Его мизерное жалование не позволяло ему делать дорогих покупок. Он многие годы ходил в зеленом пиджаке, которое уже казался рыжевато-мучного цвета. В один из дней, Акакий Акакиевич решать заказать себе новую шинель. Нужно сказать, что это решение далось ему не просто. Он дважды просил портного подлатать его старую шинель, но портной не хотел браться за работу.
Башмачкин начинает экономить на всем, чтобы собрать нужную сумму денег. И вот шинель готова. Это событие стало настоящим праздником в жизни главного героя. Новая шинель словно открыла ему дверь в новую жизнь. Он даже решает пойти на вечер, чтобы «вспрыснуть» новую вещь. Там он становится главным действующим лицом. Впервые за всю свою жизнь Акакий Акакиевич позволил себе развлечься. Поздним вечером по дороге домой на Башмачкина нападают грабители и отбирают шинель. С этого момента жизнь главного героя превратилась в ад. Ни кто не понимает его трагедии. Он пытается найти помощи, но бюрократический аппарат «раздавливает» его.
Простудившись, Акакий Акакиевич умирает. Его смерть замечают только на четвертый день, но никто не сожалеет о случившемся. Тем временем, призрак Акакия Акакиевича начинает мстить своим обидчикам, срывая с них шинели. Он успокаивается только тогда, когда отбирает шинель у генерала, который прогнал его.
Таким был итог жизни «маленького человека» Акакия Акакиевича Башмачкина.
В повести Н. В. Гоголя «Шинель», автор продолжает тему «маленького человека». Первым эту тему поднял А.С. Пушкин в повести «Станционный смотритель». Автор описывает Вырина с позиции барина, а Гоголь рассказывает о людях Петербурга, приблизившись к ним вплотную, полностью проникшись их чувствами.
Акакий Акакиевич Башмачкин – главный герой повести «Шинель». Это скромный титулярный советник, служивший в одном из департаментов Петербурга. Башмачкин ничем не примечательная и незначительная личность. Он всегда был тихим, спокойным и скромным человеком. Акакий Акакиевич очень редко обращал внимание на насмешки других.
Жил Башмачкин очень бедно. “Он не думал вовсе о своем платье: …вицмундир у него был не зеленый, а какого-то рыжевато-мучного цвета. Воротничок на нем был узенький, низенький, так что шея его, несмотря на то, что не была длинна, выходя из воротника, казалась необыкновенно длинною…”; “…И всегда что-нибудь да прилипало к его вицмундиру: или сенца кусочек, или какая-нибудь ниточка…”
Духовный мир Башмачкина был очень скуден. В его мире существовала только работа, которую он выполнял с усердием. В жизни Акакия Акакиевича нет ни друзей, ни книг, ни природы. Его жизнь, можно сказать, была бессмысленна, пока не появилась цель – покупки новой шинели. Башмачкин полгода копил на новую вещь. Он мало ел, экономил на всем, на чем мог. Стоит заметить, что только портной Петрович проявлял к герою интерес, сочувствие и понимание. И вот настал долгожданный момент. Его шинель была готова. Акакий Акакиевич идет по улице в новой шинели. Она давала ему чувство собственного достоинства. В ней он чувствовал себя не последним в обществе. Но в этот же вечер грабители срывают с него шинель и мир Башмачкина рушится. Акакий Акакиевич впадает в уныние. Но он делает все возможное, чтобы вернуть свою шинель. И довершает эту жизненную катастрофу поход Башмачкина к «значительному лицу», который даже не выслушал Акакия Акакиевича. «Значительное лицо» прогнал Башмачкина, тем самым унизив его.
Акакий Акакиевич вступил в неравную борьбу с обществом, у которого нет идеалов, совести, уважения к другим. С обществом, которому чужды нормальные человеческие отношения. Силы были неравные, и Башмачкин проиграл эту битву.
Акакий Акакиевич стал жертвой не только неравной борьбы, но и своей бесхарактерности. Он позволил себе быть жалким и униженным.
После встречи со «значительным лицом» Башмачкин заболел и умер. О нем не сразу вспомнили в департаменте. Но появление на улицах Петербурга Акакия Акакиевича в образе призрака, срывающего шинели с прохожих, напугало многих. И только тогда, когда призрак стащил шинель с плеч «значительного лица», он успокоился. «Значительное лицо» очень испугался. И после этого случая он стал лучше относиться к людям.
На протяжении всей повести видно, что Гоголь сочувствует судьбе «маленького человека». Автор показывает, что главный герой не желает никому зла. Он тоже имеет право на счастье. Сам человек, несмотря на свою маленькую должность, не должен быть маленьким. Он должен всегда оставаться человеком. К.Г. Паустовский написал: «Человек должен быть умен, прост, справедлив, смел и добр. Только тогда он имеет право носить это высокое звание — Человек». Добавил: 10028081
Греческий философ Демокрит в 4 веке до н.э. сказал, что “совершающий несправедливость несчастнее несправедливо страдающего”. С этого времени прошло уже более двух десятков столетий, но нередко случается, что жестокие и бессердечные люди оскорбляют достоинство других и выглядят, в конечном счете, более слабыми и ничтожными, чем их жертвы.
Образ одинокого, униженного, недалекого чиновника, но при этом обладающего сердцем и чувствами, создал Гоголь в повести «Шинель». В качестве обидчика выступает окружающее Акакия Акакиевича общество, бездушно насмехающееся над ним и поэтому кажущееся читателю духовно мизерным и жалким.
Гоголь характеризует Башмачкина как человека бедного, заурядного, незначительного и незаметного. Автор так описывает внешность главного героя повести: “низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек”. В жизни Башмачкину отведена ничтожная роль переписчика департаментских документов. Воспитанный в атмосфере беспрекословного подчинения и исполнения распоряжений начальства, Акакий Акакиевич не привык размышлять над содержанием и смыслом своей работы. Вот почему, когда ему предлагают задания, требующие проявления элементарной сообразительности, он начинает волноваться, переживать и, в конце концов, приходит к выводу: “Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь”.
Духовная жизнь Башмачкина такая же ограниченная и односторонняя, как и внешняя. Герой не стремится к невиданной роскоши. Ему просто холодно, да и по чину он должен являться в департамент в шинели. Мечта сшить шинель на вате становится для героя подобием великой и почти невыполнимой задачи. В его системе мировых ценностей она имеет такое же значение, как стремление какого-нибудь “великого человека” добиться мирового господства.
Мысль о шинели наполняет смыслом существование Акакия Акакиевича. Для того чтобы по совету портного накопить деньги на новую вещь, он экономит: по вечерам не зажигает свечи, не пьет чай. По улицам Башмачкин ходит очень осторожно, “почти на цыпочках”, чтобы “не истереть подметок” раньше времени, редко отдает прачке белье. “Сначала ему было несколько трудно привыкать к таким ограничениям, но потом как-то привыклось и пошло на лад; даже он совершенно приучился голодать по вечерам; но зато он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели”, — пишет Гоголь. Накапливание денег на приобретение новой шинели становится для Акакия Акакиевича целью всей жизни. Даже внешность его меняется: “Он сделался как-то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель. С лица и поступков его исчезло само собою сомнение, нерешительность… Огонь порою показывается в глазах его…”
И вот шинель Башмачкина готова. По этому поводу чиновники устраивают банкет. Счастливый Акакий Акакиевич даже не замечает, что они насмехаются над ним. Ночью, когда Башмачкин возвращался с банкета, грабители сняли с него шинель. Счастье этого человека длилось только один день: “На другой день он явился весь бледный и в старом капоте своем, который сделался еще плачевнее”. Он обращается за помощью в полицию, но там с ним даже не хотят разговаривать. Тогда Акакий Акакиевич идет к “значительному лицу”, надеясь на помощь. Этот человек, к которому чиновнику советуют обратиться, “распекает” Башмачкина за неуважение к начальству и выгоняет из своего дома.
Все неприятности настолько сильно подействовали на главного героя повести, что он не смог пережить их. Он заболел и вскоре умер. “Исчезло и скрылось существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное… но для которого все ж таки, хотя перед самым концом жизни, мелькнул светлый гость в виде шинели, ожививший на миг бедную жизнь”, — пишет Гоголь.
Повесть “Шинель”, несмотря на свою реалистичность, заканчивается фантастически. После смерти Акакия Акакиевича на улицах Петербурга стал появляться призрак, который снимал шинели с прохожих. Одни видели в нем схожесть с Башмачкиным, другие не замечали ничего общего у грабителя с робким чиновником. Однажды ночью призрак встретил “значительное лицо” и сорвал с него шинель, напугав до того, что тот “даже стал опасаться насчет какого-нибудь болезненного припадка”. После этого случая начальник стал лучше относиться к людям.
На протяжении всей повести читатель видит, что автор сочувствует судьбе Акакия Акакиевича, «маленькому человеку», как впоследствии был назван этот персонаж. Гоголь показывает, что главный герой не желает никому зла, он не ничтожен, он тоже имеет право на личное счастье. Просто в силу своей слабохарактерности и замкнутости мышления Башмачкин вынужден вести «маленькую» жизнь с такими же «маленькими» потребностями. И те, кто с первого взгляда кажется сильнее и умнее, кто безжалостно насмехается и издевается над Акакием Акакиевичем, на самом деле еще ниже, еще ограниченнее, чем «несправедливо страдающий» чиновник. Гоголь призывает нас быть внимательными друг к другу и как бы предупреждает, что человеку придется отвечать в будущем за нанесенные ближнему обиды.
Тема «маленького человека» в повести Н. В. Гоголя «Шинель» развивается как важная проблема общественной жизни. Главный герой произведения, Акакий Акакиевич Башмачкин, олицетворяет собой всех угнетенных, обездоленных, обреченных на нечеловеческое существование.
С самого начала в повесть вводится тема предопределения судьбы. Оказывается, что уже с рождения над героем довлеет рок, фатум, судьба. Незавидная участь выпала на долю Акакия Акакиевича уже тогда, когда ему выбирали имя: «Ну, уж я вижу, — сказала старуха, — что, видно, его такая судьба. Уж если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его». Любопытно, что в этом эпизоде автор иронизирует: «Мы привели потому это, чтобы читатель мог сам видеть, что это случилось совершенно по необходимости и другого имени дать было никак невозможно».
Духовная жизнь повзрослевшего героя обеднена, мысли и чувства его сконцентрированы вокруг должностных обязанностей. Акакий Акакиевич служит мелким писарем в какой-то канцелярии. Он получает ничтожное жалованье, которого едва хватает на пропитание героя. Вся жизнь Башмачкина заключена в переписыванье бумаг. Кроме этого, он ничего не замечает в жизни.
Страшно то, что в своем существовании герой не видит ничего аморального. Он считает естественными те условия, в которых живет. «Предопределенность» судьбы Башмачкина постепенно раскрывается в повести как суровая зависимость его от общих условий жизни.
Мир Акакия Акакиевича ограничен, ничем не окрашен, он неизменен. Герой обречен быть вечным титулярным советником и довольствоваться самым скромным, незаметным местом в обществе. В жизни ему отведена незначительная, ничтожная роль.
На мой взгляд, образ Башмачкина соотносится с такими понятиями, как «прозябание» и «духовное вырождение». Постоянная зависимость от чего-то или кого-то, слепое подчинение начальству, механическое исполнение указаний «притупили» в этом человеке умение размышлять над смыслом жизни и содержанием работы. Его работа, как и его жизнь статична, лишена инициативности. Все в жизни Акакия Акакиевича сведено к механическим функциям переписчика канцелярских бумаг.
С горьким сочувствием мы смотрим на безропотного служащего, который живет и работает как автомат, копирующий департаментские документы. Читая повесть, мы удивляемся, как многолетняя рутинная работа Акакия Акакиевича лишила его способности сколько-нибудь самостоятельно мыслить: «Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую службу, приказал дать ему что-нибудь поважнее, чем обыкновенное переписыванье; именно из готового уже дела велено было ему сделать какое-то отношение в другое присутственное место; дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье. Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и, наконец, сказал: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь».
Очевидно обеднение духовной жизни Башмачкина, ограниченной не самим департаментом, а теми обязанностями, которые он выполняет. Все его существование сведено к служебным функциям: «Там, в этом переписываньи, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир… Вне этого переписыванья, казалось, для него ничего не существовало».
Другого мира, другой жизни Башмачкин не знал. Больше того, он даже мысли не имел, что есть другая, настоящая, жизнь. Все, что есть у Башмачкина, — это постоянная борьба за существование. Непрестанный труд Акакия Акакиевича не может обеспечить ему даже сведенные к минимуму потребности.
Необходимость пошивки новой шинели для него — не просто будничная проблема, а событие огромной важности. Лишь очередное самоограничение, очередное урезание своих потребностей, и без того урезанных, может помочь этому герою найти выход.
Акакий Акакиевич отдает отчет своим жертвам. Поэтому так велика его радость при достижении цели: «Самый торжественнейший в жизни Акакия Акакиевича» был день, «когда Петрович принес, наконец, шинель».
Башмачкин принадлежит к той категории людей, которые в сословном обществе полностью лишены всякой защиты. Там, где господствует поклонение сильным и богатым, Башмачкин не существует как личность. Среди людей, с которыми он связан по долгу службы, Акакий Акакиевич встречает отношение либо холодно-равнодушное, либо насмешливо-оскорбительное: «В департаменте не оказывалось к нему никакого уважения…», «Начальники поступали с ним как-то холодно-деспотически… Молодые чиновники подсмеивались над ним, во сколько хватало канцелярского остроумия…”
Новая шинель привела к преображению личности героя. Он как будто ожил, стал замечать окружающих его людей, внешний мир. Но недолго длилось это возрождение Акакия Акакиевича. Он и дня не проходил в своей обновке. На следующий же день вечером ее украли. Это было страшнейшее потрясение для Башмачкина. Он решился на невиданный для него поступок — бороться за свою шинель. Но чиновничья машина не дала ему никакого шанса. Башмачкин добрался даже до «значительного лица» и посмел ему перечить. «Значительное лицо» обвинило Башмачкина в вольномыслии. После этого «Акакий Акакиевич так и обмер, пошатнулся, затрясся всем телом и никак не мог стоять… он бы шлепнулся на пол; его вынесли почти без движения». В итоге Башмачкин заболел и умер.
Но на этом повесть не заканчивается. В Петербурге появился призрак в виде чиновника. Он искал пропавшую шинель и под этим предлогом сдирал шинели со всех прохожих, независимо от чина. В этом ходячем мертвеце узнали Акакия Акакиевича. В конце концов, от «рук» привидения пострадало и «значительное лицо», которое тоже лишилось своей шинели: «Твоей-то шинели мне и нужно! Не похлопотал об моей, да еще и распек, — отдавай же теперь свою!”
Я считаю, что духовное вырождение Башмачкина не является фактом его индивидуальной биографии. Источник измельчения его личности в другом — в социальной униженности, в социальном бесправии «маленького человека». Судьба Башмачкина — это судьба многих обездоленных людей.
Главная
Рефераты – Иностранные языки
Революционер Акакий Акакиевич НВГоголь Шинель – сочинение
Революционер Акакий Акакиевич
Руслан Киреев
Да полно вам, воскликнет читатель, – тихий, забитый Акакий Акакиевич Башмачкин и вдруг – революционер! Ведь он и двух слов-то связать не может, изъясняется, пишет автор, “большею частью предлогами, наречиями и, наконец, такими частицами, которые решительно не имеют никакого значения”. Но так изъясняется он далеко не всегда. В конце повествования читателю явлен другой Акакий Акакиевич, способный на речь довольно-таки связную: “А! так вот ты наконец! Наконец я тебя того, поймал за воротник! твоей-то шинели мне и нужно! Не похлопотал об моей, да ещё и распёк, – отдавай же теперь свою!”
Из этого пассажа следует, что разбойничал Акакий Акакиевич не абы как, а прицельно, выслеживая значительное лицо, но – внимание! – пока значительное лицо не попадалось, сдирал “со всех плеч, не разбирая чина и звания, всякие шинели”.
Со всех… Всякие… Уже тут принципиальное отличие титулярного советника Башмачкина от собрата по чину капитана Копейкина. (Оба, заметим мы, принадлежали к 9-му классу.) Последний, как явствует из первоначальной редакции повести, изрядно приглаженной автором в угоду цензуре, грабил в рязанских лесах не всех подряд, упаси Бог, а лишь тех, кто ехал по казённой надобности. Одним словом, перед нами романтический герой, выпестываемый фольклорными традициями то под одним именем, то под другим – от Робин Гуда до Стеньки Разина или того же удалого волгаря Копейкина из хорошо известной Гоголю разбойничьей песни.
В Башмачкине ничего удалого, ничего бесшабашно-красивого нет. Благородный гнев против сильных мира сего трансформируется в социальный разбой, прообраз грядущей бесовщины. Впоследствии тот же путь проделают герои Достоевского, но им для этого потребуется четверть века – именно столько времени отделяют «Бедных людей» от «Бесов». Я хочу сказать, что из гоголевской «Шинели» вышли не только первые, но и вторые. А между тем ещё за сто лет до романа Достоевского было замечено: “Нельзя исправить свет злодеяниями и блюсти закон беззаконием”. Это тоже из произведения о разбойниках, его Шиллер написал, и вот уж его разбойники, по сравнению с которыми герои Достоевского выглядят, честное слово, бесятами, – бесы подлинные. Но им сочувствуешь. (Как сочувствуешь и Акакию Акакиевичу.) Их понимаешь. (Как понимаешь и Акакия Акакиевича.) Им даже подсобить охота. Высшая справедливость руководит лесными братьями – от имени самого Бога выступают, в то время как Пётр Верховенский – мелкий подручный дьявола, причём и дьявола-то не самого крупного. Конечно, в шайку Карла Моора Петенька мог бы затесаться, но тут его живо прихлопнули б, как это случилось со Шпигельбергом. “Дурачьё, обречённое на вечную слепоту! Уж не думаете ли вы, что смертный грех искупают смертным грехом? Или, по-вашему, гармония мира выиграет от нового богопротивного диссонанса?”
У кого повернётся язык адресовать подобное Акакию Акакиевичу, тихому на вид, безобиднейшему вроде бы существу, в котором художник Гоголь бессознательно изобразил нечто такое, от чего Гоголь-моралист, разгляди он это, пришёл бы в ужас? Родословную Акакия Акакиевича принято вести не от шиллеровских разбойников, а от пушкинского Евгения, взбунтовавшегося маленького человека, однако знаменитое “Ужо тебе!” адресовано не первому встречному, срывать одёжку с которого благородному Евгению и в голову не пришло б, а бронзовому истукану, то есть символу, идеи. Вверх восходило это грозное “Ужо тебе!”, к небу, а не реализовывалось в порядке самосуда на грешной земле.
Обычно Башмачкина сравнивают с Поприщиным, через запятую ставят, но это не только герои разные, это, по существу, разные литературы. Поприщина в класс натуральной школы не больно-то усадишь, он вырывается из неё, и свобода, которую обретает он в своём сумасшествии, это свобода духа, а не безудержная башмачкинская свобода рук.
Кое-кто понял это ещё тогда. “Какая страшная повесть Гоголя «Шинель», – приводит Герцен в «Былом и думах» отзыв современника. – Ведь это привидение на мосту тащит просто с каждого из нас шинель с плеч”.
Слова эти принадлежат Сергею Григорьевичу Строганову, основателю знаменитого строгановского училища, который хлопотал за Гоголя перед самим Бенкендорфом (а тот, в свою очередь, перед царём) и к которому Герцен (у него – Строгонов) относился с уважением, хотя и иронизировал над его генеральством. Проницательный Строганов словно бы прочёл выброшенную Гоголем фразу из предсмертного бреда Акакия Акакиевича: “Я не посмотрю, что ты генерал”, – этот заземлённый, конкретизированный вариант пушкинского “Ужо тебе!”. Прочёл и добавил: “Поставьте себя в моё положение и взгляните на эту повесть”.
Отчего ж даже самые прозорливые апологеты натуральной школы, видя забитость Акакия Акакиевича, не разглядели его криминальных действий? Или разглядели, но не придали значения? Случайный, решили, эпизод? Ну как же случайный, если уже первые наброски этой петербургской хроники были обозначены автором как «Повесть о чиновнике, крадущем шинели»?
Крадущем – это из лексики дискредитирующей, Гоголь от неё отказался, как, впрочем, и будущие апостолы насильственной перераспределительной системы, заменившие вульгарное слово “кража” учёным термином “экспроприация”. Не к бунту подбивали народ, не к разбою, а “будили”, воскрешали для “активных действий” – воскрес же для таковых (в прямом смысле слова!) почивший тихо Акакий Акакиевич. Воскрес, хотя Чернышевский утверждал, что это “был круглый невежда и совершенный идиот, ни к чему не способный”. Проморгал, выходит, революционный демократ потенциальную революционность гоголевского персонажа.
Обратите внимание: и в голову не приходило тому искать и наказывать ночных грабителей, тех молодчиков с усами, что, не церемонясь, вытряхнули его из драгоценной обновки. Вот она, будущая классовая солидарность! Вот оно, определение врага по имущественному и сословному признакам!
Ещё у Петровича, когда тот объявил, что придётся шить новую шинель, “у Акакия Акакиевича затуманило в глазах, и… он видел ясно одного только генерала с заклеенным бумажкой лицом, находящегося на крышке Петровичевой табакерки”. Этот генерал с заклеенным лицом, то есть генерал без лица, генерал вообще, – деталь красноречивая. Для Башмачкина все начальники одним миром мазаны, а между тем значительное лицо “скоро по уходе бедного, распечённого в пух Акакия Акакиевича почувствовал что-то вроде сожаления. Сострадание было ему не чуждо; его сердцу были доступны многие добрые движения… И с этих пор почти всякий день представлялся ему бледный Акакий Акакиевич, не выдержавший должностного распекания. Мысль о нём до такой степени тревожила его, что неделю спустя он решился даже послать к нему чиновника узнать, что и как и нельзя ли в самом деле помочь ему”. Нельзя, поздно, но вспомним другое значительное лицо, другого генерала, который буквально спас собрата Акакия Акакиевича по профессии, тоже переписчика бумаг, даровав ему, в смущении от собственного порыва (“весь покраснел”), целых сто рублей. Да ещё руку “потряс, словно ровне своей, словно такому же, как сам, генералу”. Так свидетельствует Макар Девушкин, прямой, казалось бы, наследник Акакия Акакиевича, его продолжение. Ан нет! Не существует, пишет Тынянов, “продолжения прямой линии, есть скорее отправление, отталкивание от известной точки – борьба”. Тынянов борьбу Достоевского с Гоголем отслеживает шаг за шагом, но делает это на уровне стиля, не касаясь – или почти не касаясь – характеров.
Итак, Башмачкин и Девушкин. Последний тоже безнадёжно беден, над ним тоже подтрунивают сослуживцы, у него тоже отнимают его единственное достояние, чудесную его Вареньку (сравнение Вареньки с шинелью правомерно, ибо, в свою очередь, шинель для Акакия Акакиевича – “приятная подруга жизни”) – отнимают, да, и это для него равносильно смерти: “Я умру, Варенька, непременно умру; не перенесёт моё сердце такого несчастья”, – однако не энергией мщения, не энергией разрушения преисполнена его душа, а светом любви.
Такой же свет зажигается и в душе пушкинского станционного смотрителя, в ком Девушкин, обратите внимание, сразу узнал себя. Узнал легко и радостно (“Ведь я то же самое чувствую, вот совершенно так, как и в книжке, да я и сам в таких же положениях подчас находился”) – Самсона Вырина узнал, Самсона Вырина признал, а от Акакия Акакиевича решительно и даже сердито отмежевался. “Да ведь это злонамеренная книжка, Варенька…”
Уж не тут ли начинается та самая, в тыняновском понимании, борьба Достоевского с Гоголем? Уж не считает ли сам Достоевский «Шинель» книгой “злонамеренной”?
Не считает. В письме к брату Михаилу он пишет, возбуждённый шумом вокруг своей первой повести: “Им и невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе говорить не может”. Хотя первые признаки будущего противостояния в письме наличествуют: “Я действую Анализом, а не Синтезом, то есть иду в глубину и, разбирая по атомам, отыскиваю целое, Гоголь же берёт прямо целое и оттого не так глубок, как я”.
И всё же в самой повести нет полемики – прямой, сознательной полемики Достоевского с Гоголем, просто гордый самолюбивый Девушкин оскорблён, по мысли автора, тем, что “вся гражданская и семейная жизнь твоя по литературе ходит, всё напечатано, прочитано, осмеяно, пересуждено!” Но отчего же, задаю я вопрос, нет подобной реакции на историю станционного смотрителя? Там ведь тоже показано немало такого, что Девушкин знал за собой и чего стыдился. То же, к примеру, выринское пристрастие к рюмочке. Или сцена, когда старик Вырин проникает к дочери и Минский вышвыривает его вон. В сходную ситуацию – и тоже, между прочим, с офицером – попадает и Девушкин. Здесь уже совпадение едва ли не текстуальное. У Пушкина: “…сильной рукою схватив старика за ворот, вытолкнул его на лестницу”. У Достоевского: “Ну, тут-то меня и выгнали, тут-то меня и с лестницы сбросили, то есть оно и не то чтобы совсем сбросили, а только так вытолкали”. Тем не менее Девушкин не только не отвергает этой книжки, а просит уезжающую Вареньку оставить её на память: “…вечера будут длинные; грустно будет, так вот бы и почитать”, – «Шинель» же сразу возвращает “голубчику Варваре Алексеевне” и при этом делает ей, чуть ли не единственный раз за всю историю их переписки, строгий выговор: “Да и как вы-то решились мне такую книжку прислать…” Стало быть, Макар Девушкин уязвлён не тем вовсе, что выставлен на всеобщее обозрение, другим чем-то. Чем? Уж не тем ли, что вытащено на свет Божий нечто такое, что не только от других – от самого себя скрывает? Или пусть не вытащено, лишь уголок показан, но и того достаточно, чтобы добрый христианин в ужасе содрогнулся. Сидит, оказывается, и в нём такое! Сидит и просится наружу (“Господин Быков будет всех зайцев травить”, – бросает – не без агрессивности! – Девушкин), и может, чувствует он, выскочить, как выскочило у преобразовавшегося – после смерти своей – Акакия Акакиевича.
Фантастичность такого преображения не должна смущать нас. “Гоголь был менее всего реалист содержания”, – заметил Аполлон Григорьев, сам же Гоголь писал в статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», что фантастическое – это отнюдь не “отсутствие всякой истины, естественности и вероятности”, и «Шинель» в этом отношении произведение уникальное, своего рода перешеек между материком реализма и островками чистого, казалось бы, вымысла.
Выше я сознательно употребил применительно к Девушкину слово “христианин”, хотя ни внешних атрибутов религиозности, ни тем более философских изысканий на эту тему в романе нет, что не мешает ему быть самым, возможно, христианским сочинением Достоевского. Попытки “исправить свет злодеяниями” не опровергаются в нём как в позднейших вещах (энергия опровержения, причём энергия столь неистовая, есть, безусловно, энергия отрицательная), а попросту игнорируются, выводятся за скобки, когда же нечаянная книга открывает Девушкину глаза на вариант подобного исправления миропорядка, то он эту книгу в негодовании отстраняет.
Девушкин и Акакий Акакиевич представляют, безусловно, один тип национального характера, но воплощают две разные тенденции его развития. “Гоголь – поэт по преимуществу социальный, а г-н Достоевский – по преимуществу психологический”, – заметил в своё время критик В.Н. Майков, но вот парадокс: сам Гоголь, Гоголь-человек, пошёл по пути Девушкина, о котором, пролистав «Бедных людей» (не прочитав – пролистав!), отозвался весьма сочувственно: “…выбор предметов говорит в пользу его (Достоевского. – Р.К.) качеств душевных”. А вот революционная история наша, увы, двинулась по дорожке, проложенной чиновником, “крадущим шинели”.
В жизни нередко случается, что жестокие и бессердечные люди, оскорбляющие и унижающие достоинство других, выглядят в конечном счете более слабыми и ничтожными, чем их жертвы. Еще Демокрит в свое время говорил, что «совершающий несправедливость несчастнее несправедливо страдающего». Такое же впечатление производят обидчики мелкого чиновника Акакия Акакиевича Башмачкина, героя повести Гоголя «Шинель», из которой, по образному выражению Достоевского, вышла вся русская литература.
* «Нет, я больше не имею сил терпеть! Что они делают со мной!.. Они не понимают, не видят, не слушают меня…»
Многие из великих писателей откликнулись на эту мольбу героя повести Гоголя, по-своему осмыслили и развили образ «маленького человека» в своем творчестве. Этот образ, открытый еще Пушкиным, после появления «Шинели» стал одним из центральных в литературе 40-х годов. Тема открыла дорогу изображению «последователей» Акакия Акакиевича в творчестве Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Островского, Толстого, Бунина, Чехова, Андреева. Многие из них постарались увидеть в «маленьком человеке» своего «маленького» героя, «своего брата» с присущими ему чувствами доброты, благодарности и благородства.
Что же такое «маленький человек»? В каком смысле «маленький»? Мал этот человек именно в социальном плане, поскольку занимает одну из нижних ступенек иерархической лестницы. Его место в обществе мало заметно или вовсе не заметно. «Маленький» этот человек еще и потому, что его духовный мир, его желания и мечты также до крайности мелкие и убогие. Для него, например, не существует исторических и философских проблем. Он пребывает в узком и замкнутом круге своих бытовых интересов. Гоголь характеризует главного героя своей повести как человека бедного, заурядного, незначительного и незаметного. В жизни ему отведена ничтожная роль переписчика департаментских документов. Воспитанный в атмосфере беспрекословного подчинения и исполнения распоряжений начальства, Акакий Акакиевич Башмачкин не привык размышлять над содержанием и смыслом своей работы. Вот почему, когда ему предлагают задания, требующие проявления элементарной сообразительности, он начинает волноваться, переживать и в конце концов приходит к выводу: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь».
Духовная жизнь Башмачкина созвучна его внутренним чаяниям. Собирание денег на приобретение шинели становится для него целью и смыслом жизни, наполняя ее счастьем ожидания исполнения заветного желания. Кража шинели, приобретенной путем таких больших лишений и страданий, становится для него поистине катастрофой. Окружающие лишь посмеялись над его бедой, однако никто не помог ему. «Значительное лицо» так накричало на него, что бедняга потерял сознание. Почти никто не заметил и смерти Акакия Акакиевича, последовавшей вскоре после его болезни. Несмотря на «уникальность» созданного Гоголем образа Башмачкина, он не выглядит в сознании читателя одиноким, и мы представляем, что существовало великое множество таких же маленьких, униженных людей, разделяющих удел героя. В этом обобщении образа «маленького человека» — гениальность писателя, сатирически представившего и само общество, порождающее произвол и насилие. В этой среде люди жестоки и равнодушны друг к другу. Гоголь был одним из первых, кто открыто и громко заговорил о трагедии «маленького человека», уважение к которому зависело не от его душевных качеств, не от образованности и ума, а от его положения в обществе. Писатель с состраданием показал несправедливость общества к «маленькому человеку» и впервые призвал его обратить внимание на этих незаметных, жалких и смешных, как кажется на первый взгляд, людей.
* «Между нами не может быть никаких тесных отношений. Судя по пуговицам вашего вицмундира, вы должны служить по другому ведомству.»
Вот так по пуговицам мундира, по другим внешним признакам определяется сразу и навсегда отношение к человеку. Так «затаптывается» человеческая личность. Она теряет достоинство, ведь человек не только других оценивает по богатству и знатности, но и себя.
Гоголь призвал общество взглянуть на «маленького человека» с пониманием и жалостью. «Матушка, спаси твоего бедного сына!» — напишет автор. И действительно, некоторые обидчики Акакия Акакиевича вдруг понимали это и начинали испытывать муки совести. Один молодой служащий, решивший, как и все, подшутить над Башмачкиным, остановился, пораженный его словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?». И молодой человек содрогнулся, увидев, «как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости…».
Взывая к справедливости, автор ставит вопрос о необходимости покарать бесчеловечие общества. В качестве реванша и возмещения за понесенные при жизни унижения и оскорбления Акакий Акакиевич, вставший в эпилоге из могилы, является прохожим и отбирает у них шинели и шубы. Он успокаивается только тогда, когда отнимает шинель у «значительного лица», сыгравшегс трагическую роль в жизни маленького чиновника. Смысл фантастического эпизода воскресения Акакия Акакиевича и его встречи ее «значительным лицом» заключается в том что даже в жизни самого, казалось бы, ничтожного человека есть такие моменты, когда он может стать человеком в самом высоком понимании этого слова. Срывая шинель с сановника, Башмачкин становится в свода глазах и в глазах миллионов таких же,? он, униженных и оскорбленных людей героем, способным постоять за себя и ответить на бесчеловечность и несправедливость окружающего мира. В такой форме выразилась месть «маленького человека» чиновничьему Петербургу.
Талантливое изображение в поэзии, литературе, так же, как и в других видах искусства, жизни «маленького человека» открывало для широкого круга читателей и зрителей ту незамысловатую, но близкук им истину, что жизнь и «извивы» душ «обыкновенных людей» ничуть не менее интересны, чем жизнь выдающихся личностей. Проникая в эту жизнь, Гоголь и его последователи в свою очередь открывали для себя новые грани человеческого характера и духовного мира. Демократизация в изображении действительности приводила к тому, что создаваемые им герои в критические минуты своей жизни могли стать вровень с самыми значительными личностями. В своей повести Гоголь сконцентрировал основное внимание на судьбе личности «маленького человека», однако сделано это было с таким мастерством и проникновенностью, что, сопереживая Башмачкину, читатель невольно задумывается и о своем отношении ко всему окружающему миру, и в первую очередь о чувстве достоинства и уважения, которые должен воспитывать в себе каждый человек, независимо от своего социального и материального положения, а лишь с учетом личных качеств и достоинств.
Акакий Акакиевич – маленький сморщенный человек, чиновник низкого ранга в столичном департаменте. Он всегда был тихим, молчаливым, через постоянно становился объектом насмешек и насмешек. В ответ на насмешки Башмачкин только отвечает: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?” «Обижают» – так может сказать скорее ребенок, а не взрослый человек, который осознает себя как личность.Повесть «Шинель» – один из последних произведений Гоголя петербургского цикла, написанного в начале 1840-х годов. Петербург Гоголя – это город контрастов. Там «кроме фонаря, все дышит обманом», торжествует пошлость, а таланты гибнут.Красота роскошных дворцов и гранитных набережных, изысканно одетые дамы и благородные кавалеры, прогуливающихся спокойно городом, – это лишь одно из проявлений Петербурга. Ведь существует и другой, совсем не привлекательный для высшего света Петербург – город мелких чиновников, художников, город тружеников-бедняков, жертв нищеты и причуд богатых. И Гоголь не случайно выбрал для своей повести жизнь незаметного чиновника, история которого является настоящей трагедией «маленького человека», а если шире – целой прослойки тогдашнего общества.
Акакий Акакиевич живет переписыванием различных нелепых бумажек. Но живет он?Нет, он служит безмолвно, ревностно, на совесть. Но только за это уважения не заслужишь, даже если всю жизнь ходить в мундире. Важно только, в каком именно мундире. За ним раз и определяют место в обществе. А какое место у Акакия Акакиевича, если он «вечный титулярный советник»? Постоянные лишения окружающих Акакия Акакиевича, но он будто не чувствует этого. В Башмачкина была своя “поэзия жизни», так же унизительна, как и все его существование. В переписывании бумаг он видел «какой-то свой разнообразный и приятный мир»: буквы он выводил с любовью, при этом наслаждение появлялась на его лице. Иронизируя над духовной ограниченностью Башмачкина, Гоголь одновременно отмечает в нем доброжелательное отношение к людям, трудолюбие, развитое чувство долга. Забрать у Башмачкина работу – все равно что отнять жизнь. С другой стороны, он никогда ничего творческого в работу не вносил и панически боялся даже изменить падежи слов.
Однако повествование в повести построена так, что комический образ Башмачкина постепенно становится трагическим. История Акакия Акакиевича – это прежде всего история постепенной гибели человека под давлением социальных обстоятельств.
Он ходит в старой шинели, которую нельзя починить. Когда у него появляется мечта – новая шинель, он готов выдержать любые испытания (вечером не зажигает свечи, не пьет чая), чтобы только осуществить свою мечту. Шинель становится своеобразным символом счастливого будущего, ради которого Акакий Акакиевич готов работать вовсю. Когда шинель была сшита, Башмачкин чувствовал себя абсолютно счастливым. Впервые за много лет почувствовал себя не частью работы, а частью города, в котором живет, частью другой, не бумажной реальности. Эта реальность и лишит его жизни. Потеря шинели оказалась потерей всей его жизни.
Шинель дала Башмачкин чувство человеческого достоинства. Когда отняли, его будто вернули в прежний, унижен состояние. И Башмачкин начинает борьбу за возвращение своей шинели. Но силы явно неравны. Государственная машина перемалывает Башмачкина.
Напрасно Акакий Акакиевич искал помощи у пристава, у «значительного лица»: повсюду на него ожидали или полное равнодушие, или пренебрежительное отношение и грозные окрики. Подавленное приемом в «значительного лица», Акакий Акакиевич заболел лихорадкой и умер. Но показательно то, что, умирая, Башмачкин неожиданно начал «сквернохульничаты» – произносить страшные слова, которые следовали за словами «ваше превосходительство».
Подчеркивая типичность судьбы «маленького человека», Гоголь говорит, что смерть ничего не изменила в департаменте, место Башмачкина просто занял другой чиновник.
Таким образом, тема человека как жертвы общественной системы доведена до логического конца. Но история жизни Акакия Акакиевича имела «громкое» продолжение после смерти. Умерший Башмачкин превращается в мстителя, что срывает шинели не прохожих, среди которых была и «значительное лицо». Это настолько пугает чиновника, что тот даже начинает лучше относиться к людям. С другой стороны, призрак Акакия Акакиевича мстит не одному человеку, а всему миру.Он срывает шинели всех, в том числе и из такого же, как он, маленький, не способного кому-то противостоять «флейтиста, свистел когда в оркестре»….
Его мизерное жалование не позволяло ему делать дорогих покупок. Он многие годы ходил в зеленом пиджаке, которое уже казался рыжевато-мучного цвета. В один из дней, Акакий Акакиевич решать заказать себе новую шинель. Нужно сказать, что это решение далось ему не просто. Он дважды просил портного подлатать его старую шинель, но портной не хотел браться за работу.
Башмачкин начинает экономить на всем, чтобы собрать нужную сумму денег. И вот шинель готова. Это событие стало настоящим праздником в жизни главного героя. Новая шинель словно открыла ему дверь в новую жизнь. Он даже решает пойти на вечер, чтобы «вспрыснуть» новую вещь. Там он становится главным действующим лицом. Впервые за всю свою жизнь Акакий Акакиевич позволил себе развлечься. Поздним вечером по дороге домой на Башмачкина нападают грабители и отбирают шинель. С этого момента жизнь главного героя превратилась в ад. Ни кто не понимает его трагедии. Он пытается найти помощи, но бюрократический аппарат «раздавливает» его.
Простудившись, Акакий Акакиевич умирает. Его смерть замечают только на четвертый день, но никто не сожалеет о случившемся. Тем временем, призрак Акакия Акакиевича начинает мстить своим обидчикам, срывая с них шинели. Он успокаивается только тогда, когда отбирает шинель у генерала, который прогнал его.
Таким был итог жизни «маленького человека» Акакия Акакиевича Башмачкина.
В повести Н. В. Гоголя «Шинель», автор продолжает тему «маленького человека». Первым эту тему поднял А.С. Пушкин в повести «Станционный смотритель». Автор описывает Вырина с позиции барина, а Гоголь рассказывает о людях Петербурга, приблизившись к ним вплотную, полностью проникшись их чувствами.
Акакий Акакиевич Башмачкин – главный герой повести «Шинель». Это скромный титулярный советник, служивший в одном из департаментов Петербурга. Башмачкин ничем не примечательная и незначительная личность. Он всегда был тихим, спокойным и скромным человеком. Акакий Акакиевич очень редко обращал внимание на насмешки других.
Жил Башмачкин очень бедно. “Он не думал вовсе о своем платье: …вицмундир у него был не зеленый, а какого-то рыжевато-мучного цвета. Воротничок на нем был узенький, низенький, так что шея его, несмотря на то, что не была длинна, выходя из воротника, казалась необыкновенно длинною…”; “…И всегда что-нибудь да прилипало к его вицмундиру: или сенца кусочек, или какая-нибудь ниточка…”
Духовный мир Башмачкина был очень скуден. В его мире существовала только работа, которую он выполнял с усердием. В жизни Акакия Акакиевича нет ни друзей, ни книг, ни природы. Его жизнь, можно сказать, была бессмысленна, пока не появилась цель – покупки новой шинели. Башмачкин полгода копил на новую вещь. Он мало ел, экономил на всем, на чем мог. Стоит заметить, что только портной Петрович проявлял к герою интерес, сочувствие и понимание. И вот настал долгожданный момент. Его шинель была готова. Акакий Акакиевич идет по улице в новой шинели. Она давала ему чувство собственного достоинства. В ней он чувствовал себя не последним в обществе. Но в этот же вечер грабители срывают с него шинель и мир Башмачкина рушится. Акакий Акакиевич впадает в уныние. Но он делает все возможное, чтобы вернуть свою шинель. И довершает эту жизненную катастрофу поход Башмачкина к «значительному лицу», который даже не выслушал Акакия Акакиевича. «Значительное лицо» прогнал Башмачкина, тем самым унизив его.
Акакий Акакиевич вступил в неравную борьбу с обществом, у которого нет идеалов, совести, уважения к другим. С обществом, которому чужды нормальные человеческие отношения. Силы были неравные, и Башмачкин проиграл эту битву.
Акакий Акакиевич стал жертвой не только неравной борьбы, но и своей бесхарактерности. Он позволил себе быть жалким и униженным.
После встречи со «значительным лицом» Башмачкин заболел и умер. О нем не сразу вспомнили в департаменте. Но появление на улицах Петербурга Акакия Акакиевича в образе призрака, срывающего шинели с прохожих, напугало многих. И только тогда, когда призрак стащил шинель с плеч «значительного лица», он успокоился. «Значительное лицо» очень испугался. И после этого случая он стал лучше относиться к людям.
На протяжении всей повести видно, что Гоголь сочувствует судьбе «маленького человека». Автор показывает, что главный герой не желает никому зла. Он тоже имеет право на счастье. Сам человек, несмотря на свою маленькую должность, не должен быть маленьким. Он должен всегда оставаться человеком. К.Г. Паустовский написал: «Человек должен быть умен, прост, справедлив, смел и добр. Только тогда он имеет право носить это высокое звание — Человек».
Добавил: 10028081
Греческий философ Демокрит в 4 веке до н.э. сказал, что “совершающий несправедливость несчастнее несправедливо страдающего”. С этого времени прошло уже более двух десятков столетий, но нередко случается, что жестокие и бессердечные люди оскорбляют достоинство других и выглядят, в конечном счете, более слабыми и ничтожными, чем их жертвы.
Образ одинокого, униженного, недалекого чиновника, но при этом обладающего сердцем и чувствами, создал Гоголь в повести «Шинель». В качестве обидчика выступает окружающее Акакия Акакиевича общество, бездушно насмехающееся над ним и поэтому кажущееся читателю духовно мизерным и жалким.
Гоголь характеризует Башмачкина как человека бедного, заурядного, незначительного и незаметного. Автор так описывает внешность главного героя повести: “низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек”. В жизни Башмачкину отведена ничтожная роль переписчика департаментских документов. Воспитанный в атмосфере беспрекословного подчинения и исполнения распоряжений начальства, Акакий Акакиевич не привык размышлять над содержанием и смыслом своей работы. Вот почему, когда ему предлагают задания, требующие проявления элементарной сообразительности, он начинает волноваться, переживать и, в конце концов, приходит к выводу: “Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь”.
Духовная жизнь Башмачкина такая же ограниченная и односторонняя, как и внешняя. Герой не стремится к невиданной роскоши. Ему просто холодно, да и по чину он должен являться в департамент в шинели. Мечта сшить шинель на вате становится для героя подобием великой и почти невыполнимой задачи. В его системе мировых ценностей она имеет такое же значение, как стремление какого-нибудь “великого человека” добиться мирового господства.
Мысль о шинели наполняет смыслом существование Акакия Акакиевича. Для того чтобы по совету портного накопить деньги на новую вещь, он экономит: по вечерам не зажигает свечи, не пьет чай. По улицам Башмачкин ходит очень осторожно, “почти на цыпочках”, чтобы “не истереть подметок” раньше времени, редко отдает прачке белье. “Сначала ему было несколько трудно привыкать к таким ограничениям, но потом как-то привыклось и пошло на лад; даже он совершенно приучился голодать по вечерам; но зато он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели”, — пишет Гоголь. Накапливание денег на приобретение новой шинели становится для Акакия Акакиевича целью всей жизни. Даже внешность его меняется: “Он сделался как-то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель. С лица и поступков его исчезло само собою сомнение, нерешительность… Огонь порою показывается в глазах его…”
И вот шинель Башмачкина готова. По этому поводу чиновники устраивают банкет. Счастливый Акакий Акакиевич даже не замечает, что они насмехаются над ним. Ночью, когда Башмачкин возвращался с банкета, грабители сняли с него шинель. Счастье этого человека длилось только один день: “На другой день он явился весь бледный и в старом капоте своем, который сделался еще плачевнее”. Он обращается за помощью в полицию, но там с ним даже не хотят разговаривать. Тогда Акакий Акакиевич идет к “значительному лицу”, надеясь на помощь. Этот человек, к которому чиновнику советуют обратиться, “распекает” Башмачкина за неуважение к начальству и выгоняет из своего дома.
Все неприятности настолько сильно подействовали на главного героя повести, что он не смог пережить их. Он заболел и вскоре умер. “Исчезло и скрылось существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное… но для которого все ж таки, хотя перед самым концом жизни, мелькнул светлый гость в виде шинели, ожививший на миг бедную жизнь”, — пишет Гоголь.
Повесть “Шинель”, несмотря на свою реалистичность, заканчивается фантастически. После смерти Акакия Акакиевича на улицах Петербурга стал появляться призрак, который снимал шинели с прохожих. Одни видели в нем схожесть с Башмачкиным, другие не замечали ничего общего у грабителя с робким чиновником. Однажды ночью призрак встретил “значительное лицо” и сорвал с него шинель, напугав до того, что тот “даже стал опасаться насчет какого-нибудь болезненного припадка”. После этого случая начальник стал лучше относиться к людям.
На протяжении всей повести читатель видит, что автор сочувствует судьбе Акакия Акакиевича, «маленькому человеку», как впоследствии был назван этот персонаж. Гоголь показывает, что главный герой не желает никому зла, он не ничтожен, он тоже имеет право на личное счастье. Просто в силу своей слабохарактерности и замкнутости мышления Башмачкин вынужден вести «маленькую» жизнь с такими же «маленькими» потребностями. И те, кто с первого взгляда кажется сильнее и умнее, кто безжалостно насмехается и издевается над Акакием Акакиевичем, на самом деле еще ниже, еще ограниченнее, чем «несправедливо страдающий» чиновник. Гоголь призывает нас быть внимательными друг к другу и как бы предупреждает, что человеку придется отвечать в будущем за нанесенные ближнему обиды.
Тема «маленького человека» в повести Н. В. Гоголя «Шинель» развивается как важная проблема общественной жизни. Главный герой произведения, Акакий Акакиевич Башмачкин, олицетворяет собой всех угнетенных, обездоленных, обреченных на нечеловеческое существование.
С самого начала в повесть вводится тема предопределения судьбы. Оказывается, что уже с рождения над героем довлеет рок, фатум, судьба. Незавидная участь выпала на долю Акакия Акакиевича уже тогда, когда ему выбирали имя: «Ну, уж я вижу, — сказала старуха, — что, видно, его такая судьба. Уж если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его». Любопытно, что в этом эпизоде автор иронизирует: «Мы привели потому это, чтобы читатель мог сам видеть, что это случилось совершенно по необходимости и другого имени дать было никак невозможно».
Духовная жизнь повзрослевшего героя обеднена, мысли и чувства его сконцентрированы вокруг должностных обязанностей. Акакий Акакиевич служит мелким писарем в какой-то канцелярии. Он получает ничтожное жалованье, которого едва хватает на пропитание героя. Вся жизнь Башмачкина заключена в переписыванье бумаг. Кроме этого, он ничего не замечает в жизни.
Страшно то, что в своем существовании герой не видит ничего аморального. Он считает естественными те условия, в которых живет. «Предопределенность» судьбы Башмачкина постепенно раскрывается в повести как суровая зависимость его от общих условий жизни.
Мир Акакия Акакиевича ограничен, ничем не окрашен, он неизменен. Герой обречен быть вечным титулярным советником и довольствоваться самым скромным, незаметным местом в обществе. В жизни ему отведена незначительная, ничтожная роль.
На мой взгляд, образ Башмачкина соотносится с такими понятиями, как «прозябание» и «духовное вырождение». Постоянная зависимость от чего-то или кого-то, слепое подчинение начальству, механическое исполнение указаний «притупили» в этом человеке умение размышлять над смыслом жизни и содержанием работы. Его работа, как и его жизнь статична, лишена инициативности. Все в жизни Акакия Акакиевича сведено к механическим функциям переписчика канцелярских бумаг.
С горьким сочувствием мы смотрим на безропотного служащего, который живет и работает как автомат, копирующий департаментские документы. Читая повесть, мы удивляемся, как многолетняя рутинная работа Акакия Акакиевича лишила его способности сколько-нибудь самостоятельно мыслить: «Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую службу, приказал дать ему что-нибудь поважнее, чем обыкновенное переписыванье; именно из готового уже дела велено было ему сделать какое-то отношение в другое присутственное место; дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье. Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и, наконец, сказал: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь».
Очевидно обеднение духовной жизни Башмачкина, ограниченной не самим департаментом, а теми обязанностями, которые он выполняет. Все его существование сведено к служебным функциям: «Там, в этом переписываньи, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир… Вне этого переписыванья, казалось, для него ничего не существовало».
Другого мира, другой жизни Башмачкин не знал. Больше того, он даже мысли не имел, что есть другая, настоящая, жизнь. Все, что есть у Башмачкина, — это постоянная борьба за существование. Непрестанный труд Акакия Акакиевича не может обеспечить ему даже сведенные к минимуму потребности.
Необходимость пошивки новой шинели для него — не просто будничная проблема, а событие огромной важности. Лишь очередное самоограничение, очередное урезание своих потребностей, и без того урезанных, может помочь этому герою найти выход.
Акакий Акакиевич отдает отчет своим жертвам. Поэтому так велика его радость при достижении цели: «Самый торжественнейший в жизни Акакия Акакиевича» был день, «когда Петрович принес, наконец, шинель».
Башмачкин принадлежит к той категории людей, которые в сословном обществе полностью лишены всякой защиты. Там, где господствует поклонение сильным и богатым, Башмачкин не существует как личность. Среди людей, с которыми он связан по долгу службы, Акакий Акакиевич встречает отношение либо холодно-равнодушное, либо насмешливо-оскорбительное: «В департаменте не оказывалось к нему никакого уважения…», «Начальники поступали с ним как-то холодно-деспотически… Молодые чиновники подсмеивались над ним, во сколько хватало канцелярского остроумия…”
Новая шинель привела к преображению личности героя. Он как будто ожил, стал замечать окружающих его людей, внешний мир. Но недолго длилось это возрождение Акакия Акакиевича. Он и дня не проходил в своей обновке. На следующий же день вечером ее украли. Это было страшнейшее потрясение для Башмачкина. Он решился на невиданный для него поступок — бороться за свою шинель. Но чиновничья машина не дала ему никакого шанса. Башмачкин добрался даже до «значительного лица» и посмел ему перечить. «Значительное лицо» обвинило Башмачкина в вольномыслии. После этого «Акакий Акакиевич так и обмер, пошатнулся, затрясся всем телом и никак не мог стоять… он бы шлепнулся на пол; его вынесли почти без движения». В итоге Башмачкин заболел и умер.
Но на этом повесть не заканчивается. В Петербурге появился призрак в виде чиновника. Он искал пропавшую шинель и под этим предлогом сдирал шинели со всех прохожих, независимо от чина. В этом ходячем мертвеце узнали Акакия Акакиевича. В конце концов, от «рук» привидения пострадало и «значительное лицо», которое тоже лишилось своей шинели: «Твоей-то шинели мне и нужно! Не похлопотал об моей, да еще и распек, — отдавай же теперь свою!”
Я считаю, что духовное вырождение Башмачкина не является фактом его индивидуальной биографии. Источник измельчения его личности в другом — в социальной униженности, в социальном бесправии «маленького человека». Судьба Башмачкина — это судьба многих обездоленных людей.
Главная
Рефераты – Иностранные языки
Революционер Акакий Акакиевич НВГоголь Шинель – сочинение
Революционер Акакий Акакиевич
Руслан Киреев
Да полно вам, воскликнет читатель, – тихий, забитый Акакий Акакиевич Башмачкин и вдруг – революционер! Ведь он и двух слов-то связать не может, изъясняется, пишет автор, “большею частью предлогами, наречиями и, наконец, такими частицами, которые решительно не имеют никакого значения”. Но так изъясняется он далеко не всегда. В конце повествования читателю явлен другой Акакий Акакиевич, способный на речь довольно-таки связную: “А! так вот ты наконец! Наконец я тебя того, поймал за воротник! твоей-то шинели мне и нужно! Не похлопотал об моей, да ещё и распёк, – отдавай же теперь свою!”
Из этого пассажа следует, что разбойничал Акакий Акакиевич не абы как, а прицельно, выслеживая значительное лицо, но – внимание! – пока значительное лицо не попадалось, сдирал “со всех плеч, не разбирая чина и звания, всякие шинели”.
Со всех… Всякие… Уже тут принципиальное отличие титулярного советника Башмачкина от собрата по чину капитана Копейкина. (Оба, заметим мы, принадлежали к 9-му классу.) Последний, как явствует из первоначальной редакции повести, изрядно приглаженной автором в угоду цензуре, грабил в рязанских лесах не всех подряд, упаси Бог, а лишь тех, кто ехал по казённой надобности. Одним словом, перед нами романтический герой, выпестываемый фольклорными традициями то под одним именем, то под другим – от Робин Гуда до Стеньки Разина или того же удалого волгаря Копейкина из хорошо известной Гоголю разбойничьей песни.
В Башмачкине ничего удалого, ничего бесшабашно-красивого нет. Благородный гнев против сильных мира сего трансформируется в социальный разбой, прообраз грядущей бесовщины. Впоследствии тот же путь проделают герои Достоевского, но им для этого потребуется четверть века – именно столько времени отделяют «Бедных людей» от «Бесов». Я хочу сказать, что из гоголевской «Шинели» вышли не только первые, но и вторые. А между тем ещё за сто лет до романа Достоевского было замечено: “Нельзя исправить свет злодеяниями и блюсти закон беззаконием”. Это тоже из произведения о разбойниках, его Шиллер написал, и вот уж его разбойники, по сравнению с которыми герои Достоевского выглядят, честное слово, бесятами, – бесы подлинные. Но им сочувствуешь. (Как сочувствуешь и Акакию Акакиевичу.) Их понимаешь. (Как понимаешь и Акакия Акакиевича.) Им даже подсобить охота. Высшая справедливость руководит лесными братьями – от имени самого Бога выступают, в то время как Пётр Верховенский – мелкий подручный дьявола, причём и дьявола-то не самого крупного. Конечно, в шайку Карла Моора Петенька мог бы затесаться, но тут его живо прихлопнули б, как это случилось со Шпигельбергом. “Дурачьё, обречённое на вечную слепоту! Уж не думаете ли вы, что смертный грех искупают смертным грехом? Или, по-вашему, гармония мира выиграет от нового богопротивного диссонанса?”
У кого повернётся язык адресовать подобное Акакию Акакиевичу, тихому на вид, безобиднейшему вроде бы существу, в котором художник Гоголь бессознательно изобразил нечто такое, от чего Гоголь-моралист, разгляди он это, пришёл бы в ужас? Родословную Акакия Акакиевича принято вести не от шиллеровских разбойников, а от пушкинского Евгения, взбунтовавшегося маленького человека, однако знаменитое “Ужо тебе!” адресовано не первому встречному, срывать одёжку с которого благородному Евгению и в голову не пришло б, а бронзовому истукану, то есть символу, идеи. Вверх восходило это грозное “Ужо тебе!”, к небу, а не реализовывалось в порядке самосуда на грешной земле.
Обычно Башмачкина сравнивают с Поприщиным, через запятую ставят, но это не только герои разные, это, по существу, разные литературы. Поприщина в класс натуральной школы не больно-то усадишь, он вырывается из неё, и свобода, которую обретает он в своём сумасшествии, это свобода духа, а не безудержная башмачкинская свобода рук.
Кое-кто понял это ещё тогда. “Какая страшная повесть Гоголя «Шинель», – приводит Герцен в «Былом и думах» отзыв современника. – Ведь это привидение на мосту тащит просто с каждого из нас шинель с плеч”.
Слова эти принадлежат Сергею Григорьевичу Строганову, основателю знаменитого строгановского училища, который хлопотал за Гоголя перед самим Бенкендорфом (а тот, в свою очередь, перед царём) и к которому Герцен (у него – Строгонов) относился с уважением, хотя и иронизировал над его генеральством. Проницательный Строганов словно бы прочёл выброшенную Гоголем фразу из предсмертного бреда Акакия Акакиевича: “Я не посмотрю, что ты генерал”, – этот заземлённый, конкретизированный вариант пушкинского “Ужо тебе!”. Прочёл и добавил: “Поставьте себя в моё положение и взгляните на эту повесть”.
Отчего ж даже самые прозорливые апологеты натуральной школы, видя забитость Акакия Акакиевича, не разглядели его криминальных действий? Или разглядели, но не придали значения? Случайный, решили, эпизод? Ну как же случайный, если уже первые наброски этой петербургской хроники были обозначены автором как «Повесть о чиновнике, крадущем шинели»?
Крадущем – это из лексики дискредитирующей, Гоголь от неё отказался, как, впрочем, и будущие апостолы насильственной перераспределительной системы, заменившие вульгарное слово “кража” учёным термином “экспроприация”. Не к бунту подбивали народ, не к разбою, а “будили”, воскрешали для “активных действий” – воскрес же для таковых (в прямом смысле слова!) почивший тихо Акакий Акакиевич. Воскрес, хотя Чернышевский утверждал, что это “был круглый невежда и совершенный идиот, ни к чему не способный”. Проморгал, выходит, революционный демократ потенциальную революционность гоголевского персонажа.
Обратите внимание: и в голову не приходило тому искать и наказывать ночных грабителей, тех молодчиков с усами, что, не церемонясь, вытряхнули его из драгоценной обновки. Вот она, будущая классовая солидарность! Вот оно, определение врага по имущественному и сословному признакам!
Ещё у Петровича, когда тот объявил, что придётся шить новую шинель, “у Акакия Акакиевича затуманило в глазах, и… он видел ясно одного только генерала с заклеенным бумажкой лицом, находящегося на крышке Петровичевой табакерки”. Этот генерал с заклеенным лицом, то есть генерал без лица, генерал вообще, – деталь красноречивая. Для Башмачкина все начальники одним миром мазаны, а между тем значительное лицо “скоро по уходе бедного, распечённого в пух Акакия Акакиевича почувствовал что-то вроде сожаления. Сострадание было ему не чуждо; его сердцу были доступны многие добрые движения… И с этих пор почти всякий день представлялся ему бледный Акакий Акакиевич, не выдержавший должностного распекания. Мысль о нём до такой степени тревожила его, что неделю спустя он решился даже послать к нему чиновника узнать, что и как и нельзя ли в самом деле помочь ему”. Нельзя, поздно, но вспомним другое значительное лицо, другого генерала, который буквально спас собрата Акакия Акакиевича по профессии, тоже переписчика бумаг, даровав ему, в смущении от собственного порыва (“весь покраснел”), целых сто рублей. Да ещё руку “потряс, словно ровне своей, словно такому же, как сам, генералу”. Так свидетельствует Макар Девушкин, прямой, казалось бы, наследник Акакия Акакиевича, его продолжение. Ан нет! Не существует, пишет Тынянов, “продолжения прямой линии, есть скорее отправление, отталкивание от известной точки – борьба”. Тынянов борьбу Достоевского с Гоголем отслеживает шаг за шагом, но делает это на уровне стиля, не касаясь – или почти не касаясь – характеров.
Итак, Башмачкин и Девушкин. Последний тоже безнадёжно беден, над ним тоже подтрунивают сослуживцы, у него тоже отнимают его единственное достояние, чудесную его Вареньку (сравнение Вареньки с шинелью правомерно, ибо, в свою очередь, шинель для Акакия Акакиевича – “приятная подруга жизни”) – отнимают, да, и это для него равносильно смерти: “Я умру, Варенька, непременно умру; не перенесёт моё сердце такого несчастья”, – однако не энергией мщения, не энергией разрушения преисполнена его душа, а светом любви.
Такой же свет зажигается и в душе пушкинского станционного смотрителя, в ком Девушкин, обратите внимание, сразу узнал себя. Узнал легко и радостно (“Ведь я то же самое чувствую, вот совершенно так, как и в книжке, да я и сам в таких же положениях подчас находился”) – Самсона Вырина узнал, Самсона Вырина признал, а от Акакия Акакиевича решительно и даже сердито отмежевался. “Да ведь это злонамеренная книжка, Варенька…”
Уж не тут ли начинается та самая, в тыняновском понимании, борьба Достоевского с Гоголем? Уж не считает ли сам Достоевский «Шинель» книгой “злонамеренной”?
Не считает. В письме к брату Михаилу он пишет, возбуждённый шумом вокруг своей первой повести: “Им и невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе говорить не может”. Хотя первые признаки будущего противостояния в письме наличествуют: “Я действую Анализом, а не Синтезом, то есть иду в глубину и, разбирая по атомам, отыскиваю целое, Гоголь же берёт прямо целое и оттого не так глубок, как я”.
И всё же в самой повести нет полемики – прямой, сознательной полемики Достоевского с Гоголем, просто гордый самолюбивый Девушкин оскорблён, по мысли автора, тем, что “вся гражданская и семейная жизнь твоя по литературе ходит, всё напечатано, прочитано, осмеяно, пересуждено!” Но отчего же, задаю я вопрос, нет подобной реакции на историю станционного смотрителя? Там ведь тоже показано немало такого, что Девушкин знал за собой и чего стыдился. То же, к примеру, выринское пристрастие к рюмочке. Или сцена, когда старик Вырин проникает к дочери и Минский вышвыривает его вон. В сходную ситуацию – и тоже, между прочим, с офицером – попадает и Девушкин. Здесь уже совпадение едва ли не текстуальное. У Пушкина: “…сильной рукою схватив старика за ворот, вытолкнул его на лестницу”. У Достоевского: “Ну, тут-то меня и выгнали, тут-то меня и с лестницы сбросили, то есть оно и не то чтобы совсем сбросили, а только так вытолкали”. Тем не менее Девушкин не только не отвергает этой книжки, а просит уезжающую Вареньку оставить её на память: “…вечера будут длинные; грустно будет, так вот бы и почитать”, – «Шинель» же сразу возвращает “голубчику Варваре Алексеевне” и при этом делает ей, чуть ли не единственный раз за всю историю их переписки, строгий выговор: “Да и как вы-то решились мне такую книжку прислать…” Стало быть, Макар Девушкин уязвлён не тем вовсе, что выставлен на всеобщее обозрение, другим чем-то. Чем? Уж не тем ли, что вытащено на свет Божий нечто такое, что не только от других – от самого себя скрывает? Или пусть не вытащено, лишь уголок показан, но и того достаточно, чтобы добрый христианин в ужасе содрогнулся. Сидит, оказывается, и в нём такое! Сидит и просится наружу (“Господин Быков будет всех зайцев травить”, – бросает – не без агрессивности! – Девушкин), и может, чувствует он, выскочить, как выскочило у преобразовавшегося – после смерти своей – Акакия Акакиевича.
Фантастичность такого преображения не должна смущать нас. “Гоголь был менее всего реалист содержания”, – заметил Аполлон Григорьев, сам же Гоголь писал в статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», что фантастическое – это отнюдь не “отсутствие всякой истины, естественности и вероятности”, и «Шинель» в этом отношении произведение уникальное, своего рода перешеек между материком реализма и островками чистого, казалось бы, вымысла.
Выше я сознательно употребил применительно к Девушкину слово “христианин”, хотя ни внешних атрибутов религиозности, ни тем более философских изысканий на эту тему в романе нет, что не мешает ему быть самым, возможно, христианским сочинением Достоевского. Попытки “исправить свет злодеяниями” не опровергаются в нём как в позднейших вещах (энергия опровержения, причём энергия столь неистовая, есть, безусловно, энергия отрицательная), а попросту игнорируются, выводятся за скобки, когда же нечаянная книга открывает Девушкину глаза на вариант подобного исправления миропорядка, то он эту книгу в негодовании отстраняет.
Девушкин и Акакий Акакиевич представляют, безусловно, один тип национального характера, но воплощают две разные тенденции его развития. “Гоголь – поэт по преимуществу социальный, а г-н Достоевский – по преимуществу психологический”, – заметил в своё время критик В.Н. Майков, но вот парадокс: сам Гоголь, Гоголь-человек, пошёл по пути Девушкина, о котором, пролистав «Бедных людей» (не прочитав – пролистав!), отозвался весьма сочувственно: “…выбор предметов говорит в пользу его (Достоевского. – Р.К.) качеств душевных”. А вот революционная история наша, увы, двинулась по дорожке, проложенной чиновником, “крадущим шинели”.
В жизни нередко случается, что жестокие и бессердечные люди, оскорбляющие и унижающие достоинство других, выглядят в конечном счете более слабыми и ничтожными, чем их жертвы. Еще Демокрит в свое время говорил, что «совершающий несправедливость несчастнее несправедливо страдающего». Такое же впечатление производят обидчики мелкого чиновника Акакия Акакиевича Башмачкина, героя повести Гоголя «Шинель», из которой, по образному выражению Достоевского, вышла вся русская литература.
* «Нет, я больше не имею сил терпеть! Что они делают со мной!.. Они не понимают, не видят, не слушают меня…»
Многие из великих писателей откликнулись на эту мольбу героя повести Гоголя, по-своему осмыслили и развили образ «маленького человека» в своем творчестве. Этот образ, открытый еще Пушкиным, после появления «Шинели» стал одним из центральных в литературе 40-х годов. Тема открыла дорогу изображению «последователей» Акакия Акакиевича в творчестве Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Островского, Толстого, Бунина, Чехова, Андреева. Многие из них постарались увидеть в «маленьком человеке» своего «маленького» героя, «своего брата» с присущими ему чувствами доброты, благодарности и благородства.
Что же такое «маленький человек»? В каком смысле «маленький»? Мал этот человек именно в социальном плане, поскольку занимает одну из нижних ступенек иерархической лестницы. Его место в обществе мало заметно или вовсе не заметно. «Маленький» этот человек еще и потому, что его духовный мир, его желания и мечты также до крайности мелкие и убогие. Для него, например, не существует исторических и философских проблем. Он пребывает в узком и замкнутом круге своих бытовых интересов. Гоголь характеризует главного героя своей повести как человека бедного, заурядного, незначительного и незаметного. В жизни ему отведена ничтожная роль переписчика департаментских документов. Воспитанный в атмосфере беспрекословного подчинения и исполнения распоряжений начальства, Акакий Акакиевич Башмачкин не привык размышлять над содержанием и смыслом своей работы. Вот почему, когда ему предлагают задания, требующие проявления элементарной сообразительности, он начинает волноваться, переживать и в конце концов приходит к выводу: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь».
Духовная жизнь Башмачкина созвучна его внутренним чаяниям. Собирание денег на приобретение шинели становится для него целью и смыслом жизни, наполняя ее счастьем ожидания исполнения заветного желания. Кража шинели, приобретенной путем таких больших лишений и страданий, становится для него поистине катастрофой. Окружающие лишь посмеялись над его бедой, однако никто не помог ему. «Значительное лицо» так накричало на него, что бедняга потерял сознание. Почти никто не заметил и смерти Акакия Акакиевича, последовавшей вскоре после его болезни. Несмотря на «уникальность» созданного Гоголем образа Башмачкина, он не выглядит в сознании читателя одиноким, и мы представляем, что существовало великое множество таких же маленьких, униженных людей, разделяющих удел героя. В этом обобщении образа «маленького человека» — гениальность писателя, сатирически представившего и само общество, порождающее произвол и насилие. В этой среде люди жестоки и равнодушны друг к другу. Гоголь был одним из первых, кто открыто и громко заговорил о трагедии «маленького человека», уважение к которому зависело не от его душевных качеств, не от образованности и ума, а от его положения в обществе. Писатель с состраданием показал несправедливость общества к «маленькому человеку» и впервые призвал его обратить внимание на этих незаметных, жалких и смешных, как кажется на первый взгляд, людей.
* «Между нами не может быть никаких тесных отношений. Судя по пуговицам вашего вицмундира, вы должны служить по другому ведомству.»
Вот так по пуговицам мундира, по другим внешним признакам определяется сразу и навсегда отношение к человеку. Так «затаптывается» человеческая личность. Она теряет достоинство, ведь человек не только других оценивает по богатству и знатности, но и себя.
Гоголь призвал общество взглянуть на «маленького человека» с пониманием и жалостью. «Матушка, спаси твоего бедного сына!» — напишет автор. И действительно, некоторые обидчики Акакия Акакиевича вдруг понимали это и начинали испытывать муки совести. Один молодой служащий, решивший, как и все, подшутить над Башмачкиным, остановился, пораженный его словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?». И молодой человек содрогнулся, увидев, «как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости…».
Взывая к справедливости, автор ставит вопрос о необходимости покарать бесчеловечие общества. В качестве реванша и возмещения за понесенные при жизни унижения и оскорбления Акакий Акакиевич, вставший в эпилоге из могилы, является прохожим и отбирает у них шинели и шубы. Он успокаивается только тогда, когда отнимает шинель у «значительного лица», сыгравшегс трагическую роль в жизни маленького чиновника. Смысл фантастического эпизода воскресения Акакия Акакиевича и его встречи ее «значительным лицом» заключается в том что даже в жизни самого, казалось бы, ничтожного человека есть такие моменты, когда он может стать человеком в самом высоком понимании этого слова. Срывая шинель с сановника, Башмачкин становится в свода глазах и в глазах миллионов таких же,? он, униженных и оскорбленных людей героем, способным постоять за себя и ответить на бесчеловечность и несправедливость окружающего мира. В такой форме выразилась месть «маленького человека» чиновничьему Петербургу.
Талантливое изображение в поэзии, литературе, так же, как и в других видах искусства, жизни «маленького человека» открывало для широкого круга читателей и зрителей ту незамысловатую, но близкук им истину, что жизнь и «извивы» душ «обыкновенных людей» ничуть не менее интересны, чем жизнь выдающихся личностей. Проникая в эту жизнь, Гоголь и его последователи в свою очередь открывали для себя новые грани человеческого характера и духовного мира. Демократизация в изображении действительности приводила к тому, что создаваемые им герои в критические минуты своей жизни могли стать вровень с самыми значительными личностями. В своей повести Гоголь сконцентрировал основное внимание на судьбе личности «маленького человека», однако сделано это было с таким мастерством и проникновенностью, что, сопереживая Башмачкину, читатель невольно задумывается и о своем отношении ко всему окружающему миру, и в первую очередь о чувстве достоинства и уважения, которые должен воспитывать в себе каждый человек, независимо от своего социального и материального положения, а лишь с учетом личных качеств и достоинств.
Акакий Акакиевич – маленький сморщенный человек, чиновник низкого ранга в столичном департаменте. Он всегда был тихим, молчаливым, через постоянно становился объектом насмешек и насмешек. В ответ на насмешки Башмачкин только отвечает: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?” «Обижают» – так может сказать скорее ребенок, а не взрослый человек, который осознает себя как личность.Повесть «Шинель» – один из последних произведений Гоголя петербургского цикла, написанного в начале 1840-х годов. Петербург Гоголя – это город контрастов. Там «кроме фонаря, все дышит обманом», торжествует пошлость, а таланты гибнут.Красота роскошных дворцов и гранитных набережных, изысканно одетые дамы и благородные кавалеры, прогуливающихся спокойно городом, – это лишь одно из проявлений Петербурга. Ведь существует и другой, совсем не привлекательный для высшего света Петербург – город мелких чиновников, художников, город тружеников-бедняков, жертв нищеты и причуд богатых. И Гоголь не случайно выбрал для своей повести жизнь незаметного чиновника, история которого является настоящей трагедией «маленького человека», а если шире – целой прослойки тогдашнего общества.
Акакий Акакиевич живет переписыванием различных нелепых бумажек. Но живет он?Нет, он служит безмолвно, ревностно, на совесть. Но только за это уважения не заслужишь, даже если всю жизнь ходить в мундире. Важно только, в каком именно мундире. За ним раз и определяют место в обществе. А какое место у Акакия Акакиевича, если он «вечный титулярный советник»? Постоянные лишения окружающих Акакия Акакиевича, но он будто не чувствует этого. В Башмачкина была своя “поэзия жизни», так же унизительна, как и все его существование. В переписывании бумаг он видел «какой-то свой разнообразный и приятный мир»: буквы он выводил с любовью, при этом наслаждение появлялась на его лице. Иронизируя над духовной ограниченностью Башмачкина, Гоголь одновременно отмечает в нем доброжелательное отношение к людям, трудолюбие, развитое чувство долга. Забрать у Башмачкина работу – все равно что отнять жизнь. С другой стороны, он никогда ничего творческого в работу не вносил и панически боялся даже изменить падежи слов.
Однако повествование в повести построена так, что комический образ Башмачкина постепенно становится трагическим. История Акакия Акакиевича – это прежде всего история постепенной гибели человека под давлением социальных обстоятельств.
Он ходит в старой шинели, которую нельзя починить. Когда у него появляется мечта – новая шинель, он готов выдержать любые испытания (вечером не зажигает свечи, не пьет чая), чтобы только осуществить свою мечту. Шинель становится своеобразным символом счастливого будущего, ради которого Акакий Акакиевич готов работать вовсю. Когда шинель была сшита, Башмачкин чувствовал себя абсолютно счастливым. Впервые за много лет почувствовал себя не частью работы, а частью города, в котором живет, частью другой, не бумажной реальности. Эта реальность и лишит его жизни. Потеря шинели оказалась потерей всей его жизни.
Шинель дала Башмачкин чувство человеческого достоинства. Когда отняли, его будто вернули в прежний, унижен состояние. И Башмачкин начинает борьбу за возвращение своей шинели. Но силы явно неравны. Государственная машина перемалывает Башмачкина.
Напрасно Акакий Акакиевич искал помощи у пристава, у «значительного лица»: повсюду на него ожидали или полное равнодушие, или пренебрежительное отношение и грозные окрики. Подавленное приемом в «значительного лица», Акакий Акакиевич заболел лихорадкой и умер. Но показательно то, что, умирая, Башмачкин неожиданно начал «сквернохульничаты» – произносить страшные слова, которые следовали за словами «ваше превосходительство».
Подчеркивая типичность судьбы «маленького человека», Гоголь говорит, что смерть ничего не изменила в департаменте, место Башмачкина просто занял другой чиновник.
Таким образом, тема человека как жертвы общественной системы доведена до логического конца. Но история жизни Акакия Акакиевича имела «громкое» продолжение после смерти. Умерший Башмачкин превращается в мстителя, что срывает шинели не прохожих, среди которых была и «значительное лицо». Это настолько пугает чиновника, что тот даже начинает лучше относиться к людям. С другой стороны, призрак Акакия Акакиевича мстит не одному человеку, а всему миру.Он срывает шинели всех, в том числе и из такого же, как он, маленький, не способного кому-то противостоять «флейтиста, свистел когда в оркестре»….