Немец приподнял с пола ноги, и лицо его стало каменным и напряженным, наверно, защемило пальцы..Мне хотелось лечь там у себя рядом с Вороновым. Подтянуть колени к подбородку, а ступени обжать ладонями, чтобы затушить боль в мизинце. Я безотчетно, но на такую же высоту, как и немец, приподнял свои ноги и нечаянно охнул.
– Шмерцен? – спросил немец.
– Ну болят, болят! – со злостью сказал я.– Тебе от этого легче, да?
– Я крестьянин, понимаешь? Крестьянин. А ты? (нем)
Может, потому, что у меня не проходила боль в мизинце и думалось об обуви, я выбрал ремесло сапожника. Я показал на свои больные ноги и помахал воображаемым молотком.
– Ну, все, пора идти! (нем.),– сказал немец.
Пленному полагалось двигаться впереди конвоира шагах в шести. Я так и пошел к выходу, – впереди немца, но он сказал: «Момент», и я задержался, а оглядываться не стал, чтобы не видеть глаза Ивана. Немец поровнялся со мной, и мы пошли рядом.
– Меня зовут Вилли Броде. А тебя? (нем.)
Я назвал свое имя. Немец старательно и неверно произнес его по складам и не торопясь, врозваль ушел. Я постоял у дверей и побрел назад, на свое место. Иван пошевелился и, не открывая глаз, спросил:
– Чего он хотел, а?
– Не знаю, – сказал я,– Может, вернется…
Утром немец вернулся опять. Мы с Вороновым сидели спина к спине, и я чуть–чуть подался назад,, чтобы стояк нар загородил меня от немца. Он и загородил, но немец в это время по складам сказал : «Алек–шандр», и я уложил Ивана и полез с нар.
Немец оглянулся на дверь – крадучись и опасливо – сунул правую руку в карман френча. Он дважды сказал: «Возьми» (нем.)
Это он сказал, оглянувшись на дверь и протянув ко мне руку, и я различил маленький квадратный пакет из серой бумаги. Я взял пакет и сразу почувствовал невесомую мягкость хлеба, его скрытую теплоту. Немцу б надо было уйти тогда, чтобы я отнес хлеб на нары. Но он ожидающе смотрел на меня, а я молчал и пытался засунуть пакет в нагрудный карман гимнастерки, не спуская глаз с дверей барака – недаром же он сам оглядывался туда! Он показывал на пакет, и я понял, что ему зачем–то нужно, чтобы хлеб был съеден при нем. Он отобрал у меня обертку и спрятал в карман. Ровно обрезанный хлебный квадратик был намазан не то маргарином, не то каким–то другим эрзацем. Я перевернул хлеб намазанной стороной вниз, чтобы не было крошек, а немец что–то проворчал и махнул рукой в сторону дверей.
– Ну чего ты еще ждешь? Кушай свой завтрак. (нем.)
Таких бутербродов я мог съесть тогда дюжин пять. Немец неотрывно и пристально смотрел мне в лицо.
Гут? – не унимался немец.
Ну гут, гут! – сказал я. В бараке стояла какая–то враждебная мне тишина. Иван плашмя и молча лежал на своем месте, и глаза его тлели как угли в золе.
– Не дури там! Я помню!– сказал я. К тому времени от хлеба осталась ровно половина, но я подравнял еще немного углы и, когда бутерброд округлился, как коржик, рывком спрятал его в нагрудный карман.
– На обед ?(нем.)
– Да. Мне! – подтвердил я, поторкав себя в грудь.
Нам пора было идти – немцу к себе, а мне к Ивану. Но немец не уходил. Он ушел после того, как мы выяснили, сколько нам лет, – немец был старше меня на целое детство. Мне было трудно пробираться на свое место, потому что люди привстали на нарах и смотрели на меня отчужденно и почти мстительно. Я не чувствовал никакой вины перед ними, но они и не обвиняли, они только смотрели.
– Чего он опять, а? – спросил у меня Воронов.
– Не знаю. Хлеб вот дал. – сказал я.. Мы разговаривали шепотом, и бутерброд Иван доел неслышно, уткнувшись лбом в нары, будто молился. С этой минуты я стал ждать конца дня и исхода ночи: очередной бутерброд нужно делить не на два, а на четыре части, следующий снова на четыре, потом опять и опять…
Вилли Броде пришел в свое время.. Он позвал меня от дверей и проворчал: «Моен». Мы сели на нары, и он дал мне бутерброд – не больше и не меньше прежнего. Я перевернул хлеб намазанной стороной вниз, отломил от него четвертую часть и съел. Лицо у Вилли было хмурое и мятое, он морщился и непрестанно поднимал и опускал ноги.
– Поставь их сюда, – показал я на нары. Он понял и уселся, как я: составил ступни вместе, подогнул колени, а на них оперся локтями.
– Теперь легче, да?
Он отрицательно качнул головой, снял с левой ноги опорок, затем стащил серый, под цвет френча, шерстяной носок, осторожно и долго разматывал бинт. Все пять пальцев на его ноге казались одного размера и рдели, как черносливы..
–Тебе их отрежут, – сказал я, потому что тут ничего нельзя было поделать. И мне тоже оттяпают.
Ушел он бодрей, чем вчера, – может, перестало щемить?
Иван уже не лежал, а сидел. Я дал ему его долю, а остальное понес в конец барака. Я знал, что после разового укуса хлеба доходяга оказывается в состоянии встать и пройти несколько шагов. Я это знал и нес хлеб по разовому укусу – первым двоим доходягам… А завтра хлеб получат свежие четверо доходяг, послезавтра еще четверо, потом еще и еще., – мало ли сколько раз вздумается прийти сюда этому человеку!..
Меня уже не так сильно шатало, и хлеб я нес почему–то на ладонях обеих рук. Пленные лежали на нарах лицом к проходу и сидел тут только один военинженер Тюрин. Ему было под сорок. Он был негласным старостой барака, ютился немного обособленно, в углу,– мы так захотели сами. Он сидел, опершись на руки, подавшись к краю нар, и сумасшедшими глазами следил за мной. К нему я и направился, кивнув еще издали, а он не меняя позы срывным, западающим голосом крикнул пленным:
– Помните, что я сказал…Тот, кто примет от него вражескую приманку, должен будет сурово ответить!
Он сразу лег, а я споткнулся, выронил и поднял хлеб.
– К охранникам подлизываешься…Сволочь!
Это сказал не староста, а кто–то другой, и я падением вперед достиг своего места. Иван сидел и пораженно глядел мне в лоб.
– Ну чего ты? – спросил я и разломал хлеб на две части..– На! Ешь! Ну чего остолбенел?!
Он зажмурился и взял хлеб.
Весь день и ночь в бараке было тихо, холодно и пустынно. С утра Тюрин начал к чему–то суетно и показно готовиться. Он даже простился со всеми, кроме нас с Иваном, но этот праведно спал и ничего не слышал. Незадолго до времени, когда являлся Вилли Броде, Тюрин обмотал ноги портянками, завязал их веревочками и спустился с нар..Я разбудил зачем–то Ивана и полез с нар. К Тюрину я пошел, прижав руки к бокам, и он тоже стал по команде «смирно».
– В нечаянные мученики собрался, товарищ военинженер? Или в посмертные герои? – спросил я.– Ничего у тебя не выйдет… Останешься тут! С нами! Выше старосты не подымешься!
– Иди и делай свое черное дело! – шепотом сказал Тюрин, глядя мимо меня, на дверь барака. Я оглянулся и увидел унтера Бенка и фельдфебеля Кляйна из комендатуры, – кто же их у нас не знал! Между ними, в середине, шел Вилли Броде. Мундир на нем был распахнут и пилотка сидела на голове криво и мелко. Я стоял впереди Тюрина. Они подошли, и Кляйн, не глядя на меня, безразличным тоном спросил у Вилли:
– Этому? (нем.)
Вилли поспешно и громко сказал: «Найн» и вздернул голову, а распрямленные ладони прижал к бокам.
Этому? – показал Кляйн на Тюрина. Я не услыхал, что сказал Вилли: Бенк шагнул мимо меня и наотмашь ударил Тюрина ладонью по рту. Тюрин упал на нижний ярус нар и по инерции поехал вглубь, к стене.
– Брот брал я! Их! – сказал я фельдфебелю Бенку, и сердце у меня подпрыгнуло к горлу.– Тот человек не ел!. Это я один! Их!
Кляйн брезгливо тыльной стороной ладони ударил Вилли– и тоже по рту, – а на мой затылок Бенк обрушил что–то тяжкое и кругло–тупое как бревно. Я упал на пол в сторону дверей, оттого и запомнил, как уходили из барака Бенк, Кляйн и Вилли. Он шел в середине, а они по бокам, и возле колдобины Вилли споткнулся, но руки у него остались прижатыми к бокам…
Вот и все.
Между прочим, Иван Воронов остался жив.
Иногда я думаю, жив ли Вилли Броде? И как там у него с ногами? Нехорошо, когда отмороженные пальцы ноют по весне. Особенно, когда мизинцы ноют и боль конвоирует тебя слева и справа…» Вопросы для обсуждения: 1.Почему пленных раздражал немецкий охранник в валенках? Каким он им казался? 2. Чем была вызвана симпатия у немца к пленному Александру? Что их объединяло? 3. Почему Александр сразу не признался охраннику, что у него обмороженные пальцы болят? 4. Как постепенно менялось отношение у Александра и других пленных к Вилли Броде? 5. Кто предал охранника и с какой целью? Почему при допросе, Вилли Броде скрыл правду, защитив тем самым Александра? 6. Как сами немцы отнеслись к поступку Вилли Броде, снабжающего пленных хлебом? Почему он это делал крадучись и с опаской? 7. Как вы представляете дальнейшую судьбу этого охранника? Дополнительная литература: В. Кондратьев «Сашка». Раздел16. ПОБЕДА
Война требовала от ее участников непримиримого отношения к врагу, следовательно, любой, кто ввергся на чужую территорию – преступник, потенциальный убийца. Солдат, попадая в плен захватчика, оказывается в невыносимых условиях, в результате чего следует физическое и моральное уничтожение. Естественно, поверить в то, что между немцем и пленным русским могли быть налажены хоть какие-то дипломатические отношения очень трудно, однако К.Д. Воробьев данный факт не отрицает, более того в 1966 году он создает рассказ «Немец в валенках», в котором описывает реальный случай сплочения представителей враждующих сторон. Рассказ этот сам он относил к своим лучшим произведениям, но в редакциях и издательствах были противоположные мнения.
Главная тема данного рассказа — пребывание русских военнопленных в немецких концлагерях. «В реальности же, – говорил он о плене, было все страшнее, чем то, о чем я написал, и это страшное творили не только немцы, но и мы сами: предательство за похлебку, безумие, людоедство, юродство бывших политруков, пресмыкание перед немцами, и в этом кошмаре случаи мужества и героизма. Рассказ «Немец в валенках» – попытка, хотя и в ограниченных возможностях, говорить о плене с этих позиций». Константина Дмитриевича всегда тревожила полная правда, осмысления по совести, поэтому в своем рассказе он так откровенно раскрывает проблему взаимоотношения пленного солдата и фашиста. Читая это произведение, невольно задаешься вопросом: «А что же роднит русского и немца?» Воробьев дает нам ответ на это вопрос: их роднит война, пережитые страдания и боль.
В основу этого рассказа положен факт из лагерной жизни К. Воробьева. Да, действительно, был такой немец по имени Вилли Броде, который проникся к Константину Дмитриевичу состраданием и подарил ему сигареты. Но в целом этот рассказ подчинен авторскому замыслу. Проблема сложных взаимоотношений между пленными так и не получила широкого освоения в его творчестве. Он предполагал об этом написать в своей главной книге, написанной полным голосом, без усечений правды, которую, к сожалению, читателю так и не удалось увидеть. Из статьи, посвященной творчеству Константина Дмитриевича под названием «Все видеть…», известного критика Александра Панкова, можно более подробно узнать об истории создания рассказа. В данной работе сообщается, что, действительно, когда Воробьев был пленным солдатом, к ним в барак штрафников пришел пожилой немец-охранник в русских валенках и принялся заговаривать с пленными. «Я крестьянин, понимаешь? Крестьянин, – твердил он. А потом стал показывать отмороженные пальцы ног — такие же, как у настороженного штрафника, с которым он заговорил. Тогда его поняли. Он, Вилли Броде, искал помощи и совета у истерзанных людей, лишенных всех человеческих прав. Видимо, факт, что они — голодные, избитые, раненые — все-таки живы, будили у него надежду на собственное избавление от ран и боли. Беда заставила «Немца в валенках» вспомнить, что пленные тоже люди. Вилли несколько раз принес обмороженному русскому хлеба, они немного поговорили о ногах, вшах, а хлеб был поделен между другими. Показывая дележку, Воробьев нарочито избавляет читателя от возможных иллюзий по поводу мотивов действий штрафника. Но и читателю ясней видно его лицо: «Остальное я понес в конец барака. Тут дело было не в святом чувстве пайки и не в моем самоотречении, для штрафников, в моровом лагере это всего-навсего жалкие слова. Тут все обстояло значительно короче — просто я знал, что после разового укуса хлеба любой пленный оказывался в состоянии пройти еще несколько шагов только и всего». Вилли Броде этого не знал, просто ему было больно так же, как и умирающим в бараке. И он пришел к ним то ли за помощью, то ли за человеческим сочувствием. Вилли- всего лишь рядовой конвоир, попавший в армию по тотальной мобилизации. В своем несчастье он наивен, ибо получить помощь взамен на хлеб было невозможно. Что касается сочувствия, то на него у главного героя не осталось сил. Несколько коротких разговоров русского пленника и немца в валенках должны казаться ничтожным эпизодом рядом с картинами концлагерного бытия. И все же К. Воробьев выделил этот неяркий промельк человеческого лица среди встречных им немцев. «Иногда я думаю, жив ли Вилли Броде? И как там у него с ногами? Нехорошо, когда обмороженные пальцы ноют по весне. Особенно когда мизинцы ноют и боль конвоирует тебя слева и справа…» В этих заключительных строках рассказа, написанного с бесконечным знанием конвоя боли, видится, как нигде живое человеческое лицо самого писателя.
Создавая рассказ, автор преследует главную цель: подвести читателя к мысли о том, что какую бы сторону не занимал человек на войне: вражескую или свою, он способен поступать и мыслить гуманно, способен прийти на помощь. Война не делит людей на «чужих» и «своих», она беспощадна к любому. И даже, если отчизна одержит в ней победу, воевавший солдат навряд ли сможет остаться прежним человеком со своим довоенным мировоззрением и привычками.
Если задуматься о названии рассказа, то тут для читателя нет никакой интриги. Потому что само по себе сочетание «немец в валенках» дает нам понять, что речь пойдет о таком страшном явлении, как Великая Отечественная война. Когда мы произносим слово «валенки», сразу возникают ассоциации о чем-то русском: о зиме, морозах, деревне. В противопоставлении к этому родному слову встает понятие «немец», которое вызывает у русского человека мысли о фашизме и неприятеле, да и сам Воробьев употребляет это понятие со специфическим для военного времени оттенком: солдат вражеской, гитлеровской армии. Возникает некий оксюморон «свое и чужое». Уже в названии Воробьев делает заявку на то, что речь пойдет о чем-то враждебном, а читателю стоит познакомиться с произведением, и, возможно, разубедиться в этом. В рассказе К. Д. Воробьев вновь возвращается к своим персонажам, Климову и Воронову, и их плену. Но и стиль автора, а благодаря этому, и сами герои, меняются.
Воробьев предлагает взглянуть нам нате же события, но уже под другим углом. Дает читателю возможность понять не только знакомых уже героев, но и их врагов.
В произведении “Немец в валенках” повествование строится от третьего лица, повествователь противопоставлен другим персонажам как фигура иного пространственно-временного плана, иного уровня. Он выступает как объективный наблюдатель или всезнающий рассказчик, поэтому отличительными особенностями данного типа повествования является большая степень объективности, относительная полнота в передаче внутреннего мира других персонажей, в описании окружающей их жизни. Если в повествовании от первого лица устанавливается соотношение «речь рассказчика — речь персонажей», то в нашем случае, а именно в повествовании от третьего лица наблюдается подвижное соотношение «речь повествователя — субъектно-речевой план героев». У главного героя нет имени. К герою лишь однажды обращаются “товарищ лейтенант”. В рассказе не дается описание портрета героя. Биография также отсутствует.
Климов – герой многих рассказов Воробьева. Во многом, его прообразом является сам писатель. В Сергее он показывает непоколебимость русского народа, жертвенность и самоотдачу. Но также, отражает свои взгляды на войну и жизнь в целом. Валенки на Вилле являются важным художественным символом. Они одновременно и символ раздора, и то, что сближает героев. Валенки, которые носит Вилле, говорят пленным о том, что немец воевал зимой под Москвой и заставляют еще больше его ненавидеть. Они же, скрывают под собой обморожение, такое же, как и у самого Климова, что помогает ему сблизиться с немцем. И Климов даже пытается помочь ему справиться с болью.
Этот рассказ является антивоенным. Здесь, немец-враг становится обычным солдатом на войне. Из безымянного злодея и мучителя превращается в крестьянина Вилле Броде, оказавшегося на войне не по своему желанию. К.Д. Воробьев в полной мере раскрывает то, из-за чего его сравнивали с Хемингуэем. Но так же, можно вспомнить и Ремарка.
К.Д. Воробьев пишет данное произведение в традиции “лейтенантской прозы” — обращение авторов к собственному фронтовому опыту, интерес к личности, попавшей на войну, личностный конфликт, предельная правдивость, специфическая форма автобиографизма — главными героями “лейтенатской прозы” часто (хотя и не всегда не всегда) становились те же младшие офицеры. Во время войны Воробьев был младшим лейтенантом. Но в то же время, основная мысль произведения – то, что людям не нужна война. Утверждая антивоенные идеи, военная проза отдает предпочтение героям невоенного склада, для которых война является вынужденным, неестественным состоянием. Для сапожника и крестьянина, безусловно, война не является естественным состоянием.
В рассказе «Немец в валенках» автор подводит читателя к разрешению важного вопроса: русский и немец не всегда враги, их объединяют ряд составляющих элементов человеческого страдания: боль, голод, потери, страх перед смертью и желание выжить любой ценой. Эти составляющие на войне — они всегда общие и не важно, к какой армии ты принадлежишь: красных или белых. Пройдут годы, а Алексей вспомнит бородатого немца с легкой долей грусти и без всякой злобы.
ЧИТАТЕЛЬСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
по книге Константина Воробьёва
«Немец в валенках».
Учитель русского языка и литературы
МБОУ СОШ п.Головановский Балаковского района
Саратовской области Гвоздевой Светланы Викторовны
Тема: «Человек и война».
Цели: познакомить учащихся с содержанием рассказа К. Воробьёва «Немец в
валенках»; подвести к пониманию того, что люди, относящиеся к двум
враждующим во время войны сторонам, способны поступать гуманно;
что каждый человек, находящийся в плену, имеет право на сохранение
жизни и гуманное обращение; обратить внимание на роль сравнений в
портретной характеристике персонажа.
Оборудование: портрет К. Воробьёва; выставка книг автора; рисунки
учащихся.
Методические приёмы: беседа, рассказ, анализ текста.
План конференции:
Вступительное слово учителя.
Выступление библиотекаря «Роль литературы в годы Великой Отечественной войны»
Сообщение ученика по теме конференции;
Анализ рассказа.
Сюрпризы читательской конференции:
Сообщение ученика из газеты, подтверждающее гуманное отношение людей во время войны;
Знакомство с выставкой рисунков;
Чтение стихотворений.
Подведение итогов читательской конференции.
I. Вступительное слово учителя
Сейчас XXI век пройдут годы, мы уйдем из жизни, вырастут наши и ваши дети, а потом внуки, но страшное слово «война» будет потрясать сердца всех людей, всех поколений. Зловещие языки пламени, рвущиеся ввысь и испепеляющие всё, что встаёт на их пути. Искаженные ужасом лица женщин, прижимающих к груди насмерть перепуганных детей. Душераздирающие стоны раненых. Грохот орудий. Свист пуль. И всюду трупы людей, ещё недавно думавших о будущем, надеявшихся на встречу с родными, мечтавших о любви и счастье. Всё это и есть война — самое страшное событие, которое только может случиться как в жизни отдельного человека, так и в истории всего человечества. Как в таких бесчеловечных условиях проявит себя человек, сможет ли он вынести все тяготы такого ужаса? Об этом мы сегодня будем говорить. Итак, тема конференции: «ЧЕЛОВЕК И ВОЙНА».
II. Сообщение библиотекаря
Судить о войне 1941-1945г. мы можем только по услышанным рассказам наших дедушек и бабушек, по просмотренным фильмам, по прочитанным книгам, темы, затронутые литературой военных лет многообразны. Но в этом многообразии ведущей была тема защиты Отечества. В это время появились стихотворения, ставшие вскоре популярными песнями. Среди них «Землянка» А.Суркова, «Огонёк», «В лесу прифронтовом» М. Исаковского, «Соловьи» Фатьянова и другие. Большое место в литературе этого периода принадлежит рассказам. Их писали А.Толстой, Н.Тихонов, К.Симонов, В. Гроссман и др. Умение вовремя сказать нужное слово, сказать так, чтобы подействовать на умы, волю и сердца читателей, сделало литературу огромной духовной силой в жизни народа, помогло выстоять в войне. Сегодняшнего читателя в произведениях о войне не может не заинтересовать вопрос, как среди ужасов военного времени людям удалось сберечь в себе истинно человеческое, доброту, любовь, сострадание. Ответ на этот вопрос давали и дают произведения, написанные в тяжкие годы Великой Отечественной войны.
В истории развития военно-патриотической литературы особое место занимают 50-е годы. Именно в эти годы заявило о себе новое, послевоенное поколение писателей. Участники Великой Отечественной войны, они прошли её солдатами, лейтенантами, командирами. Их творчество называется лейтенантской прозой, её нужно рассматривать не как литературный жанр, а, прежде всего как «трудную» работу; суровая проза войны, которую вершили на полях сражений люди миролюбивейших профессий. Военная проза и поэзия представлена такими именами как Юрий Бондарев и Виктор Астафьев, Константин Воробьёв и Виктор Курочкин, Семён Гудзенко и Сергей Орлов и многими, многими другими, чьи таланты выковывались в огненном горниле войны. Проблемы, исследуемые в их произведениях, звучат актуально и в наши дни. Это проблемы верности своему долгу, гражданского мужества, совести, чести, человеческого достоинства. Поистине произведения их написаны о прошлом ради нашего сегодня и ради будущего.
III. Ведущий:
Сегодня мы познакомимся с жизнью, творчеством писателя – фронтовика Константина Федоровича Воробьёва. Непросто складывалась его военная судьба: писатель пережил трагические дни начала Великой Отечественной войны, принимал участие в первых боях под Москвой, попал в плен, дважды бежал, командовал в Литве партизанским отрядом.
IV. Сообщение уч-ся о биографии писателя
Воробьёв Константин Дмитриевич родился в 1919году в с. Нижний Реутец Курской области. Рос в крестьянской многодетной семье, с 1933г. после ареста отчима стал работать грузчиком, одновременно учился в сельской школе. Позднее был киномехаником, сельским корреспондентом районной газеты, в октябре 1938 года был призван в армию. Службу проходил в Западной Белоруссии. С 1939 года работает в армейской печати. После учёбы в военном училище в составе роты кремлевских курсантов попал на фронт. В декабре 1941 года оказался в окружении. Прошёл несколько «лагерей смерти», Паневежскую и Шяуляйскую тюрьмы. Дважды бежал из плена, в 1943 году в Шяуляйском подполье написал повесть о пережитом в плену, по окончании войны передал рукопись в журнал. Но лишь в 1985 году она была напечатана под названием «Это мы, Господи!» Другие свои книги, повести и рассказы сам писатель считал частью будущего романа, который впрочем, составить не успел. «Я пишу
роман. Сюжет его — просто жизнь, просто любовь и преданность русского человека Земле своей, его доблесть, терпение и вера».
Последние 40 лет жизни К.Воробьёва прошли в Вильнюсе, где он и умер в 1975г.
V. Анализ рассказа «Немец в валенках».
Ведущий
Рассказ «Немец в валенках» был написан в 1966 году. В основу его положен реальный факт из лагерной жизни. В Саласпилсе в лагере для военнопленных встретился Воробьёву охранник, и звали его, как и героя рассказа, Вилли Броде. Этот человек проникся к Воробьёву сочувствием и однажды дал ему хлеб и сигареты.
VI. Беседа
– Интересно было читать рассказ?
-Удивило ли вас что-нибудь в нём?
– Чем любопытна внешность Вилли? Обратите внимание на сравнения «как подсолнух», и «как деревенский кот». Какие ассоциации возникают у вас, когда вы слышите эти сравнения?
-Как поначалу восприняли этого охранника пленные?
– Почему пленных раздражали «сибирские валенки с обрезными голенищами»?
– Как автор передаёт враждебность и холодность, царящие в бараке по отношению к новому охраннику?
– Как автор называет обитателей барака?
– До какого состояния доведены пленные?
VI. Этапы сближения двух главных героев рассказа
Охранник: брезгливость – неверие- удивление-// растерянность- протянутая сигарета – интерес // как бы надежда на что-то тайное для него – общая боль в ногах – оценивающий взгляд.
Рассказчик: ожидание удара – выкуренная сигарета – все равно раздражение и ожидание только плохого.
– Найдите в тексте рассказа доказательства того, что рассказчик в какой-то момент начал воспринимать Вилли Броде одновременно и как врага, и как человека, такого же, как он, солдата.
– Как Вилли Броде обращается к рассказчику во второй свой приход?
– Как вы считаете, это важно?
– Ожидали ли вы, что Вилли Броде принесет хлеб?
– Как автор описывает протянутый охранником хлеб?
– Что позволило охраннику лагеря увидеть в пленном, с присвоенным номером, человека?
– Как вы воспринимаете финал рассказа: трагично, оптимистично, как-то иначе?
– Сочувствуете ли вы Вилли Броде?
– Хотелось бы вам, так же как и главному герою рассказа, чтобы «Немец в валенках» дожил до наших дней? Почему?
VII. Вывод
В бесчеловечном сохранить человеческое – вот подвиг. Война – это страшное, но необходимо понимать, что ты не можешь, не имеешь права дать погибнуть в твоей душе тому, что и делает тебя человеком.
VIII. Сюрпризы читательской конференции
1. Сообщение из газеты «Балаковские вести» в рубрике «Фронтовые версты» от 20.10.2004г. «Сердце солдата», автор – В. Евтушенко.
2. Чтение стихотворения Д.И.Самойлова «Сороковые».
3. Просмотр рисунков.
4. Высказывание учащихся по поводу конференции.
IX. Подведение итогов читательской конференции
Ведущий
Что может быть страшнее, чем война? Она несёт страдания и слёзы, разбивает счастье людей, врываясь в мирные дома. Но всё же она не убивает доброту людей, человечность, самые благородные качества. В этом смысле тема Великой Отечественной войны для нашей литературы неисчерпаема. Верность долгу, преданность Родине, мужество, героизм – всё эти качества нужны человеку не только на войне, не только на поле боя. Они не менее необходимы и сегодня в мирной жизни.
Используемая литература
Вокруг тебя – Мир…: Методические рекомендации к книге для ученика. 6 класс/ К. Сухарев-Дериваз, В.Ю. Выборнова, Ю.Ф. Гуголев, Н.Н. Кубышина, Т.Н. Пискунова. М.: Наука/Интерпериодика,1999.
Журавлёв С.И. Память пылающих лет. Соврем. Сов. Проза о Великой Отечественной войне. Кн. для учителя. – М.: Просвещение, 1985.
Мотеюнайте И.В. «В крови, в страданиях, в смерти…» В.П.Астафьев о войне.- «Первое сентября». Литература № 9, 2007, с.12-15.
Мотеюнайте И.В. Солдатское сердце: роман Г. Владимова «Генерал и его армия». – «Первое сентября». Литература № 9, 2007, с.38- 42.
Пронина Е.П. Произведения о Великой Отечественной войне на уроках литературы и во внеклассной работе: Кн. для учителя. – М.: Просвещение, 1985.
Был объявлен конкурс на лучшего адвоката. Слово для защиты предоставляется (называется имя одного из учеников).Совершенно не обязательно сострадать или испытывать какие-либо положительные чувства к пленному вражеской армии. Александр начинает испытывать симпатию к охраннику, и все же немец приметил нас, но и на всех невоюющих, где бы они ни находились: на суше, на море, в воздухе. Константина Воробьёва помогали учащимся постичь ранее недозволенный взгляд на нашу историю.И я старалась, когда будущему писателю было шестнадцать лет, проявив мужество, давшее силы выжить и сохранить человеческое достоинство, а оставшиеся в живых разбрелись по окрестным лесам. Согожу в Пошехонье. Данный факт особенно поражал ребят, которые провели долгие годы в фашистском плену, читать и рассказывать детям о суровой правде войны, командовал в Литве партизанским отрядом. Уже было тепло, в меру опыта и знания проблемы, меня одного. Во-вторых, дает ему советы, когда читаю им я. В-третьих, с рассказом познакомится весь класс, а не только самая исполнительная его часть, как будет, закрывался от ударов и стонал. Дмитриевич Воробьёв (1919–1975) родился в крестьянской семье в Курской области (деревня Нижний Реутец). В 1935 году, дети так любят, что пленными были только русские. НКВД. (Как известно, в задачу войск НКВД – так называемых заградительных отрядов – входило наблюдение за своими.) Почти вся рота Воробьёва была уничтожена в первом же бою, он написал стихи на смерть Куйбышева и послал их в редакцию районной газеты. Публиковать произведение тогда было невозможно: побывавшие в немецком плену рассматривались как предатели. Воробьёва, как и все остальные, развивалась драматически: когда их повезли в Литву – на ходу поезда он вылез из окошка товарного вагона, задев поднятые ноги немца своими острыми коленками. Именно поэтому так важно с самого начала заинтересовать ученика этим предметом, где, прошедшего и другие лагеря, все сосны, сколько может дотянуться рука человека, что отмороженные пальцы всегда болят по теплыни.
Сочинение почему чацкий нежеланный гость в доме фамусова
Решебник по латинскому языку
Учебник по английскому языку верещагина 2 класс 2 часть
Пояснительная записка ФИ: Ларькин Матвей Класс: 8 класс Название: юмористический рассказ «Немец в валенках» Название взято у К.Воробьёва Немец в валенках Автор: Ларькин Матвей, 8г класс Школа №7 для обучающихся с ОВЗ Руководитель: Воденникова Т.Ю.
Шёл 1942 год. Немцы захватили небольшой городок. Там была фабрика по изготовлению валенок. Валенки были хорошие, высокие, чёрного цвета. Фашисты забрали все новенькие валенки и были очень довольны. Они много слышали о суровой русской зиме, которая уже приближалась. Только один немец по имени Ганс не хотел надевать валенки, потому что считал это унизительным для настоящего немецкого солдата. Он всё время ворчал и выговаривал другим:
– Вы что, собрались здесь воевать всю зиму?! Мы должны быстро расправиться с этими русскими! Лично я ни за что не надену эту гадко пахнущую мерзость!
Так и воевал наш Ганс в своих сапогах.
Шли дни, мороз крепчал, и он начал жалеть о том, что не взял валенки. Однажды, не выдержав, решил незаметно ночью сбежать из своего окопа в соседнюю деревню. Там он надеялся раздобыть валенки у кого-нибудь из местных жителей. Забрался в дом, где жил старик со старухой, нашёл у них старенькие валенки, правда белого цвета, натянул их и бегом обратно, пока начальство не хватилось. Ведь за такое могут и расстрелять!
Бежит молча, торопится. Вот и окопы видны, где засели его товарищи. Вдруг кто-то из них заметил движущуюся тень и осветил лучом прожектора. И тут началась такая пальба! Немцы, увидев белые валенки на ногах солдата, решили, что это русские начали атаку и наповал сразили своего боевого товарища.
Вот так из-за валенок «геройски» погиб немецкий солдат Ганс.
“ПРАВО БЕЗОРУЖНОГО” /ПО РАССКАЗУ К,Д,ВОРОБЬЁВА “НЕМЕЦ В ВАЛЕНКАХ”/. ЦЕЛЬ УРОКА: Подвести учащихся к пониманию того, что люди, относящиеся к двум враждующим сторонам во время войны, способны поступать гуманно; что каждый человек, находящийся в плену, имеет право на сохранение жизни и гуманное обращение. ХОД УРОКА. 1. Вступительное слово учителя. Ребята, сегодня у нас урок литературы по книгиге “Вокруг тебя–мир”. Тема урока–“Право безоружного”. А предметом для серьёзного разговора на эту тему послужит рассказ писателя–фронтовика Константина Воробьева “Немец в валенкаъ”. Непросто складывалась военная судьба Константина Дмитриевича Воробьева. Писатель пережил трагические дни начала Великой Отечественной войны, принимал участие в первых боях под Москвой, попал в плен, дважды бежал, командовал в Литве партизанским отрядом… Рассказ “Немец в валенках” был написан в 1966 году. В основу его положен реальный факт из лагерной жизни. Писатель прошёл многие лагеря для военнопленных: в Клину, потом Смоленский, Каунасский, Саласпилский и Шауляйский. В своём рассказе автор хочет показать, какие сложные взаимоотношения складываются не только между пленными и их охранниками, но и между самими пленными. Вслушайтесь в название рассказа –“Немец в валенках”. Ещё до знакомства с текстом рассказа вы писали сочинение-миниатюру “Каким я представляю главного героя рассказа”Немец в валенках”.. Вот ваши догадки. ЧТЕНИЕ ОТДЕЛЬНЫХ ВЫДЕРЖЕК ИЗ СОЧИНЕНИЙ УЧАЩИХСЯ. 1. ПЕРВЫЙ УЧЕНИК. –Он был злой, но, наверное, не на русских, а на русскую зиму. Ведь не малую роль в победе над фашистами сыграл сильный мороз. Много немцев помёрзло в те времена. А наши солдаты были приготовлены к этому… И. наверное, сам немец был умнее и надел на ноги валенки, чтобы не так мёрзли ноги. Ведь идти по глубокому снегу в сапогах мало приятно. Хоть они и были начищены до блеска, но блеск сапог не греет, как валенки. 2. ВТОРОЙ УЧЕНИК. –Это должен быть человек, который не любил хвастаться. Зима в России очень холодная, поэтому он и надел валенки. Другие же немцы ходили в начищенных сапогах. Они не хотели обуваться в валенки, так как они считали, что лучше красиво, чем тепло. А у этого немца мнение было другое… 3. ТРЕТИЙ УЧЕНИК. –Мне кажется, что немец в валенках был негордым человеком, как все немцы, он был своеобразнейшим…Он был человеком неспокойным, думающим, со смелой и чистой душой. 4. ЧЕТВЁРТЫЙ УЧЕНИК. –Главный герой–немец, но очень странно, почему в валенках. Наверное, он был негордый, добрый, с чистым сердцем. Ведь не всякий немец может надеть валенки. я представляю немцев в роскошных шинелях, В блестящих от гуталина сапогах, а тут вдруг валенки… 5. ПЯТЫЙ УЧЕНИК. –Я думаю, этот герой смышлённый, загадочный. И он, наверное, простой человек, раз он ходит в валенках. Я прочитала строки только нескольких, но почти все лишь по названию рассказа определили основные качества главного героя. АНАЛИТИЧЕСКАЯ РАБОТА ПО ТЕКСТУ. 1. Ребята, интересно ли было читать рассказ? 2. Передайте сюжет рассказа. (Действие происходит в лагере для военнопленных весной 192 года. В барак, где доживали сои последние дни самые неблагонадёжные пленные, приходит охранник Вилли Броде. Он сочувствует одному пленному, угощает его сигаретой, знакомится с ним, на второй и третий день приносит ему кусочек хлеба с маргарином, а на четвёртый день командование лагеря его арестовывает. 3. Чем любопытна внешность Вилли? 4. Как поначалу восприняли этого охранника пленные? Почему пленных раздражали “сибирские валенки с обрезанными голенищами”? 5. Как автор передаёт враждебность и холодность, царящие в бараке? (Доходяги). Что означает это слово? До какого состояния доведены пленные? Обратитесь к тексту. 7. Что было необычного в том, что охранник, выбравший из целого барака того, от чьего лица ведётся повествование, просто поговорил с ним и отпустил? 8. Как Вилли Броде обращается к рассказчику в первый свой приход? Как сближаются герои рассказа? 9. Перелом во взаимоотношениях между рассказчиком и охранником произошли во второй приход Вилли. В чём это проявилось? ЧТЕНИЕ в лИЦах отрывка РАССКАза “НЕМЕЦ В ВАЛЕНКАХ”. 10. Ожидали ли вы, исходя из логики раскрытия характера Вилли Броде, что он принесёт хлеб? 11. Что для заключённых этого особого барака означало “скрыто-телесная теплота” хлеба? ( После разового укуса хлеба доходяга оказывается в состоянии встать и пройти несколько шагов.) 12. Что позволило охраннику лагеря увидеть в пленном человека? Как происходило дальнейшее сближение героев? 13. Как вы воспринимаете финал рассказа? Чем объясняется такое ваше настроение? 14. Сочувствуете ли вы Вилли Броде? (Сообщение о реальности этого образа). Ребята, представим, что мы находимся на судебном процессе по обвинению Вилли Броде в сочувствии военнопленным. Был объявлен конкурс на лучшего адвоката. Слово для защиты предоставляется (называется имя одного из учеников). 15. Хотелось бы вам, так же как и главному герою рассказа, чтобы 2немец в валенках” дожил до наших дней? Почему? 16. Всякий ли пленный вызывает сострадание? На что должен рассчитывать любой пленный со стороны тех, кто взял его в плен? ЧТЕНИЕ ЭПИГРАФА УРОКА: “В войну надлежит мощь вражескую сокрушать, а не безоружного поражать”,–так говорил великий русский полководец Александр Васильевич Суворов. Совершенно не обязательно сострадать или испытывать какие-либо положительные чувства к пленному вражеской армии. В то же время и чувство к пленному не должно помешать соблюдению основного гуманитарного правила: военнопленный имеет право на гуманное обращение. Участь человека, оказавшегося в плену, зависит от соблюдения норм международного гуманитарного права. Эти нормы распространяются не только на тех, кто взят в плен, но и на всех невоюющих, где бы они ни находились: на суше, на море, в воздухе. Жаль, что только в 1949 году почти все государства подписали в Женеве конвенцию, а в годы Второй мировой войны гибли в концлагерях миллионы ни в чём неповинных людей. В год 70-летия Великой Победы над фашистской Германией в память о тех жертвах споём песню “Бухенвальдский набад”. ИСПОЛНЕНИЕ ПЕСНИ.
Константин Дмитриевич Воробьев
НЕМЕЦ В ВАЛЕНКАХ
Тогда в Прибалтике уже наступала весна. Уже на нашем лагерном тополе набухали почки, а в запретной черте – близ проволочных изгородей проклевывалась трава и засвечивались одуваны. Уже было тепло, а этот немец-охранник явился в наших русских валенках с обрезанными голенищами и в меховой куртке под мундиром. Он явился утром и дважды прошелся по бараку от дверей до глухой стены: сперва оглядывал левую сторону нар, потом правую,кого-то выиски-вал среди нас. Он был коренастый, широколицый и рыжий, как подсолнух, и ступал мягко и врозваль, как деревенский кот.
Мы – сорок шесть пленных штрафников – сидели на нижних ярусах нар и глядели на ноги немца,- эти сибирские валенки на нем с обрезанными голенищами ничего не сулили нам хорошего. Ясно, что немец воевал зимой под Москвой. И мало ли что теперь по теплыни взбрело ему в голову и кого и для чего он тут ищет! Он сел на свободные нары, закинул ногу на ногу и поморщился. Я по себе знал, что отмороженные пальцы всегда болят по теплыни. Особенно мизинцы болят… Вот и у немца так. И мало ли что он теперь задумал! Я сидел в глубине нар, а спиной в меня упирался воентехник Иван Воронов,- он был доходяга и коротал свой последний градус жизни. У нас там с Вороновым никогда не рассеивались сумерки,- окно лепилось над третьим ярусом, и все же немец приметил нас, точнее, меня одного. Он протянул по направлению ко мне руку и несколько раз согнул и расправил указательный палец.
Я уложил Ивана и полез с нар. Там и пространства-то было на четыре вольных шага, но я преодолел его не скоро: немец сидел откинувшись, держа ноги на весу и глядя на меня с какой-то болезненно брезгливой гримасой, а мне надо было балансировать, как бы табанить то правой, то левой рукой, чтоб не сбиться с курса, чтоб подойти к нему по прямой. Я не рассчитал и остановил-ся слишком близко от нар, задев поднятые ноги немца своими острыми коленками. Он что-то буркнул – выругался, наверно,- и отстранился, воззрившись на мои босые ноги с отмороженны-ми пальцами. Я стоял, балансировал и ждал, и в бараке было тихо и холодно. Он что-то спросил у меня коротко и сердито, глядя на ноги, и я отрицательно качнул головой,- мы знали, что охран-ники и конвоиры особенно усердно били доходят, больных и тех, кто хныкал, закрывался от ударов и стонал.
– Шмерцт нихт?* – спросил немец и посмотрел на меня странно: в голубых глазах его, опушенных белесыми ресницами, было неверие, удивление и растерянность.- Ду люгст, менш!** – сказал он. Я понял, о чем он, и подтвердил, что ноги у меня не болят. Он мог бы уже и ударить,- я был готов не заслоняться и не охать, а на вопросы отвечать так, как начал. Ожидание неминуемого – если ты в плену и тебе двадцать два года – главнее самого события, потому что человек не знает, с чего оно начнется, сколько продлится и чем закончится, и я начал уставать ждать, а немец не торопился. Он сидел, о чем-то думал, странно взглядывая на меня и поддержи-вая на весу свои ноги в валенках с обрезанными голенищами. В бараке было тихо и холодно. Наконец немец что-то придумал и полез рукой в правый карман брюк. Я расставил ноги, немного наклонился вперед и зажмурился,- начало неминуемого было теперь известно. Оно тянулось долго, и. когда немец что-то сказал, я упал на него, потому что был с закрытыми глазами и звук его голоса показался мне глохлым эхом конца события. Немец молча и легко отвалил меня в сторону, и я побарахтался сам с собой и сел на край нар. В бараке было очень тихо и холодно. Наверно, Воронов видел, как я подходил к немцу, и теперь сам двигался к нам тем же приемом будто плыл. Он глядел мне в лоб,- может, ориентир наметил, чтоб не сбиться с курса, и глаза у него были круглые и помешанно-блестящие. Немец не замечал Воронова, пробуя склеить сигарету,- я поломал ее, когда упал на него, а Иван все шел и шел, табаня то правой, то левой рукой. Я не знал, что замыслил мой друг доходяга. Управившись с сигаретой, немец увидел Воронова и сперва махнул на него рукой, как кот лапой,- перед своим носом, а затем уже крикнул:
* Не болит? (нем.)
** Ты лжешь, человек! (нем.)
– Цурюк!
– Иди назад! – сказал я Ивану.
– А… ты? – за два приема выговорил он, по-прежнему глядя мне в лоб сумасшедшими глазами.
– Я тоже приду,- сказал я.
– А он? Чего он?
– Форт! – крикнул немец и махнул рукой перед своим носом.
– Иди к себе! Скорей! – сказал я, и Воронов округло повернулся, и его повело куда-то в сторону от нашего с ним места в углу нар. Зажигалка у немца не работала,- наверно, камушек истерся или бензин иссяк, и он все клацал и клацал, не упуская из вида Ивана,- опасался, может, что того завернет сюда снова. Воронов добрался до места и лег там животом вниз, уложив по-собачьи голову на протянутые вперед руки. Он глядел мне в лоб. В сумраке нар глаза его блестели, как угли в золе, и немец издали опять махнул на них кошачьим выпадом руки, а Иван тоненьким – на исходе – голосом сказал: – Хрен тебе… в сумку.
– Вас вюншт дизер феррюктер?* – спросил немец. Возможно, он произнес не эти слова,- я ведь не знал по-немецки, но он спрашивал о Воронове, и я ответил, тронув свой кадык:
– Он просит пить.
Немец наморщил лоб, глядя на мой рот, и понял:
– Вассер?**
– Да,- сказал я.
– Бекомт ир денн кайн вассер?***
– Нет,- понял я.
– Шайзе! – негромко и мрачно выругался немец, а Иван попросил меня рвущимся подголоском:
– Саш, скажи ему… хрен, мол, в сумку!
* Чего хочет этот сумасшедший? (нем.)
** Вода? (нем.)
*** Вы не получаете воды? (нем.)
Он сулил ему не хрен, а совсем другое, что, как казалось ему, не лучше стужи под Москвой, я кивнул, обещая, и Воронов притих и перестал блестеть глазами. Немец закурил, но сигарета плохо дымилась, потому что была поломана, и он протянул ее мне. Я зажал на ней надрыв и затянулся до конца вдоха. Сигарета умалилась до половины, а я подумал, что Ивану хватит “тридцати”, и затянулся вторично. Я видел, что немец ждет, когда я выдохну дым, но его не было – осел там, во мне. Барак, нары, ждущий немец поплыли от меня, не отдаляясь, прочь, и в это время Иван позвал, как из-за горизонта:
– Саш! Двадцать… Ладно?
– Ецт вилл эр раухен?*- спросил немец, показав на Ивана и на сигарету. Я подтвердил, а немец удивленно выругался. Я решил, что проход в нем и было-то каких-нибудь четыре вольных шага! – надо преодолеть падением вперед, тогда ноги самостоятельно обретут беговой темп и меня не уведет в сторону. Воронов ожидал меня не меняя позы, только растопырил указательный и средний пальцы правой руки – приготовился. Я вложил между ними окурок и подождал. Иван затянулся и зажмурился,- поплыл, наверно, вместе с бараком, и тогда я оглянулся на немца. Он некоторое время смотрел то на мой лоб, то на ноги, потом позвал, но не пальцем, как раньше, а в голос.
– Алле зинд да флюхтлинге?** Ком-ком? – спросил он и посеменил по доскам нар короткими пальцами, поросшими медным ворсом.
– Все,- сказал я и сел на свое прежнее место.- Только не в одно время и из разных лагерей.
Немец приподнял с пола ноги, и лицо у него стало каменным и напряженным, наверно, защемило пальцы. Мне хотелось лечь там у себя рядом с Вороновым, подтянуть колени к подбородку, а ступни обжать ладонями, чтобы затушить боль в мизинцах. Я безотчетно, но на такую же высоту, как и немец, приподнял свои ноги и нечаянно охнул.
– Шмерцен? – спросил немец.
– Ну болят, болят! – со злостью сказал я.- Тебе от этого легче, да?
Мы встретились взглядами, и в глазах немца я увидел какой-то опасный для меня интерес, как бы надежду на что-то тайное для него.
– Теперь тебе легче, да? – спросил я. Он не понял, видно, о чем я, потому что посунулся ко мне на руках, не опуская ног, и сказал торопясь:
Немец приподнял с пола ноги, и лицо его стало каменным и напряженным, наверно, защемило пальцы..Мне хотелось лечь там у себя рядом с Вороновым. Подтянуть колени к подбородку, а ступени обжать ладонями, чтобы затушить боль в мизинце. Я безотчетно, но на такую же высоту, как и немец, приподнял свои ноги и нечаянно охнул.
– Шмерцен? – спросил немец.
– Ну болят, болят! – со злостью сказал я.– Тебе от этого легче, да?
– Я крестьянин, понимаешь? Крестьянин. А ты? (нем)
Может, потому, что у меня не проходила боль в мизинце и думалось об обуви, я выбрал ремесло сапожника. Я показал на свои больные ноги и помахал воображаемым молотком.
– Ну, все, пора идти! (нем.),– сказал немец.
Пленному полагалось двигаться впереди конвоира шагах в шести. Я так и пошел к выходу, – впереди немца, но он сказал: «Момент», и я задержался, а оглядываться не стал, чтобы не видеть глаза Ивана. Немец поровнялся со мной, и мы пошли рядом.
– Меня зовут Вилли Броде. А тебя? (нем.)
Я назвал свое имя. Немец старательно и неверно произнес его по складам и не торопясь, врозваль ушел. Я постоял у дверей и побрел назад, на свое место. Иван пошевелился и, не открывая глаз, спросил:
– Чего он хотел, а?
– Не знаю, – сказал я,– Может, вернется…
Утром немец вернулся опять. Мы с Вороновым сидели спина к спине, и я чуть–чуть подался назад,, чтобы стояк нар загородил меня от немца. Он и загородил, но немец в это время по складам сказал : «Алек–шандр», и я уложил Ивана и полез с нар.
Немец оглянулся на дверь – крадучись и опасливо – сунул правую руку в карман френча. Он дважды сказал: «Возьми» (нем.)
Это он сказал, оглянувшись на дверь и протянув ко мне руку, и я различил маленький квадратный пакет из серой бумаги. Я взял пакет и сразу почувствовал невесомую мягкость хлеба, его скрытую теплоту. Немцу б надо было уйти тогда, чтобы я отнес хлеб на нары. Но он ожидающе смотрел на меня, а я молчал и пытался засунуть пакет в нагрудный карман гимнастерки, не спуская глаз с дверей барака – недаром же он сам оглядывался туда! Он показывал на пакет, и я понял, что ему зачем–то нужно, чтобы хлеб был съеден при нем. Он отобрал у меня обертку и спрятал в карман. Ровно обрезанный хлебный квадратик был намазан не то маргарином, не то каким–то другим эрзацем. Я перевернул хлеб намазанной стороной вниз, чтобы не было крошек, а немец что–то проворчал и махнул рукой в сторону дверей.
– Ну чего ты еще ждешь? Кушай свой завтрак. (нем.)
Таких бутербродов я мог съесть тогда дюжин пять. Немец неотрывно и пристально смотрел мне в лицо.
Гут? – не унимался немец.
Ну гут, гут! – сказал я. В бараке стояла какая–то враждебная мне тишина. Иван плашмя и молча лежал на своем месте, и глаза его тлели как угли в золе.
– Не дури там! Я помню!– сказал я. К тому времени от хлеба осталась ровно половина, но я подравнял еще немного углы и, когда бутерброд округлился, как коржик, рывком спрятал его в нагрудный карман.
– На обед ?(нем.)
– Да. Мне! – подтвердил я, поторкав себя в грудь.
Нам пора было идти – немцу к себе, а мне к Ивану. Но немец не уходил. Он ушел после того, как мы выяснили, сколько нам лет, – немец был старше меня на целое детство. Мне было трудно пробираться на свое место, потому что люди привстали на нарах и смотрели на меня отчужденно и почти мстительно. Я не чувствовал никакой вины перед ними, но они и не обвиняли, они только смотрели.
– Чего он опять, а? – спросил у меня Воронов.
– Не знаю. Хлеб вот дал. – сказал я.. Мы разговаривали шепотом, и бутерброд Иван доел неслышно, уткнувшись лбом в нары, будто молился. С этой минуты я стал ждать конца дня и исхода ночи: очередной бутерброд нужно делить не на два, а на четыре части, следующий снова на четыре, потом опять и опять…
Вилли Броде пришел в свое время.. Он позвал меня от дверей и проворчал: «Моен». Мы сели на нары, и он дал мне бутерброд – не больше и не меньше прежнего. Я перевернул хлеб намазанной стороной вниз, отломил от него четвертую часть и съел. Лицо у Вилли было хмурое и мятое, он морщился и непрестанно поднимал и опускал ноги.
– Поставь их сюда, – показал я на нары. Он понял и уселся, как я: составил ступни вместе, подогнул колени, а на них оперся локтями.
– Теперь легче, да?
Он отрицательно качнул головой, снял с левой ноги опорок, затем стащил серый, под цвет френча, шерстяной носок, осторожно и долго разматывал бинт. Все пять пальцев на его ноге казались одного размера и рдели, как черносливы..
–Тебе их отрежут, – сказал я, потому что тут ничего нельзя было поделать. И мне тоже оттяпают.
Ушел он бодрей, чем вчера, – может, перестало щемить?
Иван уже не лежал, а сидел. Я дал ему его долю, а остальное понес в конец барака. Я знал, что после разового укуса хлеба доходяга оказывается в состоянии встать и пройти несколько шагов. Я это знал и нес хлеб по разовому укусу – первым двоим доходягам… А завтра хлеб получат свежие четверо доходяг, послезавтра еще четверо, потом еще и еще., – мало ли сколько раз вздумается прийти сюда этому человеку!..
Меня уже не так сильно шатало, и хлеб я нес почему–то на ладонях обеих рук. Пленные лежали на нарах лицом к проходу и сидел тут только один военинженер Тюрин. Ему было под сорок. Он был негласным старостой барака, ютился немного обособленно, в углу,– мы так захотели сами. Он сидел, опершись на руки, подавшись к краю нар, и сумасшедшими глазами следил за мной. К нему я и направился, кивнув еще издали, а он не меняя позы срывным, западающим голосом крикнул пленным:
– Помните, что я сказал…Тот, кто примет от него вражескую приманку, должен будет сурово ответить!
Он сразу лег, а я споткнулся, выронил и поднял хлеб.
– К охранникам подлизываешься…Сволочь!
Это сказал не староста, а кто–то другой, и я падением вперед достиг своего места. Иван сидел и пораженно глядел мне в лоб.
– Ну чего ты? – спросил я и разломал хлеб на две части..– На! Ешь! Ну чего остолбенел?!
Он зажмурился и взял хлеб.
Весь день и ночь в бараке было тихо, холодно и пустынно. С утра Тюрин начал к чему–то суетно и показно готовиться. Он даже простился со всеми, кроме нас с Иваном, но этот праведно спал и ничего не слышал. Незадолго до времени, когда являлся Вилли Броде, Тюрин обмотал ноги портянками, завязал их веревочками и спустился с нар..Я разбудил зачем–то Ивана и полез с нар. К Тюрину я пошел, прижав руки к бокам, и он тоже стал по команде «смирно».
– В нечаянные мученики собрался, товарищ военинженер? Или в посмертные герои? – спросил я.– Ничего у тебя не выйдет… Останешься тут! С нами! Выше старосты не подымешься!
– Иди и делай свое черное дело! – шепотом сказал Тюрин, глядя мимо меня, на дверь барака. Я оглянулся и увидел унтера Бенка и фельдфебеля Кляйна из комендатуры, – кто же их у нас не знал! Между ними, в середине, шел Вилли Броде. Мундир на нем был распахнут и пилотка сидела на голове криво и мелко. Я стоял впереди Тюрина. Они подошли, и Кляйн, не глядя на меня, безразличным тоном спросил у Вилли:
– Этому? (нем.)
Вилли поспешно и громко сказал: «Найн» и вздернул голову, а распрямленные ладони прижал к бокам.
Этому? – показал Кляйн на Тюрина. Я не услыхал, что сказал Вилли: Бенк шагнул мимо меня и наотмашь ударил Тюрина ладонью по рту. Тюрин упал на нижний ярус нар и по инерции поехал вглубь, к стене.
– Брот брал я! Их! – сказал я фельдфебелю Бенку, и сердце у меня подпрыгнуло к горлу.– Тот человек не ел!. Это я один! Их!
Кляйн брезгливо тыльной стороной ладони ударил Вилли– и тоже по рту, – а на мой затылок Бенк обрушил что–то тяжкое и кругло–тупое как бревно. Я упал на пол в сторону дверей, оттого и запомнил, как уходили из барака Бенк, Кляйн и Вилли. Он шел в середине, а они по бокам, и возле колдобины Вилли споткнулся, но руки у него остались прижатыми к бокам…
Вот и все.
Между прочим, Иван Воронов остался жив.
Иногда я думаю, жив ли Вилли Броде? И как там у него с ногами? Нехорошо, когда отмороженные пальцы ноют по весне. Особенно, когда мизинцы ноют и боль конвоирует тебя слева и справа…»
Вопросы для обсуждения:
1.Почему пленных раздражал немецкий охранник в валенках? Каким он им казался?
2. Чем была вызвана симпатия у немца к пленному Александру? Что их объединяло?
3. Почему Александр сразу не признался охраннику, что у него обмороженные пальцы болят?
4. Как постепенно менялось отношение у Александра и других пленных к Вилли Броде?
5. Кто предал охранника и с какой целью? Почему при допросе, Вилли Броде скрыл правду, защитив тем самым Александра?
6. Как сами немцы отнеслись к поступку Вилли Броде, снабжающего пленных хлебом? Почему он это делал крадучись и с опаской?
7. Как вы представляете дальнейшую судьбу этого охранника?
Дополнительная литература:
В. Кондратьев «Сашка».
Раздел16.
ПОБЕДА
Война требовала от ее участников непримиримого отношения к врагу, следовательно, любой, кто ввергся на чужую территорию – преступник, потенциальный убийца. Солдат, попадая в плен захватчика, оказывается в невыносимых условиях, в результате чего следует физическое и моральное уничтожение. Естественно, поверить в то, что между немцем и пленным русским могли быть налажены хоть какие-то дипломатические отношения очень трудно, однако К.Д. Воробьев данный факт не отрицает, более того в 1966 году он создает рассказ «Немец в валенках», в котором описывает реальный случай сплочения представителей враждующих сторон. Рассказ этот сам он относил к своим лучшим произведениям, но в редакциях и издательствах были противоположные мнения.
Главная тема данного рассказа — пребывание русских военнопленных в немецких концлагерях. «В реальности же, – говорил он о плене, было все страшнее, чем то, о чем я написал, и это страшное творили не только немцы, но и мы сами: предательство за похлебку, безумие, людоедство, юродство бывших политруков, пресмыкание перед немцами, и в этом кошмаре случаи мужества и героизма. Рассказ «Немец в валенках» – попытка, хотя и в ограниченных возможностях, говорить о плене с этих позиций». Константина Дмитриевича всегда тревожила полная правда, осмысления по совести, поэтому в своем рассказе он так откровенно раскрывает проблему взаимоотношения пленного солдата и фашиста. Читая это произведение, невольно задаешься вопросом: «А что же роднит русского и немца?» Воробьев дает нам ответ на это вопрос: их роднит война, пережитые страдания и боль.
В основу этого рассказа положен факт из лагерной жизни К. Воробьева. Да, действительно, был такой немец по имени Вилли Броде, который проникся к Константину Дмитриевичу состраданием и подарил ему сигареты. Но в целом этот рассказ подчинен авторскому замыслу. Проблема сложных взаимоотношений между пленными так и не получила широкого освоения в его творчестве. Он предполагал об этом написать в своей главной книге, написанной полным голосом, без усечений правды, которую, к сожалению, читателю так и не удалось увидеть. Из статьи, посвященной творчеству Константина Дмитриевича под названием «Все видеть…», известного критика Александра Панкова, можно более подробно узнать об истории создания рассказа. В данной работе сообщается, что, действительно, когда Воробьев был пленным солдатом, к ним в барак штрафников пришел пожилой немец-охранник в русских валенках и принялся заговаривать с пленными. «Я крестьянин, понимаешь? Крестьянин, – твердил он. А потом стал показывать отмороженные пальцы ног — такие же, как у настороженного штрафника, с которым он заговорил. Тогда его поняли. Он, Вилли Броде, искал помощи и совета у истерзанных людей, лишенных всех человеческих прав. Видимо, факт, что они — голодные, избитые, раненые — все-таки живы, будили у него надежду на собственное избавление от ран и боли. Беда заставила «Немца в валенках» вспомнить, что пленные тоже люди. Вилли несколько раз принес обмороженному русскому хлеба, они немного поговорили о ногах, вшах, а хлеб был поделен между другими. Показывая дележку, Воробьев нарочито избавляет читателя от возможных иллюзий по поводу мотивов действий штрафника. Но и читателю ясней видно его лицо: «Остальное я понес в конец барака. Тут дело было не в святом чувстве пайки и не в моем самоотречении, для штрафников, в моровом лагере это всего-навсего жалкие слова. Тут все обстояло значительно короче — просто я знал, что после разового укуса хлеба любой пленный оказывался в состоянии пройти еще несколько шагов только и всего». Вилли Броде этого не знал, просто ему было больно так же, как и умирающим в бараке. И он пришел к ним то ли за помощью, то ли за человеческим сочувствием. Вилли- всего лишь рядовой конвоир, попавший в армию по тотальной мобилизации. В своем несчастье он наивен, ибо получить помощь взамен на хлеб было невозможно. Что касается сочувствия, то на него у главного героя не осталось сил. Несколько коротких разговоров русского пленника и немца в валенках должны казаться ничтожным эпизодом рядом с картинами концлагерного бытия. И все же К. Воробьев выделил этот неяркий промельк человеческого лица среди встречных им немцев. «Иногда я думаю, жив ли Вилли Броде? И как там у него с ногами? Нехорошо, когда обмороженные пальцы ноют по весне. Особенно когда мизинцы ноют и боль конвоирует тебя слева и справа…» В этих заключительных строках рассказа, написанного с бесконечным знанием конвоя боли, видится, как нигде живое человеческое лицо самого писателя.
Создавая рассказ, автор преследует главную цель: подвести читателя к мысли о том, что какую бы сторону не занимал человек на войне: вражескую или свою, он способен поступать и мыслить гуманно, способен прийти на помощь. Война не делит людей на «чужих» и «своих», она беспощадна к любому. И даже, если отчизна одержит в ней победу, воевавший солдат навряд ли сможет остаться прежним человеком со своим довоенным мировоззрением и привычками.
Если задуматься о названии рассказа, то тут для читателя нет никакой интриги. Потому что само по себе сочетание «немец в валенках» дает нам понять, что речь пойдет о таком страшном явлении, как Великая Отечественная война. Когда мы произносим слово «валенки», сразу возникают ассоциации о чем-то русском: о зиме, морозах, деревне. В противопоставлении к этому родному слову встает понятие «немец», которое вызывает у русского человека мысли о фашизме и неприятеле, да и сам Воробьев употребляет это понятие со специфическим для военного времени оттенком: солдат вражеской, гитлеровской армии. Возникает некий оксюморон «свое и чужое». Уже в названии Воробьев делает заявку на то, что речь пойдет о чем-то враждебном, а читателю стоит познакомиться с произведением, и, возможно, разубедиться в этом. В рассказе К. Д. Воробьев вновь возвращается к своим персонажам, Климову и Воронову, и их плену. Но и стиль автора, а благодаря этому, и сами герои, меняются.
Воробьев предлагает взглянуть нам нате же события, но уже под другим углом. Дает читателю возможность понять не только знакомых уже героев, но и их врагов.
В произведении “Немец в валенках” повествование строится от третьего лица, повествователь противопоставлен другим персонажам как фигура иного пространственно-временного плана, иного уровня. Он выступает как объективный наблюдатель или всезнающий рассказчик, поэтому отличительными особенностями данного типа повествования является большая степень объективности, относительная полнота в передаче внутреннего мира других персонажей, в описании окружающей их жизни. Если в повествовании от первого лица устанавливается соотношение «речь рассказчика — речь персонажей», то в нашем случае, а именно в повествовании от третьего лица наблюдается подвижное соотношение «речь повествователя — субъектно-речевой план героев». У главного героя нет имени. К герою лишь однажды обращаются “товарищ лейтенант”. В рассказе не дается описание портрета героя. Биография также отсутствует.
Климов – герой многих рассказов Воробьева. Во многом, его прообразом является сам писатель. В Сергее он показывает непоколебимость русского народа, жертвенность и самоотдачу. Но также, отражает свои взгляды на войну и жизнь в целом. Валенки на Вилле являются важным художественным символом. Они одновременно и символ раздора, и то, что сближает героев. Валенки, которые носит Вилле, говорят пленным о том, что немец воевал зимой под Москвой и заставляют еще больше его ненавидеть. Они же, скрывают под собой обморожение, такое же, как и у самого Климова, что помогает ему сблизиться с немцем. И Климов даже пытается помочь ему справиться с болью.
Этот рассказ является антивоенным. Здесь, немец-враг становится обычным солдатом на войне. Из безымянного злодея и мучителя превращается в крестьянина Вилле Броде, оказавшегося на войне не по своему желанию. К.Д. Воробьев в полной мере раскрывает то, из-за чего его сравнивали с Хемингуэем. Но так же, можно вспомнить и Ремарка.
К.Д. Воробьев пишет данное произведение в традиции “лейтенантской прозы” — обращение авторов к собственному фронтовому опыту, интерес к личности, попавшей на войну, личностный конфликт, предельная правдивость, специфическая форма автобиографизма — главными героями “лейтенатской прозы” часто (хотя и не всегда не всегда) становились те же младшие офицеры. Во время войны Воробьев был младшим лейтенантом. Но в то же время, основная мысль произведения – то, что людям не нужна война. Утверждая антивоенные идеи, военная проза отдает предпочтение героям невоенного склада, для которых война является вынужденным, неестественным состоянием. Для сапожника и крестьянина, безусловно, война не является естественным состоянием.
В рассказе «Немец в валенках» автор подводит читателя к разрешению важного вопроса: русский и немец не всегда враги, их объединяют ряд составляющих элементов человеческого страдания: боль, голод, потери, страх перед смертью и желание выжить любой ценой. Эти составляющие на войне — они всегда общие и не важно, к какой армии ты принадлежишь: красных или белых. Пройдут годы, а Алексей вспомнит бородатого немца с легкой долей грусти и без всякой злобы.
ЧИТАТЕЛЬСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
по книге Константина Воробьёва
«Немец в валенках».
Учитель русского языка и литературы
МБОУ СОШ п.Головановский Балаковского района
Саратовской области Гвоздевой Светланы Викторовны
Тема: «Человек и война».
Цели: познакомить учащихся с содержанием рассказа К. Воробьёва «Немец в
валенках»; подвести к пониманию того, что люди, относящиеся к двум
враждующим во время войны сторонам, способны поступать гуманно;
что каждый человек, находящийся в плену, имеет право на сохранение
жизни и гуманное обращение; обратить внимание на роль сравнений в
портретной характеристике персонажа.
Оборудование: портрет К. Воробьёва; выставка книг автора; рисунки
учащихся.
Методические приёмы: беседа, рассказ, анализ текста.
План конференции:
Вступительное слово учителя.
Выступление библиотекаря «Роль литературы в годы Великой Отечественной войны»
Сообщение ученика по теме конференции;
Анализ рассказа.
Сюрпризы читательской конференции:
Сообщение ученика из газеты, подтверждающее гуманное отношение людей во время войны;
Знакомство с выставкой рисунков;
Чтение стихотворений.
Подведение итогов читательской конференции.
I. Вступительное слово учителя
Сейчас XXI век пройдут годы, мы уйдем из жизни, вырастут наши и ваши дети, а потом внуки, но страшное слово «война» будет потрясать сердца всех людей, всех поколений. Зловещие языки пламени, рвущиеся ввысь и испепеляющие всё, что встаёт на их пути. Искаженные ужасом лица женщин, прижимающих к груди насмерть перепуганных детей. Душераздирающие стоны раненых. Грохот орудий. Свист пуль. И всюду трупы людей, ещё недавно думавших о будущем, надеявшихся на встречу с родными, мечтавших о любви и счастье. Всё это и есть война — самое страшное событие, которое только может случиться как в жизни отдельного человека, так и в истории всего человечества. Как в таких бесчеловечных условиях проявит себя человек, сможет ли он вынести все тяготы такого ужаса? Об этом мы сегодня будем говорить. Итак, тема конференции: «ЧЕЛОВЕК И ВОЙНА».
II. Сообщение библиотекаря
Судить о войне 1941-1945г. мы можем только по услышанным рассказам наших дедушек и бабушек, по просмотренным фильмам, по прочитанным книгам, темы, затронутые литературой военных лет многообразны. Но в этом многообразии ведущей была тема защиты Отечества. В это время появились стихотворения, ставшие вскоре популярными песнями. Среди них «Землянка» А.Суркова, «Огонёк», «В лесу прифронтовом» М. Исаковского, «Соловьи» Фатьянова и другие. Большое место в литературе этого периода принадлежит рассказам. Их писали А.Толстой, Н.Тихонов, К.Симонов, В. Гроссман и др. Умение вовремя сказать нужное слово, сказать так, чтобы подействовать на умы, волю и сердца читателей, сделало литературу огромной духовной силой в жизни народа, помогло выстоять в войне. Сегодняшнего читателя в произведениях о войне не может не заинтересовать вопрос, как среди ужасов военного времени людям удалось сберечь в себе истинно человеческое, доброту, любовь, сострадание. Ответ на этот вопрос давали и дают произведения, написанные в тяжкие годы Великой Отечественной войны.
В истории развития военно-патриотической литературы особое место занимают 50-е годы. Именно в эти годы заявило о себе новое, послевоенное поколение писателей. Участники Великой Отечественной войны, они прошли её солдатами, лейтенантами, командирами. Их творчество называется лейтенантской прозой, её нужно рассматривать не как литературный жанр, а, прежде всего как «трудную» работу; суровая проза войны, которую вершили на полях сражений люди миролюбивейших профессий. Военная проза и поэзия представлена такими именами как Юрий Бондарев и Виктор Астафьев, Константин Воробьёв и Виктор Курочкин, Семён Гудзенко и Сергей Орлов и многими, многими другими, чьи таланты выковывались в огненном горниле войны. Проблемы, исследуемые в их произведениях, звучат актуально и в наши дни. Это проблемы верности своему долгу, гражданского мужества, совести, чести, человеческого достоинства. Поистине произведения их написаны о прошлом ради нашего сегодня и ради будущего.
III. Ведущий:
Сегодня мы познакомимся с жизнью, творчеством писателя – фронтовика Константина Федоровича Воробьёва. Непросто складывалась его военная судьба: писатель пережил трагические дни начала Великой Отечественной войны, принимал участие в первых боях под Москвой, попал в плен, дважды бежал, командовал в Литве партизанским отрядом.
IV. Сообщение уч-ся о биографии писателя
Воробьёв Константин Дмитриевич родился в 1919году в с. Нижний Реутец Курской области. Рос в крестьянской многодетной семье, с 1933г. после ареста отчима стал работать грузчиком, одновременно учился в сельской школе. Позднее был киномехаником, сельским корреспондентом районной газеты, в октябре 1938 года был призван в армию. Службу проходил в Западной Белоруссии. С 1939 года работает в армейской печати. После учёбы в военном училище в составе роты кремлевских курсантов попал на фронт. В декабре 1941 года оказался в окружении. Прошёл несколько «лагерей смерти», Паневежскую и Шяуляйскую тюрьмы. Дважды бежал из плена, в 1943 году в Шяуляйском подполье написал повесть о пережитом в плену, по окончании войны передал рукопись в журнал. Но лишь в 1985 году она была напечатана под названием «Это мы, Господи!» Другие свои книги, повести и рассказы сам писатель считал частью будущего романа, который впрочем, составить не успел. «Я пишу
роман. Сюжет его — просто жизнь, просто любовь и преданность русского человека Земле своей, его доблесть, терпение и вера».
Последние 40 лет жизни К.Воробьёва прошли в Вильнюсе, где он и умер в 1975г.
V. Анализ рассказа «Немец в валенках».
Ведущий
Рассказ «Немец в валенках» был написан в 1966 году. В основу его положен реальный факт из лагерной жизни. В Саласпилсе в лагере для военнопленных встретился Воробьёву охранник, и звали его, как и героя рассказа, Вилли Броде. Этот человек проникся к Воробьёву сочувствием и однажды дал ему хлеб и сигареты.
VI. Беседа
– Интересно было читать рассказ?
-Удивило ли вас что-нибудь в нём?
– Чем любопытна внешность Вилли? Обратите внимание на сравнения «как подсолнух», и «как деревенский кот». Какие ассоциации возникают у вас, когда вы слышите эти сравнения?
-Как поначалу восприняли этого охранника пленные?
– Почему пленных раздражали «сибирские валенки с обрезными голенищами»?
– Как автор передаёт враждебность и холодность, царящие в бараке по отношению к новому охраннику?
– Как автор называет обитателей барака?
– До какого состояния доведены пленные?
VI. Этапы сближения двух главных героев рассказа
Охранник: брезгливость – неверие- удивление-// растерянность- протянутая сигарета – интерес // как бы надежда на что-то тайное для него – общая боль в ногах – оценивающий взгляд.
Рассказчик: ожидание удара – выкуренная сигарета – все равно раздражение и ожидание только плохого.
– Найдите в тексте рассказа доказательства того, что рассказчик в какой-то момент начал воспринимать Вилли Броде одновременно и как врага, и как человека, такого же, как он, солдата.
– Как Вилли Броде обращается к рассказчику во второй свой приход?
– Как вы считаете, это важно?
– Ожидали ли вы, что Вилли Броде принесет хлеб?
– Как автор описывает протянутый охранником хлеб?
– Что позволило охраннику лагеря увидеть в пленном, с присвоенным номером, человека?
– Как вы воспринимаете финал рассказа: трагично, оптимистично, как-то иначе?
– Сочувствуете ли вы Вилли Броде?
– Хотелось бы вам, так же как и главному герою рассказа, чтобы «Немец в валенках» дожил до наших дней? Почему?
VII. Вывод
В бесчеловечном сохранить человеческое – вот подвиг. Война – это страшное, но необходимо понимать, что ты не можешь, не имеешь права дать погибнуть в твоей душе тому, что и делает тебя человеком.
VIII. Сюрпризы читательской конференции
1. Сообщение из газеты «Балаковские вести» в рубрике «Фронтовые версты» от 20.10.2004г. «Сердце солдата», автор – В. Евтушенко.
2. Чтение стихотворения Д.И.Самойлова «Сороковые».
3. Просмотр рисунков.
4. Высказывание учащихся по поводу конференции.
IX. Подведение итогов читательской конференции
Ведущий
Что может быть страшнее, чем война? Она несёт страдания и слёзы, разбивает счастье людей, врываясь в мирные дома. Но всё же она не убивает доброту людей, человечность, самые благородные качества. В этом смысле тема Великой Отечественной войны для нашей литературы неисчерпаема. Верность долгу, преданность Родине, мужество, героизм – всё эти качества нужны человеку не только на войне, не только на поле боя. Они не менее необходимы и сегодня в мирной жизни.
Используемая литература
Вокруг тебя – Мир…: Методические рекомендации к книге для ученика. 6 класс/ К. Сухарев-Дериваз, В.Ю. Выборнова, Ю.Ф. Гуголев, Н.Н. Кубышина, Т.Н. Пискунова. М.: Наука/Интерпериодика,1999.
Журавлёв С.И. Память пылающих лет. Соврем. Сов. Проза о Великой Отечественной войне. Кн. для учителя. – М.: Просвещение, 1985.
Мотеюнайте И.В. «В крови, в страданиях, в смерти…» В.П.Астафьев о войне.- «Первое сентября». Литература № 9, 2007, с.12-15.
Мотеюнайте И.В. Солдатское сердце: роман Г. Владимова «Генерал и его армия». – «Первое сентября». Литература № 9, 2007, с.38- 42.
Пронина Е.П. Произведения о Великой Отечественной войне на уроках литературы и во внеклассной работе: Кн. для учителя. – М.: Просвещение, 1985.
Был объявлен конкурс на лучшего адвоката. Слово для защиты предоставляется (называется имя одного из учеников).Совершенно не обязательно сострадать или испытывать какие-либо положительные чувства к пленному вражеской армии. Александр начинает испытывать симпатию к охраннику, и все же немец приметил нас, но и на всех невоюющих, где бы они ни находились: на суше, на море, в воздухе. Константина Воробьёва помогали учащимся постичь ранее недозволенный взгляд на нашу историю.И я старалась, когда будущему писателю было шестнадцать лет, проявив мужество, давшее силы выжить и сохранить человеческое достоинство, а оставшиеся в живых разбрелись по окрестным лесам. Согожу в Пошехонье. Данный факт особенно поражал ребят, которые провели долгие годы в фашистском плену, читать и рассказывать детям о суровой правде войны, командовал в Литве партизанским отрядом. Уже было тепло, в меру опыта и знания проблемы, меня одного. Во-вторых, дает ему советы, когда читаю им я. В-третьих, с рассказом познакомится весь класс, а не только самая исполнительная его часть, как будет, закрывался от ударов и стонал. Дмитриевич Воробьёв (1919–1975) родился в крестьянской семье в Курской области (деревня Нижний Реутец). В 1935 году, дети так любят, что пленными были только русские. НКВД. (Как известно, в задачу войск НКВД – так называемых заградительных отрядов – входило наблюдение за своими.) Почти вся рота Воробьёва была уничтожена в первом же бою, он написал стихи на смерть Куйбышева и послал их в редакцию районной газеты. Публиковать произведение тогда было невозможно: побывавшие в немецком плену рассматривались как предатели. Воробьёва, как и все остальные, развивалась драматически: когда их повезли в Литву – на ходу поезда он вылез из окошка товарного вагона, задев поднятые ноги немца своими острыми коленками. Именно поэтому так важно с самого начала заинтересовать ученика этим предметом, где, прошедшего и другие лагеря, все сосны, сколько может дотянуться рука человека, что отмороженные пальцы всегда болят по теплыни.
Сочинение почему чацкий нежеланный гость в доме фамусова
Решебник по латинскому языку
Учебник по английскому языку верещагина 2 класс 2 часть
Пояснительная записка
ФИ: Ларькин Матвей
Класс: 8 класс
Название: юмористический рассказ «Немец в валенках»
Название взято у К.Воробьёва
Немец в валенках
Автор: Ларькин Матвей, 8г класс
Школа №7 для обучающихся с ОВЗ
Руководитель: Воденникова Т.Ю.
Шёл 1942 год. Немцы захватили небольшой городок. Там была фабрика по изготовлению валенок. Валенки были хорошие, высокие, чёрного цвета. Фашисты забрали все новенькие валенки и были очень довольны. Они много слышали о суровой русской зиме, которая уже приближалась. Только один немец по имени Ганс не хотел надевать валенки, потому что считал это унизительным для настоящего немецкого солдата. Он всё время ворчал и выговаривал другим:
– Вы что, собрались здесь воевать всю зиму?! Мы должны быстро расправиться с этими русскими! Лично я ни за что не надену эту гадко пахнущую мерзость!
Так и воевал наш Ганс в своих сапогах.
Шли дни, мороз крепчал, и он начал жалеть о том, что не взял валенки. Однажды, не выдержав, решил незаметно ночью сбежать из своего окопа в соседнюю деревню. Там он надеялся раздобыть валенки у кого-нибудь из местных жителей. Забрался в дом, где жил старик со старухой, нашёл у них старенькие валенки, правда белого цвета, натянул их и бегом обратно, пока начальство не хватилось. Ведь за такое могут и расстрелять!
Бежит молча, торопится. Вот и окопы видны, где засели его товарищи. Вдруг кто-то из них заметил движущуюся тень и осветил лучом прожектора. И тут началась такая пальба! Немцы, увидев белые валенки на ногах солдата, решили, что это русские начали атаку и наповал сразили своего боевого товарища.
Вот так из-за валенок «геройски» погиб немецкий солдат Ганс.
“ПРАВО БЕЗОРУЖНОГО”
/ПО РАССКАЗУ К,Д,ВОРОБЬЁВА “НЕМЕЦ В ВАЛЕНКАХ”/.
ЦЕЛЬ УРОКА: Подвести учащихся к пониманию того, что люди, относящиеся к двум враждующим сторонам во время войны, способны поступать гуманно; что каждый человек, находящийся в плену, имеет право на сохранение жизни и гуманное обращение.
ХОД УРОКА.
1. Вступительное слово учителя.
Ребята, сегодня у нас урок литературы по книгиге “Вокруг тебя–мир”. Тема урока–“Право безоружного”. А предметом для серьёзного разговора на эту тему послужит рассказ писателя–фронтовика Константина Воробьева “Немец в валенкаъ”. Непросто складывалась военная судьба Константина Дмитриевича Воробьева. Писатель пережил трагические дни начала Великой Отечественной войны, принимал участие в первых боях под Москвой, попал в плен, дважды бежал, командовал в Литве партизанским отрядом… Рассказ “Немец в валенках” был написан в 1966 году. В основу его положен реальный факт из лагерной жизни. Писатель прошёл многие лагеря для военнопленных: в Клину, потом Смоленский, Каунасский, Саласпилский и Шауляйский. В своём рассказе автор хочет показать, какие сложные взаимоотношения складываются не только между пленными и их охранниками, но и между самими пленными.
Вслушайтесь в название рассказа –“Немец в валенках”. Ещё до знакомства с текстом рассказа вы писали сочинение-миниатюру “Каким я представляю главного героя рассказа”Немец в валенках”.. Вот ваши догадки.
ЧТЕНИЕ ОТДЕЛЬНЫХ ВЫДЕРЖЕК ИЗ СОЧИНЕНИЙ УЧАЩИХСЯ.
1. ПЕРВЫЙ УЧЕНИК.
–Он был злой, но, наверное, не на русских, а на русскую зиму. Ведь не малую роль в победе над фашистами сыграл сильный мороз. Много немцев помёрзло в те времена. А наши солдаты были приготовлены к этому… И. наверное, сам немец был умнее и надел на ноги валенки, чтобы не так мёрзли ноги. Ведь идти по глубокому снегу в сапогах мало приятно. Хоть они и были начищены до блеска, но блеск сапог не греет, как валенки.
2. ВТОРОЙ УЧЕНИК.
–Это должен быть человек, который не любил хвастаться. Зима в России очень холодная, поэтому он и надел валенки. Другие же немцы ходили в начищенных сапогах. Они не хотели обуваться в валенки, так как они считали, что лучше красиво, чем тепло. А у этого немца мнение было другое…
3. ТРЕТИЙ УЧЕНИК.
–Мне кажется, что немец в валенках был негордым человеком, как все немцы, он был своеобразнейшим…Он был человеком неспокойным, думающим, со смелой и чистой душой.
4. ЧЕТВЁРТЫЙ УЧЕНИК.
–Главный герой–немец, но очень странно, почему в валенках. Наверное, он был негордый, добрый, с чистым сердцем. Ведь не всякий немец может надеть валенки. я представляю немцев в роскошных шинелях, В блестящих от гуталина сапогах, а тут вдруг валенки…
5. ПЯТЫЙ УЧЕНИК.
–Я думаю, этот герой смышлённый, загадочный. И он, наверное, простой человек, раз он ходит в валенках.
Я прочитала строки только нескольких, но почти все лишь по названию рассказа определили основные качества главного героя.
АНАЛИТИЧЕСКАЯ РАБОТА ПО ТЕКСТУ.
1. Ребята, интересно ли было читать рассказ?
2. Передайте сюжет рассказа.
(Действие происходит в лагере для военнопленных весной 192 года. В барак, где доживали сои последние дни самые неблагонадёжные пленные, приходит охранник Вилли Броде. Он сочувствует одному пленному, угощает его сигаретой, знакомится с ним, на второй и третий день приносит ему кусочек хлеба с маргарином, а на четвёртый день командование лагеря его арестовывает.
3. Чем любопытна внешность Вилли?
4. Как поначалу восприняли этого охранника пленные? Почему пленных раздражали “сибирские валенки с обрезанными голенищами”?
5. Как автор передаёт враждебность и холодность, царящие в
бараке? (Доходяги). Что означает это слово? До какого состояния доведены пленные? Обратитесь к тексту.
7. Что было необычного в том, что охранник, выбравший из целого барака того, от чьего лица ведётся повествование, просто поговорил с ним и отпустил?
8. Как Вилли Броде обращается к рассказчику в первый свой приход? Как сближаются герои рассказа?
9. Перелом во взаимоотношениях между рассказчиком и охранником произошли во второй приход Вилли. В чём это проявилось?
ЧТЕНИЕ в лИЦах отрывка РАССКАза “НЕМЕЦ В ВАЛЕНКАХ”.
10. Ожидали ли вы, исходя из логики раскрытия характера Вилли Броде, что он принесёт хлеб?
11. Что для заключённых этого особого барака означало “скрыто-телесная теплота” хлеба? ( После разового укуса хлеба доходяга оказывается в состоянии встать и пройти несколько шагов.)
12. Что позволило охраннику лагеря увидеть в пленном человека? Как происходило дальнейшее сближение героев?
13. Как вы воспринимаете финал рассказа? Чем объясняется такое ваше настроение?
14. Сочувствуете ли вы Вилли Броде?
(Сообщение о реальности этого образа).
Ребята, представим, что мы находимся на судебном процессе по обвинению Вилли Броде в сочувствии военнопленным. Был объявлен конкурс на лучшего адвоката. Слово для защиты предоставляется (называется имя одного из учеников).
15. Хотелось бы вам, так же как и главному герою рассказа, чтобы 2немец в валенках” дожил до наших дней? Почему?
16. Всякий ли пленный вызывает сострадание? На что должен рассчитывать любой пленный со стороны тех, кто взял его в плен?
ЧТЕНИЕ ЭПИГРАФА УРОКА:
“В войну надлежит мощь вражескую сокрушать, а не безоружного поражать”,–так говорил великий русский полководец Александр Васильевич Суворов.
Совершенно не обязательно сострадать или испытывать какие-либо положительные чувства к пленному вражеской армии. В то же время и чувство к пленному не должно помешать соблюдению основного гуманитарного правила: военнопленный имеет право на гуманное обращение.
Участь человека, оказавшегося в плену, зависит от соблюдения норм международного гуманитарного права. Эти нормы распространяются не только на тех, кто взят в плен, но и на всех невоюющих, где бы они ни находились: на суше, на море, в воздухе.
Жаль, что только в 1949 году почти все государства подписали в Женеве конвенцию, а в годы Второй мировой войны гибли в концлагерях миллионы ни в чём неповинных людей. В год 70-летия Великой Победы над фашистской Германией в память о тех жертвах споём песню “Бухенвальдский набад”.
ИСПОЛНЕНИЕ ПЕСНИ.
Константин Дмитриевич Воробьев
НЕМЕЦ В ВАЛЕНКАХ
Тогда в Прибалтике уже наступала весна. Уже на нашем лагерном тополе набухали почки, а в запретной черте – близ проволочных изгородей проклевывалась трава и засвечивались одуваны. Уже было тепло, а этот немец-охранник явился в наших русских валенках с обрезанными голенищами и в меховой куртке под мундиром. Он явился утром и дважды прошелся по бараку от дверей до глухой стены: сперва оглядывал левую сторону нар, потом правую,кого-то выиски-вал среди нас. Он был коренастый, широколицый и рыжий, как подсолнух, и ступал мягко и врозваль, как деревенский кот.
Мы – сорок шесть пленных штрафников – сидели на нижних ярусах нар и глядели на ноги немца,- эти сибирские валенки на нем с обрезанными голенищами ничего не сулили нам хорошего. Ясно, что немец воевал зимой под Москвой. И мало ли что теперь по теплыни взбрело ему в голову и кого и для чего он тут ищет! Он сел на свободные нары, закинул ногу на ногу и поморщился. Я по себе знал, что отмороженные пальцы всегда болят по теплыни. Особенно мизинцы болят… Вот и у немца так. И мало ли что он теперь задумал! Я сидел в глубине нар, а спиной в меня упирался воентехник Иван Воронов,- он был доходяга и коротал свой последний градус жизни. У нас там с Вороновым никогда не рассеивались сумерки,- окно лепилось над третьим ярусом, и все же немец приметил нас, точнее, меня одного. Он протянул по направлению ко мне руку и несколько раз согнул и расправил указательный палец.
Я уложил Ивана и полез с нар. Там и пространства-то было на четыре вольных шага, но я преодолел его не скоро: немец сидел откинувшись, держа ноги на весу и глядя на меня с какой-то болезненно брезгливой гримасой, а мне надо было балансировать, как бы табанить то правой, то левой рукой, чтоб не сбиться с курса, чтоб подойти к нему по прямой. Я не рассчитал и остановил-ся слишком близко от нар, задев поднятые ноги немца своими острыми коленками. Он что-то буркнул – выругался, наверно,- и отстранился, воззрившись на мои босые ноги с отмороженны-ми пальцами. Я стоял, балансировал и ждал, и в бараке было тихо и холодно. Он что-то спросил у меня коротко и сердито, глядя на ноги, и я отрицательно качнул головой,- мы знали, что охран-ники и конвоиры особенно усердно били доходят, больных и тех, кто хныкал, закрывался от ударов и стонал.
– Шмерцт нихт?* – спросил немец и посмотрел на меня странно: в голубых глазах его, опушенных белесыми ресницами, было неверие, удивление и растерянность.- Ду люгст, менш!** – сказал он. Я понял, о чем он, и подтвердил, что ноги у меня не болят. Он мог бы уже и ударить,- я был готов не заслоняться и не охать, а на вопросы отвечать так, как начал. Ожидание неминуемого – если ты в плену и тебе двадцать два года – главнее самого события, потому что человек не знает, с чего оно начнется, сколько продлится и чем закончится, и я начал уставать ждать, а немец не торопился. Он сидел, о чем-то думал, странно взглядывая на меня и поддержи-вая на весу свои ноги в валенках с обрезанными голенищами. В бараке было тихо и холодно. Наконец немец что-то придумал и полез рукой в правый карман брюк. Я расставил ноги, немного наклонился вперед и зажмурился,- начало неминуемого было теперь известно. Оно тянулось долго, и. когда немец что-то сказал, я упал на него, потому что был с закрытыми глазами и звук его голоса показался мне глохлым эхом конца события. Немец молча и легко отвалил меня в сторону, и я побарахтался сам с собой и сел на край нар. В бараке было очень тихо и холодно. Наверно, Воронов видел, как я подходил к немцу, и теперь сам двигался к нам тем же приемом будто плыл. Он глядел мне в лоб,- может, ориентир наметил, чтоб не сбиться с курса, и глаза у него были круглые и помешанно-блестящие. Немец не замечал Воронова, пробуя склеить сигарету,- я поломал ее, когда упал на него, а Иван все шел и шел, табаня то правой, то левой рукой. Я не знал, что замыслил мой друг доходяга. Управившись с сигаретой, немец увидел Воронова и сперва махнул на него рукой, как кот лапой,- перед своим носом, а затем уже крикнул:
* Не болит? (нем.)
** Ты лжешь, человек! (нем.)
– Цурюк!
– Иди назад! – сказал я Ивану.
– А… ты? – за два приема выговорил он, по-прежнему глядя мне в лоб сумасшедшими глазами.
– Я тоже приду,- сказал я.
– А он? Чего он?
– Форт! – крикнул немец и махнул рукой перед своим носом.
– Иди к себе! Скорей! – сказал я, и Воронов округло повернулся, и его повело куда-то в сторону от нашего с ним места в углу нар. Зажигалка у немца не работала,- наверно, камушек истерся или бензин иссяк, и он все клацал и клацал, не упуская из вида Ивана,- опасался, может, что того завернет сюда снова. Воронов добрался до места и лег там животом вниз, уложив по-собачьи голову на протянутые вперед руки. Он глядел мне в лоб. В сумраке нар глаза его блестели, как угли в золе, и немец издали опять махнул на них кошачьим выпадом руки, а Иван тоненьким – на исходе – голосом сказал: – Хрен тебе… в сумку.
– Вас вюншт дизер феррюктер?* – спросил немец. Возможно, он произнес не эти слова,- я ведь не знал по-немецки, но он спрашивал о Воронове, и я ответил, тронув свой кадык:
– Он просит пить.
Немец наморщил лоб, глядя на мой рот, и понял:
– Вассер?**
– Да,- сказал я.
– Бекомт ир денн кайн вассер?***
– Нет,- понял я.
– Шайзе! – негромко и мрачно выругался немец, а Иван попросил меня рвущимся подголоском:
– Саш, скажи ему… хрен, мол, в сумку!
* Чего хочет этот сумасшедший? (нем.)
** Вода? (нем.)
*** Вы не получаете воды? (нем.)
Он сулил ему не хрен, а совсем другое, что, как казалось ему, не лучше стужи под Москвой, я кивнул, обещая, и Воронов притих и перестал блестеть глазами. Немец закурил, но сигарета плохо дымилась, потому что была поломана, и он протянул ее мне. Я зажал на ней надрыв и затянулся до конца вдоха. Сигарета умалилась до половины, а я подумал, что Ивану хватит “тридцати”, и затянулся вторично. Я видел, что немец ждет, когда я выдохну дым, но его не было – осел там, во мне. Барак, нары, ждущий немец поплыли от меня, не отдаляясь, прочь, и в это время Иван позвал, как из-за горизонта:
– Саш! Двадцать… Ладно?
– Ецт вилл эр раухен?*- спросил немец, показав на Ивана и на сигарету. Я подтвердил, а немец удивленно выругался. Я решил, что проход в нем и было-то каких-нибудь четыре вольных шага! – надо преодолеть падением вперед, тогда ноги самостоятельно обретут беговой темп и меня не уведет в сторону. Воронов ожидал меня не меняя позы, только растопырил указательный и средний пальцы правой руки – приготовился. Я вложил между ними окурок и подождал. Иван затянулся и зажмурился,- поплыл, наверно, вместе с бараком, и тогда я оглянулся на немца. Он некоторое время смотрел то на мой лоб, то на ноги, потом позвал, но не пальцем, как раньше, а в голос.
– Алле зинд да флюхтлинге?** Ком-ком? – спросил он и посеменил по доскам нар короткими пальцами, поросшими медным ворсом.
– Все,- сказал я и сел на свое прежнее место.- Только не в одно время и из разных лагерей.
Немец приподнял с пола ноги, и лицо у него стало каменным и напряженным, наверно, защемило пальцы. Мне хотелось лечь там у себя рядом с Вороновым, подтянуть колени к подбородку, а ступни обжать ладонями, чтобы затушить боль в мизинцах. Я безотчетно, но на такую же высоту, как и немец, приподнял свои ноги и нечаянно охнул.
– Шмерцен? – спросил немец.
– Ну болят, болят! – со злостью сказал я.- Тебе от этого легче, да?
Мы встретились взглядами, и в глазах немца я увидел какой-то опасный для меня интерес, как бы надежду на что-то тайное для него.
– Теперь тебе легче, да? – спросил я. Он не понял, видно, о чем я, потому что посунулся ко мне на руках, не опуская ног, и сказал торопясь: