Экскурсия по Лондону по теме «Лондон XVII в. – самый большой европейский город»
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Для издателей газет рынком сбыта стали кофейни города, где посетители часы напролет проводили в дискуссиях и обсуждениях опубликованных материалов. Лондон был центром издательской деятельности, театральной и музыкальной жизни страны. Гости столицы знакомились здесь с новомодными течениями в искусстве и распространяли мнение о них по всему королевству.
Но этот огромный город не мог обеспечить себя людскими ресурсами. Смертность здесь возросла по сравнению с предыдущим столетием. В Лондоне теперь чаще хоронили, чем крестили. Каждый третий младенец умирал, не дожив до двух лет. И лишь только половина остальных детей доживала до пятнадцати лет. Взрослые же люди, становившиеся уже кормильцами больших семейств, очень часто уходили из жизни в 30-40 лет.
Вдоль улиц столицы тянулись сточные канавы; питьевая вода была загрязнена; зловоние помоек распространялось по всей округе; захоронения на переполненных кладбищах проходили бесконтрольно; жилища горожан не имели ни водопровода, ни канализации. Одним словом, в то время в Лондоне не существовало ни малейшего понятия об общественной гигиене. Дышать было нечем: атмосферу загрязнял дым тысячи мелких пожаров, вредивших как людям, так и природе. Широко распространен был туберкулез, и эпидемии оспы жестоко косили жителей густонаселенного города. Лекарства в то время были малоэффективны, и поэтому даже незначительное телесное повреждение человека могло повлечь за собой опасное заболевание, чреватое смертельным исходом. И это неудивительно, так как коренные лондонцы отличались слабым здоровьем и страдали, как правило, целым рядом хронических заболеваний. Поэтому столица нуждалась в постоянном притоке мигрантов. Ежегодно в Лондон прибывало на жительство примерно 8 тыс. молодых людей из всех частей королевства, их привлекали заработки, которые были на 30 процентов выше средних по стране.
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Они не умеют и не желают трудиться. Поэтому неудивительно, что большинство из них, проведя свою жизнь в скитаниях, голоде, нищете, опускаются до воровства и оканчивают свои дни на виселице.
В январе 1700 г. Лондонское общество бедных, решив хоть как-то облегчить участь бездомных и брошенных детей, подобрало с городских улиц кучку малолетних оборванцев. Отмыв и переодев, их поместили в новый работный дом на Халф-Мун-Эллей рядом с Вмшопсгейт. Это была попытка приобщить обездоленных ребятишек к человеческому образу жизни: к постоянному жилищу, к посильном труду, к обучению грамоте, к профессии и, наконец, к Богу. Общественность, как явствовало из газетных публикаций, считала позором, что в таком почтенном христианском городе, каким был Лондон, не уделяется никакого внимания тому факту, что потенциальные преступники воспитываются в злодействе, невежестве, безделии, сквернословии и иждивенчестве с самой колыбели. А многочисленные мелкие чиновники и окружные судьи, в чьи обязанности входит остановить растущее зло, бездействуют.
Город жил в бешеном темпе, люди были очень практичные, занятые каждый своим делом, поэтому им некогда было остановиться возле нищего, посочувствовать ему или помочь чем-нибудь. Более того,
Женщины-бродяжки кочевали из ночлежки в ночлежку, и некоторые из них занимались воровством, чтобы прокормить своих детей вечно занятых и преуспевающих торговцев раздражали толпы бедняков на улице. Кроме всех прочих неприятностей, эти хулиганы и бродяги грозили спокойствию столицы, нарушая законы. В парламенте какое-то время велись жаркие дебаты о том, что с ними делать. Мелкие чиновники тоже ломали головы. Но ничего не менялось.
Многие считали, что виной распространения порока и преступности служила массовая безработица. “Не доводи меня до нищеты, и я не буду красть”, – говорил герой произведения Дефо. Эти слова вполне могли относиться к Элеоноре Грейвноз, осужденной на смерть за кражу 6 ярдов кружева из магазина на Ковент-Гарден. Как она сама призналась священнику, великая нужда и неспособность достать хлеба для себя и своих четверых детей толкнули ее на преступление.
Многие считали, что причиной бедности были не только социальные проблемы. Бедняков винили во врожденном отсутствии нравственности, а потому единственным спасением считали заставить их работать, подчиняться строгой дисциплине. И тогда было придумано лекарство от порока – работные дома.
Так, Томас Фермин в 1670 г. основал работный дом на Литтл-Бритн-стрит, где “бедняки занимались производством полотна. Дети 5-6 лет зарабатывали 2 пенса в день, а кто постарше – и все 4 пенса. “Дети бедняков, воспитанные на улице, – утверждал он, – вредят обществу и самим себе. Сколько можно позволять им сбиваться в шайки и бродить по городу, пугая лошадей, кидая грязь в экипажи и оскорбляя прохожих? Нужно дать им работу, и этим помочь им самим, не дав привыкнуть бездельничать, и обществу, в чью пользу они станут трудиться”. Фермин считал, что вместо пустых и глупых забав, которые лишь развивают воображение, которое совсем не пригодится будущим каменщикам, сапожникам и т. д., детям следует трудиться. Кроме того, им следует изучать Библию, “а также научиться писать и считать”.
Работный дом Фирмина не просуществовал долго за неимением средств, но его идеей воспользовались в Лондоне в конце XVII в., когда город переживал трудности из-за войны с Францией. Работные дома позволили местным налогоплательщикам, за счет которых эти заведения существовали, совместить долг перед бедными со своим желанием поделить последних на тех, кто заслуживал помощи, а кто нет. В открывшийся в декабре 1699 г. работный дом на Бишопсгейт поместили 100 детей, чтобы “спасти их от гибели”. Ставилась благородная задача – “научить их работать, чтобы обеспечить им достойное существование и помочь стать полезными членами общества”.
Предлагаем Вам ознакомиться с Экскурсиями по Лондону.
Содержание ребенка в работном доме обходилось в 8 фунтов стерлингов в год. Всевозможные приходы добавляли по 12 пенсов в неделю на каждого ребенка, относящегося к их округу. Встав в 6 утра по звонку, помолившись и позавтракав, дети пряли, шили, вязали – с семи до полудня и с часу дня до шести вечера. Два часа каждый день отводилось для религиозного образования, обучения чтению и письму, а также на “нравоучения”. Питание было трехразовое. На завтрак дети жадно поглощали раз в неделю хлеб и пиво, два раза в неделю – говяжий бульон, в остальные же дни им давали хлеб с маслом и сыром. На обед могло быть одно из следующих блюд: говяжий бульон, гороховая каша, рисовая молочная каша, клецки, ячменная похлебка. Хлеб с маслом или сыро”М был привычным ужином. В соответствии с сезоном в рацион включались горох, бобы, зелень и коренья.
Работный дом на Бишопсгейт был разделен на две половины. В одной жили дети, в другой взрослые. Считалось, что малолетние работники не должны ходить на другую половину, куда смогут попасть, став взрослыми. А в той, взрослой половине жили весьма опасные обитатели. “Бродяги, нищие, воришки и прочий сброд жили, трудились и получали то, что им было необходимо для жизни”.
Но жизнь в работных домах далеко не всем нравилась. Некоторые обитатели убегали, как, например, одна нищенка, определенная в работный дом на Клар- кенуэлл, где “она оголодала и обессилела до того, что решила присоединиться к другим “заключенным”, собиравшимся бежать. Женщина проделала отверстие в стене комнаты, где спала, и улизнула вместе с остальными”.
Идея использовать работный дом, чтобы убедить бедняков отказаться от существования на пособие или подаяние, потихоньку приживалась. “Будь независим”, – призывали теперь. Считалось, что если и можно куда-нибудь убрать с улицы бродяг, то только в работные дома, где они будут продуктивно трудиться и не мозолить глаза приличным людям.
Еще дальше пошел сэр Джосая Чайлд, предложив отправлять бедняков на заработки за море на плантации, разумеется, с их согласия. И, представьте, находились такие отчаянные простаки, которые добровольно нанимались на тяжелые работы в Вирджинию на несколько лет, клюнув на предложение довезти их туда на пароходе бесплатно. Далеко не все нищие и бездомные желали попасть в работный дом. Кроме дряхлых стариков, были среди них и такие молодцы, которые перебивались случайными заработками, но больше ожидали помощи от приходов.
Экскурсия по Лондону по теме «Лондон XVII в. – самый большой европейский город»
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Для издателей газет рынком сбыта стали кофейни города, где посетители часы напролет проводили в дискуссиях и обсуждениях опубликованных материалов. Лондон был центром издательской деятельности, театральной и музыкальной жизни страны. Гости столицы знакомились здесь с новомодными течениями в искусстве и распространяли мнение о них по всему королевству.
Но этот огромный город не мог обеспечить себя людскими ресурсами. Смертность здесь возросла по сравнению с предыдущим столетием. В Лондоне теперь чаще хоронили, чем крестили. Каждый третий младенец умирал, не дожив до двух лет. И лишь только половина остальных детей доживала до пятнадцати лет. Взрослые же люди, становившиеся уже кормильцами больших семейств, очень часто уходили из жизни в 30-40 лет.
Вдоль улиц столицы тянулись сточные канавы; питьевая вода была загрязнена; зловоние помоек распространялось по всей округе; захоронения на переполненных кладбищах проходили бесконтрольно; жилища горожан не имели ни водопровода, ни канализации. Одним словом, в то время в Лондоне не существовало ни малейшего понятия об общественной гигиене. Дышать было нечем: атмосферу загрязнял дым тысячи мелких пожаров, вредивших как людям, так и природе. Широко распространен был туберкулез, и эпидемии оспы жестоко косили жителей густонаселенного города. Лекарства в то время были малоэффективны, и поэтому даже незначительное телесное повреждение человека могло повлечь за собой опасное заболевание, чреватое смертельным исходом. И это неудивительно, так как коренные лондонцы отличались слабым здоровьем и страдали, как правило, целым рядом хронических заболеваний. Поэтому столица нуждалась в постоянном притоке мигрантов. Ежегодно в Лондон прибывало на жительство примерно 8 тыс. молодых людей из всех частей королевства, их привлекали заработки, которые были на 30 процентов выше средних по стране.
Самым красивым городом Европы в 1700 г. был Лондон. Особое своеобразие и очарование ему придавали силуэты храмов, воздвигнутых архитектором Кристофером Реном. Среди церковных зданий выделялся собор Святого Павла, строительство которого в то время еще не было завершено. Оставалось возвести купол. Окончание работ затягивалось, и в народе в шутку стали говорить о медлительных людях: “Спешит, как строитель с ведром раствора на купол собора Святого Павла”.
Главной водной артерией Великобритании, ее самой оживленной магистралью была река Темза, усеянная тысячами точек прогулочных, пассажирских и торговых судов.
Единственный Лондонский мост связывал северный и южный берега Темзы. Ниже по реке находился порт, в котором постоянно разгружались корабли, прибывшие со всех уголков земли с заморскими товарами.
Милые маленькие деревушки, расположенные в нескольких милях от центра города, Хампстед и Хайгет, были ярким контрастом с процветающей столицей. В эпоху, о которой идет речь, Лондон играл такую значительную роль в жизни королевства, как никогда ни ранее, ни позже. Здесь проживало не менее 530 тыс. человек, что составляло девятую часть населения всего государства, в то время как во втором по величине городе, Норидже, – лишь 30 тыс. жителей. Лондон как магнит притягивал людей разных сословий. Сюда стекались представители аристократии и дворянства, стремясь, чтобы их заметили при дворе. Они заседали в парламенте, улаживали свои дела в суде, развлекались, искали выгодные партии для своих детей, делали покупки… Лондон был настоящим раем для покупателей, он представлял собой огромный торговый центр, который мог удовлетворить любые запросы.
Они не умеют и не желают трудиться. Поэтому неудивительно, что большинство из них, проведя свою жизнь в скитаниях, голоде, нищете, опускаются до воровства и оканчивают свои дни на виселице.
В январе 1700 г. Лондонское общество бедных, решив хоть как-то облегчить участь бездомных и брошенных детей, подобрало с городских улиц кучку малолетних оборванцев. Отмыв и переодев, их поместили в новый работный дом на Халф-Мун-Эллей рядом с Вмшопсгейт. Это была попытка приобщить обездоленных ребятишек к человеческому образу жизни: к постоянному жилищу, к посильном труду, к обучению грамоте, к профессии и, наконец, к Богу. Общественность, как явствовало из газетных публикаций, считала позором, что в таком почтенном христианском городе, каким был Лондон, не уделяется никакого внимания тому факту, что потенциальные преступники воспитываются в злодействе, невежестве, безделии, сквернословии и иждивенчестве с самой колыбели. А многочисленные мелкие чиновники и окружные судьи, в чьи обязанности входит остановить растущее зло, бездействуют.
Город жил в бешеном темпе, люди были очень практичные, занятые каждый своим делом, поэтому им некогда было остановиться возле нищего, посочувствовать ему или помочь чем-нибудь. Более того,
Женщины-бродяжки кочевали из ночлежки в ночлежку, и некоторые из них занимались воровством, чтобы прокормить своих детей вечно занятых и преуспевающих торговцев раздражали толпы бедняков на улице. Кроме всех прочих неприятностей, эти хулиганы и бродяги грозили спокойствию столицы, нарушая законы. В парламенте какое-то время велись жаркие дебаты о том, что с ними делать. Мелкие чиновники тоже ломали головы. Но ничего не менялось.
Многие считали, что виной распространения порока и преступности служила массовая безработица. “Не доводи меня до нищеты, и я не буду красть”, – говорил герой произведения Дефо. Эти слова вполне могли относиться к Элеоноре Грейвноз, осужденной на смерть за кражу 6 ярдов кружева из магазина на Ковент-Гарден. Как она сама призналась священнику, великая нужда и неспособность достать хлеба для себя и своих четверых детей толкнули ее на преступление.
Многие считали, что причиной бедности были не только социальные проблемы. Бедняков винили во врожденном отсутствии нравственности, а потому единственным спасением считали заставить их работать, подчиняться строгой дисциплине. И тогда было придумано лекарство от порока – работные дома.
Так, Томас Фермин в 1670 г. основал работный дом на Литтл-Бритн-стрит, где “бедняки занимались производством полотна. Дети 5-6 лет зарабатывали 2 пенса в день, а кто постарше – и все 4 пенса. “Дети бедняков, воспитанные на улице, – утверждал он, – вредят обществу и самим себе. Сколько можно позволять им сбиваться в шайки и бродить по городу, пугая лошадей, кидая грязь в экипажи и оскорбляя прохожих? Нужно дать им работу, и этим помочь им самим, не дав привыкнуть бездельничать, и обществу, в чью пользу они станут трудиться”. Фермин считал, что вместо пустых и глупых забав, которые лишь развивают воображение, которое совсем не пригодится будущим каменщикам, сапожникам и т. д., детям следует трудиться. Кроме того, им следует изучать Библию, “а также научиться писать и считать”.
Работный дом Фирмина не просуществовал долго за неимением средств, но его идеей воспользовались в Лондоне в конце XVII в., когда город переживал трудности из-за войны с Францией. Работные дома позволили местным налогоплательщикам, за счет которых эти заведения существовали, совместить долг перед бедными со своим желанием поделить последних на тех, кто заслуживал помощи, а кто нет. В открывшийся в декабре 1699 г. работный дом на Бишопсгейт поместили 100 детей, чтобы “спасти их от гибели”. Ставилась благородная задача – “научить их работать, чтобы обеспечить им достойное существование и помочь стать полезными членами общества”.
Предлагаем Вам ознакомиться с Экскурсиями по Лондону.
Содержание ребенка в работном доме обходилось в 8 фунтов стерлингов в год. Всевозможные приходы добавляли по 12 пенсов в неделю на каждого ребенка, относящегося к их округу. Встав в 6 утра по звонку, помолившись и позавтракав, дети пряли, шили, вязали – с семи до полудня и с часу дня до шести вечера. Два часа каждый день отводилось для религиозного образования, обучения чтению и письму, а также на “нравоучения”. Питание было трехразовое. На завтрак дети жадно поглощали раз в неделю хлеб и пиво, два раза в неделю – говяжий бульон, в остальные же дни им давали хлеб с маслом и сыром. На обед могло быть одно из следующих блюд: говяжий бульон, гороховая каша, рисовая молочная каша, клецки, ячменная похлебка. Хлеб с маслом или сыро”М был привычным ужином. В соответствии с сезоном в рацион включались горох, бобы, зелень и коренья.
Работный дом на Бишопсгейт был разделен на две половины. В одной жили дети, в другой взрослые. Считалось, что малолетние работники не должны ходить на другую половину, куда смогут попасть, став взрослыми. А в той, взрослой половине жили весьма опасные обитатели. “Бродяги, нищие, воришки и прочий сброд жили, трудились и получали то, что им было необходимо для жизни”.
Но жизнь в работных домах далеко не всем нравилась. Некоторые обитатели убегали, как, например, одна нищенка, определенная в работный дом на Клар- кенуэлл, где “она оголодала и обессилела до того, что решила присоединиться к другим “заключенным”, собиравшимся бежать. Женщина проделала отверстие в стене комнаты, где спала, и улизнула вместе с остальными”.
Идея использовать работный дом, чтобы убедить бедняков отказаться от существования на пособие или подаяние, потихоньку приживалась. “Будь независим”, – призывали теперь. Считалось, что если и можно куда-нибудь убрать с улицы бродяг, то только в работные дома, где они будут продуктивно трудиться и не мозолить глаза приличным людям.
Еще дальше пошел сэр Джосая Чайлд, предложив отправлять бедняков на заработки за море на плантации, разумеется, с их согласия. И, представьте, находились такие отчаянные простаки, которые добровольно нанимались на тяжелые работы в Вирджинию на несколько лет, клюнув на предложение довезти их туда на пароходе бесплатно. Далеко не все нищие и бездомные желали попасть в работный дом. Кроме дряхлых стариков, были среди них и такие молодцы, которые перебивались случайными заработками, но больше ожидали помощи от приходов.