Остались народные песни, где сказано: врагами антов были всадники-исполины, пришедшие с севера, и одолеть их можно было только хитростью и ловкостью. Тогда и родился легендарный нарт Сосруко, главный защитник своей страны.
Этот национальный герой напоминает Зигфрида из германского эпоса и арабского героя Антару. Его рождение окутано тайной и суевериями. Предание утверждает, что он не был рожден, как все остальные люди, а был вынут из камня, на котором сидела княгиня Сатаней.
Сосруко считался великим всадником, славился силой и отвагой. Говорят, что он был воспитан известным воином Озырмегом.
Можно предположить, что княгиня была в родственных отношениях с одним из великанов, которые были врагами Сосруко. Однажды он принес ей в подарок голову великана, которого убил на поединке, и Сатаней, страшно рассердившись, ударила сына своими волшебными ножницами.
Народ по сей день поет балладу, в которой описывается поединок Сосруко и великана. Фольклор свидетельствует, что Сосруко был хромой, но туловище его было неуязвимо. Поэтому, когда он попал в плен, враги, решив его умертвить, отрезали ему ноги, чтобы вытекла кровь героя.
Так на подвигах нартов воспитывался древний адыгский народ.
Смотреть что такое “СОСРУКО” в других словарях:
Сосруко — Фонтан «Танцующий Сослан на чаше Уацамонга», Владикавказ … Википедия КАВКАЗСКО-ИБЕРИЙСКИХ НАРОДОВ МИФОЛОГИЯ — совокупность мифологических представлений народов, населяющих Северный Кавказ и часть Закавказья и говорящих на языках, входящих в семью кавказских языков: грузины, адыги (кабардинцы, адыгейцы, черкесы), абхазы, абазины, чеченцы и ингуши… … Энциклопедия мифологии НАРТЫ — герои древних эпических сказаний многих кавказских народов осетин, абхазов, абазин, адыгов, убыхов, карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей. Н. упоминаются в фольклоре некоторых народов Дагестана (напр., у тюркоязычных кумыков) и отдельных… … Энциклопедия мифологии Нартский эпос — Сослан (Сосруко) Нартский (Нартовский) эпос эпос, бытующий у ряда народов Северного Кавказа, основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев богатырей («нартов»). Существует прежде всего у … Википедия Нартовский эпос — Нартский (Нартовский) эпос эпос, бытующий у ряда народов Северного Кавказа, основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев богатырей («нартов»). Существует прежде всего у осетин и абхазо адыгских народов (адыгов, абазин … Википедия Нартский Эпос — Нартский (Нартовский) эпос эпос, бытующий у ряда народов Северного Кавказа, основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев богатырей («нартов»). Существует прежде всего у осетин и абхазо адыгских народов (адыгов, абазин … Википедия САТАНЕЙ — героиня адыгского нартского эпоса, мать и воспитательница Сосруко и других нартов, их мудрая наставница и советчица, хозяйка и распорядительница всего нартского хозяйства, женщина неувядающей красоты. С. организатор, глава нартского общества, её… … Энциклопедия мифологии ЕМИНЕЖ — в нартском эпосе адыгов чудовище, олицетворение сил, враждебных нартам. Е. сочетает в себе черты бляго и иныжа. Е., как и бляго, зарится проглотить солнце; подобно иныжу, обладает необыкновенной физической силой, но глуп. Е. летает, вызывает… … Энциклопедия мифологии Нальчик — У этого термина существуют и другие значения, см. Нальчик (значения). Город Нальчик Флаг Герб … Википедия Нога — У этого термина существуют и другие значения, см. Нога (значения). Запрос «Ноги» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Нога (конечность нижняя свободная, лат. membrum inferius liberum) парный орган опоры и движения человека … Википедия
Категории раздела
КОНСПЕКТЫ УРОКОВ [591]ПЛАНЫ [17]ИГРОВЫЕ ФОРМЫ РАБОТЫ НА УРОКЕ [252]ВИКТОРИНЫ [62]ЗАНЯТИЯ ШКОЛЬНОГО КРУЖКА [115]ДИДАКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ [136]ПАМЯТКА ДЛЯ УЧЕНИКА [43]УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ [424]ДОКЛАД УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА [83]КУЛЬТУРА РЕЧИ [142]РУССКИЙ ЯЗЫК: КРАТКИЙ ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ КУРС ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ [86]АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ [453]АНАЛИЗ НА УРОКАХ ЛИТЕРАТУРЫ [214]ВОПРОС ЭКСПЕРТУ [118]ЛИТЕРАТУРНАЯ МАТРИЦА. ПИСАТЕЛИ О ПИСАТЕЛЯХ [43]КАРТОЧКИ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ [117]ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА [95]СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА [35]ОЛИМПИАДЫ ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ [16]ДИКТАНТЫ [54]КОНТРОЛЬНЫЕ РАБОТЫ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ [23]ПОДГОТОВКА К ЕГЭ [16]ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА [130]ПРОБА ПЕРА [143]ТВОРЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ [44]КРАСИВАЯ И ПРАВИЛЬНАЯ РЕЧЬ [426]ГИА ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ [141]ПОДГОТОВКА К ГИА ПО ЛИТЕРАТУРЕ [13]ГЕРОИ ДО ВСТРЕЧИ С ПИСАТЕЛЕМ [27]ТЫ И ТВОЕ ИМЯ [58]ВРЕМЯ ЧИТАТЬ! [45]ГЕРОИ МИФОВ [101]РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ УСАДЬБА [28]ЛАУРЕАТЫ НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ ПО ЛИТЕРАТУРЕ [100]СКАЗКИ О РУССКОМ СЛОВЕ [18]ЗАПОМИНАЕМ ПРАВИЛА [134]КОНТРОЛЬНЫЕ РАБОТЫ В НОВОМ ФОРМАТЕ [46]СОЦИАЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА [96]ИДЕАЛЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ [63]УЧИМСЯ ПИСАТЬ СОЧИНЕНИЕ [29]ПО СТРАНЕ ЛИТЕРАТУРИИ [62]ИЗ ИМЕН СОБСТВЕННЫХ В НАРИЦАТЕЛЬНЫЕ [49]РАБОТА С ТЕКСТОМ [84]ФОНЕТИКА И ФОНОЛОГИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА [103]КОМПЛЕКСНЫЙ АНАЛИЗ ТЕКСТА [62]АУДИОКНИГИ [87]ВЫПУСКНОЕ СОЧИНЕНИЕ НА ОТЛИЧНО. С ПРИМЕРАМИ И ОБРАЗЦАМИ [30]ПУШКИН – НАШЕ ВСЕ [211]ЗНАМЕНИТЫ ДИНАСТИИ РОССИИ. ЛИТЕРАТОРЫ [13]ЛИТЕРАТУРНАЯ ИНФОГРАФИКА [7]ИЗЛОЖЕНИЯ И ДИКТАНТЫ [75]ЛИТЕРАТУРНЫЕ ДИКТАНТЫ [11]
Статистика
Форма входа
Как Сосруко вернул Стране Нартов семена проса
Однажды обитатели Страны Нартов, все, кто был еще в силах носить на ногах чувяки, собрались на большую Хасу. Тхаголедж, бог плодородия, обратился к нартам с вершины Харамы-горы:
— Нарты! До сих пор я помогал вам, в меру моей силы, собирать богатый урожай проса. А те перь я состарился, мера моей силы уменьшилась. Оттого решил я одарить вас семенами доброго проса. Сейте их каждый год, и не будет у вас отныне ни од ного неурожайного года.
— Живи долго, Тхаголедж! Ты бескорыстен и щедр, ты — источник нашего благоденствия, — про возгласили нарты здравицу покровителю плодородия. А тот сказал им:
— Если сварить одно зерно моего проса, то выйдет из него полный котел пасты.
Бросил Тхаголедж в каждый нартский котел по одному просяному зерну. Нарты развели огонь, повесили свои огромные котлы и стали варить пасту. Сварили — и удивились: из каждого малого зерна вышел целый котел пасты. Принялись пировать нарты и, как повелось у них, первую заздравную чашу осушили в честь Тхаголеджа. В ответ услыхали они его слова:
— Крепко храните семена этого проса. Каждый год сейте их, а первый обмолот нового урожая остав ляйте на следующий год. Так и живите.
Нарты опасались хранить семена Тхаголеджа в амбаре какой-нибудь семьи. Они построили медный амбар, положили туда благодатные семена проса и охраняли их днем и ночью.
Когда Тхаголедж поучал нартов, подслушал его слова Емынеж, заклятый враг человеческой радости. Был он чудовищем с телом дракона и лицом великана. Распластавшись на хребте высочайшей горы, он часто подсматривал — что творится у нартов, подслушивал — какие речи ведут они между собою. Узнав, что нарты сложили семена Тхаголеджа в медный амбар, он обрадовался. Много сотен лет охотился Емынеж за этими семенами, но боялся вступить в честный поединок с покровителем плодородия.
“Теперь выйдет по-моему, — подумал Емынеж, злорадно усмехаясь, — семена Тхаголеджа, о которых я мечтал всю жизнь, будут у меня в руках!”
Три недели не трогался Емынеж с места, три недели нигде не показывался, чтобы усыпить бдительность нартов, чтобы Тхаголедж не заподозрил недоброе. Через три недели после Хасы Нартов пробрался Емынеж темной ночью в нартское селение, подполз к амбару и ударил по нему своим драконьим хвостом. Удар был такой силы, что прогремел гром и вспыхнула молния, озарившая ночное небо. Нарт, охранитель амбара, был убит, а сам амбар раскололся надвое. Емынеж схватил семена проса и убежал.
Утром нарты проснулись, и один сказал другому:
— Ну и сильная ударила вчера молния! А гром был такой, что дома дрожали!
Тут посмотрели нарты — а медный их амбар расколот надвое. Кинулись к нему — семена исчезли. В великой тревоге отправились они к покровителю плодородия и воззвали к нему:
— Тхаголедж, душа наша! Положили мы вчера твои семена в медный амбар. Сегодня проснулись — видим: амбар расколот, а семена исчезли.
— Если исчезли — найдите, — проговорил Тха голедж.
— Знали бы, кто унес, — нашли бы.
— Откуда же мне знать, кто их унес?
— Если ты не скажешь, то кто нам скажет?
— Спросите у Сатаней.
Что было делать нартам? Послушались они совета Тхаголеджа, отправились к Сатаней. Пожаловались ей нарты:
— Сатаней, мудрейшая из женщин! У нас горе: развеяна надежда всех нартов, похищены наши се мена, а мы даже имени злодея не знаем!
— А разве Тхаголедж не назвал вам имени зло дея? — сурово спросила Сатаней.
— Нет, не назвал, — ответили нарты.
— Не назвал, потому что рассердился, — мол вила Сатаней. — Давно уж на его семена зарится Емынеж, и не раз пыталось чудовище отнять их си лой, но не могло одолеть Тхаголеджа. А теперь Тха голедж состарился, ослабел и отдал вам свои семена, чтобы Емынеж не отнял их у него. А вы не уберегли их. Плохо ваше дело, опозорили вы честь нартов.
— Как же нам быть? Неужели жить нам с опо зоренной честью? — спросили нарты.
— А это уж как вы хотите, — ответила Сатаней.
Разгневались нарты, крикнули:
— Пока мы живы, не достанутся наши семена Емынежу!
— Теперь я слышу слова мужчины! — сказала Сатаней, и голос ее немного смягчился. — Я помогу вам. Я расскажу, как добраться до Емынежа. Слу шайте. Сперва вы должны пересечь семь горных це пей. Затем вы доедете до того места, где солнце под нимается по небосклону…
— Ого, как далеко! — перебил нарт Химиш.
— Это один скачок для нартского всадника, — возразила Сатаней и продолжала — Поедете дальше, пересечете семьсот рек и достигнете того места, где солнце стоит в середине неба…
— Ого, как далеко! — встревожился Насрен Длиннобородый.
— Это два скачка для нартского всадника, — ска зала Сатаней. — Поедете дальше, переплывете три ма лых моря и семь великих морей, достигнете того места, где солнце опускается по небосклону…
— Ого, как далеко! — не выдержал нарт Бадын.
— Это три скачка для нартского всадника, — сказала Сатаней. — Поедете дальше, достигнете того места, где солнце совсем заходит за край неба. Там и стоит крепость Емынежа.
— Ого, как далеко, — покачал головою нарт Джилахстан. — Мы за всю жизнь не доберемся до этого места.
— Доберетесь, если тронетесь в путь, — сказала Сатаней и добавила: —Для чего же вы взяли семена у Тхаголеджа, если хотите отдать их Емынежу?
Пристыдила Сатаней нартов, собрались они на большую Хасу и порешили отнять семена у Емынежа. В то время среди нартов самым храбрым воином почитался Арыкшу. Его-то и послали в дальний путь. Не вернулся Арыкшу, пропал без вести. Снарядили нарты десять всадников — не вернулись всадники. Снарядили сто всадников, отправили их к Емынежу. В эту пору Сосруко возвращался из дальних странствий: изведывал он человеческий мир.
Вот едет Сосруко по Стране Нартов, видит ее в глубокой печали и узнает, что украл Емынеж семена, дарованные нартам богом плодородия. Спешился Сосруко у своего дома, приветствовал мать свою Сатаней и спросил у нее:
— Где живет Емынеж, из-за которого Страна Нартов в глубокой печали?
— А зачем тебе знать, где он живет?
— Я хочу поехать к нему. Я верну нартам семена Тхаголеджа.
Возликовала Сатаней и ответила сыну:
— Я слышу слова мужчины. Я помогу тебе. Я рас скажу, как добраться до Емынежа. Ты пересечешь семь горных цепей и достигнешь того места, где солнце поднимается по небосклону. Если не доедешь…
— Это, матушка, для меня — один скачок, — сказал Сосруко.
— Поедешь дальше — пересечешь семьсот рек, а там как раз то место, где солнце стоит посередине неба. Если не доедешь…
— Это для меня — два скачка, матушка.
— Хорошо. Поедешь дальше — переплывешь три малых моря и семь великих морей. Достигнешь того места, где солнце касается края неба. Если не достиг нешь…
— Это три скачка, матушка.
— Тогда, сын мой, — воскликнула Сатаней, сияя счастьем, — ты увидишь крепость Емынежа! Она стоит,
на том самом месте, где солнце заходит за край неба.
— А почему Емынеж обитает там, где солнце за ходит за край неба?
— Потому что он жаден. Это чудовище уничто жает все, что приносит людям радость. Емынеж и на солнце зарится. Вот и поселился он там, где солнце к самой земле подходит, — думает, что в темноте, тайно от людей, ему удастся пожрать солнце.
Напутствуемый Сатаней, Сосруко сел на коня и, облаченный в доспехи битвы, поскакал за семенами благодатного проса. Долго ехал, и пересек семь гор ных цепей, и достиг того места, где солнце подни мается по небосклону. Здесь он остановился, чтобы подтянуть подпруги, и двинулся дальше. Долго ехал, миновал семьсот рек, достиг того места, где солнце вы ходит на середину неба. Здесь он только чуть замед лил бег коня, подтянул на скаку подпруги и поехал дальше, не останавливаясь. Переплыл всадник три малых моря и семь больших морей и достиг того места, где солнце касается края неба. Здесь он остано вился, подтянул подпруги, сам подтянулся и сказал коню:
— Мы вступаем во владения Емынежа. Прошу тебя, старый товарищ, сделай все, что в силах сделать конь. Скачи вперед, подняв голову к небу!
— Клянусь Амышем, покровителем животных, — проржал конь, — что не пожалею своей жизни, а сделаю все, что в силах сделать конь!
Там, где начинались владения чудовища, возвышалась высокая горная вершина. На этой вершине стоял дозорный. Дозорным была нартская девушка: чудовище выкрало ее из Страны Нартов. Емынеж возлежал внизу, у подножья горы, а нартская девушка доносила ему обо всем, что видела с вершины горы. Заметив одинокого всадника, нартская девушка крикнула Емынежу:
— Скачет один всадник.
— А как скачет? — спросил Емынеж.
— По бездорожью. По таким местам, по каким никогда никто не скакал.
— А по какой стороне он скачет?
— Он не ищет тенистой стороны. Он скачет, объятый пылающим солнцем.
— А что ест он в пути? Не сладкие ли яблоки и сочные груши?
— Он ест самые кислые яблоки и самые горькие груши.
— А что пьет он в пути? Не родниковую ли чистую воду?
— Он объезжает прозрачные родники, он пьет только мутную болотную воду.
— Не по вкусу мне этот всадник. Не похож он на тех нартов, которых я убил. Но пусть едет. А как до едет до моих Меч-Ворот, то слетит голова его, а я посажу ту голову на кол — рядом с другими нартскими головами!
Емынеж захохотал так злобно, что сердце девушки сжалось от печали и муки. Потом Емынеж крикнул:
— Я пойду: мне нужно вспахать поле, чтобы по сеять семена Тхаголеджа. А ты, как только мои Меч- Ворота обезглавят всадника, возьми его голову и по сади ее на кол, рядом с головами тех нартов, что пытались отнять у меня семена проса.
Чудовище скрылось в ущелье, волоча свой драконий хвост, а нартская девушка продолжала следить за скачущим всадником. Она видела по его лицу, что он равнодушен и к опасности, и к тяжестям дороги, и это пришлось ей по душе. Она подумала: “Я впервые вижу такого отважного всадника. Но, увы, и он погибнет, обезглавленный Меч-Воротами, а помочь ему я не в силах!”
Между тем Сосруко подъехал к логову Емынежа. Оно было опоясано семью крепостными стенами, и только через одни единственные ворота можно было проникнуть в крепость. То были не ворота, а огромные мечи. Не то, что человек, — птица не могла пролететь в крепость: мечи смыкались и рассекали ее надвое.
Сама же крепость стояла на холме, на том самом месте, где солнце, зайдя за край неба, касается земли.
Едва Сосруко приблизился к Меч-Воротам, как раздался звон: это звенели мощные лезвия, ударяясь друг о друга.
— Ого, — удивился нарт, — никогда я не видал таких ворот!
Он выдернул волос из хвоста коня и бросил этот волос в ворота. Лезвия сомкнулись и рассекли волос надвое. Воскликнул Сосруко:
— Тлепш, славный кузнец! Ты сковал мне меч из косы бога плодородия. Сделай же теперь так, чтобы мой меч рассек ворота Емынежа, врага человеческой радости!
Сказав так, Сосруко отъехал назад, ринулся, как вихрь, вперед и на всем скаку взмахнул мечом, рассекая Меч-Ворота. Мощные лезвия упали с протяжным звоном. Сосруко въехал в крепость, пригибаясь под огромными рукоятками, которые бессильно повисли над всадником.
Девушка, увидев, что нарт одолел Меч-Ворота, обрадовалась. Она побежала по двору Емынежа навстречу Сосруко и сказала ему:
— Добрый нартский всадник! Твой приезд — мое счастье. Но горе тебе: хотя и одолел ты Меч-Ворота, — от самого Емынежа ты не спасешься. Это и мое горе, но поверни обратно, прошу тебя!
— Знай, красавица: я не выезжаю в дальний путь, чтобы возвратиться, не достигнув цели! — сказал Сосруко. — Емынеж украл у нартов семена проса, да рованные нам богом плодородия. Скажи мне, краса вица, не видела ли ты этих семян?
— Видела, — ответила девушка. — Они в кожа ном мешке, а мешок у чудовища: Емынеж взял мешок с собой и отправился пахать. А пашет он на вершине высокой горы.
Сосруко посмотрел на вершину угрюмой, скалистой горы и понял, что взобраться на нее нелегко. Он спросил:
— Разве Емынеж не мог найти лучшее место для пашни?
— Ты, видно, плохо знаешь Емынежа. Он вы брал для пашни эту неприступную вершину, чтобы просо не досталось людям, ибо ни один нарт не смо жет на нее взобраться.
Так сказала нартская девушка, сказала с великой печалью, и Сосруко, пожелав ей счастья, помчался к горе Емынежа. Гора была крута и высока. Ее скалы, поросшие мохом и репейником, обрывались над бездной. Тропинок не было. При виде этих неприступных скал Сосруко пришел в ярость, ударил плетью коня, и конь, будто почуяв крылья, взлетел на вершину горы.
Глазам Сосруко открылась поляна. Емынеж пахал, согнув свое драконье тело, а на суке исполинского дерева висел кожаный мешок с семенами проса.
“Хорошо обернулось мое дело!” — подумал Сосруко, помчался к дереву, сорвал на всем скаку кожаный мешок и ускакал.
Емынеж выпрямился, оглянулся, посмотрел на удаляющегося всадника и захохотал:
— Глупый коротыш, никуда ты от меня не уска чешь!
Емынеж, не спеша, пошел домой, не спеша, поел, передохнул немного, не спеша, оседлал своего трехногого вороного коня, сел на него и погнался за Сосруко. Не смог нарт ускакать от чудовища: Емынеж нагнал Сосруко у берега моря, налетел на него грудью трехногого вороного коня, и нартский всадник свалился на землю вместе с нартским конем.
— Все нарты, что пытались отнять у меня семена проса, погибли, а были они не чета тебе, коротыш, — храбрые были витязи!
Так крикнув, Емынеж взял мешок с семенами проса и отправился домой. А Сосруко вскочил, помог подняться коню, сел на него и поехал по следам Емынежа, поехал так, чтобы Емынеж его не видел и не слышал.
Опять Емынеж взобрался на вершину неприступной горы, опять повесил мешок с просом на сук исполинского дерева, начал пахать. А Сосруко прискакал к нартской девушке. Та сказала ему:
— Пока жив Емынеж, ты не сможешь вернуть нартам семена проса. Надо убить Емынежа.
— Разве он был бы жив, если бы я мог его убить! — воскликнул Сосруко, и в голосе его была мука и надежда.
— Я помогу тебе, — сказала нартская девушка. — Я узнаю, где находится его душа. А остальное пусть довершит твоя отвага. Но помни: если Емынеж успеет вспахать все поле, то навсегда лишатся нарты своих благодатных семян. Чтобы не исполнилось это черное дело, не давай Емынежу пахать, не давай сеять, пока я не узнаю, где находится его душа. А теперь спрячься: скоро вечер, Емынеж возвратится домой…
— Вот напасть, так напасть! — крикнул Емы неж, входя в свою крепость. — Какой-то отчаянный коротыш попытался украсть у меня мешок с просом. Целый день потерял я, гоняясь за этим нартским со сунком, ничего почти вспахать не успел!
Емынеж распластался на своем ложе, положил под голову кожаный мешок с просом, — решил он теперь не расставаться с семенами Тхаголеджа, — и сказал:
— Так-то надежнее будет! Напрасны все стара ния нартов: пока моя душа на своем месте находится, не удастся людям вернуть семена проса.
— А где находится твоя душа? — спросила нарт екая девушка.
— А зачем тебе знать, где находится моя душа?
— Потому что я люблю тебя и твою душу.
Емынеж никого и ничего не любил, ему была ненавистна человеческая радость, не поверил он нартской девушке. Но все же слова ее были ему приятны, и, чтобы испытать ее, он сказал:
— Моя душа — вот в этой дверной раме…
Утром Емынеж отправился пахать, взяв с собою кожаный мешок с семенами. Сосруко выехал следом за ним. Как только Емынеж повесил кожаный мешок на сук исполинского дерева и начал пахать, Сосруко схватил на всем скаку мешок и ускакал.
— Вот упрямый коротыш! — крикнул Емынеж. Опять он, не торопясь, поел, опять отдохнул после сыт ной еды, опять, не спеша, сел на трехногого вороного коня и погнался за нартским всадником. Емынеж на стиг его у берега моря и протянул руку, чтобы поймать его, но всадник нырнул в море и исчез в пучине. Лег кий кожаный мешок всплыл наверх и вытащил за со бою Сосруко. Тот выпустил мешок из рук и поплыл дальше, а Емынеж схватил мешок и повернул трехно гого коня назад.
Емынеж вернулся домой только вечером. Едва он вступил во двор, как начал браниться:
— Проклятый коротыш! Опять из-за него день пропал, опять я гонялся за нартским сосунком, не па хал сегодня.
Тут Емынеж взглянул на дверь и удивился. Рама была начищена до блеска, ее резьба была покрыта золотом.
— Ого! — воскликнул Емынеж. — Кто это ожи вил мою дверь?
Нартская девушка поклонилась чудовищу и сказала:
— Раз твоя живая душа находится в раме, пусть и рама станет живой.
Емынеж был доволен таким ответом.
— Я не знал, что ты меня так любишь, — сказал он. — Я обманул тебя: в этой раме нет моей души, она — вот в том дереве, что стоит у порога моего дома.
Девушка притворилась обиженной, и это еще больше обрадовало Емынежа.
“Может быть, она вправду меня любит”, — подумал он.
Утром Емынеж опять отправился на пахоту. Опять Сосруко не дал ему пахать, заставив целый день гоняться за собою. Опять вернулся Емынеж домой только вечером, громко браня нартского всадника, и вдруг взглянул на дерево, что стояло у порога дома. Старое дерево помолодело, кора сверкала, каждый листочек был покрыт золотом.
— Ого! Это ты так разукрасила старое де рево? — обратился Емынеж к нартской девушке.
— Как же мне не украшать это дерево, если в нем цветет твоя душа, — ответила девушка, низко кланяясь чудовищу.
— Теперь вижу, что ты меня любишь, не обма нываешь. А я тебя опять обманул.
Девушка притворилась обиженной. Это обрадовало Емынежа. Он сказал ей:
— Ну, полно, не хмурься, я верю тебе: ты меня любишь. Да и как не любить меня? Открою тебе су щую правду: моя душа находится в трехногом воро ном коне. Я пригнал этого коня из междуморья. Он родился от кобылицы по имени Тхож, а владеет этой кобылицей одна старуха: у нее — целый табун невиданных коней. Подобных коней нет нигде на земле, и нет на земле человека, который добрался бы до чудесного табуна. А пока нет на земле коня, что одолел бы моего трехногого, я — непобедим!
Утром, когда Емынеж, взяв с собою кожаный мешок, отправился на пахоту, нартская девушка сказала Сосруко:
— Ты не одолеешь Емынежа, пока не найдешь такого коня, который будет сильнее и резвее трехно гого вороного. В нем, в трехногом, находится душа Емынежа.
— Как же мне добыть такого коня? — спросил Сосруко.
— Поезжай в междуморье, найди старуху, кото рая владеет табуном могучих коней. Есть в этом табуне кобылица по имени Тхож. Если добудешь коня, рожденного кобылицей Тхож, — победишь Емы нежа.
— Хорошо. Я найду старуху, добуду коня. Будь счастлива, я уезжаю.
— Постой! А подумал ли ты о том, что человек не в силах добраться до табуна старухи?
— Эта тревога — не моя тревога.
— Постой! А подумал ли ты о том, что пока ты вернешься, Емынеж кончит пахать и засеет все се мена проса?
— И это не моя тревога.
Сказав так, Сосруко вызвал мороз, такой сильный, что горы потрескались: этому колдовству научила его мудрая Сатаней.
Нартский всадник поскакал к междуморью. Вечером вернулся домой Емынеж. Он сказал со злобой:
— Что ни день, то напасть. Вчера — коротыш нартский, а сегодня — мороз. Опять я не пахал, опять целый день пропал у меня. Диковинное дело! Живу я здесь давно, а такого мороза еще не видел. Весь мир он сковал, проклятый! Эй, девушка, разведи очаг, не то замерзну!
А Сосруко ехал и ехал. Долго он был в пути, и вот однажды он увидел на опушке леса издыхающего волка. А волк этот бывал в нартских лесах, он узнал Сосруко.
— Эй, Сосруко, — сказал волк, — я помираю помоги мне. Настанет время, и я тебе помогу.
Сосруко дал отведать волку пасты и баранины. Эти путевые припасы приготовила сыну мудрая Сатаней, и едва только волк коснулся их своими длинными зубами, он ожил, побежал и скрылся в лесу; А Сосруко поехал дальше.
Много ли, мало ли ехал Сосруко, — увидел он однажды в небе орла, который терзал сокола. Сосруко достал свой лук и пустил стрелу, и она приколола орла к небесному своду. А сокол прилетел к Сосруко, опустился ему на плечо и сказал:
— Я запомню твою помощь! Отплачу тебе тем же в твой трудный день!
Сокол улетел, а Сосруко поехал дальше. Много ли, мало ли ехал, — увидел он рыбу на морском берегу: ее выбросило бурей на сушу. Сосруко спешился, поднял рыбу и бросил ее назад в море. Но рыба подплыла к берегу и сказала:
— Я запомню твою помощь! В трудный твой день отплачу тебе добром.
Рыба скрылась в морской пучине, а Сосруко поехал дальше. Много ли, мало ли ехал, — вступил он в пределы той земли, где жила старуха — владелица табуна. Вдруг прилетели сто орлов, прибежали сто собак и набросились на Сосруко. Нартский всадник повернул от них назад и поскакал в дремучий лес, где водились тигры. Убив нескольких тигров, он освеже-вал их и обвязал себя и своего коня их мясом. После этого пустился он навстречу орлам и собакам-стражам старухи. Орлы и собаки набросились на всадника и стали отрывать от него и от коня куски тигрового мяса. Так Сосруко въехал во владения старухи-табунщицы.
Время было послеобеденное, и старуха сладко спала на кургане. Сосруко спешился, неслышно подошел к старухе и припал к ее груди, как сын. А потом спрятался за курган.
Старуха проснулась и крикнула:
— Пусть ослепнут мои глаза, которые не видели тебя!
Тогда Сосруко встал из-за кургана, подошел к ней и сказал:
— Матушка, пусть сияют твои глаза, которые видят меня, твоего сына!
Старухе были по душе такие слова. Она спросила:
— Какое горе привело тебя ко мне?
— Я пришел к тебе с великой мольбой: подари мне коня.
— Я подарю коня только тому, кто сможет три ночи подряд пасти мой табун. Сможешь?
— Попытаюсь.
На том и согласились. Едва только вечер сошел на землю, Сосруко погнал табун старухи на пастбище. До полуночи кони были спокойны, но в полночь они, будто сговорившись, заметались и умчались в дремучий лес, а там разбежались кто куда, в разные стороны. Скачет по лесу встревоженный табунщик, а найти коней не может. Спешился Сосруко, прислонился к дереву, стоит, не знает, как быть дальше. Тут к нему подбегает волк.
— О чем печалишься, Сосруко? — спрашивает волк.
— Да вот, разбежался по лесу мой табун, никак не могу коней согнать.
— Не горюй, помогу тебе, — говорит волк.
Закрыл Сосруко на миг глаза, открыл — а волк уже собрал весь табун. Утром пригнал Сосруко табун к кургану, к старухе. Старуха сосчитала, пересчитала всех коней и сказала:
— Первая ночь — твоя победа.
Вечером табунщик опять погнал коней на пастбище. Едва настала полночь, как все кони, будто сговорившись, заржали и, развеяв по ветру гривы, поднялись на небо. Сосруко стоит на холме, смотрит на небо, а как подняться туда — не знает.
Тут прилетел к табунщику сокол, сел ему на плечо и спросил:
— О чем твоя печаль, Сосруко?
— Мой табун ускакал на небо.
— Не горюй, я помогу тебе, — сказал сокол и улетел.
Не успел Сосруко поднять и опустить ресницы, как сокол согнал на землю весь табун. Утром Сосруко пригнал табун к старухе. Старуха сосчитала, пересчитала коней и сказала:
— Вторая ночь — твоя победа.
Вечером Сосруко опять погнал коней на выпас. Думает: “Что-то в эту полночь будет?” А кони в эту полночь убежали в море, скрылись в пучине. Сосруко сел в печали на прибрежный камень. Подплыла к берегу рыба и спросила:
— О чем твоя печаль?
— Мой табун скрылся в море.
— Не горюй, я помогу тебе, — сказала рыба. Не успел Сосруко подняться с прибрежного камня, как выгнала рыба из моря весь табун. На рассвете Сос руко увидел: табун увеличился, — стоит на берегу жеребенок и облизывается, а ножки у него тонкие, дрожат на ветру.
— Откуда ты взялся, жеребеночек? — спросил Сосруко.
— Мать родила меня в морской пучине, — отве тил тонким ржанием жеребенок.
— А кто твоя мать?
— Кобылица Тхож.
Душа Сосруко возликовала. “Вот мое счастье”, — подумал он.
Когда Сосруко пригнал табун к кургану, старуха стала пересчитывать коней. Пересчитала их, потом еще раз пересчитала и сказала:
— Один жеребенок — лишний. Откуда он?
— Кобылица Тхож ожеребилась.
— И третья ночь — твоя победа, — похвалила нарта старуха. — Дарю тебе коня, выбирай любого. Ну, какой тебе по сердцу?
— Мне нужен вот этот морской жеребенок, — твердо сказал Сосруко.
— Вот этот плюгавенький? — удивилась табун щица. — Да он никогда не станет настоящим конем!
— Слушай, женщина, — молвил Сосруко в вол нении. — Если ты хочешь сделать мне добро — по дари мне этого жеребенка. Он родился в третью ночь моих трудов, и я полюбил его.
— Бери, — согласилась старуха.
Сосруко поблагодарил старую табунщицу, распрощался с ней, сёл на своего коня и поскакал, держа в поводу подаренного жеребенка. На первом привале жеребенок вдруг спросил:
— Кто ты такой?
— Сосруко.
— Вот что, Сосруко. Я могу стать для тебя на стоящим другом-конем, но знай, что я успел только три раза попробовать материнского молока. Я — вто рое дитя кобылицы Тхож: первенца увел Емынеж. Ни резвостью, ни быстротой, ни силой не уступлю я старшему брату, ибо и он только три раза отведая материнского молока. Если же ты хочешь, чтобы я был сильнее старшего брата, — отпусти меня к ма тери. Я отведаю в четвертый раз ее молока и стану непобедимым. Тогда я вернусь к тебе.
Сосруко согласился, отпустил жеребенка, сказав ему:
— Возвращайся поскорей. Я буду ждать тебя под этим деревом.
Жеребенок побежал к матери, а Сосруко повернул своего коня, чтобы сделать привал в тени дерева. Не успел он вынести ногу из стремени, чтобы спешиться, как жеребенок прибежал назад.
— Почему ты вернулся? Ты раздумал скакать к матери? — спросил Сосруко.
— Я уже был у матери, я уже отведал в четвер тый раз материнского молока, — отвечал тонким ржа нием жеребенок.
— Какой же ты быстрый! — удивился Сосруко.
— Нет, я не показал еще своей быстроты: туда я шел шагом, а назад возвращался мелкой рысью.
— Значит — повезло мне, — обрадовался Сос руко. — Я вижу, из тебя выйдет настоящий конь.
— Ты ошибаешься: я уже сейчас — настоящий конь. Садись на меня: я тебя проверю, ты меня ис пытаешь.
Сосруко снял седло со своего серого коня, оседлал жеребенка, сел на него и поскакал, держа серого в поводу. Только тронулись, начал серый спотыкаться. Жеребенок идет шагом, а серый конь, чтобы не отстать, должен скакать рысью. Жеребенок бежит рысью, а серый во весь опор. Не проехали так и трех перевалов, как серый упал, а жеребенок, сразу не заметив этого, поволок его по земле.
— Ну и ретив же ты, маленький мой! — восхи тился Сосруко. Тогда-то и дал он кличку жеребенку: “Тхожей”, что означает: маленький сын кобылицы Тхож.
Не было на земле такого коня, который бы мог сравниться с Тхожеем! Уж на что силен и резв был старый серый конь, а и он не выдержал безудержной скачки Тхожея: сила ушла из него, и лег он, бездыханный, посреди дороги. Горько было Сосруко, хотел он оплакать старого товарища, да побоялся обидеть этим Тхожея. Зарыл он серого на чужбине и поскакал дальше.
Вступив во владения Емынежа, Сосруко снова вызвал теплую погоду. Емынеж, который все это время сидел в шубе у очага, обрадовался весеннему теплу, сбросил шубу, сел на трехногого коня и помчался на вершину горы, на пашню, взяв с собой кожаный мешок с семенами бога плодородия.
Сосруко нагнал его у прдножья горы, выхватил мешок с заветным просом и поскакал к крепости. Там он кликнул нартскую девушку, посадил ее в седло и, помчался в сторону Страны Нартов. Емынеж бросился в погоню. Тхожей шел шагом, а трехногий вороной скакал во весь опор, но старший брат не мог догнать младшего. Емынеж пришел в ярость и стал бить своего коня тяжелой свинцовой плетью. Великан бил вороного, не жалея сил, и дорогу огласили вопли вороного:
— Эй, конь, мы с тобою родились от одной ма тери— узнаю тебя по твоей масти, по твоей резвости. Видишь ли ты, слышишь ли ты, как меня избивает седок? Пожалей меня, милый брат, остановись!
Но Тхожей не останавливался, продолжал итти шагом, а Емынеж все сильнее и сильнее хлестал свинцовой плетью несчастного вороного. Опять завопил трехногий конь:
— Милый брат, пожалей меня, дай нагнать тебя! Убьет меня седок!
Тогда Тхожей ответил своему брату:
— Мне ли, младшему, учить тебя? Вспомни на ставление матери: если глупый и злой седок бьет тебя — сбрось его и прибей к земле ударом своих копыт!
Вороной послушался младшего брата, рванулся под самые облака и сбросил Емынежа. Чудовище полетело вниз головой и разбилось в пропасти, а оттуда вылетело пламя: это драконий хвост Емынежа ударился о скалу, и вспыхнула молния.
А трехногий конь, почуяв волю, поскакал в междуморье к своей матери Тхож.
Долго ехал Сосруко, держа перед собой в седле кожаный мешок с семенами проса. Наконец приехал в Страну Нартов. Первым, кого увидел Сосруко, был пастух Куйцук. Пастух сидел на камне у развилины трех дорог, а вокруг паслась его отара. Не очень-то красив был Куйцук, но нартской девушке, долго томившейся в неволе, вдали от родной земли, все казалось прекрасным в Стране Нартов. Показался ей прекрасным и Куйцук. Заметил это Сосруко. Он сказал пастуху:
— Да умножится твое стадо, Куйцук! Я привез Стране Нартов просо Тхаголеджа, а тебе — жену. Поговори с ней, а то она в неволе, на чужбине, отвыкла от разговоров с нартскими джигитами.
Обрадованная девушка спрыгнула с коня, и Куйцук усадил ее рядом с собою, на камне, у развилины трех дорог, а Сосруко поехал на Хасу, чтобы вручить нартам семена проса.
Ого, как ликовала Хаса! Семь дней плясали, семь дней пили нарты, семь дней продолжались их игры. А когда кончилось празднество, вспахали нарты землю и посеяли благодатные семена проса.
Семена зрели в нартской земле и дали обильные всходы. Такого урожая еще не знала нартская земля! Сварили нарты из проса пасту и понесли ее в дом Сатаней в огромном медном котле. Оказали нарты почет Сосруко: удостоили его великой чести — первым отведать пасту, приготовленную из нового урожая. То была самая великая честь в Стране Нартов, самая великая радость, и Сосруко был счастлив, а Сатаней им гордилась
Герой адыгского нартского эпоса. С. рожден из камня, который оплодотворил пастух, воспылавший страстью к Сатаней. По просьбе Сатаней Тлепш извлек из камня раскаленного железного мальчика и окунул его семь раз в воду: только бедра (вариант: колени), схваченные клещами, остались незакаленными. С. выступает как культурный герой. Он возвращает (что равносильно добыванию) нартам, огонь и семена проса, похищенные Иныжем и Еминежем, одаривает людей напитком сано, отнятым им у богов. С. часто действует, прибегая к хитрости, а также с помощью магии. В образе С. проявляются черты солярного божества: верх его шапки — солнце, он — обладатель талисмана, сверкающего, как солнце. У С. прослеживаются также в рудиментарной форме некоторые функции демиурга, свойственные богу солнца (см. ТХАи ТХАШХО). Покидая земной мир, С. наделяет (вариант: просит Тха наделить) характерными особенностями некоторых животных и птиц. Целебные воды Кавказа — это слезы С., плачущего от невозможности вернуться из-под земли на землю.С. и его коня Тхожея губят нарты (варианты: нарты совместно с иныжами; иныжи), выведавшие их уязвимые места через старуху Барамбух (вариант — Уорсар). Она превращается в золотой шлем (или плеть), который поднимает с дороги С. и надевает на голову. Из разговора С. с Тхожеем Барамбух узнает их тайну. Когда С. явился к месту состязания (Харама-ошха, «Харама-гора»), нарты предложили ему отразить мсан-шарх коленями (бедрами). С. подставляет колени, и жан-шарх перерезает его ноги. Нарты закапывают С. живым в землю (вариант: добивают раненого С.), и С. продолжает жить под землей. Каждую весну он стремится вырваться в земной мир, чтобы уничтожить всех, кто чинит на земле несправедливость.Поверья связывают с именем С. огромные камни в верховьях Инжиджа, в верховьях Псыжа, одну из канав в Баксанском ущелье, сохранивших якобы следы меча С., копыт его коня. Род Кардановых (Кабарда) считает С. своим предком (при упоминании имени героя в знак почитания его все встают). У старшей женщины рода хранится «полотенце С.» (которым герой перевязал свои раненые колени), обладающее, как считают, магической силой (исцелять больного, вызывать дождь).Соответствия С.: абхазский Сасрыква, осетинский Сослан. м. и. Мижаев.
Тонкобровая Сатаней полоскала в реке белье. Она полоскала его там, где обычно чистила кольчуги. На другом, луговом берегу Псыжа пастух из нартского селения пас коров. Увидев Сатаней, пастух сперва застыл в изумлении, а придя в себя, быстро подошел к реке. Сатаней была прекрасна. Лицо ее было белое, а брови — тонкие.
— Эй, Сатаней, красавица, несравнимая с дру гими красавицами! Подними свои глаза, посмотри хоть раз на меня! — крикнул пастух. И Сатаней под няла глаза.
Загорелся пастух. Овладела страсть и тонкобровой Сатаней, и с такой силой, что присела она в изнеможении на прибрежный камень.
В смятении она собрала кое-как мокрое белье и поднялась, чтобы пойти домой. Пастух из селения нартов сказал ей:
— Эй, Сатаней, красавица, несравнимая с дру гими красавицами! Твой женский ум превосходит мужскую мудрость. Зачем же ты оставила на берегу камень? Возьми его с собою.
Сатаней послушалась пастуха. Она отнесла домой тот прибрежный камень, на который присела, когда овладела ею страсть.
Дома она положила камень в ларь с отрубями.
Прошло некоторое время и услыхала Сатаней шум в своем доме. “Откуда этот шум?” — подумала Сатаней и стала заглядывать во все углы. И странное дело: подойдет к камню поближе — шум сильнее, отойдет подальше — шум потише.
— Неслыханное чудо! — воскликнула Сатаней и приложила ухо к камню. Внутри камня кипело: оттого-то и слышался шум. Чтобы заглушить этот шум, Сатаней обмотала камень шерстяной нитью. Через три дня нить оборвалась. Снова Сатаней обмо тала камень, и снова оборвалась шерстяная нить.
— Бог жизни, Псатха, счастье мое! — крикнула Сатаней. — Да этот камень становится все больше и больше!— И она положила камень в теплый очаг.
Девять месяцев и девять дней пролежал камень в теплом очаге, и с каждым днем он становился все больше, все горячее. Он раскалялся, он пылал огнем. Сатаней побежала к Тлепшу, богу-кузнецу.
— Можно ли тебе доверить тайну, бог? — спро сила Сатаней.
— Разве для того я помогаю людям своим ре меслом, чтобы они мне не доверяли? Разве вот этот мой молот, вот эти клещи мои — не на радость лю дям? Разве удар молота — не жизнь моя? Разве я не служу доброму делу?
Так вопрошал Тлепш, и в громком голосе его была обида. Сатаней устыдилась своего недоверия. Она тихо сказала:
— У меня такое дело, о котором молчать нельзя, а заговоришь — никто не поверит. Как же мне быть, Тлепш?
— Эй, женщина из людского рода!—отвечал бог-кузнец. — Там, где ищут совета, а за совет ничего не берут, — там беде не бывать. Открой мне свою тайну: я помогу тебе.
— Я ничего не скажу, потому что я не хочу гово рить и краснеть от стыда. Пойдем со мной, и я тебе покажу чудо.
— Мужчина не отступится от своего слова, — прогремел Тлепш. — У мужчины слово — дело. Ты сказала: “пойдем” — и вот я готов.
И Тлепш собрал орудия своего ремесла и вышел из кузни. Сатаней привела его к себе. Удивился бог-кузнец, увидев пылающий камень.
— Бог неба Уашхо, что это за чудо? — восклик нул он. — Немало я видел на своем веку, немало и слышал, но такое вижу впервые!
Тлепш отнес пылающий камень в кузню. Сатаней пошла за ним. Сердце ее крепко билось. Тлепш изо всей своей могучей силы ударил по камню молотом. Семь дней и семь ночей работал бог-кузнец, и Сатаней казалось, что каждый удар его молота по камню был ударом по ее сердцу, и сердце ее сжималось и трепетало. Наконец камень треснул, осколки разлетелись и выпал из сердцевины камня пылающий ребенок. Да, тело этого мальчика пылало, искры летели от него и пар клубился над ним. Сатаней, как это делает всякая мать, хотела прижать новорожденного к своей груди, но вдруг закричала громким криком: она обожгла себе руки. Ребенок упал на подол ее бешмета, прожег подол и скатился на землю.
Тлепш схватил огромными клещами ребенка за бедра и окунул его в воду. Вода зашипела, и заклубился пар. Семь раз окунал бог-кузнец раскаленного ребенка в воду, и семь раз вода закипала. Так Тлепш закалял ребенка, закалял до тех пор, пока его тело не превратилось в булат. Только бедра остались не закаленными, потому что были схвачены клещами.
— Теперь бери своего булатного мальчика, — сказал бог-кузнец осчастливленной Сатаней.
С этого дня в доме Сатаней стал расти ребенок, стал расти быстро: за день вырастал настолько, насколько другие дети за месяц. Это было чудо, а чудо — источник многих слухов. Много было в нартском селении пересудов о том, что родился у Сатаней ребенок. Весть об этом дошла и до старухи Барымбух. Старуха рассердилась, да так сильно, что, хотя и не близок был путь, она сразу отправилась в селение, где жила Сатаней.
Войдя в ее дом, старуха заметила мальчика, сидевшего у очага и игравшего углями: он бросал себе в рот горящие угли, а выплевывал потухшие.
Барымбух с бранью накинулась на Сатаней:
— Не потаскуха ли ты? Нет у тебя мужа, откуда же этот мальчик? От первого встречного родила ты его!
— Когда бы ты имела такого сына, не стала бы ругаться,— спокойно отвечала Сатаней. — Он мой приемыш.
— Если он твой приемыш, то скажи мне, кто его родил? — закричала Барымбух. Спокойствие Сатаней привело ее в ярость.
— Он родился не так, как другие дети, — ска зала Сатаней. — Он родился из камня, а закален Тлепшем. Оттого и назван он Сосруко, что означает: Сын Камня.
Барымбух крикнула, трясясь от злобы:
— От нечистой силы он рожден, уничтожит он весь нартский род! Клянусь Уашхо, богом синего неба: начало его жизни станет концом многих жизней!
И старуха покинула дом Сатаней бормоча:
— Адово отродье, лучше бы ты не родился, а ро дившись, лучше бы ты не вырос!
Так в доме Сатаней, рассказывают люди, появился ребенок по имени Сосруко, Сын Камня.
Сосруко является героем адыгейского нартского эпоса. Сосруко соответствует Сослану у осетин, Сасрыкве у адыгейцев и Сеску-Солсу у чеченцев и ингушей. Сосруко появился на свет чудесным способом – из камня, который оплодотворил пастух, влюбившись в Сатаней-Гуашу. Когда мальчика вынули из камня, то увидели, что его тело представляет собой раскаленное железо. Мать попросила кузнеца Тлепши закалить его, и кузнец семь раз опустил ребенка в воду. Незакаленными остались лишь бедра мальчика, за которые кузнец держал
его (согласно более распространенному варианту легенды, уязвимыми остались колени). В легенде адыгейцев Сосруко является национальным героем. Он совершил множество подвигов: вернул нартам семена проса и огонь, которые были похищены Иныжем (получеловеком-полуживотным) и Еминежем (чудовищем, врагом нартов). Легенда указывает на то, что Сосруко был колдуном и часто применял свои способности для достижения цели. В некоторых преданиях его наделяют солярными способностями и знаками, например «верх его шапки – солнце», или указывают, что он обладает волшебным талисманом, который сверкает, как солнце.
С именем Сосруко связывают легенду о происхождении винограда. Она повествует о том, что герой пробрался на небеса, украл у богов бочонок с хмельным напитком сано и сбросил его на землю. Бочонок разбился, и сано потекло по земле. На дне бочонка находились семена растения, из которого делали сано. Они проросли и стали лозами, а через некоторое время на них появились сладкие ягоды, из которых люди стали изготавливать хмельной напиток. Сосруко погиб от рук своих братьев-нартов. Они отправились к старухе Барамбук (согласно другому варианту – Уорсар), и та помогла им узнать, какое место на теле Сосруко является уязвимым. Для этого старуха превратилась в золотой шлем, и нарты бросили его на пути Сосруко. Увидев шлем, тот поднял его и надел на голову. Затем богатырь завел со своим конем разговор о том, как его (богатыря) можно уничтожить; старуха же подслушала тайну Сосруко и раскрыла ее жестоким братьям.
Через некоторое время Сосруко явился на состязание харама-ошхра. Братья стали подговаривать богатыря, чтобы он отразил удар жан-шарха (огромного железного колеса с железными выступами) с помощью коленей. Сосруко попытался сделать это, но колесо перебило ему ноги. Братья закопали его в землю живым, но он не умер. Богатырь продолжал жить под землей. Каждый год, весной, он стремится вырваться на поверхность, чтобы отомстить своим обидчикам, но ему это не удается. Род Кардановых (Кабарда) называет Сосруко своим предком. При упоминании его имени члены рода встают. Старшая женщина рода хранит полотенце, которым богатырь перевязал свои перебитые колени. Осетины верят, что с помощью этого предмета можно исцелять болезни, вызывать дождь и т. д.
К. А. Ляхова. «Герои мифов»
Герой адыгского нартского эпоса. С. рождён из камня, который оплодотворил пастух, воспылавший страстью к Сатаней. По просьбе Сатаней Тлепш извлёк из камня раскалённого железного мальчика и окунул его семь раз в воду: только бёдра (вариант: колени), схваченные клещами, остались незакалёнными. С. выступает как культурный герой. Он возвращает (что равносильно добыванию) нартам огонь и семена проса, похищенные Иныжем и Еминежем, одаривает людей напитком сано, отнятым им у богов. С. часто действует, прибегая к хитрости, а также с помощью магии. В образе С. проявляются черты солярного божества: верх его шапки — солнце, он — обладатель талисмана, сверкающего, как солнце. У С. прослеживаются также в рудиментарной форме некоторые функции демиурга, свойственные богу солнца (см. Тха и Тхашхо). Покидая земной мир, С. наделяет (вариант: просит Тха наделить) характерными особенностями некоторых животных и птиц. Целебные воды Кавказа — это слёзы С., плачущего от невозможности вернуться из-под земли на землю. С. и его коня Тхожея губят нарты (варианты: нарты совместно с иныжами; иныжи), выведавшие их уязвимые места через старуху Барамбух (вариант — Уорсар). Она превращается в золотой шлем (или плеть), который поднимает с дороги С. и надевает на голову. Из разговора С. с Тхожеем Барамбух узнаёт их тайну. Когда С. явился к месту состязания (Харама-ошха, «Харама-гора»), нарты предложили ему отразить жан-шарх коленями (бёдрами). С. подставляет колени, и жан-шарх перерезает его ноги. Нарты закапывают С. живым в землю (вариант: добивают раненого С.), и С. продолжает жить под землёй. Каждую весну он стремится вырваться в земной мир, чтобы уничтожить всех, кто чинит на земле несправедливость.
Поверья связывают с именем С. огромные камни в верховьях Инжиджа, в верховьях Псыжа, одну из канав в Баксанском ущелье, сохранивших якобы следы меча С., копыт его коня. Род Кардановых (Кабарда) считает С. своим предком (при упоминании имени героя в знак почитания его все встают). У старшей женщины рода хранится «полотенце С.» (которым герой перевязал свои раненые колени), обладающее, как считают, магической силой (исцелять больного, вызывать дождь).
Соответствия С.: абхазский Сасрыква, осетинский Сослан.
М. И. Мижаев
хххе?
Основные значения:
См. также:
Нарты скачут в поход, Нарты скачут вперед, Чтоб врагов покарать, Чинтов рать разгромить, Скачут в бой по степям, А Сосруко с собой Порешили не брать. Нартов страшный мороз Настигает в пути. Как проехать-пройти? Каждый всадник прирос К этой мерзлой земле, И в седле он дрожит В этих Кумских степях: Мир — в цепях ледяных! Горе нартским бойцам, Горе нартским коням! Стала стужа сильней, Сила мужа — слабей. Старцы-нарты кричат Среди Кумских степей, — Снег у них на глазах, Злоба в их голосах:
“Эй, Имыс, есть огонь?” “Нет огня у меня”. “Эй, Сосым, есть огонь?” “Нет огня! Нет огня!” “Эй, Химиш, есть огонь?” “Нет огня у меня”. “Ашамез, есть огонь?” “Нет огня! Нет огня!”
Нет огня у нартов смелых. Разве так в походы скачут? Тут Насрен Длиннобородый Обратился к нартам смелым: “Смертным стал наш путь отныне, Все в пустыне мы погибнем,— Тот, кто стар, и тот, кто молод. Горе нартам: холод смертный Свалит, превратит нас в трупы! Ох, мы глупы, глупы, нарты, Будет нам вперед наука: Надо было взять с собою Смуглолицего Сосруко, Всадника того, чье имя Чинты в страхе произносят, Чьи следы приносят счастье, Чье участье в деле бранном Все напасти побеждает, Чье копье готово к бою, Пролагает путь к победе, Чей высокий шлем сверкает Нам звездою путеводной, Чьей отвагой благородной, Как кольчугой, мы прикрыты, Чья стрела воюет с вьюгой, Из беды людей выводит, В трудный час находит выход. Мы напрасно, братья-нарты, Поскакали без Сосруко!”
Нарты смелые — в печали: Надо было взять Сосруко!
Кто там в холоде-тумане На кургане показался? То примчался нарт Сосруко: Там Сосруко, где опасность, Где нуждаются в подмоге! Посреди дороги вьюжной Нартов дружный клич раздался:
“Здравствуй, наш воитель грозный, Предводитель знаменитый! Мы в ночи морозной гибнем. Помоги ты, если можешь, Если можешь, разожги ты Поскорей костер горячий!”
“Всем удачи я желаю, — Говорит в ответ Сосруко, — Кто же в путь коня седлает, Без огня в пустыню скачет? У меня и малой искры Не найдется, потому что Без огня я в путь пускаюсь, Холода не опасаюсь. Не расстраивайтесь, нарты, Я сейчас огонь добуду. Не отчаивайтесь, нарты, Я для вас огонь добуду!”
Он достал стрелу стальную И пустил в звезду ночную, — Падает звезда ночная, Шумно рассыпая искры. Хвалят всадники Сосруко, Нарты руки подставляют, Чтоб согреться хоть немного, Но тревога снова в сердце: Сразу же звезда погасла И растаяла в пустыне, — И опять в кручине нарты!
Что же делать Сосруко? Он, могучий, решает Из беды неминучей Смелых вызволить нартов. Он садится, упрямый, На лихого Тхожея, Не робея, летит он На вершину Харамы. Вот он видит, бесстрашный: Дым из башни старинной Вьется, тонкий, и тает, И скрывается в тучах. И дымком осчастливлен, Он тайком подъезжает, — Семь оград, семь колючих Замечает Сосруко: То — жилище Иныжа. Подъезжает поближе, Видит — пламень высокий В сердце круга пылает: То Иныж одноокий, Мощным кругом свернувшись, Спит, храпит, головою Опершись на колени. Озарен головнею, Рот раскрыт, нехватает В нем переднего зуба, А костер все пылает В сердце мощного круга, Ни на миг не слабея… И Сосруко Тхожея Вопрошает, как друга:
“Нартам нужен огонь. Что же делать нам, конь?”
Конь проржал семикратно: “Ой, Сосруко булатный, Сильнорукий и статный! Не поедем обратно, А подъедем к Иныжу. Как поближе подъедем, — Бег свой конский, горячий Обращу в шаг собачий, Как поближе подъедем, Не пойду по-собачьи,— Подкрадусь по-кошачьи Я, рожденный из пены! Перепрыгну я стены Этой башни старинной, Над Иныжем, бесстрашный, Встану я на дыбы. Победим без борьбы: Наклонись ты к огню И хватай головню”.
Полетел к старой башне Конь, советчик всегдашний Удалого Сосруко. Как подъехал поближе, — Конский бег свой горячий Обратил в шаг собачий, А подъехал поближе, — Обратил шаг собачий В легкий шорох кошачий, А приблизился к башне, — Быстрым вихрем рванулся, Легкой пылью взметнулся Над старинною башней. А бесстрашный Сосруко Наклонился к огню И схватил головню — Да неловко схватил — Отскочил уголек, На Иныжа упал, Опалил ему бровь — Бровь густая зажглась. Приоткрыл великан Свой единственный глаз, Головни сосчитал — Нехватает одной: Смелый нарт с головней Ускакал далеко! Заорал великан:
“Кто меня обокрал? Чтоб тебя, сучий сын, Мой отец покарал!”
Не вставая, Иныж Руки вытянул вдруг, Опустил за порог. Стал он шарить вокруг, Семь обшарил дорог. А Сосруко скакал День за днем — семь ночей, А подъехал к реке, — Оказался Тхожей У Иныжа в руке!
Посмотрел великан На того, кто посмел Ускакать с головней, Видит — весь он стальной. И подумал Иныж: “Этот малый — крепыш. Хоть и глуп коротыш, А заменит мне зуб!” Так во рту великана Очутился Сосруко. Не смутился Сосруко, Вынул меч смертоносный, Резать начал он десны Великана Иныжа. Не стерпел сильной боли Великан одноглазый: Сразу выплюнул нарта. Оказался на воле Смуглолицый Сосруко!
Тут воскликнул Иныж: “Слушай, нартский малыш, Похититель огня! Недруг есть у меня — Смуглолицый Сосруко. Отвечай поскорей: Где он — сын Сатаней, Смуглолицый Сосруко? С великанами в ряд Нарты ставят Сосруко, Так о нем говорят: “Он сильней на земле Всех, сидящих в седле, Великанов сильней Смуглолицый Сосруко!” Говори же скорей: Где он — сын Сатаней, Смуглолицый Сосруко?”
Отвечает Сосруко: “У подножия гор Я у нартов пастух. Мало видел мой взор, Много слышал мой слух. Не видал я Сосруко, Но слыхал о Сосруко, Где храбрец — не скажу, Но о нем расскажу”.
Отвечает Иныж: “Если, нартский малыш, Ты не смог мне сказать, Где гуляет Сосруко, То сумей показать, Как играет Сосруко!”
Тут Сосруко встрепенулся, Усмехнулся, молвил слово: “Нет такого человека Среди нартов, что сумел бы Игры повторить Сосруко. Нарты верят: нет такого Великана, что сумел бы В играх победить Сосруко!”
Рассердился одноглазый: “Не болтай, пастух плюгавый, А начни свои рассказы Про Сосруковы забавы!”
“Я слыхал, для Сосруко Нет милее игры: Он стоит, наш Сосруко, У подножья горы; Абра-камень бросают Нарты с этой горы; Но Сосруко булатный — Богатырь настоящий: Лбом толкает обратно Абра-камень летящий!”
“Мне ли это не под силу? Ну-ка живо, пастушонок, Камень ты пусти с обрыва!”
Нарт берет огромный камень И с горы его бросает, Великан огромный камень Ловит лбом и лбом толкает, Возвращает на вершину, Громко восклицает: “Право, Хороша забава эта! От нее — поесть охота, А работа—лбу на пользу: От ударов лоб крепчает! Мне игра пришлась по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Тут уводит подальше Великана Сосруко, Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко, — Так твердит нартский род,— Опускаясь на землю, Открывает свой рот; В рот кладут ему стрелы. А Сосруко умелый Их головки жует, — Он жует и смеется, А концами плюется!”
“Рот набей мне доотказу: Не боюсь такой работы!” — Усмехается и сразу Опускается на землю Великан широкоротый, Открывает пасть большую. Набивает доотказу Стрелами ее Сосруко. Нипочем Иныжу злому Нарта юного уловки! Великан жует головки, А концами стрел плюется И смеется над Сосруко:
“Пастушонок нартский! Право, Хороша забава эта: Придает слюне свирепость, А зубам — стальную крепость! Мне игра пришлась по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Тут уводит подальше Великана Сосруко, Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко, Тешит душу такою Удалою забавой: Перед ним, храбрецом, Нарты ставят котел, Наполняют свинцом Исполинский котел, На огонь его ставят, И свинец они плавят Девять дней и ночей — Вот игра силачей! Ой, Сосруко недаром Среди нартов прославлен! Вот в свинец он садится, Что кипит, что расплавлен, И сидит он в котле, Словно всадник в седле, Ждет, когда, наконец, Затвердеет свинец!”
“Мне ли это не под силу? — Говорит Иныж с зевотой, — Я в котел с охотой сяду!”
Юный нарт огонь разводит — На огонь котел поставлен. Девять дней-ночей проходит — И свинец в котле расплавлен. Великан в свинец садится, Вместе с ним затвердевает, Но рывком могучим тело От свинца он отрывает, Восклицает одноглазый: “Я своим доволен делом, Телом стал стократ сильнее, Захотелось пообедать! Мне игра твоя по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь? А не знаешь — будет худо: Сам себя я позабавлю, Я живьем тебя расплавлю!”
Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Смуглолицый Сосруко Речь такую заводит:
“Ой, двужильный, двуглавый, Не спеши пообедать, Чтоб успел я поведать О забаве последней: Там, где в океан глубокий Устремляются, вскипая, Всех семи морей потоки, — Опускается в пучину, Дна стопой не доставая, Ртом воды не набирая, Тот, кого зовут Сосруко. Дуют, дуют старцы-нарты, Семь ночей, семь дней колдуют, Замораживают море, Смуглолицого Сосруко Замораживают в море. Он в пучине, в лед одетый, Семь ночей, семь дней проводит, Дожидается рассвета, Гордо плечи распрямляет, Лед ломает и выходит”.
“Мне ли это не под силу!” — Восклицает одноокий. Нарт его туда приводит, Где семи морей потоки В океан глубокий, грозный Устремляются, сливаясь. Опускается в пучину Великан Иныж, стараясь Не коснуться дна стопою И в воде не захлебнуться. Холод напустил Сосруко И в пучине океана Великана заморозил. В той пучине великана Семь ночей, семь дней держал он, А потом сказал он: “Выйди!”
Не был великан в обиде. Поднатужась, одноглазый Сильными повел плечами — Лед могучий треснул сразу. “Погоди! — вскричал Сосруко. — Я нагнал не все морозы, Трещины не все заделал, Лед еще не очень крепок!”
Дунул нарт — взвились метели, Затрещал мороз жестокий, И семи морей потоки На бегу оцепенели! Нарт в пучине океана Великана заморозил, Крепким льдом сковал он воду, Злобному уроду крикнул:
“Эй, Иныж, попробуй, вырвись, Ты из плена ледяного!”
Поднатужась, одноглазый Плечи распрямляет снова, Гневно силы напрягает. Вот на лбу надулись жилы, Глаз единственный моргает, — Поздно: в этом льду могучем Заморожен одноглазый! Вынув быстрый меч из ножен, Тут подумал нарт Сосруко: “Я врага сковал надежно, Душу можно позабавить — Обезглавить великана!”
Но подул Иныж свирепый И отбросил он Сосруко Сразу на два перехода. Прискакал назад Сосруко, Сзади подскакал к Иныжу, Осадил на льду Тхожея, Чтоб злодея обезглавить, Но бессилен меч двуострый: Волоска снести не может И царапинки оставить!
Загремел одноглазый: “Если б не был я глупым, Догадался бы сразу По твоим тонким икрам, По твоим хитрым играм, Что я вижу Сосруко: Смерть приходит к Иныжу!
Ой, Сосруко булатный, Ратный всадник ты нартский! Не трудись понапрасну, — Головы не отрубишь, Только меч ты затупишь! Поднимись-ка ты лучше На порог моей башни, На дверях моей башни Меч увидишь могучий. Этот меч ты прославишь: Обезглавишь Иныжа!”
Повернул коня Сосруко, К башне великана скачет. “Нет ли хитрости, обмана, Западни в речах Иныжа?” Так подумав, нарт Сосруко Открывает двери башни, Только сам не входит в башню, А полено он бросает И срывается мгновенно С притолоки меч могучий И вонзается в полено.
Нагибается Сосруко, Меч за рукоять хватает, И назад с мечом Иныжа Возвращается Сосруко. Великан, его увидев, Зарыдал рыданьем громким:
“Ой, Сосруко, всадник ратный, Нарт булатный, статный воин! Я спокоен был, я думал, Что моим мечом ты будешь Обезглавлен, что навеки Буду от тебя избавлен. Меч в твоих руках я вижу, Смерть пришла к Иныжу ныне. Если так — в моей кончине Пусть отраду, нарт, найдешь ты. Обезглавь меня скорее, Вытяни из шеи жилу, Опояшь себя, и силу Великана обретешь ты, И тогда никто из нартов И никто из великанов Одолеть тебя не сможет!”
Отвечал ему Сосруко: “Не за сказками я прибыл, — Прибыл на твою погибель, Чтоб добыть огонь для нартов, Чтоб спасти друзей от смерти. Не нужна твоя мне жила, Полная отравы мерзкой: Только сила человека На земле достойна славы!”
Так воскликнув, нарт Сосруко Обезглавил великана И коня к друзьям направил, Захватив огонь Иныжа. От мороза, от метели Коченели, сжавшись в кучи, Нарт могучий, конь летучий, — Исходили в горьком плаче. Прискакал к друзьям Сосруко И развел огонь горячий, Отогрел коней и нартов. Нарты поклялись в пустыне: “Ой, отныне без Сосруко Никуда мы не поедем — Ни в походы, ни в набеги, В том навеки мы клянемся!”
1. Сатаней-гуаша
1) главная героиня адыгского эпоса, хозяйка и распорядительница всего нартского хозяйства, воспитательница многих нартских богатырей. Ср. осет. Сатана, абх. Сатаней-гуаша, балк.-карач. Сатанай, Сатаной, чеч.-инг. Сели-Сата, Сатай-хан;
2) Сатаней — название полевого цветка (лютика).
С именем Сатаней-гуащи адыги, как и другие народы Кавказа, связывают различные топонимические предания. Приведем одно из них.
Печь Сатаней (черкесский текст) Печь Сатаней и камень — место верховых игр Сосруко — разделяет дорога. Печь Сатаней была у подножия горы. “В печи Сатаней лежит абра-камень”,— говорили. И это правда — я видел его своими глазами. Камень лежал внутри печи, вращаясь,. и невозможно было его вытащить”.
На том месте стали уголь добывать; надо было строить дом для рабочих, и камень — место верховых игр Сосруко — был разбит и пошел на строительство. Печь Сатаней разобрали — осталось только основание—и использовали, когда строили (дом).
Рассказы о печи Сатаней я слышал давно, показал мне ее Махмуд Микитов.
У адыгов бытует и сказание, связывающее с именем Сатаней-гуаши различные небесные явления (аналогичные сказания известны и другим народам, например ингушам, см.: Б. К. Далгат, Первобытная религия чеченцев,— “Терский сборник”, вып. III, ‘.Владикавказ, 1893, стр. 122—123).
Почему солнце перед закатом приостанавливается (абадзехский текст) Не заметил ли ты, как солнце перед закатом на какой-то миг задерживается на небосклоне?
Вот почему это происходит. Сатаней и один молодой нарт — шорных дел мастер — поспорили.
Она сказала: “Сегодня сошью сай*”.
Говорят, кроме Сатаней, никто этого не умеет.
“За один день седло сделаю”,— сказал он.
Целый день каждый сидел, занятый своим делом.
Молодой нарт, искусный шорник, быстро кончил свою работу и сел.
[У Сатаней же] оставалось еще немного работы, но солнце уже достигло края небосвода.
– О солнце, если бы ты на миг остановилось! – сказала Сатаней.
В то время всё, о чем бы ни попросили нарты, сбывалось. Солнце чуть задержалось и стояло на одном месте, ожидая, пока она закончит свое шитье. Оттого, что весь
день сидела, Сатаней очень устала. Встала она, хорошенько потянулась, надела готовый сай и показала его молодому нарту.
– Правду говорят о тебе, Сатаней, ты хорошо сшила [сай]! — сказал ей нарт
С тех пор вечером, на закате, солнце обычно немного задерживается на небосклоне. 2. Сос – одно из имен пастуха. 3. Сосруко – букв. “сын Coca”, главный герой адыгского
нартского эпоса. Ср. осет. Созруко, Сослан, абх. Сасрыква, балк.-карач. Сосрука, чеч.-инг. Сеска Солса. 4. Тлепш – бог железа, покровитель кузнецов. Первый нартский кузнец, он закаляет Сосруко, выковывает для него и для других богатырей оружие и доспехи, врачует раны. С именем Тлепша связано несколько самостоятельных сюжетов. Один из них о том, как Тлепш сделал первые клещи.
Сказание о железных клещах Тлепша (кабардинский текст) Тлепш кузнечил, берясь за раскаленное железо рукой. Он работал без железных клещей. Однажды утром- жена Тлепша, выгоняя скот, увидела на дороге убитую змею; голова и хвост ее были скрещены. Вернувшись, женщина сказала Тлепшу:
– Я сегодня видела убитую змею, [голова и хвост которой скрещены], если бы ты сделал что-нибудь похожее, чтобы держать им железо, можно было бы работать, не обжигая рук.
Тлепш вышел и посмотрел. Вернувшись, он сделал подобное увиденному и [при помощи этого] стал ковать. С тех пор стали делать клещи. До этого клещей не было.
Тлепш никому не позволял заглядывать в его рукава. Он всегда ковал в закрытой кузне. После того как люди, ухитрившись, против его воли заглянули [в его рукав]1, он оставил свое ремесло. 1. Во всех сказаниях, где говорится о работе Тлепша, подчеркивается, что он , предпочитал кузнечить в одиночестве, видимо или опасаясь “глаза”, или стараясь утаить секреты своего мастерства.
Еще одно сказание повествует о том, как Тлепш сделал первый серп,— “О том, как впервые заставили Тлепша сделать серп”.
— Сосруко, поедем на охоту, — сказал однажды Бадыноко.
С тех пор, как они подружились, они стали охотиться вместе. Их кони не уступали друг другу, их борзые, их орлы были равны по силе и ловкости, ни одна лань не уходила от их стрелы.
Охотники увидели на лесной опушке черную лису. Оба они в один и тот же миг крикнули собакам, и собаки ринулись к лисе: собаки Сосруко — слева, собаки Бадыноко — справа погнали черную лису.
Нарты разом пустили стрелы, и обе стрелы попали в цель: стрела Сосруко —в левый глаз лисы, стрела Бадыноко — в правый глаз. В один и тот же миг нарты подъехали к лисе: Сосруко — слева, Бадыноко—справа. Оба они ухватились за лису: Сосруко — за передние ноги, Бадыноко — за задние.
— Моя лиса! — сказал Сосруко.
— Моя! — возразил Бадыноко.
— Посмотри: моя стрела попала в ее левый глаз, — воскликнул Сосруко.
— А моя — в правый глаз, — сказал Бадыноко.
Охотники заспорили. Их услыхал Мазитха, веселый бог лесов и охоты. Он спрыгнул с дуба. На нем была турья шкура, в руке он держал лук из орехового дерева. Он подошел к нартам:
— С доброй добычей вас, охотники!
— Да размножатся твои звери, да разрастутся твои леса! — приветствовали его нарты.
— О чем спорите? — спросил Мазитха.
— Не можем лису поделить, — сказал Сосруко. — Я говорю: “Моя лиса”, и Бадыноко говорит: “Моя лиса!”
Мазитха положил убитую черную лису перед собой и сказал:
— Я дам эту лисью шкуру тому, кто в ней больше нуждается. Согласны, нарты?
— Согласны, — ответили охотники. Спросил Ма зитха:
— Сосруко, говори: на что тебе нужна лисья шкура?
И Сосруко начал свой долгий рассказ:
“Был я частым гостем одной девицы. Приезжал я к ней не с пустыми руками, но однажды охота была неудачная, я приехал к возлюбленной без подарка.
— Что же это ты, Сосруко, ничего мне не привез?— сказала она. — Если ты меня любишь, подари мне чер ную лису. Пока не найдешь черной лисы — не приезжай.
Что я мог сделать? Отправился я на поиски черной лисы. Объездил я степи и горы, а не нашел черной лисы. Опечаленный неудачей, возвращался я с охоты и вдруг из кустарника выскочила серая лиса. “Что черная, что серая — одно и то же”, — подумал я и убил серую лису.
Приехал я к возлюбленной, поднес ей шкуру серой лисы, а она говорит:
— Я требовала черную лису, не нужна мне серая! Не исполнил ты моего приказания, так обратись в старого пса!
И она ударила меня бронзовой плетью, я и стал старым псом.
Что мне было делать? Я был псом, я жил во дворе у своей возлюбленной. А к ней приезжали другие нарты — Шауей, Химиш, Имыс, Уазырмес, приезжали, пили сано, пели песни, гуляли до утра. Каково мне было на это смотреть? Не стерпел я, убежал.
Бродя по свету, я встретил чабана: он гнал с пастбища отару. Я пристал к этой отаре, и чабан не прогнал меня. Мы пришли в селение. В этом селении жил нартский пастух Куйцук. Когда я проходил мимо него, он взглянул на меня, и по его глазам я понял, что он меня узнал…
Жена моего хозяина-чабана страдала тяжким недугом. Семь лет была больна — ходить не могла. Ни одно лекарство, ни одно снадобье не могло ей помочь.
Вечером к чабану пришел Куйцук и сказал ему, чтобы меня на ночь заперли в той комнате, где лежала больная. Так и сделали. Я забрался под кровать и лег. Вдруг я услыхал шум в очаге. Через очаг в комнату проникла ведьма. Она стала сосать кровь из жены чабана. Разве я мог это стерпеть? Умный Куйцук знал, что я не стерплю, потому он и подал свой совет. Я вцепился в ведьму зубами. Она взмолилась:
— Сосруко, отпусти меня, когда-нибудь пригодится тебе моя помощь!
— Отпущу, но сперва исцели больную, — сказал я.
Ведьма вылила в чашу всю кровь, которую она вы сосала из больной жены чабана, и сказала:
— Утром омойте этой кровью больную.
Я отпустил ведьму. Утром, когда чабан пришел навестить жену, я окунул лапу в кровь и погладил лапой больную. Чабан догадался, что надо делать, и искупал жену в чаше с кровью. Больная сразу выздоровела.
Слух о чудесном исцелении жены чабана прошел по всем дворам: да и мог ли чабан умолчать об этом! И стар и млад приходили поглядеть на меня. Не понравилось мне, что меня разглядывают, как диво какое, и я убежал. Дорога привела меня к дому моей возлюбленной. У нее сидели нарты, пили сано, пили и приговаривали:
— Бедный Сосруко, где-то он сейчас!
— Он бы корчился от ревности, когда бы узнал, что мы здесь пируем!
Услыхав эти слова, я рассердился и залаял. А что мне было делать? Я был псом и умел только лаять. Вот я и залаял.
Моя возлюбленная узнала меня. Она вышла ко мне с бронзовой плетью, ударила меня и тихо, чтобы не узнали гости о ее колдовстве, проговорила:
— Обратись в петуха!
Я стал петухом и, захлопав крыльями, взлетел на плетень.
— Не стерплю я того, чтобы нарты пировали у моей девицы, а я чтобы был петухом! — крикнул я. Но вместо крика получилось кукарекание: ведь я был петухом.
Вдруг я посмотрел на соседний двор и увидел, что женщина веет просо. Я узнал ее: то была ведьма, которая мучила жену чабана. Я спрыгнул с плетня и стал клевать просо. Ведьма сказала мне:
— Сосруко, потерпи до утра. Я помогу тебе, ибо ты мне помог.
В полночь ведьма пробралась через очаг к моей возлюбленной и украла бронзовую плеть. Утром она вошла в курятник, ударила меня бронзовой плетью, и я опять стал нартом.
— Если желаешь, накажи свою возлюбленную, — сказала ведьма и дала мне бронзовую плеть.
Я вошел в дом и увидел хозяйку. Рядом с ней спал Имыс.
— Станьте ослами! — крикнул я и ударил обоих бронзовой плетью. Моя возлюбленная превратилась в ослицу, Имыс — в осла. О Мазитха, и ты, Бадыноко, вы можете их видеть на моем поле: каждый день я запря гаю их и пашу.
Теперь ты знаешь, Мазитха, для чего мне черная лиса: я надену шкуру на свои плечи, чтобы моя ослица, бывшая возлюбленная, увидела эту шкуру, чтобы поняла: когда Сосруко захочет достать черную лису, он ее достанет!”
Выслушав Сосруко, бог лесов и охоты сказал:
— Теперь ты поведай мне, Бадыноко: для чего тебе нужна шкура черной лисы?
Бадыноко сказал:
— В моем селении, по соседству со мной, живет бедная женщина, мать троих мальчиков, живет тем, что дают ей нарты. Мальчики у нее хорошие, не хуже других нартских детей, а ходят в отрепьях, даже шапки у них нет. Вот и хочу я эту лисью шкуру отнести троим мальчикам, — сделаю каждому по шапке.
И бог лесов и охоты отдал Бадыноко шкуру черной лисы.
Нарты скачут в поход,
Нарты скачут вперед,
Чтоб врагов покарать,
Чинтов рать разгромить,
Скачут в бой по степям,
А Сосруко с собой
Порешили не брать.
Нартов страшный мороз
Настигает в пути.
Как проехать-пройти?
Каждый всадник прирос
К этой мерзлой земле,
И в седле он дрожит
В этих Кумских степях:
Мир — в цепях ледяных!
Горе нартским бойцам,
Горе нартским коням!
Стала стужа сильней,
Сила мужа — слабей.
Старцы-нарты кричат
Среди Кумских степей, —
Снег у них на глазах,
Злоба в их голосах:
“Эй, Имыс, есть огонь?”
“Нет огня у меня”.
“Эй, Сосым, есть огонь?”
“Нет огня! Нет огня!”
“Эй, Химиш, есть огонь?”
“Нет огня у меня”.
“Ашамез, есть огонь?”
“Нет огня! Нет огня!”
Нет огня у нартов смелых.
Разве так в походы скачут?
Тут Насрен Длиннобородый
Обратился к нартам смелым:
“Смертным стал наш путь отныне,
Все в пустыне мы погибнем,—
Тот, кто стар, и тот, кто молод.
Горе нартам: холод смертный
Свалит, превратит нас в трупы!
Ох, мы глупы, глупы, нарты,
Будет нам вперед наука:
Надо было взять с собою
Смуглолицего Сосруко,
Всадника того, чье имя
Чинты в страхе произносят,
Чьи следы приносят счастье,
Чье участье в деле бранном
Все напасти побеждает,
Чье копье готово к бою,
Пролагает путь к победе,
Чей высокий шлем сверкает
Нам звездою путеводной,
Чьей отвагой благородной,
Как кольчугой, мы прикрыты,
Чья стрела воюет с вьюгой,
Из беды людей выводит,
В трудный час находит выход.
Мы напрасно, братья-нарты,
Поскакали без Сосруко!”
Нарты смелые — в печали:
Надо было взять Сосруко!
Кто там в холоде-тумане
На кургане показался?
То примчался нарт Сосруко:
Там Сосруко, где опасность,
Где нуждаются в подмоге!
Посреди дороги вьюжной
Нартов дружный клич раздался:
“Здравствуй, наш воитель грозный,
Предводитель знаменитый!
Мы в ночи морозной гибнем.
Помоги ты, если можешь,
Если можешь, разожги ты
Поскорей костер горячий!”
“Всем удачи я желаю, —
Говорит в ответ Сосруко, —
Кто же в путь коня седлает,
Без огня в пустыню скачет?
У меня и малой искры
Не найдется, потому что
Без огня я в путь пускаюсь,
Холода не опасаюсь.
Не расстраивайтесь, нарты,
Я сейчас огонь добуду.
Не отчаивайтесь, нарты,
Я для вас огонь добуду!”
Он достал стрелу стальную
И пустил в звезду ночную, —
Падает звезда ночная,
Шумно рассыпая искры.
Хвалят всадники Сосруко,
Нарты руки подставляют,
Чтоб согреться хоть немного,
Но тревога снова в сердце:
Сразу же звезда погасла
И растаяла в пустыне, —
И опять в кручине нарты!
Что же делать Сосруко?
Он, могучий, решает
Из беды неминучей
Смелых вызволить нартов.
Он садится, упрямый,
На лихого Тхожея,
Не робея, летит он
На вершину Харамы.
Вот он видит, бесстрашный:
Дым из башни старинной
Вьется, тонкий, и тает,
И скрывается в тучах.
И дымком осчастливлен,
Он тайком подъезжает, —
Семь оград, семь колючих
Замечает Сосруко:
То — жилище Иныжа.
Подъезжает поближе,
Видит — пламень высокий
В сердце круга пылает:
То Иныж одноокий,
Мощным кругом свернувшись,
Спит, храпит, головою
Опершись на колени.
Озарен головнею,
Рот раскрыт, нехватает
В нем переднего зуба,
А костер все пылает
В сердце мощного круга,
Ни на миг не слабея…
И Сосруко Тхожея
Вопрошает, как друга:
“Нартам нужен огонь.
Что же делать нам, конь?”
Конь проржал семикратно:
“Ой, Сосруко булатный,
Сильнорукий и статный!
Не поедем обратно,
А подъедем к Иныжу.
Как поближе подъедем, —
Бег свой конский, горячий
Обращу в шаг собачий,
Как поближе подъедем,
Не пойду по-собачьи,—
Подкрадусь по-кошачьи
Я, рожденный из пены!
Перепрыгну я стены
Этой башни старинной,
Над Иныжем, бесстрашный,
Встану я на дыбы.
Победим без борьбы:
Наклонись ты к огню
И хватай головню”.
Полетел к старой башне
Конь, советчик всегдашний
Удалого Сосруко.
Как подъехал поближе, —
Конский бег свой горячий
Обратил в шаг собачий,
А подъехал поближе, —
Обратил шаг собачий
В легкий шорох кошачий,
А приблизился к башне, —
Быстрым вихрем рванулся,
Легкой пылью взметнулся
Над старинною башней.
А бесстрашный Сосруко
Наклонился к огню
И схватил головню —
Да неловко схватил —
Отскочил уголек,
На Иныжа упал,
Опалил ему бровь —
Бровь густая зажглась.
Приоткрыл великан
Свой единственный глаз,
Головни сосчитал —
Нехватает одной:
Смелый нарт с головней
Ускакал далеко!
Заорал великан:
“Кто меня обокрал?
Чтоб тебя, сучий сын,
Мой отец покарал!”
Не вставая, Иныж
Руки вытянул вдруг,
Опустил за порог.
Стал он шарить вокруг,
Семь обшарил дорог.
А Сосруко скакал
День за днем — семь ночей,
А подъехал к реке, —
Оказался Тхожей
У Иныжа в руке!
Посмотрел великан
На того, кто посмел
Ускакать с головней,
Видит — весь он стальной.
И подумал Иныж:
“Этот малый — крепыш.
Хоть и глуп коротыш,
А заменит мне зуб!”
Так во рту великана
Очутился Сосруко.
Не смутился Сосруко,
Вынул меч смертоносный,
Резать начал он десны
Великана Иныжа.
Не стерпел сильной боли
Великан одноглазый:
Сразу выплюнул нарта.
Оказался на воле
Смуглолицый Сосруко!
Тут воскликнул Иныж:
“Слушай, нартский малыш,
Похититель огня!
Недруг есть у меня —
Смуглолицый Сосруко.
Отвечай поскорей:
Где он — сын Сатаней,
Смуглолицый Сосруко?
С великанами в ряд
Нарты ставят Сосруко,
Так о нем говорят:
“Он сильней на земле
Всех, сидящих в седле,
Великанов сильней
Смуглолицый Сосруко!”
Говори же скорей:
Где он — сын Сатаней,
Смуглолицый Сосруко?”
Отвечает Сосруко:
“У подножия гор
Я у нартов пастух.
Мало видел мой взор,
Много слышал мой слух.
Не видал я Сосруко,
Но слыхал о Сосруко,
Где храбрец — не скажу,
Но о нем расскажу”.
Отвечает Иныж:
“Если, нартский малыш,
Ты не смог мне сказать,
Где гуляет Сосруко,
То сумей показать,
Как играет Сосруко!”
Тут Сосруко встрепенулся,
Усмехнулся, молвил слово:
“Нет такого человека
Среди нартов, что сумел бы
Игры повторить Сосруко.
Нарты верят: нет такого
Великана, что сумел бы
В играх победить Сосруко!”
Рассердился одноглазый:
“Не болтай, пастух плюгавый,
А начни свои рассказы
Про Сосруковы забавы!”
“Я слыхал, для Сосруко
Нет милее игры:
Он стоит, наш Сосруко,
У подножья горы;
Абра-камень бросают
Нарты с этой горы;
Но Сосруко булатный —
Богатырь настоящий:
Лбом толкает обратно
Абра-камень летящий!”
“Мне ли это не под силу?
Ну-ка живо, пастушонок,
Камень ты пусти с обрыва!”
Нарт берет огромный камень
И с горы его бросает,
Великан огромный камень
Ловит лбом и лбом толкает,
Возвращает на вершину,
Громко восклицает: “Право,
Хороша забава эта!
От нее — поесть охота,
А работа—лбу на пользу:
От ударов лоб крепчает!
Мне игра пришлась по нраву,
Но забаву потруднее,
Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум?
Ох, беда с одноглазым:
Смерть к нему не приходит!
Тут уводит подальше
Великана Сосруко,
Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко, —
Так твердит нартский род,—
Опускаясь на землю,
Открывает свой рот;
В рот кладут ему стрелы.
А Сосруко умелый
Их головки жует, —
Он жует и смеется,
А концами плюется!”
“Рот набей мне доотказу:
Не боюсь такой работы!” —
Усмехается и сразу
Опускается на землю
Великан широкоротый,
Открывает пасть большую.
Набивает доотказу
Стрелами ее Сосруко.
Нипочем Иныжу злому
Нарта юного уловки!
Великан жует головки,
А концами стрел плюется
И смеется над Сосруко:
“Пастушонок нартский! Право,
Хороша забава эта:
Придает слюне свирепость,
А зубам — стальную крепость!
Мне игра пришлась по нраву,
Но забаву потруднее,
Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум?
Ох, беда с одноглазым:
Смерть к нему не приходит!
Тут уводит подальше
Великана Сосруко,
Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко,
Тешит душу такою
Удалою забавой:
Перед ним, храбрецом,
Нарты ставят котел,
Наполняют свинцом
Исполинский котел,
На огонь его ставят,
И свинец они плавят
Девять дней и ночей —
Вот игра силачей!
Ой, Сосруко недаром
Среди нартов прославлен!
Вот в свинец он садится,
Что кипит, что расплавлен,
И сидит он в котле,
Словно всадник в седле,
Ждет, когда, наконец,
Затвердеет свинец!”
“Мне ли это не под силу? —
Говорит Иныж с зевотой, —
Я в котел с охотой сяду!”
Юный нарт огонь разводит —
На огонь котел поставлен.
Девять дней-ночей проходит —
И свинец в котле расплавлен.
Великан в свинец садится,
Вместе с ним затвердевает,
Но рывком могучим тело
От свинца он отрывает,
Восклицает одноглазый:
“Я своим доволен делом,
Телом стал стократ сильнее,
Захотелось пообедать!
Мне игра твоя по нраву,
Но забаву потруднее,
Может быть, пастух, ты знаешь?
А не знаешь — будет худо:
Сам себя я позабавлю,
Я живьем тебя расплавлю!”
Где, Сосруко, твой разум?
Ох, беда с одноглазым:
Смерть к нему не приходит!
Смуглолицый Сосруко
Речь такую заводит:
“Ой, двужильный, двуглавый,
Не спеши пообедать,
Чтоб успел я поведать
О забаве последней:
Там, где в океан глубокий
Устремляются, вскипая,
Всех семи морей потоки, —
Опускается в пучину,
Дна стопой не доставая,
Ртом воды не набирая,
Тот, кого зовут Сосруко.
Дуют, дуют старцы-нарты,
Семь ночей, семь дней колдуют,
Замораживают море,
Смуглолицого Сосруко
Замораживают в море.
Он в пучине, в лед одетый,
Семь ночей, семь дней проводит,
Дожидается рассвета,
Гордо плечи распрямляет,
Лед ломает и выходит”.
“Мне ли это не под силу!” —
Восклицает одноокий.
Нарт его туда приводит,
Где семи морей потоки
В океан глубокий, грозный
Устремляются, сливаясь.
Опускается в пучину
Великан Иныж, стараясь
Не коснуться дна стопою
И в воде не захлебнуться.
Холод напустил Сосруко
И в пучине океана
Великана заморозил.
В той пучине великана
Семь ночей, семь дней держал он,
А потом сказал он: “Выйди!”
Не был великан в обиде.
Поднатужась, одноглазый
Сильными повел плечами —
Лед могучий треснул сразу.
“Погоди! — вскричал Сосруко. —
Я нагнал не все морозы,
Трещины не все заделал,
Лед еще не очень крепок!”
Дунул нарт — взвились метели,
Затрещал мороз жестокий,
И семи морей потоки
На бегу оцепенели!
Нарт в пучине океана
Великана заморозил,
Крепким льдом сковал он воду,
Злобному уроду крикнул:
“Эй, Иныж, попробуй, вырвись,
Ты из плена ледяного!”
Поднатужась, одноглазый
Плечи распрямляет снова,
Гневно силы напрягает.
Вот на лбу надулись жилы,
Глаз единственный моргает, —
Поздно: в этом льду могучем
Заморожен одноглазый!
Вынув быстрый меч из ножен,
Тут подумал нарт Сосруко:
“Я врага сковал надежно,
Душу можно позабавить —
Обезглавить великана!”
Но подул Иныж свирепый
И отбросил он Сосруко
Сразу на два перехода.
Прискакал назад Сосруко,
Сзади подскакал к Иныжу,
Осадил на льду Тхожея,
Чтоб злодея обезглавить,
Но бессилен меч двуострый:
Волоска снести не может
И царапинки оставить!
Загремел одноглазый:
“Если б не был я глупым,
Догадался бы сразу
По твоим тонким икрам,
По твоим хитрым играм,
Что я вижу Сосруко:
Смерть приходит к Иныжу!
Ой, Сосруко булатный,
Ратный всадник ты нартский!
Не трудись понапрасну, —
Головы не отрубишь,
Только меч ты затупишь!
Поднимись-ка ты лучше
На порог моей башни,
На дверях моей башни
Меч увидишь могучий.
Этот меч ты прославишь:
Обезглавишь Иныжа!”
Повернул коня Сосруко,
К башне великана скачет.
“Нет ли хитрости, обмана,
Западни в речах Иныжа?”
Так подумав, нарт Сосруко
Открывает двери башни,
Только сам не входит в башню,
А полено он бросает
И срывается мгновенно
С притолоки меч могучий
И вонзается в полено.
Нагибается Сосруко,
Меч за рукоять хватает,
И назад с мечом Иныжа
Возвращается Сосруко.
Великан, его увидев,
Зарыдал рыданьем громким:
“Ой, Сосруко, всадник ратный,
Нарт булатный, статный воин!
Я спокоен был, я думал,
Что моим мечом ты будешь
Обезглавлен, что навеки
Буду от тебя избавлен.
Меч в твоих руках я вижу,
Смерть пришла к Иныжу ныне.
Если так — в моей кончине
Пусть отраду, нарт, найдешь ты.
Обезглавь меня скорее,
Вытяни из шеи жилу,
Опояшь себя, и силу
Великана обретешь ты,
И тогда никто из нартов
И никто из великанов
Одолеть тебя не сможет!”
Отвечал ему Сосруко:
“Не за сказками я прибыл, —
Прибыл на твою погибель,
Чтоб добыть огонь для нартов,
Чтоб спасти друзей от смерти.
Не нужна твоя мне жила,
Полная отравы мерзкой:
Только сила человека
На земле достойна славы!”
Так воскликнув, нарт Сосруко
Обезглавил великана
И коня к друзьям направил,
Захватив огонь Иныжа.
От мороза, от метели
Коченели, сжавшись в кучи,
Нарт могучий, конь летучий, —
Исходили в горьком плаче.
Прискакал к друзьям Сосруко
И развел огонь горячий,
Отогрел коней и нартов.
Нарты поклялись в пустыне:
“Ой, отныне без Сосруко
Никуда мы не поедем —
Ни в походы, ни в набеги,
В том навеки мы клянемся!”
Остались народные песни, где сказано: врагами антов были всадники-исполины, пришедшие с севера, и одолеть их можно было только хитростью и ловкостью. Тогда и родился легендарный нарт Сосруко, главный защитник своей страны.
Этот национальный герой напоминает Зигфрида из германского эпоса и арабского героя Антару. Его рождение окутано тайной и суевериями. Предание утверждает, что он не был рожден, как все остальные люди, а был вынут из камня, на котором сидела княгиня Сатаней.
Сосруко считался великим всадником, славился силой и отвагой. Говорят, что он был воспитан известным воином Озырмегом.
Можно предположить, что княгиня была в родственных отношениях с одним из великанов, которые были врагами Сосруко. Однажды он принес ей в подарок голову великана, которого убил на поединке, и Сатаней, страшно рассердившись, ударила сына своими волшебными ножницами.
Народ по сей день поет балладу, в которой описывается поединок Сосруко и великана. Фольклор свидетельствует, что Сосруко был хромой, но туловище его было неуязвимо. Поэтому, когда он попал в плен, враги, решив его умертвить, отрезали ему ноги, чтобы вытекла кровь героя.
Так на подвигах нартов воспитывался древний адыгский народ.
Смотреть что такое “СОСРУКО” в других словарях:
Сосруко — Фонтан «Танцующий Сослан на чаше Уацамонга», Владикавказ … Википедия
КАВКАЗСКО-ИБЕРИЙСКИХ НАРОДОВ МИФОЛОГИЯ — совокупность мифологических представлений народов, населяющих Северный Кавказ и часть Закавказья и говорящих на языках, входящих в семью кавказских языков: грузины, адыги (кабардинцы, адыгейцы, черкесы), абхазы, абазины, чеченцы и ингуши… … Энциклопедия мифологии
НАРТЫ — герои древних эпических сказаний многих кавказских народов осетин, абхазов, абазин, адыгов, убыхов, карачаевцев, балкарцев, чеченцев и ингушей. Н. упоминаются в фольклоре некоторых народов Дагестана (напр., у тюркоязычных кумыков) и отдельных… … Энциклопедия мифологии
Нартский эпос — Сослан (Сосруко) Нартский (Нартовский) эпос эпос, бытующий у ряда народов Северного Кавказа, основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев богатырей («нартов»). Существует прежде всего у … Википедия
Нартовский эпос — Нартский (Нартовский) эпос эпос, бытующий у ряда народов Северного Кавказа, основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев богатырей («нартов»). Существует прежде всего у осетин и абхазо адыгских народов (адыгов, абазин … Википедия
Нартский Эпос — Нартский (Нартовский) эпос эпос, бытующий у ряда народов Северного Кавказа, основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев богатырей («нартов»). Существует прежде всего у осетин и абхазо адыгских народов (адыгов, абазин … Википедия
САТАНЕЙ — героиня адыгского нартского эпоса, мать и воспитательница Сосруко и других нартов, их мудрая наставница и советчица, хозяйка и распорядительница всего нартского хозяйства, женщина неувядающей красоты. С. организатор, глава нартского общества, её… … Энциклопедия мифологии
ЕМИНЕЖ — в нартском эпосе адыгов чудовище, олицетворение сил, враждебных нартам. Е. сочетает в себе черты бляго и иныжа. Е., как и бляго, зарится проглотить солнце; подобно иныжу, обладает необыкновенной физической силой, но глуп. Е. летает, вызывает… … Энциклопедия мифологии
Нальчик — У этого термина существуют и другие значения, см. Нальчик (значения). Город Нальчик Флаг Герб … Википедия
Нога — У этого термина существуют и другие значения, см. Нога (значения). Запрос «Ноги» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Нога (конечность нижняя свободная, лат. membrum inferius liberum) парный орган опоры и движения человека … Википедия
Категории раздела
КОНСПЕКТЫ УРОКОВ [591]ПЛАНЫ [17]ИГРОВЫЕ ФОРМЫ РАБОТЫ НА УРОКЕ [252]ВИКТОРИНЫ [62]ЗАНЯТИЯ ШКОЛЬНОГО КРУЖКА [115]ДИДАКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ [136]ПАМЯТКА ДЛЯ УЧЕНИКА [43]УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ [424]ДОКЛАД УЧИТЕЛЯ-СЛОВЕСНИКА [83]КУЛЬТУРА РЕЧИ [142]РУССКИЙ ЯЗЫК: КРАТКИЙ ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ КУРС ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ [86]АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ [453]АНАЛИЗ НА УРОКАХ ЛИТЕРАТУРЫ [214]ВОПРОС ЭКСПЕРТУ [118]ЛИТЕРАТУРНАЯ МАТРИЦА. ПИСАТЕЛИ О ПИСАТЕЛЯХ [43]КАРТОЧКИ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ [117]ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА [95]СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА [35]ОЛИМПИАДЫ ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ [16]ДИКТАНТЫ [54]КОНТРОЛЬНЫЕ РАБОТЫ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ [23]ПОДГОТОВКА К ЕГЭ [16]ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА [130]ПРОБА ПЕРА [143]ТВОРЧЕСКИЕ ЗАДАНИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ [44]КРАСИВАЯ И ПРАВИЛЬНАЯ РЕЧЬ [426]ГИА ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ [141]ПОДГОТОВКА К ГИА ПО ЛИТЕРАТУРЕ [13]ГЕРОИ ДО ВСТРЕЧИ С ПИСАТЕЛЕМ [27]ТЫ И ТВОЕ ИМЯ [58]ВРЕМЯ ЧИТАТЬ! [45]ГЕРОИ МИФОВ [101]РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ УСАДЬБА [28]ЛАУРЕАТЫ НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ ПО ЛИТЕРАТУРЕ [100]СКАЗКИ О РУССКОМ СЛОВЕ [18]ЗАПОМИНАЕМ ПРАВИЛА [134]КОНТРОЛЬНЫЕ РАБОТЫ В НОВОМ ФОРМАТЕ [46]СОЦИАЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА [96]ИДЕАЛЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ [63]УЧИМСЯ ПИСАТЬ СОЧИНЕНИЕ [29]ПО СТРАНЕ ЛИТЕРАТУРИИ [62]ИЗ ИМЕН СОБСТВЕННЫХ В НАРИЦАТЕЛЬНЫЕ [49]РАБОТА С ТЕКСТОМ [84]ФОНЕТИКА И ФОНОЛОГИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА [103]КОМПЛЕКСНЫЙ АНАЛИЗ ТЕКСТА [62]АУДИОКНИГИ [87]ВЫПУСКНОЕ СОЧИНЕНИЕ НА ОТЛИЧНО. С ПРИМЕРАМИ И ОБРАЗЦАМИ [30]ПУШКИН – НАШЕ ВСЕ [211]ЗНАМЕНИТЫ ДИНАСТИИ РОССИИ. ЛИТЕРАТОРЫ [13]ЛИТЕРАТУРНАЯ ИНФОГРАФИКА [7]ИЗЛОЖЕНИЯ И ДИКТАНТЫ [75]ЛИТЕРАТУРНЫЕ ДИКТАНТЫ [11]
Статистика
Форма входа
Как Сосруко вернул Стране Нартов семена проса
Однажды обитатели Страны Нартов, все, кто был еще в силах носить на ногах чувяки, собрались на большую Хасу. Тхаголедж, бог плодородия, обратился к нартам с вершины Харамы-горы:
— Нарты! До сих пор я помогал вам, в меру моей силы, собирать богатый урожай проса. А те перь я состарился, мера моей силы уменьшилась. Оттого решил я одарить вас семенами доброго проса. Сейте их каждый год, и не будет у вас отныне ни од ного неурожайного года.
— Живи долго, Тхаголедж! Ты бескорыстен и щедр, ты — источник нашего благоденствия, — про возгласили нарты здравицу покровителю плодородия. А тот сказал им:
— Если сварить одно зерно моего проса, то выйдет из него полный котел пасты.
Бросил Тхаголедж в каждый нартский котел по одному просяному зерну. Нарты развели огонь, повесили свои огромные котлы и стали варить пасту. Сварили — и удивились: из каждого малого зерна вышел целый котел пасты. Принялись пировать нарты и, как повелось у них, первую заздравную чашу осушили в честь Тхаголеджа. В ответ услыхали они его слова:
— Крепко храните семена этого проса. Каждый год сейте их, а первый обмолот нового урожая остав ляйте на следующий год. Так и живите.
Нарты опасались хранить семена Тхаголеджа в амбаре какой-нибудь семьи. Они построили медный амбар, положили туда благодатные семена проса и охраняли их днем и ночью.
Когда Тхаголедж поучал нартов, подслушал его слова Емынеж, заклятый враг человеческой радости. Был он чудовищем с телом дракона и лицом великана. Распластавшись на хребте высочайшей горы, он часто подсматривал — что творится у нартов, подслушивал — какие речи ведут они между собою. Узнав, что нарты сложили семена Тхаголеджа в медный амбар, он обрадовался. Много сотен лет охотился Емынеж за этими семенами, но боялся вступить в честный поединок с покровителем плодородия.
“Теперь выйдет по-моему, — подумал Емынеж, злорадно усмехаясь, — семена Тхаголеджа, о которых я мечтал всю жизнь, будут у меня в руках!”
Три недели не трогался Емынеж с места, три недели нигде не показывался, чтобы усыпить бдительность нартов, чтобы Тхаголедж не заподозрил недоброе. Через три недели после Хасы Нартов пробрался Емынеж темной ночью в нартское селение, подполз к амбару и ударил по нему своим драконьим хвостом. Удар был такой силы, что прогремел гром и вспыхнула молния, озарившая ночное небо. Нарт, охранитель амбара, был убит, а сам амбар раскололся надвое. Емынеж схватил семена проса и убежал.
Утром нарты проснулись, и один сказал другому:
— Ну и сильная ударила вчера молния! А гром был такой, что дома дрожали!
Тут посмотрели нарты — а медный их амбар расколот надвое. Кинулись к нему — семена исчезли. В великой тревоге отправились они к покровителю плодородия и воззвали к нему:
— Тхаголедж, душа наша! Положили мы вчера твои семена в медный амбар. Сегодня проснулись — видим: амбар расколот, а семена исчезли.
— Если исчезли — найдите, — проговорил Тха голедж.
— Знали бы, кто унес, — нашли бы.
— Откуда же мне знать, кто их унес?
— Если ты не скажешь, то кто нам скажет?
— Спросите у Сатаней.
Что было делать нартам? Послушались они совета Тхаголеджа, отправились к Сатаней. Пожаловались ей нарты:
— Сатаней, мудрейшая из женщин! У нас горе: развеяна надежда всех нартов, похищены наши се мена, а мы даже имени злодея не знаем!
— А разве Тхаголедж не назвал вам имени зло дея? — сурово спросила Сатаней.
— Нет, не назвал, — ответили нарты.
— Не назвал, потому что рассердился, — мол вила Сатаней. — Давно уж на его семена зарится Емынеж, и не раз пыталось чудовище отнять их си лой, но не могло одолеть Тхаголеджа. А теперь Тха голедж состарился, ослабел и отдал вам свои семена, чтобы Емынеж не отнял их у него. А вы не уберегли их. Плохо ваше дело, опозорили вы честь нартов.
— Как же нам быть? Неужели жить нам с опо зоренной честью? — спросили нарты.
— А это уж как вы хотите, — ответила Сатаней.
Разгневались нарты, крикнули:
— Пока мы живы, не достанутся наши семена Емынежу!
— Теперь я слышу слова мужчины! — сказала Сатаней, и голос ее немного смягчился. — Я помогу вам. Я расскажу, как добраться до Емынежа. Слу шайте. Сперва вы должны пересечь семь горных це пей. Затем вы доедете до того места, где солнце под нимается по небосклону…
— Ого, как далеко! — перебил нарт Химиш.
— Это один скачок для нартского всадника, — возразила Сатаней и продолжала — Поедете дальше, пересечете семьсот рек и достигнете того места, где солнце стоит в середине неба…
— Ого, как далеко! — встревожился Насрен Длиннобородый.
— Это два скачка для нартского всадника, — ска зала Сатаней. — Поедете дальше, переплывете три ма лых моря и семь великих морей, достигнете того места, где солнце опускается по небосклону…
— Ого, как далеко! — не выдержал нарт Бадын.
— Это три скачка для нартского всадника, — сказала Сатаней. — Поедете дальше, достигнете того места, где солнце совсем заходит за край неба. Там и стоит крепость Емынежа.
— Ого, как далеко, — покачал головою нарт Джилахстан. — Мы за всю жизнь не доберемся до этого места.
— Доберетесь, если тронетесь в путь, — сказала Сатаней и добавила: —Для чего же вы взяли семена у Тхаголеджа, если хотите отдать их Емынежу?
Пристыдила Сатаней нартов, собрались они на большую Хасу и порешили отнять семена у Емынежа. В то время среди нартов самым храбрым воином почитался Арыкшу. Его-то и послали в дальний путь. Не вернулся Арыкшу, пропал без вести. Снарядили нарты десять всадников — не вернулись всадники. Снарядили сто всадников, отправили их к Емынежу. В эту пору Сосруко возвращался из дальних странствий: изведывал он человеческий мир.
Вот едет Сосруко по Стране Нартов, видит ее в глубокой печали и узнает, что украл Емынеж семена, дарованные нартам богом плодородия. Спешился Сосруко у своего дома, приветствовал мать свою Сатаней и спросил у нее:
— Где живет Емынеж, из-за которого Страна Нартов в глубокой печали?
— А зачем тебе знать, где он живет?
— Я хочу поехать к нему. Я верну нартам семена Тхаголеджа.
Возликовала Сатаней и ответила сыну:
— Я слышу слова мужчины. Я помогу тебе. Я рас скажу, как добраться до Емынежа. Ты пересечешь семь горных цепей и достигнешь того места, где солнце поднимается по небосклону. Если не доедешь…
— Это, матушка, для меня — один скачок, — сказал Сосруко.
— Поедешь дальше — пересечешь семьсот рек, а там как раз то место, где солнце стоит посередине неба. Если не доедешь…
— Это для меня — два скачка, матушка.
— Хорошо. Поедешь дальше — переплывешь три малых моря и семь великих морей. Достигнешь того места, где солнце касается края неба. Если не достиг нешь…
— Это три скачка, матушка.
— Тогда, сын мой, — воскликнула Сатаней, сияя счастьем, — ты увидишь крепость Емынежа! Она стоит,
на том самом месте, где солнце заходит за край неба.
— А почему Емынеж обитает там, где солнце за ходит за край неба?
— Потому что он жаден. Это чудовище уничто жает все, что приносит людям радость. Емынеж и на солнце зарится. Вот и поселился он там, где солнце к самой земле подходит, — думает, что в темноте, тайно от людей, ему удастся пожрать солнце.
Напутствуемый Сатаней, Сосруко сел на коня и, облаченный в доспехи битвы, поскакал за семенами благодатного проса. Долго ехал, и пересек семь гор ных цепей, и достиг того места, где солнце подни мается по небосклону. Здесь он остановился, чтобы подтянуть подпруги, и двинулся дальше. Долго ехал, миновал семьсот рек, достиг того места, где солнце вы ходит на середину неба. Здесь он только чуть замед лил бег коня, подтянул на скаку подпруги и поехал дальше, не останавливаясь. Переплыл всадник три малых моря и семь больших морей и достиг того места, где солнце касается края неба. Здесь он остано вился, подтянул подпруги, сам подтянулся и сказал коню:
— Мы вступаем во владения Емынежа. Прошу тебя, старый товарищ, сделай все, что в силах сделать конь. Скачи вперед, подняв голову к небу!
— Клянусь Амышем, покровителем животных, — проржал конь, — что не пожалею своей жизни, а сделаю все, что в силах сделать конь!
Там, где начинались владения чудовища, возвышалась высокая горная вершина. На этой вершине стоял дозорный. Дозорным была нартская девушка: чудовище выкрало ее из Страны Нартов. Емынеж возлежал внизу, у подножья горы, а нартская девушка доносила ему обо всем, что видела с вершины горы. Заметив одинокого всадника, нартская девушка крикнула Емынежу:
— Скачет один всадник.
— А как скачет? — спросил Емынеж.
— По бездорожью. По таким местам, по каким никогда никто не скакал.
— А по какой стороне он скачет?
— Он не ищет тенистой стороны. Он скачет, объятый пылающим солнцем.
— А что ест он в пути? Не сладкие ли яблоки и сочные груши?
— Он ест самые кислые яблоки и самые горькие груши.
— А что пьет он в пути? Не родниковую ли чистую воду?
— Он объезжает прозрачные родники, он пьет только мутную болотную воду.
— Не по вкусу мне этот всадник. Не похож он на тех нартов, которых я убил. Но пусть едет. А как до едет до моих Меч-Ворот, то слетит голова его, а я посажу ту голову на кол — рядом с другими нартскими головами!
Емынеж захохотал так злобно, что сердце девушки сжалось от печали и муки. Потом Емынеж крикнул:
— Я пойду: мне нужно вспахать поле, чтобы по сеять семена Тхаголеджа. А ты, как только мои Меч- Ворота обезглавят всадника, возьми его голову и по сади ее на кол, рядом с головами тех нартов, что пытались отнять у меня семена проса.
Чудовище скрылось в ущелье, волоча свой драконий хвост, а нартская девушка продолжала следить за скачущим всадником. Она видела по его лицу, что он равнодушен и к опасности, и к тяжестям дороги, и это пришлось ей по душе. Она подумала: “Я впервые вижу такого отважного всадника. Но, увы, и он погибнет, обезглавленный Меч-Воротами, а помочь ему я не в силах!”
Между тем Сосруко подъехал к логову Емынежа. Оно было опоясано семью крепостными стенами, и только через одни единственные ворота можно было проникнуть в крепость. То были не ворота, а огромные мечи. Не то, что человек, — птица не могла пролететь в крепость: мечи смыкались и рассекали ее надвое.
Сама же крепость стояла на холме, на том самом месте, где солнце, зайдя за край неба, касается земли.
Едва Сосруко приблизился к Меч-Воротам, как раздался звон: это звенели мощные лезвия, ударяясь друг о друга.
— Ого, — удивился нарт, — никогда я не видал таких ворот!
Он выдернул волос из хвоста коня и бросил этот волос в ворота. Лезвия сомкнулись и рассекли волос надвое. Воскликнул Сосруко:
— Тлепш, славный кузнец! Ты сковал мне меч из косы бога плодородия. Сделай же теперь так, чтобы мой меч рассек ворота Емынежа, врага человеческой радости!
Сказав так, Сосруко отъехал назад, ринулся, как вихрь, вперед и на всем скаку взмахнул мечом, рассекая Меч-Ворота. Мощные лезвия упали с протяжным звоном. Сосруко въехал в крепость, пригибаясь под огромными рукоятками, которые бессильно повисли над всадником.
Девушка, увидев, что нарт одолел Меч-Ворота, обрадовалась. Она побежала по двору Емынежа навстречу Сосруко и сказала ему:
— Добрый нартский всадник! Твой приезд — мое счастье. Но горе тебе: хотя и одолел ты Меч-Ворота, — от самого Емынежа ты не спасешься. Это и мое горе, но поверни обратно, прошу тебя!
— Знай, красавица: я не выезжаю в дальний путь, чтобы возвратиться, не достигнув цели! — сказал Сосруко. — Емынеж украл у нартов семена проса, да рованные нам богом плодородия. Скажи мне, краса вица, не видела ли ты этих семян?
— Видела, — ответила девушка. — Они в кожа ном мешке, а мешок у чудовища: Емынеж взял мешок с собой и отправился пахать. А пашет он на вершине высокой горы.
Сосруко посмотрел на вершину угрюмой, скалистой горы и понял, что взобраться на нее нелегко. Он спросил:
— Разве Емынеж не мог найти лучшее место для пашни?
— Ты, видно, плохо знаешь Емынежа. Он вы брал для пашни эту неприступную вершину, чтобы просо не досталось людям, ибо ни один нарт не смо жет на нее взобраться.
Так сказала нартская девушка, сказала с великой печалью, и Сосруко, пожелав ей счастья, помчался к горе Емынежа. Гора была крута и высока. Ее скалы, поросшие мохом и репейником, обрывались над бездной. Тропинок не было. При виде этих неприступных скал Сосруко пришел в ярость, ударил плетью коня, и конь, будто почуяв крылья, взлетел на вершину горы.
Глазам Сосруко открылась поляна. Емынеж пахал, согнув свое драконье тело, а на суке исполинского дерева висел кожаный мешок с семенами проса.
“Хорошо обернулось мое дело!” — подумал Сосруко, помчался к дереву, сорвал на всем скаку кожаный мешок и ускакал.
Емынеж выпрямился, оглянулся, посмотрел на удаляющегося всадника и захохотал:
— Глупый коротыш, никуда ты от меня не уска чешь!
Емынеж, не спеша, пошел домой, не спеша, поел, передохнул немного, не спеша, оседлал своего трехногого вороного коня, сел на него и погнался за Сосруко. Не смог нарт ускакать от чудовища: Емынеж нагнал Сосруко у берега моря, налетел на него грудью трехногого вороного коня, и нартский всадник свалился на землю вместе с нартским конем.
— Все нарты, что пытались отнять у меня семена проса, погибли, а были они не чета тебе, коротыш, — храбрые были витязи!
Так крикнув, Емынеж взял мешок с семенами проса и отправился домой. А Сосруко вскочил, помог подняться коню, сел на него и поехал по следам Емынежа, поехал так, чтобы Емынеж его не видел и не слышал.
Опять Емынеж взобрался на вершину неприступной горы, опять повесил мешок с просом на сук исполинского дерева, начал пахать. А Сосруко прискакал к нартской девушке. Та сказала ему:
— Пока жив Емынеж, ты не сможешь вернуть нартам семена проса. Надо убить Емынежа.
— Разве он был бы жив, если бы я мог его убить! — воскликнул Сосруко, и в голосе его была мука и надежда.
— Я помогу тебе, — сказала нартская девушка. — Я узнаю, где находится его душа. А остальное пусть довершит твоя отвага. Но помни: если Емынеж успеет вспахать все поле, то навсегда лишатся нарты своих благодатных семян. Чтобы не исполнилось это черное дело, не давай Емынежу пахать, не давай сеять, пока я не узнаю, где находится его душа. А теперь спрячься: скоро вечер, Емынеж возвратится домой…
— Вот напасть, так напасть! — крикнул Емы неж, входя в свою крепость. — Какой-то отчаянный коротыш попытался украсть у меня мешок с просом. Целый день потерял я, гоняясь за этим нартским со сунком, ничего почти вспахать не успел!
Емынеж распластался на своем ложе, положил под голову кожаный мешок с просом, — решил он теперь не расставаться с семенами Тхаголеджа, — и сказал:
— Так-то надежнее будет! Напрасны все стара ния нартов: пока моя душа на своем месте находится, не удастся людям вернуть семена проса.
— А где находится твоя душа? — спросила нарт екая девушка.
— А зачем тебе знать, где находится моя душа?
— Потому что я люблю тебя и твою душу.
Емынеж никого и ничего не любил, ему была ненавистна человеческая радость, не поверил он нартской девушке. Но все же слова ее были ему приятны, и, чтобы испытать ее, он сказал:
— Моя душа — вот в этой дверной раме…
Утром Емынеж отправился пахать, взяв с собою кожаный мешок с семенами. Сосруко выехал следом за ним. Как только Емынеж повесил кожаный мешок на сук исполинского дерева и начал пахать, Сосруко схватил на всем скаку мешок и ускакал.
— Вот упрямый коротыш! — крикнул Емынеж. Опять он, не торопясь, поел, опять отдохнул после сыт ной еды, опять, не спеша, сел на трехногого вороного коня и погнался за нартским всадником. Емынеж на стиг его у берега моря и протянул руку, чтобы поймать его, но всадник нырнул в море и исчез в пучине. Лег кий кожаный мешок всплыл наверх и вытащил за со бою Сосруко. Тот выпустил мешок из рук и поплыл дальше, а Емынеж схватил мешок и повернул трехно гого коня назад.
Емынеж вернулся домой только вечером. Едва он вступил во двор, как начал браниться:
— Проклятый коротыш! Опять из-за него день пропал, опять я гонялся за нартским сосунком, не па хал сегодня.
Тут Емынеж взглянул на дверь и удивился. Рама была начищена до блеска, ее резьба была покрыта золотом.
— Ого! — воскликнул Емынеж. — Кто это ожи вил мою дверь?
Нартская девушка поклонилась чудовищу и сказала:
— Раз твоя живая душа находится в раме, пусть и рама станет живой.
Емынеж был доволен таким ответом.
— Я не знал, что ты меня так любишь, — сказал он. — Я обманул тебя: в этой раме нет моей души, она — вот в том дереве, что стоит у порога моего дома.
Девушка притворилась обиженной, и это еще больше обрадовало Емынежа.
“Может быть, она вправду меня любит”, — подумал он.
Утром Емынеж опять отправился на пахоту. Опять Сосруко не дал ему пахать, заставив целый день гоняться за собою. Опять вернулся Емынеж домой только вечером, громко браня нартского всадника, и вдруг взглянул на дерево, что стояло у порога дома. Старое дерево помолодело, кора сверкала, каждый листочек был покрыт золотом.
— Ого! Это ты так разукрасила старое де рево? — обратился Емынеж к нартской девушке.
— Как же мне не украшать это дерево, если в нем цветет твоя душа, — ответила девушка, низко кланяясь чудовищу.
— Теперь вижу, что ты меня любишь, не обма нываешь. А я тебя опять обманул.
Девушка притворилась обиженной. Это обрадовало Емынежа. Он сказал ей:
— Ну, полно, не хмурься, я верю тебе: ты меня любишь. Да и как не любить меня? Открою тебе су щую правду: моя душа находится в трехногом воро ном коне. Я пригнал этого коня из междуморья. Он родился от кобылицы по имени Тхож, а владеет этой кобылицей одна старуха: у нее — целый табун невиданных коней. Подобных коней нет нигде на земле, и нет на земле человека, который добрался бы до чудесного табуна. А пока нет на земле коня, что одолел бы моего трехногого, я — непобедим!
Утром, когда Емынеж, взяв с собою кожаный мешок, отправился на пахоту, нартская девушка сказала Сосруко:
— Ты не одолеешь Емынежа, пока не найдешь такого коня, который будет сильнее и резвее трехно гого вороного. В нем, в трехногом, находится душа Емынежа.
— Как же мне добыть такого коня? — спросил Сосруко.
— Поезжай в междуморье, найди старуху, кото рая владеет табуном могучих коней. Есть в этом табуне кобылица по имени Тхож. Если добудешь коня, рожденного кобылицей Тхож, — победишь Емы нежа.
— Хорошо. Я найду старуху, добуду коня. Будь счастлива, я уезжаю.
— Постой! А подумал ли ты о том, что человек не в силах добраться до табуна старухи?
— Эта тревога — не моя тревога.
— Постой! А подумал ли ты о том, что пока ты вернешься, Емынеж кончит пахать и засеет все се мена проса?
— И это не моя тревога.
Сказав так, Сосруко вызвал мороз, такой сильный, что горы потрескались: этому колдовству научила его мудрая Сатаней.
Нартский всадник поскакал к междуморью. Вечером вернулся домой Емынеж. Он сказал со злобой:
— Что ни день, то напасть. Вчера — коротыш нартский, а сегодня — мороз. Опять я не пахал, опять целый день пропал у меня. Диковинное дело! Живу я здесь давно, а такого мороза еще не видел. Весь мир он сковал, проклятый! Эй, девушка, разведи очаг, не то замерзну!
А Сосруко ехал и ехал. Долго он был в пути, и вот однажды он увидел на опушке леса издыхающего волка. А волк этот бывал в нартских лесах, он узнал Сосруко.
— Эй, Сосруко, — сказал волк, — я помираю помоги мне. Настанет время, и я тебе помогу.
Сосруко дал отведать волку пасты и баранины. Эти путевые припасы приготовила сыну мудрая Сатаней, и едва только волк коснулся их своими длинными зубами, он ожил, побежал и скрылся в лесу; А Сосруко поехал дальше.
Много ли, мало ли ехал Сосруко, — увидел он однажды в небе орла, который терзал сокола. Сосруко достал свой лук и пустил стрелу, и она приколола орла к небесному своду. А сокол прилетел к Сосруко, опустился ему на плечо и сказал:
— Я запомню твою помощь! Отплачу тебе тем же в твой трудный день!
Сокол улетел, а Сосруко поехал дальше. Много ли, мало ли ехал, — увидел он рыбу на морском берегу: ее выбросило бурей на сушу. Сосруко спешился, поднял рыбу и бросил ее назад в море. Но рыба подплыла к берегу и сказала:
— Я запомню твою помощь! В трудный твой день отплачу тебе добром.
Рыба скрылась в морской пучине, а Сосруко поехал дальше. Много ли, мало ли ехал, — вступил он в пределы той земли, где жила старуха — владелица табуна. Вдруг прилетели сто орлов, прибежали сто собак и набросились на Сосруко. Нартский всадник повернул от них назад и поскакал в дремучий лес, где водились тигры. Убив нескольких тигров, он освеже-вал их и обвязал себя и своего коня их мясом. После этого пустился он навстречу орлам и собакам-стражам старухи. Орлы и собаки набросились на всадника и стали отрывать от него и от коня куски тигрового мяса. Так Сосруко въехал во владения старухи-табунщицы.
Время было послеобеденное, и старуха сладко спала на кургане. Сосруко спешился, неслышно подошел к старухе и припал к ее груди, как сын. А потом спрятался за курган.
Старуха проснулась и крикнула:
— Пусть ослепнут мои глаза, которые не видели тебя!
Тогда Сосруко встал из-за кургана, подошел к ней и сказал:
— Матушка, пусть сияют твои глаза, которые видят меня, твоего сына!
Старухе были по душе такие слова. Она спросила:
— Какое горе привело тебя ко мне?
— Я пришел к тебе с великой мольбой: подари мне коня.
— Я подарю коня только тому, кто сможет три ночи подряд пасти мой табун. Сможешь?
— Попытаюсь.
На том и согласились. Едва только вечер сошел на землю, Сосруко погнал табун старухи на пастбище. До полуночи кони были спокойны, но в полночь они, будто сговорившись, заметались и умчались в дремучий лес, а там разбежались кто куда, в разные стороны. Скачет по лесу встревоженный табунщик, а найти коней не может. Спешился Сосруко, прислонился к дереву, стоит, не знает, как быть дальше. Тут к нему подбегает волк.
— О чем печалишься, Сосруко? — спрашивает волк.
— Да вот, разбежался по лесу мой табун, никак не могу коней согнать.
— Не горюй, помогу тебе, — говорит волк.
Закрыл Сосруко на миг глаза, открыл — а волк уже собрал весь табун. Утром пригнал Сосруко табун к кургану, к старухе. Старуха сосчитала, пересчитала всех коней и сказала:
— Первая ночь — твоя победа.
Вечером табунщик опять погнал коней на пастбище. Едва настала полночь, как все кони, будто сговорившись, заржали и, развеяв по ветру гривы, поднялись на небо. Сосруко стоит на холме, смотрит на небо, а как подняться туда — не знает.
Тут прилетел к табунщику сокол, сел ему на плечо и спросил:
— О чем твоя печаль, Сосруко?
— Мой табун ускакал на небо.
— Не горюй, я помогу тебе, — сказал сокол и улетел.
Не успел Сосруко поднять и опустить ресницы, как сокол согнал на землю весь табун. Утром Сосруко пригнал табун к старухе. Старуха сосчитала, пересчитала коней и сказала:
— Вторая ночь — твоя победа.
Вечером Сосруко опять погнал коней на выпас. Думает: “Что-то в эту полночь будет?” А кони в эту полночь убежали в море, скрылись в пучине. Сосруко сел в печали на прибрежный камень. Подплыла к берегу рыба и спросила:
— О чем твоя печаль?
— Мой табун скрылся в море.
— Не горюй, я помогу тебе, — сказала рыба. Не успел Сосруко подняться с прибрежного камня, как выгнала рыба из моря весь табун. На рассвете Сос руко увидел: табун увеличился, — стоит на берегу жеребенок и облизывается, а ножки у него тонкие, дрожат на ветру.
— Откуда ты взялся, жеребеночек? — спросил Сосруко.
— Мать родила меня в морской пучине, — отве тил тонким ржанием жеребенок.
— А кто твоя мать?
— Кобылица Тхож.
Душа Сосруко возликовала. “Вот мое счастье”, — подумал он.
Когда Сосруко пригнал табун к кургану, старуха стала пересчитывать коней. Пересчитала их, потом еще раз пересчитала и сказала:
— Один жеребенок — лишний. Откуда он?
— Кобылица Тхож ожеребилась.
— И третья ночь — твоя победа, — похвалила нарта старуха. — Дарю тебе коня, выбирай любого. Ну, какой тебе по сердцу?
— Мне нужен вот этот морской жеребенок, — твердо сказал Сосруко.
— Вот этот плюгавенький? — удивилась табун щица. — Да он никогда не станет настоящим конем!
— Слушай, женщина, — молвил Сосруко в вол нении. — Если ты хочешь сделать мне добро — по дари мне этого жеребенка. Он родился в третью ночь моих трудов, и я полюбил его.
— Бери, — согласилась старуха.
Сосруко поблагодарил старую табунщицу, распрощался с ней, сёл на своего коня и поскакал, держа в поводу подаренного жеребенка. На первом привале жеребенок вдруг спросил:
— Кто ты такой?
— Сосруко.
— Вот что, Сосруко. Я могу стать для тебя на стоящим другом-конем, но знай, что я успел только три раза попробовать материнского молока. Я — вто рое дитя кобылицы Тхож: первенца увел Емынеж. Ни резвостью, ни быстротой, ни силой не уступлю я старшему брату, ибо и он только три раза отведая материнского молока. Если же ты хочешь, чтобы я был сильнее старшего брата, — отпусти меня к ма тери. Я отведаю в четвертый раз ее молока и стану непобедимым. Тогда я вернусь к тебе.
Сосруко согласился, отпустил жеребенка, сказав ему:
— Возвращайся поскорей. Я буду ждать тебя под этим деревом.
Жеребенок побежал к матери, а Сосруко повернул своего коня, чтобы сделать привал в тени дерева. Не успел он вынести ногу из стремени, чтобы спешиться, как жеребенок прибежал назад.
— Почему ты вернулся? Ты раздумал скакать к матери? — спросил Сосруко.
— Я уже был у матери, я уже отведал в четвер тый раз материнского молока, — отвечал тонким ржа нием жеребенок.
— Какой же ты быстрый! — удивился Сосруко.
— Нет, я не показал еще своей быстроты: туда я шел шагом, а назад возвращался мелкой рысью.
— Значит — повезло мне, — обрадовался Сос руко. — Я вижу, из тебя выйдет настоящий конь.
— Ты ошибаешься: я уже сейчас — настоящий конь. Садись на меня: я тебя проверю, ты меня ис пытаешь.
Сосруко снял седло со своего серого коня, оседлал жеребенка, сел на него и поскакал, держа серого в поводу. Только тронулись, начал серый спотыкаться. Жеребенок идет шагом, а серый конь, чтобы не отстать, должен скакать рысью. Жеребенок бежит рысью, а серый во весь опор. Не проехали так и трех перевалов, как серый упал, а жеребенок, сразу не заметив этого, поволок его по земле.
— Ну и ретив же ты, маленький мой! — восхи тился Сосруко. Тогда-то и дал он кличку жеребенку: “Тхожей”, что означает: маленький сын кобылицы Тхож.
Не было на земле такого коня, который бы мог сравниться с Тхожеем! Уж на что силен и резв был старый серый конь, а и он не выдержал безудержной скачки Тхожея: сила ушла из него, и лег он, бездыханный, посреди дороги. Горько было Сосруко, хотел он оплакать старого товарища, да побоялся обидеть этим Тхожея. Зарыл он серого на чужбине и поскакал дальше.
Вступив во владения Емынежа, Сосруко снова вызвал теплую погоду. Емынеж, который все это время сидел в шубе у очага, обрадовался весеннему теплу, сбросил шубу, сел на трехногого коня и помчался на вершину горы, на пашню, взяв с собой кожаный мешок с семенами бога плодородия.
Сосруко нагнал его у прдножья горы, выхватил мешок с заветным просом и поскакал к крепости. Там он кликнул нартскую девушку, посадил ее в седло и, помчался в сторону Страны Нартов. Емынеж бросился в погоню. Тхожей шел шагом, а трехногий вороной скакал во весь опор, но старший брат не мог догнать младшего. Емынеж пришел в ярость и стал бить своего коня тяжелой свинцовой плетью. Великан бил вороного, не жалея сил, и дорогу огласили вопли вороного:
— Эй, конь, мы с тобою родились от одной ма тери— узнаю тебя по твоей масти, по твоей резвости. Видишь ли ты, слышишь ли ты, как меня избивает седок? Пожалей меня, милый брат, остановись!
Но Тхожей не останавливался, продолжал итти шагом, а Емынеж все сильнее и сильнее хлестал свинцовой плетью несчастного вороного. Опять завопил трехногий конь:
— Милый брат, пожалей меня, дай нагнать тебя! Убьет меня седок!
Тогда Тхожей ответил своему брату:
— Мне ли, младшему, учить тебя? Вспомни на ставление матери: если глупый и злой седок бьет тебя — сбрось его и прибей к земле ударом своих копыт!
Вороной послушался младшего брата, рванулся под самые облака и сбросил Емынежа. Чудовище полетело вниз головой и разбилось в пропасти, а оттуда вылетело пламя: это драконий хвост Емынежа ударился о скалу, и вспыхнула молния.
А трехногий конь, почуяв волю, поскакал в междуморье к своей матери Тхож.
Долго ехал Сосруко, держа перед собой в седле кожаный мешок с семенами проса. Наконец приехал в Страну Нартов. Первым, кого увидел Сосруко, был пастух Куйцук. Пастух сидел на камне у развилины трех дорог, а вокруг паслась его отара. Не очень-то красив был Куйцук, но нартской девушке, долго томившейся в неволе, вдали от родной земли, все казалось прекрасным в Стране Нартов. Показался ей прекрасным и Куйцук. Заметил это Сосруко. Он сказал пастуху:
— Да умножится твое стадо, Куйцук! Я привез Стране Нартов просо Тхаголеджа, а тебе — жену. Поговори с ней, а то она в неволе, на чужбине, отвыкла от разговоров с нартскими джигитами.
Обрадованная девушка спрыгнула с коня, и Куйцук усадил ее рядом с собою, на камне, у развилины трех дорог, а Сосруко поехал на Хасу, чтобы вручить нартам семена проса.
Ого, как ликовала Хаса! Семь дней плясали, семь дней пили нарты, семь дней продолжались их игры. А когда кончилось празднество, вспахали нарты землю и посеяли благодатные семена проса.
Семена зрели в нартской земле и дали обильные всходы. Такого урожая еще не знала нартская земля! Сварили нарты из проса пасту и понесли ее в дом Сатаней в огромном медном котле. Оказали нарты почет Сосруко: удостоили его великой чести — первым отведать пасту, приготовленную из нового урожая. То была самая великая честь в Стране Нартов, самая великая радость, и Сосруко был счастлив, а Сатаней им гордилась
Герой адыгского нартского эпоса. С. рожден из камня, который оплодотворил пастух, воспылавший страстью к Сатаней. По просьбе Сатаней Тлепш извлек из камня раскаленного железного мальчика и окунул его семь раз в воду: только бедра (вариант: колени), схваченные клещами, остались незакаленными. С. выступает как культурный герой. Он возвращает (что равносильно добыванию) нартам, огонь и семена проса, похищенные Иныжем и Еминежем, одаривает людей напитком сано, отнятым им у богов. С. часто действует, прибегая к хитрости, а также с помощью магии. В образе С. проявляются черты солярного божества: верх его шапки — солнце, он — обладатель талисмана, сверкающего, как солнце. У С. прослеживаются также в рудиментарной форме некоторые функции демиурга, свойственные богу солнца (см. ТХАи ТХАШХО). Покидая земной мир, С. наделяет (вариант: просит Тха наделить) характерными особенностями некоторых животных и птиц. Целебные воды Кавказа — это слезы С., плачущего от невозможности вернуться из-под земли на землю.С. и его коня Тхожея губят нарты (варианты: нарты совместно с иныжами; иныжи), выведавшие их уязвимые места через старуху Барамбух (вариант — Уорсар). Она превращается в золотой шлем (или плеть), который поднимает с дороги С. и надевает на голову. Из разговора С. с Тхожеем Барамбух узнает их тайну. Когда С. явился к месту состязания (Харама-ошха, «Харама-гора»), нарты предложили ему отразить мсан-шарх коленями (бедрами). С. подставляет колени, и жан-шарх перерезает его ноги. Нарты закапывают С. живым в землю (вариант: добивают раненого С.), и С. продолжает жить под землей. Каждую весну он стремится вырваться в земной мир, чтобы уничтожить всех, кто чинит на земле несправедливость.Поверья связывают с именем С. огромные камни в верховьях Инжиджа, в верховьях Псыжа, одну из канав в Баксанском ущелье, сохранивших якобы следы меча С., копыт его коня. Род Кардановых (Кабарда) считает С. своим предком (при упоминании имени героя в знак почитания его все встают). У старшей женщины рода хранится «полотенце С.» (которым герой перевязал свои раненые колени), обладающее, как считают, магической силой (исцелять больного, вызывать дождь).Соответствия С.: абхазский Сасрыква, осетинский Сослан. м. и. Мижаев.
Тонкобровая Сатаней полоскала в реке белье. Она полоскала его там, где обычно чистила кольчуги. На другом, луговом берегу Псыжа пастух из нартского селения пас коров. Увидев Сатаней, пастух сперва застыл в изумлении, а придя в себя, быстро подошел к реке. Сатаней была прекрасна. Лицо ее было белое, а брови — тонкие.
— Эй, Сатаней, красавица, несравнимая с дру гими красавицами! Подними свои глаза, посмотри хоть раз на меня! — крикнул пастух. И Сатаней под няла глаза.
Загорелся пастух. Овладела страсть и тонкобровой Сатаней, и с такой силой, что присела она в изнеможении на прибрежный камень.
В смятении она собрала кое-как мокрое белье и поднялась, чтобы пойти домой. Пастух из селения нартов сказал ей:
— Эй, Сатаней, красавица, несравнимая с дру гими красавицами! Твой женский ум превосходит мужскую мудрость. Зачем же ты оставила на берегу камень? Возьми его с собою.
Сатаней послушалась пастуха. Она отнесла домой тот прибрежный камень, на который присела, когда овладела ею страсть.
Дома она положила камень в ларь с отрубями.
Прошло некоторое время и услыхала Сатаней шум в своем доме. “Откуда этот шум?” — подумала Сатаней и стала заглядывать во все углы. И странное дело: подойдет к камню поближе — шум сильнее, отойдет подальше — шум потише.
— Неслыханное чудо! — воскликнула Сатаней и приложила ухо к камню. Внутри камня кипело: оттого-то и слышался шум. Чтобы заглушить этот шум, Сатаней обмотала камень шерстяной нитью. Через три дня нить оборвалась. Снова Сатаней обмо тала камень, и снова оборвалась шерстяная нить.
— Бог жизни, Псатха, счастье мое! — крикнула Сатаней. — Да этот камень становится все больше и больше!— И она положила камень в теплый очаг.
Девять месяцев и девять дней пролежал камень в теплом очаге, и с каждым днем он становился все больше, все горячее. Он раскалялся, он пылал огнем. Сатаней побежала к Тлепшу, богу-кузнецу.
— Можно ли тебе доверить тайну, бог? — спро сила Сатаней.
— Разве для того я помогаю людям своим ре меслом, чтобы они мне не доверяли? Разве вот этот мой молот, вот эти клещи мои — не на радость лю дям? Разве удар молота — не жизнь моя? Разве я не служу доброму делу?
Так вопрошал Тлепш, и в громком голосе его была обида. Сатаней устыдилась своего недоверия. Она тихо сказала:
— У меня такое дело, о котором молчать нельзя, а заговоришь — никто не поверит. Как же мне быть, Тлепш?
— Эй, женщина из людского рода!—отвечал бог-кузнец. — Там, где ищут совета, а за совет ничего не берут, — там беде не бывать. Открой мне свою тайну: я помогу тебе.
— Я ничего не скажу, потому что я не хочу гово рить и краснеть от стыда. Пойдем со мной, и я тебе покажу чудо.
— Мужчина не отступится от своего слова, — прогремел Тлепш. — У мужчины слово — дело. Ты сказала: “пойдем” — и вот я готов.
И Тлепш собрал орудия своего ремесла и вышел из кузни. Сатаней привела его к себе. Удивился бог-кузнец, увидев пылающий камень.
— Бог неба Уашхо, что это за чудо? — восклик нул он. — Немало я видел на своем веку, немало и слышал, но такое вижу впервые!
Тлепш отнес пылающий камень в кузню. Сатаней пошла за ним. Сердце ее крепко билось. Тлепш изо всей своей могучей силы ударил по камню молотом. Семь дней и семь ночей работал бог-кузнец, и Сатаней казалось, что каждый удар его молота по камню был ударом по ее сердцу, и сердце ее сжималось и трепетало. Наконец камень треснул, осколки разлетелись и выпал из сердцевины камня пылающий ребенок. Да, тело этого мальчика пылало, искры летели от него и пар клубился над ним. Сатаней, как это делает всякая мать, хотела прижать новорожденного к своей груди, но вдруг закричала громким криком: она обожгла себе руки. Ребенок упал на подол ее бешмета, прожег подол и скатился на землю.
Тлепш схватил огромными клещами ребенка за бедра и окунул его в воду. Вода зашипела, и заклубился пар. Семь раз окунал бог-кузнец раскаленного ребенка в воду, и семь раз вода закипала. Так Тлепш закалял ребенка, закалял до тех пор, пока его тело не превратилось в булат. Только бедра остались не закаленными, потому что были схвачены клещами.
— Теперь бери своего булатного мальчика, — сказал бог-кузнец осчастливленной Сатаней.
С этого дня в доме Сатаней стал расти ребенок, стал расти быстро: за день вырастал настолько, насколько другие дети за месяц. Это было чудо, а чудо — источник многих слухов. Много было в нартском селении пересудов о том, что родился у Сатаней ребенок. Весть об этом дошла и до старухи Барымбух. Старуха рассердилась, да так сильно, что, хотя и не близок был путь, она сразу отправилась в селение, где жила Сатаней.
Войдя в ее дом, старуха заметила мальчика, сидевшего у очага и игравшего углями: он бросал себе в рот горящие угли, а выплевывал потухшие.
Барымбух с бранью накинулась на Сатаней:
— Не потаскуха ли ты? Нет у тебя мужа, откуда же этот мальчик? От первого встречного родила ты его!
— Когда бы ты имела такого сына, не стала бы ругаться,— спокойно отвечала Сатаней. — Он мой приемыш.
— Если он твой приемыш, то скажи мне, кто его родил? — закричала Барымбух. Спокойствие Сатаней привело ее в ярость.
— Он родился не так, как другие дети, — ска зала Сатаней. — Он родился из камня, а закален Тлепшем. Оттого и назван он Сосруко, что означает: Сын Камня.
Барымбух крикнула, трясясь от злобы:
— От нечистой силы он рожден, уничтожит он весь нартский род! Клянусь Уашхо, богом синего неба: начало его жизни станет концом многих жизней!
И старуха покинула дом Сатаней бормоча:
— Адово отродье, лучше бы ты не родился, а ро дившись, лучше бы ты не вырос!
Так в доме Сатаней, рассказывают люди, появился ребенок по имени Сосруко, Сын Камня.
Сосруко является героем адыгейского нартского эпоса. Сосруко соответствует Сослану у осетин, Сасрыкве у адыгейцев и Сеску-Солсу у чеченцев и ингушей. Сосруко появился на свет чудесным способом – из камня, который оплодотворил пастух, влюбившись в Сатаней-Гуашу. Когда мальчика вынули из камня, то увидели, что его тело представляет собой раскаленное железо. Мать попросила кузнеца Тлепши закалить его, и кузнец семь раз опустил ребенка в воду. Незакаленными остались лишь бедра мальчика, за которые кузнец держал
его (согласно более распространенному варианту легенды, уязвимыми остались колени). В легенде адыгейцев Сосруко является национальным героем. Он совершил множество подвигов: вернул нартам семена проса и огонь, которые были похищены Иныжем (получеловеком-полуживотным) и Еминежем (чудовищем, врагом нартов). Легенда указывает на то, что Сосруко был колдуном и часто применял свои способности для достижения цели. В некоторых преданиях его наделяют солярными способностями и знаками, например «верх его шапки – солнце», или указывают, что он обладает волшебным талисманом, который сверкает, как солнце.
С именем Сосруко связывают легенду о происхождении винограда. Она повествует о том, что герой пробрался на небеса, украл у богов бочонок с хмельным напитком сано и сбросил его на землю. Бочонок разбился, и сано потекло по земле. На дне бочонка находились семена растения, из которого делали сано. Они проросли и стали лозами, а через некоторое время на них появились сладкие ягоды, из которых люди стали изготавливать хмельной напиток. Сосруко погиб от рук своих братьев-нартов. Они отправились к старухе Барамбук (согласно другому варианту – Уорсар), и та помогла им узнать, какое место на теле Сосруко является уязвимым. Для этого старуха превратилась в золотой шлем, и нарты бросили его на пути Сосруко. Увидев шлем, тот поднял его и надел на голову. Затем богатырь завел со своим конем разговор о том, как его (богатыря) можно уничтожить; старуха же подслушала тайну Сосруко и раскрыла ее жестоким братьям.
Через некоторое время Сосруко явился на состязание харама-ошхра. Братья стали подговаривать богатыря, чтобы он отразил удар жан-шарха (огромного железного колеса с железными выступами) с помощью коленей. Сосруко попытался сделать это, но колесо перебило ему ноги. Братья закопали его в землю живым, но он не умер. Богатырь продолжал жить под землей. Каждый год, весной, он стремится вырваться на поверхность, чтобы отомстить своим обидчикам, но ему это не удается. Род Кардановых (Кабарда) называет Сосруко своим предком. При упоминании его имени члены рода встают. Старшая женщина рода хранит полотенце, которым богатырь перевязал свои перебитые колени. Осетины верят, что с помощью этого предмета можно исцелять болезни, вызывать дождь и т. д.
К. А. Ляхова. «Герои мифов»
Герой адыгского нартского эпоса. С. рождён из камня, который оплодотворил пастух, воспылавший страстью к Сатаней. По просьбе Сатаней Тлепш извлёк из камня раскалённого железного мальчика и окунул его семь раз в воду: только бёдра (вариант: колени), схваченные клещами, остались незакалёнными. С. выступает как культурный герой. Он возвращает (что равносильно добыванию) нартам огонь и семена проса, похищенные Иныжем и Еминежем, одаривает людей напитком сано, отнятым им у богов. С. часто действует, прибегая к хитрости, а также с помощью магии. В образе С. проявляются черты солярного божества: верх его шапки — солнце, он — обладатель талисмана, сверкающего, как солнце. У С. прослеживаются также в рудиментарной форме некоторые функции демиурга, свойственные богу солнца (см. Тха и Тхашхо). Покидая земной мир, С. наделяет (вариант: просит Тха наделить) характерными особенностями некоторых животных и птиц. Целебные воды Кавказа — это слёзы С., плачущего от невозможности вернуться из-под земли на землю. С. и его коня Тхожея губят нарты (варианты: нарты совместно с иныжами; иныжи), выведавшие их уязвимые места через старуху Барамбух (вариант — Уорсар). Она превращается в золотой шлем (или плеть), который поднимает с дороги С. и надевает на голову. Из разговора С. с Тхожеем Барамбух узнаёт их тайну. Когда С. явился к месту состязания (Харама-ошха, «Харама-гора»), нарты предложили ему отразить жан-шарх коленями (бёдрами). С. подставляет колени, и жан-шарх перерезает его ноги. Нарты закапывают С. живым в землю (вариант: добивают раненого С.), и С. продолжает жить под землёй. Каждую весну он стремится вырваться в земной мир, чтобы уничтожить всех, кто чинит на земле несправедливость.
Поверья связывают с именем С. огромные камни в верховьях Инжиджа, в верховьях Псыжа, одну из канав в Баксанском ущелье, сохранивших якобы следы меча С., копыт его коня. Род Кардановых (Кабарда) считает С. своим предком (при упоминании имени героя в знак почитания его все встают). У старшей женщины рода хранится «полотенце С.» (которым герой перевязал свои раненые колени), обладающее, как считают, магической силой (исцелять больного, вызывать дождь).
Соответствия С.: абхазский Сасрыква, осетинский Сослан.
М. И. Мижаев
хххе?
Основные значения:
См. также:
Нарты скачут в поход, Нарты скачут вперед, Чтоб врагов покарать, Чинтов рать разгромить, Скачут в бой по степям, А Сосруко с собой Порешили не брать. Нартов страшный мороз Настигает в пути. Как проехать-пройти? Каждый всадник прирос К этой мерзлой земле, И в седле он дрожит В этих Кумских степях: Мир — в цепях ледяных! Горе нартским бойцам, Горе нартским коням! Стала стужа сильней, Сила мужа — слабей. Старцы-нарты кричат Среди Кумских степей, — Снег у них на глазах, Злоба в их голосах:
“Эй, Имыс, есть огонь?” “Нет огня у меня”. “Эй, Сосым, есть огонь?” “Нет огня! Нет огня!” “Эй, Химиш, есть огонь?” “Нет огня у меня”. “Ашамез, есть огонь?” “Нет огня! Нет огня!”
Нет огня у нартов смелых. Разве так в походы скачут? Тут Насрен Длиннобородый Обратился к нартам смелым: “Смертным стал наш путь отныне, Все в пустыне мы погибнем,— Тот, кто стар, и тот, кто молод. Горе нартам: холод смертный Свалит, превратит нас в трупы! Ох, мы глупы, глупы, нарты, Будет нам вперед наука: Надо было взять с собою Смуглолицего Сосруко, Всадника того, чье имя Чинты в страхе произносят, Чьи следы приносят счастье, Чье участье в деле бранном Все напасти побеждает, Чье копье готово к бою, Пролагает путь к победе, Чей высокий шлем сверкает Нам звездою путеводной, Чьей отвагой благородной, Как кольчугой, мы прикрыты, Чья стрела воюет с вьюгой, Из беды людей выводит, В трудный час находит выход. Мы напрасно, братья-нарты, Поскакали без Сосруко!”
Нарты смелые — в печали: Надо было взять Сосруко!
Кто там в холоде-тумане На кургане показался? То примчался нарт Сосруко: Там Сосруко, где опасность, Где нуждаются в подмоге! Посреди дороги вьюжной Нартов дружный клич раздался:
“Здравствуй, наш воитель грозный, Предводитель знаменитый! Мы в ночи морозной гибнем. Помоги ты, если можешь, Если можешь, разожги ты Поскорей костер горячий!”
“Всем удачи я желаю, — Говорит в ответ Сосруко, — Кто же в путь коня седлает, Без огня в пустыню скачет? У меня и малой искры Не найдется, потому что Без огня я в путь пускаюсь, Холода не опасаюсь. Не расстраивайтесь, нарты, Я сейчас огонь добуду. Не отчаивайтесь, нарты, Я для вас огонь добуду!”
Он достал стрелу стальную И пустил в звезду ночную, — Падает звезда ночная, Шумно рассыпая искры. Хвалят всадники Сосруко, Нарты руки подставляют, Чтоб согреться хоть немного, Но тревога снова в сердце: Сразу же звезда погасла И растаяла в пустыне, — И опять в кручине нарты!
Что же делать Сосруко? Он, могучий, решает Из беды неминучей Смелых вызволить нартов. Он садится, упрямый, На лихого Тхожея, Не робея, летит он На вершину Харамы. Вот он видит, бесстрашный: Дым из башни старинной Вьется, тонкий, и тает, И скрывается в тучах. И дымком осчастливлен, Он тайком подъезжает, — Семь оград, семь колючих Замечает Сосруко: То — жилище Иныжа. Подъезжает поближе, Видит — пламень высокий В сердце круга пылает: То Иныж одноокий, Мощным кругом свернувшись, Спит, храпит, головою Опершись на колени. Озарен головнею, Рот раскрыт, нехватает В нем переднего зуба, А костер все пылает В сердце мощного круга, Ни на миг не слабея… И Сосруко Тхожея Вопрошает, как друга:
“Нартам нужен огонь. Что же делать нам, конь?”
Конь проржал семикратно: “Ой, Сосруко булатный, Сильнорукий и статный! Не поедем обратно, А подъедем к Иныжу. Как поближе подъедем, — Бег свой конский, горячий Обращу в шаг собачий, Как поближе подъедем, Не пойду по-собачьи,— Подкрадусь по-кошачьи Я, рожденный из пены! Перепрыгну я стены Этой башни старинной, Над Иныжем, бесстрашный, Встану я на дыбы. Победим без борьбы: Наклонись ты к огню И хватай головню”.
Полетел к старой башне Конь, советчик всегдашний Удалого Сосруко. Как подъехал поближе, — Конский бег свой горячий Обратил в шаг собачий, А подъехал поближе, — Обратил шаг собачий В легкий шорох кошачий, А приблизился к башне, — Быстрым вихрем рванулся, Легкой пылью взметнулся Над старинною башней. А бесстрашный Сосруко Наклонился к огню И схватил головню — Да неловко схватил — Отскочил уголек, На Иныжа упал, Опалил ему бровь — Бровь густая зажглась. Приоткрыл великан Свой единственный глаз, Головни сосчитал — Нехватает одной: Смелый нарт с головней Ускакал далеко! Заорал великан:
“Кто меня обокрал? Чтоб тебя, сучий сын, Мой отец покарал!”
Не вставая, Иныж Руки вытянул вдруг, Опустил за порог. Стал он шарить вокруг, Семь обшарил дорог. А Сосруко скакал День за днем — семь ночей, А подъехал к реке, — Оказался Тхожей У Иныжа в руке!
Посмотрел великан На того, кто посмел Ускакать с головней, Видит — весь он стальной. И подумал Иныж: “Этот малый — крепыш. Хоть и глуп коротыш, А заменит мне зуб!” Так во рту великана Очутился Сосруко. Не смутился Сосруко, Вынул меч смертоносный, Резать начал он десны Великана Иныжа. Не стерпел сильной боли Великан одноглазый: Сразу выплюнул нарта. Оказался на воле Смуглолицый Сосруко!
Тут воскликнул Иныж: “Слушай, нартский малыш, Похититель огня! Недруг есть у меня — Смуглолицый Сосруко. Отвечай поскорей: Где он — сын Сатаней, Смуглолицый Сосруко? С великанами в ряд Нарты ставят Сосруко, Так о нем говорят: “Он сильней на земле Всех, сидящих в седле, Великанов сильней Смуглолицый Сосруко!” Говори же скорей: Где он — сын Сатаней, Смуглолицый Сосруко?”
Отвечает Сосруко: “У подножия гор Я у нартов пастух. Мало видел мой взор, Много слышал мой слух. Не видал я Сосруко, Но слыхал о Сосруко, Где храбрец — не скажу, Но о нем расскажу”.
Отвечает Иныж: “Если, нартский малыш, Ты не смог мне сказать, Где гуляет Сосруко, То сумей показать, Как играет Сосруко!”
Тут Сосруко встрепенулся, Усмехнулся, молвил слово: “Нет такого человека Среди нартов, что сумел бы Игры повторить Сосруко. Нарты верят: нет такого Великана, что сумел бы В играх победить Сосруко!”
Рассердился одноглазый: “Не болтай, пастух плюгавый, А начни свои рассказы Про Сосруковы забавы!”
“Я слыхал, для Сосруко Нет милее игры: Он стоит, наш Сосруко, У подножья горы; Абра-камень бросают Нарты с этой горы; Но Сосруко булатный — Богатырь настоящий: Лбом толкает обратно Абра-камень летящий!”
“Мне ли это не под силу? Ну-ка живо, пастушонок, Камень ты пусти с обрыва!”
Нарт берет огромный камень И с горы его бросает, Великан огромный камень Ловит лбом и лбом толкает, Возвращает на вершину, Громко восклицает: “Право, Хороша забава эта! От нее — поесть охота, А работа—лбу на пользу: От ударов лоб крепчает! Мне игра пришлась по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Тут уводит подальше Великана Сосруко, Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко, — Так твердит нартский род,— Опускаясь на землю, Открывает свой рот; В рот кладут ему стрелы. А Сосруко умелый Их головки жует, — Он жует и смеется, А концами плюется!”
“Рот набей мне доотказу: Не боюсь такой работы!” — Усмехается и сразу Опускается на землю Великан широкоротый, Открывает пасть большую. Набивает доотказу Стрелами ее Сосруко. Нипочем Иныжу злому Нарта юного уловки! Великан жует головки, А концами стрел плюется И смеется над Сосруко:
“Пастушонок нартский! Право, Хороша забава эта: Придает слюне свирепость, А зубам — стальную крепость! Мне игра пришлась по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Тут уводит подальше Великана Сосруко, Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко, Тешит душу такою Удалою забавой: Перед ним, храбрецом, Нарты ставят котел, Наполняют свинцом Исполинский котел, На огонь его ставят, И свинец они плавят Девять дней и ночей — Вот игра силачей! Ой, Сосруко недаром Среди нартов прославлен! Вот в свинец он садится, Что кипит, что расплавлен, И сидит он в котле, Словно всадник в седле, Ждет, когда, наконец, Затвердеет свинец!”
“Мне ли это не под силу? — Говорит Иныж с зевотой, — Я в котел с охотой сяду!”
Юный нарт огонь разводит — На огонь котел поставлен. Девять дней-ночей проходит — И свинец в котле расплавлен. Великан в свинец садится, Вместе с ним затвердевает, Но рывком могучим тело От свинца он отрывает, Восклицает одноглазый: “Я своим доволен делом, Телом стал стократ сильнее, Захотелось пообедать! Мне игра твоя по нраву, Но забаву потруднее, Может быть, пастух, ты знаешь? А не знаешь — будет худо: Сам себя я позабавлю, Я живьем тебя расплавлю!”
Где, Сосруко, твой разум? Ох, беда с одноглазым: Смерть к нему не приходит! Смуглолицый Сосруко Речь такую заводит:
“Ой, двужильный, двуглавый, Не спеши пообедать, Чтоб успел я поведать О забаве последней: Там, где в океан глубокий Устремляются, вскипая, Всех семи морей потоки, — Опускается в пучину, Дна стопой не доставая, Ртом воды не набирая, Тот, кого зовут Сосруко. Дуют, дуют старцы-нарты, Семь ночей, семь дней колдуют, Замораживают море, Смуглолицого Сосруко Замораживают в море. Он в пучине, в лед одетый, Семь ночей, семь дней проводит, Дожидается рассвета, Гордо плечи распрямляет, Лед ломает и выходит”.
“Мне ли это не под силу!” — Восклицает одноокий. Нарт его туда приводит, Где семи морей потоки В океан глубокий, грозный Устремляются, сливаясь. Опускается в пучину Великан Иныж, стараясь Не коснуться дна стопою И в воде не захлебнуться. Холод напустил Сосруко И в пучине океана Великана заморозил. В той пучине великана Семь ночей, семь дней держал он, А потом сказал он: “Выйди!”
Не был великан в обиде. Поднатужась, одноглазый Сильными повел плечами — Лед могучий треснул сразу. “Погоди! — вскричал Сосруко. — Я нагнал не все морозы, Трещины не все заделал, Лед еще не очень крепок!”
Дунул нарт — взвились метели, Затрещал мороз жестокий, И семи морей потоки На бегу оцепенели! Нарт в пучине океана Великана заморозил, Крепким льдом сковал он воду, Злобному уроду крикнул:
“Эй, Иныж, попробуй, вырвись, Ты из плена ледяного!”
Поднатужась, одноглазый Плечи распрямляет снова, Гневно силы напрягает. Вот на лбу надулись жилы, Глаз единственный моргает, — Поздно: в этом льду могучем Заморожен одноглазый! Вынув быстрый меч из ножен, Тут подумал нарт Сосруко: “Я врага сковал надежно, Душу можно позабавить — Обезглавить великана!”
Но подул Иныж свирепый И отбросил он Сосруко Сразу на два перехода. Прискакал назад Сосруко, Сзади подскакал к Иныжу, Осадил на льду Тхожея, Чтоб злодея обезглавить, Но бессилен меч двуострый: Волоска снести не может И царапинки оставить!
Загремел одноглазый: “Если б не был я глупым, Догадался бы сразу По твоим тонким икрам, По твоим хитрым играм, Что я вижу Сосруко: Смерть приходит к Иныжу!
Ой, Сосруко булатный, Ратный всадник ты нартский! Не трудись понапрасну, — Головы не отрубишь, Только меч ты затупишь! Поднимись-ка ты лучше На порог моей башни, На дверях моей башни Меч увидишь могучий. Этот меч ты прославишь: Обезглавишь Иныжа!”
Повернул коня Сосруко, К башне великана скачет. “Нет ли хитрости, обмана, Западни в речах Иныжа?” Так подумав, нарт Сосруко Открывает двери башни, Только сам не входит в башню, А полено он бросает И срывается мгновенно С притолоки меч могучий И вонзается в полено.
Нагибается Сосруко, Меч за рукоять хватает, И назад с мечом Иныжа Возвращается Сосруко. Великан, его увидев, Зарыдал рыданьем громким:
“Ой, Сосруко, всадник ратный, Нарт булатный, статный воин! Я спокоен был, я думал, Что моим мечом ты будешь Обезглавлен, что навеки Буду от тебя избавлен. Меч в твоих руках я вижу, Смерть пришла к Иныжу ныне. Если так — в моей кончине Пусть отраду, нарт, найдешь ты. Обезглавь меня скорее, Вытяни из шеи жилу, Опояшь себя, и силу Великана обретешь ты, И тогда никто из нартов И никто из великанов Одолеть тебя не сможет!”
Отвечал ему Сосруко: “Не за сказками я прибыл, — Прибыл на твою погибель, Чтоб добыть огонь для нартов, Чтоб спасти друзей от смерти. Не нужна твоя мне жила, Полная отравы мерзкой: Только сила человека На земле достойна славы!”
Так воскликнув, нарт Сосруко Обезглавил великана И коня к друзьям направил, Захватив огонь Иныжа. От мороза, от метели Коченели, сжавшись в кучи, Нарт могучий, конь летучий, — Исходили в горьком плаче. Прискакал к друзьям Сосруко И развел огонь горячий, Отогрел коней и нартов. Нарты поклялись в пустыне: “Ой, отныне без Сосруко Никуда мы не поедем — Ни в походы, ни в набеги, В том навеки мы клянемся!”
1. Сатаней-гуаша
1) главная героиня адыгского эпоса, хозяйка и распорядительница всего нартского хозяйства, воспитательница многих нартских богатырей. Ср. осет. Сатана, абх. Сатаней-гуаша, балк.-карач. Сатанай, Сатаной, чеч.-инг. Сели-Сата, Сатай-хан;
2) Сатаней — название полевого цветка (лютика).
С именем Сатаней-гуащи адыги, как и другие народы Кавказа, связывают различные топонимические предания. Приведем одно из них.
Печь Сатаней
(черкесский текст)
Печь Сатаней и камень — место верховых игр Сосруко — разделяет дорога. Печь Сатаней была у подножия горы. “В печи Сатаней лежит абра-камень”,— говорили. И это правда — я видел его своими глазами. Камень лежал внутри печи, вращаясь,. и невозможно было его вытащить”.
На том месте стали уголь добывать; надо было строить дом для рабочих, и камень — место верховых игр Сосруко — был разбит и пошел на строительство. Печь Сатаней разобрали — осталось только основание—и использовали, когда строили (дом).
Рассказы о печи Сатаней я слышал давно, показал мне ее Махмуд Микитов.
У адыгов бытует и сказание, связывающее с именем Сатаней-гуаши различные небесные явления (аналогичные сказания известны и другим народам, например ингушам, см.: Б. К. Далгат, Первобытная религия чеченцев,— “Терский сборник”, вып. III, ‘.Владикавказ, 1893, стр. 122—123).
Почему солнце перед закатом приостанавливается
(абадзехский текст)
Не заметил ли ты, как солнце перед закатом на какой-то миг задерживается на небосклоне?
Вот почему это происходит. Сатаней и один молодой нарт — шорных дел мастер — поспорили.
Она сказала: “Сегодня сошью сай*”.
Говорят, кроме Сатаней, никто этого не умеет.
“За один день седло сделаю”,— сказал он.
Целый день каждый сидел, занятый своим делом.
Молодой нарт, искусный шорник, быстро кончил свою работу и сел.
[У Сатаней же] оставалось еще немного работы, но солнце уже достигло края небосвода.
– О солнце, если бы ты на миг остановилось! – сказала Сатаней.
В то время всё, о чем бы ни попросили нарты, сбывалось. Солнце чуть задержалось и стояло на одном месте, ожидая, пока она закончит свое шитье. Оттого, что весь
день сидела, Сатаней очень устала. Встала она, хорошенько потянулась, надела готовый сай и показала его молодому нарту.
– Правду говорят о тебе, Сатаней, ты хорошо сшила [сай]! — сказал ей нарт
С тех пор вечером, на закате, солнце обычно немного задерживается на небосклоне.
2. Сос – одно из имен пастуха.
3. Сосруко – букв. “сын Coca”, главный герой адыгского
нартского эпоса. Ср. осет. Созруко, Сослан, абх. Сасрыква, балк.-карач. Сосрука, чеч.-инг. Сеска Солса.
4. Тлепш – бог железа, покровитель кузнецов. Первый нартский кузнец, он закаляет Сосруко, выковывает для него и для других богатырей оружие и доспехи, врачует раны. С именем Тлепша связано несколько самостоятельных сюжетов. Один из них о том, как Тлепш сделал первые клещи.
Сказание о железных клещах Тлепша
(кабардинский текст)
Тлепш кузнечил, берясь за раскаленное железо рукой. Он работал без железных клещей. Однажды утром- жена Тлепша, выгоняя скот, увидела на дороге убитую змею; голова и хвост ее были скрещены. Вернувшись, женщина сказала Тлепшу:
– Я сегодня видела убитую змею, [голова и хвост которой скрещены], если бы ты сделал что-нибудь похожее, чтобы держать им железо, можно было бы работать, не обжигая рук.
Тлепш вышел и посмотрел. Вернувшись, он сделал подобное увиденному и [при помощи этого] стал ковать. С тех пор стали делать клещи. До этого клещей не было.
Тлепш никому не позволял заглядывать в его рукава. Он всегда ковал в закрытой кузне. После того как люди, ухитрившись, против его воли заглянули [в его рукав]1, он оставил свое ремесло.
1. Во всех сказаниях, где говорится о работе Тлепша, подчеркивается, что он , предпочитал кузнечить в одиночестве, видимо или опасаясь “глаза”, или стараясь утаить секреты своего мастерства.
Еще одно сказание повествует о том, как Тлепш сделал первый серп,— “О том, как впервые заставили Тлепша сделать серп”.
— Сосруко, поедем на охоту, — сказал однажды Бадыноко.
С тех пор, как они подружились, они стали охотиться вместе. Их кони не уступали друг другу, их борзые, их орлы были равны по силе и ловкости, ни одна лань не уходила от их стрелы.
Охотники увидели на лесной опушке черную лису. Оба они в один и тот же миг крикнули собакам, и собаки ринулись к лисе: собаки Сосруко — слева, собаки Бадыноко — справа погнали черную лису.
Нарты разом пустили стрелы, и обе стрелы попали в цель: стрела Сосруко —в левый глаз лисы, стрела Бадыноко — в правый глаз. В один и тот же миг нарты подъехали к лисе: Сосруко — слева, Бадыноко—справа. Оба они ухватились за лису: Сосруко — за передние ноги, Бадыноко — за задние.
— Моя лиса! — сказал Сосруко.
— Моя! — возразил Бадыноко.
— Посмотри: моя стрела попала в ее левый глаз, — воскликнул Сосруко.
— А моя — в правый глаз, — сказал Бадыноко.
Охотники заспорили. Их услыхал Мазитха, веселый бог лесов и охоты. Он спрыгнул с дуба. На нем была турья шкура, в руке он держал лук из орехового дерева. Он подошел к нартам:
— С доброй добычей вас, охотники!
— Да размножатся твои звери, да разрастутся твои леса! — приветствовали его нарты.
— О чем спорите? — спросил Мазитха.
— Не можем лису поделить, — сказал Сосруко. — Я говорю: “Моя лиса”, и Бадыноко говорит: “Моя лиса!”
Мазитха положил убитую черную лису перед собой и сказал:
— Я дам эту лисью шкуру тому, кто в ней больше нуждается. Согласны, нарты?
— Согласны, — ответили охотники. Спросил Ма зитха:
— Сосруко, говори: на что тебе нужна лисья шкура?
И Сосруко начал свой долгий рассказ:
“Был я частым гостем одной девицы. Приезжал я к ней не с пустыми руками, но однажды охота была неудачная, я приехал к возлюбленной без подарка.
— Что же это ты, Сосруко, ничего мне не привез?— сказала она. — Если ты меня любишь, подари мне чер ную лису. Пока не найдешь черной лисы — не приезжай.
Что я мог сделать? Отправился я на поиски черной лисы. Объездил я степи и горы, а не нашел черной лисы. Опечаленный неудачей, возвращался я с охоты и вдруг из кустарника выскочила серая лиса. “Что черная, что серая — одно и то же”, — подумал я и убил серую лису.
Приехал я к возлюбленной, поднес ей шкуру серой лисы, а она говорит:
— Я требовала черную лису, не нужна мне серая! Не исполнил ты моего приказания, так обратись в старого пса!
И она ударила меня бронзовой плетью, я и стал старым псом.
Что мне было делать? Я был псом, я жил во дворе у своей возлюбленной. А к ней приезжали другие нарты — Шауей, Химиш, Имыс, Уазырмес, приезжали, пили сано, пели песни, гуляли до утра. Каково мне было на это смотреть? Не стерпел я, убежал.
Бродя по свету, я встретил чабана: он гнал с пастбища отару. Я пристал к этой отаре, и чабан не прогнал меня. Мы пришли в селение. В этом селении жил нартский пастух Куйцук. Когда я проходил мимо него, он взглянул на меня, и по его глазам я понял, что он меня узнал…
Жена моего хозяина-чабана страдала тяжким недугом. Семь лет была больна — ходить не могла. Ни одно лекарство, ни одно снадобье не могло ей помочь.
Вечером к чабану пришел Куйцук и сказал ему, чтобы меня на ночь заперли в той комнате, где лежала больная. Так и сделали. Я забрался под кровать и лег. Вдруг я услыхал шум в очаге. Через очаг в комнату проникла ведьма. Она стала сосать кровь из жены чабана. Разве я мог это стерпеть? Умный Куйцук знал, что я не стерплю, потому он и подал свой совет. Я вцепился в ведьму зубами. Она взмолилась:
— Сосруко, отпусти меня, когда-нибудь пригодится тебе моя помощь!
— Отпущу, но сперва исцели больную, — сказал я.
Ведьма вылила в чашу всю кровь, которую она вы сосала из больной жены чабана, и сказала:
— Утром омойте этой кровью больную.
Я отпустил ведьму. Утром, когда чабан пришел навестить жену, я окунул лапу в кровь и погладил лапой больную. Чабан догадался, что надо делать, и искупал жену в чаше с кровью. Больная сразу выздоровела.
Слух о чудесном исцелении жены чабана прошел по всем дворам: да и мог ли чабан умолчать об этом! И стар и млад приходили поглядеть на меня. Не понравилось мне, что меня разглядывают, как диво какое, и я убежал. Дорога привела меня к дому моей возлюбленной. У нее сидели нарты, пили сано, пили и приговаривали:
— Бедный Сосруко, где-то он сейчас!
— Он бы корчился от ревности, когда бы узнал, что мы здесь пируем!
Услыхав эти слова, я рассердился и залаял. А что мне было делать? Я был псом и умел только лаять. Вот я и залаял.
Моя возлюбленная узнала меня. Она вышла ко мне с бронзовой плетью, ударила меня и тихо, чтобы не узнали гости о ее колдовстве, проговорила:
— Обратись в петуха!
Я стал петухом и, захлопав крыльями, взлетел на плетень.
— Не стерплю я того, чтобы нарты пировали у моей девицы, а я чтобы был петухом! — крикнул я. Но вместо крика получилось кукарекание: ведь я был петухом.
Вдруг я посмотрел на соседний двор и увидел, что женщина веет просо. Я узнал ее: то была ведьма, которая мучила жену чабана. Я спрыгнул с плетня и стал клевать просо. Ведьма сказала мне:
— Сосруко, потерпи до утра. Я помогу тебе, ибо ты мне помог.
В полночь ведьма пробралась через очаг к моей возлюбленной и украла бронзовую плеть. Утром она вошла в курятник, ударила меня бронзовой плетью, и я опять стал нартом.
— Если желаешь, накажи свою возлюбленную, — сказала ведьма и дала мне бронзовую плеть.
Я вошел в дом и увидел хозяйку. Рядом с ней спал Имыс.
— Станьте ослами! — крикнул я и ударил обоих бронзовой плетью. Моя возлюбленная превратилась в ослицу, Имыс — в осла. О Мазитха, и ты, Бадыноко, вы можете их видеть на моем поле: каждый день я запря гаю их и пашу.
Теперь ты знаешь, Мазитха, для чего мне черная лиса: я надену шкуру на свои плечи, чтобы моя ослица, бывшая возлюбленная, увидела эту шкуру, чтобы поняла: когда Сосруко захочет достать черную лису, он ее достанет!”
Выслушав Сосруко, бог лесов и охоты сказал:
— Теперь ты поведай мне, Бадыноко: для чего тебе нужна шкура черной лисы?
Бадыноко сказал:
— В моем селении, по соседству со мной, живет бедная женщина, мать троих мальчиков, живет тем, что дают ей нарты. Мальчики у нее хорошие, не хуже других нартских детей, а ходят в отрепьях, даже шапки у них нет. Вот и хочу я эту лисью шкуру отнести троим мальчикам, — сделаю каждому по шапке.
И бог лесов и охоты отдал Бадыноко шкуру черной лисы.
Нарты скачут в поход,
Нарты скачут вперед,
Чтоб врагов покарать,
Чинтов рать разгромить,
Скачут в бой по степям,
А Сосруко с собой
Порешили не брать.
Нартов страшный мороз
Настигает в пути.
Как проехать-пройти?
Каждый всадник прирос
К этой мерзлой земле,
И в седле он дрожит
В этих Кумских степях:
Мир — в цепях ледяных!
Горе нартским бойцам,
Горе нартским коням!
Стала стужа сильней,
Сила мужа — слабей.
Старцы-нарты кричат
Среди Кумских степей, —
Снег у них на глазах,
Злоба в их голосах:
“Эй, Имыс, есть огонь?”
“Нет огня у меня”.
“Эй, Сосым, есть огонь?”
“Нет огня! Нет огня!”
“Эй, Химиш, есть огонь?”
“Нет огня у меня”.
“Ашамез, есть огонь?”
“Нет огня! Нет огня!”
Нет огня у нартов смелых.
Разве так в походы скачут?
Тут Насрен Длиннобородый
Обратился к нартам смелым:
“Смертным стал наш путь отныне,
Все в пустыне мы погибнем,—
Тот, кто стар, и тот, кто молод.
Горе нартам: холод смертный
Свалит, превратит нас в трупы!
Ох, мы глупы, глупы, нарты,
Будет нам вперед наука:
Надо было взять с собою
Смуглолицего Сосруко,
Всадника того, чье имя
Чинты в страхе произносят,
Чьи следы приносят счастье,
Чье участье в деле бранном
Все напасти побеждает,
Чье копье готово к бою,
Пролагает путь к победе,
Чей высокий шлем сверкает
Нам звездою путеводной,
Чьей отвагой благородной,
Как кольчугой, мы прикрыты,
Чья стрела воюет с вьюгой,
Из беды людей выводит,
В трудный час находит выход.
Мы напрасно, братья-нарты,
Поскакали без Сосруко!”
Нарты смелые — в печали:
Надо было взять Сосруко!
Кто там в холоде-тумане
На кургане показался?
То примчался нарт Сосруко:
Там Сосруко, где опасность,
Где нуждаются в подмоге!
Посреди дороги вьюжной
Нартов дружный клич раздался:
“Здравствуй, наш воитель грозный,
Предводитель знаменитый!
Мы в ночи морозной гибнем.
Помоги ты, если можешь,
Если можешь, разожги ты
Поскорей костер горячий!”
“Всем удачи я желаю, —
Говорит в ответ Сосруко, —
Кто же в путь коня седлает,
Без огня в пустыню скачет?
У меня и малой искры
Не найдется, потому что
Без огня я в путь пускаюсь,
Холода не опасаюсь.
Не расстраивайтесь, нарты,
Я сейчас огонь добуду.
Не отчаивайтесь, нарты,
Я для вас огонь добуду!”
Он достал стрелу стальную
И пустил в звезду ночную, —
Падает звезда ночная,
Шумно рассыпая искры.
Хвалят всадники Сосруко,
Нарты руки подставляют,
Чтоб согреться хоть немного,
Но тревога снова в сердце:
Сразу же звезда погасла
И растаяла в пустыне, —
И опять в кручине нарты!
Что же делать Сосруко?
Он, могучий, решает
Из беды неминучей
Смелых вызволить нартов.
Он садится, упрямый,
На лихого Тхожея,
Не робея, летит он
На вершину Харамы.
Вот он видит, бесстрашный:
Дым из башни старинной
Вьется, тонкий, и тает,
И скрывается в тучах.
И дымком осчастливлен,
Он тайком подъезжает, —
Семь оград, семь колючих
Замечает Сосруко:
То — жилище Иныжа.
Подъезжает поближе,
Видит — пламень высокий
В сердце круга пылает:
То Иныж одноокий,
Мощным кругом свернувшись,
Спит, храпит, головою
Опершись на колени.
Озарен головнею,
Рот раскрыт, нехватает
В нем переднего зуба,
А костер все пылает
В сердце мощного круга,
Ни на миг не слабея…
И Сосруко Тхожея
Вопрошает, как друга:
“Нартам нужен огонь.
Что же делать нам, конь?”
Конь проржал семикратно:
“Ой, Сосруко булатный,
Сильнорукий и статный!
Не поедем обратно,
А подъедем к Иныжу.
Как поближе подъедем, —
Бег свой конский, горячий
Обращу в шаг собачий,
Как поближе подъедем,
Не пойду по-собачьи,—
Подкрадусь по-кошачьи
Я, рожденный из пены!
Перепрыгну я стены
Этой башни старинной,
Над Иныжем, бесстрашный,
Встану я на дыбы.
Победим без борьбы:
Наклонись ты к огню
И хватай головню”.
Полетел к старой башне
Конь, советчик всегдашний
Удалого Сосруко.
Как подъехал поближе, —
Конский бег свой горячий
Обратил в шаг собачий,
А подъехал поближе, —
Обратил шаг собачий
В легкий шорох кошачий,
А приблизился к башне, —
Быстрым вихрем рванулся,
Легкой пылью взметнулся
Над старинною башней.
А бесстрашный Сосруко
Наклонился к огню
И схватил головню —
Да неловко схватил —
Отскочил уголек,
На Иныжа упал,
Опалил ему бровь —
Бровь густая зажглась.
Приоткрыл великан
Свой единственный глаз,
Головни сосчитал —
Нехватает одной:
Смелый нарт с головней
Ускакал далеко!
Заорал великан:
“Кто меня обокрал?
Чтоб тебя, сучий сын,
Мой отец покарал!”
Не вставая, Иныж
Руки вытянул вдруг,
Опустил за порог.
Стал он шарить вокруг,
Семь обшарил дорог.
А Сосруко скакал
День за днем — семь ночей,
А подъехал к реке, —
Оказался Тхожей
У Иныжа в руке!
Посмотрел великан
На того, кто посмел
Ускакать с головней,
Видит — весь он стальной.
И подумал Иныж:
“Этот малый — крепыш.
Хоть и глуп коротыш,
А заменит мне зуб!”
Так во рту великана
Очутился Сосруко.
Не смутился Сосруко,
Вынул меч смертоносный,
Резать начал он десны
Великана Иныжа.
Не стерпел сильной боли
Великан одноглазый:
Сразу выплюнул нарта.
Оказался на воле
Смуглолицый Сосруко!
Тут воскликнул Иныж:
“Слушай, нартский малыш,
Похититель огня!
Недруг есть у меня —
Смуглолицый Сосруко.
Отвечай поскорей:
Где он — сын Сатаней,
Смуглолицый Сосруко?
С великанами в ряд
Нарты ставят Сосруко,
Так о нем говорят:
“Он сильней на земле
Всех, сидящих в седле,
Великанов сильней
Смуглолицый Сосруко!”
Говори же скорей:
Где он — сын Сатаней,
Смуглолицый Сосруко?”
Отвечает Сосруко:
“У подножия гор
Я у нартов пастух.
Мало видел мой взор,
Много слышал мой слух.
Не видал я Сосруко,
Но слыхал о Сосруко,
Где храбрец — не скажу,
Но о нем расскажу”.
Отвечает Иныж:
“Если, нартский малыш,
Ты не смог мне сказать,
Где гуляет Сосруко,
То сумей показать,
Как играет Сосруко!”
Тут Сосруко встрепенулся,
Усмехнулся, молвил слово:
“Нет такого человека
Среди нартов, что сумел бы
Игры повторить Сосруко.
Нарты верят: нет такого
Великана, что сумел бы
В играх победить Сосруко!”
Рассердился одноглазый:
“Не болтай, пастух плюгавый,
А начни свои рассказы
Про Сосруковы забавы!”
“Я слыхал, для Сосруко
Нет милее игры:
Он стоит, наш Сосруко,
У подножья горы;
Абра-камень бросают
Нарты с этой горы;
Но Сосруко булатный —
Богатырь настоящий:
Лбом толкает обратно
Абра-камень летящий!”
“Мне ли это не под силу?
Ну-ка живо, пастушонок,
Камень ты пусти с обрыва!”
Нарт берет огромный камень
И с горы его бросает,
Великан огромный камень
Ловит лбом и лбом толкает,
Возвращает на вершину,
Громко восклицает: “Право,
Хороша забава эта!
От нее — поесть охота,
А работа—лбу на пользу:
От ударов лоб крепчает!
Мне игра пришлась по нраву,
Но забаву потруднее,
Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум?
Ох, беда с одноглазым:
Смерть к нему не приходит!
Тут уводит подальше
Великана Сосруко,
Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко, —
Так твердит нартский род,—
Опускаясь на землю,
Открывает свой рот;
В рот кладут ему стрелы.
А Сосруко умелый
Их головки жует, —
Он жует и смеется,
А концами плюется!”
“Рот набей мне доотказу:
Не боюсь такой работы!” —
Усмехается и сразу
Опускается на землю
Великан широкоротый,
Открывает пасть большую.
Набивает доотказу
Стрелами ее Сосруко.
Нипочем Иныжу злому
Нарта юного уловки!
Великан жует головки,
А концами стрел плюется
И смеется над Сосруко:
“Пастушонок нартский! Право,
Хороша забава эта:
Придает слюне свирепость,
А зубам — стальную крепость!
Мне игра пришлась по нраву,
Но забаву потруднее,
Может быть, пастух, ты знаешь?..”
Где, Сосруко, твой разум?
Ох, беда с одноглазым:
Смерть к нему не приходит!
Тут уводит подальше
Великана Сосруко,
Говорит великану:
“Тот, чье имя — Сосруко,
Тешит душу такою
Удалою забавой:
Перед ним, храбрецом,
Нарты ставят котел,
Наполняют свинцом
Исполинский котел,
На огонь его ставят,
И свинец они плавят
Девять дней и ночей —
Вот игра силачей!
Ой, Сосруко недаром
Среди нартов прославлен!
Вот в свинец он садится,
Что кипит, что расплавлен,
И сидит он в котле,
Словно всадник в седле,
Ждет, когда, наконец,
Затвердеет свинец!”
“Мне ли это не под силу? —
Говорит Иныж с зевотой, —
Я в котел с охотой сяду!”
Юный нарт огонь разводит —
На огонь котел поставлен.
Девять дней-ночей проходит —
И свинец в котле расплавлен.
Великан в свинец садится,
Вместе с ним затвердевает,
Но рывком могучим тело
От свинца он отрывает,
Восклицает одноглазый:
“Я своим доволен делом,
Телом стал стократ сильнее,
Захотелось пообедать!
Мне игра твоя по нраву,
Но забаву потруднее,
Может быть, пастух, ты знаешь?
А не знаешь — будет худо:
Сам себя я позабавлю,
Я живьем тебя расплавлю!”
Где, Сосруко, твой разум?
Ох, беда с одноглазым:
Смерть к нему не приходит!
Смуглолицый Сосруко
Речь такую заводит:
“Ой, двужильный, двуглавый,
Не спеши пообедать,
Чтоб успел я поведать
О забаве последней:
Там, где в океан глубокий
Устремляются, вскипая,
Всех семи морей потоки, —
Опускается в пучину,
Дна стопой не доставая,
Ртом воды не набирая,
Тот, кого зовут Сосруко.
Дуют, дуют старцы-нарты,
Семь ночей, семь дней колдуют,
Замораживают море,
Смуглолицого Сосруко
Замораживают в море.
Он в пучине, в лед одетый,
Семь ночей, семь дней проводит,
Дожидается рассвета,
Гордо плечи распрямляет,
Лед ломает и выходит”.
“Мне ли это не под силу!” —
Восклицает одноокий.
Нарт его туда приводит,
Где семи морей потоки
В океан глубокий, грозный
Устремляются, сливаясь.
Опускается в пучину
Великан Иныж, стараясь
Не коснуться дна стопою
И в воде не захлебнуться.
Холод напустил Сосруко
И в пучине океана
Великана заморозил.
В той пучине великана
Семь ночей, семь дней держал он,
А потом сказал он: “Выйди!”
Не был великан в обиде.
Поднатужась, одноглазый
Сильными повел плечами —
Лед могучий треснул сразу.
“Погоди! — вскричал Сосруко. —
Я нагнал не все морозы,
Трещины не все заделал,
Лед еще не очень крепок!”
Дунул нарт — взвились метели,
Затрещал мороз жестокий,
И семи морей потоки
На бегу оцепенели!
Нарт в пучине океана
Великана заморозил,
Крепким льдом сковал он воду,
Злобному уроду крикнул:
“Эй, Иныж, попробуй, вырвись,
Ты из плена ледяного!”
Поднатужась, одноглазый
Плечи распрямляет снова,
Гневно силы напрягает.
Вот на лбу надулись жилы,
Глаз единственный моргает, —
Поздно: в этом льду могучем
Заморожен одноглазый!
Вынув быстрый меч из ножен,
Тут подумал нарт Сосруко:
“Я врага сковал надежно,
Душу можно позабавить —
Обезглавить великана!”
Но подул Иныж свирепый
И отбросил он Сосруко
Сразу на два перехода.
Прискакал назад Сосруко,
Сзади подскакал к Иныжу,
Осадил на льду Тхожея,
Чтоб злодея обезглавить,
Но бессилен меч двуострый:
Волоска снести не может
И царапинки оставить!
Загремел одноглазый:
“Если б не был я глупым,
Догадался бы сразу
По твоим тонким икрам,
По твоим хитрым играм,
Что я вижу Сосруко:
Смерть приходит к Иныжу!
Ой, Сосруко булатный,
Ратный всадник ты нартский!
Не трудись понапрасну, —
Головы не отрубишь,
Только меч ты затупишь!
Поднимись-ка ты лучше
На порог моей башни,
На дверях моей башни
Меч увидишь могучий.
Этот меч ты прославишь:
Обезглавишь Иныжа!”
Повернул коня Сосруко,
К башне великана скачет.
“Нет ли хитрости, обмана,
Западни в речах Иныжа?”
Так подумав, нарт Сосруко
Открывает двери башни,
Только сам не входит в башню,
А полено он бросает
И срывается мгновенно
С притолоки меч могучий
И вонзается в полено.
Нагибается Сосруко,
Меч за рукоять хватает,
И назад с мечом Иныжа
Возвращается Сосруко.
Великан, его увидев,
Зарыдал рыданьем громким:
“Ой, Сосруко, всадник ратный,
Нарт булатный, статный воин!
Я спокоен был, я думал,
Что моим мечом ты будешь
Обезглавлен, что навеки
Буду от тебя избавлен.
Меч в твоих руках я вижу,
Смерть пришла к Иныжу ныне.
Если так — в моей кончине
Пусть отраду, нарт, найдешь ты.
Обезглавь меня скорее,
Вытяни из шеи жилу,
Опояшь себя, и силу
Великана обретешь ты,
И тогда никто из нартов
И никто из великанов
Одолеть тебя не сможет!”
Отвечал ему Сосруко:
“Не за сказками я прибыл, —
Прибыл на твою погибель,
Чтоб добыть огонь для нартов,
Чтоб спасти друзей от смерти.
Не нужна твоя мне жила,
Полная отравы мерзкой:
Только сила человека
На земле достойна славы!”
Так воскликнув, нарт Сосруко
Обезглавил великана
И коня к друзьям направил,
Захватив огонь Иныжа.
От мороза, от метели
Коченели, сжавшись в кучи,
Нарт могучий, конь летучий, —
Исходили в горьком плаче.
Прискакал к друзьям Сосруко
И развел огонь горячий,
Отогрел коней и нартов.
Нарты поклялись в пустыне:
“Ой, отныне без Сосруко
Никуда мы не поедем —
Ни в походы, ни в набеги,
В том навеки мы клянемся!”