На самом деле: Вариантность – непременный атрибут литературного языка, а фиксация вариантов в словарях – неотъемлемая часть работы лингвистов-кодификаторов.
Большая часть вопросов, поступающих в «Справочное бюро» портала «Грамота.ру», связана с понятием «языковая норма»: спрашивающих интересует правильное, нормативное написание, произношение, употребление тех или иных языковых единиц. Конечно, во многих случаях ответ на вопрос «Как правильно?» будет однозначным. Афера или афёра, жАлюзи или жалюзИ, под городом Кировом или под городом Кировым, Московский государственный университет или Московский Государственный Университет –на все эти вопросы, разумеется, будет дан ответ о корректности только одного варианта (соответственно: афера, жалюзИ, под городом Кировом, Московский государственный университет).
В то же время среди вопросов, с которыми носители языка обращаются к лингвистам, немало и таких, на которые невозможно дать ответ «Правильно только…». В цехе или в цеху, дочерями или дочерьми, достичь или достигнуть – в этих случаях говорят о равноправности вариантов. Носитель языка вправе выбрать любой из них – тот, который в большей степени соответствует его языковому вкусу.
Надо признать, что формулировка ответа «Справочного бюро» «Это равноправные варианты. Выбираете Вы» – одна из самых нелюбимых посетителями портала. Пользователи ожидают однозначного ответа на вопрос: «Как правильно?» и, получив ответ о допустимости нескольких вариантов, задают повторный вопрос: «Но всё же – скажите, как правильнее». А в ряде случаев такая формулировка воспринимается читателями «Грамоты.ру» как нежелание прямо отвечать на поставленный вопрос.
О болезненной реакции носителей языка на существование вариантов говорят и коллеги-лингвисты. Так, филолог, журналист К. Д. Туркова в своей колонке в «Московских новостях» писала: «Я заметила, что одним из самых болезненных вопросов языкознания для тех, кто не имеет к лингвистике отношения, является вариантность языковых средств. Сколько раз я слышала от коллег и знакомых: “Ну у тебя как всегда: возможны оба варианта. Значит, просто не знаешь ничего! Должна быть жесткая норма”».
«Должна быть жесткая норма» – этот призыв к лингвистам избавиться от вариантности как от некоей «болезни» языка звучит постоянно, и с неменьшим упорством лингвисты повторяют, что вариантность – это не болезнь языка, а единственно возможный способ его развития. «Широкая общественность, не знакомая с закономерностями развития языка и его сложной внутренней структурой, часто требует «искоренения» вариантности, показа в словарях лишь одного способа выражения определенного содержания. Языковедов призывают устранить колебания, стандартизировать язык, так сказать, декретом сверху», – отмечал К. С. Горбачевич в книге «Вариантность слова и языковая норма» (Л., 1978).
На самом деле наличие в языке вариантов обусловлено двумя важнейшими языковыми тенденциями. С одной стороны это стремление к изменению и обновлению (а любой живой язык со временем изменяется; неизменными остаются только мертвые языки), с другой стороны – необходимость охранять старые устои. Это именно те две тенденции, о которых писал К. И. Чуковский в своей знаменитой книге «Живой как жизнь»: «Каждый живой язык, если он и вправду живой, вечно движется, вечно растет. Но одновременно с этим в жизни языка чрезвычайно могущественна и другая тенденция прямо противоположного свойства, столь же важная, столь же полезная. Она заключается в упорном и решительном сопротивлении новшествам, в создании всевозможных плотин и барьеров, которые сильно препятствуют слишком быстрому и беспорядочному обновлению речи».
Итак, с одной стороны – вечное стремление к обновлению, с другой – оборонительная реакция на всё новое, необычное. Как найти компромисс между этими тенденциями? Такой компромисс найден, это и есть вариантность. Она обеспечивает плавный переход от старой нормы к новой.
Возьмем в качестве примера существительное лыжня. В наши дни мало найдется носителей языка, сомневающихся, как правильно произносить это слово. Между тем в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля это слово зафиксировано с ударением на первом слоге: лЫжня. В «Толковом словаре русского языка» Д. Н. Ушакова (который, напомним, вышел в 1935–1940) даны уже два варианта ударения: лЫжня и лыжнЯ. Словари современного русского языка отмечают вариант лЫжня как нерекомендуемый, сегодня единственно верным признается ударение на последнем слоге. Таким образом, наличие на определенном этапе развития языка вариантов лЫжня и лыжнЯ обеспечило плавный переход от старой нормы лЫжня к новой норме лыжнЯ. И это естественно: слово не может в один миг изменить ударение, родовую принадлежность или написание, этот процесс неизбежно занимает годы, десятилетия или даже столетия, в течение которых в языке существуют варианты.
Слово «столетия» отнюдь не преувеличение. В уже упомянутой нами книге К. С. Горбачевич приводит такие примеры: вариантность трАпеза – трапЕза зафиксирована еще в XV веке, колебание усугУбить –усугубИть отмеченов XVIII веке. Эти варианты дожили и до наших дней: в 4-м издании «Русского орфографического словаря» РАН (М., 2012) дано: трАпЕза, усугУбИть(ся). Конечно, в современном русском языке эти варианты неравноправны: предпочтение (в орфоэпических словарях, в словарях трудностей) отдается ударению трАпеза, усугубИть, но тот факт, что словари всё еще признают существование в языке вариантов трапЕза и усугУбить (пусть и уходящих на периферию), свидетельствует о том, что варьирование слов далеко не всегда ограничивается жизнью одного поколения.
Но рано или поздно вариантность в пределах той или иной языковой единицы всё равно заканчивается. Можно предположить, что через какое-то время вариант трапЕза исчезнет из словарей, а еще позже это, вполне вероятно, произойдет и с ударением усугУбить. «Варианты слова, – отмечает К. С. Горбачевич, – возникают и сосуществуют, конкурируя друг с другом, лишь в определенный исторический период. После этого они либо расходятся в лексических значениях, приобретая статус самостоятельных слов (остротА – острОта, крестный – крёстный), либо теряют способность к свободному варьированию в связи с ограничением в сочетаемости (наострить нож – навострить лыжи, ноль внимания – свести к нулю), либо (что бывает чаще всего) продуктивный вариант полностью вытесняет своего конкурента (дальный > дальний, Удить > удИть, пОезды > поездА)».
Таким образом, наличие в языке вариантов в цехе и в цеху, дочерями и дочерьми, достичь и достигнуть не является «болезнью» языка, а их фиксация в словарях – не следствие безволия лексикографа, не решающегося выбрать тот или иной вариант. Это означает, что сегодня между этими вариантами идет конкуренция, обеспечивающая плавный переход от одной нормы к другой. Зная, что в современном литературном языке существует тенденция к сокращению числа слов, принимающих окончание –у в предложном падеже (см. об этом: Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Словарь грамматических вариантов русского языка. М., 2008), мы можем предположить, что через какое-то время ответ на вопрос: «Правильно в цехе или в цеху?» – будет иным.
***
Очевидно, что состояние равноправности вариантов – это своего рода середина пути от старой нормы к новой: прежний вариант еще не ушел из языка, еще не стал устаревающим или устаревшим, а новый вариант уже получил «прописку» в языке и не воспринимается как нарушение нормы. Если варианты уже миновали эту стадию, они противопоставляются как актуальный – устаревший (например, старый вариант дЕньгами уступил место ударению деньгАми, но пока еще окончательно не вытеснен из языка). Если же какой-либо вариант закономерно возник в результате исторического развития языка и употребляется в литературной речи, но при этом еще не «дорос» до своего конкурента, он фиксируется в словарях на правах допустимого, при этом отмечается, что строгой литературной норме пока соответствует прежний вариант. Именно таково в наши дни соотношение кофе м. р. – кофе ср. р.: сейчас мужской род – строгая литературная норма, средний род – допустимое употребление. Наконец, варианты могут противопоставляться как нормативный – ненормативный, если новый вариант нарушает некий культурный запрет (каталОг – катАлог).
Одна из самых интересных стадий на этом пути – момент «совершеннолетия» нового варианта. В какой момент запрещавшееся прежде употребление становится допустимым? Как языковеды принимают решение о включении в словарь того или иного варианта на правах разрешаемого? Это тема отдельной статьи и отдельного разговора. Скажем только, что одним из главных факторов, влияющих на признание варианта допустимым, является его соответствие законам языка. Например, лингвистам известно о наличии в языке такого явления, как перемещение ударения у глаголов на –ить в личных формах (этот процесс начался в конце XVIII века). Какие-то глаголы уже прошли этот путь, например: грузИшь > грУзишь, варИт > вАрит, платИт > плАтит), какие-то – только проходят его, к последним относится и глагол включить. Знание этой тенденции дало авторам вышедшего в 2012 году «Большого орфоэпического словаря русского языка» М. Л. Каленчук, Л. Л. Касаткину, Р. Ф. Касаткиной основания зафиксировать вариант вклЮчит (запрещавшийся ранее) в качестве допустимого (при строгой литературной норме включИт). Нет сомнений, что этот вариант, уже прошедший путь от запрещаемого до допустимого, продолжит движение в сторону единственно возможного и рано или поздно вытеснит старое ударение включИт, подобно тому как некогда новый вариант плАтит вытеснил старое ударение платИт.
В то же время не менее важным фактором, влияющим на признание нормативности того или иного варианта, является его общественное одобрение. Именно поэтому ударение звОнит (а с глаголом звонить происходит точно такой же процесс, что и со словами грузить, платить, включить) пока не отмечено в словарях в качестве допустимого: образованная часть общества относится к этому варианту резко негативно. И хотя ударение вклЮчит не вызывает столь резкого протеста, как звОнит, этот вариант тоже не является социально одобряемым, именно поэтому фиксация его в «Большом орфоэпическом словаре русского языка» вызвала немало споров.
Здесь необходимо отметить, что разговор о борьбе старого и нового легко вести, приводя примеры вариантов, когда-то прошедших путь от недопустимых к единственно возможным (как, например, ударение лыжнЯ или плАтит): мы не застали этого перехода, он не вызывает у нас отрицательных эмоций. Но ведь вариантность, как нам теперь известно, – естественное свойство литературного языка. Борьба вариантов продолжается и в наши дни; выходят словари русского литературного языка, лингвистам-нормализаторам постоянно приходится принимать зачастую непопулярные решения о включении в словари тех или иных новых вариантов. Даже понимая, что изменения в языке неизбежны, мы нередко отказываемся принимать тот факт, что они происходят на наших глазах, и негативная реакция некоторой части общества на известие о допустимости варианта вклЮчит – тому пример. Между тем когда-то столь же бурные эмоции вполне могло вызывать новое ударение плАтит – а через несколько столетий наши потомки, возможно, удивленно будут восклицать: «Неужели в языке когда-то была форма включИт?» – подобно тому как нам кажется диковинным ударение платИт.
***
В заключение скажем о еще одном заблуждении, связанном с вариантностью и работой лингвистов-кодификаторов. Некоторые носители языка убеждены, что фиксация вариантов в словарях – примета именно нашего времени, следствие «вседозволенности» и «деградации» языка, в противоположность прежним «строгим временам», когда варианты в словарях не допускались (даже если они реально существовали в языке), а многие из ныне разрешаемых вариантов строго запрещались.
Конечно, произошедшая в России в последнее два десятилетия демократизация языка сказалась и в смягчении нормативных оценок. Кое-что из того, что ранее строго осуждалось как «неправильное», получило характеристику «не рекомендуется», а некоторые не рекомендуемые прежде варианты вошли в состав литературного языка. Можно назвать несколько вариантов, которые стали допустимыми, но раздражают многих носителей языка. Это варианты нет носок (прежде разрешалось только носков), брелки (прежде – только брелоки), а также уже упомянутое ударение вклЮчит. Но ошибкой было бы думать, что в словарях, выходивших в советскую эпоху, варианты не показывались вовсе или – в случае их фиксации – выбор всегда делался только в пользу одного варианта, а все разрешенные ныне «вольности» были строго запрещены.
Да, среди словарей ударений, словарей трудностей были (и есть) особые издания, адресованные работникам эфира, где в подавляющем большинстве случаев дается только один вариант (чтобы исключить ситуации, когда один диктор говорит твОрог, а другой следом – творОг). Но и в советскую эпоху выходили словари, стремившиеся к более полному описанию вариантов, существующих в языке. Например, словарь-справочник «Русское литературное произношение и ударение» под ред. Р. И. Аванесова и С. И. Ожегова (М., 1959) фиксирует: инАче и Иначе, крУжишься и доп. кружИшься, творОг и доп. твОрог. Более того – в этом словаре зафиксирован (с пометой разг.) и такой одиозный вариант, как дОговор (а пометой разг. в этом словаре сопровождались «варианты, которые широко распространены в живой, обиходной разговорной речи и отвечают тенденциям развития языка»). Таким образом, распространенное суждение о том, что этот вариант – нововведение последних лет (а про дОговор вспоминают почти каждый раз, когда рассуждают о «деградации» языка в наши дни и деструктивной работе лингвистов-нормализаторов) не соответствует действительности: о соответствии этого ударения тенденциям развития языка лексикографы говорили более полувека назад.
Теперь мы можем сформулировать азбучную истину № 9. Азбучная истина № 9. Наличие вариантов – непременный атрибут литературного языка, который постоянно меняется и в то же время стремится сохранить свои устои. По словам К. С. Горбачевича, «стадия варьирования и постепенная замена конкурирующих способов выражения обеспечивают менее ощутимый и не столь болезненный сдвиг нормы, в немалой степени способствуя существованию известного парадокса: язык изменяется, оставаясь самим собой». Фиксация вариантов в словарях и оценка их в конкретный исторический период как равноправных, допустимых или ненормативных – неотъемлемая часть работы лингвистов-нормализаторов. Литература:
марта
31 2013
ЛИТЕРАТУРНАЯ НОРМА ЯЗЫКА – ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ КОМПОНЕНТОВ КУЛЬТУРЫ СОЦИУМА
Рецензия на монографию Н. В.Хруцкой «Конкуренция сосуществующих вариантов языковых единиц в процессе эволюции литературной нормы современного русского языка (лингвопрогно-стический аспект)», Киев, 2008. – 372 с.
Современная языковая суперсистема на фоне снижения общего культурного уровня общества подвергается активным негативным изменениям, которые часто приводят к обесцениванию норм литературного языка, к внедрению в него необоснованных вкусовых установок и предпочтений, к нарушению присущего русскому языку фо-ноэстетизма. Толерантность современной литературной нормы ставит носителя языка перед выбором удачного или неудачного словесного выражения, поэтому и выходят на ведущие позиции такие ранее ненормативные варианты, как Обеспечeние (вместо Обеспeчения), Дoговоры (вместо Договoров), Мяукает (вместо Мяучит), Сосредотачивать (вместо Сосредоточивать), Шампунь – Жен. род (вместо Муж. род) и под. Всё это обусловливает нарушение, а нередко и разрушение кодифицированных литературных норм, возникновение произносительных, акцентологических, правописных, фонематических, морфологических вариантов слов, которые в силу своей, как правило, стихийной узуализации в социуме фиксируются в лексикографических источниках как диспозитивный или даже победивший литературный вариант. В связи с этим констатация активизировавшихся системных инноваций в различных подсистемах русского литературного языка конца XX – начала XXI вв. и лингвистическое прогнозирование потенциальных инноваций являются своевременными и крайне необходимыми, что определяет актуальность монографии Наталии Владимировны Хруцкой.
Поскольку каждый из живых национальных языков включается в единое системно-энергетическое поле, в котором наблюдается постоянная эволюционно-поступательная интеграция языков, кван-
Тово-синергетическая концепция триединства мысли–речи–языка оказывается целесообразной для разработки методики оценки перспектив динамики формальных сосуществующих вариантов слов в аспекте лингвопрогностики. Рассмотрение в рецензируемой монографии особенностей и закономерностей, как уже фиксируемых в языке, с одной стороны, так и ожидаемых, предполагаемых и даже неизбежных в эволюции литературной нормы русского языка, – с другой, определяет научную новизну работы.
Известно, что, кроме стабильной части лексического состава, в языковой суперсистеме всегда находятся элементы старого, уходящего, и нового, развивающегося, и в этих плоскостях наиболее остро стоит проблема определения литературной нормы и оценки того, что именно входит в современную литературную норму языка. С этой точки зрения рассмотрение языковой нормы как компонента культуры социума и как социально-исторической и лингвистической категории (1. 1. и 1. 2. – в монографии) вполне закономерно, так как представление о литературности – нелитературности (нормативности – ненормативности) постоянно изменяется, и это связывается, прежде всего, с динамикой самих кодифицированных норм литературного языка.
В свою очередь, в современной лингвистике понимание языковой нормы органически объединяется с понятием вариантности, что позволяет автору монографии выдвинуть в качестве объекта изучения категорию вариантности языковых единиц, а в качестве предмета – конкретные языковые единицы, в которых данная категория находит своё выражение. «Проблема нормы как таковой, – пишет Н. В.Хруц-кая, – становится актуальной лишь в том случае, когда возникает альтернатива выбора императивной языковой единицы из нескольких сосуществующих в языке способов и средств выражения одного и того же значения».
Автор схематично представляет процесс смены нормы: вытеснение инновацией традиционного варианта; семантическое расхождение вариантов; приобретение одним из вариантов стилистической коннотации; переход одного из вариантов (иногда и нового) в пассивный запас языка или, наоборот, приобретение им статуса диспо-зитивного, а затем и императивного узуального варианта.
В I главе монографии «Вариантность языковых единиц как де-терминативный признак языковой системы и её подсистем» чётко определяются термины Вариативность И Вариантность; перечисляются с подробным описанием Новые критерии и параметры оценки нормативности формальных вариантов языковых единиц с точки зрения литературной нормы (естественная и искусственная узуа-лизация; соответствие языкового факта системе, структуре, законам языка, тенденциям развития языковой системы; статистический критерий; критерий языковой традиции и т. д.); исследуются типы эволюции языковой нормы; классифицируются варианты языковых единиц (акцентологические, морфологические, орфоэпические, орфографические, фонематические).
Вторая глава посвящается изучению динамики конкуренции сосуществующих вариантов языковых единиц в синхронии и диахронии, то есть описанию лингвопрогностического аспекта. Подробно рассматриваются: а) синергетическая концепция эволюции языковой суперсистемы с объяснением рабочих терминов монографии – когерентности, бифуркации, флуктуации, аттрактора, диссипации, энтропии (2. 1.); б) понятие лингвопрогностики эволюции литературной нормы современного русского языка на основе теории вариантности языковых единиц (2. 2.); в) критерии определения потенциала вариантов языковых единиц (2. 3.); осуществляется статистическое прогнозирование перспектив конкурентоспособности и победы / поражения одного из формальных сосуществующих вариантов слов различных типов в системе литературного языка (2. 5), что находит отражение в таблицах, где подсчитываются трансмеры потенциала конкурентоспособности каждого из вариантов с использованием предложенной Н. В. Хруцкой формулы.
Объёмная теория в монографии подтверждается не менее объёмным фактическим материалом – в главах III, IV, V репрезентируется лингвопрогностика динамики однотипных групп фонетических (глава III), фонемно-орфографических и орфографических (глава IV), собственно морфологических и морфолого-фонематических (глава V) сосуществующих вариантов слов в современном русском языке.
Каждый раздел монографии завершается краткими выводами, а в конце работы формулируются общие результаты исследования, в которых отражаются все наиболее существенные моменты работы.
Хочется особенно подчеркнуть целесообразность подобного серьёзного объемного заключения, поскольку в монографиях последних лет выводы, как правило, занимают всего одну страницу и фактически не несут информации о проделанной работе, что затрудняет восприятие исследования в целом. Кроме того, следует отметить труд автора монографии с точки зрения лексикографической практики: в работе представлен и тщательно обработан огромный фактический материал; каждая конкретная языковая единица скрупулёзно описана с точки зрения фиксации её в соответствии с нормой в различных лексикографических источниках, критериев её оценки с позиций лингвистической прогностики. Автор монографии констатирует наличие в языке тех или иных вариантов и обоснованно прогнозирует пролонгирование или элиминацию одного из существующих вариантов в языковой системе с учётом объективных критериев. Ведь у носителя языка естественно возникают вопросы: как правильно писать – Масс-медиа, массмедиа Или Масс медиа, рИМейк Или РЕМейк, риЕЛтор Или РиЭЛтор?; как правильно произносить – Грена-дЁР Или ГренадЕР, премuровать Или Премировaть, диску’рс Или Ди’скурс, пoднял Или Подн’ял?; какая форма является нормативной – Каплет Или Капает, сыплет Или Сыпет, рыщет Или Рыскает? и т. п. Именно на эти вопросы читатель и может найти ответы в монографии, написанной чётко, логично и доступным языком.
Не вызывает сомнения тот факт, что рецензируемая монография Н. В.Хруцкой «Конкуренция сосуществующих вариантов языковых единиц в процессе эволюции литературной нормы современного русского языка (лингвопрогностический аспект)» – это работа, появление которой скорее всего станет событием в области ортологии и нормативной лексикографии, поскольку экология русского литературного языка заключается в осознании его не только как национального, но и как мирового достояния. В кризисном состоянии современного общества сохранение традиций и литературных норм языка – задача каждого уважающего себя и окружающих члена конкретного лингвосоциума.
Предыдущие Сочинения: Жанр психологической драмы у Островского. «Бесприданница» (Бесприданница Островский А. Н.) [1/2] – Часть 2
Следующие Сочинения: Сочинения Александра Пушкина (Разное Пушкин А. С.) [8/22] – Часть 4
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани – » ЛИТЕРАТУРНАЯ НОРМА ЯЗЫКА – ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ КОМПОНЕНТОВ КУЛЬТУРЫ СОЦИУМА . Литературные сочинения! Лучшие Темы сочинений:
Современный русский литературный язык и языковая норма. Ответ на билет № 17
Дидактическая концепция предметов «Русский язык» и «Русская литература» – часть 1
ТРАДИЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ РУСИСТИКИ В УНИВЕРСИТЕТЕ ИМ. КОМЕНСКОГО В БРАТИСЛАВЕ – часть 2
Прецедентные тексты и текстовые реминисценции в обучении русскому языку как иностранному – Часть 1
Дидактические стратегии: общие ориентиры – часть 2
Технология экспликации культурного кода художественного текста в системе формирования лингвокультурологической компетенции учащихся – Часть 2
Русская литература на уроках русского языка в школах Украины – Часть 3 Новые сочинения:
“Слово о погибели русской земли”
Салон шоколада
Скандинавский эпос
Дружба все победит
Симеон Полоцкий – поэт, издатель, драматург. «Комедия притчи о блудном сыне»
Как описывает Б. Зайцев Преподобного Сергия
День семьи
1.Колебания могут быть связаны со становлением нового приставочного значения.
У слов в сочетании с приставкой не- появляется новое значение, которое не совпадает со значением сильного и слабого отрицания, приписываемых приставке. Слабое отрицание порождает квазиантонимичное (контрадикторное) понятие (неумный, невеселый), а сильное отрицание порождает ан-тонимичное понятие (незамысловатый, незрячий, неправда, несправедливый). Ю.Д. Апресян описывает квазиантонимичное значение как ‘противоположное с оттенком умеренности’. Л.А. Баранова [9] определила новое значение как «дихотомичное» и выделила один типичный для реализации этого значения контекст: конструкция «А и неА», ограничив круг слов только прилагательными. Если пишущий хочет подчеркнуть именно это разделение мира на две части, то он выбирает слитное написание, независимо от того, дается такое слово в словаре или нет: В
других славянских и неславянских языках пословиц и поговорок, прямо связанных с жиром ‘кормом’, нет. Конечно, это не единственный контекст для реализации этого значения. Аналогично можно ввести контекст «А или неА». И не только прилагательные приобретают это значение с приставкой не-, ср.: «Путь» есть реализация или нереализа-иия «дороги». Карнавальная маска, в отличие от сценического актера, не знает черты, отделяющей художественное пространство от непространства. Первое (бытовое пространство) заполнено вещами с резко выделенным признаком материальности, второе (волшебное) – непредметами: природными и астральными явлениями. Даже неморяк знает, что при сильной волне корабль надо поворачивать к этой волне носом. Обычно в учебниках отмечаются только существительные, обозначающие лиц: неде-мократ, нерусский, неспециалист, … нели-тератор, неязыковед, неэтимолог… [Розенталь 1999, с. 67], хотя другие учебники отрицают возможность слитного написания этих слов [10]. Словари вводят совсем немного таких слов, даже меньше, чем учебники. В узусе круг таких слов исключительно широкий. В этот круг включаются не только существительные со значением лица, а любые, противопоставленные слову без не как дихотомические. Обычно и существительные стоят не в предикативной позиции, но встречаются примеры и с предикативными существительными, в позиции после связки. (Во многих случаях орфографическая практика вырабатывает промежуточный вариант: написание через дефис. Дефис подчеркивает, что имеется в виду формирование отдельного понятия, а не само по себе отрицание: Инверсия конституирующего и не-конституирующего компонента.)
Говоря, что встречаются слова в слитном написании с не, мы подразумеваем, что встречаются они и в раздельном написании. Допустимость слитного написания не означает его обязательно слитного написания. Слишком смело было бы ожидать, что процесс формирования нового значения произойдет скачком, что в этой позиции все прилагательные будут писаться слитно и только слитно. Те же самые фразы, приведенные в раздельном написании, не вызвали бы удивления у читателя. Приведем реаль-
ный пример: Раскольников делит людей на подлецов и не подлецов, а их практику на подлую и не подлую. Таким образом, можно говорить об узуальной стадии формирования нового значения и об обусловленности вариативного написания именно формированием нового приставочного значения.
На настоящий момент мы должны допустить в данном контексте возможность и слитного и раздельного написания, то есть легализовать допустимость вариантов.
2. Колебания могут быть связаны с этапом изменения нормы.
В последних изданиях академического орфографического словаря изменена норма написания некоторых прилагательных превосходной степени: нелучший*; в нелучших условиях, в нелучшую сторону, с нелучшей стороны; нехудший*; в нехудших условиях (РОС2). Можно ли предполагать, что это написание сразу станет общепризнанным?
Слова могут с течением времени изменять свою сочетаемость, морфологические характеристики и синтаксическую употре-бимость. Например, слово теряет свободу употребления и фиксируется только в контексте с отрицанием. Тогда оно подпадает под пункт правила о слитном написании. В конфликт вступают закрепившаяся норма и орфографическое правило. Разрешение конфликта зависит от крепости нормы. Так, для глаголов побеждает нормативное правило о раздельном написании не с глаголами. то есть глаголы продолжают писаться раздельно, не допуская колебаний. Другие же слова начинают изменять написание: в словарях и в узусе наблюдаются колебания для форм не жилец (РОС, БАС) – нежилец (Орф. 1991, Соловьев, БТС), не лишне (МАС) – нелишне* (РОС) – нелишне (БАС, Орф. 1991, БТС) (у Розенталя нелишне напомнить), невзирая на лица (Ожегов, Орф. 1991, РОС), хотя у Розенталя отмечается раздельное написание не взирая на лица (Розенталь 1970, с. 107), не спеша (РОС) / неспеша (узус), не покладая (узус) / непокладая (узус). Для предикативов и наречий нет жесткого правила: одни предикативы пишутся слитно, другие – раздельно, поэтому словам этих разрядов легче изменить написание. (Аналогичная вариативность наблюдается в морфологической системе: при изменении типа спряжения или склонения слова, не все формы сразу под-
страиваются под новый тип, для некоторых форм появляются варианты пылесо-сю/пылесошу т. п.) Можем ли мы отказаться от стадии вариативности и настаивать на написании этих слов в том или ином варианте?
3. Третий тип колебаний, связанный с этапом функционирования нормы, обусловлен осуществлением нормой выбора реализаций системных возможностей.
Норма осуществляет выбор возможностей, предоставляемых системой. Теоретически возможна ситуация, когда в определенной позиции данное системное противопоставление выражено быть не может. Тогда в принципе в норме есть две возможности: выражать одним из элементов противопоставления, выбрать третий элемент или допускать наличие и одного и другого вариантов. Нейтрализация первого типа встречается в фонологии, где «и представителем архифонемы может выступать нечто третье, а может совпадать и с одним из членов оппозиции» [11]. На других ярусах языка возможен второй тип нейтрализации. Так, в качестве примера нейтрализации единиц плана содержания можно привести такое «совпадение значения различных форм в определенном контексте, как, напр. русское я пойду и я пошел» [11].
Исходя из системных возможностей, можно предсказать, что употребление частицы или приставки зависит от того, в какой компонент актуального членения (АЧ) входит слово с отрицанием. Обычно частице не приписывается значение быть показателем ремы, но существуют аргументы в пользу той точки зрения, что частица не в отрицательном предложении сама является ремой [12]. На этом признаке строится противопоставление частицы и приставки: частица может быть ремой в предложении, а приставка не может иметь самостоятельного значения в АЧ фразы. Это различие добавляется к уже хорошо известным: приставка может нестандартным образом менять значение или сочетаемость слова без не, приставка может иметь областью действия только слово, а частица – словосочетание. При таком определении оппозиции частицы и приставки понятно, что важными, значимыми являются компоненты АЧ, в которые попадает слово с отрицанием, то есть по-разному может проявляться эта оппозиция в компоненте темы, сильной, главной ремы и остальной части
ремы. Допустим, отрицание попадает в сферу темы, это означает, что значение ремы, присущее частице, выражено быть не может. Есть две логические возможности в данной ситуации: 1) выражать отрицательное значение только приставкой; 2) оставлять выражение немаркированным, то есть выражать либо приставкой, либо частицей без смыслового различения. Выбор одной из этих возможностей определяется нормой. В позиции фокуса ремы частица тоже не может конкурировать с более сильными претендентами на роль ремы без интонационной или лексической поддержки и возникает ситуация, почти аналогичная предыдущей. Позиция не главной ремы – единственная позиция в АЧ, которая предоставляет возможность частице выразить свое значение.
Разберем первую позицию, в которой системное значение не может быть выражено, позицию темы.
Все темы данного раздела:
Социолингвистика
Рекомендовано НМС по филологии
У МО университетов РФ
в качестве учебника
Москва
Что изучает социолингвистика?
Один пятилетний мальчик, сын продавщицы из магазина “Одежда”, как-то сказал:
– Я всех люблю одинаково, а мамочку на один номер больше.
А друго
Истоки социолингвистики
То, что язык далеко не единообразен в социальном отношении, известно давно. Одно из первых письменно зафиксированных наблюдений, свидетельствующих об этом, относится еще к началу XV
Дисциплины
Из самого названия научной дисциплины – социолингвистика – видно, что она возникла на стыке двух наук – социологии и лингвистики. Междисциплинарный характер социолингвистики
Объект социолингвистики
В начале нашего изложения мы попытались на нескольких элементарных примерах показать, что изучает социолингвистика. Сформулируем теперь в более строгой форме представление об объект
Социолингвистики
Как и всякая наука, претендующая на самостоятельный статус, социолингвистика оперирует некоторым набором специфических для нее понятий (и соответствующих им терминов): языковое с
Языковое сообщество
На первый взгляд, понятие языкового сообщества не нуждается в разъяснениях – это сообщество людей, говорящих на данном языке. Однако в действительности такого понимания недостаточно
Родной язык и смежные понятия
В двуязычных языковых сообществах многие индивиды владеют более чем одним языком; в таком случае языки различаются и по порядку усвоения, и по той роли, которую они играют в жизни б
Языковой код
Каждое языковое сообщество пользуется определенными средствами общения – языками, их диалектами, жаргонами, стилистическими разновидностями языка. Любое такое средство можно назвать
Языковая ситуация
Компоненты социально-коммуникативной системы, обслуживающей то или иное языковое сообщество, находятся друг с другом в определенных отношениях. На каждом этапе существования языково
Переключение и смешение кодов
Как уже говорилось, коды (языки) и субкоды (диалекты, стили), составляющие социально-коммуникативную систему, функционально распределены. Это значит, что один и тот же контингент го
Интерференция
В речи билингва происходит взаимовлияние языков, которыми он пользуется. Это взаимовлияние касается как речи, так и языка и может проявляться в любых языковых подсистемах: в фонетик
Языковая норма
В первом приближении языковая норма – это то, как принято говорить и писать в данном обществе в данную эпоху. Иначе: норма – это совокупность правил выбора и употребления яз
Литературный язык (стандарт)
Определение литературный при слове язык может сбить с толку и породить неправильное понимание, в соответствии с которым словосочетание “литературный язык” пр
Диалект
Термин диалект (греч. Siateicrog от глагола Siateyouai – ‘говорить, изъясняться’) используется обычно для обозначения территориальных разновидностей языка и чащ
Социолект
Этот термин возник в лингвистике сравнительно недавно – во второй половине XX в. Он образован из двух частей-части социо-, указывающей на отношение к обществу, и второго комп
Арго. Жаргон. Сленг
Термины арго и жаргон – французские по происхождению (фр. argot, jargon), сленг – английский (англ, slang). Эти термины часто употребляются как синонимы.
Просторечие
Просторечие – это речь необразованного и полуобразованного городского населения, не владеющего литературными нормами.Просторечие можно рассматривать как разновидность койне. Сам те
Диглоссия и двуязычие
Описанные выше термины, обозначающие подсистемы национального языка, свидетельствуют о том, что естественные языки принципиально неоднородны: они существуют во многих разновидностях
Речевая и неречевая коммуникация
Термин коммуникация многозначен: он употребляется, например, в сочетании “средства массовой коммуникации” (имеются в виду пресса, радио, телевидение), в технике его
Коммуникативная ситуация
Коммуникативная ситуация имеет определенную структуру. Она состоит из следующих компонентов: 1) говорящий (адресант); 2) слушающий (адресат); 3) отношения между говорящим и слушающи
Речевой акт
Все три термина, вынесенные в заголовок этого раздела, имеют непосредственное отношение к речевой коммуникации. Первый термин – синоним термина речевая коммуникация. Важно по
Носителя языка
В процессе речевой коммуникации люди пользуются средствами языка – его словарем и грамматикой – для построения высказываний, которые были бы понятны адресату. Однако знания только с
Проблемы социолингвистики
Тридцать лет назад, формулируя задачи социальной лингвистики, В. М. Жирмунский называл две главные: 1) изучение социальной дифференциации языка (в связи с социальным расслоением общ
Соотношение языка и диалекта
В “Лингвистическом энциклопедическом словаре” термин язык имеет два взаимосвязанных значения: во-первых, язык1 – “язык вообще, язык как определенный
Соотношение бесписьменных идиомов
Традиционно все общества были бесписьменными и, как правило, имели соседей, с которыми поддерживали контакты разной степени интенсивности и дружелюбия; препятствием служили лишь сер
Устный идиом и письменная традиция
С возникновением письменной традиции в государстве упрочивается диглоссия. По существу, все официальные функции переходят к письменному языку. Грамотность в пределах определенного г
Гетерогенные языковые традиции
В западном мире принято, чтобы письменная культурная традиция придерживалась одного языка. Переключение и смешение кодов допускается лишь в речи персонажей художественных текстов ил
Социальная дифференциация языка
Проблема социальной дифференциация языка имеет давнюю традицию в мировой лингвистике. Она берет свое начало с известного тезиса И. А. Бодуэна де Куртенэ о “горизонтальном”
Эволюции
В тесной связи с проблемой социальной дифференциации языка находится проблема социальных условий, в которых существует и развивается каждый конкретный язык. И теснота такой связи вп
Е. Д. Поливанова
Рассматривая вопрос о социальной обусловленности языка, Е. Д. Поливанов неоднократно указывал, что в прошлом языковеды уделяли недостаточное внимание социальным причинам языковых из
Теория антиномий
Согласно концепции, изложенной в уже упоминавшемся труде “Русский язык и советское общество” [РЯиСО 1968], в развитии языка ключевую роль играют так называемые антиномии –
Теория языковой эволюции У. Лобова
Отталкиваясь от “ахронического”, вневременного подхода к языку, представленного в порождающей грамматике Н. Хомского, и критикуя Хомского и его последователей за их пренеб
Зарождение контактного языка
Контактный язык никогда не создается намеренно, он является результатом неудавшейся попытки выучить язык партнера по коммуникации. Препиджин возникает как компромисс между плохо усв
Типы пиджинов и их эволюция
На ранних ступенях эволюции пиджины обслуживают минимальные потребности в тематически ограниченной коммуникации. В традиционном обществе чаще всего они возникают из потребностей тор
Становление развитых контактных языков
В определенной ситуации пиджин может стать единственным языком социума, члены которого достаточно тесно связаны между собой, и начать обслуживать все коммуникативные потребности это
Контактный континуум
В ходе исторической эволюции контактные языки развивались как за счет внутренних ресурсов, так и под воздействием внешних влияний. Общности, пользовавшиеся контактными языками, редк
Креольских языков
Языковые ситуации в странах распространения креольских языков сильно различаются. В некоторых случаях эти языки являются родными для подавляющего большинства населения страны (Гаити
Проблема
В каждой науке наряду с терминами, имеющими более или менее строгие дефиниции, существуют интуитивно понимаемые, неопределяемые термины. При этом, как это ни парадоксально, подобные
Собственно лингвистический уровень
Собственно лингвистический уровень включает три упомянутых выше умения, или способности, говорящего: способность к перифразированию, способность понимать сказанное на данном языке и
Национально-культурный уровень
Этот уровень предполагает владение национально обусловленной спецификой использования языковых средств. Носители того или иного языка, с детства овладевая словарем, грамматикой, сис
Энциклопедический уровень
Владение языком на этом уровне предполагает знание не только слова, но и “мира слова”, т. е. того реального мира, который стоит за словом.
Например, владение русс
Социальный аспект речевого общения
Речевое общение представляет собой сложный процесс, в изучении которого можно выделить разные аспекты: собственно лингвистический (анализ тех языковых средств – фонетических, интона
Речевое общение в социально неоднородной среде
При исследовании речевого общения часто неявно предполагается, что человеческая среда, в которой происходит общение, однородна в социальном отношении. Между тем весьма обычны ситуац
Социальная регуляция речевого общения
В языке существуют “зоны”, в большей или меньшей мере чувствительные к влиянию социальных факторов. Например, формы обращения к собеседнику, стереотипы приветствий, прощан
Сочетаемости языковых единиц
В лингвистических описаниях издавна отмечаются факты социальной маркированности формы языковых единиц: шахтеры говорят до?быча угля, моряки – компа?с, милици
Социальные компоненты в семантике слова
В каждом языке имеется лексика, обозначающая различные отношения между людьми – межличностные и институциональные (т. е. реализующиеся в некоей иерархической социальной структуре –
Социальные ограничения в сочетаемости слов
Ограничения в сочетаемости языковых единиц весьма разнообразны. Они обусловливаются характером лексического значения единицы, ее синтаксическими свойствами, поведением в высказывани
Социальная психология, демография
Социолингвистика – языковедческая дисциплина, но для ее освоения недостаточно багажа лингвистических знаний. Поскольку она рассматривает носителя языка как члена общества, необходим
Носитель языка в социальной структуре
Социальная структура и обусловленные ею принципы взаимоотношений вступающих в коммуникацию индивидов знакомы всем из практики повседневного общения. Для того чтобы не нарушать их, н
Структура общества
Социология стремится дать научное объяснение структуре общества и тем процессам, которые в нем происходят. “Ни одно определение социологии не является исчерпывающим вследствие
Индивид в обществе
Мы видели, что количественно и качественно группы весьма различны. “Группы могут отличаться по размеру: от двух любовников, страстно сжимающих друг друга в объятиях, до миллион
Социальное неравенство
Несмотря на очевидную значимость проблемы социального неравенства, ее общепризнанного теоретического осмысления пока не существует.
У нас в стране она долго решалась в рамк
Языковой компонент культуры социума
Выше мы не случайно указывали на культурную специфику отдельных социумов. Культурные особенности социума манифестируются в языке независимо от того, о социуме какого ранга идет речь
Проявление статуса и роли в языке
Всякая социальная характеристика индивида проявляется в использовании им языка. Речевые особенности служат одним из важнейших признаков, по которым мы определяем статус собеседника.
Языковая социализация
Вхождение человека в общество во многом происходит через освоение языка; по выражению Э. Сепира, “язык – мощный фактор социализации” [Сепир 1993: 231].
Ребенок пр
Для социолингвистики
“Чистому” лингвисту в большинстве случаев неважно, каково происхождение исследуемых им текстов, социолингвисту же существенны многие характеристики говорящих. Из предыдуще
Источники демографической информации
Наиболее точную демографическую информацию дают переписи населения. Они проходят по разным программам. Обычно фиксируются гражданство, пол, возраст, время проживания в данной местно
Половозрастная структура
Как уже говорилось в предыдущих главах, возраст и пол являются лингвистически значимыми биосоциальными факторами: представители разных поколений характеризуются неодинаковым использ
Естественное движение населения
Половозрастные данные, получаемые в ходе переписей, показывают структуру существующего населения, но демографов интересует, как эта структура складывалась, поскольку на основании ди
Республикам СССР, 1989 г
СССР
17,6
Городское и сельское население
Издавна принятое в социологии и демографии разграничение городского и сельского населения в лингвистике коррелирует с разграничением разных подсистем национального языка: разновидно
Социальный состав населения
Достоверные сведения о социальном составе населения были бы чрезвычайно полезны при изучении функционирования различных языковых регистров и решении многих других социолингвистическ
Миграции
Демографы различают маятниковую, сезонную и постоянную миграцию.
Маятниковая миграция – это регулярное передвижение жителей различных населенных пунктов на работу и учебу и
Населения
Пока мы специально не касались этнической и языковой статистики переписей. Ее важность для социолингвистики совершенно очевидна, но oria существует далеко не для всех стран. Советск
Исследований
Со времен Ф. де Соссюра в лингвистике принято разграничивать синхронический и диахронический аспекты исследования языка. Соответственно выделяют синхроническую лингвистику и лингвис
Синхроническая социолингвистика
Если следовать буквальному смыслу определения “синхроническая”, то это направление должно изучать лишь отношения, существующие между языком и обществом, не обращаясь кпроц
Диахроническая социолингвистика
В самом общем виде диахроническая социолингвистика может быть определена как направление социолингвистических исследований, которое изучает историю языка в связи с историей народа.
Макросоциолингвистика
Разграничение макро- и микросоциолингвистики в известной мере является аналогией соответствующего деления социологии на макро- и микросоциологию. Макросоциология занимается глобальн
Микросоциолингвистика
Микросоциолингвистика – направление социолингвистических исследований, занимающееся изучением того, как язык используется в малых социальных общностях[73]. Большие и малые социальны
Социолингвистика
Для начального этапа изучения языка под социальным углом зрения во многом был характерен умозрительный подход к анализу социально-языковых связей – еще не был накоплен значительный
Социолингвистика и социология языка
Наряду с термином “социолингвистика” многие исследователи употребляют термин “социология языка”. Одни считают их синонимами, другие настаивают на необходимости р
Прикладная социолингвистика
Многие науки, помимо теоретической разработки стоящих перед ними задач, решают задачи, связанные с практикой; обычно направления, занимающиеся этим, называются прикладными. Существу
Методы социолингвистики
Социолингвистика – молодая наука. Она еще не успела в должной мере выработать собственные, присущие только ей методы исследования языка. Но ввиду того, что она возникла на стыке дву
Отбор информантов
Проблему отбора информантов обычно рассматривают в связи с анкетированием, но она важна при любом социолингвистическом исследовании. Задачи, которыми занимается социолингвист, всегд
Наблюдение
Давно замечено, что в молодых науках наблюдение является одним из основных способов получения материала. Более того, наблюдение часто дает толчок к возникновению новых направлений в
Включенное наблюдение
Один из наиболее эффективных способов преодоления “парадокса наблюдателя” – включенное наблюдение. Этот способ изучения поведения людей заключается в том, что исследовател
Устное интервью
Метод интервью также заимствован социолингвистикой из социологии и социальной психологии. Однако он претерпел существенные изменения в связи со спецификой исследовательских задач, о
Анкетирование
Анкетирование – один из самых распространенных, “едва ли не самый надежный” [Аврорин 1975: 248] метод получения социолингвистической информации. Он применяется главным обр
Обработка и представление статистических результатов
Обработка статистических данных ведется с целью выявления объективно существующих закономерностей. Прежде чем перейти к анализу какой-либо социолингвистической переменной, следует о
Анализ письменных источников
При решении большинства социолингвистических задач важное значение имеет метод анализа письменных источников. Письменные источники можно условно разделить на первичные и вторичные.
Массовые обследования говорящих
Некоторые из описанных выше методов и приемов сбора конкретного языкового материала применяются в массовых обследованиях говорящих. Такие обследования предпринимаются для того, чтоб
Социолингвистических исследований
Рассмотренные выше методы сбора информации находят неодинаковое применение в различных направлениях социолингвистических исследований, о которых мы говорили в главе 4. Метод включен
Лингвистических дисциплин
В начале нашей книги мы уже касались взаимоотношений социолингвистики и “чистой” лингвистики, изучающей внутриструктурные отношения и процессы в языке. Очевидно, что социо
Начальный этап
Достоверных сведений о языковой ситуации в начальный период русской истории немного. Летопись сообщает о славянских племенах, живших “на пути из варяг в греки” в непосредс
Языковая ситуация в XIII–XVII вв
XIII в. заложил основы языковой ситуации в Восточной Европе на последующие столетия. Владимиро-Суздаль-ская и Рязанская земли попадают в зависимость от Золотой Орды[91]. Киев и друг
Языковая ситуация в XVIII – начале XIX в
При Петре I в начале XVIII в. к России присоединяются Ижорская земля (Ингерманландия), на территории которой основывается новая столица Российской империи, а также часть Карелии с В
Образования
О целенаправленной языковой политике в отношении национальных меньшинств можно говорить лишь с Петровских времен. В Эстляндии и Лифляндии Петр сохранил существовавшее ранее законода
Половине XIX в
При Александре II национальная и языковая политика в Европейской России все более меняется в сторону русификации.
После польского восстания 1863 г. все официальные функции
Издательском деле
Выше речь шла в основном об использовании языков в сфере образования. Эта сфера была важнейшей областью проявления языковой политики. На протяжении XVIII–XIX вв. основную задачу вла
Знание языка и служебная карьера
Исключая отношение к евреям (точнее, к иудаистам), которое временами перерастало в открытое поощрение антисемитизма государством, политика в национально-языковой сфере редко отражал
Языковая ситуация после революции 1905 г
Положение национальных меньшинств кардинально изменилось после революции 1905 г. Общая демократизация дала толчок развитию самых разных аспектов их культур. Все формальные ограничен
Империи
Сразу после Февральской революции оформляются многочисленные национальные движения и партии, требующие, как минимум, автономии, но зачастую и независимости. Начинается то, что сегод
Национальная политика в СССР
К 1922 г. были заложены основы национальной политики на весь советский период. Государство формировалось как система иерархически упорядоченных национальных образований, в пределах
Языковое строительство до середины 1930-х годов
При всех издержках национального строительства, в 1920-е годы были заложены основы государственного строя, уникального по степени учета интересов отдельных народов и этнических груп
Смена ориентиров в языковой политике
Процессы, шедшие в советском обществе, не могли не отражаться на национально-языковой политике. Дореволюционная культурная прослойка там, где она имелась, в сферу национально-культу
Лояльность и ее динамика
Результаты развития языковой ситуации в России в советский период можно видеть по итогам последней (1989) переписи населения (табл. 4).
Как видим, основная масса народов, п
Беликов В.И., Крысий Л.П
Б43 Социолингвистика: Учебник для вузов. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. 439 с.
ISBN 5-7281-0345-6
В учебнике из
Социолингвистика
Художественный редактор
М.К. Гуров
Корректоры
Т.М. Козлова, А.И. Сорнева
Технический редактор
Г.П. Каренина
Ком
С социолингвистической точки зрения явление вариативности заслуживает внимания постольку, поскольку разные языковые варианты могут использоваться в зависимости а) от социальных различий между носителями языка и б) от различий в условиях речевого общения.
Так, проведенное московскими лингвистами социолингвистическое исследование фонетических вариантов, допускаемых нормой современного русского литературного языка, установило определенную зависимость между такими характеристиками носителей языка, как возраст, место рождения, профессия, уровень образования и др., и теми предпочтениями, которые они оказывают вариантам типа [з?в?]ерь / [Зв ?]ерь, [шы]ги? / [ш?]ги?, е?[ж?’]у /е?[ж?]у и под. Оказалось, что, например, мягкое произношение звукосочетаний зж, жж как [ж?] в словах езжу, брызжет, жужжать, вожжи, дрожжи представлено главным образом в речи старшего поколения, а молодежи больше свойственно произношение твердого долгого ж: [ж?]. Москвичи старшего возраста еще сохраняют произношение [шы]ги?, [жы]ра?, а в речи других групп говорящих эта черта почти не встречается»[11]. Ассимилятивное произношение согласного, т. е. смягчение его перед следующим мягким согласным: [з в ‘]ерь, [с’т ‘]ена, [з’л’]шиься – в среде рабочих встречается реже, чем в среде гуманитарной интеллигенции, а произношение ко[н ф ]ёта, ла[ф }ки (лавки) находится за пределами литературной нормы и свойственно просторечию или диалектной речи.
У. Лабов обнаружил похожие зависимости в современном американском варианте английского языка. Так, он установил, что начальный согласный в таких словах, как thin ‘тонкий’, thick ‘толстый’ и под. реализуется по-разному в речи представителей высших социальных слоев американского общества (он назвал этот вариант престижным) и в речи других социальных групп. Негры – носители American English значительно чаще, чем другие группы говорящих, опускают согласный в позиции перед согласным, т. е. при произношении слов типа first ‘первый’.
Это – один вид варьирования, собственно социальный (еще его называют стратификационным, поскольку он отражает стратификацию языкового сообщества на слои и группы). У. Лабов называет такого рода варианты, зависящие от социальных характеристик говорящих, индикаторами: каждый вариант как бы указывает на социальное положение носителя языка [Лабов 1975: 50].
Кроме этого, использование допускаемых нормой вариантов может зависеть от условий речи: от стиля, жанра, степени внимания говорящего к собственной речи, офици-альности/неофициальности обстановки и т. п. Одни и те же носители языка могут выбирать разные варианты в зависимости от указанных условий. Так, в официальной обстановке, когда говорящий старается контролировать свое произношение, он выбирает более отчетливые произносительные формы: например, [тол’кл], [ч1 иллв1 эк], [буд1 ьт] (только, человек, будет), а в непринужденной обстановке скорее всего предпочтет варианты редуцированные: [токъ], [чьллэк] и даже [ч эк], [буит] и под. Это – стилистическое варьирование.
Варианты такого рода У. Лабов называет маркерами: они маркируют различные стили речи, к которым принадлежат разные варианты одной языковой единицы.
Итак, вариативность языковых знаков зависит от параметров двоякого рода – от социальных характеристик носителей языка (и тогда говорят о социальной дифференциации языка) и от ситуации речевого общения (и тогда говорят о функциональной его дифференциации).
Возникает вопрос: на каком основании мы говорим о вариантах, вариативности? Ведь вариант – это видоизменение, разновидность какой-то основы. Но что может рассматриваться в качестве такой основы, допускающей варьирование? Какова “точка отсчета” при установлении вариативных форм?
При ответе на эти вопросы мы сталкиваемся с одним из фундаментальных лингвистических и социолингвистических понятий – понятием языковой нормы.
И в рамках одного хронологического периода допускается варьирование форм (джерси — джерси; Ньютон — Ньютон; кружный — кружной путь).
При неизбежности процесса непрерывного варьирования в каждый хронологический период возникает необходимость унифицировать языковые формы и, следовательно, сократить вариантность. Убывание вариантов происходит, как правило, в результате регламентации, кодификации явлений (узаконение какого-либо из вариантов в словарях, справочниках, учебниках), т.е. возведения одного из вариантов в ранг литературной нормы.
То, как сложна жизнь вариантов и как несхожи могут быть результаты варьирования, можно проиллюстрировать множеством примеров, взять хотя бы процесс смыслового расхождения вариантных форм, следствием которого может оказаться рождение нового слова. Например, в вариантной паре прожект — проект за счет концентрации в варианте проект значений «замысел», «разработанный план», «предварительный текст какого-нибудь документа» с общей семантической доминантой реальности, вариант прожект с бывшим, устаревшим значением «план на будущее» приобрел новый семантико-стилистический облик — на первое место выдвигается значение «несбыточный план» с некоторой долей иронического оттенка (строить прожекты). В результате современные словари фиксируют разные слова. Разные значения развели и вариантные формы острота — острота, закрепив во втором случае (теперь уже отдельном слове) одно из возможных, бывших переносных употреблений. Ср. также: травник — человек, который занимается сбором лечебных трав, знает способы их применения, и травник — слово, имеющее три значения: 1) то же, что трівник; 2) настойка на траве; 3) старинная книга с описанием лечебных трав и способов лечения травами.
Кстати, с подобными случаями нельзя путать слова-омографы (одинаковое написание, различное ударение): атлас — атлас; ледник — ледник.
Вариантность может проявиться не только непосредственно в самой форме слова, отдельно взятой, но и на уровне сочетательных способностей слова: атомный двигатель — атомный вес; ноль часов — свести все к нулю.
В отношении понимания и трактовки самого понятия «языковой вариант» существуют некоторые разногласия. По мнению одних исследователей, вариантными можно считать разновидности языковых знаков в пределах тождества слова. Причем вариантными могут быть слова или его грамматические формы. В других случаях вариантность понимается несколько шире: к вариантам относят словообразовательные модификации типа туристский — туристический, накат — накатывание[9]. Узкое и широкое понимание вариантности обнаруживается даже при рассмотрении отдельных, частных случаев, например при сопоставлении форм типа глас — голос; врата — ворота; ночь — нощь. Камнем преткновения оказывается происхождение этих форм — исконно русское и старославянское. Все зависит от исходной позиции. Если рассматривать вариантность только как формальную разновидность языкового знака в пределах одного национального языка и внутри языка в рамках тождества слова, то из вариантности выпадут не только параллели, этимологически восходящие к разным языкам, но и большая часть так называемых словообразовательных вариантов, различающихся словообразующими суффиксами (омич — омичанин, планетный — планетарный и др.).
Проблема вариантности в русистике возникла в связи с развитием нормализаторской деятельности и изучения динамики литературной нормы. Поэтому вопросы вариантности и нормативности изначально изучались параллельно, что получило надежный выход в практическую деятельность по составлению словарей, справочников, в которых необходимы были сведения рекомендательного характера. Так понятия вариантности и нормативности стали ключевыми для особого раздела науки о языке — ортологии (наука о правильности речи).
Оставив в стороне споры о конкретном содержании термина «вариант», остановимся, вслед за К.С. Горбачевичем, на признании в качестве варианта формальной разновидности слова (тождественной данному слову), обладающей тем же лексическим значением и имеющей ту же морфологическую структуру. Т.е. наличие разного значения или разных словообразовательных суффиксов будем рассматривать как признаки отдельных слов, а не их вариантов. При таком подходе к вариантности, например, топорище (большой топор) и топорище (рукоятка топора) — это разные слова, а закут и закута (обл.) — вариантные формы одного слова. Или еще: закуска и закусь (прост.) — разные слова, хотя имеют одинаковое значение, но различаются морфологическим составом. В этом смысле интересен следующий пример: закутка и закуток (в значении «закут, закута» — хлев для мелкого скота) — варианты, различающиеся формой грамматического рода, а закуток в значении «укромный уголок в жилом помещении» — отдельное слово.
Понимание вариантности как формальной разновидности слова или его грамматической формы приводит к признанию наличия в вариантах следующих возможных признаков: различие в произношении, в расположении ударения, различие в составе формообразовательных аффиксов. В таком случае даже суффиксы субъективной оценки не могут быть признаны в качестве образующих варианты, например: сынок, сыночек, сынуля, сынишка — разные слова, а сынишка и сынишко (устаревшее) — варианты одного слова.
Вариантные языковые знаки (слова, их формы и реже — словосочетания) должны обладать некоторым набором признаков: общим лексическим значением, единым грамматическим значением и тождеством морфологической структуры. Так, чепец и чепчик — это разные слова, так как в них нет тождества морфологической структуры, хотя они имеют одинаковое лексическое значение; с другой стороны, разными словами (а не вариантами) могут оказаться и одинаковые по фонетическому составу и морфологическому облику слова, имеющие разное значение; худой — не толстый, не упитанный; худой — худший, плохой (разг.); худой — дырявый, прохудившийся (разг.) или скобка — пунктуационный знак; скобка — способ стрижки волос; скобка — изогнутая полукругом металлическая полоса, служащая ручкой у дверей, сундуков. Признаком разных грамматических форм слова могут служить разные грамматические значения, например: Вы любите читать (изъявит, накл.), любіте книгу (повел, нахл.). Еще пример: недостаток сахара и недостаток campy (сахара и сахару — вариантные формы, если они имеют одно значение — колич., нехватка сахара); если же имеются в виду разные значения — недостаток сахара (плохое качество) и недостаток сахару (малое количество), — то это не варианты, а разные формы слова.
Чем же различаются варианты? Во-первых, произношением: булочная — було[ш}ная, темп — т(э]мп, дождь — дож’жь; во-вторых, фонемами, утратившими словоразличительную функцию: галоши — калоши, матрац — матрас; в-третьих, расположением ударения: далеко — далёко, творог — творог, кдмпас — компас (профес.), договор — договор (разг.); в-четвертых, формообразовательными суффиксами: достигнув — достиг, намокнул — намок; в-пятых, окончаниями некоторых падежей: инженеры — инженера, пять килограммов — пять килограмм, много апельсинов — много апельсин; в-шестых, звуковыми несовпадениями в некоторых приставках и суффиксах (часто это формы, восходящие к старославянскому и исконно русскому источнику; если пренебречь этимологией, можно такие параллели причислить к вариантам, так же как и вообще полногласные и неполногласные формы (брег — берег, врата — ворота): всходить — восходить, умиротворение — умиротворенье, смирение — смиренье.
При определении вариантов наиболее принципиальным и одновременно затруднительным в ряде частных случаев оказывается признак морфологического тождества[10]. Этот признак либо признается абсолютным, либо он частично не принимается во внимание, в последнем случае допускается говорить о словообразовательных вариантах. Отрицание этого признака (морфологического тождества) приводит к расширительному представлению о вариантности. Тогда многие паронимы попадают в разряд вариантных слов, типа элитарный и элитный, туристический и туристский, командированный и командировочный, планетный и планетарный и т.п. Однако все эти и подобные слова в словарях имеют самостоятельные словарные позиции, кстати, они различаются и значением, а не только морфологическим обликом. Думается, что отнесение их к вариантам неправномерно, хотя и достаточно распространено и фиксируется в авторитетных изданиях1. В таком случае признается тождество грамматической функции и различаются словоизменительные грамматические варианты (типа спазм — спазма, сыра — сыру) и словообразовательные (типа накатка — накат — накатывание, туристский — туристический).
Сужение представления о вариантности до морфологического тождества более соответствует лексикографической практике и современной теории словообразования. Однако возникают затруднения при рассмотрении ряда параллельных образований, в которых, в частности, суффиксы не могут был[11] признаны вариантами одной морфемы, так как они функционально не тождественньг. Действительно, как быть с такими формами, как волчиха и волчица, мостик и мосток, остричь и обстричь, носатый и носастый! Приставки и суффиксы здесь не варьируются в рамках слова, а словар- но определены (ср.: волчиха — слониха, волчица — лисица)2. Следовательно, строго говоря, это разные слова.
Итак, в квалификации вариантов мы согласны с мнением тех лингвистов, которые строго ориентированы на лексические и материальные показатели, когда вариантами признаются регулярно воспроизводимые видоизменения одного и того же слова. Причем формальные различия слов и их форм могут иногда обнаруживаться на уровне синтаксиса (например, кенгуру—ж. и м. род; кофе — м. или ср. р. и др.).
Понимание вариантов в рамках тождества слова (при учете содержательного и материального совпадения) дает возможность отграничить вариантность от других лексико-семантических явлений, в частности, от синонимии. Синонимы различаются либо оттенками значений, либо стилистической окраской, в то время как этимология и материальное (морфологическое) тождество при определении синонимов не принимаются во внимание. Для варианта же наличие особого (другого) словообразовательного элемента противопоказано, это признак отдельного слова. Поэтому пары слов типа глаза и очи, аэроплан и самолет синонимичны, но не вариантаы. Синонимы могут быть и однокорневыми, но от вариантов слов их отличает наличие особого, отдельного словообразовательного элемента, например приставки (выругать — отругать), суффикса (заглавие — заголовок), приставки и суффикса (качать — раскачивать), постфикса (дымить — дымиться). В любом случае синонимы — это отдельные, самостоятельные слова, близкие или совпадающие по значению, при этом отнюдь не претендующие на материальное тождество: это могут быть слова разных языков (виктория — победа), разных корней (страх — ужас), одного корня, но разного набора словообразовательных элементов (неграмотность — безграмотность, табурет — табуретка, планшет — планшетка).
Нельзя признать вариантами и паронимы — однокорневые слова, имеющие сходство в звучании, но различающиеся своими значениями и отчасти морфологической структурой: характерный — характерологический, двойной — двойственный, гневный — гневливый, шумный — шумовой, элитный — элитарный, мощный — мощностньш; заплатить — оплатить, выплата — оплата и т.п. Подобные пары слов отличаются от вариантов и лексически (имеют разные значения или разные оттенки значений), и морфологически (имеют разный набор словообразовательных элементов), и синтаксически (обнаруживают разную контекстуальную сочетаемость). В определенных значениях паронимы могут выступать в качестве синонимов (двоякий — двойственный), но чаще всего они контекстуально невзаимозаменяемы (болотный газ — болотистая местность; туристский инвентарь — туристическая путевка; командированный специалист — командировочное удостоверение). Невозможность взаимозамены принципиально отличает паронимы от синонимов, и тем более от вариантов. Паронимы могут различаться значением и при сочетании с одними и теми же словами, например: элитный жилой дом и элитарный жилой дам (элитарный дом — предназначенный для элиты; элитный дам — дом высокого качества, построенный как для элиты). Видимо, во втором случае просматривается первоначальный смысл слова, зафиксированный в специальной литературе: элитные семена, элитное животноводство (от элита — лучшие, отборные растения и животные). При введении слов элита и элитный в широкий социальный контекст изменились и их сочетательные возможности.
вой эволюции. При этом возникают специфические задачи: установить историческое тождество слова, выявить состав и совокупность вариантных рядов, вскрыть причинность в возникновении или разрушении каждого вариантного ряда.
Вариантность в диахронии стала предметом изучения лишь в последние три десятилетия. На старославянском и церковнославянском материале она описана К.Н. Ходовой, Е.М. Верещагиным; морфонологической вариантности в древних славянских отглагольных именах был посвящен доклад Ж.Ж. Вар-бот на VII Международном съезде славистов [Варбот, 1973]. Тождество древнерусского слова на разных уровнях рассматривалось в работах Ю.С. Азарх [Азарх ,1984], Э.Г Шим-чук, О.А. Черепановой, Л.А. Глинкиной. Истории отдельных сторон русского слова, изменениям в словоизменении и формообразовании в системе посвящены обстоятельные исследования в области исторической грамматики В.В. Иванова, В.М. Маркова, Г.А. Хабургае-ва, И.Б. Кузьминой, М.В. Шульги, В.Б. Силиной, М.Л. Ремневой, В.Б. Крысько, С.И. Иор-даниди и др.
Представляется, что и чисто исторический (синхронно-диахронный) анализ вариантов в памятниках определенного времени и диахронический подход к вариантности с его причинной направленностью одинаково допустимы, правомерны и желательны в отношении языка древнерусской, старорусской и более поздней письменности. Установление степени и пределов колебаний единиц разного уровня, определение хронологического «пика» вариантности — это инструмент для осмысления вариантности в диахронии как проявления эволюции в языке. Применительно к истории русского языка из отношения вариантности к проблеме «диахрония-синхрония» неизбежно вытекает, что для выяснения хотя бы приближенно полного представления обо всех параллельных вариативных средствах языковой системы на определенном синхронном срезе необходима регистрация и анализ максимального количества вариантов в письменных памятниках данного периода. Лингвостатистический метод особенно продуктивен в анализе морфологической вариантности, как это убедительно показано в коллективных работах по именному склонению в славянских языках
XI-XIV и XV-XVII вв., выполненных коллективом ленинградских ученых (1974, 1977 гг.). Картина не может быть столь же объективной при анализе вариантности в одном тексте древней письменности, хотя в научном плане и этот аспект исследования представляет значительный интерес, будучи «единичным» по отношению к «общему», «интериндивидуальному» – к письменному языку определенной поры. В целом же диахроническая морфология русского языка, которая строится на эволюции отдельных оппозиций, – дело отдаленного будущего.
Идеальная структура сбора материала по памятникам письменности, по-видимому, должна была бы соединить все отмеченные направления и поиски. Относительно любого синхронного среза эта схема должна содержать, на наш взгляд, варианты разного характера: проявляющиеся внутри одного и того же текста, варианты в разных редакциях и списках одного текста с учетом хронологии, варианты в памятниках одного и того же жанра и времени. Вместе с тем наибольшую полноту картины варьирования лексем в связи с определенными грамматическими категориями, например, рода и числа существительного, обеспечивают словарные материалы древнерусских словарей: XI – XIV вв. (9 томов), XI
– XVII вв. (27 вып.), XVIII в. (19 вып.), «Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI-XVII вв.» (2 вып.)
III. В синхронном плане вариантность рассматривается прежде всего в аспекте соотношения системы и нормы. Это касается как лексикографической практики при составлении нормативных словарей современного языка, так и теоретических исследований. Поскольку норма является динамической категорией культуры речи, она не может быть исторически неизменной. Поэтому проблема нормативной системы, а значит, и нормативных вариантов актуальна по существу для всей письменной истории русского языка, хотя и значительно осложнена применительно к прошлым этапам письменности. Русистика пока располагает только единичными конкретными исследованиями исторической изменчивости языковой нормы [Горбачевич, 1978, Нем-ченко, 1998]. В нормативно-статистическом и структурно-системном планах рассматриваются варианты в монографии Л.К. Граудиной
[Граудина, 1980] и в частотно-стилистическом словаре «Грамматическая правильность русской речи» [1976].
Опыт определения норм книжно-славянского языка с учетом вариантов представлен в монографиях М.П. Ремневой, М.М. Живова, Б.А. Успенского. Параллельно были установлены многие нормы грамматики делового языка, ставшие общенациональными [Та-рабасова, 1986]. В целом же ретроспективное учение о норме еще не создано. Историческая грамматика русского языка пока ещене в состоянии ответить на ряд вопросов о соотношении нормы и вариантности в разные эпохи, в частности, о выборе нормативного варианта, об отражении в нем закономерных свойств эволюционирующего языка, о различии нормы по стилям, о времени утверждения в социально-языковой практике того или иного варианта, об основных тенденциях сосуществования нормативных и ненормативных, закрепленных и незакрепленных в литературном языке вариантов, о том, как происходит отбор нормы в истории русского языка. Для исторических исследований оказывается актуальным, таким образом, выявление внутри системных и экстралингвистиче-ских факторов порождения вариантности языка на разных его уровнях и в границах частеречной организации.
Особенно существенно изучение варьирования в связи с историей параллельного употребления старославянской и древнерусской морфемики в древних и поздних памятниках письменности разного жанра, так как это поможет документально сделать выводы о взаимодействии русизмов и старославянизмов в определенный период и о ведущих тенденциях в этом процессе. Хронология соотношения этих норм, протекавшая в борьбе конкурентных вариантов разного происхождения, пока еще точно не установлена.
IV. Проблема исторического изучения языковой вариантности важна и для определения путей формирования лексической и грамматической омонимии и синонимии, так как процессы лексикализации и грамматикализации вариантов – это одна из тенденций в их развитии. По существу, с грамматическим варьированием в языке соприкасается формирование системных свойств русской лексики и динамическое равновесие словоизменения и словообразования.
В статье перечислены далеко не все проблемы, связанные с вариантностью в историческом плане, но из сказанного с очевидностью вытекает многоаспектность, актуальность и перспективность темы исследования.
Библиографический список
1. Азарх, Ю.С. Словообразование, формообразование существительных в истории русского языка [Текст] / Ю.С. Азарх. – М. : Наука, 1984. – 247 с.
2. Блинова, О.И. Проблемы диалектной лексикологии [Текст] : дис. … д-ра филол. наук / О.И. Блинова. -Томск, 1974. – 469 с.
Описание темы: Русский язык оставался и есть сейчас языком поэтов и прозаиков, языком культуры и средством передачи народного достояния огромного культурного наследия от поколения к поколению.
Закрадывается ощущение, что сейчас русский язык недооценен и его роль занижена, а то и вовсе им только и пользуются в своих корыстных целях современного общества, оставляя темные пятна бранных слов, замещая англоязычными и другими словами иностранных словарей, интернет жаргонизмом и “простословием”.
А ведь секрет Русского языка в том, что он удивительно гибок и богат, им могут общаться все сословия и одно и то же слово может звучать в десятках вариаций и значений. Так “В чем секрет русского языка”, “Русского слова” и “Почему я люблю русский язык?”
Давайте поразмышляем вместе, а рассуждения напишем в виде сочинения на тему:
“Великий и могучий русский язык”.
Богатство, благозвучие и величие русского языка – предмет восхищения многих отечественных классиков. Тем более удивительно, что наши современники недооценивают его роль, замусоривая свою речь англицизмами, жаргонизмами, просторечными выражениями, новомодным интернет-сленгом и бранными словами. Если бы каждый задумался, какую ценность представляет собой русский язык и какими огромными возможностями для выражения мыслей он обладает, то стремился бы познать его еще глубже и пренебрег бы другими средствами. В чем же секрет русского языка и почему я его так люблю? Попробую объяснить с помощью весомых аргументов и наглядных примеров.
Богатство русского языка – не в количестве лексических единиц, зафиксированных в словаре, а в его гибкости, не имеющей границ. Так, например, считается, что больше всего слов содержится в английском языке – около миллиона на сегодняшний день. В «Словаре современного русского литературного языка» – только 131000. Но при этом не учитывается уникальная особенность нашей речи: если принять во внимание все возможные словоформы, то количество лексических единиц в русском языке превысит 1,5 миллиона.
Для каждого современного литературного языка характерна не только определенная степень устойчивости нормативных реализаций, но и некоторый набор вариантных средств, допускающих известный выбор. Категория вариантности является тем самым весьма существенной для характеристики литературной нормы, а диапазон вариантности в значительной мере характеризует специфику норм разных литературных языков и служит основанием для выделения отдельных исторических периодов в их развитии.
Предпосылки вариантности создаются для литературного языка — как, впрочем, и для любого другого языкового идиома — многообразием его структурных потенций, различным образом реализуемых в процессе исторического развития языка. Наличие более или менее значительных формальных модификаций в рамках определенной лексемы, словоформы или синтаксической конструкции, не связанных с изменениями основного значения этих единиц, и создает их варьирование.
Вариантность характеризует норму большинства современных литературных языков (ср., например, варианты, входящие в норму немецкого языка: backte – buk `пек`, gesalzen – gesalzt `посоленный`, des Tages – des Tags `день`, род. п. ед. ч., am Tage – am Tag `днем`, дат. п. ед. ч., blasser – blasser `бледнее`, es schaudert mir – mich `мне страшно` и т. д.; ср. также русск.: туфель – туфля, брызгает – брызжет, мок – мокнул, сказав – сказавши, ноль – нуль, неряшество – неряшливость, и?наче – ина?че, мы?шление – мышле?ние и др.).
Наиболее общим источником вариантности для разных языковых идиомов является параллелизм некоторых структурных возможностей языка, а также исторические сдвиги, происходящие в языковой структуре и формах ее реализации (ср. исторические варианты в чешск. типа posvet – posvit, приводимые В. Матезиусом, или в нем. типа molk – melkte, dem Tische – Tisch.).
Вместе с тем для целого ряда литературных языков существенную роль играют и варианты, отражающие особенности различных диалектов или разных территориальных вариантов литературного языка. Гетерогенность исходного материала часто приводит к значительной вариантности в рамках литературной нормы.
Подобное положение отмечается, например, С. А. Мироновым для нидерландского языка, ср. гетерогенные элементы, сосуществующие как бы в «снятом» виде в норме современного нидерландского языка: schoon (южн.) — mooi (сев.) `красивый`, sturen (сев.) — zeriden (южн.) `посылать`. Для немецкого литературного языка, тоже гетерогенного в своей основе, также могут быть названы вариантные словоформы и лексемы, восходящие генетически к разным территориальным ареалам: derer – deren `тот`, указ. мест. род. п. мн. ч., sandte sendete `послал`, fett – feist `толстый`, Lippe – Lefze `губа` и т. д.
Диапазон и характер использования отдельных вариантных реализаций, входящих в литературную норму, может быть весьма различным. Наряду с некоторыми вариантами, свободно заменяющими друг друга (ср. русск. издалека? – издале?ка, молочный – молошный, ноль – нуль; нем. Werkanlage – Werksanlage, jemand – jemanden вин. п.) в пределах литературной нормы объединяются и неравноценные варианты, один из которых должен рассматриваться как основной, а другой — лишь как допустимая, но второстепенная, реже употребляемая форма (ср. русск. профессора? – профе?ссоры, творо?г – тво?рог, запасно?й – запа?сный; нем. (er) backte – buk `пек`, der Name – Namen `имя`).
Источником подобных занимающих второстепенное положение реализаций являются устаревшие формы или инновации, а также явления, проникающие в литературный язык под влиянием различных типов разговорного языка и еще не вполне утвердившиеся в рамках литературной нормы.
Серебренников Б.А. Общее языкознание — М., 1970 г.
3.
Вариантность языкового знака
3.1.
Понятие вариантности и ее истоки
Языковая вариантность определятся как способность языка передавать одни и те же значения разными формами. Языковые варианты – это формальные разновидности одной и той же языковой единицы, которые при тождестве значения различаются частичным несовпадением своего звукового состава. Вариантными языковыми знаками, как правило, бывают две языковые формы, хотя их может быть и более двух.
Вариантность как языковое явление демонстрирует языковую избыточность, которая вместе с тем необходима языку. Будучи следствием языковой эволюции, вариантность становится почвой для дальнейшего развития языка. Избыточность формы – естественное состояние языка, показатель его жизнеспособности и динамичности. Более того, не всякая вариантность средств языкового выражения «избыточна». Она становится «избыточной» только тогда, когда варианты не имеют никакой особой нагрузки. Добавим – ни информационной, ни функциональной.
Вариантность обычно рассматривается в отношении к нормативности (нормативное – ненормативное), а также к временной отнесенности (устаревшее – новое). Кроме того, вариантность обнаруживается и в функциональном плане (общеупотребительное и специальное, функционально закрепленное).
Современный русский язык, отражая социальную мобильность, изобилует вариантными средствами выражения, и искусственное сокращение их (например, ограничения в словарях) бессмысленно. «Требования абсолютной инвариантности норм не соответствуют современному состоянию русского литературного языка».
Вариантность можно рассматривать как конкуренцию средств выражения. В результате этой конкуренции побеждают варианты наиболее удобные и целесообразные для конкретных условий общения, т.е. конкуренция – это закономерное явление, продиктованное коммуникативной целесообразностью.
Причины появления вариантности кроются в сочетании действия внутренних и внешних факторов развития языка. Внутрисистемные причины порождаются возможностями самого языка (действие законов аналогии, асимметричности языкового знака, речевой экономии и др.). Среди причин внешнего характера обычно называют контакты с другими языками, влияния диалектов, социальную дифференцированность языка.
Вариантность активно используется при создании социально-профессиональных различий языковых средств, их возрастной и функционально-стилевой дифференциации.
Наличие некоторого количества вариантов есть величина непостоянная, нестабильная. Варианты то прибывают, то убывают. Продолжительность жизни вариантов неодинакова: одни живут долго, на протяжении десятилетий и даже столетий, другие – можно причислить к вариантам-однодневкам. Например, форма прилагательного английский, окончательно утвердившаяся как стабильно литературная, пришла на смену распространенным в XVII-XVIII вв. формам английский, англиский, англицкий, аглицкий и др. Сложную жизнь прожили и такие слова, как зал (хронологически фиксированные варианты зало, зала), кофе (кофий) и др. Процесс вытеснения вариантов, сокращение их количества – процесс неравномерный, часто противоречивый. Может случиться полное вытеснение вариантов (зала зал), а может наблюдаться соперничество вариантов довольно длительный период времени, при сохранении этой вариантности вплоть до наших дней (индустрия – индустрия; творог – творог). И в рамках одного хронологического периода допускается варьирование форм (джерси – джерси; Ньютон – Ньютон; кружный – кружной путь).
При неизбежности процесса непрерывного варьирования в каждый хронологический период возникает необходимость унифицировать языковые формы и, следовательно, сократить вариантность. Убывание вариантов происходит, как правило, в результате регламентации, кодификации явлений (узаконение какого-либо из вариантов в словарях, справочниках, учебниках), т.е. возведения одного из вариантов в ранг литературной нормы.
То, как сложна жизнь вариантов и как несхожи могут быть результаты варьирования, можно проиллюстрировать множеством примеров, взять хотя бы процесс смыслового расхождения вариантных форм, следствием которого может оказаться рождение нового слова. Например, в вариантной паре прожект – проект за счет концентрации в варианте проект значений «замысел», «разработанный план», «предварительный текст какого-нибудь документа» с общей семантической доминантой реальности, вариант прожект с бывшим, устаревшим значением «план на будущее» приобрел новый семантико-стилистический облик – на первое место выдвигается значение «несбыточный план» с некоторой долей иронического оттенка (строить прожекты). В результате современные словари фиксируют разные слова. Разные значения развели и вариантные формы острота – острота, закрепив во втором случае (теперь уже отдельном слове) одно из возможных, бывших переносных употреблений. Ср. также: травник – человек, который занимается сбором лечебных трав, знает способы их применения, и травник – слово, имеющее три значения: 1) то же, что травник; 2) настойка на траве; 3) старинная книга с описанием лечебных трав и способов лечения травами.
Кстати, с подобными случаями нельзя путать слова-омографы (одинаковое написание, различное ударение): атлас – атлас; ледник – ледник.
Вариантность может проявиться не только непосредственно в самой форме слова, отдельно взятой, но и на уровне сочетательных способностей слова: атомный двигатель – атомный вес; ноль часов – свести все к нулю.
В отношении понимания и трактовки самого понятия «языковой вариант» существуют некоторые разногласия. По мнению одних исследователей, вариантными можно считать разновидности языковых знаков в пределах тождества слова. Причем вариантными могут быть слова или его грамматические формы. В других случаях вариантность понимается несколько шире: к вариантам относят словообразовательные модификации типа туристский – туристический, накат – накатывание. Узкое и широкое понимание вариантности обнаруживается даже при рассмотрении отдельных, частных случаев, например при сопоставлении форм типа глас – голос; врата – ворота; ночь – нощь. Камнем преткновения оказывается происхождение этих форм – исконно русское и старославянское. Все зависит от исходной позиции. Если рассматривать вариантность только как формальную разновидность языкового знака в пределах одного национального языка и внутри языка в рамках тождества слова, то из вариантности выпадут не только параллели, этимологически восходящие к разным языкам, но и большая часть так называемых словообразовательных вариантов, различающихся словообразующими суффиксами (омич – омичанин, планетный – планетарный и др.).
Проблема вариантности в русистике возникла в связи с развитием нормализаторской деятельности и изучения динамики литературной нормы. Поэтому вопросы вариантности и нормативности изначально изучались параллельно, что получило надежный выход в практическую деятельность по составлению словарей, справочников, в которых необходимы были сведения рекомендательного характера. Так понятия вариантности и нормативности стали ключевыми для особого раздела науки о языке – ортологии (наука о правильности речи).
Оставив в стороне споры о конкретном содержании термина «вариант», остановимся, вслед за К.С. Горбачевичем, на признании в качестве варианта формальной разновидности слова (тождественной данному слову), обладающей тем же лексическим значением и имеющей ту же морфологическую структуру. Т.е. наличие разного значения или разных словообразовательных суффиксов будем рассматривать как признаки отдельных слов, а не их вариантов. При таком подходе к вариантности, например, топорище (большой топор) и топорище (рукоятка топора) – это разные слова, а закут и закута (обл.) – вариантные формы одного слова. Или еще: закуска и закусь (прост.) – разные слова, хотя имеют одинаковое значение, но различаются морфологическим составом. В этом смысле интересен следующий пример: закутка и закуток (в значении «закут, закута» – хлев для мелкого скота) – варианты, различающиеся формой грамматического рода, а закуток в значении «укромный уголок в жилом помещении» – отдельное слово. Понимание вариантности как формальной разновидности слова или его грамматической формы приводит к признанию наличия в вариантах следующих возможных признаков: различие в произношении, в расположении ударения, различие в составе формообразовательных аффиксов. В таком случае даже суффиксы субъективной оценки не могут быть признаны в качестве образующих варианты, например: сынок, сыночек, сынуля, сынишка – разные слова, а сынишка и сынишко (устаревшее) – варианты одного слова.
Вариантные языковые знаки (слова, их формы и реже – словосочетания) должны обладать некоторым набором признаков: общим лексическим значением, единым грамматическим значением и тождеством морфологической структуры. Так, чепец и чепчик – это разные слова, так как в них нет тождества морфологической структуры, хотя они имеют одинаковое лексическое значение; с другой стороны, разными словами (а не вариантами) могут оказаться и одинаковые по фонетическому составу и морфологическому облику слова, имеющие разное значение; худой – не толстый, не упитанный; худой – худший, плохой (разг.); худой – дырявый, прохудившийся (разг.) или скобка – пунктуационный знак; скобка – способ стрижки волос; скобка – изогнутая полукругом металлическая полоса, служащая ручкой у дверей, сундуков. Признаком разных грамматических форм слова могут служить разные грамматические значения, например: Вы любите читать (изъявит, накл.), любите книгу (повел, накл.). Еще пример: недостаток сахара и недостаток сахару (сахара и сахару – вариантные формы, если они имеют одно значение – колич., нехватка сахара); если же имеются в виду разные значения – недостаток сахара (плохое качество) и недостаток сахару (малое количество), – то это не варианты, а разные формы слова.
Чем же различаются варианты? Во-первых, произношением: булочная – було[ш]ная, темп – т[э]мп, дождь – дож’жь, во-вторых, фонемами, утратившими словоразличительную функцию: галоши – калоши, матрац – матрас; в-третьих, расположением ударения: далеко – далёко, творог – творог, компас – компас (профес.), договор – договор (разг.); в-четвертых, формообразовательными суффиксами: достигнул – достиг, намокнул – намок; в-пятых, окончаниями некоторых падежей: инженеры – инженера, пять килограммов – пять килограмм, много апельсинов – много апельсин; в-шестых, звуковыми несовпадениями в некоторых приставках и суффиксах (часто это формы, восходящие к старославянскому и исконно русскому источнику; если пренебречь этимологией, можно такие параллели причислить к вариантам, так же как и вообще полногласные и неполногласные формы (брег – берег, врата – ворота): всходить – восходить, умиротворение – умиротворенье, смирение – смиренье.
При определении вариантов наиболее принципиальным и одновременно затруднительным в ряде частных случаев оказывается признак морфологического тождества. Этот признак либо признается абсолютным, либо он частично не принимается во внимание, в последнем случае допускается говорить о словообразовательных вариантах. Отрицание этого признака (морфологического тождества) приводит к расширительному представлению о вариантности. Тогда многие паронимы попадают в разряд вариантных слов, типа элитарный и элитный, туристический и туристский, командированный и командировочный, планетный и планетарный и т.п. Однако все эти и подобные слова в словарях имеют самостоятельные словарные позиции, кстати, они различаются и значением, а не только морфологическим обликом. Думается, что отнесение их к вариантам неправномерно, хотя и достаточно распространено и фиксируется в авторитетных изданиях. В таком случае признается тождество грамматической функции и различаются словоизменительные грамматические варианты (типа спазм – спазма, сыра – сыру) и словообразовательные (типа накатка – накат – накатывание, туристский – туристический).
Сужение представления о вариантности до морфологического тождества более соответствует лексикографической практике и современной теории словообразования. Однако возникают затруднения при рассмотрении ряда параллельных образований, в которых, в частности, суффиксы не могут быть признаны вариантами одной морфемы, так как они функционально не тождественны. Действительно, как быть с такими формами, как волчиха и волчица, мостик и мосток, остричь и обстричь, носатый и носастый! Приставки и суффиксы здесь не варьируются в рамках слова, а словарно определены (ср.: волчиха – слониха, волчица – лисица). Следовательно, строго говоря, это разные слова.
Итак, в квалификации вариантов мы согласны с мнением тех лингвистов, которые строго ориентированы на лексические и материальные показатели, когда вариантами признаются регулярно воспроизводимые видоизменения одного и того же слова. Причем формальные различия слов и их форм могут иногда обнаруживаться на уровне синтаксиса (например, кенгуру – ж. и м. род; кофе – м. или ср. р. и др.).
Понимание вариантов в рамках тождества слова (при учете содержательного и материального совпадения) дает возможность отграничить вариантность от других лексико-семантических явлений, в частности, от синонимии. Синонимы различаются либо оттенками значений, либо стилистической окраской, в то время как этимология и материальное (морфологическое) тождество при определении синонимов не принимаются во внимание. Для варианта же наличие особого (другого) словообразовательного элемента противопоказано, это признак отдельного слова. Поэтому пары слов типа глаза и очи, аэроплан и самолет синонимичны, но не вариантны. Синонимы могут быть и однокорневыми, но от вариантов слов их отличает наличие особого, отдельного словообразовательного элемента, например приставки (выругать – отругать), суффикса (заглавие – заголовок), приставки и суффикса (качать – раскачивать), постфикса (дымить – дымиться). В любом случае синонимы – это отдельные, самостоятельные слова, близкие или совпадающие по значению, при этом отнюдь не претендующие на материальное тождество: это могут быть слова разных языков (виктория – победа), разных корней (страх – ужас), одного корня, но разного набора словообразовательных элементов (неграмотность – безграмотность, табурет – табуретка, планшет – планшетка).
Нельзя признать вариантами и паронимы – однокорневые слова, имеющие сходство в звучании, но различающиеся своими значениями и отчасти морфологической структурой: характерный – характерологический, двойной – двойственный, гневный – гневливый, шумный – шумовой, элитный – элитарный, мощный – мощностный; заплатить – оплатить, выплата – оплата и т.п. Подобные пары слов отличаются от вариантов и лексически (имеют разные значения или разные оттенки значений), и морфологически (имеют разный набор словообразовательных элементов), и синтаксически (обнаруживают разную контекстуальную сочетаемость). В определенных значениях паронимы могут выступать в качестве синонимов (двоякий – двойственный), но чаще всего они контекстуально невзаимозаменяемы (болотный газ – болотистая местность; туристский инвентарь – туристическая путевка; командированный специалист – командировочное удостоверение). Невозможность взаимозамены принципиально отличает паронимы от синонимов, и тем более от вариантов. Паронимы могут различаться значением и при сочетании с одними и теми же словами, например: элитный жилой дом и элитарный жилой дом (элитарный дом – предназначенный для элиты; элитный дом – дом высокого качества, построенный как для элиты). Видимо, во втором случае просматривается первоначальный смысл слова, зафиксированный в специальной литературе: элитные семена, элитное животноводство (от элита – лучшие, отборные растения и животные). При введении слов элита и элитный в широкий социальный контекст изменились и их сочетательные возможности.
3.2.
Классификация вариантов
В связи с тем, что само понятие вариантности трактуется неоднозначно, в литературе нет еще общепринятой классификации вариантов. В попытках систематизации языковых вариантов учитывается разный набор признаков в соответствии с исходными позициями в понимании данного языкового явления. Существующие разногласия во взглядах объясняются прежде всего разным представлением о диапазоне варьирования – он может неимоверно расширяться и терять определенные очертания, как, например, при причислении к вариантам пары слов аэроплан и самолет, а может быть четко ограниченным тождеством слова. Но и в последнем случае возникает много вопросов. Например, считать ли вариантами смысловые аналоги книжно-славянского и русского происхождения (в XVIII в. их называли тождесловами)? Существуют ли словообразовательные варианты? Существуют ли синтаксические варианты? Если существуют, то в каких пределах (на уровне словосочетания, предложения)? Только принципиально решив все эти вопросы, определив свои позиции, можно создать непротиворечивую классификацию вариантов.
Исходя из узкого понимания вариантности и ориентируясь на буквальное значение термина «вариант» (лат. varias – изменяющийся), будем считать вариантами разновидности слова (фиксированное различие в произношении и в месте расположения ударения) и разные грамматические формы одного и того же слова, тождественные по своей грамматической функции. Следовательно, вариантность ограничивается словоизменительными возможностями слова, но не словообразовательными.
Такой подход к вариантности определяет и границы вариантности, и классификацию вариантов внутри этих границ.
Прежде всего выделяются лексические варианты (варианты слов: творог – творог; ветер – ветр) и грамматические (точнее – морфологические) варианты (варианты форм: в отпуске – в отпуску; цехи – цеха, инженеры – инженера, сто граммов – сто грамм).
Варианты могут быть полными и неполными. Полные варианты различаются только формальными показателями (произношением, ударением), неполные различаются еще и функционально (общеупотребительные и специально-профессиональные, общеупотребительные и внелитературные).
По характерным формальным признакам различаются варианты акцентные, фонетические, фонематические, грамматические (морфологические и частично, очень ограниченно, синтаксические).
Акцентные варианты различаются собственно ударением (творог – творог, иначе – иначе) или в связи с различием в ударении и фонемным составом (сосенка – сосёнка, запасный – запасной). Акцентные варианты могут существовать в рамках литературного языка, как, например, в словах индустрия – индустрия, эпилепсия – эпилепсия, творог – творог, далеко – далёко. Колеблются в рамках литературного языка и некоторые формы слов: мирит и мирит, повторит и повторит и др. Но чаще, конечно, разноударными оказываются варианты, противопоставленные по признаку «литературное/нелитературное». Например: лит. портфель – нелит. портфель, лит. средства – нелит. средства. Противопоставление бывает и иного плана – общеупотребительное и профессиональное, специальное, например: рапорт и проф. рапорт, компас и проф. компас.
При включении вариантной формы в литературный язык бывают несовпадения во мнениях лексикографов. Например, большая часть словарей фиксирует литературное ударение в слове кулинария, однозначно отказывая в литературности варианту кулинария. Но в последних изданиях словаря С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой признаются в качестве допустимых оба варианта – кулинария и кулинария, видимо, учитывается в данном случае массовость употребления второго варианта в настоящее время.
Фонетические (звуковые) варианты обнаруживаются при различном произношении звуков и их сочетаний в словах и формах слов. Например, вариантное произношение возникает в словах с сочетаниями -чн- (булочная – було[ш]ная, конечно – коне[ш]но, скворечник – скоре[ш]ник) и -чт- (что – [ш]то). Вариантность возникает при освоении иноязычных слов, например, произношение звука [э] после твердого или мягкого согласного: [т’э]мп – [тэ]мп, [д’э]кан – [дэ]кан, [р’э]ктор – [рэ]ктор, [к’э]мпинг – [кэ]мпинг. Выбор варианта в данном случае обнаруживает степень обрусения иноязычных слов.
Фонематическая вариантность в современном русском языке представлена в меньшей степени, чем фонетическая и тем более акцентная, хотя в прошлом она была широко распространена. Видимо, сказывается тот факт, что фонематическая вариантность имеет прямой выход в орфографию, а последняя в связи с расширением позиций письменной речи стремится к унификации. Поэтому варианты чаще сохраняются в фактах нелитературного употребления, а литературный язык допускает фонематические варианты в крайне скупых дозах, как, например, в словах матрац – матрас, ноль – нуль, тоннель – туннель, зверушка – зверюшка, кегль – кегель, блёкнуть – блекнуть, блёклый – блеклый, жёлчь – желчь, мафиози – мафиозо и др. Что же касается вариантов типа бобр – бобер, поднимать – подымать, обернуть – обвернуть и тем более типа оспа – воспа, журавль – журавель, то они противопоставлены как нормативные (1-я позиция в паре) и ненормативные (2-я позиция в паре).
Фонематическая вариантность, отраженная в орфографии, часто поддерживается словарями, фиксирующими двоякое написание, например, в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1995) даны написания: псалтырь и псалтирь, изюбр и изюбрь, кенар и кенарь, кизил и кизиль, строгать и стругать, фиорд и фьорд, бивак и бивуак, тоннель и туннель, шпаклевка и шпатлевка, в других случаях часто орфографические варианты были сняты, например, в парах офис – оффис, колготки – колготки, фломастер – фломастер исчезли написания во вторых позициях.
Определенное упорядочение в написании слов отчасти зафиксировано правилами 1956 г. (эксплуатация вместо эксплуатация и эксплоатация; междугородный вместо междугородный и междугородний и др.). До 1956 г. вариантов было еще больше: бутерброд и буттерброд, баласт и балласт; мачеха и мачиха, бичева и бечева, метель и мятель, пескарь и пискарь и др. Таким образом, часто фонематические варианты объединяются с орфографическими.
Морфологические варианты представляют собой формальные модификации слова при сохранении морфологической структуры, лексического и грамматического значения. Колебания обычно наблюдаются в формах грамматического рода, числа и падежа имен существительных и отчасти в формах глагола, например колебания в форме грамматического рода: закута – закут, вольера – вольер, шпрота – шпрот, лангуста – лангуст, мангуста – мангуст, спазма &nbso;– спазм, рельса – рельс, скирда – скирд, ставня – ставень и др.
Колебания (т.е. вариантность) могут наблюдаться и в формах грамматического числа. В именах существительных, в частности, морфологическая оппозиция форм числа обнаруживается в противопоставленности форм единственного и множественного числа, причем базируется эта противопоставленность на представлении о реальном количестве – единичности или множественности. Однако в разных классах существительных обнаруживается неполная семантическая соотнесенность форм единственного и множественного числа, т.е. не всегда, например, форма множественного числа соответствует значению множественности, а форма единственного числа – значению единичности.
Особенно многознаменательной категорией является категория множественного числа. Например, форма мн. числа используется для названия национальностей, этнических групп (арабы, аргентинцы, канадцы, казахи, поляки, поморы, чукчи и др.). Такие формы дают общее понятие о нации в целом и не обозначают сумму (множество) представителей этой нации. В других случаях формы множественного числа используются для называния бытовых предметов (обуви, одежды и т.д.): боты, сапоги, ботфорты, черевички, шлепанцы, рукавицы, носки, чулки, гетры (часто это названия парных предметов, но здесь главное – не значение парности, а значение обобщенно-родовое, также как и в других семантических классах существительных, например: вожжи, кастаньеты, гантели, литавры, коньки, лыжи и т.п. Таким образом, форма множественного числа здесь используется не как противопоставленная форме единственного числа (единичный предмет и множество таких же предметов), а как самостоятельное обозначение родовой принадлежности. Конечно, противопоставленность единственное – множественное подобных имен может проявиться в контекстных условиях (ср., например: Ручные антилопы гуляют в саду, одна из них подошла к дому – здесь форма мн. числа обозначает не родовое наименование, а количество данных особей), но это не единственно возможное значение формы. Видимо, на этой языковой возможности (способности выражать формами множественного числа разные значения) и возникает вариантность, например: кружева – кружево, двери – дверь, антресоли – антресоль, катакомбы – катакомба, перила – перила, сходни – сходня и др. Во всех этих случаях формы мн. числа имеют то же значение, что и формы ед. числа, следовательно, они вариантны. Именно из-за их вариантности (передача одинакового, а не разного значения) в словарях обнаруживается разная подача этих слов. Например, слово колики в словаре Д.Н. Ушакова, в БАС, MAC дается с указанием формы ед. ч., а в словаре С.И. Ожегова (1972) такой формы нет. Кстати, в словаре С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой (1995) форма ед. числа указана. В слове перетолки в словарях Д.Н. Ушакова и БАС дается форма ед. ч., а в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1995) эта форма не указана. При слове дверь в словаре С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой (1995) есть указание относительно формы мн. числа – в одном значении с ед. числом. В том же словаре интересно подается слово ужимка (ужимки): даны обе формы, но пример приводится не к заглавной форме (ужимка), а к форме мн. числа: Говорить с ужимками, т.е. используется вариантное обозначение. При слове аплодисменты указывается форма ед. числа, но с пометой «устар».
Морфологические варианты обнаруживаются и в формах падежа. Так, Л.К. Граудина отмечает, что более одной тысячи существительных муж. рода на твердый согласный колеблются в той или иной падежной форме. Это форма им. п. мн. числа (тракторы – трактора, редакторы – редактора, секторы – сектора); форма род. п. мн. числа (микронов – микрон, грузинов – грузин, граммов – грамм, апельсинов – апельсин); форма род. п. ед. числа (снега – снегу, народа – народу, чая – чаю, сахара – сахару); форма предл. п. ед. числа (в цехе – в цеху, в отпуске – в отпуску, в саде (в детском саде) – в саду (гулять в саду), на мысе – на мысу). Колебания в падежных формах и, следовательно, в их вариантности наблюдаются и в других, менее типичных и распространенных случаях, например в формах простынь – простыней, комментарий – комментариев, угодий – угодьев, полотенец – полотенцев и др.
Морфологические варианты характерны и для некоторых глагольных форм, в частности: форм прош. времени (гаснул – гас, потухнул – потух, намекнул – намок); параллельных форм инфинитива (удостаивать – удостаивать, заболачивать – заболачивать, обусловливать – обуславливать).
Говорить о синтаксической вариантности можно крайне осторожно. В узком, прямом смысле синтаксических вариантов мало, хотя существуют разные способы выражения мысли. Однако в данном случае имеются в виду параллельные синтаксические конструкции, они скорее синонимичны, чем вариантны: например, определительные отношения можно передать причастными оборотами или определительными придаточными; объектные отношения – изъяснительными придаточными или словоформами в составе простого предложения (ср.: Дом, стоящий на холме, далеко виден. – Дом, который стоит на холме, хорошо виден; Брат сообщил о своем приезде. – Брат сообщил о том, что приедет). Это разные конструкции, передающие одинаковые сообщения. Но в языковом плане они не вариантны, так как представляют собой разные синтаксические образования.
Усмотреть вариантность на синтаксическом уровне можно лишь в рамках словосочетаний, точнее, в фактах согласования и управления, наличия или отсутствия предлогов, т.е. вариантность здесь проявляется в разных сочетаемостных свойствах слов. Признаки синтаксических вариантов: 1) тождество грамматического значения и грамматической модели, 2) материальное совпадение компонентов сочетания. Основное различие вариантов заключается в формальном несовпадении зависимого компонента (наличие или отсутствие предлога; форма падежа и др.). Вариантными можно признать сочетания типа заявление Петрова – заявление от Петрова, отзыв о книга – отзыв на книгу, способный к математике ученик – способный по математике ученик; принадлежать элитной группе – принадлежать к элитной группе; ехать поездом – ехать на поезде; способность к жертвенности – способность на жертвенность; акт проверки – акт о проверке; контроль над производством – контроль за производством и т.п. Вариантность проявляется и в сочетаниях подлежащего и сказуемого, где возможен выбор формы сказуемого, например: Большинство студентов приехали – приехало; Секретарь пришел – пришла (вариантность фиксируется лишь при значении секретарь – женщина).
Вариантность на синтаксическом уровне всегда связана с се-мантико-грамматическими взаимоотношениями сочетающихся слов, часто выявление этих взаимоотношений вызывает практические трудности. Например, что правильно: заявление от кого или чье?; отзыв о чем или на что? Литературная норма требует употреблять формы: отзыв о диссертации, но рецензия на диссертацию; заявление Петрова (чье?), но в последнее время в делопроизводстве допускается и форма заявление от кого; то же при употреблении сочетаний характеристика сотрудника (чья характеристика) и характеристика на сотрудника (отдел кадров составляет характеристику на сотрудника).
Труднее разобраться с примерами типа вершить судьбы или судьбами, предел терпения или терпению; подвести итоги соревнования или соревнованию; полный впечатлений или впечатлениями; цена вещей или вещам; памятник Аникушина или Аникушину и т.п. В подобных случаях вариантность часто оказывается мнимой, и она снимается при установлении точного смысла сочетания (контекстуально обусловленного): Памятник Аникушина (памятник, выполненный Аникушиным) – Памятник Пушкину (поставленный в честь Пушкина); в сочетании вершить судьбы передается значение «определять судьбу» (например, в суде), а в сочетании вершить судьбами – значение «распоряжаться судьбами». В сочетаниях предел терпения/терпению и цена вещей/вещам также нельзя усмотреть вариантность, но по другой причине – здесь нет общности грамматического значения (грамматической соотнесенности), что опять-таки проявляется в контексте: установить цену вещам – форма вещам управляется глаголом установить; а в сочетании установить цену вещей форма вещей зависит от имени существительного цена; примерно то же распределение грамматических связей в сочетании подвести итоги соревнования/соревнованию (подвести соревнованию; итоги соревнования).
Если же распределение грамматических связей и общее значение конструкций оказывается идентичным, то можно говорить о синтаксических вариантах. Появляются они исторически, как и другие варианты. Например, по аналогии или под воздействием других законов происходит смена управляемых форм или вытеснение беспредложных сочетаний предложными, меняются формы согласования и т.п. Часто в смене управления форм проявляются тонкие семантико-грамматические связи. Например, в слове свидетель в прошлом в большей степени обнаруживалась глагольная семантика, чем в современном языке, и поэтому реализовалось управление дательным падежом – свидетель происшествию (чему?), в современном употреблении на передний план выдвигается форма имени, и родительный определительный оказывается более актуальным – свидетель происшествия (чего?). Тонкие различия усматриваются в сфере предложного управления, ср.: Жить в России, но на Украине. В последнее время возникла вариантная форма в Украине (видимо, просматривается психологический фактор – желание освободиться от исторически сложившегося «окраинного» положения – на окраине), хотя, конечно, смена предлогов в и на далеко не всегда поддается осмыслению, поскольку семы «на поверхности» (на) и «внутри» (в) потеряли свою реальную основу, ср.: старую форму – в улице и новую – на улице (сейчас уже не различаются некоторые формы: в кухне – на кухне, в поле – на поле, но: на улице и в переулке).
Итак, языковые варианты усматриваются в рамках тождества слова (необходимо совпадение лексического и грамматического значения, а также словообразовательной модели). Варианты различаются формальными признаками: акцентными, фонетическими, фонематическими, морфологическими и частично – синтаксическими.
Языковая вариантность – следствие языковой эволюции, показатель языковой избыточности, но избыточности, дающей толчок к движению, развитию. Убывание вариантов – постоянный процесс, так же как и появление новых вариантов. Исчезновение вариантов происходит путем вытеснения их вариантом более сильным, целесообразным, по разным причинам признанным в качестве литературного. Варианты могут разойтись семантически и дать толчок для образования самостоятельных слов, кроме того, варианты могут служить стилистическому обогащению языка, если они способствуют перераспределению стилистических оценок (книжное – разговорное, общеупотребительное – профессиональное и т.п.).
Наличие вариантов в языке создает острую проблему языковой нормы. Изучение конкуренции вариантов является важным этапом в определении тенденций в развитии языка, в определении живых активных процессов в языке.
Умение в нужной форме использовать все богатства русского языка играет невероятно важную роль в нашей жизни. Слово может стать настоящим оружием — великим, способным и ранить, и исцелить. С помощью языка люди общаются между собой, выражают свои мысли и чувства, язык способствует развитию науки, техники, развитию всего человеческого мира.
Культура речи — это правильное произношение, знание всех норм и правил словоупотребления, умение пользоваться выразительными средствами языка. Культура общения заключает в себе намного больший и глубокий смысл, это одна из самых важных составных частей в общей культуре человека.
Владение всеми богатствами языка — важный показатель культурного уровня развития любого человека независимо от его возраста, национальности, профессии. Умение четко, точно и ясно выражать свои мысли поможет быть правильно понятым окружающими. В этом заключена эстетическая сторона человеческой личности, потому что умелое владение родным языком отражает в целом культуру не только отдельного человека, но и всего народа, общества. Язык — великое чуда культуры, созданное народом, приумноженное лучшими писателями и публицистами, духовная ценность общества, поэтому наше общество имеет полное право называться богатым духовно.
Грустно, что в последнее время мы все меньше внимания уделяем развитию своего языка — чудесного, красивого, волшебного. На русском и украинском языках написано множество шедевров литературы. Сколько ценного можно почерпнуть, как можно обогатить и возродить свой язык, опираясь на великое достояние народа! Русский и украинский языки, в которых столько общего, имеют общее происхождение. Они представляют собой огромную ценность, постигать которую можно всю свою жизнь. Ведь национальный язык объединяет в единую систему литературный язык, территориальные диалекты и профессионализмы, жаргоны и просторечия. Разобраться во всем этом многообразии, научиться грамотно пользоваться всеми богатствами своего языка — вот задача, которую должен ставить перед собой каждый человек.
Думаю, все согласны с тем, что высокая культура устной и письменной речи, умение правильно пользоваться всеми выразительными средствами родного языка, стремление к тому, чтобы беречь и приумножать их, — важная задача каждого из нас.
Здравствуйте. Проверьте по критериям сочинение, пожалуйста. Заранее спасибо.
Текст с досрочного ЕГЭ 2016
Как говорить? Д. С. Лихачёв
Неряшливость в одежде — это прежде всего неуважение к окружающим вас людям, да и неуважение к самому себе. Дело не в том, чтобы быть одетым щегольски. В щегольской одежде есть, может быть, преувеличенное представление о собственной элегантности, и по большей части щеголь стоит на грани смешного. Надо быть одетым чисто и опрятно, в том стиле, который больше всего вам идет и в зависимости от возраста. Спортивная одежда не сделает старика спортсменом, если он не занимается спортом. «Профессорская» шляпа и черный строгий костюм невозможны на пляже или в лесу за сбором грибов.
А как расценивать отношение к языку, которым мы говорим? Язык веще большей мере, чем одежда, свидетельствует о вкусе человека, о его отношении к окружающему миру, к самому себе.
Есть разного рода неряшливости в языке человека.
Если человек родился и живет вдали от города и говорит на своем диалекте, в этом никакой неряшливости нет. Не знаю, как другим, но мне эти местные диалекты, если они строго выдержаны, нравятся. Нравится их напевность, нравятся местные слова, местные выражения. Диалекты часто бывают неиссякаемым источником обогащения русского литературного языка. Как-то в беседе со мной писатель Федор Александрович Абрамов сказал: С русского Севера вывозили гранит для строительства Петербурга и вывозили слово-слово в каменных блоках былин, причитаний, лирических песен… «Исправить» язык былин — перевести его на нормы русского литературного языка — это попросту испортить былины.
Иное дело, если человек долго живет в городе, знает нормы литературного языка, а сохраняет формы и слова своей деревни. Это может быть оттого, что он считает их красивыми и гордится ими. Это меня не коробит. Пусть он и окает и сохраняет свою привычную напевность. В этом я вижу гордость своей родиной — своим селом. Это не плохо, и человека это не унижает. Это так же красиво, как забытая сейчас косоворотка, но только на человеке, который ее носил с детства, привык к ней. Если же он надел ее, чтобы покрасоваться в ней, показать, что он «истинно деревенский», то это и смешно и цинично: «Глядите, каков я: плевать я хотел на то, что живу в городе. Хочу быть непохожим на всех вас!»
Бравирование грубостью в языке, как и бравирование грубостью в манерах, неряшеством в одежде, — распространеннейшее явление, и оно в основном свидетельствует о психологической незащищенности человека, о его слабости, а вовсе не о силе. Говорящий стремится грубой шуткой, резким выражением, иронией, циничностью подавить в себе чувство страха, боязни, иногда просто опасения. Грубыми прозвищами учителей именно слабые волей ученики хотят показать, что они их не боятся. Это происходит полусознательно. Я уж не говорю о том, что это признак невоспитанности, неинтеллигентности, а иногда и жестокости. Но та же самая подоплека лежит в основе любых грубых, циничных, бесшабашно иронических выражений по отношению к тем явлениям повседневной жизни, которые чем-либо травмируют говорящего. Этим грубо говорящие люди как бы хотят показать, что они выше тех явлений, которых на самом деле они боятся. В основе любых жаргонных, циничных выражений и ругани лежит слабость. «Плюющиеся словами» люди потому и демонстрируют свое презрение к травмирующим их явлениям в жизни, что они их беспокоят, мучат, волнуют, что они чувствуют себя слабыми, не защищенными против них.
По-настоящему сильный и здоровый, уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо 1.
Наш язык — это важнейшая часть нашего общего поведения в жизни. И по тому, как человек говорит, мы сразу и легко можем судить о том, с кем мы имеем дело: мы можем определить степень интеллигентности человека, степень его психологической уравновешенности, степень его возможной «закомплексованности» (есть такое печальное явление в психологии некоторых слабых людей, но объяснять его сейчас я не имею возможности — это большой и особый вопрос).
Учиться хорошей, спокойной, интеллигентной речи надо долго и внимательно — прислушиваясь, запоминая, замечая, читая и изучая. Но хоть и трудно — это надо, надо. Наша речь — важнейшая часть не только нашего поведения (как я уже сказал), но и нашей личности, наших души, ума, нашей способности не поддаваться влияниям среды, если она «затягивает».
Сочинение.
Проблему отношения человека к языку поднимает Д.С. Лихачёв в своём тексте.
Рассуждая над данным вопросом, автор сравнивает язык с одеждой и доносит до нас, что первый говорит больше о человеке, его вкусе, об отношении к себе и другим. Д.С. Лихачёв повествует и о том, что «есть разного рода неряшливости в языке человека». Однако к ним он не относит диалекты, формы и слова малой родины человека: «это так же красиво, как забытая сейчас косоворотка, но только на человеке, который ее носил с детства, привык к ней». Грубость в языке автор считает недопустимой, потому что она говорит о слабости человека, о его неинтеллигентности, жестокости. «По-настоящему сильный и здоровый, уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо» – пишет Д.С. Лихачёв.
Авторская позиция заключается в том, что многое о человеке говорит его отношение к языку, и надо учиться спокойной, интеллигентной речи.
Я, разумеется, согласен с мнением Д.С. Лихачёва. Действительно, уважительное отношение к своему языку, хорошая речь располагают к себе других людей.
В качестве доказательства приведём пример из художественной литературы. Вспомним роман-эпопею Л.Н. Толстого «Война и мир». В знаменитом салоне Анны Павловны Шерер не услышишь русскую речь. Люди разговаривают на смеси французского и русского языков, используют многочисленные речевые штампы, которые лишь обедняют русский язык. Всё это делает речь посетителей салона некрасивой, скучной, непонятной.
С развитием Интернета люди всё больше стали общаться в социальных сетях, используя при этом своеобразный сленг, иностранные слова, различные «смайлики», картинки. Подобным общением они забывают русский язык, его подлинную красоту, выразительность, их речь становится однообразной и скучной.
Итак, можно сделать вывод, что только уважительное отношение к языку делает человека спокойным, интеллигентным, привлекающим к себе других людей.
На самом деле: Вариантность – непременный атрибут литературного языка, а фиксация вариантов в словарях – неотъемлемая часть работы лингвистов-кодификаторов.
Большая часть вопросов, поступающих в «Справочное бюро» портала «Грамота.ру», связана с понятием «языковая норма»: спрашивающих интересует правильное, нормативное написание, произношение, употребление тех или иных языковых единиц. Конечно, во многих случаях ответ на вопрос «Как правильно?» будет однозначным. Афера или афёра, жАлюзи или жалюзИ, под городом Кировом или под городом Кировым, Московский государственный университет или Московский Государственный Университет – на все эти вопросы, разумеется, будет дан ответ о корректности только одного варианта (соответственно: афера, жалюзИ, под городом Кировом, Московский государственный университет).
В то же время среди вопросов, с которыми носители языка обращаются к лингвистам, немало и таких, на которые невозможно дать ответ «Правильно только…». В цехе или в цеху, дочерями или дочерьми, достичь или достигнуть – в этих случаях говорят о равноправности вариантов. Носитель языка вправе выбрать любой из них – тот, который в большей степени соответствует его языковому вкусу.
Надо признать, что формулировка ответа «Справочного бюро» «Это равноправные варианты. Выбираете Вы» – одна из самых нелюбимых посетителями портала. Пользователи ожидают однозначного ответа на вопрос: «Как правильно?» и, получив ответ о допустимости нескольких вариантов, задают повторный вопрос: «Но всё же – скажите, как правильнее». А в ряде случаев такая формулировка воспринимается читателями «Грамоты.ру» как нежелание прямо отвечать на поставленный вопрос.
О болезненной реакции носителей языка на существование вариантов говорят и коллеги-лингвисты. Так, филолог, журналист К. Д. Туркова в своей колонке в «Московских новостях» писала: «Я заметила, что одним из самых болезненных вопросов языкознания для тех, кто не имеет к лингвистике отношения, является вариантность языковых средств. Сколько раз я слышала от коллег и знакомых: “Ну у тебя как всегда: возможны оба варианта. Значит, просто не знаешь ничего! Должна быть жесткая норма”».
«Должна быть жесткая норма» – этот призыв к лингвистам избавиться от вариантности как от некоей «болезни» языка звучит постоянно, и с неменьшим упорством лингвисты повторяют, что вариантность – это не болезнь языка, а единственно возможный способ его развития. «Широкая общественность, не знакомая с закономерностями развития языка и его сложной внутренней структурой, часто требует «искоренения» вариантности, показа в словарях лишь одного способа выражения определенного содержания. Языковедов призывают устранить колебания, стандартизировать язык, так сказать, декретом сверху», – отмечал К. С. Горбачевич в книге «Вариантность слова и языковая норма» (Л., 1978).
На самом деле наличие в языке вариантов обусловлено двумя важнейшими языковыми тенденциями. С одной стороны это стремление к изменению и обновлению (а любой живой язык со временем изменяется; неизменными остаются только мертвые языки), с другой стороны – необходимость охранять старые устои. Это именно те две тенденции, о которых писал К. И. Чуковский в своей знаменитой книге «Живой как жизнь»: «Каждый живой язык, если он и вправду живой, вечно движется, вечно растет. Но одновременно с этим в жизни языка чрезвычайно могущественна и другая тенденция прямо противоположного свойства, столь же важная, столь же полезная. Она заключается в упорном и решительном сопротивлении новшествам, в создании всевозможных плотин и барьеров, которые сильно препятствуют слишком быстрому и беспорядочному обновлению речи».
Итак, с одной стороны – вечное стремление к обновлению, с другой – оборонительная реакция на всё новое, необычное. Как найти компромисс между этими тенденциями? Такой компромисс найден, это и есть вариантность. Она обеспечивает плавный переход от старой нормы к новой.
Возьмем в качестве примера существительное лыжня. В наши дни мало найдется носителей языка, сомневающихся, как правильно произносить это слово. Между тем в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля это слово зафиксировано с ударением на первом слоге: лЫжня. В «Толковом словаре русского языка» Д. Н. Ушакова (который, напомним, вышел в 1935–1940) даны уже два варианта ударения: лЫжня и лыжнЯ. Словари современного русского языка отмечают вариант лЫжня как нерекомендуемый, сегодня единственно верным признается ударение на последнем слоге. Таким образом, наличие на определенном этапе развития языка вариантов лЫжня и лыжнЯ обеспечило плавный переход от старой нормы лЫжня к новой норме лыжнЯ. И это естественно: слово не может в один миг изменить ударение, родовую принадлежность или написание, этот процесс неизбежно занимает годы, десятилетия или даже столетия, в течение которых в языке существуют варианты.
Слово «столетия» отнюдь не преувеличение. В уже упомянутой нами книге К. С. Горбачевич приводит такие примеры: вариантность трАпеза – трапЕза зафиксирована еще в XV веке, колебание усугУбить – усугубИть отмечено в XVIII веке. Эти варианты дожили и до наших дней: в 4-м издании «Русского орфографического словаря» РАН (М., 2012) дано: трАпЕза, усугУбИть(ся). Конечно, в современном русском языке эти варианты неравноправны: предпочтение (в орфоэпических словарях, в словарях трудностей) отдается ударению трАпеза, усугубИть, но тот факт, что словари всё еще признают существование в языке вариантов трапЕза и усугУбить (пусть и уходящих на периферию), свидетельствует о том, что варьирование слов далеко не всегда ограничивается жизнью одного поколения.
Но рано или поздно вариантность в пределах той или иной языковой единицы всё равно заканчивается. Можно предположить, что через какое-то время вариант трапЕза исчезнет из словарей, а еще позже это, вполне вероятно, произойдет и с ударением усугУбить. «Варианты слова, – отмечает К. С. Горбачевич, – возникают и сосуществуют, конкурируя друг с другом, лишь в определенный исторический период. После этого они либо расходятся в лексических значениях, приобретая статус самостоятельных слов (остротА – острОта, крестный – крёстный), либо теряют способность к свободному варьированию в связи с ограничением в сочетаемости (наострить нож – навострить лыжи, ноль внимания – свести к нулю), либо (что бывает чаще всего) продуктивный вариант полностью вытесняет своего конкурента (дальный > дальний, Удить > удИть, пОезды > поездА)».
Таким образом, наличие в языке вариантов в цехе и в цеху, дочерями и дочерьми, достичь и достигнуть не является «болезнью» языка, а их фиксация в словарях – не следствие безволия лексикографа, не решающегося выбрать тот или иной вариант. Это означает, что сегодня между этими вариантами идет конкуренция, обеспечивающая плавный переход от одной нормы к другой. Зная, что в современном литературном языке существует тенденция к сокращению числа слов, принимающих окончание –у в предложном падеже (см. об этом: Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Словарь грамматических вариантов русского языка. М., 2008), мы можем предположить, что через какое-то время ответ на вопрос: «Правильно в цехе или в цеху?» – будет иным.
***
Очевидно, что состояние равноправности вариантов – это своего рода середина пути от старой нормы к новой: прежний вариант еще не ушел из языка, еще не стал устаревающим или устаревшим, а новый вариант уже получил «прописку» в языке и не воспринимается как нарушение нормы. Если варианты уже миновали эту стадию, они противопоставляются как актуальный – устаревший (например, старый вариант дЕньгами уступил место ударению деньгАми, но пока еще окончательно не вытеснен из языка). Если же какой-либо вариант закономерно возник в результате исторического развития языка и употребляется в литературной речи, но при этом еще не «дорос» до своего конкурента, он фиксируется в словарях на правах допустимого, при этом отмечается, что строгой литературной норме пока соответствует прежний вариант. Именно таково в наши дни соотношение кофе м. р. – кофе ср. р.: сейчас мужской род – строгая литературная норма, средний род – допустимое употребление. Наконец, варианты могут противопоставляться как нормативный – ненормативный, если новый вариант нарушает некий культурный запрет (каталОг – катАлог).
Одна из самых интересных стадий на этом пути – момент «совершеннолетия» нового варианта. В какой момент запрещавшееся прежде употребление становится допустимым? Как языковеды принимают решение о включении в словарь того или иного варианта на правах разрешаемого? Это тема отдельной статьи и отдельного разговора. Скажем только, что одним из главных факторов, влияющих на признание варианта допустимым, является его соответствие законам языка. Например, лингвистам известно о наличии в языке такого явления, как перемещение ударения у глаголов на –ить в личных формах (этот процесс начался в конце XVIII века). Какие-то глаголы уже прошли этот путь, например: грузИшь > грУзишь, варИт > вАрит, платИт > плАтит), какие-то – только проходят его, к последним относится и глагол включить. Знание этой тенденции дало авторам вышедшего в 2012 году «Большого орфоэпического словаря русского языка» М. Л. Каленчук, Л. Л. Касаткину, Р. Ф. Касаткиной основания зафиксировать вариант вклЮчит (запрещавшийся ранее) в качестве допустимого (при строгой литературной норме включИт). Нет сомнений, что этот вариант, уже прошедший путь от запрещаемого до допустимого, продолжит движение в сторону единственно возможного и рано или поздно вытеснит старое ударение включИт, подобно тому как некогда новый вариант плАтит вытеснил старое ударение платИт.
В то же время не менее важным фактором, влияющим на признание нормативности того или иного варианта, является его общественное одобрение. Именно поэтому ударение звОнит (а с глаголом звонить происходит точно такой же процесс, что и со словами грузить, платить, включить) пока не отмечено в словарях в качестве допустимого: образованная часть общества относится к этому варианту резко негативно. И хотя ударение вклЮчит не вызывает столь резкого протеста, как звОнит, этот вариант тоже не является социально одобряемым, именно поэтому фиксация его в «Большом орфоэпическом словаре русского языка» вызвала немало споров.
Здесь необходимо отметить, что разговор о борьбе старого и нового легко вести, приводя примеры вариантов, когда-то прошедших путь от недопустимых к единственно возможным (как, например, ударение лыжнЯ или плАтит): мы не застали этого перехода, он не вызывает у нас отрицательных эмоций. Но ведь вариантность, как нам теперь известно, – естественное свойство литературного языка. Борьба вариантов продолжается и в наши дни; выходят словари русского литературного языка, лингвистам-нормализаторам постоянно приходится принимать зачастую непопулярные решения о включении в словари тех или иных новых вариантов. Даже понимая, что изменения в языке неизбежны, мы нередко отказываемся принимать тот факт, что они происходят на наших глазах, и негативная реакция некоторой части общества на известие о допустимости варианта вклЮчит – тому пример. Между тем когда-то столь же бурные эмоции вполне могло вызывать новое ударение плАтит – а через несколько столетий наши потомки, возможно, удивленно будут восклицать: «Неужели в языке когда-то была форма включИт?» – подобно тому как нам кажется диковинным ударение платИт.
***
В заключение скажем о еще одном заблуждении, связанном с вариантностью и работой лингвистов-кодификаторов. Некоторые носители языка убеждены, что фиксация вариантов в словарях – примета именно нашего времени, следствие «вседозволенности» и «деградации» языка, в противоположность прежним «строгим временам», когда варианты в словарях не допускались (даже если они реально существовали в языке), а многие из ныне разрешаемых вариантов строго запрещались.
Конечно, произошедшая в России в последнее два десятилетия демократизация языка сказалась и в смягчении нормативных оценок. Кое-что из того, что ранее строго осуждалось как «неправильное», получило характеристику «не рекомендуется», а некоторые не рекомендуемые прежде варианты вошли в состав литературного языка. Можно назвать несколько вариантов, которые стали допустимыми, но раздражают многих носителей языка. Это варианты нет носок (прежде разрешалось только носков), брелки (прежде – только брелоки), а также уже упомянутое ударение вклЮчит. Но ошибкой было бы думать, что в словарях, выходивших в советскую эпоху, варианты не показывались вовсе или – в случае их фиксации – выбор всегда делался только в пользу одного варианта, а все разрешенные ныне «вольности» были строго запрещены.
Да, среди словарей ударений, словарей трудностей были (и есть) особые издания, адресованные работникам эфира, где в подавляющем большинстве случаев дается только один вариант (чтобы исключить ситуации, когда один диктор говорит твОрог, а другой следом – творОг). Но и в советскую эпоху выходили словари, стремившиеся к более полному описанию вариантов, существующих в языке. Например, словарь-справочник «Русское литературное произношение и ударение» под ред. Р. И. Аванесова и С. И. Ожегова (М., 1959) фиксирует: инАче и Иначе, крУжишься и доп. кружИшься, творОг и доп. твОрог. Более того – в этом словаре зафиксирован (с пометой разг.) и такой одиозный вариант, как дОговор (а пометой разг. в этом словаре сопровождались «варианты, которые широко распространены в живой, обиходной разговорной речи и отвечают тенденциям развития языка»). Таким образом, распространенное суждение о том, что этот вариант – нововведение последних лет (а про дОговор вспоминают почти каждый раз, когда рассуждают о «деградации» языка в наши дни и деструктивной работе лингвистов-нормализаторов) не соответствует действительности: о соответствии этого ударения тенденциям развития языка лексикографы говорили более полувека назад.
Теперь мы можем сформулировать азбучную истину № 9.
Азбучная истина № 9. Наличие вариантов – непременный атрибут литературного языка, который постоянно меняется и в то же время стремится сохранить свои устои. По словам К. С. Горбачевича, «стадия варьирования и постепенная замена конкурирующих способов выражения обеспечивают менее ощутимый и не столь болезненный сдвиг нормы, в немалой степени способствуя существованию известного парадокса: язык изменяется, оставаясь самим собой». Фиксация вариантов в словарях и оценка их в конкретный исторический период как равноправных, допустимых или ненормативных – неотъемлемая часть работы лингвистов-нормализаторов.
Литература:
марта
31 2013
ЛИТЕРАТУРНАЯ НОРМА ЯЗЫКА – ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ КОМПОНЕНТОВ КУЛЬТУРЫ СОЦИУМА
Рецензия на монографию Н. В.Хруцкой «Конкуренция сосуществующих вариантов языковых единиц в процессе эволюции литературной нормы современного русского языка (лингвопрогно-стический аспект)», Киев, 2008. – 372 с.
Современная языковая суперсистема на фоне снижения общего культурного уровня общества подвергается активным негативным изменениям, которые часто приводят к обесцениванию норм литературного языка, к внедрению в него необоснованных вкусовых установок и предпочтений, к нарушению присущего русскому языку фо-ноэстетизма. Толерантность современной литературной нормы ставит носителя языка перед выбором удачного или неудачного словесного выражения, поэтому и выходят на ведущие позиции такие ранее ненормативные варианты, как Обеспечeние (вместо Обеспeчения), Дoговоры (вместо Договoров), Мяукает (вместо Мяучит), Сосредотачивать (вместо Сосредоточивать), Шампунь – Жен. род (вместо Муж. род) и под. Всё это обусловливает нарушение, а нередко и разрушение кодифицированных литературных норм, возникновение произносительных, акцентологических, правописных, фонематических, морфологических вариантов слов, которые в силу своей, как правило, стихийной узуализации в социуме фиксируются в лексикографических источниках как диспозитивный или даже победивший литературный вариант. В связи с этим констатация активизировавшихся системных инноваций в различных подсистемах русского литературного языка конца XX – начала XXI вв. и лингвистическое прогнозирование потенциальных инноваций являются своевременными и крайне необходимыми, что определяет актуальность монографии Наталии Владимировны Хруцкой.
Поскольку каждый из живых национальных языков включается в единое системно-энергетическое поле, в котором наблюдается постоянная эволюционно-поступательная интеграция языков, кван-
Тово-синергетическая концепция триединства мысли–речи–языка оказывается целесообразной для разработки методики оценки перспектив динамики формальных сосуществующих вариантов слов в аспекте лингвопрогностики. Рассмотрение в рецензируемой монографии особенностей и закономерностей, как уже фиксируемых в языке, с одной стороны, так и ожидаемых, предполагаемых и даже неизбежных в эволюции литературной нормы русского языка, – с другой, определяет научную новизну работы.
Известно, что, кроме стабильной части лексического состава, в языковой суперсистеме всегда находятся элементы старого, уходящего, и нового, развивающегося, и в этих плоскостях наиболее остро стоит проблема определения литературной нормы и оценки того, что именно входит в современную литературную норму языка. С этой точки зрения рассмотрение языковой нормы как компонента культуры социума и как социально-исторической и лингвистической категории (1. 1. и 1. 2. – в монографии) вполне закономерно, так как представление о литературности – нелитературности (нормативности – ненормативности) постоянно изменяется, и это связывается, прежде всего, с динамикой самих кодифицированных норм литературного языка.
В свою очередь, в современной лингвистике понимание языковой нормы органически объединяется с понятием вариантности, что позволяет автору монографии выдвинуть в качестве объекта изучения категорию вариантности языковых единиц, а в качестве предмета – конкретные языковые единицы, в которых данная категория находит своё выражение. «Проблема нормы как таковой, – пишет Н. В.Хруц-кая, – становится актуальной лишь в том случае, когда возникает альтернатива выбора императивной языковой единицы из нескольких сосуществующих в языке способов и средств выражения одного и того же значения».
Автор схематично представляет процесс смены нормы: вытеснение инновацией традиционного варианта; семантическое расхождение вариантов; приобретение одним из вариантов стилистической коннотации; переход одного из вариантов (иногда и нового) в пассивный запас языка или, наоборот, приобретение им статуса диспо-зитивного, а затем и императивного узуального варианта.
В I главе монографии «Вариантность языковых единиц как де-терминативный признак языковой системы и её подсистем» чётко определяются термины Вариативность И Вариантность; перечисляются с подробным описанием Новые критерии и параметры оценки нормативности формальных вариантов языковых единиц с точки зрения литературной нормы (естественная и искусственная узуа-лизация; соответствие языкового факта системе, структуре, законам языка, тенденциям развития языковой системы; статистический критерий; критерий языковой традиции и т. д.); исследуются типы эволюции языковой нормы; классифицируются варианты языковых единиц (акцентологические, морфологические, орфоэпические, орфографические, фонематические).
Вторая глава посвящается изучению динамики конкуренции сосуществующих вариантов языковых единиц в синхронии и диахронии, то есть описанию лингвопрогностического аспекта. Подробно рассматриваются: а) синергетическая концепция эволюции языковой суперсистемы с объяснением рабочих терминов монографии – когерентности, бифуркации, флуктуации, аттрактора, диссипации, энтропии (2. 1.); б) понятие лингвопрогностики эволюции литературной нормы современного русского языка на основе теории вариантности языковых единиц (2. 2.); в) критерии определения потенциала вариантов языковых единиц (2. 3.); осуществляется статистическое прогнозирование перспектив конкурентоспособности и победы / поражения одного из формальных сосуществующих вариантов слов различных типов в системе литературного языка (2. 5), что находит отражение в таблицах, где подсчитываются трансмеры потенциала конкурентоспособности каждого из вариантов с использованием предложенной Н. В. Хруцкой формулы.
Объёмная теория в монографии подтверждается не менее объёмным фактическим материалом – в главах III, IV, V репрезентируется лингвопрогностика динамики однотипных групп фонетических (глава III), фонемно-орфографических и орфографических (глава IV), собственно морфологических и морфолого-фонематических (глава V) сосуществующих вариантов слов в современном русском языке.
Каждый раздел монографии завершается краткими выводами, а в конце работы формулируются общие результаты исследования, в которых отражаются все наиболее существенные моменты работы.
Хочется особенно подчеркнуть целесообразность подобного серьёзного объемного заключения, поскольку в монографиях последних лет выводы, как правило, занимают всего одну страницу и фактически не несут информации о проделанной работе, что затрудняет восприятие исследования в целом. Кроме того, следует отметить труд автора монографии с точки зрения лексикографической практики: в работе представлен и тщательно обработан огромный фактический материал; каждая конкретная языковая единица скрупулёзно описана с точки зрения фиксации её в соответствии с нормой в различных лексикографических источниках, критериев её оценки с позиций лингвистической прогностики. Автор монографии констатирует наличие в языке тех или иных вариантов и обоснованно прогнозирует пролонгирование или элиминацию одного из существующих вариантов в языковой системе с учётом объективных критериев. Ведь у носителя языка естественно возникают вопросы: как правильно писать – Масс-медиа, массмедиа Или Масс медиа, рИМейк Или РЕМейк, риЕЛтор Или РиЭЛтор?; как правильно произносить – Грена-дЁР Или ГренадЕР, премuровать Или Премировaть, диску’рс Или Ди’скурс, пoднял Или Подн’ял?; какая форма является нормативной – Каплет Или Капает, сыплет Или Сыпет, рыщет Или Рыскает? и т. п. Именно на эти вопросы читатель и может найти ответы в монографии, написанной чётко, логично и доступным языком.
Не вызывает сомнения тот факт, что рецензируемая монография Н. В.Хруцкой «Конкуренция сосуществующих вариантов языковых единиц в процессе эволюции литературной нормы современного русского языка (лингвопрогностический аспект)» – это работа, появление которой скорее всего станет событием в области ортологии и нормативной лексикографии, поскольку экология русского литературного языка заключается в осознании его не только как национального, но и как мирового достояния. В кризисном состоянии современного общества сохранение традиций и литературных норм языка – задача каждого уважающего себя и окружающих члена конкретного лингвосоциума.
Предыдущие Сочинения: Жанр психологической драмы у Островского. «Бесприданница» (Бесприданница Островский А. Н.) [1/2] – Часть 2
Следующие Сочинения: Сочинения Александра Пушкина (Разное Пушкин А. С.) [8/22] – Часть 4
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани – » ЛИТЕРАТУРНАЯ НОРМА ЯЗЫКА – ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ КОМПОНЕНТОВ КУЛЬТУРЫ СОЦИУМА . Литературные сочинения!
Лучшие Темы сочинений:
Современный русский литературный язык и языковая норма. Ответ на билет № 17
Дидактическая концепция предметов «Русский язык» и «Русская литература» – часть 1
ТРАДИЦИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ РУСИСТИКИ В УНИВЕРСИТЕТЕ ИМ. КОМЕНСКОГО В БРАТИСЛАВЕ – часть 2
Прецедентные тексты и текстовые реминисценции в обучении русскому языку как иностранному – Часть 1
Дидактические стратегии: общие ориентиры – часть 2
Технология экспликации культурного кода художественного текста в системе формирования лингвокультурологической компетенции учащихся – Часть 2
Русская литература на уроках русского языка в школах Украины – Часть 3
Новые сочинения:
“Слово о погибели русской земли”
Салон шоколада
Скандинавский эпос
Дружба все победит
Симеон Полоцкий – поэт, издатель, драматург. «Комедия притчи о блудном сыне»
Как описывает Б. Зайцев Преподобного Сергия
День семьи
1.Колебания могут быть связаны со становлением нового приставочного значения.
У слов в сочетании с приставкой не- появляется новое значение, которое не совпадает со значением сильного и слабого отрицания, приписываемых приставке. Слабое отрицание порождает квазиантонимичное (контрадикторное) понятие (неумный, невеселый), а сильное отрицание порождает ан-тонимичное понятие (незамысловатый, незрячий, неправда, несправедливый). Ю.Д. Апресян описывает квазиантонимичное значение как ‘противоположное с оттенком умеренности’. Л.А. Баранова [9] определила новое значение как «дихотомичное» и выделила один типичный для реализации этого значения контекст: конструкция «А и неА», ограничив круг слов только прилагательными. Если пишущий хочет подчеркнуть именно это разделение мира на две части, то он выбирает слитное написание, независимо от того, дается такое слово в словаре или нет: В
других славянских и неславянских языках пословиц и поговорок, прямо связанных с жиром ‘кормом’, нет. Конечно, это не единственный контекст для реализации этого значения. Аналогично можно ввести контекст «А или неА». И не только прилагательные приобретают это значение с приставкой не-, ср.: «Путь» есть реализация или нереализа-иия «дороги». Карнавальная маска, в отличие от сценического актера, не знает черты, отделяющей художественное пространство от непространства. Первое (бытовое пространство) заполнено вещами с резко выделенным признаком материальности, второе (волшебное) – непредметами: природными и астральными явлениями. Даже неморяк знает, что при сильной волне корабль надо поворачивать к этой волне носом. Обычно в учебниках отмечаются только существительные, обозначающие лиц: неде-мократ, нерусский, неспециалист, … нели-тератор, неязыковед, неэтимолог… [Розенталь 1999, с. 67], хотя другие учебники отрицают возможность слитного написания этих слов [10]. Словари вводят совсем немного таких слов, даже меньше, чем учебники. В узусе круг таких слов исключительно широкий. В этот круг включаются не только существительные со значением лица, а любые, противопоставленные слову без не как дихотомические. Обычно и существительные стоят не в предикативной позиции, но встречаются примеры и с предикативными существительными, в позиции после связки. (Во многих случаях орфографическая практика вырабатывает промежуточный вариант: написание через дефис. Дефис подчеркивает, что имеется в виду формирование отдельного понятия, а не само по себе отрицание: Инверсия конституирующего и не-конституирующего компонента.)
Говоря, что встречаются слова в слитном написании с не, мы подразумеваем, что встречаются они и в раздельном написании. Допустимость слитного написания не означает его обязательно слитного написания. Слишком смело было бы ожидать, что процесс формирования нового значения произойдет скачком, что в этой позиции все прилагательные будут писаться слитно и только слитно. Те же самые фразы, приведенные в раздельном написании, не вызвали бы удивления у читателя. Приведем реаль-
ный пример: Раскольников делит людей на подлецов и не подлецов, а их практику на подлую и не подлую. Таким образом, можно говорить об узуальной стадии формирования нового значения и об обусловленности вариативного написания именно формированием нового приставочного значения.
На настоящий момент мы должны допустить в данном контексте возможность и слитного и раздельного написания, то есть легализовать допустимость вариантов.
2. Колебания могут быть связаны с этапом изменения нормы.
В последних изданиях академического орфографического словаря изменена норма написания некоторых прилагательных превосходной степени: нелучший*; в нелучших условиях, в нелучшую сторону, с нелучшей стороны; нехудший*; в нехудших условиях (РОС2). Можно ли предполагать, что это написание сразу станет общепризнанным?
Слова могут с течением времени изменять свою сочетаемость, морфологические характеристики и синтаксическую употре-бимость. Например, слово теряет свободу употребления и фиксируется только в контексте с отрицанием. Тогда оно подпадает под пункт правила о слитном написании. В конфликт вступают закрепившаяся норма и орфографическое правило. Разрешение конфликта зависит от крепости нормы. Так, для глаголов побеждает нормативное правило о раздельном написании не с глаголами. то есть глаголы продолжают писаться раздельно, не допуская колебаний. Другие же слова начинают изменять написание: в словарях и в узусе наблюдаются колебания для форм не жилец (РОС, БАС) – нежилец (Орф. 1991, Соловьев, БТС), не лишне (МАС) – нелишне* (РОС) – нелишне (БАС, Орф. 1991, БТС) (у Розенталя нелишне напомнить), невзирая на лица (Ожегов, Орф. 1991, РОС), хотя у Розенталя отмечается раздельное написание не взирая на лица (Розенталь 1970, с. 107), не спеша (РОС) / неспеша (узус), не покладая (узус) / непокладая (узус). Для предикативов и наречий нет жесткого правила: одни предикативы пишутся слитно, другие – раздельно, поэтому словам этих разрядов легче изменить написание. (Аналогичная вариативность наблюдается в морфологической системе: при изменении типа спряжения или склонения слова, не все формы сразу под-
страиваются под новый тип, для некоторых форм появляются варианты пылесо-сю/пылесошу т. п.) Можем ли мы отказаться от стадии вариативности и настаивать на написании этих слов в том или ином варианте?
3. Третий тип колебаний, связанный с этапом функционирования нормы, обусловлен осуществлением нормой выбора реализаций системных возможностей.
Норма осуществляет выбор возможностей, предоставляемых системой. Теоретически возможна ситуация, когда в определенной позиции данное системное противопоставление выражено быть не может. Тогда в принципе в норме есть две возможности: выражать одним из элементов противопоставления, выбрать третий элемент или допускать наличие и одного и другого вариантов. Нейтрализация первого типа встречается в фонологии, где «и представителем архифонемы может выступать нечто третье, а может совпадать и с одним из членов оппозиции» [11]. На других ярусах языка возможен второй тип нейтрализации. Так, в качестве примера нейтрализации единиц плана содержания можно привести такое «совпадение значения различных форм в определенном контексте, как, напр. русское я пойду и я пошел» [11].
Исходя из системных возможностей, можно предсказать, что употребление частицы или приставки зависит от того, в какой компонент актуального членения (АЧ) входит слово с отрицанием. Обычно частице не приписывается значение быть показателем ремы, но существуют аргументы в пользу той точки зрения, что частица не в отрицательном предложении сама является ремой [12]. На этом признаке строится противопоставление частицы и приставки: частица может быть ремой в предложении, а приставка не может иметь самостоятельного значения в АЧ фразы. Это различие добавляется к уже хорошо известным: приставка может нестандартным образом менять значение или сочетаемость слова без не, приставка может иметь областью действия только слово, а частица – словосочетание. При таком определении оппозиции частицы и приставки понятно, что важными, значимыми являются компоненты АЧ, в которые попадает слово с отрицанием, то есть по-разному может проявляться эта оппозиция в компоненте темы, сильной, главной ремы и остальной части
ремы. Допустим, отрицание попадает в сферу темы, это означает, что значение ремы, присущее частице, выражено быть не может. Есть две логические возможности в данной ситуации: 1) выражать отрицательное значение только приставкой; 2) оставлять выражение немаркированным, то есть выражать либо приставкой, либо частицей без смыслового различения. Выбор одной из этих возможностей определяется нормой. В позиции фокуса ремы частица тоже не может конкурировать с более сильными претендентами на роль ремы без интонационной или лексической поддержки и возникает ситуация, почти аналогичная предыдущей. Позиция не главной ремы – единственная позиция в АЧ, которая предоставляет возможность частице выразить свое значение.
Разберем первую позицию, в которой системное значение не может быть выражено, позицию темы.
Все темы данного раздела:
Социолингвистика
Рекомендовано НМС по филологии
У МО университетов РФ
в качестве учебника
Москва
Что изучает социолингвистика?
Один пятилетний мальчик, сын продавщицы из магазина “Одежда”, как-то сказал:
– Я всех люблю одинаково, а мамочку на один номер больше.
А друго
Истоки социолингвистики
То, что язык далеко не единообразен в социальном отношении, известно давно. Одно из первых письменно зафиксированных наблюдений, свидетельствующих об этом, относится еще к началу XV
Дисциплины
Из самого названия научной дисциплины – социолингвистика – видно, что она возникла на стыке двух наук – социологии и лингвистики. Междисциплинарный характер социолингвистики
Объект социолингвистики
В начале нашего изложения мы попытались на нескольких элементарных примерах показать, что изучает социолингвистика. Сформулируем теперь в более строгой форме представление об объект
Социолингвистики
Как и всякая наука, претендующая на самостоятельный статус, социолингвистика оперирует некоторым набором специфических для нее понятий (и соответствующих им терминов): языковое с
Языковое сообщество
На первый взгляд, понятие языкового сообщества не нуждается в разъяснениях – это сообщество людей, говорящих на данном языке. Однако в действительности такого понимания недостаточно
Родной язык и смежные понятия
В двуязычных языковых сообществах многие индивиды владеют более чем одним языком; в таком случае языки различаются и по порядку усвоения, и по той роли, которую они играют в жизни б
Языковой код
Каждое языковое сообщество пользуется определенными средствами общения – языками, их диалектами, жаргонами, стилистическими разновидностями языка. Любое такое средство можно назвать
Языковая ситуация
Компоненты социально-коммуникативной системы, обслуживающей то или иное языковое сообщество, находятся друг с другом в определенных отношениях. На каждом этапе существования языково
Переключение и смешение кодов
Как уже говорилось, коды (языки) и субкоды (диалекты, стили), составляющие социально-коммуникативную систему, функционально распределены. Это значит, что один и тот же контингент го
Интерференция
В речи билингва происходит взаимовлияние языков, которыми он пользуется. Это взаимовлияние касается как речи, так и языка и может проявляться в любых языковых подсистемах: в фонетик
Языковая норма
В первом приближении языковая норма – это то, как принято говорить и писать в данном обществе в данную эпоху. Иначе: норма – это совокупность правил выбора и употребления яз
Литературный язык (стандарт)
Определение литературный при слове язык может сбить с толку и породить неправильное понимание, в соответствии с которым словосочетание “литературный язык” пр
Диалект
Термин диалект (греч. Siateicrog от глагола Siateyouai – ‘говорить, изъясняться’) используется обычно для обозначения территориальных разновидностей языка и чащ
Социолект
Этот термин возник в лингвистике сравнительно недавно – во второй половине XX в. Он образован из двух частей-части социо-, указывающей на отношение к обществу, и второго комп
Арго. Жаргон. Сленг
Термины арго и жаргон – французские по происхождению (фр. argot, jargon), сленг – английский (англ, slang). Эти термины часто употребляются как синонимы.
Просторечие
Просторечие – это речь необразованного и полуобразованного городского населения, не владеющего литературными нормами.Просторечие можно рассматривать как разновидность койне. Сам те
Диглоссия и двуязычие
Описанные выше термины, обозначающие подсистемы национального языка, свидетельствуют о том, что естественные языки принципиально неоднородны: они существуют во многих разновидностях
Речевая и неречевая коммуникация
Термин коммуникация многозначен: он употребляется, например, в сочетании “средства массовой коммуникации” (имеются в виду пресса, радио, телевидение), в технике его
Коммуникативная ситуация
Коммуникативная ситуация имеет определенную структуру. Она состоит из следующих компонентов: 1) говорящий (адресант); 2) слушающий (адресат); 3) отношения между говорящим и слушающи
Речевой акт
Все три термина, вынесенные в заголовок этого раздела, имеют непосредственное отношение к речевой коммуникации. Первый термин – синоним термина речевая коммуникация. Важно по
Носителя языка
В процессе речевой коммуникации люди пользуются средствами языка – его словарем и грамматикой – для построения высказываний, которые были бы понятны адресату. Однако знания только с
Проблемы социолингвистики
Тридцать лет назад, формулируя задачи социальной лингвистики, В. М. Жирмунский называл две главные: 1) изучение социальной дифференциации языка (в связи с социальным расслоением общ
Соотношение языка и диалекта
В “Лингвистическом энциклопедическом словаре” термин язык имеет два взаимосвязанных значения: во-первых, язык1 – “язык вообще, язык как определенный
Соотношение бесписьменных идиомов
Традиционно все общества были бесписьменными и, как правило, имели соседей, с которыми поддерживали контакты разной степени интенсивности и дружелюбия; препятствием служили лишь сер
Устный идиом и письменная традиция
С возникновением письменной традиции в государстве упрочивается диглоссия. По существу, все официальные функции переходят к письменному языку. Грамотность в пределах определенного г
Гетерогенные языковые традиции
В западном мире принято, чтобы письменная культурная традиция придерживалась одного языка. Переключение и смешение кодов допускается лишь в речи персонажей художественных текстов ил
Социальная дифференциация языка
Проблема социальной дифференциация языка имеет давнюю традицию в мировой лингвистике. Она берет свое начало с известного тезиса И. А. Бодуэна де Куртенэ о “горизонтальном”
Эволюции
В тесной связи с проблемой социальной дифференциации языка находится проблема социальных условий, в которых существует и развивается каждый конкретный язык. И теснота такой связи вп
Е. Д. Поливанова
Рассматривая вопрос о социальной обусловленности языка, Е. Д. Поливанов неоднократно указывал, что в прошлом языковеды уделяли недостаточное внимание социальным причинам языковых из
Теория антиномий
Согласно концепции, изложенной в уже упоминавшемся труде “Русский язык и советское общество” [РЯиСО 1968], в развитии языка ключевую роль играют так называемые антиномии –
Теория языковой эволюции У. Лобова
Отталкиваясь от “ахронического”, вневременного подхода к языку, представленного в порождающей грамматике Н. Хомского, и критикуя Хомского и его последователей за их пренеб
Зарождение контактного языка
Контактный язык никогда не создается намеренно, он является результатом неудавшейся попытки выучить язык партнера по коммуникации. Препиджин возникает как компромисс между плохо усв
Типы пиджинов и их эволюция
На ранних ступенях эволюции пиджины обслуживают минимальные потребности в тематически ограниченной коммуникации. В традиционном обществе чаще всего они возникают из потребностей тор
Становление развитых контактных языков
В определенной ситуации пиджин может стать единственным языком социума, члены которого достаточно тесно связаны между собой, и начать обслуживать все коммуникативные потребности это
Контактный континуум
В ходе исторической эволюции контактные языки развивались как за счет внутренних ресурсов, так и под воздействием внешних влияний. Общности, пользовавшиеся контактными языками, редк
Креольских языков
Языковые ситуации в странах распространения креольских языков сильно различаются. В некоторых случаях эти языки являются родными для подавляющего большинства населения страны (Гаити
Проблема
В каждой науке наряду с терминами, имеющими более или менее строгие дефиниции, существуют интуитивно понимаемые, неопределяемые термины. При этом, как это ни парадоксально, подобные
Собственно лингвистический уровень
Собственно лингвистический уровень включает три упомянутых выше умения, или способности, говорящего: способность к перифразированию, способность понимать сказанное на данном языке и
Национально-культурный уровень
Этот уровень предполагает владение национально обусловленной спецификой использования языковых средств. Носители того или иного языка, с детства овладевая словарем, грамматикой, сис
Энциклопедический уровень
Владение языком на этом уровне предполагает знание не только слова, но и “мира слова”, т. е. того реального мира, который стоит за словом.
Например, владение русс
Социальный аспект речевого общения
Речевое общение представляет собой сложный процесс, в изучении которого можно выделить разные аспекты: собственно лингвистический (анализ тех языковых средств – фонетических, интона
Речевое общение в социально неоднородной среде
При исследовании речевого общения часто неявно предполагается, что человеческая среда, в которой происходит общение, однородна в социальном отношении. Между тем весьма обычны ситуац
Социальная регуляция речевого общения
В языке существуют “зоны”, в большей или меньшей мере чувствительные к влиянию социальных факторов. Например, формы обращения к собеседнику, стереотипы приветствий, прощан
Сочетаемости языковых единиц
В лингвистических описаниях издавна отмечаются факты социальной маркированности формы языковых единиц: шахтеры говорят до?быча угля, моряки – компа?с, милици
Социальные компоненты в семантике слова
В каждом языке имеется лексика, обозначающая различные отношения между людьми – межличностные и институциональные (т. е. реализующиеся в некоей иерархической социальной структуре –
Социальные ограничения в сочетаемости слов
Ограничения в сочетаемости языковых единиц весьма разнообразны. Они обусловливаются характером лексического значения единицы, ее синтаксическими свойствами, поведением в высказывани
Социальная психология, демография
Социолингвистика – языковедческая дисциплина, но для ее освоения недостаточно багажа лингвистических знаний. Поскольку она рассматривает носителя языка как члена общества, необходим
Носитель языка в социальной структуре
Социальная структура и обусловленные ею принципы взаимоотношений вступающих в коммуникацию индивидов знакомы всем из практики повседневного общения. Для того чтобы не нарушать их, н
Структура общества
Социология стремится дать научное объяснение структуре общества и тем процессам, которые в нем происходят. “Ни одно определение социологии не является исчерпывающим вследствие
Индивид в обществе
Мы видели, что количественно и качественно группы весьма различны. “Группы могут отличаться по размеру: от двух любовников, страстно сжимающих друг друга в объятиях, до миллион
Социальное неравенство
Несмотря на очевидную значимость проблемы социального неравенства, ее общепризнанного теоретического осмысления пока не существует.
У нас в стране она долго решалась в рамк
Языковой компонент культуры социума
Выше мы не случайно указывали на культурную специфику отдельных социумов. Культурные особенности социума манифестируются в языке независимо от того, о социуме какого ранга идет речь
Проявление статуса и роли в языке
Всякая социальная характеристика индивида проявляется в использовании им языка. Речевые особенности служат одним из важнейших признаков, по которым мы определяем статус собеседника.
Языковая социализация
Вхождение человека в общество во многом происходит через освоение языка; по выражению Э. Сепира, “язык – мощный фактор социализации” [Сепир 1993: 231].
Ребенок пр
Для социолингвистики
“Чистому” лингвисту в большинстве случаев неважно, каково происхождение исследуемых им текстов, социолингвисту же существенны многие характеристики говорящих. Из предыдуще
Источники демографической информации
Наиболее точную демографическую информацию дают переписи населения. Они проходят по разным программам. Обычно фиксируются гражданство, пол, возраст, время проживания в данной местно
Половозрастная структура
Как уже говорилось в предыдущих главах, возраст и пол являются лингвистически значимыми биосоциальными факторами: представители разных поколений характеризуются неодинаковым использ
Естественное движение населения
Половозрастные данные, получаемые в ходе переписей, показывают структуру существующего населения, но демографов интересует, как эта структура складывалась, поскольку на основании ди
Республикам СССР, 1989 г
СССР
17,6
Городское и сельское население
Издавна принятое в социологии и демографии разграничение городского и сельского населения в лингвистике коррелирует с разграничением разных подсистем национального языка: разновидно
Социальный состав населения
Достоверные сведения о социальном составе населения были бы чрезвычайно полезны при изучении функционирования различных языковых регистров и решении многих других социолингвистическ
Миграции
Демографы различают маятниковую, сезонную и постоянную миграцию.
Маятниковая миграция – это регулярное передвижение жителей различных населенных пунктов на работу и учебу и
Населения
Пока мы специально не касались этнической и языковой статистики переписей. Ее важность для социолингвистики совершенно очевидна, но oria существует далеко не для всех стран. Советск
Исследований
Со времен Ф. де Соссюра в лингвистике принято разграничивать синхронический и диахронический аспекты исследования языка. Соответственно выделяют синхроническую лингвистику и лингвис
Синхроническая социолингвистика
Если следовать буквальному смыслу определения “синхроническая”, то это направление должно изучать лишь отношения, существующие между языком и обществом, не обращаясь кпроц
Диахроническая социолингвистика
В самом общем виде диахроническая социолингвистика может быть определена как направление социолингвистических исследований, которое изучает историю языка в связи с историей народа.
Макросоциолингвистика
Разграничение макро- и микросоциолингвистики в известной мере является аналогией соответствующего деления социологии на макро- и микросоциологию. Макросоциология занимается глобальн
Микросоциолингвистика
Микросоциолингвистика – направление социолингвистических исследований, занимающееся изучением того, как язык используется в малых социальных общностях[73]. Большие и малые социальны
Социолингвистика
Для начального этапа изучения языка под социальным углом зрения во многом был характерен умозрительный подход к анализу социально-языковых связей – еще не был накоплен значительный
Социолингвистика и социология языка
Наряду с термином “социолингвистика” многие исследователи употребляют термин “социология языка”. Одни считают их синонимами, другие настаивают на необходимости р
Прикладная социолингвистика
Многие науки, помимо теоретической разработки стоящих перед ними задач, решают задачи, связанные с практикой; обычно направления, занимающиеся этим, называются прикладными. Существу
Методы социолингвистики
Социолингвистика – молодая наука. Она еще не успела в должной мере выработать собственные, присущие только ей методы исследования языка. Но ввиду того, что она возникла на стыке дву
Отбор информантов
Проблему отбора информантов обычно рассматривают в связи с анкетированием, но она важна при любом социолингвистическом исследовании. Задачи, которыми занимается социолингвист, всегд
Наблюдение
Давно замечено, что в молодых науках наблюдение является одним из основных способов получения материала. Более того, наблюдение часто дает толчок к возникновению новых направлений в
Включенное наблюдение
Один из наиболее эффективных способов преодоления “парадокса наблюдателя” – включенное наблюдение. Этот способ изучения поведения людей заключается в том, что исследовател
Устное интервью
Метод интервью также заимствован социолингвистикой из социологии и социальной психологии. Однако он претерпел существенные изменения в связи со спецификой исследовательских задач, о
Анкетирование
Анкетирование – один из самых распространенных, “едва ли не самый надежный” [Аврорин 1975: 248] метод получения социолингвистической информации. Он применяется главным обр
Обработка и представление статистических результатов
Обработка статистических данных ведется с целью выявления объективно существующих закономерностей. Прежде чем перейти к анализу какой-либо социолингвистической переменной, следует о
Анализ письменных источников
При решении большинства социолингвистических задач важное значение имеет метод анализа письменных источников. Письменные источники можно условно разделить на первичные и вторичные.
Массовые обследования говорящих
Некоторые из описанных выше методов и приемов сбора конкретного языкового материала применяются в массовых обследованиях говорящих. Такие обследования предпринимаются для того, чтоб
Социолингвистических исследований
Рассмотренные выше методы сбора информации находят неодинаковое применение в различных направлениях социолингвистических исследований, о которых мы говорили в главе 4. Метод включен
Лингвистических дисциплин
В начале нашей книги мы уже касались взаимоотношений социолингвистики и “чистой” лингвистики, изучающей внутриструктурные отношения и процессы в языке. Очевидно, что социо
Начальный этап
Достоверных сведений о языковой ситуации в начальный период русской истории немного. Летопись сообщает о славянских племенах, живших “на пути из варяг в греки” в непосредс
Языковая ситуация в XIII–XVII вв
XIII в. заложил основы языковой ситуации в Восточной Европе на последующие столетия. Владимиро-Суздаль-ская и Рязанская земли попадают в зависимость от Золотой Орды[91]. Киев и друг
Языковая ситуация в XVIII – начале XIX в
При Петре I в начале XVIII в. к России присоединяются Ижорская земля (Ингерманландия), на территории которой основывается новая столица Российской империи, а также часть Карелии с В
Образования
О целенаправленной языковой политике в отношении национальных меньшинств можно говорить лишь с Петровских времен. В Эстляндии и Лифляндии Петр сохранил существовавшее ранее законода
Половине XIX в
При Александре II национальная и языковая политика в Европейской России все более меняется в сторону русификации.
После польского восстания 1863 г. все официальные функции
Издательском деле
Выше речь шла в основном об использовании языков в сфере образования. Эта сфера была важнейшей областью проявления языковой политики. На протяжении XVIII–XIX вв. основную задачу вла
Знание языка и служебная карьера
Исключая отношение к евреям (точнее, к иудаистам), которое временами перерастало в открытое поощрение антисемитизма государством, политика в национально-языковой сфере редко отражал
Языковая ситуация после революции 1905 г
Положение национальных меньшинств кардинально изменилось после революции 1905 г. Общая демократизация дала толчок развитию самых разных аспектов их культур. Все формальные ограничен
Империи
Сразу после Февральской революции оформляются многочисленные национальные движения и партии, требующие, как минимум, автономии, но зачастую и независимости. Начинается то, что сегод
Национальная политика в СССР
К 1922 г. были заложены основы национальной политики на весь советский период. Государство формировалось как система иерархически упорядоченных национальных образований, в пределах
Языковое строительство до середины 1930-х годов
При всех издержках национального строительства, в 1920-е годы были заложены основы государственного строя, уникального по степени учета интересов отдельных народов и этнических груп
Смена ориентиров в языковой политике
Процессы, шедшие в советском обществе, не могли не отражаться на национально-языковой политике. Дореволюционная культурная прослойка там, где она имелась, в сферу национально-культу
Лояльность и ее динамика
Результаты развития языковой ситуации в России в советский период можно видеть по итогам последней (1989) переписи населения (табл. 4).
Как видим, основная масса народов, п
Беликов В.И., Крысий Л.П
Б43 Социолингвистика: Учебник для вузов. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. 439 с.
ISBN 5-7281-0345-6
В учебнике из
Социолингвистика
Художественный редактор
М.К. Гуров
Корректоры
Т.М. Козлова, А.И. Сорнева
Технический редактор
Г.П. Каренина
Ком
С социолингвистической точки зрения явление вариативности заслуживает внимания постольку, поскольку разные языковые варианты могут использоваться в зависимости а) от социальных различий между носителями языка и б) от различий в условиях речевого общения.
Так, проведенное московскими лингвистами социолингвистическое исследование фонетических вариантов, допускаемых нормой современного русского литературного языка, установило определенную зависимость между такими характеристиками носителей языка, как возраст, место рождения, профессия, уровень образования и др., и теми предпочтениями, которые они оказывают вариантам типа [з?в?]ерь / [Зв ?]ерь, [шы]ги? / [ш?]ги?, е?[ж?’]у /е?[ж?]у и под. Оказалось, что, например, мягкое произношение звукосочетаний зж, жж как [ж?] в словах езжу, брызжет, жужжать, вожжи, дрожжи представлено главным образом в речи старшего поколения, а молодежи больше свойственно произношение твердого долгого ж: [ж?]. Москвичи старшего возраста еще сохраняют произношение [шы]ги?, [жы]ра?, а в речи других групп говорящих эта черта почти не встречается»[11]. Ассимилятивное произношение согласного, т. е. смягчение его перед следующим мягким согласным: [з в ‘]ерь, [с’т ‘]ена, [з’л’]шиься – в среде рабочих встречается реже, чем в среде гуманитарной интеллигенции, а произношение ко[н ф ]ёта, ла[ф }ки (лавки) находится за пределами литературной нормы и свойственно просторечию или диалектной речи.
У. Лабов обнаружил похожие зависимости в современном американском варианте английского языка. Так, он установил, что начальный согласный в таких словах, как thin ‘тонкий’, thick ‘толстый’ и под. реализуется по-разному в речи представителей высших социальных слоев американского общества (он назвал этот вариант престижным) и в речи других социальных групп. Негры – носители American English значительно чаще, чем другие группы говорящих, опускают согласный в позиции перед согласным, т. е. при произношении слов типа first ‘первый’.
Это – один вид варьирования, собственно социальный (еще его называют стратификационным, поскольку он отражает стратификацию языкового сообщества на слои и группы). У. Лабов называет такого рода варианты, зависящие от социальных характеристик говорящих, индикаторами: каждый вариант как бы указывает на социальное положение носителя языка [Лабов 1975: 50].
Кроме этого, использование допускаемых нормой вариантов может зависеть от условий речи: от стиля, жанра, степени внимания говорящего к собственной речи, офици-альности/неофициальности обстановки и т. п. Одни и те же носители языка могут выбирать разные варианты в зависимости от указанных условий. Так, в официальной обстановке, когда говорящий старается контролировать свое произношение, он выбирает более отчетливые произносительные формы: например, [тол’кл], [ч1 иллв1 эк], [буд1 ьт] (только, человек, будет), а в непринужденной обстановке скорее всего предпочтет варианты редуцированные: [токъ], [чьллэк] и даже [ч эк], [буит] и под. Это – стилистическое варьирование.
Варианты такого рода У. Лабов называет маркерами: они маркируют различные стили речи, к которым принадлежат разные варианты одной языковой единицы.
Итак, вариативность языковых знаков зависит от параметров двоякого рода – от социальных характеристик носителей языка (и тогда говорят о социальной дифференциации языка) и от ситуации речевого общения (и тогда говорят о функциональной его дифференциации).
Возникает вопрос: на каком основании мы говорим о вариантах, вариативности? Ведь вариант – это видоизменение, разновидность какой-то основы. Но что может рассматриваться в качестве такой основы, допускающей варьирование? Какова “точка отсчета” при установлении вариативных форм?
При ответе на эти вопросы мы сталкиваемся с одним из фундаментальных лингвистических и социолингвистических понятий – понятием языковой нормы.
И в рамках одного хронологического периода допускается варьирование форм (джерси — джерси; Ньютон — Ньютон; кружный — кружной путь).
При неизбежности процесса непрерывного варьирования в каждый хронологический период возникает необходимость унифицировать языковые формы и, следовательно, сократить вариантность. Убывание вариантов происходит, как правило, в результате регламентации, кодификации явлений (узаконение какого-либо из вариантов в словарях, справочниках, учебниках), т.е. возведения одного из вариантов в ранг литературной нормы.
То, как сложна жизнь вариантов и как несхожи могут быть результаты варьирования, можно проиллюстрировать множеством примеров, взять хотя бы процесс смыслового расхождения вариантных форм, следствием которого может оказаться рождение нового слова. Например, в вариантной паре прожект — проект за счет концентрации в варианте проект значений «замысел», «разработанный план», «предварительный текст какого-нибудь документа» с общей семантической доминантой реальности, вариант прожект с бывшим, устаревшим значением «план на будущее» приобрел новый семантико-стилистический облик — на первое место выдвигается значение «несбыточный план» с некоторой долей иронического оттенка (строить прожекты). В результате современные словари фиксируют разные слова. Разные значения развели и вариантные формы острота — острота, закрепив во втором случае (теперь уже отдельном слове) одно из возможных, бывших переносных употреблений. Ср. также: травник — человек, который занимается сбором лечебных трав, знает способы их применения, и травник — слово, имеющее три значения: 1) то же, что трівник; 2) настойка на траве; 3) старинная книга с описанием лечебных трав и способов лечения травами.
Кстати, с подобными случаями нельзя путать слова-омографы (одинаковое написание, различное ударение): атлас — атлас; ледник — ледник.
Вариантность может проявиться не только непосредственно в самой форме слова, отдельно взятой, но и на уровне сочетательных способностей слова: атомный двигатель — атомный вес; ноль часов — свести все к нулю.
В отношении понимания и трактовки самого понятия «языковой вариант» существуют некоторые разногласия. По мнению одних исследователей, вариантными можно считать разновидности языковых знаков в пределах тождества слова. Причем вариантными могут быть слова или его грамматические формы. В других случаях вариантность понимается несколько шире: к вариантам относят словообразовательные модификации типа туристский — туристический, накат — накатывание[9]. Узкое и широкое понимание вариантности обнаруживается даже при рассмотрении отдельных, частных случаев, например при сопоставлении форм типа глас — голос; врата — ворота; ночь — нощь. Камнем преткновения оказывается происхождение этих форм — исконно русское и старославянское. Все зависит от исходной позиции. Если рассматривать вариантность только как формальную разновидность языкового знака в пределах одного национального языка и внутри языка в рамках тождества слова, то из вариантности выпадут не только параллели, этимологически восходящие к разным языкам, но и большая часть так называемых словообразовательных вариантов, различающихся словообразующими суффиксами (омич — омичанин, планетный — планетарный и др.).
Проблема вариантности в русистике возникла в связи с развитием нормализаторской деятельности и изучения динамики литературной нормы. Поэтому вопросы вариантности и нормативности изначально изучались параллельно, что получило надежный выход в практическую деятельность по составлению словарей, справочников, в которых необходимы были сведения рекомендательного характера. Так понятия вариантности и нормативности стали ключевыми для особого раздела науки о языке — ортологии (наука о правильности речи).
Оставив в стороне споры о конкретном содержании термина «вариант», остановимся, вслед за К.С. Горбачевичем, на признании в качестве варианта формальной разновидности слова (тождественной данному слову), обладающей тем же лексическим значением и имеющей ту же морфологическую структуру. Т.е. наличие разного значения или разных словообразовательных суффиксов будем рассматривать как признаки отдельных слов, а не их вариантов. При таком подходе к вариантности, например, топорище (большой топор) и топорище (рукоятка топора) — это разные слова, а закут и закута (обл.) — вариантные формы одного слова. Или еще: закуска и закусь (прост.) — разные слова, хотя имеют одинаковое значение, но различаются морфологическим составом. В этом смысле интересен следующий пример: закутка и закуток (в значении «закут, закута» — хлев для мелкого скота) — варианты, различающиеся формой грамматического рода, а закуток в значении «укромный уголок в жилом помещении» — отдельное слово.
Понимание вариантности как формальной разновидности слова или его грамматической формы приводит к признанию наличия в вариантах следующих возможных признаков: различие в произношении, в расположении ударения, различие в составе формообразовательных аффиксов. В таком случае даже суффиксы субъективной оценки не могут быть признаны в качестве образующих варианты, например: сынок, сыночек, сынуля, сынишка — разные слова, а сынишка и сынишко (устаревшее) — варианты одного слова.
Вариантные языковые знаки (слова, их формы и реже — словосочетания) должны обладать некоторым набором признаков: общим лексическим значением, единым грамматическим значением и тождеством морфологической структуры. Так, чепец и чепчик — это разные слова, так как в них нет тождества морфологической структуры, хотя они имеют одинаковое лексическое значение; с другой стороны, разными словами (а не вариантами) могут оказаться и одинаковые по фонетическому составу и морфологическому облику слова, имеющие разное значение; худой — не толстый, не упитанный; худой — худший, плохой (разг.); худой — дырявый, прохудившийся (разг.) или скобка — пунктуационный знак; скобка — способ стрижки волос; скобка — изогнутая полукругом металлическая полоса, служащая ручкой у дверей, сундуков. Признаком разных грамматических форм слова могут служить разные грамматические значения, например: Вы любите читать (изъявит, накл.), любіте книгу (повел, нахл.). Еще пример: недостаток сахара и недостаток campy (сахара и сахару — вариантные формы, если они имеют одно значение — колич., нехватка сахара); если же имеются в виду разные значения — недостаток сахара (плохое качество) и недостаток сахару (малое количество), — то это не варианты, а разные формы слова.
Чем же различаются варианты? Во-первых, произношением: булочная — було[ш}ная, темп — т(э]мп, дождь — дож’жь; во-вторых, фонемами, утратившими словоразличительную функцию: галоши — калоши, матрац — матрас; в-третьих, расположением ударения: далеко — далёко, творог — творог, кдмпас — компас (профес.), договор — договор (разг.); в-четвертых, формообразовательными суффиксами: достигнув — достиг, намокнул — намок; в-пятых, окончаниями некоторых падежей: инженеры — инженера, пять килограммов — пять килограмм, много апельсинов — много апельсин; в-шестых, звуковыми несовпадениями в некоторых приставках и суффиксах (часто это формы, восходящие к старославянскому и исконно русскому источнику; если пренебречь этимологией, можно такие параллели причислить к вариантам, так же как и вообще полногласные и неполногласные формы (брег — берег, врата — ворота): всходить — восходить, умиротворение — умиротворенье, смирение — смиренье.
При определении вариантов наиболее принципиальным и одновременно затруднительным в ряде частных случаев оказывается признак морфологического тождества[10]. Этот признак либо признается абсолютным, либо он частично не принимается во внимание, в последнем случае допускается говорить о словообразовательных вариантах. Отрицание этого признака (морфологического тождества) приводит к расширительному представлению о вариантности. Тогда многие паронимы попадают в разряд вариантных слов, типа элитарный и элитный, туристический и туристский, командированный и командировочный, планетный и планетарный и т.п. Однако все эти и подобные слова в словарях имеют самостоятельные словарные позиции, кстати, они различаются и значением, а не только морфологическим обликом. Думается, что отнесение их к вариантам неправномерно, хотя и достаточно распространено и фиксируется в авторитетных изданиях1. В таком случае признается тождество грамматической функции и различаются словоизменительные грамматические варианты (типа спазм — спазма, сыра — сыру) и словообразовательные (типа накатка — накат — накатывание, туристский — туристический).
Сужение представления о вариантности до морфологического тождества более соответствует лексикографической практике и современной теории словообразования. Однако возникают затруднения при рассмотрении ряда параллельных образований, в которых, в частности, суффиксы не могут был[11] признаны вариантами одной морфемы, так как они функционально не тождественньг. Действительно, как быть с такими формами, как волчиха и волчица, мостик и мосток, остричь и обстричь, носатый и носастый! Приставки и суффиксы здесь не варьируются в рамках слова, а словар- но определены (ср.: волчиха — слониха, волчица — лисица)2. Следовательно, строго говоря, это разные слова.
Итак, в квалификации вариантов мы согласны с мнением тех лингвистов, которые строго ориентированы на лексические и материальные показатели, когда вариантами признаются регулярно воспроизводимые видоизменения одного и того же слова. Причем формальные различия слов и их форм могут иногда обнаруживаться на уровне синтаксиса (например, кенгуру—ж. и м. род; кофе — м. или ср. р. и др.).
Понимание вариантов в рамках тождества слова (при учете содержательного и материального совпадения) дает возможность отграничить вариантность от других лексико-семантических явлений, в частности, от синонимии. Синонимы различаются либо оттенками значений, либо стилистической окраской, в то время как этимология и материальное (морфологическое) тождество при определении синонимов не принимаются во внимание. Для варианта же наличие особого (другого) словообразовательного элемента противопоказано, это признак отдельного слова. Поэтому пары слов типа глаза и очи, аэроплан и самолет синонимичны, но не вариантаы. Синонимы могут быть и однокорневыми, но от вариантов слов их отличает наличие особого, отдельного словообразовательного элемента, например приставки (выругать — отругать), суффикса (заглавие — заголовок), приставки и суффикса (качать — раскачивать), постфикса (дымить — дымиться). В любом случае синонимы — это отдельные, самостоятельные слова, близкие или совпадающие по значению, при этом отнюдь не претендующие на материальное тождество: это могут быть слова разных языков (виктория — победа), разных корней (страх — ужас), одного корня, но разного набора словообразовательных элементов (неграмотность — безграмотность, табурет — табуретка, планшет — планшетка).
Нельзя признать вариантами и паронимы — однокорневые слова, имеющие сходство в звучании, но различающиеся своими значениями и отчасти морфологической структурой: характерный — характерологический, двойной — двойственный, гневный — гневливый, шумный — шумовой, элитный — элитарный, мощный — мощностньш; заплатить — оплатить, выплата — оплата и т.п. Подобные пары слов отличаются от вариантов и лексически (имеют разные значения или разные оттенки значений), и морфологически (имеют разный набор словообразовательных элементов), и синтаксически (обнаруживают разную контекстуальную сочетаемость). В определенных значениях паронимы могут выступать в качестве синонимов (двоякий — двойственный), но чаще всего они контекстуально невзаимозаменяемы (болотный газ — болотистая местность; туристский инвентарь — туристическая путевка; командированный специалист — командировочное удостоверение). Невозможность взаимозамены принципиально отличает паронимы от синонимов, и тем более от вариантов. Паронимы могут различаться значением и при сочетании с одними и теми же словами, например: элитный жилой дом и элитарный жилой дам (элитарный дом — предназначенный для элиты; элитный дам — дом высокого качества, построенный как для элиты). Видимо, во втором случае просматривается первоначальный смысл слова, зафиксированный в специальной литературе: элитные семена, элитное животноводство (от элита — лучшие, отборные растения и животные). При введении слов элита и элитный в широкий социальный контекст изменились и их сочетательные возможности.
вой эволюции. При этом возникают специфические задачи: установить историческое тождество слова, выявить состав и совокупность вариантных рядов, вскрыть причинность в возникновении или разрушении каждого вариантного ряда.
Вариантность в диахронии стала предметом изучения лишь в последние три десятилетия. На старославянском и церковнославянском материале она описана К.Н. Ходовой, Е.М. Верещагиным; морфонологической вариантности в древних славянских отглагольных именах был посвящен доклад Ж.Ж. Вар-бот на VII Международном съезде славистов [Варбот, 1973]. Тождество древнерусского слова на разных уровнях рассматривалось в работах Ю.С. Азарх [Азарх ,1984], Э.Г Шим-чук, О.А. Черепановой, Л.А. Глинкиной. Истории отдельных сторон русского слова, изменениям в словоизменении и формообразовании в системе посвящены обстоятельные исследования в области исторической грамматики В.В. Иванова, В.М. Маркова, Г.А. Хабургае-ва, И.Б. Кузьминой, М.В. Шульги, В.Б. Силиной, М.Л. Ремневой, В.Б. Крысько, С.И. Иор-даниди и др.
Представляется, что и чисто исторический (синхронно-диахронный) анализ вариантов в памятниках определенного времени и диахронический подход к вариантности с его причинной направленностью одинаково допустимы, правомерны и желательны в отношении языка древнерусской, старорусской и более поздней письменности. Установление степени и пределов колебаний единиц разного уровня, определение хронологического «пика» вариантности — это инструмент для осмысления вариантности в диахронии как проявления эволюции в языке. Применительно к истории русского языка из отношения вариантности к проблеме «диахрония-синхрония» неизбежно вытекает, что для выяснения хотя бы приближенно полного представления обо всех параллельных вариативных средствах языковой системы на определенном синхронном срезе необходима регистрация и анализ максимального количества вариантов в письменных памятниках данного периода. Лингвостатистический метод особенно продуктивен в анализе морфологической вариантности, как это убедительно показано в коллективных работах по именному склонению в славянских языках
XI-XIV и XV-XVII вв., выполненных коллективом ленинградских ученых (1974, 1977 гг.). Картина не может быть столь же объективной при анализе вариантности в одном тексте древней письменности, хотя в научном плане и этот аспект исследования представляет значительный интерес, будучи «единичным» по отношению к «общему», «интериндивидуальному» – к письменному языку определенной поры. В целом же диахроническая морфология русского языка, которая строится на эволюции отдельных оппозиций, – дело отдаленного будущего.
Идеальная структура сбора материала по памятникам письменности, по-видимому, должна была бы соединить все отмеченные направления и поиски. Относительно любого синхронного среза эта схема должна содержать, на наш взгляд, варианты разного характера: проявляющиеся внутри одного и того же текста, варианты в разных редакциях и списках одного текста с учетом хронологии, варианты в памятниках одного и того же жанра и времени. Вместе с тем наибольшую полноту картины варьирования лексем в связи с определенными грамматическими категориями, например, рода и числа существительного, обеспечивают словарные материалы древнерусских словарей: XI – XIV вв. (9 томов), XI
– XVII вв. (27 вып.), XVIII в. (19 вып.), «Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI-XVII вв.» (2 вып.)
III. В синхронном плане вариантность рассматривается прежде всего в аспекте соотношения системы и нормы. Это касается как лексикографической практики при составлении нормативных словарей современного языка, так и теоретических исследований. Поскольку норма является динамической категорией культуры речи, она не может быть исторически неизменной. Поэтому проблема нормативной системы, а значит, и нормативных вариантов актуальна по существу для всей письменной истории русского языка, хотя и значительно осложнена применительно к прошлым этапам письменности. Русистика пока располагает только единичными конкретными исследованиями исторической изменчивости языковой нормы [Горбачевич, 1978, Нем-ченко, 1998]. В нормативно-статистическом и структурно-системном планах рассматриваются варианты в монографии Л.К. Граудиной
[Граудина, 1980] и в частотно-стилистическом словаре «Грамматическая правильность русской речи» [1976].
Опыт определения норм книжно-славянского языка с учетом вариантов представлен в монографиях М.П. Ремневой, М.М. Живова, Б.А. Успенского. Параллельно были установлены многие нормы грамматики делового языка, ставшие общенациональными [Та-рабасова, 1986]. В целом же ретроспективное учение о норме еще не создано. Историческая грамматика русского языка пока ещене в состоянии ответить на ряд вопросов о соотношении нормы и вариантности в разные эпохи, в частности, о выборе нормативного варианта, об отражении в нем закономерных свойств эволюционирующего языка, о различии нормы по стилям, о времени утверждения в социально-языковой практике того или иного варианта, об основных тенденциях сосуществования нормативных и ненормативных, закрепленных и незакрепленных в литературном языке вариантов, о том, как происходит отбор нормы в истории русского языка. Для исторических исследований оказывается актуальным, таким образом, выявление внутри системных и экстралингвистиче-ских факторов порождения вариантности языка на разных его уровнях и в границах частеречной организации.
Особенно существенно изучение варьирования в связи с историей параллельного употребления старославянской и древнерусской морфемики в древних и поздних памятниках письменности разного жанра, так как это поможет документально сделать выводы о взаимодействии русизмов и старославянизмов в определенный период и о ведущих тенденциях в этом процессе. Хронология соотношения этих норм, протекавшая в борьбе конкурентных вариантов разного происхождения, пока еще точно не установлена.
IV. Проблема исторического изучения языковой вариантности важна и для определения путей формирования лексической и грамматической омонимии и синонимии, так как процессы лексикализации и грамматикализации вариантов – это одна из тенденций в их развитии. По существу, с грамматическим варьированием в языке соприкасается формирование системных свойств русской лексики и динамическое равновесие словоизменения и словообразования.
В статье перечислены далеко не все проблемы, связанные с вариантностью в историческом плане, но из сказанного с очевидностью вытекает многоаспектность, актуальность и перспективность темы исследования.
Библиографический список
1. Азарх, Ю.С. Словообразование, формообразование существительных в истории русского языка [Текст] / Ю.С. Азарх. – М. : Наука, 1984. – 247 с.
2. Блинова, О.И. Проблемы диалектной лексикологии [Текст] : дис. … д-ра филол. наук / О.И. Блинова. -Томск, 1974. – 469 с.
Описание темы: Русский язык оставался и есть сейчас языком поэтов и прозаиков, языком культуры и средством передачи народного достояния огромного культурного наследия от поколения к поколению.
Закрадывается ощущение, что сейчас русский язык недооценен и его роль занижена, а то и вовсе им только и пользуются в своих корыстных целях современного общества, оставляя темные пятна бранных слов, замещая англоязычными и другими словами иностранных словарей, интернет жаргонизмом и “простословием”.
А ведь секрет Русского языка в том, что он удивительно гибок и богат, им могут общаться все сословия и одно и то же слово может звучать в десятках вариаций и значений. Так “В чем секрет русского языка”, “Русского слова” и “Почему я люблю русский язык?”
Давайте поразмышляем вместе, а рассуждения напишем в виде сочинения на тему:
“Великий и могучий русский язык”.
Богатство, благозвучие и величие русского языка – предмет восхищения многих отечественных классиков. Тем более удивительно, что наши современники недооценивают его роль, замусоривая свою речь англицизмами, жаргонизмами, просторечными выражениями, новомодным интернет-сленгом и бранными словами. Если бы каждый задумался, какую ценность представляет собой русский язык и какими огромными возможностями для выражения мыслей он обладает, то стремился бы познать его еще глубже и пренебрег бы другими средствами. В чем же секрет русского языка и почему я его так люблю? Попробую объяснить с помощью весомых аргументов и наглядных примеров.
Богатство русского языка – не в количестве лексических единиц, зафиксированных в словаре, а в его гибкости, не имеющей границ. Так, например, считается, что больше всего слов содержится в английском языке – около миллиона на сегодняшний день. В «Словаре современного русского литературного языка» – только 131000. Но при этом не учитывается уникальная особенность нашей речи: если принять во внимание все возможные словоформы, то количество лексических единиц в русском языке превысит 1,5 миллиона.
Для каждого современного литературного языка характерна не только определенная степень устойчивости нормативных реализаций, но и некоторый набор вариантных средств, допускающих известный выбор. Категория вариантности является тем самым весьма существенной для характеристики литературной нормы, а диапазон вариантности в значительной мере характеризует специфику норм разных литературных языков и служит основанием для выделения отдельных исторических периодов в их развитии.
Предпосылки вариантности создаются для литературного языка — как, впрочем, и для любого другого языкового идиома — многообразием его структурных потенций, различным образом реализуемых в процессе исторического развития языка. Наличие более или менее значительных формальных модификаций в рамках определенной лексемы, словоформы или синтаксической конструкции, не связанных с изменениями основного значения этих единиц, и создает их варьирование.
Вариантность характеризует норму большинства современных литературных языков (ср., например, варианты, входящие в норму немецкого языка: backte – buk `пек`, gesalzen – gesalzt `посоленный`, des Tages – des Tags `день`, род. п. ед. ч., am Tage – am Tag `днем`, дат. п. ед. ч., blasser – blasser `бледнее`, es schaudert mir – mich `мне страшно` и т. д.; ср. также русск.: туфель – туфля, брызгает – брызжет, мок – мокнул, сказав – сказавши, ноль – нуль, неряшество – неряшливость, и?наче – ина?че, мы?шление – мышле?ние и др.).
Наиболее общим источником вариантности для разных языковых идиомов является параллелизм некоторых структурных возможностей языка, а также исторические сдвиги, происходящие в языковой структуре и формах ее реализации (ср. исторические варианты в чешск. типа posvet – posvit, приводимые В. Матезиусом, или в нем. типа molk – melkte, dem Tische – Tisch.).
Вместе с тем для целого ряда литературных языков существенную роль играют и варианты, отражающие особенности различных диалектов или разных территориальных вариантов литературного языка. Гетерогенность исходного материала часто приводит к значительной вариантности в рамках литературной нормы.
Подобное положение отмечается, например, С. А. Мироновым для нидерландского языка, ср. гетерогенные элементы, сосуществующие как бы в «снятом» виде в норме современного нидерландского языка: schoon (южн.) — mooi (сев.) `красивый`, sturen (сев.) — zeriden (южн.) `посылать`. Для немецкого литературного языка, тоже гетерогенного в своей основе, также могут быть названы вариантные словоформы и лексемы, восходящие генетически к разным территориальным ареалам: derer – deren `тот`, указ. мест. род. п. мн. ч., sandte sendete `послал`, fett – feist `толстый`, Lippe – Lefze `губа` и т. д.
Диапазон и характер использования отдельных вариантных реализаций, входящих в литературную норму, может быть весьма различным. Наряду с некоторыми вариантами, свободно заменяющими друг друга (ср. русск. издалека? – издале?ка, молочный – молошный, ноль – нуль; нем. Werkanlage – Werksanlage, jemand – jemanden вин. п.) в пределах литературной нормы объединяются и неравноценные варианты, один из которых должен рассматриваться как основной, а другой — лишь как допустимая, но второстепенная, реже употребляемая форма (ср. русск. профессора? – профе?ссоры, творо?г – тво?рог, запасно?й – запа?сный; нем. (er) backte – buk `пек`, der Name – Namen `имя`).
Источником подобных занимающих второстепенное положение реализаций являются устаревшие формы или инновации, а также явления, проникающие в литературный язык под влиянием различных типов разговорного языка и еще не вполне утвердившиеся в рамках литературной нормы.
Серебренников Б.А. Общее языкознание — М., 1970 г.
3.
Вариантность языкового знака
3.1.
Понятие вариантности и ее истоки
Языковая вариантность определятся как способность языка передавать одни и те же значения разными формами. Языковые варианты – это формальные разновидности одной и той же языковой единицы, которые при тождестве значения различаются частичным несовпадением своего звукового состава. Вариантными языковыми знаками, как правило, бывают две языковые формы, хотя их может быть и более двух.
Вариантность как языковое явление демонстрирует языковую избыточность, которая вместе с тем необходима языку. Будучи следствием языковой эволюции, вариантность становится почвой для дальнейшего развития языка. Избыточность формы – естественное состояние языка, показатель его жизнеспособности и динамичности. Более того, не всякая вариантность средств языкового выражения «избыточна». Она становится «избыточной» только тогда, когда варианты не имеют никакой особой нагрузки. Добавим – ни информационной, ни функциональной.
Вариантность обычно рассматривается в отношении к нормативности (нормативное – ненормативное), а также к временной отнесенности (устаревшее – новое). Кроме того, вариантность обнаруживается и в функциональном плане (общеупотребительное и специальное, функционально закрепленное).
Современный русский язык, отражая социальную мобильность, изобилует вариантными средствами выражения, и искусственное сокращение их (например, ограничения в словарях) бессмысленно. «Требования абсолютной инвариантности норм не соответствуют современному состоянию русского литературного языка».
Вариантность можно рассматривать как конкуренцию средств выражения. В результате этой конкуренции побеждают варианты наиболее удобные и целесообразные для конкретных условий общения, т.е. конкуренция – это закономерное явление, продиктованное коммуникативной целесообразностью.
Причины появления вариантности кроются в сочетании действия внутренних и внешних факторов развития языка. Внутрисистемные причины порождаются возможностями самого языка (действие законов аналогии, асимметричности языкового знака, речевой экономии и др.). Среди причин внешнего характера обычно называют контакты с другими языками, влияния диалектов, социальную дифференцированность языка.
Вариантность активно используется при создании социально-профессиональных различий языковых средств, их возрастной и функционально-стилевой дифференциации.
Наличие некоторого количества вариантов есть величина непостоянная, нестабильная. Варианты то прибывают, то убывают. Продолжительность жизни вариантов неодинакова: одни живут долго, на протяжении десятилетий и даже столетий, другие – можно причислить к вариантам-однодневкам. Например, форма прилагательного английский, окончательно утвердившаяся как стабильно литературная, пришла на смену распространенным в XVII-XVIII вв. формам английский, англиский, англицкий, аглицкий и др. Сложную жизнь прожили и такие слова, как зал (хронологически фиксированные варианты зало, зала), кофе (кофий) и др. Процесс вытеснения вариантов, сокращение их количества – процесс неравномерный, часто противоречивый. Может случиться полное вытеснение вариантов (зала зал), а может наблюдаться соперничество вариантов довольно длительный период времени, при сохранении этой вариантности вплоть до наших дней (индустрия – индустрия; творог – творог). И в рамках одного хронологического периода допускается варьирование форм (джерси – джерси; Ньютон – Ньютон; кружный – кружной путь).
При неизбежности процесса непрерывного варьирования в каждый хронологический период возникает необходимость унифицировать языковые формы и, следовательно, сократить вариантность. Убывание вариантов происходит, как правило, в результате регламентации, кодификации явлений (узаконение какого-либо из вариантов в словарях, справочниках, учебниках), т.е. возведения одного из вариантов в ранг литературной нормы.
То, как сложна жизнь вариантов и как несхожи могут быть результаты варьирования, можно проиллюстрировать множеством примеров, взять хотя бы процесс смыслового расхождения вариантных форм, следствием которого может оказаться рождение нового слова. Например, в вариантной паре прожект – проект за счет концентрации в варианте проект значений «замысел», «разработанный план», «предварительный текст какого-нибудь документа» с общей семантической доминантой реальности, вариант прожект с бывшим, устаревшим значением «план на будущее» приобрел новый семантико-стилистический облик – на первое место выдвигается значение «несбыточный план» с некоторой долей иронического оттенка (строить прожекты). В результате современные словари фиксируют разные слова. Разные значения развели и вариантные формы острота – острота, закрепив во втором случае (теперь уже отдельном слове) одно из возможных, бывших переносных употреблений. Ср. также: травник – человек, который занимается сбором лечебных трав, знает способы их применения, и травник – слово, имеющее три значения: 1) то же, что травник; 2) настойка на траве; 3) старинная книга с описанием лечебных трав и способов лечения травами.
Кстати, с подобными случаями нельзя путать слова-омографы (одинаковое написание, различное ударение): атлас – атлас; ледник – ледник.
Вариантность может проявиться не только непосредственно в самой форме слова, отдельно взятой, но и на уровне сочетательных способностей слова: атомный двигатель – атомный вес; ноль часов – свести все к нулю.
В отношении понимания и трактовки самого понятия «языковой вариант» существуют некоторые разногласия. По мнению одних исследователей, вариантными можно считать разновидности языковых знаков в пределах тождества слова. Причем вариантными могут быть слова или его грамматические формы. В других случаях вариантность понимается несколько шире: к вариантам относят словообразовательные модификации типа туристский – туристический, накат – накатывание. Узкое и широкое понимание вариантности обнаруживается даже при рассмотрении отдельных, частных случаев, например при сопоставлении форм типа глас – голос; врата – ворота; ночь – нощь. Камнем преткновения оказывается происхождение этих форм – исконно русское и старославянское. Все зависит от исходной позиции. Если рассматривать вариантность только как формальную разновидность языкового знака в пределах одного национального языка и внутри языка в рамках тождества слова, то из вариантности выпадут не только параллели, этимологически восходящие к разным языкам, но и большая часть так называемых словообразовательных вариантов, различающихся словообразующими суффиксами (омич – омичанин, планетный – планетарный и др.).
Проблема вариантности в русистике возникла в связи с развитием нормализаторской деятельности и изучения динамики литературной нормы. Поэтому вопросы вариантности и нормативности изначально изучались параллельно, что получило надежный выход в практическую деятельность по составлению словарей, справочников, в которых необходимы были сведения рекомендательного характера. Так понятия вариантности и нормативности стали ключевыми для особого раздела науки о языке – ортологии (наука о правильности речи).
Оставив в стороне споры о конкретном содержании термина «вариант», остановимся, вслед за К.С. Горбачевичем, на признании в качестве варианта формальной разновидности слова (тождественной данному слову), обладающей тем же лексическим значением и имеющей ту же морфологическую структуру. Т.е. наличие разного значения или разных словообразовательных суффиксов будем рассматривать как признаки отдельных слов, а не их вариантов. При таком подходе к вариантности, например, топорище (большой топор) и топорище (рукоятка топора) – это разные слова, а закут и закута (обл.) – вариантные формы одного слова. Или еще: закуска и закусь (прост.) – разные слова, хотя имеют одинаковое значение, но различаются морфологическим составом. В этом смысле интересен следующий пример: закутка и закуток (в значении «закут, закута» – хлев для мелкого скота) – варианты, различающиеся формой грамматического рода, а закуток в значении «укромный уголок в жилом помещении» – отдельное слово. Понимание вариантности как формальной разновидности слова или его грамматической формы приводит к признанию наличия в вариантах следующих возможных признаков: различие в произношении, в расположении ударения, различие в составе формообразовательных аффиксов. В таком случае даже суффиксы субъективной оценки не могут быть признаны в качестве образующих варианты, например: сынок, сыночек, сынуля, сынишка – разные слова, а сынишка и сынишко (устаревшее) – варианты одного слова.
Вариантные языковые знаки (слова, их формы и реже – словосочетания) должны обладать некоторым набором признаков: общим лексическим значением, единым грамматическим значением и тождеством морфологической структуры. Так, чепец и чепчик – это разные слова, так как в них нет тождества морфологической структуры, хотя они имеют одинаковое лексическое значение; с другой стороны, разными словами (а не вариантами) могут оказаться и одинаковые по фонетическому составу и морфологическому облику слова, имеющие разное значение; худой – не толстый, не упитанный; худой – худший, плохой (разг.); худой – дырявый, прохудившийся (разг.) или скобка – пунктуационный знак; скобка – способ стрижки волос; скобка – изогнутая полукругом металлическая полоса, служащая ручкой у дверей, сундуков. Признаком разных грамматических форм слова могут служить разные грамматические значения, например: Вы любите читать (изъявит, накл.), любите книгу (повел, накл.). Еще пример: недостаток сахара и недостаток сахару (сахара и сахару – вариантные формы, если они имеют одно значение – колич., нехватка сахара); если же имеются в виду разные значения – недостаток сахара (плохое качество) и недостаток сахару (малое количество), – то это не варианты, а разные формы слова.
Чем же различаются варианты? Во-первых, произношением: булочная – було[ш]ная, темп – т[э]мп, дождь – дож’жь, во-вторых, фонемами, утратившими словоразличительную функцию: галоши – калоши, матрац – матрас; в-третьих, расположением ударения: далеко – далёко, творог – творог, компас – компас (профес.), договор – договор (разг.); в-четвертых, формообразовательными суффиксами: достигнул – достиг, намокнул – намок; в-пятых, окончаниями некоторых падежей: инженеры – инженера, пять килограммов – пять килограмм, много апельсинов – много апельсин; в-шестых, звуковыми несовпадениями в некоторых приставках и суффиксах (часто это формы, восходящие к старославянскому и исконно русскому источнику; если пренебречь этимологией, можно такие параллели причислить к вариантам, так же как и вообще полногласные и неполногласные формы (брег – берег, врата – ворота): всходить – восходить, умиротворение – умиротворенье, смирение – смиренье.
При определении вариантов наиболее принципиальным и одновременно затруднительным в ряде частных случаев оказывается признак морфологического тождества. Этот признак либо признается абсолютным, либо он частично не принимается во внимание, в последнем случае допускается говорить о словообразовательных вариантах. Отрицание этого признака (морфологического тождества) приводит к расширительному представлению о вариантности. Тогда многие паронимы попадают в разряд вариантных слов, типа элитарный и элитный, туристический и туристский, командированный и командировочный, планетный и планетарный и т.п. Однако все эти и подобные слова в словарях имеют самостоятельные словарные позиции, кстати, они различаются и значением, а не только морфологическим обликом. Думается, что отнесение их к вариантам неправномерно, хотя и достаточно распространено и фиксируется в авторитетных изданиях. В таком случае признается тождество грамматической функции и различаются словоизменительные грамматические варианты (типа спазм – спазма, сыра – сыру) и словообразовательные (типа накатка – накат – накатывание, туристский – туристический).
Сужение представления о вариантности до морфологического тождества более соответствует лексикографической практике и современной теории словообразования. Однако возникают затруднения при рассмотрении ряда параллельных образований, в которых, в частности, суффиксы не могут быть признаны вариантами одной морфемы, так как они функционально не тождественны. Действительно, как быть с такими формами, как волчиха и волчица, мостик и мосток, остричь и обстричь, носатый и носастый! Приставки и суффиксы здесь не варьируются в рамках слова, а словарно определены (ср.: волчиха – слониха, волчица – лисица). Следовательно, строго говоря, это разные слова.
Итак, в квалификации вариантов мы согласны с мнением тех лингвистов, которые строго ориентированы на лексические и материальные показатели, когда вариантами признаются регулярно воспроизводимые видоизменения одного и того же слова. Причем формальные различия слов и их форм могут иногда обнаруживаться на уровне синтаксиса (например, кенгуру – ж. и м. род; кофе – м. или ср. р. и др.).
Понимание вариантов в рамках тождества слова (при учете содержательного и материального совпадения) дает возможность отграничить вариантность от других лексико-семантических явлений, в частности, от синонимии. Синонимы различаются либо оттенками значений, либо стилистической окраской, в то время как этимология и материальное (морфологическое) тождество при определении синонимов не принимаются во внимание. Для варианта же наличие особого (другого) словообразовательного элемента противопоказано, это признак отдельного слова. Поэтому пары слов типа глаза и очи, аэроплан и самолет синонимичны, но не вариантны. Синонимы могут быть и однокорневыми, но от вариантов слов их отличает наличие особого, отдельного словообразовательного элемента, например приставки (выругать – отругать), суффикса (заглавие – заголовок), приставки и суффикса (качать – раскачивать), постфикса (дымить – дымиться). В любом случае синонимы – это отдельные, самостоятельные слова, близкие или совпадающие по значению, при этом отнюдь не претендующие на материальное тождество: это могут быть слова разных языков (виктория – победа), разных корней (страх – ужас), одного корня, но разного набора словообразовательных элементов (неграмотность – безграмотность, табурет – табуретка, планшет – планшетка).
Нельзя признать вариантами и паронимы – однокорневые слова, имеющие сходство в звучании, но различающиеся своими значениями и отчасти морфологической структурой: характерный – характерологический, двойной – двойственный, гневный – гневливый, шумный – шумовой, элитный – элитарный, мощный – мощностный; заплатить – оплатить, выплата – оплата и т.п. Подобные пары слов отличаются от вариантов и лексически (имеют разные значения или разные оттенки значений), и морфологически (имеют разный набор словообразовательных элементов), и синтаксически (обнаруживают разную контекстуальную сочетаемость). В определенных значениях паронимы могут выступать в качестве синонимов (двоякий – двойственный), но чаще всего они контекстуально невзаимозаменяемы (болотный газ – болотистая местность; туристский инвентарь – туристическая путевка; командированный специалист – командировочное удостоверение). Невозможность взаимозамены принципиально отличает паронимы от синонимов, и тем более от вариантов. Паронимы могут различаться значением и при сочетании с одними и теми же словами, например: элитный жилой дом и элитарный жилой дом (элитарный дом – предназначенный для элиты; элитный дом – дом высокого качества, построенный как для элиты). Видимо, во втором случае просматривается первоначальный смысл слова, зафиксированный в специальной литературе: элитные семена, элитное животноводство (от элита – лучшие, отборные растения и животные). При введении слов элита и элитный в широкий социальный контекст изменились и их сочетательные возможности.
3.2.
Классификация вариантов
В связи с тем, что само понятие вариантности трактуется неоднозначно, в литературе нет еще общепринятой классификации вариантов. В попытках систематизации языковых вариантов учитывается разный набор признаков в соответствии с исходными позициями в понимании данного языкового явления. Существующие разногласия во взглядах объясняются прежде всего разным представлением о диапазоне варьирования – он может неимоверно расширяться и терять определенные очертания, как, например, при причислении к вариантам пары слов аэроплан и самолет, а может быть четко ограниченным тождеством слова. Но и в последнем случае возникает много вопросов. Например, считать ли вариантами смысловые аналоги книжно-славянского и русского происхождения (в XVIII в. их называли тождесловами)? Существуют ли словообразовательные варианты? Существуют ли синтаксические варианты? Если существуют, то в каких пределах (на уровне словосочетания, предложения)? Только принципиально решив все эти вопросы, определив свои позиции, можно создать непротиворечивую классификацию вариантов.
Исходя из узкого понимания вариантности и ориентируясь на буквальное значение термина «вариант» (лат. varias – изменяющийся), будем считать вариантами разновидности слова (фиксированное различие в произношении и в месте расположения ударения) и разные грамматические формы одного и того же слова, тождественные по своей грамматической функции. Следовательно, вариантность ограничивается словоизменительными возможностями слова, но не словообразовательными.
Такой подход к вариантности определяет и границы вариантности, и классификацию вариантов внутри этих границ.
Прежде всего выделяются лексические варианты (варианты слов: творог – творог; ветер – ветр) и грамматические (точнее – морфологические) варианты (варианты форм: в отпуске – в отпуску; цехи – цеха, инженеры – инженера, сто граммов – сто грамм).
Варианты могут быть полными и неполными. Полные варианты различаются только формальными показателями (произношением, ударением), неполные различаются еще и функционально (общеупотребительные и специально-профессиональные, общеупотребительные и внелитературные).
По характерным формальным признакам различаются варианты акцентные, фонетические, фонематические, грамматические (морфологические и частично, очень ограниченно, синтаксические).
Акцентные варианты различаются собственно ударением (творог – творог, иначе – иначе) или в связи с различием в ударении и фонемным составом (сосенка – сосёнка, запасный – запасной). Акцентные варианты могут существовать в рамках литературного языка, как, например, в словах индустрия – индустрия, эпилепсия – эпилепсия, творог – творог, далеко – далёко. Колеблются в рамках литературного языка и некоторые формы слов: мирит и мирит, повторит и повторит и др. Но чаще, конечно, разноударными оказываются варианты, противопоставленные по признаку «литературное/нелитературное». Например: лит. портфель – нелит. портфель, лит. средства – нелит. средства. Противопоставление бывает и иного плана – общеупотребительное и профессиональное, специальное, например: рапорт и проф. рапорт, компас и проф. компас.
При включении вариантной формы в литературный язык бывают несовпадения во мнениях лексикографов. Например, большая часть словарей фиксирует литературное ударение в слове кулинария, однозначно отказывая в литературности варианту кулинария. Но в последних изданиях словаря С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой признаются в качестве допустимых оба варианта – кулинария и кулинария, видимо, учитывается в данном случае массовость употребления второго варианта в настоящее время.
Фонетические (звуковые) варианты обнаруживаются при различном произношении звуков и их сочетаний в словах и формах слов. Например, вариантное произношение возникает в словах с сочетаниями -чн- (булочная – було[ш]ная, конечно – коне[ш]но, скворечник – скоре[ш]ник) и -чт- (что – [ш]то). Вариантность возникает при освоении иноязычных слов, например, произношение звука [э] после твердого или мягкого согласного: [т’э]мп – [тэ]мп, [д’э]кан – [дэ]кан, [р’э]ктор – [рэ]ктор, [к’э]мпинг – [кэ]мпинг. Выбор варианта в данном случае обнаруживает степень обрусения иноязычных слов.
Фонематическая вариантность в современном русском языке представлена в меньшей степени, чем фонетическая и тем более акцентная, хотя в прошлом она была широко распространена. Видимо, сказывается тот факт, что фонематическая вариантность имеет прямой выход в орфографию, а последняя в связи с расширением позиций письменной речи стремится к унификации. Поэтому варианты чаще сохраняются в фактах нелитературного употребления, а литературный язык допускает фонематические варианты в крайне скупых дозах, как, например, в словах матрац – матрас, ноль – нуль, тоннель – туннель, зверушка – зверюшка, кегль – кегель, блёкнуть – блекнуть, блёклый – блеклый, жёлчь – желчь, мафиози – мафиозо и др. Что же касается вариантов типа бобр – бобер, поднимать – подымать, обернуть – обвернуть и тем более типа оспа – воспа, журавль – журавель, то они противопоставлены как нормативные (1-я позиция в паре) и ненормативные (2-я позиция в паре).
Фонематическая вариантность, отраженная в орфографии, часто поддерживается словарями, фиксирующими двоякое написание, например, в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1995) даны написания: псалтырь и псалтирь, изюбр и изюбрь, кенар и кенарь, кизил и кизиль, строгать и стругать, фиорд и фьорд, бивак и бивуак, тоннель и туннель, шпаклевка и шпатлевка, в других случаях часто орфографические варианты были сняты, например, в парах офис – оффис, колготки – колготки, фломастер – фломастер исчезли написания во вторых позициях.
Определенное упорядочение в написании слов отчасти зафиксировано правилами 1956 г. (эксплуатация вместо эксплуатация и эксплоатация; междугородный вместо междугородный и междугородний и др.). До 1956 г. вариантов было еще больше: бутерброд и буттерброд, баласт и балласт; мачеха и мачиха, бичева и бечева, метель и мятель, пескарь и пискарь и др. Таким образом, часто фонематические варианты объединяются с орфографическими.
Морфологические варианты представляют собой формальные модификации слова при сохранении морфологической структуры, лексического и грамматического значения. Колебания обычно наблюдаются в формах грамматического рода, числа и падежа имен существительных и отчасти в формах глагола, например колебания в форме грамматического рода: закута – закут, вольера – вольер, шпрота – шпрот, лангуста – лангуст, мангуста – мангуст, спазма &nbso;– спазм, рельса – рельс, скирда – скирд, ставня – ставень и др.
Колебания (т.е. вариантность) могут наблюдаться и в формах грамматического числа. В именах существительных, в частности, морфологическая оппозиция форм числа обнаруживается в противопоставленности форм единственного и множественного числа, причем базируется эта противопоставленность на представлении о реальном количестве – единичности или множественности. Однако в разных классах существительных обнаруживается неполная семантическая соотнесенность форм единственного и множественного числа, т.е. не всегда, например, форма множественного числа соответствует значению множественности, а форма единственного числа – значению единичности.
Особенно многознаменательной категорией является категория множественного числа. Например, форма мн. числа используется для названия национальностей, этнических групп (арабы, аргентинцы, канадцы, казахи, поляки, поморы, чукчи и др.). Такие формы дают общее понятие о нации в целом и не обозначают сумму (множество) представителей этой нации. В других случаях формы множественного числа используются для называния бытовых предметов (обуви, одежды и т.д.): боты, сапоги, ботфорты, черевички, шлепанцы, рукавицы, носки, чулки, гетры (часто это названия парных предметов, но здесь главное – не значение парности, а значение обобщенно-родовое, также как и в других семантических классах существительных, например: вожжи, кастаньеты, гантели, литавры, коньки, лыжи и т.п. Таким образом, форма множественного числа здесь используется не как противопоставленная форме единственного числа (единичный предмет и множество таких же предметов), а как самостоятельное обозначение родовой принадлежности. Конечно, противопоставленность единственное – множественное подобных имен может проявиться в контекстных условиях (ср., например: Ручные антилопы гуляют в саду, одна из них подошла к дому – здесь форма мн. числа обозначает не родовое наименование, а количество данных особей), но это не единственно возможное значение формы. Видимо, на этой языковой возможности (способности выражать формами множественного числа разные значения) и возникает вариантность, например: кружева – кружево, двери – дверь, антресоли – антресоль, катакомбы – катакомба, перила – перила, сходни – сходня и др. Во всех этих случаях формы мн. числа имеют то же значение, что и формы ед. числа, следовательно, они вариантны. Именно из-за их вариантности (передача одинакового, а не разного значения) в словарях обнаруживается разная подача этих слов. Например, слово колики в словаре Д.Н. Ушакова, в БАС, MAC дается с указанием формы ед. ч., а в словаре С.И. Ожегова (1972) такой формы нет. Кстати, в словаре С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой (1995) форма ед. числа указана. В слове перетолки в словарях Д.Н. Ушакова и БАС дается форма ед. ч., а в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1995) эта форма не указана. При слове дверь в словаре С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой (1995) есть указание относительно формы мн. числа – в одном значении с ед. числом. В том же словаре интересно подается слово ужимка (ужимки): даны обе формы, но пример приводится не к заглавной форме (ужимка), а к форме мн. числа: Говорить с ужимками, т.е. используется вариантное обозначение. При слове аплодисменты указывается форма ед. числа, но с пометой «устар».
Морфологические варианты обнаруживаются и в формах падежа. Так, Л.К. Граудина отмечает, что более одной тысячи существительных муж. рода на твердый согласный колеблются в той или иной падежной форме. Это форма им. п. мн. числа (тракторы – трактора, редакторы – редактора, секторы – сектора); форма род. п. мн. числа (микронов – микрон, грузинов – грузин, граммов – грамм, апельсинов – апельсин); форма род. п. ед. числа (снега – снегу, народа – народу, чая – чаю, сахара – сахару); форма предл. п. ед. числа (в цехе – в цеху, в отпуске – в отпуску, в саде (в детском саде) – в саду (гулять в саду), на мысе – на мысу). Колебания в падежных формах и, следовательно, в их вариантности наблюдаются и в других, менее типичных и распространенных случаях, например в формах простынь – простыней, комментарий – комментариев, угодий – угодьев, полотенец – полотенцев и др.
Морфологические варианты характерны и для некоторых глагольных форм, в частности: форм прош. времени (гаснул – гас, потухнул – потух, намекнул – намок); параллельных форм инфинитива (удостаивать – удостаивать, заболачивать – заболачивать, обусловливать – обуславливать).
Говорить о синтаксической вариантности можно крайне осторожно. В узком, прямом смысле синтаксических вариантов мало, хотя существуют разные способы выражения мысли. Однако в данном случае имеются в виду параллельные синтаксические конструкции, они скорее синонимичны, чем вариантны: например, определительные отношения можно передать причастными оборотами или определительными придаточными; объектные отношения – изъяснительными придаточными или словоформами в составе простого предложения (ср.: Дом, стоящий на холме, далеко виден. – Дом, который стоит на холме, хорошо виден; Брат сообщил о своем приезде. – Брат сообщил о том, что приедет). Это разные конструкции, передающие одинаковые сообщения. Но в языковом плане они не вариантны, так как представляют собой разные синтаксические образования.
Усмотреть вариантность на синтаксическом уровне можно лишь в рамках словосочетаний, точнее, в фактах согласования и управления, наличия или отсутствия предлогов, т.е. вариантность здесь проявляется в разных сочетаемостных свойствах слов. Признаки синтаксических вариантов: 1) тождество грамматического значения и грамматической модели, 2) материальное совпадение компонентов сочетания. Основное различие вариантов заключается в формальном несовпадении зависимого компонента (наличие или отсутствие предлога; форма падежа и др.). Вариантными можно признать сочетания типа заявление Петрова – заявление от Петрова, отзыв о книга – отзыв на книгу, способный к математике ученик – способный по математике ученик; принадлежать элитной группе – принадлежать к элитной группе; ехать поездом – ехать на поезде; способность к жертвенности – способность на жертвенность; акт проверки – акт о проверке; контроль над производством – контроль за производством и т.п. Вариантность проявляется и в сочетаниях подлежащего и сказуемого, где возможен выбор формы сказуемого, например: Большинство студентов приехали – приехало; Секретарь пришел – пришла (вариантность фиксируется лишь при значении секретарь – женщина).
Вариантность на синтаксическом уровне всегда связана с се-мантико-грамматическими взаимоотношениями сочетающихся слов, часто выявление этих взаимоотношений вызывает практические трудности. Например, что правильно: заявление от кого или чье?; отзыв о чем или на что? Литературная норма требует употреблять формы: отзыв о диссертации, но рецензия на диссертацию; заявление Петрова (чье?), но в последнее время в делопроизводстве допускается и форма заявление от кого; то же при употреблении сочетаний характеристика сотрудника (чья характеристика) и характеристика на сотрудника (отдел кадров составляет характеристику на сотрудника).
Труднее разобраться с примерами типа вершить судьбы или судьбами, предел терпения или терпению; подвести итоги соревнования или соревнованию; полный впечатлений или впечатлениями; цена вещей или вещам; памятник Аникушина или Аникушину и т.п. В подобных случаях вариантность часто оказывается мнимой, и она снимается при установлении точного смысла сочетания (контекстуально обусловленного): Памятник Аникушина (памятник, выполненный Аникушиным) – Памятник Пушкину (поставленный в честь Пушкина); в сочетании вершить судьбы передается значение «определять судьбу» (например, в суде), а в сочетании вершить судьбами – значение «распоряжаться судьбами». В сочетаниях предел терпения/терпению и цена вещей/вещам также нельзя усмотреть вариантность, но по другой причине – здесь нет общности грамматического значения (грамматической соотнесенности), что опять-таки проявляется в контексте: установить цену вещам – форма вещам управляется глаголом установить; а в сочетании установить цену вещей форма вещей зависит от имени существительного цена; примерно то же распределение грамматических связей в сочетании подвести итоги соревнования/соревнованию (подвести соревнованию; итоги соревнования).
Если же распределение грамматических связей и общее значение конструкций оказывается идентичным, то можно говорить о синтаксических вариантах. Появляются они исторически, как и другие варианты. Например, по аналогии или под воздействием других законов происходит смена управляемых форм или вытеснение беспредложных сочетаний предложными, меняются формы согласования и т.п. Часто в смене управления форм проявляются тонкие семантико-грамматические связи. Например, в слове свидетель в прошлом в большей степени обнаруживалась глагольная семантика, чем в современном языке, и поэтому реализовалось управление дательным падежом – свидетель происшествию (чему?), в современном употреблении на передний план выдвигается форма имени, и родительный определительный оказывается более актуальным – свидетель происшествия (чего?). Тонкие различия усматриваются в сфере предложного управления, ср.: Жить в России, но на Украине. В последнее время возникла вариантная форма в Украине (видимо, просматривается психологический фактор – желание освободиться от исторически сложившегося «окраинного» положения – на окраине), хотя, конечно, смена предлогов в и на далеко не всегда поддается осмыслению, поскольку семы «на поверхности» (на) и «внутри» (в) потеряли свою реальную основу, ср.: старую форму – в улице и новую – на улице (сейчас уже не различаются некоторые формы: в кухне – на кухне, в поле – на поле, но: на улице и в переулке).
Итак, языковые варианты усматриваются в рамках тождества слова (необходимо совпадение лексического и грамматического значения, а также словообразовательной модели). Варианты различаются формальными признаками: акцентными, фонетическими, фонематическими, морфологическими и частично – синтаксическими.
Языковая вариантность – следствие языковой эволюции, показатель языковой избыточности, но избыточности, дающей толчок к движению, развитию. Убывание вариантов – постоянный процесс, так же как и появление новых вариантов. Исчезновение вариантов происходит путем вытеснения их вариантом более сильным, целесообразным, по разным причинам признанным в качестве литературного. Варианты могут разойтись семантически и дать толчок для образования самостоятельных слов, кроме того, варианты могут служить стилистическому обогащению языка, если они способствуют перераспределению стилистических оценок (книжное – разговорное, общеупотребительное – профессиональное и т.п.).
Наличие вариантов в языке создает острую проблему языковой нормы. Изучение конкуренции вариантов является важным этапом в определении тенденций в развитии языка, в определении живых активных процессов в языке.
Умение в нужной форме использовать все богатства русского языка играет невероятно важную роль в нашей жизни. Слово может стать настоящим оружием — великим, способным и ранить, и исцелить. С помощью языка люди общаются между собой, выражают свои мысли и чувства, язык способствует развитию науки, техники, развитию всего человеческого мира.
Культура речи — это правильное произношение, знание всех норм и правил словоупотребления, умение пользоваться выразительными средствами языка. Культура общения заключает в себе намного больший и глубокий смысл, это одна из самых важных составных частей в общей культуре человека.
Владение всеми богатствами языка — важный показатель культурного уровня развития любого человека независимо от его возраста, национальности, профессии. Умение четко, точно и ясно выражать свои мысли поможет быть правильно понятым окружающими. В этом заключена эстетическая сторона человеческой личности, потому что умелое владение родным языком отражает в целом культуру не только отдельного человека, но и всего народа, общества. Язык — великое чуда культуры, созданное народом, приумноженное лучшими писателями и публицистами, духовная ценность общества, поэтому наше общество имеет полное право называться богатым духовно.
Грустно, что в последнее время мы все меньше внимания уделяем развитию своего языка — чудесного, красивого, волшебного. На русском и украинском языках написано множество шедевров литературы. Сколько ценного можно почерпнуть, как можно обогатить и возродить свой язык, опираясь на великое достояние народа! Русский и украинский языки, в которых столько общего, имеют общее происхождение. Они представляют собой огромную ценность, постигать которую можно всю свою жизнь. Ведь национальный язык объединяет в единую систему литературный язык, территориальные диалекты и профессионализмы, жаргоны и просторечия. Разобраться во всем этом многообразии, научиться грамотно пользоваться всеми богатствами своего языка — вот задача, которую должен ставить перед собой каждый человек.
Думаю, все согласны с тем, что высокая культура устной и письменной речи, умение правильно пользоваться всеми выразительными средствами родного языка, стремление к тому, чтобы беречь и приумножать их, — важная задача каждого из нас.
Здравствуйте. Проверьте по критериям сочинение, пожалуйста. Заранее спасибо.
Текст с досрочного ЕГЭ 2016
Как говорить? Д. С. Лихачёв
Неряшливость в одежде — это прежде всего неуважение к окружающим вас людям, да и неуважение к самому себе. Дело не в том, чтобы быть одетым щегольски. В щегольской одежде есть, может быть, преувеличенное представление о собственной элегантности, и по большей части щеголь стоит на грани смешного. Надо быть одетым чисто и опрятно, в том стиле, который больше всего вам идет и в зависимости от возраста. Спортивная одежда не сделает старика спортсменом, если он не занимается спортом. «Профессорская» шляпа и черный строгий костюм невозможны на пляже или в лесу за сбором грибов.
А как расценивать отношение к языку, которым мы говорим? Язык веще большей мере, чем одежда, свидетельствует о вкусе человека, о его отношении к окружающему миру, к самому себе.
Есть разного рода неряшливости в языке человека.
Если человек родился и живет вдали от города и говорит на своем диалекте, в этом никакой неряшливости нет. Не знаю, как другим, но мне эти местные диалекты, если они строго выдержаны, нравятся. Нравится их напевность, нравятся местные слова, местные выражения. Диалекты часто бывают неиссякаемым источником обогащения русского литературного языка. Как-то в беседе со мной писатель Федор Александрович Абрамов сказал: С русского Севера вывозили гранит для строительства Петербурга и вывозили слово-слово в каменных блоках былин, причитаний, лирических песен… «Исправить» язык былин — перевести его на нормы русского литературного языка — это попросту испортить былины.
Иное дело, если человек долго живет в городе, знает нормы литературного языка, а сохраняет формы и слова своей деревни. Это может быть оттого, что он считает их красивыми и гордится ими. Это меня не коробит. Пусть он и окает и сохраняет свою привычную напевность. В этом я вижу гордость своей родиной — своим селом. Это не плохо, и человека это не унижает. Это так же красиво, как забытая сейчас косоворотка, но только на человеке, который ее носил с детства, привык к ней. Если же он надел ее, чтобы покрасоваться в ней, показать, что он «истинно деревенский», то это и смешно и цинично: «Глядите, каков я: плевать я хотел на то, что живу в городе. Хочу быть непохожим на всех вас!»
Бравирование грубостью в языке, как и бравирование грубостью в манерах, неряшеством в одежде, — распространеннейшее явление, и оно в основном свидетельствует о психологической незащищенности человека, о его слабости, а вовсе не о силе. Говорящий стремится грубой шуткой, резким выражением, иронией, циничностью подавить в себе чувство страха, боязни, иногда просто опасения. Грубыми прозвищами учителей именно слабые волей ученики хотят показать, что они их не боятся. Это происходит полусознательно. Я уж не говорю о том, что это признак невоспитанности, неинтеллигентности, а иногда и жестокости. Но та же самая подоплека лежит в основе любых грубых, циничных, бесшабашно иронических выражений по отношению к тем явлениям повседневной жизни, которые чем-либо травмируют говорящего. Этим грубо говорящие люди как бы хотят показать, что они выше тех явлений, которых на самом деле они боятся. В основе любых жаргонных, циничных выражений и ругани лежит слабость. «Плюющиеся словами» люди потому и демонстрируют свое презрение к травмирующим их явлениям в жизни, что они их беспокоят, мучат, волнуют, что они чувствуют себя слабыми, не защищенными против них.
По-настоящему сильный и здоровый, уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо 1.
Наш язык — это важнейшая часть нашего общего поведения в жизни. И по тому, как человек говорит, мы сразу и легко можем судить о том, с кем мы имеем дело: мы можем определить степень интеллигентности человека, степень его психологической уравновешенности, степень его возможной «закомплексованности» (есть такое печальное явление в психологии некоторых слабых людей, но объяснять его сейчас я не имею возможности — это большой и особый вопрос).
Учиться хорошей, спокойной, интеллигентной речи надо долго и внимательно — прислушиваясь, запоминая, замечая, читая и изучая. Но хоть и трудно — это надо, надо. Наша речь — важнейшая часть не только нашего поведения (как я уже сказал), но и нашей личности, наших души, ума, нашей способности не поддаваться влияниям среды, если она «затягивает».
Сочинение.
Проблему отношения человека к языку поднимает Д.С. Лихачёв в своём тексте.
Рассуждая над данным вопросом, автор сравнивает язык с одеждой и доносит до нас, что первый говорит больше о человеке, его вкусе, об отношении к себе и другим. Д.С. Лихачёв повествует и о том, что «есть разного рода неряшливости в языке человека». Однако к ним он не относит диалекты, формы и слова малой родины человека: «это так же красиво, как забытая сейчас косоворотка, но только на человеке, который ее носил с детства, привык к ней». Грубость в языке автор считает недопустимой, потому что она говорит о слабости человека, о его неинтеллигентности, жестокости. «По-настоящему сильный и здоровый, уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо» – пишет Д.С. Лихачёв.
Авторская позиция заключается в том, что многое о человеке говорит его отношение к языку, и надо учиться спокойной, интеллигентной речи.
Я, разумеется, согласен с мнением Д.С. Лихачёва. Действительно, уважительное отношение к своему языку, хорошая речь располагают к себе других людей.
В качестве доказательства приведём пример из художественной литературы. Вспомним роман-эпопею Л.Н. Толстого «Война и мир». В знаменитом салоне Анны Павловны Шерер не услышишь русскую речь. Люди разговаривают на смеси французского и русского языков, используют многочисленные речевые штампы, которые лишь обедняют русский язык. Всё это делает речь посетителей салона некрасивой, скучной, непонятной.
С развитием Интернета люди всё больше стали общаться в социальных сетях, используя при этом своеобразный сленг, иностранные слова, различные «смайлики», картинки. Подобным общением они забывают русский язык, его подлинную красоту, выразительность, их речь становится однообразной и скучной.
Итак, можно сделать вывод, что только уважительное отношение к языку делает человека спокойным, интеллигентным, привлекающим к себе других людей.