Сочинение на тему место поэта в мире ахматовой и цветаевой

13 вариантов

1. Начало 20 века в русской литературы немыслимы без имен Анны Ахматовой и Марины Цветаевой. Своим творчеством эти женщины-поэты не только украсили свое время, но и внесли, каждая по-своему, большой вклад в русскую поэзию. Их поэзия, как доказало время, вечно.
   Поэзия Анны Ахматовой – это своеобразный гимн женщине. Так, в хрестоматийном стихотворении «Сжала руки под темной вуалью» очень эмоционально обрисовываются эпизоды жизни и любви героини. Ключевые детали стихотворения передают психологический настрой лирической героини, ее душевное состояние. В этом стихотворении отражено не только минутное настроение двух влюбленных людей, но и вечная трагедия расставания:
   Как забуду? Он вышел, шатаясь.
   Искривился мучительно рот…
   Я сбежала, перил не касаясь,
   Я бежала за ним до ворот.
   Через призму сердца Ахматова воспринимает не только любовь, но и все, что происходит рядом с ней. В поэме «Реквием» мы читаем скорбные строки:
   Семнадцать месяцев кричу,
   Зову тебя домой,
   Кидалась в ноги палачу,
   Ты сын и ужас мой.
   Нет, Анна Ахматова не говорит здесь о жестокости современного ей мира. Она не говорит об ужасных годах… Поэтесса рисует образ женщины, которая провела много времени у тюремных дверей, ожидая приговора …своему ребенку! И эта женщина не одна, их тысячи – с такой же искалеченной судьбой и израненными сердцами.
   Время Великой Отечественной войны также оставило трагичный след в творчестве Ахматовой. Важно, что у нее иное видение войны, не похожее на других поэтов того времени. Поэтесса воспринимает ее, в первую очередь, как женщина, как мать:
   Щели в саду вырыты,
   Не горят они.
   Питерские сироты,
   Детоньки мои!
   Перед нами другая сторона военного времени. Ахматова говорит о детях, так как нет ничего страшнее и ужаснее, чем боль ребенка:
   Постучись кулачком – я открою
   Я тебе открывала всегда…
   Творчество Марины Цветаевой, по многим своим проявлениям, сложнее поэзии Ахматовой. Эта поэтесса считается одним из самых виртуозных художников слова начала 20 века. Ее язык, система средств художественной выразительности самобытна и нестандартна. Темы, проблемы, мотивы, которые Цветаева использует в своем творчестве, необычайно глубоки и серьезны.
   Стихи поэтессы разнообразны по мотивам и во многом интуитивны. Однако, на мой взгляд, есть нечто, объединяющее все произведения Цветаевой, – ее трагическое мироощущение – «на разрыв», которое в полной мере отразилось в творчестве поэтессы.
   Одной из ведущих тем лирики Цветаевой является тема родины, тема любви к отчему дому, Москве, России. Лишь в ранних стихах поэтессы (1916-1917 года) создается картина прекрасной страны: бесконечные дороги, багровые закаты и лиловые беспокойные зори. Позже в стихи Цветаевой вошла война, мировая, а затем гражданская. В этот период жалость и печаль переполняли ее творчество:
   Бессонница меня толкнула в путь.
   – О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой! –
   Сегодня ночью я целую в грудь
   Всю круглую воюющую Землю!..
   К революции 1917 года Цветаева относилась сложно. Поэтесса не могла принять и простить той крови, которая проливалась.
   Стихотворения Цветаевой о любви невозможно спутать с ничьими другими. Они очень пронзительны и тонки. Лирическая героиня вся отдается своему чувству, живет и дышит только им:
   Не властвовать!
   Без слов и на слово –
   Любить…Распластаннейшей
   В мире – ласточкой!
   Не могла поэтесса обойти своим вниманием и тему поэта и поэзии. В осмыслении этой темы она следует традициям русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Тютчева. По мнению Цветаевой, вдохновение – единственный повелитель поэта. Оно приходит к нему в облике огненного всадника: «С красной гривою свились волоса… Огневая полоса – в небеса!».
   По мнению Цветаевой, дорога поэта в мире нелегка. Его не понимает и не принимает эгоистичная и слепая толпа. Обыватели погрязли в быту, своих приземленных интересах и проблемах.
   Кроме того, поэт, по Цветаевой, неподвластен суду: «Я не судья поэту, И можно все простить за плачущий сонет!». Поэта не в состоянии оценить читатели, поэтому они не могут его судить. Поэт мыслит по-своему: «тьма» поэта не всегда означает зло, а высота – добро. Но оценить это сможет только время…
   Начало 20 века подарило русской литературе два гениальных имени – Ахматова и Цветаева. Творчество этих женщин самобытно и оригинально, разительным образом отличается друг от друга. Однако есть то, что родним этих великих поэтов – глубокая человечность, преданность своему «женскому» естеству, огромная любовь к Родине.

2. Не отстать тебе. Я — острожник.
   Ты конвойный. Судьба одна.
   И одна в пустоте подорожней
   Подорожная нам дана.
   М. Цветаева «Ахматовой»
   Анна Ахматова и Марина Цветаева — два ярких имени в русской поэзии. Им довелось не только жить в одно и то же время — время крушения старого мира, но и быть поэтическим голосом своей сложной эпохи.
   Обе поэтессы начали рано писать стихи. Марина — в шесть лет, а Анна — в одиннадцать, но каждой из них выпала своя трагическая судьба, каждая искала в поэзии свой собственный путь. Цветаева познакомилась с творчеством Ахматовой в 1915 году и сразу же написала стихотворение, обращенное к ней. Цветаева долгое время сохраняла к Ахматовой восторженное отношение, о чем свидетельствуют письма и дневники Марины Ивановны. Она посвятила Анне Андреевне небольшой цикл стихов, в котором выразила свое преклонение перед ней:
   И я дарю тебе свой колокольный град,
   Ахматова! — и сердце свое в придачу.
   Цветаева обращается к Ахматовой на «ты», хотя между ними не было личного общения, и горделиво утверждает:
   Мы коронованы тем, что одну с тобой
   Мы землю топчем, что небо над нами — то же!
   Этим «мы» Цветаева старается показать, что она тоже обладает поэтическим даром и стоит рядом с прославленной поэтессой.
   Ахматова благосклонно принимала поклонение Цветаевой, но никогда особенно не ценила ее творчество. Цветаева же в конце жизни резко изменила свое отношение к Ахматовой, заявив, что все, написанное ею, особенно в последние годы, очень слабо.
   Единственная встреча двух поэтесс состоялась в Москве в июне 1941 года и, нужно думать, не привела к взаимопониманию — слишком уж различны по своим творческим устремлениям и характеру были эти женщины. Действительно, Марина Цветаева считала, что поэт должен быть погружен в себя и отстранен от реальной жизни. По собственному определению, она была «чистым лириком» и поэтому самодостаточна и эгоцентрична. Несмотря на это, эгоцентризм Цветаевой не был эгоизмом, он выражался в непохожести поэтессы на других, нетворческих людей. Именно поэтому мы часто встречаем в стихотворениях Цветаевой противопоставление «я» и «они»:
   Идите же! — мой голос нем,
   И тщетны все слова.
   Я знаю, что ни перед кем
   Не буду я права.
   Ахматова же, на первый взгляд, была более приближена к реальной жизни. Встав в начале творческого пути под знамя акмеизма, она стремилась в своих стихах к предметной детализации. Все звучащие и красочные подробности входили в ее стихи, наполняя их живой силой жизни:
   Жарко веет ветер душный,
   Солнце руки обожгло.
   Надо мною свод воздушный,
   Словно синее стекло.
   Ахматовский стих произрастал из непосредственных жизненных впечатлений, хотя эти впечатления и ограничивались, особенно в раннем творчестве, заботами и интересами «своего круга».
   И Ахматова, и Цветаева много писали о любви. Любовь в их творчестве предстает чувством драматическим, а порой и трагическим:
   Брошена! Придуманное слово –
   Разве я цветок или письмо?
   А глаза уже глядят сурово
   В потемневшее трюмо.
   У Ахматовой стихи о любви — это маленькие рассказы, не имеющие ни начала, ни конца, но все же сюжетные, как, например, «Вечером», «Сжала руки под темной вуалью…» и другие. Удивительное мастерство позволяло поэтессе с помощью одной, казалось бы, незначительной детали создать определенное настроение и передать чувства героини:
   Так беспомощно грудь холодела,
   Но шаги мои были легки.
   Я на правую руку надела
   Перчатку с левой руки.
   Вот она — незначительная деталь — неправильно надетая перчатка — и перед нами нарисован образ растерянной и подавленной женщины. Мы понимаем, что ее бросил любимый, и жизнь для нее вот-вот рухнет.
   У Цветаевой сюжетности в любовных стихах практически нет, но она тоже пишет о любви не в момент счастья, а в напряженный, драматический момент:
   Хоть на алтын полюби — приму!
   Друг равнодушный! — так странно слушать
   Черную полночь в чужом дому!
   Ахматова долгое время считалась поэтом одной темы — любовной, за что ее неоднократно упрекали. К теме России она начинает чаще обращаться уже в позднем творчестве, но эта тема, в сущности, является все той же темой любви — любви к своей стране.
   Цветаева несколько лет прожила в эмиграции. Ахматова никогда не уезжала надолго. Однако обе поэтессы не принимали и не понимали революцию. Ахматова стремилась в своих стихах уйти от политики в мир человеческих чувств и отношений, а Цветаева обращалась к далекому прошлому, которое она идеализировала и романтизировала. В ее творчестве слышится тоска по героическим натурам, по идеалам рыцарства, поэтому частыми образами ее произведений становятся меч, плащ и шпага. На страницах ее стихотворений мы встречаемся с яркими личностями прошлого: Казановой, Дон Жуаном, Наполеоном, Лжедмитрием и, конечно, прекрасной Мариной Мнишек. Кроме того, что Мнишек была полячкой (а Цветаева тоже имела частичку польской крови), она, безусловно, привлекала Цветаеву еще и тем, что носила ее имя. Поэтесса очень любила свое имя и видела в нем особый смысл. Как известно, Марина — это перевод на латинский язык одного из эпитетов богини любви и красоты Афродиты. «Пелагос» (по-латыни — «Марина») означает «морская». Цветаева неоднократно раскрывала в стихах поэтический смысл своего имени, и в нем тоже видела свою непохожесть на других:
   Кто создан из камня, кто создан из глины, —
   А я серебрюсь и сверкаю!
   Мне дело — измена, мне имя Марина,
   Я — бренная пена морская.
   Море для Цветаевой — это символ творчества. Оно такое же глубокое и неисчерпаемое. Значит, человек, носящий имя Марина, — особый человек, художник.
   Ахматова также любила свое имя и считала себя достойной особого предназначения. Она видела в нем некую божественность и царственность:
   В то время я гостила на земле.
   Мне дали имя при крещенье — Анна,
   Сладчайшее для губ людских и слуха.
   Один из своих сборников Ахматова даже назвала «Anno domini». Латинское выражение, означающее «в лето господне», явно привлекало поэтессу созвучностью с ее именем Анна.
   И Ахматова, и Цветаева немало обогатили русскую поэзию. Ахматова продолжала и развивала традиции русской психологической прозы, являясь в этом смысле прямым наследником Достоевского, Толстого, Гаршина. Главным достоинством ее стиха была строго обдуманная локализованная деталь, несущая порой весь замысел. Достаточно вспомнить образ красного тюльпана в стихотворении «Не любишь, не хочешь смотреть…» Ахматова, умея очень тонко пользоваться словом, ввела в поэзию детали из обыденного мира, бытовые интерьеры, прозаизмы, которые помогали ей создавать образы, а главное — открывали внутреннюю связь между внешней средой и потаенной жизнью сердца.
   Сила стихов Цветаевой не в зрительных образах, а в завораживающем потоке все время меняющихся, глубоких ритмов. То торжественно-приподнятые, то разговорно-бытовые, то песенно-распевные, то иронически-насмешливые, они в своем богатстве передают гибкость ее интонационного строя, находятся в зависимости от ритма ее переживаний. И если Ахматова тонко чувствует русское слово, то Цветаева идет еще глубже — она способна воспринимать язык на уровне морфемы. Классическим примером в этом отношении может служить стихотворение, посвященное Борису Пастернаку:
   Рас-стояния: версты, мили…
   Нас рас-ставили, рас-садили.
   Приставка «рас» в этом стихотворении имеет особое значение. Именно умелое использование ее помогает поэтессе передать чувство разлуки, разъединенности.
   Ахматова и Цветаева — самобытные поэтессы и очень разные, но между ними немало внутреннего сходства. Они обе были именно русскими поэтессами и безгранично любили Россию. В их творчестве и судьбе отразился сложный путь русской интеллигенции, которой пришлось жить в эпоху революционных бурь и глобальных перемен.

3. Начало 20 века в русской литературы немыслимы без имен Анны Ахматовой и Марины Цветаевой. Своим творчеством эти женщины-поэты не только украсили свое время, но и внесли, каждая по-своему, большой вклад в русскую поэзию. Их поэзия, как доказало время, вечно.
   Поэзия Анны Ахматовой – это своеобразный гимн женщине. Так, в хрестоматийном стихотворении «Сжала руки под темной вуалью» очень эмоционально обрисовываются эпизоды жизни и любви героини. Ключевые детали стихотворения передают психологический настрой лирической героини, ее душевное состояние. В этом стихотворении отражено не только минутное настроение двух влюбленных людей, но и вечная трагедия расставания:
   Как забуду? Он вышел, шатаясь.
   Искривился мучительно рот…
   Я сбежала, перил не касаясь,
   Я бежала за ним до ворот.
   Через призму сердца Ахматова воспринимает не только любовь, но и все, что происходит рядом с ней. В поэме «Реквием» мы читаем скорбные строки:
   Семнадцать месяцев кричу,
   Зову тебя домой,
   Кидалась в ноги палачу,
   Ты сын и ужас мой.
   Нет, Анна Ахматова не говорит здесь о жестокости современного ей мира. Она не говорит об ужасных годах… Поэтесса рисует образ женщины, которая провела много времени у тюремных дверей, ожидая приговора …своему ребенку! И эта женщина не одна, их тысячи – с такой же искалеченной судьбой и израненными сердцами.
   Время Великой Отечественной войны также оставило трагичный след в творчестве Ахматовой. Важно, что у нее иное видение войны, не похожее на других поэтов того времени. Поэтесса воспринимает ее, в первую очередь, как женщина, как мать:
   Щели в саду вырыты,
   Не горят они.
   Питерские сироты,
   Детоньки мои!
   Перед нами другая сторона военного времени. Ахматова говорит о детях, так как нет ничего страшнее и ужаснее, чем боль ребенка:
   Постучись кулачком – я открою
   Я тебе открывала всегда…
   Творчество Марины Цветаевой, по многим своим проявлениям, сложнее поэзии Ахматовой. Эта поэтесса считается одним из самых виртуозных художников слова начала 20 века. Ее язык, система средств художественной выразительности самобытна и нестандартна. Темы, проблемы, мотивы, которые Цветаева использует в своем творчестве, необычайно глубоки и серьезны.
   Стихи поэтессы разнообразны по мотивам и во многом интуитивны. Однако, на мой взгляд, есть нечто, объединяющее все произведения Цветаевой, – ее трагическое мироощущение – «на разрыв», которое в полной мере отразилось в творчестве поэтессы.
   Одной из ведущих тем лирики Цветаевой является тема родины, тема любви к отчему дому, Москве, России. Лишь в ранних стихах поэтессы (1916-1917 года) создается картина прекрасной страны: бесконечные дороги, багровые закаты и лиловые беспокойные зори. Позже в стихи Цветаевой вошла война, мировая, а затем гражданская. В этот период жалость и печаль переполняли ее творчество:
   Бессонница меня толкнула в путь.
   – О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль мой! –
   Сегодня ночью я целую в грудь
   Всю круглую воюющую Землю!..
   К революции 1917 года Цветаева относилась сложно. Поэтесса не могла принять и простить той крови, которая проливалась.
   Стихотворения Цветаевой о любви невозможно спутать с ничьими другими. Они очень пронзительны и тонки. Лирическая героиня вся отдается своему чувству, живет и дышит только им:
   Не властвовать!
   Без слов и на слово –
   Любить…Распластаннейшей
   В мире – ласточкой!
   Не могла поэтесса обойти своим вниманием и тему поэта и поэзии. В осмыслении этой темы она следует традициям русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Тютчева. По мнению Цветаевой, вдохновение – единственный повелитель поэта. Оно приходит к нему в облике огненного всадника: «С красной гривою свились волоса… Огневая полоса – в небеса!».
   По мнению Цветаевой, дорога поэта в мире нелегка. Его не понимает и не принимает эгоистичная и слепая толпа. Обыватели погрязли в быту, своих приземленных интересах и проблемах.
   Кроме того, поэт, по Цветаевой, неподвластен суду: «Я не судья поэту, И можно все простить за плачущий сонет!». Поэта не в состоянии оценить читатели, поэтому они не могут его судить. Поэт мыслит по-своему: «тьма» поэта не всегда означает зло, а высота – добро. Но оценить это сможет только время…
   Начало 20 века подарило русской литературе два гениальных имени – Ахматова и Цветаева. Творчество этих женщин самобытно и оригинально, разительным образом отличается друг от друга. Однако есть то, что родним этих великих поэтов – глубокая человечность, преданность своему «женскому» естеству, огромная любовь к Родине.
   Беру!

4. Два
   поэта: Анна
   Ахматова и
   Марина Цветаева
   В
   сложном литературном
   мире России
   первых десятилетий
   нашего века,
   которые стали
   свидетелями
   зарождения
   и конца влиятельных
   литературных
   течений, Анна
   Андреевна
   Ахматова и
   Марина Ивановна
   Цветаева были
   наиболее
   известными
   и значительными
   поэтическими
   голосами,
   несравненными
   и единственными
   в своем роде,
   двумя поэтами
   высочайшего
   уровня, яркими
   представителями
   великой русской
   поэзии XX века
   наряду с Блоком,
   Мандельштамом.
   Маяковским
   и Пастернаком.
   Мы не собираемся
   искать здесь
   новые пути
   для выявления
   и тем более
   сопоставления
   сути их замечательной
   поэзии, но
   попытаемся
   рассмотреть
   их творчество,
   приняв во внимание
   некоторые,
   отчасти случайные,
   биографические
   совпадения,
   и прежде всего
   на фоне истории
   развития
   российской
   культуры,
   поскольку
   они сложились
   как поэты в
   период названный
   “серебряным
   веком поэзии”
   и жизнь их
   пришлась на
   то трагическое
   время, когда
   большая часть
   интеллигенции
   подвергалась
   изоляции,
   преследованиям,
   вынужденной
   эмиграции.
   Ахматова и
   Цветаева в
   истории русской
   поэзии были
   и остаются
   двумя самобытными
   и неподражаемыми
   Поэтами. Никому
   из других поэтесс,
   которых много
   было в мире
   женской поэзии,
   не удалось
   ни раньше, ни
   после них найти
   те неожиданные
   акценты, ту
   гармонию речи,
   ту несравненную
   силу и напряженную
   мысль, которые
   делают бессмертным
   поэтическое
   слово, а их
   поэзию, бесспорно,
   уникальной
   в мировой поэзии.
   За свою творческую
   самобытность
   и поэтический
   гений они
   заслужили
   самые высокие
   места на русском
   Парнасе1
   и поднялись
   еще выше, в
   космос, где
   два астероида,
   малые планеты
   солнечной
   системы, с 1982
   года носят
   их имена.
   Мы назвали
   их “Поэты”, а
   не поэтессы.
   Обе они в разное
   время отказались
   от прозаического
   термина “поэтесса”,
   идущего от
   благородного
   слова мужского
   рода “поэт”,
   приняв идею
   всемирной
   миссии Поэта
   и прекрасно
   сознавая, что
   по призванию
   обе являются
   поэтами, хотя
   и родились
   женщинами.
   Итак, этим
   двум поэтическим
   голосам, Анны
   Ахматовой и
   Марины Цветаевой,
   судьба уготовила
   высокую, но
   трудную задачу
   – поэтическим
   языком передать
   тайный личностный
   мир чувств и
   страстен, а
   также понимание
   гражданского
   долга, с разными
   акцентами,
   но с единственной
   целью – оставить
   о себе память,
   яркую, всеобъемлющую,
   выстраданную,
   где абсолютно
   все имеет значение
   и обо всем надо
   сказать.
   Земной облик
   двух поэтов
   был запечатлен
   известными
   художниками,
   рисовальщиками
   и фотографами,
   а также в поэтическом
   слове и в биографической
   и мемуарной
   прозе. Любители
   русской поэзии
   хорошо представляют
   себе ту единственную
   маленькую
   деталь, которая
   роднила их:
   “горбоносый
   профиль…”. В
   остальном не
   могло быть
   двух более
   непохожих
   людей: одна
   – аристократического
   вида, изящная,
   с царственной
   осанкой, задумчивая
   и молчаливая:
   другая – стройная,
   живая, обыкновенная,
   стесни тельная,
   с рассеянным
   взглядом зеленых
   близоруких
   глаз.
   А какими они
   видели себя?
   Какую свою
   черту считали
   наиболее
   отличительной?
   Очень совпадаем
   поэтический
   образ, нарисованный
   о себе Анной
   Андреевной
   в 1913 году, с тем,
   который художник
   Юрий Анненков
   приводит в
   своей книге
   “Дневник моих
   встреч” вместе
   с воспоминанием
   о первой с ней
   встрече2:
   На
   шее мелких
   четок ряд,
   В
   широкой муфте
   руки прячу,
   Глаза
   рассеянно
   глядят
   И
   больше никогда
   не плачут.
   И
   кажется лицо
   бледней
   От
   лиловеющего
   шелка,
   Почти
   доходит до
   бровей
   Моя
   незавитая
   челка.
   И
   не похожа на
   полет
   Походка
   медленная
   эта.
   Как
   будто под ногами
   плот,
   А
   не квадратики
   паркета.
   И
   бледный рот
   слегка разжат:
   Неровно
   трудное дыханье,
   И
   на груди моей
   дрожат
   Цветы
   небывшего
   свиданья.
   Цветаева
   сообщает о
   себе читателю
   мелкие, но
   выразительные
   подробности:
   “…мой профиль
   горбоносый
   / и лоб в апофеозе
   папиросы, / и
   вечный смех
   мой, коим всех
   морочу, / и сотня
   – на руке моей
   рабочей – / серебряных
   перстней…”.
   Поэт Николай
   Гумилев, первый
   муж Ахматовой,
   в 1912 году написал
   любопытное
   стихотворение
   “Она”, без
   посвящения,
   но в котором,
   по словам самой
   Анны Андреевны,
   говорится о
   ней3:
   Я
   знаю женщину:
   молчанье,
   Усталость
   горькая от
   слов,
   Живет
   в таинственном
   мерцанье
   Ее
   расширенных
   зрачков.
   Ее
   душа открыта
   жадно
   Лишь
   медной музыке
   стиха,
   Пред
   жизнью, дольней
   и отрадной.
   Высокомерна
   и глуха.
   Неслышный
   и неторопливый.
   Так
   странно плавен
   шаг ее,
   Назвать
   нельзя ее
   красивой,
   Но
   в ней все счастие
   мое.
   Когда
   я жажду своеволии
   И
   смел и горд
   – я к ней иду
   Учиться
   мудрой сладкой
   боли
   В
   ее истоме и
   бреду.
   Она
   светла в часы
   томлений
   И
   держит молнии
   в руке,
   И
   четки сны ее,
   как тени
   На
   райском огненном
   песке.
   Марина
   Цветаева пленяет
   волшебством
   своей поэзии
   и читателя,
   и художника,
   и поэта, и случайного
   друга. Ее внешность
   никого не
   завораживала,
   некоторые
   черты характера
   скорее отталкивали,
   нежели привлекали
   ее современников.
   “Какой она
   была?” – так
   называется
   начальная
   глава “Страниц
   воспоминаний”
   (1973-1975), которые ее
   дочь Ариадна
   посвятила
   матери4:
   “Моя мать,
   Марина Ивановна
   Цветаева, была
   невелика ростом
   – 163 см, с фигурой
   египетского
   мальчика –
   широкоплеча,
   узкобедра,
   тонка в талии.
   Юная округлость
   ее быстро и
   навсегда сменилась
   породистой
   сухопаростью;
   сухи и узки
   были ее щиколотки
   и запястья,
   легка и быстра
   походка, легки
   и стремительны
   – без резкости
   – движения…
   строгая, стройная
   осанка была
   у нее: даже
   склоняясь
   над письменным
   столом, она
   хранила “стальную
   выправку хребта”.
   Волосы ее,
   золотисто-каштановые,
   в молодости
   вившиеся крупно
   и мягко, рано
   стали седеть
   – и это еще усиливало
   ощущение света,
   излучавшегося
   ее лицом –
   смугло-бледным,
   матовым: светлы
   и немеркнущи
   были глаза –
   зеленые, цвета
   винограда,
   окаймленные
   коричневатыми
   веками. Черты
   липа и контуры
   его были точны
   и четки… нос,
   тонкий у переносицы,
   переходил в
   небольшую
   горбинку и
   заканчивался
   не заостренно,
   а укороченно…
   Две вертикальные
   бороздки разделяли
   русые брови…
   Казавшееся
   завершенным
   до замкнутости,
   до статичности,
   лицо было полно
   постоянного
   внутреннего
   движения,
   потаенной
   выразительности,
   изменчиво и
   насыщено
   оттенками,
   как небо и вода.
   Но мало кто
   умел читать
   в нем. Руки были
   крепкие, деятельные,
   трудовые. Два
   серебряных
   перстня и
   обручальное
   кольцо – никогда
   не снимавшиеся
   – не привлекали
   к рукам внимания,
   не украшали
   и не связывали
   их, а естественно
   составляли
   с ними единое
   целое. Голос
   был девически
   высок, звонок,
   гибок. Речь
   – сжата, реплики-формулы.
   Умела слушать;
   никогда не
   подавляла
   собеседника,
   но в споре была
   опасна: на
   диспутах,
   дискуссиях
   и обсуждениях,
   не выходя из
   пределов леденящей
   учтивости,
   молниеносным
   выпадом сражала
   оппонента.
   Была блестящим
   рассказчиком.
   Стихи читала
   не камерно,
   а как бы на
   большую аудиторию.
   Читала темпераментно,
   смыслово, без
   поэтических
   “подвываний”,
   никогда не
   опуская (упуская!)
   концы строк:
   самое сложное
   мгновенно
   прояснялось
   в ее исполнении…
   Ненавидела
   быт – за неизбывность
   его, за бесполезную
   повторяемость
   ежедневных
   забот, за то,
   что пожирает
   время, необходимое
   для основного.
   Терпеливо и
   отчужденно
   превозмогала
   его всю жизнь…
   Была человеком
   слова, человеком
   действия,
   человеком
   долга. При всей
   своей скромности
   знала себе
   цену”.
   Насколько
   непохожи А.
   Ахматова и
   М. Цветаева
   как внешне,
   так и по творческому
   почерку и
   эмоциональности,
   настолько в
   одинаковой
   мере их ужасает
   пустота слова.
   Их поэзия
   завоевала
   сердца читателей
   благодаря
   особой выразительности,
   достигавшейся
   своеобразной
   манерой письма:
   рассудочная,
   насыщенная,
   выстраданная
   трансформация
   мыслей в простые
   слова – у одной:
   жизненная,
   духовная и
   физическая
   потребность,
   страдание и
   лихорадочный
   повседневный
   поиск самовыражения
   – у другой. Их
   сложные отношения
   с внешним миром
   выражались
   очень сходным
   образом: именно
   их внутренний
   мир способствовал
   раскрытию
   другого мира,
   лишая его
   материального
   покрова. Вот
   что говорит
   Ахматова в
   своем втором
   поэтическом
   сборнике поз
   названием
   “Четки”5:
   У
   меня есть улыбка
   одна:
   Так,
   движенье чуть
   видное губ.
   Для
   тебя я ее берегу
   –
   Ведь
   она мне любовью
   дана.
   Позже
   в “Реквиеме”
   она скажет:
   Нет,
   это не я, это
   кто-то другой
   страдает.
   Я
   бы так не могла,
   а то, что случилось,
   Пусть
   черные сукна
   покроют.
   И
   пусть унесут
   фонари…
   Ночь.
   Этому
   созвучно то,
   что Цветаева
   говорит в
   стихотворении
   “После России”6:
   В
   мире, где реки
   вспять,
   На
   берегу – реки,
   В
   мнимую руку
   взять
   Мнимость
   другой руки…
   И
   еще:
   Знаю
   все, что было,
   все, что будет,
   Знаю
   всю глухонемую
   тайну.
   Что
   на темном, на
   косноязычном
   Языке
   людском зовется
   –
   Жизнь.
   Здесь
   явственно
   проступает
   печальное
   видение внутреннего
   мира, который
   подчеркивает
   хрупкость
   действительности,
   что находит
   выражение в
   изображении
   предметов с
   размытыми
   очертаниями,
   постоянно
   меняющихся
   в непрерывном
   потоке образов.
   Перед нами
   все время
   возникают
   различные
   картины, которые
   отражают неясные
   отношения
   поэтического
   “я” с природой,
   уведенной
   через столь
   впечатляющие
   ее элементы,
   как море и горы.
   У ранней Ахматовой
   часто повторяется
   воспоминание
   о “ее” море,
   символе периода
   “меланхолического
   счастья”, Гора
   – это божество
   для Марины
   Цветаевой:
   “Гopa – это прежде
   всего мои ноги…
   точность
   воздвигнутого
   творения… Люблю
   все вертикальное:
   ходьба, гора…”.
   Женщина ищет
   в страдании
   воплощение
   своего лирического
   “я”, устремляя
   вверх, к “горе”
   всю тяжесть
   той воображаемой
   “горы” “горя”,
   что неумолимо
   ведет к концу,
   и в посвящении
   “Поэмы горы”
   она пишет:
   Вздрогнешь
   – и горы с плеч,
   И
   душа – горе!
   Дай
   мне о горе спеть:
   О
   моей горе.
   Море
   и горы обоими
   поэтами понимаются
   как внутреннее
   состояние,
   поскольку
   это относится
   к области чувств,
   ко времени и
   к определенным
   моментам их
   жизни. Творчество
   – это игра воображения,
   которое черпает
   силу в действительности.
   Но существует
   ли на самом
   деле для поэта
   действительность?
   Какова она
   для них и что
   значила в
   творческом
   процессе? Для
   Цветаевой
   это было “ремесло”,
   каждодневный
   труд: “Вдохновение
   и неустанная
   работа – вот
   поэт… чувство
   ответственности,
   неизбежное,
   невозможное
   иначе…”. Это
   жизненный
   процесс, включающий
   и простые веши,
   которые в силу
   их постоянного
   присутствия
   становятся
   поэтическим
   сюжетом: “Спасибо
   за то, что шел
   со мною…” – пишет
   она в длинном
   стихотворении
   “Стол”. И вместе
   с письменным
   столом она
   славит свое
   тридцатилетнее
   “ремесло” –
   поэтическое
   творчестве):
   Тридцатая
   годовщина
   Союза
   – верней любви.
   Я
   знаю твои морщины.
   Как
   знаешь и ты
   мои.
   Которых
   – не ты ли – автор?
   Анна
   Ахматова, как
   свидетельствуют
   ее биографы,
   создавала
   стихи в уме,
   мысленно их
   долго обтачивала,
   нашептывала
   про себя слова
   и лишь после
   этого записывала
   то, что воспринималось
   на слух: на белый
   лист бумаги
   стихи ложились
   в окончательном
   варианте. Ахматова
   и в зрелом
   возрасте
   прислушивалась
   к чужому мнению,
   не отвергала
   советов. Цветаева
   никогда не
   шла на компромиссы,
   поэзия для
   нее была не
   только поэтическим
   словом, но самой
   жизнью, ритмической
   структурой,
   слуховой и
   зрительной
   композицией.
   Основополагающий
   элемент у обеих
   – это поэтическое
   слово, потому
   что оно – сама
   память, наблюдение
   действительности
   и отражение
   внутренних
   конфликтов;
   оно наполняется
   смыслом через
   безыскусное
   повествование
   о простых вещах
   – у одной, и
   конвульсивными,
   контрастирующими
   акцентами,
   зачастую
   метафизическим
   языком – у другой.
   И над всем этим
   животворная
   любовь, дающая
   жизнь словам,
   и потому она
   должна быть
   исключительной,
   выстраданной,
   необычной,
   не мешающей
   воображению:
   так происходит
   у юной Анны
   в ее воспоминании
   о любви, которая
   вызываем смутную
   сердечную
   боль и приносит
   страдание.
   Налет печали,
   связанный с
   образом Ахматовой,
   являющийся
   частью ее
   жизнеописания,
   представляет
   собой, несомненно,
   далеко не
   второстепенный
   элемент типично
   женского обаяния,
   по многим
   признакам
   присущего
   романтизму.
   В ее ранней
   поэзии часто
   повторяется
   тема любви,
   но описания
   любовных мук
   не кажутся
   убедительными.
   В последующие
   годы уже не
   будет места
   для страданий,
   связанных с
   расставаниями
   и несостоявшимися
   встречами.
   Любовь станет
   памятью прошлого,
   и мир Ахматовой
   будет меняться
   вместе с переменами
   в жизни миллионов
   ее соотечественников.
   Верх возьмут
   непоправимое
   горе и глубокие
   страдания
   жены, матери,
   гражданки.
   Теперь перед
   нами уже другая
   женщина и иной
   поэт:
   Показать
   бы тебе, насмешнице
   И
   любимице всех
   друзей,
   Царскосельской
   веселой грешнице,
   Что
   случится с
   жизнью твоей
   –
   Как
   трехсотая, с
   передачею,
   Под
   Крестами будешь
   стоять
   И
   своей слезою
   горячею
   Новогодний
   лед прожигать.
   Там
   тюремный тополь
   качается,
   И
   ни звука – а
   сколько там
   Неповинных
   жизней кончается…
   Марина
   Цветаева, полагаю,
   была одной
   из самых сложных
   женских фигур
   в мире русской
   поэзии: двойственная
   и противоречивая,
   идущая против
   течения, под
   впечатлением
   от экзальтации,
   исходящей от
   проигрыша,
   отрицания,
   вплоть до
   самоуничтожения.
   В Цветаевой
   чувствуется
   необыкновенная
   гордость одинокой
   женщины, с
   постоянной
   потребностью
   любви, необъятной,
   единственной
   и бессмертной,
   как… жизнь в
   час смерти.
   И Марина эту
   невозможную
   любовь создавала
   через свое
   лирическое
   “я” и разрушала
   ее, когда уже
   не было полного
   соответствия.
   Если Анна Ахматова
   была любима,
   сознавая свое
   обаяние, не
   лишенное доли
   самолюбования,
   то Марина Цветаева
   искала любовь
   повсюду, вне
   себя. Но не она
   была “субъектом”
   любви, а ее душа.
   Жизненная
   потребность
   Цветаевой –
   писать каждый
   день, чтобы
   сознавать
   себя живым
   созданием,
   ощущать в себе
   самые возвышенные
   чувства, возвеличивать
   их сверх всякой
   меры – вплоть
   до трезвой
   решимости
   “больше не
   существовать”,
   потому что
   никакая “абсолютная”
   любовь не могла
   более питать
   ее вдохновение7.
   Анна Андреевна
   до конца находила
   в себе самой,
   в своей внутренней
   любви силу,
   чтобы жить и
   преодолевать
   трудности,
   которые жизнь
   уготовила ей
   самой и ее Музе.
   Марина, внешне
   такая сильная
   и решительная,
   не нашла этого
   мужества, чтобы
   жить, ни в себе,
   ни в других,
   которые могли
   и должны были
   ей помочь.
   Обеих роднит
   любовь к своей
   русской земле,
   к поэтической
   традиции, к
   поискам в области
   языка и, прежде
   всего, общих
   корней, восходящих
   к Пушкину. Их
   отношение к
   Пушкину, поэту
   и человеку,
   было совершенно
   различным.
   Ахматова, после
   публикации
   в 1933 году первого
   очерка, навеянного
   мотивами
   пушкинской
   “Сказки о золотом
   петушке” и
   чтением книги
   Вашингтона
   Ирвинга “Альгамбра”,
   затем в течение
   более тридцати
   лет последовательно
   и глубоко
   продолжала
   исследовать
   творчество
   поэта, регулярно
   обращаясь к
   источникам.
   В итоге она
   предложила
   свой тщательный
   анализ отдельных
   его произведений,
   осветив некоторые
   аспекты жизни
   и творчества
   великого поэта,
   о чем можно
   прочитать в
   ее сборнике
   “О Пушкине”,
   убедившись
   вновь в ее
   поэтическом
   искусстве на
   примере перевода
   на русский
   язык стихов,
   написанных
   Пушкиным
   по-французски.
   Цветаева
   же, наоборот,
   прочитав всего
   две работы о
   нем (“Дуэль и
   смерть Пушкина”
   П. Щеголева
   и “Пушкин в
   жизни” В. Вересаева),
   создала свой
   образ поэта,
   связав его с
   первыми воспоминаниями
   детства, когда
   в комнате матери
   она увидела
   картину “Дуэль”:
   две фигуры в
   черном поддерживают
   третьего, в
   то время как
   на заснеженном
   фоне меж голых
   ветвей удаляется
   тень другого
   человека. Пушкин
   и Дантес станут
   ее персонажами.
   Возможно. Марина
   Цветаева так
   и не прочитала
   статей Ахматовой
   – важных, глубоких,
   особо значимых
   с точки зрения
   остроты психологических
   наблюдений.
   В 50-х годах Ахматова
   прочла эссе
   “Мой Пушкин”8,
   написанное
   Цветаевой в
   1937 году, и дала
   ему такую оценку:
   “подобной
   пушкинистке…
   нельзя было
   позволить
   даже приближаться
   к Пушкину…”.
   Как поэты они
   познакомились
   довольно рано,
   в 1912 году, когда
   Цветаева впервые
   прочитала
   стихи из сборника
   “Вечер”, после
   чего у нее
   возникло чувство
   безграничного
   восхищения
   Ахматовой. В
   1916 году она посвятила
   ей целый цикл
   из 13 стихотворении
   (из которых
   десятое не
   завершено).
   Содержание
   писем, отправленных
   “петербургской
   сестре”, свидетельствует
   о типичной
   для Цветаевой
   эмоциональной
   восторженности:
   “Ах, как я Вас
   люблю, и как
   я Вам радуюсь,
   и как мне больно
   за Вас, и высоко
   от Вас!”. Между
   ними никогда
   не было настоящего
   соперничества
   или ревности.
   Вспоминая о
   своей поездке
   в Петербург
   зимой 1915 года,
   спустя двадцать
   лет Марина
   Цветаева напишет:
   “Читаю весь
   свой стихотворный
   1915 год – а все мало,
   а все – еще хотят.
   Ясно чувствую,
   что читаю от
   Лица Москвы
   и что этим лицом
   в грязь – не
   ударяю, что
   возношу его
   на уровень
   лица – ахматовского.
   Ахматова! – Слово
   сказано. Всем
   своим существом
   чую напряженное
   – неизбежное
   – при каждой
   моей строке
   – сравнивание
   нас (а в ком – и
   стравливание):
   не только
   Ахматовой и
   меня, а петербургской
   поэзии и московской.
   Но, если некоторые
   ахматовские
   ревнители
   меня против
   меня слушают,
   то я – то читаю
   не против
   Ахматовой, а
   – к Ахматовой.
   Читаю, – как
   если бы в комнате
   была Ахматова,
   одна Ахматова.
   Читаю для
   отсутствующей
   Ахматовой.
   Мне мой успех
   нужен, как прямой
   провод к Ахматовой.
   И если в данную
   минуту хочу
   явить собой
   Москву – лучше
   нельзя, то не
   для того, чтобы
   Петербург –
   победить, а
   для того, чтобы
   эту Москву –
   Петербургу
   – подарить,
   Ахматовой
   эту Москву в
   себе, в своей
   любви, подарить,
   перед Ахматовой
   – преклонить…
   Что я и сделала,
   в июне 1916 года,
   простыми словами:
   В
   певучем граде
   моем купола
   горят,
   И
   Спаса Светлого
   славит слепец
   бродячий… –
   И
   я дарю тебе
   свой колокольный
   град,
   Ахматова!
   и сердце свое
   в придачу.
   Чтобы
   все сказать:
   последовавшими
   за моим петербургским
   приездом стихами
   о Москве я обязана
   Ахматовой,
   своей любви
   к ней, своему
   желанию ей
   подарить что-то
   вечнее любви,
   то подарить
   ей – Кремль, я
   бы наверное
   этих стихов
   не написала.
   Так что соревнование,
   в каком-то смысле,
   у меня с Ахматовой
   – было, но не
   сделать лучше
   нее, а – лучше
   нельзя, и это
   лучше нельзя
   – положить к
   ногам…”.
   Только позднее,
   в 1940 году, по
   возвращении
   на родину через
   семнадцать
   лет, Марина
   Цветаева, после
   публикации
   сборника Анны
   Ахматовой
   “Из шести книг”9,
   переменила
   свое восторженное
   отношение к
   ней на суждение,
   продиктованное
   незнанием
   того, что произошло
   с “Музой плача,
   прекраснейшей
   из Муз!”10.
   “Прочла – перечла
   – почти всю книгу
   Ахматовой, и
   – старо, слабо.
   Часто (плохая
   и верная примета)
   совсем слабые
   концы, сходящие
   (и сводящие)
   на нет… Просто
   был 1916 год, а у
   меня было
   безмерное
   сердце, и была
   Александровская
   слобода, и была
   малина и была
   книжка Ахматовой…
   Была сначала
   любовь, потом
   – стихи… Непоправимо
   – белая страница…
   Но что она делала:
   с 1914 г. по 1940 г.? Внутри
   себя, Эта книга
   и есть “непоправимо-белая
   страница”…”.
   Это суждение
   об Анне Ахматовой
   выпадает из
   общего ряда.
   Трагические
   обстоятельства
   сказались и
   на хронологии
   – ключе к пониманию,
   столь важному
   для самой
   Цветаевой,
   которая на
   вопрос “Почему
   вы пишете такие
   разные стихи?”
   – ответила –
   “Потому что
   и годы разные”.
   Ахматова,
   со своей стороны,
   ни разу не
   ответила
   взаимностью
   на восторженное
   отношение к
   ней Цветаевой.
   У них была только
   одна настоящая
   встреча. 7 и 8
   июня 1941 года, во
   время приезда
   Ахматовой в
   Москву. Об этой
   встрече Ахматова
   пишет с иронической
   интонацией
   в заметках
   от 1959 года, хранящихся
   в разных архивах:
   “Наша первая
   и последняя
   двухдневная
   встреча произошла
   в июне 1941 г. на
   Большой Ордынке.
   17. в квартире
   Ардовых (день
   первый) и в
   Марьиной роще
   у Н.И. Харджиева
   (день второй
   и последний).
   Страшно подумать,
   как бы описала
   эти встречи
   сама Марина,
   если бы она
   осталась жива,
   а я бы умерла
   31 августа 41 г.
   Это была бы
   “благоуханная
   легенда”, как
   говорили наши
   деды. Может
   быть, это было
   бы причитание
   по 25-летней
   любви, которая
   оказалась
   напрасной,
   но во всяком
   случае это
   было бы великолепно.
   Сейчас, когда
   она вернулась
   в Москву такой
   королевой и
   уже навсегда
   (не так, как та.
   с которой она
   любила себя
   сравнивать,
   т.е. с арапчонком
   и обезьянкой
   в французском
   платье с большим
   декольте), мне
   хочется просто
   “без легенды”
   вспомнить
   эти два дня.
   Марина ушла
   в заумь. См.
   “Поэму воздуха”.
   Ей стало тесно
   в рамках Поэзии.
   Она – подобна
   дельфину, как
   говорит у Шекспира
   Клеопатра об
   Антонии. Ей
   было мало одной
   стихии. и она
   удалилась в
   другую или в
   другие”. Это
   не единственное
   свидетельство
   той памятной
   встречи! Существуют
   и другие, противоречивые
   версии, согласно
   которым обе
   женщины виделись
   недолго, потом
   пошли в театр,
   либо в театр
   они пошли лишь
   во второй день
   и расстались
   до начала
   спектакля, а
   согласно другой
   версий, в театр
   Ахматова
   отправилась
   одна. О чем они
   говорили при
   встрече? Первая
   дочь Марины
   Цветаевой
   Ариадна Эфрон,
   встретившаяся
   с Анной Андреевной
   после своего
   возвращения
   из ссылки,
   цитирует ее
   слова в книге
   воспоминаний
   “О Марине
   Цветаевой”:
   “М.И. много мне
   рассказывала
   про свой приезд
   в СССР, про Вас
   и Вашего отца
   и про все то,
   что произошло…
   читала мне
   свои стихи,
   которые я не
   знала…”. Ариадна
   добавляет:
   “Рассказала,
   что мама, будучи
   у нее, переписала
   ей на память
   некоторые
   стихи, особенно
   понравившиеся
   А.А., и кроме того
   подарила ей
   отпечатанные
   типографически
   оттиски поэм
   – “Горы” и “Конца”…
   М.И. подарила
   мне вот это
   – янтарные бусы,
   старинные…”.
   Анна Ахматова
   и Марина Цветаева
   – это два Попа.
   два астероида
   мировой поэзии.
   Они ославили
   в истории
   современной
   поэзии ярчайший
   след, уходящий
   дальше полета
   кометы и выше
   птиц. Они такие
   разные и такие
   похожие в своем
   духовном
   одиночестве,
   в драматизме
   жизненных
   судеб, в поэтическом
   предназначении.
   Когда осенью
   1939 года Ахматова
   узнала об аресте
   дочери и мужа
   Цветаевой, с
   Мариной ее
   сроднило
   собственное
   горе, связанное
   с судьбой сына
   Льва. К тому
   времени уже
   была написана
   большая часть
   “Реквиема”,
   и 10 марта 1940 года
   “Эпилог” будет
   завершен
   следующими
   стихами:
   И
   пусть с неподвижных
   и бронзовых
   век
   Как
   слезы струится
   подтаявший
   снег,
   И
   голубь тюремный
   пусть гулит
   вдали.
   И
   тихо идут по
   Неве корабли.
   16
   марта, словно
   в непрерывном
   потоке горя,
   из дома на
   Фонтанке
   появляются
   стихи, посвященные
   Цветаевой –
   “Поздний ответ”,
   а двадцать
   лет спустя,
   10 ноября 1961 года,
   в четверостишии
   из стихотворения
   “Нас четверо”
   происходит
   признание
   поэтической
   души Цветаевой:
   Двух?
   А еще у восточной
   стены,
   В
   зарослях крепкой
   малины.
   Темная,
   свежая ветвь
   бузины…
   Это
   – письмо от
   Марины.
   Стихи
   “Поздний ответ”,
   которые Марина
   так никогда
   и не прочитала,
   отмечены печатью
   общего призванья
   и духовного
   единения,
   возносятся
   над самой жизнью,
   отмеченной
   горем и глубокими
   ранами; они
   – между Музой,
   которая была
   выразительницей
   поэтического
   и человеческого
   смысла той
   эпохи, и поэтической
   Душой в ее
   всеобъемлющей
   сути, вне времени
   и пространства:
   Поздний
   ответ
   М.И.
   Цветаевой
   Белорученька
   моя, чернокнижница…
   Невидимка,
   двойник, пересмешник.
   Что
   ты прячешься
   в черных кустах.
   То
   забьешься в
   дырявый скворечник,
   То
   мелькнешь на
   погибших крестах.
   То
   кричишь из
   Маринкиной
   башни:
   “Я
   сегодня вернулась
   домой.
   Полюбуйтесь,
   родимые пашни,
   Что
   за это случилось
   со мной.
   Поглотила
   любимых пучина,
   И
   разрушен
   родительский
   дом”.
   Мы
   с тобою сегодня,
   Марина,
   По
   столице полночной
   идем,
   А
   за нами таких
   миллионы,
   И
   безмолвнее
   шествия нет,
   А
   вокруг погребальные
   звоны,
   Да
   московские
   дикие стоны
   Вьюги,
   наш заметающей
   след.
   16
   марта 1940 г.
   Фонтанный
   Дом

5. Русская поэзия XX века обогатилась именами двух великих поэтов-женщин: А. Ахматовой и М. Цветаевой. Жизненные пути их были несхожи, да и не могли быть схожими из-за разности характеров и манер, из-за рокового сцепления случайностей (у каждой по-своему), которые определяют судьбу. Лишь однажды, в июне 41-го года, они свиделись в Москве в течение двух дней. Это произошло за несколько месяцев до самоубийства Цветаевой. Ахматова пережила ее на четверть века.
   Их имена стоят в русской поэзии рядом. И, переплетаясь, звучат для нас зачастую в унисон: то сдержанно-взволнованная, словно поднимающаяся из глубин женской души четкая ахматовская речь; то напряженная, захлебывающаяся, балансирующая на разорванном дыхании драматическая цветаевская скороговорка. При всей несхожести две эти поэтические стихии обречены на нескончаемый диалог, на определенное соперничество. Чувство Родины по-разному проявилось в их творчестве. Ахматова осталась в голодной, окровавленной, разграбляемой стране и «равнодушно и спокойно» пре небрегла зовом чужбины. Стихи 1921 года отмечены трагизмом переживаний по поводу смерти А. Блока и расстрела Н. Гумилева.
   Заплаканная осень, как вдова,
   В одеждах черных, все сердца туманит…
   Перебирая мужнины слова,
   Она рыдать не перестанет…
   Если внимательно прочитать стихотворения Цветаевой 1918-1921 годов, то можно ясно увидеть, что она не могла и не хотела смириться с насилием, террором, которые были роковым знамением времени:
   Мир без вести пропал. В нигде –
   Затопленные берега…
   М. Цветаева уехала из революционной России и стала эмигранткой. Но сила притяжения родной земли не ослабевала с годами.
   Простите меня, мои годы!
   Простите меня, мои реки!
   Простите меня, мои нивы!
   Простите меня, мои травы!
   Цветаева изранила свою душу вдали от Родины в попытках «из сырости и шпал» восстановить в себе Россию. В «Стихах к сыну» поэтесса не без гордости восклицает: «Призывное: СССР, – не менее во тьме небес призывное, чем: SOS». Цветаева, пережив 16 лет эмиграции, возвращается в Россию:
   Даль, отдалившая мне близь,
   Даль, говорящая: – «Вернись
   Домой!» Со всех – до горных звезд –
   Меня снимающая с мест!
   Мечта о счастливой жизни в России разбилась: вся семья Цветаевой пала жертвой законов тоталитарного государства. «Так край меня не уберег!..» – горестно восклицает Цветаева.
   Также, как эмигрантку Цветаеву, власти не оценили и не уехавшую из России Ахматову. Ахматова не стала пролетарской поэтессой, ибо не могла лукавить, кривить душой. В ее стихах «Белая стая», «Подорожник», «Алло Domini» и других спышатся мотивы гпубокой тревоги, небпагопопу- чия, роковой обреченности:
   Все грозней бушует, непреклонный,
   Словно здесь еретиков казнят…
   Ведя разговор со своей совестью, Ахматова
   пишет:
   Я говорю: «Твое несу я бремя
   Тяжелое, ты знаешь, сколько лет».
   Но для нее не существует время,
   И для нее пространства в мире нет.
   Страшные годы сталинского террора: арест в 1938 году сына Льва Гумилева, боль за него, за судьбы близких и далеких людей вылились в поэму «Реквием»:
   Разлучили с единственным сыном,
   В казематах пытали друзей,
   Окружили невидимым тыном
   И, до самого края доведши,
   Почему-то оставили там…
   Эта поэма не могла появиться в те годы, ее бережно хранила память. Вплоть до 1962 года поэма была известна лишь близким Ахматовой. Да разве могли быть напечатанными хотя бы такие строчки:
   Звезды смерти стояли над нами,
   И безвинная корчилась Русь
   Под кровавыми сапогами
   И под шинами черных «марусь».
   В годы Отечественной войны, когда Цветаевой уже не было в живых, Ахматова, будучи в эвакуации в Ташкенте, писала скорбные, мужественные произведения о страшном времени: «Мужество», «Памя ти друга», «Постучись кулачком – я открою…»
   А после войны Ахматову пытались уничтожить как поэта. В1946 году в позорном постановлении ЦК ВКП(б), отмененном лишь в 1989 году (через 23 года после ее смерти), много грубого, несправедливого, жестокого было сказано в адрес Зощенко и Ахматовой:
   Теперь меня позабудут,
   И книги сгниют в шкафу,
   Ахматовской звать не будут
   Ни улицу, ни строфу…
   Подобное состояние пережила в 40-е годы и Цветаева:
   Вскрыла жилы: неостановимо,
   Невосстановимо хлещет жизнь…
   Невозвратно, неостановимо,
   Невосстановимо хлещет стих.
   Но несмотря на все испытания, которые сопровождали их всю жизнь, обе создали потрясающую лирику о любви. Стихи ошеломляют откровениями страсти.
   У Ахматовой:
   Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
   Все, что было! Уйдешь, я умру…»
   Улыбнулся спокойно и жутко
   И сказал мне: «Не стой на ветру»…
   У Цветаевой:
   …Я глупая, а ты умен.
   Живой, а я остолбенелая.
   О вопль женщин всех времен:
   «Мой милый, что тебе я сделала?»
   В качестве диалога двух поэтов можно считать их слова о первопричинах рождения поэзии.
   У Ахматовой:
   Когда б вы знали, из какого сора
   Растут стихи, не ведая греха…
   У Цветаевой:
   Стихи растут как звезды и как розы.
   У Ахматовой и Цветаевой была безраздельная власть над словами и они знали цену стихов друг друга. Цветаева всегда чрезвычайно высоко ставила творчество Ахматовой:
   В певучем граде моем купола горят,
   И Спаса светлого славит слепец бродячий!..
   – И я дарю тебе свой колокольный град,
   Ахматова! – и сердце свое впридачу!
   Ахматова написана стихотворение, посвященное Марине Ивановне и ее судьбе, где были такие строки:
   Поглотила любимых пучина,
   И разграблен родительский дом…
   Они ушли из жизни по-разному, как и жили. Цветаева, так и не нашедшая себе места на земле – ни на чужбине, ни на родине, – сама торопит свой уход: «я тебя высоко любина – я себя схоронила в небе». Ахматова, прошедшая земной путь до конца и сполна испившая чашу страданий, пережившая многое и многих близких, обращает свой мудрый взгляд с зем- ли на небо: «Все души милых на высоких звездах».
   И Ахматову, и Цветаеву можно любить по-разному. Но одно их объединяет определенно: это два талантливейших русских поэта, поражающие в своем творчестве поэтическим предвидением, тонким проникновением в суть человеческой жизни, необыкновенным лиризмом и яркой ритмомелодикой.

6. В этих стихах к
   А. Блоку повторение слова снег превращает его в многозначный символ. В его
   значение входит и символика самого Блока, и холод в его облике и в облике его
   города, и холод дистанции, и даже погода Петербурга. Броня холода, скрывающего
   «тайный жар», – вот глубинный смысл этого символа. «Тайный жар» внутренне
   связывает Цветаеву с Блоком.
   Ритм, который
   слышит Цветаева (по ее словам, она работала со слуха), требует симметричного
   построения строк, строф и композиции стихотворения в целом.
   Для мышления
   Цветаевой особенно характерны сопоставления и противопоставления, нередко
   охватывающие весь текст:
   Я – страница
   твоему перу.
   Все приму. Я
   белая страница.
   Я – хранитель
   твоему добру:
   Возращу и
   возвращу сторицей.
   Я – деревня,
   черная земля.
   Ты мне – луч и
   дождевая влага.
   Ты – Господь и
   Господин, а я –
   Чернозем – и
   белая бумага!
   Строфа из цикла
   стихов «Стол»:
   Вы – с отрыжками,
   я – с книжками,
   С трюфелем, я – с
   грифелем,
   Вы – с оливками,
   я – с рифмами,
   С пикулем, я – с
   дактилем.
   Многие стихи с
   синтаксическими и лексическими повторами звучат как заклинания. Вот две строфы
   из стихотворения «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес»:
   Я тебя отвоюю у
   всех земель, у всех небес,
   Оттого что лес –
   моя колыбель и могила – лес,
   Оттого что я на
   земле стою – лишь одной ногой,
   Оттого что я о
   тебе спою – как никто другой.
   Я тебя отвоюю у
   всех времен, у всех ночей,
   У всех золотых
   знамен, у всех мечей,
   Я закину ключи и
   псов прогоню с крыльца –
   Оттого что в
   земной ночи я вернее пса.
   «Безмерность в
   мире мер», свойственная поэтической природе М. Цветаевой, ведет к бесчисленным
   «переносам». Речь выплескивается за пределы стихотворной строки, переходя в
   следующую. Тесно связанные слова оказываются в разных строках:
   Не надо мне белым
   По черному –
   мелом доски!
   Почти за пределом
   Души, за пределом
   тоски…
   Нарушение
   принятой «меры» в самой форме стиха символизирует «безмерность» души. Но у
   Цветаевой создается новая, индивидуальная мера. Сплошные переносы часто
   сопровождаются глубокими паузами внутри строк, и это ведет к их дополнительному
   членению и уподоблению выделенных частей по вертикали. Возникает неповторимый
   цветаевский ритм. Некоторым современникам это казалось разрушением стиха. Но такая
   форма стиха придает ему особую силу и динамичность. Переносы у Цветаевой
   участвуют в рождении мощной поступи стиха. («Непобедимые Ритмы» – по словам
   Андрея Белого). Главная особенность Цветаевой как поэта – глубокое погружение в
   жизнь языка, одержимость стихией речи, ее динамикой, ее ритмами. Одновременно
   это и погружение в стихию образов – образы русского фольклора, русской
   языческой мифологии, античной мифологии, библейские образы, образы мировой
   литературы и др. Образы выражают себя в слове, в речи. Точнее всего о себе
   сказала сама М. Цветаева:
   Поэт – издалека
   заводит речь.
   Поэта – далеко
   заводит речь.
   Любовная лирика
   Женщина часто
   бывает, гениальна в любви, её отношение к любви универсально, она вкладывает в
   любовь всю полноту своей природы и все упования свои связывает с любовью.
   Н. Бердяев
   Тема любви в
   творчестве многих поэтов занимала и занимает центральное место, потому что
   любовь возвышает, пробуждает в человеке самые высокие чувства. На рубеже
   прошлого столетия, накануне революции, в эпоху, потрясённую двумя мировыми
   войнами, в России возникла и сложилась «женская поэзия» – поэзия Анны
   Андреевной Ахматовой и Марины Ивановны Цветаевы. Пожалуй, тема любви в
   творчестве замечательных поэтесс была одной из главных тем.
   Эта тема очень
   важна в начале двадцатого века потому что, в это время великих потрясений,
   человек продолжал любить, быть высоким, благородным, страстным.
   Однажды, отдыхая
   в Коктебеле у Максимилиана Волошина, Марина Цветаева сказала:
   – Я полюблю того,
   кто подарит мне самый красивый камень.
   На что М.Волошин
   ответил:
   – Нет, Марина,
   всё будет иначе. Сначала ты полюбишь его, а после он вложит в твою руку
   обыкновенный булыжник, и ты назовёшь его самым красивым камнем.
   Пожалуй, в этой
   истории вся Марина, ещё юная, но уже такая, какой она останется в своих стихах
   и в жизни – романтик и максималист. А стихи и жизнь сплетёт в одну самую
   главную тему своего творчества – тему любви. Одна мне власть — Страсть моя!
   Талант Марины
   Ивановны Цветаевой проявился очень рано. С детских лет ее душу терзали
   противоречия: хотелось много понять и прочувствовать, узнать и оценить. Конечно
   же, такая пылкая и порывистая натура не могла не влюбиться и обойти стороной
   это великое чувство в своем творчестве. Любовь в лирике Марины Ивановны — безграничное
   море, неуправляемая стихия, которая полностью захватывает и поглощает.
   Лирическая героиня Цветаевой растворяется в этом волшебном мире, страдая и
   мучаясь, горюя и печалясь. Марине Ивановне дано было пережить божественное
   чувство любви, потери и страдания. Из этих испытаний она вышла достойно,
   перелив их в прекрасные стихи, ставшие образцом любовной лирики. Цветаева в
   любви бескомпромиссна, ее не устраивает жалость, а только искреннее и большое
   чувство, в котором можно утонуть, слиться с любимым и забыть об окружающем
   жестоком и несправедливом мире.
   Открытой и
   радостной душе автора по плечу великие радости и страдания. К сожалению,
   радостей выпадало мало, а горя хватило бы на десяток судеб. Но Марина Ивановна
   гордо шла по жизни, неся все, выпавшее на долю. И только стихи открывают бездну
   ее сердца, вместившего, казалось бы, непереносимое.
   Несмотря на то
   что Цветаева не желала писать о политике, пытаясь сосредоточиться только на
   внутреннем своем мироощущении, ей не удалось поместить в информационный вакуум
   свое творчество. Как говорила сама поэтесса: «Из истории не выскочишь». Хотя
   существуют примеры, когда ее стихи стали исключительно воплощением
   индивидуальных чувств человека и, прежде всего, чувства любви. Один из таких
   примеров хотелось бы рассмотреть подробно, поскольку, на мой взгляд, это одно
   из лучших произведений Марины Цветаевой.
   Большую
   популярность стихотворение «Мне нравится, что вы больны не мной» получило
   благодаря известному кинофильму «Ирония судьбы, или С легким паром». Написанное
   в 1915 г., стихотворение не потеряло своей актуальности и в наши дни, ведь
   человеческие чувства, особенно любовь, возможно, и воспринимаются в разные
   времена по-своему, но их суть остается та же: мы все так же любим, так же
   страдаем, так же мечтаем. Поэтесса, возможно, описывает ощущения, пережитые
   лично ею, а может быть, просто создает образ своей героини на интуитивном
   восприятии, предполагает, что чувства могут быть такими неоднозначными:
   Мне нравится, что
   вы больны не мной,
   Мне нравится, что
   я больна не вами,
   Что никогда
   тяжелый шар земной
   Не уплывет под
   нашими ногами…
   Описано чувство
   легкости от того, что нет духовных мук, связанных с привязанностью к другому
   человеку. Возможно, даже отражена некоторая ирония по отношению к человеческим
   слабостям. С другой стороны, героиня благодарит за любовь:
   Спасибо Вам и
   сердцем и руной
   За то, что Вы
   меня—не зная сами!—
   Так любите…
   Удивительно, как
   тонко и неординарно поэтесса дает читателю повод для размышлений, намекая, что
   можно просто любить, а можно болеть человеком. Она указывает, что «болезнь»
   предполагает несвободу. А героине, свободной от каких-либо обязательств и
   правил, можно: «…быть смешной — распущенной — и не играть словами…». При
   общении с этим человеком не возникнет неловкости:
   И не
   краснеть удушливой волной,
   Слегка
   соприкоснувшись рукавами.
   Личная свобода
   для поэтессы имеет очень важное значение. Это она очень ярко подчеркивает. При
   этом ясно видно, что героиня не лишена нежности к тому, кому адресовано
   послание, называя его «мой нежный». По-моему, вся ценность стихотворения и
   заключается в его смысловой запутанности, как бы паутине чувств. Трудно
   разобрать, что в действительности чувствует героиня. Она, вероятно, и сама
   этого не понимает. Она ощущает одновременно и радость, и грусть. Ведь, начиная
   свой благодарственный монологе насмешливых нот, она заканчивает его уже словами
   «Увы!». И тогда предшествующие строчки нам перестают казаться достаточно
   оптимистичными.
   “Великая земная
   любовь” является движущим началом всей лирики и для Ахматовой.
   Благодаря ее
   великолепным стихам читатель по другому – более реалистично видит мир. Анна
   Ахматова в одном из своих стихотворений назвала любовь необыкновенным “пятым
   временем года”, с помощью которого ею были замечены и остальные обыкновенные
   четыре. Любящему человеку мир видится более прекрасным и счастливым, чувства
   обострены и напряжены. Все обычное преобразуется в необыкновенное. Мир перед
   человеком превращается в огромную силу, действительно достигая в ощущении жизни
   вершин. Постигается необыкновенная, дополнительная реальность: “Ведь звёзды
   были крупнее, Ведь пахли иначе травы”. Именно любовь у Анны Ахматовой является
   основным центром, который сводит к себе весь остальной мир ее поэзии. Любовь
   практически никогда не описывается в спокойном пребывании у Ахматовой. Само по
   себе чувство всегда острое и необыкновенное. Оно приобретает дополнительную
   остроту и необычность, проявляясь в предельном кризисном выражении. Например,
   первой пробуждающей встречи или совершившегося разрыва, взлёта или падения,
   смертельной опасности или смертной тоски. Лирические стихи Ахматовой, часто
   грустны. Они, как бы несут особую стихию любви- жалости. В самых первых стихах
   Ахматовой порождалась не только любовь любовников. Эта любовь превращалась в
   другую, любовь- жалость, недаром есть в народном русском языке, в русской
   народной песне синоним слова “любить”- слово “жалеть”; “люблю”-“жалею”: О нет,
   я не тебя любила, Палима сладостным огнём, Так объясни, какая сила В печальном
   имени твоём.
   Лирика Ахматовой
   периода ее первых книг (“Вечер”, “Четки”, “Белая
   стая”)- почти исключительно лирика любви. Ее новаторство как художника
   проявилось первоначально именно в этой традиционно вечной, многократно и,
   казалось бы до конца разыгранной теме.
   Особенно
   интересны стихи о любви, где Ахматова – что, кстати, редко у нее – переходит к
   “третьему лицу”, то есть, казалось бы, использует чисто
   повествовательный жанр, предполагающий и последовательность, и даже
   описательность, но и в таких стихах она все же предпочитает лирическую
   фрагментарность, размытость и недоговоренность. Вот одно из таких
   стихотворений, написанное
   от лица мужчины:
   ” Подошла. Я
   волненья не выдал, Равнодушно глядя в окно. Села словно фарфоровый идол, В
   позе, выбранной ею давно. Быть веселой – привычное дело, Быть внимательной –
   это трудней… Или томная лень одолела После мартовских пряных ночей?
   Утомительный гул разговоров,
   Желтой люстры
   безжизненный зной И мельканье искусных проборов Над приподнятой легкой рукой.
   Улыбнулся опять собеседник И с надеждой глядит на нее… Мой счастливый богатый
   наследник, Ты прочти завещанье мое”.
   Подошла. Я
   волненья не выдал…
   Загадка
   популярности любовной лирики Ахматовой.
   Едва ли не сразу
   после появления первой книги, а после “Четок” и “Белой
   стаи” в особенности, стали говорить о “загадке Ахматовой”. Сам
   талант был очевидным, но непривычна, а значит, и неясна была его суть, не
   говоря уже о некоторых действительно загадочных, хотя и побочных свойствах.
   “Романность”, подмеченная критиками, далеко не все объясняла. Как
   объяснить, например, пленительное сочетание женственности и хрупкости с той
   твердостью и отчетливостью рисунка, что свидетельствуют о властности и
   незаурядной, почти жесткой воле? Сначала хотели эту волю не замечать, она
   достаточно противоречила “эталону женственности”. Вызывало недоуменное
   восхищение и странное немногословие ее любовной лирики, в которой страсть
   походила на тишину предгрозья и выражала себя обычно лишь двумя – тремя
   словами, похожими на зарницы, вспыхивающие за грозно потемневшим горизонтом.
   В сложной музыке
   ахматовской лирики, в ее едва мерцающей глубине, в ее убегающей от глаз мгле, в
   подпочве, в подсознании постоянно жила и давала о себе знать особая, пугающая
   дисгармония, смущавшая саму Ахматову.

7. Ранняя лирика Ахматовой и Цветаевой.
   В начале XX века в ряду блистательных имен женской поэзии появились два ярких имени — Анна Ахматова и Марина Цветаева. Будет ли преувеличением сказать, что в эту пору “серебряный век” русской поэзии обрел своих цариц, не уступавших масштабом дарования давно и признанно “коронованным” В. Брюсову и А. Блоку, С. Есенину и Б. Пастернаку? За всю многовековую историю русской литературы это, пожалуй, лишь два случая, когда женщина-поэт по силе своего дарования ни в чем не уступила поэтам мужчинам. Не случайно обе они не жаловали слово “поэтесса”. Они не желали ни каких скидок на свою “женскую слабость”, предъявляя самые высокие требования к званию Поэт. Ахматова так прямо и писала:
   Увы! лирический поэт
   Обязан быть мужчиной…
   Критики начала века постоянно отмечали эту их особенность:”Г-жа Ахматова, несомненно, лирический поэт, именно поэт, а не поэтесса. “(Б. Садовский). “Поэзия Марины Цветаевой — женская, но, в отличие от Анны Ахматовой, она не поэтесса, а поэт. “(М. Осоргин). Что же позволило им встать в один ряд с крупнейшими лириками ХХ века: Блоком, Есениным, Маяковским, Мандельштамом, Гумилевым, Белым, Пастернаком? В первую очередь это предельная искренность, отношение к творчеству как к “священному ремеслу”, виртуозное владение словом, безукоризненное чувство родной речи.
   Лирика Ахматовой периода ее первых книг (“Вечер”, “Четки”) — почти исключительно лирика любви. Поэзия Анны Ахматовой сразу же заняла особое место уравновешенностью тона и четкостью мыслевыражения. Чувствовалось, что у молодого поэта свой голос, своя, присущая этому голосу, интонация. Голос, запевший в стихах Ахматовой, выдает свою женскую душу. Здесь все женское: зоркость глаза, любовная память о милых вещах, грация — тонкая и чуть капризная. Эта грация, эта не столько манерность, сколько видимость манерности, кажется нужной, чтобы закрыть раны, потому что подлинный лирик всегда ранен, а Ахматова — подлинный лирик. Я была, как и ты, свободной, Но я слишком хотела жить. Видишь, ветер, мой труп холодный, И некому руки сложить.
   Нетрудно найти литературную генеалогию Ахматовой. Конечно, должны вспомниться имена представителей женской поэзии XIX века. По складу своего дарования, по своей способности видеть мир точно и стереоскопично Ахматова была художником верного реалистического зрения. Воссоздавая чувство через предмет, быт, обстановку, она поступала как художник психологического реализма. Ахматовой психологически выверена каждая деталь, выразительно передана растерянность героини перед разлукой: Так беспомощно грудь холодела, Но шаги мои были легки. Я на правую руку надела Перчатку с левой руки… Ахматовская поэтика вобрала в себя достижения не только поэзии, но и русской классической прозы с ее психологизмом и вниманием к конкретной среде.В то же время поэтическое искусство Ахматовой, несомненно в русле новейших художественных исканий своего века. Пунктирность поэтической речи, мерцающий глубинный подтекст, обыденность разговорных, полуобрывочных фраз при их спрятанном главном смысле, кажущаяся импровизационность — это приметы и поэзии и прозы XX века. Если использовать выражение Цветаевой,то было поистине явление Поэта в облике женщины.Но эти же слова можно отнести и к самой Марине Цветаевой.Ее первые сборники (“Вечерний альбом”, “Волшебный фонарь”, “Из двух книг”) являлись ярким образцом камерной лирики.
   Сила и ахматовских и цветаевских стихов поражала тем больше, что их сюжеты были не только традиционны для женской лирики, но в какой-то степени даже обыденны.Но если раньше о любви рассказывал Он или от Его имени (как делала Гиппиус),то теперь голосом Ахматовой и Цветаевой, о любви — как равная из равных — рассказывает Она,женщина.В первом альбоме Цветаевой встречаются стихи в форме сонета,что предполагает высокое мастерство, умение в четырнадцати строках сказать многое. Стихи ранней Цветаевой звучали жизнеутверждающе,мажорно.Но уже в первых ее стихах была неизвестная прежде в русской поэзии жесткость, резкость.

8. В последнее время мы открываем для себя всё больше писателей и поэтов. И уже не представляем свой духовный мир без Александра Блока, Игоря Северянина, Николая Гумилева. Все они — поэты «серебряного века». Их творчество велико и заслуживает обсуждения, но я бы хотела поговорить о женщинах.
   Так уж сложилось, что в России два женских имени в поэзии надолго затмили своей значимостью другие женские имена. Это — Анна Ахматова и Марина Цветаева. Сразу хочется заметить, что этим поэтессам нередко посвящались стихи. Чуткое сердце Бориса Пастернака с особенной теплотой открывалось навстречу женщинам, души которых были равны ему по художественному восприятию мира и любви:
   Мне кажется, я подберу слова,
   Похожие на вашу первозданность.
   А ошибусь, — мне это трынь-трава,
   Я всё равно с ошибкой не расстанусь.
   Эти строки поэт посвятил Анне Ахматовой. Каким преклонением перед огромностью душевной красоты этих женщин струятся посвящения! Величие души человеческой в любви и благородстве не зависит ни от каких внешних обстоятельств, кроме Бога, а Бог всегда за любовь. Это подчеркивается в словах, подаренных Марине Цветаевой:
   Ты вправе, вывернув карман,
   Сказать: ищите, ройтесь, шарьте.
   Мне все равно, чем сыр туман.
   Любая быль, как утро в марте.
   Творчество поэтесс велико, их стихами восхищаются сегодня и, мне кажется, что через сто лет этих женщин не забудут. Не забудут и то их стремление открыться людям.
   Мне нравятся стихи о любви. Они тревожат, волнуют душу. Тем более, когда об этом восхитительном чувстве пишет женщина. В поэзии Анны Ахматовой и Марины Цветаевой можно выделить «любовную лирику», но это потребует немало времени. Обе поэтессы очень много писали на эту тему, и большая часть их стихов посвящена именно любви:
   Молюсь оконному лучу —
   Он бледен, тонок, прям.
   Сегодня я с утра молчу,
   А сердце – пополам.
   Казалось бы, в этом стихотворении Анны Андреевны о любви — ни слова. Но возникает впечатление тайной, скрытой от посторонних глаз любовной драмы, может быть, сыгранной в одиночку, любовной тоски о человеке. У этой поэтессы стихи пронизаны нежностью, а иногда жалостью. Цветаева же в своей поэзии всегда сильная, смелая, могучая, она мечтает о соединении с равным. Но встреча сильных, даже предназначенных друг для друга, всегда оборачивается борьбой.
   Это их противоречие и притягивает меня. Одна — женственная, чуткая, откровенная, у другой мужественный, волевой характер. Если бы нужно было сравнивать их между собой, я бы не смогла это сделать. Мне кажется, это невозможно. Нельзя соединить такие две разные, но отчасти одинаковые личности. Поэтому я хотела бы рассмотреть творчество Анны Ахматовой и Марины Цветаевой по отдельности, но и та, и другая заслуживает внимания.
   Начну я с той, которая по силе своего дарования, мастерства и таланта стоит рядом с гениальным Пушкиным. Поэзия Анны Ахматовойглубоко выражает женское сердце, любовное чувство, трагические душевные крушения, великую материнскую любовь и печаль. Но любовь в её стихах не всегда светлая, зачастую она несёт горе. Лирическая героиня русской Сафо, как называли молодую поэтессу, отвергнута, разлюблена, но переживает это достойно, с гордым смирением, не унижая ни себя, ни возлюбленного:
   В пушистой муфте руки холодели.
   Мне стало страшно, стало как-то смутно.
   О, как вернуть вас, быстрые недели
   Его любви, воздушной и минутной!
   Ахматова поэтически исследует сложные, противоречивые переходы между любовью и предлюбовью, игрой и подлинностью. Ведь то, что мнилось в порыве любовью, может статься, покажется потом всего лишь игрой, а то, что начиналось как игра, отзовётся ещё настоящим порывом и настоящей болью. И какой она должна быть, любовь, обязательно жалящей? Обязательно поединком? Или разной в разные минуты?
   О нет, я не тебя любила,
   Палила сладостным огнем.
   Так объясни, какая сила
   В печальном имени твоём.
   Это сочувствие, сопереживание в любви-жалости делает многие стихи Анны Андреевны подлинно народными.
   Как многолика любовь в стихах поэтессы! В тонах и полутонах. В нежных и страшных ликах. Но в её поэзии есть ещё одна любовь — к родной земле, к Родине, к России:
   Не с теми я, кто бросил землю
   На растерзание врагам.
   Их глубокой лести я не внемлю,
   Им песен я своих не дам.
   Мир Ахматовой — мир трагедийный. Мотивы беды, трагедии звучат во многих стихотворениях. И с этим мотивом связан цикл «Реквием», который, в нарушение традиции, посвящен живым и мертвым. Главная мысль поэмы «Реквием» — выражение народного горя, горя беспредельного. Страдания народа и лирической героини сливаются. В творчестве поэтессы ощущается удивительное единство двух трагедий: личной и касающейся страны и народа.
   Поэзия Анны Ахматовой облагораживает чувства, возвышает, очищает душу. Она стала драгоценнейшим достоянием ума и сердца многих читателей. Читая её стихи, как бы листаешь исповедь женской души. Жизнь и любовь сплетаются в одну нить. Эти понятия становятся неразделимыми. Стихи Анны Андреевны притягивают своей простотой, в них нет ничего сверхъестественного. Моё самое любимое стихотворение — «Сероглазый король». Не знаю, почему, но оно мне нравится. С детства я восхищаюсь им.
   Другой, не менее любимой моей поэтессой является Марина Цветаева. Весь её нелегкий творческий путь увенчан легендами и предстаёт перед нами как необычайная история жизни.
   Живость, внимательность, способность увлекаться и увлекать, горячее сердце, всегда жаждущее любви и дружбы, способность привязываться к человеку всеми силами души, жгучий темперамент — вот сомнительные и характерные черты лирической героини Цветаевой. Она — Царь-Девица из древних русских былин; вровень своему суженому и даже превосходящая его. Но:
   Не суждено, чтобы равный с равным…
   Так разминовываемся мы.
   Сама поэтесса понимает это, и поэтому часто в её стихах показана борьба: борьба на поле боя, как у Ахиллеса с Панфесилией, борьба на брачном ложе, борьба и тайна, как у Зигфрида и Брунгильды, борьба самолюбий и великодуший, как в «Поэме конца».
   Но есть и другие стихи. Стихи, в которых возлюбленный слаб. Влюблённая женщина видит в нём не мужа, но отрока. Она не осмеливается посягнуть на него, потому что боится его присвоить, сделать не равным, а своим. Но всё же падает в бездну, притянутая его очарованием. Тревога нарастает и срывается в безнадежность расставанья.
   Но слабый возлюбленный, как правило, не просто покидает любимую, он оказывается предателем, в угоду молве, людям, своей доброй славе приносящим её в жертву. Так поступает Стенька Разин из цикла Цветаевой, Так поступает Гамлет: «На дне она, где ил и водоросли, спать в них ушла, но сна и там нет. Но я её любил, как сорок тысяч братьев любить не могут… Гамлет! На дне она, где ил, ил, и последний венчик всплыл на приречных брёвнах… Но я её любил, как сорок тысяч… Меньше всё ж, чем один любовник…»
   Самой счастливой любовью в этом мире оказывается любовь к уже ушедшим. Поистине первой и неизменной любовью Марины Цветаевой был А. С. Пушкин: «С тех пор, да с тех пор, как Пушкина на моих глазах на картине Наумова — убили, ежедневно, ежечасно, непрерывно убивали всё моё младенчество, детство, юность, — я поделила мир на поэта — и всех и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы все ни одевались и не назывались».
   Судьба поэтессы была трагична. Но она всегда говорила, что «глубина страдания не может сравниться с пустотой счастья». И, наверное, только страдая, можно наполнить свои стихи таким словом, таким чувством, как у Марины Цветаевой. Судьба вела её к роковому концу, но смерть поэта — это продолжение его жизни, жизни во времени.
   У Марины Цветаевой есть стихотворение «Руан». Оно мне очень нравится, особенно первые два четверостишия:
   И я вошла, и я сказала: — Здравствуй!
   Пора, король, во Францию, домой!
   И я опять веду тебя на царство,
   И ты опять обманешь, Карл Седьмой!
   Не ждите, принц скупой и невеселый,
   Бескровный принц, не распрямивший плеч —
   Чтоб Иоанна разлюбила — голос,
   Чтоб Иоанна разлюбила — меч.
   Две женщины — две поэтессы. Сколько было бед суждено вынести им, прежде чем люди обратятся к их творчеству! Но сейчас их стихи изучают. Анна Ахматова и Марина Цветаева достигли вершины. Эти две женщины достойны того, чтобы их помнили. В наше время их стихи обрели постоянного читателя.
   В общей истории отечественной поэзии эти имена всегда будут занимать особое достойное место.
   Охватывая безбрежное море русской поэзии конца XIX—начала XX века, мы восхищаемся её необыкновенным разнообразием и богатством. Эта литература появилась на рубеже веков, в трудное время переломов и свершений. Как схоже то время с нашим! И, может быть, поэтому мы с таким интересом читаем эти произведения? Нам предстоит еще и читать, и открывать, и восхищаться прекрасными творениями «серебряного века».
   (Материал с сайта http://iEssay.ru)

   Похожие статьи:

   Учебный зал > РЕФЕРАТ: Философия Серена КьеркегораУчебный зал > ШПАРГАЛКА ПО ПСИХОЛОГИИУчебный зал > СОЧИНЕНИЕ: Рассказ «Тапер» у А. И. Куприна и у А. П. ЧеховаУчебный зал > АВТОРЫ И ГЕРОИ. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА. Шпаргалка, сочиненияУчебный зал > М.ШОЛОХОВ. СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА. ДОНСКИЕ РАССКАЗЫ. Сочинения

9. Сочинение: Тема родины в творчестве Ахматовой и Цветаевой

   Ответы:

   Ранняя лирика Ахматовой и Цветаевой.
   В начале XX века в ряду блистательных имен женской поэзии появились два ярких имени — Анна Ахматова и Марина Цветаева. Будет ли преувеличением сказать, что в эту пору “серебряный век” русской поэзии обрел своих цариц, не уступавших масштабом дарования давно и признанно “коронованным” В. Брюсову и А. Блоку, С. Есенину и Б. Пастернаку? За всю многовековую историю русской литературы это, пожалуй, лишь два случая, когда женщина-поэт по силе своего дарования ни в чем не уступила поэтам мужчинам. Не случайно обе они не жаловали слово “поэтесса”. Они не желали ни каких скидок на свою “женскую слабость”, предъявляя самые высокие требования к званию Поэт. Ахматова так прямо и писала:
   Увы! лирический поэт
   Обязан быть мужчиной…
   Критики начала века постоянно отмечали эту их особенность:”Г-жа Ахматова, несомненно, лирический поэт, именно поэт, а не поэтесса. “(Б. Садовский). “Поэзия Марины Цветаевой — женская, но, в отличие от Анны Ахматовой, она не поэтесса, а поэт. “(М. Осоргин). Что же позволило им встать в один ряд с крупнейшими лириками ХХ века: Блоком, Есениным, Маяковским, Мандельштамом, Гумилевым, Белым, Пастернаком? В первую очередь это предельная искренность, отношение к творчеству как к “священному ремеслу”, виртуозное владение словом, безукоризненное чувство родной речи.
   Лирика Ахматовой периода ее первых книг (“Вечер”, “Четки”) — почти исключительно лирика любви. Поэзия Анны Ахматовой сразу же заняла особое место уравновешенностью тона и четкостью мыслевыражения. Чувствовалось, что у молодого поэта свой голос, своя, присущая этому голосу, интонация. Голос, запевший в стихах Ахматовой, выдает свою женскую душу. Здесь все женское: зоркость глаза, любовная память о милых вещах, грация — тонкая и чуть капризная. Эта грация, эта не столько манерность, сколько видимость манерности, кажется нужной, чтобы закрыть раны, потому что подлинный лирик всегда ранен, а Ахматова — подлинный лирик. Я была, как и ты, свободной, Но я слишком хотела жить. Видишь, ветер, мой труп холодный, И некому руки сложить.
   Нетрудно найти литературную генеалогию Ахматовой. Конечно, должны вспомниться имена представителей женской поэзии XIX века. По складу своего дарования, по своей способности видеть мир точно и стереоскопично Ахматова была художником верного реалистического зрения. Воссоздавая чувство через предмет, быт, обстановку, она поступала как художник психологического реализма. Ахматовой психологически выверена каждая деталь, выразительно передана растерянность героини перед разлукой: Так беспомощно грудь холодела, Но шаги мои были легки. Я на правую руку надела Перчатку с левой руки… Ахматовская поэтика вобрала в себя достижения не только поэзии, но и русской классической прозы с ее психологизмом и вниманием к конкретной среде.В то же время поэтическое искусство Ахматовой, несомненно в русле новейших художественных исканий своего века. Пунктирность поэтической речи, мерцающий глубинный подтекст, обыденность разговорных, полуобрывочных фраз при их спрятанном главном смысле, кажущаяся импровизационность — это приметы и поэзии и прозы XX века. Если использовать выражение Цветаевой,то было поистине явление Поэта в облике женщины.Но эти же слова можно отнести и к самой Марине Цветаевой.Ее первые сборники (“Вечерний альбом”, “Волшебный фонарь”, “Из двух книг”) являлись ярким образцом камерной лирики.
   Сила и ахматовских и цветаевских стихов поражала тем больше, что их сюжеты были не только традиционны для женской лирики, но в какой-то степени даже обыденны.Но если раньше о любви рассказывал Он или от Его имени (как делала Гиппиус),то теперь голосом Ахматовой и Цветаевой, о любви — как равная из равных — рассказывает Она,женщина.В первом альбоме Цветаевой встречаются стихи в форме сонета,что предполагает высокое мастерство, умение в четырнадцати строках сказать многое. Стихи ранней Цветаевой звучали жизнеутверждающе,мажорно.Но уже в первых ее стихах была неизвестная прежде в русской поэзии жесткость, резкость.

10. Анна Ахматова и Марина Цветаева о Родине.
    Если крикнет рать святая:
    «Кинь ты Русь, живи в раю!»
    Я скажу: «Не надо рая,
    Дайте родину мою».
    С. Есенин.
    Невозможно себе представить серебряный век русской поэзии без творчества двух великих поэтесс – Анны Ахматовой и Марины Цветаевой. Своим творчеством они не только украсили свое время, но и внесли большой вклад в русскую поэзию. Их поэзия, как доказало время, вечна.
    Они прожили жизнь по-разному. Но каждой из них пришлось пройти через  множество преград и испытаний. Две разные судьбы, каждая из которых была по-своему трагической. Период творчества поэтесс выпал на тяжелое для русского народа время: Первая мировая война, падение царской власти, сталинские репрессии. Всё это, конечно же, отразилось на их творчестве.
    Судьба Марины Цветаевой была нелегкой. Она не смогла понять и принять Октябрьскую революцию и в 1922 году уехала за границу. Поэтесса была уверена в том, что навсегда сможет избавиться от кошмаров, голода, неустроенного быта и страха за собственную жизнь. Однако вместе с относительным достатком и спокойствием вдалеке от Родины пришла нестерпимая тоска по ней, которая была настолько изматывающей, что поэтесса мечтала о возвращении в родную страну.  В 1932 году Цветаева написала удивительно пронзительное стихотворение-воспоминание «Родина» о любви к России, «пронизанное грустью и ностальгией по прошлому». Тема родины для неё является очень болезненной: с одной стороны — тоска по России старой, с другой — неприятие новой. Это стихотворение впоследствии сыграло в ее судьбе немаловажную роль. Когда семья поэтессы все же приняла решение вернуться в Москву и подала соответствующие документы в советское посольство, именно стихотворение «Родина» рассматривалось в качестве одного из аргументов в пользу принятия чиновниками положительного решения. В нем они усмотрели не только лояльность к новой власти, но и искренний патриотизм. Слово «чужбина» трактовалось чиновниками, пропустившими Цветаеву обратно в Россию, как эмиграция. Но возможно, в нём заключается совершенно иной смысл? – Чужбиной Цветаева называет чуждую ей  советскую Россию. А, говоря о дали, подразумевает не только  протяжённость, но и  меру духовной близости.
    Даль, отдалившая мне близь…
    Эти слова Цветаевой можно понимать двояко: во-первых, как тоску по России вообще, во-вторых — как тоску по царской России, отдалившей для неё советскую. Слово «даль» подразумевает Россию, которую знает и любит поэтесса — Россию своего детства. Даль «тридевятая» — царская земля.
    Родина, о которой поэтесса всегда писала с любовью, зовёт её: «Вернись домой!»
    Недаром, голубей воды,
    Я далью обдавала лбы.
    Это утверждение того, что поэтесса пробуждала чистые и светлые помыслы о родине. Патриотизм стихотворения заключается не в восхвалении России как таковой, а в том, что Цветаева принимает ее в любом обличье, и готова разделить судьбу своей страны, утверждая: «Губами подпишусь на плахе».
    Ты! …распрь моих, земля…
    Марина Цветаева называет Россию — землёй, на которой она не чувствовала себя в мире с собой и с настоящим.
    Гордыня, родина моя!
    Это последняя и ключевая строка стихотворенья. Гордыня привела Россию к духовному упадку и братоубийственной войне. Она поразила каждого. «Гордыня, родина моя!» это с одной стороны — Россия, погрязшая в грехах, с другой — грех гордыни в душе самой поэтессы. Возможно, осознание эмиграции проявлением гордыни привело к возвращению на историческую родину. Композиционно в произведении просматривается две неравных части. Первая — переполнена чувствами, вторая часть включает в себя истинные причины разобщения с родиной.
    В стихотворении ярко проявляются синтаксические особенности письма Марины Цветаевой: обилие «тире» и переносов, рваные на строки предложения…  Всё стихотворенье — сплошное восклицание! Из одиннадцати предложений, восклицательных – десять. Стихотворенье очень эмоционально. Что касается художественных приемов и средств, то они разнообразные. Сочетает не сочетаемое Цветаева при помощи оксюморона («чужбина, родина …», а также «даль, отдалившая … близь»). Единоначалие (анафора) ярко выражена в четвертой строфе. Неоднократно повторяется слово «даль».
    В конце произведения происходит своего рода диалог героини с родиной. Однако все обращение к России выражается одним местоимением «ты!». В нем глубокая искренняя любовь, в нем чувства человека-патриота.
    Анна Ахматова тоже была патриотом. Поэтому в тяжёлое для России время она осталась на своей Родине и написала стихотворение «Мне голос был»:
    Мне голос был. Он звал утешно,
    Он говорил: « Иди сюда,
    Оставь свой край глухой и грешный,
    Оставь Россию навсегда….
    Стихотворение «Мне голос был» направлено против тех, кто в годы суровых испытаний собрался бросить Россию. Стихотворение, во-первых, провело границу между А. Ахматовой и эмигрантами, действительно покинувшими Россию, в числе которых сначала была М. Цветаева.
    Композиционно стихотворение делится на две части, которые соотносятся между собой по принципу антитезы. В первой смысловой части неведомый сладкий голос зовёт лирическую героиню покинуть свой край. Здесь он представлен «глухим» и «грешным», пустым, заброшенным, обречённым. Этот манящий в другую, благополучную жизнь голос успокаивает человеческую совесть, говорит, что стыд со временем уйдёт, ощущения вины не будет, что новая жизнь прогонит обиды, сомнения, душевную боль. Понятия чести, долга для него относительны. Главное – уйти, убежать от невзгод в другую, лучшую жизнь. В первой части отчётливо звучит мотив искушения. Его атмосфера создаётся неторопливой, вкрадчивой интонацией, призывными обращениями, повторами: «звал утешно», «иди сюда», «оставь свой край», «оставь Россию». Этот страшный голос опутывает лирическую героиню, убеждает её отказаться от родины:
    Я кровь от рук твоих отмою,
    Из сердца выну черный стыд,
    Я новым именем покрою
    Боль поражений и обид…
    Этот голос не сеет никаких сомнений в выборе лирической героини, но она не подвластна его чарам:
    Но равнодушно и спокойно
    Руками я замкнула слух,
    Чтоб этой речью недостойной
    Не осквернился скорбный дух.
    Героиня делает нравственный выбор, приняв решение разделить со своей страной все тяготы и испытания. Ахматова, как и ее героиня, не отделяет себя от России. Она дает беспощадный отпор этому внутреннему голосу, не мысля своей жизни без родины. И хотя новая Россия со временем отнимет у неё мужа и сына, принесет много страданий, Ахматова делает верный нравственный выбор. Она совершает мужественный поступок, и этим шагом она не может не вызвать к себе уважения и восхищения.
    Стихотворение «Мне голос был. Он звал утешно…» – одно из самых ярких произведений Ахматовой периода революции. В нём прозвучал голос той интеллигенции, которая ошибалась, сомневалась, искала, отвергала, находила. Посреди всего этого круговорота она сделала свой главный выбор: осталась вместе со своей страной, со своим народом. Она осталась с Россией, сохранила верность ей. Чувство долга, ответственности за родной край было присуще поэтессе как никому другому.
    Цветаева несколько лет прожила в эмиграции. Ахматова никогда не уезжала надолго. Однако обе поэтессы не принимали и не понимали революцию. Ахматова стремилась в своих стихах уйти от политики в мир человеческих чувств и отношений, а Цветаева обращалась к далекому прошлому, которое она идеализировала и романтизировала. Ахматова и Цветаева — самобытные поэтессы и очень разные, но они обе были именно русскими поэтессами и безгранично любили Россию.

11. Творческий облик М. И. Цветаевой необычайно многогранен: перед читателем предстает самобытный поэт и неожиданный прозаик, оригинальный драматург и тонкий мемуарист, исследователь литературы и глубокий, парадоксальный мыслитель. Поэтесса — яркая индивидуальность. Сама Цветаева писала: “Большим поэтом может быть всякий — большой поэт. Для большого поэта достаточно большого поэтического дара. Для великого самого большого дара — мало, нужен равноценный дар личности: ума, души, воли и устремление этого целого к определенной цели, то есть устроение этого целого”.
    В Цветаевой в полной мере отразились все перечисленные ею черты личности, определяющие большой дар: пытливый ум, постоянно осваивающий все новые высоты, страстное, “безмерное” сердце, отзывающееся на любое впечатление бытия, неутолимая потребность любить, жадный, никогда не угасавший интерес к жизни и людям, глубинное понимание исторических судеб России и мира.
    У каждого настоящего, мыслящего поэта — Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Ахматовой — в творчестве обязательно отражаются его раздумья о назначении поэта и поэзии. Мысль Цветаевой также сосредоточена на постижении своей роли, своего места в литературе. По мере роста и созревания ее поэтического таланта растет и драматическое ощущение себя в мире, выраженное, например, в раннем стихотворении:
    Захлебываясь от тоски,
    Иду одна, без всякой мысли,
    И опустились и повисли
    Две тоненьких моих руки.
    Еще в юные годы из отношения к Пушкину и его творчеству у нее выкристаллизовалась та система ценностей и миропонимания, которая так ярко проявилась в творчестве: “…я поделила мир на поэта — и всех, и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались”.
    В стихотворениях, посвященных этой теме, образ лирической героини будто растворяется, уходит из поэзии, и стихи обретают по-пушкински личностную, авторскую интонацию. Цветаева смело поэтически обыгрывает даже собственное имя — “Кто создан из камня, кто создан из глины…”.
    В исповедальном, вполне автобиографическом стихотворении “У первой бабки — четыре сына…” она именно о себе, причудливо совмещающей противоположности, восклицает:
    Обеим бабкам я вышла внучка:
    Чернорабочий и белоручка!
    В этих строках — не просто осознание противоречивости своего характера, в них Цветаева как никто другой ощущает амбивалентность творчества — горения и черновой работы.
    Цветаеву не прельщает только лишь земной путь “в поте пишущего” и “в поте пащущего”, потому что труд поэта она рассматривает как служение, исполненное высочайшего смысла, озаренное божественным огнем:
    Нам знакомо иное рвение:
    Легкий огнь, над кудрями пляшущий, —
    Дуновение — вдохновение!
    Цветаева элегически замечает: “Стихи растут, как звезды и как розы!”, но элегичность у поэтессы — редкий и обманчивый гость. Стихотворение “Знаю, умру на заре! На которой из двух…” завершается немыслимой у других поэтов строкой:
    Я и в предсмертной икоте останусь поэтом.
    В этих словах — сущность Цветаевой: она всю себя, до самых потаенных глубин отдала поэзии.
    Марина Цветаева, безусловно, верила в свой талант, но понимала, что для достижения успеха талант необходимо умножить на упорный труд. Цикл “Стол” — ода поэтессы поэтической работе: “Мой письменный вьючный мул”. Неистребимое прилежание Цветаева готова поставить себе в заслугу и не без гордости оглядывает созданное тяжелым трудом поэта, уподобленным труду землепашца:
    Ты — стоя, в упор, я — спину
    Согнувши — пиши! пиши! —
    Которую десятину
    Вспахали, версту — прошли,
    Покрыли: письмом — красивей
    Не сыщешь в державе всей!
    Не меньше, чем пол-России
    Покрыто рукою сей!
    Цветаева взяла себе за правило, что “каждой строчки сегодня — последний срок”, любила слово “ремесло” и считала труд лучшим учителем. Можно только догадываться, какой ценой достигнута та виртуозная легкость и монолитность стихотворений, которые поражают читателя.
    В поэте Цветаевой всегда были дороги мужество преодоления, упорство труда, преданность своему ремеслу и призванию. Цветаева пишет: “Нет, надо писать стихи.
    Нельзя дать ни жизни, ни эмиграции… этого торжества: заставить поэта обойтись без стихов… Вам (нам) дано в руки что-то, чего мы не вправе ни выронить, ни переложить в другие руки (которых — нет)…”
    Песенное ремесло для поэтессы, по словам К. Павловой, — “святое ремесло”. До самого конца не покидала Цветаеву убежденность в значимости поэтического слова. “Милый не вечен, но вечен — Мир. Не понапрасну служим”, — писала она. Сознание этого “не понапрасну служим” поддерживало поэтессу в ту пору, когда приходилось отвоевывать “у жизни, как она есть” духовное пространство для творчества. Поэт, по Цветаевой, воплощает в себе черты Воина и Защитника, стоящего на страже подлинных ценностей. В поисках истины, за ее познание он платит своим сердцем, своей жизнью:
    Дано мне отплытье
    Марии Стюарт…
    Цветаева была убеждена, что ее диалог с читателем не будет прерван. Она верила, что когда-то “в нужный срок” каждое ее слово отзовется в сердцах других. Как она и предвидела, настал ее час, наступил “свой черед” ее стихам:
    На трудных тропах бытия
    Мой спутник — молодость моя.
    Бегут, как дети по бокам,
    Ум с глупостью, в середке — сам.
    А впереди — крылатый взмах:
    Любовь на золотых крылах.
    А этот шелест за спиной —
    То поступь Вечности за мной.
    Наследуя от художников минувших эпох ответственное отношение к слову, Цветаева и в своих читателях хочет видеть то же уважение и понимание высокой миссии слова. Она убеждена: не прихотью “изменчивой моды”, не тщеславным желанием повторить, что “на устах у всех”, должно диктоваться обращение к поэту. Только готовность к познанию, к нелегкой душевной работе обусловит ту настоящую творческую радость, которую ощутит вдумчивый читатель.
    Живя в сложное время, Цветаева во главу своей жизни поставила труд поэта, невзирая на часто нищее существование, многие бытовые неурядицы и трагические события, буквально преследовавшие ее. Стихотворчество для Цветаевой — образ жизни, без него она просто не мыслила своего существования. Она писала много, в любом состоянии души. Поэтесса не раз признавалась, что стихи ее “сами пишутся”, что они “растут, как звезды и как розы”, “льются настоящим потоком”.
    Сравнение с потоком как нельзя более подходит к творчеству Цветаевой, потому что неудержимую магию ее стихотворений невозможно заковать ни в какие границы. Магией поэтессы ее устремления, порывы чувств и мыслей словно воплощаются в стихах, которые, отделяясь от ее творящего духа, обретают жизнь и свободу. Мы почти ощутимо видим и слышим, как они летят
    По нагориям,
    По восхолмиям,
    Вместе с зорями,
    С колокольнями…
    Вчитываясь в стихотворения Цветаевой, начинаешь понимать, что она воспринимала поэзию как живое существо, как возлюбленного: она была с ней на равных и, следуя закону Любви, отдавала всю себя без остатка, и чем больше отдавала, тем больше получала взамен. Эта священная любовь к поэзии требовала от Цветаевой всегда оставаться самой собой, быть беспощадно честной в суде над своими мыслями и чувствами.
    Тому, кто обладает поэтическим, пророческим голосом, “долг повелевает — петь”. Поэтическое призвание для Цветаевой — “как плеть”, а тех, кто не способен петь, она называет счастливцами и счастливицами. И в этом она абсолютно искренна, потому что каждый настоящий поэт в своих стихотворениях жертвенно проживает мучительные состояния, соблазны, искушения ради того, чтобы читатели учились жизни, опираясь на их духовный опыт.

12. 1. Ахматова и Цветаева как представительницы серебряного века.
    2. Стихи к Ахматовой.
    3. Единственная встреча.
    В утренний сонный час,
    – Кажется, четверть пятого,
    Я полюбила Вас,
    Анна Ахматова.
    М. И. Цветаева
    Несомненно, среди большого количества поэтесс серебряного век — П. Соловьева (Allegro), 3. Н. Гиппиус, М. Лохвицкая, Л. Н. Столица, А. К. Герцык, Ч. де Габриак, М. В. Сабашникова, Е. Ю. Кузьмина-Караваева, самые громкие имена – это М. И. Цветаева и А. А. Ахматова. Каждая из них пришла к славе своим путем. Они творили в одно время, их поэзия совершенствовалась параллельно. Их сравнивали, может быть, противопоставляли друг другу. Но творчество этих Ахматовой и Цветаевой, упрямо называвших себя в мужском роде – поэтами, мало соприкасалось, их интересы были разными, Цветаева жила в Москве и не входила в какие-либо поэтические группы, а Ахматова – в Петербурге, в кругу акмеистов. Но было одно сближающее их обстоятельство – пусть по-разному, с разными интонациями, разными поэтическими средствами, в разном стиле выражая свои несхожие взгляды – Ахматова и Цветаева громко заявили о своей лирической героине, которая открыто говорила о своих чувствах. Их сближала порывистость и философичность, свойственное обеим сочетание женственности и мужества.
    Конечно же они обе слышали друг о друге и читали стихи друг друга, их сравнивали коллеги-поэты. Но Ахматову в силу ее характера не так интересовала Цветаева, как самой Марине Ивановне была интересна Ахматова. В 1921 году Цветаева пишет Анне Андреевне: «Вы мой самый любимый поэт, я когда-то давным-давно — лет шесть тому назад — видела Вас во сне, — Вашу будущую книгу: темно-зеленую, сафьянную, с серебром, — “Словеса золотые”, — какое-то древнее колдовство, вроде молитвы (вернее — обратное!) — и — проснувшись — я знала, что Вы ее напишете». После этого сна Цветаева пишет первое стихотворение к Ахматовой. В строках, взятых мной эпиграфом, даже признается в любви ей.
    Вас передашь одной
    Ломаной черной линией.
    Холод – в весельи, зной
    В Вашем унынии.
    Вся Ваша жизнь – озноб,
    И завершится – чем она?
    Облачный – темен – лоб
    Юного демона.
    Первый раз Цветаева узнала Ахматову через книгу «Вечер», в 1912 году: «О маленькой книжке Ахматовой можно написать десять томов – и ничего не прибавишь… Какой трудный соблазнительный подарок поэтам – Анна Ахматова». Восторженность Цветаевой сопутствовала восприятию Ахматовой всю жизнь. «Все стихи, бывшие, сущие и будущие, написаны одной женщиной — безымянной», – считала Цветаева. Поэтому она видела в Ахматовой родственную душу. Они обе испытали в своем творчестве огромное влияние А. С. Пушкина. У них были одни кумиры. Многие годы Марина Ивановна была влюблена в поэзию Ахматовой, покоренная созданным в своем воображении образом. Восьмилетняя Аля Эфрон, дочь, находившая в детстве под огромным влиянием своей матери – Цветаевой – писала Анне Андреевне, что читает Четки и Белую Стаю, а ее любимая вещь – «тот длинный стих о царевиче». Тут же, в письме, есть приписка Марины Ивановны: «Аля каждый вечер молится: “Пошли, Господи, царствия небесного Андерсену и Пушкину, – и царствия земного – Анне Ахматовой”». Такое преклонение перед талантом точно определяет иерархию между поэтами: Ахматова всегда была для Цветаевой старшей. Летом 1916 г. Цветаева пишет цикл « Стихи к Ахматовой » – одиннадцать стихотворений к «царскосельской музе».
    О, Муза плача, прекраснейшая из муз!
    О ты, шальное исчадие ночи белой!..
    …Анна Ахматова! —
    Это имя — огромный вздох,
    И в глубь он падает, которая безымянна.
    Мы коронованы тем, что одну с тобой
    Мы землю топчем, что небо над нами — то же!
    …Златоустой Анне — всея Руси
    Искупительному глаголу —
    Ветер, голос мой донеси…
    Цветаева посвящает Ахматовой сборник «Версты» (1922). «Соревнование в каком-то смысле у меня с Ахматовой – было, но не “сделать лучше нее”, а -лучше нельзя, и это лучше нельзя – положить к ногам…», – говорила Марина Ивановна. Мандельштам свидетельствовал, что Ахматова носила рукописные стихи Цветаевой в сумочке «так долго, что одни складки и трещины остались». «Марина поэт лучше меня», – сказала она в 1965 году И. Берлину.
    У них была единственная встреча, в июне 1941 году у В. Е. Ардова. Марина Ивановна всегда жила в ее ожидании. Цветаева при встрече говорила о своей судьбе, а также о том, что в стихах все сбывается. Ардов вспоминает, что встреча была без церемоний, волнительная: поэты пожали друг другу руки, а когда Цветаева уходила, Ахматова перекрестила ее. По большому счету эта встреча была не-встречей, разочаровавшей поэтов. От нее обе ожидали большего, но, видимо, и обе перегорели, и время было не самое лучшее – Цветаева вернулась на родину, где лишились свободы ее дочь и муж, и уже через год покончила с собой.
    До этой встречи Ахматова пишет стихотворение «Поздний ответ» (на давнее посвящение), но Цветаевой оно неизвестно. В нем Анна Андреевна поднимает тему двойничества с Цветаевой, называет ее своей неизменной спутницей. Если стихами Цветаевой к Ахматовой была отмечена первая половина творческого пути Марины Ивановны, то Ахматова обращается в своей поэзии к Цветаевой в позднем творчестве.
    Темная свежая ветвь бузины…
    Словно письмо от Марины…
    …Мы сегодня с тобою, Марина,
    По столице полночной идем.
    А за нами таких миллионы,
    И безмолвнее шествия нет…
    А вокруг погребальные звоны
    Да московские дикие стоны
    Вьюги, наш заметающий след.
    …Как той, другой – страдалице Марине,
    Придется мне напиться пустотой.
    Выросшая Аля – Ариадна Эфрон – судила так: «Марина Цветаева была безмерна, Анна Ахматова — гармонична… безмерность одной принимала (и любила) гармоничность другой, ну, а гармоничность не способна воспринимать безмерность». При всей своей непохожести эти две женщины были – поэтами, и каждая знала цену дара другой. «Юность всегда отдает предпочтение Цветаевой, но с годами, со зрелостью, взоры (и души и сердца) все чаще и увереннее обращаются к Ахматовой. Наше счастье состоит в том, что у нас есть и та и другая», – говорит поэт В. А. Солоухин. Эти два столпа русской поэзии в их единстве показывают значимость женской поэзии в эпоху серебряного века, ее уникальность и неповторимость.
    У нас большая база и мы ее постоянно пополняем, и поэтому если вы не нашли, то пользуйтесь поиском
    В нашей базе свыше 15 тысяч сочинений
    Сохранить сочинение:

13. Страница: [ 1 ] 2
    В последнее время мы открываем для себя всё больше писателей и поэтов. И уже не представляем свой духовный мир без Александра Блока, Игоря Северянина, Николая Гумилева. Все они — поэты «серебряного века». Их творчество велико и заслуживает обсуждения, но я бы хотела поговорить о женщинах.
    Так уж сложилось, что в России два женских имени в поэзии надолго затмили своей значимостью другие женские имена. Это — Анна Ахматова и Марина Цветаева. Сразу хочется заметить, что этим поэтессам нередко посвящались стихи. Чуткое сердце Бориса Пастернака с особенной теплотой открывалось навстречу женщинам, души которых были равны ему по художественному восприятию мира и любви.
    Мне кажется, я подберу слова,
    Похожие на вашу первозданность.
    А ошибусь, — мне это трынь-трава,
    Я всё равно с ошибкой не расстанусь.
    Эти строки поэт посвятил Анне Ахматовой. Каким преклонением перед огромностью душевной красоты этих женщин струятся посвящения! Величие души человеческой в любви и благородстве не зависит ни от каких внешних обстоятельств, кроме Бога, а Бог всегда за любовь. Это подчеркивается в словах, подаренных Марине Цветаевой:
    Ты вправе, вывернув карман,
    Сказать: ищите, ройтесь, шарьте.
    Мне все равно, чем сыр туман.
    Любая быль, как утро в марте.
    Творчество поэтесс велико, их стихами восхищаются сегодня и, мне кажется, что через сто лет этих женщин не забудут. Не забудут и то их стремление открыться людям.
    Мне нравятся стихи о любви. Они тревожат, волнуют душу. Тем более, когда об этом восхитительном чувстве пишет женщина. В поэзии Анны Ахматовой и Марины Цветаевой можно выделить «любовную лирику», но это потребует немало времени. Обе поэтессы очень много писали на эту тему, и большая часть их стихов посвящена именно любви.
    Молюсь оконному лучу —
    Он бледен, тонок, прям.
    Сегодня я с утра молчу,
    А сердце – пополам.
    Казалось бы, в этом стихотворении Анны Андреевны о любви — ни слова. Но возникает впечатление тайной, скрытой от посторонних глаз любовной драмы, может быть, сыгранной в одиночку, любовной тоски о человеке. У этой поэтессы стихи пронизаны нежностью, а иногда жалостью. Цветаева же в своей поэзии всегда сильная, смелая, могучая, она мечтает о соединении с равным. Но встреча сильных, даже предназначенных друг для друга, всегда оборачивается борьбой.
    Это их противоречие и притягивает меня. Одна — женственная, чуткая, откровенная, у другой мужественный, волевой характер. Если бы нужно было сравнивать их между собой, я бы не смогла это сделать. Мне кажется, это невозможно. Нельзя соединить такие две разные, но отчасти одинаковые личности. Поэтому я хотела бы рассмотреть творчество Анны Ахматовой и Марины Цветаевой по отдельности, но и та, и другая заслуживает внимания.
    Начну я с той, которая по силе своего дарования, мастерства и таланта стоит рядом с гениальным Пушкиным. Поэзия Анны Ахматовой глубоко выражает женское сердце, любовное чувство, трагические душевные крушения, великую материнскую любовь и печаль. Но любовь в её стихах не всегда светлая, зачастую она несёт горе. Лирическая героиня русской Сафо, как называли молодую поэтессу, отвергнута, разлюблена, но переживает это достойно, с гордым смирением, не унижая ни себя, ни возлюбленного.
    В пушистой муфте руки холодели.
    Мне стало страшно, стало как-то смутно.
    О, как вернуть вас, быстрые недели
    Его любви, воздушной и минутной!
    Ахматова поэтически исследует сложные, противоречивые переходы между любовью и предлюбовью, игрой и подлинностью. Ведь то, что мнилось в порыве любовью, может статься, покажется потом всего лишь игрой, а то, что начиналось как игра, отзовётся ещё настоящим порывом и настоящей болью. И какой она должна быть, любовь, обязательно жалящей? Обязательно поединком? Или разной в разные минуты?
    О нет, я не тебя любила,
    Палила сладостным огнем.
    Так объясни, какая сила
    В печальном имени твоём.
    Это сочувствие, сопереживание в любви-жалости делает многие стихи Анны Андреевны подлинно народными.
    Как многолика любовь в стихах поэтессы! В тонах и полутонах. В нежных и страшных ликах. Но в её поэзии есть ещё одна любовь — к родной земле, к Родине, к России.
    Не с теми я, кто бросил землю
    На растерзание врагам.
    Их глубокой лести я не внемлю,
    Им песен я своих не дам.
    Мир Ахматовой — мир трагедийный. Мотивы беды, трагедии звучат во многих стихотворениях. И с этим мотивом связан цикл «Реквием», который, в нарушение традиции, посвящен живым и мертвым. Главная мысль поэмы «Реквием» — выражение народного горя, горя беспредельного. Страдания народа и лирической героини сливаются. В творчестве поэтессы ощущается удивительное единство двух трагедий: личной и касающейся страны и народа.
    Поэзия Анны Ахматовой облагораживает чувства, возвышает, очищает душу. Она стала драгоценнейшим достоянием ума и сердца многих читателей. Читая её стихи, как бы листаешь исповедь женской души. Жизнь и любовь сплетаются в одну нить. Эти понятия становятся неразделимыми. Стихи Анны Андреевны притягивают своей простотой, в них нет ничего сверхъестественного. Моё самое любимое стихотворение — «Сероглазый король». Не знаю, почему, но оно мне нравится. С детства я восхищаюсь им.
    Другой, не менее любимой моей поэтессой является Марина Цветаева. Весь её нелегкий творческий путь увенчан легендами и предстаёт перед нами как необычайная история жизни.
    Живость, внимательность, способность увлекаться и увлекать, горячее сердце, всегда жаждущее любви и дружбы, способность привязываться к человеку всеми силами души, жгучий темперамент — вот сомнительные и характерные черты лирической героини Цветаевой. Она — Царь-Девица из древних русских былин; вровень своему суженому и даже превосходящая его. Но:
    Не суждено, чтобы равный с равным…
    Так разминовываемся мы.
    Сама поэтесса понимает это, и поэтому часто в её стихах показана борьба: борьба на поле боя, как у Ахиллеса с Панфесилией, борьба на брачном ложе, борьба и тайна, как у Зигфрида и Брунгильды, борьба самолюбий и великодуший, как в «Поэме конца».
    Но есть и другие стихи. Стихи, в которых возлюбленный слаб. Влюблённая женщина видит в нём не мужа, но отрока. Она не осмеливается посягнуть на него, потому что боится его присвоить, сделать не равным, а своим. Но всё же падает в бездну, притянутая его очарованием. Тревога нарастает и срывается в безнадежность расставанья.
    Но слабый возлюбленный, как правило, не просто покидает любимую, он оказывается предателем, в угоду молве, людям, своей доброй славе приносящим её в жертву. Так поступает Стенька Разин из цикла Цветаевой, Так поступает Гамлет: «На дне она, где ил и водоросли, спать в них ушла, но сна и там нет. Но я её любил, как сорок тысяч братьев любить не могут… Гамлет! На дне она, где ил, ил, и последний венчик всплыл на приречных брёвнах… Но я её любил, как сорок тысяч… Меньше всё ж, чем один любовник…»
    Самой счастливой любовью в этом мире оказывается любовь к уже ушедшим. Поистине первой и неизменной любовью Марины Цветаевой был А. С. Пушкин: «С тех пор, да с тех пор, как Пушкина на моих глазах на картине Наумова — убили, ежедневно, ежечасно, непрерывно убивали всё моё младенчество, детство, юность, — я поделила мир на поэта — и всех и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы все ни одевались и не назывались».
    Судьба поэтессы была трагична. Но она всегда говорила, что «глубина страдания не может сравниться с пустотой счастья». И, наверное, только страдая, можно наполнить свои стихи таким словом, таким чувством, как у Марины Цветаевой. Судьба вела её к роковому концу, но смерть поэта — это продолжение его жизни, жизни во времени.
    У Марины Цветаевой есть стихотворение «Руан». Оно мне очень нравится, особенно первые два четверостишия.
    И я вошла, и я сказала: — Здравствуй!
    Пора, король, во Францию, домой!
    И я опять веду тебя на царство,
    И ты опять обманешь, Карл Седьмой!
    Не ждите, принц скупой и невеселый,
    Бескровный принц, не распрямивший плеч —
    Чтоб Иоанна разлюбила — голос,
    Чтоб Иоанна разлюбила — меч.
    Две женщины — две поэтессы.
    Страница: [ 1 ] 2

    Похожие сочинения

    Судьба России в поэзии Анны Ахматовой