Сочинение на тему на стыке веков

5 вариантов

  1. 1
    Текст добавил: Чилийский перчик

    В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
    И отвращение от жизни,И к ней безумная любовь,И страсть, и ненависть к отчизне…
    Человек оказался как бы на краю пропасти. В обста­новке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной попу­лярностью пользовались астрологи, оккультисты, мисти­ки и низкопробные шарлатаны.
    Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обрати­лись к экспериментаторству. Высшим критерием художе­ственности стала индивидуальная неповторимость, ориги­нальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
    Новый всплеск творческой активности подвигнул мно­гих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литера­туре во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Глав­ным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направле­ний не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
    Концепция символа как вечного, неподвластного те­чению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки на­стоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
    В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое — к культурным исто­кам в разных традициях. Символисты обратились к рус­ской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта. Материал с сайта //iEssay.ru
    В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не за­метить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущает­ся в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смер­тью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности со­ставляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же сле­дует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею не­совместимости и непонимания поэта-творца и толпы, на­стойчивое обращение к образам Библии, мифологии, ис­тории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон-Жуан, Пасифая).

  2. Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обрати­лись к экспериментаторству. Высшим критерием художе­ственности стала индивидуальная неповторимость, ориги­нальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
    Новый всплеск творческой активности подвигнул мно­гих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литера­туре во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Глав­ным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направле­ний не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
    Концепция символа как вечного, неподвластного те­чению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки на­стоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
    В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое —- к культурным исто­кам в разных традициях. Символисты обратились к рус­ской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
    В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не за­метить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущает­ся в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смер­тью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности со­ставляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же сле­дует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею не­совместимости и непонимания поэта-творца и толпы, на­стойчивое обращение к образам Библии, мифологии, ис­тории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон- Жуан, Пасифая).
    «Серебряный век» стал целой эпохой в русской лите­ратуре. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового време­ни — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»

  3. На НАС УПАЛА ТЕНЬ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»
    (СОЧИНЕНИЕ-ЭССЕ О РУССКОЙ ПОЭЗИИ НА СТЫКЕ ВЕКОВ)
    В самом конце XIX и первые два десятилетия XX века русская литература переживала период необычайного подъема. Это время известно нам под названием «серебря­ного века». «Серебряный век» русской поэзии своими кор­нями уходил в «век золотой» — творчество А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета. В этот период рус­ские поэты проявляли интерес к формальным изыскам в своем творчестве, в изобилии изобретая их вновь или вос­крешая из забытья. Это в полной мере относится как к форме стиха, так и к поэтическим образам. Поэты обраща­ли свои взоры на Древний Китай и Древний Египет, Древ­нюю Грецию и Древний Рим. Они воскрешали русское язычество и средневековое двоеверие.
    Все это было естественным проявлением закономерно­го развития человеческого духа. На стыке веков жизнь воспринималась человеком как своего рода итог исчерпав­шей себя цивилизации, как преддверие неминуемой катастрофы, как начало Апокалипсиса. Эсхатологически­ми настроениями были пронизаны философские, научные, религиозные и художественные пророчества, которые щедро предлагались обществу.
    В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
    И отвращение от жизни,
    И к ней безумная любовь,
    И страсть, и ненависть к отчизне…
    Человек оказался как бы на краю пропасти. В обста­новке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной попу­лярностью пользовались астрологи, оккультисты, мисти­ки и низкопробные шарлатаны.
    Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обрати­лись к экспериментаторству. Высшим критерием художе­ственности стала индивидуальная неповторимость, ориги­нальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
    Новый всплеск творческой активности подвигнул мно­гих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литера­туре во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Глав­ным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направле­ний не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
    Концепция символа как вечного, неподвластного те­чению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки на­стоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
    В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое —- к культурным исто­кам в разных традициях. Символисты обратились к рус­ской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
    В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не за­метить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущает­ся в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смер­тью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности со­ставляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же сле­дует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею не­совместимости и непонимания поэта-творца и толпы, на­стойчивое обращение к образам Библии, мифологии, ис­тории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон- Жуан, Пасифая).
    «Серебряный век» стал целой эпохой в русской лите­ратуре. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового време­ни — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»

  4. Елена
    ВОТ МЫСЛИ О ДОМЕ.. .
    ДОМ Когда, в заботе, для зимы зерно беру, \ Я вижу часто – ищешь ты в грязи у стен. \ Изводишь летом ты меня, зимой – молчок! \ Когда замерзнув, смерть находишь ты зимой, \ В обильном доме остаюсь я невредим. ФЕДР (Конец I в. до н. э. – первая половина I в. н. э.) . Перевод Н. И. Шатерникова IV, 24 МУРАВЕЙ И МУХА
    ДОМ Оттоль не выйдешь в дом родимый, \ Ни вести к ближним не пошлешь! -\ Уйду, – и без меня застынет\ Мое и место на земле!!. \ Итак, доколь еще язык мой\ В устах вращается, друзья, -\ Я буду, буду все, с тоскою, \ Все беспрерывно изливать, \ Всю ярость беспредельной скорби: Федор Глинка 1859 ИОВ\Свободное подражание священной книге Иова\Поэма
    ДОМ Теперь искать ее не надо\ Вам у реки или на Прадо. \ А я уверена в одном. \ Отныне будет вам отрадой, \ Не скукой – приходить в мой дом. Лопе де Вега. Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник 1946 ДЕВУШКА С КУВШИНОМ
    ДОМ Тот дом без крыши, без угла, \ Согретый по-жилому, \ Твоя хозяйка берегла\ За тыщи верст от дому. \ Она тянула кое-как\ Вдоль колеи шоссейной —\ С меньшим, уснувшим на руках, \ И всей гурьбой семейной. Александр Твардовский 1942-1946 ДОМ У ДОРОГИ\Лирическая хроника\ГЛАВА 1
    ДОМ Тут холодно и голодно, \ А дома — колбаса, \ Супруги плечи голые \ И грустные глаза. Борис Камянов 1970 На подмосковной станции
    ДОМ Тысячи были домов на замке. В один их\\ впустили. \ Маленький, крытый одним камышом из болот да\ соломой. Овидий. Перевод А. А. Фета КНИГА ЛЮБВИ\ Филемон и Бавкида\Смолкнул на этом поток. Всех бывших тронуло
    ДОМ Воспоминаньем озарюсь. \ Забудусь так, что не опомнюсь. \ Мне хочется домой – в огромность \ квартиры, наводящей грусть. Лев Лосев. “У Голубой лагуны”. Том 2Б. На даче спят. В саду до пят
    ДОМ И мне веет весною отрадной, \ И мне кажется чудным дворцом\ Петербургский, серый, громадный, \ Похожий на тысячи – дом. Татьяна Щепкина-Куперник ПЕТЕРБУРГСКИЙ НОКТЮРН
    ДОМ Летние ливни. \ Над бурной рекой два домика\ Жмутся друг к другу. ЕСА БУСОН. ПЕРЕВОД Т. Л. СОКОЛОВОЙ-ДЕЛЮСИНОЙ ЛЕТНИЙ ЛИВЕНЬ, ЛЕТНИЕ ЛИВНИ
    ДОМ Но, раз не хочешь ты, чтоб я с тобою\ Остался тут, пойти бы ты могла\ Здесь недалеко в домик мой со мною. \ И с матерью б моей ты там жила, \ И назвала б она тебя родною, \ Как милую бы дочку, берегла, \ И так же бы отец. Избушка наша\ С невесткой полная была бы чаша» . Джованни Боккаччо. Перевод Ю. Верховского ФЬЕЗОЛАНСКИЕ НИМФЫ
    ДОМ Пембрук (Эренделу) \ Милорд, со мной поедем. Недалеко\ Отсюда дом мой; в сторону немного\ Он от дороги нашей. Свита может\ Вперед поехать. Если есть у нас\ Хорошенькие жены, не должны\ Мы долго поцелуев их лишать. Кристофер Марло 1591 Перевод А. Радловой 1957 ЭДУАРД II
    \

  5. Просмторов страницы:
    н/д
    В самом конце XIX и первые два десятилетия XX века русская литература переживала период необычайного подъема. Это время известно нам под названием «серебря­ного века». «Серебряный век» русской поэзии своими кор­нями уходил в «век золотой» — творчество А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета. В этот период рус­ские поэты проявляли интерес к формальным изыскам в своем творчестве, в изобилии изобретая их вновь или вос­крешая из забытья. Это в полной мере относится как к форме стиха, так и к поэтическим образам. Поэты обраща­ли свои взоры на Древний Китай и Древний Египет, Древ­нюю Грецию и Древний Рим. Они воскрешали русское язычество и средневековое двоеверие.
    Все это было естественным проявлением закономерно­го развития человеческого духа. На стыке веков жизнь воспринималась человеком как своего рода итог исчерпав­шей себя цивилизации, как преддверие неминуемой катастрофы, как начало Апокалипсиса. Эсхатологически­ми настроениями были пронизаны философские, научные, религиозные и художественные пророчества, которые щедро предлагались обществу.
    В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
    И отвращение от жизни,
    И к ней безумная любовь,
    И страсть, и ненависть к отчизне…
    Человек оказался как бы на краю пропасти. В обста­новке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной попу­лярностью пользовались астрологи, оккультисты, мисти­ки и низкопробные шарлатаны.
    Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обрати­лись к экспериментаторству. Высшим критерием художе­ственности стала индивидуальная неповторимость, ориги­нальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
    Новый всплеск творческой активности подвигнул мно­гих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литера­туре во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Глав­ным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направле­ний не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
    Концепция символа как вечного, неподвластного те­чению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки на­стоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
    В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое — к культурным исто­кам в разных традициях. Символисты обратились к рус­ской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
    В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не за­метить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущает­ся в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смер­тью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности со­ставляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же сле­дует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею не­совместимости и непонимания поэта-творца и толпы, на­стойчивое обращение к образам Библии, мифологии, ис­тории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон-Жуан, Пасифая).
    «Серебряный век» стал целой эпохой в русской лите­ратуре. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового време­ни — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *