Сочинение на тему сила и слабость человека в западноевропейской средневековой литературе
9 вариантов
Во все века человек стремился к познанию своего “я”. Одна из основных, может быть, главных целей искусства — раскрытие этой тайны. Открыть человеку глубины его души, сделать его лучше, сильнее: в той или иной степени этого добивается каждый писатель. Особенно это свойственно русской литературе с ее глубочайшими нравственно-философскими корнями. Проблему добра и зла, силы и слабости человека пытались разрешить великие умы, люди, много выстрадавшие и испытавшие, — Пушкин, Толстой, Достоевский. Горький столкнулся с этой проблемой очень рано. Уже в первых произведениях молодого писателя проявился не только незаурядный талант рассказчика и художника, но и умение отстаивать свои убеждения. И позже опыт жизни не притупил таланта, вера в свою правоту лишь окрепла.
Уже в самом начале своего повествования старуха Изергиль из одноименного рассказа делит людей на “стариков с детства” и “юных, которые любят”. Это очень важно для Горького. Яркие, сильные люди всегда были привлекательны для него. Один лишь холодный ум без молодого сердца не дает человеку истинной силы. Таков Ларра, герой первой легенды. Недаром его отец — орел — житель холодных вершин. Гордости, уверенности в своем превосходстве недостаточно для счастья. Это не сила Ларры, а слабость. В понимании Горького лишь горячая любовь к людям, к своему делу, к родной земле дает человеку твердость в жизненных испытаниях. Данко, жертвующий собой ради других, сильнее Ларры.
В связи с этим возникает важнейший вопрос: как действительно сильный человек относится к окружающим? Это один из основных вопросов, ответ на который пытается постичь мировая литература. Позиция Горького здесь ясна. Кажущаяся сила Ларры, которому люди якобы не нужны, не выдерживает испытания одиночеством.
В более поздних произведениях Горький усложняет вопрос: одиночество среди людей — следствие ли это силы или слабости? И дает ответ: сильный не может быть одинок, он всегда среди людей, пусть чуждых ему по духу, но страдающих. И это понимает Сатин после встречи с Лукой в пьесе “На дне”. Но взгляды этих героев все же расходятся в главном. Лука считает, что слабый должен найти в жизни опору, и обязанность сильного — помочь ему в этом. Сатин уверен, что человеку не нужна опора, и ждать лучшего будущего в бездействии — не для настоящего человека. Но приходит он к этому убеждению не сразу.
При первой встрече с обитателями ночлежки мы видим, что перед нами люди глубоко страдающие и одинокие. Попав на самое дно жизни после многих лишений, они стали безжалостны к себе и к другим. Каждый замкнут в своем горе и ведет о нем нескончаемый рассказ, не слушая никого и не желая быть услышанным. Ответ на жалобы — смех, издевательства. Барона, живущего за счет Насти, лишь забавляют ее слезы и фантазии. Клещ презирает всех: он, “рабочий человек”, вырвется из ночлежки, он не таков, как все ее обитатели. И только после смерти Анны, продав все свои инструменты, потеряв всякую надежду, он понимает и принимает их как товарищей по несчастью.
Каждый герой пьесы ищет опору в уходе от жестокой реальности. Наташа, Васька Пепел мечтают о будущем. Анна надеется на успокоение после смерти. Актер грезит о прошлом, с каждым разом расцвечивая его все более яркими красками. 11астя, у которой пет ни прошлого, ни будущего, уходит от настоящего в воображаемый мир “чистой любви”. Лука попытался перенести их мечты в реальный мир, и они потерпели крах одна за другой. Ведь эти мечты не делают реальность лучше, а лишь в малой степени заменяют ее. Всем им остается лишь беспробудное пьянство, ибо пробуждение страшно. Лишь сильный человек, утверждает Горький, способен смотреть в лицо реальности. Но без цели в жизни, без уверенности в своих возможностях изменить мир он не способен. И мы видим людей, сильных духом, но не знающих долга перед собой и окружающими. Бубнов, которому многое дано, уже утратил себя. Барон издевается над всеми и быстро теряет человеческие черты. Сатин лишь в начале этого пути. Кто знает, какая судьба ждала его, не появись в ночлежке Лука. Недаром Сатин позже скажет, что Лука подействовал на него, как кислота на потускневшую монету. Сатин понимает, что назначение сильного состоит не в том, чтобы утешать страдающих, а в том, чтобы искоренять страдание, зло. Это одно из самых твердых убеждений Горького.
Для Горького сила заключается в стремлении вперед “к свободе, к свету”. Лишь горячее сердце, сильная воля и вера в победу помогут пройти этот путь. И память о тех, кто на этом пути пожертвовал собой ради других, как сердце Данко, будет освещать дорогу идущим следом.
Похожие сочинения:
Что лучше: истина или сострадание? (по пьесе М. Горького “На дне”)
Образ Луки в пьесе М. Горького “На дне”
“Дно жизни” – трагический образ пьесы М. Горького “На дне”
Сочинение на тему – Проблема гуманизма в пьесе М. Горького “На дне”
Проблема правды и жалости в пьессе М. Горького “На дне”
Что лучше – истина или сожаление?
Герои ранних рассказов М. Горького
Во все века человек стремился к познанию своего “я”. Одна из основных, может быть, главных целей искусства — раскрыть эту тайну. Показать человеку глубины его души, сделать его лучше, сильнее — в той или иной степени этого добивается каждый писатель. Особенно это свойственно русской литературе с ее глубочайшими нравственно-философскими корнями. Проблему добра и зла, силы и слабости человека пытались разрешить великие умы, люди, много выстрадавшие и испытавшие на себе, — Пушкин, Толстой, Достоевский.
Горький столкнулся с этой проблемой очень рано. Уже в первых произведениях молодого писателя проявился не только незаурядный талант рассказчика и художника, но и умение отстаивать свои убеждения. И позже опыт жизни не притупил таланта, вера в свою правоту лишь окрепла.
Уже в самом начале своего рассказа старуха Изергиль делит людей на “стариков с детства” и “юных, которые любят”. Это очень важно для Горького. Яркие, сильные люди всегда привлекали его. Один лишь холодный ум без молодого сердца не дает человеку истинной силы. Таков Ларра — герой первой легенды. Недаром его отец — орел — житель холодных вершин. Гордости, уверенности в своем превосходстве недостаточно для счастья. Это не сила Ларры, а его слабость. В понимании Горького лишь горячая любовь к людям, к своему делу, к родной земле дает человеку твердость в жизненных испытаниях. Данко, жертвующий собой ради других, сильнее Ларры.
В связи с этим возникает важнейший вопрос: как действительно сильный человек относится к окружающим? Это один из основных вопросов, ответ на который не дает вся мировая литература. Позиция Горького здесь ясна. Кажущаяся сила Ларры, которому люди якобы не нужны, не выдерживает испытания одиночеством. В более поздних произведениях Горький усложняет вопрос: одиночество среди людей — следствие ли это силы или слабости? И дает ответ: сильный не может быть одинок, он всегда среди людей — пусть чуждых ему по духу, но страдающих. И это понимает Сатин после встречи с Лукой. Но взгляды обоих героев все же расходятся в основном. Лука считает, что слабый должен найти в жизни опору и обязанность сильного — помочь ему в этом. Сатин уверен, что в действительности сильному не нужна опора и ждать лучшего будущего в бездействии — не для настоящего человека. Но приходит он к этому убеждению не сразу.
При первой встрече с обитателями ночлежки мы видим, что перед нами люди глубоко страдающие и одинокие. Попав на самое дно жизни после многих лишений, они стали безжалостны к себе и к другим. Каждый замкнут в своем горе и ведет о нем нескончаемый рассказ, не слушая никого и не надеясь быть услышанным. Ответ на жалобы — смех, издевательства. Барона, живущего за счет Насти, лишь забавляют ее слезы и фантазии. Клещ презирает всех: он, “рабочий человек”, вырвется из ночлежки, он не таков, как все ее обитатели. И только после смерти Анны, продав все свои инструменты, потеряв всякую надежду, он понимает и принимает их как товарищей по несчастью.
Каждый герой пьесы ищет опору в уходе от жестокой реальности. Наташа, Васька Пепел мечтают о будущем. Анна надеется на успокоение после смерти. Актер “грезит” о прошлом, с каждым разом расцвечивая его все более яркими красками. Настя, у которой нет ни прошлого, ни будущего, уходит от настоящего в воображаемый мир “чистой любви”. Лука попытался перенести их мечты в реальный мир, и они потерпели крах одна за другой. Ведь эти мечты не облегчают реальности, а лишь в малой степени заменяют ее. Всем обитателям ночлежки остается лишь беспробудное пьянство, ибо пробуждение страшно. Лишь сильный человек, утверждает Горький, способен смотреть в лицо реальности. Но без цели в жизни, без уверенности в возможность изменить мир он не способен противостоять невзгодам. И мы видим людей, сильных духом, но не сознающих долга перед собой и окружающими. Барон издевается над всеми и быстро теряет человеческий облик. Сатин лишь в начале этого пути. Кто знает, какая судьба ждала его, не появись в ночлежке Лука. Недаром Сатин позже скажет, что Лука подействовал на него, как кислота на потускневшую монету. Сатин понимает, что назначение сильного — не утешать страдающих, а искоренять страдание, зло. Это — одно из самых твердых убеждений Горького.
Для Горького сила — в стремлении вперед, “к свободе, к свету”. Лишь горячее сердце и сильная воля, вера в победу помогут пройти этот путь. И память о тех, кто на этом пути пожертвовал собой ради других, как звезды — искры сердца Данко, — будет освещать дорогу идущим следом.
Беру!
22 Министерство
культуры Украины Харьковская
государственная академия культуры Кафедра
культурологии
Реферат
По курсу
« История мировой художественной
культуры»
На тему:
Средневековая литература Эвропы.
Выполнила:
Студентка
заочного отделения
Факультета
хореографического искусства
Группа
5С
Василенко
Виктория
Харьков
2014
Содержание
Введение
2. Героический
эпос
3. Рыцарская
литература
4. Городская
литература
5. Заключение
6. Список используемой
литературы
Введение
Средними веками
культурологи называют длительный период
в истории Западной Европы между
Античностью и Новым Временем. Этот
период охватывает более тысячелетия с
5 по 15 вв.
Внутри тысячелетнего
периода Средних веков принято выделять,
по меньшей мере, три периода. Это:
Раннее Средневековье,
от начала эпохи до 900 или 1000 годов
(до 10 – 11 веков);
Высокое (Классическое)
Средневековье. От 10 – 11 веков до примерно
14 века;
Позднее Средневековье,
14 и 15 века.
Раннее Средневековье
– это время, когда в Европе происходили
бурные и очень важные процессы. Прежде
всего, это вторжения так называемых
варваров, которые уже со 2 века нашей
эры постоянно нападали на Римскую
империю и селились на землях ее провинций.
Эти вторжения закончилось падением
Рима.
Новые западноевропейцы
при этом, как правило,
принимали
христианство,
которое в Риме к концу его существования
было государственной религией.
Христианство в различных его формах
постепенно вытесняло языческие верования
на всей территории Римской империи, и
этот процесс после падения империи
отнюдь не прекратился. Это второй
важнейший исторический процесс,
определявший лицо раннего Средневековья
в Западной Европе.
Третьим существенным
процессом было формирование на территории
бывшей Римской империи новых
государственных
образований,
создававшихся теми же варварами.
Многочисленные франкские, германские,
готские и прочие племена были на деле
не такими уж дикими. Большинство из них
уже имели зачатки государственности,
владели ремеслами, включая земледелие
и металлургию, были организованы на
принципах военной демократии. Племенные
вожди стали провозглашать себя королями,
герцогами и т.д., постоянно воюя друг с
другом и подчиняя себе более слабых
соседей. На Рождество 800 года король
франков Карл Великий был коронован в
Риме католическим и как император всего
европейского запада. Позднее (900 год)
Святая Римская империя распалась на
бесчисленное множество герцогств,
графств, маркграфств, епископств,
аббатств и прочих уделов. Их властители
вели себя как вполне суверенные хозяева,
не считая нужным подчиняться никаким
императорам или королям. Однако процессы
формирования государственных образований
продолжались и в последующие периоды.
Характерной особенностью жизни в раннее
средневековье были постоянные грабежи
и опустошения, которым подвергались
жители Священной Римской империи. И эти
грабежи и набеги существенно замедляли
экономическое и культурное развитие.
В период классического,
или высокого Средневековья Западная
Европа начала преодолевать эти затруднения
и возрождаться. С 10 века сотрудничество
по законам феодализма позволило создать
более крупные государственные структуры
и собирать достаточно сильные армии.
Благодаря этому удалось остановить
вторжения, существенно ограничить
грабежи, а затем и перейти постепенно
в наступление. В 1024 году крестоносцы
отняли у византийцев Восточную Римскую
империю, а в 1099 году захватили у мусульман
Святую землю. Правда, в 1291 году и то и
другое были опять потеряны. Однако из
Испании мавры были изгнаны навсегда. В
конце концов, западные христиане
завоевали господство над Средиземным
морем и его островами. Многочисленные
миссионеры принесли христианство в
королевства Скандинавии, Польши, Богемии,
Венгрии, так что эти государства вошли
в орбиту западной культуры.
Наступившая
относительная стабильность обеспечила
возможность быстрого
подъема городов
и общеевропейской экономики. Жизнь в
Западной Европе сильно изменилась,
общество быстро утрачивало черты
варварства, в городах расцветала духовная
жизнь. В целом европейское общество
стало намного более богатым и
цивилизованным, чем во времена античной
Римской империи. Выдающуюся роль в этом
играла христианская церковь, которая
тоже развивалась, совершенствовала
свое учение и организацию. На базе
художественных традиций Древнего Рима
и прежних варварских племен возникло
романское, а затем блестящее готическое
искусство, причем наряду с архитектурой
и литературой развивались все другие
его виды – театр, музыка, скульптура,
живопись, литература. Именно в эту эпоху
были созданы, например, такие шедевры
литературы как «Песнь о Роланде» и
«Роман о Розе». Особенно большое значение
имело то, что в этот период западноевропейские
ученые получили возможность читать
сочинения античных греческих и
эллинистических философов, прежде всего
Аристотеля. На этой основе зародилась
и выросла великая философская система
Средневековья –
схоластика.
Позднее Средневековье
продолжило процессы формирования
европейской культуры, начавшиеся в
период классики. Однако ход их был далеко
не гладким. В 14 – 15 веках Западная Европа
неоднократно переживала великий голод.
Многочисленные эпидемии, особенно
бубонной чумы («Черная смерть»), тоже
принесли неисчерпаемые человеческие
жертвы. Очень сильно замедлила развитие
культуры Столетняя война. Однако, в
конце концов города возрождались,
налаживалось ремесло, сельское хозяйство
и торговля. Люди, уцелевшие от мора и
войны, получали возможность устраивать
свою жизнь лучше, чем в предыдущие эпохи.
Феодальная знать, аристократы, стали
вместо замков строить для себя великолепные
дворцы как в своих поместьях, так и в
городах. Новые богачи из «низких»
сословий подражали им в этом, создавая
бытовой комфорт и соответствующий стиль
жизни. Возникли условия для нового
подъема духовной жизни, науки, философии,
искусства, особенно в Северной Италии.
Этот подъем с необходимостью вел к так
называемому Возрождению или Ренессансу.
Героический эпос
Литература западного
раннего средневековья создавались
новыми народами, населяющими западную
часть Европы кельтами (бритты, галлы,
белги, гельветы) и древними германцами,
живущими между Дунаем и Рейном, у
Северного моря и на юге Скандинавии
(свевы, готы, бургунды, херуски, англы,
саксы и др.).
Эти народы сначала
поклонялись языческим племенным богам,
а позже приняли христианство и уверовали,
но, в конце концов, германские племена
покорили кельтов и заняли территорию
нынешней Франции, Англии и Скандинавии.
Литература этих народов представлена
следующими произведениями:
1. Рассказы о жизни
святых – агиографии. «Жития святых»,
видения и заклинания;
2. Энциклопедические,
научные и историографические труды.
Исидор севильский
(ок.560-636) – «этимологии, или начала»;
Беда Достопочтенный (ок.637-735) – «о природе
вещей» и «церковная история народа
англов», Иордан – «о происхождении
деяний готов»; Алкуин (ок.732-804) – трактаты
по риторике, грамматике, диалектике;
Эйнхард (ок.770-840) «Жизнеописания Карла
Великого»;
3. Мифология и
героико-эпические поэмы, саги и песни
кельтских и германских племен. Исландские
саги, ирландский эпос, «Старшая Эдда»,
Младшая Эдда», «Беовульф», карело-финский
эпос «Калевала».
Героический
эпос – один из наиболее характерных и
популярных жанров европейского
средневековья. Во Франции он существовал
в виде поэм, называвшихся жестами, т.е.
песнями о деяниях, подвигах. Тематическую
основу жест составляют реальные
исторические события, большинство из
которых относится к 8 – 10 вв. Вероятно,
сразу же после этих событий возникли
предания и легенды о них. Возможно также,
что предания эти первоначально
существовали в виде кратких эпизодических
песен или прозаических рассказов,
сложившихся в дорыцарской дружинной
среде. Однако очень рано эпизодические
сказания вышли за рамки этой среды,
распространились в народных массах и
превратились в достояние всего общества:
им с одинаковым восторгом внимало не
только воинское сословие, но и духовенство,
купечество, ремесленники, крестьяне.
Героический
эпос как целостная
картина народной жизни был самым
значительным наследием литературы
раннего средневековья и занимал в
художественной культуре Западной Европы
важное место. По мнению Тацита, песни о
богах и героях заменяли варварам историю.
Самый древний – ирландский эпос. Он
формируется с 3 по 8 века. Созданные
народом еще в языческий период эпические
поэмы о героях-воинах сначала существовали
в устной форме и передавались из уст в
уста. Их пели и читали нараспев народные
сказители. Позднее, в 7 и 8 веках, уже
после христианизации, они были переработаны
и записаны учеными-поэтами, имена которых
остались неизменными. Для эпических
произведений характерны воспевание
подвигов богатырей; переплетение
исторического фона и вымысла; прославление
богатырской силы и подвигов
главных героев; идеализация феодального
государства.
Особенности
героического эпоса:
1. Эпос
создавался в условиях развития феодальных
отношений;
2.
Эпическая картина мира воспроизводит
феодальные отношения, идеализирует
сильное феодальное государство и
отражает христианские верования, хр.
идеалы;
3. В
отношении истории, историческая основа
просматривается четко, но при этом она
идеализируется, гиперболизируется;
4.
Богатыри – защитники государства,
короля, независимости страны и христианской
веры. Всё это трактуется в эпопеи как
общенародное дело;
5.
Эпопея связана с фольклорной сказкой,
с историческими хрониками, иногда с
рыцарским романом;
6.
Эпопея сохранилась в странах континентальной
Европы (Германии, Франции).
На
героический эпос большое влияние
оказала кельтская и германо-скандинавская
мифология. Часто эпос и мифы настолько
связаны и переплетаются между собой,
что провести границу
между ними довольно трудно. Эта связь
отражена в особой форме эпических
сказаний – сагах – древнеисландских
прозаических повествованиях (исландское
слово «сага» происходит от глагола
«сказать»). Складывали саги скандинавские
поэты 9-12 вв. – скальды. Древнеисландские
саги очень разнообразны: саги о королях,
сага об исландцах, саги о древних временах
(«Сага о Вельсунгах»).
Собрание
этих саг дошло до нас в виде двух Эдд:
«Старшей Эдды» и «Младшей Эдды». Младшая
Эдда – это прозаический пересказ
древнегерманских мифов и сказаний,
выполненный исландским историком и
поэтом Снорри Сьурлусоном в 1222-1223 гг.
Старшая Эдда – это сборник двенадцати
стихотворных песен о богах и героях.
Сжатые и динамичные песни «Старшей
Эдды», восходящие к 5 веку и записанные,
видимо, в 10-11 вв., делятся на две группы:
сказания о богах и сказания о героях.
Главный из богов – одноглазый Один,
который первоначально был богом войны.
Второй по значению после Одина – бог
грозы и плодородия Тор. Третий – зловредный
бог Локки. А самый значительный герой
– богатырь Сигурд. В основе героических
песен «Старшей Эдды» лежат общегерманские
эпические сказания о золоте нибелунгов,
на котором лежит проклятие и которое
всем приносит несчастье.
Саги
получили распространение и в Ирландии
– самом крупном очаге кельтской культуры
в средние века. Это была единственная
стран» Западной Европы, куда не ступала
нога римского легионера. Ирландские
сказания создавали и передавали потомкам
друиды (жрецы), барды (певцы-поэты) и
фелиды (предсказатели). Четкий и сжатый
ирландский эпос сложился не в стихах,
а в прозе. Его можно разделить на саги
героические и саги фантастические.
Главным героем героических саг был
благородный, справедливый и смелый
Кухулин. Его мать – сестра короля, а
отец – бог света. Три недостатка было
у Кухулина: он был слишком молод, слишком
смел и слишком прекрасен. В образе
Кухулина древняя Ирландия воплотила
свой идеал доблести и нравственного
совершенства.
В
эпических произведениях часто
переплетаются реальные исторические
события и сказочная фантастика. Так,
«Песнь о Хильденбранде» создана на
исторической основе – борьбе остготского
короля
Теодориха с
Одоакром. Этот древнегерманский эпос
эпохи переселения народов возник еще
в языческую эпоху и был найден в рукописи
9 века. Это единственный памятник
немецкого эпоса, дошедший до нас в
песенной форме.
В поэме
«Беовульф» – героическом эпосе англосаксов,
дошедшем до нас в рукописи начала 10
века, фантастические приключения героев
также происходят на фоне исторических
событий. Мир «Беовульфа» – это мир королей
и дружинников, мир пиров, битв и поединков.
Герой поэмы – храбрый и великодушный
воин из народа гаутов Беовульф, который
совершает подвиги и всегда готов прийти
на помощь людям. Беовульф щедр, милостив,
верен вождю и жаден до славы и наград,
он совершил много подвигов, выступил
против чудовища и уничтожил его; победил
в подводном жилище другое чудовище –
мать Гренделя; вступил в бой с огнедышащим
драконом, который был разгневан покушением
на охраняемый им древний клад и опустошал
страну. Ценой собственной жизни Беовульфу
удалось победить дракона. Завершается
песнь сценой торжественного сожжения
на погребальном костре тела героя и
сооружения кургана над его прахом. Так
в поэме появляется знакомая тема золота,
приносящего несчастья. Эта тема будет
использоваться позже и в рыцарской
литературе.
Бессмертным
памятником народного творчества является
«Калевала» – карело-финский эпос о
подвигах и приключениях героев сказочной
страны Калева. «Калевала» составлена
из народных песен (рун), которые собрал
и записал выходец из финской крестьянской
семьи Элиас Леннрот, и опубликована в
1835 и 1849 гг. руны – это вырезанные на
дереве или камне буквы алфавита,
применявшегося скандинавскими и другими
германскими народами для культовых и
памятных надписей. Вся «Калевала» – это
неустанное восхваление человеческого
труда, в ней нет и намека на «придворную»
поэзию.
Во
французской эпической поэме «Песнь о
Роланде», дошедшей до нас в рукописи 12
века, повествуется об испанском походе
Карла Великого в 778г., а у главного героя
поэмы Роланда есть свой исторический
прототип. Правда, поход против басков
превратился в поэме в семилетнюю войну
с «неверными», а сам Карл – из 36-летнего
человека в седого старца. Центральный
эпизод поэмы – ронсевальская битва,
прославляет мужество людей, верных
долгу и «милой Франции».
Идейный
замысел сказания выясняется из
сопоставления «Песни о Роланде» с теми
историческими фактами, которые лежат
в основе этого предания. В 778 г. Карл
Великий вмешался во внутренние раздоры
испанских мавров, согласившись помочь
одному из мусульманских царей против
другого. Перейдя Пиренеи, Карл взял
несколько городов и осадил Сарагосу,
но, простояв под её стенами несколько
недель, должен был ни с чем вернуться
во Францию. Когда он возвращался назад
через Пиренеи, баски, раздражённые
прохождением через их поля и сёла чужих
войск, устроили в Ронсевальском ущелье
засаду и, напав на арьергард французов,
перебили многих из них. Непродолжительная
и безрезультатная экспедиция в северную
Испанию, не имевшая никакого отношения
к религиозной борьбе и окончившаяся не
особенно значительной, но всё же досадной
военной неудачей, была превращена
певцами-сказителями в картину семилетней
войны, завершившейся завоеванием всей
Испании, далее – ужасной катастрофы
при отступлении французской армии,
причем и здесь врагами оказались не
христиане-баски, а всё те же мавры, и,
наконец, картину мести со стороны Карла
в форме грандиозной, поистине «мировой»
битвы французов с соединительными
силами всего мусульманского мира.
Помимо
типичной для всего народного эпоса
гиперболизации, сказавшейся не только
в масштабе изображаемых событий, но и
в картинах сверхчеловеческой силы и
ловкости отдельных персонажей, а также
в идеализации главных героев (Роланд,
Карл, Турпин), характерно насыщение
всего рассказа идеей религиозной борьбы
с мусульманством и особой миссии Франции
в этой борьбе. Эта идея нашла свое яркое
выражение в многочисленных молитвах,
небесных знамениях, религиозных призывах,
наполняющих поэму, в очернении «язычников»
– мавров, в неоднократном подчёркивании
особого покровительства, оказываемого
Карлу Богом, в изображении Роланда
рыцарем-вассалом Карла и вассалом
Господа, которому он перед смертью
протягивает, как сюзерену, свою перчатку,
наконец, в образе архиепископа Турпина,
который одной рукой благословляет на
бой французских рыцарей и отпускает
грехи умирающим, а другой сам поражает
врагов, олицетворяя единение меча и
креста в борьбе с «неверными».
Однако
«Песнь о Роланде» далеко не исчерпывается
её национально-религиозной идеей. В ней
с огромной силой отразились
социально-политические противоречия,
характерные для интенсивно развивающегося
в 10 – 11 вв. феодализма. Эта проблема
вводится в поэму эпизодом предательства
Ганелона. Поводом для включения этого
эпизода в сказание могло явиться желание
певцов-сказителей объяснить внешней
роковой причиной поражение «непобедимой»
армии Карла Великого. Но Ганелон не
просто изменник, но выражение некоего
злого начала, враждебного всякому
общенародному делу, олицетворение
феодального, анархического эгоизма.
Это начало в поэме показано во всей его
силе, с большой художественной
объективностью. Ганелон изображён
отнюдь не каким-нибудь физическим и
нравственным уродом. Это величавый и
смелый боец. В «Песне о Роланде» не
столько раскрывается чернота отдельного
предателя – Ганелона, сколько разоблачается
гибельность для родной страны того
феодального, анархического эгоизма,
представителем которого, в некоторых
отношениях блестящим, является Ганелон.
Наряду
с этим противопоставлением Роланда и
Ганелона через всю поэму проходит другое
противопоставление, менее острое, но
столь же принципиальное – Роланда и
его любимого друга, нареченного брата
Оливье. Здесь сталкиваются не две
враждебные силы, а два варианта одного
и того же положительного начала.
Роланд
в поэме – могучий и блестящий рыцарь,
безупречный в исполнении вассального
долга. Он – образец рыцарской доблести
и благородства. Но глубокая связь поэмы
с народно-песенным творчеством и народным
пониманием героизма сказалась в том,
что все рыцарские черты Роланда даны
поэтом в очеловеченном, освобождённом
от сословной ограниченности виде.
Роланду чужды героизм, жестокость,
алчность, анархическое своеволие
феодалов. В нём чувствуется избыток
юных сил, радостная вера в правоту своего
дела и в свою удачу, страстная жажда
бескорыстного подвига. Полный гордого
самосознания, но вместе с тем чуждый
какой-либо спеси или своекорыстия, он
целиком отдаёт свои силы служению
королю, народу, родине. Тяжело раненный,
потеряв в бою всех соратников, Роланд
поднимается на высокий холм, ложится
на землю, кладет рядом свой верный меч
и рог Олифан и поворачивается лицом в
сторону Испании, чтобы император узнал,
что он «погиб, но победил в бою». Для
Роланда нет более нежного и священного
слова, чем «милая Франция»; с мыслью о
ней он умирает. Все это делало Роланда,
несмотря на его рыцарское обличье,
подлинным народным героем, понятным и
близким каждому.
Оливье
– друг и побратим, «лихой собрат»
Роланда, доблестный рыцарь, предпочитающий
смерть бесчестию отступления. В поэме
Оливье характеризует эпитет «разумный».
Три раза Оливье пытается убедить Роланда
протрубить в рог Олифана, чтобы позвать
на помощь войско Карла Великого, но
трижды отказывается это сделать Роланд.
Оливье погибает вместе с другом, молясь
перед смертью «за милый край родной».
Император
Карл Великий – дядя Роланда. Его образ
в поэме – несколько гиперболизованное
изображение старого мудрого вождя. В
поэме Карлу 200 лет, хотя на самом деле
ко времени реальных событий в Испании
ему было не более 36-ти. Могущество его
империи в поэме также сильно преувеличено.
Автор включает в нее как действительно
принадлежавшие ей страны, так и те, что
в неё не входили. Император сравним
разве что с Богом: чтобы до заката солнца
успеть покарать сарацин, он способен
остановить солнце. Накануне гибели
Роланда и его войска Карл Великий видит
вещий сон, однако предотвратить
предательство уже не может, а только
льёт «потоки слез». Образ Карла Великого
напоминает образ Иисуса Христа – перед
читателем предстают его двенадцать
пэров (ср. с 12-ю апостолами) и предатель
Ганелон.
Ганелон
– вассал Карла Великого, отчим главного
героя поэмы Роланда. Император по совету
Роланда посылает Ганелона на переговоры
к сарацинскому королю Марсилию. Это
очень опасная миссия, и Ганелон решает
отомстить пасынку. Он вступает в
предательский сговор с Марсилием и,
вернувшись к императору, убеждает его
оставить Испанию. По наущению Ганелона
в Ронсевальском ущелье в Пиренеях на
возглавляемый Роландом арьергард войска
Карла Великого нападают превосходящие
числом сарацины. Роланд, его друзья и
все его войска гибнут, ни на шаг не
отступив от Ронсеваля. Ганелон олицетворяет
в поэме феодальный эгоизм и кичливость,
граничащие с предательством и бесчестием.
Внешне Ганелон красив и доблестен («он
свеж лицом, на вид и смел и горд. Вот был
удалец, будь честен он»). Пренебрегая
воинской честью и следуя только желанию
отомстить Роланду, Ганелон становится
предателем. Из-за него погибают лучшие
воины Франции, поэтому финал поэмы –
сцена суда и казни Ганелона – является
закономерным. Архиепископ Турпен –
воин-священник, отважно сражающийся с
«неверными» и благословляющий на бой
франков. С его образом связана идея
особой миссии Франции в национально-религиозной
борьбе с сарацинами. Турпен гордится
своим народом, который в своём бесстрашии
не сравним ни с каким другим.
В
испанском героическом эпосе «Песнь о
Сиде» отразились события реконкисты –
отвоевания
испанцами у арабов своей страны. Главный
герой поэмы – известный деятель
реконкисты Родриго Диас де Бивар (1040 –
1099), которого арабы прозвали Сидом
(господином).
История Сида
послужила материалом для множества
готапсего и хроник.
Основными
поэтическими сказаниями о Сиде, дошедшими
до нас, являются:
1) цикл поэм о короле
Санчо 2-м и об осаде Самары 13 – 14 веков,
по словам историка испанской литературы
Ф. Келъина, «служащим своеобразным
прологом к «Песне о Моем Сиде»;
2) сама «Песнь о
Моем Сиде», созданная около 1140 года,
вероятно, одним из дружинников Сида, и
сохранившаяся в единственном экземпляре
14 века с сильными потерями;
3) и поэма, или
рифмованная хроника, «Родриго» в 1125
стихах и примыкающие к ней романсы о
Сиде.
В
германском эпосе «Песнь о нибелунгах»,
который окончательно сложился из
отдельных песен в эпическое сказание
в 12-13 вв., есть и историческая основа, и
сказка-вымысел. В эпосе отражены события
Великого переселения народов 4-5 вв. есть
и реальное историческое лицо -грозный
вождь Атилла, который превратился в
доброго, безвольного Этцеля. Поэма
состоит из 39 песен – «авентюр». Действие
поэмы переносит нас в мир придворных
празднеств, рыцарских турниров и
прекрасных дам. Главный герой поэмы –
нидерландский королевич Зигфрид, юный
рыцарь, который совершил множество
чудесных подвигов. Он смел и отважен,
молод и пригож, дерзок и самонадеян. Но
трагично сложилась судьба Зигфрида и
его будущей жены Кримхильды, для которых
роковым стал клад с золотом Нибелунгов.
Рыцарская литература
Главными темами
светской рыцарской, или куртуазной
литературы, которая возникла при дворах
феодалов, были любовь к прекрасной даме,
прославление подвигов и отражение
ритуалов рыцарской чести. Под словами
«куртуазная литература» понимается
изысканная светская литература,
соответствующая общим понятиям рыцарской
верности, доблести, щедрости и учтивости.
Куртуазная литература, которая создавалась
не на латыни, а на национальных языках,
представлена лирикой трубадуров и
труверов во Франции, миннезингеров в
Германии и рыцарскими романами.
В 11 – 12 вв. сложился
морально-этический образ рыцаря,
отличавшегося светским характером,
чуждым аскетизму. Рыцарь должен молиться,
избегать греха, высокомерия и низких
поступков, он должен защищать церковь,
вдов и сирот, а также заботиться о
подданных. Он должен быть храбрым, верным
и не лишать никого его собственности;
воевать он обязан лишь за правое дело.
Он должен быть заядлым путешественником,
сражающимся на турнирах в честь дамы
сердца, повсюду искать отличия, сторонясь
всего недостойного; любить своего
сюзерена и оберегать его достояние;
быть щедрым и справедливым; искать
общества храбрых и учиться у них свершению
великих деяний по примеру Александра
Македонского. Этот образ получил
отражение в рыцарской литературе.
Рыцарская поэзия
возникла на юге Франции, где сложился
очаг светской культуры в средневековой
Западной Европе. В Лангедоке получила
широкое распространение лирическая
поэзия трубадуров на провансальском
языке. При дворах феодальных сеньоров
появилась куртуазная поэзия, прославлявшая
интимные чувства и культ служения
«прекрасной даме». Этот культ занимал
центральное место в творчестве трубадуров
– провансальских поэтов, среди которых
были рыцари, крупные феодалы, короли,
простые люди. Поэзия трубадуров имела
много самых разнообразных жанров:
любовные песни (одним из ярких певцов
был Бернард де Вентадорн), лирические
песни, политические песни (наиболее
яркие песни у Бертрана де Борна), песни,
выражавшие скорбь поэта по поводу смерти
какого-либо сеньора или близкого поэту
человека, песни-диспуты на любовные,
философские, поэтические темы, плясовые
песни, связанные с весенними обрядами.
Особое место в
рыцарской литературе принадлежит
стихотворной повести на любовно-приключенческий
сюжет, заимствованный из кельтских
преданий и легенд. Главная из них –
история короля бриттов Артура и его
рыцарей, живших в 5 – 6 вв. и собиравшихся
за круглым столом. Из этих легенд
составился цикл романов, так называемый
бретонский цикл о короле Артуре и святом
Граале.
Рыцарь
12 века – эпохи высокого Средневековья
– был уже не только воином, но и человеком
с богатой и сложной внутренней жизнью.
На первом плане в его переживаниях все
более и более выступала самоотверженная
любовь к Прекрасной Даме, которой он
готов был бескорыстно и радостно служить.
В этом служении первые европейские
лирики находили неиссякаемый источник
вдохновения, так что слова «влюбленный»
и «поэт» в куртуазной среде, в сфере
феодального двора стали синонимами. С
тех самых пор и существует представление,
что поэт – это влюбленный, а влюбленный
– это человек, сочиняющий стихи. Особым
предметом любви и служения являлась
Дева Мария.
Литература
западноевропейского Средневековья
¦ I
Слою «роман» (готапе)
в
Средние века обозначало
любое
вымышленное пове-
ствование
на «романском»,
т.
е. старофранцузском,
языке.
Средние
века — это тысяче-
летний
период (V—XV
вв.)
в
истории европейской
культуры между
антично-
стью и Возрождением
(Ре-
нессансом). «Средними»,
т.
е. «срединными», «промежуточны-
ми»,
их назвали мыслители эпохи
Возрождения.
Они считали, что пос-
ле
крушения Римской империи насту-
пила
полоса культурного одичания.
Но
сегодня к Средневековью можно
относиться
как к эпохе утверждения
Коронация
Карла Великого. Миниатюра из Больших
французских хроник.
Середина XV
в.
и
торжества христианской веры. Хри-
стианство
сделало человека лично от-
ветственным
за свою жизнь и за все
мысли
и деяния. При этом он ощущал
себя
частью какого-либо человече-
ского
сообщества и поступал как
должно
христианину, мужу, рыцарю,
монаху,
крестьянину, члену сельской
общины,
ремесленного цеха, жителю
той или
иной местности и т. д. Поэ-
тому и
персонажи средневековой ли-
тературы
изображаются прежде все-
го как
представители общественных
групп,
причём в согласии с уже сло-
жившимися
правилами и приёмами.
Так, в героических
поэмах мудрый
король-правитель всегда
седобород,
рыцарь-воитель — горяч и
отважен,
влюблённый поэт в рыцарской
лири-
ке — молод и весел, а влюблённый
рыцарь
в рыцарском романе неред-
ко безрассуден.
Эту особенность, ли-
тературы
Средневековья Д С. Лихачёв
определил
как литературный этикет.
Средние века
впоследствии часто
называли
тёмными. Но они были и яр-
кими,
праздничными, нарядными, как
витражи
средневековых готических
соборов.
Сама эпоха включает очень
разные
периоды. Отчётливо различа-
ются
раннее Средневековье (V—XI
вв.);
зрелое
(XII—XIII
вв.) — период рас-
цвета
средневековой цивилизации;
позднее
(XIV—XV
вв.) — так называ-
емая
осень Средневековья, когда в
Италии
уже торжествует Возрождение,
а
в других странах Европы культура
начинает
утверждать себя в неповто-
римом
национальном обличье.
К
средневековой литературе отно-
сят
не только то, что считается ли-
тературой
сегодня, т. е. романы,
новеллы, лирическую
поэзию или
драматические произведения.
Это
192
Литература
западноевропейского Средневековья
также
исторические сочинения и хро-
ники, дидактическая (от греч. «дидак-
тикос»
— «поучительный», «настави-
тельный»)
поэзия и проза. К «изящной
словесности»
того времени можно
причислить
даже тексты, заменявшие
учебники
средневековым школьни-
кам
— школярам. А ещё письма, жития
святых,
церковные гимны и другие со-
чинения,
использовавшиеся во время
богослужения.
Литературой считают
и памятники
мифологического и ге-
роического
эпоса, первоначально су-
ществовавшие
в устном виде, и народ-
ные песни,
сказки, загадки, пословицы
и
поговорки (то, что в Новое время
называют
фольклором).
ХРИСТИАНСКОЕ
И
ЯЗЫЧЕСКОЕ
Христианство
— фундамент, на кото-
ром
высится здание средневековой
цивилизации.
Не случайно главным
сооружением
в любом городе был со-
бор,
который всегда располагался на
центральной
— соборной — площа-
ди. И человек той
эпохи, каким бы
разным на протяжении
тысячелетия
средневековой
культуры ни был, к ка-
кому
бы сословию ни принадлежал,
прежде
всего — христианин. Он жил
с надеждой
на спасение и вечную
жизнь. Он с
трепетом ожидал часа
Страшного суда,
которым, согласно
христианским
представлениям, долж-
на
закончиться земная история чело-
вечества.
Для каждого в отдельности
таким судным
часом был миг его
смерти, когда он
представал перед
Всевышним. Поэтому
тема смерти
занимает значительное
место в про-
изведениях средневековых
авторов,
а венцом литературы
Средневековья
становится «Божественная
комедия»
Данте, аллегорически
изображающая
путь человека к очищению
от грехов
и к вечной жизни.
Но
средневековый человек во мно-
гом
ещё оставался язычником, варва-
ром
(так римляне вслед за греками на-
зывали
германцев, живших к северу от
Альп,
однако постепенно это название
распространилось
на все народы за
Собор
в Линкольне. Коней XII
в. Англия.
Инициальный
лист
Евангелия
от
Матфея
из
английского
Четвероевангелия.
Коней
VIII
в.
193
Литература
западноевропейского Средневековья
Арабский халифат
—
феодальное
арабо-мусуль-
манское государство,
со-
зданное в VII
в.
Восточный
город.
Гравюра.
границами империи
— и на кельтов,
и на гуннов, и на
славян). Христиан-
ские и варварские
представления со-
существовали и
боролись в его душе
и мировосприятии.
Церковь, пытаясь
утвердить
своё господство, не стреми-
лась,
да и не могла полностью иско-
ренить
тысячелетние варварские обы-
чаи
и приспосабливалась к ним. Более
того,
именно монахи сохранили для
потомков
героические поэмы древ-
них германцев
и скандинавов (гер-
манских народов,
в дохристианские
времена заселивших
север Европы),
эпические сказания и
мифы кельтов.
На основе не дошедшего
до нас эпо-
са франков и готов в X—XII
вв.
в Западной Европе начинает
склады-
ваться героическая поэзия
молодых
европейских народов —
французов,
немцев,
испанцев. Так культурное на-
следие
варваров вошло в состав сред-
невековой
культуры.
Оказала на неё
влияние и мусуль-
манская
цивилизация. В начале VIII
в.
воины
Арабского халифата (с цент-
ром в
Дамаске) захватили большую
часть
Испании, на территории кото-
рой
находилось христианское госу-
дарство
вестготов.
Почти сразу
правители-христиане
оставшихся
непокорёнными север-
ных территорий
Пиренейского полу-
острова начали
Реконкисту (от исп. гесопдшзсаг
— «отвоёвывать») — борь-
бу
с завоевателями, которых они на-
зывали
маврами. Реконкиста длилась
почти восемь
веков, на протяжении
которых испанцы
не только бились с
маврами, но и
поддерживали с ними
дипломатические
и культурные связи.
Так
народы Западной Европы по-
знакомились
с высокоразвитой араб-
ской культурой:
с алгеброй и астро-
номией, медициной
и логикой, со
многими техническими
новшества-
ми,
в частности с устройством стрель-
чатой
арки (что и привело к расцвету
готической
архитектуры), с любов-
ной лирикой,
возможно повлиявшей
на поэзию юга
Франции — Прован-
са. Из испанских
переводов араб-
ских книг европейские
писатели
узнали особый способ
построения
повествования
— так называемую об- рамлённую
повесть, когда
в основной
сюжет
вставляются разнообразные
истории.
Например, в повествование
о царевиче,
которого оклеветала ма-
чеха, а отец
приговорил к смертной
казни, включены
рассказы мудрецов,
пытавшихся отсрочить
исполнение
приговора и услаждавших
слух раз-
гневанного
правителя примерами хи-
трости
и коварства женщин. Такое
построение
стало особенно попу-
лярным в европейской
литературе
благодаря «Декамерону»
Боккаччо.
КАК
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ
ЧЕЛОВЕК
ВИДЕЛ МИР
Представления
средневекового че-
ловека о времени
и пространстве от-
личались от
современных. Средне-
вековые космографы
(т. е. те, кто
описывал устройство
Вселенной)
считали, что Земля является
центром
мироздания и окружена
разноуда-
лёнными от неё небесными
сферами.
Такая картина мира совпадала
с хри-
стианским учением о том, что
Бог,
творя мир, поместил в его
центре
Землю и человека — как лучшее
из
своих творений, созданное по
обра-
зу и подобию Божию. Само
мирозда-
ние состоит из Града земного
и Гра-
да Божия. Первый — отмеченное
печатью
грехопадения и смерти бы-
тие (в нём
и царит человек после из-
гнания из
рая). Град земной — это и
194
Литература
западноевропейского Средневековья
преисподняя,
обиталище падших ан-
гелов и грешников.
Град Божий —
потусторонняя вечность,
в центре
которой расположен престол
Творца.
В вечности заключены и все
«идеи»
(своего рода «модели») вещей,
из ко-
торых состоит созданный Богом
зем-
ной мир. Многие из этих «идей»
мо-
гут быть представлены
в глазах людей
только в
виде символов — образов,
требующих
особого истолкования
(роза, крест,
агнец, орёл и т. п.), и ал-
легорий —
условных фигур. И те и
другие
часто встречаются в средневе-
ковой
литературе.
Есть
в ней и карикатурно-натурали-
стические
образы, такие, как полулю-
ди-полуживотные,
карлики, великаны.
Поскольку
средневековый человек
во
многом оставался язычником, то и
мир
в его глазах нередко оказывал-
ся
магическим, заколдованным. Осо-
бая,
чудесная реальность существова-
ла
где-то совсем рядом — стоило
отойти
от порога, выйти за околицу
деревни
или за крепостную стену. Там
начинались
дикие леса и болота, горы
и
пустоши, необжитые пространства,
в
которых куролесила нечисть —
свергнутые
с пьедесталов языческие
божки
и боги. Сохранить душу, а то и
жизнь
можно было, лишь предав себя
мысленно
в руки Божий. Но вера в
провидение
отнюдь не избавляла хри-
стианина
от личного выбора между
добром
и злом — выбора жизненного
пути. Это
словосочетание для средне-
векового
человека имело буквальный
смысл.
Выбирая ту или иную дорогу,
герой
средневекового рыцарского ро-
мана
(как и богатырь в русской сказ-
ке)
определял и свою судьбу.
Особое значение
придавалось пе-
ремещению героя по
вертикальной
оси. Движение вверх, к
небу, означа-
ло приближение человека
к благу,
добру, победу над смертью.
Спуск
вниз символизировал тяжёлое
ис-
пытание, соблазн, грех, а часто и
ги-
бель. Представление о
вертикальном
строении мира опиралось
и на рас-
пространённый во всех
древних,
дохристианских мифологиях
образ
Мирового древа, соединяющего
небо
и
землю. Правда, для язычника распо-
ложение
чего-либо внизу, у корней
древа, вовсе не
было плохим знаком.
Так,
у корней ясеня Иггдрасиля — Ми-
рового
древа скандинавской мифоло-
гии
— протекает источник жизни. Та-
кого
рода источников, бьющих из
недр земли,
много и в мифологии
кельтов; позднее
в сказках и рыцар-
ских романах они
превратятся в вол-
шебные источники.
Символическая
картина
мироздания.
Страница
из книги
Гийяра
де Мулена
«Историческая
Библия».
Около
1350—1355 гг.
Париж.
Перед
учёным стоят
дамы,
символизирующие
четыре
добродетели:
Благоразумие
и
Справедливость
(слева),
Умеренность
и
Воздержание
(справа). Миниатюра
из
средневекового
трактата.
Средневековый
учёный.
Миниатюра
из
рукописной книги.
Коней
VII
—
начало
VIII
в.
Литература
западноевропейского Средневековья
СОЧИНИТЕЛИ,
СЛУШАТЕЛИ,
ЧИТАТЕЛИ
Долгое время
единственной литера-
турой средневекового
Запада была клерикальная (от лат. с1епсаНз
—
«церковный»).
Она рождалась в мона-
шеской
келье; монастырском скрип-
тории —
мастерской, где перепи-
сывались
средневековые рукописи;
епископальной
школе. Это были
не
просто богословские, но учёные со-
чинения
в самом широком значении
слова,
создававшиеся первоначально
на
латыни, а затем и на национальных
языках.
Кроме текстов для богослуже-
ния
в клерикальную литературу входи-
ли
и повествовательная проза, адресо-
ванная
народным «низам» (жития
святых,
поучения), и драматические
сочинения.
На латыни писали свои
стихи
и ваганты, выворачивавшие на-
изнанку
церковные каноны.
Позднее сформировалась рыцар-
ская
литература, отражавшая
идеа-
лы и образ жизни рыцарства
как
особого сословия, сложившегося
в
Европе во времена Крестовых похо-
дов
(конец XI—XIII
вв.). Рыцарская
литература
создавалась в замках круп-
ных
феодалов или при королевских
дворах.
В
XII—XIII
вв., вслед за подъёмом
городов, возникла городская
литера- тура, которая
отвечала вкусам ре-
месленников и
купцов. Впрочем, это
разделение единого
потока средневе-
ковой литературы на
«сословные»
литературы
довольно условно. Автор
классических
средневековых рыцар-
ских романов
Кретьен де Труа был
клириком
(священнослужителем). Го-
рожане
охотно читали переложен-
ные в прозу
рыцарские повести и
жития
святых. А самые значительные
образцы
средневековой словесно-
сти XIII—XV
вв. объединяют в себе
традиции всех
трёх «сословных» ли-
тератур.
Авторы многих
средневековых
произведений неизвестны.
По-види-
мому, сочинитель часто не
считал
необходимым открыть своё
имя,
не стремился остаться в памяти
по-
томков. Он лишь создавал собствен-
ную
версию чего-то уже существо-
вавшего
до него, «ничейного». И это
«ничейное»,
согласно его представле-
ниям,
таковым и должно было остать-
ся.
Однако в некоторых жанрах зре-
лого
Средневековья, например в
рыцарской
лирике, роль автора уже
196
«Исповедь»
Аврелия Августина
«Исповедь» аврелия августина
становится более
важной — имена
большинства
поэтов-трубадуров (от Прованс. 1гоЬаг — «слагать
стихи»)
дошли до нас через
столетия.
Средневековые
писатели, как пра-
вило,
пользовались набором одних и
тех же
образов, мотивов, сюжетов,
В
397 г. паства Аврелия Августина
(354—430),
епископа из Гиппона — го-
рода,
расположенного неподалёку от
Карфагена,
в римской провинции Се-
верная
Африка, — обратилась к нему
с просьбой
рассказать о своей жизни,
т.
е. написать поучительную
автобио- графию (такой жанр
был известен в
позднеантичной
литературе). Августин
создал
книгу, в заглавии которой сто-
ит
слово «СопГеззюпез», производное
от
сопГеззю — «покаяние».
Так родилась
знаменитая «Испо-
ведь», а вместе с
ней возник новый
литературный жанр,
столь важный
для последующей европейской
сло-
весности.
На первый взгляд
автор действи-
тельно хочет поведать
читателю о
собственной жизни. Но
повество-
вание доходит лишь до момента
кре-
щения Аврелия, которое он принял
в
387 г. в возрасте 32 лет (тогда он и
получил
имя Августин). Августин пи-
шет
«Исповедь» не для того, чтобы за-
печатлеть
свой особый, ни на чей
другой не похожий
жизненный путь.
Напротив, автор хочет
показать, из
чего складывается жизнь
любого че-
ловека до того момента,
когда перед
ним откроется истина
христианской
веры
и он из безликого грешника ста-
нет
личностью.
Рассказывая о
детстве, прошед-
шем в небольшом
североафрикан-
ском
городе Тагасте, Августин преж-
де
всего вспоминает о годах учёбы
в
школе, устроенной по образцу всех
школ
Римской империи, где по мно-
говековой
традиции знания в детей
было
принято «вбивать». Из его памя-
ти
не изгладились испытанные тогда
а часто и
художественных приёмов,
уже известных
слушателям и читате-
лям их произведений.
От автора тре-
бовали не изобретательности
в по-
строении повествования, не
новых
поворотов в развитии знакомых
тем,
а соблюдения традиции.
несчастья и
издевательства (судя по
его собственным
признаниям, ма-
ленький
Аврелий не мог заставить се-
бя
делать то, что ему не нравилось,
любил
«игры», т. е. спортивные состя-
зания,
и ненавидел греческий язык).
Августин
не стремится предста-
вить человека
полностью зависимым
от
сложившегося порядка вещей. Дело
не
в учителях и родителях («Они
ведь
только и думали, чтобы я прило-
жил
то, чему меня заставляли учить-
ся, к
насыщению ненасытной жажды
нищего
богатства и позорной сла-
вы»).
Дело в самой природе человека,
в
том первородном грехе, печать ко-
торого
лежит на человечестве. Перво-
родный
грех совершили, согласно
Библии,
первые на земле люди —
Адам и Ева,
ослушавшиеся Бога и за
это изгнанные
из рая. Августин и
в
себе — маленьком мальчике — ста-
рается
разглядеть «большого грешни-
ка».
Он исповедуется, а значит, кает-
ся
в содеянных грехах и неправедных
«!
Публичные исповедания
своих грехов
перед лицом
общины практиковались
в
среде ранних христиан.
Витторе
Карпаччо.
Святой Августин.
1502—1507
гг.
Литература
западноевропейского Средневековья
Михаэль
Пахер.
Диавол и Августин.
1483 г.
Беноиио
Гоииоли.
Августин
преподаёт
риторику
и
философию.
Коней
XV
в.
помыслах,
останавливаясь на, казалось
бы,
малозначительных событиях.
Небогатый, но
честолюбивый
отец Аврелия, скромный
римский
чиновник, накопив денег, смог
по-
слать сына учиться в Карфаген
—
крупный город Римской империи.
Ожидая
отъезда, юноша слонялся
без дела по
улицам Тагасты в компа-
нии таких же
повес. Однажды им
взбрело в голову
ночью залезть в сад
соседа за грушами.
Унесённую с со-
бой добычу юнцы даже
не стали
есть. Этому случаю Августин
посвя-
щает
немало страниц: кража груш по-
буждает
его к размышлениям о при-
роде греха,
о сладости совершения
поступка,
«который был тем приятен,
что
был запретен».
Сообщает он и о
том, что учился
в отрочестве главной
науке време-
ни — риторике, т. е.
ораторскому ис-
кусству,
без овладения которым рим-
ский
гражданин не мог участвовать
в
общественной жизни, выступать в
суде,
торгуя «красивой ложью» и «по-
бедоносной
болтливостью».
В «Исповеди»
рассказывается о
жизни Августина в
Карфагене, где
в
374 г. он начал преподавать ритори-
ку
и стал одним из самых известных
и
блестящих риторов. Автор вспоми-
нает
о том, как он был завсегдатаем
театров
(этот вид искусства решитель-
но
отвергали первые христиане, нена-
видевшие
всё «притворное»), как уча-
ствовал в
состязаниях драматических
поэтов,
как влёк его к себе форум —
место
публичных выступлений, где, по
его
словам, он был бы осыпан похва-
лами
тем больше, чем искуснее бы
лгал. С
раскаянием Августин при-
знаётся в
своих любовных увлечени-
ях (в 372 г. у
него родился внебрач-
ный сын, уже
умерший к моменту
написания «Исповеди»).
Но
именно в эти годы у Августина
пробуждается
интерес к философии.
Духовные
искания поначалу приводят
его
в секту манихеев — последовате-
лей
учения пророка Мани, изобража-
вшего
бытие как борьбу двух равных
начал
— Добра и Зла. Автор «Испове-
ди»
коротко сообщает о переезде в
Италию,
в Рим, а затем в Медиолан
(ныне
Милан), где он всё ещё надеялся
продолжить
риторскую карьеру. Более
подробно
Августин рассказывает о
решающем для
него времени (384—
387 гг.), которое
началось со встречи
в Медиолане с
известным раннехри-
стианским
деятелем и поэтом Амвро-
сием
Медиоланским и закончилось
его
крещением и решением вернуть-
ся в
Африку, чтобы посвятить себя
христианскому
служению.
«Исповедь»
Аврелия Августина
В отличие от
автобиографии испо-
ведь
повествует не о жизни «челове-
ка
внешнего», а о рождении «человека
внутреннего»
— христианина. На про-
тивопоставлении
этих двух ипостасей
образа
человека и основана книга Ав-
густина.
Она открывается хвалой Богу
и
обращением к Нему. Между автором
и
Богом выдерживается дистанция и в
то
же время устанавливается очень
тесный
контакт: «…позволь мне гово-
рить
перед Тобой, Милосердный, мне,
„праху
и пеплу”. Позволь всё-таки го-
ворить:
к милосердию Твоему, не к че-
ловеку,
который осмеёт меня, обраща-
юсь
я. Может быть, и Ты посмеёшься
надо
мной, но, обратившись ко мне,
пожалеешь
меня».
На фоне
непрерывающегося диа-
лога с Богом
разворачивается столь
же напряжённый
диалог Августина с
самим собой,
отражающий борьбу в
его
душе «человека внешнего» и «че-
ловека
внутреннего», «ветхого» и «но-
вого».
Рассказывается и о моменте
наивысшего
напряжения этой борь-
бы.
Августин вспоминает о чудесном
озарении,
пережитом им в саду под
смоковницей,
когда, плача от бесси-
лия найти в себе
источник веры, он
услышал детский
голос, повелева-
ющий ему открыть
книгу и читать.
Вернувшись в дом,
Августин наугад
открывает евангельские
Послания
(см.
статью «Новый Завет») и сразу на-
ходит
вразумляющие его слова…
«Исповедь»
написана на латинском
языке,
который на долгие века станет
единственным
письменным языком
европейских
народов. Впрочем, когда
жил
и творил Августин, этих народов
ещё
не было. Были римляне, точнее,
подданные
Римской империи, к кото-
рым
принадлежали и родители Авре-
лия —
по происхождению берберы.
Римлян со всех
сторон теснили
варвары (летом 430 г.
вандалы, пере-
правившись через
Гибралтар, осади-
ли Гиппон; Августин
умер как раз во
время этой осады).
Хрисгиане были
не
столь уж многочисленны. Но вера,
объединившая
их в Церковь, опреде-
ляла
будущее Европы, ещё неразличи-
мое
для современников Августина.
Было
ясно одно: Рим и его цивилиза-
ция,
римская культура, римское пра-
во,
римские боги и обычаи обречены,
их
время истекает, уже истекло…
Человек начинает
умирать, едва
родившись, — такова
одна из люби-
мых
мыслей Августина. Безнадёжному
природному,
историческому, собы-
тийному времени,
разделённому на
прошлое,
настоящее и будущее, Авгу-
стин
противопоставил в своём сочи-
нении
время, сосредоточенное в душе
человека
и сводимое к единственно-
му настоящему:
«Некие три времени
эти существуют в
нашей душе, и ни-
где в другом месте я
их не вижу: на-
стоящее прошедшего —
это память;
настоящее настоящего —
его непо-
средственное созерцание;
настоящее
будущего
— его ожидание». Времени
противостоит
вечность, находящаяся
за пределами
земного мира, в Боге.
Этим и другим
размышлениям
Августина об устройстве
мироздания
и
о человеке посвящены заключитель-
ные
части «Исповеди», в которых уже
почти
ничего о самом авторе не гово-
рится.
Крещение ознаменовало конец
грешного
пути Августина как отдель-
ного
«я». С этого момента началась его
судьба,
общая с судьбой единоверцев,
Церкви,
в истории которой ему при-
надлежит
выдающаяся роль.
Августин, как и
многие другие Отцы
Церкви,
жил до начала Средневековья,
в
эпоху поздней античности. Но по
сути
именно их писания — подлин-
ный исток
средневековой культуры.
Фра
Филиппо Липпи.
Видение
Блаженного
Августина.
1441— 1447 гг. Ш
Берберы — группа
наро-
дов,
коренное население
Северной Африки.
199
Литература
западноевропейского Средневековья
ИРЛАНДСКИЙ
ЭПОС ш Кельты —
группа древ-
них народностей, обита-
вших
во второй половине
I
тысячелетия до н. э. на
большей части
Центральной
Европы к
северу от Альп,
Пиренейском
полуострове
и на Британских
островах
В эпоху Великого
переселе-
ния народов
(ГУ—VII
вв.)
континентальные
кельты
смешались с германскими
племенами.
Лучше всего
кельтская культура
сохрани-
лась на
северо-западной
окраине
Европы: в Ирлан-
дии,
Шотландии, Уэльсе.
Кельтская
скульптура.
III—II
вв. до н. э.
Культовая
повозка.
Бронза. VII
в. до н. э.
Мифологические
и героические пре-
дания ирландских
кельтов сначала
бытовали в устной
форме — как
небольшие
прозаические повествова-
ния.
В наиболее драматических и
эмоционально
напряжённых эпизо-
дах
встречаются стихотворные встав-
ки
— для выражения переживаний
героев,
описания видений и пророче-
ских
предсказаний. Учёные Нового
времени
назвали произведения кельт-
ского
эпоса сагами
— по аналогии
с
древними исландскими преданиями,
также
сложенными прозой.
Первоначально
ирландские саги
предназначались для
запоминания и
исполнения
во время языческих риту-
альных
действий. Затем они стали зву-
чать
на праздничных пиршествах,
которые
часто описываются в самих
сагах.
Главным праздником у кельтов
был
Самайн, когда отмечали наступ-
ление
зимы и Нового года (по кельт-
скому
календарю он приходил в ночь
на
1 ноября). Тогда на всём острове
гасли
огни, зато в его центре — свя-
щенной
столице всех ирландских ко-
ролевств
Таре — друиды (кельтские
жрецы) разжигали
огромный костёр
для жертвоприношений,
и вокруг
устраивалось пиршество.
Празднова-
ние Самайна было связано
со слож-
ным ритуалом, благодаря
которому
обеспечивалась
преемственность сме-
нявшейся
с наступлением Нового года
королевской
власти. Отголоски ритуа-
лов,
связанных с Самайном, слышны
во многих
сагах.
В
«Похищении быка из Куальнге»
рассказывается
о походе, затеянном
Айлилем
и Медб, правителями Коннах-
та
— одного из пяти ирландских ко-
ролевств,
— против Улада (Ульстера,
современного
Ольстера), в котором
правил
король Конхобар. Целью похо-
да
стало похищение у Дайре — одно-
го
из подданных Конхобара — гигант-
ского
быка Донна Куальнге. Увести у
соседей
домашних животных, а то и
целые стада
было обычным делом
для
кельтов, живших скотоводством и
разбоем.
К войску Айлиля и Медб при-
соединяются
войска других коро-
левств:
Мунстера, Лейнсгера и Миде.
Образ
инициатора похода Медб сим-
волизировал
верховную власть (тради-
ции
матриархата, т. е. власти женщин
над
мужчинами, в Древней Ирландии
были
ещё очень сильны). Власть же
200
Ирландский
эпос
опирается
на военную силу. «…Лучшей
была
я в сражении, бою, поединке», —
похваляется
Медб, вспоминая о своих
девичьих
годах. Поэтому Донн Ку-
альнге —
мифическое воплощение
этой
силы — должен оказаться у Медб.
Для
похода выбрали время, когда жи-
тели
Улада во главе с королём страда-
ли
от болезни, насланной на них бо-
гиней
Макой: в течение пяти дней они
были
недееспособны и переживали
все
муки рожающей женщины. Лишь
юный
Кухулин и его возница избегли
проклятия.
Поэтому на долю богаты-
ря выпадает
защищать границы Ула-
да — броды и
проходы в горных
ущельях,
— сражаясь в одиночку с вой-
сками
четырёх королевств.
Каждую ночь с
Самайна до весны
Кухулин
уничтожает по сотне рядовых
бойцов,
а днём побеждает по одному
из
сильнейших воинов Медб. В их чис-
ле
богатырь Фер Диад — побратим и
друг
Кухулина, оказавшийся в стане
врага.
Пространное описание сраже-
ния
Кухулина с Фер Диадом — цент-
ральная
и наиболее драматичная часть
саги.
Одержав победу, Кухулин в сти-
хах
оплакивает убитого им друга.
Единственный, кто
может проти-
востоять
Кухулину, — его воспитатель
*«У*ЙЙЛ
МНОГОЛИКИЙ КУХУЛИН
«Тут
в первый раз исказился Кухулин, став
многоликим, ужасным, неузна-
ваемым,
диким. Вздрогнули бёдра его, словно
тростник на течении иль де-
рево в
потоке, задрожало нутро его, каждый
сустав, каждый член. Под обо-
лочкою
кожи чудовищно выгнулось тело, так что
ступни, колени и голени
повернулись
назад, а пятки, икры и ляжки очутились
впереди… Меж тем
обратилось лиио его
в красную вмятину. Внутрь втянул он
один глаз, да так,
что и дикому журавлю
не изловчиться бы выташить его из черепа
на теку.
Выпал наружу другой глаз
Кухулина, а рот дико искривился…
Геройское сия-
ние исходило со лба
Кухулина… Будто мачта огромного корабля
был вы-
сокий, прямой, крепкий, могучий
и длинный поток тёмной крови, что
взды-
мался над его макушкой и расходился
магическим тёмным туманом… Так
исказившись,
поднялся Кухулин на свою боевую
колесницу…»
Эта
картина — не компьютерное преображение
инопланетного чудо-
вища, которое так
часто встречается в фантастических
фильмах конца
XX
в., а превращение главного персонажа
ирландского героического эпо-
са —
богатыря Сетанты по прозванию Кухулин
(Пёс Кулана). Когда Ку-
хулин спокоен,
он выглядит значительно привлекательнее,
с учётом то-
го, что представления
древних кельтов о красоте существенно
отличаются
от современных: «Воистину
прекрасен был юноша, что появился тогда
пе-
ред войском… Трёх цветов были его
волосы — чёрные у кожи, кроваво-
красные
посередине, а сверху, словно корона,
они были золотые… Четы-
ре ямочки
было у него на щеках — жёлтая с зелёной
да голубая с красной.
По семь драгоценных
каменьев сверкали в его королевских
очах. Семь паль-
цев было на каждой
его ноге, семь на каждой руке, и всякий
был цепок,
как коготь ежа или ястреба…».
Нечеловеческий
облик, который принимает одержимый
гневом бога-
тырь, сын смертной женщины
и бога света Луга, не имеет аналогов в
эпо-
се западноевропейских народов.
Подобные «портретные» описания
можно
найти разве что в эпосе Лревней
Индии. Объясняется это тем, что
сказания
кельтов отражают очень
архаичную (древнюю) стадию развития
культуры.
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КУХУЛИНА
У
Кухулина, как у всякого эпического
героя, есть своя биография. Она
начинается
рассказом о его рождении и необыкновенных
подвигах, со-
вершённых им ешё’В раннем
детстве. Затем он сватается к
прекрасной
Эмер. Заканчиваться
жизнеописание должно эпизодом трагической
ги-
бели богатыря.
В
саге «Похищение быка из Куальнге» есть
рассказ о героическом дет-
стве
Кухулина, вложенный в уста Фергуса.
Лругие же эпизоды его био-
графии
разбросаны по примыкающим к «Похищению…»
сагам — «Сва-
товство к Эмер», «Смерть
Кухулина». Как и было предсказано герою
ешё
в детстве (тема этого пророчества
ранней смерти Кухулина проходит че-
рез
всю сагу), он погибает в возрасте 27 лет
— через 10 лет после собы-
тий, описанных
в «Похищении…». Кухулину предстоит
пасть от рук ко-
варных врагов, сумевших
справиться с непобедимым героем только
при
помоши волшебства. Колдуны насылают
на уладских воинов, сражавших-
ся
вместе с Кухулином, сонную болезнь, а
самого богатыря вынуждают
нарушить
ряд наложенных на него гейсов —
запретов-заклятий, в резуль-
тате чего
он становится уязвимым и бессильным.
Рукопись
саги «Похищение быка из Куальнге». XII
в.
201
Литература
западноевропейского Средневековья
и
приёмный отец мудрец Фергус.
Могучий
Фергус — бывший король
Улада,
вынужденный покинуть стра-
ну и
нашедший убежище при дворе
Медб. В
решающей битве с изранен-
ным Кухулином,
помня о некогда
данном воспитаннику
обещании,
КТО
ЗАПИСЫВАЛ ИРЛАНДСКИЕ САГИ
НИН
Лука делла
г1й111
Роббиа. Бард.
XV
в.
Первые
записи ирландских саг относятся к
VI—VIII
вв., хотя со-
хранились они в списках
более позднего времени (X—XIII
вв.). За-
писывали сказания в монастырях,
которые во множестве возни-
кали на
местах древних языческих капищ после
того, как в 432 г.
Ирландия приняла
христианство. Ирландские монахи мало
инте-
ресовались космогоническими
мифами, явно расходящимися с
христианским
учением о сотворении мира. Значительно
благоже-
лательнее они относились к
героическим народным преданиям.
В
течение тысячелетий хранителями
сказаний, в том числе и свя-
щенного
знания об устройстве Вселенной, были
друиды. После пе-
рехода страны к
христианству они исчезли как сословие
(многие
приняли крешение и стали
монахами во вновь создаваемых
мо-
настырях). Друидов сменили филиды
— сказители и подлинные
творцы
ирландского эпоса, а тех, в свою очередь,
— барды, кото-
рым при филидах отводилась
скромная роль певцов-исполнителей.
В
«эпоху викингов» (VIII—X
вв.), когда даже стены ирландских
монастырей
не могли защитить филидов от гибели, и
позднее,
когда в XII
в, Ирландия оказалась под властью
англонорманнов,
монахи спешили
записать как можно больше саг и спасти
от
забвения культуру своего народа.
Они создавали большие руко-
писные
своды; при этом прояснялись тематические
связи между
отдельными преданиями.
Так возникли большие эпические
пове-
ствования вроде саги «Похищение
быка из Куальнге».
Ритуальная
сиена. Рельеф на котле из Гундеструпа.
Фергус
поворачивает войска, и сраже-
ние
заканчивается в пользу уладов.
За-
вершается
«Похищение…» рассказом о
символической
битве двух божест-
венных быков,
когда-то бывших сви-
нопасами у богов.
Победитель Донн
Куальнге разбрасывает
части тела
убитого им противника по
землям
Ирландии, что сопровождается
наре-
чением той-или иной местности
име-
нем этой части тела (явная
параллель
с индоевропейским мифом о
сотво-
рении мира из тела великана).
В
других «пристроенных» к «Похи-
щению…»
сагах повествуется о судьбе
короля
Конхобара («Рождение Конхо-
бара»,
«Смерть Конхобара») — сына
друида
Катбада и женщины по имени
Несс.
(По иной версии предания, Несс
родила
Конхобара от некоего сверхъ-
естественного
существа, проникшего
в
её чрево в виде червя, проглоченно-
го
с водой.) Идеальный король и пра-
витель,
Конхобар способен и на жес-
токие и
своевольные поступки. Так, в
саге
«Изгнание сыновей Уснеха» он от-
нимает
у юного Найси и любимую де-
вушку —
Дейрдре, и жизнь.
202
Ирландский
эпос
Самым
поздним по времени воз-
никновения
циклом ирландских саг
является цикл
Финна — мудреца и
предводителя отряда
воинов-охотни-
ков. Этот цикл стал
популярен во
всей
Европе после того, как шотланд-
ский
поэт Джеймс Макферсон опуб-
ликовал
в 1765 г. сочинённые им
поэмы, стилизованные
под старину.
Автор
приписал их сыну Финна — ле-
гендарному
барду Оссиану (Ойсину).
Многие
относящиеся к циклу Финна
саги
утрачивают героический харак-
тер и
начинают походить на вол-
шебные
сказки. Не случайно в них
черпали своё
вдохновение создатели
средневековых
рыцарских романов.
Так, «Сага о
преследовании Диар-
майда
и Грайне» — один из источни-
ков
легенды о Тристане и Изольде
(см.
статью «Рыцарский роман»).
Распространённый
сказочный мо-
тив саг — любовь смертных
и сидов,
маленьких
существ, наделённых уди-
вительной
красотой и вечной моло-
достью и
обитающих то ли на чудес-
ном острове
за морем, то ли под
землёй в холмах
(их поселения так-
же именуются сидами).
Вероятно,
в глубокой древности сиды
принад-
лежали к богам того же ранга,
что и
самые главные боги Ирландии
из
племени богини Дану. Но после
при-
нятия Ирландией христианства
зна-
чение их и других языческих
богов
существенно уменьшилось. От
ир-
ландских сидов ведут своё
проис-
хождение феи и эльфы —
сказочные
персонажи западноевропейской
ли-
тературы Средних веков и
Нового
времени.
Группа
ирландских саг посвящена
плаваниям,
приводящим героев в
«страну блаженства»
— на острова
потустороннего
мира, где время оста-
новилось.
Например, в саге «Плавание
Брана,
сына Фебала» рассказывается
о появлении
в королевском замке
Брана женщины в
необычной одеж-
де. Она поёт песнь о
далёком пре-
красном
острове — «радости для взо-
ров,
обители славы», на котором
«сонм
героев предаётся играм». Заво-
рожённый
песней и приснившимся
ему незадолго
до явления женщины
сном,
Бран с «трижды девятью» мужа-
САГА
«РАЗРУШЕНИЕ ДОМА ДА-АЕРГА»
Столкновение
двух времён, двух состояний мира —
старого и но-
вого, до и после Самайна
(Нового года) — лежит в основе
ми-
фологической саги «Разрушение
дома Да-Дерга». В ней повест-
вуется
о гибели короля Конаире и его свиты в
доме кузнеиа
(классический персонаж
мифологического эпоса) Да-Дерга,
где
король останавливается на ночлег
во время объезда своих охва-
ченных
пламенем земель. В доме Да-Дерга Конаире
принимает
смерть от руки одноглазого
разбойника Ингкеля. Одноглазость,
как
и однорукость, в кельтской мифологии
— знак принадлеж-
ности к потустороннему
подземному миру хаоса и смерти. Инг-
кель
вдобавок трижды поджигает дом Да-Дерга,
превращая его
в своего рода новогодний
костёр. Смерть Конаире не случайна,
а
предначертана, и происходит она (как и
смерть богатыря Ку-
хулина) в результате
последовательного нарушения королём
на-
ложенных на него загадочных гейсов
(запретов-заклятий). Конаи-
ре, в
частности, запрещено убивать птии (этот
гейс, впрочем,
объясним происхождением
Конаире от короля птии), объезжать
столииу
Тару справа налево (нарушать путь
солниа?), проводить
ночь в доме, в
котором снаружи виден огонь, впускать
в жили-
ще после заката одинокого
мужчину или женшину и т. п.
Наложение
или нарушение гейса — один из самых
распростра-
нённых мотивов ирландского
эпоса, символизирующий два со-
стояния
мира: упорядоченное, где соблюдается
система запре-
тов, и хаотическое.
Чтобы вывести мир из неуправляемого
состояния,
нужна жертва — чаше всего эта участь
достаётся ге-
рою, правителю или
правителю и герою в одном лиие (если
толь-
ко человека не заменяет животное,
например священный бык).
Кельтская
маска
на
морду лошади.
ми отправляется
в плавание и доби-
рается до Острова
Радости, где про-
водит много лет, хотя
ему и его спут-
никам кажется, что
пробыли они на
острове только один
год.
Когда Бран и его
товарищи ре-
шают вернуться в Ирландию,
хозяй-
ка острова предупреждает,
чтобы
они остерегались коснуться
ногой
земли. Достигнув побережья
Ирлан-
дии, путешественники узнают,
что
никто на их родине не знает
челове-
ка по имени Бран, зато в
старинных
ирландских повестях
рассказывается
о плавании Брана. А
когда один из
спутников
всё же ступает на берег, он
сразу
обращается в груду праха —
«как если
бы его тело пролежало в
земле уже
много сот лет».
К такому столкновению
разных
времён часто обращались
писатели
XX
в. — разве что фантастические ост-
рова
блаженства заменялись в их кни-
гах
другими планетами и галактиками.
203
Литература
западноевропейского Средневековья
Сочинение: Сила и слабость человека в понимании Горького
Сила и слабость человека в понимании М. Горького (“Старуха Изергиль”, “На дне”)
Во все века человек стремился к познанию своего “я”. Одна из основных, может быть, главных целей искусства – раскрытие этой тайны. Открыть человеку глубины его души, сделать его лучше, сильнее – в той или иной степени этого добивается каждый писатель. Особенно это свойственно русской литературе с ее глубочайшими нравственно-философскими корнями. Проблему добра и зла, силы и слабости человека пытались разрешить великие умы, люди, много выстрадавшие и испытавшие – Пушкин, Толстой, Достоевский. Горький столкнулся с этой проблемой очень рано. Уже в первых произведениях молодого писателя проявился не только незаурядный талант рассказчика и художника, но и умение отстаивать свои убеждения. И позже опыт жизни не притупил таланта, вера в свою правоту лишь окрепла.
Уже в самом начале своего рассказа старуха Изергиль делит людей на “стариков с детства” и “юных, которые любят”. Это очень важно для Горького. Яркие, сильные люди всегда были привлекательны для него. Один лишь холодный ум без молодого сердца не дает человеку истинной силы. Таков Ларра – герой первой легенды. Недаром его отец – орел – житель холодных вершин. Гордости, уверенности в своем превосходстве недостаточно для счастья. Это не сила Ларры, а слабость. В понимании Горького лишь горячая любовь к людям, к своему делу, к родной земле дает человеку твердость в жизненных испытаниях. Данко, жертвующий собой ради других, сильнее Ларры.
В связи с этим возникает важнейший вопрос: как действительно сильный человек относится к окружающим? Это один из основных вопросов, ответ на который не дает вся мировая литература. Позиция Горького здесь ясна. Кажущаяся сила Ларры, которому люди якобы не нужны, не выдерживает испытания одиночеством. В более поздних произведениях Горький усложняет вопрос: одиночество среди людей – следствие ли это силы или слабости? И дает ответ: сильный не может быть одинок, он всегда среди людей – пусть чуждых ему по духу, но страдающих. И это понимает Сатин после встречи с Лукой. Но взгляды этих героев все же расходятся в главном. Лука считает, что слабый должен найти в жизни опору и обязанность сильного – помочь ему в этом. Сатин уверен, что, действительно, сильному не нужна опора и ждать лучшего будущего в бездействии – не для настоящего человека. Он приходит к этому убеждению не сразу. Мы можем следить за его развитием по ходу пьесы.
При первой встрече с обитателями ночлежки мы видим, что перед нами люди глубоко страдающие и одинокие. Попав на самое дно жизни после многих лишений, они стали безжалостны к себе и к другим. Каждый замкнут на своем горе и ведет о нем нескончаемый рассказ, не слушая никого и не желая быть услышанным. Ответ на жалобы – смех, издевательства. Барона, живущего за счет Насти, лишь забавляют ее слезы и фантазии. Клещ презирает всех, он, “рабочий человек”, вырвется из ночлежки, он не таков, как все ее обитатели. И только после смерти Анны, продав все свои инструменты, потеряв всякую надежду, он понимает и принимает их как товарищей по несчастью. Каждый герой пьесы ищет опору в уходе от жестокой реальности. Наташа, Васька Пепел мечтают о будущем. Анна надеется на успокоение после смерти. Актер “грезит” о прошлом, с каждым разом расцвечивая его все более яркими красками. Настя, у которой нет ни прошлого, ни будущего, уходит от настоящего в воображаемый мир “чистой любви”. Лука попытался перенести их мечты в реальный мир, и они потерпели крах одна за другой. Ведь эти мечты не облегчают реальности, а лишь в малой степени заменяют ее. Всем им остается лишь беспробудное пьянство, ибо пробуждение страшно. Лишь сильный человек, утверждает Горький, способен смотреть в лицо реальности. Но без цели в жизни, без уверенности в своих возможностях изменить мир он не способен противостоять невзгодам. И мы видим людей, сильных духом, но не знающих долга перед собой и окружающими. Бубнов, которому многое дано, уже утратил себя. Барон издевается над всеми и быстро теряет человеческие черты. Сатин лишь в начале этого пути. Кто знает, какая судьба ждала его, не появись в ночлежке Лука. Недаром Сатин позже скажет, что Лука подействовал на него, как кислота на потускневшую монету. Сатин понимает, что назначение сильного – не утешать страдающих, а искоренять страдание, зло. Это одно из самых твердых убеждений Горького.
Для Горького сила – в стремлении вперед “к свободе, к свету”. Лишь горячее сердце и сильная воля, вера в победу помогут пройти этот путь. И память о тех, кто на этом пути пожертвовал собой ради других, как звезды – искры сердца Данко будут освещать дорогу идущим следом.
1. Средневековая литература, национальные эпосы
Средневековье – один из самых продолжительных периодов в истории западноевропейской литературы, сопоставимый только с античностью. После крушения Римской империи на территории Западной Европы началось великое переселение народов, приведшее к созданию новых христианских государств, осваивающих освободившееся политическое и культурное пространство.
Принято считать, что средневековье уничтожило древнюю цивилизацию, философию, политику и юриспруденцию, и единственным ее заимствованием от погибшего древнего мира было христианство. Кроме того, существует устойчивое представление об этой эпохе как о мрачном периоде истории, в котором безраздельно властвовала церковь, подчинявшая своему влиянию все области человеческой деятельности. Однако для адекватной оценки культуры европейского средневековья необходимо учитывать три важнейших момента:
1. несмотря на общепринятое мнение, разрыв культурной преемственности между античностью и средневековьем не был полным и катастрофичным;
2. влияние церкви на становление новой, христианской по своему духу цивилизации, в частности, на образование и искусство имело не только отрицательное, но и положительное воздействие;
3. искусство и литература средних веков в разных странах и на разных этапах исторического развития неоднородны.
Источниками средневековой литературы являются:
традиции национального фольклора,
наследие античности,
христианское мировоззрение
В IX-X веках территория западноевропейских стран была малолюдна, население расселялось на плодородных землях, в основном вокруг сохранившихся с античных времен городов Средиземноморья, где, с течением времени, стали строиться христианские храмы, дворцы государей и их баронов, сохранялись и переписывались книги. Книга почиталась не только как материальная, но и духовная ценность, поскольку несла в себе Божественный глагол. Люди вели натуральное хозяйство, которое постепенно, благодаря торговле, стало приобретать все более открытый характер и обмен товарами привел к обмену духовными ценностями.
Столицей нового христианского мира стал «новый Рим» – Аахен, в котором правил легендарный король Карл Великий – фигура действительно мощная и масштабная. Органичным метаязыком средневековья и универсальным способом самовыражения была архитектура. Центральным, написанным на этом языке культурным текстом 1000-го года считалась, несомненно, Аахенская капелла, базилика (круглая церковь), совмещающая в себе квадрат, восьмиугольник и круг, постепенно переходящие друг в друга как символ восхождения от телесного к духовному, от земного к небесному. Во время молитв внизу располагался в строгом иерархическом порядке весь императорский двор, на втором этаже (один!) молился сам император, помазанник Бога на земле. Наследник Карла Великого, Оттон Ш велел вскрыть саркофаг своего предшественника, снял с шеи скелета золотой крест и повесил его на себя. Этот кощунственный исторический жест означал многое: европейские короли принимали на себя божественную благодать своего великого предка.
Феодализм, как общественная формация, отражал характер общественных отношений. Символом феодальной власти был замок, представлявший собой сначала земляную, потом деревянную, а в дальнейшем и каменную крепость. Владельцу замка – сеньору, или сюзерену служили воины, называвшиеся его вассалами (буквально – “малыми ребятами”). За это они получали пропитание и определнные социальные привилегии. Культ воинской отваги в рыцарской среде поддерживался турнирами и военными походами, часто напоминавшие разбойничьи набеги. При этом в выработавшемся кодексе рыцарской чести самым основным стало представление о чести, ценимой дороже жизни.
Великую роль в передаче на Запад традиций античности играла Византия. Западные монархи женились на византийских принцессах, приглашали ученых византийских монахов. В условиях разноплеменного населения Европы единственным понятным всем языком была латынь, которую, для укрепеления своей власти, использовало западное крыло христианства в лице римской католической церкви Естественно, латынь стала и языком ку.льтуры и межнационального общения. Преподавание в европейских университетах велось на ученой латыни, что делало возможным обучение представителей разных народов. Легенда гласит, что сам Карл Великий вставал глубокой ночью для занятий латинской грамотой.
Конечно, произведения античных авторов сохранялись и допускались лишь в той мере, какую определяла церковь, однако, несмотря на неприятие языческой культуры, латынь изучалась на материале произведений великих римлян: Вергилия, Сенеки, Боэция, Овидия и др. Частная и общественная жизнь также контролировалась церковью, подчинялась установленным ею обрядам. Укреплению церковной власти служили тщательно продуманные, яркие театрализованные религиозные ритуалы. Особенно грандиозным был спектакль, завершаемый в день Пасхи инсценировкой воскресения Иисуса Христа.
Главенствующую роль играла церковь и в деле образования. Церковные и монастырские школы, равно как и университеты, давали знания не противоречащие вере, а подтверждающие ее. Система изучаемых семи дисциплин назывался ARTES LIBERALES и состоял из двух циклов:
первый – тривиум, включал в себя грамматику, риторику и диалектику (формальная логика),
второй – квадривиум ,– арифметику, геометрию, астрономию и музыку.
Изучение дисциплин имело преимущественно прикладной характер. Без грамматики, риторики и диалектики невозможно было бы переписывать церковные книги, сочинять молитвы, читать проповеди, строить церкви. Романская базилика, спроектированная по преданию, не без участия Петра и Павла, синтезировала в себе искусство псалмопения и сложные арифметические выкладки. При этом цифры и геометрические фигуры имели символическое сакральное значение: 1 – адресует нас к единому Богу; 2- к Иисусу Христу, соединившему в себе две сущности богочеловеку, 3 – к Троице, 4 – к четырем сторонам света, четырем рекам в Раю, четырем стихиям, четырем Евангелистам, четырем главным добродетелям, четырем концам креста и т.д. За квадратом и кругом скрывались Рай потерянный и Рай будущий…
Религиозными идеями мироустройства пронизана и пришедшая на смену базилики готическая архитектура, в которой все части связаны принципом господства и подчинения. Громада готического собора всем своим лесом колонн и пилястр устремляется в едином могучем порыве к небу и в то же время каждый уголок собора, каждый витраж, каждая башенка, каждая деталь является сама по себе чем-то законченным.
Самой престижной наука была теология, непререкаемый арбитр в философии, этике, эстетике, политике, юриспруденции. Наконец, церковь руководила и эстетической жизнью общества, все виды искусства – архитектура и живопись, скульптура и музыка были проникнуты религиозными идеями и сюжетами. Театр и литература культивировали специфические церковные жанры: мистерию, миракль, духовные стихи, парафразы псалмов и библейских сказаний.
С другой стороны, под влиянием светской жизни в культуру средневековья проникали и далекие от религиозного аскетизма мотивы, основанные на традициях устного народного творчества и наследия античности. Выдающимся созданием средневековой народной культуры является эпос.
ИРЛАНДСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС
Наиболее древний из средневековых европейских эпосов – кельтский героический эпос, – включает ирландские саги о Кухулине, мифологические песни “Старшей Эдды” и англосаксонский эпос “Беовульф”.
Ирландский героический эпос складывался между III и IV веками, поэтому в нем сохранились черты родового строя – непререкаемый авторитет вождей, культ племенных богов (тотемов), элементы матриархата, некоторое варварство в поведении героев. Поэтическим творчеством занимались жрецы – друиды, – из которых впоследствие выделились профессиональные певцы: создатели и исполнители эпических песен назывались филидами, лирических – бардами.
Первый известный нам свод ирландских песен был создан племенем уладов, и называется соответственно – Уладским циклом. Главным героем эпоса является Кухулин, племянник эпического короля Конхобара, сын его сестры Дехтире и бога света Луга. Еще в детстве он убил пса кузнеца Куланна, за что прослужил у него 3 года сторожем, отсюда его прозвище Ку Xулайн (пес Куланна). Кухулин – идеализированный герой, имеющий, однако 3 недостатка: “слишком молод, слишком. смел, слишком прекрасен”. По решению старейшин он отправляется искать невесту, оказывается в Шотландии, знакомится с тремя богатыршами, из которых одна рождает ему сына Конлайха. В 17 лет он совершает подвиг: один уничтожает всю армию врагов, которых заклинаниями заставляет вброд, по одному, переходить реку и за три месяца, пока его соплеменники спали – перебил всех. Описание образа Кухулина изобилует сказочными элементами, от него исходит нестерпимый жар, глаза перемещаются, волосы источают кровь, он становится пяткой на копье и т.д.
В 1643 году исландский епископ Снорри Свейнсон обнаружил сборник текстов, позднее названный “Королевским кодексом”, эти тексты были присоединены к уже известной тогда “Эдде” Стурлусона. Так возникла “Старшая Эдда”, а сборник Стурлусона стал называться “Младшей Эддой”. Значение слова “эдда” неизвестно.
В скандинавском эпосе отражены антропоморфические языческие представления о мире, состоящем из 3 частей, это: Мидгард – “срединная земля”, населенная людьми, Валгалла – обиталище богов и воинов, погибших на поле брани, и Нифльгейм – подземное царство мертвых. В “Младшей Эдде” перечислены 12 богов скандинавского пантеона, главным из которых были Один (в германском эпосе – Вотан), Тюр (бог неба), Тор (бог войны), Фригг (жена Одина, богиня брака и любви) и др.
Англосаксонский героический эпос “Беовульф” дошел до нас в уникальной рукописи X века”, хранящейся в Британском национальном музее. Англосаксы – это германские племена, жившие с V века на Британских островах. Певцы и исполнители их эпических песен назывались глеоманами или скопами. “Беовульф” не является “национальным” эпосом, т.к., хоть и написан на древнеанглийском языке – описанные в нем события происходят в Дании (первая часть поэмы), и в Южной Швеции (вторая часть), поэтому можно предположить, что в основу поэму легли древние общегерманские древние мифы.
Время создания эпоса и авторство – неизвестны. Событийный план, вероятно, относится к VII-VIII векам, узнаваемых исторических личностей в нем нет.
В первой части поэмы рассказывается о том, что в пиршественный зал (Палату Оленя) датского короля (конунга) Хротгарта, стал совершать нападения Грендель, страшное чудовище, похищавшее воинов. Отважный рыцарь Беовульф пришел на помощь Хротгарту и, когда Грендель в очередной раз напал на воинов, Беовульф схватил его за лапу и сжал так сильно, что оторвал ее:
“…уйти в болота, зарыться в тину хотело чудище, затем что чуяло как слабнет лапа в железной хватке рук богатырских… Неисцелимая в плече нечистого кровоточащая зияла язва – сустав разъялся, лопнули жилы, стяжал в сражении победу Беовульф, а Грендель бегством в нору болотную упасся, гибнущий…земная жизнь его уже кончилась…”
Хротгарт вознаградил Беовульфа, но мать Гренделя решила отомстить за гибель своего сына. Беовульф принимает вызов, спускается в ее подводную пещеру и завладевает волшебным мечом:
“Тогда он увидел среди сокровищ орудие славное, меч победный, во многих битвах он был испытан… ухватился герой за черен…сплеча ударил и снес ей голову, шею рассекши, разбив хребтину, пронзило лезвие плоть зломерзностную. Тварь издохла, клинок окровавился, герой возрадовался. И тут победный меч изнутри озарился светом – так ранним утром горит на тверди свеча небесная…”
Беовульф находит уже издохшего Гренделя и отрубает ему голову, но сохранить волшебный меч ему не удается:
“… Смоченный в крови зломерзких, клинок, как льдышка, в руках стал таять – то было чудо… в путь обратный он, невредимый чудищеборец, пустился в пучинах…”
Воины Хродгара, не последовавшие за Беовульфом и ожидавшие исхода битвы на берегу, увидели покрывшиеся кровавой пеной волны и решили, что герой убит, но он появился и ему стали возносить славу и дары, которые он, вернувшись на родину, передал своему сюзерену, королю гаутов Хигелаку.
Действие второй части поэмы начинается с рассказа о том, что после смерти короля, гаутами 50 лет мудро и справедливо правил Беовульф. Но один из гаутов украл в горах сокровища, охраняемые драконом, который стал мстить людям: убивать и огнем уничтожать их жилища. Престарелому Беовульфу приходится защищать свой народ, он вступает в поединок с огнедышащим драконом. Только один из его дружинников, доблестный Виглаф, отважился помочь своему сюзерену. Его обращение к трусливым вассалам предвосхищает рассуждения героя французского эпоса Роланда о вассальской верности. Виглаф говорит:
“Бог свидетель, уж лучше мне в пламени навеки сгинуть, владыку спасая, чем ждать в укрытье! Бесчестно было бы нам, щитоносцам, вспять обратиться, не испытавши врага железом, не встав на сторону правителя ведеров. Не должным образом ему мы платим за прежние милости, коль скоро конунг, покинутый гаутами, гибнет в битве! Да будет щит мой и меч в сражении ему подспорьем!”
Беовульф побеждает дракона, но сам умирает от смертельной раны.
Два своих первых подвига Беовульф совершает, фактически, ради спасения не своего народа, однако он может считаться национальным героем, поскольку его третий подвиг совершен за спасение родного племени. Он воплощает в себе идеальные черты эпического героя: физическую мощь, несокрушимое мужество, нравственность, способность противостоять любым опасностям, рискуя жизнью. Интересно решается в поэме тема судьбы: с одной стороны подчеркивается, что
“не властен смертный спастись от смерти, ему, гонимому, Судьбой открыта одна дорога – в приют, готовый принять земное души вместилище на ложе смерти, где сон последний – отдохновение от буйного пиршества.”,
С другой стороны – фатализм опровергается уверенностью, что сильный, не знающий страха, может противостоять смерти:
“Судьба от смерти того спасает, кто сам бесстрашен”.
Имя Беовульф переводится как Пчелиный Волк, т.е. медведь. Поэтому Беовульф побеждает своих врагов врукопашную, не прибегая к помощи оружия. Но в этом языческом герое уже угадываются черты христианского культурного героя, например, Змееборца Георгия Победоносца. Видимо, более поздняя редакция переписчиков эпоса “подогнала” языческие представления к христианским стандартам.
Много в поэме метафор (кенингов). Например, для обозначения корабля – “Конь Морской”, “Древо моря”, “Широкоребрый”, “Дерево Плаваний”, моря – “Дорога Китов”, “Лебединая дорога”, меча – “Луч сражений” и т.д.
Древняя традиция одновременного сочинения и исполнения произведения, отраженная в описании Гомером Демодока, певшего о странствиях Одиссея, отражена и в “Беовульфе”:
“…И приближенный, любимец Конунга, славославный знаток многопамятливый, сохранитель преданий старопрежних лет, он, по-своему сопрягая слова, начал речь – восхваление Беовульфа: сочетая созвучья в искусный лад, он вплетал в песнопение повесть новую, неизвестную людям поведывал быль…”
Литература Западной Европы Раннего Средневековья
История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994.Т. 2. — 1984. — С. 438—440.
Литературный процесс в период Раннего Средневековья на Западе связан с эпохой распада старой культурно-исторической зоны — эллинистическо-римской. Распад этот протекал постепенно, поэтому начало периода нельзя непосредственно соотносить ни с разделением империи на западную и восточную (конец IV в.), ни с падением Западно-Римской империи (в середине V в.), ни с распадением единой христианской церкви на католическую и православную (что также подготавливалось на протяжении столетий и было лишь закреплено в 1054 г.).
Как заметил Ф. Энгельс, «вместе с возвышением Константинополя и падением Рима заканчивается древность» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 507). Это возвышение города на Босфоре означало не только распадение западной зоны, но и переориентацию литературных влияний и воздействий: византийский опыт был использован в первую очередь молодыми славянскими народностями и некоторыми народами Закавказья и лишь затем, очень поздно, стал доступен Западу. В новой западной культурной зоне и в той зоне, центром которой стала Византия (обе эти зоны были наследницами старой греко-римской культурной зоны), особенности литературного процесса, его содержание и его смысл были совершенно различны, несопоставимы, во многом даже противоположны.
Западноевропейский литературный процесс в период Раннего Средневековья (III—X вв.) протекает в обстановке гигантских демографических потрясений, в обстановке мучительного и кровавого становления феодального уклада. Он во многом отразил это формирование новых общественных отношений и возникновение государственных образований нового типа. Он отразил умирание древнеримской государственности, ее глубокую трансформацию и сложные изменения, которые претерпевала родо-племенная структура варварских народностей. Это не могло не сказаться прежде всего на темпах литературного развития. Эти темпы не только неравномерны в разных частях культурной зоны Европы, но и скачкообразны, прерывисты. Для отдельных регионов типичны растягивающиеся на многие десятилетия «провалы», почти полное прекращение литературного развития, которым могут предшествовать или за которыми следовать моменты оживления литературной жизни.
Итак, важная особенность литературного процесса на Западе в период Раннего Средневековья — это отсутствие в нем единства, неравномерность развития, разные его уровни и темпы, т. е. его ярко выраженный переходный характер. Действительно, рядом с очень зрелой латинской литературой, опиравшейся на античный опыт, стремящейся этот опыт сохранить и развить, существует устная словесность молодых, подчас варварских еще народностей, одни из которых сложатся когда-то в нации и станут обладателями развитых литератур, другие переживут недолгую пору расцвета (валлийцы, отчасти провансальцы), третьи же вскоре сойдут с исторической сцены, оставив лишь неясный след в европейской культуре (галлы, готы), Неравномерность развития обнаруживает себя и в том, например, что первоначально латинская литературная традиция существует почти вне каких бы то ни было контактов с фольклором молодых народностей. Это как бы два мощных потока, никак не смешивающихся между собой, даже если они омывают одни и те же земли.
Литературный процесс в изучаемый период характеризуется также крайней разобщенностью культурных центров, отсутствием постоянных и прочных контактов между ними. Латинская литература функционирует в старых, сложившихся еще в древнеримскую эпоху городах (в том числе — в Северной Африке) фольклор молодых народностей и племен, как правило, возникает на периферии Римской империи — на Британских островах, в туманной Скандинавии, на лесных просторах немецких земель.
В этих условиях роль латинской литературы значительна и многообразна. Прежде всего, она оказалась хранительницей античных культурных традиций. Это выразилось не только в сохранении античных памятников (подавляющее большинство произведений античной литературы дошло до нас именно в раннесредневековых списках, созданных в разных частях греко-римской культурной зоны, вплоть до Закавказья), но, что особенно существенно для литературной эволюции, — в сохранении опыта поэтики и стиля. Обращение раннесредневековых
латинских писателей к книгам Цицерона, Вергилия, Овидия и многих других представителей древнеримской литературы сделало этот опыт достоянием и возникавших молодых литератур, что станет особенно очевидным в период зрелого феодализма. Итак, латинская литература в своем развитии от античности к Раннему, а затем и Зрелому Средневековью не знала перерывов и остановок.
Латинская литература Раннего Средневековья стала объединяющей силой западноевропейской культуры, способствуя налаживанию литературных связей, передаче опыта молодых литератур и знакомству с античной «ученостью». Латинская культура, таким образом, оказывалась цементирующим и в известной мере цивилизующим началом. Следует заметить, что эту свою роль латинская литература сохраняет и позже, в период Зрелого Средневековья, но тогда ее соотношение с литературами на новых языках оказывается уже иным: вместо единственного представителя письменной словесности перед нами — один из значительных участников литературного процесса, утрачивающий все более явственно свое ведущее положение (хотя, скажем, в XII в. создаются на латинском языке литературные памятники, отмеченные исключительным вкусом и художественной ясностью).
При всей подчиненности латинской литературы религиозной идеологии она несла в себе значительные духовные ценности, открывая и защищая в человеке новые стороны его души, существенным образом отличающиеся от тех ценностей и тех сторон, которые были открыты античностью. Многие памятники латинской литературы были пронизаны этическими проблемами, причем решение этих проблем было далеко не однозначным и подчас не имело ничего общего с ортодоксальной верой. Таким образом, ученый «гуманизм» раннесредневековой латинской литературы как преемственная зависимость от античности подкреплялся (а иногда и опровергался) иным «гуманизмом», который можно было бы назвать «христианским», если бы он не был шире и, главное, человечнее догматов христианской церкви. Латинская литература Раннего Средневековья открыла в образе человека новые грани, каких не знала античность. В этой новой концепции личности человек выступал в сложном противоборстве своих душевных качеств, и низменных и возвышенных, он как бы был червем, прахом и носил в себе частицу божества.
Средневековая латинская литература находилась в сложном взаимодействии с народно-эпическими памятниками и с возникающими произведениями письменной словесности на новых языках (например, сведения о некоторых несохранившихся памятниках молодых варварских литератур донесли до нас латинские хроники и некоторые другие сочинения). Но возникло эпическое творчество молодых народностей Европы вне контактов с латинской литературой и первое время развивалось ей параллельно, почти с нею не соприкасаясь. Народно-эпическая литература воплотила мифологические представления и концепцию исторического прошлого, этические идеалы и коллективистский (родо-племенной в основном) пафос. Причем в наиболее ранних, архаических памятниках мифологическое мировосприятие доминирует и лишь постепенно вытесняется историческими представлениями (и образами). Народно-эпическая литература, возникшая в период разложения первобытнообщинного строя, отразила складывание классового общества у молодых народностей, только что появившихся на европейской арене. Происходил переход от древних богатырских сказок, от преданий о героях-первопредках к героическим легендам о родо-племенных столкновениях и затем к эпическим сказаниям с широким
историческим фоном и сложным комплексом общественных идей, что отражало многообразные процессы этнической (а затем и политической) консолидации. В период Раннего Средневековья эта трансформация эпических традиций лишь намечалась; в полной мере она осуществилась лишь в период Высокого Средневековья, т. е. не ранее XI столетия.
Истоки народно-эпических сказаний молодых народностей Европы уходят в доисторическую фазу их эволюции. Вместе с принятием ими христианства возникают контакты между народной устной словесностью и письменной латинской литературой. Постепенно в последнюю начинают входить отдельные мотивы и образы фольклора, существенным образом ее обогащая. Так среди памятников латинской литературы начинают появляться произведения, окрашенные национальными чертами.
Если на заре Средних веков художественная словесность была представлена лишь латинской литературой и зарождающимся народно-героическим эпосом, то с VIII столетия начинают появляться письменные памятники и на новых языках. Первоначально эти памятники носили специфически прикладной характер. Это были грамматические справочники и словари, всевозможные юридические и дипломатические документы. К последним относятся, например, так называемые «Страсбургские клятвы» — один из первых памятников французского и немецкого языков (842 г.). Это было соглашение между Карлом Лысым и Людовиком Немецким, причем французский король присягал по-немецки, а немецкий — по-французски.
Следующим шагом в развитии словесности на новых языках стало сложение религиозной литературы, опиравшейся главным образом на опыт литературы латинской. Библейская образность, поэтичность, увлекательные сюжеты и высокий морализм вдохновили поэтов на стихотворные пересказы на новых языках тех или иных эпизодов из Ветхого и Нового Заветов. Так, по сообщениям латинских хронистов, в VII в. слагал стихи на религиозные темы англосаксонский поэт Кэдмон. В следующем столетии возникли англосаксонские анонимные поэмы на библейские сюжеты «Исход», «Бытие» и др. В них есть отдельные стилистические черты, роднящие эти произведения с англосаксонским эпосом «Беовульф». Кэдмону приписывают еще несколько сочинений религиозного содержания. К IX в. относится древнегерманская поэма «Спаситель», использующая новозаветный сюжет. И в ней сильны элементы дохристианской эпики.
Все эти памятники проложили дорогу такому популярному жанру средневековой литературы, как агиография. И этот жанр возникает в пору Раннего Средневековья. Наиболее примечательным из первых памятников этого жанра стала французская «Секвенция о Святой Евлалии» (IX в.), возникшая под сильным воздействием аналогичных произведений латинской литературы. Так, французское «Житие Святого Леодегария» (X в.) непосредственно восходит к латинскому сочинению некоего монаха Урсина. Однако в ряде других памятников агиографии, например во французском «Житии Святого Алексея» (XI в.), не без основания видят следы воздействия творческих принципов жест, расцвет которых приходится как раз на это время. Более поздние памятники агиографии не были отгорожены и от иных фольклорных влияний. Из народных сказок в них пришел фантастический элемент, столь ощутимый, скажем, в «Плавании Святого Брендана» (XI в.), обработки которого появились на нескольких языках средневековой Европы.
Таким образом, на протяжении III—X вв. западноевропейская литература прошла значительный путь развития, создав немало памятников непреходящего значения в разных жанрах и формах. Именно в это время она сложилась в некую систему. То есть перед нами — процесс складывания новой литературной зоны. Первоначально разобщенная и распыленная, она постепенно складывалась в достаточно обозримую и очерчиваемую литературу с внутренними контактами и взаимовлияниями, что не исключало и ее соприкосновений с литературами других регионов и зон. Границы этой новой — западноевропейской — зоны были иными, чем те, что очерчивали западную часть эллинистическо-римского мира в Древности.
О возникновении западноевропейской культурной зоны можно говорить лишь к концу рассматриваемого в этом разделе периода, когда несколько поулеглись демографические пертурбации и феодальный способ производства (как и его идеологическая и политическая надстройка) близился к завершению своего формирования, когда уменьшились контрасты в развитии отдельных литератур или зональных литературных систем. В полной мере эта зона сформировалась лишь в период Зрелого Средневековья.
Во все века человек стремился к познанию своего “я”. Одна из основных, может быть, главных целей искусства — раскрытие этой тайны. Открыть человеку глубины его души, сделать его лучше, сильнее: в той или иной степени этого добивается каждый писатель. Особенно это свойственно русской литературе с ее глубочайшими нравственно-философскими корнями. Проблему добра и зла, силы и слабости человека пытались разрешить великие умы, люди, много выстрадавшие и испытавшие, — Пушкин, Толстой, Достоевский. Горький столкнулся с этой проблемой очень рано. Уже в первых произведениях молодого писателя проявился не только незаурядный талант рассказчика и художника, но и умение отстаивать свои убеждения. И позже опыт жизни не притупил таланта, вера в свою правоту лишь окрепла.
Уже в самом начале своего повествования старуха Изергиль из одноименного рассказа делит людей на “стариков с детства” и “юных, которые любят”. Это очень важно для Горького. Яркие, сильные люди всегда были привлекательны для него. Один лишь холодный ум без молодого сердца не дает человеку истинной силы. Таков Ларра, герой первой легенды. Недаром его отец — орел — житель холодных вершин. Гордости, уверенности в своем превосходстве недостаточно для счастья. Это не сила Ларры, а слабость. В понимании Горького лишь горячая любовь к людям, к своему делу, к родной земле дает человеку твердость в жизненных испытаниях. Данко, жертвующий собой ради других, сильнее Ларры.
В связи с этим возникает важнейший вопрос: как действительно сильный человек относится к окружающим? Это один из основных вопросов, ответ на который пытается постичь мировая литература. Позиция Горького здесь ясна. Кажущаяся сила Ларры, которому люди якобы не нужны, не выдерживает испытания одиночеством.
В более поздних произведениях Горький усложняет вопрос: одиночество среди людей — следствие ли это силы или слабости? И дает ответ: сильный не может быть одинок, он всегда среди людей, пусть чуждых ему по духу, но страдающих. И это понимает Сатин после встречи с Лукой в пьесе “На дне”. Но взгляды этих героев все же расходятся в главном. Лука считает, что слабый должен найти в жизни опору, и обязанность сильного — помочь ему в этом. Сатин уверен, что человеку не нужна опора, и ждать лучшего будущего в бездействии — не для настоящего человека. Но приходит он к этому убеждению не сразу.
При первой встрече с обитателями ночлежки мы видим, что перед нами люди глубоко страдающие и одинокие. Попав на самое дно жизни после многих лишений, они стали безжалостны к себе и к другим. Каждый замкнут в своем горе и ведет о нем нескончаемый рассказ, не слушая никого и не желая быть услышанным. Ответ на жалобы — смех, издевательства. Барона, живущего за счет Насти, лишь забавляют ее слезы и фантазии. Клещ презирает всех: он, “рабочий человек”, вырвется из ночлежки, он не таков, как все ее обитатели. И только после смерти Анны, продав все свои инструменты, потеряв всякую надежду, он понимает и принимает их как товарищей по несчастью.
Каждый герой пьесы ищет опору в уходе от жестокой реальности. Наташа, Васька Пепел мечтают о будущем. Анна надеется на успокоение после смерти. Актер грезит о прошлом, с каждым разом расцвечивая его все более яркими красками. 11астя, у которой пет ни прошлого, ни будущего, уходит от настоящего в воображаемый мир “чистой любви”. Лука попытался перенести их мечты в реальный мир, и они потерпели крах одна за другой. Ведь эти мечты не делают реальность лучше, а лишь в малой степени заменяют ее. Всем им остается лишь беспробудное пьянство, ибо пробуждение страшно. Лишь сильный человек, утверждает Горький, способен смотреть в лицо реальности. Но без цели в жизни, без уверенности в своих возможностях изменить мир он не способен. И мы видим людей, сильных духом, но не знающих долга перед собой и окружающими. Бубнов, которому многое дано, уже утратил себя. Барон издевается над всеми и быстро теряет человеческие черты. Сатин лишь в начале этого пути. Кто знает, какая судьба ждала его, не появись в ночлежке Лука. Недаром Сатин позже скажет, что Лука подействовал на него, как кислота на потускневшую монету. Сатин понимает, что назначение сильного состоит не в том, чтобы утешать страдающих, а в том, чтобы искоренять страдание, зло. Это одно из самых твердых убеждений Горького.
Для Горького сила заключается в стремлении вперед “к свободе, к свету”. Лишь горячее сердце, сильная воля и вера в победу помогут пройти этот путь. И память о тех, кто на этом пути пожертвовал собой ради других, как сердце Данко, будет освещать дорогу идущим следом.
Похожие сочинения:
Что лучше: истина или сострадание? (по пьесе М. Горького “На дне”)
Образ Луки в пьесе М. Горького “На дне”
“Дно жизни” – трагический образ пьесы М. Горького “На дне”
Сочинение на тему – Проблема гуманизма в пьесе М. Горького “На дне”
Проблема правды и жалости в пьессе М. Горького “На дне”
Что лучше – истина или сожаление?
Герои ранних рассказов М. Горького
Во все века человек стремился к познанию своего “я”. Одна из основных, может быть, главных целей искусства — раскрыть эту тайну. Показать человеку глубины его души, сделать его лучше, сильнее — в той или иной степени этого добивается каждый писатель. Особенно это свойственно русской литературе с ее глубочайшими нравственно-философскими корнями. Проблему добра и зла, силы и слабости человека пытались разрешить великие умы, люди, много выстрадавшие и испытавшие на себе, — Пушкин, Толстой, Достоевский.
Горький столкнулся с этой проблемой очень рано. Уже в первых произведениях молодого писателя проявился не только незаурядный талант рассказчика и художника, но и умение отстаивать свои убеждения. И позже опыт жизни не притупил таланта, вера в свою правоту лишь окрепла.
Уже в самом начале своего рассказа старуха Изергиль делит людей на “стариков с детства” и “юных, которые любят”. Это очень важно для Горького. Яркие, сильные люди всегда привлекали его. Один лишь холодный ум без молодого сердца не дает человеку истинной силы. Таков Ларра — герой первой легенды. Недаром его отец — орел — житель холодных вершин. Гордости, уверенности в своем превосходстве недостаточно для счастья. Это не сила Ларры, а его слабость. В понимании Горького лишь горячая любовь к людям, к своему делу, к родной земле дает человеку твердость в жизненных испытаниях. Данко, жертвующий собой ради других, сильнее Ларры.
В связи с этим возникает важнейший вопрос: как действительно сильный человек относится к окружающим? Это один из основных вопросов, ответ на который не дает вся мировая литература. Позиция Горького здесь ясна. Кажущаяся сила Ларры, которому люди якобы не нужны, не выдерживает испытания одиночеством. В более поздних произведениях Горький усложняет вопрос: одиночество среди людей — следствие ли это силы или слабости? И дает ответ: сильный не может быть одинок, он всегда среди людей — пусть чуждых ему по духу, но страдающих. И это понимает Сатин после встречи с Лукой. Но взгляды обоих героев все же расходятся в основном. Лука считает, что слабый должен найти в жизни опору и обязанность сильного — помочь ему в этом. Сатин уверен, что в действительности сильному не нужна опора и ждать лучшего будущего в бездействии — не для настоящего человека. Но приходит он к этому убеждению не сразу.
При первой встрече с обитателями ночлежки мы видим, что перед нами люди глубоко страдающие и одинокие. Попав на самое дно жизни после многих лишений, они стали безжалостны к себе и к другим. Каждый замкнут в своем горе и ведет о нем нескончаемый рассказ, не слушая никого и не надеясь быть услышанным. Ответ на жалобы — смех, издевательства. Барона, живущего за счет Насти, лишь забавляют ее слезы и фантазии. Клещ презирает всех: он, “рабочий человек”, вырвется из ночлежки, он не таков, как все ее обитатели. И только после смерти Анны, продав все свои инструменты, потеряв всякую надежду, он понимает и принимает их как товарищей по несчастью.
Каждый герой пьесы ищет опору в уходе от жестокой реальности. Наташа, Васька Пепел мечтают о будущем. Анна надеется на успокоение после смерти. Актер “грезит” о прошлом, с каждым разом расцвечивая его все более яркими красками. Настя, у которой нет ни прошлого, ни будущего, уходит от настоящего в воображаемый мир “чистой любви”. Лука попытался перенести их мечты в реальный мир, и они потерпели крах одна за другой. Ведь эти мечты не облегчают реальности, а лишь в малой степени заменяют ее. Всем обитателям ночлежки остается лишь беспробудное пьянство, ибо пробуждение страшно. Лишь сильный человек, утверждает Горький, способен смотреть в лицо реальности. Но без цели в жизни, без уверенности в возможность изменить мир он не способен противостоять невзгодам. И мы видим людей, сильных духом, но не сознающих долга перед собой и окружающими. Барон издевается над всеми и быстро теряет человеческий облик. Сатин лишь в начале этого пути. Кто знает, какая судьба ждала его, не появись в ночлежке Лука. Недаром Сатин позже скажет, что Лука подействовал на него, как кислота на потускневшую монету. Сатин понимает, что назначение сильного — не утешать страдающих, а искоренять страдание, зло. Это — одно из самых твердых убеждений Горького.
Для Горького сила — в стремлении вперед, “к свободе, к свету”. Лишь горячее сердце и сильная воля, вера в победу помогут пройти этот путь. И память о тех, кто на этом пути пожертвовал собой ради других, как звезды — искры сердца Данко, — будет освещать дорогу идущим следом.
Беру!
22
Министерство
культуры Украины
Харьковская
государственная академия культуры
Кафедра
культурологии
Реферат
По курсу
« История мировой художественной
культуры»
На тему:
Средневековая литература Эвропы.
Выполнила:
Студентка
заочного отделения
Факультета
хореографического искусства
Группа
5С
Василенко
Виктория
Харьков
2014
Содержание
Введение
2. Героический
эпос
3. Рыцарская
литература
4. Городская
литература
5. Заключение
6. Список используемой
литературы
Введение
Средними веками
культурологи называют длительный период
в истории Западной Европы между
Античностью и Новым Временем. Этот
период охватывает более тысячелетия с
5 по 15 вв.
Внутри тысячелетнего
периода Средних веков принято выделять,
по меньшей мере, три периода. Это:
Раннее Средневековье,
от начала эпохи до 900 или 1000 годов
(до 10 – 11 веков);
Высокое (Классическое)
Средневековье. От 10 – 11 веков до примерно
14 века;
Позднее Средневековье,
14 и 15 века.
Раннее Средневековье
– это время, когда в Европе происходили
бурные и очень важные процессы. Прежде
всего, это вторжения так называемых
варваров, которые уже со 2 века нашей
эры постоянно нападали на Римскую
империю и селились на землях ее провинций.
Эти вторжения закончилось падением
Рима.
Новые западноевропейцы
при этом, как правило,
принимали
христианство,
которое в Риме к концу его существования
было государственной религией.
Христианство в различных его формах
постепенно вытесняло языческие верования
на всей территории Римской империи, и
этот процесс после падения империи
отнюдь не прекратился. Это второй
важнейший исторический процесс,
определявший лицо раннего Средневековья
в Западной Европе.
Третьим существенным
процессом было формирование на территории
бывшей Римской империи новых
государственных
образований,
создававшихся теми же варварами.
Многочисленные франкские, германские,
готские и прочие племена были на деле
не такими уж дикими. Большинство из них
уже имели зачатки государственности,
владели ремеслами, включая земледелие
и металлургию, были организованы на
принципах военной демократии. Племенные
вожди стали провозглашать себя королями,
герцогами и т.д., постоянно воюя друг с
другом и подчиняя себе более слабых
соседей. На Рождество 800 года король
франков Карл Великий был коронован в
Риме католическим и как император всего
европейского запада. Позднее (900 год)
Святая Римская империя распалась на
бесчисленное множество герцогств,
графств, маркграфств, епископств,
аббатств и прочих уделов. Их властители
вели себя как вполне суверенные хозяева,
не считая нужным подчиняться никаким
императорам или королям. Однако процессы
формирования государственных образований
продолжались и в последующие периоды.
Характерной особенностью жизни в раннее
средневековье были постоянные грабежи
и опустошения, которым подвергались
жители Священной Римской империи. И эти
грабежи и набеги существенно замедляли
экономическое и культурное развитие.
В период классического,
или высокого Средневековья Западная
Европа начала преодолевать эти затруднения
и возрождаться. С 10 века сотрудничество
по законам феодализма позволило создать
более крупные государственные структуры
и собирать достаточно сильные армии.
Благодаря этому удалось остановить
вторжения, существенно ограничить
грабежи, а затем и перейти постепенно
в наступление. В 1024 году крестоносцы
отняли у византийцев Восточную Римскую
империю, а в 1099 году захватили у мусульман
Святую землю. Правда, в 1291 году и то и
другое были опять потеряны. Однако из
Испании мавры были изгнаны навсегда. В
конце концов, западные христиане
завоевали господство над Средиземным
морем и его островами. Многочисленные
миссионеры принесли христианство в
королевства Скандинавии, Польши, Богемии,
Венгрии, так что эти государства вошли
в орбиту западной культуры.
Наступившая
относительная стабильность обеспечила
возможность быстрого
подъема городов
и общеевропейской экономики. Жизнь в
Западной Европе сильно изменилась,
общество быстро утрачивало черты
варварства, в городах расцветала духовная
жизнь. В целом европейское общество
стало намного более богатым и
цивилизованным, чем во времена античной
Римской империи. Выдающуюся роль в этом
играла христианская церковь, которая
тоже развивалась, совершенствовала
свое учение и организацию. На базе
художественных традиций Древнего Рима
и прежних варварских племен возникло
романское, а затем блестящее готическое
искусство, причем наряду с архитектурой
и литературой развивались все другие
его виды – театр, музыка, скульптура,
живопись, литература. Именно в эту эпоху
были созданы, например, такие шедевры
литературы как «Песнь о Роланде» и
«Роман о Розе». Особенно большое значение
имело то, что в этот период западноевропейские
ученые получили возможность читать
сочинения античных греческих и
эллинистических философов, прежде всего
Аристотеля. На этой основе зародилась
и выросла великая философская система
Средневековья –
схоластика.
Позднее Средневековье
продолжило процессы формирования
европейской культуры, начавшиеся в
период классики. Однако ход их был далеко
не гладким. В 14 – 15 веках Западная Европа
неоднократно переживала великий голод.
Многочисленные эпидемии, особенно
бубонной чумы («Черная смерть»), тоже
принесли неисчерпаемые человеческие
жертвы. Очень сильно замедлила развитие
культуры Столетняя война. Однако, в
конце концов города возрождались,
налаживалось ремесло, сельское хозяйство
и торговля. Люди, уцелевшие от мора и
войны, получали возможность устраивать
свою жизнь лучше, чем в предыдущие эпохи.
Феодальная знать, аристократы, стали
вместо замков строить для себя великолепные
дворцы как в своих поместьях, так и в
городах. Новые богачи из «низких»
сословий подражали им в этом, создавая
бытовой комфорт и соответствующий стиль
жизни. Возникли условия для нового
подъема духовной жизни, науки, философии,
искусства, особенно в Северной Италии.
Этот подъем с необходимостью вел к так
называемому Возрождению или Ренессансу.
Героический эпос
Литература западного
раннего средневековья создавались
новыми народами, населяющими западную
часть Европы кельтами (бритты, галлы,
белги, гельветы) и древними германцами,
живущими между Дунаем и Рейном, у
Северного моря и на юге Скандинавии
(свевы, готы, бургунды, херуски, англы,
саксы и др.).
Эти народы сначала
поклонялись языческим племенным богам,
а позже приняли христианство и уверовали,
но, в конце концов, германские племена
покорили кельтов и заняли территорию
нынешней Франции, Англии и Скандинавии.
Литература этих народов представлена
следующими произведениями:
1. Рассказы о жизни
святых – агиографии. «Жития святых»,
видения и заклинания;
2. Энциклопедические,
научные и историографические труды.
Исидор севильский
(ок.560-636) – «этимологии, или начала»;
Беда Достопочтенный (ок.637-735) – «о природе
вещей» и «церковная история народа
англов», Иордан – «о происхождении
деяний готов»; Алкуин (ок.732-804) – трактаты
по риторике, грамматике, диалектике;
Эйнхард (ок.770-840) «Жизнеописания Карла
Великого»;
3. Мифология и
героико-эпические поэмы, саги и песни
кельтских и германских племен. Исландские
саги, ирландский эпос, «Старшая Эдда»,
Младшая Эдда», «Беовульф», карело-финский
эпос «Калевала».
Героический
эпос – один из наиболее характерных и
популярных жанров европейского
средневековья. Во Франции он существовал
в виде поэм, называвшихся жестами, т.е.
песнями о деяниях, подвигах. Тематическую
основу жест составляют реальные
исторические события, большинство из
которых относится к 8 – 10 вв. Вероятно,
сразу же после этих событий возникли
предания и легенды о них. Возможно также,
что предания эти первоначально
существовали в виде кратких эпизодических
песен или прозаических рассказов,
сложившихся в дорыцарской дружинной
среде. Однако очень рано эпизодические
сказания вышли за рамки этой среды,
распространились в народных массах и
превратились в достояние всего общества:
им с одинаковым восторгом внимало не
только воинское сословие, но и духовенство,
купечество, ремесленники, крестьяне.
Героический
эпос как целостная
картина народной жизни был самым
значительным наследием литературы
раннего средневековья и занимал в
художественной культуре Западной Европы
важное место. По мнению Тацита, песни о
богах и героях заменяли варварам историю.
Самый древний – ирландский эпос. Он
формируется с 3 по 8 века. Созданные
народом еще в языческий период эпические
поэмы о героях-воинах сначала существовали
в устной форме и передавались из уст в
уста. Их пели и читали нараспев народные
сказители. Позднее, в 7 и 8 веках, уже
после христианизации, они были переработаны
и записаны учеными-поэтами, имена которых
остались неизменными. Для эпических
произведений характерны воспевание
подвигов богатырей; переплетение
исторического фона и вымысла; прославление
богатырской силы и подвигов
главных героев; идеализация феодального
государства.
Особенности
героического эпоса:
1. Эпос
создавался в условиях развития феодальных
отношений;
2.
Эпическая картина мира воспроизводит
феодальные отношения, идеализирует
сильное феодальное государство и
отражает христианские верования, хр.
идеалы;
3. В
отношении истории, историческая основа
просматривается четко, но при этом она
идеализируется, гиперболизируется;
4.
Богатыри – защитники государства,
короля, независимости страны и христианской
веры. Всё это трактуется в эпопеи как
общенародное дело;
5.
Эпопея связана с фольклорной сказкой,
с историческими хрониками, иногда с
рыцарским романом;
6.
Эпопея сохранилась в странах континентальной
Европы (Германии, Франции).
На
героический эпос большое влияние
оказала кельтская и германо-скандинавская
мифология. Часто эпос и мифы настолько
связаны и переплетаются между собой,
что провести границу
между ними довольно трудно. Эта связь
отражена в особой форме эпических
сказаний – сагах – древнеисландских
прозаических повествованиях (исландское
слово «сага» происходит от глагола
«сказать»). Складывали саги скандинавские
поэты 9-12 вв. – скальды. Древнеисландские
саги очень разнообразны: саги о королях,
сага об исландцах, саги о древних временах
(«Сага о Вельсунгах»).
Собрание
этих саг дошло до нас в виде двух Эдд:
«Старшей Эдды» и «Младшей Эдды». Младшая
Эдда – это прозаический пересказ
древнегерманских мифов и сказаний,
выполненный исландским историком и
поэтом Снорри Сьурлусоном в 1222-1223 гг.
Старшая Эдда – это сборник двенадцати
стихотворных песен о богах и героях.
Сжатые и динамичные песни «Старшей
Эдды», восходящие к 5 веку и записанные,
видимо, в 10-11 вв., делятся на две группы:
сказания о богах и сказания о героях.
Главный из богов – одноглазый Один,
который первоначально был богом войны.
Второй по значению после Одина – бог
грозы и плодородия Тор. Третий – зловредный
бог Локки. А самый значительный герой
– богатырь Сигурд. В основе героических
песен «Старшей Эдды» лежат общегерманские
эпические сказания о золоте нибелунгов,
на котором лежит проклятие и которое
всем приносит несчастье.
Саги
получили распространение и в Ирландии
– самом крупном очаге кельтской культуры
в средние века. Это была единственная
стран» Западной Европы, куда не ступала
нога римского легионера. Ирландские
сказания создавали и передавали потомкам
друиды (жрецы), барды (певцы-поэты) и
фелиды (предсказатели). Четкий и сжатый
ирландский эпос сложился не в стихах,
а в прозе. Его можно разделить на саги
героические и саги фантастические.
Главным героем героических саг был
благородный, справедливый и смелый
Кухулин. Его мать – сестра короля, а
отец – бог света. Три недостатка было
у Кухулина: он был слишком молод, слишком
смел и слишком прекрасен. В образе
Кухулина древняя Ирландия воплотила
свой идеал доблести и нравственного
совершенства.
В
эпических произведениях часто
переплетаются реальные исторические
события и сказочная фантастика. Так,
«Песнь о Хильденбранде» создана на
исторической основе – борьбе остготского
короля
Теодориха с
Одоакром. Этот древнегерманский эпос
эпохи переселения народов возник еще
в языческую эпоху и был найден в рукописи
9 века. Это единственный памятник
немецкого эпоса, дошедший до нас в
песенной форме.
В поэме
«Беовульф» – героическом эпосе англосаксов,
дошедшем до нас в рукописи начала 10
века, фантастические приключения героев
также происходят на фоне исторических
событий. Мир «Беовульфа» – это мир королей
и дружинников, мир пиров, битв и поединков.
Герой поэмы – храбрый и великодушный
воин из народа гаутов Беовульф, который
совершает подвиги и всегда готов прийти
на помощь людям. Беовульф щедр, милостив,
верен вождю и жаден до славы и наград,
он совершил много подвигов, выступил
против чудовища и уничтожил его; победил
в подводном жилище другое чудовище –
мать Гренделя; вступил в бой с огнедышащим
драконом, который был разгневан покушением
на охраняемый им древний клад и опустошал
страну. Ценой собственной жизни Беовульфу
удалось победить дракона. Завершается
песнь сценой торжественного сожжения
на погребальном костре тела героя и
сооружения кургана над его прахом. Так
в поэме появляется знакомая тема золота,
приносящего несчастья. Эта тема будет
использоваться позже и в рыцарской
литературе.
Бессмертным
памятником народного творчества является
«Калевала» – карело-финский эпос о
подвигах и приключениях героев сказочной
страны Калева. «Калевала» составлена
из народных песен (рун), которые собрал
и записал выходец из финской крестьянской
семьи Элиас Леннрот, и опубликована в
1835 и 1849 гг. руны – это вырезанные на
дереве или камне буквы алфавита,
применявшегося скандинавскими и другими
германскими народами для культовых и
памятных надписей. Вся «Калевала» – это
неустанное восхваление человеческого
труда, в ней нет и намека на «придворную»
поэзию.
Во
французской эпической поэме «Песнь о
Роланде», дошедшей до нас в рукописи 12
века, повествуется об испанском походе
Карла Великого в 778г., а у главного героя
поэмы Роланда есть свой исторический
прототип. Правда, поход против басков
превратился в поэме в семилетнюю войну
с «неверными», а сам Карл – из 36-летнего
человека в седого старца. Центральный
эпизод поэмы – ронсевальская битва,
прославляет мужество людей, верных
долгу и «милой Франции».
Идейный
замысел сказания выясняется из
сопоставления «Песни о Роланде» с теми
историческими фактами, которые лежат
в основе этого предания. В 778 г. Карл
Великий вмешался во внутренние раздоры
испанских мавров, согласившись помочь
одному из мусульманских царей против
другого. Перейдя Пиренеи, Карл взял
несколько городов и осадил Сарагосу,
но, простояв под её стенами несколько
недель, должен был ни с чем вернуться
во Францию. Когда он возвращался назад
через Пиренеи, баски, раздражённые
прохождением через их поля и сёла чужих
войск, устроили в Ронсевальском ущелье
засаду и, напав на арьергард французов,
перебили многих из них. Непродолжительная
и безрезультатная экспедиция в северную
Испанию, не имевшая никакого отношения
к религиозной борьбе и окончившаяся не
особенно значительной, но всё же досадной
военной неудачей, была превращена
певцами-сказителями в картину семилетней
войны, завершившейся завоеванием всей
Испании, далее – ужасной катастрофы
при отступлении французской армии,
причем и здесь врагами оказались не
христиане-баски, а всё те же мавры, и,
наконец, картину мести со стороны Карла
в форме грандиозной, поистине «мировой»
битвы французов с соединительными
силами всего мусульманского мира.
Помимо
типичной для всего народного эпоса
гиперболизации, сказавшейся не только
в масштабе изображаемых событий, но и
в картинах сверхчеловеческой силы и
ловкости отдельных персонажей, а также
в идеализации главных героев (Роланд,
Карл, Турпин), характерно насыщение
всего рассказа идеей религиозной борьбы
с мусульманством и особой миссии Франции
в этой борьбе. Эта идея нашла свое яркое
выражение в многочисленных молитвах,
небесных знамениях, религиозных призывах,
наполняющих поэму, в очернении «язычников»
– мавров, в неоднократном подчёркивании
особого покровительства, оказываемого
Карлу Богом, в изображении Роланда
рыцарем-вассалом Карла и вассалом
Господа, которому он перед смертью
протягивает, как сюзерену, свою перчатку,
наконец, в образе архиепископа Турпина,
который одной рукой благословляет на
бой французских рыцарей и отпускает
грехи умирающим, а другой сам поражает
врагов, олицетворяя единение меча и
креста в борьбе с «неверными».
Однако
«Песнь о Роланде» далеко не исчерпывается
её национально-религиозной идеей. В ней
с огромной силой отразились
социально-политические противоречия,
характерные для интенсивно развивающегося
в 10 – 11 вв. феодализма. Эта проблема
вводится в поэму эпизодом предательства
Ганелона. Поводом для включения этого
эпизода в сказание могло явиться желание
певцов-сказителей объяснить внешней
роковой причиной поражение «непобедимой»
армии Карла Великого. Но Ганелон не
просто изменник, но выражение некоего
злого начала, враждебного всякому
общенародному делу, олицетворение
феодального, анархического эгоизма.
Это начало в поэме показано во всей его
силе, с большой художественной
объективностью. Ганелон изображён
отнюдь не каким-нибудь физическим и
нравственным уродом. Это величавый и
смелый боец. В «Песне о Роланде» не
столько раскрывается чернота отдельного
предателя – Ганелона, сколько разоблачается
гибельность для родной страны того
феодального, анархического эгоизма,
представителем которого, в некоторых
отношениях блестящим, является Ганелон.
Наряду
с этим противопоставлением Роланда и
Ганелона через всю поэму проходит другое
противопоставление, менее острое, но
столь же принципиальное – Роланда и
его любимого друга, нареченного брата
Оливье. Здесь сталкиваются не две
враждебные силы, а два варианта одного
и того же положительного начала.
Роланд
в поэме – могучий и блестящий рыцарь,
безупречный в исполнении вассального
долга. Он – образец рыцарской доблести
и благородства. Но глубокая связь поэмы
с народно-песенным творчеством и народным
пониманием героизма сказалась в том,
что все рыцарские черты Роланда даны
поэтом в очеловеченном, освобождённом
от сословной ограниченности виде.
Роланду чужды героизм, жестокость,
алчность, анархическое своеволие
феодалов. В нём чувствуется избыток
юных сил, радостная вера в правоту своего
дела и в свою удачу, страстная жажда
бескорыстного подвига. Полный гордого
самосознания, но вместе с тем чуждый
какой-либо спеси или своекорыстия, он
целиком отдаёт свои силы служению
королю, народу, родине. Тяжело раненный,
потеряв в бою всех соратников, Роланд
поднимается на высокий холм, ложится
на землю, кладет рядом свой верный меч
и рог Олифан и поворачивается лицом в
сторону Испании, чтобы император узнал,
что он «погиб, но победил в бою». Для
Роланда нет более нежного и священного
слова, чем «милая Франция»; с мыслью о
ней он умирает. Все это делало Роланда,
несмотря на его рыцарское обличье,
подлинным народным героем, понятным и
близким каждому.
Оливье
– друг и побратим, «лихой собрат»
Роланда, доблестный рыцарь, предпочитающий
смерть бесчестию отступления. В поэме
Оливье характеризует эпитет «разумный».
Три раза Оливье пытается убедить Роланда
протрубить в рог Олифана, чтобы позвать
на помощь войско Карла Великого, но
трижды отказывается это сделать Роланд.
Оливье погибает вместе с другом, молясь
перед смертью «за милый край родной».
Император
Карл Великий – дядя Роланда. Его образ
в поэме – несколько гиперболизованное
изображение старого мудрого вождя. В
поэме Карлу 200 лет, хотя на самом деле
ко времени реальных событий в Испании
ему было не более 36-ти. Могущество его
империи в поэме также сильно преувеличено.
Автор включает в нее как действительно
принадлежавшие ей страны, так и те, что
в неё не входили. Император сравним
разве что с Богом: чтобы до заката солнца
успеть покарать сарацин, он способен
остановить солнце. Накануне гибели
Роланда и его войска Карл Великий видит
вещий сон, однако предотвратить
предательство уже не может, а только
льёт «потоки слез». Образ Карла Великого
напоминает образ Иисуса Христа – перед
читателем предстают его двенадцать
пэров (ср. с 12-ю апостолами) и предатель
Ганелон.
Ганелон
– вассал Карла Великого, отчим главного
героя поэмы Роланда. Император по совету
Роланда посылает Ганелона на переговоры
к сарацинскому королю Марсилию. Это
очень опасная миссия, и Ганелон решает
отомстить пасынку. Он вступает в
предательский сговор с Марсилием и,
вернувшись к императору, убеждает его
оставить Испанию. По наущению Ганелона
в Ронсевальском ущелье в Пиренеях на
возглавляемый Роландом арьергард войска
Карла Великого нападают превосходящие
числом сарацины. Роланд, его друзья и
все его войска гибнут, ни на шаг не
отступив от Ронсеваля. Ганелон олицетворяет
в поэме феодальный эгоизм и кичливость,
граничащие с предательством и бесчестием.
Внешне Ганелон красив и доблестен («он
свеж лицом, на вид и смел и горд. Вот был
удалец, будь честен он»). Пренебрегая
воинской честью и следуя только желанию
отомстить Роланду, Ганелон становится
предателем. Из-за него погибают лучшие
воины Франции, поэтому финал поэмы –
сцена суда и казни Ганелона – является
закономерным. Архиепископ Турпен –
воин-священник, отважно сражающийся с
«неверными» и благословляющий на бой
франков. С его образом связана идея
особой миссии Франции в национально-религиозной
борьбе с сарацинами. Турпен гордится
своим народом, который в своём бесстрашии
не сравним ни с каким другим.
В
испанском героическом эпосе «Песнь о
Сиде» отразились события реконкисты –
отвоевания
испанцами у арабов своей страны. Главный
герой поэмы – известный деятель
реконкисты Родриго Диас де Бивар (1040 –
1099), которого арабы прозвали Сидом
(господином).
История Сида
послужила материалом для множества
готапсего и хроник.
Основными
поэтическими сказаниями о Сиде, дошедшими
до нас, являются:
1) цикл поэм о короле
Санчо 2-м и об осаде Самары 13 – 14 веков,
по словам историка испанской литературы
Ф. Келъина, «служащим своеобразным
прологом к «Песне о Моем Сиде»;
2) сама «Песнь о
Моем Сиде», созданная около 1140 года,
вероятно, одним из дружинников Сида, и
сохранившаяся в единственном экземпляре
14 века с сильными потерями;
3) и поэма, или
рифмованная хроника, «Родриго» в 1125
стихах и примыкающие к ней романсы о
Сиде.
В
германском эпосе «Песнь о нибелунгах»,
который окончательно сложился из
отдельных песен в эпическое сказание
в 12-13 вв., есть и историческая основа, и
сказка-вымысел. В эпосе отражены события
Великого переселения народов 4-5 вв. есть
и реальное историческое лицо -грозный
вождь Атилла, который превратился в
доброго, безвольного Этцеля. Поэма
состоит из 39 песен – «авентюр». Действие
поэмы переносит нас в мир придворных
празднеств, рыцарских турниров и
прекрасных дам. Главный герой поэмы –
нидерландский королевич Зигфрид, юный
рыцарь, который совершил множество
чудесных подвигов. Он смел и отважен,
молод и пригож, дерзок и самонадеян. Но
трагично сложилась судьба Зигфрида и
его будущей жены Кримхильды, для которых
роковым стал клад с золотом Нибелунгов.
Рыцарская литература
Главными темами
светской рыцарской, или куртуазной
литературы, которая возникла при дворах
феодалов, были любовь к прекрасной даме,
прославление подвигов и отражение
ритуалов рыцарской чести. Под словами
«куртуазная литература» понимается
изысканная светская литература,
соответствующая общим понятиям рыцарской
верности, доблести, щедрости и учтивости.
Куртуазная литература, которая создавалась
не на латыни, а на национальных языках,
представлена лирикой трубадуров и
труверов во Франции, миннезингеров в
Германии и рыцарскими романами.
В 11 – 12 вв. сложился
морально-этический образ рыцаря,
отличавшегося светским характером,
чуждым аскетизму. Рыцарь должен молиться,
избегать греха, высокомерия и низких
поступков, он должен защищать церковь,
вдов и сирот, а также заботиться о
подданных. Он должен быть храбрым, верным
и не лишать никого его собственности;
воевать он обязан лишь за правое дело.
Он должен быть заядлым путешественником,
сражающимся на турнирах в честь дамы
сердца, повсюду искать отличия, сторонясь
всего недостойного; любить своего
сюзерена и оберегать его достояние;
быть щедрым и справедливым; искать
общества храбрых и учиться у них свершению
великих деяний по примеру Александра
Македонского. Этот образ получил
отражение в рыцарской литературе.
Рыцарская поэзия
возникла на юге Франции, где сложился
очаг светской культуры в средневековой
Западной Европе. В Лангедоке получила
широкое распространение лирическая
поэзия трубадуров на провансальском
языке. При дворах феодальных сеньоров
появилась куртуазная поэзия, прославлявшая
интимные чувства и культ служения
«прекрасной даме». Этот культ занимал
центральное место в творчестве трубадуров
– провансальских поэтов, среди которых
были рыцари, крупные феодалы, короли,
простые люди. Поэзия трубадуров имела
много самых разнообразных жанров:
любовные песни (одним из ярких певцов
был Бернард де Вентадорн), лирические
песни, политические песни (наиболее
яркие песни у Бертрана де Борна), песни,
выражавшие скорбь поэта по поводу смерти
какого-либо сеньора или близкого поэту
человека, песни-диспуты на любовные,
философские, поэтические темы, плясовые
песни, связанные с весенними обрядами.
Особое место в
рыцарской литературе принадлежит
стихотворной повести на любовно-приключенческий
сюжет, заимствованный из кельтских
преданий и легенд. Главная из них –
история короля бриттов Артура и его
рыцарей, живших в 5 – 6 вв. и собиравшихся
за круглым столом. Из этих легенд
составился цикл романов, так называемый
бретонский цикл о короле Артуре и святом
Граале.
Рыцарь
12 века – эпохи высокого Средневековья
– был уже не только воином, но и человеком
с богатой и сложной внутренней жизнью.
На первом плане в его переживаниях все
более и более выступала самоотверженная
любовь к Прекрасной Даме, которой он
готов был бескорыстно и радостно служить.
В этом служении первые европейские
лирики находили неиссякаемый источник
вдохновения, так что слова «влюбленный»
и «поэт» в куртуазной среде, в сфере
феодального двора стали синонимами. С
тех самых пор и существует представление,
что поэт – это влюбленный, а влюбленный
– это человек, сочиняющий стихи. Особым
предметом любви и служения являлась
Дева Мария.
Литература
западноевропейского Средневековья
¦ I
Слою «роман» (готапе)
в
Средние века обозначало
любое
вымышленное пове-
ствование
на «романском»,
т.
е. старофранцузском,
языке.
Средние
века — это тысяче-
летний
период (V—XV
вв.)
в
истории европейской
культуры между
антично-
стью и Возрождением
(Ре-
нессансом). «Средними»,
т.
е. «срединными», «промежуточны-
ми»,
их назвали мыслители эпохи
Возрождения.
Они считали, что пос-
ле
крушения Римской империи насту-
пила
полоса культурного одичания.
Но
сегодня к Средневековью можно
относиться
как к эпохе утверждения
Коронация
Карла Великого. Миниатюра из Больших
французских хроник.
Середина XV
в.
и
торжества христианской веры. Хри-
стианство
сделало человека лично от-
ветственным
за свою жизнь и за все
мысли
и деяния. При этом он ощущал
себя
частью какого-либо человече-
ского
сообщества и поступал как
должно
христианину, мужу, рыцарю,
монаху,
крестьянину, члену сельской
общины,
ремесленного цеха, жителю
той или
иной местности и т. д. Поэ-
тому и
персонажи средневековой ли-
тературы
изображаются прежде все-
го как
представители общественных
групп,
причём в согласии с уже сло-
жившимися
правилами и приёмами.
Так, в героических
поэмах мудрый
король-правитель всегда
седобород,
рыцарь-воитель — горяч и
отважен,
влюблённый поэт в рыцарской
лири-
ке — молод и весел, а влюблённый
рыцарь
в рыцарском романе неред-
ко безрассуден.
Эту особенность, ли-
тературы
Средневековья Д С. Лихачёв
определил
как литературный этикет.
Средние века
впоследствии часто
называли
тёмными. Но они были и яр-
кими,
праздничными, нарядными, как
витражи
средневековых готических
соборов.
Сама эпоха включает очень
разные
периоды. Отчётливо различа-
ются
раннее Средневековье (V—XI
вв.);
зрелое
(XII—XIII
вв.) — период рас-
цвета
средневековой цивилизации;
позднее
(XIV—XV
вв.) — так называ-
емая
осень Средневековья, когда в
Италии
уже торжествует Возрождение,
а
в других странах Европы культура
начинает
утверждать себя в неповто-
римом
национальном обличье.
К
средневековой литературе отно-
сят
не только то, что считается ли-
тературой
сегодня, т. е. романы,
новеллы, лирическую
поэзию или
драматические произведения.
Это
192
Литература
западноевропейского Средневековья
также
исторические сочинения и хро-
ники,
дидактическая
(от
греч.
«дидак-
тикос»
— «поучительный», «настави-
тельный»)
поэзия и проза. К «изящной
словесности»
того времени можно
причислить
даже тексты, заменявшие
учебники
средневековым школьни-
кам
— школярам. А ещё письма, жития
святых,
церковные гимны и другие со-
чинения,
использовавшиеся во время
богослужения.
Литературой считают
и памятники
мифологического и ге-
роического
эпоса, первоначально су-
ществовавшие
в устном виде, и народ-
ные песни,
сказки, загадки, пословицы
и
поговорки (то, что в Новое время
называют
фольклором).
ХРИСТИАНСКОЕ
И
ЯЗЫЧЕСКОЕ
Христианство
— фундамент, на кото-
ром
высится здание средневековой
цивилизации.
Не случайно главным
сооружением
в любом городе был со-
бор,
который всегда располагался на
центральной
— соборной — площа-
ди. И человек той
эпохи, каким бы
разным на протяжении
тысячелетия
средневековой
культуры ни был, к ка-
кому
бы сословию ни принадлежал,
прежде
всего — христианин. Он жил
с надеждой
на спасение и вечную
жизнь. Он с
трепетом ожидал часа
Страшного суда,
которым, согласно
христианским
представлениям, долж-
на
закончиться земная история чело-
вечества.
Для каждого в отдельности
таким судным
часом был миг его
смерти, когда он
представал перед
Всевышним. Поэтому
тема смерти
занимает значительное
место в про-
изведениях средневековых
авторов,
а венцом литературы
Средневековья
становится «Божественная
комедия»
Данте, аллегорически
изображающая
путь человека к очищению
от грехов
и к вечной жизни.
Но
средневековый человек во мно-
гом
ещё оставался язычником, варва-
ром
(так римляне вслед за греками на-
зывали
германцев, живших к северу от
Альп,
однако постепенно это название
распространилось
на все народы за
Собор
в Линкольне. Коней XII
в. Англия.
Инициальный
лист
Евангелия
от
Матфея
из
английского
Четвероевангелия.
Коней
VIII
в.
193
Литература
западноевропейского Средневековья
Арабский халифат
—
феодальное
арабо-мусуль-
манское государство,
со-
зданное в VII
в.
Восточный
город.
Гравюра.
границами империи
— и на кельтов,
и на гуннов, и на
славян). Христиан-
ские и варварские
представления со-
существовали и
боролись в его душе
и мировосприятии.
Церковь, пытаясь
утвердить
своё господство, не стреми-
лась,
да и не могла полностью иско-
ренить
тысячелетние варварские обы-
чаи
и приспосабливалась к ним. Более
того,
именно монахи сохранили для
потомков
героические поэмы древ-
них германцев
и скандинавов (гер-
манских народов,
в дохристианские
времена заселивших
север Европы),
эпические сказания и
мифы кельтов.
На основе не дошедшего
до нас эпо-
са франков и готов в X—XII
вв.
в Западной Европе начинает
склады-
ваться героическая поэзия
молодых
европейских народов —
французов,
немцев,
испанцев. Так культурное на-
следие
варваров вошло в состав сред-
невековой
культуры.
Оказала на неё
влияние и мусуль-
манская
цивилизация. В начале VIII
в.
воины
Арабского халифата (с цент-
ром в
Дамаске) захватили большую
часть
Испании, на территории кото-
рой
находилось христианское госу-
дарство
вестготов.
Почти сразу
правители-христиане
оставшихся
непокорёнными север-
ных территорий
Пиренейского полу-
острова начали
Реконкисту (от исп.
гесопдшзсаг
— «отвоёвывать») — борь-
бу
с завоевателями, которых они на-
зывали
маврами. Реконкиста длилась
почти восемь
веков, на протяжении
которых испанцы
не только бились с
маврами, но и
поддерживали с ними
дипломатические
и культурные связи.
Так
народы Западной Европы по-
знакомились
с высокоразвитой араб-
ской культурой:
с алгеброй и астро-
номией, медициной
и логикой, со
многими техническими
новшества-
ми,
в частности с устройством стрель-
чатой
арки (что и привело к расцвету
готической
архитектуры), с любов-
ной лирикой,
возможно повлиявшей
на поэзию юга
Франции — Прован-
са. Из испанских
переводов араб-
ских книг европейские
писатели
узнали особый способ
построения
повествования
— так называемую об-
рамлённую
повесть, когда
в основной
сюжет
вставляются разнообразные
истории.
Например, в повествование
о царевиче,
которого оклеветала ма-
чеха, а отец
приговорил к смертной
казни, включены
рассказы мудрецов,
пытавшихся отсрочить
исполнение
приговора и услаждавших
слух раз-
гневанного
правителя примерами хи-
трости
и коварства женщин. Такое
построение
стало особенно попу-
лярным в европейской
литературе
благодаря «Декамерону»
Боккаччо.
КАК
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ
ЧЕЛОВЕК
ВИДЕЛ МИР
Представления
средневекового че-
ловека о времени
и пространстве от-
личались от
современных. Средне-
вековые космографы
(т. е. те, кто
описывал устройство
Вселенной)
считали, что Земля является
центром
мироздания и окружена
разноуда-
лёнными от неё небесными
сферами.
Такая картина мира совпадала
с хри-
стианским учением о том, что
Бог,
творя мир, поместил в его
центре
Землю и человека — как лучшее
из
своих творений, созданное по
обра-
зу и подобию Божию. Само
мирозда-
ние состоит из Града земного
и Гра-
да Божия. Первый — отмеченное
печатью
грехопадения и смерти бы-
тие (в нём
и царит человек после из-
гнания из
рая). Град земной — это и
194
Литература
западноевропейского Средневековья
преисподняя,
обиталище падших ан-
гелов и грешников.
Град Божий —
потусторонняя вечность,
в центре
которой расположен престол
Творца.
В вечности заключены и все
«идеи»
(своего рода «модели») вещей,
из ко-
торых состоит созданный Богом
зем-
ной мир. Многие из этих «идей»
мо-
гут быть представлены
в глазах людей
только в
виде символов — образов,
требующих
особого истолкования
(роза, крест,
агнец, орёл и т. п.), и ал-
легорий —
условных фигур. И те и
другие
часто встречаются в средневе-
ковой
литературе.
Есть
в ней и карикатурно-натурали-
стические
образы, такие, как полулю-
ди-полуживотные,
карлики, великаны.
Поскольку
средневековый человек
во
многом оставался язычником, то и
мир
в его глазах нередко оказывал-
ся
магическим, заколдованным. Осо-
бая,
чудесная реальность существова-
ла
где-то совсем рядом — стоило
отойти
от порога, выйти за околицу
деревни
или за крепостную стену. Там
начинались
дикие леса и болота, горы
и
пустоши, необжитые пространства,
в
которых куролесила нечисть —
свергнутые
с пьедесталов языческие
божки
и боги. Сохранить душу, а то и
жизнь
можно было, лишь предав себя
мысленно
в руки Божий. Но вера в
провидение
отнюдь не избавляла хри-
стианина
от личного выбора между
добром
и злом — выбора жизненного
пути. Это
словосочетание для средне-
векового
человека имело буквальный
смысл.
Выбирая ту или иную дорогу,
герой
средневекового рыцарского ро-
мана
(как и богатырь в русской сказ-
ке)
определял и свою судьбу.
Особое значение
придавалось пе-
ремещению героя по
вертикальной
оси. Движение вверх, к
небу, означа-
ло приближение человека
к благу,
добру, победу над смертью.
Спуск
вниз символизировал тяжёлое
ис-
пытание, соблазн, грех, а часто и
ги-
бель. Представление о
вертикальном
строении мира опиралось
и на рас-
пространённый во всех
древних,
дохристианских мифологиях
образ
Мирового древа, соединяющего
небо
и
землю. Правда, для язычника распо-
ложение
чего-либо внизу, у корней
древа, вовсе не
было плохим знаком.
Так,
у корней ясеня Иггдрасиля — Ми-
рового
древа скандинавской мифоло-
гии
— протекает источник жизни. Та-
кого
рода источников, бьющих из
недр земли,
много и в мифологии
кельтов; позднее
в сказках и рыцар-
ских романах они
превратятся в вол-
шебные источники.
Символическая
картина
мироздания.
Страница
из книги
Гийяра
де Мулена
«Историческая
Библия».
Около
1350—1355 гг.
Париж.
Перед
учёным стоят
дамы,
символизирующие
четыре
добродетели:
Благоразумие
и
Справедливость
(слева),
Умеренность
и
Воздержание
(справа). Миниатюра
из
средневекового
трактата.
Средневековый
учёный.
Миниатюра
из
рукописной книги.
Коней
VII
—
начало
VIII
в.
Литература
западноевропейского Средневековья
СОЧИНИТЕЛИ,
СЛУШАТЕЛИ,
ЧИТАТЕЛИ
Долгое время
единственной литера-
турой средневекового
Запада была
клерикальная
(от лат.
с1епсаНз
—
«церковный»).
Она рождалась в мона-
шеской
келье; монастырском скрип-
тории —
мастерской, где перепи-
сывались
средневековые рукописи;
епископальной
школе. Это были
не
просто богословские, но учёные со-
чинения
в самом широком значении
слова,
создававшиеся первоначально
на
латыни, а затем и на национальных
языках.
Кроме текстов для богослуже-
ния
в клерикальную литературу входи-
ли
и повествовательная проза, адресо-
ванная
народным «низам» (жития
святых,
поучения), и драматические
сочинения.
На латыни писали свои
стихи
и ваганты, выворачивавшие на-
изнанку
церковные каноны.
Позднее сформировалась
рыцар-
ская
литература, отражавшая
идеа-
лы и образ жизни рыцарства
как
особого сословия, сложившегося
в
Европе во времена Крестовых похо-
дов
(конец XI—XIII
вв.). Рыцарская
литература
создавалась в замках круп-
ных
феодалов или при королевских
дворах.
В
XII—XIII
вв., вслед за подъёмом
городов, возникла
городская
литера-
тура,
которая
отвечала вкусам ре-
месленников и
купцов. Впрочем, это
разделение единого
потока средневе-
ковой литературы на
«сословные»
литературы
довольно условно. Автор
классических
средневековых рыцар-
ских романов
Кретьен де Труа был
клириком
(священнослужителем). Го-
рожане
охотно читали переложен-
ные в прозу
рыцарские повести и
жития
святых. А самые значительные
образцы
средневековой словесно-
сти XIII—XV
вв. объединяют в себе
традиции всех
трёх «сословных» ли-
тератур.
Авторы многих
средневековых
произведений неизвестны.
По-види-
мому, сочинитель часто не
считал
необходимым открыть своё
имя,
не стремился остаться в памяти
по-
томков. Он лишь создавал собствен-
ную
версию чего-то уже существо-
вавшего
до него, «ничейного». И это
«ничейное»,
согласно его представле-
ниям,
таковым и должно было остать-
ся.
Однако в некоторых жанрах зре-
лого
Средневековья, например в
рыцарской
лирике, роль автора уже
196
«Исповедь»
Аврелия Августина
«Исповедь» аврелия августина
становится более
важной — имена
большинства
поэтов-трубадуров (от
Прованс.
1гоЬаг — «слагать
стихи»)
дошли до нас через
столетия.
Средневековые
писатели, как пра-
вило,
пользовались набором одних и
тех же
образов, мотивов, сюжетов,
В
397 г. паства Аврелия Августина
(354—430),
епископа из Гиппона — го-
рода,
расположенного неподалёку от
Карфагена,
в римской провинции Се-
верная
Африка, — обратилась к нему
с просьбой
рассказать о своей жизни,
т.
е. написать поучительную
автобио-
графию
(такой жанр
был известен в
позднеантичной
литературе). Августин
создал
книгу, в заглавии которой сто-
ит
слово «СопГеззюпез», производное
от
сопГеззю — «покаяние».
Так родилась
знаменитая «Испо-
ведь», а вместе с
ней возник новый
литературный жанр,
столь важный
для последующей европейской
сло-
весности.
На первый взгляд
автор действи-
тельно хочет поведать
читателю о
собственной жизни. Но
повество-
вание доходит лишь до момента
кре-
щения Аврелия, которое он принял
в
387 г. в возрасте 32 лет (тогда он и
получил
имя Августин). Августин пи-
шет
«Исповедь» не для того, чтобы за-
печатлеть
свой особый, ни на чей
другой не похожий
жизненный путь.
Напротив, автор хочет
показать, из
чего складывается жизнь
любого че-
ловека до того момента,
когда перед
ним откроется истина
христианской
веры
и он из безликого грешника ста-
нет
личностью.
Рассказывая о
детстве, прошед-
шем в небольшом
североафрикан-
ском
городе Тагасте, Августин преж-
де
всего вспоминает о годах учёбы
в
школе, устроенной по образцу всех
школ
Римской империи, где по мно-
говековой
традиции знания в детей
было
принято «вбивать». Из его памя-
ти
не изгладились испытанные тогда
а часто и
художественных приёмов,
уже известных
слушателям и читате-
лям их произведений.
От автора тре-
бовали не изобретательности
в по-
строении повествования, не
новых
поворотов в развитии знакомых
тем,
а соблюдения традиции.
несчастья и
издевательства (судя по
его собственным
признаниям, ма-
ленький
Аврелий не мог заставить се-
бя
делать то, что ему не нравилось,
любил
«игры», т. е. спортивные состя-
зания,
и ненавидел греческий язык).
Августин
не стремится предста-
вить человека
полностью зависимым
от
сложившегося порядка вещей. Дело
не
в учителях и родителях («Они
ведь
только и думали, чтобы я прило-
жил
то, чему меня заставляли учить-
ся, к
насыщению ненасытной жажды
нищего
богатства и позорной сла-
вы»).
Дело в самой природе человека,
в
том первородном грехе, печать ко-
торого
лежит на человечестве. Перво-
родный
грех совершили, согласно
Библии,
первые на земле люди —
Адам и Ева,
ослушавшиеся Бога и за
это изгнанные
из рая. Августин и
в
себе — маленьком мальчике — ста-
рается
разглядеть «большого грешни-
ка».
Он исповедуется, а значит, кает-
ся
в содеянных грехах и неправедных
«!
Публичные исповедания
своих грехов
перед лицом
общины практиковались
в
среде ранних христиан.
Витторе
Карпаччо.
Святой Августин.
1502—1507
гг.
Литература
западноевропейского Средневековья
Михаэль
Пахер.
Диавол и Августин.
1483 г.
Беноиио
Гоииоли.
Августин
преподаёт
риторику
и
философию.
Коней
XV
в.
помыслах,
останавливаясь на, казалось
бы,
малозначительных событиях.
Небогатый, но
честолюбивый
отец Аврелия, скромный
римский
чиновник, накопив денег, смог
по-
слать сына учиться в Карфаген
—
крупный город Римской империи.
Ожидая
отъезда, юноша слонялся
без дела по
улицам Тагасты в компа-
нии таких же
повес. Однажды им
взбрело в голову
ночью залезть в сад
соседа за грушами.
Унесённую с со-
бой добычу юнцы даже
не стали
есть. Этому случаю Августин
посвя-
щает
немало страниц: кража груш по-
буждает
его к размышлениям о при-
роде греха,
о сладости совершения
поступка,
«который был тем приятен,
что
был запретен».
Сообщает он и о
том, что учился
в отрочестве главной
науке време-
ни — риторике, т. е.
ораторскому ис-
кусству,
без овладения которым рим-
ский
гражданин не мог участвовать
в
общественной жизни, выступать в
суде,
торгуя «красивой ложью» и «по-
бедоносной
болтливостью».
В «Исповеди»
рассказывается о
жизни Августина в
Карфагене, где
в
374 г. он начал преподавать ритори-
ку
и стал одним из самых известных
и
блестящих риторов. Автор вспоми-
нает
о том, как он был завсегдатаем
театров
(этот вид искусства решитель-
но
отвергали первые христиане, нена-
видевшие
всё «притворное»), как уча-
ствовал в
состязаниях драматических
поэтов,
как влёк его к себе форум —
место
публичных выступлений, где, по
его
словам, он был бы осыпан похва-
лами
тем больше, чем искуснее бы
лгал. С
раскаянием Августин при-
знаётся в
своих любовных увлечени-
ях (в 372 г. у
него родился внебрач-
ный сын, уже
умерший к моменту
написания «Исповеди»).
Но
именно в эти годы у Августина
пробуждается
интерес к философии.
Духовные
искания поначалу приводят
его
в секту манихеев — последовате-
лей
учения пророка Мани, изобража-
вшего
бытие как борьбу двух равных
начал
— Добра и Зла. Автор «Испове-
ди»
коротко сообщает о переезде в
Италию,
в Рим, а затем в Медиолан
(ныне
Милан), где он всё ещё надеялся
продолжить
риторскую карьеру. Более
подробно
Августин рассказывает о
решающем для
него времени (384—
387 гг.), которое
началось со встречи
в Медиолане с
известным раннехри-
стианским
деятелем и поэтом Амвро-
сием
Медиоланским и закончилось
его
крещением и решением вернуть-
ся в
Африку, чтобы посвятить себя
христианскому
служению.
«Исповедь»
Аврелия Августина
В отличие от
автобиографии испо-
ведь
повествует не о жизни «челове-
ка
внешнего», а о рождении «человека
внутреннего»
— христианина. На про-
тивопоставлении
этих двух ипостасей
образа
человека и основана книга Ав-
густина.
Она открывается хвалой Богу
и
обращением к Нему. Между автором
и
Богом выдерживается дистанция и в
то
же время устанавливается очень
тесный
контакт: «…позволь мне гово-
рить
перед Тобой, Милосердный, мне,
„праху
и пеплу”. Позволь всё-таки го-
ворить:
к милосердию Твоему, не к че-
ловеку,
который осмеёт меня, обраща-
юсь
я. Может быть, и Ты посмеёшься
надо
мной, но, обратившись ко мне,
пожалеешь
меня».
На фоне
непрерывающегося диа-
лога с Богом
разворачивается столь
же напряжённый
диалог Августина с
самим собой,
отражающий борьбу в
его
душе «человека внешнего» и «че-
ловека
внутреннего», «ветхого» и «но-
вого».
Рассказывается и о моменте
наивысшего
напряжения этой борь-
бы.
Августин вспоминает о чудесном
озарении,
пережитом им в саду под
смоковницей,
когда, плача от бесси-
лия найти в себе
источник веры, он
услышал детский
голос, повелева-
ющий ему открыть
книгу и читать.
Вернувшись в дом,
Августин наугад
открывает евангельские
Послания
(см.
статью «Новый Завет») и сразу на-
ходит
вразумляющие его слова…
«Исповедь»
написана на латинском
языке,
который на долгие века станет
единственным
письменным языком
европейских
народов. Впрочем, когда
жил
и творил Августин, этих народов
ещё
не было. Были римляне, точнее,
подданные
Римской империи, к кото-
рым
принадлежали и родители Авре-
лия —
по происхождению берберы.
Римлян со всех
сторон теснили
варвары (летом 430 г.
вандалы, пере-
правившись через
Гибралтар, осади-
ли Гиппон; Августин
умер как раз во
время этой осады).
Хрисгиане были
не
столь уж многочисленны. Но вера,
объединившая
их в Церковь, опреде-
ляла
будущее Европы, ещё неразличи-
мое
для современников Августина.
Было
ясно одно: Рим и его цивилиза-
ция,
римская культура, римское пра-
во,
римские боги и обычаи обречены,
их
время истекает, уже истекло…
Человек начинает
умирать, едва
родившись, — такова
одна из люби-
мых
мыслей Августина. Безнадёжному
природному,
историческому, собы-
тийному времени,
разделённому на
прошлое,
настоящее и будущее, Авгу-
стин
противопоставил в своём сочи-
нении
время, сосредоточенное в душе
человека
и сводимое к единственно-
му настоящему:
«Некие три времени
эти существуют в
нашей душе, и ни-
где в другом месте я
их не вижу: на-
стоящее прошедшего —
это память;
настоящее настоящего —
его непо-
средственное созерцание;
настоящее
будущего
— его ожидание». Времени
противостоит
вечность, находящаяся
за пределами
земного мира, в Боге.
Этим и другим
размышлениям
Августина об устройстве
мироздания
и
о человеке посвящены заключитель-
ные
части «Исповеди», в которых уже
почти
ничего о самом авторе не гово-
рится.
Крещение ознаменовало конец
грешного
пути Августина как отдель-
ного
«я». С этого момента началась его
судьба,
общая с судьбой единоверцев,
Церкви,
в истории которой ему при-
надлежит
выдающаяся роль.
Августин, как и
многие другие Отцы
Церкви,
жил до начала Средневековья,
в
эпоху поздней античности. Но по
сути
именно их писания — подлин-
ный исток
средневековой культуры.
Фра
Филиппо Липпи.
Видение
Блаженного
Августина.
1441— 1447 гг.
Ш
Берберы — группа
наро-
дов,
коренное население
Северной Африки.
199
Литература
западноевропейского Средневековья
ИРЛАНДСКИЙ
ЭПОС
ш Кельты —
группа древ-
них народностей, обита-
вших
во второй половине
I
тысячелетия до н. э. на
большей части
Центральной
Европы к
северу от Альп,
Пиренейском
полуострове
и на Британских
островах
В эпоху Великого
переселе-
ния народов
(ГУ—VII
вв.)
континентальные
кельты
смешались с германскими
племенами.
Лучше всего
кельтская культура
сохрани-
лась на
северо-западной
окраине
Европы: в Ирлан-
дии,
Шотландии, Уэльсе.
Кельтская
скульптура.
III—II
вв. до н. э.
Культовая
повозка.
Бронза. VII
в. до н. э.
Мифологические
и героические пре-
дания ирландских
кельтов сначала
бытовали в устной
форме — как
небольшие
прозаические повествова-
ния.
В наиболее драматических и
эмоционально
напряжённых эпизо-
дах
встречаются стихотворные встав-
ки
— для выражения переживаний
героев,
описания видений и пророче-
ских
предсказаний. Учёные Нового
времени
назвали произведения кельт-
ского
эпоса сагами
— по аналогии
с
древними исландскими преданиями,
также
сложенными прозой.
Первоначально
ирландские саги
предназначались для
запоминания и
исполнения
во время языческих риту-
альных
действий. Затем они стали зву-
чать
на праздничных пиршествах,
которые
часто описываются в самих
сагах.
Главным праздником у кельтов
был
Самайн, когда отмечали наступ-
ление
зимы и Нового года (по кельт-
скому
календарю он приходил в ночь
на
1 ноября). Тогда на всём острове
гасли
огни, зато в его центре — свя-
щенной
столице всех ирландских ко-
ролевств
Таре — друиды (кельтские
жрецы) разжигали
огромный костёр
для жертвоприношений,
и вокруг
устраивалось пиршество.
Празднова-
ние Самайна было связано
со слож-
ным ритуалом, благодаря
которому
обеспечивалась
преемственность сме-
нявшейся
с наступлением Нового года
королевской
власти. Отголоски ритуа-
лов,
связанных с Самайном, слышны
во многих
сагах.
В
«Похищении быка из Куальнге»
рассказывается
о походе, затеянном
Айлилем
и Медб, правителями Коннах-
та
— одного из пяти ирландских ко-
ролевств,
— против Улада (Ульстера,
современного
Ольстера), в котором
правил
король Конхобар. Целью похо-
да
стало похищение у Дайре — одно-
го
из подданных Конхобара — гигант-
ского
быка Донна Куальнге. Увести у
соседей
домашних животных, а то и
целые стада
было обычным делом
для
кельтов, живших скотоводством и
разбоем.
К войску Айлиля и Медб при-
соединяются
войска других коро-
левств:
Мунстера, Лейнсгера и Миде.
Образ
инициатора похода Медб сим-
волизировал
верховную власть (тради-
ции
матриархата, т. е. власти женщин
над
мужчинами, в Древней Ирландии
были
ещё очень сильны). Власть же
200
Ирландский
эпос
опирается
на военную силу. «…Лучшей
была
я в сражении, бою, поединке», —
похваляется
Медб, вспоминая о своих
девичьих
годах. Поэтому Донн Ку-
альнге —
мифическое воплощение
этой
силы — должен оказаться у Медб.
Для
похода выбрали время, когда жи-
тели
Улада во главе с королём страда-
ли
от болезни, насланной на них бо-
гиней
Макой: в течение пяти дней они
были
недееспособны и переживали
все
муки рожающей женщины. Лишь
юный
Кухулин и его возница избегли
проклятия.
Поэтому на долю богаты-
ря выпадает
защищать границы Ула-
да — броды и
проходы в горных
ущельях,
— сражаясь в одиночку с вой-
сками
четырёх королевств.
Каждую ночь с
Самайна до весны
Кухулин
уничтожает по сотне рядовых
бойцов,
а днём побеждает по одному
из
сильнейших воинов Медб. В их чис-
ле
богатырь Фер Диад — побратим и
друг
Кухулина, оказавшийся в стане
врага.
Пространное описание сраже-
ния
Кухулина с Фер Диадом — цент-
ральная
и наиболее драматичная часть
саги.
Одержав победу, Кухулин в сти-
хах
оплакивает убитого им друга.
Единственный, кто
может проти-
востоять
Кухулину, — его воспитатель
*«У*ЙЙЛ
МНОГОЛИКИЙ КУХУЛИН
«Тут
в первый раз исказился Кухулин, став
многоликим, ужасным, неузна-
ваемым,
диким. Вздрогнули бёдра его, словно
тростник на течении иль де-
рево в
потоке, задрожало нутро его, каждый
сустав, каждый член. Под обо-
лочкою
кожи чудовищно выгнулось тело, так что
ступни, колени и голени
повернулись
назад, а пятки, икры и ляжки очутились
впереди… Меж тем
обратилось лиио его
в красную вмятину. Внутрь втянул он
один глаз, да так,
что и дикому журавлю
не изловчиться бы выташить его из черепа
на теку.
Выпал наружу другой глаз
Кухулина, а рот дико искривился…
Геройское сия-
ние исходило со лба
Кухулина… Будто мачта огромного корабля
был вы-
сокий, прямой, крепкий, могучий
и длинный поток тёмной крови, что
взды-
мался над его макушкой и расходился
магическим тёмным туманом… Так
исказившись,
поднялся Кухулин на свою боевую
колесницу…»
Эта
картина — не компьютерное преображение
инопланетного чудо-
вища, которое так
часто встречается в фантастических
фильмах конца
XX
в., а превращение главного персонажа
ирландского героического эпо-
са —
богатыря Сетанты по прозванию Кухулин
(Пёс Кулана). Когда Ку-
хулин спокоен,
он выглядит значительно привлекательнее,
с учётом то-
го, что представления
древних кельтов о красоте существенно
отличаются
от современных: «Воистину
прекрасен был юноша, что появился тогда
пе-
ред войском… Трёх цветов были его
волосы — чёрные у кожи, кроваво-
красные
посередине, а сверху, словно корона,
они были золотые… Четы-
ре ямочки
было у него на щеках — жёлтая с зелёной
да голубая с красной.
По семь драгоценных
каменьев сверкали в его королевских
очах. Семь паль-
цев было на каждой
его ноге, семь на каждой руке, и всякий
был цепок,
как коготь ежа или ястреба…».
Нечеловеческий
облик, который принимает одержимый
гневом бога-
тырь, сын смертной женщины
и бога света Луга, не имеет аналогов в
эпо-
се западноевропейских народов.
Подобные «портретные» описания
можно
найти разве что в эпосе Лревней
Индии. Объясняется это тем, что
сказания
кельтов отражают очень
архаичную (древнюю) стадию развития
культуры.
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КУХУЛИНА
У
Кухулина, как у всякого эпического
героя, есть своя биография. Она
начинается
рассказом о его рождении и необыкновенных
подвигах, со-
вершённых им ешё’В раннем
детстве. Затем он сватается к
прекрасной
Эмер. Заканчиваться
жизнеописание должно эпизодом трагической
ги-
бели богатыря.
В
саге «Похищение быка из Куальнге» есть
рассказ о героическом дет-
стве
Кухулина, вложенный в уста Фергуса.
Лругие же эпизоды его био-
графии
разбросаны по примыкающим к «Похищению…»
сагам — «Сва-
товство к Эмер», «Смерть
Кухулина». Как и было предсказано герою
ешё
в детстве (тема этого пророчества
ранней смерти Кухулина проходит че-
рез
всю сагу), он погибает в возрасте 27 лет
— через 10 лет после собы-
тий, описанных
в «Похищении…». Кухулину предстоит
пасть от рук ко-
варных врагов, сумевших
справиться с непобедимым героем только
при
помоши волшебства. Колдуны насылают
на уладских воинов, сражавших-
ся
вместе с Кухулином, сонную болезнь, а
самого богатыря вынуждают
нарушить
ряд наложенных на него гейсов —
запретов-заклятий, в резуль-
тате чего
он становится уязвимым и бессильным.
Рукопись
саги «Похищение быка из Куальнге». XII
в.
201
Литература
западноевропейского Средневековья
и
приёмный отец мудрец Фергус.
Могучий
Фергус — бывший король
Улада,
вынужденный покинуть стра-
ну и
нашедший убежище при дворе
Медб. В
решающей битве с изранен-
ным Кухулином,
помня о некогда
данном воспитаннику
обещании,
КТО
ЗАПИСЫВАЛ ИРЛАНДСКИЕ САГИ
НИН
Лука делла
г1й111
Роббиа. Бард.
XV
в.
Первые
записи ирландских саг относятся к
VI—VIII
вв., хотя со-
хранились они в списках
более позднего времени (X—XIII
вв.). За-
писывали сказания в монастырях,
которые во множестве возни-
кали на
местах древних языческих капищ после
того, как в 432 г.
Ирландия приняла
христианство. Ирландские монахи мало
инте-
ресовались космогоническими
мифами, явно расходящимися с
христианским
учением о сотворении мира. Значительно
благоже-
лательнее они относились к
героическим народным преданиям.
В
течение тысячелетий хранителями
сказаний, в том числе и свя-
щенного
знания об устройстве Вселенной, были
друиды. После пе-
рехода страны к
христианству они исчезли как сословие
(многие
приняли крешение и стали
монахами во вновь создаваемых
мо-
настырях). Друидов сменили филиды
— сказители и подлинные
творцы
ирландского эпоса, а тех, в свою очередь,
— барды, кото-
рым при филидах отводилась
скромная роль певцов-исполнителей.
В
«эпоху викингов» (VIII—X
вв.), когда даже стены ирландских
монастырей
не могли защитить филидов от гибели, и
позднее,
когда в XII
в, Ирландия оказалась под властью
англонорманнов,
монахи спешили
записать как можно больше саг и спасти
от
забвения культуру своего народа.
Они создавали большие руко-
писные
своды; при этом прояснялись тематические
связи между
отдельными преданиями.
Так возникли большие эпические
пове-
ствования вроде саги «Похищение
быка из Куальнге».
Ритуальная
сиена. Рельеф на котле из Гундеструпа.
Фергус
поворачивает войска, и сраже-
ние
заканчивается в пользу уладов.
За-
вершается
«Похищение…» рассказом о
символической
битве двух божест-
венных быков,
когда-то бывших сви-
нопасами у богов.
Победитель Донн
Куальнге разбрасывает
части тела
убитого им противника по
землям
Ирландии, что сопровождается
наре-
чением той-или иной местности
име-
нем этой части тела (явная
параллель
с индоевропейским мифом о
сотво-
рении мира из тела великана).
В
других «пристроенных» к «Похи-
щению…»
сагах повествуется о судьбе
короля
Конхобара («Рождение Конхо-
бара»,
«Смерть Конхобара») — сына
друида
Катбада и женщины по имени
Несс.
(По иной версии предания, Несс
родила
Конхобара от некоего сверхъ-
естественного
существа, проникшего
в
её чрево в виде червя, проглоченно-
го
с водой.) Идеальный король и пра-
витель,
Конхобар способен и на жес-
токие и
своевольные поступки. Так, в
саге
«Изгнание сыновей Уснеха» он от-
нимает
у юного Найси и любимую де-
вушку —
Дейрдре, и жизнь.
202
Ирландский
эпос
Самым
поздним по времени воз-
никновения
циклом ирландских саг
является цикл
Финна — мудреца и
предводителя отряда
воинов-охотни-
ков. Этот цикл стал
популярен во
всей
Европе после того, как шотланд-
ский
поэт Джеймс Макферсон опуб-
ликовал
в 1765 г. сочинённые им
поэмы, стилизованные
под старину.
Автор
приписал их сыну Финна — ле-
гендарному
барду Оссиану (Ойсину).
Многие
относящиеся к циклу Финна
саги
утрачивают героический харак-
тер и
начинают походить на вол-
шебные
сказки. Не случайно в них
черпали своё
вдохновение создатели
средневековых
рыцарских романов.
Так, «Сага о
преследовании Диар-
майда
и Грайне» — один из источни-
ков
легенды о Тристане и Изольде
(см.
статью «Рыцарский роман»).
Распространённый
сказочный мо-
тив саг — любовь смертных
и сидов,
маленьких
существ, наделённых уди-
вительной
красотой и вечной моло-
достью и
обитающих то ли на чудес-
ном острове
за морем, то ли под
землёй в холмах
(их поселения так-
же именуются сидами).
Вероятно,
в глубокой древности сиды
принад-
лежали к богам того же ранга,
что и
самые главные боги Ирландии
из
племени богини Дану. Но после
при-
нятия Ирландией христианства
зна-
чение их и других языческих
богов
существенно уменьшилось. От
ир-
ландских сидов ведут своё
проис-
хождение феи и эльфы —
сказочные
персонажи западноевропейской
ли-
тературы Средних веков и
Нового
времени.
Группа
ирландских саг посвящена
плаваниям,
приводящим героев в
«страну блаженства»
— на острова
потустороннего
мира, где время оста-
новилось.
Например, в саге «Плавание
Брана,
сына Фебала» рассказывается
о появлении
в королевском замке
Брана женщины в
необычной одеж-
де. Она поёт песнь о
далёком пре-
красном
острове — «радости для взо-
ров,
обители славы», на котором
«сонм
героев предаётся играм». Заво-
рожённый
песней и приснившимся
ему незадолго
до явления женщины
сном,
Бран с «трижды девятью» мужа-
САГА
«РАЗРУШЕНИЕ ДОМА ДА-АЕРГА»
Столкновение
двух времён, двух состояний мира —
старого и но-
вого, до и после Самайна
(Нового года) — лежит в основе
ми-
фологической саги «Разрушение
дома Да-Дерга». В ней повест-
вуется
о гибели короля Конаире и его свиты в
доме кузнеиа
(классический персонаж
мифологического эпоса) Да-Дерга,
где
король останавливается на ночлег
во время объезда своих охва-
ченных
пламенем земель. В доме Да-Дерга Конаире
принимает
смерть от руки одноглазого
разбойника Ингкеля. Одноглазость,
как
и однорукость, в кельтской мифологии
— знак принадлеж-
ности к потустороннему
подземному миру хаоса и смерти. Инг-
кель
вдобавок трижды поджигает дом Да-Дерга,
превращая его
в своего рода новогодний
костёр. Смерть Конаире не случайна,
а
предначертана, и происходит она (как и
смерть богатыря Ку-
хулина) в результате
последовательного нарушения королём
на-
ложенных на него загадочных гейсов
(запретов-заклятий). Конаи-
ре, в
частности, запрещено убивать птии (этот
гейс, впрочем,
объясним происхождением
Конаире от короля птии), объезжать
столииу
Тару справа налево (нарушать путь
солниа?), проводить
ночь в доме, в
котором снаружи виден огонь, впускать
в жили-
ще после заката одинокого
мужчину или женшину и т. п.
Наложение
или нарушение гейса — один из самых
распростра-
нённых мотивов ирландского
эпоса, символизирующий два со-
стояния
мира: упорядоченное, где соблюдается
система запре-
тов, и хаотическое.
Чтобы вывести мир из неуправляемого
состояния,
нужна жертва — чаше всего эта участь
достаётся ге-
рою, правителю или
правителю и герою в одном лиие (если
толь-
ко человека не заменяет животное,
например священный бык).
Кельтская
маска
на
морду лошади.
ми отправляется
в плавание и доби-
рается до Острова
Радости, где про-
водит много лет, хотя
ему и его спут-
никам кажется, что
пробыли они на
острове только один
год.
Когда Бран и его
товарищи ре-
шают вернуться в Ирландию,
хозяй-
ка острова предупреждает,
чтобы
они остерегались коснуться
ногой
земли. Достигнув побережья
Ирлан-
дии, путешественники узнают,
что
никто на их родине не знает
челове-
ка по имени Бран, зато в
старинных
ирландских повестях
рассказывается
о плавании Брана. А
когда один из
спутников
всё же ступает на берег, он
сразу
обращается в груду праха —
«как если
бы его тело пролежало в
земле уже
много сот лет».
К такому столкновению
разных
времён часто обращались
писатели
XX
в. — разве что фантастические ост-
рова
блаженства заменялись в их кни-
гах
другими планетами и галактиками.
203
Литература
западноевропейского Средневековья
Сочинение: Сила и слабость человека в понимании Горького
Сила и слабость человека в понимании М. Горького (“Старуха Изергиль”, “На дне”)
Во все века человек стремился к познанию своего “я”. Одна из основных, может быть, главных целей искусства – раскрытие этой тайны. Открыть человеку глубины его души, сделать его лучше, сильнее – в той или иной степени этого добивается каждый писатель. Особенно это свойственно русской литературе с ее глубочайшими нравственно-философскими корнями. Проблему добра и зла, силы и слабости человека пытались разрешить великие умы, люди, много выстрадавшие и испытавшие – Пушкин, Толстой, Достоевский. Горький столкнулся с этой проблемой очень рано. Уже в первых произведениях молодого писателя проявился не только незаурядный талант рассказчика и художника, но и умение отстаивать свои убеждения. И позже опыт жизни не притупил таланта, вера в свою правоту лишь окрепла.
Уже в самом начале своего рассказа старуха Изергиль делит людей на “стариков с детства” и “юных, которые любят”. Это очень важно для Горького. Яркие, сильные люди всегда были привлекательны для него. Один лишь холодный ум без молодого сердца не дает человеку истинной силы. Таков Ларра – герой первой легенды. Недаром его отец – орел – житель холодных вершин. Гордости, уверенности в своем превосходстве недостаточно для счастья. Это не сила Ларры, а слабость. В понимании Горького лишь горячая любовь к людям, к своему делу, к родной земле дает человеку твердость в жизненных испытаниях. Данко, жертвующий собой ради других, сильнее Ларры.
В связи с этим возникает важнейший вопрос: как действительно сильный человек относится к окружающим? Это один из основных вопросов, ответ на который не дает вся мировая литература. Позиция Горького здесь ясна. Кажущаяся сила Ларры, которому люди якобы не нужны, не выдерживает испытания одиночеством. В более поздних произведениях Горький усложняет вопрос: одиночество среди людей – следствие ли это силы или слабости? И дает ответ: сильный не может быть одинок, он всегда среди людей – пусть чуждых ему по духу, но страдающих. И это понимает Сатин после встречи с Лукой. Но взгляды этих героев все же расходятся в главном. Лука считает, что слабый должен найти в жизни опору и обязанность сильного – помочь ему в этом. Сатин уверен, что, действительно, сильному не нужна опора и ждать лучшего будущего в бездействии – не для настоящего человека. Он приходит к этому убеждению не сразу. Мы можем следить за его развитием по ходу пьесы.
При первой встрече с обитателями ночлежки мы видим, что перед нами люди глубоко страдающие и одинокие. Попав на самое дно жизни после многих лишений, они стали безжалостны к себе и к другим. Каждый замкнут на своем горе и ведет о нем нескончаемый рассказ, не слушая никого и не желая быть услышанным. Ответ на жалобы – смех, издевательства. Барона, живущего за счет Насти, лишь забавляют ее слезы и фантазии. Клещ презирает всех, он, “рабочий человек”, вырвется из ночлежки, он не таков, как все ее обитатели. И только после смерти Анны, продав все свои инструменты, потеряв всякую надежду, он понимает и принимает их как товарищей по несчастью. Каждый герой пьесы ищет опору в уходе от жестокой реальности. Наташа, Васька Пепел мечтают о будущем. Анна надеется на успокоение после смерти. Актер “грезит” о прошлом, с каждым разом расцвечивая его все более яркими красками. Настя, у которой нет ни прошлого, ни будущего, уходит от настоящего в воображаемый мир “чистой любви”. Лука попытался перенести их мечты в реальный мир, и они потерпели крах одна за другой. Ведь эти мечты не облегчают реальности, а лишь в малой степени заменяют ее. Всем им остается лишь беспробудное пьянство, ибо пробуждение страшно. Лишь сильный человек, утверждает Горький, способен смотреть в лицо реальности. Но без цели в жизни, без уверенности в своих возможностях изменить мир он не способен противостоять невзгодам. И мы видим людей, сильных духом, но не знающих долга перед собой и окружающими. Бубнов, которому многое дано, уже утратил себя. Барон издевается над всеми и быстро теряет человеческие черты. Сатин лишь в начале этого пути. Кто знает, какая судьба ждала его, не появись в ночлежке Лука. Недаром Сатин позже скажет, что Лука подействовал на него, как кислота на потускневшую монету. Сатин понимает, что назначение сильного – не утешать страдающих, а искоренять страдание, зло. Это одно из самых твердых убеждений Горького.
Для Горького сила – в стремлении вперед “к свободе, к свету”. Лишь горячее сердце и сильная воля, вера в победу помогут пройти этот путь. И память о тех, кто на этом пути пожертвовал собой ради других, как звезды – искры сердца Данко будут освещать дорогу идущим следом.
1. Средневековая литература, национальные эпосы
Средневековье – один из самых продолжительных периодов в истории западноевропейской литературы, сопоставимый только с античностью. После крушения Римской империи на территории Западной Европы началось великое переселение народов, приведшее к созданию новых христианских государств, осваивающих освободившееся политическое и культурное пространство.
Принято считать, что средневековье уничтожило древнюю цивилизацию, философию, политику и юриспруденцию, и единственным ее заимствованием от погибшего древнего мира было христианство. Кроме того, существует устойчивое представление об этой эпохе как о мрачном периоде истории, в котором безраздельно властвовала церковь, подчинявшая своему влиянию все области человеческой деятельности. Однако для адекватной оценки культуры европейского средневековья необходимо учитывать три важнейших момента:
1. несмотря на общепринятое мнение, разрыв культурной преемственности между античностью и средневековьем не был полным и катастрофичным;
2. влияние церкви на становление новой, христианской по своему духу цивилизации, в частности, на образование и искусство имело не только отрицательное, но и положительное воздействие;
3. искусство и литература средних веков в разных странах и на разных этапах исторического развития неоднородны.
Источниками средневековой литературы являются:
традиции национального фольклора,
наследие античности,
христианское мировоззрение
В IX-X веках территория западноевропейских стран была малолюдна, население расселялось на плодородных землях, в основном вокруг сохранившихся с античных времен городов Средиземноморья, где, с течением времени, стали строиться христианские храмы, дворцы государей и их баронов, сохранялись и переписывались книги. Книга почиталась не только как материальная, но и духовная ценность, поскольку несла в себе Божественный глагол. Люди вели натуральное хозяйство, которое постепенно, благодаря торговле, стало приобретать все более открытый характер и обмен товарами привел к обмену духовными ценностями.
Столицей нового христианского мира стал «новый Рим» – Аахен, в котором правил легендарный король Карл Великий – фигура действительно мощная и масштабная. Органичным метаязыком средневековья и универсальным способом самовыражения была архитектура. Центральным, написанным на этом языке культурным текстом 1000-го года считалась, несомненно, Аахенская капелла, базилика (круглая церковь), совмещающая в себе квадрат, восьмиугольник и круг, постепенно переходящие друг в друга как символ восхождения от телесного к духовному, от земного к небесному. Во время молитв внизу располагался в строгом иерархическом порядке весь императорский двор, на втором этаже (один!) молился сам император, помазанник Бога на земле. Наследник Карла Великого, Оттон Ш велел вскрыть саркофаг своего предшественника, снял с шеи скелета золотой крест и повесил его на себя. Этот кощунственный исторический жест означал многое: европейские короли принимали на себя божественную благодать своего великого предка.
Феодализм, как общественная формация, отражал характер общественных отношений. Символом феодальной власти был замок, представлявший собой сначала земляную, потом деревянную, а в дальнейшем и каменную крепость. Владельцу замка – сеньору, или сюзерену служили воины, называвшиеся его вассалами (буквально – “малыми ребятами”). За это они получали пропитание и определнные социальные привилегии. Культ воинской отваги в рыцарской среде поддерживался турнирами и военными походами, часто напоминавшие разбойничьи набеги. При этом в выработавшемся кодексе рыцарской чести самым основным стало представление о чести, ценимой дороже жизни.
Великую роль в передаче на Запад традиций античности играла Византия. Западные монархи женились на византийских принцессах, приглашали ученых византийских монахов. В условиях разноплеменного населения Европы единственным понятным всем языком была латынь, которую, для укрепеления своей власти, использовало западное крыло христианства в лице римской католической церкви Естественно, латынь стала и языком ку.льтуры и межнационального общения. Преподавание в европейских университетах велось на ученой латыни, что делало возможным обучение представителей разных народов. Легенда гласит, что сам Карл Великий вставал глубокой ночью для занятий латинской грамотой.
Конечно, произведения античных авторов сохранялись и допускались лишь в той мере, какую определяла церковь, однако, несмотря на неприятие языческой культуры, латынь изучалась на материале произведений великих римлян: Вергилия, Сенеки, Боэция, Овидия и др. Частная и общественная жизнь также контролировалась церковью, подчинялась установленным ею обрядам. Укреплению церковной власти служили тщательно продуманные, яркие театрализованные религиозные ритуалы. Особенно грандиозным был спектакль, завершаемый в день Пасхи инсценировкой воскресения Иисуса Христа.
Главенствующую роль играла церковь и в деле образования. Церковные и монастырские школы, равно как и университеты, давали знания не противоречащие вере, а подтверждающие ее. Система изучаемых семи дисциплин назывался ARTES LIBERALES и состоял из двух циклов:
первый – тривиум, включал в себя грамматику, риторику и диалектику (формальная логика),
второй – квадривиум ,– арифметику, геометрию, астрономию и музыку.
Изучение дисциплин имело преимущественно прикладной характер. Без грамматики, риторики и диалектики невозможно было бы переписывать церковные книги, сочинять молитвы, читать проповеди, строить церкви. Романская базилика, спроектированная по преданию, не без участия Петра и Павла, синтезировала в себе искусство псалмопения и сложные арифметические выкладки. При этом цифры и геометрические фигуры имели символическое сакральное значение: 1 – адресует нас к единому Богу; 2- к Иисусу Христу, соединившему в себе две сущности богочеловеку, 3 – к Троице, 4 – к четырем сторонам света, четырем рекам в Раю, четырем стихиям, четырем Евангелистам, четырем главным добродетелям, четырем концам креста и т.д. За квадратом и кругом скрывались Рай потерянный и Рай будущий…
Религиозными идеями мироустройства пронизана и пришедшая на смену базилики готическая архитектура, в которой все части связаны принципом господства и подчинения. Громада готического собора всем своим лесом колонн и пилястр устремляется в едином могучем порыве к небу и в то же время каждый уголок собора, каждый витраж, каждая башенка, каждая деталь является сама по себе чем-то законченным.
Самой престижной наука была теология, непререкаемый арбитр в философии, этике, эстетике, политике, юриспруденции. Наконец, церковь руководила и эстетической жизнью общества, все виды искусства – архитектура и живопись, скульптура и музыка были проникнуты религиозными идеями и сюжетами. Театр и литература культивировали специфические церковные жанры: мистерию, миракль, духовные стихи, парафразы псалмов и библейских сказаний.
С другой стороны, под влиянием светской жизни в культуру средневековья проникали и далекие от религиозного аскетизма мотивы, основанные на традициях устного народного творчества и наследия античности. Выдающимся созданием средневековой народной культуры является эпос.
ИРЛАНДСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС
Наиболее древний из средневековых европейских эпосов – кельтский героический эпос, – включает ирландские саги о Кухулине, мифологические песни “Старшей Эдды” и англосаксонский эпос “Беовульф”.
Ирландский героический эпос складывался между III и IV веками, поэтому в нем сохранились черты родового строя – непререкаемый авторитет вождей, культ племенных богов (тотемов), элементы матриархата, некоторое варварство в поведении героев. Поэтическим творчеством занимались жрецы – друиды, – из которых впоследствие выделились профессиональные певцы: создатели и исполнители эпических песен назывались филидами, лирических – бардами.
Первый известный нам свод ирландских песен был создан племенем уладов, и называется соответственно – Уладским циклом. Главным героем эпоса является Кухулин, племянник эпического короля Конхобара, сын его сестры Дехтире и бога света Луга. Еще в детстве он убил пса кузнеца Куланна, за что прослужил у него 3 года сторожем, отсюда его прозвище Ку Xулайн (пес Куланна). Кухулин – идеализированный герой, имеющий, однако 3 недостатка: “слишком молод, слишком. смел, слишком прекрасен”. По решению старейшин он отправляется искать невесту, оказывается в Шотландии, знакомится с тремя богатыршами, из которых одна рождает ему сына Конлайха. В 17 лет он совершает подвиг: один уничтожает всю армию врагов, которых заклинаниями заставляет вброд, по одному, переходить реку и за три месяца, пока его соплеменники спали – перебил всех. Описание образа Кухулина изобилует сказочными элементами, от него исходит нестерпимый жар, глаза перемещаются, волосы источают кровь, он становится пяткой на копье и т.д.
В 1643 году исландский епископ Снорри Свейнсон обнаружил сборник текстов, позднее названный “Королевским кодексом”, эти тексты были присоединены к уже известной тогда “Эдде” Стурлусона. Так возникла “Старшая Эдда”, а сборник Стурлусона стал называться “Младшей Эддой”. Значение слова “эдда” неизвестно.
В скандинавском эпосе отражены антропоморфические языческие представления о мире, состоящем из 3 частей, это: Мидгард – “срединная земля”, населенная людьми, Валгалла – обиталище богов и воинов, погибших на поле брани, и Нифльгейм – подземное царство мертвых. В “Младшей Эдде” перечислены 12 богов скандинавского пантеона, главным из которых были Один (в германском эпосе – Вотан), Тюр (бог неба), Тор (бог войны), Фригг (жена Одина, богиня брака и любви) и др.
Англосаксонский героический эпос “Беовульф” дошел до нас в уникальной рукописи X века”, хранящейся в Британском национальном музее. Англосаксы – это германские племена, жившие с V века на Британских островах. Певцы и исполнители их эпических песен назывались глеоманами или скопами. “Беовульф” не является “национальным” эпосом, т.к., хоть и написан на древнеанглийском языке – описанные в нем события происходят в Дании (первая часть поэмы), и в Южной Швеции (вторая часть), поэтому можно предположить, что в основу поэму легли древние общегерманские древние мифы.
Время создания эпоса и авторство – неизвестны. Событийный план, вероятно, относится к VII-VIII векам, узнаваемых исторических личностей в нем нет.
В первой части поэмы рассказывается о том, что в пиршественный зал (Палату Оленя) датского короля (конунга) Хротгарта, стал совершать нападения Грендель, страшное чудовище, похищавшее воинов. Отважный рыцарь Беовульф пришел на помощь Хротгарту и, когда Грендель в очередной раз напал на воинов, Беовульф схватил его за лапу и сжал так сильно, что оторвал ее:
“…уйти в болота, зарыться в тину хотело чудище, затем что чуяло как слабнет лапа в железной хватке рук богатырских… Неисцелимая в плече нечистого кровоточащая зияла язва – сустав разъялся, лопнули жилы, стяжал в сражении победу Беовульф, а Грендель бегством в нору болотную упасся, гибнущий…земная жизнь его уже кончилась…”
Хротгарт вознаградил Беовульфа, но мать Гренделя решила отомстить за гибель своего сына. Беовульф принимает вызов, спускается в ее подводную пещеру и завладевает волшебным мечом:
“Тогда он увидел среди сокровищ орудие славное, меч победный, во многих битвах он был испытан… ухватился герой за черен…сплеча ударил и снес ей голову, шею рассекши, разбив хребтину, пронзило лезвие плоть зломерзностную. Тварь издохла, клинок окровавился, герой возрадовался. И тут победный меч изнутри озарился светом – так ранним утром горит на тверди свеча небесная…”
Беовульф находит уже издохшего Гренделя и отрубает ему голову, но сохранить волшебный меч ему не удается:
“… Смоченный в крови зломерзких, клинок, как льдышка, в руках стал таять – то было чудо… в путь обратный он, невредимый чудищеборец, пустился в пучинах…”
Воины Хродгара, не последовавшие за Беовульфом и ожидавшие исхода битвы на берегу, увидели покрывшиеся кровавой пеной волны и решили, что герой убит, но он появился и ему стали возносить славу и дары, которые он, вернувшись на родину, передал своему сюзерену, королю гаутов Хигелаку.
Действие второй части поэмы начинается с рассказа о том, что после смерти короля, гаутами 50 лет мудро и справедливо правил Беовульф. Но один из гаутов украл в горах сокровища, охраняемые драконом, который стал мстить людям: убивать и огнем уничтожать их жилища. Престарелому Беовульфу приходится защищать свой народ, он вступает в поединок с огнедышащим драконом. Только один из его дружинников, доблестный Виглаф, отважился помочь своему сюзерену. Его обращение к трусливым вассалам предвосхищает рассуждения героя французского эпоса Роланда о вассальской верности. Виглаф говорит:
“Бог свидетель, уж лучше мне в пламени навеки сгинуть, владыку спасая, чем ждать в укрытье! Бесчестно было бы нам, щитоносцам, вспять обратиться, не испытавши врага железом, не встав на сторону правителя ведеров. Не должным образом ему мы платим за прежние милости, коль скоро конунг, покинутый гаутами, гибнет в битве! Да будет щит мой и меч в сражении ему подспорьем!”
Беовульф побеждает дракона, но сам умирает от смертельной раны.
Два своих первых подвига Беовульф совершает, фактически, ради спасения не своего народа, однако он может считаться национальным героем, поскольку его третий подвиг совершен за спасение родного племени. Он воплощает в себе идеальные черты эпического героя: физическую мощь, несокрушимое мужество, нравственность, способность противостоять любым опасностям, рискуя жизнью. Интересно решается в поэме тема судьбы: с одной стороны подчеркивается, что
“не властен смертный спастись от смерти, ему, гонимому, Судьбой открыта одна дорога – в приют, готовый принять земное души вместилище на ложе смерти, где сон последний – отдохновение от буйного пиршества.”,
С другой стороны – фатализм опровергается уверенностью, что сильный, не знающий страха, может противостоять смерти:
“Судьба от смерти того спасает, кто сам бесстрашен”.
Имя Беовульф переводится как Пчелиный Волк, т.е. медведь. Поэтому Беовульф побеждает своих врагов врукопашную, не прибегая к помощи оружия. Но в этом языческом герое уже угадываются черты христианского культурного героя, например, Змееборца Георгия Победоносца. Видимо, более поздняя редакция переписчиков эпоса “подогнала” языческие представления к христианским стандартам.
Много в поэме метафор (кенингов). Например, для обозначения корабля – “Конь Морской”, “Древо моря”, “Широкоребрый”, “Дерево Плаваний”, моря – “Дорога Китов”, “Лебединая дорога”, меча – “Луч сражений” и т.д.
Древняя традиция одновременного сочинения и исполнения произведения, отраженная в описании Гомером Демодока, певшего о странствиях Одиссея, отражена и в “Беовульфе”:
“…И приближенный, любимец Конунга, славославный знаток многопамятливый, сохранитель преданий старопрежних лет, он, по-своему сопрягая слова, начал речь – восхваление Беовульфа: сочетая созвучья в искусный лад, он вплетал в песнопение повесть новую, неизвестную людям поведывал быль…”
Литература Западной Европы Раннего Средневековья
История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994.Т. 2. — 1984. — С. 438—440.
Литературный процесс в период Раннего Средневековья на Западе связан с эпохой распада старой культурно-исторической зоны — эллинистическо-римской. Распад этот протекал постепенно, поэтому начало периода нельзя непосредственно соотносить ни с разделением империи на западную и восточную (конец IV в.), ни с падением Западно-Римской империи (в середине V в.), ни с распадением единой христианской церкви на католическую и православную (что также подготавливалось на протяжении столетий и было лишь закреплено в 1054 г.).
Как заметил Ф. Энгельс, «вместе с возвышением Константинополя и падением Рима заканчивается древность» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 507). Это возвышение города на Босфоре означало не только распадение западной зоны, но и переориентацию литературных влияний и воздействий: византийский опыт был использован в первую очередь молодыми славянскими народностями и некоторыми народами Закавказья и лишь затем, очень поздно, стал доступен Западу. В новой западной культурной зоне и в той зоне, центром которой стала Византия (обе эти зоны были наследницами старой греко-римской культурной зоны), особенности литературного процесса, его содержание и его смысл были совершенно различны, несопоставимы, во многом даже противоположны.
Западноевропейский литературный процесс в период Раннего Средневековья (III—X вв.) протекает в обстановке гигантских демографических потрясений, в обстановке мучительного и кровавого становления феодального уклада. Он во многом отразил это формирование новых общественных отношений и возникновение государственных образований нового типа. Он отразил умирание древнеримской государственности, ее глубокую трансформацию и сложные изменения, которые претерпевала родо-племенная структура варварских народностей. Это не могло не сказаться прежде всего на темпах литературного развития. Эти темпы не только неравномерны в разных частях культурной зоны Европы, но и скачкообразны, прерывисты. Для отдельных регионов типичны растягивающиеся на многие десятилетия «провалы», почти полное прекращение литературного развития, которым могут предшествовать или за которыми следовать моменты оживления литературной жизни.
Итак, важная особенность литературного процесса на Западе в период Раннего Средневековья — это отсутствие в нем единства, неравномерность развития, разные его уровни и темпы, т. е. его ярко выраженный переходный характер. Действительно, рядом с очень зрелой латинской литературой, опиравшейся на античный опыт, стремящейся этот опыт сохранить и развить, существует устная словесность молодых, подчас варварских еще народностей, одни из которых сложатся когда-то в нации и станут обладателями развитых литератур, другие переживут недолгую пору расцвета (валлийцы, отчасти провансальцы), третьи же вскоре сойдут с исторической сцены, оставив лишь неясный след в европейской культуре (галлы, готы), Неравномерность развития обнаруживает себя и в том, например, что первоначально латинская литературная традиция существует почти вне каких бы то ни было контактов с фольклором молодых народностей. Это как бы два мощных потока, никак не смешивающихся между собой, даже если они омывают одни и те же земли.
Литературный процесс в изучаемый период характеризуется также крайней разобщенностью культурных центров, отсутствием постоянных и прочных контактов между ними. Латинская литература функционирует в старых, сложившихся еще в древнеримскую эпоху городах (в том числе — в Северной Африке) фольклор молодых народностей и племен, как правило, возникает на периферии Римской империи — на Британских островах, в туманной Скандинавии, на лесных просторах немецких земель.
В этих условиях роль латинской литературы значительна и многообразна. Прежде всего, она оказалась хранительницей античных культурных традиций. Это выразилось не только в сохранении античных памятников (подавляющее большинство произведений античной литературы дошло до нас именно в раннесредневековых списках, созданных в разных частях греко-римской культурной зоны, вплоть до Закавказья), но, что особенно существенно для литературной эволюции, — в сохранении опыта поэтики и стиля. Обращение раннесредневековых
латинских писателей к книгам Цицерона, Вергилия, Овидия и многих других представителей древнеримской литературы сделало этот опыт достоянием и возникавших молодых литератур, что станет особенно очевидным в период зрелого феодализма. Итак, латинская литература в своем развитии от античности к Раннему, а затем и Зрелому Средневековью не знала перерывов и остановок.
Латинская литература Раннего Средневековья стала объединяющей силой западноевропейской культуры, способствуя налаживанию литературных связей, передаче опыта молодых литератур и знакомству с античной «ученостью». Латинская культура, таким образом, оказывалась цементирующим и в известной мере цивилизующим началом. Следует заметить, что эту свою роль латинская литература сохраняет и позже, в период Зрелого Средневековья, но тогда ее соотношение с литературами на новых языках оказывается уже иным: вместо единственного представителя письменной словесности перед нами — один из значительных участников литературного процесса, утрачивающий все более явственно свое ведущее положение (хотя, скажем, в XII в. создаются на латинском языке литературные памятники, отмеченные исключительным вкусом и художественной ясностью).
При всей подчиненности латинской литературы религиозной идеологии она несла в себе значительные духовные ценности, открывая и защищая в человеке новые стороны его души, существенным образом отличающиеся от тех ценностей и тех сторон, которые были открыты античностью. Многие памятники латинской литературы были пронизаны этическими проблемами, причем решение этих проблем было далеко не однозначным и подчас не имело ничего общего с ортодоксальной верой. Таким образом, ученый «гуманизм» раннесредневековой латинской литературы как преемственная зависимость от античности подкреплялся (а иногда и опровергался) иным «гуманизмом», который можно было бы назвать «христианским», если бы он не был шире и, главное, человечнее догматов христианской церкви. Латинская литература Раннего Средневековья открыла в образе человека новые грани, каких не знала античность. В этой новой концепции личности человек выступал в сложном противоборстве своих душевных качеств, и низменных и возвышенных, он как бы был червем, прахом и носил в себе частицу божества.
Средневековая латинская литература находилась в сложном взаимодействии с народно-эпическими памятниками и с возникающими произведениями письменной словесности на новых языках (например, сведения о некоторых несохранившихся памятниках молодых варварских литератур донесли до нас латинские хроники и некоторые другие сочинения). Но возникло эпическое творчество молодых народностей Европы вне контактов с латинской литературой и первое время развивалось ей параллельно, почти с нею не соприкасаясь. Народно-эпическая литература воплотила мифологические представления и концепцию исторического прошлого, этические идеалы и коллективистский (родо-племенной в основном) пафос. Причем в наиболее ранних, архаических памятниках мифологическое мировосприятие доминирует и лишь постепенно вытесняется историческими представлениями (и образами). Народно-эпическая литература, возникшая в период разложения первобытнообщинного строя, отразила складывание классового общества у молодых народностей, только что появившихся на европейской арене. Происходил переход от древних богатырских сказок, от преданий о героях-первопредках к героическим легендам о родо-племенных столкновениях и затем к эпическим сказаниям с широким
историческим фоном и сложным комплексом общественных идей, что отражало многообразные процессы этнической (а затем и политической) консолидации. В период Раннего Средневековья эта трансформация эпических традиций лишь намечалась; в полной мере она осуществилась лишь в период Высокого Средневековья, т. е. не ранее XI столетия.
Истоки народно-эпических сказаний молодых народностей Европы уходят в доисторическую фазу их эволюции. Вместе с принятием ими христианства возникают контакты между народной устной словесностью и письменной латинской литературой. Постепенно в последнюю начинают входить отдельные мотивы и образы фольклора, существенным образом ее обогащая. Так среди памятников латинской литературы начинают появляться произведения, окрашенные национальными чертами.
Если на заре Средних веков художественная словесность была представлена лишь латинской литературой и зарождающимся народно-героическим эпосом, то с VIII столетия начинают появляться письменные памятники и на новых языках. Первоначально эти памятники носили специфически прикладной характер. Это были грамматические справочники и словари, всевозможные юридические и дипломатические документы. К последним относятся, например, так называемые «Страсбургские клятвы» — один из первых памятников французского и немецкого языков (842 г.). Это было соглашение между Карлом Лысым и Людовиком Немецким, причем французский король присягал по-немецки, а немецкий — по-французски.
Следующим шагом в развитии словесности на новых языках стало сложение религиозной литературы, опиравшейся главным образом на опыт литературы латинской. Библейская образность, поэтичность, увлекательные сюжеты и высокий морализм вдохновили поэтов на стихотворные пересказы на новых языках тех или иных эпизодов из Ветхого и Нового Заветов. Так, по сообщениям латинских хронистов, в VII в. слагал стихи на религиозные темы англосаксонский поэт Кэдмон. В следующем столетии возникли англосаксонские анонимные поэмы на библейские сюжеты «Исход», «Бытие» и др. В них есть отдельные стилистические черты, роднящие эти произведения с англосаксонским эпосом «Беовульф». Кэдмону приписывают еще несколько сочинений религиозного содержания. К IX в. относится древнегерманская поэма «Спаситель», использующая новозаветный сюжет. И в ней сильны элементы дохристианской эпики.
Все эти памятники проложили дорогу такому популярному жанру средневековой литературы, как агиография. И этот жанр возникает в пору Раннего Средневековья. Наиболее примечательным из первых памятников этого жанра стала французская «Секвенция о Святой Евлалии» (IX в.), возникшая под сильным воздействием аналогичных произведений латинской литературы. Так, французское «Житие Святого Леодегария» (X в.) непосредственно восходит к латинскому сочинению некоего монаха Урсина. Однако в ряде других памятников агиографии, например во французском «Житии Святого Алексея» (XI в.), не без основания видят следы воздействия творческих принципов жест, расцвет которых приходится как раз на это время. Более поздние памятники агиографии не были отгорожены и от иных фольклорных влияний. Из народных сказок в них пришел фантастический элемент, столь ощутимый, скажем, в «Плавании Святого Брендана» (XI в.), обработки которого появились на нескольких языках средневековой Европы.
Таким образом, на протяжении III—X вв. западноевропейская литература прошла значительный путь развития, создав немало памятников непреходящего значения в разных жанрах и формах. Именно в это время она сложилась в некую систему. То есть перед нами — процесс складывания новой литературной зоны. Первоначально разобщенная и распыленная, она постепенно складывалась в достаточно обозримую и очерчиваемую литературу с внутренними контактами и взаимовлияниями, что не исключало и ее соприкосновений с литературами других регионов и зон. Границы этой новой — западноевропейской — зоны были иными, чем те, что очерчивали западную часть эллинистическо-римского мира в Древности.
О возникновении западноевропейской культурной зоны можно говорить лишь к концу рассматриваемого в этом разделе периода, когда несколько поулеглись демографические пертурбации и феодальный способ производства (как и его идеологическая и политическая надстройка) близился к завершению своего формирования, когда уменьшились контрасты в развитии отдельных литератур или зональных литературных систем. В полной мере эта зона сформировалась лишь в период Зрелого Средневековья.