(1)Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своём совершенстве непременно пленительно. (2)Дело художника – выразить своё видение мира, и другой цели оно не имеет. (3)Но таков таинственный закон искусства, что видение во вне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. (4)Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. (5)Пленительность искусства — та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава души художника, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью.
(6)Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. (7)Певучесть формы привлекает внимание людей, ещё не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. (8)Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает её недоступной; в этом — мудрая хитрость природы. (9)Красота — приманка, но красота и преграда. (10)Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном. (11)Поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осуждён тешиться ею одной. (12)Лишь взор напряжённый и острый проникает в неё и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. (13)Искусство дает каждому вкушать по силам его: одному всю свою истину, потому что он созрел, другому — часть, а третьему показывает лишь блеск её, прелесть формы, для того чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла её смертельно и не разрушила её молодых тканей.
(14)Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь её гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, чёткостью и красочностью образов. (15)Только теперь мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
(16)В науке разум познаёт лишь отдельные ряды явлений, но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. (17)И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное. (18)Это целостное видение мира несознаваемо реально в каждой душе и властно определяет её бытие в желаниях и оценках. (19)Оно также плод опыта. (20)Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, неповторимого видения Вселенной, как бы тайнописи вещей. (21)И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках. (22) Лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нём потаённо, и снова пропадёт в глубине. (23)Только избранникам дано длительно созерцать своё видение, хотя бы частично, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нём всему свету. (24)Оно не изображается в понятиях; о нём можно рассказать только бессвязно, образами. (25)И Пушкин в образах передал нам своё знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид. (26)Я же вынимаю его из образов и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть и невероятным.
(По М. Гершензону*)
*Михаил Осипович Гершензон (1869-1925 гг.) – российский литературовед, философ, публицист и переводчик.
Содержание и
форма в искусстве
Петр Алексеевич
Николаев
Проблема
содержания и формы – одна из ключевых в теории литературы. Ее решение не
просто. Более того, проблема эта в научной литературе представляется или
реальной или предполагаемой, мнимой. Можно определить три наиболее
распространенные точки зрения на нее. Одна исходит из представления о
первичности содержания и вторичности формы. Другая интерпретирует соотношение
этих категорий противоположным образом. Третий подход исключает необходимость
употребления этих категорий. Предпосылкой для такого теоретического воззрения
является мысль о единстве содержания и формы. Поскольку констатируется такое
единство, постольку как бы исключается возможность дифференциации понятий и,
следовательно, отдельного рассмотрения содержания и формы. Попробуем выразить
отношение ко всем этим воззрениям. Теория литературы – автономная область
знания, не подчиняющаяся прямо другим сторонам науки об искусстве и тем более
художественной практике. Однако всегда существует естественная потребность
“проверить” понятия и термины науки реальной картиной этой практики,
художественным материалом. И самое первичное представление о художественном
произведении, а также о процессе его создания заставляет обнаружить некие
различные моменты, которые и побуждают дать им соответствующее
терминологическое обозначение: содержание и форма. Даже на уровне обыденного
сознания очень часто легко заметить различия между существенным и менее
существенным моментами в художественном произведении. И на этом же уровне
нередко возникают вопросы: что и как? И чаще всего получается в этом
несистематизированном воззрении на искусство представление о более значимом и
менее значимом. Так, любой читатель или зритель, воссоздающий свою реакцию на
увиденное или прочитанное, характеризует действие в произведении и только потом
форму, в какой представлено это действие: цвет живописной краски,
повествовательный стиль в романе, операторский стиль в кинопроизведении и т.д.
Сам творческий
процесс, о котором часто художник поведает охотно сам, подсказывает
воспринимающему существование указанных различных сторон в искусстве. Мы часто
замечаем, как художник в своем творческом процессе, внося какие-то, казалось
бы, частные коррективы, принципиально меняет ощущение произведения или
отдельных его компонентов. Так. известно, что Гоголь, начиная своего
“Ревизора”, вкладывал в уста городничего длинные фразы, придавая
началу комедии некую стилевую вялость. В последнем варианте, который знаком
всем, это начало обрело динамизм, усиленный распространенным в словесном
искусстве повтором, одним из самых показательных в поэтическом синтаксисе.
Известна
формула Горького, которая давно считается чуть ли не классической: “слово
– первоэлемент литературы”. С этим нетрудно согласиться, но возникает
вопрос, а каким же элементом литературы является мысль? Вряд ли последняя может
быть отнесена к второстепенным элементам искусства, скорее наоборот. Строго
говоря, спор о том, что первично в искусстве, мысль или слово, является
метафизическим, подобно тому, как метафизичен давний спор в европейской
философии относительно того, что выше: прекрасное в жизни или прекрасное в
искусстве. Этот спор, как известно, проводился между немецкими эпигонами типа Фишера и русскими
материалистами во главе с Чернышевским. Попутно добавим, что вообще постановка
вопроса о том, что выше, искусство или жизнь, бессмысленна с точки зрения
логики. Ибо искусство – тоже жизнь, ее часть, может быть, наиболее существенная.
Но суждения о слове и мысли способствуют дифференциации понятий содержания и
формы. Попросту говоря, в данном случае мысль естественнее отнести к
содержательной сфере, слово – к формальной. Чтобы подтвердить тезис о различии
между этими категориями, различии, которое констатировали многие художественные
и теоретические умы, такие как Кант, Гегель, Толстой и Достоевский, можно
проиллюстрировать несколькими примерами. Так, известно, Что в первой части
“Записок из подполья” Достоевского излагается кредо центрального
персонажа. Подпольный человек выступает против различных утопических идей,
носящих, впрочем, альтруистический характер, цепляясь к неточно терминологии
социалистов-утопистов, он обвиняет их в эгоцентризме, считая последствия
всякого индивидуалистического познания разрушительными. Здесь угадывается спор
Достоевского с его идеологическим антиподом, современником, прошедшим те же
стадии драматического жизненного пути, что и сам Федор Михайлович (в конце 40-х
годов состоялась гражданская казнь Достоевского на одной из площадей
Петербурга, через полтора десятка лет она повторилась с Чернышевским). Эти
суждения подпольного человека кажутся убедительными и психологически
мотивированными. Теперь посмотрим на вторую часть “Записок из подполья”.
Если первая часть мы назвали “кредо” подпольного человека, то вторую
можно назвать “историей” подпольного человека. Что это за история?
Маленький чиновник шел по улице и столкнулся случайно на тротуаре с уверенно
шагавшим офицером. Офицер, желая освободиться от помехи, взял нашего героя и
передвинул в сторону, переставив с места на место, как сказано в повести, как
стул.
Оскорбленный
чиновник решил отомстить офицеру. Он долго готовился к этой мести. Активно
возбуждая в себе это чувство. Этот длинный период подготовки вобрал в себя
разные житейские эпизоды, в частности, встречу с девушкой, которая отнеслась к
нему с полным сочувствием. Чем же все кончилось? Желая отомстить офицеру, он
надругался над девушкой, удовлетворив, как ему казалось, свое уязвленное чувство
гордости. Перед нами история человека с болезненной амбицией, слабого духовно,
по сути дела искалеченного нравственно. И если бы мы знали заранее внутренний
облик этого персонажа, мы бы отнеслись иначе к его тезисам относительно
утопического социализма. Но Достоевский просто переставил части, он нарушил
логический ход повествования, по которому следовало бы сначала узнать человека,
а потом послушать его философию. Но чисто внешний фактор, сама композиция,
перестановка частей повествования сыграла определенную роль в восприятии
содержания.
В “Анне
Карениной” художник Михайлов, с которым Вронский и Анна встретились в
Италии, никак не мог вспомнить, как выглядит человек, находящийся во гневе.
Какую придать этому воспроизводимому художником характеру позу – позу
находящегося во гневе. Перебирая эскизы создаваемого портрета, он нашел одни,
залитый большой стеариновой каплей, и эта случайная внешняя подробность
прояснила ему живописный замысел, и он быстро набросал портрет. Толстой очень
любил разграничивать понятия содержания и формы. Он не раз говорил, как важно
для художника овладение формой, напиши Гоголь свои произведения плохо, не
художественно, никто не стал бы их читать. Случай с этой стеариновой каплей –
частное проявление взаимодействия разных сторон в искусстве. Когда в начале XX
века сложилась новая школа в литературоведении, отвергнувшая все прежние
представления философов и писателей о первичности содержания и вторичности
формы (стало быть, она не приняла и только что изложенного положения Толстого),
возникло широко распространившееся убеждение о том, что в искусстве
“управляющей силой” является форма. Эту формальную школу представляли
крупные умы, такие, как Шкловский, Эйхенбаум, отчасти Жирмунский и Виноградов.
Но даже и те, кто не причислял себя к формалистам, испытали на себе магию их
логики. Вот знаменитый выдающийся психолог Выготский. В его фундаментальном
исследовании “Психология искусства” к нашей теме имеет прямое
отношение небольшое эссе, посвященное новелле Бунина “Легкое дыхание”.
Выготский говорит, что содержанием новеллы Бунина, или “материалом”,
является “житейская муть”. Сюжет новеллы – история гимназистки Оли
Мещерской, которая получала сердитые замечания со стороны начальницы гимназии
за свое легкомысленное поведение, совершившая рано моральное падение и убитая
казачьим офицером на перроне вокзала. Ординарная, казалось бы, история
провинциальной русской жизни, но отчего так поэтичен и радостен ее финал? На
кладбище, к могиле Оли, над которой возвышается крест и с изображением юного прекрасного
лица, приходит одна из наставниц – учительница гимназии –
сосредоточенно-умиленно, сентиментально и с почти каким-то радостным чувством
облегчения смотрит на это лицо. И эти заключительные слова новеллы “в этом
весеннем морозном воздухе было разлить легкое дыхание, во всем чувствовалось
некоторое освобождение”. Почему Бунин хочет передать ощущение какой-то
освобожденности от всякой житейской мути. От всего скверного, передать ощущение
даже на кладбище чего-то утверждающего и прекрасного? Выготский отвечает так:
тут все дело в новеллистической форме, которая по своей жанровой структуре
всегда представляет событие и его последствия неожиданными. Выготский считает,
что Бунин избрал для своей новеллистической формы особую “телеологию”
стиля”. Ее можно было бы изложить следующим образом: запрятанность
страшного в нестрашное. Начальница гимназии в своем комфортабельном кабинете,
тщательно одетая, с уложенной хорошо прической распекает юную Олю за то, что
она шумно бегает по коридорам гимназии, что у нее чернильные пятна на лице,
растрепанная голова. И как финал этих нравоучительных сентенций звучит ее
фраза: “Оля, вы же девушка! Как вы себя ведете?” И Оля тихо отвечает:
“Да нет, я не девушка; и виноват в этом ваш брат”. Впоследствии идут
воспоминания Оли о том, как это случилось. Но этого читатель как бы не
замечает, потому что эта “информация” обставлена таким множеством
различных деталей, что это признание в падении, по существу, как бы не
состоялось (не прозвучало).
Когда она
встречала своего жениха, казачьего офицера, на перроне вокзала, она вручила ему
тут же свой дневник, чтобы он прочитал немедленно соответствующие страницы. Он
прочитал строчки, где она написала, что не любит его и в силу печальных
обстоятельств вынуждена выйти замуж за чужого ей человека. И тогда он ее тут
же, на перроне, убил из пистолета. И тут, по Выготскому, тоже сработала
телеология стиля: мы как бы и не услышали в этом вокзальном гомоне этот
выстрел, опять страшное запрятано в нестрашное. Выготский из всего этого делает
вывод о том, что форма продиктовала читателю ощущение некоей свободы, некоей
легкости бытия, легкости дыхания, т.е. форма управляла содержанием. Однако
выдающийся теоретик допустил принципиальную теоретическую ошибку. Мы должны
были заметить ее в самом начале его эссе, когда он назвал содержанием повести
ее материал. Но это принципиальная разница – материал и содержание. Материал
пассивен, содержание активно. В понятие содержания входит отношение автора к
предмету изображения. И тогда выясняется, что Бунин изображает молодое
естественное существо, которое не признает регламентации, морального и
эстетического конвоирования со стороны взрослых людей, которые, как мы видим,
не имеют на то никакого нравственного права.
Это пушкинская
тема. Пушкин – это самое главное в его поэзии и прозе – увидел основной
водораздел в бытии. Вот есть жизнь искусственная, регламентированная,
фальшивая. Скупой рыцарь считает деньги, перебирает ненужные ему монеты, живя в
этом странном отчуждении от живой жизни, в каком-то духовном подполье, а
племянник его Альбер скачет на турнирах, в нем играет жизнь, ее торжество, это
естественная жизнь, естественная!
Сальери
придумал себе ремесло – он захотел стать музыкантом и стал им, стал натужно,
аккуратно, но сочинять и исполнять свои произведения. А Моцарт, как бы
посланный Богом на землю, персонифицирует собой естественные порывы и
способности к созданию великой музыки. Пушкин считает бедой и для самого
человека, и для другого человека вот эту регламентированную, искусственную
форму существования. Может, это прозвучит парадоксально и неверно, но и Дон
Жуан в “Каменном госте” Пушкина погибает потому, что он нарушил
природный закон, который в нем, в его облике присутствует как доминирующий. Он
любил многих женщин, а потом полюбил одну Донну Анну и должен погибнуть под
шагами Командора.
Бунин – и в
поэзии, и прозе – Пушкин начала XX века. И все его творчество демонстрирует тот
же самый водораздел – между естественным и искусственным. Для него нет
сомнения, что и пятнышки на лице, и растрепанные волосы Оли Мещерской – это все
поэзия естественного поведения. Но для него также несомненно, что в
определенных обстоятельствах бытия, можно сказать даже, что на определенной
стадии человеческой цивилизации, человеческие порывы к естественному обрываются
скучным или даже циничным ходом вещей, определяемым скверными взрослыми людьми.
И все равно это победа темного и скверного над естественным есть временное
явление. В конечном счете в человеческой жизни должно восторжествовать и
восторжествует легкое дыхание, чистый, светлый мир освобождения от всего
придуманного ложными нормами и установлениями.
Итак, в пользу
дифференцированного принципа рассмотрения содержания и формы выступает
теоретическое суждение и сама творческая практика. Причем в первом случае едины
мыслители разных философских и эстетических ориентаций. Теперь модно
иронизировать по поводу взглядов Маркса, но именно он сказал, что если бы форма
проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы
излишней. Но подобная же мысль, пусть не в такой теоретической определенности,
высказывалась Львом Толстым: “страшное дело это забота о совершенстве
формы. Недаром она. Но недаром тогда, когда содержание доброе. Напиши Гоголь
свою комедию грубо, слабо, ее бы не читали и одна миллионная тех, которая
читали ее теперь”. Белинский называл стихи Баратынского “На смерть
Гете” “чудесными”, но отказывал стихотворению в ценности
содержания: “Неопределенность идей, неверность в содержании”.
Чернышевский
называл поэму Гете “Герман и Доротея” “превосходной в
художественном отношении”, но по содержанию “вредной и жалкой,
слащаво-сентиментальной”. Тут дело не в фактической точности оценок, а в
их теоретической направленности.
История
культуры и в XX столетии демонстрировала бесчисленные варианты несоответствий
содержания и формы. Иногда они, особенно в тех случаях, когда пытались облечь
старое содержание в новую форму, приобретали комический эффект. Например:
известный классический мотив “тут подъехал ко мне барин молодой”
пытались трансформировать с помощью современных деталей – “тут подъехал к
нам колхозный грузовик”. Особенно распространено было это в фольклорных
модификациях, скажем, “тут садился богатырь, да в скороходный ЗИС”.
Словом, не
искусственное терминологическое обогащение литературной науки, а реальная
практика диктует необходимость раздельного рассмотрения названных категорий. А
уж об учебных целях и преимуществах особо говорить не приходится. Но
окончательное решение вопроса, разумеется, возможно после систематизации
элементов содержания и формы.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.nature.ru/
А. Ахматова в поэме «Реквием» правдиво рассказывает о сталинских репрессиях: тысячи арестованных, которые ни в чем не виноваты, их матери и жены, которые стоят в тюремных очередях, ожидая хоть какой-то информации о любимых людях. По мнению Анны Андреевны, ее долг как поэта – отразить эти трагические события. Она считает, что если ей когда-то будут устанавливать памятник, то это необходимо сделать здесь, где она простояла долгие семнадцать месяцев, ожидая весточки от сына и права вручить ему «передачу». Даже после развенчания культа Сталина, когда в СССР началась «оттепель», ее правдивый крик об участи тысяч репрессированных соотечественников так и не был опубликован. Его напечатали лишь за границей, и поэтессе пришлось оправдываться, что это была не ее инициатива, ведь за такое творчество ей грозили серьезные последствия. Достаточно того, что ее в 1946 году публично оскорбил чиновник А. А. Жданов на съезде писателей, назвав ее «взбесившейся барынькой». С тех пор Ахматову прекратили печатать, даже стихи, далекие от политики, партийные деятели считали вредными. Таким образом, Анна Андреевна пережила нападки, издевательства и даже семейный драмы, расплачиваясь за свою честную позицию в искусстве.
Что такое искусство? Каково его влияние на сознание человека? Каким должно быть искусство? Эти и другие вопросы затрагивает М.О. Гершензон. Однако наиболее детально автор рассматривает проблему пленительного искусства.
Чтобы привлечь внимание читателей к этой проблеме, автор рассуждает о том, что искусство непременно пленительно. Оно привлекает людей своей красотой, своеобразием, гармоничностью. Искусство хранит в себе тайны, которые всегда интересуют людей: «Певучесть формы привлекает внимание людей, еще не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар». Проблема пленительного искусства является актуальной на сегодняшний день, так как современное искусство хранит в себе множество нераскрытых тайн.
Автор выражает свое мнение ясно и однозначно. Он считает, что искусство должно быть пленительным. Оно «пронзает» душу человека, обогащая его внутренний мир.
Трудно не согласиться с мнением автора. Действительно, искусство порождает в человеке лучшие качества. Оно привлекает людей оригинальностью, пронзительностью.
В доказательство вышесказанного приведу следующий пример. Вспомним рассказ А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда». Яков Матвеевич, герой произведения, нашел мелодию, изумительную по красоте, трогательную и печальную, заставляющую сделать философские обогащения гуманного характера. Мелодия пленила героя своей красотой, музыкальностью.
В качестве аргумента можно привести следующий пример. Выдающийся русский поэт Василий Жуковский, рассказывая о своих впечатлениях от картины Рафаэля «Сикстинская мадонна», говорил, что час, который он провел перед ней, принадлежит к счастливейшим часам его жизни, и ему казалось, что эта картинка рождена в минуту чуда.
Я с интересом прочитала текст М.О. Гершензона. Считаю, что искусство способно пленить душу, сознание человека, обогащая го внутренний мир, вдохновляя на хорошие поступки.
Искусство – это то, что делает нашу жизнь прекраснее, говорит нам о нас самих, позволяет постичь истину. Но что в произведении искусства важнее – форма или содержание? Именно проблеме соотношения этих двух составляющих – формы и содержания – посвящает автор свои рассуждения.
Объясняя свою мысль, выдающийся российский филолог и переводчик М. Гершензон использует эффектный образ. Он описывает форму как сверкающую ледяную корку, в которую превращается «огненная лава души художника», а под ее блеском скрывается глубокое содержание, которое открывается не всякому, а лишь человеку с пытливым и внимательным умом. Кто-то понимает больше в произведении, а кто-то меньше, есть и те, кто в силах увидеть лишь внешнюю красоту творения, не постигая его глубины.
Автор также замечает, что, в отличие от людей, произведение искусства тем лучше, чем оно красивее: внешняя гармония – это признак глубокого содержания. В пример М. О. Гершензон приводит поэзию Пушкина, в которой каждый находит столько, сколько он может вместить в свою собственную душу.
Автор уверен, что в искусстве всегда действует закон единства формы и содержания, только иногда мы не можем в силу разных причин понять скрытую в глубине мысль художника.
Я согласен с автором. Действительно, читая стихи или слушая музыку, мы часто восхищаемся мастерством писателя или композитора – создателя поразившего нас произведения. Но не всегда глубина мысли художника сразу открывается нам. Нередко нам кажется, что это произведение очень простое, в нем все невесомо и легко, как полет бабочки. И лишь спустя время, иногда годы, мы понимаем мудрую истину, которой поделился с нами автор шедевра.
Я хотел бы привести в пример одну из «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина – «Моцарт и Сальери». Моцарт пишет музыку такую ясную и прелестную, что кажется: он сочиняет так же легко, как дышит. И эта красота и легкость восхищают и бесят Сальери. Он в восторге от изумительной формы произведений Моцарта, но не замечает те добро и свет, которые они несут.
В жизни каждого человека наверняка найдется история о том, как он не сразу понял какое-нибудь произведение. Например, и я, и многие мои друзья восторгались романом М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», но лишь когда мы стали обсуждать эту книгу в классе, я догадался, что не заметил сначала и половины глубоко скрытых мыслей автора. Теперь я читаю роман уже другими глазами, обращая внимание не только на красивый язык и занимательный сюжет, но и на философские вопросы, поднятые Булгаковым.
Форма проясняет содержание, но, любуясь ею, необходимо стремиться понять и то, что скрыто между строк.
Описание курса
Требования к сочинению 2016/17/18 года
Как собрать полный балл
Критерии оценки сочинения
Вебинары
Разбор сочинения ЕГЭ по критериям
Как избежать стилистических ошибок
Шаблон сочинения ЕГЭ
Рекомендации эксперта
Образцы анализа сочинений
Сочинение на 11 баллов
Сочинение на 12 баллов
Сочинение на 13 баллов
Сочинение на 15 баллов
Сочинение на 24 балла
Лучшие сочинения
Сочинение по тексту “Рано утром впотьмах поднимался я и брёл к электричке, ехал в битком набитом вагоне. ..”
Сочинение по тексту “На этого человека нельзя было смотреть без смеха.”
Сочинение по тексту С. Георгиева “Алёша вошёл в телефонную будку”
Сочинение по тексту “Через несколько лет после войны я решил уволиться из Ленэнерго.”
Сочинение по рассказу Тэффи о нежности
Сочинение по Чехову “Учитель военной гимназии, коллежский регистратор…”
Сочинение по тексту “Бабка Катерина, иссохшая, горбатенькая от возраста старушка, никак не могла собраться для отъезда…”
Сочинение по тексту “Между лесами и Окой тянутся широким поясом заливные луга. ..”
Учимся анализировать текст
Рациональный и эмоциональный анализ
Проблемы и аргументы
Аргументы по произведениям
“Преступление и наказание”
Цитаты для аргументов Исходный текст
(1)Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своём совершенстве непременно пленительно. (2)Дело художника – выразить своё видение мира, и другой цели оно не имеет. (3)Но таков таинственный закон искусства, что видение во вне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. (4)Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. (5)Пленительность искусства — та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава души художника, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью.
(6)Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. (7)Певучесть формы привлекает внимание людей, ещё не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. (8)Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает её недоступной; в этом — мудрая хитрость природы. (9)Красота — приманка, но красота и преграда. (10)Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном. (11)Поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осуждён тешиться ею одной. (12)Лишь взор напряжённый и острый проникает в неё и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. (13)Искусство дает каждому вкушать по силам его: одному всю свою истину, потому что он созрел, другому — часть, а третьему показывает лишь блеск её, прелесть формы, для того чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла её смертельно и не разрушила её молодых тканей.
(14)Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь её гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, чёткостью и красочностью образов. (15)Только теперь мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
(16)В науке разум познаёт лишь отдельные ряды явлений, но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. (17)И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное. (18)Это целостное видение мира несознаваемо реально в каждой душе и властно определяет её бытие в желаниях и оценках. (19)Оно также плод опыта. (20)Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, неповторимого видения Вселенной, как бы тайнописи вещей. (21)И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках. (22) Лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нём потаённо, и снова пропадёт в глубине. (23)Только избранникам дано длительно созерцать своё видение, хотя бы частично, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нём всему свету. (24)Оно не изображается в понятиях; о нём можно рассказать только бессвязно, образами. (25)И Пушкин в образах передал нам своё знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид. (26)Я же вынимаю его из образов и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть и невероятным.
(По М. Гершензону) Сочинение
(сохранены орфография, пунктуация и особенности набора)
В приведенном для анализа тексте М. О. Гершензон рассуждает над проблемой искусства.
Автор, размышляя на тему искусства, пишет красивым, глубоким и в тоже время понятным языком, что заставляет читать текст с высоким интересом. Рассуждая о том, что такое искусство и какое оно занимает место в мире, публицист использует выражения, которые помогают читателям понять мысль автора с чрезвычайной легкостью, например, М. О. Гершензон в начале своей статьи утверждает, что: «Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своем совершенстве непременно пленительно.» Также, очень важно отметить четко выраженную автором мысль по поводу задачи самого главного персонажа в искусстве — художника, публицист считает, что: «Дело художника — выразить свое видение мира, и другой цели оно не имеет». Автор заверяет читателя, что людей в основном пленит красота, а не глубина произведений. И это печалит, так как хотелось бы, чтобы люди вдумывались в то что читают или рассматривают, будь то книги или картины и пытались найти скрытые мотивы произведений, это ведь гораздо интересней чем осознавать только то, что лежит на поверхности.
Чтобы ответить на вопрос, в чем же заключается позиция автора, мне кажется стоит обратиться к его статье и выделить то, что хотел донести до нас автор. А он хотел сказать, что нужно смотреть в глубь искусства а не на поверхность.
Мое мнение целиком и полностью сопоставимо с мнением автора, и я считаю что если все люди научились читать истинные послания творцов, то окружающий нас мир изменился бы достаточно сильно.
Чтобы подтвердить свои мысли приведу пример из произведения Д. Лондона «Мартен Иден». В нем главный герой, став писателем разочаровался в людях, так как они читали и видели только то что лежит на вершине айсберга, а не то что реально хотел донести до них Мартен. Но найдя людей которые разбираются в искусстве и которые смогли увидеть то, что реально хотел донести Мартен он стал счастлив.
Также, мы все знаем «Квадрат» Малевича, и даже до сих пор люди не могут понять и спорят о сути данного произвдения.
В заключении хотел бы сказать, что задача искусства заключается в том что передать людям свои глубокие ощущения.
Автор: Олег Оценивание сочинения по критериям
Петр Алексеевич
Николаев
Проблема
содержания и формы – одна из ключевых в теории литературы. Ее решение не
просто. Более того, проблема эта в научной литературе представляется или
реальной или предполагаемой, мнимой. Можно определить три наиболее
распространенные точки зрения на нее. Одна исходит из представления о
первичности содержания и вторичности формы. Другая интерпретирует соотношение
этих категорий противоположным образом. Третий подход исключает необходимость
употребления этих категорий. Предпосылкой для такого теоретического воззрения
является мысль о единстве содержания и формы. Поскольку констатируется такое
единство, постольку как бы исключается возможность дифференциации понятий и,
следовательно, отдельного рассмотрения содержания и формы. Попробуем выразить
отношение ко всем этим воззрениям. Теория литературы – автономная область
знания, не подчиняющаяся прямо другим сторонам науки об искусстве и тем более
художественной практике. Однако всегда существует естественная потребность
“проверить” понятия и термины науки реальной картиной этой практики,
художественным материалом. И самое первичное представление о художественном
произведении, а также о процессе его создания заставляет обнаружить некие
различные моменты, которые и побуждают дать им соответствующее
терминологическое обозначение: содержание и форма. Даже на уровне обыденного
сознания очень часто легко заметить различия между существенным и менее
существенным моментами в художественном произведении. И на этом же уровне
нередко возникают вопросы: что и как? И чаще всего получается в этом
несистематизированном воззрении на искусство представление о более значимом и
менее значимом. Так, любой читатель или зритель, воссоздающий свою реакцию на
увиденное или прочитанное, характеризует действие в произведении и только потом
форму, в какой представлено это действие: цвет живописной краски,
повествовательный стиль в романе, операторский стиль в кинопроизведении и т.д.
Сам творческий
процесс, о котором часто художник поведает охотно сам, подсказывает
воспринимающему существование указанных различных сторон в искусстве. Мы часто
замечаем, как художник в своем творческом процессе, внося какие-то, казалось
бы, частные коррективы, принципиально меняет ощущение произведения или
отдельных его компонентов. Так. известно, что Гоголь, начиная своего
“Ревизора”, вкладывал в уста городничего длинные фразы, придавая
началу комедии некую стилевую вялость. В последнем варианте, который знаком
всем, это начало обрело динамизм, усиленный распространенным в словесном
искусстве повтором, одним из самых показательных в поэтическом синтаксисе.
Известна
формула Горького, которая давно считается чуть ли не классической: “слово
– первоэлемент литературы”. С этим нетрудно согласиться, но возникает
вопрос, а каким же элементом литературы является мысль? Вряд ли последняя может
быть отнесена к второстепенным элементам искусства, скорее наоборот. Строго
говоря, спор о том, что первично в искусстве, мысль или слово, является
метафизическим, подобно тому, как метафизичен давний спор в европейской
философии относительно того, что выше: прекрасное в жизни или прекрасное в
искусстве. Этот спор, как известно, проводился между немецкими эпигонами типа Фишера и русскими
материалистами во главе с Чернышевским. Попутно добавим, что вообще постановка
вопроса о том, что выше, искусство или жизнь, бессмысленна с точки зрения
логики. Ибо искусство – тоже жизнь, ее часть, может быть, наиболее существенная.
Но суждения о слове и мысли способствуют дифференциации понятий содержания и
формы. Попросту говоря, в данном случае мысль естественнее отнести к
содержательной сфере, слово – к формальной. Чтобы подтвердить тезис о различии
между этими категориями, различии, которое констатировали многие художественные
и теоретические умы, такие как Кант, Гегель, Толстой и Достоевский, можно
проиллюстрировать несколькими примерами. Так, известно, Что в первой части
“Записок из подполья” Достоевского излагается кредо центрального
персонажа. Подпольный человек выступает против различных утопических идей,
носящих, впрочем, альтруистический характер, цепляясь к неточно терминологии
социалистов-утопистов, он обвиняет их в эгоцентризме, считая последствия
всякого индивидуалистического познания разрушительными. Здесь угадывается спор
Достоевского с его идеологическим антиподом, современником, прошедшим те же
стадии драматического жизненного пути, что и сам Федор Михайлович (в конце 40-х
годов состоялась гражданская казнь Достоевского на одной из площадей
Петербурга, через полтора десятка лет она повторилась с Чернышевским). Эти
суждения подпольного человека кажутся убедительными и психологически
мотивированными. Теперь посмотрим на вторую часть “Записок из подполья”.
Если первая часть мы назвали “кредо” подпольного человека, то вторую
можно назвать “историей” подпольного человека. Что это за история?
Маленький чиновник шел по улице и столкнулся случайно на тротуаре с уверенно
шагавшим офицером. Офицер, желая освободиться от помехи, взял нашего героя и
передвинул в сторону, переставив с места на место, как сказано в повести, как
стул.
Оскорбленный
чиновник решил отомстить офицеру. Он долго готовился к этой мести. Активно
возбуждая в себе это чувство. Этот длинный период подготовки вобрал в себя
разные житейские эпизоды, в частности, встречу с девушкой, которая отнеслась к
нему с полным сочувствием. Чем же все кончилось? Желая отомстить офицеру, он
надругался над девушкой, удовлетворив, как ему казалось, свое уязвленное чувство
гордости. Перед нами история человека с болезненной амбицией, слабого духовно,
по сути дела искалеченного нравственно. И если бы мы знали заранее внутренний
облик этого персонажа, мы бы отнеслись иначе к его тезисам относительно
утопического социализма. Но Достоевский просто переставил части, он нарушил
логический ход повествования, по которому следовало бы сначала узнать человека,
а потом послушать его философию. Но чисто внешний фактор, сама композиция,
перестановка частей повествования сыграла определенную роль в восприятии
содержания.
В “Анне
Карениной” художник Михайлов, с которым Вронский и Анна встретились в
Италии, никак не мог вспомнить, как выглядит человек, находящийся во гневе.
Какую придать этому воспроизводимому художником характеру позу – позу
находящегося во гневе. Перебирая эскизы создаваемого портрета, он нашел одни,
залитый большой стеариновой каплей, и эта случайная внешняя подробность
прояснила ему живописный замысел, и он быстро набросал портрет. Толстой очень
любил разграничивать понятия содержания и формы. Он не раз говорил, как важно
для художника овладение формой, напиши Гоголь свои произведения плохо, не
художественно, никто не стал бы их читать. Случай с этой стеариновой каплей –
частное проявление взаимодействия разных сторон в искусстве. Когда в начале XX
века сложилась новая школа в литературоведении, отвергнувшая все прежние
представления философов и писателей о первичности содержания и вторичности
формы (стало быть, она не приняла и только что изложенного положения Толстого),
возникло широко распространившееся убеждение о том, что в искусстве
“управляющей силой” является форма. Эту формальную школу представляли
крупные умы, такие, как Шкловский, Эйхенбаум, отчасти Жирмунский и Виноградов.
Но даже и те, кто не причислял себя к формалистам, испытали на себе магию их
логики. Вот знаменитый выдающийся психолог Выготский. В его фундаментальном
исследовании “Психология искусства” к нашей теме имеет прямое
отношение небольшое эссе, посвященное новелле Бунина “Легкое дыхание”.
Выготский говорит, что содержанием новеллы Бунина, или “материалом”,
является “житейская муть”. Сюжет новеллы – история гимназистки Оли
Мещерской, которая получала сердитые замечания со стороны начальницы гимназии
за свое легкомысленное поведение, совершившая рано моральное падение и убитая
казачьим офицером на перроне вокзала. Ординарная, казалось бы, история
провинциальной русской жизни, но отчего так поэтичен и радостен ее финал? На
кладбище, к могиле Оли, над которой возвышается крест и с изображением юного прекрасного
лица, приходит одна из наставниц – учительница гимназии –
сосредоточенно-умиленно, сентиментально и с почти каким-то радостным чувством
облегчения смотрит на это лицо. И эти заключительные слова новеллы “в этом
весеннем морозном воздухе было разлить легкое дыхание, во всем чувствовалось
некоторое освобождение”. Почему Бунин хочет передать ощущение какой-то
освобожденности от всякой житейской мути. От всего скверного, передать ощущение
даже на кладбище чего-то утверждающего и прекрасного? Выготский отвечает так:
тут все дело в новеллистической форме, которая по своей жанровой структуре
всегда представляет событие и его последствия неожиданными. Выготский считает,
что Бунин избрал для своей новеллистической формы особую “телеологию”
стиля”. Ее можно было бы изложить следующим образом: запрятанность
страшного в нестрашное. Начальница гимназии в своем комфортабельном кабинете,
тщательно одетая, с уложенной хорошо прической распекает юную Олю за то, что
она шумно бегает по коридорам гимназии, что у нее чернильные пятна на лице,
растрепанная голова. И как финал этих нравоучительных сентенций звучит ее
фраза: “Оля, вы же девушка! Как вы себя ведете?” И Оля тихо отвечает:
“Да нет, я не девушка; и виноват в этом ваш брат”. Впоследствии идут
воспоминания Оли о том, как это случилось. Но этого читатель как бы не
замечает, потому что эта “информация” обставлена таким множеством
различных деталей, что это признание в падении, по существу, как бы не
состоялось (не прозвучало).
Когда она
встречала своего жениха, казачьего офицера, на перроне вокзала, она вручила ему
тут же свой дневник, чтобы он прочитал немедленно соответствующие страницы. Он
прочитал строчки, где она написала, что не любит его и в силу печальных
обстоятельств вынуждена выйти замуж за чужого ей человека. И тогда он ее тут
же, на перроне, убил из пистолета. И тут, по Выготскому, тоже сработала
телеология стиля: мы как бы и не услышали в этом вокзальном гомоне этот
выстрел, опять страшное запрятано в нестрашное. Выготский из всего этого делает
вывод о том, что форма продиктовала читателю ощущение некоей свободы, некоей
легкости бытия, легкости дыхания, т.е. форма управляла содержанием. Однако
выдающийся теоретик допустил принципиальную теоретическую ошибку. Мы должны
были заметить ее в самом начале его эссе, когда он назвал содержанием повести
ее материал. Но это принципиальная разница – материал и содержание. Материал
пассивен, содержание активно. В понятие содержания входит отношение автора к
предмету изображения. И тогда выясняется, что Бунин изображает молодое
естественное существо, которое не признает регламентации, морального и
эстетического конвоирования со стороны взрослых людей, которые, как мы видим,
не имеют на то никакого нравственного права.
Это пушкинская
тема. Пушкин – это самое главное в его поэзии и прозе – увидел основной
водораздел в бытии. Вот есть жизнь искусственная, регламентированная,
фальшивая. Скупой рыцарь считает деньги, перебирает ненужные ему монеты, живя в
этом странном отчуждении от живой жизни, в каком-то духовном подполье, а
племянник его Альбер скачет на турнирах, в нем играет жизнь, ее торжество, это
естественная жизнь, естественная!
Сальери
придумал себе ремесло – он захотел стать музыкантом и стал им, стал натужно,
аккуратно, но сочинять и исполнять свои произведения. А Моцарт, как бы
посланный Богом на землю, персонифицирует собой естественные порывы и
способности к созданию великой музыки. Пушкин считает бедой и для самого
человека, и для другого человека вот эту регламентированную, искусственную
форму существования. Может, это прозвучит парадоксально и неверно, но и Дон
Жуан в “Каменном госте” Пушкина погибает потому, что он нарушил
природный закон, который в нем, в его облике присутствует как доминирующий. Он
любил многих женщин, а потом полюбил одну Донну Анну и должен погибнуть под
шагами Командора.
Бунин – и в
поэзии, и прозе – Пушкин начала XX века. И все его творчество демонстрирует тот
же самый водораздел – между естественным и искусственным. Для него нет
сомнения, что и пятнышки на лице, и растрепанные волосы Оли Мещерской – это все
поэзия естественного поведения. Но для него также несомненно, что в
определенных обстоятельствах бытия, можно сказать даже, что на определенной
стадии человеческой цивилизации, человеческие порывы к естественному обрываются
скучным или даже циничным ходом вещей, определяемым скверными взрослыми людьми.
И все равно это победа темного и скверного над естественным есть временное
явление. В конечном счете в человеческой жизни должно восторжествовать и
восторжествует легкое дыхание, чистый, светлый мир освобождения от всего
придуманного ложными нормами и установлениями.
Итак, в пользу
дифференцированного принципа рассмотрения содержания и формы выступает
теоретическое суждение и сама творческая практика. Причем в первом случае едины
мыслители разных философских и эстетических ориентаций. Теперь модно
иронизировать по поводу взглядов Маркса, но именно он сказал, что если бы форма
проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы
излишней. Но подобная же мысль, пусть не в такой теоретической определенности,
высказывалась Львом Толстым: “страшное дело это забота о совершенстве
формы. Недаром она. Но недаром тогда, когда содержание доброе. Напиши Гоголь
свою комедию грубо, слабо, ее бы не читали и одна миллионная тех, которая
читали ее теперь”. Белинский называл стихи Баратынского “На смерть
Гете” “чудесными”, но отказывал стихотворению в ценности
содержания: “Неопределенность идей, неверность в содержании”.
Чернышевский
называл поэму Гете “Герман и Доротея” “превосходной в
художественном отношении”, но по содержанию “вредной и жалкой,
слащаво-сентиментальной”. Тут дело не в фактической точности оценок, а в
их теоретической направленности.
История
культуры и в XX столетии демонстрировала бесчисленные варианты несоответствий
содержания и формы. Иногда они, особенно в тех случаях, когда пытались облечь
старое содержание в новую форму, приобретали комический эффект. Например:
известный классический мотив “тут подъехал ко мне барин молодой”
пытались трансформировать с помощью современных деталей – “тут подъехал к
нам колхозный грузовик”. Особенно распространено было это в фольклорных
модификациях, скажем, “тут садился богатырь, да в скороходный ЗИС”.
Словом, не
искусственное терминологическое обогащение литературной науки, а реальная
практика диктует необходимость раздельного рассмотрения названных категорий. А
уж об учебных целях и преимуществах особо говорить не приходится. Но
окончательное решение вопроса, разумеется, возможно после систематизации
элементов содержания и формы.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.nature.ru/
? Помойные страницы не те, Татьяна Ивановна,
о которых Вы тут измыслили.
Крайне неудачно попытавшись что-то сказать
нехорошее насчёт действительно настоящих
журналистов.
Информагенство `Калужские новости` –
`помойные и жёлтые страницы`, говорите?
Ну-у, ну-ну)) Как грубо, беспричинно
и зло… Да и неправда, к тому же.
Впрочем, если в Губкине всё лучше известно,
чем самим калужанам (я уж не говорю
о тех, например, кто эти Михали и тамошнее
население знает уж лет как 15) – то…
Неумение (а может, нежелание… а может, задание?)
отличать правду от ура-вымыслов – характерная черта
вполне известной группы пользователей Сети.
Публикующих свои посты и комментарии со вполне
определённой целью.
Ну а насчёт `помойных страниц`…
Это ж Вы тут за помойку рады-радёшеньки.
А не другие.
? Татьяна Васильевна, согласна.
? Спасибо,Инна Анатольевна.
Спасибо,Инна Анатольевна.
Спасибо,Инна Анатольевна.
Спасибо,Инна Анатольевна.
? Инна Викторовна- не знаю. В комплекс входит как завод, первый в России по автоматической сортировке мусора и его переработке в дальнейшем, так и полигон для захоронения части мусора, не переработанного
Нина Ивановна, да был и новостной сюжет по российскому ТВ, спасибо, что указали. Событие знаковое- первый комплекс в России с полным циклом работы с отходами, таких намерены создать не менее 200 по всей стране, и тем более, что деньги стали вкладывать частники в это дело. Новые рабочие места, налоги в местные бюджеты, и самое главное- у нас на въезде в город наконец-то закроют свалку, существующую уже лет 60, и `радующую` всех въезжающих ароматами и стаями ворон
Очень точно Александр Леонидович выложил ссылки на всякого рода новости агентства ОБС с помойных или желтых страниц Интернета, чего только не выдумывают, как только не словоблудят…
на самом деле настоящие журналисты дают проверенные сведения, как по той же Калуге
Московский комсомолец http://www.mk.ru/social/2019/08/07/ekotekhnopark-kaluga-rezultaty-rassledovaniya.html
Лента http://lenta.ru/articles/2019/08/08/kaluga/
Про наш комплекс тоже кто-нибудь вероятно измышления строит, как помню мусолили про оплату за карту Мир бюджетниками и пенсионерами, когда её начали вводить в своё время
? Большая помощь в работе. Спасибо Вам.
? Большое спасибо!
Тип: Сочинение
Предмет: Литература
Все сочинения по литературе »
Язык: Русский
Автор: USER
Дата: 29 апр 2004
Формат: RTF
Размер: 14 Кб
Страниц: 4
Слов: 2013
Букв: 12868
Просмотров за сегодня: 1
За 2 недели: 1
За все время: 59
Тезисы:
Проблема содержания и формы – одна из ключевых в теории литературы.
Одна исходит из представления о первичности содержания и вторичности формы.
Предпосылкой для такого теоретического воззрения является мысль о единстве содержания и формы.
Толстой очень любил разграничивать понятия содержания и формы.
Вряд ли последняя может быть отнесена к второстепенным элементам искусства, скорее наоборот.
Ибо искусство – тоже жизнь, ее часть, может быть, наиболее существенная.
Случай с этой стеариновой каплей – частное проявление взаимодействия разных сторон в искусстве.
Выготский говорит, что содержанием новеллы Бунина, или “материалом”, является “житейская муть”.
Мы должны были заметить ее в самом начале его эссе, когда он назвал содержанием повести ее материал.
Материал пассивен, содержание активно.
(1)Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своём совершенстве непременно пленительно. (2)Дело художника – выразить своё видение мира, и другой цели оно не имеет. (3)Но таков таинственный закон искусства, что видение во вне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. (4)Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. (5)Пленительность искусства — та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава души художника, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью.
(6)Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. (7)Певучесть формы привлекает внимание людей, ещё не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. (8)Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает её недоступной; в этом — мудрая хитрость природы. (9)Красота — приманка, но красота и преграда. (10)Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном. (11)Поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осуждён тешиться ею одной. (12)Лишь взор напряжённый и острый проникает в неё и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. (13)Искусство дает каждому вкушать по силам его: одному всю свою истину, потому что он созрел, другому — часть, а третьему показывает лишь блеск её, прелесть формы, для того чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла её смертельно и не разрушила её молодых тканей.
(14)Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь её гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, чёткостью и красочностью образов. (15)Только теперь мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
(16)В науке разум познаёт лишь отдельные ряды явлений, но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. (17)И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное. (18)Это целостное видение мира несознаваемо реально в каждой душе и властно определяет её бытие в желаниях и оценках. (19)Оно также плод опыта. (20)Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, неповторимого видения Вселенной, как бы тайнописи вещей. (21)И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках. (22) Лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нём потаённо, и снова пропадёт в глубине. (23)Только избранникам дано длительно созерцать своё видение, хотя бы частично, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нём всему свету. (24)Оно не изображается в понятиях; о нём можно рассказать только бессвязно, образами. (25)И Пушкин в образах передал нам своё знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид. (26)Я же вынимаю его из образов и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть и невероятным.
(По М. Гершензону*)
*Михаил Осипович Гершензон (1869-1925 гг.) – российский литературовед, философ, публицист и переводчик.
Содержание и
форма в искусстве
Петр Алексеевич
Николаев
Проблема
содержания и формы – одна из ключевых в теории литературы. Ее решение не
просто. Более того, проблема эта в научной литературе представляется или
реальной или предполагаемой, мнимой. Можно определить три наиболее
распространенные точки зрения на нее. Одна исходит из представления о
первичности содержания и вторичности формы. Другая интерпретирует соотношение
этих категорий противоположным образом. Третий подход исключает необходимость
употребления этих категорий. Предпосылкой для такого теоретического воззрения
является мысль о единстве содержания и формы. Поскольку констатируется такое
единство, постольку как бы исключается возможность дифференциации понятий и,
следовательно, отдельного рассмотрения содержания и формы. Попробуем выразить
отношение ко всем этим воззрениям. Теория литературы – автономная область
знания, не подчиняющаяся прямо другим сторонам науки об искусстве и тем более
художественной практике. Однако всегда существует естественная потребность
“проверить” понятия и термины науки реальной картиной этой практики,
художественным материалом. И самое первичное представление о художественном
произведении, а также о процессе его создания заставляет обнаружить некие
различные моменты, которые и побуждают дать им соответствующее
терминологическое обозначение: содержание и форма. Даже на уровне обыденного
сознания очень часто легко заметить различия между существенным и менее
существенным моментами в художественном произведении. И на этом же уровне
нередко возникают вопросы: что и как? И чаще всего получается в этом
несистематизированном воззрении на искусство представление о более значимом и
менее значимом. Так, любой читатель или зритель, воссоздающий свою реакцию на
увиденное или прочитанное, характеризует действие в произведении и только потом
форму, в какой представлено это действие: цвет живописной краски,
повествовательный стиль в романе, операторский стиль в кинопроизведении и т.д.
Сам творческий
процесс, о котором часто художник поведает охотно сам, подсказывает
воспринимающему существование указанных различных сторон в искусстве. Мы часто
замечаем, как художник в своем творческом процессе, внося какие-то, казалось
бы, частные коррективы, принципиально меняет ощущение произведения или
отдельных его компонентов. Так. известно, что Гоголь, начиная своего
“Ревизора”, вкладывал в уста городничего длинные фразы, придавая
началу комедии некую стилевую вялость. В последнем варианте, который знаком
всем, это начало обрело динамизм, усиленный распространенным в словесном
искусстве повтором, одним из самых показательных в поэтическом синтаксисе.
Известна
формула Горького, которая давно считается чуть ли не классической: “слово
– первоэлемент литературы”. С этим нетрудно согласиться, но возникает
вопрос, а каким же элементом литературы является мысль? Вряд ли последняя может
быть отнесена к второстепенным элементам искусства, скорее наоборот. Строго
говоря, спор о том, что первично в искусстве, мысль или слово, является
метафизическим, подобно тому, как метафизичен давний спор в европейской
философии относительно того, что выше: прекрасное в жизни или прекрасное в
искусстве. Этот спор, как известно, проводился между немецкими эпигонами типа Фишера и русскими
материалистами во главе с Чернышевским. Попутно добавим, что вообще постановка
вопроса о том, что выше, искусство или жизнь, бессмысленна с точки зрения
логики. Ибо искусство – тоже жизнь, ее часть, может быть, наиболее существенная.
Но суждения о слове и мысли способствуют дифференциации понятий содержания и
формы. Попросту говоря, в данном случае мысль естественнее отнести к
содержательной сфере, слово – к формальной. Чтобы подтвердить тезис о различии
между этими категориями, различии, которое констатировали многие художественные
и теоретические умы, такие как Кант, Гегель, Толстой и Достоевский, можно
проиллюстрировать несколькими примерами. Так, известно, Что в первой части
“Записок из подполья” Достоевского излагается кредо центрального
персонажа. Подпольный человек выступает против различных утопических идей,
носящих, впрочем, альтруистический характер, цепляясь к неточно терминологии
социалистов-утопистов, он обвиняет их в эгоцентризме, считая последствия
всякого индивидуалистического познания разрушительными. Здесь угадывается спор
Достоевского с его идеологическим антиподом, современником, прошедшим те же
стадии драматического жизненного пути, что и сам Федор Михайлович (в конце 40-х
годов состоялась гражданская казнь Достоевского на одной из площадей
Петербурга, через полтора десятка лет она повторилась с Чернышевским). Эти
суждения подпольного человека кажутся убедительными и психологически
мотивированными. Теперь посмотрим на вторую часть “Записок из подполья”.
Если первая часть мы назвали “кредо” подпольного человека, то вторую
можно назвать “историей” подпольного человека. Что это за история?
Маленький чиновник шел по улице и столкнулся случайно на тротуаре с уверенно
шагавшим офицером. Офицер, желая освободиться от помехи, взял нашего героя и
передвинул в сторону, переставив с места на место, как сказано в повести, как
стул.
Оскорбленный
чиновник решил отомстить офицеру. Он долго готовился к этой мести. Активно
возбуждая в себе это чувство. Этот длинный период подготовки вобрал в себя
разные житейские эпизоды, в частности, встречу с девушкой, которая отнеслась к
нему с полным сочувствием. Чем же все кончилось? Желая отомстить офицеру, он
надругался над девушкой, удовлетворив, как ему казалось, свое уязвленное чувство
гордости. Перед нами история человека с болезненной амбицией, слабого духовно,
по сути дела искалеченного нравственно. И если бы мы знали заранее внутренний
облик этого персонажа, мы бы отнеслись иначе к его тезисам относительно
утопического социализма. Но Достоевский просто переставил части, он нарушил
логический ход повествования, по которому следовало бы сначала узнать человека,
а потом послушать его философию. Но чисто внешний фактор, сама композиция,
перестановка частей повествования сыграла определенную роль в восприятии
содержания.
В “Анне
Карениной” художник Михайлов, с которым Вронский и Анна встретились в
Италии, никак не мог вспомнить, как выглядит человек, находящийся во гневе.
Какую придать этому воспроизводимому художником характеру позу – позу
находящегося во гневе. Перебирая эскизы создаваемого портрета, он нашел одни,
залитый большой стеариновой каплей, и эта случайная внешняя подробность
прояснила ему живописный замысел, и он быстро набросал портрет. Толстой очень
любил разграничивать понятия содержания и формы. Он не раз говорил, как важно
для художника овладение формой, напиши Гоголь свои произведения плохо, не
художественно, никто не стал бы их читать. Случай с этой стеариновой каплей –
частное проявление взаимодействия разных сторон в искусстве. Когда в начале XX
века сложилась новая школа в литературоведении, отвергнувшая все прежние
представления философов и писателей о первичности содержания и вторичности
формы (стало быть, она не приняла и только что изложенного положения Толстого),
возникло широко распространившееся убеждение о том, что в искусстве
“управляющей силой” является форма. Эту формальную школу представляли
крупные умы, такие, как Шкловский, Эйхенбаум, отчасти Жирмунский и Виноградов.
Но даже и те, кто не причислял себя к формалистам, испытали на себе магию их
логики. Вот знаменитый выдающийся психолог Выготский. В его фундаментальном
исследовании “Психология искусства” к нашей теме имеет прямое
отношение небольшое эссе, посвященное новелле Бунина “Легкое дыхание”.
Выготский говорит, что содержанием новеллы Бунина, или “материалом”,
является “житейская муть”. Сюжет новеллы – история гимназистки Оли
Мещерской, которая получала сердитые замечания со стороны начальницы гимназии
за свое легкомысленное поведение, совершившая рано моральное падение и убитая
казачьим офицером на перроне вокзала. Ординарная, казалось бы, история
провинциальной русской жизни, но отчего так поэтичен и радостен ее финал? На
кладбище, к могиле Оли, над которой возвышается крест и с изображением юного прекрасного
лица, приходит одна из наставниц – учительница гимназии –
сосредоточенно-умиленно, сентиментально и с почти каким-то радостным чувством
облегчения смотрит на это лицо. И эти заключительные слова новеллы “в этом
весеннем морозном воздухе было разлить легкое дыхание, во всем чувствовалось
некоторое освобождение”. Почему Бунин хочет передать ощущение какой-то
освобожденности от всякой житейской мути. От всего скверного, передать ощущение
даже на кладбище чего-то утверждающего и прекрасного? Выготский отвечает так:
тут все дело в новеллистической форме, которая по своей жанровой структуре
всегда представляет событие и его последствия неожиданными. Выготский считает,
что Бунин избрал для своей новеллистической формы особую “телеологию”
стиля”. Ее можно было бы изложить следующим образом: запрятанность
страшного в нестрашное. Начальница гимназии в своем комфортабельном кабинете,
тщательно одетая, с уложенной хорошо прической распекает юную Олю за то, что
она шумно бегает по коридорам гимназии, что у нее чернильные пятна на лице,
растрепанная голова. И как финал этих нравоучительных сентенций звучит ее
фраза: “Оля, вы же девушка! Как вы себя ведете?” И Оля тихо отвечает:
“Да нет, я не девушка; и виноват в этом ваш брат”. Впоследствии идут
воспоминания Оли о том, как это случилось. Но этого читатель как бы не
замечает, потому что эта “информация” обставлена таким множеством
различных деталей, что это признание в падении, по существу, как бы не
состоялось (не прозвучало).
Когда она
встречала своего жениха, казачьего офицера, на перроне вокзала, она вручила ему
тут же свой дневник, чтобы он прочитал немедленно соответствующие страницы. Он
прочитал строчки, где она написала, что не любит его и в силу печальных
обстоятельств вынуждена выйти замуж за чужого ей человека. И тогда он ее тут
же, на перроне, убил из пистолета. И тут, по Выготскому, тоже сработала
телеология стиля: мы как бы и не услышали в этом вокзальном гомоне этот
выстрел, опять страшное запрятано в нестрашное. Выготский из всего этого делает
вывод о том, что форма продиктовала читателю ощущение некоей свободы, некоей
легкости бытия, легкости дыхания, т.е. форма управляла содержанием. Однако
выдающийся теоретик допустил принципиальную теоретическую ошибку. Мы должны
были заметить ее в самом начале его эссе, когда он назвал содержанием повести
ее материал. Но это принципиальная разница – материал и содержание. Материал
пассивен, содержание активно. В понятие содержания входит отношение автора к
предмету изображения. И тогда выясняется, что Бунин изображает молодое
естественное существо, которое не признает регламентации, морального и
эстетического конвоирования со стороны взрослых людей, которые, как мы видим,
не имеют на то никакого нравственного права.
Это пушкинская
тема. Пушкин – это самое главное в его поэзии и прозе – увидел основной
водораздел в бытии. Вот есть жизнь искусственная, регламентированная,
фальшивая. Скупой рыцарь считает деньги, перебирает ненужные ему монеты, живя в
этом странном отчуждении от живой жизни, в каком-то духовном подполье, а
племянник его Альбер скачет на турнирах, в нем играет жизнь, ее торжество, это
естественная жизнь, естественная!
Сальери
придумал себе ремесло – он захотел стать музыкантом и стал им, стал натужно,
аккуратно, но сочинять и исполнять свои произведения. А Моцарт, как бы
посланный Богом на землю, персонифицирует собой естественные порывы и
способности к созданию великой музыки. Пушкин считает бедой и для самого
человека, и для другого человека вот эту регламентированную, искусственную
форму существования. Может, это прозвучит парадоксально и неверно, но и Дон
Жуан в “Каменном госте” Пушкина погибает потому, что он нарушил
природный закон, который в нем, в его облике присутствует как доминирующий. Он
любил многих женщин, а потом полюбил одну Донну Анну и должен погибнуть под
шагами Командора.
Бунин – и в
поэзии, и прозе – Пушкин начала XX века. И все его творчество демонстрирует тот
же самый водораздел – между естественным и искусственным. Для него нет
сомнения, что и пятнышки на лице, и растрепанные волосы Оли Мещерской – это все
поэзия естественного поведения. Но для него также несомненно, что в
определенных обстоятельствах бытия, можно сказать даже, что на определенной
стадии человеческой цивилизации, человеческие порывы к естественному обрываются
скучным или даже циничным ходом вещей, определяемым скверными взрослыми людьми.
И все равно это победа темного и скверного над естественным есть временное
явление. В конечном счете в человеческой жизни должно восторжествовать и
восторжествует легкое дыхание, чистый, светлый мир освобождения от всего
придуманного ложными нормами и установлениями.
Итак, в пользу
дифференцированного принципа рассмотрения содержания и формы выступает
теоретическое суждение и сама творческая практика. Причем в первом случае едины
мыслители разных философских и эстетических ориентаций. Теперь модно
иронизировать по поводу взглядов Маркса, но именно он сказал, что если бы форма
проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы
излишней. Но подобная же мысль, пусть не в такой теоретической определенности,
высказывалась Львом Толстым: “страшное дело это забота о совершенстве
формы. Недаром она. Но недаром тогда, когда содержание доброе. Напиши Гоголь
свою комедию грубо, слабо, ее бы не читали и одна миллионная тех, которая
читали ее теперь”. Белинский называл стихи Баратынского “На смерть
Гете” “чудесными”, но отказывал стихотворению в ценности
содержания: “Неопределенность идей, неверность в содержании”.
Чернышевский
называл поэму Гете “Герман и Доротея” “превосходной в
художественном отношении”, но по содержанию “вредной и жалкой,
слащаво-сентиментальной”. Тут дело не в фактической точности оценок, а в
их теоретической направленности.
История
культуры и в XX столетии демонстрировала бесчисленные варианты несоответствий
содержания и формы. Иногда они, особенно в тех случаях, когда пытались облечь
старое содержание в новую форму, приобретали комический эффект. Например:
известный классический мотив “тут подъехал ко мне барин молодой”
пытались трансформировать с помощью современных деталей – “тут подъехал к
нам колхозный грузовик”. Особенно распространено было это в фольклорных
модификациях, скажем, “тут садился богатырь, да в скороходный ЗИС”.
Словом, не
искусственное терминологическое обогащение литературной науки, а реальная
практика диктует необходимость раздельного рассмотрения названных категорий. А
уж об учебных целях и преимуществах особо говорить не приходится. Но
окончательное решение вопроса, разумеется, возможно после систематизации
элементов содержания и формы.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.nature.ru/
А. Ахматова в поэме «Реквием» правдиво рассказывает о сталинских репрессиях: тысячи арестованных, которые ни в чем не виноваты, их матери и жены, которые стоят в тюремных очередях, ожидая хоть какой-то информации о любимых людях. По мнению Анны Андреевны, ее долг как поэта – отразить эти трагические события. Она считает, что если ей когда-то будут устанавливать памятник, то это необходимо сделать здесь, где она простояла долгие семнадцать месяцев, ожидая весточки от сына и права вручить ему «передачу». Даже после развенчания культа Сталина, когда в СССР началась «оттепель», ее правдивый крик об участи тысяч репрессированных соотечественников так и не был опубликован. Его напечатали лишь за границей, и поэтессе пришлось оправдываться, что это была не ее инициатива, ведь за такое творчество ей грозили серьезные последствия. Достаточно того, что ее в 1946 году публично оскорбил чиновник А. А. Жданов на съезде писателей, назвав ее «взбесившейся барынькой». С тех пор Ахматову прекратили печатать, даже стихи, далекие от политики, партийные деятели считали вредными. Таким образом, Анна Андреевна пережила нападки, издевательства и даже семейный драмы, расплачиваясь за свою честную позицию в искусстве.
Что такое искусство? Каково его влияние на сознание человека? Каким должно быть искусство? Эти и другие вопросы затрагивает М.О. Гершензон. Однако наиболее детально автор рассматривает проблему пленительного искусства.
Чтобы привлечь внимание читателей к этой проблеме, автор рассуждает о том, что искусство непременно пленительно. Оно привлекает людей своей красотой, своеобразием, гармоничностью. Искусство хранит в себе тайны, которые всегда интересуют людей: «Певучесть формы привлекает внимание людей, еще не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар». Проблема пленительного искусства является актуальной на сегодняшний день, так как современное искусство хранит в себе множество нераскрытых тайн.
Автор выражает свое мнение ясно и однозначно. Он считает, что искусство должно быть пленительным. Оно «пронзает» душу человека, обогащая его внутренний мир.
Трудно не согласиться с мнением автора. Действительно, искусство порождает в человеке лучшие качества. Оно привлекает людей оригинальностью, пронзительностью.
В доказательство вышесказанного приведу следующий пример. Вспомним рассказ А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда». Яков Матвеевич, герой произведения, нашел мелодию, изумительную по красоте, трогательную и печальную, заставляющую сделать философские обогащения гуманного характера. Мелодия пленила героя своей красотой, музыкальностью.
В качестве аргумента можно привести следующий пример. Выдающийся русский поэт Василий Жуковский, рассказывая о своих впечатлениях от картины Рафаэля «Сикстинская мадонна», говорил, что час, который он провел перед ней, принадлежит к счастливейшим часам его жизни, и ему казалось, что эта картинка рождена в минуту чуда.
Я с интересом прочитала текст М.О. Гершензона. Считаю, что искусство способно пленить душу, сознание человека, обогащая го внутренний мир, вдохновляя на хорошие поступки.
Искусство – это то, что делает нашу жизнь прекраснее, говорит нам о нас самих, позволяет постичь истину. Но что в произведении искусства важнее – форма или содержание? Именно проблеме соотношения этих двух составляющих – формы и содержания – посвящает автор свои рассуждения.
Объясняя свою мысль, выдающийся российский филолог и переводчик М. Гершензон использует эффектный образ. Он описывает форму как сверкающую ледяную корку, в которую превращается «огненная лава души художника», а под ее блеском скрывается глубокое содержание, которое открывается не всякому, а лишь человеку с пытливым и внимательным умом. Кто-то понимает больше в произведении, а кто-то меньше, есть и те, кто в силах увидеть лишь внешнюю красоту творения, не постигая его глубины.
Автор также замечает, что, в отличие от людей, произведение искусства тем лучше, чем оно красивее: внешняя гармония – это признак глубокого содержания. В пример М. О. Гершензон приводит поэзию Пушкина, в которой каждый находит столько, сколько он может вместить в свою собственную душу.
Автор уверен, что в искусстве всегда действует закон единства формы и содержания, только иногда мы не можем в силу разных причин понять скрытую в глубине мысль художника.
Я согласен с автором. Действительно, читая стихи или слушая музыку, мы часто восхищаемся мастерством писателя или композитора – создателя поразившего нас произведения. Но не всегда глубина мысли художника сразу открывается нам. Нередко нам кажется, что это произведение очень простое, в нем все невесомо и легко, как полет бабочки. И лишь спустя время, иногда годы, мы понимаем мудрую истину, которой поделился с нами автор шедевра.
Я хотел бы привести в пример одну из «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина – «Моцарт и Сальери». Моцарт пишет музыку такую ясную и прелестную, что кажется: он сочиняет так же легко, как дышит. И эта красота и легкость восхищают и бесят Сальери. Он в восторге от изумительной формы произведений Моцарта, но не замечает те добро и свет, которые они несут.
В жизни каждого человека наверняка найдется история о том, как он не сразу понял какое-нибудь произведение. Например, и я, и многие мои друзья восторгались романом М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», но лишь когда мы стали обсуждать эту книгу в классе, я догадался, что не заметил сначала и половины глубоко скрытых мыслей автора. Теперь я читаю роман уже другими глазами, обращая внимание не только на красивый язык и занимательный сюжет, но и на философские вопросы, поднятые Булгаковым.
Форма проясняет содержание, но, любуясь ею, необходимо стремиться понять и то, что скрыто между строк.
Описание курса
Требования к сочинению 2016/17/18 года
Как собрать полный балл
Критерии оценки сочинения
Вебинары
Разбор сочинения ЕГЭ по критериям
Как избежать стилистических ошибок
Шаблон сочинения ЕГЭ
Рекомендации эксперта
Образцы анализа сочинений
Сочинение на 11 баллов
Сочинение на 12 баллов
Сочинение на 13 баллов
Сочинение на 15 баллов
Сочинение на 24 балла
Лучшие сочинения
Сочинение по тексту “Рано утром впотьмах поднимался я и брёл к электричке, ехал в битком набитом вагоне. ..”
Сочинение по тексту “На этого человека нельзя было смотреть без смеха.”
Сочинение по тексту С. Георгиева “Алёша вошёл в телефонную будку”
Сочинение по тексту “Через несколько лет после войны я решил уволиться из Ленэнерго.”
Сочинение по рассказу Тэффи о нежности
Сочинение по Чехову “Учитель военной гимназии, коллежский регистратор…”
Сочинение по тексту “Бабка Катерина, иссохшая, горбатенькая от возраста старушка, никак не могла собраться для отъезда…”
Сочинение по тексту “Между лесами и Окой тянутся широким поясом заливные луга. ..”
Учимся анализировать текст
Рациональный и эмоциональный анализ
Проблемы и аргументы
Аргументы по произведениям
“Преступление и наказание”
Цитаты для аргументов
Исходный текст
(1)Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своём совершенстве непременно пленительно. (2)Дело художника – выразить своё видение мира, и другой цели оно не имеет. (3)Но таков таинственный закон искусства, что видение во вне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. (4)Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. (5)Пленительность искусства — та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава души художника, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью.
(6)Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. (7)Певучесть формы привлекает внимание людей, ещё не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. (8)Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает её недоступной; в этом — мудрая хитрость природы. (9)Красота — приманка, но красота и преграда. (10)Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном. (11)Поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осуждён тешиться ею одной. (12)Лишь взор напряжённый и острый проникает в неё и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. (13)Искусство дает каждому вкушать по силам его: одному всю свою истину, потому что он созрел, другому — часть, а третьему показывает лишь блеск её, прелесть формы, для того чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла её смертельно и не разрушила её молодых тканей.
(14)Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь её гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, чёткостью и красочностью образов. (15)Только теперь мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
(16)В науке разум познаёт лишь отдельные ряды явлений, но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. (17)И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное. (18)Это целостное видение мира несознаваемо реально в каждой душе и властно определяет её бытие в желаниях и оценках. (19)Оно также плод опыта. (20)Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, неповторимого видения Вселенной, как бы тайнописи вещей. (21)И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках. (22) Лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нём потаённо, и снова пропадёт в глубине. (23)Только избранникам дано длительно созерцать своё видение, хотя бы частично, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нём всему свету. (24)Оно не изображается в понятиях; о нём можно рассказать только бессвязно, образами. (25)И Пушкин в образах передал нам своё знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид. (26)Я же вынимаю его из образов и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть и невероятным.
(По М. Гершензону)
Сочинение
(сохранены орфография, пунктуация и особенности набора)
В приведенном для анализа тексте М. О. Гершензон рассуждает над проблемой искусства.
Автор, размышляя на тему искусства, пишет красивым, глубоким и в тоже время понятным языком, что заставляет читать текст с высоким интересом. Рассуждая о том, что такое искусство и какое оно занимает место в мире, публицист использует выражения, которые помогают читателям понять мысль автора с чрезвычайной легкостью, например, М. О. Гершензон в начале своей статьи утверждает, что: «Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своем совершенстве непременно пленительно.» Также, очень важно отметить четко выраженную автором мысль по поводу задачи самого главного персонажа в искусстве — художника, публицист считает, что: «Дело художника — выразить свое видение мира, и другой цели оно не имеет». Автор заверяет читателя, что людей в основном пленит красота, а не глубина произведений. И это печалит, так как хотелось бы, чтобы люди вдумывались в то что читают или рассматривают, будь то книги или картины и пытались найти скрытые мотивы произведений, это ведь гораздо интересней чем осознавать только то, что лежит на поверхности.
Чтобы ответить на вопрос, в чем же заключается позиция автора, мне кажется стоит обратиться к его статье и выделить то, что хотел донести до нас автор. А он хотел сказать, что нужно смотреть в глубь искусства а не на поверхность.
Мое мнение целиком и полностью сопоставимо с мнением автора, и я считаю что если все люди научились читать истинные послания творцов, то окружающий нас мир изменился бы достаточно сильно.
Чтобы подтвердить свои мысли приведу пример из произведения Д. Лондона «Мартен Иден». В нем главный герой, став писателем разочаровался в людях, так как они читали и видели только то что лежит на вершине айсберга, а не то что реально хотел донести до них Мартен. Но найдя людей которые разбираются в искусстве и которые смогли увидеть то, что реально хотел донести Мартен он стал счастлив.
Также, мы все знаем «Квадрат» Малевича, и даже до сих пор люди не могут понять и спорят о сути данного произвдения.
В заключении хотел бы сказать, что задача искусства заключается в том что передать людям свои глубокие ощущения.
Автор: Олег
Оценивание сочинения по критериям
Петр Алексеевич
Николаев
Проблема
содержания и формы – одна из ключевых в теории литературы. Ее решение не
просто. Более того, проблема эта в научной литературе представляется или
реальной или предполагаемой, мнимой. Можно определить три наиболее
распространенные точки зрения на нее. Одна исходит из представления о
первичности содержания и вторичности формы. Другая интерпретирует соотношение
этих категорий противоположным образом. Третий подход исключает необходимость
употребления этих категорий. Предпосылкой для такого теоретического воззрения
является мысль о единстве содержания и формы. Поскольку констатируется такое
единство, постольку как бы исключается возможность дифференциации понятий и,
следовательно, отдельного рассмотрения содержания и формы. Попробуем выразить
отношение ко всем этим воззрениям. Теория литературы – автономная область
знания, не подчиняющаяся прямо другим сторонам науки об искусстве и тем более
художественной практике. Однако всегда существует естественная потребность
“проверить” понятия и термины науки реальной картиной этой практики,
художественным материалом. И самое первичное представление о художественном
произведении, а также о процессе его создания заставляет обнаружить некие
различные моменты, которые и побуждают дать им соответствующее
терминологическое обозначение: содержание и форма. Даже на уровне обыденного
сознания очень часто легко заметить различия между существенным и менее
существенным моментами в художественном произведении. И на этом же уровне
нередко возникают вопросы: что и как? И чаще всего получается в этом
несистематизированном воззрении на искусство представление о более значимом и
менее значимом. Так, любой читатель или зритель, воссоздающий свою реакцию на
увиденное или прочитанное, характеризует действие в произведении и только потом
форму, в какой представлено это действие: цвет живописной краски,
повествовательный стиль в романе, операторский стиль в кинопроизведении и т.д.
Сам творческий
процесс, о котором часто художник поведает охотно сам, подсказывает
воспринимающему существование указанных различных сторон в искусстве. Мы часто
замечаем, как художник в своем творческом процессе, внося какие-то, казалось
бы, частные коррективы, принципиально меняет ощущение произведения или
отдельных его компонентов. Так. известно, что Гоголь, начиная своего
“Ревизора”, вкладывал в уста городничего длинные фразы, придавая
началу комедии некую стилевую вялость. В последнем варианте, который знаком
всем, это начало обрело динамизм, усиленный распространенным в словесном
искусстве повтором, одним из самых показательных в поэтическом синтаксисе.
Известна
формула Горького, которая давно считается чуть ли не классической: “слово
– первоэлемент литературы”. С этим нетрудно согласиться, но возникает
вопрос, а каким же элементом литературы является мысль? Вряд ли последняя может
быть отнесена к второстепенным элементам искусства, скорее наоборот. Строго
говоря, спор о том, что первично в искусстве, мысль или слово, является
метафизическим, подобно тому, как метафизичен давний спор в европейской
философии относительно того, что выше: прекрасное в жизни или прекрасное в
искусстве. Этот спор, как известно, проводился между немецкими эпигонами типа Фишера и русскими
материалистами во главе с Чернышевским. Попутно добавим, что вообще постановка
вопроса о том, что выше, искусство или жизнь, бессмысленна с точки зрения
логики. Ибо искусство – тоже жизнь, ее часть, может быть, наиболее существенная.
Но суждения о слове и мысли способствуют дифференциации понятий содержания и
формы. Попросту говоря, в данном случае мысль естественнее отнести к
содержательной сфере, слово – к формальной. Чтобы подтвердить тезис о различии
между этими категориями, различии, которое констатировали многие художественные
и теоретические умы, такие как Кант, Гегель, Толстой и Достоевский, можно
проиллюстрировать несколькими примерами. Так, известно, Что в первой части
“Записок из подполья” Достоевского излагается кредо центрального
персонажа. Подпольный человек выступает против различных утопических идей,
носящих, впрочем, альтруистический характер, цепляясь к неточно терминологии
социалистов-утопистов, он обвиняет их в эгоцентризме, считая последствия
всякого индивидуалистического познания разрушительными. Здесь угадывается спор
Достоевского с его идеологическим антиподом, современником, прошедшим те же
стадии драматического жизненного пути, что и сам Федор Михайлович (в конце 40-х
годов состоялась гражданская казнь Достоевского на одной из площадей
Петербурга, через полтора десятка лет она повторилась с Чернышевским). Эти
суждения подпольного человека кажутся убедительными и психологически
мотивированными. Теперь посмотрим на вторую часть “Записок из подполья”.
Если первая часть мы назвали “кредо” подпольного человека, то вторую
можно назвать “историей” подпольного человека. Что это за история?
Маленький чиновник шел по улице и столкнулся случайно на тротуаре с уверенно
шагавшим офицером. Офицер, желая освободиться от помехи, взял нашего героя и
передвинул в сторону, переставив с места на место, как сказано в повести, как
стул.
Оскорбленный
чиновник решил отомстить офицеру. Он долго готовился к этой мести. Активно
возбуждая в себе это чувство. Этот длинный период подготовки вобрал в себя
разные житейские эпизоды, в частности, встречу с девушкой, которая отнеслась к
нему с полным сочувствием. Чем же все кончилось? Желая отомстить офицеру, он
надругался над девушкой, удовлетворив, как ему казалось, свое уязвленное чувство
гордости. Перед нами история человека с болезненной амбицией, слабого духовно,
по сути дела искалеченного нравственно. И если бы мы знали заранее внутренний
облик этого персонажа, мы бы отнеслись иначе к его тезисам относительно
утопического социализма. Но Достоевский просто переставил части, он нарушил
логический ход повествования, по которому следовало бы сначала узнать человека,
а потом послушать его философию. Но чисто внешний фактор, сама композиция,
перестановка частей повествования сыграла определенную роль в восприятии
содержания.
В “Анне
Карениной” художник Михайлов, с которым Вронский и Анна встретились в
Италии, никак не мог вспомнить, как выглядит человек, находящийся во гневе.
Какую придать этому воспроизводимому художником характеру позу – позу
находящегося во гневе. Перебирая эскизы создаваемого портрета, он нашел одни,
залитый большой стеариновой каплей, и эта случайная внешняя подробность
прояснила ему живописный замысел, и он быстро набросал портрет. Толстой очень
любил разграничивать понятия содержания и формы. Он не раз говорил, как важно
для художника овладение формой, напиши Гоголь свои произведения плохо, не
художественно, никто не стал бы их читать. Случай с этой стеариновой каплей –
частное проявление взаимодействия разных сторон в искусстве. Когда в начале XX
века сложилась новая школа в литературоведении, отвергнувшая все прежние
представления философов и писателей о первичности содержания и вторичности
формы (стало быть, она не приняла и только что изложенного положения Толстого),
возникло широко распространившееся убеждение о том, что в искусстве
“управляющей силой” является форма. Эту формальную школу представляли
крупные умы, такие, как Шкловский, Эйхенбаум, отчасти Жирмунский и Виноградов.
Но даже и те, кто не причислял себя к формалистам, испытали на себе магию их
логики. Вот знаменитый выдающийся психолог Выготский. В его фундаментальном
исследовании “Психология искусства” к нашей теме имеет прямое
отношение небольшое эссе, посвященное новелле Бунина “Легкое дыхание”.
Выготский говорит, что содержанием новеллы Бунина, или “материалом”,
является “житейская муть”. Сюжет новеллы – история гимназистки Оли
Мещерской, которая получала сердитые замечания со стороны начальницы гимназии
за свое легкомысленное поведение, совершившая рано моральное падение и убитая
казачьим офицером на перроне вокзала. Ординарная, казалось бы, история
провинциальной русской жизни, но отчего так поэтичен и радостен ее финал? На
кладбище, к могиле Оли, над которой возвышается крест и с изображением юного прекрасного
лица, приходит одна из наставниц – учительница гимназии –
сосредоточенно-умиленно, сентиментально и с почти каким-то радостным чувством
облегчения смотрит на это лицо. И эти заключительные слова новеллы “в этом
весеннем морозном воздухе было разлить легкое дыхание, во всем чувствовалось
некоторое освобождение”. Почему Бунин хочет передать ощущение какой-то
освобожденности от всякой житейской мути. От всего скверного, передать ощущение
даже на кладбище чего-то утверждающего и прекрасного? Выготский отвечает так:
тут все дело в новеллистической форме, которая по своей жанровой структуре
всегда представляет событие и его последствия неожиданными. Выготский считает,
что Бунин избрал для своей новеллистической формы особую “телеологию”
стиля”. Ее можно было бы изложить следующим образом: запрятанность
страшного в нестрашное. Начальница гимназии в своем комфортабельном кабинете,
тщательно одетая, с уложенной хорошо прической распекает юную Олю за то, что
она шумно бегает по коридорам гимназии, что у нее чернильные пятна на лице,
растрепанная голова. И как финал этих нравоучительных сентенций звучит ее
фраза: “Оля, вы же девушка! Как вы себя ведете?” И Оля тихо отвечает:
“Да нет, я не девушка; и виноват в этом ваш брат”. Впоследствии идут
воспоминания Оли о том, как это случилось. Но этого читатель как бы не
замечает, потому что эта “информация” обставлена таким множеством
различных деталей, что это признание в падении, по существу, как бы не
состоялось (не прозвучало).
Когда она
встречала своего жениха, казачьего офицера, на перроне вокзала, она вручила ему
тут же свой дневник, чтобы он прочитал немедленно соответствующие страницы. Он
прочитал строчки, где она написала, что не любит его и в силу печальных
обстоятельств вынуждена выйти замуж за чужого ей человека. И тогда он ее тут
же, на перроне, убил из пистолета. И тут, по Выготскому, тоже сработала
телеология стиля: мы как бы и не услышали в этом вокзальном гомоне этот
выстрел, опять страшное запрятано в нестрашное. Выготский из всего этого делает
вывод о том, что форма продиктовала читателю ощущение некоей свободы, некоей
легкости бытия, легкости дыхания, т.е. форма управляла содержанием. Однако
выдающийся теоретик допустил принципиальную теоретическую ошибку. Мы должны
были заметить ее в самом начале его эссе, когда он назвал содержанием повести
ее материал. Но это принципиальная разница – материал и содержание. Материал
пассивен, содержание активно. В понятие содержания входит отношение автора к
предмету изображения. И тогда выясняется, что Бунин изображает молодое
естественное существо, которое не признает регламентации, морального и
эстетического конвоирования со стороны взрослых людей, которые, как мы видим,
не имеют на то никакого нравственного права.
Это пушкинская
тема. Пушкин – это самое главное в его поэзии и прозе – увидел основной
водораздел в бытии. Вот есть жизнь искусственная, регламентированная,
фальшивая. Скупой рыцарь считает деньги, перебирает ненужные ему монеты, живя в
этом странном отчуждении от живой жизни, в каком-то духовном подполье, а
племянник его Альбер скачет на турнирах, в нем играет жизнь, ее торжество, это
естественная жизнь, естественная!
Сальери
придумал себе ремесло – он захотел стать музыкантом и стал им, стал натужно,
аккуратно, но сочинять и исполнять свои произведения. А Моцарт, как бы
посланный Богом на землю, персонифицирует собой естественные порывы и
способности к созданию великой музыки. Пушкин считает бедой и для самого
человека, и для другого человека вот эту регламентированную, искусственную
форму существования. Может, это прозвучит парадоксально и неверно, но и Дон
Жуан в “Каменном госте” Пушкина погибает потому, что он нарушил
природный закон, который в нем, в его облике присутствует как доминирующий. Он
любил многих женщин, а потом полюбил одну Донну Анну и должен погибнуть под
шагами Командора.
Бунин – и в
поэзии, и прозе – Пушкин начала XX века. И все его творчество демонстрирует тот
же самый водораздел – между естественным и искусственным. Для него нет
сомнения, что и пятнышки на лице, и растрепанные волосы Оли Мещерской – это все
поэзия естественного поведения. Но для него также несомненно, что в
определенных обстоятельствах бытия, можно сказать даже, что на определенной
стадии человеческой цивилизации, человеческие порывы к естественному обрываются
скучным или даже циничным ходом вещей, определяемым скверными взрослыми людьми.
И все равно это победа темного и скверного над естественным есть временное
явление. В конечном счете в человеческой жизни должно восторжествовать и
восторжествует легкое дыхание, чистый, светлый мир освобождения от всего
придуманного ложными нормами и установлениями.
Итак, в пользу
дифференцированного принципа рассмотрения содержания и формы выступает
теоретическое суждение и сама творческая практика. Причем в первом случае едины
мыслители разных философских и эстетических ориентаций. Теперь модно
иронизировать по поводу взглядов Маркса, но именно он сказал, что если бы форма
проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы
излишней. Но подобная же мысль, пусть не в такой теоретической определенности,
высказывалась Львом Толстым: “страшное дело это забота о совершенстве
формы. Недаром она. Но недаром тогда, когда содержание доброе. Напиши Гоголь
свою комедию грубо, слабо, ее бы не читали и одна миллионная тех, которая
читали ее теперь”. Белинский называл стихи Баратынского “На смерть
Гете” “чудесными”, но отказывал стихотворению в ценности
содержания: “Неопределенность идей, неверность в содержании”.
Чернышевский
называл поэму Гете “Герман и Доротея” “превосходной в
художественном отношении”, но по содержанию “вредной и жалкой,
слащаво-сентиментальной”. Тут дело не в фактической точности оценок, а в
их теоретической направленности.
История
культуры и в XX столетии демонстрировала бесчисленные варианты несоответствий
содержания и формы. Иногда они, особенно в тех случаях, когда пытались облечь
старое содержание в новую форму, приобретали комический эффект. Например:
известный классический мотив “тут подъехал ко мне барин молодой”
пытались трансформировать с помощью современных деталей – “тут подъехал к
нам колхозный грузовик”. Особенно распространено было это в фольклорных
модификациях, скажем, “тут садился богатырь, да в скороходный ЗИС”.
Словом, не
искусственное терминологическое обогащение литературной науки, а реальная
практика диктует необходимость раздельного рассмотрения названных категорий. А
уж об учебных целях и преимуществах особо говорить не приходится. Но
окончательное решение вопроса, разумеется, возможно после систематизации
элементов содержания и формы.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://www.nature.ru/
? Помойные страницы не те, Татьяна Ивановна,
о которых Вы тут измыслили.
Крайне неудачно попытавшись что-то сказать
нехорошее насчёт действительно настоящих
журналистов.
Информагенство `Калужские новости` –
`помойные и жёлтые страницы`, говорите?
Ну-у, ну-ну)) Как грубо, беспричинно
и зло… Да и неправда, к тому же.
Впрочем, если в Губкине всё лучше известно,
чем самим калужанам (я уж не говорю
о тех, например, кто эти Михали и тамошнее
население знает уж лет как 15) – то…
Неумение (а может, нежелание… а может, задание?)
отличать правду от ура-вымыслов – характерная черта
вполне известной группы пользователей Сети.
Публикующих свои посты и комментарии со вполне
определённой целью.
Ну а насчёт `помойных страниц`…
Это ж Вы тут за помойку рады-радёшеньки.
А не другие.
? Татьяна Васильевна, согласна.
? Спасибо,Инна Анатольевна.
Спасибо,Инна Анатольевна.
Спасибо,Инна Анатольевна.
Спасибо,Инна Анатольевна.
? Инна Викторовна- не знаю. В комплекс входит как завод, первый в России по автоматической сортировке мусора и его переработке в дальнейшем, так и полигон для захоронения части мусора, не переработанного
Нина Ивановна, да был и новостной сюжет по российскому ТВ, спасибо, что указали. Событие знаковое- первый комплекс в России с полным циклом работы с отходами, таких намерены создать не менее 200 по всей стране, и тем более, что деньги стали вкладывать частники в это дело. Новые рабочие места, налоги в местные бюджеты, и самое главное- у нас на въезде в город наконец-то закроют свалку, существующую уже лет 60, и `радующую` всех въезжающих ароматами и стаями ворон
Очень точно Александр Леонидович выложил ссылки на всякого рода новости агентства ОБС с помойных или желтых страниц Интернета, чего только не выдумывают, как только не словоблудят…
на самом деле настоящие журналисты дают проверенные сведения, как по той же Калуге
Московский комсомолец
http://www.mk.ru/social/2019/08/07/ekotekhnopark-kaluga-rezultaty-rassledovaniya.html
Лента
http://lenta.ru/articles/2019/08/08/kaluga/
Про наш комплекс тоже кто-нибудь вероятно измышления строит, как помню мусолили про оплату за карту Мир бюджетниками и пенсионерами, когда её начали вводить в своё время
? Большая помощь в работе. Спасибо Вам.
? Большое спасибо!
Тип: Сочинение
Предмет: Литература
Все сочинения по литературе »
Язык: Русский
Автор: USER
Дата: 29 апр 2004
Формат: RTF
Размер: 14 Кб
Страниц: 4
Слов: 2013
Букв: 12868
Просмотров за сегодня: 1
За 2 недели: 1
За все время: 59
Тезисы:
Проблема содержания и формы – одна из ключевых в теории литературы.
Одна исходит из представления о первичности содержания и вторичности формы.
Предпосылкой для такого теоретического воззрения является мысль о единстве содержания и формы.
Толстой очень любил разграничивать понятия содержания и формы.
Вряд ли последняя может быть отнесена к второстепенным элементам искусства, скорее наоборот.
Ибо искусство – тоже жизнь, ее часть, может быть, наиболее существенная.
Случай с этой стеариновой каплей – частное проявление взаимодействия разных сторон в искусстве.
Выготский говорит, что содержанием новеллы Бунина, или “материалом”, является “житейская муть”.
Мы должны были заметить ее в самом начале его эссе, когда он назвал содержанием повести ее материал.
Материал пассивен, содержание активно.