Толстого, автора «Князя Серебряного». Традиции Пушкина-историка продолжили в XX веке такие разные писатели, как Твардовский, Шолохов, А. Н. Толстой.

10. Каждый человек в нашей стране с детства знаком с творчеством великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Его имя известно далеко за пределами России.
    Поэзия Пушкина, его лирические стихотворения повествуют о жизни его души, души человека, необыкновенно чутко отзывающегося практически на все проявления жизни.
    Своим учителем Пушкина считали такие великие писатели как Гоголь, Достоевский, Гончаров, Тургенев… Не случайно М. Горький назвал поэта “началом всех начал”.
    В своей поэзии Пушкин унаследовал лучшие традиции мировой и русской литературы, “видел и внимал” всю окружавшую его жизнь. Его произведения именно потому так близки многим читателям.
    История России – одна из тем, занимающих важное место в творчестве поэта. Это подтверждается большим количеством литературных произведений, в которых автор не просто воспроизводит те или иные события, но дает им свою оценку с позиций поэта и гражданина.
    Одно из первых таких произведений -. “Песнь о вещем Олеге”, написанное в 1822 году. В нем дается поэтическая версия автора о кончине великого русского князя, прославившегося своими удачными военными походами и победами над сильными врагами, в частности над Византией: “Твой щит на вратах Цареграда”.
    Тема героизма русского народа, победителя и освободителя, звучит в строках седьмой главы “Евгения Онегина”:
    Напрасно ждал Наполеон,
    Последним счастьем упоенный,
    Москвы коленопреклоненной
    С ключами старого Кремля:
    Нет, не пошла Москва моя
    К нему с повинной головою.
    В строках стихотворения “Воспоминания в Царском Селе” перед нами встают прославившиеся в боях “перун кагульских берегов” Румянцев, “вождь полунощного флага” Орлов. Этой же теме посвящено стихотворение “Бородинская годовщина”, написанное в 1831 году по поводу взятия предместья Варшавы.
    Однако слава Отечества – это не только военные победы, но и процветание народа. После тяжело пережитого всеми передовыми людьми того времени разгрома декабристского восстания 1825 года в России наступила эпоха реакции. А. С. Пушкин вновь обращается к истории, чтобы с ее помощью побудить самодержца к созидательной деятельности. Он создает цикл произведений о Петре I. Кстати, в этом проявились и традиции этики и эстетики декабристов, которые именно с этой целью – на положительном примере показать, как надо управлять государством, – тоже часто обращались в своем творчестве к историческим произведениям. А. С. Пушкин, приводя царю Николаю I пример Петра, взывает в стихотворении “Стансы”: “Будь…
    памятью, как он, не злобен”.
    А. С. Пушкин видел в образе Петра I образцового правителя государства. Он пишет в поэме “Полтава”:
    Была та смутная пора,
    Когда Россия молодая,
    В бореньях силы напрягая,
    Мужала с гением Петра.
    Похожие мысли встречаются и в “Медном всаднике”, где он говорит о славном правлении Петра, называя его “властелином судьбы”, поднявшим “Россию на дыбы” и прорубившим
    “окно в Европу”.
    Трагедия “Борис Годунов” – в определенном смысле новаторское произведение, в котором народ показан движущей силой истории. В этом произведении автор, предвосхищая Достоевского, развенчивает теорию, что якобы цель оправдывает средства. Оба – и царь Борис, и Раскольников – совершают преступления, оправдывая себя “благими намерениями”, забывая, что именно ими вымощена дорога в ад.
    “Капитанская дочка” – наиболее значительное историческое произведение АС. Пушкина по объему исследовательской работы, которую проделал писатель. “Капитанскую дочку”
    автор написал, работая над “Историей Пугачевского бунта”, – документальным произведением с массой свидетельств, характеризующих ожесточение противоборствующих сторон. Но “Капитанская дочка” – это романтическое произведение. На разницу этих двух произведений указывала Марина Цветаева в эссе “Мой Пушкин”, по-с

11. Знаменитые слова Белинского об “энциклопедии русской жизни” можно отнести ко всему творчеству А. С. Пушкина. Белинскому вторит и А. Григорьев: “Пушкин — наше все”. Пушкин и тончайший лирик, и философ, и автор увлекательных романов, и учитель гуманизма, и историк. Для многих из нас интерес к истории начинается с чтения “Капитанской дочки” или “Арапа Петра Великого”. Гринев и Маша Миронова стали не только нашими спутниками и друзьями, но и нравственными ориентирами.
    Так получилось, что мое знакомство с героями В. Скотта, самоотверженным Айвенго, отважным Квентином Дорвардом, благородным Робом Роем состоялось позже чтения Пушкина, и мне радостно было находить в них сходство с любимыми героями нашего гения. Но пушкинское наследие более многогранно в жанровом отношении. Не только ориентированные на историческое предание баллады и исторические романы (излюбленные жанры “шотландского чародея”) встречаем мы в творчестве нашего писателя. Исторической теме посвящены и поэмы (“Полтава”, “Медный всадник”), и драмы (“Борис Годунов”, “Пир во время чумы”, “Скупой рыцарь”, “Сцены из рыцарских времен”), и лирика (ода “Вольность”, сатирические “Сказки”, “Бородинская годовщина”). Пушкин выступил и как автор исторических исследований. Его перу принадлежат “История Пугачева”, “История Петра” и разнообразные исторические заметки. Интерес к истории у Пушкина был неизменным, но на различных этапах творческого пути историческая тема разрабатывалась им в разных жанрах и разных направлениях.
    Под знаком романтизма проходит петербургский период и период южной ссылки. Произведения этой поры проникнуты чувством гордости за великий исторический путь России и романтическим культом великого человека.
    Уже лицейское стихотворение “Воспоминания в Царском Селе”, отмеченное печатью сентименталистской и классицистической поэтики, представляет собой вдохновенный гимн России и ее военной славе. Здесь упоминаются “Орлов, Румянцев и Суворов, / Потомки грозные славян”, воспевается победа над Наполеоном (“И вспять бежит надменный галл”).
    Классицистическая традиция в изображении исторических событий продолжается в оде “Вольность”, написанной в петербургский период. В этом произведении Пушкин как бы бросает взгляд на всю мировую историю:
    Увы! куда ни брошу взор —
    Везде бичи, везде железы.
    Законов гибельный позор,
    Неволи немощные слезы…
    “Гибельный позор” (то есть зрелище) трагической истории разных народов — следствие пренебрежения к нравственному “Закону”. “Печать проклятия” лежит на тиранах и на рабах. Восемнадцатилетний Пушкин дает завет потомкам:
    Лишь там над царскою главой
    Народов не легло страданье,
    Где крепко с Вольностью святой
    Законов мощных сочетанье.
    Эта тема будет продолжена в “Капитанской дочке”, одном из последних произведений Пушкина. Автор не приемлет “русский бунт — бессмысленный и беспощадный”. В оде “Вольность” он одинаково порицает и бунт “галлов”, и заговорщиков, убивших Павла I, и тирана Калигулу, и всех “самовластительных злодеев”.
    “Клии страшный глас” обогащается в лирике Пушкина и сатирическими оттенками. “Сказки” (“Ура! В Россию скачет…”) написаны, конечно, на злободневную тему, но на этом стихотворении лежит отсвет библейской истории. Пушкин высмеивает Александра I, “властителя слабого и лукавого”, его рождественские обещания России. Молодой поэт ставит проблему истинного человеческого величия, он рассматривает исторических деятелей через призму нравственного закона и гуманизма. Эта мысль получила дальнейшее развитие в “Войне и мире” Л. Н. Толстого.
    Но Пушкин-романтик все-таки называет Наполеона “великим человеком” (стихотворение “Наполеон”), упоминает о нем в стихотворении “К морю”:
    Одна скала, гробница славы…
    Там погружались в хладный сон
    Воспоминанья величавы:
    Там угасал Наполеон.
    Совсем по-другому звучит тема Наполеона в седьмой главе “Евгения Онегина”. “Петровский замок” назван не “гробницей славы”, а “свидетелем падшей славы”. Наполеон предстает перед нами самодовольным, “счастьем упоенным”, “нетерпеливым героем”, который только начинает осознавать, что вовсе не цари и полководцы изменяют ход истории. Не эти ли строчки “Евгения Онегина” послужили основой знаменитого эпизода в “Войне и мире”, когда Наполеон так и не дождался делегации жителей Москвы на Поклонной горе?
    Гроза двенадцатого года
    Настала — кто тут нам помог?
    Остервенение народа,
    Барклай, зима иль русский бог?
    На этот вопрос как бы отвечает в “Войне и мире” Л. Толстой, хотя в его времена десятая глава пушкинского романа еще не была известна. И в самом названии великой книги Толстого нельзя не увидеть перекличку со словами пушкинского летописца Пимена из “Бориса Годунова”. Передавая свой труд Григорию Отрепьеву, он напутствует преемника:
    Описывай, не мудрствуя лукаво,
    Все то, чему свидетель в жизни будешь:
    Войну и мир, управу государей,
    Угодников святые чудеса…
    Именно в “Борисе Годунове” впервые у Пушкина историческая тема представлена в реалистическом ключе. Первая русская реалистическая трагедия, написанная в 1825 году, заканчивается знаменитой ремаркой: “Народ безмолвствует”. Все персонажи оцениваются в трагедии с точки зрения народа. В этом Пушкин продолжает традиции Шекспира, что и подчеркивается даже строением стиха. Как и в шекспировских трагедиях, в “Борисе Годунове” используется белый пятистопный ямб, имеются также и прозаические вставки.
    Историческая тема разрабатывается Пушкиным и в других драматических произведениях. Однако не летопись и не события русской истории послужили основой для знаменитых маленьких трагедий. В них использованы предания и традиционные западноевропейские сюжеты. Историческая основа интересует Пушкина прежде всего своей психологической стороной. Так, психологически возможным считал он отравление Моцарта его другом Сальери. Маленькие трагедии на примерах из истории доказывают, что “гений и злодейство две вещи несовместные”.
    Это только кажется, что летописные и легендарные сюжеты Пушкин разрабатывает подчеркнуто бесстрастно. Рассмотрим “Песнь о вещем Олеге”. Почему погибает князь, такой могущественный и уверенный в себе? По канонам романтического жанра баллады (“Песнь о вещем Олеге” написана в 1822 году Пушкиным-романтиком) герой погибает в трагической схватке с судьбой, роком. Но в этом произведении можно увидеть и будущего Пушкина-реалиста, не боявшегося “могучих владык”, потому что не они вершат историю, а народ, чьим “эхом” был “неподкупный голос” поэта.
    Одним из самых сложных неоднозначных образов в произведениях Пушкина, посвященных историко-психологической теме, является образ Петра I. Это, безусловно, самая главная фигура в галерее “владык”, “венцов” и “тронов” в пушкинском творчестве. Петр I является одним из центральных героев поэмы “Полтава”. Возвеличивая Петра I, рассказывая о героических событиях русской истории, Пушкин не забывает, однако, о моральном, гуманном аспекте исторической темы. Жертвой истории оказывается несчастная Мария Кочубей.
    Романтическая приподнятость в ту пору соединялась в творчестве Пушкина с реалистическим бытописанием.
    Лета к суровой прозе клонят,
    Лета шалунью рифму гонят.
    Так, в другом, уже прозаическом произведении Пушкина (“Арап Петра Великого”), его первом историческом романе, Петр I не только “то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник”, как в “Стансах”, но и заботливый друг, великодушный человек, идеал монарха и семьянина. К сожалению, роман не был закончен, тема Петра в этом освещении не получила дальнейшего развития. Но в 1833 году она нашла свое продолжение в новом стихотворном произведении. Это самая загадочная поэма Пушкина, которая называется не по имени Петра и не по топониму, как “Полтава”, а перифразой. Это поэма “Медный всадник”. Вспоминаются еще два таких названия произведений Пушкина, сходных и по сюжету. Кульминационным моментом в них является оживление статуи (статуэтки), отнимающей возлюбленную у героя. В “Медном всаднике”, “Каменном госте” и “Сказке о золотом петушке” действие происходит в реальной (Петербург, “Мадрид”) или вымышленной столице. Герой, бросивший вызов загадочной стихии или мистической силе, погибает. Создавая “Медного всадника”, Пушкин основывался на нескольких преданиях о тени Петра I, являющейся в Петербурге то Павлу I, то А. Голицыну. Жители Петербурга, верившие этим легендам, считали, что ничто не угрожает их городу, пока в нем стоит памятник Петру. Тема Петра переходит в тему российской государственности, и обращение к истории как бы высвечивает будущее России.
    Апокалиптическая картина наводнения и гибнущего “Петрополя” служит предупреждением потомкам. Петр I, сотворивший Петербург, как библейский Бог (недаром во вступлении к поэме местоимение “Он”, отнесенное к государю, написано с большой буквы, как в Библии), “Россию поднял на дыбы”. Показывая конфликт государства и личности, Пушкин завершает поэму вопросом:
    Куда ты скачешь, гордый конь,
    И где опустишь ты копыта?
    Впоследствии символом исторического пути России в “Мертвых душах” Н. В. Гоголя станет фантастический полет тройки коней, традиция будет продолжена А. Блоком в цикле “На поле Куликовом”.
    Итогом размышлений Пушкина над историей, ролью личности и народа в ней, нравственным смыслом исторических событий стала главная, на мой взгляд, книга Пушкина, работа над которой была завершена в 1836 году. “Капитанская дочка” вышла в свет за месяц до смерти автора. Своеобразие пушкинской исторической прозы недооценили современники. По мнению Белинского, в “Капитанской дочке” изображены “нравы русского общества в царствование Екатерины”, характер же Гринева критик называет “ничтожным, бесцветным”. Подобные упреки в слабой разработке характера главного героя английские читатели высказывали В. Скотту. Айвенго, например, не сражается ни в рядах храбрых йоменов Локсли (Робина Гуда), ни в рядах феодалов, защитников замка. Не принимая ни ту, ни другую сторону, он занят спасением прекрасной Ревекки. Айвенго и Гринев, как говорит знаменитый литературовед Ю. Лотман, находят единственно правильный путь, приподнимаются над “жестоким веком”, сохраняя гуманность, человеческое достоинство и любовь к человеку, независимо от принадлежности его к той или иной политической группировке. Даже в “исторической метели” Гринев не позволил себе сбиться с дороги, не предал в себе человечность. На примере ужасов пугачевщины Пушкин показывает, что “лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.
    В своей “Истории Пугачева” Пушкин не скрывал ни злодеяний пугачевцев, ни жестокости правительственных войск. А в “Капитанской дочке” образ Пугачева поэтичен, и многие критики, подобно Марине Цветаевой (статья “Пушкин и Пугачев”), считали, что Пугачев нравственно выше Гринева. Но Пугачев потому и рассказывает Гриневу “калмыцкую сказку” об орле и вороне, что хочет прельстить своего собеседника “пиитическим ужасом”. У Гринева же свое отношение к кровавым событиям, выраженное в его словах: “Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести”.
    Не “бесцветным”, а по-христиански стойким и самоотверженным предстает перед нами любимый герой Пушкина, хотя его “записки” о “бестолковщине времени и простом величии простых людей” (Гоголь) простодушны и бесхитростны.
    В сущности, пушкинский подход к истории — это и подход к современности. Великий гуманист, он противопоставляет “живую жизнь” политической борьбе. Так, лицейские друзья всегда оставались для него друзьями, “в заботах… царской службы” и “в мрачных пропастях земли”, где томились декабристы.
    В своей речи о Пушкине Достоевский сказал, что автор “Капитанской дочки” видел в нашей истории, в наших даровитых людях залог “общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону”. Мысль историческая, “мысль народная” в пушкинском творчестве — это мысль, обращенная в будущее.
    Хочется сказать еще и о том, что поэзия истории для Пушкина была поэзией нравственного величия, поэзией высоты человеческого духа. Вот почему историческая тема в творчестве Пушкина тесно соединяется с нравственно-психологической. Этот ракурс в освещении исторических событий стал главным и для Лермонтова, Некрасова, Льва Толстого, А. К. Толстого, автора “Князя Серебряного”. Традиции Пушкина-историка продолжили в XX веке такие разные писатели, как Твардовский, Шолохов, А. Н. Толстой.

12. Тема: – Историческая тема в творчестве А. С. Пушкина

    Знаменитые слова Белинского об “энциклопедии русской жизни” можно отнести ко всему творчеству А. С. Пушкина. Белинскому вторит и А. Григорьев: “Пушкин — наше все”. Пушкин и тончайший лирик, и философ, и автор увлекательных романов, и учитель гуманизма, и историк. Для многих из нас интерес к истории начинается с чтения “Капитанской дочки” или “Арапа Петра Великого”. Гринев и Маша Миронова стали не только нашими спутниками и друзьями, но и нравственными ориентирами.
    Так получилось, что мое знакомство с героями В. Скотта, самоотверженным Айвенго, отважным Квентином Дорвардом, благородным Робом Роем состоялось позже чтения Пушкина, и мне радостно было находить в них сходство с любимыми героями нашего гения. Но пушкинское наследие более многогранно в жанровом отношении. Не только ориентированные на историческое предание баллады и исторические романы (излюбленные жанры “шотландского чародея”) встречаем мы в творчестве нашего писателя. Исторической теме посвящены и поэмы (“Полтава”, “Медный всадник”), и драмы (“Борис Годунов”, “Пир во время чумы”, “Скупой рыцарь”, “Сцены из рыцарских времен”), и лирика (ода “Вольность”, сатирические “Сказки”, “Бородинская годовщина”). Пушкин выступил и как автор исторических исследований. Его перу принадлежат “История Пугачева”, “История Петра” и разнообразные исторические заметки. Интерес к истории у Пушкина был неизменным, но на различных этапах творческого пути историческая тема разрабатывалась им в разных жанрах и разных направлениях.
    Под знаком романтизма проходит петербургский период и период южной ссылки. Произведения этой поры проникнуты чувством гордости за великий исторический путь России и романтическим культом великого человека.
    Уже лицейское стихотворение “Воспоминания в Царском Селе”, отмеченное печатью сентименталистской и классицистической поэтики, представляет собой вдохновенный гимн России и ее военной славе. Здесь упоминаются “Орлов, Румянцев и Суворов, / Потомки грозные славян”, воспевается победа над Наполеоном (“И вспять бежит надменный галл”).
    Классицистическая традиция в изображении исторических событий продолжается в оде “Вольность”, написанной в петербургский период. В этом произведении Пушкин как бы бросает взгляд на всю мировую историю:
    Увы! куда ни брошу взор —
    Везде бичи, везде железы.
    Законов гибельный позор,
    Неволи немощные слезы…
    “Гибельный позор” (то есть зрелище) трагической истории разных народов — следствие пренебрежения к нравственному “Закону”. “Печать проклятия” лежит на тиранах и на рабах. Восемнадцатилетний Пушкин дает завет потомкам:
    Лишь там над царскою главой
    Народов не легло страданье,
    Где крепко с Вольностью святой
    Законов мощных сочетанье.
    Эта тема будет продолжена в “Капитанской дочке”, одном из последних произведений Пушкина. Автор не приемлет “русский бунт — бессмысленный и беспощадный”. В оде “Вольность” он одинаково порицает и бунт “галлов”, и заговорщиков, убивших Павла I, и тирана Калигулу, и всех “самовластительных злодеев”.
    “Клии страшный глас” обогащается в лирике Пушкина и сатирическими оттенками. “Сказки” (“Ура! В Россию скачет…”) написаны, конечно, на злободневную тему, но на этом стихотворении лежит отсвет библейской истории. Пушкин высмеивает Александра I, “властителя слабого и лукавого”, его рождественские обещания России. Молодой поэт ставит проблему истинного человеческого величия, он рассматривает исторических деятелей через призму нравственного закона и гуманизма. Эта мысль получила дальнейшее развитие в “Войне и мире” Л. Н. Толстого.
    Но Пушкин-романтик все-таки называет Наполеона “великим человеком” (стихотворение “Наполеон”), упоминает о нем в стихотворении “К морю”:
    Одна скала, гробница славы…
    Там погружались в хладный сон
    Воспоминанья величавы:
    Там угасал Наполеон.
    Совсем по-другому звучит тема Наполеона в седьмой главе “Евгения Онегина”. “Петровский замок” назван не “гробницей славы”, а “свидетелем падшей славы”. Наполеон предстает перед нами самодовольным, “счастьем упоенным”, “нетерпеливым героем”, который только начинает осознавать, что вовсе не цари и полководцы изменяют ход истории. Не эти ли строчки “Евгения Онегина” послужили основой знаменитого эпизода в “Войне и мире”, когда Наполеон так и не дождался делегации жителей Москвы на Поклонной горе?
    Гроза двенадцатого года
    Настала — кто тут нам помог?
    Остервенение народа,
    Барклай, зима иль русский бог?
    На этот вопрос как бы отвечает в “Войне и мире” Л. Толстой, хотя в его времена десятая глава пушкинского романа еще не была известна. И в самом названии великой книги Толстого нельзя не увидеть перекличку со словами пушкинского летописца Пимена из “Бориса Годунова”. Передавая свой труд Григорию Отрепьеву, он напутствует преемника:
    Описывай, не мудрствуя лукаво,
    Все то, чему свидетель в жизни будешь:
    Войну и мир, управу государей,
    Угодников святые чудеса…
    Именно в “Борисе Годунове” впервые у Пушкина историческая тема представлена в реалистическом ключе. Первая русская реалистическая трагедия, написанная в 1825 году, заканчивается знаменитой ремаркой: “Народ безмолвствует”. Все персонажи оцениваются в трагедии с точки зрения народа. В этом Пушкин продолжает традиции Шекспира, что и подчеркивается даже строением стиха. Как и в шекспировских трагедиях, в “Борисе Годунове” используется белый пятистопный ямб, имеются также и прозаические вставки.
    Историческая тема разрабатывается Пушкиным и в других драматических произведениях. Однако не летопись и не события русской истории послужили основой для знаменитых маленьких трагедий. В них использованы предания и традиционные западноевропейские сюжеты. Историческая основа интересует Пушкина прежде всего своей психологической стороной. Так, психологически возможным считал он отравление Моцарта его другом Сальери. Маленькие трагедии на примерах из истории доказывают, что “гений и злодейство две вещи несовместные”.
    Это только кажется, что летописные и легендарные сюжеты Пушкин разрабатывает подчеркнуто бесстрастно. Рассмотрим “Песнь о вещем Олеге”. Почему погибает князь, такой могущественный и уверенный в себе? По канонам романтического жанра баллады (“Песнь о вещем Олеге” написана в 1822 году Пушкиным-романтиком) герой погибает в трагической схватке с судьбой, роком. Но в этом произведении можно увидеть и будущего Пушкина-реалиста, не боявшегося “могучих владык”, потому что не они вершат историю, а народ, чьим “эхом” был “неподкупный голос” поэта.
    Одним из самых сложных неоднозначных образов в произведениях Пушкина, посвященных историко-психологической теме, является образ Петра I. Это, безусловно, самая главная фигура в галерее “владык”, “венцов” и “тронов” в пушкинском творчестве. Петр I является одним из центральных героев поэмы “Полтава”. Возвеличивая Петра I, рассказывая о героических событиях русской истории, Пушкин не забывает, однако, о моральном, гуманном аспекте исторической темы. Жертвой истории оказывается несчастная Мария Кочубей.
    Романтическая приподнятость в ту пору соединялась в творчестве Пушкина с реалистическим бытописанием.
    Лета к суровой прозе клонят,
    Лета шалунью рифму гонят.
    Так, в другом, уже прозаическом произведении Пушкина (“Арап Петра Великого”), его первом историческом романе, Петр I не только “то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник”, как в “Стансах”, но и заботливый друг, великодушный человек, идеал монарха и семьянина. К сожалению, роман не был закончен, тема Петра в этом освещении не получила дальнейшего развития. Но в 1833 году она нашла свое продолжение в новом стихотворном произведении. Это самая загадочная поэма Пушкина, которая называется не по имени Петра и не по топониму, как “Полтава”, а перифразой. Это поэма “Медный всадник”. Вспоминаются еще два таких названия произведений Пушкина, сходных и по сюжету. Кульминационным моментом в них является оживление статуи (статуэтки), отнимающей возлюбленную у героя. В “Медном всаднике”, “Каменном госте” и “Сказке о золотом петушке” действие происходит в реальной (Петербург, “Мадрид”) или вымышленной столице. Герой, бросивший вызов загадочной стихии или мистической силе, погибает. Создавая “Медного всадника”, Пушкин основывался на нескольких преданиях о тени Петра I, являющейся в Петербурге то Павлу I, то А. Голицыну. Жители Петербурга, верившие этим легендам, считали, что ничто не угрожает их городу, пока в нем стоит памятник Петру. Тема Петра переходит в тему российской государственности, и обращение к истории как бы высвечивает будущее России.
    Апокалиптическая картина наводнения и гибнущего “Петрополя” служит предупреждением потомкам. Петр I, сотворивший Петербург, как библейский Бог (недаром во вступлении к поэме местоимение “Он”, отнесенное к государю, написано с большой буквы, как в Библии), “Россию поднял на дыбы”. Показывая конфликт государства и личности, Пушкин завершает поэму вопросом:
    Куда ты скачешь, гордый конь,
    И где опустишь ты копыта?
    Впоследствии символом исторического пути России в “Мертвых душах” Н. В. Гоголя станет фантастический полет тройки коней, традиция будет продолжена А. Блоком в цикле “На поле Куликовом”.
    Итогом размышлений Пушкина над историей, ролью личности и народа в ней, нравственным смыслом исторических событий стала главная, на мой взгляд, книга Пушкина, работа над которой была завершена в 1836 году. “Капитанская дочка” вышла в свет за месяц до смерти автора. Своеобразие пушкинской исторической прозы недооценили современники. По мнению Белинского, в “Капитанской дочке” изображены “нравы русского общества в царствование Екатерины”, характер же Гринева критик называет “ничтожным, бесцветным”. Подобные упреки в слабой разработке характера главного героя английские читатели высказывали В. Скотту. Айвенго, например, не сражается ни в рядах храбрых йоменов Локсли (Робина Гуда), ни в рядах феодалов, защитников замка. Не принимая ни ту, ни другую сторону, он занят спасением прекрасной Ревекки. Айвенго и Гринев, как говорит знаменитый литературовед Ю. Лотман, находят единственно правильный путь, приподнимаются над “жестоким веком”, сохраняя гуманность, человеческое достоинство и любовь к человеку, независимо от принадлежности его к той или иной политической группировке. Даже в “исторической метели” Гринев не позволил себе сбиться с дороги, не предал в себе человечность. На примере ужасов пугачевщины Пушкин показывает, что “лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений”.
    В своей “Истории Пугачева” Пушкин не скрывал ни злодеяний пугачевцев, ни жестокости правительственных войск. А в “Капитанской дочке” образ Пугачева поэтичен, и многие критики, подобно Марине Цветаевой (статья “Пушкин и Пугачев”), считали, что Пугачев нравственно выше Гринева. Но Пугачев потому и рассказывает Гриневу “калмыцкую сказку” об орле и вороне, что хочет прельстить своего собеседника “пиитическим ужасом”. У Гринева же свое отношение к кровавым событиям, выраженное в его словах: “Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести”.
    Не “бесцветным”, а по-христиански стойким и самоотверженным предстает перед нами любимый герой Пушкина, хотя его “записки” о “бестолковщине времени и простом величии простых людей” (Гоголь) простодушны и бесхитростны.
    В сущности, пушкинский подход к истории — это и подход к современности. Великий гуманист, он противопоставляет “живую жизнь” политической борьбе. Так, лицейские друзья всегда оставались для него друзьями, “в заботах… царской службы” и “в мрачных пропастях земли”, где томились декабристы.
    В своей речи о Пушкине Достоевский сказал, что автор “Капитанской дочки” видел в нашей истории, в наших даровитых людях залог “общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону”. Мысль историческая, “мысль народная” в пушкинском творчестве — это мысль, обращенная в будущее.
    Хочется сказать еще и о том, что поэзия истории для Пушкина была поэзией нравственного величия, поэзией высоты человеческого духа. Вот почему историческая тема в творчестве Пушкина тесно соединяется с нравственно-психологической. Этот ракурс в освещении исторических событий стал главным и для Лермонтова, Некрасова, Льва Толстого, А. К. Толстого, автора “Князя Серебряного”. Традиции Пушкина-историка продолжили в XX веке такие разные писатели, как Твардовский, Шолохов, А. Н. Толстой.