В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
И отвращение от жизни,И к ней безумная любовь,И страсть, и ненависть к отчизне…
Человек оказался как бы на краю пропасти. В обстановке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной популярностью пользовались астрологи, оккультисты, мистики и низкопробные шарлатаны.
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое — к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта. Материал с сайта //iEssay.ru
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон-Жуан, Пасифая).
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое —- к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон- Жуан, Пасифая).
«Серебряный век» стал целой эпохой в русской литературе. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового времени — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»
На НАС УПАЛА ТЕНЬ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»
(СОЧИНЕНИЕ-ЭССЕ О РУССКОЙ ПОЭЗИИ НА СТЫКЕ ВЕКОВ)
В самом конце XIX и первые два десятилетия XX века русская литература переживала период необычайного подъема. Это время известно нам под названием «серебряного века». «Серебряный век» русской поэзии своими корнями уходил в «век золотой» — творчество А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета. В этот период русские поэты проявляли интерес к формальным изыскам в своем творчестве, в изобилии изобретая их вновь или воскрешая из забытья. Это в полной мере относится как к форме стиха, так и к поэтическим образам. Поэты обращали свои взоры на Древний Китай и Древний Египет, Древнюю Грецию и Древний Рим. Они воскрешали русское язычество и средневековое двоеверие.
Все это было естественным проявлением закономерного развития человеческого духа. На стыке веков жизнь воспринималась человеком как своего рода итог исчерпавшей себя цивилизации, как преддверие неминуемой катастрофы, как начало Апокалипсиса. Эсхатологическими настроениями были пронизаны философские, научные, религиозные и художественные пророчества, которые щедро предлагались обществу.
В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть, и ненависть к отчизне…
Человек оказался как бы на краю пропасти. В обстановке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной популярностью пользовались астрологи, оккультисты, мистики и низкопробные шарлатаны.
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое —- к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон- Жуан, Пасифая).
«Серебряный век» стал целой эпохой в русской литературе. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового времени — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»
Елена
ВОТ МЫСЛИ О ДОМЕ.. .
ДОМ Когда, в заботе, для зимы зерно беру, \ Я вижу часто – ищешь ты в грязи у стен. \ Изводишь летом ты меня, зимой – молчок! \ Когда замерзнув, смерть находишь ты зимой, \ В обильном доме остаюсь я невредим. ФЕДР (Конец I в. до н. э. – первая половина I в. н. э.) . Перевод Н. И. Шатерникова IV, 24 МУРАВЕЙ И МУХА
ДОМ Оттоль не выйдешь в дом родимый, \ Ни вести к ближним не пошлешь! -\ Уйду, – и без меня застынет\ Мое и место на земле!!. \ Итак, доколь еще язык мой\ В устах вращается, друзья, -\ Я буду, буду все, с тоскою, \ Все беспрерывно изливать, \ Всю ярость беспредельной скорби: Федор Глинка 1859 ИОВ\Свободное подражание священной книге Иова\Поэма
ДОМ Теперь искать ее не надо\ Вам у реки или на Прадо. \ А я уверена в одном. \ Отныне будет вам отрадой, \ Не скукой – приходить в мой дом. Лопе де Вега. Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник 1946 ДЕВУШКА С КУВШИНОМ
ДОМ Тот дом без крыши, без угла, \ Согретый по-жилому, \ Твоя хозяйка берегла\ За тыщи верст от дому. \ Она тянула кое-как\ Вдоль колеи шоссейной —\ С меньшим, уснувшим на руках, \ И всей гурьбой семейной. Александр Твардовский 1942-1946 ДОМ У ДОРОГИ\Лирическая хроника\ГЛАВА 1
ДОМ Тут холодно и голодно, \ А дома — колбаса, \ Супруги плечи голые \ И грустные глаза. Борис Камянов 1970 На подмосковной станции
ДОМ Тысячи были домов на замке. В один их\\ впустили. \ Маленький, крытый одним камышом из болот да\ соломой. Овидий. Перевод А. А. Фета КНИГА ЛЮБВИ\ Филемон и Бавкида\Смолкнул на этом поток. Всех бывших тронуло
ДОМ Воспоминаньем озарюсь. \ Забудусь так, что не опомнюсь. \ Мне хочется домой – в огромность \ квартиры, наводящей грусть. Лев Лосев. “У Голубой лагуны”. Том 2Б. На даче спят. В саду до пят
ДОМ И мне веет весною отрадной, \ И мне кажется чудным дворцом\ Петербургский, серый, громадный, \ Похожий на тысячи – дом. Татьяна Щепкина-Куперник ПЕТЕРБУРГСКИЙ НОКТЮРН
ДОМ Летние ливни. \ Над бурной рекой два домика\ Жмутся друг к другу. ЕСА БУСОН. ПЕРЕВОД Т. Л. СОКОЛОВОЙ-ДЕЛЮСИНОЙ ЛЕТНИЙ ЛИВЕНЬ, ЛЕТНИЕ ЛИВНИ
ДОМ Но, раз не хочешь ты, чтоб я с тобою\ Остался тут, пойти бы ты могла\ Здесь недалеко в домик мой со мною. \ И с матерью б моей ты там жила, \ И назвала б она тебя родною, \ Как милую бы дочку, берегла, \ И так же бы отец. Избушка наша\ С невесткой полная была бы чаша» . Джованни Боккаччо. Перевод Ю. Верховского ФЬЕЗОЛАНСКИЕ НИМФЫ
ДОМ Пембрук (Эренделу) \ Милорд, со мной поедем. Недалеко\ Отсюда дом мой; в сторону немного\ Он от дороги нашей. Свита может\ Вперед поехать. Если есть у нас\ Хорошенькие жены, не должны\ Мы долго поцелуев их лишать. Кристофер Марло 1591 Перевод А. Радловой 1957 ЭДУАРД II
\
Просмторов страницы:
н/д
В самом конце XIX и первые два десятилетия XX века русская литература переживала период необычайного подъема. Это время известно нам под названием «серебряного века». «Серебряный век» русской поэзии своими корнями уходил в «век золотой» — творчество А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета. В этот период русские поэты проявляли интерес к формальным изыскам в своем творчестве, в изобилии изобретая их вновь или воскрешая из забытья. Это в полной мере относится как к форме стиха, так и к поэтическим образам. Поэты обращали свои взоры на Древний Китай и Древний Египет, Древнюю Грецию и Древний Рим. Они воскрешали русское язычество и средневековое двоеверие.
Все это было естественным проявлением закономерного развития человеческого духа. На стыке веков жизнь воспринималась человеком как своего рода итог исчерпавшей себя цивилизации, как преддверие неминуемой катастрофы, как начало Апокалипсиса. Эсхатологическими настроениями были пронизаны философские, научные, религиозные и художественные пророчества, которые щедро предлагались обществу.
В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть, и ненависть к отчизне…
Человек оказался как бы на краю пропасти. В обстановке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной популярностью пользовались астрологи, оккультисты, мистики и низкопробные шарлатаны.
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое — к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон-Жуан, Пасифая).
«Серебряный век» стал целой эпохой в русской литературе. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового времени — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»
В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
И отвращение от жизни,И к ней безумная любовь,И страсть, и ненависть к отчизне…
Человек оказался как бы на краю пропасти. В обстановке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной популярностью пользовались астрологи, оккультисты, мистики и низкопробные шарлатаны.
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое — к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта. Материал с сайта //iEssay.ru
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон-Жуан, Пасифая).
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое —- к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон- Жуан, Пасифая).
«Серебряный век» стал целой эпохой в русской литературе. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового времени — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»
На НАС УПАЛА ТЕНЬ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»
(СОЧИНЕНИЕ-ЭССЕ О РУССКОЙ ПОЭЗИИ НА СТЫКЕ ВЕКОВ)
В самом конце XIX и первые два десятилетия XX века русская литература переживала период необычайного подъема. Это время известно нам под названием «серебряного века». «Серебряный век» русской поэзии своими корнями уходил в «век золотой» — творчество А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета. В этот период русские поэты проявляли интерес к формальным изыскам в своем творчестве, в изобилии изобретая их вновь или воскрешая из забытья. Это в полной мере относится как к форме стиха, так и к поэтическим образам. Поэты обращали свои взоры на Древний Китай и Древний Египет, Древнюю Грецию и Древний Рим. Они воскрешали русское язычество и средневековое двоеверие.
Все это было естественным проявлением закономерного развития человеческого духа. На стыке веков жизнь воспринималась человеком как своего рода итог исчерпавшей себя цивилизации, как преддверие неминуемой катастрофы, как начало Апокалипсиса. Эсхатологическими настроениями были пронизаны философские, научные, религиозные и художественные пророчества, которые щедро предлагались обществу.
В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть, и ненависть к отчизне…
Человек оказался как бы на краю пропасти. В обстановке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной популярностью пользовались астрологи, оккультисты, мистики и низкопробные шарлатаны.
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое —- к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон- Жуан, Пасифая).
«Серебряный век» стал целой эпохой в русской литературе. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового времени — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»
Елена
ВОТ МЫСЛИ О ДОМЕ.. .
ДОМ Когда, в заботе, для зимы зерно беру, \ Я вижу часто – ищешь ты в грязи у стен. \ Изводишь летом ты меня, зимой – молчок! \ Когда замерзнув, смерть находишь ты зимой, \ В обильном доме остаюсь я невредим. ФЕДР (Конец I в. до н. э. – первая половина I в. н. э.) . Перевод Н. И. Шатерникова IV, 24 МУРАВЕЙ И МУХА
ДОМ Оттоль не выйдешь в дом родимый, \ Ни вести к ближним не пошлешь! -\ Уйду, – и без меня застынет\ Мое и место на земле!!. \ Итак, доколь еще язык мой\ В устах вращается, друзья, -\ Я буду, буду все, с тоскою, \ Все беспрерывно изливать, \ Всю ярость беспредельной скорби: Федор Глинка 1859 ИОВ\Свободное подражание священной книге Иова\Поэма
ДОМ Теперь искать ее не надо\ Вам у реки или на Прадо. \ А я уверена в одном. \ Отныне будет вам отрадой, \ Не скукой – приходить в мой дом. Лопе де Вега. Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник 1946 ДЕВУШКА С КУВШИНОМ
ДОМ Тот дом без крыши, без угла, \ Согретый по-жилому, \ Твоя хозяйка берегла\ За тыщи верст от дому. \ Она тянула кое-как\ Вдоль колеи шоссейной —\ С меньшим, уснувшим на руках, \ И всей гурьбой семейной. Александр Твардовский 1942-1946 ДОМ У ДОРОГИ\Лирическая хроника\ГЛАВА 1
ДОМ Тут холодно и голодно, \ А дома — колбаса, \ Супруги плечи голые \ И грустные глаза. Борис Камянов 1970 На подмосковной станции
ДОМ Тысячи были домов на замке. В один их\\ впустили. \ Маленький, крытый одним камышом из болот да\ соломой. Овидий. Перевод А. А. Фета КНИГА ЛЮБВИ\ Филемон и Бавкида\Смолкнул на этом поток. Всех бывших тронуло
ДОМ Воспоминаньем озарюсь. \ Забудусь так, что не опомнюсь. \ Мне хочется домой – в огромность \ квартиры, наводящей грусть. Лев Лосев. “У Голубой лагуны”. Том 2Б. На даче спят. В саду до пят
ДОМ И мне веет весною отрадной, \ И мне кажется чудным дворцом\ Петербургский, серый, громадный, \ Похожий на тысячи – дом. Татьяна Щепкина-Куперник ПЕТЕРБУРГСКИЙ НОКТЮРН
ДОМ Летние ливни. \ Над бурной рекой два домика\ Жмутся друг к другу. ЕСА БУСОН. ПЕРЕВОД Т. Л. СОКОЛОВОЙ-ДЕЛЮСИНОЙ ЛЕТНИЙ ЛИВЕНЬ, ЛЕТНИЕ ЛИВНИ
ДОМ Но, раз не хочешь ты, чтоб я с тобою\ Остался тут, пойти бы ты могла\ Здесь недалеко в домик мой со мною. \ И с матерью б моей ты там жила, \ И назвала б она тебя родною, \ Как милую бы дочку, берегла, \ И так же бы отец. Избушка наша\ С невесткой полная была бы чаша» . Джованни Боккаччо. Перевод Ю. Верховского ФЬЕЗОЛАНСКИЕ НИМФЫ
ДОМ Пембрук (Эренделу) \ Милорд, со мной поедем. Недалеко\ Отсюда дом мой; в сторону немного\ Он от дороги нашей. Свита может\ Вперед поехать. Если есть у нас\ Хорошенькие жены, не должны\ Мы долго поцелуев их лишать. Кристофер Марло 1591 Перевод А. Радловой 1957 ЭДУАРД II
\
Просмторов страницы:
н/д
В самом конце XIX и первые два десятилетия XX века русская литература переживала период необычайного подъема. Это время известно нам под названием «серебряного века». «Серебряный век» русской поэзии своими корнями уходил в «век золотой» — творчество А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета. В этот период русские поэты проявляли интерес к формальным изыскам в своем творчестве, в изобилии изобретая их вновь или воскрешая из забытья. Это в полной мере относится как к форме стиха, так и к поэтическим образам. Поэты обращали свои взоры на Древний Китай и Древний Египет, Древнюю Грецию и Древний Рим. Они воскрешали русское язычество и средневековое двоеверие.
Все это было естественным проявлением закономерного развития человеческого духа. На стыке веков жизнь воспринималась человеком как своего рода итог исчерпавшей себя цивилизации, как преддверие неминуемой катастрофы, как начало Апокалипсиса. Эсхатологическими настроениями были пронизаны философские, научные, религиозные и художественные пророчества, которые щедро предлагались обществу.
В стихотворении «Возмездие» А. Блок точно передает смятенное настроение растерянного человека на стыке эпох:
И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть, и ненависть к отчизне…
Человек оказался как бы на краю пропасти. В обстановке «пира во время чумы», обуреваемый тревожными предчувствиями, высокими и низкими страстями, он вел себя соответствующим образом. Вот почему бешеной популярностью пользовались астрологи, оккультисты, мистики и низкопробные шарлатаны.
Подобная обстановка в обществе не могла не сказаться на творчестве русских писателей. Русские поэты обратились к экспериментаторству. Высшим критерием художественности стала индивидуальная неповторимость, оригинальность поэтического стиля. Даже самый скромный поэт ощущал себя всемогущим творцом созидаемого космоса.
Новый всплеск творческой активности подвигнул многих русских поэтов начала XX века к романтизму. Но это не был романтизм, который господствовал в русской литературе во времена Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Главным отличием нового романтизма была иная модель мира. Поэтому представители разных модернистских направлений не столько были, сколько хотели казаться романтиками. Например, символисты А. Блок, А. Белый, В. Соловьев считали, что в поэзии живо только то, что мерцает сквозь темноту символа.
Концепция символа как вечного, неподвластного течению времени образа заставляла символистов пристально вглядываться в прошлое, чтобы отыскать в нем ростки настоящего и будущего. Как у А. Блока: «Прошлое страстно глядится в грядущее…».
В поэзии символистов обострено чувство памяти, их взоры обращены в далекое прошлое — к культурным истокам в разных традициях. Символисты обратились к русской фольклорной и литературной традиции, утвердили в сознании современников привлекательность экзотического опыта.
В творчестве поэтов «серебряного Века» нельзя не заметить их магнетическое тяготение к Жизни и Смерти. Напряженный диалог между ними особенно остро ощущается в поэзии В. Брюсова. Вечное противостояние Жизни и Смерти, «таинственная близость между страстью и смертью», увиденная в «Египетских ночах» Пушкина, бренность земного величия и бесконечная перспектива Вечности составляют у В. Брюсова целостное единство. Сюда же следует добавить понятие творчества, поэзию и любовь как способы преодоления Смерти, романтическую идею несовместимости и непонимания поэта-творца и толпы, настойчивое обращение к образам Библии, мифологии, истории и литературы (Моисей, Клеопатра, Ассаргадон, Дон-Жуан, Пасифая).
«Серебряный век» стал целой эпохой в русской литературе. Нас отделяет от нее одно столетие — ровно столько, сколько минуло от начала «золотого века» до «серебряного». А потому логично было бы окрестить наше время «бронзовым веком». В нем мне видятся имена таких широко известных поэтов-песенников, как К. Никольский, Б. Гребенщиков, Ю. Шевчук, В. Цой и И. Тальков. В их стихах-песнях выражается острое дыхание нового времени — того, в котором мы сегодня живем. И лозунгом этого времени вполне могли бы стать строки В. Цоя: «Перемен! Мы ждем перемен!»