Сочинение размышление на тему классика и современность
12 вариантов
Вся наша жизнь — это сочетание традиций (опыта, накопленного поколениями предков) и новаторства, то есть современности. Мне кажется, эта формула — «классика и современность» — царствует во всех сферах человеческой жизни. В каждой из них она раскрывается по-разному, но, в любом случае, эта «формула» позволяет двигаться вперед, не отрываясь от корней, не теряя опыта прошлых поколений.
Наглядным примером тому является литература. Юрий Лотман, один из самых авторитетных современных литературоведов, считает, что поэзия, например, по своей сути, это сочетание «ожидаемого» и «неожиданного», то есть традиций и новаторства. Настоящая поэзия при этом (как, впрочем, и вся настоящая литература) всегда идет вперед, не останавливаясь на достигнутом, постоянно предлагает читателю что-то новое, нетрадиционное.
И здесь самое время задуматься, а что же такое новаторство? Лотман считает, что оно «не всегда в изобретении нового. Новаторство — значимое отношение к традиции, одновременно восстановление памяти о ней и несовпадение с нею». То есть классика и современность в литературе тесно связаны, они не могут существовать друг без друга. Современность — это всегда опора на классику, ее принятие и творческое переосмысление или ее неприятие и предложение «своих вариантов», но опять же с опорой на классику (ведь чтобы что-то отрицать, надо это что-то хорошо знать).
В качестве примера можно привести лирику Афанасия Фета. Не отходя от классических (идущих еще из античности) образцов, этот поэт предлагает свой взгляд, свой подход, ставший предвестником целого направления в искусстве — импрессионизма:
Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.
Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.
(«Еще весны душистой нега…»)
Мы видим здесь традиционную трактовку весны как поры возрождения и обновления, традиционные образы («овраги полны снега», теплое полуденное солнце, пролетные журавли, «красавица степная»). Но, наряду с этим, Фет находит свои образы и ассоциации, которые становятся новаторскими: «Краснеет липа в высоте, Сквозя, березник чуть желтеет…». Поэт передает полутона и полукраски, едва уловимые, возможно, мимолетные. Но именно они во многом и передают прелесть русской ранней весны.
Интересно, что в русской прозе и драматургии предтечами импрессионизма стали Чехов и Бунин. Проза И. А. Бунина с ее подробной детализацией, умением передать самые тонкие психологическое состояние героев, атмосферу времени и эпохи, стала образцом импрессионистической и «живописной» литературы (вспомним его «Легкое дыхание», «Чистый понедельник» да и весь цикл «Темные аллеи»).
Драмы же А. П. Чехова с их «подводными течениями», подтекстами, репликами «невпопад», пародийными двойниками главных героев предупредили, в какой-то степени, и возникновение пьес абсурда. Важно подчеркнуть, что произведения этих писателей создавались с опорой на классику, развивая традиционные каноны и законы.
Ярким образцом новаторской драмы явилась комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Взяв за основу классическую драму, писатель изменил ее, подчинив своим художественным задачам. Так, «Ревизор» явился первой общественной комедией, в основу которой было положено осмеяние общественных нравов. Кроме того, в противовес традиционной комедии, у Гоголя не было ни одного положительного героя, а в структуру своего произведения он заложил не только комический конфликт, но и драматический и даже трагический. Новаторством стала и «немая сцена» в финале произведения, дающая возможность различного толкования концовки «Ревизора».
Таким образом, классика и современность в литературе соседствуют друг с другом, дополняют друг друга, не могут существовать один без другого. Традиции — это всегда основа, на базе которой (принимая или отвергая ее) строится что-то новое, то, что обеспечивает прогресс искусства слова, его дальнейшее развитие.
Конечно, и сейчас создаются произведения, которые заставляют слушателей плакать и переживать вместе с автором, завораживают красотой мелодии или поражают тем, как точно передано наше настроение, чувства, мечты, обиды и радости. Но чаще все эти чувства и переживания все-таки передаются с помощью слов, усиливаются эмоциональным состоянием исполнителя, подчеркиваются сюжетами клипов.
Совсем иначе воспринимаются классические произведения. Там не нужны слова, к этой музыке не снимешь клипы. В них каждый звук задевает какие-то глубокие струны души, пробуждает то, что мы долго и упорно прячем от постороннего глаза. Классической музыке мы можем доверить свои мысли, горе, радость. Не случайно О. Бальзак говорил: “Бетховен и Моцарт часто были поверенными моих сердечных тайн”. Произведения этих великих композиторов живут своей собственной жизнью, с ними, как с живым существом, можно разговаривать, спорить или соглашаться. А многих писателей и поэтов, художников и скульпторов именно классическая музыка вдохновляла на создание выдающихся произведений.
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия… —
писал А.С. Пушкин.
М. Ю. Лермонтов восторженно восклицал:
Что за звуки! Неподвижно внемлю
Сладким звукам я;
Забываю вечность, небо, землю.
Самого себя.
Всемогущий! Что за звуки! жадно
Сердце ловит их,
Как в пустыне путник безотрадный
Каплю вод живых!..
Под классическую музыку не станешь заниматься уборкой, не поболтаешь с подругой за чашкой кофе. Классическая музыка заставляет погрузиться в нее целиком, овладевает всеми твоими мыслями.
На мой взгляд, только к классическим произведениям в полной мере можно отнести слова Стендаля: “Музыка — единственное искусство, проникающее в сердце человеческое так глубоко, что может изображать переживания этих душ… Музыка, когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…”
Меняются времена, меняются люди, меняется сама жизнь. Конечно же, меняется и искусство, и, в первую очередь, — музыка. Но мне очень хочется, чтобы и в наше время композиторы сочиняли великие произведения, которые и через века будут с замиранием сердца и слезами восторга на глазах слушать люди во всех уголках нашей огромной планеты!
Содержание: 1. Литература как школьный предмет 2. Место русской классики в школьной программе. 3. Сложность восприятия русской классики современными школьниками 4. Изучение литературы в современной школе ( разговор о Боге в произведениях русской литературы). 5. Классическая и текущая литература, что важнее? Литература – одно из высших проявлений человеческого духа, источник бескорыстной радости постижения мира и самопознания. Цель литературного образования – интеллектуальное и эмоциональное обогащение личности, формирование взглядов и нравственных ориентиров. Существовавшая система ЛО являлась органической частью административно-командной системы в области образования. Она была основана на принципах единомыслия, принудительного уравнивания, классовых подходов, партийности, социалистического реализма, догм и стереотипов. Литература превратилась в дополнительное пособие к истории. Предметом внимания школьников были не художественные произведения, а классовая идея. С провозглашением приоритета общечеловеческих ценностей такие подходы к литературе недопустимы. Новые программы предъявляют особые требования к профессионализму учителя, поскольку коренным образом преображается его роль и значение в процессе обучения, необычайно возрастает философский и психолого- педагогический уровень его подготовки. В них последовательно осуществляется принцип вариативности, который дает учителю право выбора авторов и художественных произведений, а также путей изучения конкретной темы. Введены произведения, входящие в круг детского чтения, но ранее не изучавшиеся в школе. Обогащены разделы зарубежной литературы, что позволяет учащимся воспринимать классическую словесность в контексте мирового литературного процесса. В современной поэзии и прозе обозначены не только новые авторы, возвращаются забытые имена, дается творчество писателей русского
Зарубежья. Учитель вправе вносить в программный материал изменения (в пределах
20% от общего количества часов в данном классе), не нарушая логики курса. По такому принципу построена “Программа по литературе для средних общеобразовательных учебных заведений”, рекомендованная Министерством образования России (научный руководитель Т.Ф. Курдюмова). Для углубленного изучения предмета в школах гуманитарного профиля. Министерство образования Российской Федерации предлагает программы
А.Г. Кутузова и В.Г. Маранцмана (М.,Просвещение,1991,1992гг.) Альтернативная программа по литературе для 5-9 классов опубликована в
“УГ” N 18-21 за 1992г., разработана она Московским институтом развития образовательных систем (автор Княжицкий А.И.) Количество часов, выделяемых на изучение русского языка и литературы в каждой конкретной школе или отдельном классе, зависит от того, какой учебный план избран для работы и какие изменения внесены в него. При расхождении количества часов в учебном плане и программе, учителю дано право самостоятельно вносить коррективы, исходя из особенностей состава учащихся, уровня их языковой подготовки и литературного развития,
/отредактированные программы утверждаются на методическом объединении/. Творческие поиски учителей, вариативные подходы к обновлению содержания и методов преподавания должны всячески поощсяться, а программы не восприниматься как “командно-указующий, запретительно-ограничительный документ”. Программа Т.Ф. КУРДЮМОВОЙ Цель литературного образования – становление духовного мира человека, изучение литературы как искусства слова, что предполагает систематическое чтение художественных произведений. Этим целям подчинены структура, содержание, методика курса литературы всех классов. Выделяется три круга чтения: для чтения и изучения; для самостоятельного чтения и обсуждения в классе; для внеклассного чтения. Эти круги чтения могут варьироваться в зависимости от конкретных условий. Программа нацеливает на активное включение ученика в творчество на всех этапах литературного образования, что неразрывно связано с усилением его самостоятельности от класса к классу. Важна установка на творческое самостоятельное общение учащихся с произведениями искусства. Содержание программы определяется миром интересов и предпочтений учащихся, структура – стремление помочь освоиться в мире искусства слова. По-новому организованы разделы русской классики, зарубежной литературы, Русского Зарубежья, значительно расширены изучаемые жанры, вопросы теории литературы.[1] Программа В.Г.МАРАНЦМАНА В основе программы четыре принципа 1. Соответствие литературного материала возрастным интересам ученика, этапам развития читателя-школьника, что определяет отношение к предмету. 2. Ориентация содержания программы и характера работы по литературе на развитие ученика с опорой на ведущий тип деятельности на каждом этапе. 3. Выделение в программе основных эпох исторического развития искусства, что способствует формированию целостного мировоззрения, системного взгляда на мир. 4. Ориентация программы на социальные потребности времени, общественную психологию поколений. Развитие личности ученика через его встречу с искусством, вхождение в мир искусства. В основе программы – изучение художественных произведений во взаимосвязи с теми явлениями жизни, которые в нем отражены. Главный лейтмотив – времена жизни, времена истории, движение времени в жизни человека. Человек и Отечество, человек и другие люди, героическое и обыденное, человек во взаимоотношениях с самим собой. Писатель – общество
– литературный процесс в его историческом движении. Классика и современность, диалог времен, писателей, культур, героев внутри каждой эпохи, диалог автора и современного читателя-ученика. Отличительная особенность программы – раздел “Литературное творчество учащихся”. Он призван открыть перед подростками новые возможности самовыражения, выявить специфику литературы в сопоставлении с другими видами искусства /живописью, театром, кино, телевидением/. Написание творческих работ в заданной стилистике. Подлинная литература – это искусство слова, искусство чтения, это
“разговор с произведением”. Вне диалога невозможно успешно преподавать литературу.1 Таковы требования программы. «Одним из наиболее распространенных приемов изучения литературы в
школе является комментирование. Необходимость комментирования текста
проистекает из очевидности дистанции, отделяющей современного читателя-
школьника от литературного произведения, рассматриваемого на уроке, и от
исторически и эстетически обусловленного литературного процесса. Преодоление или, точнее, сокращение этой дистанции и есть цель и
задача комментирования как метода изучения литературы в школе».1. «М .
Лотман высказал соображение, которое по своей значимости далеко выходит за
рамки обозначенной исследователем темы и может рассматриваться как
важнейшее, для методики преподавания литературы, положение: “Объем
культурной памяти, и ее состав значительно колеблется даже в пределах
читательской аудитории одной эпохи. Поэтому цитата, особенно невыделенная, создавая атмосферу намека, расчленяет читательскую аудиторию на
группы по признаку “свои – чужие”, “близкие – далекие”, “понимающие –
непонимающие”. Текст приобретает характер интимности по принципу “кому
надо, тот поймет”. При этом весьма распространен случай двойной отсылки,
что создает многоступенчатую систему приближения читателя к тексту: одни
воспринимают текст как непосредственное выражение авторской мысли (наиболее
“чужие”), другие понимают, что текст содержит намек, но не могут его
дешифровать, третьи могут соотнести содержащуюся в … тексте цитату с
определенным внешним текстом и извлечь смыслы, вытекающие из этого
сопоставления. И, наконец, четвертые знают специфическое употребление этой
цитаты в тесном дружеском кружке, связанные с нею кружковые ассоциации, ее
эмоционально-культурный ореол, “домашнюю семантику”.[2] «В сущности, диалогические взаимоотношения автора и читателя, лежащие
в основе литературы, будь то А.С.Пушкин и Н.В.Гоголь или И.Бродский и
Венедикт Ерофеев, строятся так, как об этом пишет Ю.М.Лотман. Ярчайший
пример такого обращенного к читателю как собеседнику повествования являет
собой проза С.Довлатова.При таком понимании всякий художественный текст, будучи жестко
структурированной системой, организует, направляет восприятие “своего”
читателя и остается нейтральным по отношению к читателю “чужому”, каким, по
определению, является изначально любой читатель-школьник».1На этом основании мы можем сделать два важнейших вывода:1. Если одной из задач литературного образования и деятельности учителя-
словесника является совершенствование читательского восприятия школьников,
то комментирование текста способствует преобразованию “чужого” по отношению
к художественному произведению читателя в “своего” и подключает его к
“силовому полю” этого произведения. Художественный текст содержит в себе
установку на понимание, но реализация этой установки в сознании познающего
субъекта возможна только в ситуации диалога “автор – читатель”.2. По утверждению В.Г.Маранцмана, “цель школьного анализа – создание
читательской интерпретации произведения и соотнесение ее с научным
исследованием текста, корректирование субъективных представлений читателя
объективным смыслом произведения, раскрытым литературоведением”2 , то
комментирование создает предпосылки создания такой интерпретации, которая,
оставаясь субъективной по степени ее психологического проживания, была бы
устремлена к объективности оценок по результатам читательского анализа. Выбор того или иного вида комментирования определяется, с одной
стороны, каждой конкретной учебной ситуацией, а с другой – целями и
задачами анализа, которые ставит перед собой и учащимися учитель. «Едва ли не самым важным из видов комментирования оказывается
комментарий лексический и не только по той простой причине, что многие
слова в литературном тексте вышли из употребления и, следовательно,
неизвестны и непонятны школьникам. Гораздо важнее другое: слово в
литературе – слово контекстуальное, оно всегда метафоризируется в тексте,
обогащаясь значениями и смыслами, не воспроизводимыми в толковом словаре.
Оно всегда погружено в контекст культуры, культурной традиции, и,
следовательно, функционирует в тексте как носитель или, точнее, знак этой
традиции».1 Лексическая многозначность слова в литературе не столько феномен
чисто лингвистический, сколько культурный. Школьники обращают внимание на
это в самую последнюю очередь и нуждаются в создании контекста восприятия
художественного произведения, адекватного той культурной традиции, в
которой оно функционировало. Лексическая многозначность слова создает условия для переакцентировки
содержания литературного текста воспринимающим сознанием. История культуры
знает множество тому примеров. Так в 1827 году А.С.Пушкин написал
знаменитое послание в Сибирь “Во глубине сибирских руд”, на которое
А.И.Одоевский ответил стихотворением “Струн вещих пламенные звуки”. В нем
есть такие строчки: Мечи скуем мы из цепейИ пламя вновь зажжем свободы!Она нагрянет на царей -И радостно вздохнут народы! –
в соотношении с началом стихотворения:
Струн вещих пламенные звукиДо слуха нашего дошли,К мечам рванулись наши руки,И – лишь оковы обрели. – они совершенно отчетливо говорят о том, что Одоевский, в словах
Пушкина:Оковы тяжкие падут,Темницы рухнут – и свободаВас примет радостно у входа,И братья меч вам отдадут. – Он увидел утверждение веры поэта в конечное торжество свободы. Для
поэта-декабриста меч – это, прежде всего, оружие, т.е. орудие борьбы за
осуществление своих идеалов; свобода, упоминаемая Пушкиным, – свобода от
деспотии царской власти, т.е. свобода политическая и гражданская, а не
свобода личная; оковы и темницы – не только и не столько реалии каторжной
жизни, сколько метафора самовластья. Следовательно, в прочтении
А.И.Одоевского стихотворение А.С.Пушкина – это, прежде всего, оправдание
“скорбного труда”, признание правды “высоких дум”. Сам же Пушкин при таком
прочтении его стихотворения оказывается соратником и единомышленником
декабристов. Но так ли это? «Широко известны рисунок поэта с изображением виселицы и пятерых
повешенных, сделанный после известия о казни декабристов, и подпись под
ним: “И я бы мог”, – которая по некоторым данным имела продолжение: “И я бы
мог, как шут”, что резко меняет ее смысл на прямо противоположный. Не менее
известны и слова из письма А.С.Пушкина П.А.Вяземскому от 10 июля 1826 года:
“Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи
почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные
рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем
Баркова”. 14 августа поэт писал тому же адресату: “… каторга 120 друзей,
братьев, товарищей ужасна”. Из последнего высказывания, очевидно, явствует
признание близости поэта декабристам, но вовсе не очевидным остается вопрос
о близости идейной».1 В декабре 1826 года – начале января 1827 года А.С.Пушкин написал три
стихотворения, поразившие уже его современников, как им казалось,
непоследовательностью позиции,: 13 декабря – “Мой первый друг, мой друг
бесценный”, 22 декабря – “Стансы”, начало января – “Во глубине сибирских
руд”. Ряд последовавших за ними стихотворений усиливает ощущение этой
непоследовательности: “Арион” (16 июля 1827 года), “Бог помочь вам, друзья
мои” (19 октября 1827 года), “Друзьям” (“Нет, я не льстец, когда царю хвалу
свободную слагаю…” – начало 1828 года). Н.Я.Эдельман, считая противоречивость позиции поэта досужим вымыслом
исследователей и читателей, полагал, что заговор и власть “требовали
исторического рассмотрения”2 А.С.Пушкин, по мнению ученого, разрешил эту
дилемму следующим образом: “Власть: Пушкин находит сходство первых лет
Николая и Петра, когда “мятежи и казни” сочетались с благими делами,
“славными днями”. Поэт глядит на 1825 – 1826 годы как с близких, так
и с дальних, даже “древнеримских дистанций” и стремиться вырваться из плена
сегодняшней предвзятости. “Необъятная сила вещей” взяла верх, обнаружив
несбыточность, неосновательность декабрьской попытки. В руках власти
теперь, однако, огромные возможности для постепенного осуществления тех
реформ, о которых мечтали декабристы. Декабристы: они получают у Пушкина
полное нравственное признание: у них “дум высокое стремленье”; их “безумие”
вызывает симпатии (многие знали о восклицании Рылеева накануне восстания,
когда дело представлялось проигранным: “А все-таки надо!”). Пусть даже
средства, выбранные декабристами, ошибочны – цели все равно благородны;
погибая, они выкрикнули истины, которые нельзя игнорировать, и
правительство должно задуматься – иначе не выполнит исторического
предназначения… В сознании Пушкина обозначается сложнейшая,
диалектическая формула известной исторической необходимости, естественности
обеих противоборствующих сил. И если так, то не возможно ли в будущем
примирение, основанное на единстве цели – благоденствии России? Если так,
то не за горами амнистия, и две могучие силы найдут друг друга”1 Н.Я.Эдельман объяснил противоречивость поэтической позиции А.С.Пушкина
диалектизмом исторического мышления, но не скрывает ли этот диалектизм
релятивизм нравственной позиции поэта, что так “возмутило” другого
современного ученого, А.Синявского, который, комментируя стихотворение “Бог
помочь вам, друзья мои”, писал: “Вероятно, никогда столько сочувствия людям
не изливалось разом в одном – таком маленьком – стихотворении. Плакать
хочется – до того Пушкин хорош. Но давайте на минуту представим в менее
иносказательном виде и “мрачные пропасти земли”, и “заботы царской службы”.
В пропастях, как всем понятно, мытарствовали тогда декабристы. Ну а в
службу царю входило эти пропасти охранять. Получается Пушкин желает тем и
другим скорейшей удачи. Узнику милость, беглому – лес, царский слуга – лови
и казни. Так, что ли?! Да (со вздохом) – так.”2 В его словах есть известная доля истины. Пушкин хорош, но только не в
том ироническом смысле, который сквозит в словах его комментатора. От
самого поэта известен его ответ на вопрос Николая I во время так называемой
“тайной аудиенции”: ” – Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы
ты участие в 14 декабря? – Неизбежно, государь; все мои друзья были в
заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло
меня, и я благодарю за то Небо”. В этом ответе нет ни намека на близость
поэту декабристских идей и, одновременное, признание нерасторжимости
дружеских уз. Это признание в той или иной степени мы найдем в каждом из
стихотворений, связанных с событиями 14 декабря 1825 года. Попробуем с этой точки зрения посмотреть на текст “Во глубине
сибирских руд”, сразу отметив, что это ни в коем случае не отменяет иных
подходов, например, высказанного В.М.Марковичем в статье “Чудесное в
интимной и политической лирике А.С.Пушкина”1 Отвлекаясь от исторического и биографического контекста возникновения
стихотворения, “ориентируясь только на смысл сказанного и принимая во
внимание лишь те поэтические подтексты и ассоциативные связи,
подразумевание которых было для большинства читателей пушкинской эпохи
своего рода неизбежностью” 2
Ответ оставил Гость
Музыка вдохновляет. Она вызывает в обыкновенном человеке желание творить, желание сделать что-то красивое, совершить что-то хорошее, нужное, полезное, желание улучшить себя, свою жизнь, окружающий мир. «Музыка, — писал Стендаль, — когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…» О том же говорил в своем стихотворении и великий А. С. Пушкин:
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия…
Но все это, на мой взгляд, больше относится к музыке классической. Ведь в музыке, как и в любом искусстве, есть много разновидностей, множество разных направлений и стилей. Музыка делится на классическую и современную, инструментальную и вокальную, хоровое исполнение и т. д. Наверное, можно сказать, что музыка во многом отвечает потребностям века, потребностям эпохи, общества. Я не хочу сказать, что в прошлые времена люди были лучше, духовно богаче, глубже и серьезнее воспринимали окружающую действительность. Но раньше самой музыке отводилась другая роль. Потому и содержание ее, и характер были другими. Для прослушивания музыкальных произведений специально собирались люди, для этого отводились специальные залы, создавалась соответствующая обстановка.
Сейчас же музыка сопутствует нам постоянно: на улице, в кафе, в магазинах, в транспорте. Мы слушаем музыку, делая уроки, убирая в квартире, общаясь с друзьями, гуляя с собакой, принимая ванну… Мы напеваем знакомую легкую мелодию, когда причесываемся перед зеркалом или гладим юбку перед дискотекой. Мы танцуем под музыку на самой дискотеке — причем танцы эти также не похожи на старинные вальсы. Мы иногда даже не задумываемся над словами, над смыслом современных песен — главное, чтобы была легкой и непринужденной мелодия. Трудно представить себе, чтобы кто-то ставил на печку чайник или жарил яичницу под симфонии Бетховена или Чайковского. А вот незамысловатый мотивчик вроде: «Ля-ляля, фа-фа-фа» очень легок в исполнении и довольно быстро способен поднять настроение и отогнать грустные мысли (а иногда — мысли вообще!).
Конечно, есть среди современных музыкальных произведений и довольно серьезные вещи, заставляющие сердце сжиматься или учащенно биться, произведения, которые с первой же ноты погружают в размышления — о любви, о жизни, о судьбе, о дружбе и т. д. Эти произведения вызывают искренние слезы или счастливый восторг. И при этом не важно, отвечает ли содержание песни твоему душевному состоянию или же ты просто проникаешься историей героя. Таким образом, как современная, так и классическая музыка может представать в различных обликах, вызывать различные эмоции. И если это действительно настоящая музыка, а не просто песня-однодневка, то и в прошлые времена, и сегодня она открывает перед нами душу автора, заставляя радоваться, грустить, разочаровываться и верить вместе с ним.
«Я считаю невозможным сочинять музыку, которая не прочувствована мною вполне; это кажется мне ложью, ибо ноты имеют такой же определенный смысл, как и слова — быть может, еще более определенный», — говорил композитор Ф. Мендельсон.
И если бы все современные композиторы точно так же относились к своему творчеству, современная музыка обладала бы такой же силой воздействия на людей, как классическая. На сегодня это, к сожалению, не так. А может быть, нам в современном мире просто некогда погружаться в мир музыки. Может быть, у нас нет возможности посвящать музыке столько времени, сколько она требует? Может быть, сама жизнь выдвигает требования и диктует свои условия и нам, и искусству? Хорошо это или плохо — наверное, покажет время. А пока — пусть живет музыка! И пусть каждый находит в ней то, что он ищет, то, что ему необходимо именно здесь и именно сейчас.
Исполнительское искусство тем и прекрасно, что способно сохранить в реальном звучании огромный классический репертуар музыки трех-четырех столетий. У фортепианного же исполнительства есть еще и свои особенные отношения с классикой. Так уж сложилась история музыки, что период выдвижения фортепиано среди инструментов, период формирования собственно фортепианно-исполнительского искусства совпал с эпохой утверждения и величайших завоеваний классического стиля.
Творчество великих композиторов-пианистов конца 18 – начала 19 века предопределило пути развития инструмента и искусства игры на нем на долгие годы вперед.
Генрих Густавович Нейгауз писал: “Глухой Бетховен создал неслыханные фортепианные звучности и предопределил развитие рояля на много десятков лет вперед.
Творческий дух композитора предписывает роялю законы, которым он постепенно повинуется. Такова история развития инструмента. Обратных случаев я не знаю”.
Академик Борис Владимирович Асафьев размышляя о другом гении эпохи классицизма, писал: “На грани 18 и 19 веков судьба дала миру возможность созерцать в личности великого композитора Моцарта явление исключительного в своей многозначительной выразительности сосредоточения творческой силы. Пожалуй, в музыке нет имени, перед которым человечество так благоговейно склонялось… Моцарт – символ самой музыки. Кажется, что он – ее творение”.
Классицизм Моцарта и Бетховена роднят возвышенность и гармоничность музыкального самовыражения, поэзия строгости, ясности и чистоты, помноженные на мятежный дух импровизации. Здесь мы остановимся.
Дух импровизации… В наше время почти полной автономии исполнительского искусства мы забываем о значении этой величайшей из традиций в музыкальной истории. А ведь вплоть до 19 века, развиваясь в нерасторжимом единстве, композиторское и исполнительское искусство имело один общий источник и способ музыкального мышления – звукотворческую импровизацию. Отсвет этого единого процесса сочинения-исполнения окрашивает многие страницы произведений Моцарта и Бетховена (достаточно вспомнить гениальные фортепианные фантазии Моцарта или непревзойденные по красоте, мятежные по духу бетховенские сонаты – “Лунную”, “Патетическую”, “Аппассионату”).
Отметим некоторые особенности исторического момента. Если на ранних стадиях игры на клавире исполнителю предоставлялась полная свобода фантазий и экспромтов (ведь первейшей заповедью клавесиниста было умение “разукрашивать” мелодию, импровизируя во время исполнения изысканнейшие мелизмы), то в эпоху Моцарта и Бетховена искусство исполнительской импровизации уже столкнулось с требованиями классических регламентов.
Композиторы начинают решительно возражать против импровизационных изменений, требовать тщательного исполнения всех деталей текста. И эти требования находят отражение в нотных записях. Возьмите в руки ноты, изданные в 17 – первой половине 18 века, и вы не обнаружите ремарок исполнительского характера. Великий Бах в автографах не оставил почти никаких указаний для интерпретации своих клавирных сочинений (о характере темпа, фразировки, динамики, расшифровки украшений и прочего), загадав тем самым сложнейший ребус своим потомкам. Однако уже в конце 18 столетия и особенно в первой четверти 19 – картина резко меняется.
Вырабатывается система условных обозначений для исполнителя, и композиторы начинают уснащать нотный текст соответствующими пометками. Очень ясно тенденция к свертыванию импровизации прослеживается в исполнении инструментальных концертов, получивших в эпоху классицизма большое распространение. В старинных концертах виртуозное развитие партии солиста достигало высшей кульминации в момент так называемой каденции – когда оркестр замолкал и солист получал свободу импровизировать на темы концерта. Каденция была творческой “отдушиной” для исполнителя, где он выказывал всю свою фантазию и виртуозность. Ни Бах, ни Гайдн, ни даже Моцарт не выписывали нотами каденций, которые они импровизировали во время исполнения своих концертов.
Однако под напором рационалистических идей музыкального классицизма и с повышением художественных требований импровизационные каденции в концертах (так же, как и вообще исполнительские экспромты) начали решительно изгоняться. И уже от Бетховена последовало самое решительное “вето”: он первый из композиторов выписал в своем Пятом фортепианном концерте полностью всю каденцию – от ноты до ноты. И с тех пор сочинение каденции наряду с остальным текстом концертов постепенно вошло в композиторскую практику. Не следует понимать дело так, что, борясь против импровизационных вольностей исполнителей, сами композиторы исключили импровизацию из своей концертной практики. Напротив! Век классицизма подарил миру величайших композиторов-импровизаторов, перед которыми современное им общество более всего и преклонялось за эти вдохновенные экспромты.
Еще ребенком Моцарт покорил половину Европы, выступая как клавесинист-пианист, композитор-импровизатор, а также органист, дирижер, скрипач. Об искусстве Моцарта ходили легенды. И, как свидетельствуют современники, во всех собраниях, где выступал Моцарт, от него прежде всего ждали импровизации на клавире. В “академиях” – концертах для аристократических кругов – Моцарт имел обыкновение выступать с импровизацией и концертом, написанным специально для этого вечера.
Известны были случаи, когда ему приходилось, готовясь к “академиям”, сочинять по два концерта в неделю. Кстати сказать, творческая плодовитость великого композитора всегда поражала и привлекала внимание музыкантов. Мы наблюдаем это и в наши дни. Геннадий Николаевич Рождественский, комментируя один из своих концертов в Большом зале Московской консерватории, рассказывал: “Несколько дней тому назад я в который раз взял в руки каталог сочинений Моцарта, составленный Людвигом фон Кехелем в городе Зальцбурге в 1862 году. В этой книге, посвященной только лишь перечислению произведений Моцарта, 984 страницы! Перечисление же сочинений Моцарта нам хорошо знакомых максимально займет, по моим подсчетам, десять страниц. Призвав на помощь арифметику, мы приходим к печальному выводу: нам не известно на сегодняшний день 99% сочинений Моцарта…”
Однако вернемся к музыкальным “академиям” 18 века. Сохранились восторженные воспоминания современников об этих вечерах. “К концу академии, – вспоминает один из слушателей выступления композитора в Праге, – Моцарт фантазировал на фортепиано добрых полчаса и возбудил энтузиазм восхищенных чехов до крайнего предела, так что вынужден был, понуждаемый бурными одобрениями, которые ему высказывали, снова сесть за клавир… С еще большим подъемом начал он в третий раз; еще никто так не играл. Вдруг среди гробовой тишины громкий голос из партера крикнул: “Из Фигаро!” – на что Моцарт экспромтом сыграл дюжину интереснейших и искуснейших вариаций на мотив любимой арии “Мальчик резвый”. Он кончил эти удивительные творения среди бушующего восторга слушателей”.
Моцарт как исполнитель классического стиля импровизировал в строгой, логически завершенной музыкальной форме, успевая оттенять детали с неподражаемой грацией и одухотворенностью. Все это делало импровизации Моцарта шедеврами композиторской мысли и вдохновения. Об этом рассказывал известный пианист Муцио Клементи, вспоминая о своем исполнительском состязании с венским композитором. Турнир виртуозов, в обширную программу которого входило исполнение собственных сочинений, импровизаций и чтения с листа, происходил в 1781 году при дворе австрийского императора и вошел в музыкальную историю как выдающееся событие подобного рода. Он принес победу и новые лавры Вольфгангу Амадею Моцарту.
В своих требованиях к исполнительскому искусству Моцарт был выразителем строгой классической эстетики. Он отрицал субъективистские вольности интерпретаторов, допускающих искажения текста и самого характера произведений. Он требовал от интерпретаторов абсолютно точного исполнения всех нот, пауз, украшений, соблюдения надлежащего темпа. Его раздражали излишне быстрые темпы. “Ни на что Моцарт не жаловался так сильно, – вспоминает один из современников, – как на порчу его сочинений при публичном исполнении, главным образом, путем преувеличения темпа”. Кроме того, Моцарт боролся за ясность и выразительность исполнения, против излишков всякого рода чувственности, сентиментальности, внутренней и внешней аффектации (“…я не делаю никаких гримас”). Отсюда и его отношение к tempo rubato, то есть к исполнению не строго в такт, а достаточно свободному. “Все они удивляются, – пишет Моцарт в одном из писем, – что я всегда точно соблюдаю такт. Они не могут себе представить tempo rubato в Adagio, при котором левая рука об этом ничего не знает”. Поразительные слова! Они прямо адресованы в наши дни, словно пронизывая насквозь и увлекая вместе с собой весь романтический 19 век! Не случайно Артур Рубинштейн, с грустью размышляя о том, что “утеряно искусство истинного rubato, которым владели корифеи прошлого”, подчеркивает: “Чтобы понять Шопена, нужно знать, что композитор был учеником Баха и Моцарта, учеником точности и гармонии”.
Да, Шопен был духовным учеником Моцарта. И спустя несколько десятилетий он повторил мысль учителя, облекая ее в более современную форму: “Пусть ваша левая рука будет дирижером”. Эта мысль о дирижерском, ритмическом начале фортепианного исполнительства имела счастливую судьбу. Она была развита русскими исполнителями и критиками середины и конца 19 столетия, “материализовалась” в исполнительском творчестве крупнейших русских пианистов (прежде всего Рахманинова, о чем речь еще впереди), получила разнообразное развитие в методических работах 20 века.
По-видимому, прав был Георгий Васильевич Чичерин, констатируя стойкость некоторых легенд о Моцарте, “возникших в непонимавшем его 19 столетии”, в частности, легенды о том, что Моцарт – “солнечный юноша”. “Раньше были поразительно близорукими в отношении Моцарта, – пишет Чичерин в своей прекрасной книге “Моцарт”, – вещи, прямо трепещущие отчаянием, считали веселыми и грациозными… Как говорит Феликс Гюнтер: “Самое великое в нем – драматизм его творчества. Этот драматизм есть чистая человечность…” Надо отдать должное современным советским интерпретаторам Моцарта, вступившим в полосу нового познания и переоценки наследия великого композитора. В работах пианистов над фортепианным репертуаром заметны тенденции “читать” глубокий, далеко не однозначный подтекст моцартовых созданий, драму скрытых страстей, сохраняя идеал классической музыкальной формы. Одной из лучших интерпретаций Моцарта последних лет стал его Концерт для фортепиано с оркестром си-бемоль мажор в исполнении Святослава Рихтера…
В творчестве Людвига ван Бетховена, которое стоит на гребне двух веков, фортепианный классицизм обретает свое высшее выражение. Его искусство уже ничем не расплачивалось с “галантным” веком, и все было обращено в будущее, воплощая бунтарские идеи революционной эпохи.
Бетховен-композитор неотделим от Бетховена-пианиста. Прометей в музыке, он был титаном-ниспровергателем в исполнительском искусстве. Он создал пианизм нового героического стиля, сближающего музыку фортепианных сонат с музыкой его великих симфоний. Он первым из композиторов открыл оркестровую мощь нового клавишного инструмента, расчистив дорогу Листу и Антону Рубинштейну. Он дал образцы фортепианной игры огромного динамического напора, резких “черно-белых” контрастов, выразительно-речевых драматических эффектов. “Дух его, – по рассказам современников, – рвал все сдерживающие оковы, сбрасывал иго рабства… Его игра шумела, подобно дико пенящемуся вулкану”. Размышляя о фортепианном искусстве Бетховена, Леонид Владимирович Николаев писал: “Думаю, что пианизм Бетховена сложился не без влияния драматического искусства начала 19 века. Тогда артист в порыве страсти должен был кататься по земле, рвать на себе волосы, скрежетать зубами, кричать… Нужно отрешиться от ошибочного убеждения, будто как раз 19 век отличался сдержанностью. Нет, в бетховенскую эпоху играли с чувством, с пафосом, декламационно”. Бетховен проявлял характерный для композитора-классика “деспотизм” по отношению к исполнителям собственных произведений. Категорически запрещал даже малейшие отклонения от авторского текста и поэтому не одобрял игры наизусть (то есть не глядя в ноты), которая в ту пору начинала входить в концертную практику.
Он с самоотверженной точностью исполнял произведения Генделя, Глюка, Баха. Собственные же фортепианные творения играть не очень любил, предпочитая импровизировать. Гениальные импровизации Бетховена славились по всей Европе. По словам ученика Бетховена Фердинанда Риса, эти импровизации “были самым замечательным из всего, что можно было вообще услышать”. Они доводили до слез, до восторженного потрясения массы людей. Сам же Бетховен порой разражался…
смехом. “Художники пламенны, они не плачут”, – говорил этот бунтарь-республиканец, бросавший вызов всему свету, покидавший дворцы князей и скитавшийся по закоулкам старой Вены…
“Выражением бетховенского лица стала судорога, – писал о своем великом предшественнике композитор Рихард Вагнер, – судорога упорства, которая никогда не может разрешиться в улыбку, а только в громкий хохот… Пианизм Бетховена не мог не стать антиподом всякой светскости и утонченности. В его открытом пафосе и страстных интонациях протеста звучал голос народных масс. Композитор сделал материальную стихию фортепианного звука не предметом “ушеугодных” наслаждений, но орудием идеи, мысли, борьбы.
Главной же мыслью Бетховена было – восславить радость из бездны скорби… Можно было бы написать огромное исследование о том новом, что внесла советская исполнительская школа в изучение и исполнение произведений Бетховена. Оно отразило бы факты удивительных масштабов и содержания, начиная от самой атмосферы, которой было окружено имя Бетховена с первых же дней Октябрьской революции (атмосферу, которую определяло прежде всего отношение к нему Горького, Луначарского, видевших в Бетховене духовного союзника революционной эпохи), – кончая современными методическими программами для музыкальных школ, училищ и консерваторий, где творчество венского классика занимает одно из самых почетных мест.
Достаточно сказать, что самая капитальная исполнительская редакция, созданная в советской школе, посвящена Бетховену, его 32 фортепианным сонатам. Этот многолетний труд стал делом жизни крупнейшего пианиста московской школы – Александра Борисовича Гольденвейзера. Не случайно серьезный вклад в “бетховениану” сделали и его ученики Т. Николаева и Д. Благой. Годы идут, но не слабеет духовный союз Бетховена с современностью. Музыка этого бездонного композитора открывает необозримые просторы для исполнительских индивидуальностей. Вот что рассказывает о “своем” Бетховене выдающаяся советская “бетховенистка” Мария Израилевна Гринберг, посвятившая записям всех его сонат последние 12 лет жизни: “В молодости меня называли “созерцательной” пианисткой. Бетховен научил меня мужественности, собранности, непрерывно активной форме выражения. Строгость и свобода одновременно!
И все это при колоссальном внутреннем динамизме, идущем от энергии мысли, которая и составляет основу стиля Бетховена. Мне кажется, Бетховена сближают с современностью именно черты героизма, энергии, лаконизма форм”.
Поучительно, какое огромное внимание отдают советские пианисты самому значительному и загадочному в бетховенском наследии – его последним фортепианным сонатам. Еще памятны гипнотические интерпретации этих сонат Марией Вениаминовной Юдиной (существующие также в грамзаписях), исповедальность и философичность ее манеры, своеобразный властный метроритм. Дмитрий Дмитриевич Шостакович, учившийся вместе с Юдиной в Петроградской консерватории, рассказывал, как на всю жизнь запомнилось ему юдинское исполнение Тридцать второй сонаты Бетховена, особенно ее второй части: “…слушаешь и оторваться, расслабиться внутренне хотя бы на секунду невозможно”. Любопытно, что некоторые взгляды Юдиной претворяют в своих творческих исканиях современные пианисты. К примеру, Борис Петрушанский, работая над “программным” замыслом знаменитого Arioso dolente из Тридцать первой сонаты, вспоминал слова Марии Вениаминовны о том, что “Орфей был первый романтик”.
Молодой исполнитель создал оригинальную романтическую исполнительскую концепцию этой сонаты, где есть и Орфей, и Эвридика, и блуждания в подземном царстве Аида, и неожиданные выходы к свету. Arioso dolente – песнь Орфея. Второе возвращение к фуге – взгляд, брошенный на Эвридику… Трактовке поздних сонат Бетховена Святославом Рихтером посвящены десятки страниц критических статей. Здесь хочется сказать о главном. Уникальна способность Рихтера полностью погружаться в огромный, неохватный по духовным далям мир глухого гения. В конгениальности его исполнения поздних сонат Бетховена решающее значение имеет та “страстная объективность” и совершенное чувство формы, о которой любил говорить Нейгауз, размышляя о своем любимом ученике.
“Соразмеренность гармонии, идущая от самых глубин классического мироощущения, гармония чуть ли не эллинского происхождения – вот в чем главная его сила”, – писал о Рихтере Генрих Нейгауз.
Еще сравнительно недавно принято было думать, что интерпретация поздних сонат Бетховена – непосильное дело для молодых пианистов, не обладающих еще достаточной артистической и человеческой зрелостью. Что же мы наблюдаем в наши дни? Одной из лучших интерпретаций 21-летнего Михаила Плетнева на 4 Международном конкурсе имени П. И. Чайковского, была Тридцать вторая соната Бетховена, а точнее – вторая ее часть, Ариетта. Завоевав золотой приз конкурса, Михаил Плетнев включил в программу своего первого сольного концерта в Большом зале Московской консерватории эту же сложнейшую, философичнейшую из сонат, загадка которой мучила величайших исполнителей. И как играл! В одном из послеконкурсных интервью на вопрос “Близок ли Вам бетховенский титанический пианизм сверхконтрастов?” Михаил Плетнев ответил: “Искусство Бетховена не знает середины. Сверхконтрасты – грани души великого композитора. Что же касается до-минорной сонаты, то это одна из самых возвышенных бетховенских сонат. Секрет сложности исполнения этой музыки – в способности отрешения. Играя сонату, каждый раз надо подниматься до каких-то новых необозримых высот…”
Т. Н. Грум-Гржимайло
Вся наша жизнь — это сочетание традиций (опыта, накопленного поколениями предков) и новаторства, то есть современности. Мне кажется, эта формула — «классика и современность» — царствует во всех сферах человеческой жизни. В каждой из них она раскрывается по-разному, но, в любом случае, эта «формула» позволяет двигаться вперед, не отрываясь от корней, не теряя опыта прошлых поколений.
Наглядным примером тому является литература. Юрий Лотман, один из самых авторитетных современных литературоведов, считает, что поэзия, например, по своей сути, это сочетание «ожидаемого» и «неожиданного», то есть традиций и новаторства. Настоящая поэзия при этом (как, впрочем, и вся настоящая литература) всегда идет вперед, не останавливаясь на достигнутом, постоянно предлагает читателю что-то новое, нетрадиционное.
И здесь самое время задуматься, а что же такое новаторство? Лотман считает, что оно «не всегда в изобретении нового. Новаторство — значимое отношение к традиции, одновременно восстановление памяти о ней и несовпадение с нею». То есть классика и современность в литературе тесно связаны, они не могут существовать друг без друга. Современность — это всегда опора на классику, ее принятие и творческое переосмысление или ее неприятие и предложение «своих вариантов», но опять же с опорой на классику (ведь чтобы что-то отрицать, надо это что-то хорошо знать).
В качестве примера можно привести лирику Афанасия Фета. Не отходя от классических (идущих еще из античности) образцов, этот поэт предлагает свой взгляд, свой подход, ставший предвестником целого направления в искусстве — импрессионизма:
Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.
Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.
(«Еще весны душистой нега…»)
Мы видим здесь традиционную трактовку весны как поры возрождения и обновления, традиционные образы («овраги полны снега», теплое полуденное солнце, пролетные журавли, «красавица степная»). Но, наряду с этим, Фет находит свои образы и ассоциации, которые становятся новаторскими: «Краснеет липа в высоте, Сквозя, березник чуть желтеет…». Поэт передает полутона и полукраски, едва уловимые, возможно, мимолетные. Но именно они во многом и передают прелесть русской ранней весны.
Интересно, что в русской прозе и драматургии предтечами импрессионизма стали Чехов и Бунин. Проза И. А. Бунина с ее подробной детализацией, умением передать самые тонкие психологическое состояние героев, атмосферу времени и эпохи, стала образцом импрессионистической и «живописной» литературы (вспомним его «Легкое дыхание», «Чистый понедельник» да и весь цикл «Темные аллеи»).
Драмы же А. П. Чехова с их «подводными течениями», подтекстами, репликами «невпопад», пародийными двойниками главных героев предупредили, в какой-то степени, и возникновение пьес абсурда. Важно подчеркнуть, что произведения этих писателей создавались с опорой на классику, развивая традиционные каноны и законы.
Ярким образцом новаторской драмы явилась комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Взяв за основу классическую драму, писатель изменил ее, подчинив своим художественным задачам. Так, «Ревизор» явился первой общественной комедией, в основу которой было положено осмеяние общественных нравов. Кроме того, в противовес традиционной комедии, у Гоголя не было ни одного положительного героя, а в структуру своего произведения он заложил не только комический конфликт, но и драматический и даже трагический. Новаторством стала и «немая сцена» в финале произведения, дающая возможность различного толкования концовки «Ревизора».
Таким образом, классика и современность в литературе соседствуют друг с другом, дополняют друг друга, не могут существовать один без другого. Традиции — это всегда основа, на базе которой (принимая или отвергая ее) строится что-то новое, то, что обеспечивает прогресс искусства слова, его дальнейшее развитие.
Музыка вдохновляет. Она вызывает в обыкновенном человеке желание творить, желание сделать что-то красивое, совершить что-то хорошее, нужное, полезное, желание улучшить себя, свою жизнь, окружающий мир. “Музыка, – писал Стендаль, – когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…” О том же говорил в своем стихотворении и великий А. С. Пушкин:
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь – мелодия…
Но все это, на мой взгляд, больше относится к музыке классической. Ведь в музыке, как и в любом искусстве, есть много разновидностей, множество разных направлений и стилей. Музыка делится на классическую и современную, инструментальную и вокальную, хоровое исполнение и т. д. Наверное, можно сказать, что музыка во многом отвечает потребностям века, потребностям эпохи, общества. Я не хочу сказать, что в прошлые времена люди были лучше, духовно богаче, глубже и серьезнее воспринимали окружающую действительность. Но раньше самой музыке отводилась другая роль. Потому и содержание ее, и характер были другими. Для прослушивания музыкальных произведений специально собирались люди, для этого отводились специальные залы, создавалась соответствующая обстановка.
Сейчас же музыка сопутствует нам постоянно: на улице, в кафе, в магазинах, в транспорте. Мы слушаем музыку, делая уроки, убирая в квартире, общаясь с друзьями, гуляя с собакой, принимая ванну… Мы напеваем знакомую легкую мелодию, когда причесываемся перед зеркалом или гладим юбку перед дискотекой. Мы танцуем под музыку на самой дискотеке – причем танцы эти также не похожи на старинные вальсы. Мы иногда даже не задумываемся над словами, над смыслом современных песен – главное, чтобы была легкой и непринужденной мелодия. Трудно представить себе, чтобы кто-то ставил на печку чайник или жарил яичницу под симфонии Бетховена или Чайковского. А вот незамысловатый мотивчик вроде: “Ля-ляля, фа-фа-фа” очень легок в исполнении и довольно быстро способен поднять настроение и отогнать грустные мысли (а иногда – мысли вообще!) .
Конечно, есть среди современных музыкальных произведений и довольно серьезные вещи, заставляющие сердце сжиматься или учащенно биться, произведения, которые с первой же ноты погружают в размышления – о любви, о жизни, о судьбе, о дружбе и т. д. Эти произведения вызывают искренние слезы или счастливый восторг. И при этом не важно, отвечает ли содержание песни твоему душевному состоянию или же ты просто проникаешься историей героя. Таким образом, как современная, так и классическая музыка может представать в различных обликах, вызывать различные эмоции. И если это действительно настоящая музыка, а не просто песня-однодневка, то и в прошлые времена, и сегодня она открывает перед нами душу автора, заставляя радоваться, грустить, разочаровываться и верить вместе с ним.
“Я считаю невозможным сочинять музыку, которая не прочувствована мною вполне; это кажется мне ложью, ибо ноты имеют такой же определенный смысл, как и слова – быть может, еще более определенный”, – говорил композитор Ф. Мендельсон.
И если бы все современные композиторы точно так же относились к своему творчеству, современная музыка обладала бы такой же силой воздействия на людей, как классическая. На сегодня это, к сожалению, не так. А может быть, нам в современном мире просто некогда погружаться в мир музыки. Может быть, у нас нет возможности посвящать музыке столько времени, сколько она требует? Может быть, сама жизнь выдвигает требования и диктует свои условия и нам, и искусству? Хорошо это или плохо – наверное, покажет время. А пока – пусть живет музыка! И пусть каждый находит в ней то, что он ищет, то, что ему необходимо именно здесь и именно сейчас.
Музыка вдохновляет. Она вызывает в обыкновенном человеке желание творить, желание сделать что-то красивое, совершить что-то хорошее, нужное, полезное, желание улучшить себя, свою жизнь, окружающий мир. «Музыка, — писал Стендаль, — когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…» О том же говорил в своем стихотворении и великий А. С. Пушкин:
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия…
Но все это, на мой взгляд, больше относится к музыке классической. Ведь в музыке, как и в любом искусстве, есть много разновидностей, множество разных направлений и стилей. Музыка делится на классическую и современную, инструментальную и вокальную, хоровое исполнение и т. д. Наверное, можно сказать, что музыка во многом отвечает потребностям века, потребностям эпохи, общества. Я не хочу сказать, что в прошлые времена люди были лучше, духовно богаче, глубже и серьезнее воспринимали окружающую действительность. Но раньше самой музыке отводилась другая роль. Потому и содержание ее, и характер были другими. Для прослушивания музыкальных произведений специально собирались люди, для этого отводились специальные залы, создавалась соответствующая обстановка.
Сейчас же музыка сопутствует нам постоянно: на улице, в кафе, в магазинах, в транспорте. Мы слушаем музыку, делая уроки, убирая в квартире, общаясь с друзьями, гуляя с собакой, принимая ванну… Мы напеваем знакомую легкую мелодию, когда причесываемся перед зеркалом или гладим юбку перед дискотекой. Мы танцуем под музыку на самой дискотеке — причем танцы эти также не похожи на старинные вальсы. Мы иногда даже не задумываемся над словами, над смыслом современных песен — главное, чтобы была легкой и непринужденной мелодия. Трудно представить себе, чтобы кто-то ставил на печку чайник или жарил яичницу под симфонии Бетховена или Чайковского. А вот незамысловатый мотивчик вроде: «Ля-ляля, фа-фа-фа» очень легок в исполнении и довольно быстро способен поднять настроение и отогнать грустные мысли (а иногда — мысли вообще!).
Конечно, есть среди современных музыкальных произведений и довольно серьезные вещи, заставляющие сердце сжиматься или учащенно биться, произведения, которые с первой же ноты погружают в размышления — о любви, о жизни, о судьбе, о дружбе и т. д. Эти произведения вызывают искренние слезы или счастливый восторг. И при этом не важно, отвечает ли содержание песни твоему душевному состоянию или же ты просто проникаешься историей героя. Таким образом, как современная, так и классическая музыка может представать в различных обликах, вызывать различные эмоции. И если это действительно настоящая музыка, а не просто песня-однодневка, то и в прошлые времена, и сегодня она открывает перед нами душу автора, заставляя радоваться, грустить, разочаровываться и верить вместе с ним.
«Я считаю невозможным сочинять музыку, которая не прочувствована мною вполне; это кажется мне ложью, ибо ноты имеют такой же определенный смысл, как и слова — быть может, еще более определенный», — говорил композитор Ф. Мендельсон.
И если бы все современные композиторы точно так же относились к своему творчеству, современная музыка обладала бы такой же силой воздействия на людей, как классическая. На сегодня это, к сожалению, не так. А может быть, нам в современном мире просто некогда погружаться в мир музыки. Может быть, у нас нет возможности посвящать музыке столько времени, сколько она требует? Может быть, сама жизнь выдвигает требования и диктует свои условия и нам, и искусству? Хорошо это или плохо — наверное, покажет время. А пока — пусть живет музыка! И пусть каждый находит в ней то, что он ищет, то, что ему необходимо именно здесь и именно сейчас.
Предмет: Музыка
Класс: 7
Урок: №1 Тема урока: Классика и современность. Цель: Проявлять интерес учащихся к музыке, как ценности национальной и
мировой культуры. Задачи:
познакомить учащихся с понятиями классика и классическая музыка
развивать стремление осознанно воспринимать музыкальное произведение
воспитывать уважение к музыке разных эпох и композиторов. Тип урока: вводный Словарь: Классика, классическая музыка, классика жанра, стиль Проблема урока: Как научиться разбираться во всем многообразии музыки? Оборудование и материал для урока: для учителя: диски СD, учебник, синтезатор;
для ученика: тетрадь для записей. Зрительный ряд: портреты композиторов (М. Мусоргский, С. Прокофьев,
Э. Уэббер, Л. Бетховен), фотография группы «Битлз». Музыкальный ряд:
Вступление «Рассвет на Москве-реке» к опере «Хованщина» М.П.Мусоргского
Симфония № 9 «Ода к радости» Л.Бетховена
Ария «Память» из мюзикла «Кошки» Э.-Л.Уэббера
Вальс Ф.Шопена до-диез минор
Песня группы «Битлз» Ход урока I. Организационный момент.
Здравствуйте, ребята!. (знакомство и требования для подготовки к урокам). II. Объявление темы и целей урока. Подготовка к основному этапу урока: У: Сегодня мы побеседуем о музыке. Музыка – это искусство, которое идет через человека, через его чувства, через его мысли, через его движения. Откуда берётся музыка? Наверное, для каждого человека музыка возникает из звуков его ранних лет. Голос матери, щебетание птиц за окном, шум дождя. Всё это образует свой звуковой мир, такой же милый и единственный, как уголок родной земли. Музыка рождается там, где живут звуки. Её приносят и шелест тополей, и плеск речной воды. Мы чувствуем, что окружающие нас звучания не похожи друг на друга, что все они очень разные.
Музыка становится интереснее тем, чем больше о музыке знаешь. Когда знаешь как музыка построена, что хотел композитор выразить в этой музыке, становится интереснее её слушать.
Музыку можно изучать по-разному. Можно беседовать о музыкальных произведениях, учиться их понимать и восхищаться их звучанием. Можно посвящать уроки творчеству великих композиторов и исполнителей, чтобы увидеть, каким огромным трудом создается даже самая лёгкая и весёлая музыка. Можно, наконец, шаг за шагом осваивать нотную грамоту, учиться петь, играть на различных инструментах, постигая музыкальную науку как бы изнутри. Всё – это разные пути приобщения к музыке.
Сегодня, в наш стремительно развивающий век, век информационных технологий, мы слышим музыку со всех сторон: радио, телевидение, интернет, кинофильмах, компьютерных играх и даже рекламе. Мы слышим музыку дома, на улице. И каждый раз отмечаем для себя невероятное многообразие музыки. Такого многообразия музыкальная культура не знала никогда. Музыку можно различать по жанрам и стилям , по эпохам, по направлениям.
Музыка разная, каждому нравится своя. У: Какую музыку вы слушаете? Чем она вам нравится? Р: (Высказывания уч-ся). У: А какая музыка вечная? (Ответы уч-ся)
Музыка вечная та, которая получила общее признание, имеет непреходящую ценность для национальной и мировой культуры. И вот сегодня мы с вами поговорим о музыкальных произведениях, которые являются лучшими, продолжают волновать многие поколения людей.
Такая музыка называется классической. Усвоение новых знаний и способов действий: означает слово «классика»? Классикой называют такие произведения искусства, которые являются лучшими, получили общее признание и имеют непреходящую ценность для национальной и мировой культуры. Эти произведения отвечают самым высоким художественным требованиям, в них глубина содержания сочетается с совершенством формы. Классическим называют античное искусство, классическая музыка применяется к творчеству величайших композиторов мира, классическими могут называться произведения, созданные в прошлом, и современные сочинения. Слушание: У: Послушаем одно из произведений композитора Модеста Петровича Мусоргского – основную тему вступления в симфонической картине «Рассвет на Москва-реке», написанную к музыкальной драме «Хованщина».
Это произведение можно назвать живописной картиной.
Раннее утро, темным силуэтом высятся башни церкви Кремля, в небе за Москвой-рекой ещё брезжит алая полоска зари. Она разгорается всё ярче, первые лучи солнца озаряют сначала маковки колоколен и верхушки теремов, а потом ослепительный свет заливает весь пробудившийся город.
Это произведение о России, о русской природе. Мусоргский воплотил в нем образ рассвета, зари, как символ светлого будущего.
У: Послушайте это произведение и скажите какой оркестр играет, какие инструменты вы услышите.?
(Ответы детей)
Это играет симфонический оркестр. Почему оркестр называется «симфоническим», потому что он играет симфоническую музыку, а почему музыка симфоническая, потому что ее играет симфонический оркестр. Вот заколдованный круг. Поэтому мы обратимся к слову СИМФОНИЯ
Слово «симфонический» произошло от слова «симфония» – означает созвучие, согласованное звучание.
Писатели пишут романы, конечно же и повести, но в романах более всего жизнь со всех сторон показывается. Симфонии похожи на романы и пишут их композиторы. Симфония как жизнь, серьезна, сложна и интересна. Что в жизни главное? Одни доказывают одно – другие другое. А композиторы решили так, раз симфония – это сочинение о жизни, пусть в ней все взгляды будут. Обычно это 4 части. Первая часть нам говорит – как будто это столкновение, борьба. Вторая часть нам говорит, что жизнь это размышление. Третья часть напоминает нам – не забудьте ещё одну сторону жизни – развлечение, шутку. Четвертая часть зовется – Финал, т.е. последняя часть. Она говорит нам – жизнь – это радость, это праздник, чтобы не было там позади.
Послушайте симфонию № 9 Финал «Ода к радости» Л. В. Бетховена. У: Какое настроение передает эта музыка?
(Ответы ) Оттенков радости, праздничных настроений великое множество. Это и торжество, и буря восторга и веселье взахлеб. У: Любят музыкальные инструменты собираться в обществе друг друга. Самое большое собрание музыкальных инструментов называется – симфонический оркестр. Но есть и маленькие коллективы, от 1 до 12 музыкантов.
Произведения, написанные для небольшого состава исполнителей – называется камерная музыка. Камерная музыка (от лат. сamera – комната) это инструментальная или вокальная музыка, написанная для небольшого состава исполнителей.
Разнообразны камерные вокальные и инструментальные произведения. Это и сонаты Моцарта, квартеты, песни Шуберта, этюды, прелюдии, ноктюрны Шопена, пьесы Чайковского, романсы М.Глинки и многое другое.
Послушайте вальс Ф.Шопена до-диез минор
Классика часто противопоставляется новым течениям в искусстве, современники нередко могут ошибаться в оценке музыкальных произведений. Существует много примеров, как произведения, не получившие признания при жизни авторов, позднее стали классикой и вошли в фонд мирового музыкального искусства. То, что вчера не воспринималось или воспринималось как дерзкий вызов классическому искусству, сегодня может быть причастно к классике. Примером тому служит музыка Баха, Прокофьева, Шнитке.
Есть и понятие классика жанра, в этом случае классическими называют произведения легкой музыки: джазовой, эстрадной, рок- музыки.
Чтобы научиться разбираться во всем многообразии музыки, надо стремиться понять содержание произведения, его образный строй, принадлежность к определенному стилю. Стиль – означает почерк, в том числе и авторский, совокупность характерных черт, приёмов, способов и особенностей творчества.
Стиль эпохи, стиль национальный, стиль индивидуальный (стиль композитора и исполнителя)
В наше время растет интерес музыкантов к классической музыке прошлого. Вот недавно в 20 веке наши мамы и папы были современниками популярной группы «Битлз» и сейчас она является популяроной. «Битлз» – это классика рок-музыки. Слушание:
Мелодии известных песен, так же как и мелодии из мюзиклов и рок-опер, которые завоевали популярность слушателей, стали называться хитами. Песня группы «Битлз»
Чтобы понимать музыку, нужно её прочувствовать, понять о чем в ней поется. Ария «Память» из мюзикла «Кошки» Э.-Л.Уэббера
У: Ребята, эти произведения написаны современными композиторами. ? Первичная проверка понимания: Ребята, вспомните современную музыку, которая вам сначала нравилась, а потом вы перестали ее слушать и почему?
(ответы уч-ся)
Если эта музыка не обладает высоким художественным достоинством, то её популярность оказывается недолгой. Обобщение и систематизация знаний:Ребята, сегодня мы с вами о многом разговаривали. У: К чему нас приводит знакомство с музыкой разных стилей,
(ответы уч -ся)
Благодаря знакомству с музыкой разных стилей у нас возникает возможность вступить в диалог и со своими современниками и с людьми далекого прошлого, как бы побывать в разных временах, в разных странах.
какая музыка живет веками в душах людей?
(ответы уч-ся) Подведение итогов занятия:
Что означает слово классика?
2. Какие произведения называют классическими?
3. Объясните понятие “классика жанра”?
Что такое стиль?
Что такое симфония?
В чем различие симфонической музыки и камерной? Рефлексия: Понравилось вам размышлять о музыке? Давайте с вами продолжим учиться внимательно вслушиваться в музыку. III. Новая песня – знакомство, разучивание. У: И я думаю, очень кстати будет исполнение вами песни «Дорога добра»
Дыхательные упражнения, распевание.
Исполнение песни.
При разучивании песни учителю обратить внимание на:
-точность исполнения мелодии;
-выдерживать половинные длительности;
-правильно брать дыхание и только во время пауз;
-ритм;
-фразировка;
-дикция. Выставление оценок. У:Дома попрошу вас выучить новые понятия и слушать классическую музыку. Список использованной литературы
1. Г.П. Сергеева, Е. Д. Критская. Учебник Музыка. 7 класс, М.: Просвещение, 2011.
Э. Финкельштейн. Занимательное чтение с картинками от А до Я.
Ответ оставил Гость
Вся наша жизнь — это сочетание традиций (опыта, накопленного поколениями предков) и новаторства, то есть современности. Мне кажется, эта формула — «классика и современность» — царствует во всех сферах человеческой жизни. В каждой из них она раскрывается по-разному, но, в любом случае, эта «формула» позволяет двигаться вперед, не отрываясь от корней, не теряя опыта прошлых поколений.
Наглядным примером тому является литература. Юрий Лотман, один из самых авторитетных современных литературоведов, считает, что поэзия, например, по своей сути, это сочетание «ожидаемого» и «неожиданного», то есть традиций и новаторства. Настоящая поэзия при этом (как, впрочем, и вся настоящая литература) всегда идет вперед, не останавливаясь на достигнутом, постоянно предлагает читателю что-то новое, нетрадиционное.
И здесь самое время задуматься, а что же такое новаторство? Лотман считает, что оно «не всегда в изобретении нового. Новаторство — значимое отношение к традиции, одновременно восстановление памяти о ней и несовпадение с нею». То есть классика и современность в литературе тесно связаны, они не могут существовать друг без друга. Современность — это всегда опора на классику, ее принятие и творческое переосмысление или ее неприятие и предложение «своих вариантов», но опять же с опорой на классику (ведь чтобы что-то отрицать, надо это что-то хорошо знать).
В качестве примера можно привести лирику Афанасия Фета. Не отходя от классических (идущих еще из античности) образцов, этот поэт предлагает свой взгляд, свой подход, ставший предвестником целого направления в искусстве — импрессионизма:
Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.
Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.
(«Еще весны душистой нега…»)
Мы видим здесь традиционную трактовку весны как поры возрождения и обновления, традиционные образы («овраги полны снега», теплое полуденное солнце, пролетные журавли, «красавица степная»). Но, наряду с этим, Фет находит свои образы и ассоциации, которые становятся новаторскими: «Краснеет липа в высоте, Сквозя, березник чуть желтеет…». Поэт передает полутона и полукраски, едва уловимые, возможно, мимолетные. Но именно они во многом и передают прелесть русской ранней весны.
Интересно, что в русской прозе и драматургии предтечами импрессионизма стали Чехов и Бунин. Проза И. А. Бунина с ее подробной детализацией, умением передать самые тонкие психологическое состояние героев, атмосферу времени и эпохи, стала образцом импрессионистической и «живописной» литературы (вспомним его «Легкое дыхание», «Чистый понедельник» да и весь цикл «Темные аллеи»).
Драмы же А. П. Чехова с их «подводными течениями», подтекстами, репликами «невпопад», пародийными двойниками главных героев предупредили, в какой-то степени, и возникновение пьес абсурда. Важно подчеркнуть, что произведения этих писателей создавались с опорой на классику, развивая традиционные каноны и законы.
Ярким образцом новаторской драмы явилась комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Взяв за основу классическую драму, писатель изменил ее, подчинив своим художественным задачам. Так, «Ревизор» явился первой общественной комедией, в основу которой было положено осмеяние общественных нравов. Кроме того, в противовес традиционной комедии, у Гоголя не было ни одного положительного героя, а в структуру своего произведения он заложил не только комический конфликт, но и драматический и даже трагический. Новаторством стала и «немая сцена» в финале произведения, дающая возможность различного толкования концовки «Ревизора».
Таким образом, классика и современность в литературе соседствуют друг с другом, дополняют друг друга, не могут существовать один без другого. Традиции — это всегда основа, на базе которой (принимая или отвергая ее) строится что-то новое, то, что обеспечивает прогресс искусства слова, его дальнейшее развитие.
Классическая музыка – это вид искусства, который отображает всю нашу жизнь с помощью звуков. Она помогает наладить взаимопонимание людей, понять смысл жизни, пробудить в них чувство единения и поддерживает человека в горе и радости.Классическую музыку относят к разряду серьезных. Ее исполняют целые оркестры, ансамбли, солисты. Эта музыка отличается от других разнообразием художественных приемов и глубиной передаваемых переживаний. Свое развитие она начала с давних времен и развивается до сих пор, занимая одно из первых мест в мировой культуре.Классическая музыка имеет особую притягательность. Она собирает огромные залы слушателей. Люди на протяжении многих лет вслушиваются в гармонию доносящихся звуков, в которой каждый находит свое, видит мир в красках, приобретает веру, надежду.Этот вид музыки – это бесценный дар, который дали человечеству гении, которые смогли увидеть все и передать звуками. Классическая музыка играет огромную роль в формировании эстетических вкусов человека, помогает мыслить образно и шире понимать этот мир. Она врачует душу и тело, ее используют в некоторых отраслях сельского хозяйства.Конечно, все это очень тяжело отнести к современной музыке. Она не всегда профессиональна. Такая музыка гонится за спросом и модой. Современная музыка иногда является просто средством для обогащения продающих ее групп. И уже говорить о чем-то глубоком, высоком – не приходится. Не говоря даже о том, что исполнители этой музыки не всегда имеют профессиональное образование.Если честно, то в моей личной внутренней битве классической и современной музыки ни одна из противоборствующих сторон не является абсолютным победителем. Иногда хочется успокоиться, подумать, помечтать слушая классику… Иногда какая-то новая, еще не заезженная, песня очень «цепляет» мое внимание…Но вместе с этим всем, я не отрицаю того факта, что классическая музыка – она проверена веками, временем, а современная сплошь и рядом – временная, мимолетная, которую забываешь спустя месяц. Многие фанаты современных исполнителей и жанров музыки скажут – ерунда все это и что их музыка вечная, но оставляю за собою право не согласиться с этим. Далеко не факт, что такое возможно. Классика радовала, радует и будет радовать ценителей, а 99% современной музыки уйдет в забвение.«На вкус и цвет – товарищей нет», поэтому слушать надо то, что нравится.
Вся наша жизнь — это сочетание традиций (опыта, накопленного поколениями предков) и новаторства, то есть современности. Мне кажется, эта формула — «классика и современность» — царствует во всех сферах человеческой жизни. В каждой из них она раскрывается по-разному, но, в любом случае, эта «формула» позволяет двигаться вперед, не отрываясь от корней, не теряя опыта прошлых поколений.
Наглядным примером тому является литература. Юрий Лотман, один из самых авторитетных современных литературоведов, считает, что поэзия, например, по своей сути, это сочетание «ожидаемого» и «неожиданного», то есть традиций и новаторства. Настоящая поэзия при этом (как, впрочем, и вся настоящая литература) всегда идет вперед, не останавливаясь на достигнутом, постоянно предлагает читателю что-то новое, нетрадиционное.
И здесь самое время задуматься, а что же такое новаторство? Лотман считает, что оно «не всегда в изобретении нового. Новаторство — значимое отношение к традиции, одновременно восстановление памяти о ней и несовпадение с нею». То есть классика и современность в литературе тесно связаны, они не могут существовать друг без друга. Современность — это всегда опора на классику, ее принятие и творческое переосмысление или ее неприятие и предложение «своих вариантов», но опять же с опорой на классику (ведь чтобы что-то отрицать, надо это что-то хорошо знать).
В качестве примера можно привести лирику Афанасия Фета. Не отходя от классических (идущих еще из античности) образцов, этот поэт предлагает свой взгляд, свой подход, ставший предвестником целого направления в искусстве — импрессионизма:
Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.
Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.
(«Еще весны душистой нега…»)
Мы видим здесь традиционную трактовку весны как поры возрождения и обновления, традиционные образы («овраги полны снега», теплое полуденное солнце, пролетные журавли, «красавица степная»). Но, наряду с этим, Фет находит свои образы и ассоциации, которые становятся новаторскими: «Краснеет липа в высоте, Сквозя, березник чуть желтеет…». Поэт передает полутона и полукраски, едва уловимые, возможно, мимолетные. Но именно они во многом и передают прелесть русской ранней весны.
Интересно, что в русской прозе и драматургии предтечами импрессионизма стали Чехов и Бунин. Проза И. А. Бунина с ее подробной детализацией, умением передать самые тонкие психологическое состояние героев, атмосферу времени и эпохи, стала образцом импрессионистической и «живописной» литературы (вспомним его «Легкое дыхание», «Чистый понедельник» да и весь цикл «Темные аллеи»).
Драмы же А. П. Чехова с их «подводными течениями», подтекстами, репликами «невпопад», пародийными двойниками главных героев предупредили, в какой-то степени, и возникновение пьес абсурда. Важно подчеркнуть, что произведения этих писателей создавались с опорой на классику, развивая традиционные каноны и законы.
Ярким образцом новаторской драмы явилась комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Взяв за основу классическую драму, писатель изменил ее, подчинив своим художественным задачам. Так, «Ревизор» явился первой общественной комедией, в основу которой было положено осмеяние общественных нравов. Кроме того, в противовес традиционной комедии, у Гоголя не было ни одного положительного героя, а в структуру своего произведения он заложил не только комический конфликт, но и драматический и даже трагический. Новаторством стала и «немая сцена» в финале произведения, дающая возможность различного толкования концовки «Ревизора».
Таким образом, классика и современность в литературе соседствуют друг с другом, дополняют друг друга, не могут существовать один без другого. Традиции — это всегда основа, на базе которой (принимая или отвергая ее) строится что-то новое, то, что обеспечивает прогресс искусства слова, его дальнейшее развитие.
Конечно, и сейчас создаются произведения, которые заставляют слушателей плакать и переживать вместе с автором, завораживают красотой мелодии или поражают тем, как точно передано наше настроение, чувства, мечты, обиды и радости. Но чаще все эти чувства и переживания все-таки передаются с помощью слов, усиливаются эмоциональным состоянием исполнителя, подчеркиваются сюжетами клипов.
Совсем иначе воспринимаются классические произведения. Там не нужны слова, к этой музыке не снимешь клипы. В них каждый звук задевает какие-то глубокие струны души, пробуждает то, что мы долго и упорно прячем от постороннего глаза. Классической музыке мы можем доверить свои мысли, горе, радость. Не случайно О. Бальзак говорил: “Бетховен и Моцарт часто были поверенными моих сердечных тайн”. Произведения этих великих композиторов живут своей собственной жизнью, с ними, как с живым существом, можно разговаривать, спорить или соглашаться. А многих писателей и поэтов, художников и скульпторов именно классическая музыка вдохновляла на создание выдающихся произведений.
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия… —
писал А.С. Пушкин.
М. Ю. Лермонтов восторженно восклицал:
Что за звуки! Неподвижно внемлю
Сладким звукам я;
Забываю вечность, небо, землю.
Самого себя.
Всемогущий! Что за звуки! жадно
Сердце ловит их,
Как в пустыне путник безотрадный
Каплю вод живых!..
Под классическую музыку не станешь заниматься уборкой, не поболтаешь с подругой за чашкой кофе. Классическая музыка заставляет погрузиться в нее целиком, овладевает всеми твоими мыслями.
На мой взгляд, только к классическим произведениям в полной мере можно отнести слова Стендаля: “Музыка — единственное искусство, проникающее в сердце человеческое так глубоко, что может изображать переживания этих душ… Музыка, когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…”
Меняются времена, меняются люди, меняется сама жизнь. Конечно же, меняется и искусство, и, в первую очередь, — музыка. Но мне очень хочется, чтобы и в наше время композиторы сочиняли великие произведения, которые и через века будут с замиранием сердца и слезами восторга на глазах слушать люди во всех уголках нашей огромной планеты!
Содержание: 1. Литература как школьный предмет 2. Место русской классики в школьной программе. 3. Сложность восприятия русской классики современными школьниками 4. Изучение литературы в современной школе ( разговор о Боге в произведениях русской литературы). 5. Классическая и текущая литература, что важнее? Литература – одно из высших проявлений человеческого духа, источник бескорыстной радости постижения мира и самопознания. Цель литературного образования – интеллектуальное и эмоциональное обогащение личности, формирование взглядов и нравственных ориентиров. Существовавшая система ЛО являлась органической частью административно-командной системы в области образования. Она была основана на принципах единомыслия, принудительного уравнивания, классовых подходов, партийности, социалистического реализма, догм и стереотипов. Литература превратилась в дополнительное пособие к истории. Предметом внимания школьников были не художественные произведения, а классовая идея. С провозглашением приоритета общечеловеческих ценностей такие подходы к литературе недопустимы. Новые программы предъявляют особые требования к профессионализму учителя, поскольку коренным образом преображается его роль и значение в процессе обучения, необычайно возрастает философский и психолого- педагогический уровень его подготовки. В них последовательно осуществляется принцип вариативности, который дает учителю право выбора авторов и художественных произведений, а также путей изучения конкретной темы. Введены произведения, входящие в круг детского чтения, но ранее не изучавшиеся в школе. Обогащены разделы зарубежной литературы, что позволяет учащимся воспринимать классическую словесность в контексте мирового литературного процесса. В современной поэзии и прозе обозначены не только новые авторы, возвращаются забытые имена, дается творчество писателей русского
Зарубежья. Учитель вправе вносить в программный материал изменения (в пределах
20% от общего количества часов в данном классе), не нарушая логики курса. По такому принципу построена “Программа по литературе для средних общеобразовательных учебных заведений”, рекомендованная Министерством образования России (научный руководитель Т.Ф. Курдюмова). Для углубленного изучения предмета в школах гуманитарного профиля. Министерство образования Российской Федерации предлагает программы
А.Г. Кутузова и В.Г. Маранцмана (М.,Просвещение,1991,1992гг.) Альтернативная программа по литературе для 5-9 классов опубликована в
“УГ” N 18-21 за 1992г., разработана она Московским институтом развития образовательных систем (автор Княжицкий А.И.) Количество часов, выделяемых на изучение русского языка и литературы в каждой конкретной школе или отдельном классе, зависит от того, какой учебный план избран для работы и какие изменения внесены в него. При расхождении количества часов в учебном плане и программе, учителю дано право самостоятельно вносить коррективы, исходя из особенностей состава учащихся, уровня их языковой подготовки и литературного развития,
/отредактированные программы утверждаются на методическом объединении/. Творческие поиски учителей, вариативные подходы к обновлению содержания и методов преподавания должны всячески поощсяться, а программы не восприниматься как “командно-указующий, запретительно-ограничительный документ”. Программа Т.Ф. КУРДЮМОВОЙ Цель литературного образования – становление духовного мира человека, изучение литературы как искусства слова, что предполагает систематическое чтение художественных произведений. Этим целям подчинены структура, содержание, методика курса литературы всех классов. Выделяется три круга чтения: для чтения и изучения; для самостоятельного чтения и обсуждения в классе; для внеклассного чтения. Эти круги чтения могут варьироваться в зависимости от конкретных условий. Программа нацеливает на активное включение ученика в творчество на всех этапах литературного образования, что неразрывно связано с усилением его самостоятельности от класса к классу. Важна установка на творческое самостоятельное общение учащихся с произведениями искусства. Содержание программы определяется миром интересов и предпочтений учащихся, структура – стремление помочь освоиться в мире искусства слова. По-новому организованы разделы русской классики, зарубежной литературы, Русского Зарубежья, значительно расширены изучаемые жанры, вопросы теории литературы.[1] Программа В.Г.МАРАНЦМАНА В основе программы четыре принципа 1. Соответствие литературного материала возрастным интересам ученика, этапам развития читателя-школьника, что определяет отношение к предмету. 2. Ориентация содержания программы и характера работы по литературе на развитие ученика с опорой на ведущий тип деятельности на каждом этапе. 3. Выделение в программе основных эпох исторического развития искусства, что способствует формированию целостного мировоззрения, системного взгляда на мир. 4. Ориентация программы на социальные потребности времени, общественную психологию поколений. Развитие личности ученика через его встречу с искусством, вхождение в мир искусства. В основе программы – изучение художественных произведений во взаимосвязи с теми явлениями жизни, которые в нем отражены. Главный лейтмотив – времена жизни, времена истории, движение времени в жизни человека. Человек и Отечество, человек и другие люди, героическое и обыденное, человек во взаимоотношениях с самим собой. Писатель – общество
– литературный процесс в его историческом движении. Классика и современность, диалог времен, писателей, культур, героев внутри каждой эпохи, диалог автора и современного читателя-ученика. Отличительная особенность программы – раздел “Литературное творчество учащихся”. Он призван открыть перед подростками новые возможности самовыражения, выявить специфику литературы в сопоставлении с другими видами искусства /живописью, театром, кино, телевидением/. Написание творческих работ в заданной стилистике. Подлинная литература – это искусство слова, искусство чтения, это
“разговор с произведением”. Вне диалога невозможно успешно преподавать литературу.1 Таковы требования программы. «Одним из наиболее распространенных приемов изучения литературы в
школе является комментирование. Необходимость комментирования текста
проистекает из очевидности дистанции, отделяющей современного читателя-
школьника от литературного произведения, рассматриваемого на уроке, и от
исторически и эстетически обусловленного литературного процесса. Преодоление или, точнее, сокращение этой дистанции и есть цель и
задача комментирования как метода изучения литературы в школе».1. «М .
Лотман высказал соображение, которое по своей значимости далеко выходит за
рамки обозначенной исследователем темы и может рассматриваться как
важнейшее, для методики преподавания литературы, положение: “Объем
культурной памяти, и ее состав значительно колеблется даже в пределах
читательской аудитории одной эпохи. Поэтому цитата, особенно невыделенная, создавая атмосферу намека, расчленяет читательскую аудиторию на
группы по признаку “свои – чужие”, “близкие – далекие”, “понимающие –
непонимающие”. Текст приобретает характер интимности по принципу “кому
надо, тот поймет”. При этом весьма распространен случай двойной отсылки,
что создает многоступенчатую систему приближения читателя к тексту: одни
воспринимают текст как непосредственное выражение авторской мысли (наиболее
“чужие”), другие понимают, что текст содержит намек, но не могут его
дешифровать, третьи могут соотнести содержащуюся в … тексте цитату с
определенным внешним текстом и извлечь смыслы, вытекающие из этого
сопоставления. И, наконец, четвертые знают специфическое употребление этой
цитаты в тесном дружеском кружке, связанные с нею кружковые ассоциации, ее
эмоционально-культурный ореол, “домашнюю семантику”.[2] «В сущности, диалогические взаимоотношения автора и читателя, лежащие
в основе литературы, будь то А.С.Пушкин и Н.В.Гоголь или И.Бродский и
Венедикт Ерофеев, строятся так, как об этом пишет Ю.М.Лотман. Ярчайший
пример такого обращенного к читателю как собеседнику повествования являет
собой проза С.Довлатова.При таком понимании всякий художественный текст, будучи жестко
структурированной системой, организует, направляет восприятие “своего”
читателя и остается нейтральным по отношению к читателю “чужому”, каким, по
определению, является изначально любой читатель-школьник».1На этом основании мы можем сделать два важнейших вывода:1. Если одной из задач литературного образования и деятельности учителя-
словесника является совершенствование читательского восприятия школьников,
то комментирование текста способствует преобразованию “чужого” по отношению
к художественному произведению читателя в “своего” и подключает его к
“силовому полю” этого произведения. Художественный текст содержит в себе
установку на понимание, но реализация этой установки в сознании познающего
субъекта возможна только в ситуации диалога “автор – читатель”.2. По утверждению В.Г.Маранцмана, “цель школьного анализа – создание
читательской интерпретации произведения и соотнесение ее с научным
исследованием текста, корректирование субъективных представлений читателя
объективным смыслом произведения, раскрытым литературоведением”2 , то
комментирование создает предпосылки создания такой интерпретации, которая,
оставаясь субъективной по степени ее психологического проживания, была бы
устремлена к объективности оценок по результатам читательского анализа. Выбор того или иного вида комментирования определяется, с одной
стороны, каждой конкретной учебной ситуацией, а с другой – целями и
задачами анализа, которые ставит перед собой и учащимися учитель. «Едва ли не самым важным из видов комментирования оказывается
комментарий лексический и не только по той простой причине, что многие
слова в литературном тексте вышли из употребления и, следовательно,
неизвестны и непонятны школьникам. Гораздо важнее другое: слово в
литературе – слово контекстуальное, оно всегда метафоризируется в тексте,
обогащаясь значениями и смыслами, не воспроизводимыми в толковом словаре.
Оно всегда погружено в контекст культуры, культурной традиции, и,
следовательно, функционирует в тексте как носитель или, точнее, знак этой
традиции».1 Лексическая многозначность слова в литературе не столько феномен
чисто лингвистический, сколько культурный. Школьники обращают внимание на
это в самую последнюю очередь и нуждаются в создании контекста восприятия
художественного произведения, адекватного той культурной традиции, в
которой оно функционировало. Лексическая многозначность слова создает условия для переакцентировки
содержания литературного текста воспринимающим сознанием. История культуры
знает множество тому примеров. Так в 1827 году А.С.Пушкин написал
знаменитое послание в Сибирь “Во глубине сибирских руд”, на которое
А.И.Одоевский ответил стихотворением “Струн вещих пламенные звуки”. В нем
есть такие строчки: Мечи скуем мы из цепейИ пламя вновь зажжем свободы!Она нагрянет на царей -И радостно вздохнут народы! –
в соотношении с началом стихотворения:
Струн вещих пламенные звукиДо слуха нашего дошли,К мечам рванулись наши руки,И – лишь оковы обрели. – они совершенно отчетливо говорят о том, что Одоевский, в словах
Пушкина:Оковы тяжкие падут,Темницы рухнут – и свободаВас примет радостно у входа,И братья меч вам отдадут. – Он увидел утверждение веры поэта в конечное торжество свободы. Для
поэта-декабриста меч – это, прежде всего, оружие, т.е. орудие борьбы за
осуществление своих идеалов; свобода, упоминаемая Пушкиным, – свобода от
деспотии царской власти, т.е. свобода политическая и гражданская, а не
свобода личная; оковы и темницы – не только и не столько реалии каторжной
жизни, сколько метафора самовластья. Следовательно, в прочтении
А.И.Одоевского стихотворение А.С.Пушкина – это, прежде всего, оправдание
“скорбного труда”, признание правды “высоких дум”. Сам же Пушкин при таком
прочтении его стихотворения оказывается соратником и единомышленником
декабристов. Но так ли это? «Широко известны рисунок поэта с изображением виселицы и пятерых
повешенных, сделанный после известия о казни декабристов, и подпись под
ним: “И я бы мог”, – которая по некоторым данным имела продолжение: “И я бы
мог, как шут”, что резко меняет ее смысл на прямо противоположный. Не менее
известны и слова из письма А.С.Пушкина П.А.Вяземскому от 10 июля 1826 года:
“Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи
почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные
рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем
Баркова”. 14 августа поэт писал тому же адресату: “… каторга 120 друзей,
братьев, товарищей ужасна”. Из последнего высказывания, очевидно, явствует
признание близости поэта декабристам, но вовсе не очевидным остается вопрос
о близости идейной».1 В декабре 1826 года – начале января 1827 года А.С.Пушкин написал три
стихотворения, поразившие уже его современников, как им казалось,
непоследовательностью позиции,: 13 декабря – “Мой первый друг, мой друг
бесценный”, 22 декабря – “Стансы”, начало января – “Во глубине сибирских
руд”. Ряд последовавших за ними стихотворений усиливает ощущение этой
непоследовательности: “Арион” (16 июля 1827 года), “Бог помочь вам, друзья
мои” (19 октября 1827 года), “Друзьям” (“Нет, я не льстец, когда царю хвалу
свободную слагаю…” – начало 1828 года). Н.Я.Эдельман, считая противоречивость позиции поэта досужим вымыслом
исследователей и читателей, полагал, что заговор и власть “требовали
исторического рассмотрения”2 А.С.Пушкин, по мнению ученого, разрешил эту
дилемму следующим образом: “Власть: Пушкин находит сходство первых лет
Николая и Петра, когда “мятежи и казни” сочетались с благими делами,
“славными днями”. Поэт глядит на 1825 – 1826 годы как с близких, так
и с дальних, даже “древнеримских дистанций” и стремиться вырваться из плена
сегодняшней предвзятости. “Необъятная сила вещей” взяла верх, обнаружив
несбыточность, неосновательность декабрьской попытки. В руках власти
теперь, однако, огромные возможности для постепенного осуществления тех
реформ, о которых мечтали декабристы. Декабристы: они получают у Пушкина
полное нравственное признание: у них “дум высокое стремленье”; их “безумие”
вызывает симпатии (многие знали о восклицании Рылеева накануне восстания,
когда дело представлялось проигранным: “А все-таки надо!”). Пусть даже
средства, выбранные декабристами, ошибочны – цели все равно благородны;
погибая, они выкрикнули истины, которые нельзя игнорировать, и
правительство должно задуматься – иначе не выполнит исторического
предназначения… В сознании Пушкина обозначается сложнейшая,
диалектическая формула известной исторической необходимости, естественности
обеих противоборствующих сил. И если так, то не возможно ли в будущем
примирение, основанное на единстве цели – благоденствии России? Если так,
то не за горами амнистия, и две могучие силы найдут друг друга”1 Н.Я.Эдельман объяснил противоречивость поэтической позиции А.С.Пушкина
диалектизмом исторического мышления, но не скрывает ли этот диалектизм
релятивизм нравственной позиции поэта, что так “возмутило” другого
современного ученого, А.Синявского, который, комментируя стихотворение “Бог
помочь вам, друзья мои”, писал: “Вероятно, никогда столько сочувствия людям
не изливалось разом в одном – таком маленьком – стихотворении. Плакать
хочется – до того Пушкин хорош. Но давайте на минуту представим в менее
иносказательном виде и “мрачные пропасти земли”, и “заботы царской службы”.
В пропастях, как всем понятно, мытарствовали тогда декабристы. Ну а в
службу царю входило эти пропасти охранять. Получается Пушкин желает тем и
другим скорейшей удачи. Узнику милость, беглому – лес, царский слуга – лови
и казни. Так, что ли?! Да (со вздохом) – так.”2 В его словах есть известная доля истины. Пушкин хорош, но только не в
том ироническом смысле, который сквозит в словах его комментатора. От
самого поэта известен его ответ на вопрос Николая I во время так называемой
“тайной аудиенции”: ” – Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы
ты участие в 14 декабря? – Неизбежно, государь; все мои друзья были в
заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло
меня, и я благодарю за то Небо”. В этом ответе нет ни намека на близость
поэту декабристских идей и, одновременное, признание нерасторжимости
дружеских уз. Это признание в той или иной степени мы найдем в каждом из
стихотворений, связанных с событиями 14 декабря 1825 года. Попробуем с этой точки зрения посмотреть на текст “Во глубине
сибирских руд”, сразу отметив, что это ни в коем случае не отменяет иных
подходов, например, высказанного В.М.Марковичем в статье “Чудесное в
интимной и политической лирике А.С.Пушкина”1 Отвлекаясь от исторического и биографического контекста возникновения
стихотворения, “ориентируясь только на смысл сказанного и принимая во
внимание лишь те поэтические подтексты и ассоциативные связи,
подразумевание которых было для большинства читателей пушкинской эпохи
своего рода неизбежностью” 2
Ответ оставил Гость
Музыка вдохновляет. Она вызывает в обыкновенном человеке желание творить, желание сделать что-то красивое, совершить что-то хорошее, нужное, полезное, желание улучшить себя, свою жизнь, окружающий мир. «Музыка, — писал Стендаль, — когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…» О том же говорил в своем стихотворении и великий А. С. Пушкин:
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия…
Но все это, на мой взгляд, больше относится к музыке классической. Ведь в музыке, как и в любом искусстве, есть много разновидностей, множество разных направлений и стилей. Музыка делится на классическую и современную, инструментальную и вокальную, хоровое исполнение и т. д. Наверное, можно сказать, что музыка во многом отвечает потребностям века, потребностям эпохи, общества. Я не хочу сказать, что в прошлые времена люди были лучше, духовно богаче, глубже и серьезнее воспринимали окружающую действительность. Но раньше самой музыке отводилась другая роль. Потому и содержание ее, и характер были другими. Для прослушивания музыкальных произведений специально собирались люди, для этого отводились специальные залы, создавалась соответствующая обстановка.
Сейчас же музыка сопутствует нам постоянно: на улице, в кафе, в магазинах, в транспорте. Мы слушаем музыку, делая уроки, убирая в квартире, общаясь с друзьями, гуляя с собакой, принимая ванну… Мы напеваем знакомую легкую мелодию, когда причесываемся перед зеркалом или гладим юбку перед дискотекой. Мы танцуем под музыку на самой дискотеке — причем танцы эти также не похожи на старинные вальсы. Мы иногда даже не задумываемся над словами, над смыслом современных песен — главное, чтобы была легкой и непринужденной мелодия. Трудно представить себе, чтобы кто-то ставил на печку чайник или жарил яичницу под симфонии Бетховена или Чайковского. А вот незамысловатый мотивчик вроде: «Ля-ляля, фа-фа-фа» очень легок в исполнении и довольно быстро способен поднять настроение и отогнать грустные мысли (а иногда — мысли вообще!).
Конечно, есть среди современных музыкальных произведений и довольно серьезные вещи, заставляющие сердце сжиматься или учащенно биться, произведения, которые с первой же ноты погружают в размышления — о любви, о жизни, о судьбе, о дружбе и т. д. Эти произведения вызывают искренние слезы или счастливый восторг. И при этом не важно, отвечает ли содержание песни твоему душевному состоянию или же ты просто проникаешься историей героя. Таким образом, как современная, так и классическая музыка может представать в различных обликах, вызывать различные эмоции. И если это действительно настоящая музыка, а не просто песня-однодневка, то и в прошлые времена, и сегодня она открывает перед нами душу автора, заставляя радоваться, грустить, разочаровываться и верить вместе с ним.
«Я считаю невозможным сочинять музыку, которая не прочувствована мною вполне; это кажется мне ложью, ибо ноты имеют такой же определенный смысл, как и слова — быть может, еще более определенный», — говорил композитор Ф. Мендельсон.
И если бы все современные композиторы точно так же относились к своему творчеству, современная музыка обладала бы такой же силой воздействия на людей, как классическая. На сегодня это, к сожалению, не так. А может быть, нам в современном мире просто некогда погружаться в мир музыки. Может быть, у нас нет возможности посвящать музыке столько времени, сколько она требует? Может быть, сама жизнь выдвигает требования и диктует свои условия и нам, и искусству? Хорошо это или плохо — наверное, покажет время. А пока — пусть живет музыка! И пусть каждый находит в ней то, что он ищет, то, что ему необходимо именно здесь и именно сейчас.
Исполнительское искусство тем и прекрасно, что способно сохранить в реальном звучании огромный классический репертуар музыки трех-четырех столетий. У фортепианного же исполнительства есть еще и свои особенные отношения с классикой. Так уж сложилась история музыки, что период выдвижения фортепиано среди инструментов, период формирования собственно фортепианно-исполнительского искусства совпал с эпохой утверждения и величайших завоеваний классического стиля.
Творчество великих композиторов-пианистов конца 18 – начала 19 века предопределило пути развития инструмента и искусства игры на нем на долгие годы вперед.
Генрих Густавович Нейгауз писал: “Глухой Бетховен создал неслыханные фортепианные звучности и предопределил развитие рояля на много десятков лет вперед.
Творческий дух композитора предписывает роялю законы, которым он постепенно повинуется. Такова история развития инструмента. Обратных случаев я не знаю”.
Академик Борис Владимирович Асафьев размышляя о другом гении эпохи классицизма, писал: “На грани 18 и 19 веков судьба дала миру возможность созерцать в личности великого композитора Моцарта явление исключительного в своей многозначительной выразительности сосредоточения творческой силы. Пожалуй, в музыке нет имени, перед которым человечество так благоговейно склонялось… Моцарт – символ самой музыки. Кажется, что он – ее творение”.
Классицизм Моцарта и Бетховена роднят возвышенность и гармоничность музыкального самовыражения, поэзия строгости, ясности и чистоты, помноженные на мятежный дух импровизации. Здесь мы остановимся.
Дух импровизации… В наше время почти полной автономии исполнительского искусства мы забываем о значении этой величайшей из традиций в музыкальной истории. А ведь вплоть до 19 века, развиваясь в нерасторжимом единстве, композиторское и исполнительское искусство имело один общий источник и способ музыкального мышления – звукотворческую импровизацию. Отсвет этого единого процесса сочинения-исполнения окрашивает многие страницы произведений Моцарта и Бетховена (достаточно вспомнить гениальные фортепианные фантазии Моцарта или непревзойденные по красоте, мятежные по духу бетховенские сонаты – “Лунную”, “Патетическую”, “Аппассионату”).
Отметим некоторые особенности исторического момента. Если на ранних стадиях игры на клавире исполнителю предоставлялась полная свобода фантазий и экспромтов (ведь первейшей заповедью клавесиниста было умение “разукрашивать” мелодию, импровизируя во время исполнения изысканнейшие мелизмы), то в эпоху Моцарта и Бетховена искусство исполнительской импровизации уже столкнулось с требованиями классических регламентов.
Композиторы начинают решительно возражать против импровизационных изменений, требовать тщательного исполнения всех деталей текста. И эти требования находят отражение в нотных записях. Возьмите в руки ноты, изданные в 17 – первой половине 18 века, и вы не обнаружите ремарок исполнительского характера. Великий Бах в автографах не оставил почти никаких указаний для интерпретации своих клавирных сочинений (о характере темпа, фразировки, динамики, расшифровки украшений и прочего), загадав тем самым сложнейший ребус своим потомкам. Однако уже в конце 18 столетия и особенно в первой четверти 19 – картина резко меняется.
Вырабатывается система условных обозначений для исполнителя, и композиторы начинают уснащать нотный текст соответствующими пометками. Очень ясно тенденция к свертыванию импровизации прослеживается в исполнении инструментальных концертов, получивших в эпоху классицизма большое распространение. В старинных концертах виртуозное развитие партии солиста достигало высшей кульминации в момент так называемой каденции – когда оркестр замолкал и солист получал свободу импровизировать на темы концерта. Каденция была творческой “отдушиной” для исполнителя, где он выказывал всю свою фантазию и виртуозность. Ни Бах, ни Гайдн, ни даже Моцарт не выписывали нотами каденций, которые они импровизировали во время исполнения своих концертов.
Однако под напором рационалистических идей музыкального классицизма и с повышением художественных требований импровизационные каденции в концертах (так же, как и вообще исполнительские экспромты) начали решительно изгоняться. И уже от Бетховена последовало самое решительное “вето”: он первый из композиторов выписал в своем Пятом фортепианном концерте полностью всю каденцию – от ноты до ноты. И с тех пор сочинение каденции наряду с остальным текстом концертов постепенно вошло в композиторскую практику. Не следует понимать дело так, что, борясь против импровизационных вольностей исполнителей, сами композиторы исключили импровизацию из своей концертной практики. Напротив! Век классицизма подарил миру величайших композиторов-импровизаторов, перед которыми современное им общество более всего и преклонялось за эти вдохновенные экспромты.
Еще ребенком Моцарт покорил половину Европы, выступая как клавесинист-пианист, композитор-импровизатор, а также органист, дирижер, скрипач. Об искусстве Моцарта ходили легенды. И, как свидетельствуют современники, во всех собраниях, где выступал Моцарт, от него прежде всего ждали импровизации на клавире. В “академиях” – концертах для аристократических кругов – Моцарт имел обыкновение выступать с импровизацией и концертом, написанным специально для этого вечера.
Известны были случаи, когда ему приходилось, готовясь к “академиям”, сочинять по два концерта в неделю. Кстати сказать, творческая плодовитость великого композитора всегда поражала и привлекала внимание музыкантов. Мы наблюдаем это и в наши дни. Геннадий Николаевич Рождественский, комментируя один из своих концертов в Большом зале Московской консерватории, рассказывал: “Несколько дней тому назад я в который раз взял в руки каталог сочинений Моцарта, составленный Людвигом фон Кехелем в городе Зальцбурге в 1862 году. В этой книге, посвященной только лишь перечислению произведений Моцарта, 984 страницы! Перечисление же сочинений Моцарта нам хорошо знакомых максимально займет, по моим подсчетам, десять страниц. Призвав на помощь арифметику, мы приходим к печальному выводу: нам не известно на сегодняшний день 99% сочинений Моцарта…”
Однако вернемся к музыкальным “академиям” 18 века. Сохранились восторженные воспоминания современников об этих вечерах. “К концу академии, – вспоминает один из слушателей выступления композитора в Праге, – Моцарт фантазировал на фортепиано добрых полчаса и возбудил энтузиазм восхищенных чехов до крайнего предела, так что вынужден был, понуждаемый бурными одобрениями, которые ему высказывали, снова сесть за клавир… С еще большим подъемом начал он в третий раз; еще никто так не играл. Вдруг среди гробовой тишины громкий голос из партера крикнул: “Из Фигаро!” – на что Моцарт экспромтом сыграл дюжину интереснейших и искуснейших вариаций на мотив любимой арии “Мальчик резвый”. Он кончил эти удивительные творения среди бушующего восторга слушателей”.
Моцарт как исполнитель классического стиля импровизировал в строгой, логически завершенной музыкальной форме, успевая оттенять детали с неподражаемой грацией и одухотворенностью. Все это делало импровизации Моцарта шедеврами композиторской мысли и вдохновения. Об этом рассказывал известный пианист Муцио Клементи, вспоминая о своем исполнительском состязании с венским композитором. Турнир виртуозов, в обширную программу которого входило исполнение собственных сочинений, импровизаций и чтения с листа, происходил в 1781 году при дворе австрийского императора и вошел в музыкальную историю как выдающееся событие подобного рода. Он принес победу и новые лавры Вольфгангу Амадею Моцарту.
В своих требованиях к исполнительскому искусству Моцарт был выразителем строгой классической эстетики. Он отрицал субъективистские вольности интерпретаторов, допускающих искажения текста и самого характера произведений. Он требовал от интерпретаторов абсолютно точного исполнения всех нот, пауз, украшений, соблюдения надлежащего темпа. Его раздражали излишне быстрые темпы. “Ни на что Моцарт не жаловался так сильно, – вспоминает один из современников, – как на порчу его сочинений при публичном исполнении, главным образом, путем преувеличения темпа”. Кроме того, Моцарт боролся за ясность и выразительность исполнения, против излишков всякого рода чувственности, сентиментальности, внутренней и внешней аффектации (“…я не делаю никаких гримас”). Отсюда и его отношение к tempo rubato, то есть к исполнению не строго в такт, а достаточно свободному. “Все они удивляются, – пишет Моцарт в одном из писем, – что я всегда точно соблюдаю такт. Они не могут себе представить tempo rubato в Adagio, при котором левая рука об этом ничего не знает”. Поразительные слова! Они прямо адресованы в наши дни, словно пронизывая насквозь и увлекая вместе с собой весь романтический 19 век! Не случайно Артур Рубинштейн, с грустью размышляя о том, что “утеряно искусство истинного rubato, которым владели корифеи прошлого”, подчеркивает: “Чтобы понять Шопена, нужно знать, что композитор был учеником Баха и Моцарта, учеником точности и гармонии”.
Да, Шопен был духовным учеником Моцарта. И спустя несколько десятилетий он повторил мысль учителя, облекая ее в более современную форму: “Пусть ваша левая рука будет дирижером”. Эта мысль о дирижерском, ритмическом начале фортепианного исполнительства имела счастливую судьбу. Она была развита русскими исполнителями и критиками середины и конца 19 столетия, “материализовалась” в исполнительском творчестве крупнейших русских пианистов (прежде всего Рахманинова, о чем речь еще впереди), получила разнообразное развитие в методических работах 20 века.
По-видимому, прав был Георгий Васильевич Чичерин, констатируя стойкость некоторых легенд о Моцарте, “возникших в непонимавшем его 19 столетии”, в частности, легенды о том, что Моцарт – “солнечный юноша”. “Раньше были поразительно близорукими в отношении Моцарта, – пишет Чичерин в своей прекрасной книге “Моцарт”, – вещи, прямо трепещущие отчаянием, считали веселыми и грациозными… Как говорит Феликс Гюнтер: “Самое великое в нем – драматизм его творчества. Этот драматизм есть чистая человечность…” Надо отдать должное современным советским интерпретаторам Моцарта, вступившим в полосу нового познания и переоценки наследия великого композитора. В работах пианистов над фортепианным репертуаром заметны тенденции “читать” глубокий, далеко не однозначный подтекст моцартовых созданий, драму скрытых страстей, сохраняя идеал классической музыкальной формы. Одной из лучших интерпретаций Моцарта последних лет стал его Концерт для фортепиано с оркестром си-бемоль мажор в исполнении Святослава Рихтера…
В творчестве Людвига ван Бетховена, которое стоит на гребне двух веков, фортепианный классицизм обретает свое высшее выражение. Его искусство уже ничем не расплачивалось с “галантным” веком, и все было обращено в будущее, воплощая бунтарские идеи революционной эпохи.
Бетховен-композитор неотделим от Бетховена-пианиста. Прометей в музыке, он был титаном-ниспровергателем в исполнительском искусстве. Он создал пианизм нового героического стиля, сближающего музыку фортепианных сонат с музыкой его великих симфоний. Он первым из композиторов открыл оркестровую мощь нового клавишного инструмента, расчистив дорогу Листу и Антону Рубинштейну. Он дал образцы фортепианной игры огромного динамического напора, резких “черно-белых” контрастов, выразительно-речевых драматических эффектов. “Дух его, – по рассказам современников, – рвал все сдерживающие оковы, сбрасывал иго рабства… Его игра шумела, подобно дико пенящемуся вулкану”. Размышляя о фортепианном искусстве Бетховена, Леонид Владимирович Николаев писал: “Думаю, что пианизм Бетховена сложился не без влияния драматического искусства начала 19 века. Тогда артист в порыве страсти должен был кататься по земле, рвать на себе волосы, скрежетать зубами, кричать… Нужно отрешиться от ошибочного убеждения, будто как раз 19 век отличался сдержанностью. Нет, в бетховенскую эпоху играли с чувством, с пафосом, декламационно”. Бетховен проявлял характерный для композитора-классика “деспотизм” по отношению к исполнителям собственных произведений. Категорически запрещал даже малейшие отклонения от авторского текста и поэтому не одобрял игры наизусть (то есть не глядя в ноты), которая в ту пору начинала входить в концертную практику.
Он с самоотверженной точностью исполнял произведения Генделя, Глюка, Баха. Собственные же фортепианные творения играть не очень любил, предпочитая импровизировать. Гениальные импровизации Бетховена славились по всей Европе. По словам ученика Бетховена Фердинанда Риса, эти импровизации “были самым замечательным из всего, что можно было вообще услышать”. Они доводили до слез, до восторженного потрясения массы людей. Сам же Бетховен порой разражался…
смехом. “Художники пламенны, они не плачут”, – говорил этот бунтарь-республиканец, бросавший вызов всему свету, покидавший дворцы князей и скитавшийся по закоулкам старой Вены…
“Выражением бетховенского лица стала судорога, – писал о своем великом предшественнике композитор Рихард Вагнер, – судорога упорства, которая никогда не может разрешиться в улыбку, а только в громкий хохот… Пианизм Бетховена не мог не стать антиподом всякой светскости и утонченности. В его открытом пафосе и страстных интонациях протеста звучал голос народных масс. Композитор сделал материальную стихию фортепианного звука не предметом “ушеугодных” наслаждений, но орудием идеи, мысли, борьбы.
Главной же мыслью Бетховена было – восславить радость из бездны скорби… Можно было бы написать огромное исследование о том новом, что внесла советская исполнительская школа в изучение и исполнение произведений Бетховена. Оно отразило бы факты удивительных масштабов и содержания, начиная от самой атмосферы, которой было окружено имя Бетховена с первых же дней Октябрьской революции (атмосферу, которую определяло прежде всего отношение к нему Горького, Луначарского, видевших в Бетховене духовного союзника революционной эпохи), – кончая современными методическими программами для музыкальных школ, училищ и консерваторий, где творчество венского классика занимает одно из самых почетных мест.
Достаточно сказать, что самая капитальная исполнительская редакция, созданная в советской школе, посвящена Бетховену, его 32 фортепианным сонатам. Этот многолетний труд стал делом жизни крупнейшего пианиста московской школы – Александра Борисовича Гольденвейзера. Не случайно серьезный вклад в “бетховениану” сделали и его ученики Т. Николаева и Д. Благой. Годы идут, но не слабеет духовный союз Бетховена с современностью. Музыка этого бездонного композитора открывает необозримые просторы для исполнительских индивидуальностей. Вот что рассказывает о “своем” Бетховене выдающаяся советская “бетховенистка” Мария Израилевна Гринберг, посвятившая записям всех его сонат последние 12 лет жизни: “В молодости меня называли “созерцательной” пианисткой. Бетховен научил меня мужественности, собранности, непрерывно активной форме выражения. Строгость и свобода одновременно!
И все это при колоссальном внутреннем динамизме, идущем от энергии мысли, которая и составляет основу стиля Бетховена. Мне кажется, Бетховена сближают с современностью именно черты героизма, энергии, лаконизма форм”.
Поучительно, какое огромное внимание отдают советские пианисты самому значительному и загадочному в бетховенском наследии – его последним фортепианным сонатам. Еще памятны гипнотические интерпретации этих сонат Марией Вениаминовной Юдиной (существующие также в грамзаписях), исповедальность и философичность ее манеры, своеобразный властный метроритм. Дмитрий Дмитриевич Шостакович, учившийся вместе с Юдиной в Петроградской консерватории, рассказывал, как на всю жизнь запомнилось ему юдинское исполнение Тридцать второй сонаты Бетховена, особенно ее второй части: “…слушаешь и оторваться, расслабиться внутренне хотя бы на секунду невозможно”. Любопытно, что некоторые взгляды Юдиной претворяют в своих творческих исканиях современные пианисты. К примеру, Борис Петрушанский, работая над “программным” замыслом знаменитого Arioso dolente из Тридцать первой сонаты, вспоминал слова Марии Вениаминовны о том, что “Орфей был первый романтик”.
Молодой исполнитель создал оригинальную романтическую исполнительскую концепцию этой сонаты, где есть и Орфей, и Эвридика, и блуждания в подземном царстве Аида, и неожиданные выходы к свету. Arioso dolente – песнь Орфея. Второе возвращение к фуге – взгляд, брошенный на Эвридику… Трактовке поздних сонат Бетховена Святославом Рихтером посвящены десятки страниц критических статей. Здесь хочется сказать о главном. Уникальна способность Рихтера полностью погружаться в огромный, неохватный по духовным далям мир глухого гения. В конгениальности его исполнения поздних сонат Бетховена решающее значение имеет та “страстная объективность” и совершенное чувство формы, о которой любил говорить Нейгауз, размышляя о своем любимом ученике.
“Соразмеренность гармонии, идущая от самых глубин классического мироощущения, гармония чуть ли не эллинского происхождения – вот в чем главная его сила”, – писал о Рихтере Генрих Нейгауз.
Еще сравнительно недавно принято было думать, что интерпретация поздних сонат Бетховена – непосильное дело для молодых пианистов, не обладающих еще достаточной артистической и человеческой зрелостью. Что же мы наблюдаем в наши дни? Одной из лучших интерпретаций 21-летнего Михаила Плетнева на 4 Международном конкурсе имени П. И. Чайковского, была Тридцать вторая соната Бетховена, а точнее – вторая ее часть, Ариетта. Завоевав золотой приз конкурса, Михаил Плетнев включил в программу своего первого сольного концерта в Большом зале Московской консерватории эту же сложнейшую, философичнейшую из сонат, загадка которой мучила величайших исполнителей. И как играл! В одном из послеконкурсных интервью на вопрос “Близок ли Вам бетховенский титанический пианизм сверхконтрастов?” Михаил Плетнев ответил: “Искусство Бетховена не знает середины. Сверхконтрасты – грани души великого композитора. Что же касается до-минорной сонаты, то это одна из самых возвышенных бетховенских сонат. Секрет сложности исполнения этой музыки – в способности отрешения. Играя сонату, каждый раз надо подниматься до каких-то новых необозримых высот…”
Т. Н. Грум-Гржимайло
Вся наша жизнь — это сочетание традиций (опыта, накопленного поколениями предков) и новаторства, то есть современности. Мне кажется, эта формула — «классика и современность» — царствует во всех сферах человеческой жизни. В каждой из них она раскрывается по-разному, но, в любом случае, эта «формула» позволяет двигаться вперед, не отрываясь от корней, не теряя опыта прошлых поколений.
Наглядным примером тому является литература. Юрий Лотман, один из самых авторитетных современных литературоведов, считает, что поэзия, например, по своей сути, это сочетание «ожидаемого» и «неожиданного», то есть традиций и новаторства. Настоящая поэзия при этом (как, впрочем, и вся настоящая литература) всегда идет вперед, не останавливаясь на достигнутом, постоянно предлагает читателю что-то новое, нетрадиционное.
И здесь самое время задуматься, а что же такое новаторство? Лотман считает, что оно «не всегда в изобретении нового. Новаторство — значимое отношение к традиции, одновременно восстановление памяти о ней и несовпадение с нею». То есть классика и современность в литературе тесно связаны, они не могут существовать друг без друга. Современность — это всегда опора на классику, ее принятие и творческое переосмысление или ее неприятие и предложение «своих вариантов», но опять же с опорой на классику (ведь чтобы что-то отрицать, надо это что-то хорошо знать).
В качестве примера можно привести лирику Афанасия Фета. Не отходя от классических (идущих еще из античности) образцов, этот поэт предлагает свой взгляд, свой подход, ставший предвестником целого направления в искусстве — импрессионизма:
Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.
Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.
(«Еще весны душистой нега…»)
Мы видим здесь традиционную трактовку весны как поры возрождения и обновления, традиционные образы («овраги полны снега», теплое полуденное солнце, пролетные журавли, «красавица степная»). Но, наряду с этим, Фет находит свои образы и ассоциации, которые становятся новаторскими: «Краснеет липа в высоте, Сквозя, березник чуть желтеет…». Поэт передает полутона и полукраски, едва уловимые, возможно, мимолетные. Но именно они во многом и передают прелесть русской ранней весны.
Интересно, что в русской прозе и драматургии предтечами импрессионизма стали Чехов и Бунин. Проза И. А. Бунина с ее подробной детализацией, умением передать самые тонкие психологическое состояние героев, атмосферу времени и эпохи, стала образцом импрессионистической и «живописной» литературы (вспомним его «Легкое дыхание», «Чистый понедельник» да и весь цикл «Темные аллеи»).
Драмы же А. П. Чехова с их «подводными течениями», подтекстами, репликами «невпопад», пародийными двойниками главных героев предупредили, в какой-то степени, и возникновение пьес абсурда. Важно подчеркнуть, что произведения этих писателей создавались с опорой на классику, развивая традиционные каноны и законы.
Ярким образцом новаторской драмы явилась комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Взяв за основу классическую драму, писатель изменил ее, подчинив своим художественным задачам. Так, «Ревизор» явился первой общественной комедией, в основу которой было положено осмеяние общественных нравов. Кроме того, в противовес традиционной комедии, у Гоголя не было ни одного положительного героя, а в структуру своего произведения он заложил не только комический конфликт, но и драматический и даже трагический. Новаторством стала и «немая сцена» в финале произведения, дающая возможность различного толкования концовки «Ревизора».
Таким образом, классика и современность в литературе соседствуют друг с другом, дополняют друг друга, не могут существовать один без другого. Традиции — это всегда основа, на базе которой (принимая или отвергая ее) строится что-то новое, то, что обеспечивает прогресс искусства слова, его дальнейшее развитие.
Музыка вдохновляет. Она вызывает в обыкновенном человеке желание творить, желание сделать что-то красивое, совершить что-то хорошее, нужное, полезное, желание улучшить себя, свою жизнь, окружающий мир. “Музыка, – писал Стендаль, – когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…” О том же говорил в своем стихотворении и великий А. С. Пушкин:
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь – мелодия…
Но все это, на мой взгляд, больше относится к музыке классической. Ведь в музыке, как и в любом искусстве, есть много разновидностей, множество разных направлений и стилей. Музыка делится на классическую и современную, инструментальную и вокальную, хоровое исполнение и т. д. Наверное, можно сказать, что музыка во многом отвечает потребностям века, потребностям эпохи, общества. Я не хочу сказать, что в прошлые времена люди были лучше, духовно богаче, глубже и серьезнее воспринимали окружающую действительность. Но раньше самой музыке отводилась другая роль. Потому и содержание ее, и характер были другими. Для прослушивания музыкальных произведений специально собирались люди, для этого отводились специальные залы, создавалась соответствующая обстановка.
Сейчас же музыка сопутствует нам постоянно: на улице, в кафе, в магазинах, в транспорте. Мы слушаем музыку, делая уроки, убирая в квартире, общаясь с друзьями, гуляя с собакой, принимая ванну… Мы напеваем знакомую легкую мелодию, когда причесываемся перед зеркалом или гладим юбку перед дискотекой. Мы танцуем под музыку на самой дискотеке – причем танцы эти также не похожи на старинные вальсы. Мы иногда даже не задумываемся над словами, над смыслом современных песен – главное, чтобы была легкой и непринужденной мелодия. Трудно представить себе, чтобы кто-то ставил на печку чайник или жарил яичницу под симфонии Бетховена или Чайковского. А вот незамысловатый мотивчик вроде: “Ля-ляля, фа-фа-фа” очень легок в исполнении и довольно быстро способен поднять настроение и отогнать грустные мысли (а иногда – мысли вообще!) .
Конечно, есть среди современных музыкальных произведений и довольно серьезные вещи, заставляющие сердце сжиматься или учащенно биться, произведения, которые с первой же ноты погружают в размышления – о любви, о жизни, о судьбе, о дружбе и т. д. Эти произведения вызывают искренние слезы или счастливый восторг. И при этом не важно, отвечает ли содержание песни твоему душевному состоянию или же ты просто проникаешься историей героя. Таким образом, как современная, так и классическая музыка может представать в различных обликах, вызывать различные эмоции. И если это действительно настоящая музыка, а не просто песня-однодневка, то и в прошлые времена, и сегодня она открывает перед нами душу автора, заставляя радоваться, грустить, разочаровываться и верить вместе с ним.
“Я считаю невозможным сочинять музыку, которая не прочувствована мною вполне; это кажется мне ложью, ибо ноты имеют такой же определенный смысл, как и слова – быть может, еще более определенный”, – говорил композитор Ф. Мендельсон.
И если бы все современные композиторы точно так же относились к своему творчеству, современная музыка обладала бы такой же силой воздействия на людей, как классическая. На сегодня это, к сожалению, не так. А может быть, нам в современном мире просто некогда погружаться в мир музыки. Может быть, у нас нет возможности посвящать музыке столько времени, сколько она требует? Может быть, сама жизнь выдвигает требования и диктует свои условия и нам, и искусству? Хорошо это или плохо – наверное, покажет время. А пока – пусть живет музыка! И пусть каждый находит в ней то, что он ищет, то, что ему необходимо именно здесь и именно сейчас.
Музыка вдохновляет. Она вызывает в обыкновенном человеке желание творить, желание сделать что-то красивое, совершить что-то хорошее, нужное, полезное, желание улучшить себя, свою жизнь, окружающий мир. «Музыка, — писал Стендаль, — когда она совершенна, приводит сердце в точно такое же состояние, какое испытываешь, наслаждаясь присутствием любимого существа, то есть она дает, несомненно, самое яркое счастье…» О том же говорил в своем стихотворении и великий А. С. Пушкин:
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает,
Но и любовь — мелодия…
Но все это, на мой взгляд, больше относится к музыке классической. Ведь в музыке, как и в любом искусстве, есть много разновидностей, множество разных направлений и стилей. Музыка делится на классическую и современную, инструментальную и вокальную, хоровое исполнение и т. д. Наверное, можно сказать, что музыка во многом отвечает потребностям века, потребностям эпохи, общества. Я не хочу сказать, что в прошлые времена люди были лучше, духовно богаче, глубже и серьезнее воспринимали окружающую действительность. Но раньше самой музыке отводилась другая роль. Потому и содержание ее, и характер были другими. Для прослушивания музыкальных произведений специально собирались люди, для этого отводились специальные залы, создавалась соответствующая обстановка.
Сейчас же музыка сопутствует нам постоянно: на улице, в кафе, в магазинах, в транспорте. Мы слушаем музыку, делая уроки, убирая в квартире, общаясь с друзьями, гуляя с собакой, принимая ванну… Мы напеваем знакомую легкую мелодию, когда причесываемся перед зеркалом или гладим юбку перед дискотекой. Мы танцуем под музыку на самой дискотеке — причем танцы эти также не похожи на старинные вальсы. Мы иногда даже не задумываемся над словами, над смыслом современных песен — главное, чтобы была легкой и непринужденной мелодия. Трудно представить себе, чтобы кто-то ставил на печку чайник или жарил яичницу под симфонии Бетховена или Чайковского. А вот незамысловатый мотивчик вроде: «Ля-ляля, фа-фа-фа» очень легок в исполнении и довольно быстро способен поднять настроение и отогнать грустные мысли (а иногда — мысли вообще!).
Конечно, есть среди современных музыкальных произведений и довольно серьезные вещи, заставляющие сердце сжиматься или учащенно биться, произведения, которые с первой же ноты погружают в размышления — о любви, о жизни, о судьбе, о дружбе и т. д. Эти произведения вызывают искренние слезы или счастливый восторг. И при этом не важно, отвечает ли содержание песни твоему душевному состоянию или же ты просто проникаешься историей героя. Таким образом, как современная, так и классическая музыка может представать в различных обликах, вызывать различные эмоции. И если это действительно настоящая музыка, а не просто песня-однодневка, то и в прошлые времена, и сегодня она открывает перед нами душу автора, заставляя радоваться, грустить, разочаровываться и верить вместе с ним.
«Я считаю невозможным сочинять музыку, которая не прочувствована мною вполне; это кажется мне ложью, ибо ноты имеют такой же определенный смысл, как и слова — быть может, еще более определенный», — говорил композитор Ф. Мендельсон.
И если бы все современные композиторы точно так же относились к своему творчеству, современная музыка обладала бы такой же силой воздействия на людей, как классическая. На сегодня это, к сожалению, не так. А может быть, нам в современном мире просто некогда погружаться в мир музыки. Может быть, у нас нет возможности посвящать музыке столько времени, сколько она требует? Может быть, сама жизнь выдвигает требования и диктует свои условия и нам, и искусству? Хорошо это или плохо — наверное, покажет время. А пока — пусть живет музыка! И пусть каждый находит в ней то, что он ищет, то, что ему необходимо именно здесь и именно сейчас.
Предмет: Музыка
Класс: 7
Урок: №1
Тема урока: Классика и современность.
Цель: Проявлять интерес учащихся к музыке, как ценности национальной и
мировой культуры.
Задачи:
познакомить учащихся с понятиями классика и классическая музыка
развивать стремление осознанно воспринимать музыкальное произведение
воспитывать уважение к музыке разных эпох и композиторов.
Тип урока: вводный
Словарь: Классика, классическая музыка, классика жанра, стиль
Проблема урока: Как научиться разбираться во всем многообразии музыки?
Оборудование и материал для урока: для учителя: диски СD, учебник, синтезатор;
для ученика: тетрадь для записей.
Зрительный ряд: портреты композиторов (М. Мусоргский, С. Прокофьев,
Э. Уэббер, Л. Бетховен), фотография группы «Битлз».
Музыкальный ряд:
Вступление «Рассвет на Москве-реке» к опере «Хованщина» М.П.Мусоргского
Симфония № 9 «Ода к радости» Л.Бетховена
Ария «Память» из мюзикла «Кошки» Э.-Л.Уэббера
Вальс Ф.Шопена до-диез минор
Песня группы «Битлз»
Ход урока
I. Организационный момент.
Здравствуйте, ребята!. (знакомство и требования для подготовки к урокам).
II. Объявление темы и целей урока.
Подготовка к основному этапу урока:
У: Сегодня мы побеседуем о музыке. Музыка – это искусство, которое идет через человека, через его чувства, через его мысли, через его движения. Откуда берётся музыка? Наверное, для каждого человека музыка возникает из звуков его ранних лет. Голос матери, щебетание птиц за окном, шум дождя. Всё это образует свой звуковой мир, такой же милый и единственный, как уголок родной земли. Музыка рождается там, где живут звуки. Её приносят и шелест тополей, и плеск речной воды. Мы чувствуем, что окружающие нас звучания не похожи друг на друга, что все они очень разные.
Музыка становится интереснее тем, чем больше о музыке знаешь. Когда знаешь как музыка построена, что хотел композитор выразить в этой музыке, становится интереснее её слушать.
Музыку можно изучать по-разному. Можно беседовать о музыкальных произведениях, учиться их понимать и восхищаться их звучанием. Можно посвящать уроки творчеству великих композиторов и исполнителей, чтобы увидеть, каким огромным трудом создается даже самая лёгкая и весёлая музыка. Можно, наконец, шаг за шагом осваивать нотную грамоту, учиться петь, играть на различных инструментах, постигая музыкальную науку как бы изнутри. Всё – это разные пути приобщения к музыке.
Сегодня, в наш стремительно развивающий век, век информационных технологий, мы слышим музыку со всех сторон: радио, телевидение, интернет, кинофильмах, компьютерных играх и даже рекламе. Мы слышим музыку дома, на улице. И каждый раз отмечаем для себя невероятное многообразие музыки. Такого многообразия музыкальная культура не знала никогда. Музыку можно различать по жанрам и стилям , по эпохам, по направлениям.
Музыка разная, каждому нравится своя.
У: Какую музыку вы слушаете? Чем она вам нравится?
Р: (Высказывания уч-ся).
У: А какая музыка вечная? (Ответы уч-ся)
Музыка вечная та, которая получила общее признание, имеет непреходящую ценность для национальной и мировой культуры. И вот сегодня мы с вами поговорим о музыкальных произведениях, которые являются лучшими, продолжают волновать многие поколения людей.
Такая музыка называется классической.
Усвоение новых знаний и способов действий: означает слово «классика»? Классикой называют такие произведения искусства, которые являются лучшими, получили общее признание и имеют непреходящую ценность для национальной и мировой культуры. Эти произведения отвечают самым высоким художественным требованиям, в них глубина содержания сочетается с совершенством формы. Классическим называют античное искусство, классическая музыка применяется к творчеству величайших композиторов мира, классическими могут называться произведения, созданные в прошлом, и современные сочинения.
Слушание:
У: Послушаем одно из произведений композитора Модеста Петровича Мусоргского – основную тему вступления в симфонической картине «Рассвет на Москва-реке», написанную к музыкальной драме «Хованщина».
Это произведение можно назвать живописной картиной.
Раннее утро, темным силуэтом высятся башни церкви Кремля, в небе за Москвой-рекой ещё брезжит алая полоска зари. Она разгорается всё ярче, первые лучи солнца озаряют сначала маковки колоколен и верхушки теремов, а потом ослепительный свет заливает весь пробудившийся город.
Это произведение о России, о русской природе. Мусоргский воплотил в нем образ рассвета, зари, как символ светлого будущего.
У: Послушайте это произведение и скажите какой оркестр играет, какие инструменты вы услышите.?
(Ответы детей)
Это играет симфонический оркестр. Почему оркестр называется «симфоническим», потому что он играет симфоническую музыку, а почему музыка симфоническая, потому что ее играет симфонический оркестр. Вот заколдованный круг. Поэтому мы обратимся к слову СИМФОНИЯ
Слово «симфонический» произошло от слова «симфония» – означает созвучие, согласованное звучание.
Писатели пишут романы, конечно же и повести, но в романах более всего жизнь со всех сторон показывается. Симфонии похожи на романы и пишут их композиторы. Симфония как жизнь, серьезна, сложна и интересна. Что в жизни главное? Одни доказывают одно – другие другое. А композиторы решили так, раз симфония – это сочинение о жизни, пусть в ней все взгляды будут. Обычно это 4 части. Первая часть нам говорит – как будто это столкновение, борьба. Вторая часть нам говорит, что жизнь это размышление. Третья часть напоминает нам – не забудьте ещё одну сторону жизни – развлечение, шутку. Четвертая часть зовется – Финал, т.е. последняя часть. Она говорит нам – жизнь – это радость, это праздник, чтобы не было там позади.
Послушайте симфонию № 9 Финал «Ода к радости» Л. В. Бетховена.
У: Какое настроение передает эта музыка?
(Ответы ) Оттенков радости, праздничных настроений великое множество. Это и торжество, и буря восторга и веселье взахлеб.
У: Любят музыкальные инструменты собираться в обществе друг друга. Самое большое собрание музыкальных инструментов называется – симфонический оркестр. Но есть и маленькие коллективы, от 1 до 12 музыкантов.
Произведения, написанные для небольшого состава исполнителей – называется камерная музыка.
Камерная музыка (от лат. сamera – комната) это инструментальная или вокальная музыка, написанная для небольшого состава исполнителей.
Разнообразны камерные вокальные и инструментальные произведения. Это и сонаты Моцарта, квартеты, песни Шуберта, этюды, прелюдии, ноктюрны Шопена, пьесы Чайковского, романсы М.Глинки и многое другое.
Послушайте вальс Ф.Шопена до-диез минор
Классика часто противопоставляется новым течениям в искусстве, современники нередко могут ошибаться в оценке музыкальных произведений. Существует много примеров, как произведения, не получившие признания при жизни авторов, позднее стали классикой и вошли в фонд мирового музыкального искусства. То, что вчера не воспринималось или воспринималось как дерзкий вызов классическому искусству, сегодня может быть причастно к классике. Примером тому служит музыка Баха, Прокофьева, Шнитке.
Есть и понятие классика жанра, в этом случае классическими называют произведения легкой музыки: джазовой, эстрадной, рок- музыки.
Чтобы научиться разбираться во всем многообразии музыки, надо стремиться понять содержание произведения, его образный строй, принадлежность к определенному стилю.
Стиль – означает почерк, в том числе и авторский, совокупность характерных черт, приёмов, способов и особенностей творчества.
Стиль эпохи, стиль национальный, стиль индивидуальный (стиль композитора и исполнителя)
В наше время растет интерес музыкантов к классической музыке прошлого. Вот недавно в 20 веке наши мамы и папы были современниками популярной группы «Битлз» и сейчас она является популяроной. «Битлз» – это классика рок-музыки.
Слушание:
Мелодии известных песен, так же как и мелодии из мюзиклов и рок-опер, которые завоевали популярность слушателей, стали называться хитами.
Песня группы «Битлз»
Чтобы понимать музыку, нужно её прочувствовать, понять о чем в ней поется.
Ария «Память» из мюзикла «Кошки» Э.-Л.Уэббера
У: Ребята, эти произведения написаны современными композиторами. ?
Первичная проверка понимания: Ребята, вспомните современную музыку, которая вам сначала нравилась, а потом вы перестали ее слушать и почему?
(ответы уч-ся)
Если эта музыка не обладает высоким художественным достоинством, то её популярность оказывается недолгой.
Обобщение и систематизация знаний: Ребята, сегодня мы с вами о многом разговаривали.
У: К чему нас приводит знакомство с музыкой разных стилей,
(ответы уч -ся)
Благодаря знакомству с музыкой разных стилей у нас возникает возможность вступить в диалог и со своими современниками и с людьми далекого прошлого, как бы побывать в разных временах, в разных странах.
какая музыка живет веками в душах людей?
(ответы уч-ся)
Подведение итогов занятия:
Что означает слово классика?
2. Какие произведения называют классическими?
3. Объясните понятие “классика жанра”?
Что такое стиль?
Что такое симфония?
В чем различие симфонической музыки и камерной?
Рефлексия: Понравилось вам размышлять о музыке? Давайте с вами продолжим учиться внимательно вслушиваться в музыку.
III. Новая песня – знакомство, разучивание.
У: И я думаю, очень кстати будет исполнение вами песни «Дорога добра»
Дыхательные упражнения, распевание.
Исполнение песни.
При разучивании песни учителю обратить внимание на:
-точность исполнения мелодии;
-выдерживать половинные длительности;
-правильно брать дыхание и только во время пауз;
-ритм;
-фразировка;
-дикция.
Выставление оценок.
У: Дома попрошу вас выучить новые понятия и слушать классическую музыку.
Список использованной литературы
1. Г.П. Сергеева, Е. Д. Критская. Учебник Музыка. 7 класс, М.: Просвещение, 2011.
Э. Финкельштейн. Занимательное чтение с картинками от А до Я.
Ответ оставил Гость
Вся наша жизнь — это сочетание традиций (опыта, накопленного поколениями предков) и новаторства, то есть современности. Мне кажется, эта формула — «классика и современность» — царствует во всех сферах человеческой жизни. В каждой из них она раскрывается по-разному, но, в любом случае, эта «формула» позволяет двигаться вперед, не отрываясь от корней, не теряя опыта прошлых поколений.
Наглядным примером тому является литература. Юрий Лотман, один из самых авторитетных современных литературоведов, считает, что поэзия, например, по своей сути, это сочетание «ожидаемого» и «неожиданного», то есть традиций и новаторства. Настоящая поэзия при этом (как, впрочем, и вся настоящая литература) всегда идет вперед, не останавливаясь на достигнутом, постоянно предлагает читателю что-то новое, нетрадиционное.
И здесь самое время задуматься, а что же такое новаторство? Лотман считает, что оно «не всегда в изобретении нового. Новаторство — значимое отношение к традиции, одновременно восстановление памяти о ней и несовпадение с нею». То есть классика и современность в литературе тесно связаны, они не могут существовать друг без друга. Современность — это всегда опора на классику, ее принятие и творческое переосмысление или ее неприятие и предложение «своих вариантов», но опять же с опорой на классику (ведь чтобы что-то отрицать, надо это что-то хорошо знать).
В качестве примера можно привести лирику Афанасия Фета. Не отходя от классических (идущих еще из античности) образцов, этот поэт предлагает свой взгляд, свой подход, ставший предвестником целого направления в искусстве — импрессионизма:
Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.
Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.
(«Еще весны душистой нега…»)
Мы видим здесь традиционную трактовку весны как поры возрождения и обновления, традиционные образы («овраги полны снега», теплое полуденное солнце, пролетные журавли, «красавица степная»). Но, наряду с этим, Фет находит свои образы и ассоциации, которые становятся новаторскими: «Краснеет липа в высоте, Сквозя, березник чуть желтеет…». Поэт передает полутона и полукраски, едва уловимые, возможно, мимолетные. Но именно они во многом и передают прелесть русской ранней весны.
Интересно, что в русской прозе и драматургии предтечами импрессионизма стали Чехов и Бунин. Проза И. А. Бунина с ее подробной детализацией, умением передать самые тонкие психологическое состояние героев, атмосферу времени и эпохи, стала образцом импрессионистической и «живописной» литературы (вспомним его «Легкое дыхание», «Чистый понедельник» да и весь цикл «Темные аллеи»).
Драмы же А. П. Чехова с их «подводными течениями», подтекстами, репликами «невпопад», пародийными двойниками главных героев предупредили, в какой-то степени, и возникновение пьес абсурда. Важно подчеркнуть, что произведения этих писателей создавались с опорой на классику, развивая традиционные каноны и законы.
Ярким образцом новаторской драмы явилась комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Взяв за основу классическую драму, писатель изменил ее, подчинив своим художественным задачам. Так, «Ревизор» явился первой общественной комедией, в основу которой было положено осмеяние общественных нравов. Кроме того, в противовес традиционной комедии, у Гоголя не было ни одного положительного героя, а в структуру своего произведения он заложил не только комический конфликт, но и драматический и даже трагический. Новаторством стала и «немая сцена» в финале произведения, дающая возможность различного толкования концовки «Ревизора».
Таким образом, классика и современность в литературе соседствуют друг с другом, дополняют друг друга, не могут существовать один без другого. Традиции — это всегда основа, на базе которой (принимая или отвергая ее) строится что-то новое, то, что обеспечивает прогресс искусства слова, его дальнейшее развитие.
Классическая музыка – это вид искусства, который отображает всю нашу жизнь с помощью звуков. Она помогает наладить взаимопонимание людей, понять смысл жизни, пробудить в них чувство единения и поддерживает человека в горе и радости.Классическую музыку относят к разряду серьезных. Ее исполняют целые оркестры, ансамбли, солисты. Эта музыка отличается от других разнообразием художественных приемов и глубиной передаваемых переживаний. Свое развитие она начала с давних времен и развивается до сих пор, занимая одно из первых мест в мировой культуре.Классическая музыка имеет особую притягательность. Она собирает огромные залы слушателей. Люди на протяжении многих лет вслушиваются в гармонию доносящихся звуков, в которой каждый находит свое, видит мир в красках, приобретает веру, надежду.Этот вид музыки – это бесценный дар, который дали человечеству гении, которые смогли увидеть все и передать звуками. Классическая музыка играет огромную роль в формировании эстетических вкусов человека, помогает мыслить образно и шире понимать этот мир. Она врачует душу и тело, ее используют в некоторых отраслях сельского хозяйства.Конечно, все это очень тяжело отнести к современной музыке. Она не всегда профессиональна. Такая музыка гонится за спросом и модой. Современная музыка иногда является просто средством для обогащения продающих ее групп. И уже говорить о чем-то глубоком, высоком – не приходится. Не говоря даже о том, что исполнители этой музыки не всегда имеют профессиональное образование.Если честно, то в моей личной внутренней битве классической и современной музыки ни одна из противоборствующих сторон не является абсолютным победителем. Иногда хочется успокоиться, подумать, помечтать слушая классику… Иногда какая-то новая, еще не заезженная, песня очень «цепляет» мое внимание…Но вместе с этим всем, я не отрицаю того факта, что классическая музыка – она проверена веками, временем, а современная сплошь и рядом – временная, мимолетная, которую забываешь спустя месяц. Многие фанаты современных исполнителей и жанров музыки скажут – ерунда все это и что их музыка вечная, но оставляю за собою право не согласиться с этим. Далеко не факт, что такое возможно. Классика радовала, радует и будет радовать ценителей, а 99% современной музыки уйдет в забвение.«На вкус и цвет – товарищей нет», поэтому слушать надо то, что нравится.