Сочинение на тему в гостях у лондонского богача в 17 веке
9 вариантов
Только наиболее богатые лондонцы имели у себя дома водопровод. Остальным приходилось носить воду из уличных колонок или покупать ее у продавцов воды герцогине Девонширским, стала достопримечательностью, притягивавшей множество любопытных. Но то, что в домах еще не было горячей воды, совсем не означает, что люди не мылись. Хотя купание в тазике с чуть теплой водой, происходившее в холодной комнате, было сомнительным удовольствием. Более привилегированные лондонцы принимали горячую ванну прямо в своих покоях, куда из подвала приносили специальный деревянный или медный ушат. Воду грели на кухне слуги, а потом частями относили хозяину, совершая таким образом многократные рейсы вверх и вниз по лестнице.
Из-за всех этих неудобств горожане предпочитали мыться в общественных банях. Пеппс отмечает: “Моя жена, сходив однажды в баню и хорошенько вымывшись, наивно полагает, что никакая грязь к ней больше никогда не пристанет”. Сам он не выходил из дому, не облив предварительно тело теплой водой.
Селию Фьен ужасно впечатлил один ранний образец ватерклозетов, который она увидела в Виндзорском дворце. Это “помещение, к которому были подведены желоба для слива”. Такую роскошь можно было встретить не часто. В большинстве домов оловянные, фаянсовые или фарфоровые ночные горшки хранили где-нибудь в мойке вместе с тазами и подсвечниками, принося их в спальню только по необходимости. Хотя их могли использовать не только в спальне. Пеппс, например, передает свой разговор с леди Сандвич, в котором она спокойно рассказывает, что делала с горшком в столовой. А среди мужчин стало обычным делом справлять нужду в столовой на глазах у гостей, собравшихся за столом по какому.-нибудь случаю. На смену горшку пришло более удобное во всех отношениях приспособление, представлявшее собой переносной стул с заключенным в него сосудом. Оно позволяло хоть как-то соблюсти приличия. Люди стали подолгу на них засиживаться, а чтобы сделать себе времяпрепровождение еще более приятным, начали добавлять к чудо-стулу отдельные детали. Вильгельм III приказал обить свой стул красным бархатом. И пока он сидел на нем, рядом терпеливо ждал хранитель стула с кусочком льняного полотна, смоченного в кувшине с водой. В его обязанности входило заботиться о чистоте любимого стула короля. Позже в это сиденье стали помещать уже два сосуда, и оно стало двухместным. Ему отвели собственный уединенный уголок в спальне, а некоторые даже выделили отдельные помещение.
Но как ни удобна была эта необходимая для всех вещь, ее нужно было время от времени опорожнять. Содержимое выбрасывали в специальные выгребные ямы в подвале или на улице. Но многие слуги избавляли себя от лишних хлопот, вытряхивая нечистоты прямо из окна. В лучшем случае они шлепались в какую- нибудь ближайшую канаву, от которой во всей округе стояла нестерпимая вонь. В худшем же случае содержимое ночного горшка какого-нибудь джентльмена могло осчастливить проходившего мимо беднягу прохожего или же смешаться с липкой грязью, чтобы совершить путешествие по улицам Лондона, налипнув на ботинок любителя пеших прогулок.
Свифт очень хорошо знал все уловки прислуги: “Никогда не опустошай ночные горшки, пока они достаточно не наполнятся, – советует он горничным, – если это случилось ночью, вытряхни их на улицу, если утром – то в сад, иначе ты замучаешься бегать с чердака или верхнего этажа вниз и обратно, и никогда не мой горшок никакой другой жидкостью, кроме той, что уже в ней находится, ведь какая уважающая себя девушка станет плескаться в чужой моче?”
У ассенизаторов была довольно грязная работа, но данное объявление, зазывающее желающих оказывать эту услугу, дает представление о ней как об удовольствии крайне нерегулярны. В результате ямы переполнялись, их содержимое проникало в подвалы домов, отравляя хранящуюся там питьевую воду. Соседи сильно ссорились из-за не вовремя вычищенных ям для нечистот. К тому же жителей английской столицы не мог не беспокоить отвратительный запах, проникающий в их дома. Для борьбы с ним использовались благовония.
Работка у чистильщиков пресловутых выгребных ям была, прямо скажем, незавидная. Запах от груза на их повозках был настолько ужасный, что даже стал причиной одного происшествия, о котором кричали все газеты: “Прошлой ночью несколько местных хулиганов встретились с тележкой чистильщиков, заполненной испражнениями, собранными со всей округи. И их настолько оскорбило зловоние, от нее исходящее, что они, обнажив шпаги, закололи всех лошадей. Бедные животные скончались на месте, а чувствительные хулиганы сбежали и до сих пор не найдены, какой героический поступок!”
Отходы человеческой жизнедеятельности пользовались большим спросом у владельцев огородов, которые использовали их в качестве удобрения. Нечистотами были полны канавы вдоль дороги, ведущей в город. По исходящему от них запаху люди могли догадаться, что подъезжают к столице.
В одной из своих многочисленных книг по ведению домашнего хозяйства Ханна Вулли возмущалась по поводу положения женщин: “Большинство людей в этот развращенный век считают, что достаточно научить женщину отличать постель ее мужа от остальных кроватей, и на этом ее образование заканчивается”. Домохозяйка XVII в. работала не покладая рук дома да еще должна была правильно организовать работу прислуги. У женщины было много обязанностей. Она вела семейный бюджет, следила за ценами, знала, когда и где можно купить ту или иную вещь подешевле. Саму- эль Пеппс внимательно следил за тем, сколько денег тратит его жена и на что они расходуются. “И потом мы сели с женой и подсчитали наши расходы. Оказалось, что моя кухня, включая вино, очаг, свечи, мыло и многое другое, стоит мне около 30 шиллингов в неделю, а то и больше”. Жена не должна была тратить больше, чем получал ее муж. “Не сори деньгами, которые он тебе доверяет, так будет лучше вам обоим, – призывает Вулли, – не злоупотребляй своей властью над его кошельком, не бросай деньги на ветер, покупая всякую ерунду в угоду своему тщеславию”.
В обязанности женщины входила и забота о том, чтобы в назначенный для очередной трапезы час перед ее мужем не оказался лишь пустой стол: “Смотри, чтобы в доме всегда был порядок, не тяни с обедом, не заставляй мужа ждать. Когда он зайдет домой перекусить, все должно быть уже готово. Не забывай про свой внешний вид, даже дома одевайся аккуратно и со вкусом. Это прибавит ему аппетит и навсегда отвадит от таверны, куда мужья обычно бегут от глупых жен, не умеющих следить за собой”. Пеппс жалуется, “что материальное благосостояние людей вынуждает все увеличивать штат прислуги, а это доставляет определенные неудобства”. В век, когда еще не было механизмов, способных заменить человеческий труд, слуги были необходимы. Они выполняли всю ту черную работу, на которую у их хозяев просто не хватало сил. А с течением времени слуги превратились из простой жизненной необходимости в символ материального благополучия семьи,. Мужья богатели, жены могли себе позволить нанять больше слуг и вскоре привыкали к праздности. Поэтому резко повысился спрос на домашнюю прислугу, которая быстро сориентировалась в сложившейся ситуации и уже к началу нового века стала диктовать свои условия, прекрасно сознавая свое значение.
Дефо замечает, что “в наше время пара слуг может и отказаться от работы, с которой запросто может справиться и один, а если они и возьмутся, то запросят за нее непомерно высокую плату”. При найме слуги стали теперь детально обсуждать все условия, обращая особое внимание на распределение обязанностей, требовали от хозяев четко определить, что с них будут спрашивать. У Дефо мы находим пример такого разговора, который происходит при найме горничной на работу: “Для стирки наймите себе прачку, для приготовления пищи – кухарку, для рукоделия – домработницу, а у горничной в таком доме, как ваш, полно своих забот”.
Просмотрите Путеводитель по Лондону.
Внутренняя планировка лондонского дома делала домашнюю работу более тяжелой и трудоемкой. Например, чтобы разжечь камин в комнате, нужно было спуститься в подвал за углем, а когда он прогорит, выгрести золу и с ней опять спуститься вниз. Воду для различных нужд тоже брали в подвале, а потом разносили по дому. Наполнившийся ночной горшок нужно было взять в спальне где-нибудь на верхнем этаже и, спустившись вниз, опорожнить его в положенном месте. На кухне, на открытом огне, целыми днями буквально в поте лица варил, жарил, парил повар. Готовые блюда из кухни, расположенной обычно в подвальном помещении, относили на второй этаж в столовую, а оттуда возвращались обратно с остатками еды.
Всю многочисленную кухонную утварь нужно было хорошенько вымыть, а оловянные тарелки вычистить. “Вымой свою тарелку сначала в мыльной воде и вытри насухо, если остались пятйа, потри их солью или уксусом. Сделав все это, смажь твою тарелку уксусом и мелом и положи ее на солнце или около огня, чтобы она высохла; далее протри ее хорошенько сухой тряпкой, и она станет как новенькая”. Слуги также присматривали за детьми, помогали в магазине (если их хозяин занимался торговлей). Учитывая такую загруженность, можно назвать излишним совет Ханны Вулли “не давать слугам сидеть без дела”. Огромных усилий стоило поддержать чистоту в домах, когда в воздухе постоянно висела черная завеса дыма. Сезар де Соссюр был поражен: “Англичане тратят огромное количество воды, особенно на то, чтобы очистить свои жилища. Хотя в отличие от голландцев их нельзя назвать чистюлями, все же они очень близки к этому определению. Генеральная уборка всего дома делается дважды в неделю, но им этого мало, и они еще каждое утро надраивают свои кухни, лестницы и крылечки. Мебель и посуда всегда сияют чистотой. Блестят даже молотки и замки на дверях”.
Экскурсия по Лондону по теме «Лондон XVII в. – самый большой европейский город»
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Для издателей газет рынком сбыта стали кофейни города, где посетители часы напролет проводили в дискуссиях и обсуждениях опубликованных материалов. Лондон был центром издательской деятельности, театральной и музыкальной жизни страны. Гости столицы знакомились здесь с новомодными течениями в искусстве и распространяли мнение о них по всему королевству.
Но этот огромный город не мог обеспечить себя людскими ресурсами. Смертность здесь возросла по сравнению с предыдущим столетием. В Лондоне теперь чаще хоронили, чем крестили. Каждый третий младенец умирал, не дожив до двух лет. И лишь только половина остальных детей доживала до пятнадцати лет. Взрослые же люди, становившиеся уже кормильцами больших семейств, очень часто уходили из жизни в 30-40 лет.
Вдоль улиц столицы тянулись сточные канавы; питьевая вода была загрязнена; зловоние помоек распространялось по всей округе; захоронения на переполненных кладбищах проходили бесконтрольно; жилища горожан не имели ни водопровода, ни канализации. Одним словом, в то время в Лондоне не существовало ни малейшего понятия об общественной гигиене. Дышать было нечем: атмосферу загрязнял дым тысячи мелких пожаров, вредивших как людям, так и природе. Широко распространен был туберкулез, и эпидемии оспы жестоко косили жителей густонаселенного города. Лекарства в то время были малоэффективны, и поэтому даже незначительное телесное повреждение человека могло повлечь за собой опасное заболевание, чреватое смертельным исходом. И это неудивительно, так как коренные лондонцы отличались слабым здоровьем и страдали, как правило, целым рядом хронических заболеваний. Поэтому столица нуждалась в постоянном притоке мигрантов. Ежегодно в Лондон прибывало на жительство примерно 8 тыс. молодых людей из всех частей королевства, их привлекали заработки, которые были на 30 процентов выше средних по стране.
Они не умеют и не желают трудиться. Поэтому неудивительно, что большинство из них, проведя свою жизнь в скитаниях, голоде, нищете, опускаются до воровства и оканчивают свои дни на виселице.
В январе 1700 г. Лондонское общество бедных, решив хоть как-то облегчить участь бездомных и брошенных детей, подобрало с городских улиц кучку малолетних оборванцев. Отмыв и переодев, их поместили в новый работный дом на Халф-Мун-Эллей рядом с Вмшопсгейт. Это была попытка приобщить обездоленных ребятишек к человеческому образу жизни: к постоянному жилищу, к посильном труду, к обучению грамоте, к профессии и, наконец, к Богу. Общественность, как явствовало из газетных публикаций, считала позором, что в таком почтенном христианском городе, каким был Лондон, не уделяется никакого внимания тому факту, что потенциальные преступники воспитываются в злодействе, невежестве, безделии, сквернословии и иждивенчестве с самой колыбели. А многочисленные мелкие чиновники и окружные судьи, в чьи обязанности входит остановить растущее зло, бездействуют.
Город жил в бешеном темпе, люди были очень практичные, занятые каждый своим делом, поэтому им некогда было остановиться возле нищего, посочувствовать ему или помочь чем-нибудь. Более того,
Женщины-бродяжки кочевали из ночлежки в ночлежку, и некоторые из них занимались воровством, чтобы прокормить своих детей вечно занятых и преуспевающих торговцев раздражали толпы бедняков на улице. Кроме всех прочих неприятностей, эти хулиганы и бродяги грозили спокойствию столицы, нарушая законы. В парламенте какое-то время велись жаркие дебаты о том, что с ними делать. Мелкие чиновники тоже ломали головы. Но ничего не менялось.
Многие считали, что виной распространения порока и преступности служила массовая безработица. “Не доводи меня до нищеты, и я не буду красть”, – говорил герой произведения Дефо. Эти слова вполне могли относиться к Элеоноре Грейвноз, осужденной на смерть за кражу 6 ярдов кружева из магазина на Ковент-Гарден. Как она сама призналась священнику, великая нужда и неспособность достать хлеба для себя и своих четверых детей толкнули ее на преступление.
Многие считали, что причиной бедности были не только социальные проблемы. Бедняков винили во врожденном отсутствии нравственности, а потому единственным спасением считали заставить их работать, подчиняться строгой дисциплине. И тогда было придумано лекарство от порока – работные дома.
Так, Томас Фермин в 1670 г. основал работный дом на Литтл-Бритн-стрит, где “бедняки занимались производством полотна. Дети 5-6 лет зарабатывали 2 пенса в день, а кто постарше – и все 4 пенса. “Дети бедняков, воспитанные на улице, – утверждал он, – вредят обществу и самим себе. Сколько можно позволять им сбиваться в шайки и бродить по городу, пугая лошадей, кидая грязь в экипажи и оскорбляя прохожих? Нужно дать им работу, и этим помочь им самим, не дав привыкнуть бездельничать, и обществу, в чью пользу они станут трудиться”. Фермин считал, что вместо пустых и глупых забав, которые лишь развивают воображение, которое совсем не пригодится будущим каменщикам, сапожникам и т. д., детям следует трудиться. Кроме того, им следует изучать Библию, “а также научиться писать и считать”.
Работный дом Фирмина не просуществовал долго за неимением средств, но его идеей воспользовались в Лондоне в конце XVII в., когда город переживал трудности из-за войны с Францией. Работные дома позволили местным налогоплательщикам, за счет которых эти заведения существовали, совместить долг перед бедными со своим желанием поделить последних на тех, кто заслуживал помощи, а кто нет. В открывшийся в декабре 1699 г. работный дом на Бишопсгейт поместили 100 детей, чтобы “спасти их от гибели”. Ставилась благородная задача – “научить их работать, чтобы обеспечить им достойное существование и помочь стать полезными членами общества”.
Они не умеют и не желают трудиться. Поэтому неудивительно, что большинство из них, проведя свою жизнь в скитаниях, голоде, нищете, опускаются до воровства и оканчивают свои дни на виселице.
В январе 1700 г. Лондонское общество бедных, решив хоть как-то облегчить участь бездомных и брошенных детей, подобрало с городских улиц кучку малолетних оборванцев. Отмыв и переодев, их поместили в новый работный дом на Халф-Мун-Эллей рядом с Вмшопсгейт. Это была попытка приобщить обездоленных ребятишек к человеческому образу жизни: к постоянному жилищу, к посильном труду, к обучению грамоте, к профессии и, наконец, к Богу. Общественность, как явствовало из газетных публикаций, считала позором, что в таком почтенном христианском городе, каким был Лондон, не уделяется никакого внимания тому факту, что потенциальные преступники воспитываются в злодействе, невежестве, безделии, сквернословии и иждивенчестве с самой колыбели. А многочисленные мелкие чиновники и окружные судьи, в чьи обязанности входит остановить растущее зло, бездействуют.
Город жил в бешеном темпе, люди были очень практичные, занятые каждый своим делом, поэтому им некогда было остановиться возле нищего, посочувствовать ему или помочь чем-нибудь. Более того,
Женщины-бродяжки кочевали из ночлежки в ночлежку, и некоторые из них занимались воровством, чтобы прокормить своих детей вечно занятых и преуспевающих торговцев раздражали толпы бедняков на улице. Кроме всех прочих неприятностей, эти хулиганы и бродяги грозили спокойствию столицы, нарушая законы. В парламенте какое-то время велись жаркие дебаты о том, что с ними делать. Мелкие чиновники тоже ломали головы. Но ничего не менялось.
Многие считали, что виной распространения порока и преступности служила массовая безработица. “Не доводи меня до нищеты, и я не буду красть”, – говорил герой произведения Дефо. Эти слова вполне могли относиться к Элеоноре Грейвноз, осужденной на смерть за кражу 6 ярдов кружева из магазина на Ковент-Гарден. Как она сама призналась священнику, великая нужда и неспособность достать хлеба для себя и своих четверых детей толкнули ее на преступление.
Многие считали, что причиной бедности были не только социальные проблемы. Бедняков винили во врожденном отсутствии нравственности, а потому единственным спасением считали заставить их работать, подчиняться строгой дисциплине. И тогда было придумано лекарство от порока – работные дома.
Так, Томас Фермин в 1670 г. основал работный дом на Литтл-Бритн-стрит, где “бедняки занимались производством полотна. Дети 5-6 лет зарабатывали 2 пенса в день, а кто постарше – и все 4 пенса. “Дети бедняков, воспитанные на улице, – утверждал он, – вредят обществу и самим себе. Сколько можно позволять им сбиваться в шайки и бродить по городу, пугая лошадей, кидая грязь в экипажи и оскорбляя прохожих? Нужно дать им работу, и этим помочь им самим, не дав привыкнуть бездельничать, и обществу, в чью пользу они станут трудиться”. Фермин считал, что вместо пустых и глупых забав, которые лишь развивают воображение, которое совсем не пригодится будущим каменщикам, сапожникам и т. д., детям следует трудиться. Кроме того, им следует изучать Библию, “а также научиться писать и считать”.
Работный дом Фирмина не просуществовал долго за неимением средств, но его идеей воспользовались в Лондоне в конце XVII в., когда город переживал трудности из-за войны с Францией. Работные дома позволили местным налогоплательщикам, за счет которых эти заведения существовали, совместить долг перед бедными со своим желанием поделить последних на тех, кто заслуживал помощи, а кто нет. В открывшийся в декабре 1699 г. работный дом на Бишопсгейт поместили 100 детей, чтобы “спасти их от гибели”. Ставилась благородная задача – “научить их работать, чтобы обеспечить им достойное существование и помочь стать полезными членами общества”.
Предлагаем Вам ознакомиться с Экскурсиями по Лондону.
Содержание ребенка в работном доме обходилось в 8 фунтов стерлингов в год. Всевозможные приходы добавляли по 12 пенсов в неделю на каждого ребенка, относящегося к их округу. Встав в 6 утра по звонку, помолившись и позавтракав, дети пряли, шили, вязали – с семи до полудня и с часу дня до шести вечера. Два часа каждый день отводилось для религиозного образования, обучения чтению и письму, а также на “нравоучения”. Питание было трехразовое. На завтрак дети жадно поглощали раз в неделю хлеб и пиво, два раза в неделю – говяжий бульон, в остальные же дни им давали хлеб с маслом и сыром. На обед могло быть одно из следующих блюд: говяжий бульон, гороховая каша, рисовая молочная каша, клецки, ячменная похлебка. Хлеб с маслом или сыро”М был привычным ужином. В соответствии с сезоном в рацион включались горох, бобы, зелень и коренья.
Работный дом на Бишопсгейт был разделен на две половины. В одной жили дети, в другой взрослые. Считалось, что малолетние работники не должны ходить на другую половину, куда смогут попасть, став взрослыми. А в той, взрослой половине жили весьма опасные обитатели. “Бродяги, нищие, воришки и прочий сброд жили, трудились и получали то, что им было необходимо для жизни”.
Но жизнь в работных домах далеко не всем нравилась. Некоторые обитатели убегали, как, например, одна нищенка, определенная в работный дом на Клар- кенуэлл, где “она оголодала и обессилела до того, что решила присоединиться к другим “заключенным”, собиравшимся бежать. Женщина проделала отверстие в стене комнаты, где спала, и улизнула вместе с остальными”.
Идея использовать работный дом, чтобы убедить бедняков отказаться от существования на пособие или подаяние, потихоньку приживалась. “Будь независим”, – призывали теперь. Считалось, что если и можно куда-нибудь убрать с улицы бродяг, то только в работные дома, где они будут продуктивно трудиться и не мозолить глаза приличным людям.
Еще дальше пошел сэр Джосая Чайлд, предложив отправлять бедняков на заработки за море на плантации, разумеется, с их согласия. И, представьте, находились такие отчаянные простаки, которые добровольно нанимались на тяжелые работы в Вирджинию на несколько лет, клюнув на предложение довезти их туда на пароходе бесплатно. Далеко не все нищие и бездомные желали попасть в работный дом. Кроме дряхлых стариков, были среди них и такие молодцы, которые перебивались случайными заработками, но больше ожидали помощи от приходов.
Трехмерную модель Лондона накануне Великого пожара 1666 года создали шесть студентов из университета DeMontfort University. Улица Лондона / Concept of Thames Street by Luc Fontenoy. Source
Лондон в то время представлял собой поселение в 448 гектаров, окруженных городской стеной. В стене имелись ворота Людгейт, Ньюгейт, Олдерсгейт, Крипплгейт, Мургейт и Бишопгейт, а с юга протекала Темза, которую можно было пересечь по Лондонскому мосту. По оценкам численность населения составляла около полмиллиона жителей.
Зимой 1664 года в небе над Лондоном была видна яркая комета, и горожане опасались, что она предвещает ужасные события. Так и случилось: вначале Великая чума, потом Великий пожар.
Благодаря великолепной студенческой работе каждый желающий за 3 минуты может прогуляться по допожарному Лондону 17 века. Оригинал видео: Pudding Lane Productions, Crytek Off The Map youtube.com
2. Чумная улица / Concept of Botolph Lane by Dan Peacock, showing the griminess and plague ridden street. Source
В 1665-1666 годах в Лондоне и Англии свирепствовала Великая чума, во время которой умерло приблизительно 100 000 человек, 20% населения Лондона. В 14 веке «Черная смерть» была суровей и масштабней, но как «великую» чуму запомнили именно бедствие 1665-1666 годов. Тогда случилась последняя крупная эпидемия чумы в стране. До этого вспышки наблюдались в 1603 году, когда от болезни умерло 30 тысяч лондонцев, в 1625, когда произошло 35 тысяч смертей, и в 1636 году, когда от чумы умерло около 10 тысяч человек.
Возбудителем заболевания является бактерия Yersinia pestis /чумная палочка, переносимая блохами, паразитирующими на крысах.
По оценкам Джона Граунта, в 1665 году в Лондоне проживало около 460 тысяч человек. Граунт был демографом и выпускал оценки смертности за каждую неделю. Когда кто-либо умирал, звонил колокол и приходил «искатель смерти», чтобы осмотреть труп и определить причины смерти. Искатели в большинстве своем были невежественными старухами, которые за плату могли внести в официальные записи искаженную причину смерти. Когда человек умирал от чумы, подкупленный искатель называл иную причину смерти. Это происходило потому, что дома жертв чумы по закону должны были быть закрыты на 40-дневный карантин, при этом все члены семьи запирались в доме. Двери такого дома отмечались красным крестом и словами «Господи, помилуй нас», также около дверей ставился караульный.
3. Кадр из проекта Off The Map.
По мере увеличения количества жертв вырывались все новые и новые ямы для трупов. Специально нанятые люди ездили на телегах по городу, призывая людей: «Выносите ваших мертвых», и увозили груды тел. Власти забеспокоились, что лавинообразный рост числа смертей может вызвать среди населения панику, и приказали проводить вывоз и захоронение трупов только ночью. Скоро тележек просто перестало хватать, и трупы начали складывать вдоль домов. Были восстановлены дневные разъезды и рытье ям, которые заполнялись уже разлагающимися трупами.
4. Кадр из проекта Off The Map.
Было предпринято несколько попыток создать систему мер общественного здравоохранения для эффективной борьбы с эпидемией. Городские власти наняли врачей и организовали тщательное захоронение жертв, однако из-за распространившейся по городу паники, люди, боясь заражения, хоронили трупы поспешно. Причина болезни была неизвестна, но многие считали, что ее переносили животные, и, поэтому, Лондонская Корпорация приказала убивать кошек и собак. Вполне возможно, что это решение удлинило эпидемию, поскольку животные контролировали численность крыс, которые переносили блох. Власти также распорядились о том, чтобы огонь постоянно горел, и днем и ночью, в надежде на то, что он очистит воздух. Для того, чтобы отогнать инфекцию, жгли разные вещества, распространяющие сильные запахи, такие как перец, хмель и ладан. Жителей Лондона насильно заставляли курить табак.
5. Лондон перед Великим пожаром 1666 года
В Лондон чума пришла в июле 1665 года. Король Англии Карл II вместе со своей семьей и свитой покинул столицу и уехал в Оксфордшир. По документам установлено, что смертность в Лондоне доходила до 1 000 человек в неделю, затем — до 2 000 человек в неделю, и уже к сентябрю 1665 года достигла 7 000 человек в неделю.
К концу осени смертность начала снижаться, и в феврале 1666 года сочли безопасным возвращение в город короля и его окружения.
Случаи возникновения очагов заболевания продолжались до сентября 1666 года, но уже значительно более медленными темпами. Великий пожар, который случился в Лондоне в начале сентября 1666 года, уничтожил дома в большинстве густонаселенных районов.
Примерно в это же время вспышки чумы прекратились, вероятно, вследствие того, что инфицированные блохи погибали во время пожара вместе с крысами, которые их переносили.
6. Лондон перед Великим пожаром 1666 года
Великий пожар в Лондоне /Great Fire of London охватил центральные районы Лондона с воскресенья, 2 сентября по среду, 5 сентября, 1666 года. Огню подверглась территория лондонского Сити внутри древней римской городской стены. В пожаре сгорело 13500 домов, 87 приходских церквей, Собор святого Павла, большая часть правительственных зданий. Считается, что пожар лишил крова 70 тысяч человек, при тогдашнем населении центральной части Лондона в 80 тысяч. В литературе приводятся и другие цифры потерявших жилье. Точно неизвестно, сколько людей погибло при пожаре, есть сведения всего лишь о нескольких жертвах, но множество жертв осталось не зафиксированными.
7.
Пожар начался в пекарне Томаса Фарринера на улочке Паддинг-лейн, вскоре после полуночи в воскресенье, 2 сентября. Огонь стал быстро распространяться по сити в западном направлении. Пожарные того времени, как правило, применяли метод разрушения зданий вокруг возгорания для того, чтобы огонь не распространялся. Это не сделали только потому, что лорд-мэр, г-н Томас Бладворт, не был уверен в целесообразности этих мер. К тому времени, когда он приказал разрушить здания, было слишком поздно.
В понедельник пожар продолжил распространяться на север, к центру Лондона. Во вторник пожар распространился на большей части города, разрушив Собор святого Павла, и перешел на противоположный берег реки Флит. Попытка потушить огонь, как полагают, увенчалась успехом из-за того, что стих восточный ветер, и гарнизону Тауэра с помощью пороха удалось создать противопожарные разрывы между зданиями для предотвращения дальнейшего распространения на восток.
8.
Несмотря на многочисленные радикальные предложения, Лондон был восстановлен по тому же плану, что и до пожара.
9. Замысел: предварительные наброски. Source
Работа британских студентов над реконструкцией Лондона 17 века шла тщательно и не быстро.
10. Результат: кадр из видеореконструкции Дополнительную информацию о проекте, об идеях, концепциях и процессе воплощения замыслов можно получить в коллективном блоге авторов (англ.): http://puddinglanedmuga.blogspot.co.uk Подробнее о Великих чуме и пожаре в Лондоне:
[Spoiler (click to open)]
ru.wikipedia.org: Великий лондонский пожар
Robinson, Bruce London’s Burning: The Great Fire. BBC history site
Great Fire of London on “In Our Time” at the BBC
Neil Hanson. The Great Fire of London: In That Apocalyptic Year, 1666. – Hoboken, New Jersey: John Wiley and Sons, 2002
John Evelyn. Diary and Correspondence of John Evelyn, F.R.S. – London: Hurst and Blackett, 1854
Child-friendly Great Fire of London site
Fire of London website produced by the Museum of London, The National Archives, the National Portrait Gallery, London Fire Brigade Museum and London Metropolitan Archives for Key Stage 1 pupils (ages 5–7) and teachers
ru.wikipedia.org: Великая эпидемия чумы в Лондоне
James Leasor. The Plague and the Fire. – London: George Allen and Unwin, 1962
Даниэль Дефо. Дневник чумного года, содержащий наблюдения и воспоминания о самых замечательных событиях как общественных, так и сугубо личных, произошедших в Лондоне во время последнего великого испытания в 1665 году. Пер. К. Н. Атарова
History of the Plague in England by Daniel Defoe Изображения: puddinglanedmuga.blogspot.co.uk; картинки 3, 4, 10: кадры видео с youtube
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Уважаемые игроки! Пусть мы сможем смоделировать далеко не все, но, мне кажется, знать такие вещи интересно и полезно для понимания особенностей века.
Уделяя много внимания внутреннему убранству и чистоте своих жилищ, домовладельцы
абсолютно игнорировали все, что находилось вне их стен.
Джон Ивлин, например, говорит о “пыли и грязи, которую выбрасывали из залов прямо
на улицу”. Свифт советует служанке: “Если ближе к ночи моешь комнату, находящуюся
рядом с выходом, грязную воду выливай прямо через дверь на улицу; только не смотри
перед собой, чтобы, случись воде испачкать кого- нибудь, не подумали, что ты это
сделала нарочно”. В исключительно редких случаях пищевые отходы складывали в
специально отведенное место, чтобы потом скормить их свиньям. В основном же свалки
устраивались где попало. Зато на них было чем поживиться бродившим по городским
улицам боровам. Стирка была наиболее трудоемким из всех домашних дел. Даже самые малообеспеченные
семьи, не державшие никакой другой прислуги, старались нанять для этого дела
помощников. В домах “приличных граждан” стирали раз в месяц. “Постирав белье, не
тяни время, а тут же высуши и разгладь его, чтобы оно не плесневело”, – советует Вулли.
Понедельник был днем стирки и начинался задолго до рассвета с того, что грели воду.
Белье стирали в основном мылом. Исключение составляли вещи из дорогих тканей вроде
шелка и кружев, которые требовали особого ухода.
После тяжелого процесса собственно стирки перед бедной прачкой вставала еще одна
проблема: как высушить белье в городе, вечно окутанном сырыми туманами и смогом
от угольного дыма, который, по свидетельству Джона Ивлина, “оставлял свои грязные
следы на одежде”. Столь же непростым делом была и глажка белья. Можно только
догадываться, сколько времени она занимала у служанок, которые использовали для
этого утюг, нагретый на огне, либо с тлевшими внутри него угольками. В дополнение
ко всему Ханна Вулли напоминает женщине (будь то домохозяйка или горничная), “что,
кроме стирки, белье нуждается еще и в штопке. Латать белье нужно каждую неделю, что
поможет продлить его жизнь”. Слуги доставляли хозяевам много неприятностей, распуская, например, сплетни.
Дефо описывает, как прислуга собиралась на кухне и “обсуждала важные события,
происходившие в хозяйской семье”. В своей книге “Наставление слугам” Свифт даже
советует лакею: “Чтобы узнать секреты других семей, выдай им тайны своего хозяина; так
ты станешь другом и тем и другим и приобретешь всеобщее уважение”.
Нередко кражи в лондонских домах совершались по вине прислуги, а некоторые и самой
прислугой. Например, бывший лакей, знавший каждый уголок дома и все привычки его
обитателей, мог возвратиться туда в качестве грабителя. На преступление могли толкать
обида и желание отомстить: “Хейз работал слугой в доме пострадавшего. За очередную
провинность хозяин пригрозил, что уволит его; в ночь, когда было совершено ограбление,
обвиняемый видел, как истец пошел спать, сняв предварительно часы, кольцо и другие
предметы. Дождавшись, когда истец уснет, обвиняемый украл перечисленные предметы и
собирался скрыться с ними, но был пойман. После допроса он вынужден был признаться в содеянном”.
На такие отчаянные поступки решались немногие, однако мелкие кражи совершали все
слуги: то угостятся едой из хозяйских запасов, то прикарманят сдачу, оставшуюся после
похода на рынок. Тогда еще нельзя было застраховать имущество на случай ограбления.
Существовало только страхование на случай пожара, которого боялись все. Подробности
описывает Гай Мьеж: “Если арендная плата за дом составляет 1 фунт 6 пенсов, его
застрахуют на год, если 10 фунтов – то дом застрахуют на 7 лет на сумму 25 шиллингов,
на 11 лет – на 35 шиллингов, на 20 лет – на сумму в 50 шиллингов. Т. е. сумма страховки
пропорциональна арендной плате. Если дом сгорит до окончания срока страховки, его
владельцу обязаны выплатить деньги, необходимые на строительство нового! Если дом не
сгорит, а только будет поврежден огнем, то оплачивается его ремонт”.
За уличное освещение в темное время суток отвечали специальные организации.
Домовладельцы платили им, а они должны были следить за состоянием фонарей на
улицах Лондона, свет от которых был настолько ярок, что их называли “маленькими
ночными солнышками”.
Горели-то они ярко, но не всю ночь, а поэтому, вопреки всеобщим ожиданиям, не
смогли остановить тех, кто совершал преступления под покровом темноты. Как не смог
сделать этого и патруль, которому тоже платили горожане, надеясь на защиту. Да это и
неудивительно, если учесть, что обычно в патруль шли дряхлые старики, стоявшие одной
ногой в могиле. Кого они могли защитить?
Только наиболее богатые лондонцы имели у себя дома водопровод. Остальным
приходилось носить воду из уличных колонок или покупать ее у продавцов воды
герцогине Девонширским, стала достопримечательностью, притягивавшей множество
любопытных. Но то, что в домах еще не было горячей воды, совсем не означает, что
люди не мылись. Хотя купание в тазике с чуть теплой водой, происходившее в холодной
комнате, было сомнительным удовольствием. Более привилегированные лондонцы
принимали горячую ванну прямо в своих покоях, куда из подвала приносили специальный
деревянный или медный ушат. Воду грели на кухне слуги, а потом частями относили
хозяину, совершая таким образом многократные рейсы вверх и вниз по лестнице.
Из-за всех этих неудобств горожане предпочитали мыться в общественных банях.
Пеппс отмечает: “Моя жена, сходив однажды в баню и хорошенько вымывшись, наивно
полагает, что никакая грязь к ней больше никогда не пристанет”. Сам он не выходил из
дому, не облив предварительно тело теплой водой.
Селию Фьен ужасно впечатлил один ранний образец ватерклозетов, который она
увидела в Виндзорском дворце. Это “помещение, к которому были подведены желоба
для слива”. Такую роскошь можно было встретить не часто. В большинстве домов
оловянные, фаянсовые или фарфоровые ночные горшки хранили где-нибудь в мойке
вместе с тазами и подсвечниками, принося их в спальню только по необходимости. Хотя
их могли использовать не только в спальне. Пеппс, например, передает свой разговор с
леди Сандвич, в котором она спокойно рассказывает, что делала с горшком в столовой.
А среди мужчин стало обычным делом справлять нужду в столовой на глазах у гостей,
собравшихся за столом по какому.-нибудь случаю. На смену горшку пришло более
удобное во всех отношениях приспособление, представлявшее собой переносной стул
с заключенным в него сосудом. Оно позволяло хоть как-то соблюсти приличия. Люди
стали подолгу на них засиживаться, а чтобы сделать себе времяпрепровождение еще
более приятным, начали добавлять к чудо-стулу отдельные детали. Вильгельм III приказал
обить свой стул красным бархатом. И пока он сидел на нем, рядом терпеливо ждал
хранитель стула с кусочком льняного полотна, смоченного в кувшине с водой. В его
обязанности входило заботиться о чистоте любимого стула короля. Позже в это сиденье
стали помещать уже два сосуда, и оно стало двухместным. Ему отвели собственный
уединенный уголок в спальне, а некоторые даже выделили отдельные помещение.
Но как ни удобна была эта необходимая для всех вещь, ее нужно было время от времени
опорожнять. Содержимое выбрасывали в специальные выгребные ямы в подвале или на
улице. Но многие слуги избавляли себя от лишних хлопот, вытряхивая нечистоты прямо
из окна. В лучшем случае они шлепались в какую- нибудь ближайшую канаву, от которой
во всей округе стояла нестерпимая вонь. В худшем же случае содержимое ночного горшка
какого-нибудь джентльмена могло осчастливить проходившего мимо беднягу прохожего или же смешаться с липкой грязью, чтобы совершить путешествие по улицам Лондона, налипнув на ботинок любителя пеших прогулок.Свифт очень хорошо знал все уловки прислуги: “Никогда не опустошай ночные горшки,
пока они достаточно не наполнятся, – советует он горничным, – если это случилось
ночью, вытряхни их на улицу, если утром – то в сад, иначе ты замучаешься бегать с
чердака или верхнего этажа вниз и обратно, и никогда не мой горшок никакой другой
жидкостью, кроме той, что уже в ней находится, ведь какая уважающая себя девушка
станет плескаться в чужой моче?”
У ассенизаторов была довольно грязная работа, но данное объявление, зазывающее
желающих оказывать эту услугу, дает представление о ней как об удовольствии крайне
нерегулярны. В результате ямы переполнялись, их содержимое проникало в подвалы
домов, отравляя хранящуюся там питьевую воду. Соседи сильно ссорились из-за не
вовремя вычищенных ям для нечистот. К тому же жителей английской столицы не
мог не беспокоить отвратительный запах, проникающий в их дома. Для борьбы с ним
использовались благовония.
Работка у чистильщиков пресловутых выгребных ям была, прямо скажем, незавидная.
Запах от груза на их повозках был настолько ужасный, что даже стал причиной одного
происшествия, о котором кричали все газеты: “Прошлой ночью несколько местных
хулиганов встретились с тележкой чистильщиков, заполненной испражнениями,
собранными со всей округи. И их настолько оскорбило зловоние, от нее исходящее,
что они, обнажив шпаги, закололи всех лошадей. Бедные животные скончались на
месте, а чувствительные хулиганы сбежали и до сих пор не найдены, какой героический
поступок!”
Отходы человеческой жизнедеятельности пользовались большим спросом у владельцев
огородов, которые использовали их в качестве удобрения. Нечистотами были полны
канавы вдоль дороги, ведущей в город. По исходящему от них запаху люди могли
догадаться, что подъезжают к столице.
В одной из своих многочисленных книг по ведению домашнего хозяйства Ханна Вулли
возмущалась по поводу положения женщин: “Большинство людей в этот развращенный
век считают, что достаточно научить женщину отличать постель ее мужа от остальных
кроватей, и на этом ее образование заканчивается”. Домохозяйка XVII в. работала не
покладая рук дома да еще должна была правильно организовать работу прислуги. У
женщины было много обязанностей. Она вела семейный бюджет, следила за ценами,
знала, когда и где можно купить ту или иную вещь подешевле. Саму- эль Пеппс
внимательно следил за тем, сколько денег тратит его жена и на что они расходуются. “И
потом мы сели с женой и подсчитали наши расходы. Оказалось, что моя кухня, включая
вино, очаг, свечи, мыло и многое другое, стоит мне около 30 шиллингов в неделю, а
то и больше”. Жена не должна была тратить больше, чем получал ее муж. “Не сори
деньгами, которые он тебе доверяет, так будет лучше вам обоим, – призывает Вулли, –
не злоупотребляй своей властью над его кошельком, не бросай деньги на ветер, покупая
всякую ерунду в угоду своему тщеславию”.
В обязанности женщины входила и забота о том, чтобы в назначенный для очередной
трапезы час перед ее мужем не оказался лишь пустой стол: “Смотри, чтобы в доме
всегда был порядок, не тяни с обедом, не заставляй мужа ждать. Когда он зайдет домой
перекусить, все должно быть уже готово. Не забывай про свой внешний вид, даже
дома одевайся аккуратно и со вкусом. Это прибавит ему аппетит и навсегда отвадит
от таверны, куда мужья обычно бегут от глупых жен, не умеющих следить за собой”.
Пеппс жалуется, “что материальное благосостояние людей вынуждает все увеличивать
штат прислуги, а это доставляет определенные неудобства”. В век, когда еще не было
механизмов, способных заменить человеческий труд, слуги были необходимы. Они выполняли всю ту черную работу, на которую у их хозяев просто не хватало сил. А с
течением времени слуги превратились из простой жизненной необходимости в символ
материального благополучия семьи,. Мужья богатели, жены могли себе позволить нанять
больше слуг и вскоре привыкали к праздности. Поэтому резко повысился спрос на
домашнюю прислугу, которая быстро сориентировалась в сложившейся ситуации и уже к
началу нового века стала диктовать свои условия, прекрасно сознавая свое значение.
Дефо замечает, что “в наше время пара слуг может и отказаться от работы, с которой
запросто может справиться и один, а если они и возьмутся, то запросят за нее непомерно
высокую плату”. При найме слуги стали теперь детально обсуждать все условия, обращая
особое внимание на распределение обязанностей, требовали от хозяев четко определить,
что с них будут спрашивать. У Дефо мы находим пример такого разговора, который
происходит при найме горничной на работу: “Для стирки наймите себе прачку, для
приготовления пищи – кухарку, для рукоделия – домработницу, а у горничной в таком
доме, как ваш, полно своих забот”. Внутренняя планировка лондонского дома делала домашнюю работу более тяжелой и
трудоемкой. Например, чтобы разжечь камин в комнате, нужно было спуститься в подвал
за углем, а когда он прогорит, выгрести золу и с ней опять спуститься вниз. Воду для
различных нужд тоже брали в подвале, а потом разносили по дому. Наполнившийся
ночной горшок нужно было взять в спальне где-нибудь на верхнем этаже и, спустившись
вниз, опорожнить его в положенном месте. На кухне, на открытом огне, целыми
днями буквально в поте лица варил, жарил, парил повар. Готовые блюда из кухни,
расположенной обычно в подвальном помещении, относили на второй этаж в столовую, а
оттуда возвращались обратно с остатками еды.
Всю многочисленную кухонную утварь нужно было хорошенько вымыть, а оловянные
тарелки вычистить. “Вымой свою тарелку сначала в мыльной воде и вытри насухо, если
остались пятйа, потри их солью или уксусом. Сделав все это, смажь твою тарелку уксусом
и мелом и положи ее на солнце или около огня, чтобы она высохла; далее протри ее
хорошенько сухой тряпкой, и она станет как новенькая”. Слуги также присматривали
за детьми, помогали в магазине (если их хозяин занимался торговлей). Учитывая такую
загруженность, можно назвать излишним совет Ханны Вулли “не давать слугам сидеть без
дела”. Огромных усилий стоило поддержать чистоту в домах, когда в воздухе постоянно
висела черная завеса дыма. Сезар де Соссюр был поражен: “Англичане тратят огромное
количество воды, особенно на то, чтобы очистить свои жилища. Хотя в отличие от
голландцев их нельзя назвать чистюлями, все же они очень близки к этому определению.
Генеральная уборка всего дома делается дважды в неделю, но им этого мало, и они еще
каждое утро надраивают свои кухни, лестницы и крылечки. Мебель и посуда всегда сияют
чистотой. Блестят даже молотки и замки на дверях”.
Только наиболее богатые лондонцы имели у себя дома водопровод. Остальным приходилось носить воду из уличных колонок или покупать ее у продавцов воды герцогине Девонширским, стала достопримечательностью, притягивавшей множество любопытных. Но то, что в домах еще не было горячей воды, совсем не означает, что люди не мылись. Хотя купание в тазике с чуть теплой водой, происходившее в холодной комнате, было сомнительным удовольствием. Более привилегированные лондонцы принимали горячую ванну прямо в своих покоях, куда из подвала приносили специальный деревянный или медный ушат. Воду грели на кухне слуги, а потом частями относили хозяину, совершая таким образом многократные рейсы вверх и вниз по лестнице.
Из-за всех этих неудобств горожане предпочитали мыться в общественных банях. Пеппс отмечает: “Моя жена, сходив однажды в баню и хорошенько вымывшись, наивно полагает, что никакая грязь к ней больше никогда не пристанет”. Сам он не выходил из дому, не облив предварительно тело теплой водой.
Селию Фьен ужасно впечатлил один ранний образец ватерклозетов, который она увидела в Виндзорском дворце. Это “помещение, к которому были подведены желоба для слива”. Такую роскошь можно было встретить не часто. В большинстве домов оловянные, фаянсовые или фарфоровые ночные горшки хранили где-нибудь в мойке вместе с тазами и подсвечниками, принося их в спальню только по необходимости. Хотя их могли использовать не только в спальне. Пеппс, например, передает свой разговор с леди Сандвич, в котором она спокойно рассказывает, что делала с горшком в столовой. А среди мужчин стало обычным делом справлять нужду в столовой на глазах у гостей, собравшихся за столом по какому.-нибудь случаю. На смену горшку пришло более удобное во всех отношениях приспособление, представлявшее собой переносной стул с заключенным в него сосудом. Оно позволяло хоть как-то соблюсти приличия. Люди стали подолгу на них засиживаться, а чтобы сделать себе времяпрепровождение еще более приятным, начали добавлять к чудо-стулу отдельные детали. Вильгельм III приказал обить свой стул красным бархатом. И пока он сидел на нем, рядом терпеливо ждал хранитель стула с кусочком льняного полотна, смоченного в кувшине с водой. В его обязанности входило заботиться о чистоте любимого стула короля. Позже в это сиденье стали помещать уже два сосуда, и оно стало двухместным. Ему отвели собственный уединенный уголок в спальне, а некоторые даже выделили отдельные помещение.
Но как ни удобна была эта необходимая для всех вещь, ее нужно было время от времени опорожнять. Содержимое выбрасывали в специальные выгребные ямы в подвале или на улице. Но многие слуги избавляли себя от лишних хлопот, вытряхивая нечистоты прямо из окна. В лучшем случае они шлепались в какую- нибудь ближайшую канаву, от которой во всей округе стояла нестерпимая вонь. В худшем же случае содержимое ночного горшка какого-нибудь джентльмена могло осчастливить проходившего мимо беднягу прохожего или же смешаться с липкой грязью, чтобы совершить путешествие по улицам Лондона, налипнув на ботинок любителя пеших прогулок.
Свифт очень хорошо знал все уловки прислуги: “Никогда не опустошай ночные горшки, пока они достаточно не наполнятся, – советует он горничным, – если это случилось ночью, вытряхни их на улицу, если утром – то в сад, иначе ты замучаешься бегать с чердака или верхнего этажа вниз и обратно, и никогда не мой горшок никакой другой жидкостью, кроме той, что уже в ней находится, ведь какая уважающая себя девушка станет плескаться в чужой моче?”
У ассенизаторов была довольно грязная работа, но данное объявление, зазывающее желающих оказывать эту услугу, дает представление о ней как об удовольствии крайне нерегулярны. В результате ямы переполнялись, их содержимое проникало в подвалы домов, отравляя хранящуюся там питьевую воду. Соседи сильно ссорились из-за не вовремя вычищенных ям для нечистот. К тому же жителей английской столицы не мог не беспокоить отвратительный запах, проникающий в их дома. Для борьбы с ним использовались благовония.
Работка у чистильщиков пресловутых выгребных ям была, прямо скажем, незавидная. Запах от груза на их повозках был настолько ужасный, что даже стал причиной одного происшествия, о котором кричали все газеты: “Прошлой ночью несколько местных хулиганов встретились с тележкой чистильщиков, заполненной испражнениями, собранными со всей округи. И их настолько оскорбило зловоние, от нее исходящее, что они, обнажив шпаги, закололи всех лошадей. Бедные животные скончались на месте, а чувствительные хулиганы сбежали и до сих пор не найдены, какой героический поступок!”
Отходы человеческой жизнедеятельности пользовались большим спросом у владельцев огородов, которые использовали их в качестве удобрения. Нечистотами были полны канавы вдоль дороги, ведущей в город. По исходящему от них запаху люди могли догадаться, что подъезжают к столице.
В одной из своих многочисленных книг по ведению домашнего хозяйства Ханна Вулли возмущалась по поводу положения женщин: “Большинство людей в этот развращенный век считают, что достаточно научить женщину отличать постель ее мужа от остальных кроватей, и на этом ее образование заканчивается”. Домохозяйка XVII в. работала не покладая рук дома да еще должна была правильно организовать работу прислуги. У женщины было много обязанностей. Она вела семейный бюджет, следила за ценами, знала, когда и где можно купить ту или иную вещь подешевле. Саму- эль Пеппс внимательно следил за тем, сколько денег тратит его жена и на что они расходуются. “И потом мы сели с женой и подсчитали наши расходы. Оказалось, что моя кухня, включая вино, очаг, свечи, мыло и многое другое, стоит мне около 30 шиллингов в неделю, а то и больше”. Жена не должна была тратить больше, чем получал ее муж. “Не сори деньгами, которые он тебе доверяет, так будет лучше вам обоим, – призывает Вулли, – не злоупотребляй своей властью над его кошельком, не бросай деньги на ветер, покупая всякую ерунду в угоду своему тщеславию”.
В обязанности женщины входила и забота о том, чтобы в назначенный для очередной трапезы час перед ее мужем не оказался лишь пустой стол: “Смотри, чтобы в доме всегда был порядок, не тяни с обедом, не заставляй мужа ждать. Когда он зайдет домой перекусить, все должно быть уже готово. Не забывай про свой внешний вид, даже дома одевайся аккуратно и со вкусом. Это прибавит ему аппетит и навсегда отвадит от таверны, куда мужья обычно бегут от глупых жен, не умеющих следить за собой”. Пеппс жалуется, “что материальное благосостояние людей вынуждает все увеличивать штат прислуги, а это доставляет определенные неудобства”. В век, когда еще не было механизмов, способных заменить человеческий труд, слуги были необходимы. Они выполняли всю ту черную работу, на которую у их хозяев просто не хватало сил. А с течением времени слуги превратились из простой жизненной необходимости в символ материального благополучия семьи,. Мужья богатели, жены могли себе позволить нанять больше слуг и вскоре привыкали к праздности. Поэтому резко повысился спрос на домашнюю прислугу, которая быстро сориентировалась в сложившейся ситуации и уже к началу нового века стала диктовать свои условия, прекрасно сознавая свое значение.
Дефо замечает, что “в наше время пара слуг может и отказаться от работы, с которой запросто может справиться и один, а если они и возьмутся, то запросят за нее непомерно высокую плату”. При найме слуги стали теперь детально обсуждать все условия, обращая особое внимание на распределение обязанностей, требовали от хозяев четко определить, что с них будут спрашивать. У Дефо мы находим пример такого разговора, который происходит при найме горничной на работу: “Для стирки наймите себе прачку, для приготовления пищи – кухарку, для рукоделия – домработницу, а у горничной в таком доме, как ваш, полно своих забот”.
Просмотрите Путеводитель по Лондону.
Внутренняя планировка лондонского дома делала домашнюю работу более тяжелой и трудоемкой. Например, чтобы разжечь камин в комнате, нужно было спуститься в подвал за углем, а когда он прогорит, выгрести золу и с ней опять спуститься вниз. Воду для различных нужд тоже брали в подвале, а потом разносили по дому. Наполнившийся ночной горшок нужно было взять в спальне где-нибудь на верхнем этаже и, спустившись вниз, опорожнить его в положенном месте. На кухне, на открытом огне, целыми днями буквально в поте лица варил, жарил, парил повар. Готовые блюда из кухни, расположенной обычно в подвальном помещении, относили на второй этаж в столовую, а оттуда возвращались обратно с остатками еды.
Всю многочисленную кухонную утварь нужно было хорошенько вымыть, а оловянные тарелки вычистить. “Вымой свою тарелку сначала в мыльной воде и вытри насухо, если остались пятйа, потри их солью или уксусом. Сделав все это, смажь твою тарелку уксусом и мелом и положи ее на солнце или около огня, чтобы она высохла; далее протри ее хорошенько сухой тряпкой, и она станет как новенькая”. Слуги также присматривали за детьми, помогали в магазине (если их хозяин занимался торговлей). Учитывая такую загруженность, можно назвать излишним совет Ханны Вулли “не давать слугам сидеть без дела”. Огромных усилий стоило поддержать чистоту в домах, когда в воздухе постоянно висела черная завеса дыма. Сезар де Соссюр был поражен: “Англичане тратят огромное количество воды, особенно на то, чтобы очистить свои жилища. Хотя в отличие от голландцев их нельзя назвать чистюлями, все же они очень близки к этому определению. Генеральная уборка всего дома делается дважды в неделю, но им этого мало, и они еще каждое утро надраивают свои кухни, лестницы и крылечки. Мебель и посуда всегда сияют чистотой. Блестят даже молотки и замки на дверях”.
Экскурсия по Лондону по теме «Лондон XVII в. – самый большой европейский город»
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Для издателей газет рынком сбыта стали кофейни города, где посетители часы напролет проводили в дискуссиях и обсуждениях опубликованных материалов. Лондон был центром издательской деятельности, театральной и музыкальной жизни страны. Гости столицы знакомились здесь с новомодными течениями в искусстве и распространяли мнение о них по всему королевству.
Но этот огромный город не мог обеспечить себя людскими ресурсами. Смертность здесь возросла по сравнению с предыдущим столетием. В Лондоне теперь чаще хоронили, чем крестили. Каждый третий младенец умирал, не дожив до двух лет. И лишь только половина остальных детей доживала до пятнадцати лет. Взрослые же люди, становившиеся уже кормильцами больших семейств, очень часто уходили из жизни в 30-40 лет.
Вдоль улиц столицы тянулись сточные канавы; питьевая вода была загрязнена; зловоние помоек распространялось по всей округе; захоронения на переполненных кладбищах проходили бесконтрольно; жилища горожан не имели ни водопровода, ни канализации. Одним словом, в то время в Лондоне не существовало ни малейшего понятия об общественной гигиене. Дышать было нечем: атмосферу загрязнял дым тысячи мелких пожаров, вредивших как людям, так и природе. Широко распространен был туберкулез, и эпидемии оспы жестоко косили жителей густонаселенного города. Лекарства в то время были малоэффективны, и поэтому даже незначительное телесное повреждение человека могло повлечь за собой опасное заболевание, чреватое смертельным исходом. И это неудивительно, так как коренные лондонцы отличались слабым здоровьем и страдали, как правило, целым рядом хронических заболеваний. Поэтому столица нуждалась в постоянном притоке мигрантов. Ежегодно в Лондон прибывало на жительство примерно 8 тыс. молодых людей из всех частей королевства, их привлекали заработки, которые были на 30 процентов выше средних по стране.
Они не умеют и не желают трудиться. Поэтому неудивительно, что большинство из них, проведя свою жизнь в скитаниях, голоде, нищете, опускаются до воровства и оканчивают свои дни на виселице.
В январе 1700 г. Лондонское общество бедных, решив хоть как-то облегчить участь бездомных и брошенных детей, подобрало с городских улиц кучку малолетних оборванцев. Отмыв и переодев, их поместили в новый работный дом на Халф-Мун-Эллей рядом с Вмшопсгейт. Это была попытка приобщить обездоленных ребятишек к человеческому образу жизни: к постоянному жилищу, к посильном труду, к обучению грамоте, к профессии и, наконец, к Богу. Общественность, как явствовало из газетных публикаций, считала позором, что в таком почтенном христианском городе, каким был Лондон, не уделяется никакого внимания тому факту, что потенциальные преступники воспитываются в злодействе, невежестве, безделии, сквернословии и иждивенчестве с самой колыбели. А многочисленные мелкие чиновники и окружные судьи, в чьи обязанности входит остановить растущее зло, бездействуют.
Город жил в бешеном темпе, люди были очень практичные, занятые каждый своим делом, поэтому им некогда было остановиться возле нищего, посочувствовать ему или помочь чем-нибудь. Более того,
Женщины-бродяжки кочевали из ночлежки в ночлежку, и некоторые из них занимались воровством, чтобы прокормить своих детей вечно занятых и преуспевающих торговцев раздражали толпы бедняков на улице. Кроме всех прочих неприятностей, эти хулиганы и бродяги грозили спокойствию столицы, нарушая законы. В парламенте какое-то время велись жаркие дебаты о том, что с ними делать. Мелкие чиновники тоже ломали головы. Но ничего не менялось.
Многие считали, что виной распространения порока и преступности служила массовая безработица. “Не доводи меня до нищеты, и я не буду красть”, – говорил герой произведения Дефо. Эти слова вполне могли относиться к Элеоноре Грейвноз, осужденной на смерть за кражу 6 ярдов кружева из магазина на Ковент-Гарден. Как она сама призналась священнику, великая нужда и неспособность достать хлеба для себя и своих четверых детей толкнули ее на преступление.
Многие считали, что причиной бедности были не только социальные проблемы. Бедняков винили во врожденном отсутствии нравственности, а потому единственным спасением считали заставить их работать, подчиняться строгой дисциплине. И тогда было придумано лекарство от порока – работные дома.
Так, Томас Фермин в 1670 г. основал работный дом на Литтл-Бритн-стрит, где “бедняки занимались производством полотна. Дети 5-6 лет зарабатывали 2 пенса в день, а кто постарше – и все 4 пенса. “Дети бедняков, воспитанные на улице, – утверждал он, – вредят обществу и самим себе. Сколько можно позволять им сбиваться в шайки и бродить по городу, пугая лошадей, кидая грязь в экипажи и оскорбляя прохожих? Нужно дать им работу, и этим помочь им самим, не дав привыкнуть бездельничать, и обществу, в чью пользу они станут трудиться”. Фермин считал, что вместо пустых и глупых забав, которые лишь развивают воображение, которое совсем не пригодится будущим каменщикам, сапожникам и т. д., детям следует трудиться. Кроме того, им следует изучать Библию, “а также научиться писать и считать”.
Работный дом Фирмина не просуществовал долго за неимением средств, но его идеей воспользовались в Лондоне в конце XVII в., когда город переживал трудности из-за войны с Францией. Работные дома позволили местным налогоплательщикам, за счет которых эти заведения существовали, совместить долг перед бедными со своим желанием поделить последних на тех, кто заслуживал помощи, а кто нет. В открывшийся в декабре 1699 г. работный дом на Бишопсгейт поместили 100 детей, чтобы “спасти их от гибели”. Ставилась благородная задача – “научить их работать, чтобы обеспечить им достойное существование и помочь стать полезными членами общества”.
Они не умеют и не желают трудиться. Поэтому неудивительно, что большинство из них, проведя свою жизнь в скитаниях, голоде, нищете, опускаются до воровства и оканчивают свои дни на виселице.
В январе 1700 г. Лондонское общество бедных, решив хоть как-то облегчить участь бездомных и брошенных детей, подобрало с городских улиц кучку малолетних оборванцев. Отмыв и переодев, их поместили в новый работный дом на Халф-Мун-Эллей рядом с Вмшопсгейт. Это была попытка приобщить обездоленных ребятишек к человеческому образу жизни: к постоянному жилищу, к посильном труду, к обучению грамоте, к профессии и, наконец, к Богу. Общественность, как явствовало из газетных публикаций, считала позором, что в таком почтенном христианском городе, каким был Лондон, не уделяется никакого внимания тому факту, что потенциальные преступники воспитываются в злодействе, невежестве, безделии, сквернословии и иждивенчестве с самой колыбели. А многочисленные мелкие чиновники и окружные судьи, в чьи обязанности входит остановить растущее зло, бездействуют.
Город жил в бешеном темпе, люди были очень практичные, занятые каждый своим делом, поэтому им некогда было остановиться возле нищего, посочувствовать ему или помочь чем-нибудь. Более того,
Женщины-бродяжки кочевали из ночлежки в ночлежку, и некоторые из них занимались воровством, чтобы прокормить своих детей вечно занятых и преуспевающих торговцев раздражали толпы бедняков на улице. Кроме всех прочих неприятностей, эти хулиганы и бродяги грозили спокойствию столицы, нарушая законы. В парламенте какое-то время велись жаркие дебаты о том, что с ними делать. Мелкие чиновники тоже ломали головы. Но ничего не менялось.
Многие считали, что виной распространения порока и преступности служила массовая безработица. “Не доводи меня до нищеты, и я не буду красть”, – говорил герой произведения Дефо. Эти слова вполне могли относиться к Элеоноре Грейвноз, осужденной на смерть за кражу 6 ярдов кружева из магазина на Ковент-Гарден. Как она сама призналась священнику, великая нужда и неспособность достать хлеба для себя и своих четверых детей толкнули ее на преступление.
Многие считали, что причиной бедности были не только социальные проблемы. Бедняков винили во врожденном отсутствии нравственности, а потому единственным спасением считали заставить их работать, подчиняться строгой дисциплине. И тогда было придумано лекарство от порока – работные дома.
Так, Томас Фермин в 1670 г. основал работный дом на Литтл-Бритн-стрит, где “бедняки занимались производством полотна. Дети 5-6 лет зарабатывали 2 пенса в день, а кто постарше – и все 4 пенса. “Дети бедняков, воспитанные на улице, – утверждал он, – вредят обществу и самим себе. Сколько можно позволять им сбиваться в шайки и бродить по городу, пугая лошадей, кидая грязь в экипажи и оскорбляя прохожих? Нужно дать им работу, и этим помочь им самим, не дав привыкнуть бездельничать, и обществу, в чью пользу они станут трудиться”. Фермин считал, что вместо пустых и глупых забав, которые лишь развивают воображение, которое совсем не пригодится будущим каменщикам, сапожникам и т. д., детям следует трудиться. Кроме того, им следует изучать Библию, “а также научиться писать и считать”.
Работный дом Фирмина не просуществовал долго за неимением средств, но его идеей воспользовались в Лондоне в конце XVII в., когда город переживал трудности из-за войны с Францией. Работные дома позволили местным налогоплательщикам, за счет которых эти заведения существовали, совместить долг перед бедными со своим желанием поделить последних на тех, кто заслуживал помощи, а кто нет. В открывшийся в декабре 1699 г. работный дом на Бишопсгейт поместили 100 детей, чтобы “спасти их от гибели”. Ставилась благородная задача – “научить их работать, чтобы обеспечить им достойное существование и помочь стать полезными членами общества”.
Предлагаем Вам ознакомиться с Экскурсиями по Лондону.
Содержание ребенка в работном доме обходилось в 8 фунтов стерлингов в год. Всевозможные приходы добавляли по 12 пенсов в неделю на каждого ребенка, относящегося к их округу. Встав в 6 утра по звонку, помолившись и позавтракав, дети пряли, шили, вязали – с семи до полудня и с часу дня до шести вечера. Два часа каждый день отводилось для религиозного образования, обучения чтению и письму, а также на “нравоучения”. Питание было трехразовое. На завтрак дети жадно поглощали раз в неделю хлеб и пиво, два раза в неделю – говяжий бульон, в остальные же дни им давали хлеб с маслом и сыром. На обед могло быть одно из следующих блюд: говяжий бульон, гороховая каша, рисовая молочная каша, клецки, ячменная похлебка. Хлеб с маслом или сыро”М был привычным ужином. В соответствии с сезоном в рацион включались горох, бобы, зелень и коренья.
Работный дом на Бишопсгейт был разделен на две половины. В одной жили дети, в другой взрослые. Считалось, что малолетние работники не должны ходить на другую половину, куда смогут попасть, став взрослыми. А в той, взрослой половине жили весьма опасные обитатели. “Бродяги, нищие, воришки и прочий сброд жили, трудились и получали то, что им было необходимо для жизни”.
Но жизнь в работных домах далеко не всем нравилась. Некоторые обитатели убегали, как, например, одна нищенка, определенная в работный дом на Клар- кенуэлл, где “она оголодала и обессилела до того, что решила присоединиться к другим “заключенным”, собиравшимся бежать. Женщина проделала отверстие в стене комнаты, где спала, и улизнула вместе с остальными”.
Идея использовать работный дом, чтобы убедить бедняков отказаться от существования на пособие или подаяние, потихоньку приживалась. “Будь независим”, – призывали теперь. Считалось, что если и можно куда-нибудь убрать с улицы бродяг, то только в работные дома, где они будут продуктивно трудиться и не мозолить глаза приличным людям.
Еще дальше пошел сэр Джосая Чайлд, предложив отправлять бедняков на заработки за море на плантации, разумеется, с их согласия. И, представьте, находились такие отчаянные простаки, которые добровольно нанимались на тяжелые работы в Вирджинию на несколько лет, клюнув на предложение довезти их туда на пароходе бесплатно. Далеко не все нищие и бездомные желали попасть в работный дом. Кроме дряхлых стариков, были среди них и такие молодцы, которые перебивались случайными заработками, но больше ожидали помощи от приходов.
Трехмерную модель Лондона накануне Великого пожара 1666 года создали шесть студентов из университета DeMontfort University.
Улица Лондона / Concept of Thames Street by Luc Fontenoy. Source
Лондон в то время представлял собой поселение в 448 гектаров, окруженных городской стеной. В стене имелись ворота Людгейт, Ньюгейт, Олдерсгейт, Крипплгейт, Мургейт и Бишопгейт, а с юга протекала Темза, которую можно было пересечь по Лондонскому мосту. По оценкам численность населения составляла около полмиллиона жителей.
Зимой 1664 года в небе над Лондоном была видна яркая комета, и горожане опасались, что она предвещает ужасные события. Так и случилось: вначале Великая чума, потом Великий пожар.
Благодаря великолепной студенческой работе каждый желающий за 3 минуты может прогуляться по допожарному Лондону 17 века.
Оригинал видео: Pudding Lane Productions, Crytek Off The Map youtube.com
2.
Чумная улица / Concept of Botolph Lane by Dan Peacock, showing the griminess and plague ridden street. Source
В 1665-1666 годах в Лондоне и Англии свирепствовала Великая чума, во время которой умерло приблизительно 100 000 человек, 20% населения Лондона. В 14 веке «Черная смерть» была суровей и масштабней, но как «великую» чуму запомнили именно бедствие 1665-1666 годов. Тогда случилась последняя крупная эпидемия чумы в стране. До этого вспышки наблюдались в 1603 году, когда от болезни умерло 30 тысяч лондонцев, в 1625, когда произошло 35 тысяч смертей, и в 1636 году, когда от чумы умерло около 10 тысяч человек.
Возбудителем заболевания является бактерия Yersinia pestis /чумная палочка, переносимая блохами, паразитирующими на крысах.
По оценкам Джона Граунта, в 1665 году в Лондоне проживало около 460 тысяч человек. Граунт был демографом и выпускал оценки смертности за каждую неделю. Когда кто-либо умирал, звонил колокол и приходил «искатель смерти», чтобы осмотреть труп и определить причины смерти. Искатели в большинстве своем были невежественными старухами, которые за плату могли внести в официальные записи искаженную причину смерти. Когда человек умирал от чумы, подкупленный искатель называл иную причину смерти. Это происходило потому, что дома жертв чумы по закону должны были быть закрыты на 40-дневный карантин, при этом все члены семьи запирались в доме. Двери такого дома отмечались красным крестом и словами «Господи, помилуй нас», также около дверей ставился караульный.
3.
Кадр из проекта Off The Map.
По мере увеличения количества жертв вырывались все новые и новые ямы для трупов. Специально нанятые люди ездили на телегах по городу, призывая людей: «Выносите ваших мертвых», и увозили груды тел. Власти забеспокоились, что лавинообразный рост числа смертей может вызвать среди населения панику, и приказали проводить вывоз и захоронение трупов только ночью. Скоро тележек просто перестало хватать, и трупы начали складывать вдоль домов. Были восстановлены дневные разъезды и рытье ям, которые заполнялись уже разлагающимися трупами.
4.
Кадр из проекта Off The Map.
Было предпринято несколько попыток создать систему мер общественного здравоохранения для эффективной борьбы с эпидемией. Городские власти наняли врачей и организовали тщательное захоронение жертв, однако из-за распространившейся по городу паники, люди, боясь заражения, хоронили трупы поспешно. Причина болезни была неизвестна, но многие считали, что ее переносили животные, и, поэтому, Лондонская Корпорация приказала убивать кошек и собак. Вполне возможно, что это решение удлинило эпидемию, поскольку животные контролировали численность крыс, которые переносили блох. Власти также распорядились о том, чтобы огонь постоянно горел, и днем и ночью, в надежде на то, что он очистит воздух. Для того, чтобы отогнать инфекцию, жгли разные вещества, распространяющие сильные запахи, такие как перец, хмель и ладан. Жителей Лондона насильно заставляли курить табак.
5.
Лондон перед Великим пожаром 1666 года
В Лондон чума пришла в июле 1665 года. Король Англии Карл II вместе со своей семьей и свитой покинул столицу и уехал в Оксфордшир. По документам установлено, что смертность в Лондоне доходила до 1 000 человек в неделю, затем — до 2 000 человек в неделю, и уже к сентябрю 1665 года достигла 7 000 человек в неделю.
К концу осени смертность начала снижаться, и в феврале 1666 года сочли безопасным возвращение в город короля и его окружения.
Случаи возникновения очагов заболевания продолжались до сентября 1666 года, но уже значительно более медленными темпами. Великий пожар, который случился в Лондоне в начале сентября 1666 года, уничтожил дома в большинстве густонаселенных районов.
Примерно в это же время вспышки чумы прекратились, вероятно, вследствие того, что инфицированные блохи погибали во время пожара вместе с крысами, которые их переносили.
6.
Лондон перед Великим пожаром 1666 года
Великий пожар в Лондоне /Great Fire of London охватил центральные районы Лондона с воскресенья, 2 сентября по среду, 5 сентября, 1666 года. Огню подверглась территория лондонского Сити внутри древней римской городской стены. В пожаре сгорело 13500 домов, 87 приходских церквей, Собор святого Павла, большая часть правительственных зданий. Считается, что пожар лишил крова 70 тысяч человек, при тогдашнем населении центральной части Лондона в 80 тысяч. В литературе приводятся и другие цифры потерявших жилье. Точно неизвестно, сколько людей погибло при пожаре, есть сведения всего лишь о нескольких жертвах, но множество жертв осталось не зафиксированными.
7.
Пожар начался в пекарне Томаса Фарринера на улочке Паддинг-лейн, вскоре после полуночи в воскресенье, 2 сентября. Огонь стал быстро распространяться по сити в западном направлении. Пожарные того времени, как правило, применяли метод разрушения зданий вокруг возгорания для того, чтобы огонь не распространялся. Это не сделали только потому, что лорд-мэр, г-н Томас Бладворт, не был уверен в целесообразности этих мер. К тому времени, когда он приказал разрушить здания, было слишком поздно.
В понедельник пожар продолжил распространяться на север, к центру Лондона. Во вторник пожар распространился на большей части города, разрушив Собор святого Павла, и перешел на противоположный берег реки Флит. Попытка потушить огонь, как полагают, увенчалась успехом из-за того, что стих восточный ветер, и гарнизону Тауэра с помощью пороха удалось создать противопожарные разрывы между зданиями для предотвращения дальнейшего распространения на восток.
8.
Несмотря на многочисленные радикальные предложения, Лондон был восстановлен по тому же плану, что и до пожара.
9.
Замысел: предварительные наброски. Source
Работа британских студентов над реконструкцией Лондона 17 века шла тщательно и не быстро.
10.
Результат: кадр из видеореконструкции
Дополнительную информацию о проекте, об идеях, концепциях и процессе воплощения замыслов можно получить в коллективном блоге авторов (англ.): http://puddinglanedmuga.blogspot.co.uk
Подробнее о Великих чуме и пожаре в Лондоне:
[Spoiler (click to open)]
ru.wikipedia.org: Великий лондонский пожар
Robinson, Bruce London’s Burning: The Great Fire. BBC history site
Great Fire of London on “In Our Time” at the BBC
Neil Hanson. The Great Fire of London: In That Apocalyptic Year, 1666. – Hoboken, New Jersey: John Wiley and Sons, 2002
John Evelyn. Diary and Correspondence of John Evelyn, F.R.S. – London: Hurst and Blackett, 1854
Child-friendly Great Fire of London site
Fire of London website produced by the Museum of London, The National Archives, the National Portrait Gallery, London Fire Brigade Museum and London Metropolitan Archives for Key Stage 1 pupils (ages 5–7) and teachers
ru.wikipedia.org: Великая эпидемия чумы в Лондоне
James Leasor. The Plague and the Fire. – London: George Allen and Unwin, 1962
Даниэль Дефо. Дневник чумного года, содержащий наблюдения и воспоминания о самых замечательных событиях как общественных, так и сугубо личных, произошедших в Лондоне во время последнего великого испытания в 1665 году. Пер. К. Н. Атарова
History of the Plague in England by Daniel Defoe
Изображения: puddinglanedmuga.blogspot.co.uk; картинки 3, 4, 10: кадры видео с youtube
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Уважаемые игроки! Пусть мы сможем смоделировать далеко не все, но, мне кажется, знать такие вещи интересно и полезно для понимания особенностей века.
Уделяя много внимания внутреннему убранству и чистоте своих жилищ, домовладельцы
абсолютно игнорировали все, что находилось вне их стен.
Джон Ивлин, например, говорит о “пыли и грязи, которую выбрасывали из залов прямо
на улицу”. Свифт советует служанке: “Если ближе к ночи моешь комнату, находящуюся
рядом с выходом, грязную воду выливай прямо через дверь на улицу; только не смотри
перед собой, чтобы, случись воде испачкать кого- нибудь, не подумали, что ты это
сделала нарочно”. В исключительно редких случаях пищевые отходы складывали в
специально отведенное место, чтобы потом скормить их свиньям. В основном же свалки
устраивались где попало. Зато на них было чем поживиться бродившим по городским
улицам боровам.
Стирка была наиболее трудоемким из всех домашних дел. Даже самые малообеспеченные
семьи, не державшие никакой другой прислуги, старались нанять для этого дела
помощников. В домах “приличных граждан” стирали раз в месяц. “Постирав белье, не
тяни время, а тут же высуши и разгладь его, чтобы оно не плесневело”, – советует Вулли.
Понедельник был днем стирки и начинался задолго до рассвета с того, что грели воду.
Белье стирали в основном мылом. Исключение составляли вещи из дорогих тканей вроде
шелка и кружев, которые требовали особого ухода.
После тяжелого процесса собственно стирки перед бедной прачкой вставала еще одна
проблема: как высушить белье в городе, вечно окутанном сырыми туманами и смогом
от угольного дыма, который, по свидетельству Джона Ивлина, “оставлял свои грязные
следы на одежде”. Столь же непростым делом была и глажка белья. Можно только
догадываться, сколько времени она занимала у служанок, которые использовали для
этого утюг, нагретый на огне, либо с тлевшими внутри него угольками. В дополнение
ко всему Ханна Вулли напоминает женщине (будь то домохозяйка или горничная), “что,
кроме стирки, белье нуждается еще и в штопке. Латать белье нужно каждую неделю, что
поможет продлить его жизнь”.
Слуги доставляли хозяевам много неприятностей, распуская, например, сплетни.
Дефо описывает, как прислуга собиралась на кухне и “обсуждала важные события,
происходившие в хозяйской семье”. В своей книге “Наставление слугам” Свифт даже
советует лакею: “Чтобы узнать секреты других семей, выдай им тайны своего хозяина; так
ты станешь другом и тем и другим и приобретешь всеобщее уважение”.
Нередко кражи в лондонских домах совершались по вине прислуги, а некоторые и самой
прислугой. Например, бывший лакей, знавший каждый уголок дома и все привычки его
обитателей, мог возвратиться туда в качестве грабителя. На преступление могли толкать
обида и желание отомстить: “Хейз работал слугой в доме пострадавшего. За очередную
провинность хозяин пригрозил, что уволит его; в ночь, когда было совершено ограбление,
обвиняемый видел, как истец пошел спать, сняв предварительно часы, кольцо и другие
предметы. Дождавшись, когда истец уснет, обвиняемый украл перечисленные предметы и
собирался скрыться с ними, но был пойман. После допроса он вынужден был признаться в содеянном”.
На такие отчаянные поступки решались немногие, однако мелкие кражи совершали все
слуги: то угостятся едой из хозяйских запасов, то прикарманят сдачу, оставшуюся после
похода на рынок. Тогда еще нельзя было застраховать имущество на случай ограбления.
Существовало только страхование на случай пожара, которого боялись все. Подробности
описывает Гай Мьеж: “Если арендная плата за дом составляет 1 фунт 6 пенсов, его
застрахуют на год, если 10 фунтов – то дом застрахуют на 7 лет на сумму 25 шиллингов,
на 11 лет – на 35 шиллингов, на 20 лет – на сумму в 50 шиллингов. Т. е. сумма страховки
пропорциональна арендной плате. Если дом сгорит до окончания срока страховки, его
владельцу обязаны выплатить деньги, необходимые на строительство нового! Если дом не
сгорит, а только будет поврежден огнем, то оплачивается его ремонт”.
За уличное освещение в темное время суток отвечали специальные организации.
Домовладельцы платили им, а они должны были следить за состоянием фонарей на
улицах Лондона, свет от которых был настолько ярок, что их называли “маленькими
ночными солнышками”.
Горели-то они ярко, но не всю ночь, а поэтому, вопреки всеобщим ожиданиям, не
смогли остановить тех, кто совершал преступления под покровом темноты. Как не смог
сделать этого и патруль, которому тоже платили горожане, надеясь на защиту. Да это и
неудивительно, если учесть, что обычно в патруль шли дряхлые старики, стоявшие одной
ногой в могиле. Кого они могли защитить?
Только наиболее богатые лондонцы имели у себя дома водопровод. Остальным
приходилось носить воду из уличных колонок или покупать ее у продавцов воды
герцогине Девонширским, стала достопримечательностью, притягивавшей множество
любопытных. Но то, что в домах еще не было горячей воды, совсем не означает, что
люди не мылись. Хотя купание в тазике с чуть теплой водой, происходившее в холодной
комнате, было сомнительным удовольствием. Более привилегированные лондонцы
принимали горячую ванну прямо в своих покоях, куда из подвала приносили специальный
деревянный или медный ушат. Воду грели на кухне слуги, а потом частями относили
хозяину, совершая таким образом многократные рейсы вверх и вниз по лестнице.
Из-за всех этих неудобств горожане предпочитали мыться в общественных банях.
Пеппс отмечает: “Моя жена, сходив однажды в баню и хорошенько вымывшись, наивно
полагает, что никакая грязь к ней больше никогда не пристанет”. Сам он не выходил из
дому, не облив предварительно тело теплой водой.
Селию Фьен ужасно впечатлил один ранний образец ватерклозетов, который она
увидела в Виндзорском дворце. Это “помещение, к которому были подведены желоба
для слива”. Такую роскошь можно было встретить не часто. В большинстве домов
оловянные, фаянсовые или фарфоровые ночные горшки хранили где-нибудь в мойке
вместе с тазами и подсвечниками, принося их в спальню только по необходимости. Хотя
их могли использовать не только в спальне. Пеппс, например, передает свой разговор с
леди Сандвич, в котором она спокойно рассказывает, что делала с горшком в столовой.
А среди мужчин стало обычным делом справлять нужду в столовой на глазах у гостей,
собравшихся за столом по какому.-нибудь случаю. На смену горшку пришло более
удобное во всех отношениях приспособление, представлявшее собой переносной стул
с заключенным в него сосудом. Оно позволяло хоть как-то соблюсти приличия. Люди
стали подолгу на них засиживаться, а чтобы сделать себе времяпрепровождение еще
более приятным, начали добавлять к чудо-стулу отдельные детали. Вильгельм III приказал
обить свой стул красным бархатом. И пока он сидел на нем, рядом терпеливо ждал
хранитель стула с кусочком льняного полотна, смоченного в кувшине с водой. В его
обязанности входило заботиться о чистоте любимого стула короля. Позже в это сиденье
стали помещать уже два сосуда, и оно стало двухместным. Ему отвели собственный
уединенный уголок в спальне, а некоторые даже выделили отдельные помещение.
Но как ни удобна была эта необходимая для всех вещь, ее нужно было время от времени
опорожнять. Содержимое выбрасывали в специальные выгребные ямы в подвале или на
улице. Но многие слуги избавляли себя от лишних хлопот, вытряхивая нечистоты прямо
из окна. В лучшем случае они шлепались в какую- нибудь ближайшую канаву, от которой
во всей округе стояла нестерпимая вонь. В худшем же случае содержимое ночного горшка
какого-нибудь джентльмена могло осчастливить проходившего мимо беднягу прохожего или же смешаться с липкой грязью, чтобы совершить путешествие по улицам Лондона, налипнув на ботинок любителя пеших прогулок.Свифт очень хорошо знал все уловки прислуги: “Никогда не опустошай ночные горшки,
пока они достаточно не наполнятся, – советует он горничным, – если это случилось
ночью, вытряхни их на улицу, если утром – то в сад, иначе ты замучаешься бегать с
чердака или верхнего этажа вниз и обратно, и никогда не мой горшок никакой другой
жидкостью, кроме той, что уже в ней находится, ведь какая уважающая себя девушка
станет плескаться в чужой моче?”
У ассенизаторов была довольно грязная работа, но данное объявление, зазывающее
желающих оказывать эту услугу, дает представление о ней как об удовольствии крайне
нерегулярны. В результате ямы переполнялись, их содержимое проникало в подвалы
домов, отравляя хранящуюся там питьевую воду. Соседи сильно ссорились из-за не
вовремя вычищенных ям для нечистот. К тому же жителей английской столицы не
мог не беспокоить отвратительный запах, проникающий в их дома. Для борьбы с ним
использовались благовония.
Работка у чистильщиков пресловутых выгребных ям была, прямо скажем, незавидная.
Запах от груза на их повозках был настолько ужасный, что даже стал причиной одного
происшествия, о котором кричали все газеты: “Прошлой ночью несколько местных
хулиганов встретились с тележкой чистильщиков, заполненной испражнениями,
собранными со всей округи. И их настолько оскорбило зловоние, от нее исходящее,
что они, обнажив шпаги, закололи всех лошадей. Бедные животные скончались на
месте, а чувствительные хулиганы сбежали и до сих пор не найдены, какой героический
поступок!”
Отходы человеческой жизнедеятельности пользовались большим спросом у владельцев
огородов, которые использовали их в качестве удобрения. Нечистотами были полны
канавы вдоль дороги, ведущей в город. По исходящему от них запаху люди могли
догадаться, что подъезжают к столице.
В одной из своих многочисленных книг по ведению домашнего хозяйства Ханна Вулли
возмущалась по поводу положения женщин: “Большинство людей в этот развращенный
век считают, что достаточно научить женщину отличать постель ее мужа от остальных
кроватей, и на этом ее образование заканчивается”. Домохозяйка XVII в. работала не
покладая рук дома да еще должна была правильно организовать работу прислуги. У
женщины было много обязанностей. Она вела семейный бюджет, следила за ценами,
знала, когда и где можно купить ту или иную вещь подешевле. Саму- эль Пеппс
внимательно следил за тем, сколько денег тратит его жена и на что они расходуются. “И
потом мы сели с женой и подсчитали наши расходы. Оказалось, что моя кухня, включая
вино, очаг, свечи, мыло и многое другое, стоит мне около 30 шиллингов в неделю, а
то и больше”. Жена не должна была тратить больше, чем получал ее муж. “Не сори
деньгами, которые он тебе доверяет, так будет лучше вам обоим, – призывает Вулли, –
не злоупотребляй своей властью над его кошельком, не бросай деньги на ветер, покупая
всякую ерунду в угоду своему тщеславию”.
В обязанности женщины входила и забота о том, чтобы в назначенный для очередной
трапезы час перед ее мужем не оказался лишь пустой стол: “Смотри, чтобы в доме
всегда был порядок, не тяни с обедом, не заставляй мужа ждать. Когда он зайдет домой
перекусить, все должно быть уже готово. Не забывай про свой внешний вид, даже
дома одевайся аккуратно и со вкусом. Это прибавит ему аппетит и навсегда отвадит
от таверны, куда мужья обычно бегут от глупых жен, не умеющих следить за собой”.
Пеппс жалуется, “что материальное благосостояние людей вынуждает все увеличивать
штат прислуги, а это доставляет определенные неудобства”. В век, когда еще не было
механизмов, способных заменить человеческий труд, слуги были необходимы. Они выполняли всю ту черную работу, на которую у их хозяев просто не хватало сил. А с
течением времени слуги превратились из простой жизненной необходимости в символ
материального благополучия семьи,. Мужья богатели, жены могли себе позволить нанять
больше слуг и вскоре привыкали к праздности. Поэтому резко повысился спрос на
домашнюю прислугу, которая быстро сориентировалась в сложившейся ситуации и уже к
началу нового века стала диктовать свои условия, прекрасно сознавая свое значение.
Дефо замечает, что “в наше время пара слуг может и отказаться от работы, с которой
запросто может справиться и один, а если они и возьмутся, то запросят за нее непомерно
высокую плату”. При найме слуги стали теперь детально обсуждать все условия, обращая
особое внимание на распределение обязанностей, требовали от хозяев четко определить,
что с них будут спрашивать. У Дефо мы находим пример такого разговора, который
происходит при найме горничной на работу: “Для стирки наймите себе прачку, для
приготовления пищи – кухарку, для рукоделия – домработницу, а у горничной в таком
доме, как ваш, полно своих забот”.
Внутренняя планировка лондонского дома делала домашнюю работу более тяжелой и
трудоемкой. Например, чтобы разжечь камин в комнате, нужно было спуститься в подвал
за углем, а когда он прогорит, выгрести золу и с ней опять спуститься вниз. Воду для
различных нужд тоже брали в подвале, а потом разносили по дому. Наполнившийся
ночной горшок нужно было взять в спальне где-нибудь на верхнем этаже и, спустившись
вниз, опорожнить его в положенном месте. На кухне, на открытом огне, целыми
днями буквально в поте лица варил, жарил, парил повар. Готовые блюда из кухни,
расположенной обычно в подвальном помещении, относили на второй этаж в столовую, а
оттуда возвращались обратно с остатками еды.
Всю многочисленную кухонную утварь нужно было хорошенько вымыть, а оловянные
тарелки вычистить. “Вымой свою тарелку сначала в мыльной воде и вытри насухо, если
остались пятйа, потри их солью или уксусом. Сделав все это, смажь твою тарелку уксусом
и мелом и положи ее на солнце или около огня, чтобы она высохла; далее протри ее
хорошенько сухой тряпкой, и она станет как новенькая”. Слуги также присматривали
за детьми, помогали в магазине (если их хозяин занимался торговлей). Учитывая такую
загруженность, можно назвать излишним совет Ханны Вулли “не давать слугам сидеть без
дела”. Огромных усилий стоило поддержать чистоту в домах, когда в воздухе постоянно
висела черная завеса дыма. Сезар де Соссюр был поражен: “Англичане тратят огромное
количество воды, особенно на то, чтобы очистить свои жилища. Хотя в отличие от
голландцев их нельзя назвать чистюлями, все же они очень близки к этому определению.
Генеральная уборка всего дома делается дважды в неделю, но им этого мало, и они еще
каждое утро надраивают свои кухни, лестницы и крылечки. Мебель и посуда всегда сияют
чистотой. Блестят даже молотки и замки на дверях”.