Сочинение на тему кавказ пушкин

12 вариантов

1. Пушкин, Александр Сергеевич –
   Биография и творчество
   Видел я берега Кубани и сторожевые станицы – любовался нашими казаками.
   А.С. Пушкин
   Еще при жизни великого поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) современники называли его имя в ряду славных имен, составляющих гордость великой русской нации. «Это был… не только великий русский поэт своего времени, но и великий поэт всех народов и всех веков… слава всемирная», – так восторженно писал о А.С. Пушкине известный критик В. Белинский.
   На долю поэта выпала задача огромной культурно-исторической важности, казалось бы, непосильной для одного человека, но гигант Пушкин с этой задачей справился блестяще, ибо творческий путь его был стремителен и плодотворен. Первое стихотворение Пушкина появилось в печати, когда поэту исполнилось 15 лет, а в возрасте 37 лет его уже не стало…
   А.С. Пушкин побывал на Кубани всего один раз, во время своей поездки на Кавказ с семьей генерала Николая Николаевича Раевского-старшего.
   Весной 1820 года поэт был выслан из Петербурга за участие в кружке
   «Зеленая лампа», литературном филиале тайного политического общества, созданного для борьбы с самодержавием и крепостничеством; с назначением в канцелярию наместника Бесарабии генерала Инзова. Добравшись до
   Екатеринослава (г. Днепропетровск), где в те дни размещалась канцелярия наместника, Пушкин, искупавшись в Днепре, простыл и заболел. В то время через город проезжал прославленный герой Отечественной войны 1812 года генерал от кавалерии Николай Николаевич Раевский (1770 – 1829), которому медиками было предписано лечение на Кавказских минеральных водах.
   Вместе с генералом ехали на Кавказ и его младшие дети: дочери Софья и
   Мария, а также младший сын Николай, уже имевший чин ротмистра лейб-гвардии
   Гусарского полка, давний приятель Пушкина еще по Царскому Селу, когда поэт учился в лицее.
   В одной из бедных хижин Екатеринослава Николай Раевский-младший и обнаружил больного Пушкина. По просьбе Николая штаб-лекарь Рудаковский, который сопровождал генерала на Кавказ, осмотрел больного поэта и прописал ему курс лечения, а Николай упросил грозного родителя взять Пушкина с собою на Кавказ. Будучи человеком довольно либеральных взглядов, генерал
   Раевский, зная истинные причины ссылки Пушкина на юг России, уладил отпуск поэта с его начальством, добрейшим Иваном Никитичем Инзовым, генералом от инфантерии, и Пушкин получил разрешение выехать на Кавказ.
   Двадцатилетний поэт с большой радостью воспринял известие, что ему разрешена дальняя поездка. В конце мая семейство Раевских вместе с Пушкиным переправилось через широкий Днепр невдалеке от коварных порогов, где некогда обреталась запорожская вольница, впоследствии воспетая с великим вдохновением Н.В. Гоголем.
   Путешествия в те годы были лишены самых элементарных удобств, они были к тому же длительными и тяжелыми, поэтому в жизни людей, их совершающих, оставались большими событиями и запоминались на всю жизнь. Никакого транспорта тогда, кроме лошадей, не существовало. На почтовых станциях часто не только нельзя было достать продукты, но и даже получить стакан чаю. Поэтому бывалые люди везли с собою провиант в специальных ящиках- погребках; самовары, угли к ним, а кто победнее, те обходились простыми чайниками.
   Поезд Раевских состоял из открытой коляски с откидным верхом и двух четырехместных карет. В одной карете ехали дочери с бонной мисс Мяттен и компаньонкой дочерей татаркой Зарой, которую все звали Анной Ивановной. Во второй карете ехал сам генерал с доктором, а Николай с Пушкиным впереди, в упомянутой коляске.
   На почтовых станциях при замене лошадей было слышно, как ямщики говаривали: «Второй Спас яблочком разговляется»; «На второй Спас и нищий яблочко съест»; «Спас любит нас». В те же дни отмечался и Успенский пост, когда на трапезе разрешалось пить вино и кушать рыбу. Все это на базарах можно было купить у веселых казачек. Путешественники, особенно молодые мужчины, делали это с особым удовольствием. Пушкин прибыл на Кавказ не с пренебрежительностью, с которой приезжали сюда многие русские дворяне, а с любовью русского народа к многочисленным народам Кавказа. И покидал его не как пресыщенный завоеватель, а с душевным восторгом, который возник в нем под влиянием величавой природы Кавказа, и гуманным чувством к населяющим его горцам, ведущим борьбу за свою независимость.
   Вскоре генерал Раевский известил командующего войсками на Кавказской линии генерала К.К. Сталя и войскового атамана Черноморского казачьего войска полковника Григория Кондратьевича Матвеева, что он будет следовать в
   Крым через Ставрополь и Черноморию.
   Одновременно генерал Раевский обратился с просьбой и к наместнику
   Кавказа генералу от инфантерии Алексею Петровичу Ермолову, старому боевому товарищу, с просьбой оказать содействие в безопасном проезде в Крым по землям, находившимся в его ведении. Ермолов живо откликнулся из далекого
   Тифлиса двумя распоряжениями: генералу Сталю и полковнику Матвееву, чтобы они обеспечили безопасный проезд генерала Раевского вдоль подчиненных им кордонных линий.
   К этому предписанию был приложен маршрут движения, по которому проехал по Черномории, как в те годы называли Область Войска Черноморского, генерал
   Раевский с семейством и Пушкиным. Сохранился и этот документ:
   «Выписка из маршрута Господина Главного Директора путей сообщения
   Бетанкура.»
   От Ставрополя до Прочного Окопа – 70 верст (р-н г. Армавира. – В.С.) до Царицынской – 15 верст (х. Северо-Кавказский. – В.С.) до Григориполлис – 15 верст до Кавказской – 30 верст. 13-го сентября ночлег до Казанской – 28 верст до Тифлисской – 15 верст до Усть-Лабинской – 17 верст до Корсунской – 30 верст до Екатеринодара – 18 верст. 14 сентября ночлег до Копанской – 30 верст (х. Копанский. – В.С.) до Мышастовской – 18 верст (ст. Ново-Мышастовская. – В.С.) до Кара-Кубанской – 24 версты (х. Водный. – В.С.) до Копыла – 20 верст (г. Славянск-на-Кубани. – В.С.) до Калауса – 28 верст. 15 сентября ночлег (у ст. Анастасиевской. – В.С.) до Курки – 25 верст (х. Красный Октябрь. – В.С.) до Темрюка – 18 верст до Сенной – 17 верст до Фанагории – 26 верст. 16 сентября ночлег (ст. Тамань. – В.С.)
   Возвратимся в жаркий день 5 августа, когда Раевские оставили Кавказ и выехали на бывшую Азово-Моздокскую дорогу. И она повела Раевских уже на юг по косогорам и сухим лощинам и через несколько часов вывела к станице
   Сенгилеевской, основанной хоперскими казаками у валов суворовского фельдшанца Державного, последнего укрепления Кубанской кордонной линии, построенной великим Александром Васильевичем Суворовым в 1778 году. Еще верст сорок жаркого пути, и путники увидели на высоком плато, вошедшем в историю как Форштатская гора, серы валы крепости Прочный Окоп, где размещалась штаб-квартира начальника Правого фланга Кавказской кордонной линии. Под горой была видна лента пока ещё узкой реки Кубани, за которой к горизонту уходили леса и рощи Закубанья, кое-где пронизанные дымками черкесских аулов.
   Если на Кавказ Раевские ехали днем и ночью, то теперь от Ставрополя они передвигались только днем, да еще с конным конвоем. С заходом солнца
   Раевские, как и все путешественники, будут укрываться на ночлег за стенами пограничных укреплений, где стояли приличные числом гарнизоны с артиллерией.
   История ничего не оставила нам о пребывании в крепости Прочный Окоп семейства Раевских и молодого Пушкина. Ни комендант крепости майор Широкий, ни Пушкин, ни сам генерал ничего не упоминают в записях, дошедших до нас, об этом событии. И хотя в маршруте ночлег в Прочном Окопе не указан, но, судя по расстоянию, он в этой крепости все же, видимо, был. От крепостных ворот, что были у Круглой батареи, дорога круто поворачивала вправо, на запад, и далее шла, повиливая у самого края высокого правобережья, огибая поросшие тернами овраги, спускающиеся к Кубани. Оставив позади Старую и
   Новую станицы Прочноокопские, версты через четыре путники проехали карантин, валы которого и ныне видны западнее последней станицы на правом склоне Холодной балки. Поднявшись по косогору на высокое правобережье, которое ныне названо именем А.С. Пушкина и где установлен ему каменный памятный знак, и далее вниз по Кубани, Раевские встречали то пограничный пикет с плетневыми оборонительными стенами и торчащей над ним дозорной вышкой; то конный разъезд, осматривающий прикубанские овраги, заросшие кустарником, и сам берег, укрытый кудрявыми вербами, которые и ныне украшают русло Кубани.
   Оставив слева Новиньский пикет, Раевские спустились через четыре версты в обширную лощину с протекающей по ней узенькой, с сонным течением, речкой Горькой, в устье которой возвышались валы Царицынского поста, бывшей крепости Царицынской, построенной А.В. Суворовым весной 1778 года в составе укреплений Кубанской кордонной линии. Здесь великий полководец из-за нехватки войск оставил берег Кубани и потянул свою линию кордонных укреплений вверх по речке Горькой, придерживаясь кратчайшего направления на
   Ставрополь, стоящий на Азово-Моздокской линии. В этом направлении, у хутора
   Веселого, сохранились валы фельдшанца Всехсвятского, с которым связано одно из приключений А.В. Суворова зимой 1779 года.
   А тем временем Раевские проехали станицу Григориполисскую, бывшую крепость, основанную в память первого гетмана всех казачьих войск России светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, троюродного дедушки генерала
   Раевского. За постом Воровским, бывшим суворовским фельдшанцем Восточным, верст через шесть дорога вышла к урочищу Темижбек, где Кубань, упираясь в скальные породы правобережья, под прямым углом поворачивала свои воды на запад. У обрыва к реке возвышались валы Болше-Темижбекского редута, сохранившиеся до наших дней. Ещё пять верст хорошей дороги – и Раевские прибыли к станице Темижбекской, названной как и урочище, в память закубанского князя Темижбека, аул которого был на левом берегу Кубани.
   Здесь, как и выше по Кубани, слышалась только русская речь, хотя и не совсем чистая, принесенная на берега Кубани донскими и хоперскими казаками лет двадцать назад при заселении Прикубанья.
   Мы не знаем, сколько времени Раевские были в Темижбекской, но из того, что они видели в ней, кое-что сохранилось до наших дней. Так, рядом со
   Ставропольским почтовым трактом, по которому ехали Раевские, справа они увидели, а возможно, и осмотрели, красивый храм, Михайло-Архангельскую церковь, построенную из каленого кирпича в 1811 году, т.е. ещё до нашествия
   Наполеона. В 30-е гг. нашего века местные власти пытались разрушить эту красоту, но кладка оказалась настолько прочной, что наемные рабочие смогли разобрать только главную часть храма.
   И с тех пор более полувека колокольня изумительной красоты, труд русских мастеров, видевшая и Пушкина, как укоризненный перст напоминает общественности Кубани о годах бесполезной и неблагодарной борьбы властей и воинствующих безбожников с историей России и её религией. Мне же эта колокольня при первой встрече напомнила опозоренную и ограбленную воровскими людьми молодую путницу, идущую на богомолье, взывающую к прохожему люду о жалости и милосердии.
   За Темижбекской, лежащей в низине, откуда берет начало степная река
   Челбас, дорога повела путников по высокому правобережью к станице
   Кавказской, основанной в 1804 году донцами под защитой одноименной крепости, бывшей Павловской, построенной великим Суворовым в составе
   Кубанской кордонной линии в 1778 году.
   Генерал Раевский, лично знавший А.В. Суворова, не избежал искушения осмотреть деяния своего великого учителя, да к тому же согласно маршруту здесь был запланирован ночной отдых. После размещения в отведенных для них квартирах Раевские мылись в бане, а затем по приглашению коменданта ужинали в офицерской столовой. Позже вначале женщины, а затем и мужчины отправились отдыхать.
   Пушкин от конвойных офицеров уже знал, что все жители прикубанских станиц от мала до велика до захода солнца спешили укрыться за оборонительную ограду станицы и загнать туда же лошадок и скот, ибо после третьего удара колокола на станичном храме или сигнала трубы ворота стражей закрывались. Кто опаздывал или самовольно оставался ночевать в степи, сурово наказывали дедовским способом – батогами или штрафом.
   Увидев своими глазами, как жители станицы, а это были в основном женщины, загоняют до захода солнца в ворота свою живность и куда сами спешат укрыться, Пушкин позже напишет:
   На берегу заветных вод
   Цветут богатые станицы,
   Веселый пляшет хоровод,
   Бегите, русские певицы,
   Спешите, красные, домой:
   Чеченец ходит за рекой.
   Стемнело. Станица, как и крепость, засыпала, и только со стороны майдана, где собиралась молодежь «на улицу», слышалось треньканье балалайки, топот ног да радостно-негодующее взвизгивание девок.
   Пушкин одним из последних покинул место беседы: не хотелось идти в душную квартиру, где они мучились от жары с Николаем Раевским. И прежде, чем войти в распахнутую дверь, он оглянулся на Ставропольские ворота, уже караулом закрытые, на уснувшую за ними станицу:
   …перед ним уже в туманах
   Сверкали русские штыки,
   И окликались на курганах
   Сторожевые казаки.
   Оставив слева от дороги Ивановский пост, Раевские выехали к Жирному кургану, который и ныне возвышается у восточной окраины города Кропоткина.
   Было видно, как у местного пикета курились затухающие костры, у которых виднелись неторопливые фигуры казаков-линейцев да бродили стреноженные лошади, отпущенные отдыхать после ночного дежурства. Сам же пикет был похож на огромную корзину с торчащей над ним дозорной вышкой, с которой дежурный казак изумленно смотрел на редкие в этих местах кареты, окруженные многочисленным конным конвоем. Позже к казакам, непосредственно охранявшим границу, и обратится Пушкин, призывая к бдительности и осторожности:
   В реке бежит гремящий вал,
   В горах безмолвие ночное,
   Казак усталый задремал,
   Склоняясь на копие стальное,
   Не спи, казак, во тьме ночной
   Чеченец ходит за рекой.
   Ставропольский тракт, что вел Раевских вдоль Кавказской кордонной линии, то уходил вправо, в степь, и тогда русло Кубани становилось невидимым, то влево, прижимаясь к самому обрыву, и тогда далеко внизу, за купами плакучих ив, была видна желтая лента Кубани, а за рекой, среди лугов и лесов – дымки далеких и близких аулов, за которыми далеко-далеко, на самом краю горизонта, синели кавказские предгорья.
   Проехали линейцы станицы Казанскую, Тифлисскую, а затем и Ладожскую, получившие свои наименования от редутов, построенных полками кавказского корпуса.
   Сменив лошадей и конвой на Усть-Лабинской почтовой станции, Раевские проезжали мимо одноименной станицы и крепости, и валы которой и ныне видны у улицы Коммунистической в г. Усть-Лабинске. Останавливались ли они в крепости, чтобы осмотреть деяние великого Суворова, история умаличвает. От крепости спутники направились к станице Воронежской, самой западной станице
   Кавказского линейного войска, за которой в девяти верстах проходила граница
   Кавказской губернии и Черномории, земли черноморских казаков. Здесь, левее
   Ставропольского почтового тракта, в полусотне саженей, возвышался древний могильный курган, на вершине которого еще в первый год после заселения
   Кубани казаками был установлен высокий деревянный столб с гербами
   Кавказской и Таврической губерний. На этом месте конвой линейных казаков обязан был передать сопровождение генерала Раевского черноморским казакам.
   Итак, первая часть маршрута пути Раевских осталась позади. Согласно
   «Дорожнику Кавказскому, составленному по Высочайшему разрешению в Тифлисе в
   1847 году», Пушкин с Раевскими проехали мимо или через следующие посты, пикеты и станицы, входящие в состав Правого фланга Кавказской кордонной линии:
   «От Прочного Окопа до станицы Прочно-Окопской – 4 версты до Новиньского пикета – 4 версты до поста Царицынского – 4 версты до поста Плетневого – 6 верст до станицы Григориполисской – 8 верст до поста Григориполисского – 1 Ѕ версты до поста Тернового – 5 верст до поста Воровского – 7 верст до поста Больше-Тимежбекского – 6 Ѕ версты до станицы Тимежбекской – 6 верст до поста Мало-Тимежбекского – 2 версты до станицы Кавказской – 12 верст до поста Ивановского – 2 версты до поста Романовского – 4 версты до станицы Казанской – 10 верст до поста Казанского – 1 верста до поста Кадушкина – 6 верст до станицы Тифлисской – 12 верст до поста Тифлисского – 3 Ѕ версты до поста Саломатина – 8 верст до станицы Ладожской – 10 верст до поста Ладожского – 1 верста до поста Дубового – 8 верст до поста Девятибратского – 6 верст до станицы Усть-Лабинской – 6 верст до укрепления Усть-Лабинского – Ѕ версты до поста Воронежского – 10 верст до поста Изрядный Источник – 9 Ѕ версты до поста Редутского – 1 Ѕ версты».
   Раевские ночевали в Редутском, ведь надо было пройти карантин и окурить провозимые вещи, просто отдохнуть в приличных условиях, которые были приготовлены для Раевских в покоях местного карантина. Да и баня их ожидала уже натопленная, где можно было смыть въедливую пыль кубанских дорог, о которых позже А.С. Пушкин напишет:
   Теперь у нас дороги плохи,
   Мосты забытые гниют.
   На станциях клопы и блохи
   Заснуть минуты не дают.
   Но молодой поэт не унывал ни от пылящей жары, ни от «удобств» почтовых станций, ни от плохих мостов и дорог, ибо считал, что
   Со временем…
   Лет через пятьсот дороги, верно:
   У нас изменятся безмерно;
   Шоссе,
   Россию здесь и тут
   Соединив, пересекут.
   Однако возвратимся в жаркий день 9 августа 1820 года. Пушкин, страдающий, как и все его спутники от жары и насекомых, решил не сидеть в душной комнате, а осмотреть укрепление более подробно. Пошел с ним и
   Николай Раевский.
   Заглянув в кордон, Пушкин заметил слева от ворот низенькую казарму из турлука, крытую камышом, для казаков, а за ней такой же офицерский флигелек для начальника кордона. Справа – конюшня и навес для полевой пушки с зарядным ящиком. Таким было первое укрепление Черноморской кордонной линии.
   Вскоре со стороны поляны, что и ныне сохранилась западнее бывшего карантина, где были установлены походные коновязи, стали подходить казаки, ведущие коней к водопою, который был под обрывом упомянутого кордона. После порции овса коней седлали, проверяя состояние подпруг и путлищ, подсыпали порох на полки ружейных замков, вкладывая их в чехлы, сшитые из волчьих или барсучьих шкур.
   Пушкин подошел к казакам, с интересом вслушивался в их мягкий малороссийский говор. Любовь к простому народу проявлялась у него с детских пор, что и отразилось на всей его литературной деятельности. Поэт любил смешиваться с толпой, чтобы ближе изучить народную жизнь, слушать меткие народные слова и выражения. Делал он это и здесь, в Черномории.
   Позже внимание Пушкина привлечет несколько арб с запряженными в них низкорослыми горными лошадками, около виднелось с десяток невооруженных мужчин в горских одеждах. Поднявшись по дороге, проходившей мимо карантина, горцы отправились к меновому двору, желая продать дары своих лесов и полей: орехи, мед, меха, бурки, черкески и пр. А взамен приобрести ткани, гвозди, сахар, но главное – соль, в которой они очень нуждались. Желая иметь с горцами добрые отношения, казаки и основали к взаимной выгоде свои меновые дворы сразу же после переселения на Кубань.
   Экипажи медленно катили под палящим солнцем вдоль невидимой под обрывами полноводной Кубани, и так же медленно тянулись часы жаркого августовского дня. И в этот день, как и в прошлые дни, за спиной путников вставало как бы нехотя огромное, как раскаленный медный поднос, солнце, которое сразу же начинало поливать широкую степь красной лавой своих лучей.
   Под этим иссушающим пламенем поникали перезревшие степные травы, в мельчайшую пыль превращались петли немеряных дорог, сворачивались в трубку листья редких кустарников, которые из-за отсутствия дождей уже давно были словно бархатными от налипшего на них толстого слоя пыли. На взгорках свистели суслики, поднявшись на задние лапки у своих норок, вытянув в бледно-синее небо острые мордочки, предсказывая очередной жаркий день. К полудню в степи, что лежала по правую руку, несло жарким степным духом, пропитанным запахом полыни. В небе над головами путников кружили степные орлы и кобчики, высматривая в степной траве свою добычу. Горизонт под беспощадно палящим солнцем постоянно дрожал колеблющемся мареве. И земля за день набирала столько в себя тепла, что и в желтозвездные ночи дышала жаром, словно раскаленная русская печь.
   За селением Васюринским дорога несколько отошла от Кубани и пошла параллельно её берегу. Как и ранее, когда Пушкин ехал по землям, населенным донскими казаками, дорога, а она была и почтовой, была пустынной. Да, к тому же еще ничем не обозначена ни канавкой, ни деревьями. В темные ночи осени или зимнюю метель вся надежда была, как рассказывали черноморцы, только на редкие поверстные столбы, да на чуткость и память черноморских лошадок. Но, сейчас было лето с повседневным зноем, да надоедливыми облаками пыли. Вскоре проехали и станицу Старо-Корсунскую, которая, как и предыдущая, осталась на том месте, где была основана летом 1793 года, тогда как остальные селения, не выдержав нападений со стороны горцев, переселились в глубь кубанских степей – подальше от буйных соседей.
   По своей кипучей натуре Пушкин не мог долго усидеть на одном месте. Он с молчаливого согласия генерала выпрашивал иногда у начальника конвоя какую- либо лошадь и, уступив свое место в коляске её хозяину, лихо гарцевал вокруг колонны, позволяя себе даже проскакивать вперед, за передовые дозоры, на что генерал сердито ворчал о несерьезности молодежи, забывая о том, каким он сам был в чине корнета. Так было и на этот раз, когда ехали вдоль болотистой поймы Кубани, что была влево от дороги, и когда вдали уже появились домишки селения Пашковского. Пушкин снова поскакал по дороге, подняв за собой длинный шлейф розовой пыли. Проскакав с полверсты, он поворотил коня назад и, высоко подпрыгивая в седле, подъехал к конвою.
   Казаки, утомленные дорогой, ехали молча. Пушкин, отстав немного, снова рысью нагнал конвой и поехал вблизи его, держась немного в стороне от пыльной дороги.
   Вот позади осталась и Пашковская, селение, славящееся на всю
   Черноморию и окрестные губернии своими гончарными изделиями. До
   Екатеринодара оставались последние версты, довольно богатые различными урочищами, древними городищами, пограничными кордонами и пикетами.
   Отсюда перед глазами Раевских и Пушкина открылся административный центр Екатеринодара, в те дни находившийся в почти первозданном состоянии.
   Слева от дороги виднелся остаток прикубанского леса (ныне горпарк им. М.
   Горького) с присутственными местами, слепленными из турлука; провиантские магазины и войсковой архив. Тут же, но только правее, на фоне пыльной зелени садов южной окраины города, возвышался частокол местного острога, необходимая принадлежность любого, даже самого захудалого городишка
   Российской империи. Прямо впереди виднелись земляные валы крепости с обширной Ярмарочной площадью, примыкавшей к ее северному фасу (стороне).
   После бани и ужина путники еще долго сидели за самоваром под старой, отягощенной плодами грушей, слушая рассказы атамана о Запорожской Сечи, о
   Березани, Очакове и Измаиле, где он воевал в молодые годы под командой
   Суворова, когда бежал от помещика-крепостника в спасительную для него Сечь.
   Конечно, разговор был и о казаках-черноморцах, и обоснованных ими куренных селениях, и о самом Екатеринодаре, где им предстояло провести очередную жаркую ночь с ее жарой и комарами.
   После ночного отдыха и завтрака в саду Раевские с Пушкиным в сопровождении атамана Матвеева осмотрели город. В крепости, кроме
   Воскресного собора и его внутреннего оборудования и хранимых в нем боевых знамен, их заинтересовали колокола, висевшие на дубовой звоннице напротив главного входа в собор, отлитые из трофейных турецких пушек, захваченных казаками на острове Березань в 1788 году.
   После осмотра крепостных куреней, бастионов и Ярмарочной площади, занимавшей всю северную часть эспаланды (полосы незастроенной земли шириной в 100 саженей), и рассказа Матвеева о проходящих здесь ежегодных ярмарках
   Пушкин написал позже краткое, но очень емкое четверостишие:
   Толпятся средь толпы еврей сребролюбивый,
   Под буркою казак, Кавказа властелин,
   Болтливый грек и турок молчаливый,
   И важный перс, и хитрый армянин.
   После осмотра крепости Раевские вышли на Ярмарочную площадь, где три раза в год проводились ярмарки. Первым делом на них «рисовались» прасолы, т.е. скупщики скота и лошадей, затем уже купцы, торгующие товарами нужными для хозяйства: сундуками, посудой, решетами, косами и т.д. Иногда с разрешения начальства на ярмарку допускались и горцы, которые на своих скрипучих арбах торговали дарами закубанских лесов. Сбыв свой товар, они закупали промышленные товары, и только после этого направлялись к месту переправы.
   Женщины-казачки ездят на ярмарки с превеликим удовольствием, чтобы повидать белый свет, полюбоваться на предметы роскоши и запастись предметами бесед на целые месяцы, до следующей ярмарки.
   Бродя с молодежью по городу, Пушкин, будучи человеком наблюдательным, заметил, как на центральной улице Красной, в одном квартале от усадьбы генерала Бурсака, армянские купцы зазывали в свои лавки редких прохожих казаков и казачек, истошно крича и страшно вращая глазами, а то и просто хватая за полы одежды, затаскивая упирающихся в двери лавок, напропалую расхваливая свои товары. Позже казаки рассказывали, что нахичеванские армяне шли следом за обозами казаков идущих к Кубани, и благодаря спекулятивным оборотам закрытым непроницаемой завесой для остального торгового мира, имели всегда доход. Казак же никогда, не то что московский стрелец, не любил и не уважал торгового дела. Точно так же относились к торгашам и закубанские черкесы.
   На другой день, задолго до наступления жары, Раевские после прибытия конвоя покинули гостеприимные атаманский дом и тронулись в дальнейший путь, сопровождаемые стаями собак, в клубах густейшей пыли, которой главная улица столицы Черномории была весьма богата. На самом деле, улица Красная, хотя и имела такое яркое наименование, ничем не отличалась от обычной улицы любого кубанского селения: те же выбоины, ухабы, отсутствие мощеного полотна и водосточных канав. Вдоль улицы за плетнями и частоколами стеной тянулись пыльные сады, в глубине которых, как бы стыдясь своего затрапезного вида, стояли турлучные и саманные хатки, поставленные на землю без какого-либо фундамента, и своими подслеповатыми «виконцамы» робко выглядывали на свет божий.
   Вскоре улица вывела путников к главным воротам города, охраняемым вооруженными казаками (ныне здесь перекресток улиц Красной и Длинной).
   Здесь же с дозорной вышки дежурный казак всматривался в бескрайние степи, примыкавшие с севера к оборонительному валу города, который тянулся от
   Кубани до Малого Карасуна. Отсюда начинался Большой Таманский почтовый шлях, который, оставив по левую руку первое городское кладбище с деревянной церквушкой Св. Фомы, резко поворачивая на запад, шел параллельно городскому валу Екатеринодара.
   Перед глазами путников открылась довольно интересная панорама: правее
   Ростовского тракта, на некотором расстоянии от окраины города, стояло боле десятка ветряных мельниц на кирпичных основаниях. Некоторые из них, ловя легкий восточный ветерок, как какие-то неведомые великаны, медленно, словно нехотя, махали своими решетчатыми крыльями, словно прощались от именно города с путниками.
   В степи по дороге навстречу Раевским медленно двигался «валок», т.е. обоз чумаков, возчиков товаров и одновременно торговцев ими. Чумацкие обозы связывали Черноморию с южными губерниями России, доставляя туда соль, нефть, рыбу, а оттуда хлеб, лес, промышленные товары и ткани.
   Пушкин с интересом всматривался в лица чумаков, людей в большинстве своем пожилых, одетых в полотняные штаны и рубахи, пропитанные в целях профилактики дегтем, так как холера и чума бывали частыми гостями в степях юга России и Черномории. Прошло несколько минут – и последний чумацкий воз остался позади в облаках густейшей пыли, а перед Раевскими открылись просторы кубанской степи, кое-где украшенной островками уже спеющего терновника.
   Если раньше дорога, по которой ехали Раевские от Прочного Окопа до
   Изрядного Источника и от Редутского кордона до Андреевского кордона, проходила вдоль кордонных линий: Кавказской и Черноморской, то отсюда согласно маршруту она пошла от линии правее – прямо на Темрюк и далее на
   Тамань, оставив позади следующие казачьи селения и кордонные укрепления:
   «От Редутского кордона до Николаевско-Редутской батарейки – 1 Ѕ версты до поста Изрядного – 2 Ѕ версты до Вознесенской батарейки – 2 версты до поста Воронежского – 2 Ѕ версты до Ново-Троицкой батарейки – 3 Ѕ версты до поста Подмогильного – 3 Ѕ версты до поста Константиновского – 6 верст до поста Александровского – 5 верст до поста Мало-Лагерного – 7 верст до поста Павловского – 6 верст до пикета № 18 – 4 версты до поста Велико-Марьянского – 8 верст до поста Главно-Екатеринодарского – 5 верст до поста Байдачного – 2 Ѕ версты до поста Подгороднего – 6 верст до поста Александровского – 1 Ѕ версты до Александровской батарейки – 1 Ѕ версты до Тенгинской батарейки – 1 Ѕ версты до Елизаветинской батарейки – 2 версты до пикета Могильного – 2 версты до Елизаветинско-Николаевской батарейки – 2 версты до поста Елизаветинского – 3 версты до поста Велико-Лагерного – 5 верст до поста Елинского – 4 версты до Елинской батарейки – 3 версты до поста Марьянского – 2 версты до Громкой батарейки – 1 верста до 1-й Марьянской батарейки – 2 версты до 2-й Марьянской батарейки – 2 версты до Трусовой батарейки – 2 версты до поста Ново-Екатерининского – 5 верст до Ново-Екатерининской батарейки – 10 верст до поста Ольгинского – 8 верст до Тиховской батарейки – 6 верст до Суровой батарейки – 2 версты до поста Славянского – 9 верст до поста Ерковского – 2 Ѕ версты до поста Копильского – 1 Ѕ версты до поста Протоцкого – 12 Ѕ версты до поста Петровского – 8 верст до поста Емануиловского – 10 верст до поста Старо-Редутского – 4 версты до поста Ново-Редутского – 7 верст до поста Андреевского – 6 верст».
   Далее дорога пошла вдоль Таманского залива, в волнах которого были видны огромные стаи белокрылых чаек, а вдали – кривые паруса казачьих лодок, стремящихся укрыться от надвигающегося шторма. Здесь все веяло прошлым. Справа, у берега залива, под песчаными холмами виднелись остатки некогда цветущего города Боспорского царства – Фанагории. Слева вдоль дороги тянулась цепь могильных курганов, хранителей тайн некогда живших здесь народов. Часа через два пути справа от дороги показались серые валы
   Фанагорийской крепости, построенной А.В. Суворовым в 1795 года для защиты казаков-переселенцев со стороны турецкой Анапы. С высоких валов в сторону моря и окрестных холмов грозно смотрели пушки.
   Переночевав в крепости в отведенных квартирах, Раевские узнали, что на море штормит и судна, способного взять на борт их экипажи, пока в Тамани нет. И тогда, после ночлега и завтрака, не теряя времени, они, особенно молодежь, изъявили желание осмотреть крепость и городок Тамань, домишки которого белели в двух верстах южнее у берега Таманского залива.
   Поднявшись на звонницу, чтобы осмотреть колокола, Пушкин, глядя за городской оборонительный вал в степь, представлял, как где-то там, за горизонтом, местный князь Мстислав Тмутараканский победил в единоборстве закубанского князя Редедю перед полками касожскими. И ранее и позже земля таманская многие века содрогалась под топотом конских копыт, и народы многие устилали ее своими костями, уступая эти степи и холмы более сильным народам, умеющим сражаться, как в конном, так и пешем строю. Жизнь никогда не замирала на этих, казалось бы, бесплодных землях.
   Впоследствии Пушкин попытается в стихотворной форме обработать легенду о Мстиславе Удалом и Редеде и даже составить план этой работы, ибо интерес к истории России у него стал проявляться еще с детских лет, а с годами интерес этот только усилился. Несмотря на молодость, Пушкин уже хорошо знал историю государства Российского, его драмы и трагедии. Его «История
   Пугачева», наброски к «Истории Петра Первого» и ныне не утратили своей научной ценности. А после посещения Кубани, и особенно Тамани, он замыслил написать биографию великого русича – Александра Васильевича Суворова.
   Однако, что-то ему помешало. Напомню, что Пушкин попал на Тамань, да и вообще на юг России, в тот период, когда в России начались раскопки городищ и курганов, а в Причерноморье и некрополей античных городов-колоний. В те годы возникли и первые археологические музеи, куда попали на хранение такие бесценные богатства древнего мира, как находки в кургане Куль-оба под
   Керчью и клад древнерусских изделий из Старой Рязани. Все это вызвало определенный общественный резонанс, который, конечно, коснулся и поэта, ибо мы точно знаем, что памятники древности на Кавказе и в Крыму он осматривал.
   Исследования русской культуры особенно плодотворны стали после победы в Отечественной войне 1812 года. Это был период, когда, в результаты подъема национального сознания, как писал сам Пушкин: «…все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную».
   Итак, солнечная Кубань и болотисто-полынная Тамань остались позади.
   Несмотря на молодость и поэтическую восторженность, поэт заметил, что в среде казачества, которое многие просвещенные люди России представляли каким-то военно-монашеским орденом, существует эксплуатация человека человеком, и здесь, среди «вольного» казачества, жили истина и несправедливость, добро и зло стояли друг против друга. Бедному человеку, простому труженику было плохо на берегах «вольной» Кубани, и тут для трудового человека не было свободной жизни от гнета эксплуататоров. Поэтому через год поэт и воскликнул: «Прости, священная свобода!» …ибо не было ее среди некогда вольнолюбивого казачества.
   А на Тамань наконец-то пришел тот час, когда море несколько успокоилось. Большая канонерская лодка прибыла к берегам Тамани и на нее были погружены экипажи и вещи Раевских. Сами же путешественники были доставлены к пристани на тележках, принадлежащих местному начальству.
   Вот показался у пристани и генерал Раевский в окружении армейских и казачьих офицеров, провожавших его до борта войскового баркаса, причаленного и пристани. Помогая сестрам в баркас первыми спрыгнули Николай
   Раевский с Пушкиным, генерал же, почтительно поддерживаемый под руку атаманом, сошел последним. Команда, взмах весел – и баркас направился рукой рулевого к стоящей на рейде канонерке. Приняв на борт пассажиров, выбрав якорь и подняв парус, судно направилось к берегам благословенной Тавриды, горы и долы которой поэт воспоет еще не раз. Находясь в тот вечер на палубе канонерки под шумящим от порывов ветра парусом, Пушкин сделает наброски элегии, которую положит на бумагу спустя несколько дней на борту уже другого судна. И хотя это стихотворения написано почти два века назад, слова его не утратили свою задушевность и в наше время:
   Погасло дневное светило:
   На море синее вечерний пал туман.
   Шуми, шуми, послушное ветрило,
   Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
   Я вижу берег отдаленный,
   Земли полуденной волшебные края;
   С волненьем и тоской туда стремлюся я,
   Воспоминаньем упоенный…
   Пушкин позже назовет это стихотворение «подражанием Байрону», сохраняя в этом свою преувеличенную скромность, ибо он никогда подражателем Байрона не был. Пушкиноведы отмечали, что уже в первых словах элегии слышен мотив русской народной песни: «Уж как пал туман на сине море…»
   На этом мы и остановимся в своем путешествии по землям Кубани и
   Тамани с нашими героями. Почти трехмесячное путешествие, которое оставило у молодого поэта А.С. Пушкина неизгладимое впечатление на всю жизнь, подходило к концу. Впереди был Крым, Одесса и Кишинев, где поэту предстояло служить.
   24 сентября 1820 года он написал из Кишинева, куда п

2. Подорожная от 5 мая 1820 года, которую вез с собой Александр Пушкин, отправляясь в южную ссылку, гласила: “По указу его величества государя императора Александра Павловича самодержца Всероссийского. И прочая, и прочая, и прочая. Показатель сего, ведомства Государственной коллегии иностранных дел коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по надобностям службы к главному попечителю колонистов Южного Края России, г-ну генерал-лейтенанту Инзову, почему для свободного проезда сей пашпорт из оной Коллегии дан ему в Санкт-Петербурге мая 5 дня 1820 года, № 2295…”
   Именно так в 1820 году началось путешествие А.С. Пушкина по Кавказу. Пушкин был на Кавказе всего два раза: жизнь поэта оказалась короткой. Во время первой поездки двадцатилетнего поэта поразили красота, краски Кавказа. Он восхищался жителями гор – их подвигами, характерами. Он изучал обычаи горцев, их предания, мелодии, песни. Кавказ стал одной из основных тем его творчества. Пушкин первый из поэтов-европейцев увидел и воспел в своем творчестве красоты Кавказа. Думаю, нужно по достоинству оценить и сам факт этих описаний, и их общую тональность, полную сочувствия и любви к народам, населяющим Кавказ.
   На Кавказе в то время шла еще война. Царская экспансия с большими трудностями и жертвами пробивала себе дорогу. Взаимная ненависть горцев и завоевателей, казалась бы, не имела границ. И вот находится поэт, который берется объективно и здраво осветить происходящее. Горцы защищают свою свободу и поэтому в глазах вольнолюбивого поэта заслуживают уважения и сочувствия. В поэме “Кавказский пленник” мы читаем:
   Меж горцев пленный наблюдал
   Их веру, нравы, воспитанье,
   Любил их жизни простоту,
   Гостеприимство, жажду брани,
   Движений вольных красоту,
   И легкость ног, и силу длани….
   Поэт, глубоко русский и, несомненно, желавший победы своим соплеменникам, стремится быть предельно объективным в описании “драчливых” горцев.
   Первое художественное воплощение кавказских впечатлений Пушкина – эпилог поэмы “Руслан и Людмила”. Беловой автограф его имеет пометку: “Эпилог поэмы Руслан. Кавказ, 26 июля 1820”. Этот день (по новому стилю – 7 августа) и следует, видимо, считать датой открытия кавказской темы в творчестве Пушкина. Вот грандиозная картина Большого Кавказа, открывшаяся взору поэта со склонов Машука и Бештау:
   Забытый светом и молвою,
   Далече от брегов Невы,
   Теперь я вижу пред собою
   Кавказа гордые главы.
   Над их вершинами крутыми,
   На скате каменных стремнин,
   Питаюсь чувствами немыми
   И чудной прелестью картин
   Природы дикой и угрюмой…
   В письме к брату Льву от 24 сентября 1820 года Пушкин прямо называет географические ориентиры: “Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видел великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бештау, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной”.
   Здесь же, под сенью покоренного Бештау, Пушкин пережил минуты вдохновения, работая над “Кавказским пленником”. В посвящении к поэме, обращенном к Николаю Раевскому-младшему, он вполне определенно говорит, где возник замысел поэмы.
   …Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,
   Аулов и полей властитель пятиглавый,
   Был новый для меня Парнас.
   Забуду ли его кремнистые вершины,
   Гремучие ключи, увядшие равнины,
   Пустыни знойные, края, где ты со мной
   Делил души младые впечатленья;
   Где рыскает в горах воинственный разбой,
   И дикий гений вдохновенья
   Таится в тишине глухой?
   Поэма “Кавказский пленник” была задумана на Кавказе. А писал ее Пушкин в Гурзуфе, Кишиневе, Каменке и Киеве около шести месяцев. Первоначально поэма имела название “Кавказ”. Свою романтическую поэму Пушкин посвятил, как было уже сказано выше, Н.Н. Раевскому-младшему, с которым еще недавно проводил на Минеральных Водах “милые сердцу дни”:
   Прими с улыбкою, мой друг,
   Свободной музы приношенье:
   Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
   И вдохновенный свой досуг.
   Сюжет поэмы, в подражание властителю дум Байрону, отразил модную в те времена тему любви европейца к девушке из племени, не тронутого цивилизацией. В образе разочарованного пленника Пушкин хотел изобразить то равнодушие к жизни и ее наслаждениям, ту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи его времени. Герою противопоставлена “цельная, исполненная любви и самопожертвования натура черкешенки”.
   “Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести”, – признавался Пушкин своему кишиневскому издателю В.П. Горчакову. Поэта привлекает в горцах их любовь к свободе, мирный труд и гостеприимство, национальные песни.
   Пушкин не идеализировал горцев. Да, чеченцы и черкесы живут явным разбойничеством, в каждом из них “таится коварный хищник”, с детских лет их мужчины готовятся к бранной жизни, “к войне заранее приучаясь”. Настоящий “черкес оружием обвешен”. И все это подчинено одной задаче: ловко и быстро убить “чужака”, “в ночном мраке” напасть на казачью станицу, увести в горы отару овец или табун лошадей, притащить на аркане пленника и потом получить за него выкуп. Характеристика неприглядная, но справедливая, и в то же время в ней нет осуждения. Почему? Во-первых, потому что обычаи любого народа необходимо уважать; а, во-вторых, чеченцы и черкесы (Пушкин их, кажется, не различает) жили на своей земле и враждовали лишь с “непрошенными гостями”. Поэт особо подчеркивает, что воинственный дух горца сразу же исчезал, когда к нему обращался за помощью мирный странник, усталый путник:
   …Тогда хозяин благосклонный
   С приветом, ласково, встает
   И гостю в чаше благовонной
   Чихирь отрадный подает.
   Мысль об интересе и уважении Пушкина к обычаям народов хотелось бы особенно подчеркнуть. Обычай – это память народа, память нации, а в памяти – “самостоянье человека и все величие его”.
   Благодаря “поэме “Кавказский пленник”, русское общество познакомилось с Кавказом, давно уже знакомым по оружию”. Описания дикой воли, разбойнического героизма и домашней жизни горцев дышат “чертами ярко верными”. Необычный экзотический мир Кавказа, незнакомая речь и нравы горцев воспринимались поэтом как особенный романтический мир, как романтическое там. Интересно, что сама жизнь “помогала” романтизму – Пушкин поселился в стоящем на отшибе доме Инзова и остался там жить после землетрясения, в полуразрушенном доме, окружённом запущенным разросшимся виноградником и пустырём. Всё это точно соответствовало образу “беглеца”, “добровольного изгнанника”, каковым себя Пушкин в то время ощущал. Кстати, сохранились пять (!) редакций текста поэмы (от черновиков до чистого текста), которые тщательно изучены пушкинистами. Исследования литературных критиков показали, что в первоначальном варианте поэма начиналась с эпизода пленения героя, причем ясно говорится, что он пленён не в бою как русский офицер, а был простым путником, странником (“слабый питомец нег”). Черновики непринципиально отличаются от чистовых редакций поэмы, поэтому можно утверждать, что герой “Кавказского пленника” в представлении Пушкина именно путник:
   Отступник света, друга природы
   Покинул он родной предел
   И в край далёкий полетел
   С весёлым призраком свободы.
   В своем отзыве о “Кавказском пленнике” Белинский писал: “Какие же действия должны были произвести на русскую публику эти живые, яркие, великолепно-роскошные картины Кавказа при первом появлении в свет поэмы!”
   Лучшая критика, какая когда-либо была написана на “Кавказского пленника”, принадлежит самому же Пушкину. В “Путешествии в Арзрум” находятся следующие слова, написанные им через семь лет после издания “Кавказского пленника”: Здесь я нашел измаранный список “Кавказского пленника”, и, признаюсь, прочел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно. Сам не понимаю, каким образом мог я так верно, хотя и слабо изобразить нравы и природу, виденные мною издали”. Как видим, Пушкин особенно оценил в поэме “верность” изображения. Не знаем, к какому времени относится следующее суждение Пушкина о “Кавказском пленнике”, но очень интересно как факт, доказывающий, как смело умел Пушкин смотреть на свои произведения: “Кавказский пленник” – первый неудачный опыт характера, с которым я насилу сладил; он был принят лучше всего, что я ни написал, благодаря некоторым элегическим и описательным стихам. Но зато Александр, Николай Раевские и я, мы вдоволь над ним посмеялись”.
   В “Кавказском пленнике” мы можем найти прямые указания на сходство Пушкина и его героя:
   Ты здесь найдёшь воспоминанья,
   Быть может милых сердцу дней,
   Противуречия страстей,
   Мечты знакомые, знакомые страданья
   И тайный глас души моей.
   Но в письме к В.П.Горчакову (октябрь-ноябрь 1822 г.) Пушкин написал следующее: “Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нём хотел изобразить это равнодушие к жизни и к её наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодёжи 19-го века”. Следовательно, “пленник” – это образ обобщённый, образ “героя романтического стихотворения”.
   Самым свежим и значительным из того, что было сказано о “Кавказском пленнике” современником Пушкина, было суждение П. А. Вяземского. Вяземским впервые была поставлена важнейшая для новой литературы проблема – проблема современности героя. По убеждению критика, высокая поэзия может быть не только лирическим откликом поэта на актуальные современные вопросы и темы, но и отражением современной общественной жизни и ее противоречий в создании современных человеческих характеров. В главном герое “Кавказского пленника” Вяземский увидел отражение черт, свойственных целому поколению, характер, обобщающий настроения и чувства современной молодежи, активность и энергия которой скованы вынужденным бездействием: “…подобные лица часто встречаются взору наблюдателя в нынешнем положении общества… волнение без цели, деятельность пожирающая, неприкладываемая к существенному; упования никогда не совершаемые и вечно возникающие с новым стремлением – должны неминуемо посеять в душе тот неистребимый зародыш скуки, приторности, пресыщения которые знаменуют характер Child-Harold, Кавказского пленника и им подобных”.
   В поэме много описаний великолепной природы Кавказа.
   Великолепные картины!
   Престолы вечные снегов,
   Очам казались их вершины
   Недвижной цепью облаков,
   И в их кругу колосс двуглавый,
   В венце блистая ледяном,
   Эльбрус огромный, величавый,
   Белел на небе голубом.
   Пушкин любил свою кавказскую поэму. “…Отеческая нежность не ослепляет меня насчет “Кавказского пленника”, но, признаюсь, люблю его, сам не зная за что, в нем есть стихи моего сердца”.
   История героя поэмы, попавшего в плен к черкесам, заимствована Пушкиным из рассказов людей, с которыми встречался на Кавказе, а также из литературных источников. Достойно внимания и то обстоятельство, что оказавшись на Кавказе девять лет спустя, Пушкин в “Путешествии в Арзрум” вновь упомянул историю, положенную в основу его первой южной поэмы, как типичную: на… “вершинах ползали чуть видные стада и казались насекомыми. Мы различили и пастуха, быть может, русского, некогда взятого в плен и состарившегося в неволе”.
   Синтезируя отдельные настроения, Пушкин создал более сложный и более психологически достоверный характер. Пленник не просто поддаётся романтическим настроениям, он в самом деле охладел к любви, окаменел душой, в самом деле разочарован и т.д. Пленник хладнокровно отнёсся к смерти “черкешенки”, его спасительницы:
   Всё понял он. Прощальным взором
   Объемлет он последний раз
   Пустой аул с его забором…
   По поводу этого эпизода читатели высказывали неудовольствие, всем хотелось счастливой развязки. Но в том и художественная сила поэмы, что романтизм Пленника не в его настроениях, а в сути его характера, романтизм порождает не только романтические чувства и мысли, но и реальные поступки. Такой герой был новым и непривычным для читателя. Пушкин иронически отвечал читателям, желавшим счастливой развязки, в письме П.А.Вяземскому от 6 февраля 1823 г.: “Другим досадно, что Пленник не кинулся в реку вытаскивать мою Черкешенку – да, сунься-ка; я плавал в кавказских реках, – тут утонешь сам, а ни чорта не сыщешь; мой пленник умный человек, рассудительный, он не влюблен в Черкешенку – он прав, что не утопился”. В “Кавказском пленнике” в русской литературе явился новый герой, герой своего времени и новый жанр “лирической поэмы”, “романтической поэмы”.
   Таков поэтический итог первой поездки Пушкина на Северный Кавказ.

   2. Вторая поездка Пушкина на Кавказ и ее творческие итоги

   Новой встречи с поэтом Кавказ ждал девять лет. И вот в 1829 году Пушкин снова на Кавказе. Уже написаны “Кавказский пленник”, который вызвал много восторгов, и пленительное стихотворение “Не пой, красавица, при мне…”. После второго пребывания на Кавказе им созданы “Кавказ”, “Обвал”, “Калмычке”, “Монастырь на Казбеке”, “На холмах Грузии лежит ночная мгла”, “Из Гафиза”, “Делибаш”, “Меж горных стен несется Терек”, “И вот ущелье мрачных скал”, “Страшно и скучно”, “Путешествие в Арзрум”.
   Северному Кавказу посвящена первая глава “Путешествия в Арзрум”. Первая запись сделана в Георгиевске 15 мая 1829 года, вторая – во Владикавказе 22 мая. Пушкин рассказывает в них о встрече и разговорах с Ермоловым, описывает маршрут следования, сравнивая знакомые ему места по первой поездке с их нынешним состоянием.
   В “Путешествии в Арзрум” поэт подробно описывает свой путь от Георгиевска до Владикавказа и Ларса и дорожные впечатления от посещения этих мест. Он знакомится с древними памятниками горских народов, их бытом и нравами. Привлекают его внимание воинственные черкесы, осетины – “самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе”, “спокойные и смелые женщины, обряд похорон и многое другое. Отношение к ним сочувственное, без тени пренебрежения.
   К теме Кавказа поэт постоянно обращается в многочисленных письмах. Читая письма Пушкина, Ф.М. Достоевский заметил “гениальнейшую способность Пушкина перевоплощаться в гении чужих наций”, т.е понять другую нацию. Пушкину первому было дано отобразить отношения доверия и уважения, начавшие возникать между Кавказом и Россией. Им найдена
   глубинная суть нравственного мира горцев, непривычного для
   русского восприятия того времени. Именно Пушкин является первооткрывателем Кавказа в литературе. Конечно, и до Пушкина литераторы писали о Кавказе, но “каких-нибудь двух строф, довольно прозаических, посвященных Державиным изображению Кавказа, и отрывка из послания Жуковского к Воейкову, посвященного тоже довольно прозаическому описанию (в стихах) Кавказа, слишком недостаточно для того, что бы получить какое-нибудь приблизительное понятие об этой поэтической стороне”.
   “…С легкой руки Пушкина”, писал Виссарион Белинский, “Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни смелых мечтаний. Муза Пушкина как бы освятила давно уже на деле существовавшее родство России с этим краем. И Кавказ “эта колыбель поэзии Пушкина” сделался потом и колыбелью поэзии Лермонтова”. Белинский, как никто другой, восхищался “Кавказским пленником” Пушкина и под впечатлением от поэмы называл Кавказ страною широкой, раздольной воли. Однако в одном из пятигорских писем критик обмолвился, что черкес, плен и мучительное рабство для него синонимы. Это же противоречие подметил и Лев Толстой, писавший о Кавказе, что “действительно хорош этот край дикий, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи “война и свобода”.
   При втором посещении Кавказ стал для него страной раздумий, размышлений. Не случайно, о чем бы ни писал поэт, он возвращается к Кавказу: в романе “Евгений Онегин”, в неоконченной поэме “Тазит”, в стихах “И дале мы пошли”, “Я памятник себе воздвиг”, “Подражания Корану”. Казалось бы, далекие от темы Кавказа произведения… По приезде на Кавказ Пушкин начал вести путевые записки, которые значительно позднее (в 1835 году) доработал, назвав их “Путешествием в Арзрум”. Это позволяет составить довольно полное и точное представление о его поездке. Мало того, некоторые ее эпизоды легли в основу его стихотворений, составляющих, наряду с дневником в прозе, как бы отдельные отрывки его другого, стихотворного дневника. Во второй своей поездке Пушкин размышляет о кавказской войне. В его сознании произошли большие изменения. Он уже не пишет: “Смирись, Кавказ…”. Попав под очарование несомненных успехов А.П.Ермолова, он нарисовал достаточно мрачную картину будущего “немирных” горцев:
   И смолкнул ярый крик войны:
   Все русскому мечу подвластно.
   Кавказа гордые сыны,
   Сражались, гибли вы ужасно;
   Но не спасла вас наша кровь,
   Ни очарованные брони,
   Ни горы, ни лихие кони,
   Ни дикой вольности любовь!
   (А.С. Пушкин “Кавказский пленник” (1822)
   Горные народы Кавказа жили тогда в условиях полупатриархального-полуфеодального строя, то есть стояли на относительно ранней, примитивной ступени общественного развития. С этим были связаны многие прекрасные обычаи горцев, например куначество, которое Пушкин всегда, начиная с “Кавказского пленника”, так высоко ценил. Но в то же время среди них бытовали многие кровавые и зверские обычаи, в особенности обычай кровной мести – “долга крови”, беспощадного взаимоистребления ни в чем не повинных людей. Героический дух – “дух дикого их рыцарства” – сочетался с хищной жестокостью, разбойными инстинктами, бесчеловечным обращением с пленниками-рабами. Касаясь взаимоотношений между русскими и кавказскими горцами – черкесами, Пушкин понимал всю трагическую сложность вопроса. “Черкесы нас ненавидят”, – замечает он в “Путешествии в Арзрум”, но тут же объясняет и причины, делающие понятной и в значительной мере оправдывающие эту ненависть: “Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены”. Фактически это явное осуждение жестоких методов колониальной политики русского царизма.
   Во время второго путешествия Александра Сергеевича на Кавказ мы видим совсем другого Пушкина. Исследователь кавказского периода жизни Пушкина Виноградов отмечает, что “…соответственно тому, как разительно отличались путешествия друг от друга и по маршруту и по условиям, и по времени совершения, будут также разительно отличаться суждения А.С. Пушкина о кавказской действительности до похода на Арзрум и после него”.
   С Северным Кавказом связан также неосуществленный замысел “Романа на Кавказских Водах”. В своих приездах на Воды Пушкин наблюдал жизнь съехавшихся на лечение русских семейств, наполненную забавами и развлечениями и лишенную неожиданностей и опасностей.
   К впечатлениям 1829 года относится также поэмы “Русская девушка и черкес”: “Станица – Терек – за водой – невеста – черкес на том берегу – она назначает ему свидание – он хочет увезти ее – тревога – бабы берут его в плен – отсылают в крепость – обмен – побег девушки с черкесом”. Таков неосуществленный замысел Пушкина.
   15 мая 1829 года датирована первая редакция одного из лучших стихотворений Пушкина – “На холмах Грузии лежит ночная мгла”. Это было в Георгиевске.
   Все тихо – на Кавказ идет ночная мгла,
   Восходят звезды надо мною.
   Мне грустно и легко; печаль моя светла,
   Печаль моя полна тобою,
   Тобой, одной тобой… Унынья моего
   Ничто не мучит, не тревожит,
   И сердце вновь горит и любит – оттого,
   Что не любить оно не может.
   (А.С. Пушкин “На холмах Грузии лежит ночная мгла…”
   (1929)
   Стихотворение немногим отличается от окончательной редакции, изменено лишь начало:
   На холмах Грузии лежит ночная мгла;
   Шумит Арагва предо мною…
   Стихотворение обращено к невесте поэта Н.Н Гончаровой. В стихотворении “На холмах Грузии” печаль сквозит не только в пейзаже, но и в настроении поэта. В этих строках передана романтическая мечта о волшебном Крае.
   Кавказским наблюдениям и впечатлениям обязаны своим появлением стихотворения “Калмычке” и “Дон”, а также “Был и я среди донцов”. Глубоко проникновенны малоизвестные строки из ранней редакции “Путешествие Онегина”, где поэт вспоминает свое посещение Кавказа.
   В те дни ты знал меня, Кавказ,
   В свое святилище глухое
   Ты призывал меня не раз.
   В тебя влюблен я был безумно.
   Меня приветствовал ты шумно
   Могучим гласом бурь своих.
   Я слышал рев ручьев твоих,
   И снеговых обвалов грохот,
   И клик орлов и пенье дев…
   (А.С. Пушкин “Евгений Онегин”: Ранняя редакция)
   Неизменный интерес великого поэта к кавказской тематике подтверждается также сохранившимися в его библиотеке книгами Платона Зубова “Шесть писем о Грузии и Кавказе, писанные в 1833 году” и “Подвиги русских воинов в странах Кавказских с 1800 по 1834 год”.

   Выводы

   Значение Кавказа для творчества Пушкина было огромно. Об этом еще при жизни поэта писал Н.В. Гоголь: “…Исполинский, покрытый вечным сном Кавказ, среди знойных долин поразил его; он, можно сказать, вызвал силу души его и разорвал последние цепи, которые еще тяготели на свободных мыслях. Его пленила вольная поэтическая жизнь дерзких горцев, их схватки, их быстрые, неотразимые набеги; и с тех пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию. Рисует ли он боевую схватку чеченца с казаком – слог его – молния; он так же блещет, как сверкающие сабли, и летит быстрее самой битвы. Он один только певец Кавказа: он влюблен в него всею душой и чувствами; он проникнут и напитан его чудными окрестностями, южным небом…”.
   Жизнь Пушкина и его творчество очень тесно связаны с Северным Кавказом. Великий русский поэт, по существу, первым в русской поэзии открыл кавказскую тему не по книгам и чужим рассказам, а по собственным впечатлениям от посещения этих мест.
   Свежесть, яркость и поэтичность картин Кавказа в “Кавказском пленнике” и в других лирических произведениях поэта, написанных под впечатлением путешествий на Кавказ, достоверность и колоритность изображения местного быта были с большой похвалой отмечены всеми без исключения критиками. По их мнению “Кавказский пленник” “по своим местным описаниям есть совершеннейшее произведение нашей поэзии”. Журнал “Сыны отечества” в 1822 году писал: “Пушкин, созерцая высоты поэтического Кавказа, поражен был поэзией природы дикой, величественной, поэзиею нравов и обыкновений народа грубого, но смелого, воинственного, красивого; и как поэт не мог пребыть в молчании, когда все говорило воображению его, душе и чувствованиям языком новым и сильным”.
   Обе поездки по Кавказу оставили неизгладимый след в мировоззрении Пушкина. Поэма “Кавказский пленник” представляет нам автора-романтика.
   Пушкин-романтик изображает исключительные, чаще всего контрастные психологические состояния человека. В романтической лирике того периода Пушкиным нарисованы или “могучая страсть”, подчиняющая все переживания и поступки человека, или душевная холодность. Например, в “Кавказском пленнике” Черкешенка – “страстная дева”, полная “восторгов сердца”. Ей противопоставлен хладнокровный Пленник, который погубил “страстями сердце” ее. Рисуя душевную холодность Пленника, Пушкин стремился запечатлеть характерную сторону психологии не только русской, но и западноевропейской молодёжи.
   Первая русская романтическая поэма, изданная Пушкиным, вполне отвечала его убеждению, что романтизм – это область необыкновенного. При этом Пушкин считает, что нормальные естественные страсти живут не в цивилизованном обществе, к которому принадлежит Пленник, а в диком, близком к природе, где воспиталась Черкешенка.
   Общее значение “Кавказского пленника” было очень велико. Пушкин не только дал первый образец большого романтического произведения, но и отразил характерные черты целого поколения русской и европейской молодёжи.
   Кавказские впечатления породили не только лирические отклики в душе поэта. В “Путешествии в Арзрум” в путевых записках можно прочитать его раздумья об отношениях между русскими и черкесами, между “буйной вольностью” и “законами”, природой и культурой.
   По сравнению с первой кавказской поездкой Пушкина, мы видим, как изменилось его отношение к окружающей действительности, Все это сказывается на лирике, навеянной путешествием в Арзрум. Разница между Пушкиным 1820 года – поэтом-романтиком – и Пушкиным 1829 года – зрелым художником-реалистом – выступает особенно наглядно и выразительно.
   В “Кавказском пленнике” поэт, по его собственным словам, больше “угадывал” особенности жизни и быта черкесов – и многое действительно угадал. А в “Путешествии в Арзрум” он опирается на свой личный опыт, на непосредственно увиденную им действительность, которую он воспринимал к тому же не субъективным сознанием поэта-романтика, а зорким и пытливым взором художника-реалиста и очень верно и точно воссоздавал.
   “Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ…” – пишет он в путевых заметках. И это высказывание является одним из ключей к пониманию того, почему Пушкин изменил свое отношение к окружавшей его действительности. “Путешествие в Арзрум” есть не что иное, как холодные записки, в которых нет и следа поэзии” – так оценивали критики путевые заметки Пушкина.
   Таким образом, настоящая работа подтверждает огромное влияние путешествий на Кавказ на творчество А.С. Пушкина, на его мировоззрение.
   Подтверждение этому мы можем найти в ….
   Этому свидетельствуют статьи классиков российской литературной критики, и тексты самих произведений поэта.
   Этот вывод вытекает и из критических отзывов классиков российской литературной критики, и из высказываний самого поэта. Это видно и в текстах самих произведений поэта. Достоверность и реалистичность природы Кавказа, правдивость в изображении характеров и образа жизни коренного населения – горцев, их семейный и общественный быт, любовь к свободе, гостеприимство, патриархальные нравы придают произведениям Пушкина особую неповторимость и индивидуальность. Сравнительный анализ “Кавказского пленника” и Путешествия в Арзрум” позволяет сделать вывод, о том, что А.С. Пушкин прошел сложнейший духовный путь от романтизма в период первого путешествия поэта к реализму после второго посещения Кавказа в 1829 году. Эти произведения определяют одни из главных этапов творческого развития Пушкина.
   Считаем, что поставленные нами в начале работы задачи выполнены.
   Литература
   1. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина. (1826-1830). – М.: Сов. писатель, 1967. – 723с.
   2. Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. – М.: Дет. лит-ра, 1969.- 574с., ил. – (Школьная библиотека).
   3. Блок А.А. О назначении поэта: Речь, произнесенная в Доме литераторов на торжественном собрании в 84-ю годовщину смерти Пушкина.// Хрестоматия по литературной критике для школьников и абитуриентов.- М.: Рипол-Классик, 1999.-768с.- С.188.
   4. Виноградов В.Б. Пушкинская Кубань (историко-литературоведческие этюды). – Армавир, 1999.- С.42.
   5. Гоголь Н.В. Несколько слов о Пушкине.// Хрестоматия по литературной критике для школьников и абитуриентов.- М.: Рипол-Классик, 1999.-768с.- С. 122.
   6. Достоевский Ф.М. Пушкин: Очерк. Произнесено 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности.// Хрестоматия по литературной критике для школьников и абитуриентов.- М.: Рипол-Классик, 1999.-768с.- С.171.
   7. Клычников Ю.Ю. А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов: цена прогресса на Кавказе.//Вопросы Северокавказской истории: Сборник научных статей.- Вып.6. – ч.II – Армавир, 2001.-[Электронный ресурс] – ttp://nikc.itech.ru/modules/books/.
   8. Лазарев А. В семье единой: А.С. Пушкин и национальный вопрос.//Челябинский рабочий. – 1999. 12 мая.
   9. Леонтьев К.Н. О всемирной любви. Речь Ф.М. Достоевского на пушкинском празднике.//Властитель дум. Ф.М. Достоевский в русской критике конца XIX- начала XX века.- Спб.: 1997.-С.68- 102.
   10. Маркелов Н. “Где рыскает в горах воинственный разбой…”.//Новый мир.- №8.-2007. -С.84.– (Далекое-близкое).
   11. Питерская Т. Дорожный быт Российской империи.//Родина.- №12.-2001.- С.25.
   12. Пушкинские места: Путеводитель. Ч.II. Крым; Украина и Молдавия; Кавказ и Закавказье; Поволжье и Урал.- М.: Профиздат, 1988.-352с.
   13. Сугай Л.А. Хрестоматия по литературной критике для школьников и абитуриентов.- М.: Рипол-Классик, 1999.-768с.- (сер. “Экзамен без проблем”).

3. Один из гостей взял ружье покойника, сдул с полки порох и положил его подле тела. Волы тронулись. Гости поехали следом. Тело должно было быть похоронено в горах, верстах в 30 от аула. К сожалению, никто не мог мне объяснить сих обрядов.
   Осетинцы самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе; женщины их прекрасны.
   Перед глазами Пушкина проходила тяжелая жизнь горцев. Свое отношение к ним Пушкин выразил в стихотворении “Кавказ”:
   Так буйную вольность законы теснят,
   Так дикое племя под властью тоскует;
   Так ныне бесправный Кавказ негодует,
   Так чуждые силы его тяготят.
   Одним из первых в Осетии, кто по-настоящему оценил значение А.С. Пушкина, был родоначальник осетинской художественной литературы Константин Леванович Хетагуров.
   Для Коста было дорого творчество Пушкина, и он его высоко ценил. Об этом свидетельствует ряд высказываний Коста о Пушкине, цитирование отрывков из произведений Пушкина. Так, например, в письме к А.Я. Поповой от 3 июня 1886 г. он цитирует стихотворение Пушкина: “Я помню чудное мгновенье. ”
   В 1888 г. в газете “Северный Кавказ” был напечатан фельетон осетинского поэта “Владикавказ”, в котором упоминается поэма Пушкина “Кавказский пленник”.
   В своей поэме “Чердак” герой вспоминает слова из “Медного всадника” – “Люблю тебя, Петра творенье”.
   В письме к А. Цаликовой Коста также цитирует слова из этой же поэмы: “Бываю иногда в театре, хожу во второй ряд ” назло надменному соседу”. [2, с.84]
   Казалось странным, что Коста, любивший и знавший творчество А.С. Пушкина, не посвятил ему ни одного стихотворения. Но теперь исследователь творчества К. Хетагурова Н. Джусоев в статье “Русские писатели в оценке К. Хетагурова” убедительно доказал, что стихотворение “Салам” (“Привет”) посвящено А.С. Пушкину в день 100-летия со дня его рождения.
   Стихотворение “Салам” перекликается с пушкинским “Памятником”. Адресат стихотворения назван “создателем славы наших гор”. Коста обращается к нему, как к великому человеку, прожившему 100 лет.
   Коста просит извинить свое “бессильное слово”, просит, как младший старшего. Вот как звучит подстрочный перевод стихотворения “Салам”.
   Не дал нам бог благословенья,
   Наши головы уже не в нашей воле
   И хорошо сказать не можем
   Тебе, но прости нам это.
   Наш разум – короток, сердце подавлено горем,
   Как усталый человек, бессильно наше слово.
   Ты слишком велик, чтоб быть отцом нашего народа, Наши горы недостойны тобой, им созданной славы.
   Твоя жизнь будет жива, пока будет жить род людской.
   Твоя жизнь уже теперь равна 100 жизням.
   На земле ты совершил все славные дела,
   Свою башню ты воздвиг
   Последняя строка стихотворения “Салам” является прямой перифразой строки “Памятника”: “Я памятник себе воздвиг.” Стихотворение от начала до конца свидетельствует о том, что оно является приветствием великому человеку и что этот человек является для автора высшим авторитетом в искусстве, автор считает его другом своего народа, обращается к нему от имени народа, чтобы поведать о горестях народа и выразить народную любовь к нему. В стихотворении легко заметить перекличку с основными мыслями “Памятника” Пушкина (мысли о бессмертии, о принадлежности славы поэта народу, о близости поэта к народным массам и т.д.). [16, с.379]
   Творчество А.С. Пушкина доступно и понятно и ребенку, и старику, и грамотному человеку, и человеку без образования. Нет вычурности, заумности. Восхитительные строчки его стихотворений сами ложатся на память! Пушкин является частью национальной культуры и истории. Может ли устареть культура и история? Пушкин вне времени, его поэзия искренняя, завораживает легкостью изложения и глубиной чувств. И как ни странно, находит отклик в наших душах! Мы тоже можем так чувствовать и любить, вот только выразить так не можем.
   Гениальное всегда сочетается с актуальным. Гениальное – не может быть не актуальным. Пушкин всегда актуален.
   Тема Кавказа, как известно, имеет давние традиции в русской литературе. Тема Кавказа была актуальна и во времена А.С. Пушкина, актуальна она и сейчас. Исторически так сложилось, что отношения России с кавказскими горскими народами складывались совсем непросто. Кавказская проблема всегда волновала самые широкие круги российской общественности. Кавказ всегда был одной из основных сфер политических интересов для России.
   Впервые появившись в произведениях декабристов, тема Кавказа нашла свое художественное развитие у А.С. Пушкина, А.С. Грибоедова, А.П. Марлинского, М.Ю. Лермонтова, Л.Н. Толстого. Как писала газета “Кавказ” в конце XIX века, русские писатели впервые “воспели неувядаемую прелесть Кавказа, семейный и общественный быт горцев, суровые патриархальные обычаи. любовь их к свободе, мощь духа.”.
   Как известно, Пушкин был на Кавказе два раза. Первый раз в июле-августе 1820 года в Пятигорске, Кисловодске и других поселениях Кавказских Минеральных вод. Второй раз в 1829 году из Северного Кавказа по Военно-Грузинской дороге перешел в Грузию. Впечатления от поездок нашли глубокое отражение в творчестве Пушкина.
   Поэт, глубоко русский и, несомненно, желавший победы своим соплеменникам, стремится быть предельно объективным в описании “драчливых” горцев.
   Первое художественное воплощение кавказских впечатлений Пушкина – эпилог поэмы “Руслан и Людмила”. Беловой автограф его имеет пометку: “Эпилог поэмы Руслан. Кавказ, 26 июля 1820”. Этот день (по новому стилю – 7 августа) и следует, видимо, считать датой открытия кавказской темы в творчестве Пушкина. Вот грандиозная картина Большого Кавказа, открывшаяся взору поэта со склонов Машука и Бештау:
   Забытый светом и молвою,
   Далече от брегов Невы,
   Теперь я вижу пред собою
   Кавказа гордые главы.
   Над их вершинами крутыми,
   На скате каменных стремнин,
   Питаюсь чувствами немыми
   И чудной прелестью картин
   Природы дикой и угрюмой…
   В письме к брату Льву от 24 сентября 1820 года Пушкин прямо называет географические ориентиры: “Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видел великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бештау, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной”.
   Здесь же, под сенью покоренного Бештау, Пушкин пережил минуты вдохновения, работая над “Кавказским пленником”. В посвящении к поэме, обращенном к Николаю Раевскому-младшему, он вполне определенно говорит, где возник замысел поэмы.
   …Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,
   Аулов и полей властитель пятиглавый,
   Был новый для меня Парнас.
   Забуду ли его кремнистые вершины,
   Гремучие ключи, увядшие равнины,
   Пустыни знойные, края, где ты со мной
   Делил души младые впечатленья;
   Где рыскает в горах воинственный разбой,
   И дикий гений вдохновенья
   Таится в тишине глухой?
   Поэма “Кавказский пленник” была задумана на Кавказе. А писал ее Пушкин в Гурзуфе, Кишиневе, Каменке и Киеве около шести месяцев. Первоначально поэма имела название “Кавказ”. Свою романтическую поэму Пушкин посвятил, как было уже сказано выше, Н.Н. Раевскому-младшему, с которым еще недавно проводил на Минеральных Водах “милые сердцу дни”:
   Прими с улыбкою, мой друг,
   Свободной музы приношенье:
   Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
   И вдохновенный свой досуг.
   Сюжет поэмы, в подражание властителю дум Байрону, отразил модную в те времена тему любви европейца к девушке из племени, не тронутого цивилизацией. В образе разочарованного пленника Пушкин хотел изобразить то равнодушие к жизни и ее наслаждениям, ту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи его времени. Герою противопоставлена “цельная, исполненная любви и самопожертвования натура черкешенки”.
   “Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести”, – признавался Пушкин своему кишиневскому издателю В.П. Горчакову. Поэта привлекает в горцах их любовь к свободе, мирный труд и гостеприимство, национальные песни.
   Пушкин не идеализировал горцев. Да, чеченцы и черкесы живут явным разбойничеством, в каждом из них “таится коварный хищник”, с детских лет их мужчины готовятся к бранной жизни, “к войне заранее приучаясь”. Настоящий “черкес оружием обвешен”. И все это подчинено одной задаче: ловко и быстро убить “чужака”, “в ночном мраке” напасть на казачью станицу, увести в горы отару овец или табун лошадей, притащить на аркане пленника и потом получить за него выкуп. Характеристика неприглядная, но справедливая, и в то же время в ней нет осуждения. Почему? Во-первых, потому что обычаи любого народа необходимо уважать; а, во-вторых, чеченцы и черкесы (Пушкин их, кажется, не различает) жили на своей земле и враждовали лишь с “непрошенными гостями”. Поэт особо подчеркивает, что воинственный дух горца сразу же исчезал, когда к нему обращался за помощью мирный странник, усталый путник:
   Тогда хозяин благосклонный
   С приветом, ласково, встает
   И гостю в чаше благовонной
   Чихирь отрадный подает.
   Мысль об интересе и уважении Пушкина к обычаям народов хотелось бы особенно подчеркнуть. Обычай – это память народа, память нации, а в памяти – “самостоянье человека и все величие его”.
   Благодаря “поэме “Кавказский пленник”, русское общество познакомилось с Кавказом, давно уже знакомым по оружию”. Описания дикой воли, разбойнического героизма и домашней жизни горцев дышат “чертами ярко верными”. Необычный экзотический мир Кавказа, незнакомая речь и нравы горцев воспринимались поэтом как особенный романтический мир, как романтическое там. Интересно, что сама жизнь “помогала” романтизму – Пушкин поселился в стоящем на отшибе доме Инзова и остался там жить после землетрясения, в полуразрушенном доме, окружённом запущенным разросшимся виноградником и пустырём. Всё это точно соответствовало образу “беглеца”, “добровольного изгнанника”, каковым себя Пушкин в то время ощущал. Кстати, сохранились пять (!) редакций текста поэмы (от черновиков до чистого текста), которые тщательно изучены пушкинистами. Исследования литературных критиков показали, что в первоначальном варианте поэма начиналась с эпизода пленения героя, причем ясно говорится, что он пленён не в бою как русский офицер, а был простым путником, странником (“слабый питомец нег”). Черновики непринципиально отличаются от чистовых редакций поэмы, поэтому можно утверждать, что герой “Кавказского пленника” в представлении Пушкина именно путник:
   Отступник света, друга природы
   Покинул он родной предел
   И в край далёкий полетел
   С весёлым призраком свободы.
   В своем отзыве о “Кавказском пленнике” Белинский писал: “Какие же действия должны были произвести на русскую публику эти живые, яркие, великолепно-роскошные картины Кавказа при первом появлении в свет поэмы!”
   Лучшая критика, какая когда-либо была написана на “Кавказского пленника”, принадлежит самому же Пушкину. В “Путешествии в Арзрум” находятся следующие слова, написанные им через семь лет после издания “Кавказского пленника”: Здесь я нашел измаранный список “Кавказского пленника”, и, признаюсь, прочел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно. Сам не понимаю, каким образом мог я так верно, хотя и слабо изобразить нравы и природу, виденные мною издали”. Как видим, Пушкин особенно оценил в поэме “верность” изображения. Не знаем, к какому времени относится следующее суждение Пушкина о “Кавказском пленнике”, но очень интересно как факт, доказывающий, как смело умел Пушкин смотреть на свои произведения: “Кавказский пленник” – первый неудачный опыт характера, с которым я насилу сладил; он был принят лучше всего, что я ни написал, благодаря некоторым элегическим и описательным стихам. Но зато Александр, Николай Раевские и я, мы вдоволь над ним посмеялись”.
   В “Кавказском пленнике” мы можем найти прямые указания на сходство Пушкина и его героя:
   Ты здесь найдёшь воспоминанья,
   Быть может милых сердцу дней,
   Противуречия страстей,
   Мечты знакомые, знакомые страданья
   И тайный глас души моей.
   Но в письме к В.П. Горчакову (октябрь-ноябрь 1822 г.) Пушкин написал следующее: “Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения. Я в нём хотел изобразить это равнодушие к жизни и к её наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодёжи 19-го века”. Следовательно, “пленник” – это образ обобщённый, образ “героя романтического стихотворения”.
   Самым свежим и значительным из того, что было сказано о “Кавказском пленнике” современником Пушкина, было суждение П.А. Вяземского. Вяземским впервые была поставлена важнейшая для новой литературы проблема – проблема современности героя. По убеждению критика, высокая поэзия может быть не только лирическим откликом поэта на актуальные современные вопросы и темы, но и отражением современной общественной жизни и ее противоречий в создании современных человеческих характеров. В главном герое “Кавказского пленника” Вяземский увидел отражение черт, свойственных целому поколению, характер, обобщающий настроения и чувства современной молодежи, активность и энергия которой скованы вынужденным бездействием:”. подобные лица часто встречаются взору наблюдателя в нынешнем положении общества. волнение без цели, деятельность пожирающая, неприкладываемая к существенному; упования никогда не совершаемые и вечно возникающие с новым стремлением – должны неминуемо посеять в душе тот неистребимый зародыш скуки, приторности, пресыщения которые знаменуют характер Child-Harold, Кавказского пленника и им подобных”.
   В поэме много описаний великолепной природы Кавказа.
   Великолепные картины!
   Престолы вечные снегов,
   Очам казались их вершины
   Недвижной цепью облаков,
   И в их кругу колосс двуглавый,
   В венце блистая ледяном,
   Эльбрус огромный, величавый,
   Белел на небе голубом.
   Пушкин любил свою кавказскую поэму. “…Отеческая нежность не ослепляет меня насчет “Кавказского пленника”, но, признаюсь, люблю его, сам не зная за что, в нем есть стихи моего сердца”.
   История героя поэмы, попавшего в плен к черкесам, заимствована Пушкиным из рассказов людей, с которыми встречался на Кавказе, а также из литературных источников. Достойно внимания и то обстоятельство, что оказавшись на Кавказе девять лет спустя, Пушкин в “Путешествии в Арзрум” вновь упомянул историю, положенную в основу его первой южной поэмы, как типичную: на… “вершинах ползали чуть видные стада и казались насекомыми. Мы различили и пастуха, быть может, русского, некогда взятого в плен и состарившегося в неволе”.
   Синтезируя отдельные настроения, Пушкин создал более сложный и более психологически достоверный характер. Пленник не просто поддаётся романтическим настроениям, он в самом деле охладел к любви, окаменел душой, в самом деле разочарован и т.д. Пленник хладнокровно отнёсся к смерти “черкешенки”, его спасительницы:
   Всё понял он. Прощальным взором
   Объемлет он последний раз
   Пустой аул с его забором…
   По поводу этого эпизода читатели высказывали неудовольствие, всем хотелось счастливой развязки. Но в том и художественная сила поэмы, что романтизм Пленника не в его настроениях, а в сути его характера, романтизм порождает не только романтические чувства и мысли, но и реальные поступки. Такой герой был новым и непривычным для читателя.
   Пушкин иронически отвечал читателям, желавшим счастливой развязки, в письме П.А. Вяземскому от 6 февраля 1823 г.: “Другим досадно, что Пленник не кинулся в реку вытаскивать мою Черкешенку – да, сунься-ка; я плавал в кавказских реках, – тут утонешь сам, а ни чорта не сыщешь; мой пленник умный человек, рассудительный, он не влюблен в Черкешенку – он прав, что не утопился”.
   В “Кавказском пленнике” в русской литературе явился новый герой, герой своего времени и новый жанр “лирической поэмы”, “романтической поэмы”. [14, с.98]

4. Видел я берега Кубани
   и сторожевые станицы
   любовался нашими казаками.
   А.С. Пушкин
   Еще при жизни великого поэта Александра Сергеевича Пушкина (17991837) современники называли его имя в ряду славных имен, составляющих гордость великой русской нации. Это был… не только великий русский поэт своего времени, но и великий поэт всех народов и всех веков… слава всемирная, – так восторженно писал о А.С. Пушкине известный критик В. Белинский.
   На долю поэта выпала задача огромной культурно-исторической важности, казалось бы, непосильной для одного человека, но гигант Пушкин с этой задачей справился блестяще, ибо творческий путь его был стремителен и плодотворен. Первое стихотворение Пушкина появилось в печати, когда поэту исполнилось 15 лет, а в возрасте 37 лет его уже не стало…
   А.С. Пушкин побывал на Кубани всего один раз, во время своей поездки на Кавказ с семьей генерала Николая Николаевича Раевского-старшего.
   Весной 1820 года поэт был выслан из Петербурга за участие в кружке Зеленая лампа, литературном филиале тайного политического общества, созданного для борьбы с самодержавием и крепостничеством; с назначением в канцелярию наместника Бесарабии генерала Инзова. Добравшись до Екатеринослава (г. Днепропетровск), где в те дни размещалась канцелярия наместника, Пушкин, искупавшись в Днепре, простыл и заболел. В то время через город проезжал прославленный герой Отечественной войны 1812 года генерал от кавалерии Николай Николаевич Раевский (1770 1829), которому медиками было предписано лечение на Кавказских минеральных водах.
   Вместе с генералом ехали на Кавказ и его младшие дети: дочери Софья и Мария, а также младший сын Николай, уже имевший чин ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка, давний приятель Пушкина еще по Царскому Селу, когда поэт учился в лицее.
   В одной из бедных хижин Екатеринослава Николай Раевский-младший и обнаружил больного Пушкина. По просьбе Николая штаб-лекарь Рудаковский, который сопровождал генерала на Кавказ, осмотрел больного поэта и прописал ему курс лечения, а Николай упросил грозного родителя взять Пушкина с собою на Кавказ. Будучи человеком довольно либеральных взглядов, генерал Раевский, зная истинные причины ссылки Пушкина на юг России, уладил отпуск поэта с его начальством, добрейшим Иваном Никитичем Инзовым, генералом от инфантерии, и Пушкин получил разрешение выехать на Кавказ.
   Двадцатилетний поэт с большой радостью воспринял известие, что ему разрешена дальняя поездка. В конце мая семейство Раевских вместе с Пушкиным переправилось через широкий Днепр невдалеке от коварных порогов, где некогда обреталась запорожская вольница, впоследствии воспетая с великим вдохновением Н.В. Гоголем.
   Путешествия в те годы были лишены самых элементарных удобств, они были к тому же длительными и тяжелыми, поэтому в жизни людей, их совершающих, оставались большими событиями и запоминались на всю жизнь. Никакого транспорта тогда, кроме лошадей, не существовало. На почтовых станциях часто не только нельзя было достать продукты, но и даже получить стакан чаю. Поэтому бывалые люди везли с собою провиант в специальных ящиках-погребках; самовары, угли к ним, а кто победнее, те обходились простыми чайниками.
   Поезд Раевских состоял из открытой коляски с откидным верхом и двух четырехместных карет. В одной карете ехали дочери с бонной мисс Мяттен и компаньонкой дочерей татаркой Зарой, которую все звали Анной Ивановной. Во второй карете ехал сам генерал с доктором, а Николай с Пушкиным впереди, в упомянутой коляске.
   На почтовых станциях при замене лошадей было слышно, как ямщики говаривали: Второй Спас яблочком разговляется; На второй Спас и нищий яблочко съест; Спас любит нас. В те же дни отмечался и Успенский пост, когда на трапезе разрешалось пить вино и кушать рыбу. Все это на базарах можно было купить у веселых казачек. Путешественники, особенно молодые мужчины, делали это с особым удовольствием. Пушкин прибыл на Кавказ не с пренебрежительностью, с которой приезжали сюда многие русские дворяне, а с любовью русского народа к многочисленным народам Кавказа. И покидал его не как пресыщенный завоеватель, а с душевным восторгом, который возник в нем под влиянием величавой природы Кавказа, и гуманным чувством к населяющим его горцам, ведущим борьбу за свою независимость.
   Вскоре генерал Раевский известил командующего войсками на Кавказской линии генерала К.К. Сталя и войскового атамана Черноморского казачьего войска полковника Григория Кондратьевича Матвеева, что он будет следовать в Крым через Ставрополь и Черноморию.
   Одновременно генерал Раевский обратился с просьбой и к наместнику Кавказа генералу от инфантерии Алексею Петровичу Ермолову, старому боевому товарищу, с просьбой оказать содействие в безопасном проезде в Крым по землям, находившимся в его ведении. Ермолов живо откликнулся из далекого Тифлиса двумя распоряжениями: генералу Сталю и полковнику Матвееву, чтобы они обеспечили безопасный проезд генерала Раевского вдоль подчиненных им кордонных линий.
   К этому предписанию был приложен маршрут движения, по которому проехал по Черномории, как в те годы называли Область Войска Черноморского, генерал Раевский с семейством и Пушкиным. Сохранился и этот документ:
   Выписка из маршрута Господина Главного Директора путей сообщения Бетанкура.
   От Ставрополя
   до Прочного Окопа 70 верст (р-н г. Армавира. В.С.)
   до Царицынской 15 верст (х. Северо-Кавказский. В.С.)
   до Григориполлис 15 верст
   до Кавказской 30 верст. 13-го сентября ночлег
   до Казанской 28 верст
   до Тифлисской 15 верст
   до Усть-Лабинской 17 верст
   до Корсунской 30 верст
   до Екатеринодара 18 верст. 14 сентября ночлег
   до Копанской 30 верст (х. Копанский. В.С.)
   до Мышастовской 18 верст (ст. Ново-Мышастовская. В.С.)
   до Кара-Кубанской 24 версты (х. Водный. В.С.)
   до Копыла 20 верст (г. Славянск-на-Кубани. В.С.)
   до Калауса 28 верст. 15 сентября ночлег (у ст. Анастасиевской. В.С.)
   до Курки 25 верст (х. Красный Октябрь. В.С.)
   до Темрюка 18 верст
   до Сенной 17 верст
   до Фанагории 26 верст. 16 сентября ночлег (ст. Тамань. В.С.)
   Возвратимся в жаркий день 5 августа, когда Раевские оставили Кавказ и выехали на бывшую Азово-Моздокскую дорогу. И она повела Раевских уже на юг по косогорам и сухим лощинам и через несколько часов вывела к станице Сенгилеевской, основанной хоперскими казаками у валов суворовского фельдшанца Державного, последнего укрепления Кубанской кордонной линии, построенной великим Александром Васильевичем Суворовым в 1778 году. Еще верст сорок жаркого пути, и путники увидели на высоком плато, вошедшем в историю как Форштатская гора, серы валы крепости Прочный Окоп, где размещалась штаб-квартира начальника Правого фланга Кавказской кордонной линии. Под горой была видна лента пока ещё узкой реки Кубани, за которой к горизонту уходили леса и рощи Закубанья, кое-где пронизанные дымками черкесских аулов.
   Если на Кавказ Раевские ехали днем и ночью, то теперь от Ставрополя они передвигались только днем, да еще с конным конвоем. С заходом солнца Раевские, как и все путешественники, будут укрываться на ночлег за стенами пограничных укреплений, где стояли приличные числом гарнизоны с артиллерией.
   История ничего не оставила нам о пребывании в крепости Прочный Окоп семейства Раевских и молодого Пушкина. Ни комендант крепости майор Широкий, ни Пушкин, ни сам генерал ничего не упоминают в записях, дошедших до нас, об этом событии. И хотя в маршруте ночлег в Прочном Окопе не указан, но, судя по расстоянию, он в этой крепости все же, видимо, был. От крепостных ворот, что были у Круглой батареи, дорога круто поворачивала вправо, на запад, и далее шла, повиливая у самого края высокого правобережья, огибая поросшие тернами овраги, спускающиеся к Кубани. Оставив позади Старую и Новую станицы Прочноокопские, версты через четыре путники проехали карантин, валы которого и ныне видны западнее последней станицы на правом склоне Холодной балки. Поднявшись по косогору на высокое правобережье, которое ныне названо именем А.С. Пушкина и где установлен ему каменный памятный знак, и далее вниз по Кубани, Раевские встречали то пограничный пикет с плетневыми оборонительными стенами и торчащей над ним дозорной вышкой; то конный разъезд, осматривающий прикубанские овраги, заросшие кустарником, и сам берег, укрытый кудрявыми вербами, которые и ныне украшают русло Кубани.
   Оставив слева Новиньский пикет, Раевские спустились через четыре версты в обширную лощину с протекающей по ней узенькой, с сонным течением, речкой Горькой, в устье которой возвышались валы Царицынского поста, бывшей крепости Царицынской, построенной А.В. Суворовым весной 1778 года в составе укреплений Кубанской кордонной линии. Здесь великий полководец из-за нехватки войск оставил берег Кубани и потянул свою линию кордонных укреплений вверх по речке Горькой, придерживаясь кратчайшего направления на Ставрополь, стоящий на Азово-Моздокской линии. В этом направлении, у хутора Веселого, со

5. Впечатления от поездок на Северный Кавказ в 1820 и 1829 годах нашли глубокое отражение в творчестве Пушкина.
   Величественная природа этих мест, быт и нравы горских народов вдохновили поэта на создание поэм «Кавказский пленник» и «Тазит», свыше десятка шедевров его лирики посвящены кавказской теме. Отдельные произведения были написаны на Кавказе, другие — в южной ссылке и в Петербурге.
   В эпилоге к «Руслану и Людмиле», созданном на Кислых водах в июле 1820 года, Пушкин вспоминает свою высылку из Петербурга и душевное состояние в те дни:
   Я погибал… Святой хранитель
   Первоначальных, бурных дней,
   О дружба, нежный утешитель
   Болезненной души моей!
   Ты умолила непогоду;
   Ты сердцу возвратила мир;
   Ты сохранила мне свободу,
   Кипящей младости кумир!..
   Поэт любуется природой Кавказа, хотя «душа, как прежде, каждый час полна томительною думой».
   Далече от брегов Невы,
   Теперь я вижу пред собою
   Кавказа гордые главы.
   Над их вершинами крутыми,
   На скате каменных стремнин,
   Питаюсь чувствами немыми
   И чудной прелестью картин
   Природы дикой и угрюмой…
   Свое недавнее пребывание на Кавказских Минеральных Водах Пушкин вспоминал и в стихотворении:
   Я видел Азии бесплодные пределы,
   Кавказа дальний край, долины обгорелы,
   Жилище дикое черкесских табунов,
   Подкумка знойный брег, пустынные вершины.
   Обвитые венцом летучих облаков,
   И закубанские равнины!
   Ужасный край чудес!., там жаркие ручьи
   Кипят в утесах раскаленных,
   Благословенные струи!
   Надежда верная болезнью изнуренных.
   Мой взор встречал близ дивных берегов
   Увядших юношей, отступников пиров,
   На муки тайные Кипридой осужденных,
   И юных ратников на ранних костылях,
   И хилых стариков в печальных сединах.
   Поэма «Кавказский пленник» была задумана еще на Кавказе. Пушкин писал ее в Гурзуфе, Кишиневе, Каменке и Киеве около шести месяцев. Эпилог помечен:
   «Одесса. 1821. 15 мая». Первоначально поэма имела название «Кавказ».
   Свою романтическую поэму Пушкин посвятил Н. Н. Раевскому-младшему, с которым еще недавно проводил на Минеральных водах «милые сердцу дни»:
   Прими с улыбкою, мой друг, Свободной музы приношенье:
   Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
   И вдохновенный свой досуг.
   Поэт вспоминает летние дни 1820 года, которые он провел вместе с Н. Н. Раевским на водах:
   Во дни печальные разлуки
   Мои задумчивые звуки
   Напоминали мне Кавказ,
   Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,
   Аулов и полей властитель пятиглавый,
   Был новый для меня Парнас.
   Забуду ли его кремнистые вершины,
   Гремучие ключи, увядшие равнины,
   Пустыни знойные, края, где ты со мной Делил души младые впечатленья;
   Где рыскает в горах воинственный разбой,
   И дикий гений вдохновенья
   Таится в тишине глухой?..
   Сюжет поэмы, в подражание властителю дум Байрону, отразил модную в те времена тему любви европейца к девушке из племени, не тронутого цивилизацией. В образе разочарованного пленника Пушкин «хотел изобразить то равнодушие к жизни и ее наслаждениям, ту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи его времени».
   Горою противопоставлена «цельная, исполненная любви и самопожертвования натура черкешенки».
   «Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести»,—признавался Пушкин своему кишиневскому приятелю В.П.Горчакову. Поэта привлекает в горцах их любовь к свободе, мирный труд и гостеприимство, национальные песни.
   Уж меркнет солнце за горами;
   Вдали раздался шумный гул;
   С полей народ идет в аул,
   Сверкая светлыми косами.
   Пришли; в домах зажглись огни,
   И постепенно шум нестройный
   У молкнул; все в ночной тени
   Объято негою спокойной…
   В поэме много описаний великолепной природы Кавказа. Ее герой,
   Влачася меж угрюмых скал,
   В час ранней утренней прохлады,
   Вперял он любопытный взор
   На отдаленные громады
   Седых, румяных, синих гор. Великолепные картины!
   Престолы вечные снегов,
   Очам казались их вершины
   Недвижной цепью облаков,
   И в их кругу колосс двуглавый,
   В венце блистая ледяном,
   Эльбрус огромный, величавый,
   Белел на небе голубом…
   Пушкин любил свою кавказкую поэму. «Местные краски верны,—писал он Гнедичу в апреле 1822 года,—но понравятся ли читателям, избалованным поэтическими панорамами Байрона и Вальтера Скотта?.. Отеческая нежность не ослепляет мeня насчет «Кавказского пленника», но, признаюсь, люблю его, сам не зная за что; в нем есть стихи моего сердца». Сознавая несовершенство образов героев, недостатки композиции и стиля поэмы, поэт и позднее считал ее своей творческой удачей: «Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно»,— записал он в 1829 году, перечитав поэму во время путешествия по Кавказу.
   История героя поэмы, попавшего в плен к черкесам, заимствована Пушкиным из рассказов людей, с которыми встречался на Кавказе, а также из литературных источников. Известны были и факты пленения горцами генерала Дельпоццо, майора Шведова и дальнего родственника поэта Ф. Н. Немцова.
   Достойно внимания и то обстоятельство, что, оказавшись на Кавказе десять лет спустя, Пушкин в «Путешествии в Арзрум» вновь упомянул историю, положенную в основу его первой южной поэмы, как типичную: на горных «вершинах ползали чуть видные стада и казались насекомыми. Мы различили и пастуха, быть может, русского, некогда взятого в плен и состарившегося в неволе».
   В своем отзыве о «Кавказском пленнике» Белинский писал: «Какие же действия должны были произвести на русскую публику эти живые, яркие, великолепно-
   роскошные картины Кавказа при первом появлении в свет поэмы! С тех пор, с легкой руки Пушкина, Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии…»
   И в эпилоге к «Кавказскому пленнику» Пушкин, прощаясь с читателем, еще раз вернулся к своей музе, воспевшей Кавказ:
   Так Муза, легкий друг Мечты
   К пределам Азии летала
   И для венка себе срывала
   Кавказа дикие цветы.
   Ее пленял наряд суровый
   Племен, возросших на войне,
   И часто в сей одежде новой
   Волшебница являлась мне;
   Вокруг аулов опустелых
   Одна бродила по скалам
   И к песням дев осиротелых
   Она прислушивалась там;
   Любила бранные станицы,
   Тревоги смелых казаков,
   Курганы, тихие гробницы,
   И шум, и ржанье табунов…
   Здесь же Пушкин призывает свою музу воспеть «Мстислава древний поединок». Поэта волновали мысли о создании эпической поэмы, посвященной князю Мстиславу Владимировичу Храброму — правителю Тмутараканского государства (XI век). В 1822 году Пушкин работал над планом поэмы. Он собирался рассказать о непобедимых походах князя против хазаров и касогов (тогдашнее название черкесов). Эти события в поэме должны переплетаться со сказочно-былинными эпизодами о любви царевны касогов к князю Мстиславу. Замысел остался незавершенным.
   Таков поэтический итог первой поездки Пушкина на Северный Кавказ.
   Вторая поездка в 1829 году нашла свое отражение в «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года», поэме «Тазит», незавершенном «Романе на Кавказских минеральных водах», стихотворениях «Желал я душу освежить», «Калмычке», «Все тихо, на Кавказ идет ночная мгла… (первая редакция стихотворения «На холмах Грузии лежит ночная мгла»), «Дон», «На картинки к «Евгению Онегину» в «Невском альманахе», в строфах о Кавказе «Путешествия Онегина» и эскизном плане о русской девушке и черкесе. Современник и знакомый Пушкина писатель В. В. Измайлов писал П. А. Вяземскому в июне 1829 года: «Пушкин на полете к югу и, вероятно, к новой славе литературной».
   Северному Кавказу посвящена первая глава «Путешествия в Арзрум». В ее основу легли путевые записи поэта во время странствования. Первая запись сделана в Георгиевске 15 мая, вторая — во Владикавказе 22 мая.
   Пушкин рассказывает в них о встрече и разговорах с Ермоловым, описывает маршрут следования, сравнивая знакомые ему места по первой поездке с их нынешним состоянием.
   В «Путешествии в Арзрум» поэт подробно описывает свой новый путь от Гeоргиевска до Владикавказа и Ларса и дорожные впечатления от посещения этих мест. Он знакомится с древними памятниками горских народов, их бытом и нравами. Привлекают его внимание воинственные черкесы, осетины — «самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе», «спокойные и смелые» женщины, обряд похорон и многое другое. Отношение к ним сочувственное, без тени пренебрежения. Опубликованное в 1836 году на страницах «Современника», «Путешествие в Арзрум» было встречено реакционной булгаринской «Северной пчелой» такой репликой: «Кавказ, Азия и война! Уже в этих трех словах поэзия, а «Путешествие в Арзрум» есть не что иное как холодные записки, в которых нет и следа поэзии».
   Вторая кавказская поэма о Гасубе и его сыне Тазите написана по свежим впечатлениями от посещения одного из осетинских аулов вблизи Владикавказа. «Я посетил один из них и попал на похороны. Около сакли толпился народ. На дворе стояла арба, запряженная двумя волами: родственники и друзья умершего съезжались со всех сторон и с громким плачем шли в саклю, ударяя себя кулаками в лоб. Женщины стояли смирно…» Эти наблюдения Пушкина вскоре вылились в поэтические строки:
   Не для бесед и ликований,
   Не для кровавых совещаний,
   Не для расспросов кунака,
   Не для разбойничьей потехи
   Так рано съехались адехи
   На двор Гасуба старика.
   В нежданной встрече сын Гасуба
   рукой завистника убит
   Вблизи развалин Татартуба.
   В родимой сакле он лежит.
   Обряд творится погребальный.
   Звучит уныло песнь муллы.
   В арбу ‘впряженные волы
   Стоят пред саклею печальной.
   Двор полон тесною толпой.
   Подъемлют гости скорбный вой
   И с плачем бьют нагрудны брони…
   Убийство сына «рукою завистника» требовало кровной мести. По чеченским обычаям того времени, «обиженные искали случая и средства отомстить не только виновному, но и всему его роду». Старик Гасуб, чеченец (адех), верен заветам старины. Однако младший сын нарушает священный обычай своего дикого народа и отказывается отомстить за убитого брата. Он милосерден к убийце, которого встретил в одиночестве, «израненным и безоружным».
   Отец проклинает сына и прогоняет его:
   Поди ты прочь — ты мне не сын,
   Ты не чеченец — ты старуха,
   Ты трус, ты раб…
   Будь проклят мной! поди — чтоб слуха
   Никто о робком не имел,
   Чтоб вечно ждал ты грозной встречи,
   Чтоб мертвый брат тебе на плечи
   Окровавленной кошкой сел
   И к бездне гнал тебя нещадно…
   Таким представил Пушкин отца, приверженца патриархальных устоев своего
   народа, и сына, представителя новой, гуманной идеологии. В этой трагической коллизии — существо поэмы «Тазит». Кроме того, в поэме реалистично описана своеобразная жизнь горцев, распространенный обычай аталычества (отдавать малолетних сыновей на воспитание в чужие аулы и к другим народностям), воинские забавы молодежи и высказаны мысли об исторической судьбе этого народа.
   Белинский восторженно отозвался о поэме: «Случилось так, что и одно из последних произведений Пушкина опять посвящено было тому же Кавказу, тем же горцам. Но какая огромная разница между «Кавказским пленником» и «Галубом»! Словно в разные века и разными поэтами написаны эти две поэмы!..»
   Поэма «Тазит» была начата Пушкиным вскоре по возвращении из Арзрума. Вновь он вернулся к работе над ней в 1833 году, так и не окончив ее.
   С Северным Кавказом связан также неосуществленный замысел «Романа на Кавказских минеральных водах». В свои приезды на воды Пушкин наблюдал жизнь съехавшихся на лечение русских семейстз, наполненную забавами и развлечениями и не лишенную неожиданностей и даже опасностей.
   По семи наброскам, написанным осенью 1831 года, можно судить о замысле их автора. В центре повествования не черкес, а русский: офицер Якубович собирается похитить красавицу Алину Корсакову, но цели своей не достигает. Среди других персонажей, большинство которых знакомые Пушкина по Москве, Петербургу, Кавказу, мать героини М. И. Римская-Корсакова, супруги Мерлини, майор Курилов и другле. Даже по одному наброску «Теперешнее состояние Кавказа и прежнее» можно судить о широте задуманного романа, а вернее, большой повести из жизни «Общества на водах».
   К впечатлениям 1829 года относится также план поэмы «Русская девушка и черкес»: «Станица — Терек — за водой — невеста — черкес на том берегу— она назначает ему свидание — он хочет увезти ее — тревога — бабы берут его в плен — отсылают в крепость — обмен — побег девушки с черкесом».
   С. М. Бонди, впервые опубликовавший этот план, так комментирует его: «Станица, из которой все казаки ушли на войну, остались одни бабы; девушки ходят за водой—среди них невеста (очевидно ушедшего на войну казака); черкес на том берегу—она назначает ему свиданье; во время ночного свиданья, очевидно, тревога;
   бабы берут черкеса в плен, отсылают в крепость. Затем происходит обмен пленниками, черкес возвращается домой и девушка-казачка бежит с черкесом». Таков неосуществленный замысел Пушкина.
   15 мая 1829 года датирована первая редакция одного из лучших стихотворений Пушкина — «На холмах Грузии лежит ночная мгла». Это было в Георгиевске.
   Все тихо — на Кавказ идет ночная мгла,
   Восходят звезды надо мною.
   Мне грустно и легко — печаль моя светла,
   Печаль моя полна тобою —
   Тобой, одной тобой — унынья моего
   Ничто не мучит, не тревожит,
   И сердце вновь горит и любит оттого,
   Что не любить оно не может…
   Первые две строфы стихотворения немногим отличаются от окончательной редакции.
   Изменено лишь начало:
   На холмах Грузии лежит ночная мгла;
   Шумит Арагва предо мною…
   В таком виде и без отброшенной последней строфы («Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь…») стихотворение было опубликовано в альманахе «Северные цветы» на 1831 год. Его связывают с Н.Н.Гончаровой на том основании, что в период сватовства к Наталье Николаевне Пушкин не мог говорить о любви к другой женщине и возвращении прежнего чувства. Близкий друг Пушкина В. Ф. Вяземская, посылая в 1830 году М. Н. Волконской стихотворение «На холмах Грузии лежит ночная мгла» (тогда еще не изданное), сообщает, что стихи обращены к невесте поэта Н. Н. Гончаровой.
   Кавказским наблюдениям и впечатлениям обязаны своим появлением также стихотворения «Калмычке» и «Дон», о которых мы уже писали, а также и «Был и я среди донцов». Глубоко проникновенны малоизвестные строки из ранней редакции «Путешествия Онегина», где поэт вспоминает свое посещение Кавказа:
   Во время оное былое!..
   В те дни ты знал меня, Кавказ,
   В свое святилище глухое
   Ты призывал меня не раз.
   В тебя влюблен я был безумно.
   Меня приветствовал ты шумно
   Могучим гласом бурь своих.
   Я слышал рев ручьев твоих,
   И снеговых обвалов грохот,
   И клик орлов и пенье дев…
   Неизменный интерес великого поэта к кавказской тематике подтверждается также сохранившимися в его библиотеке книгами Платона Зубова «Шесть писем о Грузии и Кавказе, писанные в 1833 году» (М., 1834) и «Подвиги русских воинов в странах Кавказских с 1800 по 1834 год» (Спб 1835—1836).
   Значение Кавказа для творчества Пушкина было огромно. Об этом еще при жизни поэта писал Н. В. Гоголь в следующих проникновенных строках: «Судьба как нарочно забросила его туда, где границы
   России отличаются резкою величавою характерностью; где гладкая неизмеримость России прерывается подоблачными горами и обвевается югом. Исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин поразил его; он, можно сказать, вызвал силу души его и разорвал последние цепи, которые еще тяготели на свободных мыслях. Его пленила вольная поэтическая жизнь дерзких горцев, их схватки, их быстрые, неотразимые набеги; и с тех пор кисть его приобрела тот широкий размах, ту быстроту и смелость, которая так дивила и поражала только что начинавшую читать Россию. Рисует ли он боевую схватку чеченца с казаком — слог его молния; он так же блещет, как сверкающие сабли, и летит быстрее самой битвы. Он один только певец Кавказа: он влюблен в него всею душой и чувствами; он проникнут и напитан его чудными окрестностями, южным небом…».

6. Многих русских писателей манил Кавказ, таинственный край, “где люди вольны, как орлы”. Кавказ называли “Тёплой Сибирью”; туда в действующую армию ссылали неугодных. На Кавказ ехали и молодые люди в жажде побывать в “настоящем деле”, туда стремились и как в экзотическую страну чудес. С 1817 Россия вела борьбу с разрозненными горскими племенами, объединившиеся в борьбе за свободу под знамёнами Шамиля. Участвовали в этой войне и иные офицеры М.Лермонтов и Л.Толстой, но не войну воспели они в своих кавказских творениях, а прекрасную, суровую, дикую красоту гор, колоритную жизнь горцев, чарующую красоту горянок, легенды и сказания аулов.
   В своё время Белинский отмечал, что Кавказ сделался для русских “заветной страной воли и неисчерпаемой поэзии” с лёгкой руки А.С.Пушкина. В его стихотворении “Обвал” с необычайной силой и поэтичностью изображена могучая и дикая природа:
   Дробясь о мрачные скалы,
   Шумят и пенятся валы,
   И надо мной кричат орлы,
   И ропщет бор,
   И блещут средь волнистой мглы
   Вершины гор.
   Своему другу Н. Раевскому Пушкин посвятил поэму “Кавказский пленник”. Восторгаясь красотой Кавказа, он писал: “Забуду ли его кремнистые вершины, Гремучие ключи, увядшие равнины…”. В этой романтической поэме противопоставлены разочарованное “дитя цивилизации” — русский, “европеец” и …, дитя природы, “дева гор”, живущая естественной жизнью, воплощение любви и самопожертвования. Поэма Пушкина открывает тему трагического противостояния России и Кавказа, тему, которая, видимо, никогда не будет исчерпана.
   Мотив любви к Кавказу проходит и через всё творчество М.Ю.Лермонтова, которого в своё время поразила поэма “Кавказский пленник”. Неудивительно, что некоторые черты (гордое одиночество, таинственность, пылкая страсть) объединяют героев пушкинской поэмы и героев Лермонтова:
   И хладен блеск его очей… …Чувства, страсти, В очах навеки догорев, Таятся, как в пещере лев, Глубоко в сердце…
   Кавказ для Лермонтова связан с воспоминаниями его детства, романтическим мироощущением, тоской по необычному, потребностью в величественном. С юношеских лет он грезил Кавказом, бывая там, он слушал рассказы про страну, записывал народные песни. Поэма “Беглец”, например, выросла из черкесской народной песни. Поэму эту следовало бы читать всем, кто в разные годы принимал решения об усмирении непокорных горских народов. Нет для черкеса большего позора, чем трусость на поле боя и неумение отомстить. С презрением отвернулся от беглеца и умирающий друг, и возлюбленная, и даже мать. И когда на утро “удар кинжала пресёк несчастного позор”, мать его лишь “хладно отвернула взор”.
   Лермонтов славит Кавказ и устами своего героя Мцыри, предпочитающего жизни в неволе три дня жизни на свободе.
   Сияньем голубого дня
   Упьюся я в последний раз.
   Оттуда виден и Кавказ!
   Быть может, он с своих высот
   Привет прощальный мне пришлёт…
   Блуждавший в пустыне мира печальный Демон находит край, достойный его судьбы и страсти:
   Прекрасен ты, суровый край свободы!
   И вы, престолы вечные природы.
   Наконец, сам поэт в стихотворении “Кавказ” восклицает:
   Как сладкую песню отчизны моей
   Люблю я Кавказ!
   Как бы предвидя современную трагедию русско-кавказских отношений, А. С. Пушкин писал:
   Кавказа гордые сыны,
   Сражались, гибли вы ужасно,
   Но не спасла вас наша кровь…
   А Лермонтов, как бы в продолжение этой жизни, философски замечает:
   И с грустью тайной и сердечной
   Я думал: ” Жалкий человек…
   Чего он хочет?… Небо ясно.
   Под небом много места всем;
   Но беспрестанно и напрасно
   Один враждует он — зачем?
   (“Валерик”)

7. Александр Пушкин всегда мечтал побывать на Кавказе, и в 1829 году перед ним открылась уникальная возможность побродить по незнакомым местностям, попутешествовать по неизведанным землям. На фоне эмоционального вдохновения, поэтом была создана целая группа стихотворений, которые были посвящены увиденному и услышанному вокруг.
   Одним из таких творческий работ стал «Кавказ». В нем, автор не только мастерски описывает окружающие его пейзажи, он философствует на жизненные темы, он размышляет на тему свободы.
   Плененный красотами природы, Пушкин описывает ее в стихотворных строках. Он пытается донести до читателя те чудеса, которые творятся в густых рощах и лесах.
   Однако поэт пишет и о совершенно другой крайности этого прекрасного явления. Ведь, кроме птиц и животных, в этих густых зарослях живут люди, которые всеми силами стараются выжить и добыть пищу для пропитания.
   В ходе стихотворения мы видим образы людей, которые все свободное время тратят на то, чтобы выжить. Они не имею четкого описания внешности и вида деятельности. Такие особенности описания людей дополняют идиллию природы и создают уникальное стихотворное произведение.
   Пушкин пытается наделить свойствами живого человека реки Кавказа. Он описывает их мощь и cилу, он говорит об их напористых возможностях. Автор сравнивает звуки реки Терек с воем зверя. Автор замечает тот факт, что человек, рядом с такой стихией, совершенно беспомощен.
   Пушкин размышляет о том, что и он сам не в состоянии справится с теми стенами, которое построило для него окружающее общество. Он сравнивает себя с водными потоками реки, которые не в силах сдвинуть каменные склоны. Действие воды он наделяет силами разрушения. А действия своих стихотворных работ он наделяет силами созидания. Поэт пытается повлиять, а также изменить мировоззрение окружающих людей, донести до них истину. Но, Пушкин понимает, что все это, только неосуществимые мечты. Им не суждено сбыться. Его внутренняя война с окружающим миром кажется поэту проигрышной.

8. После возвращения из ссылки А. С. Пушкин жил под постоянным наблюдением царя и начальника жандармов. Тема свободы для поэта, пережившего шесть лет изгнания и преследований на Юге и в Михайловском, остается по-прежнему актуальной. В 1828 году Пушкин просил царя об отправке его на Кавказ, в действующую армию, и получил отказ. В 1829 году поэт самовольно едет на Юг, в Арзрум. Ему хотелось повидать ссыльных друзей-декабристов. Пушкину удалось встретиться с друзьями, но Кавказ приказано было покинуть. В Москве, вернувшись из Арзрума, он написал стихотворение «Кавказ».
   «Кавказ подо мною», — так начинает поэт свой рассказ. Он «в вышине», «над снегами», «у края стремнины». Только орел, гордая и свободная птица, парит наравне с поэтом. Перед ним открываются бесконечные дали: «нагие громады» утесов, горные потоки, «рощи, зеленые сени, где птицы щебечут, где скачут олени». А внизу, ближе к «веселым долинам» гнездятся жилища людей, и «нищий наездник таится в ущелье».
   С молодым зверем, запертым в железной клетке, поэт сравнивает Терек — могучую и быструю горную реку, стесненную горным ущельем. Он «бьется о берег в вражде бесполезной», преодолевая преграды на своем пути.

9. Кавказ
   Многих русских писателей манил Кавказ, таинственный край, “где люди вольны, как “орлы”: Кавказ называли “Тёплой Сибирью”; туда в действующую армию ссылали неугодных. На Кавказ ехали и молодые люди в жажде побывать в “настоящем деле”, туда стремились и как в экзотическую страну чудес. С 1817 Россия вела борьбу с разрозненными горскими племенами, объединившиеся в борьбе за свободу под знамёнами Шамиля. Участвовали в этой войне и иные офицеры М. Лермонтов и Л. Толстой, но не войну воспели они в своих кавказских творениях, а прекрасную, суровую, дикую красоту гор, колоритную жизнь горцев, чарующую красоту горянок, легенды и сказания аулов.
   В своё время Белинский отмечал, что Кавказ сделался для русских “ заветной страной воли и неисчерпаемой поэзии” с лёгкой руки А. С. Пушкина. В его стихотворении “Обвал” с необычайной силой и поэтичностью изображена могучая и дикая природа:
   Дробясь о мрачные скалы,
   Шумят и пенятся валы,
   И надо мной шумят орлы
   И ропщет бор…
   И блещут средь волнистой мглы
   Вершины гор.
   Своему другу Н. Раевскому Пушкин посвятил поэму “Кавказский пленник”.
   Восторгаясь красотой Кавказа, он писал: “Забуду ли его кремнистые вершины,
   Гремучие ключи, увядшие равнины. В этой романтической поэме противопоставлены разочарованное “ дитя цивилизации”- русский, “европеец” и дитя природы, “дева гор”, живущая естественной жизнью, воплощение любви и самопожертвования. Поэма Пушкина открывает тему трагического противостояния России и Кавказа, тему, которая, видимо никогда не будет исчерпана.
   Мотив любви к Кавказу проходит и через всё творчество М. Ю. Лермонтова, которого в своё время поразила поэма “Кавказский пленник”. Неудивительно, что некоторые черты (гордое одиночество, таинственность, пылкая страсть) объединяют героев пушкинской поэмы и героев Лермонтова:
   И хладен блеск его очей…
   …Чувства, страсти,
   В очах навеки догорев,
   Таятся, как в пещере лев,
   Глубоко в сердце…
   Кавказ для Лермонтова связан с воспоминаниями его детства, романтическим мироощущением, тоской по необычному, потребностью в величественном. С юношеских лет он грезил Кавказом, бывая там, он слушал рассказы про страну, записывал народные песни. Поэма “Беглец”, например, выросла из черкесской народной песни. Поэму эту следовало бы читать всем, кто в разные годы принимал решения об усмирении непокорных горских народов.
   Нет для черкеса большего позора, чем трусость на поле боя и неумение отомстить. С презрением отвернулся от беглеца и умирающий друг, и возлюбленная, и даже мать. И когда на утро “ удар кинжала пресёк несчастного позор”, мать его лишь “ хладно отвернула взор”.
   Лермонтов славит Кавказ и устами своего героя Мцыри, предпочитающего жизни в неволе 3-и дня жизни на свободе.
   Сияньем голубого дня
   Упьюся я в последний раз.
   Оттуда виден и Кавказ!
   Быть может он с своих высот
   Привет прощальный мне пришлёт…
   Блуждавший в пустыне мира печальный Демон находит край, достойный его судьбы и страсти:
   Прекрасен ты, суровый край свободы!
   И вы, престолы вечные природы.
   Наконец, сам поэт в стихотворении “Кавказ” восклицает:
   Как сладкую песню отчизны моей
   Люблю я Кавказ!
   Тема Кавказа нашла отражение и в творчестве Л.Н. Толстого. В его произведениях мы найдём и описание гор Кавказа, их “громадности” и “воздушности”, их бесконечной красоты, перед которой такими мелкими кажутся жизненные прежние впечатления. Мы найдём описание чеченских аулов и казацких станиц, расположенных в трёхстах саженях друг от друга. Мы узнаем, что издавна эти народы живут вместе, и обычаи их переплелись, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляют главные черты их характера.
   Но в произведениях Толстого Кавказ предстаёт и как арена исторической драмы, как место удовлетворения великодержавного тщеславия. Повесть “Кавказский пленник” -произведение простое и ясное. Лёгкое в восприятии, оно даёт ответы на сложнейшие нравственно-философские вопросы: можно ли быть милосердным к врагу и простить предательство товарища, стоит ли из-за национальной розни перечёркивать гуманные, человеческие отношения.
   В последние годы жизни Толстого привлекла личность сподвижника Шамиля- свободолюбивого и мужественного Хаджи – Мурата. Непокорённый, он бежал и погиб, защищая свою свободу, жизнь своей семьи. Толстой явно сочувствует своему герою, отмечая, наряду с храбростью и удалью, его какую-то детскую непосредственность. И в тоже время жестокость, мстительность горцев вызывают осуждение писателя. Война есть война, она всегда кровь, пожарища, плач вдов, матерей и сирот. Видеть это писателю больно, любое убийство для него противоестественно.
   Как бы предвидя современную трагедию русско-кавказских отношений, А.С. Пушкин писал:
   Кавказа гордые сыны,
   Сражались, гибли вы ужасно,
   Но не спасла вас наша кровь…
   А Лермонтов, как бы в продолжении этой жизни, философски замечает:
   И с грустью тайной и сердечной
   Я думал: “ Жалкий человек…
   Чего он хочет?… Небо ясно.
   Под небом много места всем;
   Но беспрестанно и напрасно
   Один враждует он –зачем?
   (“ Валерик ”)

10. Кавказ Многих русских писателей манил Кавказ, таинственный край, “где люди вольны, как “орлы”: Кавказ называли “Тёплой Сибирью”; туда в действующую армию ссылали неугодных. На Кавказ ехали и молодые люди в жажде побывать в “настоящем деле”, туда стремились и как в экзотическую страну чудес. С 1817 Россия вела борьбу с разрозненными горскими племенами, объединившиеся в борьбе за свободу под знамёнами Шамиля. Участвовали в этой войне и иные офицеры М. Лермонтов и Л. Толстой, но не войну воспели они в своих кавказских творениях, а прекрасную, суровую, дикую красоту гор, колоритную жизнь горцев, чарующую красоту горянок, легенды и сказания аулов.
    В своё время Белинский отмечал, что Кавказ сделался для русских “ заветной страной воли и неисчерпаемой поэзии” с лёгкой руки А. С. Пушкина. В его стихотворении “Обвал” с необычайной силой и поэтичностью изображена могучая и дикая природа:
    Дробясь о мрачные скалы,
    Шумят и пенятся валы,
    И надо мной шумят орлы
    И ропщет бор…
    И блещут средь волнистой мглы
    Вершины гор.
    Своему другу Н. Раевскому Пушкин посвятил поэму “Кавказский пленник”.
    Восторгаясь красотой Кавказа, он писал: “Забуду ли его кремнистые вершины,
    Гремучие ключи, увядшие равнины. В этой романтической поэме противопоставлены разочарованное “ дитя цивилизации”- русский, “европеец” и дитя природы, “дева гор”, живущая естественной жизнью, воплощение любви и самопожертвования. Поэма Пушкина открывает тему трагического противостояния России и Кавказа, тему, которая, видимо никогда не будет исчерпана.
    Мотив любви к Кавказу проходит и через всё творчество М. Ю. Лермонтова, которого в своё время поразила поэма “Кавказский пленник”. Неудивительно, что некоторые черты (гордое одиночество, таинственность, пылкая страсть) объединяют героев пушкинской поэмы и героев Лермонтова:
    И хладен блеск его очей…
    …Чувства, страсти,
    В очах навеки догорев,
    Таятся, как в пещере лев,
    Глубоко в сердце…
    Кавказ для Лермонтова связан с воспоминаниями его детства, романтическим мироощущением, тоской по необычному, потребностью в величественном. С юношеских лет он грезил Кавказом, бывая там, он слушал рассказы про страну, записывал народные песни. Поэма “Беглец”, например, выросла из черкесской народной песни. Поэму эту следовало бы читать всем, кто в разные годы принимал решения об усмирении непокорных горских народов.
    Нет для черкеса большего позора, чем трусость на поле боя и неумение отомстить. С презрением отвернулся от беглеца и умирающий друг, и возлюбленная, и даже мать. И когда на утро “ удар кинжала пресёк несчастного позор”, мать его лишь “ хладно отвернула взор”.
    Лермонтов славит Кавказ и устами своего героя Мцыри, предпочитающего жизни в неволе 3-и дня жизни на свободе.
    Сияньем голубого дня
    Упьюся я в последний раз.
    Оттуда виден и Кавказ!
    Быть может он с своих высот
    Привет прощальный мне пришлёт…
    Блуждавший в пустыне мира печальный Демон находит край, достойный его судьбы и страсти:
    Прекрасен ты, суровый край свободы!
    И вы, престолы вечные природы.
    Наконец, сам поэт в стихотворении “Кавказ” восклицает:
    Как сладкую песню отчизны моей
    Люблю я Кавказ!
    Тема Кавказа нашла отражение и в творчестве Л.Н. Толстого. В его произведениях мы найдём и описание гор Кавказа, их “громадности” и “воздушности”, их бесконечной красоты, перед которой такими мелкими кажутся жизненные прежние впечатления. Мы найдём описание чеченских аулов и казацких станиц, расположенных в трёхстах саженях друг от друга. Мы узнаем, что издавна эти народы живут вместе, и обычаи их переплелись, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляют главные черты их характера.
    Но в произведениях Толстого Кавказ предстаёт и как арена исторической драмы, как место удовлетворения великодержавного тщеславия. Повесть “Кавказский пленник” -произведение простое и ясное. Лёгкое в восприятии, оно даёт ответы на сложнейшие нравственно-философские вопросы: можно ли быть милосердным к врагу и простить предательство товарища, стоит ли из-за национальной розни перечёркивать гуманные, человеческие отношения.
    В последние годы жизни Толстого привлекла личность сподвижника Шамиля- свободолюбивого и мужественного Хаджи – Мурата. Непокорённый, он бежал и погиб, защищая свою свободу, жизнь своей семьи. Толстой явно сочувствует своему герою, отмечая, наряду с храбростью и удалью, его какую-то детскую непосредственность. И в тоже время жестокость, мстительность горцев вызывают осуждение писателя. Война есть война, она всегда кровь, пожарища, плач вдов, матерей и сирот. Видеть это писателю больно, любое убийство для него противоестественно.
    Как бы предвидя современную трагедию русско-кавказских отношений, А.С. Пушкин писал:
    Кавказа гордые сыны,
    Сражались, гибли вы ужасно,
    Но не спасла вас наша кровь…
    А Лермонтов, как бы в продолжении этой жизни, философски замечает:
    И с грустью тайной и сердечной
    Я думал: “ Жалкий человек…
    Чего он хочет?… Небо ясно.
    Под небом много места всем;
    Но беспрестанно и напрасно
    Один враждует он –зачем?
    (“ Валерик ”)

11. Александр Пушкин
    Александр Сергеевич Пушкин — русский поэт, драматург и прозаик, создатель современного русского литературного языка.
    Родился: 06.06.1799, Москва
    Умер: 10.02.1837 (37 лет)
    Популярные произведения А.С. Пушкина
    К морю
    Кавказ
    Когда за городом, задумчив я брожу
    Паж, или Пятнадцатый год
    Повести Белкина: Станционный смотритель
    Поэт
    Узник
    Я памятник себе воздвиг нерукотворный…
    Деревня
    Капитанская дочка
    Медный всадник
    Евгений Онегин
    Другие сочинения по произведению Пушкина
    Свободолюбивая лирика Пушкина
    Пушкин – наше все.
    Чему учат нас сказки
    Моё отношение к творчеству Пушкина
    Мои Пушкин (1)
    Как отразилась любовь к родине в лирике Пушкина?
    Значение творчества А.С. Пушкина
    Сочинение “Школа будущего”
    Стихотворения А.С.Пушкина о любви.«Я вас любил…».
    Вклад Пушкина в русскую и мировую культуру
    Сочинение по сказкам А. С. Пушкина
    Тема любви в творчестве Пушкина
    ТЕМА ИСТОРИИ В ТВОРЧЕСТВЕ ПУШКИНА И ЛЕРМОНТОВА
    Что в имени тебе моем? (по творчеству Пушкина)
    Тема свободы в лирике Пушкина
    Любовь в творчестве Пушкина
    Основные темы лирики Пушкина
    Лирика Пушкина
    О судьбе России в творчестве Пушкина
    Значение лирики Пушкина для развития русской литературы

12. Летом 1829 года Александр Пушкин побывал на Кавказе, в результате чего появился на свет цикл стихов, которые условно можно отнести е поэтическим заметкам путешественника. Одним из таких произведений является “Кавказ”, который был написан под впечатление от прогулки в горах. Пушкина по праву можно отнести к числу выдающихся мастеров пейзажной лирики, однако произведения более позднего периода творчества этого поэта включают в себя и философские размышления. Именно к такой категории относится и стихотворение “Кавказ”, в котором автор высказывает свое стремление к внутренней свободе, отмечая при этом, что достичь этого практически невозможно.
    Красота южной природы действительно пленила Пушкина, который умел находить прекрасное даже в таких мелочах, как парящий в облаках орел, “утесов нагие громады” и “рощи, зеленые сени, где птицы щебечу, где скачут олени”. Однако поэт подмечает не только изысканность и величие окружающего мира, так как знает, что есть и обратная сторона медали. Ведь жизнь течет по своим законам, которые лишены романтики и наполнены повседневной прозой. Поэтому он знает, что где-то “там уж и люди гнездятся в горах”, которым приходится трудиться в поте лица, чтобы добыть себе пропитание. Несмотря на то, что южный край весьма обилен и щедр на дары природы, плодородную землю часто приходится отвоевывать у гор. И на это у местных жителей уходит все свободное время, а также силы. Поэт мастерски создает образы людей, не акцентируя внимания на их внешности и роде деятельности. Он не развивает тему, почему “нищий наездник таится в ущелье”, но и без этого понятно, что один из героев произведения занят тем, что добывает себе пропитание. И этот незначительный штрих удачно дополняет ту идиллическую картину, которую так виртуозно создает поэт и привносит в нее элементы реализма.
    Гораздо больше внимания автор уделяет различным природным стихиям, которые наделяет чертами живых людей. Знаменитые кавказские реки Арагва и Терек вызывают у Пушкина целую гамму противоречивых чувств. Их сила, напористость и способность прокладывать себе путь сквозь толщу горных пород действительно достойны уважения. Так, Терек у поэта “играет в свирепом веселье” и “воет, как зверь молодой”. Поэт втайне завидует мощи водного потока, но при этом отмечает, что герой его стихотворения, которого автор отождествляет с самим собой, “бьется о берег в вражде бесполезной”. Точно также и поэт постоянно пытается пробить те невидимые стены, которые с завидным упорством возводит перед ним общество. Именно по этой причине, наблюдая за тем, как Терек “лижет утесы голодной волной”, Пушкин отождествляет себя с водным потоком, который закован в каменные берега. И точно так же у поэта, как и у реки, нет возможности вырваться из этого плена, чтобы проявить себя в полной мере. Однако если водный поток обладает мощной разрушительной силой, то себя поэт позиционирует как силу созидательную. Он убежден, что с помощью стихов можно изменить мировоззрения людей. Для этого нужно лишь освободиться от внутренних и внешних оков, научиться не просто правдиво высказывать то, что чувствуешь, но и доносить свои мысли до читателя.
    К сожалению, наблюдая за горной рекой, автор понимает, что его мечтам не суждено сбыться. Этому препятствует сама природа, мудрая и беспощадная. Обращаясь к водному потоку, поэт отмечает: “Нет ни пищи ему, ни отрады: теснят его грозно немые громады”. Увиденное полностью соответствует внутренним ощущениям Пушкина, который не прекращает войны с окружающим миром, но с каждым мгновением все отчетливее понимает, что вряд ли сможет выйти из нее победителем.