Сочинение на тему конфликт евгения и медного всадника
14 вариантов
Основной конфликт поэмы “Медный всадник” — конфликт между государством и личностью. Воплощается он прежде всего в образной системе: противопоставлением Петра и Евгения.
Образ Петра центральный в поэме. Пушкин дает в «Медном всаднике» свою трактовку личности и государственной деятельности Петра. Автор изображает два лика императора, во вступлении Петр — человек и государственный деятель:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел.
Им руководит идея блага Отечества, а не произвол. Он понимает историческую закономерность и предстает как решительный, деятельный, мудрый правитель.
В основной части поэмы Петр — памятник первому русскому императору, символизирующий самодержавную власть, готовый подавить любой протест:
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
Конфликт истории и личности раскрывается через изображение судьбы обыкновенного человека. Хотя Евгения исследователи не включают в галерею «маленьких людей» , тем не менее некоторые типические черты таких героев находим в этом образе. Евгений лишен индивидуальности. Петр I становится для него тем «значительным лицом» , которое появляется в жизни любого «маленького человека» , чтобы разрушить его счастье.
Величие, государственный масштаб образа Петра и ничтожность ограниченность кругом личных забот Евгения подчеркивается композиционно. Монолог Петра во вступлении («И думал он: Отсель грозить мы будем шведу…» ) противопоставлен «думам» Евгения («О чем же думал он? о том, / Что был он беден…») .
Конфликт поддерживается стилистически. Вступление, эпизоды связанные с «кумиром на бронзовом коне» , выдержаны в традиции оды — самого государственного жанра. Там, где речь идет о Евгении, господствует прозаичность.
Противостояние человека и власти, личности и государства — вечная проблема, однозначное решение которой Пушкин считает невозможным. В чем конфликт поэмы Медный всадник (2 вариант)
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана? Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!) , а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе! ” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность) , пройдя к нему каждая свой путь. Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом. Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана? Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством. Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А. С. Пушкин поет гимн столице государства Российского: Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит, Твоих оград узор чугунный… “Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства: Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия. Конфликт личности и государства в поэме Пушкина Медный всадник
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе!” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
“Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
В тридцатые годы все произведения А. С. Пушкина оказались под двойной цензурой. У поэта сложилось окончательное мнение о Николае I: «В нем много от прапорщика, и немного от Петра Великого». Пушкин убежден в том, что подражать Петру I «прапорщик» не в силах, поэтому в идеализации образа Петра больше нет надобности.
В 1833 году поэт обращается к поэме «Медный всадник». В ней он заявляет о тех жертвах, на которых строилось прогрессивное дело.
Конфликт основан на столкновении славного монарха с жалким, но по-своему правым Евгением.
Пушкин намечает вывод: сама природа самодержавного государства, а не жестокий характер царя является причиной того, что приходится пренебрегать интересами простого человека.
Небольшое по объему произведение отличается продуманностью и стройностью композиции. В экспозиции изображена эпоха Петра. Поэт дает историческое обоснование замыслу монарха:
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Больше в поэме царь как действующее лицо не появляется. Он «воздвиг бессмертный памятник себе» — Петербург, апофеозом которому звучит вся вторая часть. Первая же посвящена описанию наводнения, постигшего город 7 ноября 1824 года. Сам царь бессилен перед стихией:
На балкон
Печален, смутен вышел он
И молвил: «С божией стихией.
Царям не совладеть». Он сел
И в думе скорбными очами
На злое бедствие глядел.
«Не совладеть» с Невой и Евгению, маленькому труженику Петербурга, потомку некогда знатного, но обедневшего дворянского рода.
Перед нами бедняк, давно не помнящий о «почиющей родне». Он знает, что лишь трудом может себе «доставить и независимость и честь», понимает, «что мог бы бог ему прибавить ума и денег». Евгений не просит у судьбы много:
«Пройдут, быть может, год-другой —
Местечко получу. Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…»
Идеал жизни героя прост и скромен, как и он сам. Однако наводнение уносит из жизни единственное счастье, Парашу. Евгений ищет виновника трагически сложившейся судьбы. Победоносный Медный всадник (памятник Петру I работы Фальконе) олицетворяет того, кто стал причиной несчастья бедного человека. Безумный Евгений с дерзостью кричит царю:
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе!..»
Этот эпизод — кульминация поэмы. Примечательно, что Медный всадник приходит в столкновение не только с нашим героем. «Финские волны» тревожат «вечный сон Петра». И стихии, и убитому горем человеку присущи общие черты, в которых — бессмысленность восстания против дела Петра. Интересно, что эпитет «безумный» часто употребляется Пушкиным для описания Евгения. Поэт хочет, видимо, показать, что тщетны, бесполезны и бунт природы, и бунт человека. «Наглое буйство» Невы разбилось о гранит детища Петра. Непоколебимым остался Петербург. Поэт будто призывает силы природы подчиниться воле человека:
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Бессмыслен и протест Евгения. Однако поэт ставит еще проблему — проблему справедливого бунта, право бедного человека на счастье. Его беснование безумно, потому как несправедливо. Герой ненавидит дело Петра, выступает против его деяний, которые поэт прославляет во вступлении.
Сцена бегства Евгения, когда оживший всадник преследует его, подтверждает несправедливость бунта. Произнеся свои слова: «Ужо тебе!..» — он чувствует их кощунство. Смятение, передающееся словом «вдруг» («И, испугавшись, вдруг стремглав пустился»), охватывает душу возмущенного героя.
Лицо царя (видение Евгения) загорается чувством справедливого гнева:
Показалось
Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось…
Герой осознает несправедливость своей злой угрозы, потому что «смущенным» может себя чувствовать человек виноватый. С тех пор всегда, когда Евгений проходил через площадь, он «смущенно глаз не подымал…»
Пушкин понимает, что на несправедливый протест его героя могла толкнуть только бесконечная душевная боль. Поэтому поэт не в силах обвинить простого человека, он признает его правоту. По А. С. Пушкину, нельзя при решении государственных дел в жертву приносить отдельных людей, пренебрегать ими. Поэтому большой тоской проникнуты последние строчки:
У порога
Нашли безумца моего,
И ту же хладный труп его
Похоронили ради бога.
Конфликт царя с «маленьким человеком» устраняет возможность идеализации образа Петра I. Наверное, из-за этого при жизни поэта «Медный всадник» напечатан не был.
Впервые в своей поэме А. С. Пушкин показал обратную сторону преобразований царя, осуществлявшихся варварскими методами.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями. Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом; который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра – Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
* Осада! приступ! злые волны,
* Как воры, лезут в окна. Челны
* С разбега стекла бьют кормой.
* Лотки под мокрой пеленой,
* Обломки хижин, бревны, кровли,
* Товар запасливой торговли,
* Пожитки бледной нищеты,
* Грозой снесенные мосты,
* Гроба с размытого кладбища
* Плывут по улицам!
В поэме два главных героя; Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
* Пройдет, быть может, год-другой ~
* Местечко получу, Параше
* Препоручу семейство наше
* И воспитание ребят…
* И станем жить, и так до гроба
* Рука с рукой дойдем мы оба,
* И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! -Шепнул он, злобно задрожав, – Ужо тебе!..» И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
* И во всю ночь безумец бедный,
* Куда стопы ни обращал,
* За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал. После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сы-мал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I. Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь – косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I – самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе!” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
“Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
Главный герой поэмы, Евгений, – простой житель столицы,один из множества. О его жизни идет повествование в первой части произведения. Жизнь Евгения наполнена рутинными заботами: что поесть, где взять денег. Герой задумывается, почему одним дано практически все, а другим совсем ничего. Ведь эти «другие» совсем не блещут ни умом, ни трудолюбием, а им « жизнь куда легка». Здесь начинает развиваться тема «маленького человека», и его ничтожного положения в обществе.Он вынужден терпеть несправедливости и удары судьбы только потому, что он родился «маленьким». Кроме всего прочего, мы узнаем, что у Евгения есть планы на будущее. Он собирается жениться на такой же, как и он, простой девушке Параше.Возлюбленная Евгения с матушкой живет на берегу Невы в маленьком домике.Герой мечтает обзавестись семьей, нарожать детей, он мечтает о том, что в старости внуки будут о них заботиться. Но мечтам Евгения не суждено было сбыться. Наводнение вмешалось в его планы.Оно разрушило почти весь город, но оно и разрушило жизнь героя, убило и разрушило его душу.Поднявшиеся воды Невы уничтожили домик Параши, погубили саму девушку и ее мать.Что оставалось бедному Евгению? Интересно, что всю поэму его сопровождает определение – «бедный». Этот эпитет говорит об отношении автора к своему герою – рядовому жителю, простому человеку, которому он всей душой сочувствует. Вторая часть поэмы рисует последствия наводнения. Для Евгения они страшны.Герой лишается всего: любимой девушки, крова, надежд на счастье. Виновником своей трагедии обезумевший Евгений считает Медного всадника – двойника самого Петра.В его расстроенном воображении Медный всадник – «горделивый истукан», «чьей волей роковой здесь город основался», кто «уздой железной Россию поднял на дыбы». Именно Петр, по мысли Евгения, построил этот город на берегу реки, в местах, которые регулярно затопляются. Но царь не думал об этом. Он думал о величии всей страны, о своем величии и могуществе. Меньше всего его волновали трудности, которые могли возникнуть у простых жителей Петербурга.
Творчество Пушкина всеобъемлюще и многогранно. Недаром В.Г. Белинский сказал об этом поэте: «Пушкин – это наше все». В своих произведениях этот великий русский поэт затронул почти все проблемы, волновавшие не только человека его времени, но и захватывающие умы всего человечества во все времена.
Одним из таких вопросов был вопрос отношений личности и государства, а также вытекающая отсюда проблема «маленького человека». Известно, что именно Пушкин серьезно разработал эту проблему, которую впоследствии «подхватил» и Н.В. Гоголь, и Ф.М. Достоевский.
Поэма Пушкина «Медный всадник» выявляет вечный конфликт – противоречие между интересами личности и государства. А Пушкин считал, что этот конфликт неизбежен, по крайней мере, в России. Невозможно управлять государством и учитывать интересы каждого «маленького человека». Тем более что Россия – страна полуазиатская, где с древних пор царили деспотия и тирания. И это было в порядке вещей, это принималось и народом, и правителями как должное.
Без сомнения, Пушкин в «Медном всаднике» отдает должное могуществу и таланту Петра I. Этот царь во многом «сделал» Россию и способствовал ее процветанию. На бедных и одичалых берегах маленькой речушки Петр построил грандиозный город, один из красивейших в мире. Петербург стал символом новой, просвещенной и сильной державы:
ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся…
Поэт любит Петербург всей душой. Для него это родина, столица, олицетворение страны. Он желает этому городу вечного процветанья. Но важны и интересны следующие слова лирического героя: «Да умирится же с тобой И побежденная стихия…»
После этих «вводных» строк начинается основная часть поэмы, в которой раскрывается главный конфликт произведения. Герой поэмы, Евгений, – простой житель столицы, один из многих. Его жизнь наполнена насущными повседневными заботами: как прокормиться, где взять денег. Герой задумывается, почему одним дано все, а другим ничего. Ведь эти «другие» совсем не блещут ни умом, ни трудолюбием, а им « жизнь куда легка». Здесь начинает развиваться тема «маленького человека», его ничтожного положения в обществе. Он вынужден терпеть несправедливости и удары судьбы только потому, что он родился «маленьким».
Кроме всего прочего, мы узнаем, что у Евгения есть планы на будущее. Он собирается жениться на такой же, как и он, простой девушке Параше. Возлюбленная Евгения с матушкой живет на берегу Невы в маленьком домике. Герой мечтает обзавестись семьей, нарожать детей, он мечтает о том, что в старости внуки будут о них заботиться.
Но мечтам Евгения не суждено было сбыться. Страшное наводнение вмешалось в его планы. Оно разрушило почти весь город, но оно и разрушило жизнь героя, убило и разрушило его душу. Поднявшиеся воды Невы уничтожили домик Параши, погубили саму девушку и ее мать. Что оставалось бедному Евгению? Интересно, что всю поэму его сопровождает определение – «бедный». Этот эпитет говорит об отношении автора к своему герою – рядовому жителю, простому человеку, которому он всей душой сочувствует.
От пережитых потрясений Евгений сошел с ума. Нигде он не мог найти себе покоя. Герой все ходил и ходил по городу, как будто ища виновного в том, что произошло с его близкими людьми. И в один миг он понял, кто несет ответственность за все свалившееся на него горе. Это был «кумир с простертою рукою», памятник Петру. Безумный ум Евгения стал обвинять во всем царя и его воплощение – памятник.
Именно Петр, по мысли Евгения, построил этот город на берегу реки, в местах, которые регулярно затопляются. Но царь не думал об этом. Он думал о величии всей страны, о своем величии и могуществе. Меньше всего его волновали трудности, которые могли возникнуть у простых жителей Петербурга.
Только в бреду герой способен на протест. Он грозит памятнику: «Ужо тебе!» Но тут безумному Евгению стало казаться, что памятник преследует его, бежит за ним по улицам города. Весь протест героя, его смелость тут же пропала. После этого он стал ходить мимо памятника, не поднимая глаз и смущенно комкая в руках свой картуз: посмел против царя восстать!
В итоге герой погибает:
У порога
Нашли безумца моего,
И тут же хладный труп его
Похоронили ради бога.
Конечно, только в голове сумасшедшего героя могли возникнуть такие видения. Но в поэме они приобретают глубокий смысл, наполняются горькими философскими размышлениями поэта. Наводнение уподобляется здесь любым преобразованиям и реформам. Они схожи со стихией, потому что, как и она, совершенно не учитывают интересы простых людей. Недаром и Петербург был построен на костях своих строителей. Пушкин полон сочувствия к «маленьким» людям. Он показывает оборотную сторону реформ, преобразований, задумывается о цене величия страны. Символичен в поэме образ царя, который смирился со стихией, успокаивая себя тем, что «С божией стихией Царям не совладеть». Равнодушны к горю единичного человека и такие же простые люди, как и он сам:
Уже по улицам свободным
С своим бесчувствием холодным
Ходил народ.
К сожалению, выводы поэта печальны. Конфликт личности и государства неизбежен, неразрешим и исход его давно известен.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом, который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя: Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой —
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..». И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом, который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя: Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой —
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..». И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
I. Персонажи и темы
«Медный Всадник» – одна из знаменитых загадок Пушкина1. Среди своего загадочного окружения – недописанных, недоговоренных и едва намеченных замыслов – «петербургская повесть», законченная и отделанная, загадочна особенным образом. Зерно этой загадочности, я думаю, не в чем другом, как в неуловимости идеи центрального сюжетного конфликта. Ведь «Медный всадник» (дальше – МВ) – явно такое построение, главный интерес которого лежит в конфликте, в его развитии и разрешении. Между тем, именно конфликт непонятен с самого начала. Можно примириться с тем, что предметом изображения выбран неразрешимый конфликт – но хотя бы знать, между какими силами он возникает и по какому поводу, что стоит за фигурами Петра и Евгения, каким образом связана с этими несоразмерными персонажами стихия наводнения, чем мотивировано их столкновение и его развязка, в чем его «мораль»? Ясна ли, наконец, самому автору идея этого конфликта и входит ли в его намерения сообщить ее читателю?
Уже на первый из заданных вопросов представлено множество далеко расходящихся ответов. Например, печально предсказуемая социологическая трактовка: Петр – символ монархии и деспотизма, Евгений – что-то около декабристов или первых разночинцев. Или более нейтральная «гегельянская» трактовка: столкновение Петра и Евгения – столкновение личности и государства, частного и целого2. Или это конфликт языческого (Петр) и христианского (Евгений) начал3. Запада и России, цивилизации и природы. Или – инвариантов пушкинского мира: «изменчивого, живого, подвижного» и «неизменного, неживого, неподвижного»4. В какую область ни переносили бы этот конфликт, неизменным оказывается одно: сложность и некатегоричность его разрешения.
Первая, самая распространенная в советской пушкинистике, социологическая трактовка МВ решает этот конфликт в пользу крайнего или умеренного либерализма Пушкина: проклятие антигуманному деспотизму или реквием по декабристскому восстанию, по восстанию вообще (если предполагается иносказание польского восстания, то дело сложнее), трагическая резиньяция вольнолюбца. Обсуждение политических взглядов Пушкина не входит в задачу этой работы, но, видимо, прав В. Виккери5, когда пытается представить социальную позицию зрелого Пушкина частным проявлением его «космического» мировоззрения. Что касается отношения Пушкина времени МВ к бунту, то интересно сопоставить со смысловой системой поэмы современную ей дневниковую запись по поводу холерного бунта: «Царю не должно сближаться лично с народом. Чернь скоро перестанет бояться таинственной власти… Доныне государь, обладающий даром слова, говорил один; но может найтиться в толпе голос для возражения. Таковые разговоры неприличны, а прения площадные превращаются тотчас в рев и вой голодного зверя»6. Узнается ситуация спора (в поэме – сцена «царь на балконе»); метафора бессловесного зверя (бунтующая Нева: «как зверь, остервенясь» и Евгений: «ни зверь, ни человек»); признание за царем «дара слова» (именно царю принадлежит осмысленное и осмысляющее слово:
С Божией стихией
Царям не совладеть);
наконец, превращение царя в «таинственную власть» (в противопоставлении «черни» и, конечно, с точки зрения этой «черни»). Отметим еще, что непосредственная хронологическая близость работы над МВ и холерного бунта помогает нам увидеть наводнение, холеру, бунт в их внутренней связи – как ряд бедствий, или проявлений Божия гнева (прямое указание на это:
Послало Небо испытанье
в Первой черновой рукописи)7. Если к этим бедствиям добавить события смерти царя и восстания декабристов (а такие аллюзии могут быть вычитаны из МВ) – мы получим полный список проявлений Божия гнева, который, видимо, отражая восприятие современников, приводит церковный писатель8. Первая черновая рукопись МВ намечает продолжение этой линии бедствий вглубь истории (наводнение 1777 года, «заметная пора»: рождение Александра I, еще живой Павел, недавняя пугачевщина)9.
Нам важно, что бунт введен в круг стихий, yже – «темных стихий», орудий небесного гнева, и события поэмы могут быть понятны как метафора общего явления, бунта – кары темной стихии10. И тематически ближайшее к МВ произведение с удивительно сходным построением конфликта – «Капитанская дочка».
В обеих вещах тема бунта излагается трехкратно: порядок – бунт и его временное торжество – месть и казнь. (В МВ все осложнено двойным проведением одного события: бунт Невы и бунт Евгения; причем в первом проведении неочевидна «месть», только намек в метафоре отступающей Невы:
…Боясь погони, утомленны
Спешат разбойники домой…
а во втором – «торжество» перенесено в несбывшееся будущее: «Ужо тебе!» В обеих вещах происшествия в человеческом мире опережает и предсказывает стихия (метель, наводнение; между прочим, стихийные бедствия, одинаково входящие в образ самой среды: метель – всегдашний ужас степи, так же, как наводнение – Петербурга).
В обеих вещах один из самых напряженных моментов в развитии конфликта – эпизод, в котором хаотическая стихия, захватив все, приходит в странную стройность, своеобразный «порядок»: сцена пения на пиру у Пугачева в Белогорской крепости и выстроенная наводнением «Венеция»:
Стояли стогны озерами,
И в них широкими реками
Вливались улицы.
В обеих вещах неуловима авторская позиция в споре сторон, конечно, далекая от категорического окрика «Дневника».
В обеих вещах грандиозной стихии противостоит комический (почти сатирический) мир мелкого быта и неодухотворенных персонажей, которые, оказавшись в позиции жертвы, теряют всякую комичность и становятся не менее патетичны, чем их стихийный противник11.
Кажется, параллель «Медный Всадник» – «Капитанская дочка» ближе подводит к конкретному смыслу конфликта, чем блестящая триада Р. Якобсона «Медный Всадник» – «Каменный гость» – «Золотой Петушок»12. Мотив оживления статуи (и не только статуи – см. дальше), действительно входящий в мир пушкинских архисюжетов, в МВ составляет форму конфликта. А в этой форме действует особый смысл, который мы ощущаем не как цепную реакцию «оживлений», а как спор и столкновение каких-то начал. Но есть ли вообще решение в этом споре? Не лучше ли увидеть в нем «идейную полифонию» или «амбивалентность» или «загадочность, входящую в самый замысел»?13
Мне кажется, в границах конфликта «порядок – стихия» ни одно из названий его неразрешимости не лучше другого. Он неразрешим не потому, что автор выбирает и не может выбрать между противоборствующими сторонами, а потому что обе они вместе противостоят чему-то иному. Вот эта третья сила, явно выписанная или держащаяся в уме, и определяет смысл конфликта. Ее можно назвать – на языке самого Пушкина – Божией стихией, светлой и не только не враждебной порядку, но тождественной ему, стихийным живым строем созвучных контрастов вроде знаменитого полтавского «ужасен – прекрасен»14. Это романтическая стихия недемонического романтизма, «нас возвышающий обман», стихия родной старины, свободных перемен и вдохновения. В «Капитанской дочке» эта вынесенная за скобки «светлая стихия» со всеми ее свойствами отнесена к идеальному миру старины, духовного дворянского наследия Гринева.
Образ этой «Божией стихии» связывает МВ еще с двумя тематическими кругами Пушкина: с его Петровской темой (особенно так, как она дана в «Полтаве») и с его поэтологией (особенно в ее повороте «мирская власть – поэт»). Сходство темы с «Божией стихией Царям не совладеть» в МВ и разных стихотворных воплощениях конфликта «поэта-пророка и царя» отметил Р. Д. Кайль15. Правдоподобие этой параллели поддерживают черты косвенной автопортретности в Евгении (см. ниже). Следствиями из этих параллелей займемся позже, а пока уточним стратегию конфликтующих сторон в МВ.
Первое, от чего нужно отказаться в описании этого конфликта, – это от закрепления его за персонажами. Образное единство Петра «Вступления» и Кумира мнимо, сомнительно функциональное персонажное единство Евгения, стихия наводнения тоже не цельный и не самостоятельный образ, а ряд метафор и подобий того или другого Петра, того или другого Евгения. Так, Петр-мститель, Петр-в-теме-Евгения – самостоятельный образ, он принадлежит бреду героя, материализует его сознание, и потому очень на него похож. Недаром внимательный исследователь стиха и стилистики МВ С. Б. Рудаков приходит к выводу о недуалистическом построении поэмы, о том, что и Евгений, и Петр в их размытой конкретности принадлежат одной теме16. К такому невероятному для «прозаического» чтения выводу17 необходимо приводит «близкое чтение», наблюдение над специфически стиховой семантикой слова и словесной композицией «петербургской повести».
Вместе с С.Б. Рудаковым отказываясь от тематического противопоставления этого Петра и этого Евгения, мы все же не отказываемся от старой идеи «сонатного построения» МВ – только двутемность поэмы представим иначе. Во-первых, не будем, как уже говорилось, сводить темы к персонажам; во-вторых, как тоже уже говорилось, будем иметь в виду три силы, распределенные по этим двум темам: не «закон» и «стихию» (или «деспотизм» и «вольность» или «неподвижное, мертвое» и «подвижное, живое»), но:
1. светлую стихию, стихийную законность, живую стройность;
2. 2а. хаотическую темную стихию, бунтующую против – 2б. мертвого закона.
Размещены они таким образом, что первая сила целиком противостоит двум другим, составляющим одну тему.
…………………………………………….мёртвый порядок
1 тема….Божия стихия…….-…….v…………………^…………..2 тема
……………………… ……………………тёмная стихия
История столкновения внутри Второй темы (условно: «темы Евгения») и составляет основное действие петербургской повести. Это и есть то неразрешимое противоречие-единство, о котором пишет Рудаков. Но им не исчерпывается смысловой итог поэмы, поскольку все оно дано на фоне другой темы (условно: «темы Петра») и оценено соотношением с ней18.
Попробуем теперь это, пока голословно объявленное, представление смысловой композиции МВ показать на непосредственном анализе поэмы, следя за развитием конфликта в собственно стиховой семантике слова — т. е. обращая внимание в основном на те моменты в слове, которые Ю. Н. Тынянов назвал «колеблющимися признаками значения»19. II. Экспозиция конфликта, 1-я тема («Вступление»)
Ограничимся пока окончательным текстом МВ, отвлекаясь от черновых редакций, от связанных с МВ замыслов и вообще от литературного и биографического контекста поэмы20.
МВ двутемен. Раздвоенность пронизывает всю ткань петербургской повести. Одна из конкретизаций этого разномасштабного раздвоения – одновременное действие двух композиционных принципов: «поэтического», или «лирического», и «прозаического»21. Столкновение «прозаического» и «поэтического» начал яснее всего в контрасте одического «Вступления» и повествовательных частей – с их преднатуралистическими «петербургскими вершинами» и гофманианой «чиновника».
«Вступление»: широкий размах повествовательных времен, данных в плане одновременного контраста («где прежде – ныне там»), который переходит в экстатическое отсутствие грамматического времени и глагола вообще («Люблю тебя …» – и безглагольная колоннада имен, относящихся к этому «ты» как ряд внутренне созвучных эпитетов).
Повествовательные части: конкретное, прерывисто-поступательное прошедшее время.
Масштабность пейзажа «Вступления» с высоты птичьего или исторического полета – и узкое, как у персонажа, поле зрения повествовательных частей. Одушевленность, персонажность Петербурга «Вступления» в духе оды XVIII века – и город Первой части, превратившийся в «среду», в ряд натуралистических деталей.
Контрасты можно перечислять и дальше. Несоразмерность великолепного портала «Вступления» и черной лестницы «печального рассказа» провоцировала разные попытки увязать эту трудно увязываемую конструкцию, иногда фантастическим образом (как Андрей Белый, прочитавший «Вступление» прямо наоборот: вместо «люблю» – «ненавижу»22).
Но двойственность прозаического и поэтического начал не сводится к контрасту «Вступления» и повествования: и в повествовательных частях действуют оба принципа, и «Вступление», в свою очередь, не представляет монолитного единства, целиком противопоставленного повествованию.
Именно во «Вступлении» задано первое столкновение тем. Увидеть под одеждой оды сатиру на Петербург, как Белый, – значит исказить реальный смысл таких «отрицательных» деталей как «медные шапки», «однообразная красивость», «узор оград» и т. п. Ничего отрицательного и двусмысленного в них нет, поскольку язык «Вступления» – не эзопов язык, а лирическое слово, «прямо интенциональное», как назвал его М. Бахтин23. «Юный град» так же относится к «омраченному Петрограду» повествовательных частей, как «Он», чье деяние явственно уподоблено акту творения («Здесь будет …»), – к «горделивому истукану». А что во «Вступлении» перекликается с темой Евгения – это финское побережье с его «тьмой» («Лес, неведомый лучам…», «Чернели избы …», «Из тьмы лесов, из топи блат»), «бедностью» («бедный челн», «убогий чухонец»), безымянностью и сиротством («пасынок природы»). Мотивы из темы Евгения появляются до явления персонажа – и продолжаются после его гибели (пейзаж «алого острова»).
Петр-творец24 «Вступления» творит прежде всего световое явление (именно как световое явление подан Петербург): зажигает, а вернее, впускает свет («в Европу прорубить окно») в черную избу. Мотив света усилен двумя контрастами: «из тьмы лесов» – свет зажжен во тьме, и «померкла старая Москва» – свет горит на фоне другого, слабеющего перед ним света. Сами белые ночи, кажется, возникают вместе с городом. И большой список светящихся, сверкающих, пламенеющих предметов: «прозрачный сумрак, блеск безлунный», «сиянье шапок», «пламень пунша», «блеск Адмиралтейской иглы», «золотые небеса» – проводит главный семантический мотив темы – свет. К свету присоединяются и другие мотивы – строй, живость, звучность.
Восторг поэта – восторг перед творящей силой, ее быстротой, результативностью, победоносностью: «сказал – и стало». Чудесность петровского творчества усилена тем, что возникновение города подано как его собственное самостоятельное дело, быстрый послушный ответ на «великие думы»: «мосты повисли», «юный град … вознесся», «в гранит оделася Нева», «садами … покрылись острова» – точно перед нами сказочный нерукотворный город из «Сказки о Царе Салтане»25. Или создание другой, стихотворной «громады» из «Осени»26. Можно сказать, Петербург здесь слушается Петра-основателя, как конь – Петра-полководца в «Полтаве». Заключительное решение Петра: «И запируем на просторе» – и столица описана как место вечного праздника: военные парады, холостые пирушки, балы, государственные торжества. Новый город – чудесное даже не преображение, а перерождение стихии. Одна строка:
И блеск, и шум, и говор балов –
переносит сюда всю романтическую свободную стихию («И блеск, и шум, и говор волн». – «К морю»). Образ новой стихии, стихии культуры и государственности, живой и подобной до неразличимости всем четырем:
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет … –
составляет всю словесную ткань описания Петербурга. «И блеск, и шум, и говор балов» отдаются в «шипеньи пенистых бокалов», «пламени пунша», «сияньи шапок». Предметность, тяжесть растворяются в общем действии: стройной зыби, сиянье, шуме – в стройно зыблемой стихии русской государственности. Петербург «Вступления», несомненно, не «искусственный», «нерусский», каким он оказался в позднейшей традиции. Прямо из сельских зимних пейзажей сюда въезжает «дева – роза на снегу».
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз…
Живая стройная стихийность – атмосфера темы Петра. Все упорядоченное приведено в движение, материальное побеждено орнаментом («узор чугунный»).
При этом отношения нового и прежнего представлены особенным образом: это не ряд точных антиподов, а ряд чудесных соответствий, усиленных тем, что в новое описание перенесены слова из старого:
Бедный челн
По ней стремился одиноко –
корабли …
К богатым пристаням стремятся.
По мшистым топким берегам
Чернели избы …–
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся.
Наконец, перекличка «пустынных волн» – «пустынных улиц», подобная цитате из «К морю».
Кульминацией победы Петра, чье слово («Природой здесь нам суждено») живет во всей картине города, и кульминацией оды Петербургу оказывается весеннее половодье Невы. «Оживление», освобождение реки включено в режим государственной жизни, стихия свободно участвует в общем празднике.
Это «нерукотворный памятник» Петра, чудо природного и исторического творчества. Идея такого памятника прямо выражена в «Полтаве»:
Прошло сто лет
В гражданстве северной державы,
В ее воинственной судьбе,
Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,
Огромный памятник себе.
Здесь, в МВ, этот памятник – герой «Вступления», природная и превосходящая природную стихия культуры, строя, непобедимой сказочной Империи27.
Но, по странной иронии, на месте обобщения во «Вступлении» оказывается строфа, заключающая резко противоположное осмысление всего сказанного прежде:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Россия оказывается «неколебимой», стихия – побежденной и не умиренной, Петр, живущий в своем творении, – вечно спящим. На месте чудесного перерождения оказываются «вражда и плен», и, тем самым, угроза столкновения и мести. Так, при внешней непрерывности «Вступления» точка зрения резко меняется: вступает тема Евгения с ее двумя враждующими началами.
Итак, «Вступление» представляет экспозицию главного конфликта и излагает Первую тему, тему Петра. Напомним ее смысловые мотивы: свет, чудесность, праздничность, живая, разумная, стройная стихийность. Ее словесное воплощение – высокое лирическое слово. III. Развитие конфликта в повествовательных частях
Тема Петра в своей смысловой цельности остается за пределами повествования МВ, в бурной идиллии «Вступления». Но все ее мотивы в странном и однообразном искажении появляются в частях первой и второй. Свет превращается в неестественное пламя сквозь тьму, огонь сквозь воду:
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь…
(и почти также – о Евгении:
По сердцу пламень пробежал, Вскипела кровь.
и о Кумире):
Лицо во мраке…
Мгновенно гневом возгоря… –
или «бледный свет» луны ненастного дня:
И бледный день уж настает,
Ужасный день!;
И озарен луною бледной… Чудесность превращается в страшное разрушительное чудо, Божий гнев: как там Петербург чудесно «вознесся» из болот – так здесь он не менее чудесно «всплывает» из воды:
И всплыл Петрополь, как тритон,
По пояс в воду погружен». Стихийность, подвижность превращается в темную стихию, конвульсивное метание воды (и Евгения) или механическое (погоня Кумира) движение. Стройность оказывается оградами и оковами:
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной –
ср. ограды «Вступления» как некий наряд и украшение («В гранит оделася Нева»). Решетка из орнаментальной превращается в тюремную:
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло. Разумность – в скудоумную рациональность «города» и в страшное прояснение безумия («В нем мысли страшно прояснились»), «Великие думы» – в «ужасные думы» («дум великих полн» – «ужасных дум Безмолвно полон»).
Тема Петра, изложенная во «Вступлении», не забыта в повествовательных частях. Она искажена, погружена во тьму – вернее, увидена глазами тьмы. Она просвечивает в двуполярной Теме Евгения и на том, и на другом полюсе. Сигнал напоминания о ней – лирическое слово на фоне прозаизирующих или иронических слов, которыми ведется тема Евгения28.
В повествовательных частях МВ действует двойной композиционный принцип: сюжетный и лирический. Сюжетная последовательность МВ, движение событий, облеченных в слова, хорошо описана29. Совсем не описана лирическая композиция – движение слов, развитие семантических мотивов. Оба композиционные принципа при этом очень существенны для МВ: поэма в большей степени «прозаична» и в большей степени «лирична», чем ее жанровые предшественники30. И событийный сюжет ее и, одновременно, словесная композиция напряженней и сами по себе, и в своем взаимодействии. Стиховые связи усложняют сюжет: каждый резкий перерыв в событийном ряду сопровождается стиховой увязкой – новая сцена начинается со второй половины разорванного стиха:
И вдруг, ударя в лоб рукою,
Захохотал.
Ночная мгла
На город трепетный сошла… –
или строкой, рифмующейся со стихами законченного отрезка:
Спешат разбойники домой,
Добычу на пути роняя.
Вода сбыла и мостовая
Открылась, и Евгений мой …
Подхват словесных мотивов усиливает сюжетные иронические рифмы: «И внуки нас похоронят» (конец мечтаний Евгения) – «Гроба с размытого кладбища» (сцена наводнения) – «Наводненье … занесло Домишко ветхий. У порога Нашли безумца моего … Похоронили ради Бога» (финал). Так ироническим и трагическим образом сбываются мечты героя.
Словарь МВ компактен, ключевые слова неоднократно повторяются, метафорические ряды неслучайны – все это стягивает внимание к развитию нескольких семантических мотивов, таких, как мотив света в теме Петра и тьмы в теме Евгения.
Тьма наступает сразу же с началом рассказа:
Над помраченным Петроградом –
свет «Вступления» погас. Второй раз он гаснет в сцене помрачения Евгения:
Захохотал.
Ночная мгла
На город трепетный сошла.
В этой тьме и происходят события поэмы. В нее погружен и Всадник: «И прямо в темной вышине Над огражденною скалою Кумир …», «Кто неподвижно возвышался Во мраке медною главой». «Ужасен он в окрестной мгле». Евгений неосознанным для себя образом связан с Петровской темой: «в минувши времена» его имя блистало». Отголоски первой темы проходят и решительно заключаются: «Но ныне светом и молвой Оно забыто». Смутная родословная связь героя с «блеском» зеркально подобна связи сияющей столицы «Вступления» с тьмой нищего побережья: «из тьмы лесов … Полнощных стран краса и диво».
Мотив тьмы развивается как ход событий в судьбе Евгения: «И полон сумрачной заботы», «Он скоро свету Стал чужд», «Ни то ни се, ни житель света», «Как обуянный силой черной». Конечно, во всех этих словах свет – lumen только колеблющийся семантический оттенок, но он явен и поддержан настойчивым проведением в разных метафорах. И вот что важно: этот мотив тьмы не закреплен за персонажем. Он начат до появления Евгения, составляет саму атмосферу событий («Уж было поздно и темно», «Мрачно было») и продолжается и после смерти героя. Такова же судьба и ведущего эпитета Евгения – «бедный». Здесь мы подходим к важному следствию словесного, надсюжетного построения МВ: оно разрушает персонажное единство героя и создает другое единство, которое и шире, и уже персонажа: шире, поскольку включает не только его, и уже, поскольку каждый «персонаж» не входит в него целиком. Три «больших» персонажа: Кумир, Евгений и наводнение – мнимые образные единства. Особенно это ясно в образе наводнения, описанном метафорами разных рядов, ведущих к разным внеперсонажным линиям поэмы.
Метафорический ряд «больного», «просящего» («Нева металась, как больной»; «И бьясь о хладные ступени, Как челобитчик») связывает воду с линией «жертв», к которым принадлежит и Евгений средних эпизодов. Метафорический ряд «зверя», «разбойника» («И вдруг, как зверь, остервенясь, На город кинулась»; «Злые волны, Как воры, лезут в окна», «Невой ограбленный подвал»; «Боясь погони, утомленны, Спешат разбойники домой, Добычу на пути роняя»; «К решеткам кинулись каналы») – связан с Евгением фазы бунта (ср. полное совпадение начала наводнения в последнем примере и начала бунта Евгения: «Его чело К решетке хладной прилегло»). Нужно заметить, что Нева опережает и прямо предвещает судьбу героя: ее метафорическая болезнь, бунт, страх погони происходит задолго до реальных происшествий и поступков Евгения. Но наводнение – зеркало не только Евгения. Метафорический ряд «войны» и «победы» (с характерным образом коня): «Но, торжеством победы полны, Еще кипели злобно волны» (ср. волн-полн – первая рифма поэмы); «И тяжело Нева дышала, Как с битвы прибежавший конь» – ведет к Петру, Петру-полководцу «Полтавы»: вот почти прямая цитата: «Швед, русский – колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет, Гром пушек, топот, ржанье, стон» – (о воде) «Так злодей … В село ворвавшись, ломит, режет, Крушит и грабит; вопли, скрежет, Насилье, брань, тревога, вой!..». Военными метафорами описаны разрушения наводнения: «Как будто в поле боевом, Тела валяются».
Евгений тоже резко меняется. В первой фазе (до трагедии) он принадлежит иронической линии «обыденного порядка, убогого быта». Это иронический, сугубо прозаичный герой, вернее, антигерой:
Что мог бы Бог ему прибавить
Ума и денег.
В эту ироническую, почти сатирическую линию входят генералы, городской «народ», граф Хвостов, чиновник, посещающий остров в финале. Вторая фаза Евгения – от первого столкновения с кумиром до второго – фаза жертвы. В линию жертвы входит Нева до наводнения и, вероятно, «покойный царь»31. Третья, короткая фаза бунта героя в словесном плане дублирует бунт воды.
Меняется и Кумир. Он не появляется без Евгения и каждый раз оказывается его увеличительным зеркалом: в первом столкновении – зеркалом его оцепенения, во втором – ужаса («Ужасен он в окрестной мгле» – ср.: «Ужасных дум Безмолвно полон», «… его смятенный ум Против ужасных потрясений Не устоял») и «оживления» («По сердцу пламень пробежал» – «Мгновенно гневом возгоря»).
Итак, можно выделить такие линии повествования внутри темы Евгения:
1. а) иронически поданный убогий порядок (жертва стихии),
б) страшный «роковой» порядок.
2. Темная обреченная стихия (жертва порядка).
Эти группы с изменчивым составом персонажей сталкиваются в разных противопоставлениях. Евгений – сначала жертва стихии, потом – жертва порядка. В кульминационной сцене Первой части (царь на балконе) «Божий гнев» несет стихия перед лицом бессильной власти, в кульминационной сцене Второй части «Божий гнев» – сама власть, мстящая бессильному бунтовщику. В обеих сценах патетична жертва. Жертве принадлежит лирическое слово: афоризм «покойного царя», два косвенных вопроса Евгения («Иль вся наша И жизнь ничто» – в Первой части и «Не так ли ты над самой бездной На высоте, уздой железной Россию вздернул на дыбы?»). Сильной стороне принадлежит молчание, рев зверя, косноязычный визг («Ужо тебе!») или «тяжело-звонкое скаканье». Но иначе и быть не может, пока мы в пушкинском мире, где «слабый всегда прав»32. Но главное в том, что при всех столкновениях противоположных начал мы находимся внутри одной темы, темы Евгения, и в позициях «слабости» и «силы» сменяют друг друга ее контрастные составные. Гармонической антитезе «ужасен – прекрасен», в теме Божией стихии здесь находится соответствие антитезе «медный – бедный». Медный, постоянный эпитет Всадника, имеет рифму-антитезу в Евгении бедном. Евгений – «бедный» на всем протяжении поэмы. Его бедность, как медь – не свойство, а строительный материал образа. История столкновения этих эпитетов многое объясняет в авторской позиции.
В одической, полнозначной речи «Вступления» «бедность» – «бедный челн», «убогий чухонец» – отчетливо уравнена с сиротством: «печальный пасынок природы». Эта метафизическая бедность переходит в славу и сияние Невы. В растворенной светом картине военной столицы медь несет блеск природной и бранной славы России: «Лоскутья сих знамен победных, Сиянье шапок этих медных». Естествен и чудесен этот скачок из нищеты в сиянье, конфликта эпитетов нет. Евгений входит в поэму со своей бедностью: «О чем же думал он? О том, Что был он беден». Характер этой бедности Пушкин недвусмысленно уточняет: «Что мог бы Бог ему прибавить Ума и денег». Затем эта прозаическая «бедность» овеществляется и совершает страшное движение по невским волнам: «Пожитки бледной нищеты … плывут по улицам». Евгений во время катастрофы становится бедным по-другому: «Он страшился, бедный, Не за себя». Эпитет деконкретизируется, становится эмоциональным очерком фигуры. Этой «бедности» (несчастности) противостоят: подчеркнуто материальный бронзовый конь Кумира – и «бедность» прежнего Евгения, уже саркастически предметная в картине оправившегося от беды города: «Сбираясь свой убыток важный На ближнем выместить». Здесь эпитет Евгения приобретает полновесный, лирический смысл: «Но бедный, бедный мой Евгений! Увы! его смятенный ум Против ужасных потрясений Не устоял». И последнее трагическое сопоставление с медью:
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь, безумец бедный
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
«Бедный» (страдающий) замкнут в смежных строфах двойной медью: медью отражения петровской славы «озарен луною … на звонко-скачущем коне») и превращенным в медь, грубо материализованным деспотом помраченного рассудка. Наконец, бедность, венчающая поэму, – посмертная бедность Евгения: «причалит с неводом туда Рыбак, на ловле запоздалый, И бедный ужин свой варит». Трудно не подумать, что на свое место вернулся из «Вступления» «финский рыболов, Печальный пасынок природы». Круг замкнулся. Все сущее опять покрыли воды33.
Тема Петра остается нетронутой разрушительной борьбой внутри темы Евгения. Ее искаженные отражения появляются и в той, и в другой составляющей этой темы, «оживляя» их в «слабой» позиции до глубокой, почти личной лирической скорби, а в «сильной» – до лирического величественного ужаса.
Скажем, наконец, что весь неразрешимый конфликт повествования, конфликт «побежденной стихии» и «таинственного закона» представляется нам теневым конфликтом; персонажи «печального рассказа» – тенями образов «Вступления» и могут быть названы так: «тень царя» и «тень поэта». IV. Тень поэта
То, что Кумир – тень Петра, ясно из самой поэмы. А присутствие тени поэта в Евгении удостоверяют черновые редакции и близко связанные с МВ замыслы: «Езерский», «Родословная моего героя», «Моя родословная», импровизация из «Египетских ночей» («Поэт идет. Открыты вежды…»). Видно, как по ходу работы и сужения замысла герой удаляется от автора, как удаляется сам автор от текста (уничтожение лирических отступлений – о судьбе дворянства, о свободе вдохновения). Ядром расходящихся замыслов, кажется, можно считать «судьбу потомка мятежного рода», получающую и автобиографический, и персонажный оборот: ср. «С Петром мой пращур не поладил» («Моя родословная»); «При императоре Петре …» (обрыв родословной в «Езерском» и «Родословной моего героя»); «Люблю встречать их имена В двух-трех строках Карамзина» («Езерский»); «И под пером Карамзина В родных преданьях прозвучало» (МВ). Можно предложить такую схему разветвления замысла:
…………………………………родословная мятежного рода
………..пророк……………………….v…………….романтический бунтарь
………………….< ..............................................................>…………
……………………..поэт……< ....бедные потомки.....>…герой
………………….< ..............................................................>…………
литератор-аристократ, ………………….«натуральный» герой, чиновник
общественное лицо
В обеих линиях, в автобиографической, и персонажной, возникает сходный конфликт: Поэт и Царь – и, соответственно, Бедняк и Властелин. И там, и здесь стоит проблема «независимости и чести» в ее «поэтическом» и «прозаическом» повороте.
Осколки близости Евгения автору рассыпаны и в окончательной редакции МВ. Это «мечты поэта» (первоначально прямая цитата лирического отступления «Евгения Онегина»: «щей горшок да сам большой». Ср. также перекличку мечты героя: «И внуки нас похоронят» с мотивом «отеческих гробов» в поздней лирике). На месте отношений типа Автор – Онегин остается слабая связь Евгения с «бедным поэтом»: «Его пустынный уголок Отдал внаймы, как вышел срок, Хозяин бедному поэту». Многие мотивы темы Евгения оказываются сниженными отражениями мотивов поздней лирики Пушкина: мотив «приюта», «уголка» – «обитель», «заоблачная келья» (Пора, мой друг, пора!…, Монастырь на Кавказе); мотив бедности – «О бедность! Затвердил я наконец…»; мотив безумия – «Не дай мне Бог сойти с ума…». Наконец, загадочным и уже не сниженным образом совпадает «остров» смерти героя и «остров мечты» Пушкина: «Сюда порою приплывает Отважный северный рыбак … Сюда погода волновая Заносит утлый мой челнок»34.
Судьба Евгения – судьба бессловесной тени поэта, ее страдание, бунт и поражение. Поэт: славит, благодарит, восхищается. Тень Поэта: грозит, проклинает, сомневается.
Действия Кумира – действия тени пушкинского Петра (конечно, Петра художественных произведений, а не исторических трудов Пушкина). Царь: милует, дарит, ободряет. Тень Царя: мстит, отбирает, подавляет.
Легенда Поэта и легенда Петра составляют нетрагическую лучезарную область пушкинского мира. Среди обнаруженных Р. Д. Кайлем в разных масках пар «поэта и властителя», «царя и Божией стихии» недостает этой пары. Кроме «Александрийского столпа», у Пушкина есть и «огромный памятник» Петра, нерукотворный и нематериальный, как и памятник Поэта. И «земная власть» может быть вдохновенной, как «Божия гроза». Между Поэтом и Царем в этой паре – полное согласие: Петр осенен государственным вдохновением, как поэт – стихотворным (вспомним описание создания Петрограда, начатое, между прочим, «На берегу пустынных волн», т. е. там, куда бежит к приношению священной жертвы поэт); Петр свободен, как поэт («revolution incarnee»), и послушен воле природы, («Природой здесь нам суждено»); наконец, Петр делает то, к чему призывает поэт (милость к падшим): любимая ситуация изображения Петра – пир-прощение, помилование врагов и виноватых («Полтава», «Над Невою резво вьются…» и др.). Одическое обращение к Петербургу во «Вступлении» – знак этого союза (кстати, автор вписывает себя в картину града Петрова: «Когда я в комнате моей…»).
Действие же МВ помещено в теневую область жизни, в область безысходного конфликта и обоюдной мести, в трагическую тень союза власти и вдохновения, закона и свободы, Царя и Поэта. Первая область реальна в том поэтическом смысле, который Пушкин назвал «нас возвышающим обманом», в вечности и чудном мгновении. Вторая реальна, как «заржавая трубка» Бахчисарайского фонтана, как «тьма низких истин». В первой реальности Пушкин часто сомневается; в чем он не сомневается никогда – это в том, что она дороже.
Конфликт личности и государства в поэме Пушкина Медный всадник
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма «Медный всадник». Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как «полночных стран краса и диво». Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме «Медный всадник», написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для «маленького человека». Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего «на брегах Невы», восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу «дум великих полн». Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для «государственного всадника».
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он «не помнит родства», хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
«Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…».
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: «Ужо тебе!» Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, «вражду и плен старинный свой» финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы «Медный всадник». В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве «общего над частным», при явном сочувствии автора к «страданию этого частного», очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
«Пышно, горделиво» вознесся «из тьмы лесов и топи блат» город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе!” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
“Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом; который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя; Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой
Местечко получу, Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..» И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе
Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом, который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя: Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он
любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу, Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..». И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Основной конфликт поэмы “Медный всадник” — конфликт между государством и личностью. Воплощается он прежде всего в образной системе: противопоставлением Петра и Евгения.
Образ Петра центральный в поэме. Пушкин дает в «Медном всаднике» свою трактовку личности и государственной деятельности Петра. Автор изображает два лика императора, во вступлении Петр — человек и государственный деятель:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел.
Им руководит идея блага Отечества, а не произвол. Он понимает историческую закономерность и предстает как решительный, деятельный, мудрый правитель.
В основной части поэмы Петр — памятник первому русскому императору, символизирующий самодержавную власть, готовый подавить любой протест:
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
Конфликт истории и личности раскрывается через изображение судьбы обыкновенного человека. Хотя Евгения исследователи не включают в галерею «маленьких людей» , тем не менее некоторые типические черты таких героев находим в этом образе. Евгений лишен индивидуальности. Петр I становится для него тем «значительным лицом» , которое появляется в жизни любого «маленького человека» , чтобы разрушить его счастье.
Величие, государственный масштаб образа Петра и ничтожность ограниченность кругом личных забот Евгения подчеркивается композиционно. Монолог Петра во вступлении («И думал он: Отсель грозить мы будем шведу…» ) противопоставлен «думам» Евгения («О чем же думал он? о том, / Что был он беден…») .
Конфликт поддерживается стилистически. Вступление, эпизоды связанные с «кумиром на бронзовом коне» , выдержаны в традиции оды — самого государственного жанра. Там, где речь идет о Евгении, господствует прозаичность.
Противостояние человека и власти, личности и государства — вечная проблема, однозначное решение которой Пушкин считает невозможным.
В чем конфликт поэмы Медный всадник (2 вариант)
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана? Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!) , а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе! ” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность) , пройдя к нему каждая свой путь. Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом. Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана? Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством. Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А. С. Пушкин поет гимн столице государства Российского: Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит, Твоих оград узор чугунный… “Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства: Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия.
Конфликт личности и государства в поэме Пушкина Медный всадник
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе!” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
“Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
В тридцатые годы все произведения А. С. Пушкина оказались под двойной цензурой. У поэта сложилось окончательное мнение о Николае I: «В нем много от прапорщика, и немного от Петра Великого». Пушкин убежден в том, что подражать Петру I «прапорщик» не в силах, поэтому в идеализации образа Петра больше нет надобности.
В 1833 году поэт обращается к поэме «Медный всадник». В ней он заявляет о тех жертвах, на которых строилось прогрессивное дело.
Конфликт основан на столкновении славного монарха с жалким, но по-своему правым Евгением.
Пушкин намечает вывод: сама природа самодержавного государства, а не жестокий характер царя является причиной того, что приходится пренебрегать интересами простого человека.
Небольшое по объему произведение отличается продуманностью и стройностью композиции. В экспозиции изображена эпоха Петра. Поэт дает историческое обоснование замыслу монарха:
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Больше в поэме царь как действующее лицо не появляется. Он «воздвиг бессмертный памятник себе» — Петербург, апофеозом которому звучит вся вторая часть. Первая же посвящена описанию наводнения, постигшего город 7 ноября 1824 года. Сам царь бессилен перед стихией:
На балкон
Печален, смутен вышел он
И молвил: «С божией стихией.
Царям не совладеть». Он сел
И в думе скорбными очами
На злое бедствие глядел.
«Не совладеть» с Невой и Евгению, маленькому труженику Петербурга, потомку некогда знатного, но обедневшего дворянского рода.
Перед нами бедняк, давно не помнящий о «почиющей родне». Он знает, что лишь трудом может себе «доставить и независимость и честь», понимает, «что мог бы бог ему прибавить ума и денег». Евгений не просит у судьбы много:
«Пройдут, быть может, год-другой —
Местечко получу. Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…»
Идеал жизни героя прост и скромен, как и он сам. Однако наводнение уносит из жизни единственное счастье, Парашу. Евгений ищет виновника трагически сложившейся судьбы. Победоносный Медный всадник (памятник Петру I работы Фальконе) олицетворяет того, кто стал причиной несчастья бедного человека. Безумный Евгений с дерзостью кричит царю:
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе!..»
Этот эпизод — кульминация поэмы. Примечательно, что Медный всадник приходит в столкновение не только с нашим героем. «Финские волны» тревожат «вечный сон Петра». И стихии, и убитому горем человеку присущи общие черты, в которых — бессмысленность восстания против дела Петра. Интересно, что эпитет «безумный» часто употребляется Пушкиным для описания Евгения. Поэт хочет, видимо, показать, что тщетны, бесполезны и бунт природы, и бунт человека. «Наглое буйство» Невы разбилось о гранит детища Петра. Непоколебимым остался Петербург. Поэт будто призывает силы природы подчиниться воле человека:
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Бессмыслен и протест Евгения. Однако поэт ставит еще проблему — проблему справедливого бунта, право бедного человека на счастье. Его беснование безумно, потому как несправедливо. Герой ненавидит дело Петра, выступает против его деяний, которые поэт прославляет во вступлении.
Сцена бегства Евгения, когда оживший всадник преследует его, подтверждает несправедливость бунта. Произнеся свои слова: «Ужо тебе!..» — он чувствует их кощунство. Смятение, передающееся словом «вдруг» («И, испугавшись, вдруг стремглав пустился»), охватывает душу возмущенного героя.
Лицо царя (видение Евгения) загорается чувством справедливого гнева:
Показалось
Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось…
Герой осознает несправедливость своей злой угрозы, потому что «смущенным» может себя чувствовать человек виноватый. С тех пор всегда, когда Евгений проходил через площадь, он «смущенно глаз не подымал…»
Пушкин понимает, что на несправедливый протест его героя могла толкнуть только бесконечная душевная боль. Поэтому поэт не в силах обвинить простого человека, он признает его правоту. По А. С. Пушкину, нельзя при решении государственных дел в жертву приносить отдельных людей, пренебрегать ими. Поэтому большой тоской проникнуты последние строчки:
У порога
Нашли безумца моего,
И ту же хладный труп его
Похоронили ради бога.
Конфликт царя с «маленьким человеком» устраняет возможность идеализации образа Петра I. Наверное, из-за этого при жизни поэта «Медный всадник» напечатан не был.
Впервые в своей поэме А. С. Пушкин показал обратную сторону преобразований царя, осуществлявшихся варварскими методами.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями. Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом; который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра – Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
* Осада! приступ! злые волны,
* Как воры, лезут в окна. Челны
* С разбега стекла бьют кормой.
* Лотки под мокрой пеленой,
* Обломки хижин, бревны, кровли,
* Товар запасливой торговли,
* Пожитки бледной нищеты,
* Грозой снесенные мосты,
* Гроба с размытого кладбища
* Плывут по улицам!
В поэме два главных героя; Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
* Пройдет, быть может, год-другой ~
* Местечко получу, Параше
* Препоручу семейство наше
* И воспитание ребят…
* И станем жить, и так до гроба
* Рука с рукой дойдем мы оба,
* И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! -Шепнул он, злобно задрожав, – Ужо тебе!..» И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
* И во всю ночь безумец бедный,
* Куда стопы ни обращал,
* За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал. После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сы-мал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I. Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь – косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I – самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе!” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
“Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
Главный герой поэмы, Евгений, – простой житель столицы, один из множества. О его жизни идет повествование в первой части произведения. Жизнь Евгения наполнена рутинными заботами: что поесть, где взять денег. Герой задумывается, почему одним дано практически все, а другим совсем ничего. Ведь эти «другие» совсем не блещут ни умом, ни трудолюбием, а им « жизнь куда легка». Здесь начинает развиваться тема «маленького человека», и его ничтожного положения в обществе. Он вынужден терпеть несправедливости и удары судьбы только потому, что он родился «маленьким». Кроме всего прочего, мы узнаем, что у Евгения есть планы на будущее. Он собирается жениться на такой же, как и он, простой девушке Параше. Возлюбленная Евгения с матушкой живет на берегу Невы в маленьком домике. Герой мечтает обзавестись семьей, нарожать детей, он мечтает о том, что в старости внуки будут о них заботиться. Но мечтам Евгения не суждено было сбыться. Наводнение вмешалось в его планы. Оно разрушило почти весь город, но оно и разрушило жизнь героя, убило и разрушило его душу. Поднявшиеся воды Невы уничтожили домик Параши, погубили саму девушку и ее мать. Что оставалось бедному Евгению? Интересно, что всю поэму его сопровождает определение – «бедный». Этот эпитет говорит об отношении автора к своему герою – рядовому жителю, простому человеку, которому он всей душой сочувствует. Вторая часть поэмы рисует последствия наводнения. Для Евгения они страшны. Герой лишается всего: любимой девушки, крова, надежд на счастье. Виновником своей трагедии обезумевший Евгений считает Медного всадника – двойника самого Петра. В его расстроенном воображении Медный всадник – «горделивый истукан», «чьей волей роковой здесь город основался», кто «уздой железной Россию поднял на дыбы». Именно Петр, по мысли Евгения, построил этот город на берегу реки, в местах, которые регулярно затопляются. Но царь не думал об этом. Он думал о величии всей страны, о своем величии и могуществе. Меньше всего его волновали трудности, которые могли возникнуть у простых жителей Петербурга.
Творчество Пушкина всеобъемлюще и многогранно. Недаром В.Г. Белинский сказал об этом поэте: «Пушкин – это наше все». В своих произведениях этот великий русский поэт затронул почти все проблемы, волновавшие не только человека его времени, но и захватывающие умы всего человечества во все времена.
Одним из таких вопросов был вопрос отношений личности и государства, а также вытекающая отсюда проблема «маленького человека». Известно, что именно Пушкин серьезно разработал эту проблему, которую впоследствии «подхватил» и Н.В. Гоголь, и Ф.М. Достоевский.
Поэма Пушкина «Медный всадник» выявляет вечный конфликт – противоречие между интересами личности и государства. А Пушкин считал, что этот конфликт неизбежен, по крайней мере, в России. Невозможно управлять государством и учитывать интересы каждого «маленького человека». Тем более что Россия – страна полуазиатская, где с древних пор царили деспотия и тирания. И это было в порядке вещей, это принималось и народом, и правителями как должное.
Без сомнения, Пушкин в «Медном всаднике» отдает должное могуществу и таланту Петра I. Этот царь во многом «сделал» Россию и способствовал ее процветанию. На бедных и одичалых берегах маленькой речушки Петр построил грандиозный город, один из красивейших в мире. Петербург стал символом новой, просвещенной и сильной державы:
ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся…
Поэт любит Петербург всей душой. Для него это родина, столица, олицетворение страны. Он желает этому городу вечного процветанья. Но важны и интересны следующие слова лирического героя: «Да умирится же с тобой И побежденная стихия…»
После этих «вводных» строк начинается основная часть поэмы, в которой раскрывается главный конфликт произведения. Герой поэмы, Евгений, – простой житель столицы, один из многих. Его жизнь наполнена насущными повседневными заботами: как прокормиться, где взять денег. Герой задумывается, почему одним дано все, а другим ничего. Ведь эти «другие» совсем не блещут ни умом, ни трудолюбием, а им « жизнь куда легка». Здесь начинает развиваться тема «маленького человека», его ничтожного положения в обществе. Он вынужден терпеть несправедливости и удары судьбы только потому, что он родился «маленьким».
Кроме всего прочего, мы узнаем, что у Евгения есть планы на будущее. Он собирается жениться на такой же, как и он, простой девушке Параше. Возлюбленная Евгения с матушкой живет на берегу Невы в маленьком домике. Герой мечтает обзавестись семьей, нарожать детей, он мечтает о том, что в старости внуки будут о них заботиться.
Но мечтам Евгения не суждено было сбыться. Страшное наводнение вмешалось в его планы. Оно разрушило почти весь город, но оно и разрушило жизнь героя, убило и разрушило его душу. Поднявшиеся воды Невы уничтожили домик Параши, погубили саму девушку и ее мать. Что оставалось бедному Евгению? Интересно, что всю поэму его сопровождает определение – «бедный». Этот эпитет говорит об отношении автора к своему герою – рядовому жителю, простому человеку, которому он всей душой сочувствует.
От пережитых потрясений Евгений сошел с ума. Нигде он не мог найти себе покоя. Герой все ходил и ходил по городу, как будто ища виновного в том, что произошло с его близкими людьми. И в один миг он понял, кто несет ответственность за все свалившееся на него горе. Это был «кумир с простертою рукою», памятник Петру. Безумный ум Евгения стал обвинять во всем царя и его воплощение – памятник.
Именно Петр, по мысли Евгения, построил этот город на берегу реки, в местах, которые регулярно затопляются. Но царь не думал об этом. Он думал о величии всей страны, о своем величии и могуществе. Меньше всего его волновали трудности, которые могли возникнуть у простых жителей Петербурга.
Только в бреду герой способен на протест. Он грозит памятнику: «Ужо тебе!» Но тут безумному Евгению стало казаться, что памятник преследует его, бежит за ним по улицам города. Весь протест героя, его смелость тут же пропала. После этого он стал ходить мимо памятника, не поднимая глаз и смущенно комкая в руках свой картуз: посмел против царя восстать!
В итоге герой погибает:
У порога
Нашли безумца моего,
И тут же хладный труп его
Похоронили ради бога.
Конечно, только в голове сумасшедшего героя могли возникнуть такие видения. Но в поэме они приобретают глубокий смысл, наполняются горькими философскими размышлениями поэта. Наводнение уподобляется здесь любым преобразованиям и реформам. Они схожи со стихией, потому что, как и она, совершенно не учитывают интересы простых людей. Недаром и Петербург был построен на костях своих строителей. Пушкин полон сочувствия к «маленьким» людям. Он показывает оборотную сторону реформ, преобразований, задумывается о цене величия страны. Символичен в поэме образ царя, который смирился со стихией, успокаивая себя тем, что «С божией стихией Царям не совладеть». Равнодушны к горю единичного человека и такие же простые люди, как и он сам:
Уже по улицам свободным
С своим бесчувствием холодным
Ходил народ.
К сожалению, выводы поэта печальны. Конфликт личности и государства неизбежен, неразрешим и исход его давно известен.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом, который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя: Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой —
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..». И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом, который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя: Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой —
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..». И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
I. Персонажи и темы
«Медный Всадник» – одна из знаменитых загадок Пушкина1. Среди своего загадочного окружения – недописанных, недоговоренных и едва намеченных замыслов – «петербургская повесть», законченная и отделанная, загадочна особенным образом. Зерно этой загадочности, я думаю, не в чем другом, как в неуловимости идеи центрального сюжетного конфликта. Ведь «Медный всадник» (дальше – МВ) – явно такое построение, главный интерес которого лежит в конфликте, в его развитии и разрешении. Между тем, именно конфликт непонятен с самого начала. Можно примириться с тем, что предметом изображения выбран неразрешимый конфликт – но хотя бы знать, между какими силами он возникает и по какому поводу, что стоит за фигурами Петра и Евгения, каким образом связана с этими несоразмерными персонажами стихия наводнения, чем мотивировано их столкновение и его развязка, в чем его «мораль»? Ясна ли, наконец, самому автору идея этого конфликта и входит ли в его намерения сообщить ее читателю?
Уже на первый из заданных вопросов представлено множество далеко расходящихся ответов. Например, печально предсказуемая социологическая трактовка: Петр – символ монархии и деспотизма, Евгений – что-то около декабристов или первых разночинцев. Или более нейтральная «гегельянская» трактовка: столкновение Петра и Евгения – столкновение личности и государства, частного и целого2. Или это конфликт языческого (Петр) и христианского (Евгений) начал3. Запада и России, цивилизации и природы. Или – инвариантов пушкинского мира: «изменчивого, живого, подвижного» и «неизменного, неживого, неподвижного»4. В какую область ни переносили бы этот конфликт, неизменным оказывается одно: сложность и некатегоричность его разрешения.
Первая, самая распространенная в советской пушкинистике, социологическая трактовка МВ решает этот конфликт в пользу крайнего или умеренного либерализма Пушкина: проклятие антигуманному деспотизму или реквием по декабристскому восстанию, по восстанию вообще (если предполагается иносказание польского восстания, то дело сложнее), трагическая резиньяция вольнолюбца. Обсуждение политических взглядов Пушкина не входит в задачу этой работы, но, видимо, прав В. Виккери5, когда пытается представить социальную позицию зрелого Пушкина частным проявлением его «космического» мировоззрения. Что касается отношения Пушкина времени МВ к бунту, то интересно сопоставить со смысловой системой поэмы современную ей дневниковую запись по поводу холерного бунта: «Царю не должно сближаться лично с народом. Чернь скоро перестанет бояться таинственной власти… Доныне государь, обладающий даром слова, говорил один; но может найтиться в толпе голос для возражения. Таковые разговоры неприличны, а прения площадные превращаются тотчас в рев и вой голодного зверя»6. Узнается ситуация спора (в поэме – сцена «царь на балконе»); метафора бессловесного зверя (бунтующая Нева: «как зверь, остервенясь» и Евгений: «ни зверь, ни человек»); признание за царем «дара слова» (именно царю принадлежит осмысленное и осмысляющее слово:
С Божией стихией
Царям не совладеть);
наконец, превращение царя в «таинственную власть» (в противопоставлении «черни» и, конечно, с точки зрения этой «черни»). Отметим еще, что непосредственная хронологическая близость работы над МВ и холерного бунта помогает нам увидеть наводнение, холеру, бунт в их внутренней связи – как ряд бедствий, или проявлений Божия гнева (прямое указание на это:
Послало Небо испытанье
в Первой черновой рукописи)7. Если к этим бедствиям добавить события смерти царя и восстания декабристов (а такие аллюзии могут быть вычитаны из МВ) – мы получим полный список проявлений Божия гнева, который, видимо, отражая восприятие современников, приводит церковный писатель8. Первая черновая рукопись МВ намечает продолжение этой линии бедствий вглубь истории (наводнение 1777 года, «заметная пора»: рождение Александра I, еще живой Павел, недавняя пугачевщина)9.
Нам важно, что бунт введен в круг стихий, yже – «темных стихий», орудий небесного гнева, и события поэмы могут быть понятны как метафора общего явления, бунта – кары темной стихии10. И тематически ближайшее к МВ произведение с удивительно сходным построением конфликта – «Капитанская дочка».
В обеих вещах тема бунта излагается трехкратно: порядок – бунт и его временное торжество – месть и казнь. (В МВ все осложнено двойным проведением одного события: бунт Невы и бунт Евгения; причем в первом проведении неочевидна «месть», только намек в метафоре отступающей Невы:
…Боясь погони, утомленны
Спешат разбойники домой…
а во втором – «торжество» перенесено в несбывшееся будущее: «Ужо тебе!» В обеих вещах происшествия в человеческом мире опережает и предсказывает стихия (метель, наводнение; между прочим, стихийные бедствия, одинаково входящие в образ самой среды: метель – всегдашний ужас степи, так же, как наводнение – Петербурга).
В обеих вещах один из самых напряженных моментов в развитии конфликта – эпизод, в котором хаотическая стихия, захватив все, приходит в странную стройность, своеобразный «порядок»: сцена пения на пиру у Пугачева в Белогорской крепости и выстроенная наводнением «Венеция»:
Стояли стогны озерами,
И в них широкими реками
Вливались улицы.
В обеих вещах неуловима авторская позиция в споре сторон, конечно, далекая от категорического окрика «Дневника».
В обеих вещах грандиозной стихии противостоит комический (почти сатирический) мир мелкого быта и неодухотворенных персонажей, которые, оказавшись в позиции жертвы, теряют всякую комичность и становятся не менее патетичны, чем их стихийный противник11.
Кажется, параллель «Медный Всадник» – «Капитанская дочка» ближе подводит к конкретному смыслу конфликта, чем блестящая триада Р. Якобсона «Медный Всадник» – «Каменный гость» – «Золотой Петушок»12. Мотив оживления статуи (и не только статуи – см. дальше), действительно входящий в мир пушкинских архисюжетов, в МВ составляет форму конфликта. А в этой форме действует особый смысл, который мы ощущаем не как цепную реакцию «оживлений», а как спор и столкновение каких-то начал. Но есть ли вообще решение в этом споре? Не лучше ли увидеть в нем «идейную полифонию» или «амбивалентность» или «загадочность, входящую в самый замысел»?13
Мне кажется, в границах конфликта «порядок – стихия» ни одно из названий его неразрешимости не лучше другого. Он неразрешим не потому, что автор выбирает и не может выбрать между противоборствующими сторонами, а потому что обе они вместе противостоят чему-то иному. Вот эта третья сила, явно выписанная или держащаяся в уме, и определяет смысл конфликта. Ее можно назвать – на языке самого Пушкина – Божией стихией, светлой и не только не враждебной порядку, но тождественной ему, стихийным живым строем созвучных контрастов вроде знаменитого полтавского «ужасен – прекрасен»14. Это романтическая стихия недемонического романтизма, «нас возвышающий обман», стихия родной старины, свободных перемен и вдохновения. В «Капитанской дочке» эта вынесенная за скобки «светлая стихия» со всеми ее свойствами отнесена к идеальному миру старины, духовного дворянского наследия Гринева.
Образ этой «Божией стихии» связывает МВ еще с двумя тематическими кругами Пушкина: с его Петровской темой (особенно так, как она дана в «Полтаве») и с его поэтологией (особенно в ее повороте «мирская власть – поэт»). Сходство темы с «Божией стихией Царям не совладеть» в МВ и разных стихотворных воплощениях конфликта «поэта-пророка и царя» отметил Р. Д. Кайль15. Правдоподобие этой параллели поддерживают черты косвенной автопортретности в Евгении (см. ниже). Следствиями из этих параллелей займемся позже, а пока уточним стратегию конфликтующих сторон в МВ.
Первое, от чего нужно отказаться в описании этого конфликта, – это от закрепления его за персонажами. Образное единство Петра «Вступления» и Кумира мнимо, сомнительно функциональное персонажное единство Евгения, стихия наводнения тоже не цельный и не самостоятельный образ, а ряд метафор и подобий того или другого Петра, того или другого Евгения. Так, Петр-мститель, Петр-в-теме-Евгения – самостоятельный образ, он принадлежит бреду героя, материализует его сознание, и потому очень на него похож. Недаром внимательный исследователь стиха и стилистики МВ С. Б. Рудаков приходит к выводу о недуалистическом построении поэмы, о том, что и Евгений, и Петр в их размытой конкретности принадлежат одной теме16. К такому невероятному для «прозаического» чтения выводу17 необходимо приводит «близкое чтение», наблюдение над специфически стиховой семантикой слова и словесной композицией «петербургской повести».
Вместе с С.Б. Рудаковым отказываясь от тематического противопоставления этого Петра и этого Евгения, мы все же не отказываемся от старой идеи «сонатного построения» МВ – только двутемность поэмы представим иначе. Во-первых, не будем, как уже говорилось, сводить темы к персонажам; во-вторых, как тоже уже говорилось, будем иметь в виду три силы, распределенные по этим двум темам: не «закон» и «стихию» (или «деспотизм» и «вольность» или «неподвижное, мертвое» и «подвижное, живое»), но:
1. светлую стихию, стихийную законность, живую стройность;
2. 2а. хаотическую темную стихию, бунтующую против – 2б. мертвого закона.
Размещены они таким образом, что первая сила целиком противостоит двум другим, составляющим одну тему.
…………………………………………….мёртвый порядок
1 тема….Божия стихия…….-…….v…………………^…………..2 тема
……………………… ……………………тёмная стихия
История столкновения внутри Второй темы (условно: «темы Евгения») и составляет основное действие петербургской повести. Это и есть то неразрешимое противоречие-единство, о котором пишет Рудаков. Но им не исчерпывается смысловой итог поэмы, поскольку все оно дано на фоне другой темы (условно: «темы Петра») и оценено соотношением с ней18.
Попробуем теперь это, пока голословно объявленное, представление смысловой композиции МВ показать на непосредственном анализе поэмы, следя за развитием конфликта в собственно стиховой семантике слова — т. е. обращая внимание в основном на те моменты в слове, которые Ю. Н. Тынянов назвал «колеблющимися признаками значения»19.
II. Экспозиция конфликта, 1-я тема («Вступление»)
Ограничимся пока окончательным текстом МВ, отвлекаясь от черновых редакций, от связанных с МВ замыслов и вообще от литературного и биографического контекста поэмы20.
МВ двутемен. Раздвоенность пронизывает всю ткань петербургской повести. Одна из конкретизаций этого разномасштабного раздвоения – одновременное действие двух композиционных принципов: «поэтического», или «лирического», и «прозаического»21. Столкновение «прозаического» и «поэтического» начал яснее всего в контрасте одического «Вступления» и повествовательных частей – с их преднатуралистическими «петербургскими вершинами» и гофманианой «чиновника».
«Вступление»: широкий размах повествовательных времен, данных в плане одновременного контраста («где прежде – ныне там»), который переходит в экстатическое отсутствие грамматического времени и глагола вообще («Люблю тебя …» – и безглагольная колоннада имен, относящихся к этому «ты» как ряд внутренне созвучных эпитетов).
Повествовательные части: конкретное, прерывисто-поступательное прошедшее время.
Масштабность пейзажа «Вступления» с высоты птичьего или исторического полета – и узкое, как у персонажа, поле зрения повествовательных частей. Одушевленность, персонажность Петербурга «Вступления» в духе оды XVIII века – и город Первой части, превратившийся в «среду», в ряд натуралистических деталей.
Контрасты можно перечислять и дальше. Несоразмерность великолепного портала «Вступления» и черной лестницы «печального рассказа» провоцировала разные попытки увязать эту трудно увязываемую конструкцию, иногда фантастическим образом (как Андрей Белый, прочитавший «Вступление» прямо наоборот: вместо «люблю» – «ненавижу»22).
Но двойственность прозаического и поэтического начал не сводится к контрасту «Вступления» и повествования: и в повествовательных частях действуют оба принципа, и «Вступление», в свою очередь, не представляет монолитного единства, целиком противопоставленного повествованию.
Именно во «Вступлении» задано первое столкновение тем. Увидеть под одеждой оды сатиру на Петербург, как Белый, – значит исказить реальный смысл таких «отрицательных» деталей как «медные шапки», «однообразная красивость», «узор оград» и т. п. Ничего отрицательного и двусмысленного в них нет, поскольку язык «Вступления» – не эзопов язык, а лирическое слово, «прямо интенциональное», как назвал его М. Бахтин23. «Юный град» так же относится к «омраченному Петрограду» повествовательных частей, как «Он», чье деяние явственно уподоблено акту творения («Здесь будет …»), – к «горделивому истукану». А что во «Вступлении» перекликается с темой Евгения – это финское побережье с его «тьмой» («Лес, неведомый лучам…», «Чернели избы …», «Из тьмы лесов, из топи блат»), «бедностью» («бедный челн», «убогий чухонец»), безымянностью и сиротством («пасынок природы»). Мотивы из темы Евгения появляются до явления персонажа – и продолжаются после его гибели (пейзаж «алого острова»).
Петр-творец24 «Вступления» творит прежде всего световое явление (именно как световое явление подан Петербург): зажигает, а вернее, впускает свет («в Европу прорубить окно») в черную избу. Мотив света усилен двумя контрастами: «из тьмы лесов» – свет зажжен во тьме, и «померкла старая Москва» – свет горит на фоне другого, слабеющего перед ним света. Сами белые ночи, кажется, возникают вместе с городом. И большой список светящихся, сверкающих, пламенеющих предметов: «прозрачный сумрак, блеск безлунный», «сиянье шапок», «пламень пунша», «блеск Адмиралтейской иглы», «золотые небеса» – проводит главный семантический мотив темы – свет. К свету присоединяются и другие мотивы – строй, живость, звучность.
Восторг поэта – восторг перед творящей силой, ее быстротой, результативностью, победоносностью: «сказал – и стало». Чудесность петровского творчества усилена тем, что возникновение города подано как его собственное самостоятельное дело, быстрый послушный ответ на «великие думы»: «мосты повисли», «юный град … вознесся», «в гранит оделася Нева», «садами … покрылись острова» – точно перед нами сказочный нерукотворный город из «Сказки о Царе Салтане»25. Или создание другой, стихотворной «громады» из «Осени»26. Можно сказать, Петербург здесь слушается Петра-основателя, как конь – Петра-полководца в «Полтаве». Заключительное решение Петра: «И запируем на просторе» – и столица описана как место вечного праздника: военные парады, холостые пирушки, балы, государственные торжества. Новый город – чудесное даже не преображение, а перерождение стихии. Одна строка:
И блеск, и шум, и говор балов –
переносит сюда всю романтическую свободную стихию («И блеск, и шум, и говор волн». – «К морю»). Образ новой стихии, стихии культуры и государственности, живой и подобной до неразличимости всем четырем:
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет … –
составляет всю словесную ткань описания Петербурга. «И блеск, и шум, и говор балов» отдаются в «шипеньи пенистых бокалов», «пламени пунша», «сияньи шапок». Предметность, тяжесть растворяются в общем действии: стройной зыби, сиянье, шуме – в стройно зыблемой стихии русской государственности. Петербург «Вступления», несомненно, не «искусственный», «нерусский», каким он оказался в позднейшей традиции. Прямо из сельских зимних пейзажей сюда въезжает «дева – роза на снегу».
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз…
Живая стройная стихийность – атмосфера темы Петра. Все упорядоченное приведено в движение, материальное побеждено орнаментом («узор чугунный»).
При этом отношения нового и прежнего представлены особенным образом: это не ряд точных антиподов, а ряд чудесных соответствий, усиленных тем, что в новое описание перенесены слова из старого:
Бедный челн
По ней стремился одиноко –
корабли …
К богатым пристаням стремятся.
По мшистым топким берегам
Чернели избы …–
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся.
Наконец, перекличка «пустынных волн» – «пустынных улиц», подобная цитате из «К морю».
Кульминацией победы Петра, чье слово («Природой здесь нам суждено») живет во всей картине города, и кульминацией оды Петербургу оказывается весеннее половодье Невы. «Оживление», освобождение реки включено в режим государственной жизни, стихия свободно участвует в общем празднике.
Это «нерукотворный памятник» Петра, чудо природного и исторического творчества. Идея такого памятника прямо выражена в «Полтаве»:
Прошло сто лет
В гражданстве северной державы,
В ее воинственной судьбе,
Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,
Огромный памятник себе.
Здесь, в МВ, этот памятник – герой «Вступления», природная и превосходящая природную стихия культуры, строя, непобедимой сказочной Империи27.
Но, по странной иронии, на месте обобщения во «Вступлении» оказывается строфа, заключающая резко противоположное осмысление всего сказанного прежде:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Россия оказывается «неколебимой», стихия – побежденной и не умиренной, Петр, живущий в своем творении, – вечно спящим. На месте чудесного перерождения оказываются «вражда и плен», и, тем самым, угроза столкновения и мести. Так, при внешней непрерывности «Вступления» точка зрения резко меняется: вступает тема Евгения с ее двумя враждующими началами.
Итак, «Вступление» представляет экспозицию главного конфликта и излагает Первую тему, тему Петра. Напомним ее смысловые мотивы: свет, чудесность, праздничность, живая, разумная, стройная стихийность. Ее словесное воплощение – высокое лирическое слово.
III. Развитие конфликта в повествовательных частях
Тема Петра в своей смысловой цельности остается за пределами повествования МВ, в бурной идиллии «Вступления». Но все ее мотивы в странном и однообразном искажении появляются в частях первой и второй.
Свет превращается в неестественное пламя сквозь тьму, огонь сквозь воду:
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь…
(и почти также – о Евгении:
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь.
и о Кумире):
Лицо во мраке…
Мгновенно гневом возгоря… –
или «бледный свет» луны ненастного дня:
И бледный день уж настает,
Ужасный день!;
И озарен луною бледной…
Чудесность превращается в страшное разрушительное чудо, Божий гнев: как там Петербург чудесно «вознесся» из болот – так здесь он не менее чудесно «всплывает» из воды:
И всплыл Петрополь, как тритон,
По пояс в воду погружен».
Стихийность, подвижность превращается в темную стихию, конвульсивное метание воды (и Евгения) или механическое (погоня Кумира) движение.
Стройность оказывается оградами и оковами:
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной –
ср. ограды «Вступления» как некий наряд и украшение («В гранит оделася Нева»). Решетка из орнаментальной превращается в тюремную:
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло.
Разумность – в скудоумную рациональность «города» и в страшное прояснение безумия («В нем мысли страшно прояснились»), «Великие думы» – в «ужасные думы» («дум великих полн» – «ужасных дум Безмолвно полон»).
Тема Петра, изложенная во «Вступлении», не забыта в повествовательных частях. Она искажена, погружена во тьму – вернее, увидена глазами тьмы. Она просвечивает в двуполярной Теме Евгения и на том, и на другом полюсе. Сигнал напоминания о ней – лирическое слово на фоне прозаизирующих или иронических слов, которыми ведется тема Евгения28.
В повествовательных частях МВ действует двойной композиционный принцип: сюжетный и лирический. Сюжетная последовательность МВ, движение событий, облеченных в слова, хорошо описана29. Совсем не описана лирическая композиция – движение слов, развитие семантических мотивов. Оба композиционные принципа при этом очень существенны для МВ: поэма в большей степени «прозаична» и в большей степени «лирична», чем ее жанровые предшественники30. И событийный сюжет ее и, одновременно, словесная композиция напряженней и сами по себе, и в своем взаимодействии. Стиховые связи усложняют сюжет: каждый резкий перерыв в событийном ряду сопровождается стиховой увязкой – новая сцена начинается со второй половины разорванного стиха:
И вдруг, ударя в лоб рукою,
Захохотал.
Ночная мгла
На город трепетный сошла… –
или строкой, рифмующейся со стихами законченного отрезка:
Спешат разбойники домой,
Добычу на пути роняя.
Вода сбыла и мостовая
Открылась, и Евгений мой …
Подхват словесных мотивов усиливает сюжетные иронические рифмы: «И внуки нас похоронят» (конец мечтаний Евгения) – «Гроба с размытого кладбища» (сцена наводнения) – «Наводненье … занесло Домишко ветхий. У порога Нашли безумца моего … Похоронили ради Бога» (финал). Так ироническим и трагическим образом сбываются мечты героя.
Словарь МВ компактен, ключевые слова неоднократно повторяются, метафорические ряды неслучайны – все это стягивает внимание к развитию нескольких семантических мотивов, таких, как мотив света в теме Петра и тьмы в теме Евгения.
Тьма наступает сразу же с началом рассказа:
Над помраченным Петроградом –
свет «Вступления» погас. Второй раз он гаснет в сцене помрачения Евгения:
Захохотал.
Ночная мгла
На город трепетный сошла.
В этой тьме и происходят события поэмы. В нее погружен и Всадник: «И прямо в темной вышине Над огражденною скалою Кумир …», «Кто неподвижно возвышался Во мраке медною главой». «Ужасен он в окрестной мгле». Евгений неосознанным для себя образом связан с Петровской темой: «в минувши времена» его имя блистало». Отголоски первой темы проходят и решительно заключаются: «Но ныне светом и молвой Оно забыто». Смутная родословная связь героя с «блеском» зеркально подобна связи сияющей столицы «Вступления» с тьмой нищего побережья: «из тьмы лесов … Полнощных стран краса и диво».
Мотив тьмы развивается как ход событий в судьбе Евгения: «И полон сумрачной заботы», «Он скоро свету Стал чужд», «Ни то ни се, ни житель света», «Как обуянный силой черной». Конечно, во всех этих словах свет – lumen только колеблющийся семантический оттенок, но он явен и поддержан настойчивым проведением в разных метафорах. И вот что важно: этот мотив тьмы не закреплен за персонажем. Он начат до появления Евгения, составляет саму атмосферу событий («Уж было поздно и темно», «Мрачно было») и продолжается и после смерти героя. Такова же судьба и ведущего эпитета Евгения – «бедный». Здесь мы подходим к важному следствию словесного, надсюжетного построения МВ: оно разрушает персонажное единство героя и создает другое единство, которое и шире, и уже персонажа: шире, поскольку включает не только его, и уже, поскольку каждый «персонаж» не входит в него целиком. Три «больших» персонажа: Кумир, Евгений и наводнение – мнимые образные единства. Особенно это ясно в образе наводнения, описанном метафорами разных рядов, ведущих к разным внеперсонажным линиям поэмы.
Метафорический ряд «больного», «просящего» («Нева металась, как больной»; «И бьясь о хладные ступени, Как челобитчик») связывает воду с линией «жертв», к которым принадлежит и Евгений средних эпизодов. Метафорический ряд «зверя», «разбойника» («И вдруг, как зверь, остервенясь, На город кинулась»; «Злые волны, Как воры, лезут в окна», «Невой ограбленный подвал»; «Боясь погони, утомленны, Спешат разбойники домой, Добычу на пути роняя»; «К решеткам кинулись каналы») – связан с Евгением фазы бунта (ср. полное совпадение начала наводнения в последнем примере и начала бунта Евгения: «Его чело К решетке хладной прилегло»). Нужно заметить, что Нева опережает и прямо предвещает судьбу героя: ее метафорическая болезнь, бунт, страх погони происходит задолго до реальных происшествий и поступков Евгения. Но наводнение – зеркало не только Евгения. Метафорический ряд «войны» и «победы» (с характерным образом коня): «Но, торжеством победы полны, Еще кипели злобно волны» (ср. волн-полн – первая рифма поэмы); «И тяжело Нева дышала, Как с битвы прибежавший конь» – ведет к Петру, Петру-полководцу «Полтавы»: вот почти прямая цитата: «Швед, русский – колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет, Гром пушек, топот, ржанье, стон» – (о воде) «Так злодей … В село ворвавшись, ломит, режет, Крушит и грабит; вопли, скрежет, Насилье, брань, тревога, вой!..». Военными метафорами описаны разрушения наводнения: «Как будто в поле боевом, Тела валяются».
Евгений тоже резко меняется. В первой фазе (до трагедии) он принадлежит иронической линии «обыденного порядка, убогого быта». Это иронический, сугубо прозаичный герой, вернее, антигерой:
Что мог бы Бог ему прибавить
Ума и денег.
В эту ироническую, почти сатирическую линию входят генералы, городской «народ», граф Хвостов, чиновник, посещающий остров в финале. Вторая фаза Евгения – от первого столкновения с кумиром до второго – фаза жертвы. В линию жертвы входит Нева до наводнения и, вероятно, «покойный царь»31. Третья, короткая фаза бунта героя в словесном плане дублирует бунт воды.
Меняется и Кумир. Он не появляется без Евгения и каждый раз оказывается его увеличительным зеркалом: в первом столкновении – зеркалом его оцепенения, во втором – ужаса («Ужасен он в окрестной мгле» – ср.: «Ужасных дум Безмолвно полон», «… его смятенный ум Против ужасных потрясений Не устоял») и «оживления» («По сердцу пламень пробежал» – «Мгновенно гневом возгоря»).
Итак, можно выделить такие линии повествования внутри темы Евгения:
1. а) иронически поданный убогий порядок (жертва стихии),
б) страшный «роковой» порядок.
2. Темная обреченная стихия (жертва порядка).
Эти группы с изменчивым составом персонажей сталкиваются в разных противопоставлениях. Евгений – сначала жертва стихии, потом – жертва порядка. В кульминационной сцене Первой части (царь на балконе) «Божий гнев» несет стихия перед лицом бессильной власти, в кульминационной сцене Второй части «Божий гнев» – сама власть, мстящая бессильному бунтовщику. В обеих сценах патетична жертва. Жертве принадлежит лирическое слово: афоризм «покойного царя», два косвенных вопроса Евгения («Иль вся наша И жизнь ничто» – в Первой части и «Не так ли ты над самой бездной На высоте, уздой железной Россию вздернул на дыбы?»). Сильной стороне принадлежит молчание, рев зверя, косноязычный визг («Ужо тебе!») или «тяжело-звонкое скаканье». Но иначе и быть не может, пока мы в пушкинском мире, где «слабый всегда прав»32. Но главное в том, что при всех столкновениях противоположных начал мы находимся внутри одной темы, темы Евгения, и в позициях «слабости» и «силы» сменяют друг друга ее контрастные составные. Гармонической антитезе «ужасен – прекрасен», в теме Божией стихии здесь находится соответствие антитезе «медный – бедный». Медный, постоянный эпитет Всадника, имеет рифму-антитезу в Евгении бедном. Евгений – «бедный» на всем протяжении поэмы. Его бедность, как медь – не свойство, а строительный материал образа. История столкновения этих эпитетов многое объясняет в авторской позиции.
В одической, полнозначной речи «Вступления» «бедность» – «бедный челн», «убогий чухонец» – отчетливо уравнена с сиротством: «печальный пасынок природы». Эта метафизическая бедность переходит в славу и сияние Невы. В растворенной светом картине военной столицы медь несет блеск природной и бранной славы России: «Лоскутья сих знамен победных, Сиянье шапок этих медных». Естествен и чудесен этот скачок из нищеты в сиянье, конфликта эпитетов нет. Евгений входит в поэму со своей бедностью: «О чем же думал он? О том, Что был он беден». Характер этой бедности Пушкин недвусмысленно уточняет: «Что мог бы Бог ему прибавить Ума и денег». Затем эта прозаическая «бедность» овеществляется и совершает страшное движение по невским волнам: «Пожитки бледной нищеты … плывут по улицам». Евгений во время катастрофы становится бедным по-другому: «Он страшился, бедный, Не за себя». Эпитет деконкретизируется, становится эмоциональным очерком фигуры. Этой «бедности» (несчастности) противостоят: подчеркнуто материальный бронзовый конь Кумира – и «бедность» прежнего Евгения, уже саркастически предметная в картине оправившегося от беды города: «Сбираясь свой убыток важный На ближнем выместить». Здесь эпитет Евгения приобретает полновесный, лирический смысл: «Но бедный, бедный мой Евгений! Увы! его смятенный ум Против ужасных потрясений Не устоял». И последнее трагическое сопоставление с медью:
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь, безумец бедный
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
«Бедный» (страдающий) замкнут в смежных строфах двойной медью: медью отражения петровской славы «озарен луною … на звонко-скачущем коне») и превращенным в медь, грубо материализованным деспотом помраченного рассудка. Наконец, бедность, венчающая поэму, – посмертная бедность Евгения: «причалит с неводом туда Рыбак, на ловле запоздалый, И бедный ужин свой варит». Трудно не подумать, что на свое место вернулся из «Вступления» «финский рыболов, Печальный пасынок природы». Круг замкнулся. Все сущее опять покрыли воды33.
Тема Петра остается нетронутой разрушительной борьбой внутри темы Евгения. Ее искаженные отражения появляются и в той, и в другой составляющей этой темы, «оживляя» их в «слабой» позиции до глубокой, почти личной лирической скорби, а в «сильной» – до лирического величественного ужаса.
Скажем, наконец, что весь неразрешимый конфликт повествования, конфликт «побежденной стихии» и «таинственного закона» представляется нам теневым конфликтом; персонажи «печального рассказа» – тенями образов «Вступления» и могут быть названы так: «тень царя» и «тень поэта».
IV. Тень поэта
То, что Кумир – тень Петра, ясно из самой поэмы. А присутствие тени поэта в Евгении удостоверяют черновые редакции и близко связанные с МВ замыслы: «Езерский», «Родословная моего героя», «Моя родословная», импровизация из «Египетских ночей» («Поэт идет. Открыты вежды…»). Видно, как по ходу работы и сужения замысла герой удаляется от автора, как удаляется сам автор от текста (уничтожение лирических отступлений – о судьбе дворянства, о свободе вдохновения). Ядром расходящихся замыслов, кажется, можно считать «судьбу потомка мятежного рода», получающую и автобиографический, и персонажный оборот: ср. «С Петром мой пращур не поладил» («Моя родословная»); «При императоре Петре …» (обрыв родословной в «Езерском» и «Родословной моего героя»); «Люблю встречать их имена В двух-трех строках Карамзина» («Езерский»); «И под пером Карамзина В родных преданьях прозвучало» (МВ). Можно предложить такую схему разветвления замысла:
…………………………………родословная мятежного рода
………..пророк……………………….v…………….романтический бунтарь
………………….< ..............................................................>…………
……………………..поэт……< ....бедные потомки.....>…герой
………………….< ..............................................................>…………
литератор-аристократ, ………………….«натуральный» герой, чиновник
общественное лицо
В обеих линиях, в автобиографической, и персонажной, возникает сходный конфликт: Поэт и Царь – и, соответственно, Бедняк и Властелин. И там, и здесь стоит проблема «независимости и чести» в ее «поэтическом» и «прозаическом» повороте.
Осколки близости Евгения автору рассыпаны и в окончательной редакции МВ. Это «мечты поэта» (первоначально прямая цитата лирического отступления «Евгения Онегина»: «щей горшок да сам большой». Ср. также перекличку мечты героя: «И внуки нас похоронят» с мотивом «отеческих гробов» в поздней лирике). На месте отношений типа Автор – Онегин остается слабая связь Евгения с «бедным поэтом»: «Его пустынный уголок Отдал внаймы, как вышел срок, Хозяин бедному поэту». Многие мотивы темы Евгения оказываются сниженными отражениями мотивов поздней лирики Пушкина: мотив «приюта», «уголка» – «обитель», «заоблачная келья» (Пора, мой друг, пора!…, Монастырь на Кавказе); мотив бедности – «О бедность! Затвердил я наконец…»; мотив безумия – «Не дай мне Бог сойти с ума…». Наконец, загадочным и уже не сниженным образом совпадает «остров» смерти героя и «остров мечты» Пушкина: «Сюда порою приплывает Отважный северный рыбак … Сюда погода волновая Заносит утлый мой челнок»34.
Судьба Евгения – судьба бессловесной тени поэта, ее страдание, бунт и поражение. Поэт: славит, благодарит, восхищается. Тень Поэта: грозит, проклинает, сомневается.
Действия Кумира – действия тени пушкинского Петра (конечно, Петра художественных произведений, а не исторических трудов Пушкина). Царь: милует, дарит, ободряет. Тень Царя: мстит, отбирает, подавляет.
Легенда Поэта и легенда Петра составляют нетрагическую лучезарную область пушкинского мира. Среди обнаруженных Р. Д. Кайлем в разных масках пар «поэта и властителя», «царя и Божией стихии» недостает этой пары. Кроме «Александрийского столпа», у Пушкина есть и «огромный памятник» Петра, нерукотворный и нематериальный, как и памятник Поэта. И «земная власть» может быть вдохновенной, как «Божия гроза». Между Поэтом и Царем в этой паре – полное согласие: Петр осенен государственным вдохновением, как поэт – стихотворным (вспомним описание создания Петрограда, начатое, между прочим, «На берегу пустынных волн», т. е. там, куда бежит к приношению священной жертвы поэт); Петр свободен, как поэт («revolution incarnee»), и послушен воле природы, («Природой здесь нам суждено»); наконец, Петр делает то, к чему призывает поэт (милость к падшим): любимая ситуация изображения Петра – пир-прощение, помилование врагов и виноватых («Полтава», «Над Невою резво вьются…» и др.). Одическое обращение к Петербургу во «Вступлении» – знак этого союза (кстати, автор вписывает себя в картину града Петрова: «Когда я в комнате моей…»).
Действие же МВ помещено в теневую область жизни, в область безысходного конфликта и обоюдной мести, в трагическую тень союза власти и вдохновения, закона и свободы, Царя и Поэта. Первая область реальна в том поэтическом смысле, который Пушкин назвал «нас возвышающим обманом», в вечности и чудном мгновении. Вторая реальна, как «заржавая трубка» Бахчисарайского фонтана, как «тьма низких истин». В первой реальности Пушкин часто сомневается; в чем он не сомневается никогда – это в том, что она дороже.
Конфликт личности и государства в поэме Пушкина Медный всадник
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма «Медный всадник». Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как «полночных стран краса и диво». Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме «Медный всадник», написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для «маленького человека». Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего «на брегах Невы», восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу «дум великих полн». Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для «государственного всадника».
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он «не помнит родства», хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
«Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…».
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: «Ужо тебе!» Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, «вражду и плен старинный свой» финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы «Медный всадник». В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве «общего над частным», при явном сочувствии автора к «страданию этого частного», очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
«Пышно, горделиво» вознесся «из тьмы лесов и топи блат» город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
Во все времена взаимоотношения личности с властью беспокоили людей. Одним из первых тему конфликта личности и государства в литературе еще в V веке до нашей эры поднял Софокл. Конфликт этот был неизбежен, проблема эта оставалась актуальной и в XIX веке, во времена Пушкина, актуальна она и по сей день.
В творчестве Пушкина особое место занимает Поэма “Медный всадник”. Особенность эта заключается в том, что теперешний читатель может увидеть в ней предсказания, сбывшиеся в современной ему истории. Конфликт государства и личности имеет место и сегодня. Как и прежде, личность рискует в нем своей свободой и жизнью, а государство, своим авторитетом.
Поэма начинается чудесной картиной Петербурга, представленного перед читателем как “полночных стран краса и диво”. Совершенно другим предстает Петербург перед нами в поэме “Медный всадник”, написанной Пушкиным в 1833 году. Это столица сильного европейского государства, блестящая, богатая, пышная, но холодная и враждебная для “маленького человека”. Вид невероятного города, по человеческой воле вставшего “на брегах Невы”, восхищает. Кажется, что он преисполнен гармонии и высокого, едва ли не божественного, смысла. Тем не менее, построен он людьми, исполнявшими человеческую волю. Этот человек, воле которого послушны миллионы, воплотивший в себе идею государства, — Петр. Несомненно, Пушкин относится к Петру как к великому человеку. Поэтому-то, в первых строках поэмы, он и предстает таковым. Потеснив скудную природу, одев берега Невы в гранит, создав город, каких еще не было, он воистину величествен. Но Петр здесь еще и творец, а значит, человек. Петр стоит на берегу “дум великих полн”. Думы, мысли — еще одна черта его человеческого облика.
Итак, в первой части поэмы мы видим двойственный образ Петра. С одной стороны, он — олицетворение государства, почти Бог, своей державной волей создающий сказочный город на пустом месте, с другой — человек, творец. Но, однажды представ таким в начале поэмы, Петр дальше будет совсем другим.
Во времена, когда происходит действие поэмы, человеческая сущность Петра становится уже достоянием истории. Остается медный Петр — истукан, объект поклонения, символ державности. Самый материал памятника — медь — говорит о многом. Это материал колоколов и монет. Религия и церковь как столпы государства, финансы, без которых оно немыслимо, все объединяется в меди. Звонкий, но тусклый и отдающий в зеленцу металл, очень подходит для “государственного всадника”.
В отличие от него Евгений — живой человек. Он — полная антитеза Петру и во всем остальном. Евгений не строил города, его можно назвать обывателем. Он “не помнит родства”, хотя фамилия его, как уточняет автор, из знатных. Планы Евгения просты:
“Ну что ж, я молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов,
Уж кое-как себе устрою
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокою…”.
Чтобы пояснить суть конфликта в поэме, необходимо рассказать о ее третьем главном персонаже, стихии. Волевой напор Петра, создавший город, был не только творческим актом, но и актом насилия. И это насилие, изменившись в исторической перспективе, теперь, во времена Евгения, возвращается в виде буйства стихии. Можно даже увидеть обратное противопоставление между образами Петра и стихии. Как неподвижен, хотя и величествен, Петр, так необузданна, подвижна стихия. Стихия, которую, в конечном счете, он сам и породил. Таким образом, Петру как обобщенный образ, противостоит стихия, а конкретно — Евгений. Казалось бы, каким образом ничтожный обыватель может быть даже сравниваем с громадой медного великана?
Чтобы объяснить это, необходимо увидеть развитие образов Евгения и Петра, произошедшее к моменту их прямого столкновения. Давно перестав быть человеком, Петр теперь — медная статуя. Но на этом его метаморфозы не прекращаются. Прекрасный, великолепный всадник обнаруживает свойство стать чем-то, что больше всего напоминает сторожевого пса. Ведь именно в таком качестве он гоняется по городу за Евгением. Евгений тоже меняется. Из обывателя индифферентного он превращается в обывателя испуганного (разгул стихии!), а потом к нему приходит отчаянная смелость, позволившая ему крикнуть: “Ужо тебе!” Так встречаются в конфликте две личности (ибо теперь и Евгений — личность), пройдя к нему каждая свой путь.
Первый результат конфликта — помешательство Евгения. Но помешательство ли это? Наверное, можно сказать, что есть истины, полного значения которых не может выдержать слабый человеческий разум. Великий император, как сторожевой пес, гоняющийся за мельчайшим из своих подданных, — фигура смешная и ужасная одновременно. Поэтому понятен смех Евгения, но понятна и его душевная болезнь: он столкнулся лицом к лицу с самим государством, с его медным, безжалостным лицом.
Итак, конфликт между личностью и государством: разрешается ли он в поэме? И да, и нет. Конечно, гибнет Евгений, гибнет та личность, которая непосредственно противостояла государству в образе Медного Всадника. Бунт подавлен, но беспокоящим предостережением остается образ стихии, проходящий через всю поэму. Разрушения в городе огромны. Число жертв — велико. Стихии наводнения ничто не может противостоять. Сам Медный Всадник стоит, омываемый мутными волнами. Он тоже бессилен остановить их натиск. Все это наводит на мысль, что любое насилие неизбежно влечет за собой возмездие. Волевым, насильственным образом Петр утвердил среди дикой природы город, который вечно теперь будет подвергаться атакам стихии. И как знать, не станет ли Евгений, так зря и мимоходом погубленный, маленькой каплей гнева, исполинская волна которого однажды сметет медного истукана?
Невозможно государство, бесконечно подавляющее подданных во имя своих целей. Они, подданные, важнее и первичнее самого государства. Образно говоря, “вражду и плен старинный свой” финские волны забудут тогда, когда Евгению, для счастья со своей Парашей, не нужно будет ничьих позволений. А иначе стихия народного бунта, не менее страшная, чем стихия наводнения, свершит свой суд, не разбирая правых и виноватых. Такова, на мой взгляд, суть конфликта между человеком и государством.
Существует ряд расхожих мнений относительно того, какова же основная идея поэмы “Медный всадник”. В. Г. Белинский, утверждавший, что главная мысль поэмы заключается в торжестве “общего над частным”, при явном сочувствии автора к “страданию этого частного”, очевидно, был прав. А.С.Пушкин поет гимн столице государства Российского:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный…
“Пышно, горделиво” вознесся “из тьмы лесов и топи блат” город и стал сердцем могучего государства:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом; который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя; Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой
Местечко получу, Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..» И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.
Поэма «Медный всадник» была написана Пушкиным в 1833 году. В ней автор впервые в русской литературе противопоставил государство, олицетворенное в образе
Петра I, и человека с его личными интересами и переживаниями.
Реформы Петра I в русской истории были глубоким и всеобъемлющим переворотом, который не мог совершиться легко и безболезненно. Царь требовал от народа отдачи всех сил для достижения намеченных им целей, а это вызывало ропот и недовольство. Такое же неоднозначное отношение было и к любимому детищу Петра — Петербургу. Город олицетворял собой и величие России, и рабство ее народа. С одной стороны, это был прекрасный город с дворцами, монументами и золотыми куполами, но в то же время Петербург потрясал своей бедностью, нищетой и самой высокой смертностью в России.
Еще одним несчастьем Петербурга были страшные наводнения, которые разрушали дома и уносили человеческие жизни. Строя город на берегу Финского залива, на болоте, Петр совершенно не заботился о будущих жителях своей столицы. Петербург был построен «назло надменному соседу» и природе. И стихия словно мстила людям за их деяния. В «Медном всаднике» Пушкин описывает одно из самых страшных наводнений, которое произошло в 1824 году и вызвало страшные разрушения:
Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
В поэме два главных героя: Петр I, олицетворяющий собою государство, и бедный чиновник Евгений. Он потомок знатного, но обедневшего рода. Это трудолюбивый молодой человек, который хочет своими руками устроить свое счастье. У него есть невеста, которую он
любит и на которой, получив хорошее место, хочет жениться:
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу, Параше
Препоручу семейство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят…
Но его мечтам не суждено сбыться, так как Параша вместе со своей матерью погибает во время наводнения. Сам же Евгений сходит с ума, не перенеся душевных потрясений. Безумный, он бродит по городу и однажды оказывается возле памятника Петру I. Это Медный Всадник. И Евгению становится ясно, кто был виновником гибели его невесты, его разбитой жизни и счастья. Он бросает вызов: «Добро, строитель чудотворный! — Шепнул он, злобно задрожав, — Ужо тебе!..». И вдруг безумному кажется, что грозный царь покидает скалу и скачет за ним, чтобы наказать за дерзость:
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
После этой страшной ночи Евгений старался стороной обходить это место, а если проходил мимо, то «картуз изношенный сымал, смущенных глаз не подымал». Иными словами, он совершенно уничтожен и раздавлен государством, олицетворением которого был Петр I.
Заканчивается поэма гибелью Евгения: его нашли мертвым возле развалившегося дома Параши. Евгений является одной из невольных жертв дела Петра, а царь — косвенным виновником гибели героя. Пушкин сочувствует Евгению, он называет его несчастным, бедным, но финал поэмы является гимном государственности, гимном Петру I — самому мощному из русских самодержцев, основателю новой столицы, сблизившей Россию с Западом.
Пушкина всегда привлекала фигура Петра I, ему он посвятил множество своих произведений, и мнения критиков о том, на чьей стороне Пушкин, разошлись. Одни считали, что поэт обосновал право государства распоряжаться жизнью человека, и становится на сторону Петра, так как понимает необходимость и пользу его преобразований. Другие считают жертву Евгения неоправданной. Мне же кажется, что Пушкин впервые в русской литературе показал всю трагичность и неразрешимость конфликта между государством и отдельной личностью.