Свободная тема – все сочинения
Реализм (от латинского realis вещественный) — литературное направление, которое возникло в 19 веке.
Признаки реализма:
1. Художник изображает жизнь в образах, соответствующих сути явлений самой жизни.
2. Литература в реализме является средством познания человеком себя и окружающего мира.
3. Познание действительности идет при помощи образов, создаваемых посредством типизации факторов
действительности. Типизация характеров осуществляется через правдивость деталей в конкретности условий
бытия персонажей.
4. Реалистическое искусство — искусство жизнеутверждающее, даже при трагическом разрешении конфликта.
По философскому обоснованию это гностицизм, вера в познаваемость и адекватное отражение окружающего
мира.
Реалистическому искусству присуще стремление рассматривать действительность в развитии, способность
обнаруживать и запечатлевать возникновение и развитие новых форм жизни и социальных отношений, новых
психологических и общественных типов.
Элементы реализма присутствовали у некоторых авторов еще с античных времен. Его непосредственным
предшественником являлся романтизм. Создавая необычное, он показывал внутренне богатую личность, богатую
эмоциями, более сложную и противоречивую. Реализм, как и романтизм, выступал против идеализации общественных
отношений, за национально-историческое своеобразие художественных образов. Между романтизмом и реализмом
не всегда легко провести границы, так как у многих писателей того времени они слились воедино.
Основные произведения русского реализма: «Евгений Онегин» Пушкина, «Ревизор» Гоголя, произведения
Толстого и Достоевского.
Социалистический реализм
Течение внутри реализма, возникшее в начале 20 века и просуществовавшее до настоящего времени
Произведения Горького и Маяковского.
Основные отличительные особенности:
· возведение социальных и художественных построений на основе марксистской идеологии;
· крайняя политизированность, доминирование идеологии над художественностью;
· наличие мифологических элементов (героический, роковой» пафос), создание мифологизированных образов.
Высокая художественность этого направления проявилась в произведениях Толстого, Шолохова.
Реализм 1) Литературно-художественное направление, окончательно сложившееся к середине XIX в. и утвердившее принципы аналитического осмысления действительности, а также жизненно достоверного ее воспроизведения в художественном произведении. Главную свою задачу реализм видит в раскрытии сущности жизненных явлений посредством изображения героев, ситуаций и обстоятельств, «взятых из самой действительности». Реалисты стремятся проследить цепочку причин и следствий описываемых явлений, выяснить, какие внешние (социально- исторические) и внутренние (психологические) факторы повлияли на тот или иной ход событий, определить в человеческом характере не только индивидуальные, но и типичные черты, сформировавшиеся под влиянием общей атмосферы эпохи (вместе с реализмом возникает представление о социально обусловленных человеческих типах).
Аналитическое начало в реализме XIX в. сочетается:
с мощным критическим пафосом, направленным на изъяны социального устройства;
со стремлением к обобщениям, касающимся законов и тенденций общественной жизни;
с пристальным вниманием к материальной стороне существования, реализующимся как в подробных описаниях внешности героев, особенностей их поведения, жизненного уклада, так и в широком использовании художественных деталей;
с исследованием психологии личности (психологизмом).
Реализм XIX в. породил целую плеяду писателей мирового значения. К ней, в частности, принадлежат Стендаль, П.?Мериме, О. де Бальзак, Г. Флобер, Ч. Диккенс, У. Теккерей, Марк Твен, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Н.?Некрасов, Ф.М. Достоевский, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов и др. 2) Художественное направление в искусстве (в том числе и в литературе), основанное на принципе жизненно правдивого отражения действительности. Утверждая важнейшее значение литературы как средства познания человеком самого себя и окружающего мира, реализм вовсе не ограничивается внешним правдоподобием при воспроизведении фактов, вещей, человеческих характеров, но стремится выявить закономерности, действующие в жизни. Поэтому реалистическое искусство использует и такие способы художественного выражения, как миф, символ, гротеск. Сам по себе отбор тех или иных явлений действительности, преимущественное внимание к определенным героям, принципы их изображения — все это связано с литературной позицией автора, его индивидуальным мастерством. Отсутствие какой бы то ни было предвзятости, подлинная художественная свобода помогали реалистам увидеть жизнь в ее неоднозначности, сложности, противоречивости. Характер человека раскрывается в связи с окружающей его действительностью, обществом, средой. Используемые нередко термины «социологический реализм» или «психологический реализм» грешат неточностью, так как порою чрезвычайно сложно определить, к какой именно разновидности реализма принадлежит творчество того или иного писателя.
Реализм – это господствующее идейно-стилевое течение в культуре и искусстве Европы и Америки второй половины 19 века и начала века 20-го. Пришел на смену такому мощному стилевому течению в культуре и искусстве как романтизм. Основной принцип творчества в реализме – это изображение действительности, человека и мира реальными, такими, какие они есть. Не придуманными, не приукрашенными в сторону какого-либо идеала. В этом принципиальное отличие реализма от предыдущих течений и направлений – барокко, где изображение вычурно и неестественно, классицизма, где изображается «улучшенный» рациональностью мир, романтизма, где царит культ бурных страстей, сильных эмоций, где прославляется мир целительной и величественной природы. Правдивость в реализме (не схожесть с правдой, а соответствие правде) – одна из важнейших ценностей.
Поэтому реалист пытается максимально достоверно воссоздать детали и факты тех событий или явлений, которые описывает.
Реализм в литературе (как и в живописи, впрочем) передает типичные черты объектов: предметов, явлений и людей. Чем актуальней и злободневней тема, поднятая автором в литературном произведении – тем лучше в реализме. Чем острее социальное звучание произведения прямо здесь и прямо сейчас – тем опять-таки лучше. Реалисты исследуют современность и стараются идти с ней «в ногу» – и это факт. Это, впрочем, не отменяет и исторических сюжетов в литературе реализма. В их воспроизведении высоко ценится точность и историческая правдивость. Знаменитые реалисты европейской литературы – Оноре де Бальзак, Эмиль Золя, Бертольд Брехт, Ги де Мопассан и другие авторы. В русской литературе это Антон Чехов, Федор Достоевский, Лев Толстой, Николай Чернышевский, Юрий Олеша и прочие авторы. В начале 20-го века господство реализма в культуре и искусстве пошло на спад – его теснят модернистские течения с их культом свободы творчества, и для модернистов неважно, похож ли изображаемый ими мир на реальный, достоверен ли он. Реализм оттесняется символизмом и футуризмом.
В некоторых странах реализм как направление в искусстве и в литературе в особенности царил безраздельно до середины 20-го века. Не исключением являлся и СССР, где господствующей идеологией в искусстве длительное время был соцреализм (социалистический реализм). Его яркие представители в литературе – Максим Горький, Константин Паустовский, Александр Фадеев, Константин Симонов и другие. Хороший пример социалистического реализма в изобразительном искусстве – это личность скульптора Веры Мухиной, автора знаменитой в СССР скульптуры «Рабочий и колхозница».
Существует в литературе и живописи и такое интересное явление как «магический реализм». В основном термин этот касается творчества авторов середины 20-го века и конца 20-го века. Его признанным «отцом» в литературе считается колумбийский прозаик Габриэль Гарсиа Маркес. Это те художественные произведения, где тема магии и волшебства включена в реалистические (в остальном) произведение искусства. Соратники Маркеса по «магическому реализму» – это также такие известные авторы как Хулио Кортасар и Хорхе Борхес. В живописи это творчество француза Марка Шагала.
К «магическим реалистам» сейчас относят такого российского автора как Михаила Булгакова, хотя в период его творчества не существовало еще такого термина как «магический реализм». А самым знаменитым автором литературы «магического реализма» в Европе считают Милорада Павича.
Метафизика русской прозы.
В понятии реалистического духа, казалось бы, нет ничего неожиданного. Возможно сказать, что реалистический дух существует в литературе постольку, поскольку существует реализм с его художественными приемами, эстетикой. Этот реализм, понимаемый как школа или метод, существует в художественной практике уже больше ста лет, а литературная теория, начиная с Белинского, сделала такой реализм фундаментом для своих построений в стремлении “законами духа объяснить и явления духа”. Творцом “реальной поэзии” предстает то ли Пушкин, преодолевший элегический стиль в “Евгении Онегине”, то ли Гоголь, выведший в “Мертвых душах” типическое изображение, однако постановка даже такого вопроса, о первоначалах, давно лишилась смысла, потому что реализм заключается в теоретических границах и вся творческая работа по переосмыслению реалистического опыта в пределах этих теоретических границ лишается исторической перспективы. Догмат реализма задавал и продолжает задавать литературе и обратный отсчет. Этот догмат очень ярко выразился в знаменитой формуле Замятина, что у русской литературы осталось только ее прошлое; прошлое, которое достигает совершенства как бы само по себе и возрастает в этом чистом бездвижном совершенстве громадней живой народной души, жизненного народного опыта. Но есть ли “реализм” в том, что дышит духом истины?
Коренной вопрос реализма – вопрос о достоверности изображаемого. Сказать точней, даже не вопрос, а требование, если изъясняться языком “метода”. Изображение действительности в ее реальных формах -это художественный принцип, создавшийся из требования достоверности. Однако русская проза куда сложней в своем устройстве, в своих принципах. В ней есть требование истинности, подлинности, а не достоверности. Есть замысел, главная мысль о жизни, но нет вымысла, придумывания жизни, которое маскируется правдоподобием изображаемого. За прозой всегда стоит некое событие, своя “история пугачевского бунта”. Поэтому “Капитанская дочка” – это почти история, увлекающая мощью происходящих событий, но никак не завлекающая или развлекающая приятным правдоподобным повествованием. А гениальная пустозерская проза -историческое свидетельство, подтвержденное кровью свидетельствующих. Житийные чудеса, описанные Аввакумом или Епифанием, не достоверны, но подлинны, таковыми эти видения и прозрения делает сила веры пустозерских страдальцев -не летописцев раскола, а пронзительнейшего дара писателей. “Реализма” потому и не было, что русское искусство никогда не изображало собственно реальности. Однако есть “метафизика” Пушкина, “действительное” Достоевского, “дух истины” Толстого, “вещество существования” Платонова – есть некая высвобожденная энергетическая сила! Наша история очеловечена энергией сопротивления, на весах ее душа весит гораздо тяжелей рассудка, а способность принести себя в жертву -могучее свойство этой народной души – значит больше, чем историческая целесообразность, и может взрывать историю, придавая ее размеренному ходу свой жертвенный иррациональный порыв. Это проистекает из самой русской жизни, из ее “внутренней экзистенциальной диалектики”, как определил Бердяев, по которой карамазовскому неприятию мира Божьего и Бога равнодействует неприятие и мира исторического, его целесообразности. Однако на суждение Чаадаева (почти постмодернистское по духу), что у России нет истории, что она принадлежит к неорганизованному историческому кругу культурных явлений, возразил Осип Мандельштам: а как же русский язык? Он писал в статье “О природе слова”: “Жизнь языка в русской исторической действительности перевешивала все другие факты полнотой бытия, представляющей только недостижимый предел для всех прочих явлений русской жизни”. И вот вывод: такой высокоорганизованный язык, как русский, воплощает саму историю. Так совершается заключительный виток этой внутренней русской диалектики… Кажется, что истории нет, что только малые разрозненные части бытия умещаются в ее понятиях и пределах, но мы обретаем ее со всей полнотой этого бытия в языке, который потому так органичен, организован, что только в нем и осмысляется наш стихийный исторический опыт. Русский язык обладает свойством жизненного материала. Предметом изображения в русской прозе была не реальность, а действительность -это то, что включает в себя не только реальный мир, но и духовный -мир наших страстей, чувств, веры. Предметом, но и принципом -“слово разрешается в событии”, как определил Мандельштам.
У всякого события – реальная причинность и вечная, то есть борьба добра со злом, относительность к силам вышним и судьбе. С реальной причинностью для русского художника всегда сочетается причинность сверхреальная. Временное – проявление вечного. Временное раскрывается через событие, а вечное так раскрываться не может. Вечное изображается как некое событие, или извлекается символ -притча, которая сама стремится стать историей, и так рождается русская проза. Так, по Андрею Платонову, что справедливо и для всей русской литературы, цель искусства – “найти для мира объективное состояние, где бы сам мир нашел себя и пришел в равновесие и где бы нашел его человек родным. Точнее говоря, искусство есть творчество совершенной организации из хаоса”.
Реалистический дух историчней, чем реалистическая форма. Она проявилась, вздыбившись, как гора,- и разрушилась. Для того реализма, который мы выдумали, в этих двух шагах заключается вся его жизнь -от рождения до смерти. Однако разве это рождение и смерть духа? Если на земном просторе рождается народ и у него является литература, то она с рождения имеет свою судьбу, судьбоносный дух, который и позволяет сказать: живая литература. Сила этого духа велика. Он возникает из небытия, совершив даже не взрыв, а подлинное, полное таинства чудо. На его тяге литература начинает свое движение и продолжает через все отведенное ей время, обретает свою историю.
Девятнадцатый же век замечателен тем, что он был веком самосознания этого духа, и потому такой взрыв, потому такая великая почти в каждом действующем лице литература. Это как богатырь, который играет своей удалью. Мускулами создавшейся формы играет со свободой Толстой, а красоту постигает Гоголь. Пушкин – чистота, широта, простор. Совершенство -это Тургенев. Глубина – Достоевский. В дальнейшем форма разрушается. Жизнь, нагруженная историей, изображается языком, сгущенным до образа,-Бабель; до метафоры – Олеша, Замятин; до символа -Платонов. Происходит поэтическое искривление реалистического стиля. Это тот же реализм, но только углубленный поэтическим звучанием, “глубокое бурение”, как выразился Виктор Шкловский применительно к произведениям Олеши. А на следующем шаге, который совершили Солженицын, Шаламов, возникла обратная потребность в упрочении и стиля, и формы, а еще большее вхождение в историю давало совершенно иную изобразительность. Но формообразование, равно как и разрушение формы, является “формальной предпосылкой искусства” (определение О. Мандельштама), родом творческой энергии. Из энергии распада канонической формы рождается “Житие” Аввакума. Шолохов пишет “Тихий Дон” на энергии созидания, а Платонов воздвигает эпос “Чевенгура” на энергии распада старой формы романа.
Если Толстой погружался в историю, имея полную свободу для вымысла, то на материале Отечественной войны он осиливал не историческую реальность, а отдаленное о ней представление. Новейшие писатели такой свободы не имели, но они же стремились к тому, чтобы по форме создавать цельные произведения, исходили из цельности русской классики. Однако это ни в коем случае не говорит об их вторичности как художников. Золотая середина тут в определении, данном Игорем Виноградовым той же особенности, но у Солженицына подмеченной: “Старые формы наполняются и преображаются энергией нового опыта, подлинность (сила переживания) которого удостоверяется миссией того художника, который взялся этот опыт выразить”. Солженицын, оформляя в старую романную форму запредельный по своей сути жизненный материал, невольно от него отдалялся и делал более реальным, а когда приступал к исследованию, то уже отчуждал из него свой опыт. Это невозможно для Шаламова. Для него литературное произведение есть не что иное, как выстраданный документ, и он выступает против всего, что может принизить его подлинность. Сюжеты? Самые простые. Форма? Чтобы была такая, какая получится. Он против литературной правки, считая, что первая черновая рукопись – самая искренняя, самая подлинная. Он исследует жизненный материал только в пределах своего личного человеческого опыта, обретая понимание того, что предметное бытие выражает собой неподлинное существование человека. Довлатов не следовал за Шаламовым, к примеру, и был совсем на него по своей самобытности не похож. Но вот что он писал (“Письмо к издателю”): “Лагерная тема исчерпана. Бесконечные тюремные мемуары надоели читателю. После Солженицына тема должна быть закрыта… Эти соображения не выдерживают критики. Разумеется, я не Солженицын. Разве это лишает меня права на существование?.. Дело в том, что моя рукопись законченным произведением не является. Это своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов. Мне казалось, что в этом беспорядке прослеживается лирический герой. Соблюдено некоторое единство места и времени. Декларируется в общем-то единственная банальная идея – что мир абсурден…”
“Банальная идея” оказывалась не так проста: мир обессмысливался именно на том своем жестоком витке, когда нельзя ни понять, ни оправдать содеянного в нем зла. Потому не имеет смысла в содеянном зле раскаиваться, разве что сжиться с ним, как бы переворачивая порядок вещей. Критика самого себя не означает раскаяния, исповеди: устами забулдыги, лагерника, надзирателя, устами живых и бесконечно грешных людей вершится страшный суд над самим миром. Это то, что уже Венедикт Ерофеев называл “противоиронией”, объясняя ее художественную суть в предисловии к первому изданию своей бессмертной поэмы: “Ладно уж, будем секретничать вместе: это она самая, бывшая российская ирония, перекошенная на всероссийский, так сказать, абсурд, а лучше сказать -порядок”.
Но противоирония (она же, по сути, и чеховская “ирония оборотности”) -это метафизический бунт, бунт правды. Трагедия, а не иронический фарс. Венедикт Ерофеев, произведения которого в новейшее время были приписаны к постмодернизму, то есть к обновленчеству, прежде всего пронзительно народен. Народен его язык, образ его суеверий, из которых проистекают его страстно-мистические прозрения и видения, сближающие “Петушки” с “Мертвыми душами” и действительно преображающие прозаическое произведение в поэму. Суеверие, чувственная архаика, бранное просторечие -все это вкупе рождает фольклорную интонацию и заново открывает, возвращает народный лиризм. Он-то и звучит в “Петушках” – орет во всю свою природную силу, словно младенческий плач в сумерках человеческого существования. Сам строй “Петушков”, равно как “Василия Розанова”, бесконечно далек от художественных представлений модернистского толка. Такие произведения пишутся кровью, а не чернилами и воплощают не умозрительные литературные теории, а саму жизнь.
Воплощение жизненных и духовных энергий в художественную форму образует метафизику русской прозы. Но принцип действительности слова не может быть единичным, неподвижным, подобно тому как сменяется пластами и действительность историческая. Поэтому верней говорить о принципах построения художественного пространства русской прозы и о самовыражении реалистического духа во времени. В свой черед само это пространство распадается на явления той или иной художественности, то есть на художественные явления и традиции, которые создаются путем накопления безымянного коллективного опыта, но разъединяются на самобытности художников. Кажущееся нагромождение такого деления литературы и его сложность на самом деле куда легче и ясней той “методологической” лестницы, что вела из ниоткуда в никуда, загромождая собой нечто ценнейшее, а именно -метафизику русской прозы. Богатство реализма в проявлениях его духа, а не в школах. Школы, направления рождаются на пустом месте, когда происходит отрыв от национальной традиции. Во всей русской литературе, по всей ее истории рассеяны родственные произведения, но никаких школ по их написанию не было. Реалистический дух воплощается в традиции, и потому отпадает надобность в его формальном привитии, в формальной преемственности. Все наши школы, начиная с романтиков, всегда включали в себя не поэтов общего направления, а самодостаточных творцов. Это были не школы, а кружки, в которых обсуждались насущные художественные вопросы. Вот обэриуты -казалось бы, школа. А на самом деле они из традиции: эпиграммы Пушкина, Константин Толстой, стихи “капитана Лебядкина”. После обэриутов писал Николай Глазков, после него к этой традиции был близок блаженный Олег Григорьев. А вот что писал Юрий Тынянов о литературной борьбе якобы классицизма с романтизмом, пускай она и происходила в начале прошлого века: “Понятия эти в русской литературе 20-х годов значительно осложнены тем, что были принесены извне и только прилагались к определенным литературным явлениям”. Традиция продолжается самобытными – в отношении формы -явлениями. Школа же возникает для того, чтобы какое-нибудь экспериментальное, но и лишенное самобытности явление превратить в традицию -привить и продолжить чисто формальным путем, скрыть “художественно-ущербное” в “художественно-безымянном”. При том следует отличать эксперимент от новаторства. Новаторство -это бунт самобытности, попытка именно отрыва от традиции, тогда как самого отрыва (утраты национальной сущности) не происходит, потому что только самобытное и превращается в национальное.
В метафизике русской прозы есть то, что возможно определить как три фактора творческой сложности ее развития. Эта сложность будто опрокидывается из простоты и поверхностности прошлой литературной идеологии “реалистического метода”, не признающей сложности русского духовного развития да и русской духовности как таковой. Эта сложность – стояние просвещения, то есть разрозненности бытия и утрачиваемой связи с культурой. Открытие, сделанное Мандельштамом о языке как воплощенной истории, было и открытием уже принципа, механизма действия языка. Язык становится “инструментом восстановления культурной связи”. Этот принцип понимался как “принцип народности языка” (определение Б. Томашевского), как “генерализация архетипизированного языкового мышления” (определение Е. Толстой-Сигал). Главное в этом понимании, что связующими становятся наиболее общие слои языка, которые являются как бы еще всеобщим достоянием. Вокруг этого всеобщего достояния разгорается в каждой эпохе литературной борьба.
Борьба за язык (язык знания – всеобщий язык или “метафизический” по пушкинскому определению) воспринимается как борьба литературных течений (архаисты – новаторы, традиционалисты – обновленцы), а борьба литературных течений -как идеологическая борьба (благочестие – ересь, славянофилы – западники, попутчики -пролетарии, патриоты – демократы). Но нет борьбы школ или направлений, скажем, классицизма или романтизма, реализма или постмодернизма, а есть борьба за жизненное и литературное пространство художественных обобщений и образов речи – литературных стилей. Стоит признать наличие стилей -романтического, реалистического, сентиментального, постмодернистского и прочих – как наличие мировоззрений. По сути, это духовные, а не художественные состояния, и энергия их питает творчество, уже заключая в себе и энергию новых жизненных опытов, этих “пессимистических склонений русской истории”, и энергию взятой на себя духовной миссии.
Борьба создает пространство динамическое, в том смысле и обладающее своей метафизикой, что внутри него творится неустанное броуновское движение всех атомов литературы. Но идеология, идеологический подход, превращение этого живого художественного пространства в область идеологии -теории литературной – всегда мертвили и мертвят. Из этой сложности развития как раз невозможно вывести законов, сделать законом некую простоту. Даже когда на поверхности все спокойно, в другой век опять разгорается буря, выплескивается стихия борьбы, взрывается напряженность этого покоя и внушенных было законов. Есть проблема повествования, рожденная не требованием правдоподобия и достоверности (саморазвитием “реализма”), а метафизикой обретения языка как истории – эпической всеобщности стиля. Ведущие литературные формы уходят в прошлое в пожарах русского апокалипсиса, когда наступает не конец света, но обрыв истории. Литературу погребают руины сюжетных штампов, прах речи. Литературщина резво бесится и корчится в судорогах беллетризма, вся придуманная, похожая на привидение, но загробно и безъязыко безмолвствуя о жизни, о человеке. И если есть реализм, то это есть наша вера. Силой веры нереальное, запредельное превращается как раз в реальное и близкое, а косноязычие превращается тогда в совершенство, искренность – в мастерство; и, наоборот, мастерство да совершенство без животворящей этой веры превращают слово в пустой, мертвый звук, в прах. Статья Олега Олеговича Павлова
Что такое реализм? Метафизика русской прозы.
В понятии реалистического духа, казалось бы, нет ничего неожиданного. Возможно сказать, что реалистический дух существует в литературе постольку, поскольку существует реализм с его художественными приемами, эстетикой. Этот реализм, понимаемый как школа или метод, существует в художественной практике уже больше ста лет, а литературная теория, начиная с Белинского, сделала такой реализм фундаментом для своих построений в стремлении “законами духа объяснить и явления духа”. Творцом “реальной поэзии” предстает то ли Пушкин, преодолевший элегический стиль в “Евгении Онегине”, то ли Гоголь, выведший в “Мертвых душах” типическое изображение, однако постановка даже такого вопроса, о первоначалах, давно лишилась смысла, потому что реализм заключается в теоретических границах и вся творческая работа по переосмыслению реалистического опыта в пределах этих теоретических границ лишается исторической перспективы. Догмат реализма задавал и продолжает задавать литературе и обратный отсчет. Этот догмат очень ярко выразился в знаменитой формуле Замятина, что у русской литературы осталось только ее прошлое; прошлое, которое достигает совершенства как бы само по себе и возрастает в этом чистом бездвижном совершенстве громадней живой народной души, жизненного народного опыта. Но есть ли “реализм” в том, что дышит духом истины?
Коренной вопрос реализма – вопрос о достоверности изображаемого. Сказать точней, даже не вопрос, а требование, если изъясняться языком “метода”. Изображение действительности в ее реальных формах -это художественный принцип, создавшийся из требования достоверности. Однако русская проза куда сложней в своем устройстве, в своих принципах. В ней есть требование истинности, подлинности, а не достоверности. Есть замысел, главная мысль о жизни, но нет вымысла, придумывания жизни, которое маскируется правдоподобием изображаемого. За прозой всегда стоит некое событие, своя “история пугачевского бунта”. Поэтому “Капитанская дочка” – это почти история, увлекающая мощью происходящих событий, но никак не завлекающая или развлекающая приятным правдоподобным повествованием. А гениальная пустозерская проза -историческое свидетельство, подтвержденное кровью свидетельствующих. Житийные чудеса, описанные Аввакумом или Епифанием, не достоверны, но подлинны, таковыми эти видения и прозрения делает сила веры пустозерских страдальцев -не летописцев раскола, а пронзительнейшего дара писателей. “Реализма” потому и не было, что русское искусство никогда не изображало собственно реальности. Однако есть “метафизика” Пушкина, “действительное” Достоевского, “дух истины” Толстого, “вещество существования” Платонова – есть некая высвобожденная энергетическая сила! Наша история очеловечена энергией сопротивления, на весах ее душа весит гораздо тяжелей рассудка, а способность принести себя в жертву -могучее свойство этой народной души – значит больше, чем историческая целесообразность, и может взрывать историю, придавая ее размеренному ходу свой жертвенный иррациональный порыв. Это проистекает из самой русской жизни, из ее “внутренней экзистенциальной диалектики”, как определил Бердяев, по которой карамазовскому неприятию мира Божьего и Бога равнодействует неприятие и мира исторического, его целесообразности. Однако на суждение Чаадаева (почти постмодернистское по духу), что у России нет истории, что она принадлежит к неорганизованному историческому кругу культурных явлений, возразил Осип Мандельштам: а как же русский язык? Он писал в статье “О природе слова”: “Жизнь языка в русской исторической действительности перевешивала все другие факты полнотой бытия, представляющей только недостижимый предел для всех прочих явлений русской жизни”. И вот вывод: такой высокоорганизованный язык, как русский, воплощает саму историю. Так совершается заключительный виток этой внутренней русской диалектики… Кажется, что истории нет, что только малые разрозненные части бытия умещаются в ее понятиях и пределах, но мы обретаем ее со всей полнотой этого бытия в языке, который потому так органичен, организован, что только в нем и осмысляется наш стихийный исторический опыт. Русский язык обладает свойством жизненного материала. Предметом изображения в русской прозе была не реальность, а действительность -это то, что включает в себя не только реальный мир, но и духовный -мир наших страстей, чувств, веры. Предметом, но и принципом -“слово разрешается в событии”, как определил Мандельштам.
У всякого события – реальная причинность и вечная, то есть борьба добра со злом, относительность к силам вышним и судьбе. С реальной причинностью для русского художника всегда сочетается причинность сверхреальная. Временное – проявление вечного. Временное раскрывается через событие, а вечное так раскрываться не может. Вечное изображается как некое событие, или извлекается символ -притча, которая сама стремится стать историей, и так рождается русская проза. Так, по Андрею Платонову, что справедливо и для всей русской литературы, цель искусства – “найти для мира объективное состояние, где бы сам мир нашел себя и пришел в равновесие и где бы нашел его человек родным. Точнее говоря, искусство есть творчество совершенной организации из хаоса”.
Реалистический дух историчней, чем реалистическая форма. Она проявилась, вздыбившись, как гора,- и разрушилась. Для того реализма, который мы выдумали, в этих двух шагах заключается вся его жизнь -от рождения до смерти. Однако разве это рождение и смерть духа? Если на земном просторе рождается народ и у него является литература, то она с рождения имеет свою судьбу, судьбоносный дух, который и позволяет сказать: живая литература. Сила этого духа велика. Он возникает из небытия, совершив даже не взрыв, а подлинное, полное таинства чудо. На его тяге литература начинает свое движение и продолжает через все отведенное ей время, обретает свою историю.
Девятнадцатый же век замечателен тем, что он был веком самосознания этого духа, и потому такой взрыв, потому такая великая почти в каждом действующем лице литература. Это как богатырь, который играет своей удалью. Мускулами создавшейся формы играет со свободой Толстой, а красоту постигает Гоголь. Пушкин – чистота, широта, простор. Совершенство -это Тургенев. Глубина – Достоевский. В дальнейшем форма разрушается. Жизнь, нагруженная историей, изображается языком, сгущенным до образа,-Бабель; до метафоры – Олеша, Замятин; до символа -Платонов. Происходит поэтическое искривление реалистического стиля. Это тот же реализм, но только углубленный поэтическим звучанием, “глубокое бурение”, как выразился Виктор Шкловский применительно к произведениям Олеши. А на следующем шаге, который совершили Солженицын, Шаламов, возникла обратная потребность в упрочении и стиля, и формы, а еще большее вхождение в историю давало совершенно иную изобразительность. Но формообразование, равно как и разрушение формы, является “формальной предпосылкой искусства” (определение О. Мандельштама), родом творческой энергии. Из энергии распада канонической формы рождается “Житие” Аввакума. Шолохов пишет “Тихий Дон” на энергии созидания, а Платонов воздвигает эпос “Чевенгура” на энергии распада старой формы романа.
Если Толстой погружался в историю, имея полную свободу для вымысла, то на материале Отечественной войны он осиливал не историческую реальность, а отдаленное о ней представление. Новейшие писатели такой свободы не имели, но они же стремились к тому, чтобы по форме создавать цельные произведения, исходили из цельности русской классики. Однако это ни в коем случае не говорит об их вторичности как художников. Золотая середина тут в определении, данном Игорем Виноградовым той же особенности, но у Солженицына подмеченной: “Старые формы наполняются и преображаются энергией нового опыта, подлинность (сила переживания) которого удостоверяется миссией того художника, который взялся этот опыт выразить”. Солженицын, оформляя в старую романную форму запредельный по своей сути жизненный материал, невольно от него отдалялся и делал более реальным, а когда приступал к исследованию, то уже отчуждал из него свой опыт. Это невозможно для Шаламова. Для него литературное произведение есть не что иное, как выстраданный документ, и он выступает против всего, что может принизить его подлинность. Сюжеты? Самые простые. Форма? Чтобы была такая, какая получится. Он против литературной правки, считая, что первая черновая рукопись – самая искренняя, самая подлинная. Он исследует жизненный материал только в пределах своего личного человеческого опыта, обретая понимание того, что предметное бытие выражает собой неподлинное существование человека. Довлатов не следовал за Шаламовым, к примеру, и был совсем на него по своей самобытности не похож. Но вот что он писал (“Письмо к издателю”): “Лагерная тема исчерпана. Бесконечные тюремные мемуары надоели читателю. После Солженицына тема должна быть закрыта… Эти соображения не выдерживают критики. Разумеется, я не Солженицын. Разве это лишает меня права на существование?.. Дело в том, что моя рукопись законченным произведением не является. Это своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов. Мне казалось, что в этом беспорядке прослеживается лирический герой. Соблюдено некоторое единство места и времени. Декларируется в общем-то единственная банальная идея – что мир абсурден…”
“Банальная идея” оказывалась не так проста: мир обессмысливался именно на том своем жестоком витке, когда нельзя ни понять, ни оправдать содеянного в нем зла. Потому не имеет смысла в содеянном зле раскаиваться, разве что сжиться с ним, как бы переворачивая порядок вещей. Критика самого себя не означает раскаяния
Похожие работы
“Реализм с человеческим лицом” Х.Патнэма
Критический реализм
Реализм
Реализм и антиреализм: теоретико-познавательный аспект
Реализм, как творческий метод
Реализм. Теория Фомы Аквинского
Социалистический реализм
Социалистический реализм в контексте литературной эпохи
Христианский реализм в русской литературе (постановка проблемы)
Что такое реализм?
В конце XIX – начале XX века русская литература стала эстетически многослойной.
Реализм на рубеже веков оставался масштабным и влиятельным литературным направлением. Так, в эту эпоху жили и творили Толстой и Чехов.
Самыми яркими дарованиями среди новых реалистов обладали писатели, объединившиеся в 1890-е годы в московском кружке “Среда”, а в начале 1900-х составившие круг постоянных авторов издательства “Знание”, фактическим руководителем был М. Горький. В разные годы в него входили Л. Андреев, И. Бунин, В. Вересаев, Н. Гарин-Михайловский, А. Куприн, И. Шмелев и другие писатели.
Значительное влияние этой группы писателей объяснялось тем, что она в самой полной мере наследовала традиции русского литературного наследия XIX века. Непосредственные предшественники нового поколения реалистов еще в 1880-е годы основательно обновили облик направления. Творческие поиски позднего Л. Толстого, В. Короленко, А. Чехова внесли в художественную практику немало неординарного по меркам классического реализма. Особенно важным для следующего поколения реалистов оказался опыт А. Чехова.
Чеховский мир включает в себя множество разнообразных человеческих характеров. Его герои при всем своеобразии схожи в том, что всем им недостает чего-то самого важного. Они пытаются приобщиться к подлинной жизни, но, как правило, так и не обретают искомой духовной гармонии. Ни любовь, ни страстное служение науке или общественным идеалам, ни вера в Бога – ничто не может герою. Мир в его восприятии утратил единый центр, он далек от иерархической завершенности и не вписывается в рамки ни одной из мировоззренческих систем.
Именно поэтому жизнь, следующая какому-либо идеологическому шаблону, миропонимание, сформированное на некой системе социальных и этических ценностей, осмысляется Чеховым как тривиальность. Тривиальной оказывается жизнь, повторяющая заданные традицией образцы, лишенная духовной самостоятельности. Ни у одного из чеховских героев нет безусловной правоты. Сопоставляя героев по тому или иному признаку, Чехов чаще всего не отдает предпочтения ни одному из них. Ему важно не “моральное расследование”, а выяснение причин взаимного непонимания между людьми.
Внешне неострые сюжетные ситуации в его зрелой прозе и драматургии призваны выявить заблуждения персонажей, определить степень развитости их самосознания и связанную с ней меру личной ответственности.
Мир Чехова – это мир гибких отношений, где взаимодействуют разные субъективные правды. В таких произведениях повышается роль субъективной рефлексии (самоанализа, размышлений героев, осмысление ими своих поступков). При этом автор хорошо контролирует тональность своих оценок. Как типично чеховская тональность воспринимается читателем тонкая лирическая ирония.
Поколение писателей-реалистов начала XX века получило в наследство от Чехова новые принципы письма – еще большей авторской свободой; с широчайшим арсеналом художественной выразительности; с чувством меры, обязательным для художника, которое обеспечивалось возросшей внутренней самокритичностью и авторефлексией.
Почерпнув многое у Чехова, реалисты рубежа веков далеко не всегда обладали последним из упомянутых качеств художника.
Там, где Чехов видел разнообразие и относительную равноценность вариантов жизненного поведения, его молодые последователи увлекались одним из них.
В первую очередь важно то, что поколение реалистов начала XX века унаследовало от Чехова постоянное внимание к индивидуальности человека, его личностным качествам.
Темы и герои реалистической литературы
Тематический спектр произведений реалистов рубежа веков, несомненно, шире, в отличие от их предшественников. Для большинства писателей в это время нехарактерно тематическое постоянство. Быстрые перемены в России заставляли их по иному подходить к тематике, вторгаться в ранее заповедные пласты тем. В окружении Горького в это время был силен дух артельности. “Знаньевцы” создали широкую панораму переживающей обновление страны. Масштабный тематический охват чувствовался в заголовках произведений, составлявших сборники “Знание”. Например, оглавление 12-го сборника “Знание” напоминало разделы какого-то социологического исследования: однотипные названия “В городе”, “В семье”, “В тюрьме”, “В деревне” характеризовали обследуемые сферы жизни.
Элементы социологической описательности в реализме – еще не преодоленное наследие социально-очерковой прозы 60-80-х годов, где была сильна установка на эмпирическое исследование действительности. Проза “знаньевцев” отличалась гораздо более острой художественной проблематикой. Кризис всех форм жизни – таков был итог. Важным было изменившееся отношение реалистов к возможности преобразования жизни. В литературе 60-80-х годов жизненная среда изображалась статичной, обладавшей чудовищной силой инерции. Теперь же обстоятельства человеческого бытия интерпретируются как лишенные стабильности и подвластные воле самого человека. Реалисты рубежа веков делали акцент на способности человека не только противостоять неблагоприятному воздействию среды, но и активно перестраивать жизнь.
Заметно обновилась в реализме и типология характеров. Внешне писатели следовали традиции: в их произведениях можно было найти легко узнаваемые типы “маленького человека” или интеллигента, пережившего духовную драму. Характеры избавлялись от социологической усредненности, становились разнообразнее по психологическим особенностям и мироощущению. “Пестрота души” русского человека – постоянный мотив прозы И. Бунина. Он одним из первых в реализме стал использовать в своих произведениях иностранный материал (“Братья”, “Сны Чанга”, “Господин из Сан-Франциско”). Это же самое стало характерным и для М. Горького, Е. Замятина и других.
Описание событий в романах и других произведениях А. И. Куприна (1870-1938) необычайно широко по разнообразию тематики и человеческих характеров. Герои его повестей и рассказов солдаты, рыбаки, шпионы, грузчики, конокрады, провинциальные музыканты, актеры, циркачи, телеграфисты. В самой личности А. Куприна проявилась новизна отношения писателей-реалистов к жизни. Стремление к живому, незаемному знанию, жажда все постичь самому привела его к черноморским рыбакам, первым русским воздухоплавателям, водолазам и многим другим. Переменив в молодости десятки профессий, Куприн и в зрелые годы стремился приумножать запас лично пережитого, достоверного знания.
При всем разнообразии человеческих типов в прозе Куприна наибольшие удачи писателя, пожалуй, были связаны с образами внешне заурядных, “маленьких” людей, вдруг находивших в себе силы на значительный духовный рост и обретавших достоинство в сложных для них внешних обстоятельствах. Такой писательской удачей стала повесть “Поединок” (1905), поначалу вызвавшая широкий читательский интерес благодаря острой тематике – в ней впервые была показана изнанка армейского быта 1900-х годов. Талант социального критика Куприна достиг в этом произведении вершины. Офицерство, традиционно для России занимавшее видное место в социальной иерархии, изображалось писателем далеко не с парадной стороны. Используя конкретику почти натуралистических по характеру описаний, Куприн наполнил повесть сценами безобразных кутежей, мордобоя, пошлых выходок офицеров по отношению к “штатским”.
Сила повести была не столько в актуальности материала (поражение России в русско-японской войне), сколько в найденном писателем повествовательном ракурсе. Моральная деградация в армейской среде была показана с позиции молодого офицера, бывшего частью этой среды и испытавшего всю силу ее духовного гнета. Главным героем повести был избран неуверенный в себе и зависимый от среды новичок – подпоручик Ромашов. В повести использованы два варианта его имени: полудетское, нежное Юрочка – и решительное, говорящее само за себя – Георгий. Слабость и сила, бесхарактерная пассивность и волевая решительность, романтическая мечтательность и способность к рассудительной самооценке – эти противоположные качества в повести Куприна конфликтно взаимодействуют в душе героя, составляя центральную ось произведения.
Именно внутренний конфликт оказался динамичнее и содержательнее конфликта внешнего, построенного с использованием актуальных сюжетных ходов (столкновения с более сильными и жестокими персонажами, любовь к замужней женщине, происки прежней любовницы, дуэль). Ромашов – типичный “маленький человек”, стремящийся преодолеть свою слабость, прозреть и сопротивляться. Решающим моментом его духовной эволюции стало “неожиданно яркое осознание своей индивидуальности”. Отсюда можно следующий вывод, характерный для реализма Куприна: лучшие качества человека определяются не принадлежностью к сословию и не доставшимися от природы биологическими и психологическими качествами, а развитостью его индивидуальности, глубиной самосознания.
Почувствовав себя личностью, Ромашов не замыкается в гордом одиночестве, но оказывается способным протянуть руку помощи слабому. Это видно в его отношении к униженному, немощному, измордованному солдату Хлебникову, которого он называет “Брат мой”. Сюжетная развязка повести – гибель героя на дуэли – обнажила зависимость писателя от традиционных решений. При этом она не снизила общего высокого качества произведения, чья сила проявляется в тонком использовании и обогащении тех приемов психологического анализа, которые были разработаны в русском реалистическом романе XIX века. Близость к реалистическим традициям (особенно Л. Толстого) в соединении с доходчивостью и увлекательностью сделала Куприна одним из любимейших писателей начала XX века.
Жанры и стилевые особенности реалистической прозы
Значительно обновились в начале XX века жанровая система и стилистика реалистической прозы.
Главное место в жанровой иерархии заняли в это время наиболее мобильные рассказ и очерк. Роман (бессмертное произведение) практически исчез из жанрового репертуара реализма, уступив место повести.
Начиная с творчества А. Чехова, в реалистической прозе заметно выросла значимость формальной организации текста. Некоторые приемы и элементы формы получили в художественном строе произведения большую самостоятельность. Так, например, разнообразнее использовалась художественная деталь. В то же время сюжет все чаще утрачивал значение главного композиционного средства и начинал играть подчиненную роль. Углубилась выразительность в передаче подробностей зримого и слышимого мира. В этом отношении особенно выделялись И. Бунин, Б. Зайцев, И. Шмелев. Например, в произведениях Бунина была удивительная слитность зрительных и слуховых, обонятельных и осязательных характеристик при передаче окружающего мира. Огромное значение писатели-реалисты придавали использованию ритмических и фонетических эффектов художественной речи, передаче частных особенностей устной речи персонажей (этим мастерски владел И. Шмелев).
Общая логика развития реализма в начале века заключалась в усилении роли повышенно-экспрессивных форм. Писателю была важна не столько соразмерность пропорций воспроизводимого фрагмента жизни, сколько “сила крика”, обнаженная авторская эмоциональность. Это достигалось заострением сюжетных ситуаций, когда крупным планом описывались предельно драматические, “пограничные” состояния в жизни персонажей. Образный ряд произведений выстраивался на предельно острых контрастах; активно использовались лейтмотивные принципы повествования: увеличивалась частота образных и лексических повторов.
Стилевая экспрессия была особенно характерна для Л. Андреева, А. Серафимовича, отчасти для некоторых произведений М. Горького. Для них характерны “монтажная” стыковка высказываний, афористичность, риторические повторы. Автор часто комментирует происходящее, вторгается в сюжет с пространными публицистическими отступлениями (как, например, в повестях М. Горького “Детство” и “В людях”). В произведениях Л. Андреева сюжет и компоновка персонажей нередко бывали намеренно схематичными: писателя влекли универсальные, “вечные” типы и жизненные ситуации.
Следует сказать, что в пределах творчества одного писателя редко выдерживалась единая стилевая манера. Подчас художники слова сочетали несколько стилевых вариантов, когда точная изобразительность соседствовала с обобщенно-романтической образностью, элементы жизнеподобия – с художественными условностями.
Характерной приметой реализма начала XX века стали стилевая двусоставность и элемент художественной эклектичности. Из значительных писателей той поры только И. Бунин избежал в своем творчестве разностильности. Стилевая нестабильность реализма была следствием переходности и известной художественной компромиссности направления. Да, реализм оставался верен традициям прошлого века, тогда как с другой стороны начинал взаимодействовать с новыми течениями в искусстве.
Постепенно писатели-реалисты адаптировались (правда, не всегда так гладко и последовательно) к новым формам художественного поиска. По пути сближения с модернистской эстетикой пошли Л. Андреев, Б. Зайцев, С. Сергеев-Ценский, несколько позднее – Е. Замятин. В их адрес нередко раздавались упреки в художественном отступничестве и даже в идеологическом дезертирстве. Однако отметим, что процесс обновления реализма в целом был художественно плодотворным и весьма результативным в эпоху рубежа веков.
Сочинение – Литература
Другие сочинения по предмету Литература
Министерство образования и науки Украины
Мариупольский строительный техникум Курсовая работа
По предмету: Зарубежная культура
На тему: Критический реализм
Выполнил: студент группы ОС 21
Курмаз А.А
Мариуполь 2002
План.
Понятие о критическом реализме.
Развитие русского реализма:
а) творчество писателей реалистов;
б) искусство и живопись русских реалистов.
3.Заключение.
4.Литература. Понятие о критическом реализме.
Реализм (от лат. realis, вещественный) художественный метод в искусстве литературы. История реализма в мировой литературе необычайно богата. Само представление о нём менялось на разных этапах художественного развития, отражая настойчивое стремление художников к правдивому изображению действительности.
Новый тип реализма складывается в XIX веке. Это критический реализм. Он существенно отличается от ренессансного и от просветительского. Расцвет его на Западе связан с именами Стендаля и Бальзака во Франции, Дикенса, Теккерея в Англии, в России А. Пушкина, Н. Гоголя, И. Тургенева, Ф Достоевского, Л. Толстого, А. Чехова.
Критический реализм по-новому изображает отношение человека и окружающей среды. Человеческий характер раскрывается в органической связи с социальными обстоятельствами. Предметом глубокого социального анализа стал внутренний мир человека, критический реализм потому одновременно становится психологическим. В подготовке этого качества реализма большую роль сыграл романтизм, стремившийся проникнуть в тайны человеческого Я.
Углубление познания жизни и усложнение картины мира в критическом реализме XIX века не означает, однако, некоего абсолютного превосходства над предыдущими этапами, ибо развитие искусства отмечено не только завоеваниями, но и утратами. Утрачена была масштабность образов эпохи Возрождения. Неповторимым оставался пафос утверждения, свойственный просветителям, их энтузиастическая вера в победу добра над злом.
Подъем в странах Запада рабочего движения, формирование в 40-х годах XIX века марксизма не только оказывают влияние на литературу критического реализма, но и вызывают к жизни первые художественные опыты изображения действительности с позиций революционного пролетариата.
В России XIX век является периодом исключительного по силе и размаху развития реализма. Во второй половине века художественные завоевания реализма выводят русскую литературу на международную арену, завоевывают ей мировое признание. Богатство и многообразие русского реализма XIX века позволяют говорить о разных его формах.
Формирование его связано с именем Пушкина, который вывел русскую литературу на широкий путь изображения судьбы народной, судьбы человеческой. В условиях ускоренного развития русской литературы Пушкин как бы навёрстывает её прежнее отставание, прокладывает новые пути почти во всех жанрах и своей универсальностью и своим оптимизмом оказываясь сродни талантам Возрождения. В творчестве Пушкина закладываются основы критического реализма, развитого в творчестве Гоголя и за ним в так называемой натуральной школе.
Выступление в 60-е годы революционных демократов во главе с Н. Чернышевским придаёт новые черты русскому критическому реализму.
Особое место в истории русского реализма принадлежит Л. Толстому и Достоевскому. Именно благодаря им русский реалистический роман приобрёл мировое значение. Их психологическое мастерство, проникновение в диалектику души открывали путь художественным исканиям писателей XX века. Реализм в XX веке во всём мире несёт на себе отпечаток эстетических открытий Толстого и Достоевского.
Важно подчеркнуть, что русский реализм XIX века не развивался изолированно от мирового историко-литературного процесса. Это было началом эпохи, когда, по словам К. Маркса и Ф. Энгельса, плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,I4,с. 428).
Критический реализм, продолжавшийся развиваться в русской литературе до Октября (И. Бунин, А. Куприн) и на Западе, в XX веке получили дальнейшее развитие, при этом претерпев существенные изменения. В критическом реализме XX века на Западе более свободно усиливаются и перекрещиваются самые различные влияния, в том числе некоторые черты нереалистических течений XX века, что не исключает борьбы реалистов против нереалистической эстетики. Развитие русского реализма.
30-40-е годы XIX века это время кризиса просветительских и субъективно-романтических концепций. Просветителей и романтиков сближает субъективный взгляд на мир. Действительность не была ими понята как объективный процесс, развивающийся по своим законам, независимым от роли людей. В борьбе с социальным злом мыслители эпохи Просвещения уповали на силу слова, морального примера, а теоретики революционного романтизма на героическую личность. И те, и другие недооценивали роль объективного фактора в развитии истории.
Раскрывая общественные противоречия, романтики, как прав
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Далее
Первая треть XIX в. в европейской литературе характеризуется стремительным развитием новых литературных явлений. На начало 19 века века приходится расцвет в Европе такого литературного направления, как романтизм.
Центральным объектом в романтических произведениях стал человек, его личность, самоценность, индивидуальность. Романтики, в отличие от просветителей, провозгласили культ не разума, а чувств человека, культ страстей, воображения и фантазии. Героями романтических произведений стали люди, способные на сильные, бурные чувства (лирика Байрона). Также романтики провозгласили культ природы и всего природного в человеке. Отсюда в их произведениях развернутые описания картин природы, часто созвучные с настроением героя (буря, ясно, солнечная лесная поляна и др.). Примером могут служить романтические поэмы и стихи Михаила Лермонтова.
Мир в представлении романтиков раскалывается на два: один воображаемый, мир идеала, мир подвигов и высоких стремлений, а второй – реальный, обыденный. Героев-романтиков не устраивает мир реальности, они страдают от противоречия, от несоответствия реальности идеалам. Такие два мира, в символической сказочной форме, мир глазами энтузиастов, и мир глазами филистеров, показаны в произведении Гофмана «Крошка Цахес по прозванию Циннобер».
Романтизм активизирует интерес к национальным культурам европейских народов. Романтики по всей Европе, не исключая Украины, собирают фольклор, занимаются литературной обработкой народных легенд и баллад. Немаловажно, что при этом писатели-романтики совершенствуют национальные литературные языки.
Но еще до 1830-го года в Европе громко заявляет о себе новое литературное направление – реализм. Его представители сами вышли из круга романтиков, однако они уже не довольствуются созерцанием несправедливого мира реальности. Они стремятся влиять на него. Человек рассматривается уже не как отчужденная от мира и непонятая обществом индивидуальность, а как фигура социальная. Противоречия во внутреннем мире личности обусловлены, по мнению авторов, прежде всего, проблемами и противоречиями в обществе.
Романтическое разделение на два мира в реализме исчезает. Писатели-реалисты сосредоточивают свой художественный интерес на реальности во всех ее аспектах. Реалисты стремятся вывести и продемонстрировать типичные характеры людей в типичных обстоятельствах. Примером может служить социально-психологический роман в стихах «Евгений Онегин» Пушкина, где автор описал типичную жизнь различных слоев населения России начала 19-го века: помещиков в провинции, крестьян, столичных дворян и др.
А. И. Куприна принято считать писателем-реалистом. Действительно, он всегда изображал в своих произведениях жизнь такой, какой ее можно видеть каждый день, стоит только пройтись по улицам, внимательно ко всему приглядываясь. Хотя сейчас все реже и реже встречаются люди, подобные купринским героям, раньше они были явлением вполне обычным. Тем более Куприн мог писать лишь тогда, когда сам жил и чувствовал. Он не придумывал свои повести и рассказы за письменным столом, а выносил их из жизни. Потому, наверное, все его книги такие яркие, впечатляющие.
Несмотря на всю реалистичность произведений Куприна, в любом из них можно найти элементы романтизма. Более того, иногда это проявляется настолько сильно, что даже невозможно назвать некоторые страницы реалистическими.
Например, в повести “Олеся” все начинается довольно прозаично, даже немного скучно. Лес. Зима. Темные, неграмотные полесские крестьяне. Кажется, что автор просто захотел описать жизнь полесских крестьян и делает это, ничего не приукрашивая, изображая серую, безрадостную жизнь серым цветом. Хотя, конечно же, условия, в которые попадает главный герой повести, далеко не привычны для большинства из нас, но все же это реальные условия жизни в Полесье.
И вдруг среди всего этого унылого однообразия появляется Олеся, образ, несомненно, романтический. В ней все прекрасно, все благородно. Куприн обращает внимание на руки девушки, хоть и загрубевшие от работы, но маленькие, аристократические, на ее манеру есть, говорить. Откуда в такой среде могла появиться девушка, подобная Олесе? Очевидно, образ юной колдуньи уже является не жизненным, а идеализированным, над ним потрудилось воображение автора.
После того как в повести появляется Олеся, романтизм уже неотделимо соседствует с реализмом. Наступает весна, природа радуется вместе с влюбленными. Появляется новый, романтический мир, где все прекрасно. Это мир любви Олеси и Ивана Тимофеевича. Как только они встречаются, этот мир вдруг возникает из ниоткуда, когда расстаются — исчезает, но сохраняется в их душах. И влюбленные, находясь в обыденном мире, стремятся в свой, сказочный, никому другому не доступный. Это “двоеми-рие” — тоже явный признак романтизма.
Обычно романтический герой совершает “поступок”. Не является исключением и Олеся. Она пошла в церковь, подчиняясь силе своей любви.
Таким образом, в повести описывается любовь реального человека и романтической героини. Иван Тимофеевич попадает в романтический мир Олеси, а она — в его реальность. Становится понятным, почему в произведении прослеживаются черты как одного, так и другого направления.
В повести “Гранатовый браслет” Куприн тоже идеализирует, но уже не человека, а Чувство. Желтков любит Веру Николаевну чистой любовью, ничего не требуя взамен, радуясь ее счастью, как своему. Это та же самая любовь, которой любила Олеся. Автор сам указывает на нереальность подобного чувства. Он пишет, что это была та любовь, о которой мечтают женщины, но на которую больше не способны мужчины. И через это необыкновенное чувство в реалистическое произведение входит романтизм.
Но иногда Куприн не придумывает ничего идеального. В “Поединке”, мне кажется, нет ни одного безупречного образа. Если Шурочка сначала и кажется прекрасной (она так умна, красива, хотя ее окружают пошлые, жестокие люди), то вскоре это впечатление исчезает. Шурочка не способна на настоящую любовь, как Олеся или Желтков, она предпочитает ей внешний блеск высшего общества. И сразу, как только это понимаешь, и красота ее, и ум, и чувства предстают в ином свете.
Любовь Ромашова, конечно же, была чище и искренней. И хоть он совсем не идеализируется автором, его можно считать романтическим героем. Он все очень остро переживает и чувствует. К тому же Куприн проводит Ромашова через жизненные страдания: одиночество, унижение, предательство, смерть. На фоне реалистического изображения порядков царской армии, пошлости, жестокости, грубости выделяется еще одно лицо —Назанский. Это уже настоящий романтический герой. Как раз в его речах можно найти все основные идеи романтизма о несовершенстве этого мира, о существовании другого, прекрасного, о вечной борьбе и вечном страдании.
Как видно, в своих произведениях Куприн не придерживался рамок только реалистического направления. В его повестях есть и романтические тенденции. Он помещает романтических героев в повседневную жизнь, в реальную обстановку, рядом с обыкновенными людьми. И очень часто поэтому основным конфликтом в его произведениях становится конфликт романтического героя с обыденностью, серостью, пошлостью.
Куприн обладал способностью совмещать в своих книгах реальность с романтической выдумкой. Наверное, это и есть та самая замечательная способность усмотреть в жизни прекрасное, достойное восхищения, которой лишены многие люди. Но если уметь видеть в жизни лучшие ее стороны, то, в конце концов, из самой скучной и серой повседневности может родиться новый, замечательный мир.
Тип: Сочинение
Предмет: Литература
Все сочинения по литературе »
Язык: Русский
Автор: N/A
Дата: 20 ноя 2001
Формат: RTF
Размер: 13 Кб
Страниц: 5
Слов: 2269
Букв: 14771
Просмотров за сегодня: 1
За 2 недели: 1
За все время: 47
Тезисы:
Догмат реализма задавал и продолжает задавать литературе и обратный отсчет.
Коренной вопрос реализма – вопрос о достоверности изображаемого.
“Реализма” потому и не было, что русское искусство никогда не изображало собственно реальности.
Богатство реализма в проявлениях его духа, а не в школах.
Метафизика русской прозы.
В понятии реалистического духа, казалось бы, нет ничего неожиданного.
Сказать точней, даже не вопрос, а требование, если изъясняться языком “метода”.
В ней есть требование истинности, подлинности, а не достоверности.
За прозой всегда стоит некое событие, своя “история пугачевского бунта”.
Так совершается заключительный виток этой внутренней русской диалектики…
Свободная тема – все сочинения
Реализм (от латинского realis вещественный) — литературное направление, которое возникло в 19 веке.
Признаки реализма:
1. Художник изображает жизнь в образах, соответствующих сути явлений самой жизни.
2. Литература в реализме является средством познания человеком себя и окружающего мира.
3. Познание действительности идет при помощи образов, создаваемых посредством типизации факторов
действительности. Типизация характеров осуществляется через правдивость деталей в конкретности условий
бытия персонажей.
4. Реалистическое искусство — искусство жизнеутверждающее, даже при трагическом разрешении конфликта.
По философскому обоснованию это гностицизм, вера в познаваемость и адекватное отражение окружающего
мира.
Реалистическому искусству присуще стремление рассматривать действительность в развитии, способность
обнаруживать и запечатлевать возникновение и развитие новых форм жизни и социальных отношений, новых
психологических и общественных типов.
Элементы реализма присутствовали у некоторых авторов еще с античных времен. Его непосредственным
предшественником являлся романтизм. Создавая необычное, он показывал внутренне богатую личность, богатую
эмоциями, более сложную и противоречивую. Реализм, как и романтизм, выступал против идеализации общественных
отношений, за национально-историческое своеобразие художественных образов. Между романтизмом и реализмом
не всегда легко провести границы, так как у многих писателей того времени они слились воедино.
Основные произведения русского реализма: «Евгений Онегин» Пушкина, «Ревизор» Гоголя, произведения
Толстого и Достоевского.
Социалистический реализм
Течение внутри реализма, возникшее в начале 20 века и просуществовавшее до настоящего времени
Произведения Горького и Маяковского.
Основные отличительные особенности:
· возведение социальных и художественных построений на основе марксистской идеологии;
· крайняя политизированность, доминирование идеологии над художественностью;
· наличие мифологических элементов (героический, роковой» пафос), создание мифологизированных образов.
Высокая художественность этого направления проявилась в произведениях Толстого, Шолохова.
Реализм
1) Литературно-художественное направление, окончательно сложившееся к середине XIX в. и утвердившее принципы аналитического осмысления действительности, а также жизненно достоверного ее воспроизведения в художественном произведении. Главную свою задачу реализм видит в раскрытии сущности жизненных явлений посредством изображения героев, ситуаций и обстоятельств, «взятых из самой действительности». Реалисты стремятся проследить цепочку причин и следствий описываемых явлений, выяснить, какие внешние (социально- исторические) и внутренние (психологические) факторы повлияли на тот или иной ход событий, определить в человеческом характере не только индивидуальные, но и типичные черты, сформировавшиеся под влиянием общей атмосферы эпохи (вместе с реализмом возникает представление о социально обусловленных человеческих типах).
Аналитическое начало в реализме XIX в. сочетается:
с мощным критическим пафосом, направленным на изъяны социального устройства;
со стремлением к обобщениям, касающимся законов и тенденций общественной жизни;
с пристальным вниманием к материальной стороне существования, реализующимся как в подробных описаниях внешности героев, особенностей их поведения, жизненного уклада, так и в широком использовании художественных деталей;
с исследованием психологии личности (психологизмом).
Реализм XIX в. породил целую плеяду писателей мирового значения. К ней, в частности, принадлежат Стендаль, П.?Мериме, О. де Бальзак, Г. Флобер, Ч. Диккенс, У. Теккерей, Марк Твен, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Н.?Некрасов, Ф.М. Достоевский, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов и др.
2) Художественное направление в искусстве (в том числе и в литературе), основанное на принципе жизненно правдивого отражения действительности. Утверждая важнейшее значение литературы как средства познания человеком самого себя и окружающего мира, реализм вовсе не ограничивается внешним правдоподобием при воспроизведении фактов, вещей, человеческих характеров, но стремится выявить закономерности, действующие в жизни. Поэтому реалистическое искусство использует и такие способы художественного выражения, как миф, символ, гротеск. Сам по себе отбор тех или иных явлений действительности, преимущественное внимание к определенным героям, принципы их изображения — все это связано с литературной позицией автора, его индивидуальным мастерством. Отсутствие какой бы то ни было предвзятости, подлинная художественная свобода помогали реалистам увидеть жизнь в ее неоднозначности, сложности, противоречивости. Характер человека раскрывается в связи с окружающей его действительностью, обществом, средой. Используемые нередко термины «социологический реализм» или «психологический реализм» грешат неточностью, так как порою чрезвычайно сложно определить, к какой именно разновидности реализма принадлежит творчество того или иного писателя.
Реализм – это господствующее идейно-стилевое течение в культуре и искусстве Европы и Америки второй половины 19 века и начала века 20-го. Пришел на смену такому мощному стилевому течению в культуре и искусстве как романтизм.
Основной принцип творчества в реализме – это изображение действительности, человека и мира реальными, такими, какие они есть. Не придуманными, не приукрашенными в сторону какого-либо идеала. В этом принципиальное отличие реализма от предыдущих течений и направлений – барокко, где изображение вычурно и неестественно, классицизма, где изображается «улучшенный» рациональностью мир, романтизма, где царит культ бурных страстей, сильных эмоций, где прославляется мир целительной и величественной природы. Правдивость в реализме (не схожесть с правдой, а соответствие правде) – одна из важнейших ценностей.
Поэтому реалист пытается максимально достоверно воссоздать детали и факты тех событий или явлений, которые описывает.
Реализм в литературе (как и в живописи, впрочем) передает типичные черты объектов: предметов, явлений и людей. Чем актуальней и злободневней тема, поднятая автором в литературном произведении – тем лучше в реализме. Чем острее социальное звучание произведения прямо здесь и прямо сейчас – тем опять-таки лучше. Реалисты исследуют современность и стараются идти с ней «в ногу» – и это факт. Это, впрочем, не отменяет и исторических сюжетов в литературе реализма. В их воспроизведении высоко ценится точность и историческая правдивость.
Знаменитые реалисты европейской литературы – Оноре де Бальзак, Эмиль Золя, Бертольд Брехт, Ги де Мопассан и другие авторы. В русской литературе это Антон Чехов, Федор Достоевский, Лев Толстой, Николай Чернышевский, Юрий Олеша и прочие авторы. В начале 20-го века господство реализма в культуре и искусстве пошло на спад – его теснят модернистские течения с их культом свободы творчества, и для модернистов неважно, похож ли изображаемый ими мир на реальный, достоверен ли он. Реализм оттесняется символизмом и футуризмом.
В некоторых странах реализм как направление в искусстве и в литературе в особенности царил безраздельно до середины 20-го века. Не исключением являлся и СССР, где господствующей идеологией в искусстве длительное время был соцреализм (социалистический реализм). Его яркие представители в литературе – Максим Горький, Константин Паустовский, Александр Фадеев, Константин Симонов и другие. Хороший пример социалистического реализма в изобразительном искусстве – это личность скульптора Веры Мухиной, автора знаменитой в СССР скульптуры «Рабочий и колхозница».
Существует в литературе и живописи и такое интересное явление как «магический реализм». В основном термин этот касается творчества авторов середины 20-го века и конца 20-го века. Его признанным «отцом» в литературе считается колумбийский прозаик Габриэль Гарсиа Маркес. Это те художественные произведения, где тема магии и волшебства включена в реалистические (в остальном) произведение искусства. Соратники Маркеса по «магическому реализму» – это также такие известные авторы как Хулио Кортасар и Хорхе Борхес. В живописи это творчество француза Марка Шагала.
К «магическим реалистам» сейчас относят такого российского автора как Михаила Булгакова, хотя в период его творчества не существовало еще такого термина как «магический реализм». А самым знаменитым автором литературы «магического реализма» в Европе считают Милорада Павича.
Метафизика русской прозы.
В понятии реалистического духа, казалось бы, нет ничего неожиданного. Возможно сказать, что реалистический дух существует в литературе постольку, поскольку существует реализм с его художественными приемами, эстетикой. Этот реализм, понимаемый как школа или метод, существует в художественной практике уже больше ста лет, а литературная теория, начиная с Белинского, сделала такой реализм фундаментом для своих построений в стремлении “законами духа объяснить и явления духа”. Творцом “реальной поэзии” предстает то ли Пушкин, преодолевший элегический стиль в “Евгении Онегине”, то ли Гоголь, выведший в “Мертвых душах” типическое изображение, однако постановка даже такого вопроса, о первоначалах, давно лишилась смысла, потому что реализм заключается в теоретических границах и вся творческая работа по переосмыслению реалистического опыта в пределах этих теоретических границ лишается исторической перспективы. Догмат реализма задавал и продолжает задавать литературе и обратный отсчет. Этот догмат очень ярко выразился в знаменитой формуле Замятина, что у русской литературы осталось только ее прошлое; прошлое, которое достигает совершенства как бы само по себе и возрастает в этом чистом бездвижном совершенстве громадней живой народной души, жизненного народного опыта. Но есть ли “реализм” в том, что дышит духом истины?
Коренной вопрос реализма – вопрос о достоверности изображаемого. Сказать точней, даже не вопрос, а требование, если изъясняться языком “метода”. Изображение действительности в ее реальных формах -это художественный принцип, создавшийся из требования достоверности. Однако русская проза куда сложней в своем устройстве, в своих принципах. В ней есть требование истинности, подлинности, а не достоверности. Есть замысел, главная мысль о жизни, но нет вымысла, придумывания жизни, которое маскируется правдоподобием изображаемого. За прозой всегда стоит некое событие, своя “история пугачевского бунта”. Поэтому “Капитанская дочка” – это почти история, увлекающая мощью происходящих событий, но никак не завлекающая или развлекающая приятным правдоподобным повествованием. А гениальная пустозерская проза -историческое свидетельство, подтвержденное кровью свидетельствующих. Житийные чудеса, описанные Аввакумом или Епифанием, не достоверны, но подлинны, таковыми эти видения и прозрения делает сила веры пустозерских страдальцев -не летописцев раскола, а пронзительнейшего дара писателей. “Реализма” потому и не было, что русское искусство никогда не изображало собственно реальности. Однако есть “метафизика” Пушкина, “действительное” Достоевского, “дух истины” Толстого, “вещество существования” Платонова – есть некая высвобожденная энергетическая сила! Наша история очеловечена энергией сопротивления, на весах ее душа весит гораздо тяжелей рассудка, а способность принести себя в жертву -могучее свойство этой народной души – значит больше, чем историческая целесообразность, и может взрывать историю, придавая ее размеренному ходу свой жертвенный иррациональный порыв. Это проистекает из самой русской жизни, из ее “внутренней экзистенциальной диалектики”, как определил Бердяев, по которой карамазовскому неприятию мира Божьего и Бога равнодействует неприятие и мира исторического, его целесообразности. Однако на суждение Чаадаева (почти постмодернистское по духу), что у России нет истории, что она принадлежит к неорганизованному историческому кругу культурных явлений, возразил Осип Мандельштам: а как же русский язык? Он писал в статье “О природе слова”: “Жизнь языка в русской исторической действительности перевешивала все другие факты полнотой бытия, представляющей только недостижимый предел для всех прочих явлений русской жизни”. И вот вывод: такой высокоорганизованный язык, как русский, воплощает саму историю. Так совершается заключительный виток этой внутренней русской диалектики… Кажется, что истории нет, что только малые разрозненные части бытия умещаются в ее понятиях и пределах, но мы обретаем ее со всей полнотой этого бытия в языке, который потому так органичен, организован, что только в нем и осмысляется наш стихийный исторический опыт. Русский язык обладает свойством жизненного материала. Предметом изображения в русской прозе была не реальность, а действительность -это то, что включает в себя не только реальный мир, но и духовный -мир наших страстей, чувств, веры. Предметом, но и принципом -“слово разрешается в событии”, как определил Мандельштам.
У всякого события – реальная причинность и вечная, то есть борьба добра со злом, относительность к силам вышним и судьбе. С реальной причинностью для русского художника всегда сочетается причинность сверхреальная. Временное – проявление вечного. Временное раскрывается через событие, а вечное так раскрываться не может. Вечное изображается как некое событие, или извлекается символ -притча, которая сама стремится стать историей, и так рождается русская проза. Так, по Андрею Платонову, что справедливо и для всей русской литературы, цель искусства – “найти для мира объективное состояние, где бы сам мир нашел себя и пришел в равновесие и где бы нашел его человек родным. Точнее говоря, искусство есть творчество совершенной организации из хаоса”.
Реалистический дух историчней, чем реалистическая форма. Она проявилась, вздыбившись, как гора,- и разрушилась. Для того реализма, который мы выдумали, в этих двух шагах заключается вся его жизнь -от рождения до смерти. Однако разве это рождение и смерть духа? Если на земном просторе рождается народ и у него является литература, то она с рождения имеет свою судьбу, судьбоносный дух, который и позволяет сказать: живая литература. Сила этого духа велика. Он возникает из небытия, совершив даже не взрыв, а подлинное, полное таинства чудо. На его тяге литература начинает свое движение и продолжает через все отведенное ей время, обретает свою историю.
Девятнадцатый же век замечателен тем, что он был веком самосознания этого духа, и потому такой взрыв, потому такая великая почти в каждом действующем лице литература. Это как богатырь, который играет своей удалью. Мускулами создавшейся формы играет со свободой Толстой, а красоту постигает Гоголь. Пушкин – чистота, широта, простор. Совершенство -это Тургенев. Глубина – Достоевский. В дальнейшем форма разрушается. Жизнь, нагруженная историей, изображается языком, сгущенным до образа,-Бабель; до метафоры – Олеша, Замятин; до символа -Платонов. Происходит поэтическое искривление реалистического стиля. Это тот же реализм, но только углубленный поэтическим звучанием, “глубокое бурение”, как выразился Виктор Шкловский применительно к произведениям Олеши. А на следующем шаге, который совершили Солженицын, Шаламов, возникла обратная потребность в упрочении и стиля, и формы, а еще большее вхождение в историю давало совершенно иную изобразительность. Но формообразование, равно как и разрушение формы, является “формальной предпосылкой искусства” (определение О. Мандельштама), родом творческой энергии. Из энергии распада канонической формы рождается “Житие” Аввакума. Шолохов пишет “Тихий Дон” на энергии созидания, а Платонов воздвигает эпос “Чевенгура” на энергии распада старой формы романа.
Если Толстой погружался в историю, имея полную свободу для вымысла, то на материале Отечественной войны он осиливал не историческую реальность, а отдаленное о ней представление. Новейшие писатели такой свободы не имели, но они же стремились к тому, чтобы по форме создавать цельные произведения, исходили из цельности русской классики. Однако это ни в коем случае не говорит об их вторичности как художников. Золотая середина тут в определении, данном Игорем Виноградовым той же особенности, но у Солженицына подмеченной: “Старые формы наполняются и преображаются энергией нового опыта, подлинность (сила переживания) которого удостоверяется миссией того художника, который взялся этот опыт выразить”. Солженицын, оформляя в старую романную форму запредельный по своей сути жизненный материал, невольно от него отдалялся и делал более реальным, а когда приступал к исследованию, то уже отчуждал из него свой опыт. Это невозможно для Шаламова. Для него литературное произведение есть не что иное, как выстраданный документ, и он выступает против всего, что может принизить его подлинность. Сюжеты? Самые простые. Форма? Чтобы была такая, какая получится. Он против литературной правки, считая, что первая черновая рукопись – самая искренняя, самая подлинная. Он исследует жизненный материал только в пределах своего личного человеческого опыта, обретая понимание того, что предметное бытие выражает собой неподлинное существование человека. Довлатов не следовал за Шаламовым, к примеру, и был совсем на него по своей самобытности не похож. Но вот что он писал (“Письмо к издателю”): “Лагерная тема исчерпана. Бесконечные тюремные мемуары надоели читателю. После Солженицына тема должна быть закрыта… Эти соображения не выдерживают критики. Разумеется, я не Солженицын. Разве это лишает меня права на существование?.. Дело в том, что моя рукопись законченным произведением не является. Это своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов. Мне казалось, что в этом беспорядке прослеживается лирический герой. Соблюдено некоторое единство места и времени. Декларируется в общем-то единственная банальная идея – что мир абсурден…”
“Банальная идея” оказывалась не так проста: мир обессмысливался именно на том своем жестоком витке, когда нельзя ни понять, ни оправдать содеянного в нем зла. Потому не имеет смысла в содеянном зле раскаиваться, разве что сжиться с ним, как бы переворачивая порядок вещей. Критика самого себя не означает раскаяния, исповеди: устами забулдыги, лагерника, надзирателя, устами живых и бесконечно грешных людей вершится страшный суд над самим миром. Это то, что уже Венедикт Ерофеев называл “противоиронией”, объясняя ее художественную суть в предисловии к первому изданию своей бессмертной поэмы: “Ладно уж, будем секретничать вместе: это она самая, бывшая российская ирония, перекошенная на всероссийский, так сказать, абсурд, а лучше сказать -порядок”.
Но противоирония (она же, по сути, и чеховская “ирония оборотности”) -это метафизический бунт, бунт правды. Трагедия, а не иронический фарс. Венедикт Ерофеев, произведения которого в новейшее время были приписаны к постмодернизму, то есть к обновленчеству, прежде всего пронзительно народен. Народен его язык, образ его суеверий, из которых проистекают его страстно-мистические прозрения и видения, сближающие “Петушки” с “Мертвыми душами” и действительно преображающие прозаическое произведение в поэму. Суеверие, чувственная архаика, бранное просторечие -все это вкупе рождает фольклорную интонацию и заново открывает, возвращает народный лиризм. Он-то и звучит в “Петушках” – орет во всю свою природную силу, словно младенческий плач в сумерках человеческого существования. Сам строй “Петушков”, равно как “Василия Розанова”, бесконечно далек от художественных представлений модернистского толка. Такие произведения пишутся кровью, а не чернилами и воплощают не умозрительные литературные теории, а саму жизнь.
Воплощение жизненных и духовных энергий в художественную форму образует метафизику русской прозы. Но принцип действительности слова не может быть единичным, неподвижным, подобно тому как сменяется пластами и действительность историческая. Поэтому верней говорить о принципах построения художественного пространства русской прозы и о самовыражении реалистического духа во времени. В свой черед само это пространство распадается на явления той или иной художественности, то есть на художественные явления и традиции, которые создаются путем накопления безымянного коллективного опыта, но разъединяются на самобытности художников. Кажущееся нагромождение такого деления литературы и его сложность на самом деле куда легче и ясней той “методологической” лестницы, что вела из ниоткуда в никуда, загромождая собой нечто ценнейшее, а именно -метафизику русской прозы. Богатство реализма в проявлениях его духа, а не в школах. Школы, направления рождаются на пустом месте, когда происходит отрыв от национальной традиции. Во всей русской литературе, по всей ее истории рассеяны родственные произведения, но никаких школ по их написанию не было. Реалистический дух воплощается в традиции, и потому отпадает надобность в его формальном привитии, в формальной преемственности. Все наши школы, начиная с романтиков, всегда включали в себя не поэтов общего направления, а самодостаточных творцов. Это были не школы, а кружки, в которых обсуждались насущные художественные вопросы. Вот обэриуты -казалось бы, школа. А на самом деле они из традиции: эпиграммы Пушкина, Константин Толстой, стихи “капитана Лебядкина”. После обэриутов писал Николай Глазков, после него к этой традиции был близок блаженный Олег Григорьев. А вот что писал Юрий Тынянов о литературной борьбе якобы классицизма с романтизмом, пускай она и происходила в начале прошлого века: “Понятия эти в русской литературе 20-х годов значительно осложнены тем, что были принесены извне и только прилагались к определенным литературным явлениям”. Традиция продолжается самобытными – в отношении формы -явлениями. Школа же возникает для того, чтобы какое-нибудь экспериментальное, но и лишенное самобытности явление превратить в традицию -привить и продолжить чисто формальным путем, скрыть “художественно-ущербное” в “художественно-безымянном”. При том следует отличать эксперимент от новаторства. Новаторство -это бунт самобытности, попытка именно отрыва от традиции, тогда как самого отрыва (утраты национальной сущности) не происходит, потому что только самобытное и превращается в национальное.
В метафизике русской прозы есть то, что возможно определить как три фактора творческой сложности ее развития. Эта сложность будто опрокидывается из простоты и поверхностности прошлой литературной идеологии “реалистического метода”, не признающей сложности русского духовного развития да и русской духовности как таковой. Эта сложность – стояние просвещения, то есть разрозненности бытия и утрачиваемой связи с культурой. Открытие, сделанное Мандельштамом о языке как воплощенной истории, было и открытием уже принципа, механизма действия языка. Язык становится “инструментом восстановления культурной связи”. Этот принцип понимался как “принцип народности языка” (определение Б. Томашевского), как “генерализация архетипизированного языкового мышления” (определение Е. Толстой-Сигал). Главное в этом понимании, что связующими становятся наиболее общие слои языка, которые являются как бы еще всеобщим достоянием. Вокруг этого всеобщего достояния разгорается в каждой эпохе литературной борьба.
Борьба за язык (язык знания – всеобщий язык или “метафизический” по пушкинскому определению) воспринимается как борьба литературных течений (архаисты – новаторы, традиционалисты – обновленцы), а борьба литературных течений -как идеологическая борьба (благочестие – ересь, славянофилы – западники, попутчики -пролетарии, патриоты – демократы). Но нет борьбы школ или направлений, скажем, классицизма или романтизма, реализма или постмодернизма, а есть борьба за жизненное и литературное пространство художественных обобщений и образов речи – литературных стилей. Стоит признать наличие стилей -романтического, реалистического, сентиментального, постмодернистского и прочих – как наличие мировоззрений. По сути, это духовные, а не художественные состояния, и энергия их питает творчество, уже заключая в себе и энергию новых жизненных опытов, этих “пессимистических склонений русской истории”, и энергию взятой на себя духовной миссии.
Борьба создает пространство динамическое, в том смысле и обладающее своей метафизикой, что внутри него творится неустанное броуновское движение всех атомов литературы. Но идеология, идеологический подход, превращение этого живого художественного пространства в область идеологии -теории литературной – всегда мертвили и мертвят. Из этой сложности развития как раз невозможно вывести законов, сделать законом некую простоту. Даже когда на поверхности все спокойно, в другой век опять разгорается буря, выплескивается стихия борьбы, взрывается напряженность этого покоя и внушенных было законов. Есть проблема повествования, рожденная не требованием правдоподобия и достоверности (саморазвитием “реализма”), а метафизикой обретения языка как истории – эпической всеобщности стиля. Ведущие литературные формы уходят в прошлое в пожарах русского апокалипсиса, когда наступает не конец света, но обрыв истории. Литературу погребают руины сюжетных штампов, прах речи. Литературщина резво бесится и корчится в судорогах беллетризма, вся придуманная, похожая на привидение, но загробно и безъязыко безмолвствуя о жизни, о человеке. И если есть реализм, то это есть наша вера. Силой веры нереальное, запредельное превращается как раз в реальное и близкое, а косноязычие превращается тогда в совершенство, искренность – в мастерство; и, наоборот, мастерство да совершенство без животворящей этой веры превращают слово в пустой, мертвый звук, в прах.
Статья Олега Олеговича Павлова
Что такое реализм?
Метафизика русской прозы.
В понятии реалистического духа, казалось бы, нет ничего неожиданного. Возможно сказать, что реалистический дух существует в литературе постольку, поскольку существует реализм с его художественными приемами, эстетикой. Этот реализм, понимаемый как школа или метод, существует в художественной практике уже больше ста лет, а литературная теория, начиная с Белинского, сделала такой реализм фундаментом для своих построений в стремлении “законами духа объяснить и явления духа”. Творцом “реальной поэзии” предстает то ли Пушкин, преодолевший элегический стиль в “Евгении Онегине”, то ли Гоголь, выведший в “Мертвых душах” типическое изображение, однако постановка даже такого вопроса, о первоначалах, давно лишилась смысла, потому что реализм заключается в теоретических границах и вся творческая работа по переосмыслению реалистического опыта в пределах этих теоретических границ лишается исторической перспективы. Догмат реализма задавал и продолжает задавать литературе и обратный отсчет. Этот догмат очень ярко выразился в знаменитой формуле Замятина, что у русской литературы осталось только ее прошлое; прошлое, которое достигает совершенства как бы само по себе и возрастает в этом чистом бездвижном совершенстве громадней живой народной души, жизненного народного опыта. Но есть ли “реализм” в том, что дышит духом истины?
Коренной вопрос реализма – вопрос о достоверности изображаемого. Сказать точней, даже не вопрос, а требование, если изъясняться языком “метода”. Изображение действительности в ее реальных формах -это художественный принцип, создавшийся из требования достоверности. Однако русская проза куда сложней в своем устройстве, в своих принципах. В ней есть требование истинности, подлинности, а не достоверности. Есть замысел, главная мысль о жизни, но нет вымысла, придумывания жизни, которое маскируется правдоподобием изображаемого. За прозой всегда стоит некое событие, своя “история пугачевского бунта”. Поэтому “Капитанская дочка” – это почти история, увлекающая мощью происходящих событий, но никак не завлекающая или развлекающая приятным правдоподобным повествованием. А гениальная пустозерская проза -историческое свидетельство, подтвержденное кровью свидетельствующих. Житийные чудеса, описанные Аввакумом или Епифанием, не достоверны, но подлинны, таковыми эти видения и прозрения делает сила веры пустозерских страдальцев -не летописцев раскола, а пронзительнейшего дара писателей. “Реализма” потому и не было, что русское искусство никогда не изображало собственно реальности. Однако есть “метафизика” Пушкина, “действительное” Достоевского, “дух истины” Толстого, “вещество существования” Платонова – есть некая высвобожденная энергетическая сила! Наша история очеловечена энергией сопротивления, на весах ее душа весит гораздо тяжелей рассудка, а способность принести себя в жертву -могучее свойство этой народной души – значит больше, чем историческая целесообразность, и может взрывать историю, придавая ее размеренному ходу свой жертвенный иррациональный порыв. Это проистекает из самой русской жизни, из ее “внутренней экзистенциальной диалектики”, как определил Бердяев, по которой карамазовскому неприятию мира Божьего и Бога равнодействует неприятие и мира исторического, его целесообразности. Однако на суждение Чаадаева (почти постмодернистское по духу), что у России нет истории, что она принадлежит к неорганизованному историческому кругу культурных явлений, возразил Осип Мандельштам: а как же русский язык? Он писал в статье “О природе слова”: “Жизнь языка в русской исторической действительности перевешивала все другие факты полнотой бытия, представляющей только недостижимый предел для всех прочих явлений русской жизни”. И вот вывод: такой высокоорганизованный язык, как русский, воплощает саму историю. Так совершается заключительный виток этой внутренней русской диалектики… Кажется, что истории нет, что только малые разрозненные части бытия умещаются в ее понятиях и пределах, но мы обретаем ее со всей полнотой этого бытия в языке, который потому так органичен, организован, что только в нем и осмысляется наш стихийный исторический опыт. Русский язык обладает свойством жизненного материала. Предметом изображения в русской прозе была не реальность, а действительность -это то, что включает в себя не только реальный мир, но и духовный -мир наших страстей, чувств, веры. Предметом, но и принципом -“слово разрешается в событии”, как определил Мандельштам.
У всякого события – реальная причинность и вечная, то есть борьба добра со злом, относительность к силам вышним и судьбе. С реальной причинностью для русского художника всегда сочетается причинность сверхреальная. Временное – проявление вечного. Временное раскрывается через событие, а вечное так раскрываться не может. Вечное изображается как некое событие, или извлекается символ -притча, которая сама стремится стать историей, и так рождается русская проза. Так, по Андрею Платонову, что справедливо и для всей русской литературы, цель искусства – “найти для мира объективное состояние, где бы сам мир нашел себя и пришел в равновесие и где бы нашел его человек родным. Точнее говоря, искусство есть творчество совершенной организации из хаоса”.
Реалистический дух историчней, чем реалистическая форма. Она проявилась, вздыбившись, как гора,- и разрушилась. Для того реализма, который мы выдумали, в этих двух шагах заключается вся его жизнь -от рождения до смерти. Однако разве это рождение и смерть духа? Если на земном просторе рождается народ и у него является литература, то она с рождения имеет свою судьбу, судьбоносный дух, который и позволяет сказать: живая литература. Сила этого духа велика. Он возникает из небытия, совершив даже не взрыв, а подлинное, полное таинства чудо. На его тяге литература начинает свое движение и продолжает через все отведенное ей время, обретает свою историю.
Девятнадцатый же век замечателен тем, что он был веком самосознания этого духа, и потому такой взрыв, потому такая великая почти в каждом действующем лице литература. Это как богатырь, который играет своей удалью. Мускулами создавшейся формы играет со свободой Толстой, а красоту постигает Гоголь. Пушкин – чистота, широта, простор. Совершенство -это Тургенев. Глубина – Достоевский. В дальнейшем форма разрушается. Жизнь, нагруженная историей, изображается языком, сгущенным до образа,-Бабель; до метафоры – Олеша, Замятин; до символа -Платонов. Происходит поэтическое искривление реалистического стиля. Это тот же реализм, но только углубленный поэтическим звучанием, “глубокое бурение”, как выразился Виктор Шкловский применительно к произведениям Олеши. А на следующем шаге, который совершили Солженицын, Шаламов, возникла обратная потребность в упрочении и стиля, и формы, а еще большее вхождение в историю давало совершенно иную изобразительность. Но формообразование, равно как и разрушение формы, является “формальной предпосылкой искусства” (определение О. Мандельштама), родом творческой энергии. Из энергии распада канонической формы рождается “Житие” Аввакума. Шолохов пишет “Тихий Дон” на энергии созидания, а Платонов воздвигает эпос “Чевенгура” на энергии распада старой формы романа.
Если Толстой погружался в историю, имея полную свободу для вымысла, то на материале Отечественной войны он осиливал не историческую реальность, а отдаленное о ней представление. Новейшие писатели такой свободы не имели, но они же стремились к тому, чтобы по форме создавать цельные произведения, исходили из цельности русской классики. Однако это ни в коем случае не говорит об их вторичности как художников. Золотая середина тут в определении, данном Игорем Виноградовым той же особенности, но у Солженицына подмеченной: “Старые формы наполняются и преображаются энергией нового опыта, подлинность (сила переживания) которого удостоверяется миссией того художника, который взялся этот опыт выразить”. Солженицын, оформляя в старую романную форму запредельный по своей сути жизненный материал, невольно от него отдалялся и делал более реальным, а когда приступал к исследованию, то уже отчуждал из него свой опыт. Это невозможно для Шаламова. Для него литературное произведение есть не что иное, как выстраданный документ, и он выступает против всего, что может принизить его подлинность. Сюжеты? Самые простые. Форма? Чтобы была такая, какая получится. Он против литературной правки, считая, что первая черновая рукопись – самая искренняя, самая подлинная. Он исследует жизненный материал только в пределах своего личного человеческого опыта, обретая понимание того, что предметное бытие выражает собой неподлинное существование человека. Довлатов не следовал за Шаламовым, к примеру, и был совсем на него по своей самобытности не похож. Но вот что он писал (“Письмо к издателю”): “Лагерная тема исчерпана. Бесконечные тюремные мемуары надоели читателю. После Солженицына тема должна быть закрыта… Эти соображения не выдерживают критики. Разумеется, я не Солженицын. Разве это лишает меня права на существование?.. Дело в том, что моя рукопись законченным произведением не является. Это своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов. Мне казалось, что в этом беспорядке прослеживается лирический герой. Соблюдено некоторое единство места и времени. Декларируется в общем-то единственная банальная идея – что мир абсурден…”
“Банальная идея” оказывалась не так проста: мир обессмысливался именно на том своем жестоком витке, когда нельзя ни понять, ни оправдать содеянного в нем зла. Потому не имеет смысла в содеянном зле раскаиваться, разве что сжиться с ним, как бы переворачивая порядок вещей. Критика самого себя не означает раскаяния
Похожие работы
“Реализм с человеческим лицом” Х.Патнэма
Критический реализм
Реализм
Реализм и антиреализм: теоретико-познавательный аспект
Реализм, как творческий метод
Реализм. Теория Фомы Аквинского
Социалистический реализм
Социалистический реализм в контексте литературной эпохи
Христианский реализм в русской литературе (постановка проблемы)
Что такое реализм?
В конце XIX – начале XX века русская литература стала эстетически многослойной.
Реализм на рубеже веков оставался масштабным и влиятельным литературным направлением. Так, в эту эпоху жили и творили Толстой и Чехов.
Самыми яркими дарованиями среди новых реалистов обладали писатели, объединившиеся в 1890-е годы в московском кружке “Среда”, а в начале 1900-х составившие круг постоянных авторов издательства “Знание”, фактическим руководителем был М. Горький. В разные годы в него входили Л. Андреев, И. Бунин, В. Вересаев, Н. Гарин-Михайловский, А. Куприн, И. Шмелев и другие писатели.
Значительное влияние этой группы писателей объяснялось тем, что она в самой полной мере наследовала традиции русского литературного наследия XIX века. Непосредственные предшественники нового поколения реалистов еще в 1880-е годы основательно обновили облик направления. Творческие поиски позднего Л. Толстого, В. Короленко, А. Чехова внесли в художественную практику немало неординарного по меркам классического реализма. Особенно важным для следующего поколения реалистов оказался опыт А. Чехова.
Чеховский мир включает в себя множество разнообразных человеческих характеров. Его герои при всем своеобразии схожи в том, что всем им недостает чего-то самого важного. Они пытаются приобщиться к подлинной жизни, но, как правило, так и не обретают искомой духовной гармонии. Ни любовь, ни страстное служение науке или общественным идеалам, ни вера в Бога – ничто не может герою. Мир в его восприятии утратил единый центр, он далек от иерархической завершенности и не вписывается в рамки ни одной из мировоззренческих систем.
Именно поэтому жизнь, следующая какому-либо идеологическому шаблону, миропонимание, сформированное на некой системе социальных и этических ценностей, осмысляется Чеховым как тривиальность. Тривиальной оказывается жизнь, повторяющая заданные традицией образцы, лишенная духовной самостоятельности. Ни у одного из чеховских героев нет безусловной правоты. Сопоставляя героев по тому или иному признаку, Чехов чаще всего не отдает предпочтения ни одному из них. Ему важно не “моральное расследование”, а выяснение причин взаимного непонимания между людьми.
Внешне неострые сюжетные ситуации в его зрелой прозе и драматургии призваны выявить заблуждения персонажей, определить степень развитости их самосознания и связанную с ней меру личной ответственности.
Мир Чехова – это мир гибких отношений, где взаимодействуют разные субъективные правды. В таких произведениях повышается роль субъективной рефлексии (самоанализа, размышлений героев, осмысление ими своих поступков). При этом автор хорошо контролирует тональность своих оценок. Как типично чеховская тональность воспринимается читателем тонкая лирическая ирония.
Поколение писателей-реалистов начала XX века получило в наследство от Чехова новые принципы письма – еще большей авторской свободой; с широчайшим арсеналом художественной выразительности; с чувством меры, обязательным для художника, которое обеспечивалось возросшей внутренней самокритичностью и авторефлексией.
Почерпнув многое у Чехова, реалисты рубежа веков далеко не всегда обладали последним из упомянутых качеств художника.
Там, где Чехов видел разнообразие и относительную равноценность вариантов жизненного поведения, его молодые последователи увлекались одним из них.
В первую очередь важно то, что поколение реалистов начала XX века унаследовало от Чехова постоянное внимание к индивидуальности человека, его личностным качествам.
Темы и герои реалистической литературы
Тематический спектр произведений реалистов рубежа веков, несомненно, шире, в отличие от их предшественников. Для большинства писателей в это время нехарактерно тематическое постоянство. Быстрые перемены в России заставляли их по иному подходить к тематике, вторгаться в ранее заповедные пласты тем. В окружении Горького в это время был силен дух артельности. “Знаньевцы” создали широкую панораму переживающей обновление страны. Масштабный тематический охват чувствовался в заголовках произведений, составлявших сборники “Знание”. Например, оглавление 12-го сборника “Знание” напоминало разделы какого-то социологического исследования: однотипные названия “В городе”, “В семье”, “В тюрьме”, “В деревне” характеризовали обследуемые сферы жизни.
Элементы социологической описательности в реализме – еще не преодоленное наследие социально-очерковой прозы 60-80-х годов, где была сильна установка на эмпирическое исследование действительности. Проза “знаньевцев” отличалась гораздо более острой художественной проблематикой. Кризис всех форм жизни – таков был итог. Важным было изменившееся отношение реалистов к возможности преобразования жизни. В литературе 60-80-х годов жизненная среда изображалась статичной, обладавшей чудовищной силой инерции. Теперь же обстоятельства человеческого бытия интерпретируются как лишенные стабильности и подвластные воле самого человека. Реалисты рубежа веков делали акцент на способности человека не только противостоять неблагоприятному воздействию среды, но и активно перестраивать жизнь.
Заметно обновилась в реализме и типология характеров. Внешне писатели следовали традиции: в их произведениях можно было найти легко узнаваемые типы “маленького человека” или интеллигента, пережившего духовную драму. Характеры избавлялись от социологической усредненности, становились разнообразнее по психологическим особенностям и мироощущению. “Пестрота души” русского человека – постоянный мотив прозы И. Бунина. Он одним из первых в реализме стал использовать в своих произведениях иностранный материал (“Братья”, “Сны Чанга”, “Господин из Сан-Франциско”). Это же самое стало характерным и для М. Горького, Е. Замятина и других.
Описание событий в романах и других произведениях А. И. Куприна (1870-1938) необычайно широко по разнообразию тематики и человеческих характеров. Герои его повестей и рассказов солдаты, рыбаки, шпионы, грузчики, конокрады, провинциальные музыканты, актеры, циркачи, телеграфисты. В самой личности А. Куприна проявилась новизна отношения писателей-реалистов к жизни. Стремление к живому, незаемному знанию, жажда все постичь самому привела его к черноморским рыбакам, первым русским воздухоплавателям, водолазам и многим другим. Переменив в молодости десятки профессий, Куприн и в зрелые годы стремился приумножать запас лично пережитого, достоверного знания.
При всем разнообразии человеческих типов в прозе Куприна наибольшие удачи писателя, пожалуй, были связаны с образами внешне заурядных, “маленьких” людей, вдруг находивших в себе силы на значительный духовный рост и обретавших достоинство в сложных для них внешних обстоятельствах. Такой писательской удачей стала повесть “Поединок” (1905), поначалу вызвавшая широкий читательский интерес благодаря острой тематике – в ней впервые была показана изнанка армейского быта 1900-х годов. Талант социального критика Куприна достиг в этом произведении вершины. Офицерство, традиционно для России занимавшее видное место в социальной иерархии, изображалось писателем далеко не с парадной стороны. Используя конкретику почти натуралистических по характеру описаний, Куприн наполнил повесть сценами безобразных кутежей, мордобоя, пошлых выходок офицеров по отношению к “штатским”.
Сила повести была не столько в актуальности материала (поражение России в русско-японской войне), сколько в найденном писателем повествовательном ракурсе. Моральная деградация в армейской среде была показана с позиции молодого офицера, бывшего частью этой среды и испытавшего всю силу ее духовного гнета. Главным героем повести был избран неуверенный в себе и зависимый от среды новичок – подпоручик Ромашов. В повести использованы два варианта его имени: полудетское, нежное Юрочка – и решительное, говорящее само за себя – Георгий. Слабость и сила, бесхарактерная пассивность и волевая решительность, романтическая мечтательность и способность к рассудительной самооценке – эти противоположные качества в повести Куприна конфликтно взаимодействуют в душе героя, составляя центральную ось произведения.
Именно внутренний конфликт оказался динамичнее и содержательнее конфликта внешнего, построенного с использованием актуальных сюжетных ходов (столкновения с более сильными и жестокими персонажами, любовь к замужней женщине, происки прежней любовницы, дуэль). Ромашов – типичный “маленький человек”, стремящийся преодолеть свою слабость, прозреть и сопротивляться. Решающим моментом его духовной эволюции стало “неожиданно яркое осознание своей индивидуальности”. Отсюда можно следующий вывод, характерный для реализма Куприна: лучшие качества человека определяются не принадлежностью к сословию и не доставшимися от природы биологическими и психологическими качествами, а развитостью его индивидуальности, глубиной самосознания.
Почувствовав себя личностью, Ромашов не замыкается в гордом одиночестве, но оказывается способным протянуть руку помощи слабому. Это видно в его отношении к униженному, немощному, измордованному солдату Хлебникову, которого он называет “Брат мой”. Сюжетная развязка повести – гибель героя на дуэли – обнажила зависимость писателя от традиционных решений. При этом она не снизила общего высокого качества произведения, чья сила проявляется в тонком использовании и обогащении тех приемов психологического анализа, которые были разработаны в русском реалистическом романе XIX века. Близость к реалистическим традициям (особенно Л. Толстого) в соединении с доходчивостью и увлекательностью сделала Куприна одним из любимейших писателей начала XX века.
Жанры и стилевые особенности реалистической прозы
Значительно обновились в начале XX века жанровая система и стилистика реалистической прозы.
Главное место в жанровой иерархии заняли в это время наиболее мобильные рассказ и очерк. Роман (бессмертное произведение) практически исчез из жанрового репертуара реализма, уступив место повести.
Начиная с творчества А. Чехова, в реалистической прозе заметно выросла значимость формальной организации текста. Некоторые приемы и элементы формы получили в художественном строе произведения большую самостоятельность. Так, например, разнообразнее использовалась художественная деталь. В то же время сюжет все чаще утрачивал значение главного композиционного средства и начинал играть подчиненную роль. Углубилась выразительность в передаче подробностей зримого и слышимого мира. В этом отношении особенно выделялись И. Бунин, Б. Зайцев, И. Шмелев. Например, в произведениях Бунина была удивительная слитность зрительных и слуховых, обонятельных и осязательных характеристик при передаче окружающего мира. Огромное значение писатели-реалисты придавали использованию ритмических и фонетических эффектов художественной речи, передаче частных особенностей устной речи персонажей (этим мастерски владел И. Шмелев).
Общая логика развития реализма в начале века заключалась в усилении роли повышенно-экспрессивных форм. Писателю была важна не столько соразмерность пропорций воспроизводимого фрагмента жизни, сколько “сила крика”, обнаженная авторская эмоциональность. Это достигалось заострением сюжетных ситуаций, когда крупным планом описывались предельно драматические, “пограничные” состояния в жизни персонажей. Образный ряд произведений выстраивался на предельно острых контрастах; активно использовались лейтмотивные принципы повествования: увеличивалась частота образных и лексических повторов.
Стилевая экспрессия была особенно характерна для Л. Андреева, А. Серафимовича, отчасти для некоторых произведений М. Горького. Для них характерны “монтажная” стыковка высказываний, афористичность, риторические повторы. Автор часто комментирует происходящее, вторгается в сюжет с пространными публицистическими отступлениями (как, например, в повестях М. Горького “Детство” и “В людях”). В произведениях Л. Андреева сюжет и компоновка персонажей нередко бывали намеренно схематичными: писателя влекли универсальные, “вечные” типы и жизненные ситуации.
Следует сказать, что в пределах творчества одного писателя редко выдерживалась единая стилевая манера. Подчас художники слова сочетали несколько стилевых вариантов, когда точная изобразительность соседствовала с обобщенно-романтической образностью, элементы жизнеподобия – с художественными условностями.
Характерной приметой реализма начала XX века стали стилевая двусоставность и элемент художественной эклектичности. Из значительных писателей той поры только И. Бунин избежал в своем творчестве разностильности. Стилевая нестабильность реализма была следствием переходности и известной художественной компромиссности направления. Да, реализм оставался верен традициям прошлого века, тогда как с другой стороны начинал взаимодействовать с новыми течениями в искусстве.
Постепенно писатели-реалисты адаптировались (правда, не всегда так гладко и последовательно) к новым формам художественного поиска. По пути сближения с модернистской эстетикой пошли Л. Андреев, Б. Зайцев, С. Сергеев-Ценский, несколько позднее – Е. Замятин. В их адрес нередко раздавались упреки в художественном отступничестве и даже в идеологическом дезертирстве. Однако отметим, что процесс обновления реализма в целом был художественно плодотворным и весьма результативным в эпоху рубежа веков.
Сочинение – Литература
Другие сочинения по предмету Литература
Министерство образования и науки Украины
Мариупольский строительный техникум
Курсовая работа
По предмету: Зарубежная культура
На тему: Критический реализм
Выполнил: студент группы ОС 21
Курмаз А.А
Мариуполь 2002
План.
Понятие о критическом реализме.
Развитие русского реализма:
а) творчество писателей реалистов;
б) искусство и живопись русских реалистов.
3.Заключение.
4.Литература.
Понятие о критическом реализме.
Реализм (от лат. realis, вещественный) художественный метод в искусстве литературы. История реализма в мировой литературе необычайно богата. Само представление о нём менялось на разных этапах художественного развития, отражая настойчивое стремление художников к правдивому изображению действительности.
Новый тип реализма складывается в XIX веке. Это критический реализм. Он существенно отличается от ренессансного и от просветительского. Расцвет его на Западе связан с именами Стендаля и Бальзака во Франции, Дикенса, Теккерея в Англии, в России А. Пушкина, Н. Гоголя, И. Тургенева, Ф Достоевского, Л. Толстого, А. Чехова.
Критический реализм по-новому изображает отношение человека и окружающей среды. Человеческий характер раскрывается в органической связи с социальными обстоятельствами. Предметом глубокого социального анализа стал внутренний мир человека, критический реализм потому одновременно становится психологическим. В подготовке этого качества реализма большую роль сыграл романтизм, стремившийся проникнуть в тайны человеческого Я.
Углубление познания жизни и усложнение картины мира в критическом реализме XIX века не означает, однако, некоего абсолютного превосходства над предыдущими этапами, ибо развитие искусства отмечено не только завоеваниями, но и утратами. Утрачена была масштабность образов эпохи Возрождения. Неповторимым оставался пафос утверждения, свойственный просветителям, их энтузиастическая вера в победу добра над злом.
Подъем в странах Запада рабочего движения, формирование в 40-х годах XIX века марксизма не только оказывают влияние на литературу критического реализма, но и вызывают к жизни первые художественные опыты изображения действительности с позиций революционного пролетариата.
В России XIX век является периодом исключительного по силе и размаху развития реализма. Во второй половине века художественные завоевания реализма выводят русскую литературу на международную арену, завоевывают ей мировое признание. Богатство и многообразие русского реализма XIX века позволяют говорить о разных его формах.
Формирование его связано с именем Пушкина, который вывел русскую литературу на широкий путь изображения судьбы народной, судьбы человеческой. В условиях ускоренного развития русской литературы Пушкин как бы навёрстывает её прежнее отставание, прокладывает новые пути почти во всех жанрах и своей универсальностью и своим оптимизмом оказываясь сродни талантам Возрождения. В творчестве Пушкина закладываются основы критического реализма, развитого в творчестве Гоголя и за ним в так называемой натуральной школе.
Выступление в 60-е годы революционных демократов во главе с Н. Чернышевским придаёт новые черты русскому критическому реализму.
Особое место в истории русского реализма принадлежит Л. Толстому и Достоевскому. Именно благодаря им русский реалистический роман приобрёл мировое значение. Их психологическое мастерство, проникновение в диалектику души открывали путь художественным исканиям писателей XX века. Реализм в XX веке во всём мире несёт на себе отпечаток эстетических открытий Толстого и Достоевского.
Важно подчеркнуть, что русский реализм XIX века не развивался изолированно от мирового историко-литературного процесса. Это было началом эпохи, когда, по словам К. Маркса и Ф. Энгельса, плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,I4,с. 428).
Критический реализм, продолжавшийся развиваться в русской литературе до Октября (И. Бунин, А. Куприн) и на Западе, в XX веке получили дальнейшее развитие, при этом претерпев существенные изменения. В критическом реализме XX века на Западе более свободно усиливаются и перекрещиваются самые различные влияния, в том числе некоторые черты нереалистических течений XX века, что не исключает борьбы реалистов против нереалистической эстетики.
Развитие русского реализма.
30-40-е годы XIX века это время кризиса просветительских и субъективно-романтических концепций. Просветителей и романтиков сближает субъективный взгляд на мир. Действительность не была ими понята как объективный процесс, развивающийся по своим законам, независимым от роли людей. В борьбе с социальным злом мыслители эпохи Просвещения уповали на силу слова, морального примера, а теоретики революционного романтизма на героическую личность. И те, и другие недооценивали роль объективного фактора в развитии истории.
Раскрывая общественные противоречия, романтики, как прав
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Далее
Первая треть XIX в. в европейской литературе характеризуется стремительным развитием новых литературных явлений. На начало 19 века века приходится расцвет в Европе такого литературного направления, как романтизм.
Центральным объектом в романтических произведениях стал человек, его личность, самоценность, индивидуальность. Романтики, в отличие от просветителей, провозгласили культ не разума, а чувств человека, культ страстей, воображения и фантазии. Героями романтических произведений стали люди, способные на сильные, бурные чувства (лирика Байрона). Также романтики провозгласили культ природы и всего природного в человеке. Отсюда в их произведениях развернутые описания картин природы, часто созвучные с настроением героя (буря, ясно, солнечная лесная поляна и др.). Примером могут служить романтические поэмы и стихи Михаила Лермонтова.
Мир в представлении романтиков раскалывается на два: один воображаемый, мир идеала, мир подвигов и высоких стремлений, а второй – реальный, обыденный. Героев-романтиков не устраивает мир реальности, они страдают от противоречия, от несоответствия реальности идеалам. Такие два мира, в символической сказочной форме, мир глазами энтузиастов, и мир глазами филистеров, показаны в произведении Гофмана «Крошка Цахес по прозванию Циннобер».
Романтизм активизирует интерес к национальным культурам европейских народов. Романтики по всей Европе, не исключая Украины, собирают фольклор, занимаются литературной обработкой народных легенд и баллад. Немаловажно, что при этом писатели-романтики совершенствуют национальные литературные языки.
Но еще до 1830-го года в Европе громко заявляет о себе новое литературное направление – реализм. Его представители сами вышли из круга романтиков, однако они уже не довольствуются созерцанием несправедливого мира реальности. Они стремятся влиять на него. Человек рассматривается уже не как отчужденная от мира и непонятая обществом индивидуальность, а как фигура социальная. Противоречия во внутреннем мире личности обусловлены, по мнению авторов, прежде всего, проблемами и противоречиями в обществе.
Романтическое разделение на два мира в реализме исчезает. Писатели-реалисты сосредоточивают свой художественный интерес на реальности во всех ее аспектах. Реалисты стремятся вывести и продемонстрировать типичные характеры людей в типичных обстоятельствах. Примером может служить социально-психологический роман в стихах «Евгений Онегин» Пушкина, где автор описал типичную жизнь различных слоев населения России начала 19-го века: помещиков в провинции, крестьян, столичных дворян и др.
А. И. Куприна принято считать писателем-реалистом. Действительно, он всегда изображал в своих произведениях жизнь такой, какой ее можно видеть каждый день, стоит только пройтись по улицам, внимательно ко всему приглядываясь. Хотя сейчас все реже и реже встречаются люди, подобные купринским героям, раньше они были явлением вполне обычным. Тем более Куприн мог писать лишь тогда, когда сам жил и чувствовал. Он не придумывал свои повести и рассказы за письменным столом, а выносил их из жизни. Потому, наверное, все его книги такие яркие, впечатляющие.
Несмотря на всю реалистичность произведений Куприна, в любом из них можно найти элементы романтизма. Более того, иногда это проявляется настолько сильно, что даже невозможно назвать некоторые страницы реалистическими.
Например, в повести “Олеся” все начинается довольно прозаично, даже немного скучно. Лес. Зима. Темные, неграмотные полесские крестьяне. Кажется, что автор просто захотел описать жизнь полесских крестьян и делает это, ничего не приукрашивая, изображая серую, безрадостную жизнь серым цветом. Хотя, конечно же, условия, в которые попадает главный герой повести, далеко не привычны для большинства из нас, но все же это реальные условия жизни в Полесье.
И вдруг среди всего этого унылого однообразия появляется Олеся, образ, несомненно, романтический. В ней все прекрасно, все благородно. Куприн обращает внимание на руки девушки, хоть и загрубевшие от работы, но маленькие, аристократические, на ее манеру есть, говорить. Откуда в такой среде могла появиться девушка, подобная Олесе? Очевидно, образ юной колдуньи уже является не жизненным, а идеализированным, над ним потрудилось воображение автора.
После того как в повести появляется Олеся, романтизм уже неотделимо соседствует с реализмом. Наступает весна, природа радуется вместе с влюбленными. Появляется новый, романтический мир, где все прекрасно. Это мир любви Олеси и Ивана Тимофеевича. Как только они встречаются, этот мир вдруг возникает из ниоткуда, когда расстаются — исчезает, но сохраняется в их душах. И влюбленные, находясь в обыденном мире, стремятся в свой, сказочный, никому другому не доступный. Это “двоеми-рие” — тоже явный признак романтизма.
Обычно романтический герой совершает “поступок”. Не является исключением и Олеся. Она пошла в церковь, подчиняясь силе своей любви.
Таким образом, в повести описывается любовь реального человека и романтической героини. Иван Тимофеевич попадает в романтический мир Олеси, а она — в его реальность. Становится понятным, почему в произведении прослеживаются черты как одного, так и другого направления.
В повести “Гранатовый браслет” Куприн тоже идеализирует, но уже не человека, а Чувство. Желтков любит Веру Николаевну чистой любовью, ничего не требуя взамен, радуясь ее счастью, как своему. Это та же самая любовь, которой любила Олеся. Автор сам указывает на нереальность подобного чувства. Он пишет, что это была та любовь, о которой мечтают женщины, но на которую больше не способны мужчины. И через это необыкновенное чувство в реалистическое произведение входит романтизм.
Но иногда Куприн не придумывает ничего идеального. В “Поединке”, мне кажется, нет ни одного безупречного образа. Если Шурочка сначала и кажется прекрасной (она так умна, красива, хотя ее окружают пошлые, жестокие люди), то вскоре это впечатление исчезает. Шурочка не способна на настоящую любовь, как Олеся или Желтков, она предпочитает ей внешний блеск высшего общества. И сразу, как только это понимаешь, и красота ее, и ум, и чувства предстают в ином свете.
Любовь Ромашова, конечно же, была чище и искренней. И хоть он совсем не идеализируется автором, его можно считать романтическим героем. Он все очень остро переживает и чувствует. К тому же Куприн проводит Ромашова через жизненные страдания: одиночество, унижение, предательство, смерть. На фоне реалистического изображения порядков царской армии, пошлости, жестокости, грубости выделяется еще одно лицо —Назанский. Это уже настоящий романтический герой. Как раз в его речах можно найти все основные идеи романтизма о несовершенстве этого мира, о существовании другого, прекрасного, о вечной борьбе и вечном страдании.
Как видно, в своих произведениях Куприн не придерживался рамок только реалистического направления. В его повестях есть и романтические тенденции. Он помещает романтических героев в повседневную жизнь, в реальную обстановку, рядом с обыкновенными людьми. И очень часто поэтому основным конфликтом в его произведениях становится конфликт романтического героя с обыденностью, серостью, пошлостью.
Куприн обладал способностью совмещать в своих книгах реальность с романтической выдумкой. Наверное, это и есть та самая замечательная способность усмотреть в жизни прекрасное, достойное восхищения, которой лишены многие люди. Но если уметь видеть в жизни лучшие ее стороны, то, в конце концов, из самой скучной и серой повседневности может родиться новый, замечательный мир.
Тип: Сочинение
Предмет: Литература
Все сочинения по литературе »
Язык: Русский
Автор: N/A
Дата: 20 ноя 2001
Формат: RTF
Размер: 13 Кб
Страниц: 5
Слов: 2269
Букв: 14771
Просмотров за сегодня: 1
За 2 недели: 1
За все время: 47
Тезисы:
Догмат реализма задавал и продолжает задавать литературе и обратный отсчет.
Коренной вопрос реализма – вопрос о достоверности изображаемого.
“Реализма” потому и не было, что русское искусство никогда не изображало собственно реальности.
Богатство реализма в проявлениях его духа, а не в школах.
Метафизика русской прозы.
В понятии реалистического духа, казалось бы, нет ничего неожиданного.
Сказать точней, даже не вопрос, а требование, если изъясняться языком “метода”.
В ней есть требование истинности, подлинности, а не достоверности.
За прозой всегда стоит некое событие, своя “история пугачевского бунта”.
Так совершается заключительный виток этой внутренней русской диалектики…