Валентин Петрович Катаев, один из старейших российских писателей, на протяжении всей своей жизни не раз обращался к творчеству для детей. В автобиографической книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» он говорит о своем раннем приближении к искусству. Оно связано с давними детскими воспоминаниями: «Каждый вечер мама наклеивала в тетрадку новые картинки и подписывала их, так что в конце концов получилась как бы самодельная книжка для рассматривания и чтения. Я очень полюбил эту книжку, потому что, как я уже значительно позже понял, в ней удивительно гармонично сочеталось изобразительное с повествовательным, без чего не может существовать подлинное искусство».
Валентин Петрович Катаев родился в 1897 году в городе Одессе. Отец преподавал в гимназии, мать была учительницей музыки. Не закончив гимназии, Катаев уходит добровольцем на фронт, пишет там стихи, делает прозаические зарисовки боевых событий и быта солдатской жизни. В 1919 году, сражаясь в рядах Красной Армии, он некоторое время был командиром батареи. Демобилизовавшись, писатель работает в ЮГРОСТА, пишет главным образом прозаические произведения: очерки, остросюжетные рассказы о гражданской войне. В 1922 году Катаев, переехав в Москву, сотрудничает в центральных газетах, выступает с фельетонами, рассказами, пьесами. Среди рассказов, написанных в 20-е годы, были «Ушки» и «Родион Жуков», в измененном виде вошедшие позже в повесть «Белеет парус одинокий».
В. Катаев дает постоянную психологическую мотивировку слов и поступков Вани Солнцева. «Пастушок», как прозвали его бойцы Енакиева, потерял в годы войны отца и мать, бабушка и сестренка умерли от голода. Мальчик два года бродил один, скрываясь от немцев, носил в сумке отточенный гвоздь, чтобы убить врага, и хранил букварь, чтобы не разучиться читать. Ваня истосковался по человеческой ласке и поэтому так тянется сердцем к бойцам, полюбившим его. Он чутко схватывает перемену в настроении каждого, понимает, что Биденко любит его и ворчит не со зла. Ваня Солнцев — удачно найденный герой. Этот образ дан в перекличке с образами героев старшего поколения, и символической становится сцена сна Вани, когда ему слышится голос генерала, ведущего его вверх по ступенькам огромной лестницы: «Иди, пастушок… Шагай смелее!» В творчестве В. Катаева, посвященном детям, два аспекта, детский и взрослый, сосуществуют. Писатель как бы проверяет один другим, уточняет, развивает, рассматривая то или иное явление крупным планом и со всех сторон.
В его повестях и сказках талантливо совмещаются реальный, конкретный и фантастический, сказочный планы, отражающиеся слитно в детском сознании; несобственно-прямая речь обостряет соединение этих двух противоположных планов, создавая своеобразие поэтизации жизни В. Катаевым. Многогранно отражение действительности в произведениях писателя, который умеет умным и ироничным взглядом охватить все изображаемое, углубляя и уточняя видением детства видение взрослого человека.
Сохраняется она и в других произведениях В. Катаева, посвященных детям, в частности в повести «Хуторок в степи» (1956). Тематически и хронологически «Хуторок в степи» продолжает предыдущую повесть. Снова мы встречаемся с полюбившимися нам героями—учителем Бачеем и его сыновьями, с Терентием и Гавриком, Родионом Жуковым. Но время действия иное: в повести изображен период 1910—1912 годов, начало нового подъема революционного движения в России. Повесть «Хуторок в степи» открывают события, прямо или косвенно связанные со смертью Л. Н. Толстого. Здесь и психологическая реакция на это тяжелое событие Пети Бачея, у которого на душе так же «темно и тягостно», как на улице, и увольнение его отца из гимназии за то, что он честно и прямо сказал ребятам, что Л. Толстой — великий художник. Неожиданное предложение богача Файга, взявшего Василия Петровича на службу, дает возможность семье отправиться в путешествие за границу, о котором все давно мечтали. Так действие выходит за пределы России: в поле зрения писателя Италия, Швейцария, Австрия, Турция, Греция. В Италии происходит встреча Пети и Павлика с Горьким и Родионом Жуковым в момент демонстрации бастующих трамвайных кондукторов. Солдаты и карабинеры разгоняют толпу, раздается стрельба, падают люди; матрос помогает всем русским спастись. Семья Пети все больше приобщается к жизни народа; Василий Петрович преподает в воскресной школе для рабочих и, может быть, впервые осознает, как он нужен людям. Семья Черноиваненко (Терентий и Гаврик) тоже показана участницей процесса революционного роста. Гаврик активно помогает брату, который, вернувшись из ссылки, организует политическую пропаганду. Последние главы повести посвящены ленским событиям и первомайской демонстрации в рабочих районах Одессы.
В 1945 году В. Катаев написал свою известную повесть «Сын полка». Основу ее сюжета составляет судьба Вани Солнцева, потерявшего родителей и перенесшего столько горя, сколько достается в жизни не всякому взрослому. Беды закалили мальчика. Оказавшись среди бойцов капитана Енакиева, он решил бороться с врагом, как настоящий солдат. В то же время писатель подчеркивает, что Ваня не утратил детскости. Очень характерен в этом отношении такой эпизод, как разговор Вани с четырнадцатилетним мальчиком, усыновленным бойцами другого подразделения. Началось с мальчишеского спора — чей лес, что делает здесь каждый («Иди, откуда пришел».— «Сам иди, не твой лес»). Когда Ваня увидел медаль на груди этого мальчика, он был подавлен, но «и виду не подал». «Великое дело»,— сказал он с кривой улыбкой, чуть_не плача от зависти». В процессе диалога меняются взаимоотношения двух мальчиков, начавшиеся с задорного выявления хозяйских прав на лес («Не твой лес».— «А вот мой») и окончившиеся завистью к медали четырнадцатилетнего сына полка и горькой мыслью о себе: «Стало быть, я им не показался».
К повестям «Белеет парус одинокий» и «Хуторок в степи» примыкают еще две — «Зимний ветер» и «Катакомбы»,— в которых действуют уже взрослые Гавриил Черноиваненко и Петр Бачей. Все четыре повести составили тетралогию под общим названием «Волны Черного моря».
Образ Времени у Катаева двупланов. Это и необратимое движение истории, развитие цивилизации, шаги прогресса. Но это и образ предела, неотвратимого рока, беспощадной смерти, тьмы забвения. В книге Катаева силой, противостоящей смерти и преодолевающей забвение, становится память. Мотив памяти реализуется в “Маленькой железной двери” двумя способами. Первый способ – можно сказать, лобовой: автор вкладывает в уста отдельных персонажей (”бравого старого метранпажа” из “Юманите”, блестящего оратора Шарля Рапопорта, старого рабочего, у которого квартировали Ульяновы) восторженные слова о Ленине. Спустя многие годы они помнят о нем. Ну и следуя соцреалистическому канону, Катаев делает риторическое обобщение: Ленина нет в живых, но мы живем в эпоху Ленина.
Однако тема памяти реализуется в повести “Маленькая железная дверь” и другим, неявным, но более органическим способом. Как память самого Автора, который, собирая сведения о Ленине, путешествуя по местам, так или иначе с ним связанным, начинает восстанавливать в собственной душе дорогие его сердцу страницы собственной жизни. Тут и воспоминания о посещении мальчиком голубого грота “Гротто Азурро”, об отцовском учительстве, об упоении первыми полетами аппаратов тяжелее воздуха, о своих впечатлениях при первом посещении Парижа и т. д. Здесь с идеологическим замыслом – показать духовное родство между Лениным и человеком эпохи Ленина, соперничает и нечто иное: чувство собственного достоинства Автора, у которого есть свои отношения с Временем, и он сам, силой оживающей памяти, отвоевывает у забвенья свою Историю. Такая позиция Автора предполагалась еще в самом начале сюжета, когда он сказал: “Ленин – мой современник”.
И тогда оказывается, что само вольное обращение Автора с Временем – свободные перемещения его из прошлого в настоящее и обратно, нарушения какой бы то ни было хронологической последовательности, то, что он сам называет “чувством потери времени”, на самом деле есть освобождение из-под гнета времени и овладение им, подчинение времени власти Памяти. Память в повести Катаева есть таинственное свойство души, и она осуществляет свой отбор и свою компоновку фактов и событий не по каким-то там законам природы, общественного развития или воле вождей, а по логике движения настроений, чувств и мыслей человека. Такая “субъективированная” история носит духовно-ценностный характер, ибо она есть способ увековечения всего самого памятного, а значит, самого существенного в жизни людей.
Таким образом, в повести “Маленькая железная дверь в стене” под прикрытием ленинской темы Катаев впервые в своей творческой практике выстроил предельно субъективированную художественную модель, в которой высшей инстанцией, созидающей мир и одухотворяющей его, противостоящей смерти и забвению, выступает творческая энергия личной памяти. Эта, в сущности, неомодернистская концепция вытесняет собою всякие ритуальные банальности так называемой “Ленинианы”, которым отдает дань автор, прежде всего потому, что она, эта концепция, не декларируется, а материализуется в самой поэтике до крайности субъективированного дискурса. Катаев здесь едва ли не первым столь глубоко освоил семантический потенциал форм организации повествования и хронотопа, которые были разведаны модернистскими системами, воплотив в них свою концепцию бессмертия смертного человека. Разведав при помощи в некотором роде “маскировочной” повести “Маленькая железная дверь в стене” новую дорогу, Катаев решительно пошел по ней.
И первым действительно свободным (за малыми исключениями) от оглядок на идеологические и эстетические табу произведением Катаева стала его следующая повесть – “Святой колодец” (окончена в 1965 году). Сны и воспоминания, строки из стихотворений, осязаемо “вещные” подробности и фантасмагорические видения, задиристые рассуждения о “мовизме” и завораживающая мелодика изящных описательных фраз, да невозможно даже перечесть все те “куски”, “осколки”, которые, словно в калейдоскопе, перемешались в повествовании, свободном от привычных фабульных условностей. Создается иллюзия полнейшей свободы повествования от власти автора-творца, от “умысла”. Есть только человек и мир его души, в которой текут, непонятным образом наплывая друг на друга, картины, жесты, настроения, мысли…
Эта иллюзия настолько убедительна, что ее приняли всерьез некоторые литературоведы. Например, М. Б. Храпченко писал о том, что “раскованным” типом повествования “охотно пользуется, например, такой крупный мастер, как В. Катаев”. Критика отмечает, что при несомненных новых творческих возможностях, которые открывает ассоциативное повествование, “неограниченное подчинение авторского рассказа принципам, мотивам ассоциативности нередко ведет к его аморфности, зыбкости. Стоит посмотреть: так ли уж “раскованно” повествование у Катаева, так ли уж несет его по волнам вольных ассоциаций? Или все это очень тонко и целеустремленно организованнаяиллюзияраскованности?
Отметим, что Катаев в общем-то позаботился о “жизнеподобной” мотивировке фантастически-ассоциативной структуры книги. Начинается она с того, что героя готовят к операции, его усыпляют. (”Я вам обещаю райские сны. – Цветные? – Какие угодно, сказала она и вышла из палаты. После этого начались сны”.) И потом по ходу повествования несколько раз, возвращая нас к мотивировке, писатель вводит напоминания, связанные с болезнью, ожиданием операции, приготовлениями к ней и т. д.
В послевоенное время Катаев основывает знаменитый в советский период журнал «Юность», став его руководителем в качестве главного редактора и публикуя на его страницах произведения молодых и талантливых авторов.
В течение своей жизни Катаев официально имеет три брака, удачным из которых становится последний с Эстер Бреннер, подарившей писателю двух детей, дочь и сына. Дочь, названная Евгенией, является прототипом персонажей сказочных произведений Катаева «Цветик-семицветик», а также «Дудочка и кувшинчик».
Жизнь Катаева прерывается на девяностом году жизни в результате случившегося инсульта, до этого момента писатель переносит сложнейшую онкологическую операцию. Место захоронения Катаева становится московское Новодевичье кладбище.
Многие произведения писателя подвергаются еще при его жизни экранизации, а также завоевывают различные премии и награды. Сам же Катаев удостаивается звания Героя Социалистического труда.
Вариант 2
Русская литература – особый тип литературы, любимый во всём мире. Именно эта литература славится своей душевностью и эмоциональной составляющей, ведь именно в ней человек сможет найти именно те душевные сцены и события, которые не оставят равнодушным ни одного человека, и потому её так любят. Есть множество авторов, которые пишут свои произведения, которые в свою очередь также очень эмоциональны и душевны, однако нет зарубежных авторов, которые писали бы точно также, как наши отечественные писатели. Есть в наших людях что-то такое, чего нет в людях из других стран, однако возможно так о себе думает каждый народ. Так или иначе, самым ярким примером русской литературы будет писатель Валентин Катаев.
Валентин Катаев – популярный отечественный писатель, произведения которого очень эмоциональны, но при этом они также рациональны, и не обделены философской темой для размышления, а потому любимыми всеми типами читателей. Произведения данного автора очень часто читали ещё и потому, что в своих произведениях он также затрагивал простую человеческую жизнь, тем самым внося в свои произведения некую долю реализма, что повышало их качество, и качество Катаева как писателя. Он постоянно совершенствовал себя как автора, ведь понимал, что для того чтобы писать достойные произведения, он должен быть достойным профессионалом, готовым на любые сложности.
Катаев Валентин Петрович (1897 — 1986), прозаик. Родился 16 января (29 н.с.) в Одессе в семье учителя. Учился в Одесской гимназии. С девяти лет начал писать стихи, некоторые из них были напечатаны в одесских газетах, а в 1914 впервые стихи Катаева опубликовали в Петербурге в журнале «Весь мир». С началом первой мировой войны он поступил вольноопределяющимся в действующую армию, в артиллерийскую бригаду, где пробыл до лета 1917. Октябрьскую революцию встретил в одесском лазарете, где лечился после ранения на румынском фронте. Демобилизовавшись, сделал первые попытки писать прозу. В 1919 был призван в Красную Армию, исполнял обязанности командира батареи, затем был отозван из армии и назначен заведующим окнами сатиры в одесском РОСТА: писал тексты для агит- плакатов, частушки, лозунги, листовки. В 1921 был послан для налаживания аналогичной работы в Харьков. В 1922 переехал в Москву, публиковал свои фельетоны в газетах «Гудок», «Труд», «Рабочая газета», не оставляя работы над художественной прозой. В 1925 опубликовал повесть «Растратчики», замеченную и критикой, и читателями. Эта повесть была инсценирована, спектакль с успехом шел с 1928 на сцене МХАТа. Окрыленный признанием, Катаев пишет комедию «Квадратура круга», тоже имевшую шумный успех. С тех пор постоянно писал для театра. В 1932, совершив поездку на строительство Магнитогорска, Катаев пишет роман-хронику «Время, вперед!», ставшую важной вехой в его творчестве. В 1936 публикует роман «Белеет парус одинокий»; много работает для «Правды»: пишет фельетоны, очерки, заметки, статьи. В 1937 выходит повесть «Я сын трудового народа». Во время Отечественной войны работал в Радиокомитете и в Совинформбюро на заграницу. Был военным корреспондентом «Правды» и «Красной звезды», где печатались его очерки с фронта. В этот период были написаны рассказы «Третий танк», «Флаг», повести «Жена», «Сын полка», пьесы «Отчий дом», «Синий платочек». В 1949 вышел роман «За власть Советов». В 1955 был создан журнал «Юность», главным редактором которого стал В.Катаев. Здесь в 1956 был опубликован роман «Хуторок в степи». В 1960 — е написаны «Трава забвения», «Святой колодец», «Кубик». В 1978 — «Алмазный мой венец», в 1980 — «Уже написан Вертер». Умер В. Катаев в 1986 в Москве.
…и гуляла с Лилей Брик
Однажды, по дороге к подружке, я вслух повторяла поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин», которую мне задали на лето. Навстречу мне вышла женщина с рыжей косой и в белых сапогах. Она спросила: «Ты любишь Маяковского?» На что я ответила: «Терпеть не могу! Он был революционным поэтом, а мне нравится Есенин».
Лиля взяла мой учебник, зашвырнула его в канаву и сказала: «Пойдем, я расскажу тебе, какой был Володя». В Переделкине было много сумасшедших… (Помню, как к папе приходил литературовед – специалист по Пушкину, – который говорил: «Я же знал, что Дантес убьет Пушкина. Почему я его не остановил?!») …Я приняла эту женщину за одну из них. Но все же пошла с ней и узнала о стихах Маяковского много того, что нам не рассказывали в школе. Мы прогуляли с ней все лето, и она уехала в Париж. Когда я рассказала Катаеву о нашей встрече, он обратился к жене: «Удивительно, что Лиля не порвала девочку в клочья за такое отношение к Маяковскому». Я решила уточнить, правда ли она его знала. А Валентин Петрович ответил: «Бог мой, она даже с ним спала!» Ходила в «консерваторию» Дома литераторов
В детстве мама хотела, чтобы я стала балериной, и повела меня в училище на 3-ю Фрунзенскую улицу. После просмотра к родителям вышла учительница. Она коротко охарактеризовала всех детей, а меня вывела за руку и сказала, что такого ребенка не видела никогда. Мама приосанилась: «Уланову привела». Но ей сказали, что у меня какие-то совсем неправильные ноги, странная стопа и что-то еще. Мало того, медведь сел мне не только на уши, а прямо целиком. Мама решила, что будет развивать мой слух, и водила меня три раза в неделю в консерваторию. Это было мучение. Чтобы отвлечься, я считала трубы у органа. Заснуть было невозможно, потому что очень громко звучала музыка, а бабушка подпихивала локтем. С походами в консерваторию меня примирял буфет – бутерброды с копченой колбасой и ситро «Буратино». Но однажды я пошла на концерт с папой. Через десять минут он заснул. Я спросила: «Папа, ты спишь?» – он ответил: «Боже, как я ненавижу музыку!» Я в восторге зашептала: «Пойдем в Дом литераторов в буфет». Он с удовольствием ответил: «А им наврем, что были в консерватории». Так мы периодически ходили с папой «в консерваторию». В «Национале» кофе стоил 30 копеек!
Папа работал в Доме литераторов, и я бывала у него постоянно. Как-то в метро со мной захотел познакомиться молодой человек. Он сказал: «Вы не представляете, куда я могу вас пригласить! В Дом литераторов!» Более удачного варианта он не мог предложить.
В студенческие годы мы с однокурсниками ходили в «Шоколадницу», в «Яму» – это пивной бар в Столешниковом переулке, куда нельзя было войти без болотных сапог. В кафе «Московском» на Тверской, где сейчас японское суши, были подъемные цены для студентов. Ну и, конечно, кафе «Космос», где мы ели мороженое «Космос» с шоколадом, «Планету» с орешками и «Солнышко» с медом.
Вот и все «наши» места. Студенты психфака ходили в «Националь», где чашка кофе стоила всего 30 копеек. Но журфак с ними не пересекался.
«В своих книгах я часто описывал русские интеллигентные семьи, — вспоминал В.П.Катаев. —Прообразом для меня служила наша семья — папа, мама, тепло семейных отношений, царившее в нашем доме, глубочайшая порядочность, бескорыстие. С детства я слышал имена Пушкина, Гоголя, Толстого, Лескова. В книжном шкафу стоял двенадцатитомный заветный Карамзин». Предкам по материнской и отцовской линиям Катаев посвятил два поздних романа — «Кладбище в Скулянах» и «Сухой лиман». Многие его произведения, особенно написанные в последние годы, в той или иной мере автобиографичны. К впечатлениям одесского дореволюционного детства он возвращался снова и снова: в хрестоматийной повести «Белеет парус одинокий», в её продолжении — «Хуторок в степи», в рассказах и, наконец, чрезвычайно подробно — в «книге памяти» «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».
В юности вместе с Юрием Олешей и Эдуардом Багрицким Катаев входил в кружок одесских поэтов «Зелёная лампа». В 1915 году, не окончив гимназии, записался добровольцем в артиллерию. Был ранен, награждён георгиевским крестом и офицерской шашкой «за храбрость». Во время гражданской войны командовал красной батареей на деникинском фронте. В двадцатые годы работал в Одессе в ЮгРОСТА и в Москве в Главполитпросвете. Товарищами Катаева по знаменитой газете «Гудок» были «самые весёлые и едкие люди» — Юрий Олеша, Михаил Булгаков, Илья Ильф и Евгений Катаев (младший брат, он прославится под псевдонимом «Е.Петров»). Гудковские фельетоны самого Валентина Катаева появлялись за подписью «Старик Саббакин». Друзья так и звали его в шутку. Кстати, идею «Двенадцати стульев» Ильфу и Петрову — «другу и брату» — подарил Катаев.
Известность ему принесла злободневная фантасмагорическая повесть «Растратчики». Советская критика отвела автору место среди так называемых писателей-попутчиков, а М.Горький и О.Мандельштам похвалили повесть. К.С.Станиславский предложил сделать из неё пьесу, с тем что она будет поставлена во МХАТе. Вторая пьеса — «Квадратура круга» — уже в середине тридцатых шла в Нью-Йорке на Бродвее.
В годы первой пятилетки Катаев ездил по Союзу в журналистские командировки на строительства индустриальных гигантов. После поездки на Магнитострой он написал роман-хронику «Время, вперёд!», взяв как название строчку из «Марша времени» В.Маяковского.
Сочиняя следующую повесть, Катаев задал себе оригинальную задачу: «скрестить сюжетность Пинкертона с художественностью Бунина». «Постепенно выкристаллизовывалась тема — революция 1905 года и дети». Повесть «Белеет парус одинокий» стала первой частью тетралогии «Волны Чёрного моря», которую Катаев завершил в 1961 году.
Во время Великой Отечественной войны он был военным корреспондентом «Правды» и «Красной звезды», написал десятки очерков и рассказов и не менее хрестоматийную, чем «Парус», повесть «Сын полка». В 1946 году она была удостоена Государственной (Сталинской) премии.
С 1955-го по 1961-й год Катаев возглавлял редакцию нового журнала «Юность», с тех пор и надолго очень популярного в нашей стране.
В последнее двадцатилетие жизни Катаев написал книги, вызвавшие громкие споры критиков и огромный интерес читающей публики: «Святой колодец», «Трава забвенья», «Алмазный мой венец», «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона». Катаев, по его собственному определению, «перестал быть “сюжетником”». В его новой прозе давние воспоминания и сиюминутные впечатления, сны, размышления, старые стихи и письма свободно сменяют друг друга. Живописная яркость и графическая чёткость катаевского слова с годами только возросла. Писатель, создавший свои лучшие книги в возрасте восьмидесяти и даже почти девяноста лет, — редкое явление в истории литературы.
Однажды, прогуливаясь по своим ежедневным переделкинским маршрутам, Валентин Петрович заметил собеседнику: «Вчера читал в газетах о возвращении на земную орбиту кометы Галлея. Мне было тринадцать лет, когда она пришла к нам из мирового пространства. Теперь я глубокий старик, но всё равно с интересом жду новой встречи».
Светлана Малая
ПРОИЗВЕДЕНИЯ В.П.КАТАЕВА
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ : [в 10 т.] / Валентин Катаев. — Москва : Художественная литература, 1983—1986.
АЛМАЗНЫЙ МОЙ ВЕНЕЦ / Валентин Катаев. — Москва : Советский писатель, 1979. — 222 с.
Катаев предупреждал, что эта книга не мемуары и к её персонажам следует относиться как к литературным героям. Поэтому имена и фамилии своих знаменитых или почти забытых современников он заменил некими словесными образами: ключик, королевич, птицелов, Командор, щелкунчик, друг и брат…
О, как кипела критика! И с какой жадностью читающая публика разгадывала ребус.
БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ : повесть / Валентин Катаев ; [худож. В. Гальдяев]. — Москва : АСТ, 2010. — 414 с. : ил. — (Внеклассное чтение).
ВОЛНЫ ЧЁРНОГО МОРЯ : Белеет парус одинокий ; Хуторок в степи / [В. П. Катаев ; рис. В. Горяева]. — Москва : Детская литература, 1976. — 543 с. : ил.
ВОЛНЫ ЧЁРНОГО МОРЯ : Зимний ветер ; Катакомбы / [В. П. Катаев ; рис. В. Горяева]. — Москва : Детская литература, 1977. — 607 с. : ил.
Детство Пети Бачея из повести «Белеет парус одинокий» во многом похоже на детство самого Катаева. Бачей — девичья фамилия его матери. А Гаврика он придумывал, вспоминая своего одесского приятеля Мишку Галлия.
Первая часть тетралогии «Волны Чёрного моря» написана в 1936 году. Заключительная — «За власть Советов» («Катакомбы») — в 1949-м. В оккупированной фашистами Одессе Пётр Васильевич Бачей и товарищ Черноиваненко воюют в партизанском отряде. О том, как Петя Бачей и Гаврик Черноиваненко взрослели, Катаев написал позже, в романах «Хуторок в степи» и «Зимний ветер». Новое издание тетралогии:
БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ ; ХУТОРОК В СТЕПИ. — Москва : Эксмо, 2005. — 622 с. — (Детская библиотека).
ВОЛНЫ ЧЁРНОГО МОРЯ : Зимний ветер ; Катакомбы. — Москва : Эксмо, 2005. — 671 с. — (Детская библиотека).
ВРЕМЯ, ВПЕРЁД! : роман-хроника / Валентин Катаев. — Москва : Профиздат, 1984. — 303 с. : ил. — (Школьная библиотека).
По мнению автора, высказанному, разумеется, много лет спустя, героя романа, инженера Давида Маргулиеса, в действительности при сталинском режиме ожидало бы осуждение за шпионаж и вредительство.
ДУДОЧКА И КУВШИНЧИК ; ПЕНЬ ; ГРИБЫ ; ЦВЕТИК-СЕМИЦВЕТИК : сказки / Валентин Катаев ; [худож. О. Рытман]. — Москва : Оникс, 2009. — 59 с. : ил. — (Библиотечка детской классики).
В прошлом сказки В.Катаева для маленьких детей «Цветик-семицветик» и «Дудочка и кувшинчик» часто переиздавались в сериях «Твои первые книжки» и «Читаем сами». Иллюстрации рисовали Э.Булатов и О.Васильев, В.Лосин, В.Юдин.
Менее известны сказки «Голубок» и «Жемчужина». Их можно найти в первом томе десятитомного собрания сочинений В.Катаева.
МАЛЕНЬКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДВЕРЬ В СТЕНЕ / Валентин Катаев ; [рис. Г. Калиновского]. — Москва : Детская литература, 1980. — 254 с. : ил.
«Маленькая железная дверь в стене» — книга о жизни В.И.Ленина в эмиграции — в Париже и на острове Капри. «Эта книга не исторический очерк, не роман, даже не рассказ. Это размышления, страницы путевых тетрадей, воспоминания, точнее всего — лирический дневник…» (В. Катаев).
РАЗБИТАЯ ЖИЗНЬ, или ВОЛШЕБНЫЙ РОГ ОБЕРОНА / Валентин Катаев ; [худож. Г. Калиновский]. — Москва : Детская литература, 1973. — 526 с. : ил.
«Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» может стоять в ряду таких книг, как «Детство» Л.Н.Толстого, «Детские годы Багрова-внука» С.Т.Аксакова, «Детство Тёмы» Н.Г.Гарина-Михайловского, «Детство Никиты» А.Н.Толстого.
СЫН ПОЛКА : повесть / [В. П. Катаев ; предисл. С. Баруздина ; худож. И. Гринштейн]. — Москва : Детская литература, 2009. — 234 с. : ил. — (Школьная библиотека).
СЫН ПОЛКА : повесть / [В. П. Катаев ; рис. О. Верейского]. — Москва : Детская литература, 1985. — 238 с. : ил. «Я был корреспондентом на фронте и многое увидел. Но почему-то больше всего запомнил мальчиков — обездоленных, нищих, угрюмо шагавших по дорогам войны… Вот почему я написал “Сын полка”» (В.Катаев. «О себе»).
ТРАВА ЗАБВЕНЬЯ / Валентин Катаев. — Москва : Вагриус, 2007. — 412 с. : ил. — (Мой 20 век).
ТРАВА ЗАБВЕНЬЯ / Валентин Катаев ; [предисл. И. Андроникова]. — Москва : Детская литература, 1967. — 222 с.
«Трава забвенья» — книга об Иване Бунине и Владимире Маяковском, какими их знал и запомнил Катаев. «При нём [Бунине] я боялся даже произнести кощунственную фамилию: Маяковский. Так же, впрочем, как впоследствии я никогда не мог в присутствии Маяковского сказать слово: Бунин. Они оба взаимно искажали друг друга. Однако они оба стоят рядом в моей памяти, и ничего с этим не поделаешь» (В.Катаев. «Трава забвенья»).
Светлана Малая
ЛИТЕРАТУРА О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ В.П.КАТАЕВА
Андроников И. Сверкающее слово Катаева // Андроников И. Все живо… — Москва : Советский писатель, 1990. — С. 280—285.
Галанов Б. Е. Валентин Катаев : размышления о Мастере и диалоги с ним / [Б. Е. Галанов]. — Москва : Художественная литература, 1989. — 318 с. : ил.
Галанов Б. Е. Валентин Катаев : очерк творчества / [Б. Е. Галанов]. — Москва : Детская литература, 1982. — 113 с. : ил.
Кардин В. Парус в море : повесть «Белеет парус одинокий» в творчестве В. Катаева / [В. Кардин]. — Москва : Художественная литература, 1982. — 190 с.
Катаев П. В. Доктор велел мадеру пить… : книга об отце / Павел Катаев. — Москва : Аграф, 2006. — 206 с. : ил. — (Символ времени).
Котова М. А., Лекманов О. А. В лабиринтах романа-загадки : комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец» / М. Котова, О. Лекманов, при участии Л. М. Видгофа. — Москва : Аграф, 2004. — 286 с. — (Символ времени).
С.М.
Сказки в многожанровом творческом арсенале В. Катаева есть и несколько сказок. Они написаны в 40-е годы: «Дудочка и кувшинчик» (1940), «Цветик-семицветик» (1940), «Пень» (1945), «Жемчужина» (1945), «Голубок» (1949). Сказки пронизаны множеством интонаций, то поэтически-светлых, то юмористически-задорных, то иронически-грустных. Действие в них свободно переносится из реального плана в мир фантазии.
Богатство и естественность интонаций, удивительная катаевская конкретность делают аллегорию сказок доступной пониманию маленьких детей. Б. Брайнина в книге «Валентин Катаев» вспоминает о том, как она прочла сказочку о пне четырехлетнему мальчику. Он засмеялся и несколько раз повторил нараспев: «Петька-а — пе-ень, Пе-ть-ка — пе-ень, Петька — пе-ень…» и, увидев ее недоумение, пояснил: «Наш Петька говорит, будто самый что ни на есть храбрый и главный, а в самом деле трусище, трусишка… я сразу его узнал». А ведь сатирическая сказка «Пень» первоначально была напечатана в журнале «Крокодил» и с не меньшим правом может считаться произведением для взрослых. Сатира этой философски-мудрой сказки-миниатюры выходит за пределы «детской» аудитории, почти так же как сатира и ирония сказки «Жемчужина». В том и в другом случае вторым, глубинным планом оказывается мотив жизни, проходящей мимо, и старости, оказавшейся вне жизни. В «Жемчужине» даже прослеживается последовательно путь, приведший к такой старости,— путь высокомерного отчуждения от окружающих. Считая себя особенной, любуясь жемчужиной, растущей у нее под плавником, прелестная рыбка Каролинка «с большими изумрудными глазами» и не заметила, как превратилась в старушку.
В «Пне» внимание писателя сосредоточено не на этапах отчуждения, а на результатах его, на реакции окружающих. Когда старый пень объявил себя царем и потребовал, чтобы ему все кланялись, «деревья молча стояли вокруг него во всей своей гордой и грустной осенней красоте». Право на почет и уважение надо заслужить добрыми и нужными для всех делами, иначе останешься одиноким, осмеянным и наступит период, когда пустотой и никчемностью обернется то, что раньше казалось ценным. Так, «жемчужина» Каролинки оказалась большой бородавкой, а люди вовсе не кланялись пню, а просто собирали вокруг него опенки: «Да и тех уже не находят. Давно уже все обобрали».
Три сказки Катаева: «Дудочка и кувшинчик», «Цветик-семицпетик» и «Голубок» — объединены общими героями. Развитие сюжета в них связано с девочкой Женей и ее братом Павликом. То Женя и Павлик идут в лес за земляникой («Дудочка и кувшинчик») ; то их не пустили гулять в дождь и они просят маму впустить в окно белого голубка, которому негде спрятаться в непогоду («Голубок»); то с Женей происходят необычные приключения, когда она возвращается домой из булочной («Цветик-семицветик»). Одной из самых характерных для творческой манеры Катаева сказок является «Дудочка и кувшинчик». Начало ее как будто совсем не сказочное: «Поспела в лесу земляника. Взял папа кружку, взяла мама чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а маленькому Павлику дали блюдечко». Так сразу читатель оказывается в атмосфере действия, созданного короткими, энергичными предложениями, наполненными глаголами. Ввод в сказочное действие происходит незаметно, во время разговора Жени и старика боровика.
* «— Здравствуй, девочка,— говорит.
* — Здравствуй, дяденька.
* — Я не дяденька, а дедушка. Аль не узнала? Я старик боровик, коренной лесовик, главный начальник над всеми грибами и ягодами. О чем вздыхаешь? Кто тебя обидел?»
Этот диалог звучит убедительно и совсем обыденно, а ситуация уже сказочная: старик боровик обладает волшебной силой. Развитие ситуации идет путем, казалось бы, традиционным для многих сказок: сначала Женя меняет кувшинчик на дудочку, потом наоборот. Но этот привычный мотив наполняется новым внутренним смыслом: Женя захотела иметь сразу и дудочку и кувшинчик. И вот тут-то, в споре ее и старика боровика, выясняется, что Женя просто ленивица. Она не хочет собирать ягоды, как все: нагибаться к земле, заглядывать под листья. Перевоспитание ленивицы происходит не с помощью поучительных фраз, а в результате поражения в споре со стариком боровиком. Убедительно и живо нарисована сцена завершения спора: «С этими словами старик боровик, коренной лесовик, топнул ногой и провалился под пенек. Женя посмотрела на свой пустой кувшинчик, вспомнила, что ее дожидаются папа, мама и маленький Павлик, поскорее побежала на свою полянку, присела на корточки, заглянула под листики и стала проворно брать ягоду за ягодой». Произошло преображение девочки. И этому веришь, потому что лень не захватила еще целиком ее характера. Эта же сцена является выходом из сказочной ситуации, протекающим так же плавно, как и ввод в сказку. Писатель учит маленьких детей всматриваться в природу, заботиться обо всем живом на земле, активно помогать людям, радостно трудиться. Дидактические идеи сказок В. Катаева не лежат на поверхности — они неотъемлемая часть их поэтического и волшебного мира.
Внучку Валентина Катаева зовут Тиной. Эта миниатюрная женщина – зам. редактора московского журнала «В мире науки», известный журналист.
Ловить бандитов проще, чем писать:
– Согласно мемуарам Валентина Петровича, именно он подал идею «12 стульев». Это действительно так?
– Да. Ситуация складывалась таким образом. Евгений Катаев приехал из Одессы в Москву к старшему брату. И решил показать какой он самостоятельный – устроился работать в уголовный розыск. У дедушки была главная задача – придумать всё, что угодно только чтобы он оттуда добровольно ушёл. Во-первых, опасно для жизни, во-вторых, Евгений был очень молод и эмоционален. Дедушка начал предлагать ему писать. Говорит: «Ну что, неужели тебе проще ловить бандитов, чем написать?». Сначала Катаев-младший сочинял для «Гудка» фельетоны. Позже он познакомился с Ильфом, они пришли к дедушке. (Чтобы не было двух писателей Катаевых они решили, что у младшего брата – вроде как не дорос до старшего – будет псевдоним, и взяли в честь отца – Петров.) Вместе обсуждали, что бы им такое написать. И дед говорит: «Ребята, я у вас мэтр, а вы можно сказать подсобные рабочие, я вам сейчас расскажу тему, дам идею, вы мне всё напишете, а я рукой мастера пройдусь. Гениальная идея есть у Дюма. Допустим, существует некий клад, ценность или что-то, что спрятано в каком-то количестве предметов. Вот давайте на эту тему напишите мне. Потом посмотрю». Катаев об этом забыл, а они взяли и написали «Двенадцать стульев». И когда принесли роман, чтоб он прошёлся по нему рукой мастера – сказал: «Ребята, ну я-то вам зачем нужен? Вы всё сделали замечательно».
Так что идея на самом деле была его. Дед сумел соединить двух людей, у которых был взаимодополняемый дар.
Более того – он сказал: «Всё. Я свою фамилию снимаю, рукой мастера не прохожусь, с вас только за то, что идею подал – золотой портсигар!» Ну, они расстроились – дороговато будет, но подарили ему портсигар. Золотой, но маленький, женский.
– Значит, это именно Валентин Петрович познакомил Ильфа и Петрова?
– Это была определённая литературная среда, где все между собой были знакомы. Естественно, когда Петров приехал в Москву, дедушка познакомил его со всеми, кого знал, но уже дальше он знакомился сам.
Игра в ушки и «Собрание сочинений»
– А Валентин Петрович рассказывал вам что-нибудь о детстве, проведённом в Одессе?
– У дедушки воспоминания о детстве это, собственно, «Белеет парус одинокий» и «Волны чёрного моря». Это всё, естественно, художественный вымысел, но это очень чётко основано на детских воспоминаниях.
– И хижина рыбака, и..?
– Да. Выдуманные персонажи имели реальную основу.
Образы собирательные, но люди подобные были. Более того, по этому произведению можно изучать историю Одессы того времени. Допустим, историю костюма. Или, например, игра в ушки – абсолютно чёткая примета того времени. Даже описание пуговицы совпадает один в один.
– Ваш дедушка был знаком с Буниным?
– Литературная карьера Катаева началась с того, что в семь лет он завёл стопку тетрадей и написал на ней «Собрание сочинений».
В шестнадцать лет – пришёл к Бунину.
Бунин был величайшим писателем того времени, признанным, но он славился своим сложным характером и плохо принимал молодых авторов. Дедушка принёс ему тетрадку со стихами, оставил. А когда пришёл узнать результат, Бунин его принял. В принципе, Катаев на это не рассчитывал. Так началось их творческое общение. Когда дедушка уже был состоявшимся писателем, Бунин иммигрировал. Он жил в Париже, писал «Темные аллеи» и они не общались, потому что было советское время, и это просто было опасно для судьбы дедушки. Бунин очень за него переживал, боялся передавать письма, и когда в Париж приезжали делегации советских писателей, говорил «Не-не-не-не-не, ничего не хочу знать». Позже дедушка с бабушкой были во Франции, они навестили жену Бунина. Это было через несколько лет после его смерти. Его жена встретила их с меренгами. Она помнила, что когда в шестнадцать лет дедушка пришёл к ним в гости, он сказал, что это самые любимые его пирожные.
Мой гроб ударится о перила лестницы
– А каковы впечатления Катаева о Булгакове?
-На протяжении жизни менялись отношения. Но Булгаков был для него близким человеком. Дедушка в старости вспоминал, насколько Булгаков был и чутким, гениальным художником, потому что он сказал «Когда я умру, когда меня будут выносить из дома, мой гроб ударится там-то о перила лестницы». Помимо каких-то человеческих вещей очень сильны были духовные связи.
70 процентов шестидесятников
Я считаю, что в наше время и в нашей литературе этого нет.
Может быть, какой-то всплеск был у шестидесятников, но в принципе сейчас у нас наступило в этом плане безвременье. Должна как-то иначе сформироваться наша жизнь, чтобы произошёл новый всплеск. Должна пена осесть.
– Что касается шестидесятников – Валентин Петрович ведь был редактором журнала «Юность» и он первым начал публиковать их? Евтушенко, Ахмадулину и всех остальных?
– Да, он шесть лет был главным редактором журнала (с 1955 до 1961) и его главной задачей было найти молодых талантливых писателей. Он вытащил Аксёнова – Василия Аксёнова и Анатолия Гладилина, которых просто обожал. Он нашёл Вознесенского, Евтушенко, Беллу Ахмадулину и других.
– Рождественского тоже?
– Рождественский был и сам известен, но, тем не менее, да. В принципе процентов 70 шестидесятников – это дед вынул. И у него была совершенно потрясающая помощница, соратница –Мария Лазаревна Озерова. Она и сейчас жива. Они вдвоём боролись. И произошла такая ситуация – ему начали закручивать гайки. Начали говорить «А вот этого не надо печатать», определённое давление. Он ушёл с поста главного редактора по собственному желанию. В полной ярости был Хрущёв, он сказал «у меня никто из главных редакторов не имеет права подать заявление по собственному желанию». Травить его особо не могли, слишком известен, но о его произведениях перестали упоминать в прессе. Он красиво ушёл, сказал, что хочет заниматься только творчеством. Никого не подвёл, но тем не менее это вызвало ярость. А ушёл на самом деле из-за того, что уже не мог делать то, что считал нужным.
Маяковский и насморк
Очень хорошие отношения были с Есениным. Это и молодость, и атмосфера неотделимости жизни от искусства, один круг, единый порыв.
Он был и в очень близких отношениях с Маяковским. Перед перестройкой ходили разные версии смерти Маяковского. Кто-то говорил, что это ЧК спровоцировало его убийство, и его возлюбленная…
– Лиля Брик?
– Нет, не Лиля Брик, а вторая. Полонская. Говорили, что она могла его застрелить. Дедушка видел его за день до смерти, вернее вечером. Он рассказывал, что у Маяковского был насморк и омерзительное настроение. Вот так бывает, когда не хватает последней капли. Он говорил, что Маяковский несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. Причём вставлял один патрон, и оставлял записки.
Единственный русский писатель
– Валентин Петрович был членом-корреспондентом Гонкуровской Академии, как это было возможно в те времена?
– Какие бы ни были времена, какой бы ни была закрытой страна, всё равно существуют международные литературные академии, сообщества. И так как всё равно произведения человека печатаются, то по определённым произведениям его избирают почётным членов. В академии Гонкур на тот момент Катаев был единственным русским писателем. Очень часто к нам домой приезжали Лано, Базен и всех их принимали.
– Принимать-принимали, а Катаева выпускали за границу?
– Да, деда выпускали, потому что какая бы ни была реальная диктатура в стране, для того чтобы существовать в международном сообществе у неё существует несколько позиций, особенно связанных с культурой и наукой. Вроде как мы всё-таки близки к нормальному человеческому сообществу и открыты. Поэтому у ряда советских писателей всегда была возможность выезжать.
Для того, чтобы вывезти группу писателей, о которых никто не знает в мире, нужна была одна фамилия, которую знали все. Брали дедушку и брали ещё десять никому не известных писателей.
«Не обязательно быть знакомым, чтобы любить кого-то»
– К фильму «Цирк» Катаев тоже имел отношение…
– Он с братом писал сценарий фильма. Но когда вышел фильм, туда вставили слишком много всяких просоветских вещей, и они сняли свои фамилии. Хотя «Цирк» на мой взгляд фильм очень хороший. Я представляю, до какой степени он мог бы быть хорош, если бы они…
– Ничего не исправляли?
– Да.
– А как Валентин Петрович относился к тому, что мадам Стороженко сыграла Раневская?
– Раневскую он обожал.
– Они были знакомы, да?
– Необязательно быть знакомым, чтобы любить кого-то. Для него это была актриса высочайшего уровня.
Вани Солнцева никогда не было
– А где Валентин Петрович жил в Одессе в детстве, в каком районе?
– Куликово поле. Не там, где переулок названный в его честь. С другой стороны. Сейчас этого дома уже нет. Поэтому можно только ориентировочно сказать где это было. В принципе Катаевы в Одессе жили в трёх домах и всегда на съемных квартирах.
На Куликовом поле – это была первая квартира, где он жил ещё совсем маленьким. Что и было описано в «Белеет парус одинокий».
– Валентин Петрович работал во время Великой Отечественной военным корреспондентом «Красной Звезды»?
– В Совинформбюро. Это было главное, а публикации могли идти и в «Правду», и в «Красную звезду».
– «Сын полка» – это в какой-то мере результат работы на фронте?
– Да, и «Виадук». Но с «Сыном полка» связано самое распространенное заблуждение. Вани Солнцева никогда не было. Это собирательный образ. Дедушка видел таких сынов полка минимум десять-двадцать человек. Он собрал Ваню Солнцева из образа всех этих детей. И благодаря тому, что «Сын полка» стал популярен, началось движение «сынов полка». То есть хотя Вани Солнцева не было, каждый из этих людей думал, что речь о нем. Для Катаева это было очень важно. То, что каждый должен быть признан, если кто-то из них ещё остался в живых – к ним надо относиться как к героям.
Забавный случай произошёл с моей подругой. В классе в пятом-шестом мы проходили «Сына полка» и ей дали задание – написать, о чём думал писатель Катаев, что он хотел вложить в образ Вани. Естественно, живя через две дачи от нас она пришла к дедушке и попросила рассказать чего же он имел-то ввиду. Он рассказал. Ей поставили тройку с минусом за сочинение – они с Катаевым оказались неправы. И это очень частое заблуждение, связанное с известными литературными произведениями.
Очень часто говорят, что дедушка получал сталинские премии, был отмечен многими госнаградами – это неправда. Не смотря на то, что его имя использовали –для международных дел, он был отмечен только один раз, за «Сына полка» сталинской премией, но – второй степени.
Сircle in the round
– Зато «Растратчики» стали бестселлером в США.
– Где-то в двадцатых годах пьеса шла на Бродвее. «Растратчики» и «Квадратура круга», две вещи там шли. Когда мы были в Америке, американцы нам показали театр который называется «Circle in the round». Они сказали, что это в честь «Квадратуры круга», которую здесь ставили. Так был назван театр, он до сих пор существует.
Собственно с «Квадратурой круга» и «Растратчиками» связана очень забавная вещь. Катаеву заплатили обалденный по тем временам гонорар – двадцать долларов за право использовать произведение в течении всей остальной жизни дедушки. У него там шли и другие спектакли, а Петров ездил в Америку ( в результате чего появилась «Многоэтажная Америка») и каким-то образом получил дедушкины гонорары. И к моменту рождения моей мамы из Америки доставили в Москву форд цвета Blue Washington. Бабушка с моей новорожденной мамой стояла у окна, а ей подогнали эту роскошную машину.
– В 1965 году был написан рассказ «Дорогой, милый дедушка» – это о вас?
– Не совсем обо мне, но опять таки у него нет вещей, которые написаны точно о ком-то или точно на основании чего-то. Но подвигла его на самом деле я. Мы смотрели «Евгений Онегин», я терпеть не могла оперы и периодически комментировала всё происходящее на сцене. На основе моих комментариев у него родилось произведение.
– А Катаев не хотел вернуться жить в Одессу?
– Хотел. Но очень переживал по поводу того, что в Одессе всё равно никогда не будет горячей воды…
Страница: [ 1 ] 2 3
Валентин Петрович Катаев, один из старейших российских писателей, на протяжении всей своей жизни не раз обращался к творчеству для детей. В автобиографической книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» он говорит о своем раннем приближении к искусству. Оно связано с давними детскими воспоминаниями: «Каждый вечер мама наклеивала в тетрадку новые картинки и подписывала их, так что в конце концов получилась как бы самодельная книжка для рассматривания и чтения. Я очень полюбил эту книжку, потому что, как я уже значительно позже понял, в ней удивительно гармонично сочеталось изобразительное с повествовательным, без чего не может существовать подлинное искусство».
Валентин Петрович Катаев родился в 1897 году в городе Одессе. Отец преподавал в гимназии, мать была учительницей музыки. Не закончив гимназии, Катаев уходит добровольцем на фронт, пишет там стихи, делает прозаические зарисовки боевых событий и быта солдатской жизни. В 1919 году, сражаясь в рядах Красной Армии, он некоторое время был командиром батареи. Демобилизовавшись, писатель работает в ЮГРОСТА, пишет главным образом прозаические произведения: очерки, остросюжетные рассказы о гражданской войне. В 1922 году Катаев, переехав в Москву, сотрудничает в центральных газетах, выступает с фельетонами, рассказами, пьесами. Среди рассказов, написанных в 20-е годы, были «Ушки» и «Родион Жуков», в измененном виде вошедшие позже в повесть «Белеет парус одинокий».
В. Катаев дает постоянную психологическую мотивировку слов и поступков Вани Солнцева. «Пастушок», как прозвали его бойцы Енакиева, потерял в годы войны отца и мать, бабушка и сестренка умерли от голода. Мальчик два года бродил один, скрываясь от немцев, носил в сумке отточенный гвоздь, чтобы убить врага, и хранил букварь, чтобы не разучиться читать. Ваня истосковался по человеческой ласке и поэтому так тянется сердцем к бойцам, полюбившим его. Он чутко схватывает перемену в настроении каждого, понимает, что Биденко любит его и ворчит не со зла. Ваня Солнцев — удачно найденный герой. Этот образ дан в перекличке с образами героев старшего поколения, и символической становится сцена сна Вани, когда ему слышится голос генерала, ведущего его вверх по ступенькам огромной лестницы: «Иди, пастушок… Шагай смелее!» В творчестве В. Катаева, посвященном детям, два аспекта, детский и взрослый, сосуществуют. Писатель как бы проверяет один другим, уточняет, развивает, рассматривая то или иное явление крупным планом и со всех сторон.
В его повестях и сказках талантливо совмещаются реальный, конкретный и фантастический, сказочный планы, отражающиеся слитно в детском сознании; несобственно-прямая речь обостряет соединение этих двух противоположных планов, создавая своеобразие поэтизации жизни В. Катаевым. Многогранно отражение действительности в произведениях писателя, который умеет умным и ироничным взглядом охватить все изображаемое, углубляя и уточняя видением детства видение взрослого человека.
Сохраняется она и в других произведениях В. Катаева, посвященных детям, в частности в повести «Хуторок в степи» (1956).
Страница: [ 1 ] 2 3
Сюжет творческой судьбы Валентина Катаева (1997-1986) причудлив и таит в себе много секретов. Любимый ученик Бунина, впитавший в себя уроки бунинской наблюдательности и пластики слова. Увлеченный репортер первых советских пятилеток, автор романа “Время, вперед!” и повести “Белеет парус одинокий”, которые стали классикой соцреализма. Человек, постоянно оказывавший поддержку изгою Мандельштаму, в конце 30-х годов подписывавший письма в защиту арестованного Заболоцкого, а потом, в 1956 году, без раздумий подписавший печально знаменитое письмо редакции “Нового мира” с отказом печатать “Доктора Живаго”. Автор сервильных речей на всякого рода официальных совписовских радениях и едкий критик советского масскульта, Не щадивший и мэтров соцреализма. Определенный сдвиг в творческом поведении Катаева стал намечаться уже с началом “оттепели”. На Втором съезде писателей он произносит очередную угодливую речь. В 1955 году становится номенклатурной фигурой – назначается главным редактором нового журнала “Юность”. В 1958 году шестидесятилетний Катаев вступает в КПСС. И в то же время он создает атмосферу высокой творческой взыскательности в “Юности”, отыскивает молодые таланты, жестко учит и выпускает в жизнь целую плеяду поэтов и прозаиков, чьи произведения значительно повышают планку художественной культуры. Время от времени у Катаева вырываются очень хлесткие высказывания об уровне современной литературы.
В эти же годы в творчестве самого Катаева ощущается какое-то смятение. Словно по инерции, он заполняет “лакуны” в задуманной эпопее “Волны Черного моря” – помещая между повестью “Белеет парус одинокий” (события 1905 года) и романом “За власть Советов” (события Отечественной войны) повести “Хуторок в степи” (1956) и “Зимний ветер” (1960), посвященные событиям 1910-х годов и Октябрьской революции. В этих повестях все чаще и чаще начинает появляться образ Ленина. Сам Катаев почти в каждом своем интервью говорит о том, что собирает материал для книги о Ленине. (Напомним, что в годы “оттепели” обращение к ленинской теме несло в себе идею нравственного очищения – оно мнилось как возвращение к чистым истокам революции, как восстановление ее высоких идеалов.)
Творческим прорывом, с которого начался “новый” Катаев, стала неожиданная, странная книжка – “Маленькая железная дверь в стене”, увидевшая свет в 1964 году. Поскольку здесь центральным персонажем выступает Ленин, то книжка эта была проверена специалистами по истории КПСС на предмет верности “исторической правде”, получила вполне респектабельный ярлык “художественно-публицистическая повесть” и вошла в обойму официальной “Ленинианы”. А в сущности, это было первое произведение, где Катаев опробовал свои новые художественные принципы, которые впоследствии эпатирующе назвал “мовизмом” (от французского – mauvais, то есть “плохой”, “неприличный”). Ленинская тема стала прикрытием.Именно здесь, в повести “Маленькая железная дверь в стене”, Катаев впервые соединил в одном художественном поле документ и вымысел, смело перемешал времена и пространства, установил фамильярный контакт между своим лирическим героем и легендарной фигурой, окруженной поклонением. В первом же эпизоде повести заявляется неожиданная позиция Автора по отношению к объекту своего интереса: “И подобно тому как Арагон сказал: “Робеспьер – мой сосед”, – мне хочется сказать: “Ленин – мой современник”\”. Но то, что сказал Арагон, по тону совершенно нормально – “это было сказано совсем по-парижски”, замечает Автор. Но на людей с советским менталитетом, которых годами приучали видеть в Ленине едва ли не Бога, высказывание “Ленин – мой современник” могло произвести более чем ошеломляющее впечатление. Это звучало как вызов. И Катаев вовсе не старается сгладить такое впечатление. Вызов становится неотъемлемой “приправой” его нового стиля.
Предвосхищая постмодернистское обнажение “симулятивности” всякого рода стереотипов, Катаев, с одной стороны, разрушает те клише (”самый человечный человек”, “прост как правда”, чуткий и ласковый “дедушка Ленин” и т. п.), из которых сложился олеографический лик вождя Октябрьской революции в массовом сознании, приводя свидетельства мемуаристов, страницы из писем и статей самого Ленина: “лицо его казалось настолько серьезным и повелительным, что его слова заставляли невольно подчиняться”; “от него веяло отчасти холодом”; “совершенно не способен жить в коммуне”; “прямо бесновался от негодования”23. С другой стороны, и сами документы не вызывают пиетета у героя-повествователя – некоторым из них он не доверяет, другим возражает. Например, приводя эпизод из воспоминаний некой Невзоровой-Шестерниной о том, что проходя мимо Аничкова дворца, Ленин, “весело, шутливо смеясь”, говорил: “Вот бы сюда хороший апельсинчик бросить!”, герой-повествователь сомневается: “”Весело, шутливо…” Ну, не думаю. Не знаю. Не верю. Но даже если и в самом деле “весело и шутливо”, то, во всяком случае, веселье это было невеселое, а шутки нешуточные”.
В сущности, Катаев “слепил” из тщательно подобранных документов свой образ Ленина, сделав формулой этого характера высказывание Марселя Кашена: “Это был острый человек, настоящий революционер”. Катаеву важно, что “острый человек” и “настоящий революционер” здесь представлены как синонимы. Фактически сам Катаев пользуется теми же “симулякрами” из знаковой системы соцреализма. Но позаимствованная из соцреалистического арсенала священная формула “настоящий революционер” наполняется в художественном мире повести Катаева не канонической политической или идеологической семантикой, а скорее семантикой экзистенциальной: она означает особый тип жизнедеятельности – непокорство перед гнетом времени, историческое творчество, направленное на овладение историей, на управление ее ходом.
В \”мовистских\” произведениях, созданных Катаевым в 60-70-е годы, мир души героя и огромный объективный мир выступают равновеликими величинами. Человек, бросающий вызов смерти, доказывает свое право быть равным великому и бесконечному мирозданию. Он оказывается способным творить и пересоздавать мир силою своих сугубо человеческих качеств: силою памяти, богатством поэтического воображения, страстной и активной любви к жизни.
С самого начала в новой прозе Катаева носителями идеала, по которым лирический герой, стыдясь своей слабости, старается равнять себя, выступают Революционеры и Поэты. Но со временем тема Революционера сублимировалась в тему Поэта – \”революционность\” как неортодоксальное отношение к жизни стала тем \”мостком\”, через который автор совершил переход от идей революционной ломки (\”Трава забвенья\”) к идеям поэтической смелости и озорства, творческой озаренности в повести \”Алмазный мой венец\”.
Но на этой фазе Катаев не остановился. Его \”мовизм\” обнаружил способность не только к последовательному развитию, но и к самокритике. Последний творческий цикл писателя отмечен созданием трех повестей: \”Уже написан Вертер\” (1979), \”Спящий\” (1984) и \”Сухой лиман\” (1985). Все они представляют собой в некотором роде \”римейки\” собственных произведений Катаева, написанных в разные годы. В \”Спящем\” слышны отзвуки романтической новеллы \”В осажденном городе\” (1920), в повести \”Уже написан Вертер\” Катаев разрабатывает сюжет о девушке из совпартшколы, который был пунктирно намечен в \”Траве забвенья\”, а в \”Сухом лимане\” вновь появляются персонажи, отдельные эпизоды, даже некоторые образы-символы из повести \”Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона\” (1972) и даже из раннего рассказа \”Отец\” (1925).
В самом феномене \”римейка\” есть нечто, роднящее его с постмодернизмом – писание поверх известных текстов неминуемо приобретает диалогический характер. Но парадокс катаевских \”римейков\” состоит в том, что он применяет постмодернистскую стратегию к своим собственным произведениям, причем – даже к тем, которые написаны относительно недавно, уже в \”мовистский\” период. Новые произведения Катаева находятся со своими \”первоисточниками\” в достаточно сложных, по преимуществу полемических отношениях. Переписывая в своих \”римейках\” вроде бы один и тот же исходный жизненный материал, автор пропускает его сквозь призму иной художественной стратегии и фактически переписывает свое прежнее видение мира, внося существенные коррективы в свою художественную философию. Если рассказ \”В осажденном городе\” был по-ученически выдержан в жанровом ка^ ноне романтической новеллы, если в самой поэтике мемуарной повести \”Разбитая жизнь\” реализуется модернистская модель памяти как инструмента сопротивления смерти, то в повестях \”Уже написан Вертер\” и \”Спящий\” выступают наружу сюрреалистическая и постмодернистская структуры, причем в самом демонстративном – \”сновидческом\”, подсознательно-иррациональном варианте.
Будущий писатель родился 28 января в Одессе. Его семья была интеллигентной и очень образованной. Отец происходил из семьи священника, получил прекрасное образование и в дальнейшем преподавал в нескольких местных училищах. Мать происходила из древнего казацкого рода, была дочерью высокопоставленного генерала.
Спустя шесть лет у Валентина появился младший братик. Но вскоре случилось несчастье: мать заболела воспалением легких и умерла. К счастью, заботу о детях взяла на себя ее сестра, которая очень их любила и во многом сумела заменить мальчикам утерянного родного человека.
В доме Катаевых всегда царил культ книги. Одним из самых любимых способов времяпрепровождения семьи были ежевечерние чтения вслух. Наличие в доме огромной библиотеки открывало подрастающим мальчикам пути во множество миров, заключенных на страницах десятков и сотен томов.
Первые свои стихи Валентин написал в десять лет. По его собственным воспоминаниям, он постоянно пребывал в творческом возбуждении, пытался выплеснуть на бумагу мысли и чувства, которые теснились в голове. Со свойственной детству убежденностью в собственной уникальности маленький Катаев ни секунды не сомневался, что его творения достойны того, чтобы быть прочитанными широкой публикой. Поэтому практически с каждым стихотворением он отправлялся в поход по всем имеющимся в городе редакциям. Творения у ребенка принимали, но не печатали.
Однажды один из редакторов, видящий, что у мальчика есть талант, которому необходима шлифовка, посоветовал отправить стихи не в газету, а какому-нибудь писателю, который смог бы дать ему советы и направить по верному пути. Так Катаев познакомился с Александром Федоровым, взявшим его под свое крыло. Именно он впервые открыл мальчику творчество Бунина, от которого тот пришел в неподдельный восторг.
Очень скоро Валентин встретился со своим кумиром лично. Бунин оценил талант своего поклонника и согласился учить его. Именно он привил ему замечательную привычку каждый день заниматься творчеством, даже если совершенно нет желания это делать.
Сочинение на тему:
«Сын полка в повести В. П. Катаева
«Сын полка».
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Н. Майоров
Война … Сколько бед, страданий, горя стоит за этим словом… Люди, которые пережили суровое военное время, никогда не забудут погибших друзей, подруг, отцов, братьев.
Мне бы хотелось на примере повести Валентина Петровича Катаева «Сын полка» показать не только смелые и героические подвиги советских людей, но и самые лучшие качества настоящего солдата.
Валентин Петрович Катаев написал повесть «Сын полка» в 1944 году; более семидесяти лет прошло с тех пор, но мы вновь и вновь возвращаемся к событиям военного времени, с гордостью вспоминаем тех, кто выстоял и победил.
Многие знают о судьбе Вани Солнцева, у которого война отняла все: родных и близких, дом и безоблачное детство. Но жизнь скитавшегося три года с начала войны мальчика изменилась, когда его подобрали разведчики – артиллеристы Биденко и Горбунов, которые проявили интерес и добродушие к мальчику: обогрели, накормили – Ваня им «своим показался».
Действительно, Ваня оказался смышленым, смелым мальчиком, сам рвался в разведку, понимал ответственность порученного ему задания. Сбылась мечта Вани: он стал сыном полка. Казалось бы, зачем солдатам, у которых и без того немало забот, возиться с каким – то мальчишкой? Эти замечательные люди – сержант Егоров, капитан Енакиев, Биденко, Ковалев не только помогли Ване стать смелым разведчиком, но и воспитали в нем лучшие качества настоящего советского солдата.
Мальчик сыграл большую роль в судьбе капитана Енакиева. С появлением Вани в дивизии меняется жизнь капитана: он понимает, что теперь ему нужно заботиться о мальчике, ведь война отняла у него всех близких. Да и Ваня тянется к нему.
Сколько же было сынов полка за годы войны? Все они мужественно сражались рядом со взрослыми бойцами: ходили в разведку, участвовали в боях, спали по двое – трое под одной шинелью. Они ежечасно совершали подвиги. Я считаю, что подвиг – это не просто смелость и героизм, но и великий труд, сила воли, любовь к Родине и своему народу, которая хранится в сердцах советских людей: и взрослых, и детей.
И не сломила волю, не сгубила,
И душу не растлила нам война.
Видать, нечеловеческая сила
Ему, солдату русскому, дана…
Валентин Петрович Катаев, один из старейших российских писателей, на протяжении всей своей жизни не раз обращался к творчеству для детей. В автобиографической книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» он говорит о своем раннем приближении к искусству. Оно связано с давними детскими воспоминаниями: «Каждый вечер мама наклеивала в тетрадку новые картинки и подписывала их, так что в конце концов получилась как бы самодельная книжка для рассматривания и чтения. Я очень полюбил эту книжку, потому что, как я уже значительно позже понял, в ней удивительно гармонично сочеталось изобразительное с повествовательным, без чего не может существовать подлинное искусство».
Валентин Петрович Катаев родился в 1897 году в городе Одессе. Отец преподавал в гимназии, мать была учительницей музыки. Не закончив гимназии, Катаев уходит добровольцем на фронт, пишет там стихи, делает прозаические зарисовки боевых событий и быта солдатской жизни. В 1919 году, сражаясь в рядах Красной Армии, он некоторое время был командиром батареи. Демобилизовавшись, писатель работает в ЮГРОСТА, пишет главным образом прозаические произведения: очерки, остросюжетные рассказы о гражданской войне. В 1922 году Катаев, переехав в Москву, сотрудничает в центральных газетах, выступает с фельетонами, рассказами, пьесами. Среди рассказов, написанных в 20-е годы, были «Ушки» и «Родион Жуков», в измененном виде вошедшие позже в повесть «Белеет парус одинокий».
В. Катаев дает постоянную психологическую мотивировку слов и поступков Вани Солнцева. «Пастушок», как прозвали его бойцы Енакиева, потерял в годы войны отца и мать, бабушка и сестренка умерли от голода. Мальчик два года бродил один, скрываясь от немцев, носил в сумке отточенный гвоздь, чтобы убить врага, и хранил букварь, чтобы не разучиться читать. Ваня истосковался по человеческой ласке и поэтому так тянется сердцем к бойцам, полюбившим его. Он чутко схватывает перемену в настроении каждого, понимает, что Биденко любит его и ворчит не со зла. Ваня Солнцев — удачно найденный герой. Этот образ дан в перекличке с образами героев старшего поколения, и символической становится сцена сна Вани, когда ему слышится голос генерала, ведущего его вверх по ступенькам огромной лестницы: «Иди, пастушок… Шагай смелее!» В творчестве В. Катаева, посвященном детям, два аспекта, детский и взрослый, сосуществуют. Писатель как бы проверяет один другим, уточняет, развивает, рассматривая то или иное явление крупным планом и со всех сторон.
В его повестях и сказках талантливо совмещаются реальный, конкретный и фантастический, сказочный планы, отражающиеся слитно в детском сознании; несобственно-прямая речь обостряет соединение этих двух противоположных планов, создавая своеобразие поэтизации жизни В. Катаевым. Многогранно отражение действительности в произведениях писателя, который умеет умным и ироничным взглядом охватить все изображаемое, углубляя и уточняя видением детства видение взрослого человека.
Сохраняется она и в других произведениях В. Катаева, посвященных детям, в частности в повести «Хуторок в степи» (1956). Тематически и хронологически «Хуторок в степи» продолжает предыдущую повесть. Снова мы встречаемся с полюбившимися нам героями—учителем Бачеем и его сыновьями, с Терентием и Гавриком, Родионом Жуковым. Но время действия иное: в повести изображен период 1910—1912 годов, начало нового подъема революционного движения в России. Повесть «Хуторок в степи» открывают события, прямо или косвенно связанные со смертью Л. Н. Толстого. Здесь и психологическая реакция на это тяжелое событие Пети Бачея, у которого на душе так же «темно и тягостно», как на улице, и увольнение его отца из гимназии за то, что он честно и прямо сказал ребятам, что Л. Толстой — великий художник. Неожиданное предложение богача Файга, взявшего Василия Петровича на службу, дает возможность семье отправиться в путешествие за границу, о котором все давно мечтали. Так действие выходит за пределы России: в поле зрения писателя Италия, Швейцария, Австрия, Турция, Греция. В Италии происходит встреча Пети и Павлика с Горьким и Родионом Жуковым в момент демонстрации бастующих трамвайных кондукторов. Солдаты и карабинеры разгоняют толпу, раздается стрельба, падают люди; матрос помогает всем русским спастись. Семья Пети все больше приобщается к жизни народа; Василий Петрович преподает в воскресной школе для рабочих и, может быть, впервые осознает, как он нужен людям. Семья Черноиваненко (Терентий и Гаврик) тоже показана участницей процесса революционного роста. Гаврик активно помогает брату, который, вернувшись из ссылки, организует политическую пропаганду. Последние главы повести посвящены ленским событиям и первомайской демонстрации в рабочих районах Одессы.
В 1945 году В. Катаев написал свою известную повесть «Сын полка». Основу ее сюжета составляет судьба Вани Солнцева, потерявшего родителей и перенесшего столько горя, сколько достается в жизни не всякому взрослому. Беды закалили мальчика. Оказавшись среди бойцов капитана Енакиева, он решил бороться с врагом, как настоящий солдат. В то же время писатель подчеркивает, что Ваня не утратил детскости. Очень характерен в этом отношении такой эпизод, как разговор Вани с четырнадцатилетним мальчиком, усыновленным бойцами другого подразделения. Началось с мальчишеского спора — чей лес, что делает здесь каждый («Иди, откуда пришел».— «Сам иди, не твой лес»). Когда Ваня увидел медаль на груди этого мальчика, он был подавлен, но «и виду не подал». «Великое дело»,— сказал он с кривой улыбкой, чуть_не плача от зависти». В процессе диалога меняются взаимоотношения двух мальчиков, начавшиеся с задорного выявления хозяйских прав на лес («Не твой лес».— «А вот мой») и окончившиеся завистью к медали четырнадцатилетнего сына полка и горькой мыслью о себе: «Стало быть, я им не показался».
К повестям «Белеет парус одинокий» и «Хуторок в степи» примыкают еще две — «Зимний ветер» и «Катакомбы»,— в которых действуют уже взрослые Гавриил Черноиваненко и Петр Бачей. Все четыре повести составили тетралогию под общим названием «Волны Черного моря».
Образ Времени у Катаева двупланов. Это и необратимое движение истории, развитие цивилизации, шаги прогресса. Но это и образ предела, неотвратимого рока, беспощадной смерти, тьмы забвения. В книге Катаева силой, противостоящей смерти и преодолевающей забвение, становится память. Мотив памяти реализуется в “Маленькой железной двери” двумя способами. Первый способ – можно сказать, лобовой: автор вкладывает в уста отдельных персонажей (”бравого старого метранпажа” из “Юманите”, блестящего оратора Шарля Рапопорта, старого рабочего, у которого квартировали Ульяновы) восторженные слова о Ленине. Спустя многие годы они помнят о нем. Ну и следуя соцреалистическому канону, Катаев делает риторическое обобщение: Ленина нет в живых, но мы живем в эпоху Ленина.
Однако тема памяти реализуется в повести “Маленькая железная дверь” и другим, неявным, но более органическим способом. Как память самого Автора, который, собирая сведения о Ленине, путешествуя по местам, так или иначе с ним связанным, начинает восстанавливать в собственной душе дорогие его сердцу страницы собственной жизни. Тут и воспоминания о посещении мальчиком голубого грота “Гротто Азурро”, об отцовском учительстве, об упоении первыми полетами аппаратов тяжелее воздуха, о своих впечатлениях при первом посещении Парижа и т. д. Здесь с идеологическим замыслом – показать духовное родство между Лениным и человеком эпохи Ленина, соперничает и нечто иное: чувство собственного достоинства Автора, у которого есть свои отношения с Временем, и он сам, силой оживающей памяти, отвоевывает у забвенья свою Историю. Такая позиция Автора предполагалась еще в самом начале сюжета, когда он сказал: “Ленин – мой современник”.
И тогда оказывается, что само вольное обращение Автора с Временем – свободные перемещения его из прошлого в настоящее и обратно, нарушения какой бы то ни было хронологической последовательности, то, что он сам называет “чувством потери времени”, на самом деле есть освобождение из-под гнета времени и овладение им, подчинение времени власти Памяти. Память в повести Катаева есть таинственное свойство души, и она осуществляет свой отбор и свою компоновку фактов и событий не по каким-то там законам природы, общественного развития или воле вождей, а по логике движения настроений, чувств и мыслей человека. Такая “субъективированная” история носит духовно-ценностный характер, ибо она есть способ увековечения всего самого памятного, а значит, самого существенного в жизни людей.
Таким образом, в повести “Маленькая железная дверь в стене” под прикрытием ленинской темы Катаев впервые в своей творческой практике выстроил предельно субъективированную художественную модель, в которой высшей инстанцией, созидающей мир и одухотворяющей его, противостоящей смерти и забвению, выступает творческая энергия личной памяти. Эта, в сущности, неомодернистская концепция вытесняет собою всякие ритуальные банальности так называемой “Ленинианы”, которым отдает дань автор, прежде всего потому, что она, эта концепция, не декларируется, а материализуется в самой поэтике до крайности субъективированного дискурса. Катаев здесь едва ли не первым столь глубоко освоил семантический потенциал форм организации повествования и хронотопа, которые были разведаны модернистскими системами, воплотив в них свою концепцию бессмертия смертного человека. Разведав при помощи в некотором роде “маскировочной” повести “Маленькая железная дверь в стене” новую дорогу, Катаев решительно пошел по ней.
И первым действительно свободным (за малыми исключениями) от оглядок на идеологические и эстетические табу произведением Катаева стала его следующая повесть – “Святой колодец” (окончена в 1965 году). Сны и воспоминания, строки из стихотворений, осязаемо “вещные” подробности и фантасмагорические видения, задиристые рассуждения о “мовизме” и завораживающая мелодика изящных описательных фраз, да невозможно даже перечесть все те “куски”, “осколки”, которые, словно в калейдоскопе, перемешались в повествовании, свободном от привычных фабульных условностей. Создается иллюзия полнейшей свободы повествования от власти автора-творца, от “умысла”. Есть только человек и мир его души, в которой текут, непонятным образом наплывая друг на друга, картины, жесты, настроения, мысли…
Эта иллюзия настолько убедительна, что ее приняли всерьез некоторые литературоведы. Например, М. Б. Храпченко писал о том, что “раскованным” типом повествования “охотно пользуется, например, такой крупный мастер, как В. Катаев”. Критика отмечает, что при несомненных новых творческих возможностях, которые открывает ассоциативное повествование, “неограниченное подчинение авторского рассказа принципам, мотивам ассоциативности нередко ведет к его аморфности, зыбкости. Стоит посмотреть: так ли уж “раскованно” повествование у Катаева, так ли уж несет его по волнам вольных ассоциаций? Или все это очень тонко и целеустремленно организованнаяиллюзияраскованности?
Отметим, что Катаев в общем-то позаботился о “жизнеподобной” мотивировке фантастически-ассоциативной структуры книги. Начинается она с того, что героя готовят к операции, его усыпляют. (”Я вам обещаю райские сны. – Цветные? – Какие угодно, сказала она и вышла из палаты. После этого начались сны”.) И потом по ходу повествования несколько раз, возвращая нас к мотивировке, писатель вводит напоминания, связанные с болезнью, ожиданием операции, приготовлениями к ней и т. д.
В послевоенное время Катаев основывает знаменитый в советский период журнал «Юность», став его руководителем в качестве главного редактора и публикуя на его страницах произведения молодых и талантливых авторов.
В течение своей жизни Катаев официально имеет три брака, удачным из которых становится последний с Эстер Бреннер, подарившей писателю двух детей, дочь и сына. Дочь, названная Евгенией, является прототипом персонажей сказочных произведений Катаева «Цветик-семицветик», а также «Дудочка и кувшинчик».
Жизнь Катаева прерывается на девяностом году жизни в результате случившегося инсульта, до этого момента писатель переносит сложнейшую онкологическую операцию. Место захоронения Катаева становится московское Новодевичье кладбище.
Многие произведения писателя подвергаются еще при его жизни экранизации, а также завоевывают различные премии и награды. Сам же Катаев удостаивается звания Героя Социалистического труда.
Вариант 2
Русская литература – особый тип литературы, любимый во всём мире. Именно эта литература славится своей душевностью и эмоциональной составляющей, ведь именно в ней человек сможет найти именно те душевные сцены и события, которые не оставят равнодушным ни одного человека, и потому её так любят. Есть множество авторов, которые пишут свои произведения, которые в свою очередь также очень эмоциональны и душевны, однако нет зарубежных авторов, которые писали бы точно также, как наши отечественные писатели. Есть в наших людях что-то такое, чего нет в людях из других стран, однако возможно так о себе думает каждый народ. Так или иначе, самым ярким примером русской литературы будет писатель Валентин Катаев.
Валентин Катаев – популярный отечественный писатель, произведения которого очень эмоциональны, но при этом они также рациональны, и не обделены философской темой для размышления, а потому любимыми всеми типами читателей. Произведения данного автора очень часто читали ещё и потому, что в своих произведениях он также затрагивал простую человеческую жизнь, тем самым внося в свои произведения некую долю реализма, что повышало их качество, и качество Катаева как писателя. Он постоянно совершенствовал себя как автора, ведь понимал, что для того чтобы писать достойные произведения, он должен быть достойным профессионалом, готовым на любые сложности.
Катаев Валентин Петрович (1897 — 1986), прозаик. Родился 16 января (29 н.с.) в Одессе в семье учителя. Учился в Одесской гимназии. С девяти лет начал писать стихи, некоторые из них были напечатаны в одесских газетах, а в 1914 впервые стихи Катаева опубликовали в Петербурге в журнале «Весь мир». С началом первой мировой войны он поступил вольноопределяющимся в действующую армию, в артиллерийскую бригаду, где пробыл до лета 1917. Октябрьскую революцию встретил в одесском лазарете, где лечился после ранения на румынском фронте. Демобилизовавшись, сделал первые попытки писать прозу. В 1919 был призван в Красную Армию, исполнял обязанности командира батареи, затем был отозван из армии и назначен заведующим окнами сатиры в одесском РОСТА: писал тексты для агит- плакатов, частушки, лозунги, листовки. В 1921 был послан для налаживания аналогичной работы в Харьков. В 1922 переехал в Москву, публиковал свои фельетоны в газетах «Гудок», «Труд», «Рабочая газета», не оставляя работы над художественной прозой. В 1925 опубликовал повесть «Растратчики», замеченную и критикой, и читателями. Эта повесть была инсценирована, спектакль с успехом шел с 1928 на сцене МХАТа. Окрыленный признанием, Катаев пишет комедию «Квадратура круга», тоже имевшую шумный успех. С тех пор постоянно писал для театра. В 1932, совершив поездку на строительство Магнитогорска, Катаев пишет роман-хронику «Время, вперед!», ставшую важной вехой в его творчестве. В 1936 публикует роман «Белеет парус одинокий»; много работает для «Правды»: пишет фельетоны, очерки, заметки, статьи. В 1937 выходит повесть «Я сын трудового народа». Во время Отечественной войны работал в Радиокомитете и в Совинформбюро на заграницу. Был военным корреспондентом «Правды» и «Красной звезды», где печатались его очерки с фронта. В этот период были написаны рассказы «Третий танк», «Флаг», повести «Жена», «Сын полка», пьесы «Отчий дом», «Синий платочек». В 1949 вышел роман «За власть Советов». В 1955 был создан журнал «Юность», главным редактором которого стал В.Катаев. Здесь в 1956 был опубликован роман «Хуторок в степи». В 1960 — е написаны «Трава забвения», «Святой колодец», «Кубик». В 1978 — «Алмазный мой венец», в 1980 — «Уже написан Вертер». Умер В. Катаев в 1986 в Москве.
…и гуляла с Лилей Брик
Однажды, по дороге к подружке, я вслух повторяла поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин», которую мне задали на лето. Навстречу мне вышла женщина с рыжей косой и в белых сапогах. Она спросила: «Ты любишь Маяковского?» На что я ответила: «Терпеть не могу! Он был революционным поэтом, а мне нравится Есенин».
Лиля взяла мой учебник, зашвырнула его в канаву и сказала: «Пойдем, я расскажу тебе, какой был Володя». В Переделкине было много сумасшедших… (Помню, как к папе приходил литературовед – специалист по Пушкину, – который говорил: «Я же знал, что Дантес убьет Пушкина. Почему я его не остановил?!») …Я приняла эту женщину за одну из них. Но все же пошла с ней и узнала о стихах Маяковского много того, что нам не рассказывали в школе. Мы прогуляли с ней все лето, и она уехала в Париж. Когда я рассказала Катаеву о нашей встрече, он обратился к жене: «Удивительно, что Лиля не порвала девочку в клочья за такое отношение к Маяковскому». Я решила уточнить, правда ли она его знала. А Валентин Петрович ответил: «Бог мой, она даже с ним спала!»
Ходила в «консерваторию» Дома литераторов
В детстве мама хотела, чтобы я стала балериной, и повела меня в училище на 3-ю Фрунзенскую улицу. После просмотра к родителям вышла учительница. Она коротко охарактеризовала всех детей, а меня вывела за руку и сказала, что такого ребенка не видела никогда. Мама приосанилась: «Уланову привела». Но ей сказали, что у меня какие-то совсем неправильные ноги, странная стопа и что-то еще. Мало того, медведь сел мне не только на уши, а прямо целиком. Мама решила, что будет развивать мой слух, и водила меня три раза в неделю в консерваторию. Это было мучение. Чтобы отвлечься, я считала трубы у органа. Заснуть было невозможно, потому что очень громко звучала музыка, а бабушка подпихивала локтем. С походами в консерваторию меня примирял буфет – бутерброды с копченой колбасой и ситро «Буратино». Но однажды я пошла на концерт с папой. Через десять минут он заснул. Я спросила: «Папа, ты спишь?» – он ответил: «Боже, как я ненавижу музыку!» Я в восторге зашептала: «Пойдем в Дом литераторов в буфет». Он с удовольствием ответил: «А им наврем, что были в консерватории». Так мы периодически ходили с папой «в консерваторию».
В «Национале» кофе стоил 30 копеек!
Папа работал в Доме литераторов, и я бывала у него постоянно. Как-то в метро со мной захотел познакомиться молодой человек. Он сказал: «Вы не представляете, куда я могу вас пригласить! В Дом литераторов!» Более удачного варианта он не мог предложить.
В студенческие годы мы с однокурсниками ходили в «Шоколадницу», в «Яму» – это пивной бар в Столешниковом переулке, куда нельзя было войти без болотных сапог. В кафе «Московском» на Тверской, где сейчас японское суши, были подъемные цены для студентов. Ну и, конечно, кафе «Космос», где мы ели мороженое «Космос» с шоколадом, «Планету» с орешками и «Солнышко» с медом.
Вот и все «наши» места. Студенты психфака ходили в «Националь», где чашка кофе стоила всего 30 копеек. Но журфак с ними не пересекался.
«В своих книгах я часто описывал русские интеллигентные семьи, — вспоминал В.П.Катаев. —Прообразом для меня служила наша семья — папа, мама, тепло семейных отношений, царившее в нашем доме, глубочайшая порядочность, бескорыстие. С детства я слышал имена Пушкина, Гоголя, Толстого, Лескова. В книжном шкафу стоял двенадцатитомный заветный Карамзин». Предкам по материнской и отцовской линиям Катаев посвятил два поздних романа — «Кладбище в Скулянах» и «Сухой лиман». Многие его произведения, особенно написанные в последние годы, в той или иной мере автобиографичны. К впечатлениям одесского дореволюционного детства он возвращался снова и снова: в хрестоматийной повести «Белеет парус одинокий», в её продолжении — «Хуторок в степи», в рассказах и, наконец, чрезвычайно подробно — в «книге памяти» «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».
В юности вместе с Юрием Олешей и Эдуардом Багрицким Катаев входил в кружок одесских поэтов «Зелёная лампа». В 1915 году, не окончив гимназии, записался добровольцем в артиллерию. Был ранен, награждён георгиевским крестом и офицерской шашкой «за храбрость». Во время гражданской войны командовал красной батареей на деникинском фронте. В двадцатые годы работал в Одессе в ЮгРОСТА и в Москве в Главполитпросвете. Товарищами Катаева по знаменитой газете «Гудок» были «самые весёлые и едкие люди» — Юрий Олеша, Михаил Булгаков, Илья Ильф и Евгений Катаев (младший брат, он прославится под псевдонимом «Е.Петров»). Гудковские фельетоны самого Валентина Катаева появлялись за подписью «Старик Саббакин». Друзья так и звали его в шутку. Кстати, идею «Двенадцати стульев» Ильфу и Петрову — «другу и брату» — подарил Катаев.
Известность ему принесла злободневная фантасмагорическая повесть «Растратчики». Советская критика отвела автору место среди так называемых писателей-попутчиков, а М.Горький и О.Мандельштам похвалили повесть. К.С.Станиславский предложил сделать из неё пьесу, с тем что она будет поставлена во МХАТе. Вторая пьеса — «Квадратура круга» — уже в середине тридцатых шла в Нью-Йорке на Бродвее.
В годы первой пятилетки Катаев ездил по Союзу в журналистские командировки на строительства индустриальных гигантов. После поездки на Магнитострой он написал роман-хронику «Время, вперёд!», взяв как название строчку из «Марша времени» В.Маяковского.
Сочиняя следующую повесть, Катаев задал себе оригинальную задачу: «скрестить сюжетность Пинкертона с художественностью Бунина». «Постепенно выкристаллизовывалась тема — революция 1905 года и дети». Повесть «Белеет парус одинокий» стала первой частью тетралогии «Волны Чёрного моря», которую Катаев завершил в 1961 году.
Во время Великой Отечественной войны он был военным корреспондентом «Правды» и «Красной звезды», написал десятки очерков и рассказов и не менее хрестоматийную, чем «Парус», повесть «Сын полка». В 1946 году она была удостоена Государственной (Сталинской) премии.
С 1955-го по 1961-й год Катаев возглавлял редакцию нового журнала «Юность», с тех пор и надолго очень популярного в нашей стране.
В последнее двадцатилетие жизни Катаев написал книги, вызвавшие громкие споры критиков и огромный интерес читающей публики: «Святой колодец», «Трава забвенья», «Алмазный мой венец», «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона». Катаев, по его собственному определению, «перестал быть “сюжетником”». В его новой прозе давние воспоминания и сиюминутные впечатления, сны, размышления, старые стихи и письма свободно сменяют друг друга. Живописная яркость и графическая чёткость катаевского слова с годами только возросла. Писатель, создавший свои лучшие книги в возрасте восьмидесяти и даже почти девяноста лет, — редкое явление в истории литературы.
Однажды, прогуливаясь по своим ежедневным переделкинским маршрутам, Валентин Петрович заметил собеседнику: «Вчера читал в газетах о возвращении на земную орбиту кометы Галлея. Мне было тринадцать лет, когда она пришла к нам из мирового пространства. Теперь я глубокий старик, но всё равно с интересом жду новой встречи».
Светлана Малая
ПРОИЗВЕДЕНИЯ В.П.КАТАЕВА
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ : [в 10 т.] / Валентин Катаев. — Москва : Художественная литература, 1983—1986.
АЛМАЗНЫЙ МОЙ ВЕНЕЦ / Валентин Катаев. — Москва : Советский писатель, 1979. — 222 с.
Катаев предупреждал, что эта книга не мемуары и к её персонажам следует относиться как к литературным героям. Поэтому имена и фамилии своих знаменитых или почти забытых современников он заменил некими словесными образами: ключик, королевич, птицелов, Командор, щелкунчик, друг и брат…
О, как кипела критика! И с какой жадностью читающая публика разгадывала ребус.
БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ : повесть / Валентин Катаев ; [худож. В. Гальдяев]. — Москва : АСТ, 2010. — 414 с. : ил. — (Внеклассное чтение).
ВОЛНЫ ЧЁРНОГО МОРЯ : Белеет парус одинокий ; Хуторок в степи / [В. П. Катаев ; рис. В. Горяева]. — Москва : Детская литература, 1976. — 543 с. : ил.
ВОЛНЫ ЧЁРНОГО МОРЯ : Зимний ветер ; Катакомбы / [В. П. Катаев ; рис. В. Горяева]. — Москва : Детская литература, 1977. — 607 с. : ил.
Детство Пети Бачея из повести «Белеет парус одинокий» во многом похоже на детство самого Катаева. Бачей — девичья фамилия его матери. А Гаврика он придумывал, вспоминая своего одесского приятеля Мишку Галлия.
Первая часть тетралогии «Волны Чёрного моря» написана в 1936 году. Заключительная — «За власть Советов» («Катакомбы») — в 1949-м. В оккупированной фашистами Одессе Пётр Васильевич Бачей и товарищ Черноиваненко воюют в партизанском отряде. О том, как Петя Бачей и Гаврик Черноиваненко взрослели, Катаев написал позже, в романах «Хуторок в степи» и «Зимний ветер».
Новое издание тетралогии:
БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ ; ХУТОРОК В СТЕПИ. — Москва : Эксмо, 2005. — 622 с. — (Детская библиотека).
ВОЛНЫ ЧЁРНОГО МОРЯ : Зимний ветер ; Катакомбы. — Москва : Эксмо, 2005. — 671 с. — (Детская библиотека).
ВРЕМЯ, ВПЕРЁД! : роман-хроника / Валентин Катаев. — Москва : Профиздат, 1984. — 303 с. : ил. — (Школьная библиотека).
По мнению автора, высказанному, разумеется, много лет спустя, героя романа, инженера Давида Маргулиеса, в действительности при сталинском режиме ожидало бы осуждение за шпионаж и вредительство.
ДУДОЧКА И КУВШИНЧИК ; ПЕНЬ ; ГРИБЫ ; ЦВЕТИК-СЕМИЦВЕТИК : сказки / Валентин Катаев ; [худож. О. Рытман]. — Москва : Оникс, 2009. — 59 с. : ил. — (Библиотечка детской классики).
В прошлом сказки В.Катаева для маленьких детей «Цветик-семицветик» и «Дудочка и кувшинчик» часто переиздавались в сериях «Твои первые книжки» и «Читаем сами». Иллюстрации рисовали Э.Булатов и О.Васильев, В.Лосин, В.Юдин.
Менее известны сказки «Голубок» и «Жемчужина». Их можно найти в первом томе десятитомного собрания сочинений В.Катаева.
МАЛЕНЬКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДВЕРЬ В СТЕНЕ / Валентин Катаев ; [рис. Г. Калиновского]. — Москва : Детская литература, 1980. — 254 с. : ил.
«Маленькая железная дверь в стене» — книга о жизни В.И.Ленина в эмиграции — в Париже и на острове Капри. «Эта книга не исторический очерк, не роман, даже не рассказ. Это размышления, страницы путевых тетрадей, воспоминания, точнее всего — лирический дневник…» (В. Катаев).
РАЗБИТАЯ ЖИЗНЬ, или ВОЛШЕБНЫЙ РОГ ОБЕРОНА / Валентин Катаев ; [худож. Г. Калиновский]. — Москва : Детская литература, 1973. — 526 с. : ил.
«Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» может стоять в ряду таких книг, как «Детство» Л.Н.Толстого, «Детские годы Багрова-внука» С.Т.Аксакова, «Детство Тёмы» Н.Г.Гарина-Михайловского, «Детство Никиты» А.Н.Толстого.
СЫН ПОЛКА : повесть / [В. П. Катаев ; предисл. С. Баруздина ; худож. И. Гринштейн]. — Москва : Детская литература, 2009. — 234 с. : ил. — (Школьная библиотека).
СЫН ПОЛКА : повесть / [В. П. Катаев ; рис. О. Верейского]. — Москва : Детская литература, 1985. — 238 с. : ил.
«Я был корреспондентом на фронте и многое увидел. Но почему-то больше всего запомнил мальчиков — обездоленных, нищих, угрюмо шагавших по дорогам войны… Вот почему я написал “Сын полка”» (В.Катаев. «О себе»).
ТРАВА ЗАБВЕНЬЯ / Валентин Катаев. — Москва : Вагриус, 2007. — 412 с. : ил. — (Мой 20 век).
ТРАВА ЗАБВЕНЬЯ / Валентин Катаев ; [предисл. И. Андроникова]. — Москва : Детская литература, 1967. — 222 с.
«Трава забвенья» — книга об Иване Бунине и Владимире Маяковском, какими их знал и запомнил Катаев.
«При нём [Бунине] я боялся даже произнести кощунственную фамилию: Маяковский. Так же, впрочем, как впоследствии я никогда не мог в присутствии Маяковского сказать слово: Бунин. Они оба взаимно искажали друг друга. Однако они оба стоят рядом в моей памяти, и ничего с этим не поделаешь» (В.Катаев. «Трава забвенья»).
Светлана Малая
ЛИТЕРАТУРА О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ В.П.КАТАЕВА
Андроников И. Сверкающее слово Катаева // Андроников И. Все живо… — Москва : Советский писатель, 1990. — С. 280—285.
Галанов Б. Е. Валентин Катаев : размышления о Мастере и диалоги с ним / [Б. Е. Галанов]. — Москва : Художественная литература, 1989. — 318 с. : ил.
Галанов Б. Е. Валентин Катаев : очерк творчества / [Б. Е. Галанов]. — Москва : Детская литература, 1982. — 113 с. : ил.
Кардин В. Парус в море : повесть «Белеет парус одинокий» в творчестве В. Катаева / [В. Кардин]. — Москва : Художественная литература, 1982. — 190 с.
Катаев П. В. Доктор велел мадеру пить… : книга об отце / Павел Катаев. — Москва : Аграф, 2006. — 206 с. : ил. — (Символ времени).
Котова М. А., Лекманов О. А. В лабиринтах романа-загадки : комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец» / М. Котова, О. Лекманов, при участии Л. М. Видгофа. — Москва : Аграф, 2004. — 286 с. — (Символ времени).
С.М.
Сказки в многожанровом творческом арсенале В. Катаева есть и несколько сказок. Они написаны в 40-е годы: «Дудочка и кувшинчик» (1940), «Цветик-семицветик» (1940), «Пень» (1945), «Жемчужина» (1945), «Голубок» (1949). Сказки пронизаны множеством интонаций, то поэтически-светлых, то юмористически-задорных, то иронически-грустных. Действие в них свободно переносится из реального плана в мир фантазии.
Богатство и естественность интонаций, удивительная катаевская конкретность делают аллегорию сказок доступной пониманию маленьких детей. Б. Брайнина в книге «Валентин Катаев» вспоминает о том, как она прочла сказочку о пне четырехлетнему мальчику. Он засмеялся и несколько раз повторил нараспев: «Петька-а — пе-ень, Пе-ть-ка — пе-ень, Петька — пе-ень…» и, увидев ее недоумение, пояснил: «Наш Петька говорит, будто самый что ни на есть храбрый и главный, а в самом деле трусище, трусишка… я сразу его узнал». А ведь сатирическая сказка «Пень» первоначально была напечатана в журнале «Крокодил» и с не меньшим правом может считаться произведением для взрослых. Сатира этой философски-мудрой сказки-миниатюры выходит за пределы «детской» аудитории, почти так же как сатира и ирония сказки «Жемчужина». В том и в другом случае вторым, глубинным планом оказывается мотив жизни, проходящей мимо, и старости, оказавшейся вне жизни. В «Жемчужине» даже прослеживается последовательно путь, приведший к такой старости,— путь высокомерного отчуждения от окружающих. Считая себя особенной, любуясь жемчужиной, растущей у нее под плавником, прелестная рыбка Каролинка «с большими изумрудными глазами» и не заметила, как превратилась в старушку.
В «Пне» внимание писателя сосредоточено не на этапах отчуждения, а на результатах его, на реакции окружающих. Когда старый пень объявил себя царем и потребовал, чтобы ему все кланялись, «деревья молча стояли вокруг него во всей своей гордой и грустной осенней красоте». Право на почет и уважение надо заслужить добрыми и нужными для всех делами, иначе останешься одиноким, осмеянным и наступит период, когда пустотой и никчемностью обернется то, что раньше казалось ценным. Так, «жемчужина» Каролинки оказалась большой бородавкой, а люди вовсе не кланялись пню, а просто собирали вокруг него опенки: «Да и тех уже не находят. Давно уже все обобрали».
Три сказки Катаева: «Дудочка и кувшинчик», «Цветик-семицпетик» и «Голубок» — объединены общими героями. Развитие сюжета в них связано с девочкой Женей и ее братом Павликом. То Женя и Павлик идут в лес за земляникой («Дудочка и кувшинчик») ; то их не пустили гулять в дождь и они просят маму впустить в окно белого голубка, которому негде спрятаться в непогоду («Голубок»); то с Женей происходят необычные приключения, когда она возвращается домой из булочной («Цветик-семицветик»). Одной из самых характерных для творческой манеры Катаева сказок является «Дудочка и кувшинчик». Начало ее как будто совсем не сказочное: «Поспела в лесу земляника. Взял папа кружку, взяла мама чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а маленькому Павлику дали блюдечко». Так сразу читатель оказывается в атмосфере действия, созданного короткими, энергичными предложениями, наполненными глаголами. Ввод в сказочное действие происходит незаметно, во время разговора Жени и старика боровика.
* «— Здравствуй, девочка,— говорит.
* — Здравствуй, дяденька.
* — Я не дяденька, а дедушка. Аль не узнала? Я старик боровик, коренной лесовик, главный начальник над всеми грибами и ягодами. О чем вздыхаешь? Кто тебя обидел?»
Этот диалог звучит убедительно и совсем обыденно, а ситуация уже сказочная: старик боровик обладает волшебной силой. Развитие ситуации идет путем, казалось бы, традиционным для многих сказок: сначала Женя меняет кувшинчик на дудочку, потом наоборот. Но этот привычный мотив наполняется новым внутренним смыслом: Женя захотела иметь сразу и дудочку и кувшинчик. И вот тут-то, в споре ее и старика боровика, выясняется, что Женя просто ленивица. Она не хочет собирать ягоды, как все: нагибаться к земле, заглядывать под листья. Перевоспитание ленивицы происходит не с помощью поучительных фраз, а в результате поражения в споре со стариком боровиком. Убедительно и живо нарисована сцена завершения спора: «С этими словами старик боровик, коренной лесовик, топнул ногой и провалился под пенек. Женя посмотрела на свой пустой кувшинчик, вспомнила, что ее дожидаются папа, мама и маленький Павлик, поскорее побежала на свою полянку, присела на корточки, заглянула под листики и стала проворно брать ягоду за ягодой». Произошло преображение девочки. И этому веришь, потому что лень не захватила еще целиком ее характера. Эта же сцена является выходом из сказочной ситуации, протекающим так же плавно, как и ввод в сказку. Писатель учит маленьких детей всматриваться в природу, заботиться обо всем живом на земле, активно помогать людям, радостно трудиться. Дидактические идеи сказок В. Катаева не лежат на поверхности — они неотъемлемая часть их поэтического и волшебного мира.
Внучку Валентина Катаева зовут Тиной. Эта миниатюрная женщина – зам. редактора московского журнала «В мире науки», известный журналист.
Ловить бандитов проще, чем писать:
– Согласно мемуарам Валентина Петровича, именно он подал идею «12 стульев». Это действительно так?
– Да. Ситуация складывалась таким образом. Евгений Катаев приехал из Одессы в Москву к старшему брату. И решил показать какой он самостоятельный – устроился работать в уголовный розыск. У дедушки была главная задача – придумать всё, что угодно только чтобы он оттуда добровольно ушёл. Во-первых, опасно для жизни, во-вторых, Евгений был очень молод и эмоционален. Дедушка начал предлагать ему писать. Говорит: «Ну что, неужели тебе проще ловить бандитов, чем написать?». Сначала Катаев-младший сочинял для «Гудка» фельетоны. Позже он познакомился с Ильфом, они пришли к дедушке. (Чтобы не было двух писателей Катаевых они решили, что у младшего брата – вроде как не дорос до старшего – будет псевдоним, и взяли в честь отца – Петров.) Вместе обсуждали, что бы им такое написать. И дед говорит: «Ребята, я у вас мэтр, а вы можно сказать подсобные рабочие, я вам сейчас расскажу тему, дам идею, вы мне всё напишете, а я рукой мастера пройдусь. Гениальная идея есть у Дюма. Допустим, существует некий клад, ценность или что-то, что спрятано в каком-то количестве предметов. Вот давайте на эту тему напишите мне. Потом посмотрю». Катаев об этом забыл, а они взяли и написали «Двенадцать стульев». И когда принесли роман, чтоб он прошёлся по нему рукой мастера – сказал: «Ребята, ну я-то вам зачем нужен? Вы всё сделали замечательно».
Так что идея на самом деле была его. Дед сумел соединить двух людей, у которых был взаимодополняемый дар.
Более того – он сказал: «Всё. Я свою фамилию снимаю, рукой мастера не прохожусь, с вас только за то, что идею подал – золотой портсигар!» Ну, они расстроились – дороговато будет, но подарили ему портсигар. Золотой, но маленький, женский.
– Значит, это именно Валентин Петрович познакомил Ильфа и Петрова?
– Это была определённая литературная среда, где все между собой были знакомы. Естественно, когда Петров приехал в Москву, дедушка познакомил его со всеми, кого знал, но уже дальше он знакомился сам.
Игра в ушки и «Собрание сочинений»
– А Валентин Петрович рассказывал вам что-нибудь о детстве, проведённом в Одессе?
– У дедушки воспоминания о детстве это, собственно, «Белеет парус одинокий» и «Волны чёрного моря». Это всё, естественно, художественный вымысел, но это очень чётко основано на детских воспоминаниях.
– И хижина рыбака, и..?
– Да. Выдуманные персонажи имели реальную основу.
Образы собирательные, но люди подобные были. Более того, по этому произведению можно изучать историю Одессы того времени. Допустим, историю костюма. Или, например, игра в ушки – абсолютно чёткая примета того времени. Даже описание пуговицы совпадает один в один.
– Ваш дедушка был знаком с Буниным?
– Литературная карьера Катаева началась с того, что в семь лет он завёл стопку тетрадей и написал на ней «Собрание сочинений».
В шестнадцать лет – пришёл к Бунину.
Бунин был величайшим писателем того времени, признанным, но он славился своим сложным характером и плохо принимал молодых авторов. Дедушка принёс ему тетрадку со стихами, оставил. А когда пришёл узнать результат, Бунин его принял. В принципе, Катаев на это не рассчитывал. Так началось их творческое общение. Когда дедушка уже был состоявшимся писателем, Бунин иммигрировал. Он жил в Париже, писал «Темные аллеи» и они не общались, потому что было советское время, и это просто было опасно для судьбы дедушки. Бунин очень за него переживал, боялся передавать письма, и когда в Париж приезжали делегации советских писателей, говорил «Не-не-не-не-не, ничего не хочу знать». Позже дедушка с бабушкой были во Франции, они навестили жену Бунина. Это было через несколько лет после его смерти. Его жена встретила их с меренгами. Она помнила, что когда в шестнадцать лет дедушка пришёл к ним в гости, он сказал, что это самые любимые его пирожные.
Мой гроб ударится о перила лестницы
– А каковы впечатления Катаева о Булгакове?
-На протяжении жизни менялись отношения. Но Булгаков был для него близким человеком. Дедушка в старости вспоминал, насколько Булгаков был и чутким, гениальным художником, потому что он сказал «Когда я умру, когда меня будут выносить из дома, мой гроб ударится там-то о перила лестницы». Помимо каких-то человеческих вещей очень сильны были духовные связи.
70 процентов шестидесятников
Я считаю, что в наше время и в нашей литературе этого нет.
Может быть, какой-то всплеск был у шестидесятников, но в принципе сейчас у нас наступило в этом плане безвременье. Должна как-то иначе сформироваться наша жизнь, чтобы произошёл новый всплеск. Должна пена осесть.
– Что касается шестидесятников – Валентин Петрович ведь был редактором журнала «Юность» и он первым начал публиковать их? Евтушенко, Ахмадулину и всех остальных?
– Да, он шесть лет был главным редактором журнала (с 1955 до 1961) и его главной задачей было найти молодых талантливых писателей. Он вытащил Аксёнова – Василия Аксёнова и Анатолия Гладилина, которых просто обожал. Он нашёл Вознесенского, Евтушенко, Беллу Ахмадулину и других.
– Рождественского тоже?
– Рождественский был и сам известен, но, тем не менее, да. В принципе процентов 70 шестидесятников – это дед вынул. И у него была совершенно потрясающая помощница, соратница –Мария Лазаревна Озерова. Она и сейчас жива. Они вдвоём боролись. И произошла такая ситуация – ему начали закручивать гайки. Начали говорить «А вот этого не надо печатать», определённое давление. Он ушёл с поста главного редактора по собственному желанию. В полной ярости был Хрущёв, он сказал «у меня никто из главных редакторов не имеет права подать заявление по собственному желанию». Травить его особо не могли, слишком известен, но о его произведениях перестали упоминать в прессе. Он красиво ушёл, сказал, что хочет заниматься только творчеством. Никого не подвёл, но тем не менее это вызвало ярость. А ушёл на самом деле из-за того, что уже не мог делать то, что считал нужным.
Маяковский и насморк
Очень хорошие отношения были с Есениным. Это и молодость, и атмосфера неотделимости жизни от искусства, один круг, единый порыв.
Он был и в очень близких отношениях с Маяковским. Перед перестройкой ходили разные версии смерти Маяковского. Кто-то говорил, что это ЧК спровоцировало его убийство, и его возлюбленная…
– Лиля Брик?
– Нет, не Лиля Брик, а вторая. Полонская. Говорили, что она могла его застрелить. Дедушка видел его за день до смерти, вернее вечером. Он рассказывал, что у Маяковского был насморк и омерзительное настроение. Вот так бывает, когда не хватает последней капли. Он говорил, что Маяковский несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. Причём вставлял один патрон, и оставлял записки.
Единственный русский писатель
– Валентин Петрович был членом-корреспондентом Гонкуровской Академии, как это было возможно в те времена?
– Какие бы ни были времена, какой бы ни была закрытой страна, всё равно существуют международные литературные академии, сообщества. И так как всё равно произведения человека печатаются, то по определённым произведениям его избирают почётным членов. В академии Гонкур на тот момент Катаев был единственным русским писателем. Очень часто к нам домой приезжали Лано, Базен и всех их принимали.
– Принимать-принимали, а Катаева выпускали за границу?
– Да, деда выпускали, потому что какая бы ни была реальная диктатура в стране, для того чтобы существовать в международном сообществе у неё существует несколько позиций, особенно связанных с культурой и наукой. Вроде как мы всё-таки близки к нормальному человеческому сообществу и открыты. Поэтому у ряда советских писателей всегда была возможность выезжать.
Для того, чтобы вывезти группу писателей, о которых никто не знает в мире, нужна была одна фамилия, которую знали все. Брали дедушку и брали ещё десять никому не известных писателей.
«Не обязательно быть знакомым, чтобы любить кого-то»
– К фильму «Цирк» Катаев тоже имел отношение…
– Он с братом писал сценарий фильма. Но когда вышел фильм, туда вставили слишком много всяких просоветских вещей, и они сняли свои фамилии. Хотя «Цирк» на мой взгляд фильм очень хороший. Я представляю, до какой степени он мог бы быть хорош, если бы они…
– Ничего не исправляли?
– Да.
– А как Валентин Петрович относился к тому, что мадам Стороженко сыграла Раневская?
– Раневскую он обожал.
– Они были знакомы, да?
– Необязательно быть знакомым, чтобы любить кого-то. Для него это была актриса высочайшего уровня.
Вани Солнцева никогда не было
– А где Валентин Петрович жил в Одессе в детстве, в каком районе?
– Куликово поле. Не там, где переулок названный в его честь. С другой стороны. Сейчас этого дома уже нет. Поэтому можно только ориентировочно сказать где это было. В принципе Катаевы в Одессе жили в трёх домах и всегда на съемных квартирах.
На Куликовом поле – это была первая квартира, где он жил ещё совсем маленьким. Что и было описано в «Белеет парус одинокий».
– Валентин Петрович работал во время Великой Отечественной военным корреспондентом «Красной Звезды»?
– В Совинформбюро. Это было главное, а публикации могли идти и в «Правду», и в «Красную звезду».
– «Сын полка» – это в какой-то мере результат работы на фронте?
– Да, и «Виадук». Но с «Сыном полка» связано самое распространенное заблуждение. Вани Солнцева никогда не было. Это собирательный образ. Дедушка видел таких сынов полка минимум десять-двадцать человек. Он собрал Ваню Солнцева из образа всех этих детей. И благодаря тому, что «Сын полка» стал популярен, началось движение «сынов полка». То есть хотя Вани Солнцева не было, каждый из этих людей думал, что речь о нем. Для Катаева это было очень важно. То, что каждый должен быть признан, если кто-то из них ещё остался в живых – к ним надо относиться как к героям.
Забавный случай произошёл с моей подругой. В классе в пятом-шестом мы проходили «Сына полка» и ей дали задание – написать, о чём думал писатель Катаев, что он хотел вложить в образ Вани. Естественно, живя через две дачи от нас она пришла к дедушке и попросила рассказать чего же он имел-то ввиду. Он рассказал. Ей поставили тройку с минусом за сочинение – они с Катаевым оказались неправы. И это очень частое заблуждение, связанное с известными литературными произведениями.
Очень часто говорят, что дедушка получал сталинские премии, был отмечен многими госнаградами – это неправда. Не смотря на то, что его имя использовали –для международных дел, он был отмечен только один раз, за «Сына полка» сталинской премией, но – второй степени.
Сircle in the round
– Зато «Растратчики» стали бестселлером в США.
– Где-то в двадцатых годах пьеса шла на Бродвее. «Растратчики» и «Квадратура круга», две вещи там шли. Когда мы были в Америке, американцы нам показали театр который называется «Circle in the round». Они сказали, что это в честь «Квадратуры круга», которую здесь ставили. Так был назван театр, он до сих пор существует.
Собственно с «Квадратурой круга» и «Растратчиками» связана очень забавная вещь. Катаеву заплатили обалденный по тем временам гонорар – двадцать долларов за право использовать произведение в течении всей остальной жизни дедушки. У него там шли и другие спектакли, а Петров ездил в Америку ( в результате чего появилась «Многоэтажная Америка») и каким-то образом получил дедушкины гонорары. И к моменту рождения моей мамы из Америки доставили в Москву форд цвета Blue Washington. Бабушка с моей новорожденной мамой стояла у окна, а ей подогнали эту роскошную машину.
– В 1965 году был написан рассказ «Дорогой, милый дедушка» – это о вас?
– Не совсем обо мне, но опять таки у него нет вещей, которые написаны точно о ком-то или точно на основании чего-то. Но подвигла его на самом деле я. Мы смотрели «Евгений Онегин», я терпеть не могла оперы и периодически комментировала всё происходящее на сцене. На основе моих комментариев у него родилось произведение.
– А Катаев не хотел вернуться жить в Одессу?
– Хотел. Но очень переживал по поводу того, что в Одессе всё равно никогда не будет горячей воды…
Страница: [ 1 ] 2 3
Валентин Петрович Катаев, один из старейших российских писателей, на протяжении всей своей жизни не раз обращался к творчеству для детей. В автобиографической книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» он говорит о своем раннем приближении к искусству. Оно связано с давними детскими воспоминаниями: «Каждый вечер мама наклеивала в тетрадку новые картинки и подписывала их, так что в конце концов получилась как бы самодельная книжка для рассматривания и чтения. Я очень полюбил эту книжку, потому что, как я уже значительно позже понял, в ней удивительно гармонично сочеталось изобразительное с повествовательным, без чего не может существовать подлинное искусство».
Валентин Петрович Катаев родился в 1897 году в городе Одессе. Отец преподавал в гимназии, мать была учительницей музыки. Не закончив гимназии, Катаев уходит добровольцем на фронт, пишет там стихи, делает прозаические зарисовки боевых событий и быта солдатской жизни. В 1919 году, сражаясь в рядах Красной Армии, он некоторое время был командиром батареи. Демобилизовавшись, писатель работает в ЮГРОСТА, пишет главным образом прозаические произведения: очерки, остросюжетные рассказы о гражданской войне. В 1922 году Катаев, переехав в Москву, сотрудничает в центральных газетах, выступает с фельетонами, рассказами, пьесами. Среди рассказов, написанных в 20-е годы, были «Ушки» и «Родион Жуков», в измененном виде вошедшие позже в повесть «Белеет парус одинокий».
В. Катаев дает постоянную психологическую мотивировку слов и поступков Вани Солнцева. «Пастушок», как прозвали его бойцы Енакиева, потерял в годы войны отца и мать, бабушка и сестренка умерли от голода. Мальчик два года бродил один, скрываясь от немцев, носил в сумке отточенный гвоздь, чтобы убить врага, и хранил букварь, чтобы не разучиться читать. Ваня истосковался по человеческой ласке и поэтому так тянется сердцем к бойцам, полюбившим его. Он чутко схватывает перемену в настроении каждого, понимает, что Биденко любит его и ворчит не со зла. Ваня Солнцев — удачно найденный герой. Этот образ дан в перекличке с образами героев старшего поколения, и символической становится сцена сна Вани, когда ему слышится голос генерала, ведущего его вверх по ступенькам огромной лестницы: «Иди, пастушок… Шагай смелее!» В творчестве В. Катаева, посвященном детям, два аспекта, детский и взрослый, сосуществуют. Писатель как бы проверяет один другим, уточняет, развивает, рассматривая то или иное явление крупным планом и со всех сторон.
В его повестях и сказках талантливо совмещаются реальный, конкретный и фантастический, сказочный планы, отражающиеся слитно в детском сознании; несобственно-прямая речь обостряет соединение этих двух противоположных планов, создавая своеобразие поэтизации жизни В. Катаевым. Многогранно отражение действительности в произведениях писателя, который умеет умным и ироничным взглядом охватить все изображаемое, углубляя и уточняя видением детства видение взрослого человека.
Сохраняется она и в других произведениях В. Катаева, посвященных детям, в частности в повести «Хуторок в степи» (1956).
Страница: [ 1 ] 2 3
Сюжет творческой судьбы Валентина Катаева (1997-1986) причудлив и таит в себе много секретов. Любимый ученик Бунина, впитавший в себя уроки бунинской наблюдательности и пластики слова. Увлеченный репортер первых советских пятилеток, автор романа “Время, вперед!” и повести “Белеет парус одинокий”, которые стали классикой соцреализма. Человек, постоянно оказывавший поддержку изгою Мандельштаму, в конце 30-х годов подписывавший письма в защиту арестованного Заболоцкого, а потом, в 1956 году, без раздумий подписавший печально знаменитое письмо редакции “Нового мира” с отказом печатать “Доктора Живаго”. Автор сервильных речей на всякого рода официальных совписовских радениях и едкий критик советского масскульта, Не щадивший и мэтров соцреализма. Определенный сдвиг в творческом поведении Катаева стал намечаться уже с началом “оттепели”. На Втором съезде писателей он произносит очередную угодливую речь. В 1955 году становится номенклатурной фигурой – назначается главным редактором нового журнала “Юность”. В 1958 году шестидесятилетний Катаев вступает в КПСС. И в то же время он создает атмосферу высокой творческой взыскательности в “Юности”, отыскивает молодые таланты, жестко учит и выпускает в жизнь целую плеяду поэтов и прозаиков, чьи произведения значительно повышают планку художественной культуры. Время от времени у Катаева вырываются очень хлесткие высказывания об уровне современной литературы.
В эти же годы в творчестве самого Катаева ощущается какое-то смятение. Словно по инерции, он заполняет “лакуны” в задуманной эпопее “Волны Черного моря” – помещая между повестью “Белеет парус одинокий” (события 1905 года) и романом “За власть Советов” (события Отечественной войны) повести “Хуторок в степи” (1956) и “Зимний ветер” (1960), посвященные событиям 1910-х годов и Октябрьской революции. В этих повестях все чаще и чаще начинает появляться образ Ленина. Сам Катаев почти в каждом своем интервью говорит о том, что собирает материал для книги о Ленине. (Напомним, что в годы “оттепели” обращение к ленинской теме несло в себе идею нравственного очищения – оно мнилось как возвращение к чистым истокам революции, как восстановление ее высоких идеалов.)
Творческим прорывом, с которого начался “новый” Катаев, стала неожиданная, странная книжка – “Маленькая железная дверь в стене”, увидевшая свет в 1964 году. Поскольку здесь центральным персонажем выступает Ленин, то книжка эта была проверена специалистами по истории КПСС на предмет верности “исторической правде”, получила вполне респектабельный ярлык “художественно-публицистическая повесть” и вошла в обойму официальной “Ленинианы”. А в сущности, это было первое произведение, где Катаев опробовал свои новые художественные принципы, которые впоследствии эпатирующе назвал “мовизмом” (от французского – mauvais, то есть “плохой”, “неприличный”). Ленинская тема стала прикрытием.Именно здесь, в повести “Маленькая железная дверь в стене”, Катаев впервые соединил в одном художественном поле документ и вымысел, смело перемешал времена и пространства, установил фамильярный контакт между своим лирическим героем и легендарной фигурой, окруженной поклонением. В первом же эпизоде повести заявляется неожиданная позиция Автора по отношению к объекту своего интереса: “И подобно тому как Арагон сказал: “Робеспьер – мой сосед”, – мне хочется сказать: “Ленин – мой современник”\”. Но то, что сказал Арагон, по тону совершенно нормально – “это было сказано совсем по-парижски”, замечает Автор. Но на людей с советским менталитетом, которых годами приучали видеть в Ленине едва ли не Бога, высказывание “Ленин – мой современник” могло произвести более чем ошеломляющее впечатление. Это звучало как вызов. И Катаев вовсе не старается сгладить такое впечатление. Вызов становится неотъемлемой “приправой” его нового стиля.
Предвосхищая постмодернистское обнажение “симулятивности” всякого рода стереотипов, Катаев, с одной стороны, разрушает те клише (”самый человечный человек”, “прост как правда”, чуткий и ласковый “дедушка Ленин” и т. п.), из которых сложился олеографический лик вождя Октябрьской революции в массовом сознании, приводя свидетельства мемуаристов, страницы из писем и статей самого Ленина: “лицо его казалось настолько серьезным и повелительным, что его слова заставляли невольно подчиняться”; “от него веяло отчасти холодом”; “совершенно не способен жить в коммуне”; “прямо бесновался от негодования”23. С другой стороны, и сами документы не вызывают пиетета у героя-повествователя – некоторым из них он не доверяет, другим возражает. Например, приводя эпизод из воспоминаний некой Невзоровой-Шестерниной о том, что проходя мимо Аничкова дворца, Ленин, “весело, шутливо смеясь”, говорил: “Вот бы сюда хороший апельсинчик бросить!”, герой-повествователь сомневается: “”Весело, шутливо…” Ну, не думаю. Не знаю. Не верю. Но даже если и в самом деле “весело и шутливо”, то, во всяком случае, веселье это было невеселое, а шутки нешуточные”.
В сущности, Катаев “слепил” из тщательно подобранных документов свой образ Ленина, сделав формулой этого характера высказывание Марселя Кашена: “Это был острый человек, настоящий революционер”. Катаеву важно, что “острый человек” и “настоящий революционер” здесь представлены как синонимы. Фактически сам Катаев пользуется теми же “симулякрами” из знаковой системы соцреализма. Но позаимствованная из соцреалистического арсенала священная формула “настоящий революционер” наполняется в художественном мире повести Катаева не канонической политической или идеологической семантикой, а скорее семантикой экзистенциальной: она означает особый тип жизнедеятельности – непокорство перед гнетом времени, историческое творчество, направленное на овладение историей, на управление ее ходом.
В \”мовистских\” произведениях, созданных Катаевым в 60-70-е годы, мир души героя и огромный объективный мир выступают равновеликими величинами. Человек, бросающий вызов смерти, доказывает свое право быть равным великому и бесконечному мирозданию. Он оказывается способным творить и пересоздавать мир силою своих сугубо человеческих качеств: силою памяти, богатством поэтического воображения, страстной и активной любви к жизни.
С самого начала в новой прозе Катаева носителями идеала, по которым лирический герой, стыдясь своей слабости, старается равнять себя, выступают Революционеры и Поэты. Но со временем тема Революционера сублимировалась в тему Поэта – \”революционность\” как неортодоксальное отношение к жизни стала тем \”мостком\”, через который автор совершил переход от идей революционной ломки (\”Трава забвенья\”) к идеям поэтической смелости и озорства, творческой озаренности в повести \”Алмазный мой венец\”.
Но на этой фазе Катаев не остановился. Его \”мовизм\” обнаружил способность не только к последовательному развитию, но и к самокритике. Последний творческий цикл писателя отмечен созданием трех повестей: \”Уже написан Вертер\” (1979), \”Спящий\” (1984) и \”Сухой лиман\” (1985). Все они представляют собой в некотором роде \”римейки\” собственных произведений Катаева, написанных в разные годы. В \”Спящем\” слышны отзвуки романтической новеллы \”В осажденном городе\” (1920), в повести \”Уже написан Вертер\” Катаев разрабатывает сюжет о девушке из совпартшколы, который был пунктирно намечен в \”Траве забвенья\”, а в \”Сухом лимане\” вновь появляются персонажи, отдельные эпизоды, даже некоторые образы-символы из повести \”Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона\” (1972) и даже из раннего рассказа \”Отец\” (1925).
В самом феномене \”римейка\” есть нечто, роднящее его с постмодернизмом – писание поверх известных текстов неминуемо приобретает диалогический характер. Но парадокс катаевских \”римейков\” состоит в том, что он применяет постмодернистскую стратегию к своим собственным произведениям, причем – даже к тем, которые написаны относительно недавно, уже в \”мовистский\” период. Новые произведения Катаева находятся со своими \”первоисточниками\” в достаточно сложных, по преимуществу полемических отношениях. Переписывая в своих \”римейках\” вроде бы один и тот же исходный жизненный материал, автор пропускает его сквозь призму иной художественной стратегии и фактически переписывает свое прежнее видение мира, внося существенные коррективы в свою художественную философию. Если рассказ \”В осажденном городе\” был по-ученически выдержан в жанровом ка^ ноне романтической новеллы, если в самой поэтике мемуарной повести \”Разбитая жизнь\” реализуется модернистская модель памяти как инструмента сопротивления смерти, то в повестях \”Уже написан Вертер\” и \”Спящий\” выступают наружу сюрреалистическая и постмодернистская структуры, причем в самом демонстративном – \”сновидческом\”, подсознательно-иррациональном варианте.
Будущий писатель родился 28 января в Одессе. Его семья была интеллигентной и очень образованной. Отец происходил из семьи священника, получил прекрасное образование и в дальнейшем преподавал в нескольких местных училищах. Мать происходила из древнего казацкого рода, была дочерью высокопоставленного генерала.
Спустя шесть лет у Валентина появился младший братик. Но вскоре случилось несчастье: мать заболела воспалением легких и умерла. К счастью, заботу о детях взяла на себя ее сестра, которая очень их любила и во многом сумела заменить мальчикам утерянного родного человека.
В доме Катаевых всегда царил культ книги. Одним из самых любимых способов времяпрепровождения семьи были ежевечерние чтения вслух. Наличие в доме огромной библиотеки открывало подрастающим мальчикам пути во множество миров, заключенных на страницах десятков и сотен томов.
Первые свои стихи Валентин написал в десять лет. По его собственным воспоминаниям, он постоянно пребывал в творческом возбуждении, пытался выплеснуть на бумагу мысли и чувства, которые теснились в голове. Со свойственной детству убежденностью в собственной уникальности маленький Катаев ни секунды не сомневался, что его творения достойны того, чтобы быть прочитанными широкой публикой. Поэтому практически с каждым стихотворением он отправлялся в поход по всем имеющимся в городе редакциям. Творения у ребенка принимали, но не печатали.
Однажды один из редакторов, видящий, что у мальчика есть талант, которому необходима шлифовка, посоветовал отправить стихи не в газету, а какому-нибудь писателю, который смог бы дать ему советы и направить по верному пути. Так Катаев познакомился с Александром Федоровым, взявшим его под свое крыло. Именно он впервые открыл мальчику творчество Бунина, от которого тот пришел в неподдельный восторг.
Очень скоро Валентин встретился со своим кумиром лично. Бунин оценил талант своего поклонника и согласился учить его. Именно он привил ему замечательную привычку каждый день заниматься творчеством, даже если совершенно нет желания это делать.
Сочинение на тему:
«Сын полка в повести В. П. Катаева
«Сын полка».
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Н. Майоров
Война … Сколько бед, страданий, горя стоит за этим словом… Люди, которые пережили суровое военное время, никогда не забудут погибших друзей, подруг, отцов, братьев.
Мне бы хотелось на примере повести Валентина Петровича Катаева «Сын полка» показать не только смелые и героические подвиги советских людей, но и самые лучшие качества настоящего солдата.
Валентин Петрович Катаев написал повесть «Сын полка» в 1944 году; более семидесяти лет прошло с тех пор, но мы вновь и вновь возвращаемся к событиям военного времени, с гордостью вспоминаем тех, кто выстоял и победил.
Многие знают о судьбе Вани Солнцева, у которого война отняла все: родных и близких, дом и безоблачное детство. Но жизнь скитавшегося три года с начала войны мальчика изменилась, когда его подобрали разведчики – артиллеристы Биденко и Горбунов, которые проявили интерес и добродушие к мальчику: обогрели, накормили – Ваня им «своим показался».
Действительно, Ваня оказался смышленым, смелым мальчиком, сам рвался в разведку, понимал ответственность порученного ему задания. Сбылась мечта Вани: он стал сыном полка. Казалось бы, зачем солдатам, у которых и без того немало забот, возиться с каким – то мальчишкой? Эти замечательные люди – сержант Егоров, капитан Енакиев, Биденко, Ковалев не только помогли Ване стать смелым разведчиком, но и воспитали в нем лучшие качества настоящего советского солдата.
Мальчик сыграл большую роль в судьбе капитана Енакиева. С появлением Вани в дивизии меняется жизнь капитана: он понимает, что теперь ему нужно заботиться о мальчике, ведь война отняла у него всех близких. Да и Ваня тянется к нему.
Сколько же было сынов полка за годы войны? Все они мужественно сражались рядом со взрослыми бойцами: ходили в разведку, участвовали в боях, спали по двое – трое под одной шинелью. Они ежечасно совершали подвиги. Я считаю, что подвиг – это не просто смелость и героизм, но и великий труд, сила воли, любовь к Родине и своему народу, которая хранится в сердцах советских людей: и взрослых, и детей.
И не сломила волю, не сгубила,
И душу не растлила нам война.
Видать, нечеловеческая сила
Ему, солдату русскому, дана…