Тема власти денег нашла свое отражение в повестях «Портрет» и «Шинель». Так, молодой художник Чартков был очень бедным. В свои работы он вкладывал душу, но общество не принимало его картин. В один из дней он решил набросать своеобразный шаблон и писать по нему, изменяя лишь небольшие детали. После этого он обрел славу и богатство. Чартков стал почитаемым членом того общества, которое ранее презирало его. С мнением художника стали считаться, он стал одним из них. Но в один момент Чартков понял, что выбрал губительный путь. В погоне за славой и признанием он предал свое предназначение. В конечном итоге, художник сходит с ума и умирает.
Аналогичная история происходит и с главным героем повести «Шинель» Акакием Акакиевичем Башмачкиным. Этот «маленький человек» был объектом насмешек своих коллег. Но стоило ему купить новую шинель, как отношение к нему резко поменялось. В честь его покупки устраивается светский вечер, он становится главным действующим лицом. Повесть заканчивается трагически, Акакий Акакиевич был ограблен, грабители похитили его новую шинель, он заболел и умер.
В цикле «Петербургские повесть» Гоголь показал нам Петербург, как город переполненный алчностью и личными интересами. К большому сожалению, Петербург стал зеркалом всей России того времени. Хотя прошло уже много лет ситуация не сильно изменилась. В нашем мире все также правят деньги и личные интересы.
«Петербургские повести» учат нас ценить собственное мнение и не поддаваться соблазну богатства и власти.
Сегодняшнее писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась “фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики — величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки сумасшедшего” — это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, “говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается себя считать.
В отличие от других произведений Гоголя, в “Записках сумасшедшего” прямо слышится в каждом слове пошлость и трагизм — две краски петербургского мира. В попытке оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ” и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности? Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог — уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика. “Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам”. Негодуя на такую несправедливость, больная душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти (он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире —”чиновным отцам” — “патриотам”, которые “мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!…”.
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя — некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими,” — этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
Сегодняшнее писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась “фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики – величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки сумасшедшего” – это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, “говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается себя считать.
В попытке оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ” и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности? Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог – уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика. “Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам”.
Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире -“чиновным отцам” – “патриотам”, которые “мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!…”.
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя – некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими,” – этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
«Петербургские повести» Гоголя открывают тему «маленького человека» в русской литературе. Эти повести являются манифестом человеческого равенства и неотъемлемых прав личности в любом ее «состоянии» и звании.
Сегодняшние писатели признают Н. В. Гоголя своим наставником. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком немного таинственным и постоянно удивляющим. Его «Петербургские повести» оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась «фантастическим» городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики — величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в богатых эпитетах и красочных гиперболах.
«Записки сумасшедшего» — это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, «говорит сам в себе», во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог. Это различие внутреннего и внешнего сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Причем он должен выяснить это для себя сам. Взвешивая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: «Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит». Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен свидетельствовать, что «все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток». Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и должен быть тон независимого человека, которым герой пытается себя считать.
В отличие от других произведений Гоголя, в «Записках сумасшедшего» отчетливо слышны в каждом слове пошлость и трагизм — две краски петербургского мира. В попытке оценить себя Поприщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе «рассмотреть жизнь этих господ» и в сладкой мечте фантазирует, что «станем и мы полковником и заведем себе репутацию». Но его «бедное богатство» достается камер-юн- керу, и Поприщин пытается понять, «отчего происходят все эти разности. Отчего я титулярный советник, и с какой стати я титулярный советник?» Вмиг испарились все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Поприщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об «исполинских делах» и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог — уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у писателя любимый образ дороги, тройки и колокольчика: «…дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней… звейтеся, кони, и несите меня с этого света!» Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, а «ему нет места на свете!»
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничьей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивелирующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный чиновник открывает новую истину: «Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам». Переживая такую несправедливость, больная душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти (он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире — «чиновным отцам», «патриотам», которые «мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!..»
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев Петербургских повестей». Он «первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими» — этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы — двигать «вперед свою нацию».
Гоголь — замечательный писатель. Достаточно взять такие произведения как Вечера на хуторе близ Диканьки, где произведение проникнуто романтизмом, Ревизор, Мертвые души и много других произведений, чтобы понять, что это талантливый писатель, которого хочется читать. И вот, на днях, мы познакомились совсем с другим Гоголем, который написал цикл произведений, что назван Петербургские повести, чей анализ нам и нужно сделать.
Анализ Петербургских повестей Гоголя
И вот, работая над анализом Петербургских повестей Гоголя, скажем, что в анализ цикла Петербургских повестей вошли такие небольшие истории как Невский проспект, Портрет, Записки сумасшедшего, Нос и Шинель. Это совершенно разные рассказы, которые раскрывают нам разные проблемы. Так Гоголь в Петербургских повестях и в анализе Невского проспекта раскрывает двуличие Петербурга. Здесь нет описания улицы, здесь фигурируют обитатели улицы, в их пестрых одеждах, разноцветных шляпках, ярких платьях, люди с бакенбардами и усами. Все они оцениваются по внешности, а вот внутренний их мир на втором плане и от этого обманчивость мира, ведь за красивой внешностью чаще всего прячется гнилая душа, обман и пошлость, продажность и призрачность. Мы видим как в первом рассказе краткого анализа Петербургских повестей Гоголь призывает читателей не верить Невскому проспекту.
Далее в рассказе, что вошел в Петербургские повести, Портрет автор показывает пагубное влияние денег и славы, которые не лучшим образом отображаются на искусстве. Так герой рассказа теряет свой талант в погоне за наживой, за большими деньгами.
Николай Васильевич Гоголь — один из величайших русских писателей. Его творчество стало одной из самых значительных вех в развитии литературы XIX века. Своеобразное видение Гоголем окружающего мира, сатирическое, порой фантастическое, гротескное, будто отраженное в кривом зеркале, позволило с неожиданной стороны посмотреть на процессы, происходящие в обществе, по-новому оценить многие явления жизни, увидеть то, что до Гоголя ускользало от внимания людей.
Место действия всех пяти «петербургских» повестей, как это и явствует из названия цикла, — Петербург. По произведениям писателей XVIII — начала XIX веков мы знаем Петербург как великое творение гения Петра I, как пышное великолепие Северной Пальмиры, как город гранитных набережных и прекрасных дворцов, город, воплощающий могущество России. Коррективы в это изображение внес Пушкин в «Медном всаднике» — красота столицы сочетается в поэме с трагедией «маленького человека», живущего на окраинах и в трущобах этого города.
Гоголь продолжил пушкинскую традицию, причем продолжил, в значительной мере опираясь на собственный опыт. Приехав двадцатилетним юношей из далекой провинции в столицу, он пережил тяжкое испытание. Гоголь увидел Петербург совсем не таким, каким он представлял его себе по слухам. Ему казалось, что в Петербурге кипит деятельная жизнь, направленная на благо общества. Однако все оказалось другим: «Тишина в нем [Петербурге] необыкновенная, — сообщает он весной 1829 года домой, — никакой дух не блестит в народе, все служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях, все подавлено, все погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их».
Петербург поразил Гоголя грубым унижением человека, торжеством «кипящей меркантильности», полицейским произволом, которые превращали Петербург в город всесильной бюрократии и бездушных чиновников, в гранитную казарму. И еще — это какой-то странный город. Здесь многое непохоже на то, что происходит в других городах. На людях, нравах, обычаях лежит отпечаток особой «физиогномии» Петербурга, города, в котором человеческие отношения искажены, в котором все показное, фальшивое, торжествует пошлость и гибнут талант и вдохновение. Все эти личные впечатления легли в основу всего цикла петербургских повестей.
В этом цикле силы зла воплощены в Петербурге. Это не просто внешний фон, на котором происходят события, город играет важную роль в композиции каждой повести. Гоголевский Петербург предстал перед читателями как воплощение всех безобразий и несправедливостей, творившихся в России. Здесь «все дышит обманом» («Невский проспект»); здесь разыгрывается драма одаренного художника, ставшего жертвой страсти к наживе («Портрет»); здесь происходит удивительное происшествие с чиновником Ковалевым («Нос») и сходит с ума чиновник Поприщин («Записки сумасшедшего»); здесь нет житья бедному человеку («Шинель»). Герои Гоголя сходят с ума или погибают, нормальные отношения между людьми искажены, справедливость попрана, красота загублена, любовь осквернена.
Человек и условия его бытия — вот главный конфликт, который лежит в основе всего цикла. В основе каждого сюжета — необыкновенная история, чрезвычайное происшествие: у человека пропал нос, у другого сняли новую шинель, которую он мечтал приобрести всю жизнь, третий случайно приобретает портрет, который в корне изменяет его существование и т.д.
Повести продолжают представление той галереи «мертвых душ», которая была начата Гоголем в «Миргороде». Петербург в этих повестях предстает как своего рода город мертвых, некоей фантасмагорией, в которой нет места нормальным человеческим чувствам — здесь даже влюбленность и искренний порыв встречают непонимание, так как «человеку» вполне нравится та гадкая жизнь, которой он живет («Невский проспект»), здесь человеческие качества настолько не важны, что в карете одетым в вицмундир вполне может разъезжать нос (символ высокомерия — «задирать нос»), здесь господствует власть денег, губящая все лучшее, что только может быть в человеке («Портрет»), Гоголевский Петербург напоминает кошмарный сон. Главная составляющая этого города — бюрократия, в основе которой — превращение реальности в фикцию и наоборот. Жизнь живых людей с их человеческими чувствами, любовью и страданиями, с точки зрения бюрократа, менее реальна, чем канцелярская бумага, справка, документ. Зато бумага в этом мире — кошмарная реальность. Чин важнее человека, деньги — таланта, служебное положение — ума и добродетели. Чиновник Поприщин из повести «Записки сумасшедшего» влюбляется в дочь директора департамента, но он мелкий чиновник, а она — дочь генерала. Поприщин сходит с ума и только в безумном бреду начинает понимать, что тот мир, в котором он жил до сих пор и считал нормальным, основан на безумии, что человек в нем ничего не значит по сравнению с чинами, деньгами и орденами.
В творчестве Гоголя вообще и в «Петербургских повестях» в частности перед нами возникают не люди, но нечисть в человеческом обличье — например, облик стряпчего из «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», во многом предваряющий образ Акакия Акакиевича из «Шинели» и тех чиновников (например, Иван Антонович Кувшинное Рыло), которых Гоголь будет изображать в «Ревизоре» и «Мертвых душах». Желая нарисовать дьявола, «князя тьмы», художник не может представить его никак иначе, кроме как в облике коломенского ростовщика («Портрет»), Ведьмы здесь уже лишены своей сказочно-мифологической атрибутики — это просто проститутки, глумящиеся над искренним чувством («Невский проспект»), Это не падшие, не заблудшие души, это именно «мертвые души». Если же в этот мир попадает человек, ценящий подлинное искусство (художник из «Невского проспекта»), или человеческие чувства больше бумаг, документов, чинов, орденов и богатства, то Петербург убивает его. В этом мире подлинному человеку места нет: «Все обман, все мечта, все не то, что кажется».
Примечательно то, что Гоголь увидел и очень опасные черты своих «мертвых душ», причем, не только в высокопоставленных взяточниках и казнокрадах, но и в так называемом маленьком человеке. Униженный, лишенный всяческого достоинства, но вместе с тем и лишенный божественной души, персонаж может лишь превратиться на самом деле в нечисть (например, «Шинель», где Акакий Акакиевич после смерти в виде привидения пугает проезжающих), либо уйти в ирреальный мир, где он важен и значителен («Записки сумасшедшего»), «Маленький человек» страшен, по Гоголю, вовсе не потому, что он «мал», но потому, что он настолько мал, что в него не умещается ни одна божественная искра. И вдвойне страшен такой человек, если он вдруг возомнит себя Наполеоном (именно выход на божий свет такого персонажа будет позже описывать Достоевский в своих «Записках из подполья»). Человек, живущий лишь мечтой о шинели, не может быть назван человеком, хотя и имеет человеческое обличие. Впрочем, по отношению к окружающим его персонажам, он не так уж плох — у него есть мечта (пусть о шинели), и его жизнь не сводится лишь к пьянству, игре в карты и переписыванию циркуляров. В мире, который описывает Гоголь, даже мечта о шинели — своего рода заменитель души.
Гоголь оказал огромное влияние на развитие русской реалистической школы, а также на всю последующую драматургию. Традиции, заложенные Гоголем, впоследствии развивали такие великие русские писатели, как М. Е. Салтыков- Щедрин, Ф. М. Достоевский, М. А. Булгаков.
Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам. Найдешь себе бедное богатство, думаешь достать его рукою, — срывает у тебя камер-юнкер или генерал.
Н. В. Гоголь
Осенью 1833 года был написан пушкинский “Медный всадник”. Поэма имела подзаголовок: “петербургская повесть”. И в это же время начинал создавать свои петербургские повести Гоголь. Пушкин и Гоголь одновременно в поэзии и в прозе начинали освещать большую петербургскую тему в нашей литературе, продолженную за ними Некрасовым, Достоевским, Блоком. Эта тема открыла у наших писателей особый жанр “петербургских” произведений. В русской литературе северная столица показана фантастическим городом: в нем совмещались и переходили друг в друга до крайности противоположные облики — величие и ничтожество, бюрократическая махина императорской власти и темная, мелкая жизнь “петербургских углов”. “Город пышный, город бедный…” — так Пушкин в одной стихотворной строке и в простых словах объединил контрастные петербургские “лица”. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается у него в непомерных гиперболах, в колоссальном размахе гоголевского смеха и в лирическом напряжении скорби.
В каждой из петербургских повестей есть кто-то один — “существо вне гражданства столицы”, кто ощущает себя исключительным, кто пропадает и гибнет. Эту судьбу одинаково разделяют и петербургский художник, и самый мелкий чиновник. Художник был любимой фигурой у писателей-романтиков как человек не от мира сего, во всем отличный от обычных людей. Но петербургские художники в “Невском проспекте” — добрый, кроткий, очень робкий народ, звезда и толстый эполет приводят их в замешательство, они отвечают несвязно и невпопад. Словом, у мечтателя Пискарева и убогого Акакия Акакиевича Башмачкина оказывается много общего. Это сходство проливает свет на них обоих: в Пискареве становится лучше заметна его человеческая простота и демократизм, а Башмачкин оказывается своего рода мечтателем и “романтиком”. Обычное и необыкновенное очень тесно соединяются в их судьбе.
Повесть “Портрет” рассказывает о художнике, уступившем соблазнам богатства и славы, сменявшем свой дар на деньги, продавшем дьяволу душу. Искусство — это не легкая способность, а подвиг трудного постижения жизни. Поэтому для искусства мало только умения: если бы — читаем мы о Чарткове — он был знаток человеческой природы, он много прочел бы в лице молоденькой девушки, которую он рисовал на заказ; но художник видел только нежность и почти фарфоровую прозрачность лица, которую силилось передать его искусство. Очень важно, что “соблазнило” Чарткова тоже произведение живописи — необычайный портрет с живыми глазами. “Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого портрета”. Загадка портрета приводит в повести к размышлению о природе искусства, о различии в нем создания, где природа является “в каком-то свету”, и копии, где “однако же натура, эта живая натура”, но она вызывает в зрителе какое-то болезненнее, томительнее чувство — как эти глаза на портрете, как будто вырезанные из живого человека. “Живость” изображения у художника-копииста для Гоголя — это не просто поверхностное искусство: это орудие мирового зла и его конкретного социального воплощения — денежной власти: с портрета глядят живые глаза ростовщика. Это отвращает искусство от глубины, которую оно призвано раскрывать в явлениях жизни.
Гоголь называл Петербург городом “кипящей меркантильности”, потому наряду с конкретными социальными мотивировками, которые у писателя очень ясны, в повести основную роль получает мотив дьявольского соблазна. В чем значение этого мотива? Автор рассказывает, что у благочестивого живописца, создавшего странный портрет с живыми глазами, вдруг без всякой причины переменился характер: он стал тщеславен и завистлив. Но такие же необъяснимые факты случаются в жизни повсеместно: “Там честный, трезвый человек сделался пьяницей… там извозчик, возивший несколько лет честно, за грош зарезал седока”. Вскоре после Гоголя, и Достоевский будет изображать подобные прозаические, распространенные факты как чрезвычайные, фантастические. Там, где нет видимых причин для происходящих на глазах превращений, — там бессильно простое наблюдение и описание, “копия”, там нужна проникающая сила воображения художника, которому в этих случаях может помочь фантастический образ.
После серьезной фантастики “Портрета”, события в повести “Нос” кажутся чепухой совершенной. Заметим, что так удивляется происходящему и сам автор повести, который вместе со своими персонажами тоже не знает, что и подумать обо всем этом. Каждому, кто упрекнет его в полном неправдоподобии, рассказчик заранее говорит: “Да, чепуха совершенная, никакого правдоподобия”. Автор заранее отказывается объяснять, как это может быть, что нос майора Ковалева оказался запечен в тесте, был брошен в Неву, но в то же время разъезжал по Петербургу в ранге статского советника, а потом возвратился на законное место — “между двух щек майора Ковалева”. В тех местах, где обрывки даже такого невозможного сюжета могли бы все-таки как-то связаться, Гоголь вдруг заявляет: “Но здесь прошествие совершенно закрывается туманом, и что далее произошло, решительно ничего не известно”.
Автор будто говорит нам, что и не надо искать правдоподобия, суть дела как раз не в нем, в “правдоподобных” границах никак не сойдутся конец и начало рассказа. В итоге, рассматривая с точки зрения правдоподобия сюжет повести, он идет на компромисс, решая трудный вопрос таким образом, что подобные происшествия “редко, но бывают”.
Интересно, что в первоначальной редакции повести происшествие в конце концов оказывалось сном Ковалева. Но в опубликованном тексте Гоголь исключил эту мотивировку, и все описанное стало происходить в действительности, хотя и вправду как будто во сне. Надо сказать, что повесть много бы потеряла в своем комическом эффекте и в серьезном значении, если бы оказалось, что это все-таки сон, где всякая фантастическая логика в порядке вещей. Другое дело — действительное событие, происходящее “как во сне”. Здесь герою приходится несколько раз ущипнуть себя и убедиться, что это не сон. Вся странность “Носа” в том, что показана реальная жизнь, в которой невиданное событие происходит в самой обычной, будничной обстановке.
В повестях западноевропейских романтиков рассказывалось о том, как человек потерял свою тень или отражение в зеркале; это знаменовало потерю личности. Гоголевский майор потерял нос со своего лица.
Однако для самого майора случившееся имеет тот же смысл утраты всей личности: пропало “все что ни есть”, без чего нельзя ни жениться, ни получить место, и на людях приходиться закрываться платком. Ковалев “потерял лицо” и очутился вне общества, “вне гражданства столицы”, подобно другим отверженным и действительно гибнущим героям петербургских повестей.
Гоголь в одном письме шутил насчет человеческого носа, “что он нюхает все без разбору, и затем он выбежал на середину лица”. Именно это особое, выдающееся, центральное положение носа на лице “играет” в гоголевском сюжете. Ковалев так и объясняет в газете, что ему никак нельзя без такой заметной части тела. Нос — это некое средоточие, “пик” внешнего достоинства, в котором и заключается все существование майора. Заметим для сравнения, что в трагическом “Портрете” роковую роль играли живые глаза.
Итак, чепуха “Носа” имеет свою логику. Речь идет оказывается, о важных для человека вещах: как “сохранить лицо”, “не потерять себя”; речь идет о человеческой личности и “собственном месте в обществе”. Чепуха происходит от превращения этих понятий в какие-то самодостаточные внешние вещи. Нос как видная часть становится в центре этих превращений: из части тела — в целого господина, из вещи — в лицо.
Вокруг тех же самых вопросов о личности и ее достоинстве кружатся “Записки сумасшедшего”. В творчестве Гоголя это единственное произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Поприщин ведет свой внутренний монолог, говорит “сам в себе”, во внешней же жизни, перед генералом и его дочкой, он и хотел бы много сказать и спросить, но у него язык не поворачивается. Это противоречие внешнего положения и внутреннего самосознания пронизывает его записки, оно и сводит его с ума.
В первой петербургской повести Гоголя на Невском проспекте самостоятельно выступают усы и бакенбарды. Герой “Записок сумасшедшего” открывает, что его директор департамента — “пробка, а не директор… Вот которою закупоривают бутылки”. Мы понимаем, что в его безумном сознании происходит реализация сравнения. В неосуществленном замысле комедии “Владимир III степени” герой себя самого воображал этим орденом. Художнику Пискареву грезится в сновидении какой-то чиновник, который в то же время чиновник и фагот. Художественный мир Гоголя полон подобными превращениями человеческого образа во что-то внешнее, неодушевленное, вещественное. Но если в этих уподоблениях, в сновидениях и сумасшествиях кроется действительная правда, то возникает она как сигнал на какой-то разлад в реальности, на несоответствие ее каким-то внутренним законам. И в этом — сила писательского таланта Гоголя.
Сегодняшнее писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась “фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики – величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки сумасшедшего” – это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, “говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается себя считать.
В отличие от других произведений Гоголя, в “Записках сумасшедшего” прямо слышится в каждом слове пошлость и трагизм – две краски петербургского мира. В попытке оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ” и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности? Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог – уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика. “Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам”. Негодуя на такую несправедливость, больная душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти (он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире -“чиновным отцам” – “патриотам”, которые “мать-, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!…”.
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя – некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими,” – этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
Сегодняшнее
писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из
выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с
трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка
и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного
таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на
развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась
“фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и
переходили друг в друга очень противоположные облики – величие и ничтожество,
красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим,
читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые
оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки
сумасшедшего” – это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное
как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог,
“говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом
и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это
различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос
о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен
выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин
разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это
за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди
какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости,
думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я
большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел
бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется
неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми,
но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается
себя считать.
В отличие от
других произведений Гоголя, в “Записках сумасшедшего” прямо слышится
в каждом слове пошлость и трагизм – две краски петербургского мира. В попытке
оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и
звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ”
и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе
репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и
Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности?
Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг
перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они
мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его
рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно
поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный
монолог – уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком
своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика.
“Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она
человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются
поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не
полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести
петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей
жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга,
где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы
искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая
личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием
справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин
открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или
камер-юнкерам, или генералам”. Негодуя на такую несправедливость, больная
душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти
(он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и
несправедливостей в мире -“чиновным отцам” – “патриотам”,
которые “мать-, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы,
христопродавцы!…”.
Всеобщая
обезличенность чином для Гоголя – некий глобальный социальный закон. Он
губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об
этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого
явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической
беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас
нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться
ими,” – этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную
функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
Николай Васильевич Гоголь — один из величайших русских писателей. Его творчество стало одной из самых значительных вех в развитии литературы XIX века. Своеобразное видение Гоголем окружающего мира, сатирическое, порой фантастическое, гротескное, будто отраженное в кривом зеркале, позволило с неожиданной стороны посмотреть на процессы, происходящие в обществе, по-новому оценить многие явления жизни,увидеть то,что до Гоголя ускользало от внимания людей. Одним из важных элементов творчества писателя является фантастика.
В литературе гоголевского периода, особенно в романтической, фантастика вообще занимала немалое место. Романтики высоко ценили познавательные возможности фантастики, силу ее воздействия на читателя. Их произведения были полны тайн, чудес и странностей, прежде всего, это можно отнести к творчеству Гофмана, оказавшего серьезное влияние на мировоззрение Гоголя. Не менее важна была фантастика и в реалистической литературе, в частности в произведениях Н. В. Гоголя. Прежде всего, надо заметить, что в творчестве Гоголя нет «доброй» фантастики. В том смысле, что нет доброго носителя фантастического — все- то у него ведьмы, колдуны, черти и т.п. Во всем немалом наследии писателя мы найдем только незлую русалочку из «Майской ночи», все же остальные существа явно несут на себе печать чертовщины. Это связано в первую очередь с гоголевским мировоззрением — Гоголь был, может быть, самым мистическим писателем в русской литературе. Любая деталь «тварного» мира была для него отражением запредельной битвы Добра и Зла. И если выражением Добра в этом мире становился естественный ход событий, то воплощением Зла — все то, что этот естественный ход нарушает, а, следовательно, и фантастика. Естественное — это Добро, тогда как сверхъестественное — Зло.
Повести цикла объединены наличием в них ирреального, фантастического, сверхъестественного. Это и сон художника Пискарева в «Невском проспекте», и чудовищный портрет старика в «Портрете», и странное происшествие в «Носе», и безумный мир Поприщина в «Записках сумасшедшего», и месть Акакия Акакиевича после собственной смерти в «Шинели». Именно благодаря фантастике петербургские повести перестают быть лишь сводом забавных случаев, анекдотов, открывая сложный мир идейных построений писателя. Основная тема творчества Гоголя — вопрос о человеческой душе. Именно этот вопрос лежит в основе и «Петербургских повестей». На одном полюсе гоголевского Петербурга — суетный, материальный мир, мир денег и страстей, на другом — мир насыщенной духовной жизни. Это касается не только художника Чарткова, чья страсть к деньгам повлекла за собой его гибель, но и Акакия Акакиевича, чья привязанность к мертвой вещи — шинели — также становится причиной смерти.
Фантастику в Петербургских повестях можно рассматривать и как тему двойничества, ставшего результатом потери духовной цельности человека. В одном случае такая ситуация становится трагедией («Записки сумасшедшего»), в другом — фарсом («Нос»), Двойничество просматривается и в других повестях цикла: Пирогов как опошленный двойник художника Пискарева, портрет старика как двойник Чарткова, Нос — двойник майора Ковалева, Поприщин здоровый и Поприщин, считающий, что он король испанский, Акакий Акакиевич, мстящий за себя после собственной смерти — вот еще один двойник из «Шинели». Двойник в любом случае — зло, это своего рода «отражение» человека в потустороннем мире, мире мертвых. А оттого разрушительная сущность двойника неизменна, меняется только его облик. Если в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» зло воплощалось в черте, ведьме, колдуне, то теперь, в петербургской реальности, оно оказывается в канцеляриях, департаментах, гостиных, на Невском проспекте, т.е. становится более ощутимым, постоянно воплощаясь в «ужасную действительность».
К циклу “Петербургские повести” относятся пять повестей Гоголя: “Портрет”, “Невский проспект”, “Записки сумасшедшего”, “Нос”, “Шинель”, к которым позднее писатель добавил ещё повесть “Коляска” и отрывок “Рим”. Все повести объединяют три фактора: 1) место действия – Санкт-Петербург, 2) тема судьбы “маленького человека”, 3) использование средств фантастики, призванные подчеркнуть нелепость, парадоксальность изображаемой действительности.
В повести “Портрет” Гоголь размышляет над властью денег, над тем, как желание обогатиться губит даже очень талантливых людей. Именно злое обаяние денег заставляет бедного художника Чарткова превратиться из творца прекрасного в ремесленника, угождающего вкусам богатых заказчиков. Талант и любовь к искусству соседствуют в художнике с тщеславием. Потому-то и посылается герою повести ситуация, заставляющая его сделать выбор в пользу лёгкого, но губительного жизненного пути. Живущий на грани нищеты Чартков, которого вот-вот должны выгнать на улицу за неуплату аренды квартиры, внезапно и, как ему кажется, случайно обогащается: в купленном им за двугривенный портрете ростовщика обнаруживается мешок, содержавший 1000 червонцев. Эти деньги позволили ли бы молодому художнику открыть мастерскую и безбедно жить несколько лет, посвятив себя искусству. Но Чартков делает иной выбор: желая компенсации за годы нищеты, он переезжает в дорогую квартиру в центре Петербурга, нанимает роскошную карету и становится художником, пишущим парадные портреты на заказ. Незаметно для самого себя он утрачивает свой настоящий талант. Позднее осознание утраты себя как художника приводит Чарткова к бесславной и скропостижной смерти. В финале повести истинный владелец злополучного портрета ростовщика рассказывает историю портрета, принесшего несчастье всем своим обладателям.
Повесть “Невский проспект” открывается описанием главной улицы Петербурга, по которой движется вереница шляпок, сюртуков, бакенбардов, усов, но не видно человеческих лиц. На фоне этой обычной для большого города суеты рассказывается о приключениях художника Пискарёва и поручика Пирогова. Оба пытаются ухаживать за гуляющими по проспекту дамами. Художник следует за понравившейся ему брюнеткой и в своих романтических мечтаниях представляет её своей женой. Однако, войдя вместе с ней в четырёхэтажный дом, Пискарёв понимает, что юная красавица промышляет проституцией. Её прекрасный облик не уживается в сознании художника ни с её занятием, ни с её глупыми разговорами. Попытка Пискарёва образумить семнадцатилетнюю девушку, готовность жениться на ней приводят лишь к тому, что она высмеивает своего ухажёра… Художник внезапно осознаёт, что, подобно тому как за внешней красотой женщины скрывается пошлость и разврат, так и за внешним великолепием Петербурга скрывается его отвратительное дно, где растлевается женственность. Через неделю Пискарёва находят мёртвым в собственной комнате.
Трагический пафос повести усиливается противоположной историей поручика Пирогова, который следует за блондинкой. Он не думает о высоком и прекрасном, его ухаживания грубы и бесцеремонны. Однако и Пирогов терпит крах своих надежд: понравившаяся ему красавица оказывается хотя и глупой, но вполне добропорядочной женой немецкого ремесленника. Разгневанный супруг с друзьями подвергает поручика “секуции”, и тот, поначалу суля ремесленнику плети и Сибирь, съедает пирожки в кондитерской, затем читает газету, веселится с друзьями и успокаивается. Таким парадоксальным образом Гоголь показывает в повести трагическую нелепость петербургской жизни.
Картина И.Е. Репина “Поприщин”
Одной из самых сильных в творчестве Гоголя является третья повесть цикла – “Записки сумасшедшего“, представляющая собой дневник главного героя, где развивается мотив безумия мира и отдельного человека, где показана тонкая и не всегда ощутимая грань между здравомыслием и психической болезнью.
Герой повести, титулярный советник Аксентий Иванович Поприщин, вначале жалок и духовно ничтожен. Он, кажется, ничем не отличается от других мелких чиновников. Однако в этом “маленьком человеке” живёт тайное намерение непременно дослужиться до высокого чина, стать вровень с “большими” людьми, а это стремление усиливается внезапно вспыхнувшей его любовью к директорской дочке. По-видимому, с этого момента начинается его сумасшествие. Гоголь мастерски и клинически верно изображает постепенное (это видно, в частности, по датам в дневнике) разложение сознания Поприщина. Он подслушивает “разговор” двух собак – Меджи и Фидели – и захватывает их переписку, из которой узнаёт, что отец его возлюленной, генерал, такой же честолюбец, как и сам Поприщин, а генеральская дочь влюблена в камер-юнкера. Бунт Поприщина вызывает неравенство: он лишён права любить ту, которая выше его по социальной лестнице. Он задаётся почти гамлетовским вопросом: “Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником?”. В какой-то момент Поприщин вдруг понимает, что он – не мелкий чиновник, даже не граф и не генерал, а король Испании Фердинанд VIII. Это новое самосознание меняет его поведение. Парадоксальным образом безумие Поприщина выпрямляет его личность, позволяет обрести достоинство. Он теперь не боится начальства, не чувствует себя униженным, а с подлинно королевским величием встречает новые испытания. Сумасшедший на глазах читателей превращается в мудреца, по-новому перекраивающего расколотый, разорванный мир, подобно тому, как чиновничий мундир герой перекроил в королевскую мантию. Пройдя через страдания, Поприщин открывает в себе духовные глубины, а образ “маленького человека” перерастает в образ мученика и страдальца.
Памятник носу майора Ковалёва в Санкт-Петербурге
Повесть “Нос“, написанная в 1833 году, показалась современникам Гоголя настолько абсурдной и даже пошлой, что её отказывались печатать и подвергали жёсткой критике. Лишь А.С. Пушкин убедил Гоголя опубликовать “Нос” в журнале “Современник” в 1836 году. Писатель, прибегая, как и в других произведениях цикла, к мистике и фантастике, высмеивает бессодержательную внешнюю благопристойность, которая оказывается важнее личностных качеств человека. Герой повести майор (коллежский асессор) Ковалёв мечтает о карьере, но однажды утром обнаруживает, что его нос куда-то пропал. И поражает героя не столько сама невероятная пропажа носа, сколько невозможность дальнейшей общественной жизни. Отсутствие носа слишком заметно окружающим, и без носа «…не появишься в официальном учреждении, в светском обществе, не прогуляешься по Невскому проспекту». По дороге к обер-полицмейстеру он встречает собственный нос, причём в мундире статского советника, то есть на три чина выше самого Ковалёва. Нос едет в Казанский собор и высокомерно отказывается общаться со своим бывшим хозяином. Возвращается нос к Ковалёву так же неожиданно, как и исчез.
В образе Акакия Акакиевича поэт начертал последнюю грань обмеленья божьего создания до той степени,
что вещь, и вещь самая ничтожная, становится для человека источником беспредельной радости и уничтожающего горя.
Аполлон Григорьев
Повесть “Шинель“, написанная в 1842 году, идейно связана с “Записками сумасшедшего” и “Носом”: здесь Гоголь снова размышляет о мире, где ценность человека определяется его чином. Однако титулярный советник Акакий Акакиевич Башмачкин, в отличие от Поприщина и Ковалёва, хоть и выглядит униженным и жалким, вовсе не стремится к карьерному и социальному росту. Это в принципе герой без развития. Его не удручает ничтожная должность переписчика в департаменте, он увлечённо занимается своей работой, получая удовольствие даже от написания букв-фаворитов. Движущим началом в повести становится желание героя пошить новую шинель взамен старой, пришедшей в негодность. Гоголь подчёркивает, что ради этого Акакию Акакиевичу пришлось существенно ограничить свои расходы: перестать пить чай, ходить на цыпочках и носить дома только халат. Однако недолго Башмачкину пришлось радоваться новой шинели – неизвестные люди ограбили его ночью, сорвав с него шинель. Попытки добиться справедливости у “значительного лица” привели к тому, что Акакий Акакиевич заболел и умер. После смерти образ “маленького человека” Башмачкина демонизируется: ничтожный мелкий чиновник, которого обижали все кому не лень, превращается в грозного призрака, срывающего шинели с прохожих, не разбирая чинов.
В основу «Невского проспекта», как и всего цикла «Петербургские повести», легли впечатления петербургской жизни Гоголя. В. Г. Белинский восторженно отзывался почти о каждой из повестей: «Эти новые произведения игривой и оригинальной фантазии г. Гоголя принадлежат к числу самых необыкновенных явлений в нашей литературе и вполне заслуживают те похвалы, которыми осыпает их восхищенная ими публика».
Писатель обратился к большому современному городу, и ему открылся огромный и страшный мир, который губит личность, убивает ее, превращает в вещь.
Петербург как символ могущества России и ее неувядаемой славы был воспет еще поэтами XVIII и первой половины XIX века. Пушкин изобразил Петербург в романе «Евгений Онегин» и в поэме «Медный всадник» как город русской славы и в то же время город социальных контрастов. Тема Петербурга, наметившаяся в творчестве Пушкина, была расширена и углублена Гоголем. Белинский считал: «Такие пьесы, как «Невский проспект»… могли быть написаны не только человеком с огромным талантом и гениальным взглядом на вещи, но и человеком, который при этом знает Петербург не понаслышке».
Шли годы петербургской жизни Гоголя. Город поражал его картинами глубоких общественных противоречий и трагических социальных контрастов. За внешним блеском столицы писатель все .отчетливее различал бездушие и хищническую бесчеловечность города-спрута, губящего живые души маленьких, бедных людей, обитателей чердаков и подвалов. И вот столица представилась Гоголю уже не стройной, строгой громадой, а кучей «набросанных один на другой домов, гремящих улиц, кипящей меркантильно безобразной кучей мод, парадов, чиновников, диких северных ночей, блеску и низкой бесцветности». Именно такой Петербург и стал главным героем петербургских повестей Гоголя. Эта запись служит как бы ключом, с помощью которого раскрывается гоголевское понимание самой сущности Петербурга.
«Петербургские повести» — термин условный, сам Гоголь не давал им такого названия. Тем не менее оно верно, точно и оправданно, во-первых, тем, что через повести проходит образ Петербурга, являющегося героем цикла; во-вторых, тем, что почти все повести задуманы и созданы в Петербурге. Кроме того, в третьем томе своих сочинений Гоголь объединил эти повести, написанные в разное время на протяжении десяти лет. Повести «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего» впервые были напечатаны в сборнике «Арабески» в 1835 году. По построению они представляют собой серию сюжетно связанных картин, причем каждая из повестей изображает какую-либо одну или несколько сторон жизни Петербурга 30-х годов.
Невский проспект показан в разные часы дня: утром, с 12 часов, от двух до трех часов пополудни. В эти последние часы он являет собой парадную витрину империи Николая I. Все на Невском блестит и сверкает. В этот час на проспекте появляются не люди, а маски: «превосходные бакенбарды»; «бакенбарды бархатные, атласные, черные, как соболь»; «усы, повергающие в изумление»; платья, платки, дамские рукава, похожие «на два воздухоплавательные шара», галстуки, шляпки, сюртуки, шали, носы, «талии тоненькие, узенькие», «талии никак не толще бутылочной шейки», «ножки в очаровательных башмачках».
В модных сюртуках, блестящих мундирах, в тысячах фасонов шляпок, платьев, платков выставляются на обозрение дворянская спесь, чванство, тупость и пошлость. Беспечная праздность — основная черта этой улицы:
«Если только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем». Существует и иная сторона жизни главной улицы столицы. Она раскрывается в раннее петербургское утро, когда Невский проспект заполняется совершенно другими фигурами: мальчишками, которые бегут «молниями» «с готовыми сапогами в руках»; мужиками «в сапогах, запачканных известью»,толкующими о семи грошах меди»; лакеями, «швыряющими нищим из дверей кондитерских объедки…»
Изображая Невский проспект в разное время суток, Гоголь характеризует социальные слои Петербурга. Невский проспект для писателя — олицетворение всего Петербурга, тех жизненных контрастов, которые он включает в себя.
Повесть начинается с восторженного гимна Невскому проспекту: «Нет ничего лучше Невского проспекта». Но чем дальше, тем отчетливее звучат сатирические ноты в этом праздничном описании ложно-призрачного столичного великолепия. Этот сатирический, тон не покидает рассказчика даже в самых приподнято-лирических описаниях вечернего Петербурга.
Тема власти денег нашла свое отражение в повестях «Портрет» и «Шинель». Так, молодой художник Чартков был очень бедным. В свои работы он вкладывал душу, но общество не принимало его картин. В один из дней он решил набросать своеобразный шаблон и писать по нему, изменяя лишь небольшие детали. После этого он обрел славу и богатство. Чартков стал почитаемым членом того общества, которое ранее презирало его. С мнением художника стали считаться, он стал одним из них. Но в один момент Чартков понял, что выбрал губительный путь. В погоне за славой и признанием он предал свое предназначение. В конечном итоге, художник сходит с ума и умирает.
Аналогичная история происходит и с главным героем повести «Шинель» Акакием Акакиевичем Башмачкиным. Этот «маленький человек» был объектом насмешек своих коллег. Но стоило ему купить новую шинель, как отношение к нему резко поменялось. В честь его покупки устраивается светский вечер, он становится главным действующим лицом. Повесть заканчивается трагически, Акакий Акакиевич был ограблен, грабители похитили его новую шинель, он заболел и умер.
В цикле «Петербургские повесть» Гоголь показал нам Петербург, как город переполненный алчностью и личными интересами. К большому сожалению, Петербург стал зеркалом всей России того времени. Хотя прошло уже много лет ситуация не сильно изменилась. В нашем мире все также правят деньги и личные интересы.
«Петербургские повести» учат нас ценить собственное мнение и не поддаваться соблазну богатства и власти.
Сегодняшнее писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась “фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики — величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки сумасшедшего” — это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, “говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается себя считать.
В отличие от других произведений Гоголя, в “Записках сумасшедшего” прямо слышится в каждом слове пошлость и трагизм — две краски петербургского мира. В попытке оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ” и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности? Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог — уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика. “Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам”. Негодуя на такую несправедливость, больная душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти (он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире —”чиновным отцам” — “патриотам”, которые “мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!…”.
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя — некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими,” — этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
Сегодняшнее писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась “фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики – величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки сумасшедшего” – это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, “говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается себя считать.
В попытке оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ” и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности? Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог – уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика. “Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам”.
Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире -“чиновным отцам” – “патриотам”, которые “мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!…”.
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя – некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими,” – этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
«Петербургские повести» Гоголя открывают тему «маленького человека» в русской литературе. Эти повести являются манифестом человеческого равенства и неотъемлемых прав личности в любом ее «состоянии» и звании.
Сегодняшние писатели признают Н. В. Гоголя своим наставником. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком немного таинственным и постоянно удивляющим. Его «Петербургские повести» оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась «фантастическим» городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики — величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в богатых эпитетах и красочных гиперболах.
«Записки сумасшедшего» — это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, «говорит сам в себе», во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог. Это различие внутреннего и внешнего сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Причем он должен выяснить это для себя сам. Взвешивая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: «Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит». Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен свидетельствовать, что «все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток». Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и должен быть тон независимого человека, которым герой пытается себя считать.
В отличие от других произведений Гоголя, в «Записках сумасшедшего» отчетливо слышны в каждом слове пошлость и трагизм — две краски петербургского мира. В попытке оценить себя Поприщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе «рассмотреть жизнь этих господ» и в сладкой мечте фантазирует, что «станем и мы полковником и заведем себе репутацию». Но его «бедное богатство» достается камер-юн- керу, и Поприщин пытается понять, «отчего происходят все эти разности. Отчего я титулярный советник, и с какой стати я титулярный советник?» Вмиг испарились все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Поприщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об «исполинских делах» и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог — уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у писателя любимый образ дороги, тройки и колокольчика: «…дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней… звейтеся, кони, и несите меня с этого света!» Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, а «ему нет места на свете!»
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничьей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивелирующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный чиновник открывает новую истину: «Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам». Переживая такую несправедливость, больная душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти (он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире — «чиновным отцам», «патриотам», которые «мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!..»
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев Петербургских повестей». Он «первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими» — этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы — двигать «вперед свою нацию».
Гоголь — замечательный писатель. Достаточно взять такие произведения как Вечера на хуторе близ Диканьки, где произведение проникнуто романтизмом, Ревизор, Мертвые души и много других произведений, чтобы понять, что это талантливый писатель, которого хочется читать. И вот, на днях, мы познакомились совсем с другим Гоголем, который написал цикл произведений, что назван Петербургские повести, чей анализ нам и нужно сделать.
Анализ Петербургских повестей Гоголя
И вот, работая над анализом Петербургских повестей Гоголя, скажем, что в анализ цикла Петербургских повестей вошли такие небольшие истории как Невский проспект, Портрет, Записки сумасшедшего, Нос и Шинель. Это совершенно разные рассказы, которые раскрывают нам разные проблемы. Так Гоголь в Петербургских повестях и в анализе Невского проспекта раскрывает двуличие Петербурга. Здесь нет описания улицы, здесь фигурируют обитатели улицы, в их пестрых одеждах, разноцветных шляпках, ярких платьях, люди с бакенбардами и усами. Все они оцениваются по внешности, а вот внутренний их мир на втором плане и от этого обманчивость мира, ведь за красивой внешностью чаще всего прячется гнилая душа, обман и пошлость, продажность и призрачность. Мы видим как в первом рассказе краткого анализа Петербургских повестей Гоголь призывает читателей не верить Невскому проспекту.
Далее в рассказе, что вошел в Петербургские повести, Портрет автор показывает пагубное влияние денег и славы, которые не лучшим образом отображаются на искусстве. Так герой рассказа теряет свой талант в погоне за наживой, за большими деньгами.
Николай Васильевич Гоголь — один из величайших русских писателей. Его творчество стало одной из самых значительных вех в развитии литературы XIX века. Своеобразное видение Гоголем окружающего мира, сатирическое, порой фантастическое, гротескное, будто отраженное в кривом зеркале, позволило с неожиданной стороны посмотреть на процессы, происходящие в обществе, по-новому оценить многие явления жизни, увидеть то, что до Гоголя ускользало от внимания людей.
Место действия всех пяти «петербургских» повестей, как это и явствует из названия цикла, — Петербург. По произведениям писателей XVIII — начала XIX веков мы знаем Петербург как великое творение гения Петра I, как пышное великолепие Северной Пальмиры, как город гранитных набережных и прекрасных дворцов, город, воплощающий могущество России. Коррективы в это изображение внес Пушкин в «Медном всаднике» — красота столицы сочетается в поэме с трагедией «маленького человека», живущего на окраинах и в трущобах этого города.
Гоголь продолжил пушкинскую традицию, причем продолжил, в значительной мере опираясь на собственный опыт. Приехав двадцатилетним юношей из далекой провинции в столицу, он пережил тяжкое испытание. Гоголь увидел Петербург совсем не таким, каким он представлял его себе по слухам. Ему казалось, что в Петербурге кипит деятельная жизнь, направленная на благо общества. Однако все оказалось другим: «Тишина в нем [Петербурге] необыкновенная, — сообщает он весной 1829 года домой, — никакой дух не блестит в народе, все служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях, все подавлено, все погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их».
Петербург поразил Гоголя грубым унижением человека, торжеством «кипящей меркантильности», полицейским произволом, которые превращали Петербург в город всесильной бюрократии и бездушных чиновников, в гранитную казарму. И еще — это какой-то странный город. Здесь многое непохоже на то, что происходит в других городах. На людях, нравах, обычаях лежит отпечаток особой «физиогномии» Петербурга, города, в котором человеческие отношения искажены, в котором все показное, фальшивое, торжествует пошлость и гибнут талант и вдохновение. Все эти личные впечатления легли в основу всего цикла петербургских повестей.
В этом цикле силы зла воплощены в Петербурге. Это не просто внешний фон, на котором происходят события, город играет важную роль в композиции каждой повести. Гоголевский Петербург предстал перед читателями как воплощение всех безобразий и несправедливостей, творившихся в России. Здесь «все дышит обманом» («Невский проспект»); здесь разыгрывается драма одаренного художника, ставшего жертвой страсти к наживе («Портрет»); здесь происходит удивительное происшествие с чиновником Ковалевым («Нос») и сходит с ума чиновник Поприщин («Записки сумасшедшего»); здесь нет житья бедному человеку («Шинель»). Герои Гоголя сходят с ума или погибают, нормальные отношения между людьми искажены, справедливость попрана, красота загублена, любовь осквернена.
Человек и условия его бытия — вот главный конфликт, который лежит в основе всего цикла. В основе каждого сюжета — необыкновенная история, чрезвычайное происшествие: у человека пропал нос, у другого сняли новую шинель, которую он мечтал приобрести всю жизнь, третий случайно приобретает портрет, который в корне изменяет его существование и т.д.
Повести продолжают представление той галереи «мертвых душ», которая была начата Гоголем в «Миргороде». Петербург в этих повестях предстает как своего рода город мертвых, некоей фантасмагорией, в которой нет места нормальным человеческим чувствам — здесь даже влюбленность и искренний порыв встречают непонимание, так как «человеку» вполне нравится та гадкая жизнь, которой он живет («Невский проспект»), здесь человеческие качества настолько не важны, что в карете одетым в вицмундир вполне может разъезжать нос (символ высокомерия — «задирать нос»), здесь господствует власть денег, губящая все лучшее, что только может быть в человеке («Портрет»), Гоголевский Петербург напоминает кошмарный сон. Главная составляющая этого города — бюрократия, в основе которой — превращение реальности в фикцию и наоборот. Жизнь живых людей с их человеческими чувствами, любовью и страданиями, с точки зрения бюрократа, менее реальна, чем канцелярская бумага, справка, документ. Зато бумага в этом мире — кошмарная реальность. Чин важнее человека, деньги — таланта, служебное положение — ума и добродетели. Чиновник Поприщин из повести «Записки сумасшедшего» влюбляется в дочь директора департамента, но он мелкий чиновник, а она — дочь генерала. Поприщин сходит с ума и только в безумном бреду начинает понимать, что тот мир, в котором он жил до сих пор и считал нормальным, основан на безумии, что человек в нем ничего не значит по сравнению с чинами, деньгами и орденами.
В творчестве Гоголя вообще и в «Петербургских повестях» в частности перед нами возникают не люди, но нечисть в человеческом обличье — например, облик стряпчего из «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», во многом предваряющий образ Акакия Акакиевича из «Шинели» и тех чиновников (например, Иван Антонович Кувшинное Рыло), которых Гоголь будет изображать в «Ревизоре» и «Мертвых душах». Желая нарисовать дьявола, «князя тьмы», художник не может представить его никак иначе, кроме как в облике коломенского ростовщика («Портрет»), Ведьмы здесь уже лишены своей сказочно-мифологической атрибутики — это просто проститутки, глумящиеся над искренним чувством («Невский проспект»), Это не падшие, не заблудшие души, это именно «мертвые души». Если же в этот мир попадает человек, ценящий подлинное искусство (художник из «Невского проспекта»), или человеческие чувства больше бумаг, документов, чинов, орденов и богатства, то Петербург убивает его. В этом мире подлинному человеку места нет: «Все обман, все мечта, все не то, что кажется».
Примечательно то, что Гоголь увидел и очень опасные черты своих «мертвых душ», причем, не только в высокопоставленных взяточниках и казнокрадах, но и в так называемом маленьком человеке. Униженный, лишенный всяческого достоинства, но вместе с тем и лишенный божественной души, персонаж может лишь превратиться на самом деле в нечисть (например, «Шинель», где Акакий Акакиевич после смерти в виде привидения пугает проезжающих), либо уйти в ирреальный мир, где он важен и значителен («Записки сумасшедшего»), «Маленький человек» страшен, по Гоголю, вовсе не потому, что он «мал», но потому, что он настолько мал, что в него не умещается ни одна божественная искра. И вдвойне страшен такой человек, если он вдруг возомнит себя Наполеоном (именно выход на божий свет такого персонажа будет позже описывать Достоевский в своих «Записках из подполья»). Человек, живущий лишь мечтой о шинели, не может быть назван человеком, хотя и имеет человеческое обличие. Впрочем, по отношению к окружающим его персонажам, он не так уж плох — у него есть мечта (пусть о шинели), и его жизнь не сводится лишь к пьянству, игре в карты и переписыванию циркуляров. В мире, который описывает Гоголь, даже мечта о шинели — своего рода заменитель души.
Гоголь оказал огромное влияние на развитие русской реалистической школы, а также на всю последующую драматургию. Традиции, заложенные Гоголем, впоследствии развивали такие великие русские писатели, как М. Е. Салтыков- Щедрин, Ф. М. Достоевский, М. А. Булгаков.
Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам. Найдешь себе бедное богатство, думаешь достать его рукою, — срывает у тебя камер-юнкер или генерал.
Н. В. Гоголь
Осенью 1833 года был написан пушкинский “Медный всадник”. Поэма имела подзаголовок: “петербургская повесть”. И в это же время начинал создавать свои петербургские повести Гоголь. Пушкин и Гоголь одновременно в поэзии и в прозе начинали освещать большую петербургскую тему в нашей литературе, продолженную за ними Некрасовым, Достоевским, Блоком. Эта тема открыла у наших писателей особый жанр “петербургских” произведений. В русской литературе северная столица показана фантастическим городом: в нем совмещались и переходили друг в друга до крайности противоположные облики — величие и ничтожество, бюрократическая махина императорской власти и темная, мелкая жизнь “петербургских углов”. “Город пышный, город бедный…” — так Пушкин в одной стихотворной строке и в простых словах объединил контрастные петербургские “лица”. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается у него в непомерных гиперболах, в колоссальном размахе гоголевского смеха и в лирическом напряжении скорби.
В каждой из петербургских повестей есть кто-то один — “существо вне гражданства столицы”, кто ощущает себя исключительным, кто пропадает и гибнет. Эту судьбу одинаково разделяют и петербургский художник, и самый мелкий чиновник. Художник был любимой фигурой у писателей-романтиков как человек не от мира сего, во всем отличный от обычных людей. Но петербургские художники в “Невском проспекте” — добрый, кроткий, очень робкий народ, звезда и толстый эполет приводят их в замешательство, они отвечают несвязно и невпопад. Словом, у мечтателя Пискарева и убогого Акакия Акакиевича Башмачкина оказывается много общего. Это сходство проливает свет на них обоих: в Пискареве становится лучше заметна его человеческая простота и демократизм, а Башмачкин оказывается своего рода мечтателем и “романтиком”. Обычное и необыкновенное очень тесно соединяются в их судьбе.
Повесть “Портрет” рассказывает о художнике, уступившем соблазнам богатства и славы, сменявшем свой дар на деньги, продавшем дьяволу душу. Искусство — это не легкая способность, а подвиг трудного постижения жизни. Поэтому для искусства мало только умения: если бы — читаем мы о Чарткове — он был знаток человеческой природы, он много прочел бы в лице молоденькой девушки, которую он рисовал на заказ; но художник видел только нежность и почти фарфоровую прозрачность лица, которую силилось передать его искусство. Очень важно, что “соблазнило” Чарткова тоже произведение живописи — необычайный портрет с живыми глазами. “Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого портрета”. Загадка портрета приводит в повести к размышлению о природе искусства, о различии в нем создания, где природа является “в каком-то свету”, и копии, где “однако же натура, эта живая натура”, но она вызывает в зрителе какое-то болезненнее, томительнее чувство — как эти глаза на портрете, как будто вырезанные из живого человека. “Живость” изображения у художника-копииста для Гоголя — это не просто поверхностное искусство: это орудие мирового зла и его конкретного социального воплощения — денежной власти: с портрета глядят живые глаза ростовщика. Это отвращает искусство от глубины, которую оно призвано раскрывать в явлениях жизни.
Гоголь называл Петербург городом “кипящей меркантильности”, потому наряду с конкретными социальными мотивировками, которые у писателя очень ясны, в повести основную роль получает мотив дьявольского соблазна. В чем значение этого мотива? Автор рассказывает, что у благочестивого живописца, создавшего странный портрет с живыми глазами, вдруг без всякой причины переменился характер: он стал тщеславен и завистлив. Но такие же необъяснимые факты случаются в жизни повсеместно: “Там честный, трезвый человек сделался пьяницей… там извозчик, возивший несколько лет честно, за грош зарезал седока”. Вскоре после Гоголя, и Достоевский будет изображать подобные прозаические, распространенные факты как чрезвычайные, фантастические. Там, где нет видимых причин для происходящих на глазах превращений, — там бессильно простое наблюдение и описание, “копия”, там нужна проникающая сила воображения художника, которому в этих случаях может помочь фантастический образ.
После серьезной фантастики “Портрета”, события в повести “Нос” кажутся чепухой совершенной. Заметим, что так удивляется происходящему и сам автор повести, который вместе со своими персонажами тоже не знает, что и подумать обо всем этом. Каждому, кто упрекнет его в полном неправдоподобии, рассказчик заранее говорит: “Да, чепуха совершенная, никакого правдоподобия”. Автор заранее отказывается объяснять, как это может быть, что нос майора Ковалева оказался запечен в тесте, был брошен в Неву, но в то же время разъезжал по Петербургу в ранге статского советника, а потом возвратился на законное место — “между двух щек майора Ковалева”. В тех местах, где обрывки даже такого невозможного сюжета могли бы все-таки как-то связаться, Гоголь вдруг заявляет: “Но здесь прошествие совершенно закрывается туманом, и что далее произошло, решительно ничего не известно”.
Автор будто говорит нам, что и не надо искать правдоподобия, суть дела как раз не в нем, в “правдоподобных” границах никак не сойдутся конец и начало рассказа. В итоге, рассматривая с точки зрения правдоподобия сюжет повести, он идет на компромисс, решая трудный вопрос таким образом, что подобные происшествия “редко, но бывают”.
Интересно, что в первоначальной редакции повести происшествие в конце концов оказывалось сном Ковалева. Но в опубликованном тексте Гоголь исключил эту мотивировку, и все описанное стало происходить в действительности, хотя и вправду как будто во сне. Надо сказать, что повесть много бы потеряла в своем комическом эффекте и в серьезном значении, если бы оказалось, что это все-таки сон, где всякая фантастическая логика в порядке вещей. Другое дело — действительное событие, происходящее “как во сне”. Здесь герою приходится несколько раз ущипнуть себя и убедиться, что это не сон. Вся странность “Носа” в том, что показана реальная жизнь, в которой невиданное событие происходит в самой обычной, будничной обстановке.
В повестях западноевропейских романтиков рассказывалось о том, как человек потерял свою тень или отражение в зеркале; это знаменовало потерю личности. Гоголевский майор потерял нос со своего лица.
Однако для самого майора случившееся имеет тот же смысл утраты всей личности: пропало “все что ни есть”, без чего нельзя ни жениться, ни получить место, и на людях приходиться закрываться платком. Ковалев “потерял лицо” и очутился вне общества, “вне гражданства столицы”, подобно другим отверженным и действительно гибнущим героям петербургских повестей.
Гоголь в одном письме шутил насчет человеческого носа, “что он нюхает все без разбору, и затем он выбежал на середину лица”. Именно это особое, выдающееся, центральное положение носа на лице “играет” в гоголевском сюжете. Ковалев так и объясняет в газете, что ему никак нельзя без такой заметной части тела. Нос — это некое средоточие, “пик” внешнего достоинства, в котором и заключается все существование майора. Заметим для сравнения, что в трагическом “Портрете” роковую роль играли живые глаза.
Итак, чепуха “Носа” имеет свою логику. Речь идет оказывается, о важных для человека вещах: как “сохранить лицо”, “не потерять себя”; речь идет о человеческой личности и “собственном месте в обществе”. Чепуха происходит от превращения этих понятий в какие-то самодостаточные внешние вещи. Нос как видная часть становится в центре этих превращений: из части тела — в целого господина, из вещи — в лицо.
Вокруг тех же самых вопросов о личности и ее достоинстве кружатся “Записки сумасшедшего”. В творчестве Гоголя это единственное произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Поприщин ведет свой внутренний монолог, говорит “сам в себе”, во внешней же жизни, перед генералом и его дочкой, он и хотел бы много сказать и спросить, но у него язык не поворачивается. Это противоречие внешнего положения и внутреннего самосознания пронизывает его записки, оно и сводит его с ума.
В первой петербургской повести Гоголя на Невском проспекте самостоятельно выступают усы и бакенбарды. Герой “Записок сумасшедшего” открывает, что его директор департамента — “пробка, а не директор… Вот которою закупоривают бутылки”. Мы понимаем, что в его безумном сознании происходит реализация сравнения. В неосуществленном замысле комедии “Владимир III степени” герой себя самого воображал этим орденом. Художнику Пискареву грезится в сновидении какой-то чиновник, который в то же время чиновник и фагот. Художественный мир Гоголя полон подобными превращениями человеческого образа во что-то внешнее, неодушевленное, вещественное. Но если в этих уподоблениях, в сновидениях и сумасшествиях кроется действительная правда, то возникает она как сигнал на какой-то разлад в реальности, на несоответствие ее каким-то внутренним законам. И в этом — сила писательского таланта Гоголя.
Сегодняшнее писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась “фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и переходили друг в друга очень противоположные облики – величие и ничтожество, красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим, читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки сумасшедшего” – это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог, “говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости, думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми, но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается себя считать.
В отличие от других произведений Гоголя, в “Записках сумасшедшего” прямо слышится в каждом слове пошлость и трагизм – две краски петербургского мира. В попытке оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ” и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности? Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный монолог – уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика. “Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга, где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам”. Негодуя на такую несправедливость, больная душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти (он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и несправедливостей в мире -“чиновным отцам” – “патриотам”, которые “мать-, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы!…”.
Всеобщая обезличенность чином для Гоголя – некий глобальный социальный закон. Он губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться ими,” – этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
Сегодняшнее
писательское искусство признает Н.В. Гоголя своим наставником. Он был один из
выдающихся деятелей русской прозы. Смех в его творчестве соединен с
трагическими потрясениями. Хотя его произведения отличаются красочностью языка
и простотой сюжета, сам Гоголь был человеком, постоянно удивляющим и немного
таинственным. Его “Петербургские повести” оказали огромное влияние на
развитие культуры в России. Русской литературе северная столица виделась
“фантастическим” городом: в его едином образе совмещались и
переходили друг в друга очень противоположные облики – величие и ничтожество,
красота и блеск императорского окружения и темная жизнь бедняков. Мы видим,
читая повести Гоголя, как это противоречие разрастается, получая все новые
оттенки в красивых эпитетах и образных гиперболах.
“Записки
сумасшедшего” – это единственное в творчестве Гоголя произведение, написанное
как исповедь, как рассказ героя о себе. Он ведет свой внутренний монолог,
“говорит сам в себе”, во внешней же жизни он другой. Перед генералом
и его дочкой, он хотел бы много сказать и спросить, но никак не мог.Это
различие его внутреннего и внешнего мира сводит его с ума. Героя мучает вопрос
о собственной самооценке. Так как никто за ним таковой не признает, он должен
выяснить это для себя сам. Разглядывая свои достоинства и недостатки, Поприщин
разговаривает сам с собой. Вот, например, его игривое замечание: “Что это
за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру, пройди
какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит”. Этот тон легкой пошлости,
думает наш персонаж, должен показывать, что “все у меня в порядке, и я
большой любитель до шуток”. Но это не настоящий Поприщин. Он только хотел
бы быть таким. На самом же деле замечания его слишком резки, в них чувствуется
неуверенность, которая его выдает. Многие мысли автора записок кажутся грубыми,
но ведь таким и звучит для него тон независимого человека, которым пытается
себя считать.
В отличие от
других произведений Гоголя, в “Записках сумасшедшего” прямо слышится
в каждом слове пошлость и трагизм – две краски петербургского мира. В попытке
оценить себя Попрыщин руководствуется только ценными для себя понятиями: чин и
звание. Поэтому он стремится поближе “рассмотреть жизнь этих господ”
и в сладкой мечте фантазирует, что “станем и мы полковником и заведем себе
репутацию”. Но его “бедное богатство” достается камер-юнкеру, и
Попрыщин пытается вдуматься глубже: “Отчего происходят все эти разности?
Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник?”. Вмиг
перепрыгнуты все мечты о том, чтобы быть полковником. Для Попрыщина теперь они
мелки и незаметны. Герой ставит себя над теми, кто в жизни выше его. Его
рассуждения об “исполинских делах” и есть сумасшествие. Но именно
поэтому на испанском короле записки и заканчиваются.
Заключительный
монолог – уже не речь прежнего Поприщина, а лирика Гоголя. Сознание человеком
своего несчастья рождает у Гоголя любимый образ дороги, тройки и колокольчика.
“Дорога мчит через весь свет в каких-то космических далях; куда несет она
человека?… Взвейтесь кони и несите меня с этого света!”. Так разрешаются
поиски бедным человеком своего места в мире: не титулярный советник, и не
полковник, и не испанский король, ,а “ему нет места на свете!”.
Все повести
петербургского цикла составляют истинную художественную энциклопедию чиновничей
жизни и психологии. В них вырастает монументальный образ гоголевского Петербурга,
где личность нерасторжимо связана с миром вещей, внешнего порядка, системы
искусственного, притворного поведения. Здесь властвует сила чина, нивилкрующая
личность. Чин для Поприщина является некоей великой ценностью, критерием
справедливости и счастья. Освободившись от этой иллюзии, бедный Поприщин
открывает новую истину: “Все, что есть лучшего на свете, все достается или
камер-юнкерам, или генералам”. Негодуя на такую несправедливость, больная
душа героя рождает воображаемую месть с помощью воображаемого достижения власти
(он становится королем Испании). Месть виновникам всех несчастий и
несправедливостей в мире -“чиновным отцам” – “патриотам”,
которые “мать-, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы,
христопродавцы!…”.
Всеобщая
обезличенность чином для Гоголя – некий глобальный социальный закон. Он
губителен для всех, для людей, стоящих на любой ступени социальной лестницы. Об
этом хочет предупредить человечество Гоголь. Все страшные последствия этого
явления показывает нам великий классик-реалист, изображая с критической
беспощадностью героев петербургских повестей. Он “первый представил нас
нам в настоящем виде, первый научил нас знать наши недостатки и гнушаться
ими,” – этим, считал Чернышевский, Гоголь осуществлял великую художественную
функцию литературы: двигать “вперед свою нацию”.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/
Николай Васильевич Гоголь — один из величайших русских писателей. Его творчество стало одной из самых значительных вех в развитии литературы XIX века. Своеобразное видение Гоголем окружающего мира, сатирическое, порой фантастическое, гротескное, будто отраженное в кривом зеркале, позволило с неожиданной стороны посмотреть на процессы, происходящие в обществе, по-новому оценить многие явления жизни,увидеть то,что до Гоголя ускользало от внимания людей. Одним из важных элементов творчества писателя является фантастика.
В литературе гоголевского периода, особенно в романтической, фантастика вообще занимала немалое место. Романтики высоко ценили познавательные возможности фантастики, силу ее воздействия на читателя. Их произведения были полны тайн, чудес и странностей, прежде всего, это можно отнести к творчеству Гофмана, оказавшего серьезное влияние на мировоззрение Гоголя. Не менее важна была фантастика и в реалистической литературе, в частности в произведениях Н. В. Гоголя. Прежде всего, надо заметить, что в творчестве Гоголя нет «доброй» фантастики. В том смысле, что нет доброго носителя фантастического — все- то у него ведьмы, колдуны, черти и т.п. Во всем немалом наследии писателя мы найдем только незлую русалочку из «Майской ночи», все же остальные существа явно несут на себе печать чертовщины. Это связано в первую очередь с гоголевским мировоззрением — Гоголь был, может быть, самым мистическим писателем в русской литературе. Любая деталь «тварного» мира была для него отражением запредельной битвы Добра и Зла. И если выражением Добра в этом мире становился естественный ход событий, то воплощением Зла — все то, что этот естественный ход нарушает, а, следовательно, и фантастика. Естественное — это Добро, тогда как сверхъестественное — Зло.
Повести цикла объединены наличием в них ирреального, фантастического, сверхъестественного. Это и сон художника Пискарева в «Невском проспекте», и чудовищный портрет старика в «Портрете», и странное происшествие в «Носе», и безумный мир Поприщина в «Записках сумасшедшего», и месть Акакия Акакиевича после собственной смерти в «Шинели». Именно благодаря фантастике петербургские повести перестают быть лишь сводом забавных случаев, анекдотов, открывая сложный мир идейных построений писателя. Основная тема творчества Гоголя — вопрос о человеческой душе. Именно этот вопрос лежит в основе и «Петербургских повестей». На одном полюсе гоголевского Петербурга — суетный, материальный мир, мир денег и страстей, на другом — мир насыщенной духовной жизни. Это касается не только художника Чарткова, чья страсть к деньгам повлекла за собой его гибель, но и Акакия Акакиевича, чья привязанность к мертвой вещи — шинели — также становится причиной смерти.
Фантастику в Петербургских повестях можно рассматривать и как тему двойничества, ставшего результатом потери духовной цельности человека. В одном случае такая ситуация становится трагедией («Записки сумасшедшего»), в другом — фарсом («Нос»), Двойничество просматривается и в других повестях цикла: Пирогов как опошленный двойник художника Пискарева, портрет старика как двойник Чарткова, Нос — двойник майора Ковалева, Поприщин здоровый и Поприщин, считающий, что он король испанский, Акакий Акакиевич, мстящий за себя после собственной смерти — вот еще один двойник из «Шинели». Двойник в любом случае — зло, это своего рода «отражение» человека в потустороннем мире, мире мертвых. А оттого разрушительная сущность двойника неизменна, меняется только его облик. Если в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» зло воплощалось в черте, ведьме, колдуне, то теперь, в петербургской реальности, оно оказывается в канцеляриях, департаментах, гостиных, на Невском проспекте, т.е. становится более ощутимым, постоянно воплощаясь в «ужасную действительность».
К циклу “Петербургские повести” относятся пять повестей Гоголя: “Портрет”, “Невский проспект”, “Записки сумасшедшего”, “Нос”, “Шинель”, к которым позднее писатель добавил ещё повесть “Коляска” и отрывок “Рим”. Все повести объединяют три фактора: 1) место действия – Санкт-Петербург, 2) тема судьбы “маленького человека”, 3) использование средств фантастики, призванные подчеркнуть нелепость, парадоксальность изображаемой действительности.
В повести “Портрет” Гоголь размышляет над властью денег, над тем, как желание обогатиться губит даже очень талантливых людей. Именно злое обаяние денег заставляет бедного художника Чарткова превратиться из творца прекрасного в ремесленника, угождающего вкусам богатых заказчиков. Талант и любовь к искусству соседствуют в художнике с тщеславием. Потому-то и посылается герою повести ситуация, заставляющая его сделать выбор в пользу лёгкого, но губительного жизненного пути. Живущий на грани нищеты Чартков, которого вот-вот должны выгнать на улицу за неуплату аренды квартиры, внезапно и, как ему кажется, случайно обогащается: в купленном им за двугривенный портрете ростовщика обнаруживается мешок, содержавший 1000 червонцев. Эти деньги позволили ли бы молодому художнику открыть мастерскую и безбедно жить несколько лет, посвятив себя искусству. Но Чартков делает иной выбор: желая компенсации за годы нищеты, он переезжает в дорогую квартиру в центре Петербурга, нанимает роскошную карету и становится художником, пишущим парадные портреты на заказ. Незаметно для самого себя он утрачивает свой настоящий талант. Позднее осознание утраты себя как художника приводит Чарткова к бесславной и скропостижной смерти. В финале повести истинный владелец злополучного портрета ростовщика рассказывает историю портрета, принесшего несчастье всем своим обладателям.
Повесть “Невский проспект” открывается описанием главной улицы Петербурга, по которой движется вереница шляпок, сюртуков, бакенбардов, усов, но не видно человеческих лиц. На фоне этой обычной для большого города суеты рассказывается о приключениях художника Пискарёва и поручика Пирогова. Оба пытаются ухаживать за гуляющими по проспекту дамами. Художник следует за понравившейся ему брюнеткой и в своих романтических мечтаниях представляет её своей женой. Однако, войдя вместе с ней в четырёхэтажный дом, Пискарёв понимает, что юная красавица промышляет проституцией. Её прекрасный облик не уживается в сознании художника ни с её занятием, ни с её глупыми разговорами. Попытка Пискарёва образумить семнадцатилетнюю девушку, готовность жениться на ней приводят лишь к тому, что она высмеивает своего ухажёра… Художник внезапно осознаёт, что, подобно тому как за внешней красотой женщины скрывается пошлость и разврат, так и за внешним великолепием Петербурга скрывается его отвратительное дно, где растлевается женственность. Через неделю Пискарёва находят мёртвым в собственной комнате.
Трагический пафос повести усиливается противоположной историей поручика Пирогова, который следует за блондинкой. Он не думает о высоком и прекрасном, его ухаживания грубы и бесцеремонны. Однако и Пирогов терпит крах своих надежд: понравившаяся ему красавица оказывается хотя и глупой, но вполне добропорядочной женой немецкого ремесленника. Разгневанный супруг с друзьями подвергает поручика “секуции”, и тот, поначалу суля ремесленнику плети и Сибирь, съедает пирожки в кондитерской, затем читает газету, веселится с друзьями и успокаивается. Таким парадоксальным образом Гоголь показывает в повести трагическую нелепость петербургской жизни.
Картина И.Е. Репина “Поприщин”
Одной из самых сильных в творчестве Гоголя является третья повесть цикла – “Записки сумасшедшего“, представляющая собой дневник главного героя, где развивается мотив безумия мира и отдельного человека, где показана тонкая и не всегда ощутимая грань между здравомыслием и психической болезнью.
Герой повести, титулярный советник Аксентий Иванович Поприщин, вначале жалок и духовно ничтожен. Он, кажется, ничем не отличается от других мелких чиновников. Однако в этом “маленьком человеке” живёт тайное намерение непременно дослужиться до высокого чина, стать вровень с “большими” людьми, а это стремление усиливается внезапно вспыхнувшей его любовью к директорской дочке. По-видимому, с этого момента начинается его сумасшествие. Гоголь мастерски и клинически верно изображает постепенное (это видно, в частности, по датам в дневнике) разложение сознания Поприщина. Он подслушивает “разговор” двух собак – Меджи и Фидели – и захватывает их переписку, из которой узнаёт, что отец его возлюленной, генерал, такой же честолюбец, как и сам Поприщин, а генеральская дочь влюблена в камер-юнкера. Бунт Поприщина вызывает неравенство: он лишён права любить ту, которая выше его по социальной лестнице. Он задаётся почти гамлетовским вопросом: “Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником?”. В какой-то момент Поприщин вдруг понимает, что он – не мелкий чиновник, даже не граф и не генерал, а король Испании Фердинанд VIII. Это новое самосознание меняет его поведение. Парадоксальным образом безумие Поприщина выпрямляет его личность, позволяет обрести достоинство. Он теперь не боится начальства, не чувствует себя униженным, а с подлинно королевским величием встречает новые испытания. Сумасшедший на глазах читателей превращается в мудреца, по-новому перекраивающего расколотый, разорванный мир, подобно тому, как чиновничий мундир герой перекроил в королевскую мантию. Пройдя через страдания, Поприщин открывает в себе духовные глубины, а образ “маленького человека” перерастает в образ мученика и страдальца.
Памятник носу майора Ковалёва в Санкт-Петербурге
Повесть “Нос“, написанная в 1833 году, показалась современникам Гоголя настолько абсурдной и даже пошлой, что её отказывались печатать и подвергали жёсткой критике. Лишь А.С. Пушкин убедил Гоголя опубликовать “Нос” в журнале “Современник” в 1836 году. Писатель, прибегая, как и в других произведениях цикла, к мистике и фантастике, высмеивает бессодержательную внешнюю благопристойность, которая оказывается важнее личностных качеств человека. Герой повести майор (коллежский асессор) Ковалёв мечтает о карьере, но однажды утром обнаруживает, что его нос куда-то пропал. И поражает героя не столько сама невероятная пропажа носа, сколько невозможность дальнейшей общественной жизни. Отсутствие носа слишком заметно окружающим, и без носа «…не появишься в официальном учреждении, в светском обществе, не прогуляешься по Невскому проспекту». По дороге к обер-полицмейстеру он встречает собственный нос, причём в мундире статского советника, то есть на три чина выше самого Ковалёва. Нос едет в Казанский собор и высокомерно отказывается общаться со своим бывшим хозяином. Возвращается нос к Ковалёву так же неожиданно, как и исчез.
В образе Акакия Акакиевича поэт начертал последнюю грань обмеленья божьего создания до той степени,
что вещь, и вещь самая ничтожная, становится для человека источником беспредельной радости и уничтожающего горя.
Аполлон Григорьев
Повесть “Шинель“, написанная в 1842 году, идейно связана с “Записками сумасшедшего” и “Носом”: здесь Гоголь снова размышляет о мире, где ценность человека определяется его чином. Однако титулярный советник Акакий Акакиевич Башмачкин, в отличие от Поприщина и Ковалёва, хоть и выглядит униженным и жалким, вовсе не стремится к карьерному и социальному росту. Это в принципе герой без развития. Его не удручает ничтожная должность переписчика в департаменте, он увлечённо занимается своей работой, получая удовольствие даже от написания букв-фаворитов. Движущим началом в повести становится желание героя пошить новую шинель взамен старой, пришедшей в негодность. Гоголь подчёркивает, что ради этого Акакию Акакиевичу пришлось существенно ограничить свои расходы: перестать пить чай, ходить на цыпочках и носить дома только халат. Однако недолго Башмачкину пришлось радоваться новой шинели – неизвестные люди ограбили его ночью, сорвав с него шинель. Попытки добиться справедливости у “значительного лица” привели к тому, что Акакий Акакиевич заболел и умер. После смерти образ “маленького человека” Башмачкина демонизируется: ничтожный мелкий чиновник, которого обижали все кому не лень, превращается в грозного призрака, срывающего шинели с прохожих, не разбирая чинов.
В основу «Невского проспекта», как и всего цикла «Петербургские повести», легли впечатления петербургской жизни Гоголя. В. Г. Белинский восторженно отзывался почти о каждой из повестей: «Эти новые произведения игривой и оригинальной фантазии г. Гоголя принадлежат к числу самых необыкновенных явлений в нашей литературе и вполне заслуживают те похвалы, которыми осыпает их восхищенная ими публика».
Писатель обратился к большому современному городу, и ему открылся огромный и страшный мир, который губит личность, убивает ее, превращает в вещь.
Петербург как символ могущества России и ее неувядаемой славы был воспет еще поэтами XVIII и первой половины XIX века. Пушкин изобразил Петербург в романе «Евгений Онегин» и в поэме «Медный всадник» как город русской славы и в то же время город социальных контрастов. Тема Петербурга, наметившаяся в творчестве Пушкина, была расширена и углублена Гоголем. Белинский считал: «Такие пьесы, как «Невский проспект»… могли быть написаны не только человеком с огромным талантом и гениальным взглядом на вещи, но и человеком, который при этом знает Петербург не понаслышке».
Шли годы петербургской жизни Гоголя. Город поражал его картинами глубоких общественных противоречий и трагических социальных контрастов. За внешним блеском столицы писатель все .отчетливее различал бездушие и хищническую бесчеловечность города-спрута, губящего живые души маленьких, бедных людей, обитателей чердаков и подвалов. И вот столица представилась Гоголю уже не стройной, строгой громадой, а кучей «набросанных один на другой домов, гремящих улиц, кипящей меркантильно безобразной кучей мод, парадов, чиновников, диких северных ночей, блеску и низкой бесцветности». Именно такой Петербург и стал главным героем петербургских повестей Гоголя. Эта запись служит как бы ключом, с помощью которого раскрывается гоголевское понимание самой сущности Петербурга.
«Петербургские повести» — термин условный, сам Гоголь не давал им такого названия. Тем не менее оно верно, точно и оправданно, во-первых, тем, что через повести проходит образ Петербурга, являющегося героем цикла; во-вторых, тем, что почти все повести задуманы и созданы в Петербурге. Кроме того, в третьем томе своих сочинений Гоголь объединил эти повести, написанные в разное время на протяжении десяти лет. Повести «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего» впервые были напечатаны в сборнике «Арабески» в 1835 году. По построению они представляют собой серию сюжетно связанных картин, причем каждая из повестей изображает какую-либо одну или несколько сторон жизни Петербурга 30-х годов.
Невский проспект показан в разные часы дня: утром, с 12 часов, от двух до трех часов пополудни. В эти последние часы он являет собой парадную витрину империи Николая I. Все на Невском блестит и сверкает. В этот час на проспекте появляются не люди, а маски: «превосходные бакенбарды»; «бакенбарды бархатные, атласные, черные, как соболь»; «усы, повергающие в изумление»; платья, платки, дамские рукава, похожие «на два воздухоплавательные шара», галстуки, шляпки, сюртуки, шали, носы, «талии тоненькие, узенькие», «талии никак не толще бутылочной шейки», «ножки в очаровательных башмачках».
В модных сюртуках, блестящих мундирах, в тысячах фасонов шляпок, платьев, платков выставляются на обозрение дворянская спесь, чванство, тупость и пошлость. Беспечная праздность — основная черта этой улицы:
«Если только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем». Существует и иная сторона жизни главной улицы столицы. Она раскрывается в раннее петербургское утро, когда Невский проспект заполняется совершенно другими фигурами: мальчишками, которые бегут «молниями» «с готовыми сапогами в руках»; мужиками «в сапогах, запачканных известью»,толкующими о семи грошах меди»; лакеями, «швыряющими нищим из дверей кондитерских объедки…»
Изображая Невский проспект в разное время суток, Гоголь характеризует социальные слои Петербурга. Невский проспект для писателя — олицетворение всего Петербурга, тех жизненных контрастов, которые он включает в себя.
Повесть начинается с восторженного гимна Невскому проспекту: «Нет ничего лучше Невского проспекта». Но чем дальше, тем отчетливее звучат сатирические ноты в этом праздничном описании ложно-призрачного столичного великолепия. Этот сатирический, тон не покидает рассказчика даже в самых приподнято-лирических описаниях вечернего Петербурга.