Сочинение на тему похвальное слово державину поэту и гражданину

3 варианта

  1. Характерен такой случай: в 1796 г., еще при жизни Екатерины II, Державин воспел в оде «На покорение Дербента» поход в Персию русских войск и предводителя их В.А. Зубова, брата фаворита царицы; при этом, впрочем, он давал Зубову суровые уроки добродетели. Вскоре после этого Екатерина умерла, и Зубов оказался опальным. И вот Державина обвинили в лести. Князь С.В. Голицын упрекнул его за «Оду на покорение Дербента» и сказал, что теперь уже Зубов для Державина – «не Александр Македонский» и что «он уже льстить теперь не найдет за выгодное себе»; все это рассказал сам Державин, – и о продолжении дела: Державин ответил Голицыну, «что в рассуждении достоинств он никогда не переменяет мыслей и никому не льстит, а пишет истину, что его сердце чувствует». – «Это неправда, – ответил Голицын, – нынче ему не напишешь». – «Вы увидите», – ответил Державин, поехал домой, и сел за оду «На возвращение гр. Зубова из Персии», в которой воспел опального, бывшего «в совершенном гонении»; ода не могла быть напечатана при Павле, но распространилась в списках. Державин мог быть доволен. Его авторитет как гражданина, как личности, с этих пор слитый с авторитетом поэта в глазах общества, был сохранен.
    Таким же образом Державин демонстративно воспел в 1796 г. в оде «Афинейскому витязю» А.Г. Орлова, находившегося в опале, и сам в начале этой оды подчеркнул значение независимости и правдивости хвал и осуждений в творчестве поэта, и в частности в его, державинском, творчестве. Белинский отметил эту положительную черту характера Державина.
    Он пишет: «Когда Суворов, в отставке, перед походом в Италию, проживал в деревне без дела (т.е. в ссылке под надзором. – Гр. Г.), Державин не боялся хвалить его печатно. Ода «На возвращение гр. Зубова из Персии» принадлежит к таким же смелым его поступкам. «Водопад», написанный после смерти Потемкина, есть, без сомнения, столько же благородный, сколько и поэтический подвиг. Судя по могуществу Потемкина, можно было бы предположить, что большая часть стихотворений Державина посвящена его прославлению; но Державин при жизни Потемкина очень мало писал в честь его… Должно сказать правду: за многие дела и самый сатирик не может не чтить Державина. К числу таких дел принадлежит его ода «Памятник Герою», написанная в честь Репнина, который находился в то время под опалою у Потемкина». («Сочинения Державина».)
    Державин и в самом деле был искренен в своих похвалах и, – что важно, – хотел, чтобы его читательская аудитория верила его искренности. Он воспевал «Фелицу»-Екатерину восторженно. Издалека она представлялась ему такою. Екатерина назначила его своим статс-секретарем. В глазах Державина обаяние Фелицы померкло при более близком знакомстве с нею и с ее политикой; и вот – Державин не мог более писать о ней в хвалебном тоне. Между тем, Екатерине надоело ждать новых прославлений, и она всеми способами показывала Державину свое желание прочитать новую «Фелицу»; Державину стали и прямо говорить и даже писать об этом придворные по наущению Екатерины. А он не мог, – даже пытался было, – и не мог ничего написать похвального, когда он не видел, за что хвалить, «не будучи возбужден каким-либо патриотическим славным подвигом, не мог он воспламенить своего духа, чтоб поддерживать свой высокий идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями»; это слова самого Державина.
    Он рассказал обо всем этом подробно в своих «Записках». Он сказал здесь, что не мог уже ничего «написать горячим, чистым сердцем в похвалу» Екатерины. Горячее, чистое сердце поэта – это был новый и прекрасный лозунг. Аналогична была история отношения Державина-поэта к Александру I, которого он, разойдясь с ним во взглядах, стал воспевать как красивого и обаятельного юношу в частном быту, – но не как государственного деятеля. Образ Державина запомнился еще поколению декабристов как образ твердого гражданина.
    Державинская независимость привлекала к нему симпатии радикальной молодежи и заставляла «благонамеренных» слуг правительства видеть в нем «крамольника». Ему приписывались в списках всякие вольнодумные стихотворения – от оды Клушина, безбожника и разночинного бунтаря (ода «Человек»), до оды «Древность», автором которой скорее всего являлся Радищев.
    Не только слава Державина, но и его влияние на русскую литературу было огромно. При этом важно подчеркнуть, что это влияние было глубоко воспринято не идеалистически настроенными руководителями дворянского сентиментализма, а более демократическими литературными течениями. Ревностными учениками Державина оказались уже в конце XVIII в. молодые поэты-бунтари в журнале «Зритель» – Иван Крылов и Клушин. Их лирика производит иногда впечатление близкого подражания державинским одам. Но то, что было свойственно Державину стихийно – глубокий освобождающий смысл его тяги к реализму, его культ человека, личности, свобода его «простонародной» речи, – все это было идеологически, политически осознано Крыловым и Клушиным и открыто связано в их творчестве с радикальным мировоззрением. Державинский художественный метод они сделали орудием своей антифеодальной пропаганды, потому что этот метод нес в себе глубокие возможности именно в таком направлении. В пору, когда Карамзин и Жуковский совершали свое завоевание читательских умов, одновременно с ними и в противовес им Державин оставался руководителем литературы, тяготевшей к реализму, и литературы гражданской. Не случайно особое внимание к Державину Радищева, испытавшего немалое влияние его в своей художественной практике. Именно Державин был единственным человеком, лично не знакомым Радищеву, которому он переслал экземпляр своего «Путешествия»[207]. В упомянутой уже оде «Древность»[208], вероятно принадлежащей Радищеву, говорится о всепожирающей силе времени и о тех именах великих мужей, которые останутся от XVIII в.; этих имен три:

  2. 2
    Текст добавил: Одолжите денег

    Гаврила Романович Державин — великий русский поэт конца XVIII столетия, один из титанов могучего русского слова, сыгравший огромную роль в освобождении русской литературы от классицизма и формировании элементов будущего реалистического стиля. Место поэта в отечественной литературе очень точно определили В. Г. Белинский: «С Державина начинается новый период русской поэзии, и как Ломоносов был первым ее именем, так Державин был вторым. В лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед». Историческая заслуга поэта — введение им в поэзию «обыкновенного поэтического слова». Державину стали узки рамки трех стилей, установленные Ломоносовым. Он снял их и, по словам А. В. Западова, «тем самым… ввел в поэзию русский разговорный язык и энергично содействовал укреплению национально-демократических основ нашего литературного языка».
    Гражданские оды Державина адресованы особам, наделенным большой политической властью: монархам, вельможам. В них поэт поднимается не только до хвалебного, но и обличительного пафоса. В оде «Фелица» Державин-просветитель видит в монархе человека, которому общество поручило заботу о благе граждан, поэтому право быть монархом налагает на правителя многочисленные обязанности по отношению к народу. Новаторство Державина в этой оде — не только в трактовке образа просвещенного монарха, но и в смелом соединении хвалебного и обличительного начал — оды и сатиры. Это соединение — явление просветительской литературы, ведь просветители понимали жизнь общества как постоянную борьбу истины с заблуждением.
    В оде «Вельможа» Державин зло, проистекающее от равнодушия вельмож к своему долгу, представлено с таким негодованием, которое прослеживается лишь в некоторых произведениях того времени. Поэт возмущен положением народа, страдающего от преступного отношения царедворцев. В стихотворении «Властителям и судьям» равнодушие и корыстолюбие власть имущих не оставляют равнодушным поэта, и он требует наказания виновных. Поэт напоминает царям о том, что они так же смертны, как и их подданные, и рано или поздно предстанут перед судом
    Божьим. В «Памятнике» Державина — мысль о праве их авторов на бессмертие. В этом стихотворении поэт напоминает, что он первым дерзнул отказаться от торжественного высокопарного стиля од.
    Державин настаивал на своем человеческом достоинстве и независимости своего суда над современностью. Этим Державин прояснил очень важную для дальнейшего развития передовой русской литературы идею личной ответственности поэта за свои суждения, идею искренности и правдивости своей идеологической пропаганды. Предшественники Державина — Кантемир, Ломоносов, Сумароков — были тоже вполне правдивы и искренни, проповедуя свои идеи. Но они думали, что для читателя важно не мнение поэта, а общечеловеческая доказательность его произведений, что их устами говорит само государство или сама истина — и ценность этих высоких идей перевешивала вопрос о личном авторитете человека-поэта.
    Державин писал не так, как его предшественники. Он учил и судил людей именно как человек-поэт, стал авторитетом нового идейного характера. Державин — монархист. Он бережет свой свободный авторитет гражданина и чувствует, что самодержавие ухудшает его:
    Страха связанным цепями
    И рожденным под жезлом,
    Можно ль орлими крылами
    К солнцу нам парить умом?
    А когда б и возлетали,
    Чувствуем ярмо свое…
    Раб и похвалить не может,
    Он лишь может только льстить.
    В 1796 году Державин в оде «Афинейскому князю» воспел А. Г. Орлова, находившегося в опале, и в начале своей оды подчеркнул значение независимости и правдивости похвал и осуждений в творчестве поэта и в своем творчестве.
    В своих похвалах Державин был искренен и хотел, чтобы читатели верили его искренности. «Фелицу» — Екатерину — он воспевал восторженно, она ему казалась такой издали. При более близком знакомстве с Екатериной и ее политикой обаяние царицы померкло, и Державин не смог больше писать о ней в таком хвалебном тоне, как раньше: он не видел, за что ее хвалить. Сам поэт так писал об этом: «… не будучи возбужден каким-либо патриотическим славным подвигом, не мог он воспламенить своего духа, чтоб поддерживать свой высокий идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями». Поэт говорил, что не мог уже ничего «написать горячим, чистым сердцем» в похвалу Екатерины. И наоборот, разойдясь во взглядах с Александром I, Державин стал воспевать его как красивого и обаятельного юношу в обычной жизни, но не как государственного деятеля.
    Образ Державина — это образ гражданина с твердыми взглядами, что привлекало к нему симпатии радикально настроенной молодежи, вследствие чего «благонамеренные» слуги правительства видели в нем бунтовщика. Ему приписывали многие вольнодумные стихотворения, автором которых он не являлся.
    Влияние Державина на русскую литературу, подхваченное демократическими литературными течениями, было огромным. Его творчество тяготело к реализму и гражданской литературе, а его гражданскую поэзию высоко ценили и декабристы, и писатели их круга; им нравился образ Державина — поэта-правдолюбца, учителя общественной свободной морали. Рылеев, например, так писал о Державине-патриоте:
    Он выше всех на свете благ Общественное благо ставил И в огненных своих стихах Святую добродетель славил…
    И был в родной своей стране Органом истины священной. Везде певец народных благ… И зла непримиримый враг.
    А. С. Пушкин также относился с огромным уважением к державинским стихотворениям, и именно на фоне понимания великой роли этого поэта в истории русской литературы утверждал свое собственное место народного поэта. А известный литературный критик В. Г. Белинский отмечал, что «в лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед».
    ?

  3. Раскрывая новые возможности классицизма, Державин в то же время прокладывал путь к ро­мантической и реалистической поэзии. Продол­жая традиции Ломоносова, работая в жанре оды — победно-патриотической, похвальной, духов­ной, анакреонтической, — поэт поучает, хвалит или осуждает своих героев в духе собственных гражданских позиций. Г. Р. Державин считал вполне приемлемым самодержавие и крепостное право, но при этом требовал от каждого челове­ка, в том числе от коронованных особ, честного и бескорыстного выполнения гражданских обязан­ностей. Эти убеждения широко отразились в его творчестве, ставшем более приближенным к ре­альной жизни.
    Впервые главным предметом изображения послужила человеческая личность — живой че­ловек с собственной судьбой и неповторимыми, только ему присущими чертами. Поэт заговорил в стихах о себе самом, раскрыл страницы соб­ственной биографии, что было совершенно ново и непривычно для русской литературы. Сам Дер­жавин признавал, что «в выражении и стиле ста­рался подражать г. Ломоносову, но, хотев парить, не мог выдержать постоянно, красивым набором слов, свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для того… избрал совсем другой путь».
    Рамки классицизма оказались тесными для того, кто стремился показать жизнь во всей ее полноте, со всеми противоречиями и контраста­ми, присущими ей, с ее переплетением низкого и высокого, печального и смешного. Это новое со­держание требовало от автора поиска новых по­этических форм для его выражения. Так Держа­виным был начат процесс трансформации поэти­ческих жанров и, в первую очередь, жанра оды.
    Новое звучание оды ощущается уже в стихо­творении «На смерть Бибикова», о котором
    В.  Ф. Ходасевич говорил: «Державин пишет по всем правилам одической строфы, но странная мысль приходит ему: в знак скорби лишает он оду рифмы. Потом тяжело, точно топором, отрубает стопы, громоздит согласные, ямбический женс­кий стих кончает спондеем. Много еще не дает­ся, он еще не вполне сознает, что делает, собствен­ные влечения неясны ему, но суровый, глухой, погребальный стих местами звучит уже так, как раньше не звучал он ни у кого. Еще державинс­кий стих не найден, но это уже не ломоносовс­кий…» Но все же поэт продолжает упорные по­иски собственного стиха, собственного голоса. И находит его в одах «На знатность» и «На вели­кость», написанных в 1775 году. Этот год стал для Державина тем самым переломным моментом, который наступает в творчестве практически каждого поэта, когда, по словам Ходасевича, «он вдруг постигает в себе строй образов, мыслей, чувств, звуков, связанных так, как дотоле они не связывались ни в ком». Воде «На великость» поэт призывает к себе «великость», т.е. величие духа, величие слова:
    Живущая в кругах небес У Существа существ всех сущих,
    Кто свет из вечной тьмы вознес И твердь воздвиг из бездн борющих,
    Дщерь мудрости, душа богов!
    На глас моей звенящей лиры
    Оставь гремящие эфиры И стань среди моих стихов!
    Новые, дерзкие мысли, пробудившиеся в душе Державина, повлекли за собой яркие образы и новые звуки. Стих его все более усовершенствует­ся и приобретает оригинальные, неповторимые и не известные до того черты. Поэт широко исполь­зует в своем творчестве гиперболы, метафоры, эпитеты, аллегории:
    Российский только Марс, Потемкин…
    …Полков, водимых им, орел
    Над древним царством Митридата

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *