Несмотря на то, что одна эпоха сменяла другую, и вот пришел век, который славен всеобщим прогрессом, а новейшие технологии просто поражают своей масштабностью, а люди – изобретательностью, все же вопрос той неопределенности остался открытым. Многие из нас по-прежнему не знают своего предназначения. Однако сегодня стало больше людей, которые знают, чего они хотят и кем себя видят в дальнейшем. Но в то же время из-за больших возможностей люди перестали ценить маленькие радости, и главные вопросы для них упираются в деньги. Сегодня количество превозмогает над качеством и это немного пугает. Более того, сейчас многое доступно главное иметь для этого средства. Поэтому люди занимаются тем, что является прибыльным или тем, что может принести как можно больше денег, забывая о своих интересах, предавая свои детские мечты. Конечно, так было не всегда и иногда мне кажется, что всемирный прогресс только портит нас, делая нас неискренними, корыстными и алчными. Все же раньше, мне кажется, в жизни не было столько фальши, а были стремления и конкретные цели, которые заставляли идти вперед без оглядок.
Поэтому хотелось бы, чтобы по-прежнему именно семейный уют, чувство любви, преданности и понимания были у людей как и в любую другую эпоху на первом месте. Ведь именно это является главным, то, к чему стоит всем нам стремиться и чего не стоит никогда забывать. Но и поиски самого себя являются важным аспектом жизни каждого из нас. Поскольку человек будет себя чувствовать самодостаточной личностью только в том случае, если ему удастся определиться с этим вопросом, получится найти для себя тот путь, которому он будет верен всю свою жизнь. Для кого-то – это собственно и есть семья, дети, для кого-то – карьерный рост, для кого-то – это путешествия. Кто-то видит себя писателем или поэтом, другой не мыслит своего существования без занятий художественным мастерством, третий мечтает свою жизнь связать с танцами. Все это является прекрасным и замечательным началом для чего-то нового, неизведанного и прекрасного. Но только чтобы начать этот не самый легкий путь с множеством препятствий, важно определиться и понять, чем же именно хочется заниматься всю свою жизнь. У человека есть много возможностей, и он может пройти любой путь из тех, которые были перечислены выше, главное определиться с родом деятельности и идти к своей мечте не взирая ни на что.
Для человека нет ничего невозможного, так всегда было и остается все так. Главное идти по своей дороге честно и правильно, олицетворяя собой высокоморальные и нравственные понятия. Чтобы в следующей эпохе перед людьми главный вопрос существования не упирался в деньги, славу, а затрагивал те идеалы, которые удалось посеять нашему поколению.
Как и все произведения Л. Н. Толстого, трилогия “Детство. Отрочество. Юность” явилась, по сути, воплощением большого количества замыслов и начинаний. В ходе работы над произведением писатель тщательно оттачивал каждую фразу, каждую сюжетную комбинацию, старался подчинить все художественные средства четкому следованию общей идее. В тексте толстовских произведений важно все, мелочей нет. Каждое слово употреблено не случайно, каждый эпизод продуман.
Главной целью Л. Н. Толстого становится показ развития человека как личности в пору его детства, отрочества и юности, то есть в те периоды жизни, когда человек наиболее полно ощущает себя в мире, свою нерасторжимость с ним, и затем, когда начинается отделение себя от мира и осмысление окружающей его среды. Отдельные повести составляют трилогию, действие же в них происходит согласно идее, сначала в усадьбе Иртеньевых (“Детство”), затем мир значительно расширяется (“Отрочество”). В повести “Юность” тема семьи, дома звучит во много раз приглушеннее, уступая место теме взаимоотношений Николеньки с внешним миром. Не случайно со смертью матери в первой части разрушается гармония отношений в семье, во второй — умирает бабушка, унося с собой огромную моральную силу, и в третьей — папа вторично женится на женщине, у которой даже улыбка всегда одинаковая. Возвращение прежнего семейного счастья становится совершенно невозможным. Между повестями существует логическая связь, оправданная прежде всего логикой писателя: становление человека хоть и разделяется на определенные стадии, однако непрерывно на самом деле.
Повествование от первого лица в трилогии устанавливает связь произведения с литературными традициями того времени. Кроме того, оно психологически сближает читателя с героем. И наконец, такое изложение событий указывает на некоторую степень автобиографичности произведения. Впрочем, нельзя сказать, что автобиографичность явилась наиболее удобным способом воплотить некий замысел в произведении, так как именно она, судя по высказываниям самого писателя, не позволила осуществить первоначальную идею. Л.Н. Толстой задумывал произведение как тетралогию, то есть хотел показать четыре этапа развития человеческой личности, но философские взгляды самого писателя в ту пору не укладывались в рамки сюжета. Почему же все-таки автобиография? Дело в том, что, как сказал Н. Г. Чернышевский, Л. Н. Толстой “чрезвычайно внимательно изучал типы жизни человеческого духа в самом себе”, что давало ему возможность “написать картины внутренних движений человека”. Однако важно то, что в трилогии фактически два главных героя: Николенька Иртеньев и взрослый человек, вспоминающий свое детство, отрочество, юность. Сопоставление взглядов ребенка и взрослого индивида всегда было объектом интересов Л. Н. Толстого. Да и дистанция во времени просто необходима: Л. Н. Толстой писал свои произведения обо всем, что в данный момент его волновало, а значит, в трилогии должно было найтись место для анализа русской жизни вообще.
Каждая главасодержит в себе определенную мысль, эпизод из жизни человека.
«Когда мы родились, – рассказывал нам, молодым учителям, словесник, проработавший в школе почти полвека, тогда городской методист по литературе Москвы (мог ли подумать, что сравнительно скоро окажусь на его месте!), – у нашей колыбели собрались со своими дарами добрые феи. «Ты будешь вечно юн, – начала одна из них, – ибо всю жизнь проведешь среди юных и молодых». «Тебя ждет жизнь, полная красоты и поэзии, – сказала другая, – тебе предстоит жить в мире образов, созданных величайшими мастерами слова». «Ты узнаешь, что такое настоящее счастье: увидишь плоды своего труда!» – обещала третья. Но, как это всегда бывает, вместе с добрыми феями явилась и злая. «Ты будешь проверять тетради», – зловеще предрекла она».
Проверка тетрадей, сочинений особенно, отнимает у словесника много сил и времени. Это трудоемкая работа. Но что особенно горько – часто слишком низок КПД (КПД здесь можно расшифровать и как коэффициент полезного действия, и как коэффициент педагогического воздействия). Более того, нередко это вообще величина не просто низкая, предельно низкая, минимальная, но и нулевая, а то и отрицательная. В последние годы, проверяя задание части С во время мониторингов по русскому языку, я слишком часто в этом убеждаюсь. Но не только в последние годы.
За 62 года преподавания в школе, за 10 лет работы в Московском городском институте усовершенствования учителей я прочел тысячи пустопорожних сочинений. Мы, методисты по литературе и русскому языку, два раза в год основательно проверяли преподавание своих предметов в одном из районов Москвы (их было тогда 30). За десять лет – двадцать таких проверок. В них входило и проведение сочинений по литературе, которые мы потом обязательно перепроверяли. И не всегда чтение это было отрадным. Особо горько было читать сочинения, представленные на награждение медалями. А я 5 лет был председателем Московской городской медальной комиссии. Сочинения умные, интересные, живые, нестандартные были исключением. Особенно ужасно было проверять сочинения, когда их писали по заранее объявленным пятистам темам. Сочинений этих было около пяти тысяч. И вот что о них напишет председатель нашей комиссии А.И.Княжицкий: «Подавляющее большинство работ отличается отсутствием личного начала. Сочинения претендентов на золотые и серебряные медали наводят уныние и приводят экспертов к недоуменному вопросу: как такие разные молодые люди могут быть авторами, по сути, одного усредненного сочинения?» Но за два месяца до экзаменационного сочинения четыре человека, в том числе и я, были приняты одним из руководителей образования Москвы. Мы объяснили, что стремительно идем к катастрофе. Но нам сказали, что за все это не должны расплачиваться наши ученики: они в данном случае ни в чем не виноваты.
И вместе с тем за все эти 62 года моей работы в школе я прочел и тысячи нормальных, живых, интересных, оригинальных, даже талантливых и ярких школьных сочинений.
Когда я пришел в 1963 году на работу в Институт усовершенствования учителей, уже были подготовлены темы сочинения по литературе, которое должно было пройти в 9, 10 и 11-м классах ряда московских школ. Я предложил добавить к приготовленным темам еще одну: «Какое произведение современной советской и зарубежной литературы мне понравилось больше всего и почему». Любая инициатива всегда наказывается. И вот в феврале 1964 года мне принесли тысячу сто тринадцать сочинений, которые я и должен был проверить и проанализировать. Я впервые выполнял работу столь масштабную и очень интересную. Свой отчет по службе я потом отдал в журнал «Литература в школе», который там и был напечатан под названием «Современная литература глазами старшеклассника». Вот это «глазами» и было самое главное. Ибо большинство сочинений ученики писали и пишут до сих пор об увиденном глазами учителя, учебника, всякого рода статей, брошюр, а теперь и глазами Интернета. Когда-то одна моя ученица написала в своем сочинении: «Я вам пишу как человек, а не как ученица». По-настоящему эти два начала – человек и ученик – нерасторжимы. Но в сочинениях, как правило, остается только ученик, а человек выводится за пределы сочинения. После той работы я как никогда понял, что сочинение по литературе ученика, если в нем не виден человек, не сочинение по литературе и вообще не сочинение.
В годы работы в институте я оказался в идеальной ситуации: работа в классе и возможность смотреть чужие уроки с задней парты (за десять лет я посетил около тысячи уроков), свои ученики и сотни учеников других школ, которые открывались на уроках и в своих сочинениях, общение с учителями Москвы и лекции для учителей на всем пространстве страны от Таллина до Хабаровска и от Архангельска до Бурятии.
Надо же так случиться, что именно в момент, когда я писал эти строки, мне пришлось сделать перерыв, чтобы послушать «Родительское собрание» радиостанции «Эхо Москвы», где обсуждали проблему ЕГЭ: уйдет или останется. И вновь я услышал давно провозглашаемые истины. Руководитель народного образования: «Важнейшая задача ЕГЭ – убрать человеческий фактор». Известный директор школы, один из гуру народного образования: «Чем меньше влияния человеческой составляющей на ЕГЭ, тем лучше и однозначнее». Тут все было для меня неприемлемо: и «лучше» и «однозначно» как синонимы, и литература вне человеческого фактора (а для чего она тогда нужна?), и литература для получения информации (а не проще ли информацию о литературе брать в учебнике, типографских шпаргалках, Интернете?).
А мы, методисты кабинета русского языка и литературы, искали принципиально другие пути: к таким работам, которые раскрывали личный, индивидуальный творческий потенциал каждого ученика. Вносили изменения в формулировки тех сочинений, которые проводили в Москве. Но особую роль здесь сыграли литературные олимпиады. Дело в том, что до нас олимпиады по литературе как учебному предмету в Москве не было. Обоснование принципов проведения олимпиад разрабатывал я, и я руководил проведением первых олимпиад.
Естественно, на первых порах в олимпиадах не могли не отразиться пороки существующей системы преподавания. И вместе с тем это был прорыв в зону творчества, свободы, утверждения личностного начала.
Работа в школе, посещение уроков, наши сочинения, олимпиады все больше и больше приводили меня к пониманию того, что господствовавшая тогда в стране система сочинений себя исчерпала. Хотя она господствует и поныне. В первом номере журнала «Народное образование» за 1968 год я впервые выступил против этой священной коровы нашей традиционной методики. И там же, опираясь на работы выдающегося методиста Марии Александровны Рыбниковой, предложил принципиально другие пути проведения сочинений по литературе.
За эти 46 лет я уже по-другому проводил сочинения в собственных классах. Рассказывал о новых подходах к сочинению московским учителям и учителям страны, и многие пробовали идти по новому пути. Много писал о них.
В этом движении от выученного, списанного, чужого к своему, личному, откровенному, «когда строку диктует чувство», было и еще одно, ставшее для меня постепенно ведущим направлением в работе, которое особенно сильно повлияло на мое отношение к проверке сочинений, которое перестало быть горькой повинностью и стало трудной (а по содержанию часто и очень горькой), но радостной работой.
После сочинения о том, «Какое произведение современной советской или зарубежной литературы мне больше всего понравилось и почему», я понял, что школьное сочинение может быть и инструментом педагогической социологии. В 8-м номере «Юности» за 1968 год была напечатана моя статья «Всегда ли в жизни есть место подвигам?», написанная по материалам 372 классных сочинений московских десятиклассников на тему «В жизни всегда есть место подвигам. Ты согласен с этим утверждением?». Естественно, я пользовался возможностями методиста Москвы. Но и после ухода из института, занимаясь с учителями, я не раз обращался к ним с просьбой провести то или иное сочинение.
Естественно, постоянно и своим ученикам предлагал подобные темы, в которых «отразился век и современный человек отображен довольно верно». Эти сочинения, проводимые на протяжении десятилетий, давали возможность увидеть, как меняются ученики в изменяющемся времени. И тем самым такие сочинения становились документами эпохи. Так, сочинения на тему «Что меня волнует в современной жизни» были написаны трижды на протяжении трех десятилетий. Итоги всей этой работы (но далеко не всего) подведены в вышедшей в 2012 году книге «Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях».
Тот же принцип воплощался и в сочинениях на литературные темы: «Война и мир» сто лет спустя», «Павел Иванович Чичиков на рубеже веков» (интересно, что эта работа была указана в комментариях к «Мертвым душам» в академическом собрании сочинений Гоголя – школьные сочинения становились крупицами исторического знания). Более тридцати пяти лет, заканчивая уроки по русской классике, я предлагал домашнее сочинение на тему «Что меня волнует в русской классической литературе и что оставляет равнодушным». А в школе №232, где я проработал 16 лет, в старших классах каждый ученик должен был написать сочинение по одному из произведений современной литературы. Эти произведения должны были прочесть все. Но на уроках, им посвященных, именно те, кто специально готовился по этим книгам, становились главной моей опорой.
И для меня настоящие школьные сочинения о литературе или о самой жизни – это сочинения, которые открывают ученику глубже и шире мир литературы и вместе с тем ведут к более полному пониманию самой жизни, самого себя, а не пересказывание заранее подготовленного и выученного.
Я написал о сочинениях множество статей, три книги: «Школьник пишет сочинения» (М., 1977), «Сочинения о сочинениях» (М., 1986) и «Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях» (М., 2012). Это книги о том, как я понимаю, что такое школьное сочинение, о том, как я их проводил и что они дали мне самому. В трех книгах – «Литература в старших классах. Уроки и проблемы» (М., 2002), «Зачем я сегодня иду на урок литературы» (М., 2005), «Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе» (М., 2012) – сочинения – одна из главных тем.
Я благодарен всем, кто помогал мне в освоении этого нового направления в методике. Корнею Чуковскому, который сразу же откликнулся на мою первую статью о сочинениях в журнале «Русский язык в школе» в письме к главному редактору («Очень понравилась работа Л.С.Айзермана «Творческие работы учащихся». Статья умная, тонкая и при этом боевая»), а потом подробно в книге «Жизнь как жизнь».
Василю Быкову, которому я послал статью с сочинениями моих учеников о его повестях: «Статью я прочитал как бы как свою собственную. Всегда приятно встретить единомышленника…»
Федору Абрамову, которому я послал книгу, в которой были и сочинения о его повестях. «Читал и завидовал вашим ученикам…» – ответил писатель.
Григорию Чухраю, который прочел сочинения моих учеников на тему «Как война прошла через мою семью»: «Некоторые выдержки из сочинений взволновали меня до слез. Какие точные, какие емкие детали отобрала народная память! Например, то, как отец ел суп из лебеды, хвалил его, а сам плакал. Такое не придумаешь, хоть проглоти перо!»
Моим издателям и редакторам, без которых я не смог бы ничего рассказать об этой работе.
Моим ученикам, которые и через десятилетия вспоминают сочинения, которые мы писали.
Учителям, которые использовали мои рекомендации.
Со всем этим опытом, как теперь говорят – наработками, я подошел к современным спорам о сочинениях. Но хочу сказать: ни книги, написанные мною, ни сделанное с учениками прошлых лет и десятилетий, ни мои лекции учителям – ничто не дает мне лицензии на правоту и безгрешность. Мы живем сегодня в другой стране. При ином экономическом укладе. При другом государственном строе. А главное для нас – с иными учениками, иными ориентирами в жизни. В эпоху, культуру которой определяет не книга, а телевизор. Во времена стремительно наступающего Интернета. И все старые вопросы надо решать по-новому. Но для этого необходимо тщательно изучить и то, что было, и решить, с чем надо распрощаться навсегда и что сохранить надолго.
Как и все произведения Л. Н. Толстого, трилогия “Детство. Отрочество. Юность” явилась, по сути, воплощением большого количества замыслов и начинаний. В ходе работы над произведением писатель тщательно оттачивал каждую фразу, каждую сюжетную комбинацию, старался подчинить все художественные средства четкому следованию общей идее. В тексте толстовских произведений важно все, мелочей нет. Каждое слово употреблено не случайно, каждый эпизод продуман.
Главной целью Л. Н. Толстого становится показ развития человека как личности в пору его детства, отрочества и юности, то есть в те периоды жизни, когда человек наиболее полно ощущает себя в мире, свою нерасторжимость с ним, и затем, когда начинается отделение себя от мира и осмысление окружающей его среды. Отдельные повести составляют трилогию, действие же в них происходит согласно идее, сначала в усадьбе Иртеньевых (“Детство”), затем мир значительно расширяется (“Отрочество”). В повести “Юность” тема семьи, дома звучит во много раз приглушеннее, уступая место теме взаимоотношений Николеньки с внешним миром. Не случайно со смертью матери в первой части разрушается гармония отношений в семье, во второй — умирает бабушка, унося с собой огромную моральную силу, и в третьей — папа вторично женится на женщине, у которой даже улыбка всегда одинаковая. Возвращение прежнего семейного счастья становится совершенно невозможным. Между повестями существует логическая связь, оправданная прежде всего логикой писателя: становление человека хоть и разделяется на определенные стадии, однако непрерывно на самом деле.
Повествование от первого лица в трилогии устанавливает связь произведения с литературными традициями того времени. Кроме того, оно психологически сближает читателя с героем. И наконец, такое изложение событий указывает на некоторую степень автобиографичности произведения. Впрочем, нельзя сказать, что автобиографичность явилась наиболее удобным способом воплотить некий замысел в произведении, так как именно она, судя по высказываниям самого писателя, не позволила осуществить первоначальную идею. Л.’Н. Толстой задумывал произведение как тетралогию, то есть хотел показать четыре этапа развития человеческой личности, но философские взгляды самого писателя в ту пору не укладывались в рамки сюжета. Почему же все-таки автобиография? Дело в том, что, как сказал Н. Г. Чернышевский, Л. Н. Толстой “чрезвычайно внимательно изучал типы жизни человеческого духа в самом себе”, что давало ему возможность “написать картины внутренних движений человека”. Однако важно то, что в трилогии фактически два главных героя: Николенька Иртеньев и взрослый человек, вспоминающий свое детство, отрочество, юность. Сопоставление взглядов ребенка и взрослого индивида всегда было объектом интересов Л. Н. Толстого. Да и дистанция во времени просто необходима: Л. Н. Толстой писал свои произведения обо всем, что в данный момент его волновало, а значит, в трилогии должно было найтись место для анализа русской жизни вообще.
Каждая главасодержит в себе определенную мысль, эпизод из жизни человека.
Несмотря на то, что одна эпоха сменяла другую, и вот пришел век, который славен всеобщим прогрессом, а новейшие технологии просто поражают своей масштабностью, а люди – изобретательностью, все же вопрос той неопределенности остался открытым. Многие из нас по-прежнему не знают своего предназначения. Однако сегодня стало больше людей, которые знают, чего они хотят и кем себя видят в дальнейшем. Но в то же время из-за больших возможностей люди перестали ценить маленькие радости, и главные вопросы для них упираются в деньги. Сегодня количество превозмогает над качеством и это немного пугает. Более того, сейчас многое доступно главное иметь для этого средства. Поэтому люди занимаются тем, что является прибыльным или тем, что может принести как можно больше денег, забывая о своих интересах, предавая свои детские мечты. Конечно, так было не всегда и иногда мне кажется, что всемирный прогресс только портит нас, делая нас неискренними, корыстными и алчными. Все же раньше, мне кажется, в жизни не было столько фальши, а были стремления и конкретные цели, которые заставляли идти вперед без оглядок.
Поэтому хотелось бы, чтобы по-прежнему именно семейный уют, чувство любви, преданности и понимания были у людей как и в любую другую эпоху на первом месте. Ведь именно это является главным, то, к чему стоит всем нам стремиться и чего не стоит никогда забывать. Но и поиски самого себя являются важным аспектом жизни каждого из нас. Поскольку человек будет себя чувствовать самодостаточной личностью только в том случае, если ему удастся определиться с этим вопросом, получится найти для себя тот путь, которому он будет верен всю свою жизнь. Для кого-то – это собственно и есть семья, дети, для кого-то – карьерный рост, для кого-то – это путешествия. Кто-то видит себя писателем или поэтом, другой не мыслит своего существования без занятий художественным мастерством, третий мечтает свою жизнь связать с танцами. Все это является прекрасным и замечательным началом для чего-то нового, неизведанного и прекрасного. Но только чтобы начать этот не самый легкий путь с множеством препятствий, важно определиться и понять, чем же именно хочется заниматься всю свою жизнь. У человека есть много возможностей, и он может пройти любой путь из тех, которые были перечислены выше, главное определиться с родом деятельности и идти к своей мечте не взирая ни на что.
Для человека нет ничего невозможного, так всегда было и остается все так. Главное идти по своей дороге честно и правильно, олицетворяя собой высокоморальные и нравственные понятия. Чтобы в следующей эпохе перед людьми главный вопрос существования не упирался в деньги, славу, а затрагивал те идеалы, которые удалось посеять нашему поколению.
Как и все произведения Л. Н. Толстого, трилогия “Детство. Отрочество. Юность” явилась, по сути, воплощением большого количества замыслов и начинаний. В ходе работы над произведением писатель тщательно оттачивал каждую фразу, каждую сюжетную комбинацию, старался подчинить все художественные средства четкому следованию общей идее. В тексте толстовских произведений важно все, мелочей нет. Каждое слово употреблено не случайно, каждый эпизод продуман.
Главной целью Л. Н. Толстого становится показ развития человека как личности в пору его детства, отрочества и юности, то есть в те периоды жизни, когда человек наиболее полно ощущает себя в мире, свою нерасторжимость с ним, и затем, когда начинается отделение себя от мира и осмысление окружающей его среды. Отдельные повести составляют трилогию, действие же в них происходит согласно идее, сначала в усадьбе Иртеньевых (“Детство”), затем мир значительно расширяется (“Отрочество”). В повести “Юность” тема семьи, дома звучит во много раз приглушеннее, уступая место теме взаимоотношений Николеньки с внешним миром. Не случайно со смертью матери в первой части разрушается гармония отношений в семье, во второй — умирает бабушка, унося с собой огромную моральную силу, и в третьей — папа вторично женится на женщине, у которой даже улыбка всегда одинаковая. Возвращение прежнего семейного счастья становится совершенно невозможным. Между повестями существует логическая связь, оправданная прежде всего логикой писателя: становление человека хоть и разделяется на определенные стадии, однако непрерывно на самом деле.
Повествование от первого лица в трилогии устанавливает связь произведения с литературными традициями того времени. Кроме того, оно психологически сближает читателя с героем. И наконец, такое изложение событий указывает на некоторую степень автобиографичности произведения. Впрочем, нельзя сказать, что автобиографичность явилась наиболее удобным способом воплотить некий замысел в произведении, так как именно она, судя по высказываниям самого писателя, не позволила осуществить первоначальную идею. Л.Н. Толстой задумывал произведение как тетралогию, то есть хотел показать четыре этапа развития человеческой личности, но философские взгляды самого писателя в ту пору не укладывались в рамки сюжета. Почему же все-таки автобиография? Дело в том, что, как сказал Н. Г. Чернышевский, Л. Н. Толстой “чрезвычайно внимательно изучал типы жизни человеческого духа в самом себе”, что давало ему возможность “написать картины внутренних движений человека”. Однако важно то, что в трилогии фактически два главных героя: Николенька Иртеньев и взрослый человек, вспоминающий свое детство, отрочество, юность. Сопоставление взглядов ребенка и взрослого индивида всегда было объектом интересов Л. Н. Толстого. Да и дистанция во времени просто необходима: Л. Н. Толстой писал свои произведения обо всем, что в данный момент его волновало, а значит, в трилогии должно было найтись место для анализа русской жизни вообще.
Каждая главасодержит в себе определенную мысль, эпизод из жизни человека.
«Когда мы родились, – рассказывал нам, молодым учителям, словесник, проработавший в школе почти полвека, тогда городской методист по литературе Москвы (мог ли подумать, что сравнительно скоро окажусь на его месте!), – у нашей колыбели собрались со своими дарами добрые феи. «Ты будешь вечно юн, – начала одна из них, – ибо всю жизнь проведешь среди юных и молодых». «Тебя ждет жизнь, полная красоты и поэзии, – сказала другая, – тебе предстоит жить в мире образов, созданных величайшими мастерами слова». «Ты узнаешь, что такое настоящее счастье: увидишь плоды своего труда!» – обещала третья. Но, как это всегда бывает, вместе с добрыми феями явилась и злая. «Ты будешь проверять тетради», – зловеще предрекла она».
Проверка тетрадей, сочинений особенно, отнимает у словесника много сил и времени. Это трудоемкая работа. Но что особенно горько – часто слишком низок КПД (КПД здесь можно расшифровать и как коэффициент полезного действия, и как коэффициент педагогического воздействия). Более того, нередко это вообще величина не просто низкая, предельно низкая, минимальная, но и нулевая, а то и отрицательная. В последние годы, проверяя задание части С во время мониторингов по русскому языку, я слишком часто в этом убеждаюсь. Но не только в последние годы.
За 62 года преподавания в школе, за 10 лет работы в Московском городском институте усовершенствования учителей я прочел тысячи пустопорожних сочинений. Мы, методисты по литературе и русскому языку, два раза в год основательно проверяли преподавание своих предметов в одном из районов Москвы (их было тогда 30). За десять лет – двадцать таких проверок. В них входило и проведение сочинений по литературе, которые мы потом обязательно перепроверяли. И не всегда чтение это было отрадным. Особо горько было читать сочинения, представленные на награждение медалями. А я 5 лет был председателем Московской городской медальной комиссии. Сочинения умные, интересные, живые, нестандартные были исключением. Особенно ужасно было проверять сочинения, когда их писали по заранее объявленным пятистам темам. Сочинений этих было около пяти тысяч. И вот что о них напишет председатель нашей комиссии А.И.Княжицкий: «Подавляющее большинство работ отличается отсутствием личного начала. Сочинения претендентов на золотые и серебряные медали наводят уныние и приводят экспертов к недоуменному вопросу: как такие разные молодые люди могут быть авторами, по сути, одного усредненного сочинения?» Но за два месяца до экзаменационного сочинения четыре человека, в том числе и я, были приняты одним из руководителей образования Москвы. Мы объяснили, что стремительно идем к катастрофе. Но нам сказали, что за все это не должны расплачиваться наши ученики: они в данном случае ни в чем не виноваты.
И вместе с тем за все эти 62 года моей работы в школе я прочел и тысячи нормальных, живых, интересных, оригинальных, даже талантливых и ярких школьных сочинений.
Когда я пришел в 1963 году на работу в Институт усовершенствования учителей, уже были подготовлены темы сочинения по литературе, которое должно было пройти в 9, 10 и 11-м классах ряда московских школ. Я предложил добавить к приготовленным темам еще одну: «Какое произведение современной советской и зарубежной литературы мне понравилось больше всего и почему». Любая инициатива всегда наказывается. И вот в феврале 1964 года мне принесли тысячу сто тринадцать сочинений, которые я и должен был проверить и проанализировать. Я впервые выполнял работу столь масштабную и очень интересную. Свой отчет по службе я потом отдал в журнал «Литература в школе», который там и был напечатан под названием «Современная литература глазами старшеклассника». Вот это «глазами» и было самое главное. Ибо большинство сочинений ученики писали и пишут до сих пор об увиденном глазами учителя, учебника, всякого рода статей, брошюр, а теперь и глазами Интернета. Когда-то одна моя ученица написала в своем сочинении: «Я вам пишу как человек, а не как ученица». По-настоящему эти два начала – человек и ученик – нерасторжимы. Но в сочинениях, как правило, остается только ученик, а человек выводится за пределы сочинения. После той работы я как никогда понял, что сочинение по литературе ученика, если в нем не виден человек, не сочинение по литературе и вообще не сочинение.
В годы работы в институте я оказался в идеальной ситуации: работа в классе и возможность смотреть чужие уроки с задней парты (за десять лет я посетил около тысячи уроков), свои ученики и сотни учеников других школ, которые открывались на уроках и в своих сочинениях, общение с учителями Москвы и лекции для учителей на всем пространстве страны от Таллина до Хабаровска и от Архангельска до Бурятии.
Надо же так случиться, что именно в момент, когда я писал эти строки, мне пришлось сделать перерыв, чтобы послушать «Родительское собрание» радиостанции «Эхо Москвы», где обсуждали проблему ЕГЭ: уйдет или останется. И вновь я услышал давно провозглашаемые истины. Руководитель народного образования: «Важнейшая задача ЕГЭ – убрать человеческий фактор». Известный директор школы, один из гуру народного образования: «Чем меньше влияния человеческой составляющей на ЕГЭ, тем лучше и однозначнее». Тут все было для меня неприемлемо: и «лучше» и «однозначно» как синонимы, и литература вне человеческого фактора (а для чего она тогда нужна?), и литература для получения информации (а не проще ли информацию о литературе брать в учебнике, типографских шпаргалках, Интернете?).
А мы, методисты кабинета русского языка и литературы, искали принципиально другие пути: к таким работам, которые раскрывали личный, индивидуальный творческий потенциал каждого ученика. Вносили изменения в формулировки тех сочинений, которые проводили в Москве. Но особую роль здесь сыграли литературные олимпиады. Дело в том, что до нас олимпиады по литературе как учебному предмету в Москве не было. Обоснование принципов проведения олимпиад разрабатывал я, и я руководил проведением первых олимпиад.
Естественно, на первых порах в олимпиадах не могли не отразиться пороки существующей системы преподавания. И вместе с тем это был прорыв в зону творчества, свободы, утверждения личностного начала.
Работа в школе, посещение уроков, наши сочинения, олимпиады все больше и больше приводили меня к пониманию того, что господствовавшая тогда в стране система сочинений себя исчерпала. Хотя она господствует и поныне. В первом номере журнала «Народное образование» за 1968 год я впервые выступил против этой священной коровы нашей традиционной методики. И там же, опираясь на работы выдающегося методиста Марии Александровны Рыбниковой, предложил принципиально другие пути проведения сочинений по литературе.
За эти 46 лет я уже по-другому проводил сочинения в собственных классах. Рассказывал о новых подходах к сочинению московским учителям и учителям страны, и многие пробовали идти по новому пути. Много писал о них.
В этом движении от выученного, списанного, чужого к своему, личному, откровенному, «когда строку диктует чувство», было и еще одно, ставшее для меня постепенно ведущим направлением в работе, которое особенно сильно повлияло на мое отношение к проверке сочинений, которое перестало быть горькой повинностью и стало трудной (а по содержанию часто и очень горькой), но радостной работой.
После сочинения о том, «Какое произведение современной советской или зарубежной литературы мне больше всего понравилось и почему», я понял, что школьное сочинение может быть и инструментом педагогической социологии. В 8-м номере «Юности» за 1968 год была напечатана моя статья «Всегда ли в жизни есть место подвигам?», написанная по материалам 372 классных сочинений московских десятиклассников на тему «В жизни всегда есть место подвигам. Ты согласен с этим утверждением?». Естественно, я пользовался возможностями методиста Москвы. Но и после ухода из института, занимаясь с учителями, я не раз обращался к ним с просьбой провести то или иное сочинение.
Естественно, постоянно и своим ученикам предлагал подобные темы, в которых «отразился век и современный человек отображен довольно верно». Эти сочинения, проводимые на протяжении десятилетий, давали возможность увидеть, как меняются ученики в изменяющемся времени. И тем самым такие сочинения становились документами эпохи. Так, сочинения на тему «Что меня волнует в современной жизни» были написаны трижды на протяжении трех десятилетий. Итоги всей этой работы (но далеко не всего) подведены в вышедшей в 2012 году книге «Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях».
Тот же принцип воплощался и в сочинениях на литературные темы: «Война и мир» сто лет спустя», «Павел Иванович Чичиков на рубеже веков» (интересно, что эта работа была указана в комментариях к «Мертвым душам» в академическом собрании сочинений Гоголя – школьные сочинения становились крупицами исторического знания). Более тридцати пяти лет, заканчивая уроки по русской классике, я предлагал домашнее сочинение на тему «Что меня волнует в русской классической литературе и что оставляет равнодушным». А в школе №232, где я проработал 16 лет, в старших классах каждый ученик должен был написать сочинение по одному из произведений современной литературы. Эти произведения должны были прочесть все. Но на уроках, им посвященных, именно те, кто специально готовился по этим книгам, становились главной моей опорой.
И для меня настоящие школьные сочинения о литературе или о самой жизни – это сочинения, которые открывают ученику глубже и шире мир литературы и вместе с тем ведут к более полному пониманию самой жизни, самого себя, а не пересказывание заранее подготовленного и выученного.
Я написал о сочинениях множество статей, три книги: «Школьник пишет сочинения» (М., 1977), «Сочинения о сочинениях» (М., 1986) и «Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях» (М., 2012). Это книги о том, как я понимаю, что такое школьное сочинение, о том, как я их проводил и что они дали мне самому. В трех книгах – «Литература в старших классах. Уроки и проблемы» (М., 2002), «Зачем я сегодня иду на урок литературы» (М., 2005), «Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе» (М., 2012) – сочинения – одна из главных тем.
Я благодарен всем, кто помогал мне в освоении этого нового направления в методике. Корнею Чуковскому, который сразу же откликнулся на мою первую статью о сочинениях в журнале «Русский язык в школе» в письме к главному редактору («Очень понравилась работа Л.С.Айзермана «Творческие работы учащихся». Статья умная, тонкая и при этом боевая»), а потом подробно в книге «Жизнь как жизнь».
Василю Быкову, которому я послал статью с сочинениями моих учеников о его повестях: «Статью я прочитал как бы как свою собственную. Всегда приятно встретить единомышленника…»
Федору Абрамову, которому я послал книгу, в которой были и сочинения о его повестях. «Читал и завидовал вашим ученикам…» – ответил писатель.
Григорию Чухраю, который прочел сочинения моих учеников на тему «Как война прошла через мою семью»: «Некоторые выдержки из сочинений взволновали меня до слез. Какие точные, какие емкие детали отобрала народная память! Например, то, как отец ел суп из лебеды, хвалил его, а сам плакал. Такое не придумаешь, хоть проглоти перо!»
Моим издателям и редакторам, без которых я не смог бы ничего рассказать об этой работе.
Моим ученикам, которые и через десятилетия вспоминают сочинения, которые мы писали.
Учителям, которые использовали мои рекомендации.
Со всем этим опытом, как теперь говорят – наработками, я подошел к современным спорам о сочинениях. Но хочу сказать: ни книги, написанные мною, ни сделанное с учениками прошлых лет и десятилетий, ни мои лекции учителям – ничто не дает мне лицензии на правоту и безгрешность. Мы живем сегодня в другой стране. При ином экономическом укладе. При другом государственном строе. А главное для нас – с иными учениками, иными ориентирами в жизни. В эпоху, культуру которой определяет не книга, а телевизор. Во времена стремительно наступающего Интернета. И все старые вопросы надо решать по-новому. Но для этого необходимо тщательно изучить и то, что было, и решить, с чем надо распрощаться навсегда и что сохранить надолго.
Как и все произведения Л. Н. Толстого, трилогия “Детство. Отрочество. Юность” явилась, по сути, воплощением большого количества замыслов и начинаний. В ходе работы над произведением писатель тщательно оттачивал каждую фразу, каждую сюжетную комбинацию, старался подчинить все художественные средства четкому следованию общей идее. В тексте толстовских произведений важно все, мелочей нет. Каждое слово употреблено не случайно, каждый эпизод продуман.
Главной целью Л. Н. Толстого становится показ развития человека как личности в пору его детства, отрочества и юности, то есть в те периоды жизни, когда человек наиболее полно ощущает себя в мире, свою нерасторжимость с ним, и затем, когда начинается отделение себя от мира и осмысление окружающей его среды. Отдельные повести составляют трилогию, действие же в них происходит согласно идее, сначала в усадьбе Иртеньевых (“Детство”), затем мир значительно расширяется (“Отрочество”). В повести “Юность” тема семьи, дома звучит во много раз приглушеннее, уступая место теме взаимоотношений Николеньки с внешним миром. Не случайно со смертью матери в первой части разрушается гармония отношений в семье, во второй — умирает бабушка, унося с собой огромную моральную силу, и в третьей — папа вторично женится на женщине, у которой даже улыбка всегда одинаковая. Возвращение прежнего семейного счастья становится совершенно невозможным. Между повестями существует логическая связь, оправданная прежде всего логикой писателя: становление человека хоть и разделяется на определенные стадии, однако непрерывно на самом деле.
Повествование от первого лица в трилогии устанавливает связь произведения с литературными традициями того времени. Кроме того, оно психологически сближает читателя с героем. И наконец, такое изложение событий указывает на некоторую степень автобиографичности произведения. Впрочем, нельзя сказать, что автобиографичность явилась наиболее удобным способом воплотить некий замысел в произведении, так как именно она, судя по высказываниям самого писателя, не позволила осуществить первоначальную идею. Л.’Н. Толстой задумывал произведение как тетралогию, то есть хотел показать четыре этапа развития человеческой личности, но философские взгляды самого писателя в ту пору не укладывались в рамки сюжета. Почему же все-таки автобиография? Дело в том, что, как сказал Н. Г. Чернышевский, Л. Н. Толстой “чрезвычайно внимательно изучал типы жизни человеческого духа в самом себе”, что давало ему возможность “написать картины внутренних движений человека”. Однако важно то, что в трилогии фактически два главных героя: Николенька Иртеньев и взрослый человек, вспоминающий свое детство, отрочество, юность. Сопоставление взглядов ребенка и взрослого индивида всегда было объектом интересов Л. Н. Толстого. Да и дистанция во времени просто необходима: Л. Н. Толстой писал свои произведения обо всем, что в данный момент его волновало, а значит, в трилогии должно было найтись место для анализа русской жизни вообще.
Каждая главасодержит в себе определенную мысль, эпизод из жизни человека.