Сочинение на тему кто ясно мыслит тот ясно излагает
11 вариантов
Я не являюсь постоянным читателем «Литературной России», однако статьи, связанные с профессиональной деятельностью (преподавание русского языка и литературы), просматриваю регулярно. Бывает, что усердие превозмогает и рассудок. Козьма Прутков
Я не являюсь постоянным читателем «Литературной России», однако статьи, связанные с профессиональной деятельностью (преподавание русского языка и литературы), просматриваю регулярно. Признаюсь, с чувством некоторого недоумения я прочёл в № 44 «Литературной России» реплику братьев Гагаевых, странно помеченную как бы транспортом «Пенза–Саранск», на толковую и аргументированную статью А.Аникина, опубликованную в № 42. Каковы основные положения исходной статьи?
Во-первых, поступательное развитие методики преподавания литературы – процесс естественный и необходимый: это было присуще и дореволюционной русской, и позднейшей советской школе. Принятый недавно новый образовательный стандарт, безусловно, нуждается в публичном обсуждении, и довольно глупо просто отрицать этот документ, по которому обязаны работать школы России, иначе логично будет вообще уйти из системы образования – и дело с концом. Вероятно, братья Гагаевы так гневно и решительно судят откуда-то извне, из прекрасного далека между Пензой и Саранском? А весь вопрос в том, как работать ДЕЙСТВУЮЩЕМУ учителю или вузовскому преподавателю в современных условиях.
Во-вторых, исторически сложились два подхода, два пути изучения литературно-художественных произведений в стенах школы и вуза: говоря условно, «идеологический», связанный прежде всего с интерпретированием образного и идейно-эмоционального компонента, и «формальный», основанный на анализе художественного текста как организованной согласно определённым законам языковой структуры. На протяжении XIX–XX вв. эти два подхода периодически становились доминирующими, имели своих горячих сторонников и столь же непримиримых противников: читатели постарше помнят, наверное, жаркие дискуссии о преподавании литературы в старших классах, кипевшие на страницах «Литературной газеты» в 1970-е гг.
В-третьих, «идеологический» подход к преподаванию литературы в настоящее время крайне дискредитирован погромно-перестроечным периодом конца 1980-х – «нулевых» гг., когда художественное произведение стало восприниматься рядом критиков и «продвинутых» методистов прежде всего как объект собственных рассуждений, а зачастую – просто как повод заявить о себе, любимом. Т. н. «импрессионистическая критика» победила, и под победоносным лозунгом «мочи совка!» на ошарашенных учителей и учеников, студентов и преподавателей вузов хлынул воистину бурный поток самых фантастических, а порой и совершенно диких интерпретаций классических художественных произведений, сопровождавшихся чудовищными натяжками и грубейшими фактическими ошибками (достаточно упомянуть известнейшего телеведущего А.Архангельского, который в своём УЧЕБНИКЕ для 10 класса – с грифом министерства образования! – так прямо и утверждал, что несчастная лермонтовская Бэла гибнет именно от русской пули. «Имперские амбиции» – ну, вы понимаете…). Исходя из предшествующего – в-четвёртых: в настоящее время возвращение к «формальному» (текстовому, языковому) подходу при анализе художественных произведений в учебных заведениях видится как мера единственно разумная и своевременная, позволяющая вернуть школьному и вузовскому преподаванию литературы более или менее объективный характер, обратиться не к оборотистым толкователям, а к самим первоисточникам.
Пожалуйста, не надо Набокова – читайте самого Пушкина. Ради Бога, избавьте от Димы Быкова – достаточно ПРОСТО ПРОЧЕСТЬ М.Горького. И всё встанет на свои места. Правда, для этого надо уметь ЧИТАТЬ. А научиться этому без анализа языка писателя невозможно по определению. Нельзя понять Пушкина, не усвоив язык Пушкина. Толстовские поиски простоты и истины вполне наглядно воплощены в его стиле: гениальное начало «Кавказского пленника» («Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин») говорит о писателе ничуть не меньше многоучёных штудий. И говорит, подчеркнём, ОБЪЕКТИВНО, а не на уровне «игры в бисер». Надо всё это лишь научиться видеть и понимать. По-моему, к этому и призывает А.Аникин. Чего же здесь плохого? Даже в узко практической области: может быть, те же деепричастия и обособления лучше изучать на текстах Толстого и Чехова, чем на творениях Дины Рубиной и В.Сорокина?
От себя добавлю: по моим наблюдениям, трагедия (именно так!) современных школьников заключается именно в том, что они просто неспособны воспринять тот или иной текст как индивидуально-художественное произведение, как выражение авторского эстетического идеала. Их этому не учили. Язык – сам по себе, проблематика и художественные особенности – сами по себе. В конце концов, все они одинаковы, говоря словами некогда популярного поэта-песенника, «все они красавцы, все они таланты, все они поэты» – Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Бунин, В.Сорокин, оба Ерофеевых, Довлатов, Окуджава, Оксана Робски, «влиятельная женщина» Т.Толстая, «успешная женщина» Дуня Смирнова (тоже, оказывается, автор – «многочисленных сценариев, статей и эссе»)… Да и пишут, в общем-то, об одном и том же – о любви, о смерти, о трагедии одиночества… Только у поименованных женщин, по сравнению, скажем, с Гоголем, это динамичнее, интереснее, современнее (т.е. не требует умственного напряжения – всё и так ясно-понятно), это «цепляет», это «тренд», а все эти Акакии Акакиевичи, все эти тягомотные «лирические отступления»… Не отсюда ли профанское, оскорбительно-пренебрежительное отношение к классике, не весьма, скажем так, приличные параллели: Пушкин – Высоцкий («наше всё»), Пушкин – Окуджава, Пушкин – Губерман?
Думается, всё это вещи самоочевидные. Но тогда что же вызывает гнев уважаемых братьев, с такой яростью выступающих в защиту отечественной школы и против основного закона её нынешнего существования? Может быть, они просто не дочитали статью до конца? Или не захотели? Воистину, прав был Н.В. Гоголь: «…Иной и почтенный, и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка. Как зарубил что себе в голову, то уж ничем его не пересилишь, сколько ни представляй ему доводов, ясных как день, всё отскакивает от него, как резиновый мяч отскакивает от стены».
И ещё. Согласитесь, публичная полемика в научной области требует по меньшей мере корректности собственных утверждений, элементарной аргументированности суждений и, простите, стилистической и общей грамотности. А читая воинственную статью А. и П. Гагаевых, нельзя отделаться от впечатления, что она писана Владимиром Ленским накануне роковой дуэли: «…Его стихи// Полны любовной чепухи,// Звучат и льются. Их читает// Он вслух, в лирическом жару,// Как Дельвиг пьяный на пиру». Но то, что простительно восторженному поэту-романтику, выглядит по меньшей мере комично в учёной статье. Рубрикации с пунктами и подпунктами уместны и хороши, но не до nec plus ultra; терминологические излишества ничего не говорят и ни в чём не убеждают, скорее наоборот («В-десятых, теоретики преподавания вместе языка и литературы ничего не понимают: а) в логике и методологии науки, которая основана на преподавании естественного языка и литературы в раздельности, формируя литературный язык в части объективного вывода и представлений в фокусно-парциальной стратегии сообщения и приёма информации (Дж. Брунер), б) логике генеза и развития языка в филогенезе и онтогенезе, пиджинизации и креолизации языков, в) психогенетике и модели школы как организации и направления эволюции, организации наследования – биологического через рекурсии предметов, актуализируя зоны коры мозга и осуществляя интерриоризацию ВПФ, в материнских эффектах, эпигенетически (метилирование генов), актуальной информации как раз за счёт значимости семантик, в обучении и ламарковском наследовании в упражнении, повторении, продолжении и целевой функции обучения»). Такое вот «Письмо к учёному соседу» XXI века (здесь и далее – приношу извинения за длинные цитаты).
Словом, авторы блестяще воспроизвели стиль известнейшего мудреца, критика и писателя, историка и философа, члена чего-то, гражданина Эстонии и просто «умного человека» М.Веллера (тот на телешоу «Право голоса» летом этого года тоже что-то плёл про «семантику фонемы», – и всё это с непременными «во-первых», «во-вторых», «в-третьих». Оппоненты – сотрудники Института Русского языка РАН – деликатно смотрели в сторону с видом врачей, находящихся у постели тяжелобольного, прочая публика, включая ведущую, почтительно внимала, не решаясь остановить поток сознания выступающего).
Ссылки на Н.Бердяева, Л. де Бройляи Дж. Брунера, безусловно, свидетельствуют об определённой эрудиции авторов, но не в такой степени, чтобы забыть положение Н. Буало-Депрео: «Кто ясно мыслит, ясно излагает». Попробуйте понять: «…Семантики не пустоты, и смыслы в литературе не пустоты, которые можно выбросить, но корреляции содержательных рекурсий с зонами коры мозга. Так (вообще-то здесь запятая. – А.Ф.) семантики справедливости, которые предлагается выбросить (Кто, где и когда это предлагал? В статье А.Аникина ничего этого нет! Между прочим, слово «семантика» – singulariatantum. – А.Ф.), коррелируют в рекурсиях как системах вывода с системами коры – МПО (любовь и ненависть), ВМПК (стыд, сострадание, вина), хвостатое ядро, скорлупа, островок, где хвостатое ядро актуализирует смысл общей пользы, скорлупа – чистой эффективности, хвостатое ядро – чувство несправедливости, системы FOXP2 (язык и речь, артикуляция), OXTR (альтруизм), 7RDRD4 (открывающий и изобретающий потенциал), системы дома и страха, питания в коллективе, манипуляция представлениями и понятиями, вещами, людьми, принятия решения, оценки эффективности действий и самооценки, миндалевидные тела (зоны страха) и т.п.». Полагаю, всем всё ясно?
Вот кое-какие мысли непосредственно о литературе: «Литература сама имеет потенциал усвояемости вне и помимо каких-либо учителей за счёт присущего ей символического универсума при полноте изложения, хотя эти семантики наследуются и актуализируются в разных этапах полодемографического цикла в ОДРП». «Потенциал усвояемости вне и помимо каких-либо учителей», «теоретики преподавания вместе языка и литературы»… Как там насчёт стилистико-грамматических норм русского языка? Пример в начале статьи о пользе ядерного взрыва в водоёме с заражённой радиоактивностью рыбой мало того, что натяжка (у А.Аникина таких, мягко говоря, странных примеров нет), но вообще наводит на мысль о конституционном праве каждого человека на труд и на отдых в связи с утомительностью «корреляций в рекурсии с системами коры».
Думается, результаты «усвояемости вне и помимо каких-либо учителей» более в примерах и комментариях не нуждаются. Господа-товарищи, читайте классиков! Учитесь у них! И тогда, возможно, и вам будет что сказать по делу, и вы будете с благодарностью поняты. Андрей ФОМИН Фомин Андрей Юрьевич, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы Московского государственного гуманитарно-экономического ин-та (МГГЭИ).
Один комментарий на «“Кто ясно мыслит, тот ясно излагает”»
Леонтьев Павел Иванович (Казахстан)
Кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики Северо-Казахстанского государственного университета. Основная дисциплина, которую преподаёт студентам-физикам — «Электричество и магнетизм».
Детство
Родился я в городе Петропавловске в 1956 году. В Северный Казахстан родители-юристы приехали на освоение целины: папа тогда работал в облисполкоме, а мама — на заводе исполнительных механизмов («ЗИМ») юрисконсультом. Жили мы в однокомнатной квартирке в двухэтажном двухподъездном домике, в городском районе, который находился в Рабочем посёлке и назывался «Холодильник». Почему он так странно назывался, я не знал, пока недавно на одном из петропавловских форумов ни прочитал версию по этому поводу, что «…до массового появления холодильного оборудования там зимой намораживали лёд и засыпали опилками. А всё лето продуктовые склады, магазины, больницы и прочие потребители «холода» его оттуда черпали».
Мне было годика два-три, может быть, четыре. Помню красивые пластмассовые ножницы — конечно, детские. Они мне почему-то дико нравились, но более старший мой товарищ, живший в нашем подъезде, их то ли у меня отобрал, то ли украл, а потом сломал. Помню, что я сильно плакал из-за этого, и это было моё первое яркое воспоминание из детства и, наверное, первое запомнившееся горе.
Потом был переезд нашей семьи на улицу Горького. Мы стали жить в двухкомнатной квартире в одноэтажном домике на двух хозяев, ровно на том месте, где сейчас находится Дворец спорта. Одними из наших соседей была семья Анисимовых, у них были две дочки: младшая Люда и старшая Ира. Девочки были старше меня лет на пять. Они взяли надо мной «шефство», и я был у них учеником, которого они с пяти лет учили читать. Первая моя книжка — это «Солнечный денёк» Воронковой с рассказами о девочке и её приключениях в деревне. Ближе к школе я читал достаточно много и бегло. Как мне казалось, читал лучше взрослых.
Начальная школа
В 1963 году я пошёл в первый класс школы № 10 имени Крупской. Она размещалась в Петропавловске в старых зданиях на пересечении улиц Горького и Челюскина. Основное здание было двухэтажным, а «начальники» учились совсем рядом, в одноэтажном.
Помню, что 1 сентября мама привела меня в школу, как положено, с большим букетом цветов. Сел я за школьную парту и стал её изучать. Парта была совершенно не такой, как хорошо знакомые мне столы и стулья. Одна парта предназначалась для двух человек. Сиденье было прикреплено к столу, и они составляли единое целое. Столешница парты находилась под наклоном, а на ней — продолговатые желобки для ручек и карандашей и круглое углубление для чернильницы. Обе крышки парты откидывались на шарнирах вперёд так, что было очень удобно и сидеть за партой, и вставать, не мешая своему соседу. К тому же, когда крышка парты открывалась, она громко и весело хлопала. Всё это мне понравилось.
” «Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день.
На передней стене класса висела доска с поверхностью из темно-коричневого линолеума, на которой писали белым мелом. Часть доски была с разлиновкой под письмо, и там учительница писала нам буквы, а другая часть доски была с клеточками, там писались цифры. Ненужное стиралось мокрой тряпкой.
Так началась моя учёба: чтение, письмо, счёт. С чтением у меня никаких проблем не было, а вот писать я не умел. Письму научился уже в школе, на уроках чистописания.
Чистописание в школе
«Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день. Все ученики имели свои прописи с образцами каллиграфически написанных букв и слов. В этих прописях мы учились красиво писать по образцам. Кроме прописей, были ещё и специальные тетради по чистописанию. Они были разлинованы особым образом, с тонкими и частыми наклонными линиями. В тетрадях образцов письма не было, и нужно было стараться красиво писать самим.
Сначала нас учили писать простым карандашом. Мы писали палочки, ставили точечки, потом писали палочки по точечкам, рисовали какие-то фигурки, квадратики, кругляшки, закорючки. Всё надо было рисовать и писать очень аккуратно, учительница строго за этим следила.
Потом мы перешли на перьевые ручки с деревянным корпусом и металлическими перьями, которые нужно было макать в чернильницы-непроливайки. Такая чернильница стояла на парте в круглом углублении, оно специально предназначалось для чернильниц. Непроливайки были удобны тем, что их воронка не позволяла чернилам выливаться при наклоне или переноске. Но в то время, когда я учился, чернильницы мы домой не носили, а оставляли их в школе. Дома чернильницы у всех были свои.
Что касается вставлявшихся в ручки перьев, то помню, что не все они были одинакового качества. Вероятно, перья были сделаны из разного металла, какие-то перья долго не выдерживали и ломались. Нужно было брать или покупать новые, стоили они тогда копейки. Некоторыми перьями писать было достаточно удобно, но случалось, что они не только карябали, но даже рвали бумагу в тетради.
” Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой.
Процесс письма выглядел следующим образом. Сначала нужно было обмакнуть перо в чернильницу, затем избыток чернил слить о внутренний край чернильницы, а потом аккуратно писать. Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой. Форменным бедствием были кляксы, когда избыток чернил соскальзывал с пера на тетрадный лист. Приходилось менять лист и переписывать всё написанное ранее.
Проблем с чистописанием у меня не было, я старался учиться на «пятёрки» и «четвёрки». Почерк у меня был красивым, до сих пор сохранились мои старые тетради по письму, которые можно посмотреть. Однако не все ученики писали одинаково красиво: у кого-то по чистописанию были и «тройки».
Новые ручки
Интересно, что наш первый класс был, как тогда говорили, экспериментальным. В то время проводился какой-то городской эксперимент по переходу на новые ручки. Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки. Авторучки были предметом невероятной гордости их немногих обладателей (вначале в нашем классе таковых было человек пять-шесть, причём я тоже входил в это число) и жуткой зависти остальных тридцати учеников. Кстати, с течением времени и улучшением качества письма число владельцев авторучек неуклонно росло.
” Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки.
Авторучки ручки тоже были перьевыми, но они могли раскручиваться, причём внутри них находились трубочка и пипетка. С помощью пипетки можно было набирать в трубочку большое количество чернил, а потом достаточно долго писать без макания в чернильницу.
Чернила в новых ручках тоже были не такие, как обычно. Когда в новых ручках заканчивались чернила, нужно было поднять руку и спросить: «Можно заправить авторучку?» Когда учительница говорила, что можно, мы с важным видом проходили через класс к шкафу. В шкафу стоял стеклянный флакон со специальными чернилами для авторучек. Мы раскручивали ручки и пипеткой набирали чернила. Эти чернила были тоже фиолетового цвета, но с каким-то более красивым оттенком, чем обыкновенные. Во всяком случае, так нам тогда казалось.
Школьный кошмар
Настоящий кошмар наяву я испытал, учась ещё в первом классе. Дело было так. Учеником я был обязательным, домашние задания делал сам, без помощи родителей. Мама при этом присутствовала, но в процесс не вмешивалась. Каждое утро я, позавтракав, к половине девятого шёл в школу с выполненными ещё с вечера заданиями. И вдруг однажды, сразу же после завтрака, с ужасом понимаю: вчера вечером я совершенно забыл сделать упражнение, которое нам задавали на сегодня… Представить, что я приду в школу с невыполненным домашним заданием, мне было так страшно, как ещё никогда не бывало.
” Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией.
Что тут началось! Мир рухнул в одно мгновение. Полная паника и жуткая истерика, слёзы и — страшные вопли на всю квартиру. Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией. Мама была не на шутку напугана, но вовремя вмешался папа: «Да у тебя ещё целых пятнадцать минут до выхода из дома! Начинай делать своё упражнение, ты всё успеешь». Я помню, что был поражён этими словами, ведь пятнадцать минут для меня тогда представлялись ничем, совершенным пустяком, какой-то секундой. «Нет»,- спокойно сказал папа. — Пятнадцать минут — это очень, очень много. Ты только начни, и у тебя всё получится». И точно: стоило мне только, ещё хлюпая носом, начать делать это несчастное упражнение, как — бац! — и я уже его закончил. Выполнил всё правильно и вовремя. Папа был прав: пятнадцать минут — это было очень много.
Идеальный учитель
В начальной школе мы должны были учиться четыре года. Однако в школе № 10 я проучился первый класс и второй класс до зимы. Дело в том, что в 1965 году наша семья снова переехала, на этот раз в район «Черёмушки», и там я перешёл в другую школу —школу № 4. Её двухэтажное здание находилось за телевышкой, на краю обрыва.
Надо заметить, что с первых дней учёбы в первом классе и во все последующие годы я всегда ходил в школу и возвращался из школы сам. Никто меня не провожал и не встречал. Самого понятия, что ходить в школу нужно с сопровождающими, у нас тогда не было. Считалось, что это совершенно безопасно, и в эту школу я тоже ходил без страха.
Меня встретили хорошо, и там я без проблем продолжил учёбу. Видимо, в школах действует какое-то негласное правило, что первое время новенького не спрашивают, поэтому у меня была возможность присмотреться к другим ученикам и привыкнуть к учителю. Моя новая учительница, учитель начальных классов — Тамара Ивановна, была учительницей просто потрясающей. Я видел, что к двоечникам она относилась так же тепло и сердечно, как и к успевающим школьникам. Она понимала их проблемы и подходила к ним с душой и сердцем, по-человечески. Думаю, что она была идеальным учителем!
Школа № 4 была начальной, учёба там продолжалась четыре года, и я проучился в ней два с половиной. После окончания начальной школы нужно было переходить в среднюю.
Письмо в средней школе
Средняя школа — это было совсем другое здание. Средняя школа № 2 имени Кирова находилось на улице Интернациональной. В 1967 году новое здание этой школы только построили, и я пошёл туда в пятый класс. У меня сразу же появилось много новых учителей, а письменные работы приходилось выполнять практически по всем предметам, кроме физкультуры. Особенно много приходилось писать на уроках русского языка, литературы и математики. Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома. Сколько же их было! Контрольные, самостоятельные и лабораторные работы, сочинения, изложения и диктанты…
Математику у нас вела замечательный педагог — Людмила Александровна Маркиш. И для укрепления почерка и организации моей учебы в школе мне, как ни странно, помогли именно задачи по математике. Когда я научился оформлять математические задачи, то понял, как писать сочинения по литературе! По сути, сочинение по литературе — это та же задача по математике. В каком смысле? Задача по математике — это «дано», далее — доказательство и вывод — «что и требовалось доказать». У меня точно по такому же принципу строилось любое сочинение по литературе. Например, дано — Анна Каренина. Требуется доказать, что она — хороший человек. Далее идут аргументы, почему это так или же не так. И в конце следует вывод. Такому подходу я научился в математике, но я его применял и к другим школьным предметам. Задача по физике или математике — это ведь тоже некий текст: «Рассмотрим движение автомобиля из точки А в точку Б. Его скорость составляет…» Всё это сначала мысленно формулируется в виде логически правильно построенных предложений, в которые встроены и формулы, а затем записывается словами. И вот тут, конечно, очень важен разборчивый почерк.
” Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома.
В средней школе почерк у меня был стабильно хорошим. Но он стал ещё лучше в старших классах, когда начались занятия по черчению. У нас был отличный учитель рисования и черчения Иван Егорович Ващенко. Хотя у него и не было одной руки, но чертил он превосходно и учил этому своих учеников. У него я научился писать каллиграфическим шрифтом, и мне это настолько понравилось, что таким образом я стал оформлять и свои обычные письменные работы. Буквы я стал писать отрывно, каждую по отдельности. Письмо получалось более простым, красивым и достаточно быстрым.
Соревнование по почерку
На третьем курсе педагогического института, во время педпрактики в пионерском лагере «Золотая осень», я познакомился со своей будущей женой Мариной. Мы с ней тогда устроили соревнование по красивому почерку. Она, естественно, ничего этого не помнит, потому что соревнование она проиграла. Дело в том, что там надо было много писать всяких списков детей, и как-то сам собой у нас возник спор о том, кто всех лучше и разборчивей пишет. Она утверждала, что самый лучший почерк у неё, а я с этим утверждением был категорически не согласен. Наши коллеги-студенты дали нам какую-то фразу, которую сначала нужно было написать как можно красивей, а потом передать получившийся результат на коллективное рассмотрение студенческого жюри. И предпочтение отдали мне. Поэтому-то я всю эту историю с почерком и запомнил.
Разборчивый почерк — ясное мышление
Многие задачи по физике мне приходится иллюстрировать какими-то поясняющими схемами и рисунками. И часто взгляд на графику даёт путь к решению. Вообще, процесс решения задач по физике и математике напоминает разгадывание некоей детективной головоломки. Я очень люблю детективы, например, о Фандорине или Каменской, и мне всегда интересен процесс поиска разгадки. Герои детективов очень любят рисовать схемы — графическое видение своих логических рассуждений. Так более чётко понимаешь соотношение между каким-то событиями, явлениями или сущностями, это значительно облегчает построение моделей поиска решений. И подобная визуализация просто немыслима, совершенно несовместима с плохим, невнятным, неразборчивым почерком. Когда вместо разъяснения проблемы получается неразборчивая «каляка-маляка», то путь к решению задачи ещё более запутывается. Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!
” Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!
Есть известная максима: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Она справедлива и в таком выражении: «Кто ясно излагает, тот ясно мыслит». Это представляется мне справедливым и для письменной речи. Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно. Почерк — это отражение твоей «ясной головы», отражение твоего логического и системного мышления. Если у тебя на листочке бумаги полный сумбур, то и в голове у тебя такая же путаница — это почти на сто процентов! Почти, а не ровно сто, потому что, разумеется, есть очень редкие исключения. Я лично знаю уважаемого профессора, и он пишет, как курица лапой — совершенно ужасным почерком, который мешает другим людям понять его научную писанину. Но замечательным математиком он является не благодаря такому страшному и нечитаемому почерку, а вопреки, наперекор ему!
Почерк как учебное преимущество
Я приветствую, если студенты ведут конспекты лекций. Хороший конспект — это аккуратный почерк, выделение существенного, ясное понимание своих записей. Но я также приветствую, когда студенты пишут к экзаменам и шпаргалки, причём делают это от руки. И тут важно вот что: писать шпаргалки до экзамена надо, но пользоваться ими на экзамене нельзя! Когда я был студентом педагогического института (это было в середине 1970-х), я сам всегда писал шпаргалки — и по математике, и по физике. Писал их, разумеется, чётким и разборчивым почерком. Ведь чтобы написать хорошую шпаргалку, надо, во-первых, прочитать учебник, выделить там главное и — перенести это главное в шпаргалку. Во-вторых, в самой шпаргалке нужно это главное выделить, обозначить графически. Сначала я шпаргалку писал. Затем, при втором её прочтении, брал цветные карандаши и разным цветом обводил самое существенное. Например, формулы я выделял синим цветом, важные определения — красным и.т.д. Помогало это просто колоссально! Когда на экзамене я брал билет, то мне не надо было доставать шпаргалку: она была у меня в голове, я просто мысленно видел её — настолько всё там было чётко написано и ярко обозначено. Некоторые нерадивые студенты сейчас шпаргалки печатают (техника это позволяет), но в этом случае шпаргалка приносит значительно больше вреда, чем пользы.
” Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно.
Моя позиция по почерку в письменных работах абитуриентов и студентов следующая. При проверке работ по физике и математике любые сомнения в написании букв, цифр и формул трактуются мной, как ошибки. И это логически объяснимо. Хочешь, чтобы тебя поняли — пиши чётко и разборчиво! В противном случае, если любая «закаляка» будет трактоваться в пользу ученика, письменные работы превратятся в нечто абсолютно нечитаемое. Мне кажется, что это нормальная точка зрения любого учителя на почерк, будь то почерк школьника или почерк студента.
” Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни.
Если на экзамене мне дадут две, по сути, одинаковые работы, но одна из них будет написана хорошим почерком, а вторая — абы как, то мне нужно будет сделать очень большое усилие над собой, чтобы поставить за них одинаковые оценки. Думаю, что обычный, «среднестатистический» преподаватель поставит первой работе более высокую оценку, и он будет прав.
Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни. Поэтому я считаю, что, пока ребёнок ещё учится в школе, ему самому и его родителям не нужно жалеть времени и усилий на совершенствование почерка. Плохо не будет — это точно. Будет только лучше — и для почерка, и для мышления.
Андрей Львович Трумуль
ПОЧЕРК ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧЁТКИМ И ПОНЯТНЫМ
Валерий Васильевич Семченко
ПРЕНЕБРЕЖИТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПОЧЕРКУ НЕДОПУСТИМО
Светлана Николаевна Фатьянова
КРАСИВЫЙ ПОЧЕРК У РЕБЁНКА – ЗАЛОГ ЕГО УСПЕШНОГО БУДУЩЕГО
Николай Васильевич Соботюк
ЛЕНИВЫХ ДЕТЕЙ НЕТ
Андрей Андреевич Дробышев
ПОЧЕРК – ЭТО СРЕДСТВО КОММУНИКАЦИИ
Эйприл Френч
ШКОЛА ПОСЛЕДНЕГО ВРЕМЕНИ В США
Иван Иванович Таскаев
ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ ТЕТРАДИ
Лоран Батиста
ЕСЛИ БУКВЫ ТРУДНО ПОНЯТЬ – ОЦЕНКИ НИЖЕ
Один мой знакомый любит повторять известную фразу: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Наверное, это не совсем так. Для того, чтобы ясно мыслить, иногда полезно и попытаться почаще излагать свои мысли (или обрывки каких-то умозаключений). Поэтому, наверное, лучше писать, чем говорить. Слово ведь – не воробей, а вот что написано пером – можно и переписать. Если это, конечно, не запись в твиттере или ЖЖ: там, говорят, след остается, даже если удаляешь свою запись.
Наша балерина купила книгу Конан-Дойля – для себя. Я ее теперь с удовольствием перечитываю и нахожу очень интересные мысли, которые в детстве и юности не смогли броситься в глаза. Например: «Лучший способ добраться до сути дела – рассказать все его обстоятельства кому-то другому”. Это – подтверждение написанного выше. Рассказывать можно ведь и в письме, и в посте.
В последние недели пришлось заниматься разработкой «дорожной карты» по вопросам организации дезинфекции в очагах инфекционных заболеваний. Сегодня доложили результаты главному врачу, послезавтра – докладываем на СПЭК (санитарно-противоэпидемическая комиссия при Правительстве Пензенской области). Очевидно, что ему понравилось («стало ясно, как все должно быть организовано»). Мне, откровенно говоря, тоже. А ведь сложилось все не с одного раза. Свою коллегу-дезинфектолога за пару недель буквально изнасиловал вопросами, уточнениями, корректировками. Думаю, что она чувствовала то же самое, что и я, когда уже давно великолепный специалист и наш друг Алексей Головяшкин выжимал из меня соки, разрабатывая для нас базу данных. Измучил! Но ведь много лет она, база данных, вела себя безупречно и до сих пор ничего подобного никто в СПИД-сервисе создать так и не сумел! А потому что он по жизни – системщик. У нас, у эпидемиологов советской школы, тоже вырабатывали системное мышление. Эпидемиологическое расследование – это почти то же самое, что расследование уголовного преступления. Вот, кстати, опять из Конан-Дойля: «В искусстве раскрытия преступлений первостепенное значение имеет способность выделить из огромного количества фактов существенные и отбросить случайные». Здорово написано!
Кто-то скажет, что это банальность, само собой разумеющееся. Но как часто мы склонны какие-то события объяснять не выделяя наиболее существенные факторы, которые к появлению этого события привели, а какими-то обывательскими представлениями (даже специалисты!). В эпидемиологии это особенно плохо, поскольку непрофессионализм влечет за собой многочисленные жертвы и наносит огромный ущерб. И, самое паршивое, когда твои возможности влиять на ситуацию ограничены: властью или средствами.
«Видно, знанье и богатство – то же, что нарцисс и роза. И одно с другим в соседстве никогда не процветало. Кто богатствами владеет – у того на грош познаний. Кто познаньями владеет – у того богатства мало».
Одной из тем наших разговоров с женой (а она эпидемиолог от Бога) стало навязчивое обсуждение скорого краха ситуации по ВИЧ-инфекции в Пензе. Об этом мы говорили даже сегодня вечером, когда я приехал с работы и хотел бросить кости на диван – но жена меня утащила прямо за околицу села собирать полевую клубнику. Минут за 40-50 собрали вдвоем литров пять – но надвигающаяся гроза спугнула. Но – расслабление, подпитка от контакта с природой. Кстати: кипрей готов к сбору (или иван-чай). Чай из него – не сравнить ни с какой пылью индийских дорог. До революции – одна из прибыльных статей российского экспорта. А сейчас за то, что растет под ногами, люди готовы отваливать довольно большие деньги.
Хорошо все же иметь домик в деревне!
Смелые мысли играют роль передовых шашек в игре: они гибнут, но обеспечивают победу. И. В. Гете
Каждый день следует прослушать хоть одну песенку, посмотреть на хорошую картину и если возможно, прочитать хоть какое-нибудь мудрое изречение. И. В. Гете
Снисходительное отношение к глупости присуще каждому умному человеку. Абуль-Фарадж
Сталкиваясь с многозначностью слова, ум теряет силу. Т. Гоббс
Он крылатое слово промолвил.
Гомер
Порядок освобождает мысль. Р. Декарт
Красивые выражения украшают красивую мысль и сохраняют ее. В. Гюго
Краткость приятна, когда она сочетается с ясностью. Дионисий
Мысль должна сказать сразу все — или не говорить ничего. У. Хеллитт
Чувства — цвет мысли. Без них наши мысли — сухие безжизненные контуры. Н. В. Шелгунов
Где мысль сильна — там дело полно силы. В. Шекспир
Хорошо выраженная мысль всегда мелодична. М. Шаплан
Нет такой мысли, которая не была бы уже кем-то высказана. Теренций
Книги следует читать так же неторопливо и бережно, как они писались. Г. Торо
Для восприятия чужой мудрости нужна прежде всего самостоятельная работа. Л. Н. Толстой
Слово есть образ дела. Солон
Мысль — это всего только молния в ночи, но в этой молнии — все. А. Пуанкаре
Трижды убийца тот, кто убивает мысль. Р. Роллан
Лучшие мысли являются общим достоянием. Сенека
Люди запутываются в массе лишних слов. А. М. Горький
Богатством прошлого и своего времени пользуется каждый стремящийся вперед человек. А. Дистервег
Не мыслям надо учить, а мыслить. И. Кант
Мысль без морали — недомыслие, мораль без мысли фанатизм. В. О. Ключевский
Человек, запомнивший слова мудрых, сам становится благоразумным. А. Кунанбаев
Он управлял теченьем мыслей, и только потому — страной… Б. Ш. Окуджава
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная. А. С. Пушкин
Право пользоваться метафорами не должно быть монополией поэтов; оно должно быть
представлено и ученым. Я. И. Френкель
Кто мыслит самостоятельно, тот мыслит значительнее и полезнее для всех. С. Цвейг
Только педанты во всем ищут авторитета. И. В. Гете
Я очень многому учился на пословицах — иначе на мышлении афоризмами. А. М. Горький
Многие, совершающие постыднейшие поступки, говорят прекрасные речи. Демокрит
Глубокие мысли — это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их. Д. Дидро
Искусство афористики заключается не столько в выражении оригинальной и глубокой идеи, сколько в умении в нескольких словах выразить доступную и полезную мысль. С. Джонсон
Народная мудрость высказывается обыкновенно афористически. Н. А. Добролюбов
Великие мысли происходят не столько от великого ума, сколько от великого чувства. Ф. М. Достоевский
Пословицы… составляют концентрированную мудрость нации, и тот человек, который будет руководиться ими, не сделает в своей жизни больших ошибок. Н. Дуглас
Мораль лучше излагается в кратких изречениях, нежели в длинных проповедях. К. Иммерман
Человек проявляется в своих действиях, а не в мыслях, какими бы благородными эти мысли не были. Т. Карлейль
Есть такие краткие изречения или пословицы, которые всеми приняты и употребляются. Такие изречения не переходили из века в век, если бы всем людям не казались истинными. Квинтилиан
Мысль бывает светла, только когда озаряется изнутри добрыми чувствами. В. О. Ключевский
Путь афоризма чаще всего таков: от прямой цитации… к переиначиванию в соответствии с новой творческой установкой. С. Коваленко
Изучение мудрости возвышает и делает нас сильными и великодушными. Я. Коменский
Истинное красноречие — это умение сказать все, что нужно, и не более, чем нужно. Ф. Ларошфуко
Есть сила благодатная в созвучье слов живых. М. Ю. Лермонтов
В вычурном стиле не следует искать глубокую мысль. Г. Лихтенберг
Глубокие мысли всегда кажутся до того простыми, что нам представляется, будто мы сами додумались до них. А. Маре
Русский язык — язык, созданный для поэзии, он необычайно богат и примечателен
главным образом тонкостью оттенков. П. Мериме
У кого тощее тело, тот напяливает на себя много одежды; у кого скудная мысль, тот раздувает ее словами. М. Монтень
Итог знаний и воспоминаний, накопленных поколениями, — вот что такое наша цивилизация. Стать ее гражданином можно лишь при одном условии
— познакомившись с мыслями поколений, живших до нас. А. Моруа
Великие истины слишком важны, чтобы быть новыми. С. Моэм
Правилу следуй упорно, чтобы словам было тесно, мыслям просторно. Н. А. Некрасов
Удачное выражение, меткий эпитет, картинное сравнение чрезвычайно много прибавляет к тому удовольствию, которое доставляется читателю самим содержанием книги или статьи. Д. И. Писарев
Пояснительные выражения объясняют темные мысли.
К. Прутков
Трудно поверить, какую огромную экономию мысли может осуществить одно хорошо подобранное слово. А. Пуанкаре
Афоризмы — это литературные деликатесы. Поглощай их малыми порциями, медленно и со вкусом. Г. Л. Ратнер
Пословицы суть проды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенных в формулы. Р. Ривароль
Старинная мудрость завещала такое множество афоризмов, что из них камень по камню сложилась целая несокрушимая стена. М. Е. Салтыков-Щедрин
Для мудрости нет ничего ненавистнее мудрствования. Сенека
Время ничего не может сделать великим мыслям, которые также свежи теперь, как и тогда, когда в первый раз, много веков тому назад, зародились в уме своих авторов. С. Смайлс
Мы просматриваем сокровища древних мудрых мужей, оставленные ими в своих сочинениях; и если встретим что-либо хорошее, заимствуем и считаем великой для себя прибылью. Сократ
Афоризмы — самый феноменальный из всех обиходных фактов знаний. П. С. Таранов
Правильная дозировка афоризма: минимум слов, максимум смысла. М. Твен
Короткие мысли хороши тем, что они заставляют серьезного читателя самого думать. Л. Н. Толстой
Есть у мудрейших обильный запас изречений. Много для жизни полезных советов может в нем каждый найти. Феокрит
Просвещенный ум… составляется из умов всех предшествующих веков. Б. Фонтенель
2) Объясните сужение темы. С точки зрения объема: какие у вас основания ограничиваться выбранными текстами? С точки зрения главного вопроса, главной проблемы: почему именно этот аспект кажется вам важным («актуальность темы») Опишите проделанную вами мыслительную работу! 2. Основная часть. Главное – точность, целенаправленность, анализ. Нельзя писать «вообще»! 1) Четко, логически грамотно задайте главный вопрос, обозначьте главную проблему вашего исследования, сформулируйте главный тезис (пока в качестве гипотезы) – то, что вы собираетесь доказывать. Главное, чтобы было абсолютно ясно и недвусмысленно сформулирована проблема внутри той темы, которая вам предложена. 2) Приводите доказательства. Два, три – сколько нужно! Все время помните о тезисе, который вы доказываете. (Точно так, как в геометрии, о чем уже говорилось в работе: «дано», «предположим, что», «следовательно», «таким образом»). Доказательства, которые вы подбираете из текста художественного произведения, и есть его анализ. Не забудьте рассказать, «что бы это значило», то есть выйти на уровень идеи текста. Полезно время от времени себя спрашивать: не потеряно ли «дано»? В таких случаях включайте элементы формулировки темы в текст, делайте на ней соответствующий акцент, повторяйте рефреном. 3) В основной части работы должен быть сформулирован вывод. Оформите его как резюме: Таким образом, если рассмотреть (перечисление доказательств), то можно прийти к выводу: (тот тезис, который вы доказывали). 3. Заключение. Г лавное – перспектива, широта контекста. Обозначьте выход из достаточно узкой системы конкретных доказательств в широкий мир русской (а может, и мировой) литературы. Встройте ваш скромный тезис в историко-литературный контекст. Что бы вы могли сказать еще по этой теме, если бы позволяли время и жанр сочинения? Представьте, что сочинение – ваша кандидатская, и наметьте перспективы докторской. Помните, что вне объяснения актуальности проблемы, ее новизны, обзора известной вам информации (во вступлении), четкого тезиса, построенной на аргументации, обоснованного краткого вывода (в основной части), обсуждения вашей темы в контексте соответствующей области знания (в заключении) – вне этого плана никакую тему раскрыть невозможно.
Читая Сталина, отчетливо понимаешь правоту сентенции “Кто ясно мыслит – тот ясно излагает”. В свете этого интересно ознакомиться с рецензией Сталина, Жданова и Кирова по поводу конспекта учебника по “Истории СССР”. Над конспектом трудилась группа историков под руководством Николая Николаевича Ванага. И{}так, читаем, а заодно знакомимся с установками руководства СССР на историю России (выделенные значки – ошибки, прим. моё): Замечания по поводу конспекта учебника по „Истории СССР” Группа Ванага не выполнила задания и даже не помяла самого задания. Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, — т. е. истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР (не учтены данные по истории Украины, Белоруссии. Финляндии и других прибалтийских народов, северокавказских и закавказских народов, народов Средней Азии и Дальнего Востока, а также волжских и северных народов, — татары, башкиры, мордва, чуваши и т. д.).
В конспекте не подчеркнута аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма, вкупе с русской буржуазией и помещиками («царизм — тюрьма народов»).
В конспекте не подчеркнута контрреволюционная роль русского царизма во внешней политике со времен Екатерины II до 50-х годов XIX столетия и дальше («царизм, как международный жандарм»).
В конспекте свалены в одну кучу феодализм и дофеодальный период, когда крестьяне не были еще закрепощены; самодержавный строй государства и строй феодальный, когда Россия была раздроблена на множество самостоятельных полугосударств.
В конспекте свалены в одну кучу понятия реакция и контрреволюция, революция «вообще», революция буржуазная и революция буржуазно-демократическая.
В конспекте не даны условия и истоки национально-освободительного движения покоренных царизмом народов России и, таким образом, октябрьская революция, как революция, освободившая эти народы от национального гнета, остается немотивированной, равно как немотивированным остается создание Союза ССР.
Конспект изобилует всякого рода затасканными трафаретными определениями вроде «полицейский террор Николая I», «Разинщина» и «Пугачевщина», «наступление помещичьей контрреволюции в 70-х гг. XIX столетия», «первые шаги промышленного переворота», «первые шаги царизма и буржуазии в борьбе с революцией 905—907 г.» и так дальше. Авторы конспекта слепо копируют затасканные и совершенно ненаучные определения всякого рода буржуазных историков, забывая о том, что они обязаны преподать нашей молодежи марксистские, научно-обоснованные определения.
Конспект не отражает роли и влияния западно-европейских буржуазно-революционных и социалистических движений на формирование буржуазного революционного движения и движения пролетарско-социалистического в России. Авторы конспекта очевидно забыли, что русские революционеры считали себя учениками и последователями известных корифеев буржуазно-революционной и марксистской мысли на Западе.
В конспекте не учтены корни первой империалистической войны и роль царизма в этой войне, как резерва для зап.-европейских империалистических держав, равно как не учтена зависимая роль, как русского царизма, так и русского капитализма от капитала западно-европейского, ввиду чего значение октябрьской революции, как освободительницы России от ее полуколониального положения, остается немотивированным.
В конспекте не учтено наличие общеевропейского политического кризиса перед мировой войной, выразившегося, между прочим, в упадке буржуазной демократии и парламентаризма, ввиду чего значение советов с точки зрения, мировой истории, как носителей пролетарской демократии и органов освобождения рабочих и крестьян от капитализма, остается немотивированным.
В конспекте не учтена борьба течений в правящей коммунистической партии СССР и борьба с троцкизмом, как с проявлением мелкобуржуазной контрреволюции.
И так далее и тому подобное.
Вообще надо сказать, что конспект составлен крайне неряшливо и не совсем грамотно с точки зрения марксизма.
Мы уже не говорим о неточном стиле конспекта и об игре в «словечки», вроде того, что Лжедмитрий назван Дмитрием «Названным» или вроде «торжества старых феодалов в XVIII веке» (неизвестно, однако, куда делись и как себя вели «новые феодалы», если они вообще существовали в это время) и т. д.
Мы считаем необходимым коренную переработку конспекта в духе изложенных выше положений, при этом должно быть учтено, что речь идет о создании учебника, где должно быть взвешено каждое слово и каждое определение, а не о безответственных журнальных статьях, где можно болтать обо всем и как угодно, отвлекаясь от чувства ответственности.
Нам нужен такой учебник истории СССР, где бы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР — это во-первых, — и где бы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и, вообще» мировой истории, — это во-вторых.
И. СТАЛИН.
А. ЖДАНОВ.
С. КИРОВ.
8. VIII. 1934 г
—————————————
После этого понимаешь всю нищету духа и идеологии нынешнего руководства РФ, которое двух слов связать не может без отливания в граните. И которым тексты для публичных вытсуплений пишут специально заточенные люди. Нужно отметить, что традиция эта началась с Хрущева, который тоже не блистал интеллектом и образованием.
Непременным условием успеха ораторской деятельности является четкое уяснение предпосылок и осознание ответственности политического выступления. Существует качественное различие между настоящим оратором и так называемым ритором, или демагогом. В то время как оратор стремится к истине, демагог довольствуется достижением внешнего эффекта, применяя для этой цели всевозможные средства манипулирования слушателями. Суть речи заключается в том, чтобы с помощью слов сделать познанное одним доступным для других.
Искусство речи предполагает и тонкое чувство психологического такта, позволяющее понять настроение аудитории.
КАК ГОТОВИТЬСЯ К ВЫСТУПЛЕНИЮ
Всякому выступлению всегда предшествует большая предварительная работа по сбору и осмыслению материала. Для ораторов, которые недостаточно к этому готовятся, самой серьезной опасностью является их умение владеть словом. Как правило, такой оратор склонен подменять серьезный анализ более или менее удачной игрой слова.
Спонтанность также требует большой предварительной работы. Несмотря на то, что ненаписанная речь производит впечатление импровизации, для нее также нужен тщательно обдуманный план и фиксация в той или иной форме важнейших положений. Кроме того, всякое выступление требует определенной физической и психологической подготовки. Этому обстоятельству важное значение придавали еще в античности. Например, усталый человек вряд ли способен излучать ту силу, то обаяние, которые создают в аудитории желательную атмосферу.
Чем короче речь, тем большей подготовки она требует.
Существуют три способа выступления: чтение текста, воспроизведение его по памяти и свободная импровизация. Способ выступления предопределяет и способ подготовки, так как содержание речи связано с ее формой и должно продумываться одновременно.
При подготовке необходимо учитывать размер и характер аудитории, ибо то, что уместно в большой аудитории, может оказаться совершенно неприемлемым в небольшой, в которой создается интимная обстановка, требующая большей непосредственности и открытости.
Если при выступлении перед массовыми собраниями желательно иметь текст, то в небольших аудиториях лучше от него отказаться. Оратор должен убедить слушателей в логичности своих рассуждений, повести их за собой, а не разжигать в них отрицательные эмоции.
Тот, кто слепо подчиняется рукописи, может быть хорошим чтецом, но никогда не будет хорошим оратором. Слушатель ожидает от оратора не чтения заранее подготовленного текста, а убедительных размышлений, он простит оратору, если тот в своей импровизации иногда погрешит против правил грамматики.
Попытка некоторых ораторов воспроизвести по памяти текст речи, как правило, не приносит успеха. Неэффективность такого способа заключается в том, что у оратора становится заметной некоторая скованность, вызванная тем, что процесс припоминания тормозит речевую деятельность. На аудиторию убедительно действует только непосредственная деятельность мышления, которая вовлекает слушателей в творческий процесс.
Тот, кто хочет установить со слушателями прочный контакт, должен всякий раз заново продумывать свои мысли, даже если они были заранее фиксированы. Речь должна производить впечатление не пассивного припоминания уже готовых мыслей, а активного формирования обсуждаемых идей, что, естественно, возможно только в случае импровизации.
Импровизация не означает, что не нужно иметь текста. Не следует быть прикованным к тексту, но и без подготовленного текста нельзя вступать в идейный спор.
Что касается использования в речи цитат, афоризмов и лозунгов, то необходимо иметь в виду, что длинные цитаты утомляют слушателей. Вместо них лучше использовать “красное словцо”, афоризм, которые, благодаря своей ультрасокращенной форме, хорошо усваиваются слушателями. Осторожно следует относиться к лозунгам. Дело в том, что лозунги – это “духовные суррогаты”, которые не способствуют рациональному решению проблемы, а создают лишь видимость ее решения.
Хотя в политическом выступлении основное значение имеет содержание, однако форма выступления, голос и жесты оратора не менее важны. Голос оратора – это “зеркало его души”. Сущность человека проявляется не только в его поступках, жестах и мимике, но в первую очередь в том, как звучит его голос, как он говорит. Голос не просто инструмент, с помощью которого образуются слова и предложения, но прежде всего то или иное настроение, которое окрашивает всю его речь. Большинство людей, особенно те, профессия которых требует хорошо поставленного голоса, должны посредством специальных упражнений овладевать техникой речи. Жестикуляция должна быть не наигранной, а обусловливаться искренними чувствами человека. Оратор воспринимается аудиторией как целостная личность. На трибуне человек полностью раскрывает все свои качества, как положительные, так и отрицательные.
“СЕКРЕТЫ” ВЕДЕНИЯ ДИСКУССИИ
Полемика – постоянный спутник политики. Слово “полемика” греческого происхождения и означает духовную, идейную борьбу. Ведя полемику, целесообразно концентрироваться не на личностях, а на самих обсуждаемых проблемах.
Вначале целесообразно признать и некоторые достоинства противника, что позволит в дальнейшем установить с ним необходимый контакт. Кроме того, от комплимента в адрес соперника выигрывает сам оратор, поскольку таким комплиментом он демонстрирует свою объективность, а это усиливает его позиции. Оскорбления в полемике не придают силу аргументам, напротив, они производят негативное впечатление.
Сатира, юмор и ирония являются такими опасными средствами, которые необходимо тщательно и умело дозировать. Иронию и сатиру не случайно называют солью и украшением блестящей речи, но излишество сатиры и юмора сводит на нет все усилия оратора. Шуточно-ироническое замечание должно быть неожиданным и предельно кратким. По словам Б. Брехта, невозможно жить в стране, где нет юмора, но еще тяжелее жить там, где юмор становится потребностью.
Если для языка выступления характерно использование отработанных клише, наукообразность, отсутствие ярких образов, то такой стиль можно назвать бюрократическим. Демократичность языка особенно важна при общении с молодежью.
Аристотель справедливо говорил, что речь оратора должна пробуждать в человеке веру в себя, положительно стимулировать его деятельность.
Смотрите также:
ГОВОРЯТ ДЕПУТАТЫ СЪЕЗДА. Трудные уроки “школы демократии” >
НА ОСТРИЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ. Лицом к лицу (часть 1) >
МНЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТА. Искусство убеждать >
Кто ясно мыслит, тот ясно и излагает Г.П.Федотов Правильно определить вещь, Идеи сочинения Обдумывание темы и определение Выбор темы
Как и какую тему выбрать из 5-7 предложенных на вступительном экзамене?
За 10-15 минут Вы должны перебрать все темы, оценить их достоинства и недостатки и выбрать нужную. Какую?
Внимательно вчитайтесь в формулировки тем: нет ли среди них знакомой, по который Вы уже когда-то писали сочинение, то есть имеете опыт работы.Если таковой опыт имеется и он положительный, не экспериментируйте, а смело беритесь за знакомую тему,учитывая замечания и рекомендации Вашего школьного учителя. Помните, что за новой формулировкой может скрываться старая, хорошо знакомаяВам тема. Умейте разгадать эту хитрость приемной комиссии. Естественно, Ваши шансы встретить на вступительном экзамене знакомую тему резко возрастут, если Вы в школе познакомились с большим количеством тем, приобрели опыт работы над различными темами.
Вы не встретили знакомую тему или не сумели увидеть её за новой формулировкой. Выберите ту, которую понимаете,то есть точно знаете, о чем Вы будете писать. Как узнать, понимаетеВы тему или нет? Сосредоточьтесь и мысленно проговорите сочинение от начала до конца. Если Вам это удалось, значит, тему Вы понимаете и можете приступать к следующему этапу.
Вам не повезло, среди предложенных тем нет знакомой, нет и той, о которой Вы имеете точное и ясное представление. Что делать? Не опускайте руки и берите тему, связанную с произведением, которое Вы хорошо знаете. Возможно, понимание темы придет во время работы над сочинением, а, может быть, и не придет. Такое тоже нельзя исключить.
И последнее. Вы начитанны, талантливы, и эрудированны, а все темы Вам знакомы, понятны и… скучны. Что ж, выберите из всех скучных тем тему наименее скучную.
Итак, первый этап закончен, Вы выбрали тему. Пора перейти к следующему. почти разгадать её природу.
На этом этапе работы Вы должны решить двуединую задачу, которая определит результат Вашего сочинения. Вот она. 1. Обдумать тему – значит уяснить, о чём должно быть сочинение. Для этого следует проанализировать каждое слово в формулировке темы, найти ключевое слово (словосочетание), которое даст ключ к её пониманию, «откроет» тему, поможет Вам определить идею Вашего сочинения. Помните! В формулировке каждой темы заключён ответ на вопрос – о чём писать! Неправильное определение ключевого слова приведёт, в конечном счёте, к неверному раскрытию темы, что, в свою очередь, скажется на оценке Вашего сочинения.
Кто ясно мыслит – тот ясно излагает. Эту закономерность люди заметили давно. Удивительна связь между нашими внутренними рассуждениями, мыслями и словами, которые произносим, поступками, которые совершаем. Что способствует ясности мыслей и рассуждений? А что серьезно мешает? Найти ответы на подобные вопросы – значит продвинуться вперед не только интеллектуально, но и в практической жизни, в отношениях с окружающими людьми. Есть ли особенности в ответах на этот вопрос применительно к верующим людям? Давайте разбираться.
Следует признать: существует ряд серьезных помех, которые влияют на нашу способность мыслить ясно. Это становится причиной нашего неверного понимания и применения установлений Корана, учения Ислама. По этой же причине мы можем неверно воспринимать мир вокруг себя, не понимать до конца происходящие перемены и свою роль в жизни. Слепое следование
Одна из ужаснейших помех, которая может лишить нас способности мыслить ясно, – слепое следование. Замечательный исламский ученый, юрист Абд аль – Барр провозгласил в свое время: исламские юристы должны достигнуть консенсуса в том, что слепой подражатель не может быть ученым. Ограниченные люди добровольно отказываются видеть широкое поле Исламской юриспруденции.
Именно по причине внутренней слепоты, неспособности воспринять новые мысли, образ жизни, веру, язычники в Мекке в давние времена отказывались принять Ислам. Аллах говорит: “Когда им говорят: «Следуйте тому, что ниспослал Аллах», – они отвечают: «Нет! Мы будем следовать тому, на чем застали наших отцов». А если их отцы ничего не разумели и не следовали прямым путем?” (Коран, 2:170)
Безрассудное, некритичное повторение того, что осталось от прошлого, от ушедших поколений, бывает крайне опасно. В подобных случаях люди заведомо ограничивают свои способности. В частности, способность исследовать, анализировать, а это приводит, в свою очередь, к потере надежд на развитие, изменения мира в лучшую сторону.
Пророк (мир ему) говорил: «Не следуй за дурным. Когда люди поступают верно, поступай верно и ты. Если люди поступают дурно, ты продолжай поступать правильно, даже если останешься в одиночестве». Общественное давление
Власть общества и его давление, которое называют еще «групповым (или коллективным) разумом», может вобрать все возможные помехи для ясного мышления. Потому Аллах и Его Посланник (мир ему) дали указание язычникам Мекки избавиться от давления «общественного мнения», которое не позволяло им честно признать, что Послание Господа адресовано и им.
Аллах говорит: Скажи: «Я призываю вас только к одному: встаньте ради Аллаха по двое и по одному, а потом призадумайтесь. Ваш товарищ не является бесноватым. Он лишь предостерегает вас перед наступлением тяжких мучений». (Коран 34: 46)
Поведение людей в одиночестве или наедине с кем-либо очень отличается от поведения в составе больших групп. Наедине, в узком кругу, как правило, мы более откровенны и открыты. Если такое общение состоялось, то человек, скорее всего, и публично будет высказываться и поступать более искренне. Барьеры из косых взглядов и осуждений не будут казаться непреодолимыми.
Именно об этом говорит Аллах в Коране, когда утверждает: «Но нет! То, что они делают обычно, то проело, как ржавчина, их сердца». (Коран, 83: 14)
Аллах также говорит нам: “Они говорят: «Наши сердца закрыты для того, к чему ты призываешь нас, наши уши поражены глухотой, а между нами и тобой – завеса. Трудись же, и мы будем трудиться”. (Коран, 41:5)
Общество может скрывать открытия и знания, основы веры, правду. А это, увы, отвлекает людей от размышлений в нужном направлении, не позволяет совершать самые значимые действия. Смысл ясного мышления – уметь распознать это давление, не поддаться ему. Человек не может мыслить ясно, рассуждать объективно, достигать истины, если его чувства в смятении, он боится обвинений, страшится общественного мнения.
По этому поводу один из западных мыслителей сказал: «Общество может превратиться в чудовище, которое отвергает разум и мышление».
Кроме слепого подражания, давления общественного мнения, каждому человеку, если все-таки он желает достичь ясности мыслей и рассуждений, необходимо преодолеть соблазны суеверия. Суеверия
Один серьезный исследователь пришел к заключению, что сила и влиятельность религий напрямую зависят от … слабостей в рассуждениях. То, о чем он говорит, как о религиях, нельзя называть истинной религией. Это – различные практики, инновации, придуманные людьми. Они не от Аллаха и Его Посланника (мир ему).
Аллах указал нам безусловные религиозные обязанности, открыл, как покаяться в грехах грешникам, как найти и присоединиться к народу, который идет Его путем. Аллах говорит: «Кто может быть несправедливее того, кто возвел на Аллаха навет или счел ложью Его знамения? Воистину, не преуспеют беззаконники». (Коран, 6:21)
Суеверия вытесняют разумные и последовательные мысли, вместо них в наш ум заселяются мистические заблуждения, магические формулы и … трюки. Человек, пошедший такой тропинкой, все свои надежды ставит в зависимость от чудес, мистических предсказаний. Ислам, наоборот, учит тому, что фокусировать свои мысли надо на том, что есть нормальные, естественные законы, установленные для нас Аллахом.
Размышления – это наша умственная деятельность, которая невозможна без использования разума. Мыслительный процесс обеспечивается сложной работой головного мозга. Суеверия отметают необходимость в нашем мозге, мыслях, способностях обобщать и анализировать факты. Суеверия предлагают готовые выводы и заключения. «Волшебство» заключается в том, что нам предлагают «сверхзнания», невидимые объекты, тайные свойства вещей. «Творцы чудес», будучи сами ограниченными людьми, вовлекают в свои сети других, делая их тоже слабоумными.
Аллах говорит: «У них есть сердца, которые не разумеют, и глаза, которые не видят, и уши, которые не слышат. Они подобны скотине, но являются еще более заблудшими. Именно они являются беспечными невеждам». (Коран, 7:179) Абсолютизм
«Только так и никак иначе», «никаких обсуждений», «отрезано» – подобными словами люди часто ограничивают объяснение своей точки зрения. Но можно ли использовать в подобном случае понятие «объяснение»? Конечно, нет! Принцип «все или ничего» – серьезная помеха для ясных размышлений. Даже в эмоциональном плане такая позиция потребует от вас или принимать, или категорически отказываться от всех разумных, обоснованных доводов другого человека.
Али бин Абу Талиб, предупреждая о такой опасности, говорил: «Любите то, что вы любите, с чуткостью. Предмет вашей любви в один день может стать ненавистен вам. Ненавидьте то, что вы ненавидите, с осторожностью. Однажды то, что ненавидите, может стать для вас любимым».
Привычка к крайним сужениям может сослужить плохую службу: вы можете отказаться в положении, когда сами себе откажите вправе разделить верное убеждение.
Диалог для людей с абсолютистскими убеждениями труден, чаще – невозможен. Они цитируют сам себя, не слышат вопросы и рассуждения других людей. Вместо диалога получается монолог.
Великий исламский юрист аль – Шафии высказал относительно проблемы в целом замечательную мысль. Его слова могут служить правилом, как нам следует рассуждать. Он говорил: «Я оцениваю мои взгляды как верные. Но я допускаю возможность ошибки. Я считаю мнение другого человека неправильным. Но я допускаю, что он может быть прав».
Заявления аль – Шафии о том, что он уверен в своей точке зрения, он основывал на сравнительных исследованиях, усиленной работе, анализе. Но он не оставлял возможность для признания ошибки. Он был способен подвергнуть ревизии свои выводы, обсудить новые результаты. Он был открыт для критики и восприятия нового. Излишняя чувствительность
Реагирует ли человек на происходящее вокруг подобно глухому и слепому или наоборот впадает в злость и ярость – его мысли теряют ясность. Пророк (мир ему) говорил: «Судья не должен выносить решение, если он зол».
Злость – одно из худших эмоциональных состояний. Она окутывает человека, заволакивает его разум. Исламские ученые – юристы следуют правилу Пророка (мир ему), установленному в других обстоятельствах, но применимому и в случае злости: они идут в ванную комнату и умываются водой.
Мусульманину следует опасаться всех помех, которые мешают мыслить. Коран предупреждает нас: «Неужели они не размышляли над Кораном? Или же на их сердцах замки?» (Коран, 47:24)
Пусть Аллах упасет ваш разум от заблуждений, чтобы вы мысли ясно.
Сейчас практически каждый пользуется интернетом. Молодые люди впереди планеты всей. Все хотят выделится. Инстаграмм, Ютюб….. Все делают селфи. Правда, для чего это делается в ущерб здоровью, спорт, образованию, чтению …Точно сказать не могут. Общий ответ- так все делают. Все вдруг стали менеджерами – хотя точно сказать, чем они занимаются, не могут. Я менеджер среднего звена. Даже в автосалоне говорят – я менеджер, никто не говорит – продавец. И обижаются, если им так говорят. Куда ни пойди – менеджер, через одного – среднего звена. Чем занимается – бумажки перекладывает, сегодня справа налево, завтра слева направо. Но постоянно в движении, правда для чего, сказать не могут. Ответ такой – начальству виднее. Зачем построили большой стадион на Колыме – в футбол играть будем. Кто будет играть, с кем – не твое дело.
Стали говорить об иерархии. от простого к сложному, от маленького ребенка и выше. Ребенок говорит – Я пока мало, чего умею, папа – ты больше, дедушка еще больше, а совсем старенький прадедушка еще больше. Но папа резво ответил сыну про себя и ребенка и замолчал. А потом ответил – а дальше – не твое дело. Вырастешь – узнаешь
И кто сказал – кто ясно мыслит, тот ясно излагает
Кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Учитесь ясно излагать, дамы и господа. Поучительная глава из книги Ричарда Фейнмана.
В начале пятидесятых меня на какое-то время поразила болезнь среднего возраста:
я читал философские лекции о науке, — каким образом наука удовлетворяет любопытство, как она дает нам новый взгляд на мир, как она обеспечивает человеку возможность делать разные вещи, как она наделяет его силой, — вопрос же состоит в том, в виду недавнего создания атомной бомбы, нужно ли давать человеку такую силу? Кроме того, я размышлял о связи науки и религии, и примерно в это же время меня пригласили на конференцию в Нью-Йорк, где должны были обсуждать “этику равенства”.
Подобная конференция уже проводилась для людей постарше, где-то на Лонг-Айленде, а в этом году на нее решили пригласить людей помоложе, чтобы обсудить меморандумы, выработанные на предыдущей конференции. Еще до поездки на конференцию я получил список “книг, которые, по всей вероятности, Вам будет интересно почитать, и если Вы считаете, что другим участникам желательно прочитать какие-то книги, то, пожалуйста, пришлите их нам, мы поместим их в библиотеке, чтобы другие могли их прочитать”.
И прилагается потрясающий список книг. Я начинаю с первой страницы: я не читал ни одной книги и чувствую себя не в своей тарелке — вряд ли мне стоит ехать. Я смотрю на вторую страницу: не читал ни одной. Просмотрев весь список, я обнаруживаю, что не читал ни одной из предложенных книг. Должно быть, я идиот какой-то, неграмотный! В списке были удивительные книги, вроде труда “О свободе” Томаса Джефферсона, или что-то вроде этого, а также книги нескольких авторов, которых я читал. Там была книга Гейзенберга, одна книга Шредингера, одна книга Эйнштейна, но это были книги вроде “Мои зрелые годы” (My Later Years) Эйнштейна или “Что такое жизнь?” Шредингера — не те, которые я читал. Итак, у меня появилось чувство, что мне это не по зубам и что мне не надо в это влезать. Может быть, я просто спокойно посижу и послушаю.
Я иду на первое вводное заседание, на котором какой-то парень встает и говорит, что нам нужно обсудить две проблемы. Первая несколько завуалирована — что-то об этике и равенстве, но я не понимаю, в чем конкретно состоит проблема. Вторая же: “Мы продемонстрируем совместными усилиями, что люди из разных областей могут вести диалог друг с другом”. На конференции присутствовали юрист по международному праву, историк, иезуитский священник, раввин, ученый (я) и т.д. Ну и мой логический ум сразу же начинает рассуждать: на вторую проблему не стоит обращать внимания, потому что, если это работает, то оно сработает; а если не работает, то не сработает — не нужно доказывать и обсуждать, что мы способны вести диалог, если у нас нет диалога, о котором мы собираемся говорить! Таким образом, главная проблема — первая, которую я не понял. Я был готов поднять руку и сказать: “Не будете ли Вы так любезны определить проблему поточнее”, — но потом подумал: “Нет, я же профан; лучше мне послушать. Я не хочу немедля попасть в переделку”.
Подгруппа, к которой я относился, должна была обсуждать “этику равенства в образовании”. На наших встречах иезуитский священник постоянно талдычил о “разделении знания”. Он говорил: “Настоящей проблемой этики равенства в образовании является разделение знания”. Этот иезуит постоянно вспоминал тринадцатый век, когда за образование отвечала Католическая церковь и весь мир был простым. Был Бог, и все пришло от Бога; все было организованно. Но сегодня понять все не так легко. Поэтому знание разделилось на отдельные куски. Я чувствовал, что “разделение знания” никак с “этим” не связано, но “это” так и не было определено, поэтому я не видел способа доказать свою точку зрения. Наконец я сказал: “Какая же проблема этики связана с разделением знания?” В ответ я получил клубы тумана и сказал: “Мне не понятно”, однако все остальные сказали, что им понятно и попытались объяснить мне, но у них ничего не вышло!
Тогда все остальные члены группы попросили меня написать, почему я считаю, что разделение знания не является проблемой этики. Я вернулся в свою комнату и аккуратно, стараясь изо всех сил, записал свои мысли по поводу “этики равенства в образовании” и привел несколько примеров проблем, которые, как мне кажется, мы могли бы обсудить. Например, в том, что касается образования, мы усиливаем различия. Если у кого-то что-то получается хорошо, мы пытаемся развить его способности, что приводит к различиям, или неравенству. Таким образом, если образование увеличивает неравенство, этично ли это? Потом, приведя еще несколько примеров, я написал, что несмотря на то, что “разделение знания” представляет собой трудность, поскольку сложное устройство мира приводит к тому, что многие вещи невероятно трудно изучить, в свете моего определения области этой темы, я не вижу никакой связи между разделением знания и чем-то, более или менее близким тому, что может представлять собой этика равенства в образовании.
На следующий день я принес написанное на заседание, и парень сказал: “Мистер Фейнман действительно поднял несколько очень интересных вопросов, которые мы должны обсудить, и мы отложим их в сторону для возможного будущего обсуждения”. Они вообще ничего не поняли. Я попытался определить проблему и показать, что “разделение знания” не имеет к ней никакого отношения. И причина, по которой никто ни к чему не пришел на этой конференции, состояла в том, что организаторы не сумели ясно определить предмет “этики равенства в образовании”, а потому никто точно не знал, о чем говорить.
На конференции был один социолог, который написал работу, чтобы ее прочитали все мы — он написал ее предварительно. Я начал читать эту дьявольщину, и мои глаза просто полезли из орбит: я ни черта не мог в ней понять! Я подумал, что причина в том, что я не прочел ни одной книги из предложенного списка. Меня не отпускало это неприятное ощущение “своей неадекватности”, до тех пор пока я, наконец, не сказал себе: “Я остановлюсь и прочитаю одно предложение медленно, чтобы понять, что, черт возьми, оно значит”. Итак, я остановился — наугад — и прочитал следующее предложение очень внимательно. Я сейчас не помню его точно, но это было что-то вроде: “Индивидуальный член социального общества часто получает информацию чрез визуальные, символические каналы”. Я долго с ним мучился, но все-таки перевел. Знаете что это означает? “Люди читают”.
Затем я перешел к следующему предложению и понял, что его я тоже могу перевести. Потом же это превратилось в пустое занятие: “Иногда люди читают; иногда люди слушают радио”, — и т.д. Но все это было написано так замысловато, что сначала я даже не понял, но, когда, наконец, расшифровал, оказалось, что это полная бессмыслица.
На этой встрече произошло всего одно событие, которое доставило мне удовольствие, или, по крайней мере, позабавило. Каждое слово, которое произносил каждый выступающий на пленарном заседании, было настолько важным, что был нанят стенографист, который печатал всю это чертовщину. День, наверное, на второй, стенографист подошел ко мне и спросил: “Чем Вы занимаетесь? Вы, конечно же, не профессор”.
— Я как раз профессор.
— Чего?
— Физики — науки.
— О! Так вот в чем, должно быть, причина, — сказал он.
— Причина чего?
Он сказал: “Видите ли, я — стенографист и печатаю все, о чем здесь говорят. Когда говорят все остальные, я печатаю все, что они говорят, не понимая ни слова. Но каждый раз, когда встаете Вы, чтобы задать вопрос или что-то сказать, я понимаю все, что Вы имеете в виду — в чем суть вопроса или что Вы говорите — поэтому я и подумал, что Вы просто не можете быть профессором!”
В какой-то момент конференции состоялся особый обед, во время которого глава богословов, очень приятный человек, истый еврей, произносил речь. Речь была хорошей, да и оратором он был превосходным, и несмотря на то, что сейчас, когда я это рассказываю, его основная идея выглядит полным бредом, в то время она казалась совершенно очевидной и абсолютно истинной. Он говорил о колоссальных различиях в благосостоянии разных стран, которые вызывают зависть, которая, в свою очередь, приводит к конфликтам, а теперь, когда у нас есть атомное оружие, какая бы война ни случилась, все мы обречены, а потому правильный выход в том, чтобы прилагать все усилия по сохранению мира, убедившись, что между разными странами не существует столь грандиозных различий, и поскольку у нас в Соединенных Штатах так много всего, мы должны раздать почти все другим странам, пока все мы не сравняемся. Все это слушали, все испытывали желание принести такую жертву, и все полагали, что именно так мы должны поступить. Но по пути домой мой рассудок вернулся ко мне.
На следующий день один из членов нашей группы сказал: “Я думаю, что речь, произнесенная вчера вечером, была так хороша, что все мы должны поставить под ней свои подписи и представить ее как резюме нашей конференции”. Я начал было говорить, что сама идея распределения всего поровну основана на теории о том, что в мире существует только x всего, что каким-то образом мы сначала отобрали это у более бедных стран, а потому мы должны им это вернуть. Но эта теория не принимает во внимание истинную причину различий, существующих между странами — то есть развитие новых методов выращивания пищи, развитие техники для выращивания пищи и многого другого, и тот факт, что вся эта техника требует сосредоточения капитала. Важно не имущество, которое мы имеем, а способность создать это имущество. Но теперь я понимаю, что эти люда не были учеными; они этого не понимали. Они не понимали технологии; они не понимали своего времени.
Конференция привела меня в столь нервное состояние, что моей нью-йоркской знакомой пришлось меня успокаивать. “Послушай, — сказала она, — тебя же просто трясет! Ты уже сошел с ума! Отнесись к этому проще, не надо все рассматривать так серьезно. Отойди на минуту в сторону и трезво оцени ситуацию”. Я подумал о конференции, о том, какой это бред, и все оказалось не так уж плохо. Но если бы кто-то попросил меня снова принять участие в чем-то подобном, я бы убежал от него как сумасшедший — никогда! Нет! Точно нет! Но я и сегодня получаю приглашения на подобные сборища.
Когда настало время оценить конференцию, все начали говорить о том, как много она дала им, какой успешной она была и т.п. Когда спросили меня, я сказал: “Эта конференция была хуже, чем тест Роршаха: когда тебе показывают бессмысленное чернильное пятно и спрашивают, что, по-твоему, ты видишь, и когда ты им говоришь, что, они начинают с тобой спорить!”
Дальше было еще хуже: в конце конференции собирались устроить еще одно заседание, которое в этот раз должна была посетить общественность, и у парня, который отвечал за нашу группу, хватило духа сказать, что поскольку мы столько всего разработали, то времени для публичного обсуждения всего этого не хватит, а потому мы просто расскажем общественности обо всем, что мы разработали. У меня глаза на лоб полезли: я-то считал, что мы ни черта не разработали!
Наконец, когда мы обсуждали вопрос о том, разработали ли мы способ ведения диалога между людьми разных специальностей, — что было нашей второй главной “проблемой”, — я сказал, что заметил кое-что интересное. Каждый из нас говорил, о том, что мы думаем по поводу “этики равенства” со своей колокольни, не обращая никакого внимания на то, что думают другие. Например, историк говорил, что проблемы этики можно понять, если заглянуть в историю и посмотреть, как они появились и развивались; юрист-международник говорил, что для этого нужно посмотреть, как фактически вели себя люди в различных ситуациях и как они приходили к каким-то соглашениям; иезуитский священник все время ссылался на “разделение знания”; я же, как ученый, предложил сначала выделить проблему подобно тому, как поступал Галилео, проводя свои эксперименты, и т.д. “Таким образом, на мой взгляд, — сказал я, — диалога у нас не было вообще. У нас не было ничего, кроме хаоса!”
Конечно все тут же начали на меня нападать. “А Вы не думаете, что из хаоса может возникнуть порядок?”
— Ну, да, в общем случае, или… — Я не знал, что делать с вопросом вроде “Может ли из хаоса возникнуть порядок?” Да, нет, ну и что из того?
Эта конференция просто кишела дураками — высокопарными дураками, — а высокопарные дураки вынуждают меня просто лезть на стену. В обычных дураках нет ничего страшного; с ними можно разговаривать и попытаться помочь. Но высокопарных дураков — дураков, которые скрывают свою дурость и пытаются показать всем, какие они умные и замечательные с помощью подобного надувательства — ТАКИХ Я ПРОСТО НЕ ВЫНОШУ! Обычный дурак — не мошенник; в честном дураке нет ничего страшного. Но нечестный дурак ужасен! И именно это я получил на конференции: целый букет высокопарных дураков, что меня очень расстроило. Больше я так расстраиваться не хочу, а потому никогда не буду участвовать в междисциплинарных конференциях.
— «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»
Я не являюсь постоянным читателем «Литературной России», однако статьи, связанные с профессиональной деятельностью (преподавание русского языка и литературы), просматриваю регулярно.
Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.
Козьма Прутков
Я не являюсь постоянным читателем «Литературной России», однако статьи, связанные с профессиональной деятельностью (преподавание русского языка и литературы), просматриваю регулярно. Признаюсь, с чувством некоторого недоумения я прочёл в № 44 «Литературной России» реплику братьев Гагаевых, странно помеченную как бы транспортом «Пенза–Саранск», на толковую и аргументированную статью А.Аникина, опубликованную в № 42. Каковы основные положения исходной статьи?
Во-первых, поступательное развитие методики преподавания литературы – процесс естественный и необходимый: это было присуще и дореволюционной русской, и позднейшей советской школе. Принятый недавно новый образовательный стандарт, безусловно, нуждается в публичном обсуждении, и довольно глупо просто отрицать этот документ, по которому обязаны работать школы России, иначе логично будет вообще уйти из системы образования – и дело с концом. Вероятно, братья Гагаевы так гневно и решительно судят откуда-то извне, из прекрасного далека между Пензой и Саранском? А весь вопрос в том, как работать ДЕЙСТВУЮЩЕМУ учителю или вузовскому преподавателю в современных условиях.
Во-вторых, исторически сложились два подхода, два пути изучения литературно-художественных произведений в стенах школы и вуза: говоря условно, «идеологический», связанный прежде всего с интерпретированием образного и идейно-эмоционального компонента, и «формальный», основанный на анализе художественного текста как организованной согласно определённым законам языковой структуры. На протяжении XIX–XX вв. эти два подхода периодически становились доминирующими, имели своих горячих сторонников и столь же непримиримых противников: читатели постарше помнят, наверное, жаркие дискуссии о преподавании литературы в старших классах, кипевшие на страницах «Литературной газеты» в 1970-е гг.
В-третьих, «идеологический» подход к преподаванию литературы в настоящее время крайне дискредитирован погромно-перестроечным периодом конца 1980-х – «нулевых» гг., когда художественное произведение стало восприниматься рядом критиков и «продвинутых» методистов прежде всего как объект собственных рассуждений, а зачастую – просто как повод заявить о себе, любимом. Т. н. «импрессионистическая критика» победила, и под победоносным лозунгом «мочи совка!» на ошарашенных учителей и учеников, студентов и преподавателей вузов хлынул воистину бурный поток самых фантастических, а порой и совершенно диких интерпретаций классических художественных произведений, сопровождавшихся чудовищными натяжками и грубейшими фактическими ошибками (достаточно упомянуть известнейшего телеведущего А.Архангельского, который в своём УЧЕБНИКЕ для 10 класса – с грифом министерства образования! – так прямо и утверждал, что несчастная лермонтовская Бэла гибнет именно от русской пули. «Имперские амбиции» – ну, вы понимаете…).
Исходя из предшествующего – в-четвёртых: в настоящее время возвращение к «формальному» (текстовому, языковому) подходу при анализе художественных произведений в учебных заведениях видится как мера единственно разумная и своевременная, позволяющая вернуть школьному и вузовскому преподаванию литературы более или менее объективный характер, обратиться не к оборотистым толкователям, а к самим первоисточникам.
Пожалуйста, не надо Набокова – читайте самого Пушкина. Ради Бога, избавьте от Димы Быкова – достаточно ПРОСТО ПРОЧЕСТЬ М.Горького. И всё встанет на свои места. Правда, для этого надо уметь ЧИТАТЬ. А научиться этому без анализа языка писателя невозможно по определению. Нельзя понять Пушкина, не усвоив язык Пушкина. Толстовские поиски простоты и истины вполне наглядно воплощены в его стиле: гениальное начало «Кавказского пленника» («Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин») говорит о писателе ничуть не меньше многоучёных штудий. И говорит, подчеркнём, ОБЪЕКТИВНО, а не на уровне «игры в бисер». Надо всё это лишь научиться видеть и понимать. По-моему, к этому и призывает А.Аникин. Чего же здесь плохого? Даже в узко практической области: может быть, те же деепричастия и обособления лучше изучать на текстах Толстого и Чехова, чем на творениях Дины Рубиной и В.Сорокина?
От себя добавлю: по моим наблюдениям, трагедия (именно так!) современных школьников заключается именно в том, что они просто неспособны воспринять тот или иной текст как индивидуально-художественное произведение, как выражение авторского эстетического идеала. Их этому не учили. Язык – сам по себе, проблематика и художественные особенности – сами по себе. В конце концов, все они одинаковы, говоря словами некогда популярного поэта-песенника, «все они красавцы, все они таланты, все они поэты» – Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Бунин, В.Сорокин, оба Ерофеевых, Довлатов, Окуджава, Оксана Робски, «влиятельная женщина» Т.Толстая, «успешная женщина» Дуня Смирнова (тоже, оказывается, автор – «многочисленных сценариев, статей и эссе»)… Да и пишут, в общем-то, об одном и том же – о любви, о смерти, о трагедии одиночества…
Только у поименованных женщин, по сравнению, скажем, с Гоголем, это динамичнее, интереснее, современнее (т.е. не требует умственного напряжения – всё и так ясно-понятно), это «цепляет», это «тренд», а все эти Акакии Акакиевичи, все эти тягомотные «лирические отступления»… Не отсюда ли профанское, оскорбительно-пренебрежительное отношение к классике, не весьма, скажем так, приличные параллели: Пушкин – Высоцкий («наше всё»), Пушкин – Окуджава, Пушкин – Губерман?
Думается, всё это вещи самоочевидные. Но тогда что же вызывает гнев уважаемых братьев, с такой яростью выступающих в защиту отечественной школы и против основного закона её нынешнего существования? Может быть, они просто не дочитали статью до конца? Или не захотели? Воистину, прав был Н.В. Гоголь: «…Иной и почтенный, и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка. Как зарубил что себе в голову, то уж ничем его не пересилишь, сколько ни представляй ему доводов, ясных как день, всё отскакивает от него, как резиновый мяч отскакивает от стены».
И ещё. Согласитесь, публичная полемика в научной области требует по меньшей мере корректности собственных утверждений, элементарной аргументированности суждений и, простите, стилистической и общей грамотности. А читая воинственную статью А. и П. Гагаевых, нельзя отделаться от впечатления, что она писана Владимиром Ленским накануне роковой дуэли: «…Его стихи// Полны любовной чепухи,// Звучат и льются. Их читает// Он вслух, в лирическом жару,// Как Дельвиг пьяный на пиру». Но то, что простительно восторженному поэту-романтику, выглядит по меньшей мере комично в учёной статье. Рубрикации с пунктами и подпунктами уместны и хороши, но не до nec plus ultra; терминологические излишества ничего не говорят и ни в чём не убеждают, скорее наоборот («В-десятых, теоретики преподавания вместе языка и литературы ничего не понимают: а) в логике и методологии науки, которая основана на преподавании естественного языка и литературы в раздельности, формируя литературный язык в части объективного вывода и представлений в фокусно-парциальной стратегии сообщения и приёма информации (Дж. Брунер), б) логике генеза и развития языка в филогенезе и онтогенезе, пиджинизации и креолизации языков, в) психогенетике и модели школы как организации и направления эволюции, организации наследования – биологического через рекурсии предметов, актуализируя зоны коры мозга и осуществляя интерриоризацию ВПФ, в материнских эффектах, эпигенетически (метилирование генов), актуальной информации как раз за счёт значимости семантик, в обучении и ламарковском наследовании в упражнении, повторении, продолжении и целевой функции обучения»). Такое вот «Письмо к учёному соседу» XXI века (здесь и далее – приношу извинения за длинные цитаты).
Словом, авторы блестяще воспроизвели стиль известнейшего мудреца, критика и писателя, историка и философа, члена чего-то, гражданина Эстонии и просто «умного человека» М.Веллера (тот на телешоу «Право голоса» летом этого года тоже что-то плёл про «семантику фонемы», – и всё это с непременными «во-первых», «во-вторых», «в-третьих». Оппоненты – сотрудники Института Русского языка РАН – деликатно смотрели в сторону с видом врачей, находящихся у постели тяжелобольного, прочая публика, включая ведущую, почтительно внимала, не решаясь остановить поток сознания выступающего).
Ссылки на Н.Бердяева, Л. де Бройляи Дж. Брунера, безусловно, свидетельствуют об определённой эрудиции авторов, но не в такой степени, чтобы забыть положение Н. Буало-Депрео: «Кто ясно мыслит, ясно излагает». Попробуйте понять: «…Семантики не пустоты, и смыслы в литературе не пустоты, которые можно выбросить, но корреляции содержательных рекурсий с зонами коры мозга. Так (вообще-то здесь запятая. – А.Ф.) семантики справедливости, которые предлагается выбросить (Кто, где и когда это предлагал? В статье А.Аникина ничего этого нет! Между прочим, слово «семантика» – singulariatantum. – А.Ф.), коррелируют в рекурсиях как системах вывода с системами коры – МПО (любовь и ненависть), ВМПК (стыд, сострадание, вина), хвостатое ядро, скорлупа, островок, где хвостатое ядро актуализирует смысл общей пользы, скорлупа – чистой эффективности, хвостатое ядро – чувство несправедливости, системы FOXP2 (язык и речь, артикуляция), OXTR (альтруизм), 7RDRD4 (открывающий и изобретающий потенциал), системы дома и страха, питания в коллективе, манипуляция представлениями и понятиями, вещами, людьми, принятия решения, оценки эффективности действий и самооценки, миндалевидные тела (зоны страха) и т.п.». Полагаю, всем всё ясно?
Вот кое-какие мысли непосредственно о литературе: «Литература сама имеет потенциал усвояемости вне и помимо каких-либо учителей за счёт присущего ей символического универсума при полноте изложения, хотя эти семантики наследуются и актуализируются в разных этапах полодемографического цикла в ОДРП». «Потенциал усвояемости вне и помимо каких-либо учителей», «теоретики преподавания вместе языка и литературы»… Как там насчёт стилистико-грамматических норм русского языка? Пример в начале статьи о пользе ядерного взрыва в водоёме с заражённой радиоактивностью рыбой мало того, что натяжка (у А.Аникина таких, мягко говоря, странных примеров нет), но вообще наводит на мысль о конституционном праве каждого человека на труд и на отдых в связи с утомительностью «корреляций в рекурсии с системами коры».
Думается, результаты «усвояемости вне и помимо каких-либо учителей» более в примерах и комментариях не нуждаются. Господа-товарищи, читайте классиков! Учитесь у них! И тогда, возможно, и вам будет что сказать по делу, и вы будете с благодарностью поняты.
Андрей ФОМИН
Фомин Андрей Юрьевич, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы Московского государственного гуманитарно-экономического ин-та (МГГЭИ).
Один комментарий на «“Кто ясно мыслит, тот ясно излагает”»
Леонтьев Павел Иванович (Казахстан)
Кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики Северо-Казахстанского государственного университета. Основная дисциплина, которую преподаёт студентам-физикам — «Электричество и магнетизм».
Детство
Родился я в городе Петропавловске в 1956 году. В Северный Казахстан родители-юристы приехали на освоение целины: папа тогда работал в облисполкоме, а мама — на заводе исполнительных механизмов («ЗИМ») юрисконсультом. Жили мы в однокомнатной квартирке в двухэтажном двухподъездном домике, в городском районе, который находился в Рабочем посёлке и назывался «Холодильник». Почему он так странно назывался, я не знал, пока недавно на одном из петропавловских форумов ни прочитал версию по этому поводу, что «…до массового появления холодильного оборудования там зимой намораживали лёд и засыпали опилками. А всё лето продуктовые склады, магазины, больницы и прочие потребители «холода» его оттуда черпали».
Мне было годика два-три, может быть, четыре. Помню красивые пластмассовые ножницы — конечно, детские. Они мне почему-то дико нравились, но более старший мой товарищ, живший в нашем подъезде, их то ли у меня отобрал, то ли украл, а потом сломал. Помню, что я сильно плакал из-за этого, и это было моё первое яркое воспоминание из детства и, наверное, первое запомнившееся горе.
Потом был переезд нашей семьи на улицу Горького. Мы стали жить в двухкомнатной квартире в одноэтажном домике на двух хозяев, ровно на том месте, где сейчас находится Дворец спорта. Одними из наших соседей была семья Анисимовых, у них были две дочки: младшая Люда и старшая Ира. Девочки были старше меня лет на пять. Они взяли надо мной «шефство», и я был у них учеником, которого они с пяти лет учили читать. Первая моя книжка — это «Солнечный денёк» Воронковой с рассказами о девочке и её приключениях в деревне. Ближе к школе я читал достаточно много и бегло. Как мне казалось, читал лучше взрослых.
Начальная школа
В 1963 году я пошёл в первый класс школы № 10 имени Крупской. Она размещалась в Петропавловске в старых зданиях на пересечении улиц Горького и Челюскина. Основное здание было двухэтажным, а «начальники» учились совсем рядом, в одноэтажном.
Помню, что 1 сентября мама привела меня в школу, как положено, с большим букетом цветов. Сел я за школьную парту и стал её изучать. Парта была совершенно не такой, как хорошо знакомые мне столы и стулья. Одна парта предназначалась для двух человек. Сиденье было прикреплено к столу, и они составляли единое целое. Столешница парты находилась под наклоном, а на ней — продолговатые желобки для ручек и карандашей и круглое углубление для чернильницы. Обе крышки парты откидывались на шарнирах вперёд так, что было очень удобно и сидеть за партой, и вставать, не мешая своему соседу. К тому же, когда крышка парты открывалась, она громко и весело хлопала. Всё это мне понравилось.
” «Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день.
На передней стене класса висела доска с поверхностью из темно-коричневого линолеума, на которой писали белым мелом. Часть доски была с разлиновкой под письмо, и там учительница писала нам буквы, а другая часть доски была с клеточками, там писались цифры. Ненужное стиралось мокрой тряпкой.
Так началась моя учёба: чтение, письмо, счёт. С чтением у меня никаких проблем не было, а вот писать я не умел. Письму научился уже в школе, на уроках чистописания.
Чистописание в школе
«Чистописание» — это был такой отдельный школьный предмет, и уроки чистописания проходили у нас каждый день. Все ученики имели свои прописи с образцами каллиграфически написанных букв и слов. В этих прописях мы учились красиво писать по образцам. Кроме прописей, были ещё и специальные тетради по чистописанию. Они были разлинованы особым образом, с тонкими и частыми наклонными линиями. В тетрадях образцов письма не было, и нужно было стараться красиво писать самим.
Сначала нас учили писать простым карандашом. Мы писали палочки, ставили точечки, потом писали палочки по точечкам, рисовали какие-то фигурки, квадратики, кругляшки, закорючки. Всё надо было рисовать и писать очень аккуратно, учительница строго за этим следила.
Потом мы перешли на перьевые ручки с деревянным корпусом и металлическими перьями, которые нужно было макать в чернильницы-непроливайки. Такая чернильница стояла на парте в круглом углублении, оно специально предназначалось для чернильниц. Непроливайки были удобны тем, что их воронка не позволяла чернилам выливаться при наклоне или переноске. Но в то время, когда я учился, чернильницы мы домой не носили, а оставляли их в школе. Дома чернильницы у всех были свои.
Что касается вставлявшихся в ручки перьев, то помню, что не все они были одинакового качества. Вероятно, перья были сделаны из разного металла, какие-то перья долго не выдерживали и ломались. Нужно было брать или покупать новые, стоили они тогда копейки. Некоторыми перьями писать было достаточно удобно, но случалось, что они не только карябали, но даже рвали бумагу в тетради.
” Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой.
Процесс письма выглядел следующим образом. Сначала нужно было обмакнуть перо в чернильницу, затем избыток чернил слить о внутренний край чернильницы, а потом аккуратно писать. Одни элементы букв писались с нажимом, и тогда линия получалась более толстой. Другие элементы писались без нажима, при этом линия в них была тонкой и узкой. Форменным бедствием были кляксы, когда избыток чернил соскальзывал с пера на тетрадный лист. Приходилось менять лист и переписывать всё написанное ранее.
Проблем с чистописанием у меня не было, я старался учиться на «пятёрки» и «четвёрки». Почерк у меня был красивым, до сих пор сохранились мои старые тетради по письму, которые можно посмотреть. Однако не все ученики писали одинаково красиво: у кого-то по чистописанию были и «тройки».
Новые ручки
Интересно, что наш первый класс был, как тогда говорили, экспериментальным. В то время проводился какой-то городской эксперимент по переходу на новые ручки. Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки. Авторучки были предметом невероятной гордости их немногих обладателей (вначале в нашем классе таковых было человек пять-шесть, причём я тоже входил в это число) и жуткой зависти остальных тридцати учеников. Кстати, с течением времени и улучшением качества письма число владельцев авторучек неуклонно росло.
” Тем детям, которые хорошо писали обычными перьевыми ручками, учительница выдавала новые — автоматические — ручки, или авторучки.
Авторучки ручки тоже были перьевыми, но они могли раскручиваться, причём внутри них находились трубочка и пипетка. С помощью пипетки можно было набирать в трубочку большое количество чернил, а потом достаточно долго писать без макания в чернильницу.
Чернила в новых ручках тоже были не такие, как обычно. Когда в новых ручках заканчивались чернила, нужно было поднять руку и спросить: «Можно заправить авторучку?» Когда учительница говорила, что можно, мы с важным видом проходили через класс к шкафу. В шкафу стоял стеклянный флакон со специальными чернилами для авторучек. Мы раскручивали ручки и пипеткой набирали чернила. Эти чернила были тоже фиолетового цвета, но с каким-то более красивым оттенком, чем обыкновенные. Во всяком случае, так нам тогда казалось.
Школьный кошмар
Настоящий кошмар наяву я испытал, учась ещё в первом классе. Дело было так. Учеником я был обязательным, домашние задания делал сам, без помощи родителей. Мама при этом присутствовала, но в процесс не вмешивалась. Каждое утро я, позавтракав, к половине девятого шёл в школу с выполненными ещё с вечера заданиями. И вдруг однажды, сразу же после завтрака, с ужасом понимаю: вчера вечером я совершенно забыл сделать упражнение, которое нам задавали на сегодня… Представить, что я приду в школу с невыполненным домашним заданием, мне было так страшно, как ещё никогда не бывало.
” Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией.
Что тут началось! Мир рухнул в одно мгновение. Полная паника и жуткая истерика, слёзы и — страшные вопли на всю квартиру. Не выполнить домашнее задание — для меня это было трагедией. Мама была не на шутку напугана, но вовремя вмешался папа: «Да у тебя ещё целых пятнадцать минут до выхода из дома! Начинай делать своё упражнение, ты всё успеешь». Я помню, что был поражён этими словами, ведь пятнадцать минут для меня тогда представлялись ничем, совершенным пустяком, какой-то секундой. «Нет»,- спокойно сказал папа. — Пятнадцать минут — это очень, очень много. Ты только начни, и у тебя всё получится». И точно: стоило мне только, ещё хлюпая носом, начать делать это несчастное упражнение, как — бац! — и я уже его закончил. Выполнил всё правильно и вовремя. Папа был прав: пятнадцать минут — это было очень много.
Идеальный учитель
В начальной школе мы должны были учиться четыре года. Однако в школе № 10 я проучился первый класс и второй класс до зимы. Дело в том, что в 1965 году наша семья снова переехала, на этот раз в район «Черёмушки», и там я перешёл в другую школу —школу № 4. Её двухэтажное здание находилось за телевышкой, на краю обрыва.
Надо заметить, что с первых дней учёбы в первом классе и во все последующие годы я всегда ходил в школу и возвращался из школы сам. Никто меня не провожал и не встречал. Самого понятия, что ходить в школу нужно с сопровождающими, у нас тогда не было. Считалось, что это совершенно безопасно, и в эту школу я тоже ходил без страха.
Меня встретили хорошо, и там я без проблем продолжил учёбу. Видимо, в школах действует какое-то негласное правило, что первое время новенького не спрашивают, поэтому у меня была возможность присмотреться к другим ученикам и привыкнуть к учителю. Моя новая учительница, учитель начальных классов — Тамара Ивановна, была учительницей просто потрясающей. Я видел, что к двоечникам она относилась так же тепло и сердечно, как и к успевающим школьникам. Она понимала их проблемы и подходила к ним с душой и сердцем, по-человечески. Думаю, что она была идеальным учителем!
Школа № 4 была начальной, учёба там продолжалась четыре года, и я проучился в ней два с половиной. После окончания начальной школы нужно было переходить в среднюю.
Письмо в средней школе
Средняя школа — это было совсем другое здание. Средняя школа № 2 имени Кирова находилось на улице Интернациональной. В 1967 году новое здание этой школы только построили, и я пошёл туда в пятый класс. У меня сразу же появилось много новых учителей, а письменные работы приходилось выполнять практически по всем предметам, кроме физкультуры. Особенно много приходилось писать на уроках русского языка, литературы и математики. Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома. Сколько же их было! Контрольные, самостоятельные и лабораторные работы, сочинения, изложения и диктанты…
Математику у нас вела замечательный педагог — Людмила Александровна Маркиш. И для укрепления почерка и организации моей учебы в школе мне, как ни странно, помогли именно задачи по математике. Когда я научился оформлять математические задачи, то понял, как писать сочинения по литературе! По сути, сочинение по литературе — это та же задача по математике. В каком смысле? Задача по математике — это «дано», далее — доказательство и вывод — «что и требовалось доказать». У меня точно по такому же принципу строилось любое сочинение по литературе. Например, дано — Анна Каренина. Требуется доказать, что она — хороший человек. Далее идут аргументы, почему это так или же не так. И в конце следует вывод. Такому подходу я научился в математике, но я его применял и к другим школьным предметам. Задача по физике или математике — это ведь тоже некий текст: «Рассмотрим движение автомобиля из точки А в точку Б. Его скорость составляет…» Всё это сначала мысленно формулируется в виде логически правильно построенных предложений, в которые встроены и формулы, а затем записывается словами. И вот тут, конечно, очень важен разборчивый почерк.
” Средняя школа — это ежедневные письменные работы и в классе, и дома.
В средней школе почерк у меня был стабильно хорошим. Но он стал ещё лучше в старших классах, когда начались занятия по черчению. У нас был отличный учитель рисования и черчения Иван Егорович Ващенко. Хотя у него и не было одной руки, но чертил он превосходно и учил этому своих учеников. У него я научился писать каллиграфическим шрифтом, и мне это настолько понравилось, что таким образом я стал оформлять и свои обычные письменные работы. Буквы я стал писать отрывно, каждую по отдельности. Письмо получалось более простым, красивым и достаточно быстрым.
Соревнование по почерку
На третьем курсе педагогического института, во время педпрактики в пионерском лагере «Золотая осень», я познакомился со своей будущей женой Мариной. Мы с ней тогда устроили соревнование по красивому почерку. Она, естественно, ничего этого не помнит, потому что соревнование она проиграла. Дело в том, что там надо было много писать всяких списков детей, и как-то сам собой у нас возник спор о том, кто всех лучше и разборчивей пишет. Она утверждала, что самый лучший почерк у неё, а я с этим утверждением был категорически не согласен. Наши коллеги-студенты дали нам какую-то фразу, которую сначала нужно было написать как можно красивей, а потом передать получившийся результат на коллективное рассмотрение студенческого жюри. И предпочтение отдали мне. Поэтому-то я всю эту историю с почерком и запомнил.
Разборчивый почерк — ясное мышление
Многие задачи по физике мне приходится иллюстрировать какими-то поясняющими схемами и рисунками. И часто взгляд на графику даёт путь к решению. Вообще, процесс решения задач по физике и математике напоминает разгадывание некоей детективной головоломки. Я очень люблю детективы, например, о Фандорине или Каменской, и мне всегда интересен процесс поиска разгадки. Герои детективов очень любят рисовать схемы — графическое видение своих логических рассуждений. Так более чётко понимаешь соотношение между каким-то событиями, явлениями или сущностями, это значительно облегчает построение моделей поиска решений. И подобная визуализация просто немыслима, совершенно несовместима с плохим, невнятным, неразборчивым почерком. Когда вместо разъяснения проблемы получается неразборчивая «каляка-маляка», то путь к решению задачи ещё более запутывается. Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!
” Плохой почерк не облегчает мышление, а, напротив, его затрудняет, запутывает!
Есть известная максима: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Она справедлива и в таком выражении: «Кто ясно излагает, тот ясно мыслит». Это представляется мне справедливым и для письменной речи. Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно. Почерк — это отражение твоей «ясной головы», отражение твоего логического и системного мышления. Если у тебя на листочке бумаги полный сумбур, то и в голове у тебя такая же путаница — это почти на сто процентов! Почти, а не ровно сто, потому что, разумеется, есть очень редкие исключения. Я лично знаю уважаемого профессора, и он пишет, как курица лапой — совершенно ужасным почерком, который мешает другим людям понять его научную писанину. Но замечательным математиком он является не благодаря такому страшному и нечитаемому почерку, а вопреки, наперекор ему!
Почерк как учебное преимущество
Я приветствую, если студенты ведут конспекты лекций. Хороший конспект — это аккуратный почерк, выделение существенного, ясное понимание своих записей. Но я также приветствую, когда студенты пишут к экзаменам и шпаргалки, причём делают это от руки. И тут важно вот что: писать шпаргалки до экзамена надо, но пользоваться ими на экзамене нельзя! Когда я был студентом педагогического института (это было в середине 1970-х), я сам всегда писал шпаргалки — и по математике, и по физике. Писал их, разумеется, чётким и разборчивым почерком. Ведь чтобы написать хорошую шпаргалку, надо, во-первых, прочитать учебник, выделить там главное и — перенести это главное в шпаргалку. Во-вторых, в самой шпаргалке нужно это главное выделить, обозначить графически. Сначала я шпаргалку писал. Затем, при втором её прочтении, брал цветные карандаши и разным цветом обводил самое существенное. Например, формулы я выделял синим цветом, важные определения — красным и.т.д. Помогало это просто колоссально! Когда на экзамене я брал билет, то мне не надо было доставать шпаргалку: она была у меня в голове, я просто мысленно видел её — настолько всё там было чётко написано и ярко обозначено. Некоторые нерадивые студенты сейчас шпаргалки печатают (техника это позволяет), но в этом случае шпаргалка приносит значительно больше вреда, чем пользы.
” Тот, кто ясно излагает свои мысли графически, на письме, кто пишет ясно и разборчиво, тот и мыслит чётко, осмысленно, логически верно.
Моя позиция по почерку в письменных работах абитуриентов и студентов следующая. При проверке работ по физике и математике любые сомнения в написании букв, цифр и формул трактуются мной, как ошибки. И это логически объяснимо. Хочешь, чтобы тебя поняли — пиши чётко и разборчиво! В противном случае, если любая «закаляка» будет трактоваться в пользу ученика, письменные работы превратятся в нечто абсолютно нечитаемое. Мне кажется, что это нормальная точка зрения любого учителя на почерк, будь то почерк школьника или почерк студента.
” Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни.
Если на экзамене мне дадут две, по сути, одинаковые работы, но одна из них будет написана хорошим почерком, а вторая — абы как, то мне нужно будет сделать очень большое усилие над собой, чтобы поставить за них одинаковые оценки. Думаю, что обычный, «среднестатистический» преподаватель поставит первой работе более высокую оценку, и он будет прав.
Разборчивый почерк — это преимущество в учёбе и жизни. Поэтому я считаю, что, пока ребёнок ещё учится в школе, ему самому и его родителям не нужно жалеть времени и усилий на совершенствование почерка. Плохо не будет — это точно. Будет только лучше — и для почерка, и для мышления.
Андрей Львович Трумуль
ПОЧЕРК ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧЁТКИМ И ПОНЯТНЫМ
Валерий Васильевич Семченко
ПРЕНЕБРЕЖИТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПОЧЕРКУ НЕДОПУСТИМО
Светлана Николаевна Фатьянова
КРАСИВЫЙ ПОЧЕРК У РЕБЁНКА – ЗАЛОГ ЕГО УСПЕШНОГО БУДУЩЕГО
Николай Васильевич Соботюк
ЛЕНИВЫХ ДЕТЕЙ НЕТ
Андрей Андреевич Дробышев
ПОЧЕРК – ЭТО СРЕДСТВО КОММУНИКАЦИИ
Эйприл Френч
ШКОЛА ПОСЛЕДНЕГО ВРЕМЕНИ В США
Иван Иванович Таскаев
ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ ТЕТРАДИ
Лоран Батиста
ЕСЛИ БУКВЫ ТРУДНО ПОНЯТЬ – ОЦЕНКИ НИЖЕ
Один мой знакомый любит повторять известную фразу: «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Наверное, это не совсем так. Для того, чтобы ясно мыслить, иногда полезно и попытаться почаще излагать свои мысли (или обрывки каких-то умозаключений). Поэтому, наверное, лучше писать, чем говорить. Слово ведь – не воробей, а вот что написано пером – можно и переписать. Если это, конечно, не запись в твиттере или ЖЖ: там, говорят, след остается, даже если удаляешь свою запись.
Наша балерина купила книгу Конан-Дойля – для себя. Я ее теперь с удовольствием перечитываю и нахожу очень интересные мысли, которые в детстве и юности не смогли броситься в глаза. Например: «Лучший способ добраться до сути дела – рассказать все его обстоятельства кому-то другому”. Это – подтверждение написанного выше. Рассказывать можно ведь и в письме, и в посте.
В последние недели пришлось заниматься разработкой «дорожной карты» по вопросам организации дезинфекции в очагах инфекционных заболеваний. Сегодня доложили результаты главному врачу, послезавтра – докладываем на СПЭК (санитарно-противоэпидемическая комиссия при Правительстве Пензенской области). Очевидно, что ему понравилось («стало ясно, как все должно быть организовано»). Мне, откровенно говоря, тоже. А ведь сложилось все не с одного раза. Свою коллегу-дезинфектолога за пару недель буквально изнасиловал вопросами, уточнениями, корректировками. Думаю, что она чувствовала то же самое, что и я, когда уже давно великолепный специалист и наш друг Алексей Головяшкин выжимал из меня соки, разрабатывая для нас базу данных. Измучил! Но ведь много лет она, база данных, вела себя безупречно и до сих пор ничего подобного никто в СПИД-сервисе создать так и не сумел! А потому что он по жизни – системщик. У нас, у эпидемиологов советской школы, тоже вырабатывали системное мышление. Эпидемиологическое расследование – это почти то же самое, что расследование уголовного преступления. Вот, кстати, опять из Конан-Дойля: «В искусстве раскрытия преступлений первостепенное значение имеет способность выделить из огромного количества фактов существенные и отбросить случайные». Здорово написано!
Кто-то скажет, что это банальность, само собой разумеющееся. Но как часто мы склонны какие-то события объяснять не выделяя наиболее существенные факторы, которые к появлению этого события привели, а какими-то обывательскими представлениями (даже специалисты!). В эпидемиологии это особенно плохо, поскольку непрофессионализм влечет за собой многочисленные жертвы и наносит огромный ущерб. И, самое паршивое, когда твои возможности влиять на ситуацию ограничены: властью или средствами.
«Видно, знанье и богатство – то же, что нарцисс и роза. И одно с другим в соседстве никогда не процветало. Кто богатствами владеет – у того на грош познаний. Кто познаньями владеет – у того богатства мало».
Одной из тем наших разговоров с женой (а она эпидемиолог от Бога) стало навязчивое обсуждение скорого краха ситуации по ВИЧ-инфекции в Пензе. Об этом мы говорили даже сегодня вечером, когда я приехал с работы и хотел бросить кости на диван – но жена меня утащила прямо за околицу села собирать полевую клубнику. Минут за 40-50 собрали вдвоем литров пять – но надвигающаяся гроза спугнула. Но – расслабление, подпитка от контакта с природой. Кстати: кипрей готов к сбору (или иван-чай). Чай из него – не сравнить ни с какой пылью индийских дорог. До революции – одна из прибыльных статей российского экспорта. А сейчас за то, что растет под ногами, люди готовы отваливать довольно большие деньги.
Хорошо все же иметь домик в деревне!
Смелые мысли играют роль передовых шашек в игре: они гибнут, но обеспечивают победу.
И. В. Гете
Каждый день следует прослушать хоть одну песенку, посмотреть на хорошую картину и если возможно, прочитать хоть какое-нибудь мудрое изречение.
И. В. Гете
Снисходительное отношение к глупости присуще каждому умному человеку.
Абуль-Фарадж
Сталкиваясь с многозначностью слова, ум теряет силу.
Т. Гоббс
Он крылатое слово промолвил.
Гомер
Порядок освобождает мысль.
Р. Декарт
Красивые выражения украшают красивую мысль и сохраняют ее.
В. Гюго
Краткость приятна, когда она сочетается с ясностью.
Дионисий
Мысль должна сказать сразу все — или не говорить ничего.
У. Хеллитт
Чувства — цвет мысли. Без них наши мысли — сухие безжизненные контуры.
Н. В. Шелгунов
Где мысль сильна — там дело полно силы.
В. Шекспир
Хорошо выраженная мысль всегда мелодична.
М. Шаплан
Нет такой мысли, которая не была бы уже кем-то высказана.
Теренций
Книги следует читать так же неторопливо и бережно, как они писались.
Г. Торо
Для восприятия чужой мудрости нужна прежде всего самостоятельная работа.
Л. Н. Толстой
Слово есть образ дела.
Солон
Мысль — это всего только молния в ночи, но в этой молнии — все.
А. Пуанкаре
Трижды убийца тот, кто убивает мысль.
Р. Роллан
Лучшие мысли являются общим достоянием.
Сенека
Люди запутываются в массе лишних слов.
А. М. Горький
Богатством прошлого и своего времени пользуется каждый стремящийся вперед человек.
А. Дистервег
Не мыслям надо учить, а мыслить.
И. Кант
Мысль без морали — недомыслие, мораль без мысли фанатизм.
В. О. Ключевский
Человек, запомнивший слова мудрых, сам становится благоразумным.
А. Кунанбаев
Он управлял теченьем мыслей, и только потому — страной…
Б. Ш. Окуджава
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
А. С. Пушкин
Право пользоваться метафорами не должно быть монополией поэтов; оно должно быть
представлено и ученым.
Я. И. Френкель
Кто мыслит самостоятельно, тот мыслит значительнее и полезнее для всех.
С. Цвейг
Только педанты во всем ищут авторитета.
И. В. Гете
Я очень многому учился на пословицах — иначе на мышлении афоризмами.
А. М. Горький
Многие, совершающие постыднейшие поступки, говорят прекрасные речи.
Демокрит
Глубокие мысли — это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
Д. Дидро
Искусство афористики заключается не столько в выражении оригинальной и глубокой идеи, сколько в умении в нескольких словах выразить доступную и полезную мысль.
С. Джонсон
Народная мудрость высказывается обыкновенно афористически.
Н. А. Добролюбов
Великие мысли происходят не столько от великого ума, сколько от великого чувства.
Ф. М. Достоевский
Пословицы… составляют концентрированную мудрость нации, и тот человек, который будет руководиться ими, не сделает в своей жизни больших ошибок.
Н. Дуглас
Мораль лучше излагается в кратких изречениях, нежели в длинных проповедях.
К. Иммерман
Человек проявляется в своих действиях, а не в мыслях, какими бы благородными эти мысли не были.
Т. Карлейль
Есть такие краткие изречения или пословицы, которые всеми приняты и употребляются. Такие изречения не переходили из века в век, если бы всем людям не казались истинными.
Квинтилиан
Мысль бывает светла, только когда озаряется изнутри добрыми чувствами.
В. О. Ключевский
Путь афоризма чаще всего таков: от прямой цитации… к переиначиванию в соответствии с новой творческой установкой.
С. Коваленко
Изучение мудрости возвышает и делает нас сильными и великодушными.
Я. Коменский
Истинное красноречие — это умение сказать все, что нужно, и не более, чем нужно.
Ф. Ларошфуко
Есть сила благодатная в созвучье слов живых.
М. Ю. Лермонтов
В вычурном стиле не следует искать глубокую мысль.
Г. Лихтенберг
Глубокие мысли всегда кажутся до того простыми, что нам представляется, будто мы сами додумались до них.
А. Маре
Русский язык — язык, созданный для поэзии, он необычайно богат и примечателен
главным образом тонкостью оттенков.
П. Мериме
У кого тощее тело, тот напяливает на себя много одежды; у кого скудная мысль, тот раздувает ее словами.
М. Монтень
Итог знаний и воспоминаний, накопленных поколениями, — вот что такое наша цивилизация. Стать ее гражданином можно лишь при одном условии
— познакомившись с мыслями поколений, живших до нас.
А. Моруа
Великие истины слишком важны, чтобы быть новыми.
С. Моэм
Правилу следуй упорно, чтобы словам было тесно, мыслям просторно.
Н. А. Некрасов
Удачное выражение, меткий эпитет, картинное сравнение чрезвычайно много прибавляет к тому удовольствию, которое доставляется читателю самим содержанием книги или статьи.
Д. И. Писарев
Пояснительные выражения объясняют темные мысли.
К. Прутков
Трудно поверить, какую огромную экономию мысли может осуществить одно хорошо подобранное слово.
А. Пуанкаре
Афоризмы — это литературные деликатесы. Поглощай их малыми порциями, медленно и со вкусом.
Г. Л. Ратнер
Пословицы суть проды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенных в формулы.
Р. Ривароль
Старинная мудрость завещала такое множество афоризмов, что из них камень по камню сложилась целая несокрушимая стена.
М. Е. Салтыков-Щедрин
Для мудрости нет ничего ненавистнее мудрствования.
Сенека
Время ничего не может сделать великим мыслям, которые также свежи теперь, как и тогда, когда в первый раз, много веков тому назад, зародились в уме своих авторов.
С. Смайлс
Мы просматриваем сокровища древних мудрых мужей, оставленные ими в своих сочинениях; и если встретим что-либо хорошее, заимствуем и считаем великой для себя прибылью.
Сократ
Афоризмы — самый феноменальный из всех обиходных фактов знаний.
П. С. Таранов
Правильная дозировка афоризма: минимум слов, максимум смысла.
М. Твен
Короткие мысли хороши тем, что они заставляют серьезного читателя самого думать.
Л. Н. Толстой
Есть у мудрейших обильный запас изречений. Много для жизни полезных советов может в нем каждый найти.
Феокрит
Просвещенный ум… составляется из умов всех предшествующих веков.
Б. Фонтенель
Плохо изложенная хорошая мысль — то же, что безвкусно одетая красивая женщина.
Ю. Г. Шнейдер
Кто ясно мыслит, тот ясно излагает.
А. Шопенгауэр
Конечная цель красноречия — убеждать людей.
Ф. Честерфилд
©
Составитель: Шамир Тиляев, 2007
© Публикуется с любезного разрешения автора
2) Объясните сужение темы. С точки зрения объема: какие у вас основания ограничиваться выбранными текстами? С точки зрения главного вопроса, главной проблемы: почему именно этот аспект кажется вам важным («актуальность темы») Опишите проделанную вами мыслительную работу! 2. Основная часть. Главное – точность, целенаправленность, анализ. Нельзя писать «вообще»! 1) Четко, логически грамотно задайте главный вопрос, обозначьте главную проблему вашего исследования, сформулируйте главный тезис (пока в качестве гипотезы) – то, что вы собираетесь доказывать. Главное, чтобы было абсолютно ясно и недвусмысленно сформулирована проблема внутри той темы, которая вам предложена. 2) Приводите доказательства. Два, три – сколько нужно! Все время помните о тезисе, который вы доказываете. (Точно так, как в геометрии, о чем уже говорилось в работе: «дано», «предположим, что», «следовательно», «таким образом»). Доказательства, которые вы подбираете из текста художественного произведения, и есть его анализ. Не забудьте рассказать, «что бы это значило», то есть выйти на уровень идеи текста. Полезно время от времени себя спрашивать: не потеряно ли «дано»? В таких случаях включайте элементы формулировки темы в текст, делайте на ней соответствующий акцент, повторяйте рефреном. 3) В основной части работы должен быть сформулирован вывод. Оформите его как резюме: Таким образом, если рассмотреть (перечисление доказательств), то можно прийти к выводу: (тот тезис, который вы доказывали). 3. Заключение. Г лавное – перспектива, широта контекста. Обозначьте выход из достаточно узкой системы конкретных доказательств в широкий мир русской (а может, и мировой) литературы. Встройте ваш скромный тезис в историко-литературный контекст. Что бы вы могли сказать еще по этой теме, если бы позволяли время и жанр сочинения? Представьте, что сочинение – ваша кандидатская, и наметьте перспективы докторской. Помните, что вне объяснения актуальности проблемы, ее новизны, обзора известной вам информации (во вступлении), четкого тезиса, построенной на аргументации, обоснованного краткого вывода (в основной части), обсуждения вашей темы в контексте соответствующей области знания (в заключении) – вне этого плана никакую тему раскрыть невозможно.
Читая Сталина, отчетливо понимаешь правоту сентенции “Кто ясно мыслит – тот ясно излагает”. В свете этого интересно ознакомиться с рецензией Сталина, Жданова и Кирова по поводу конспекта учебника по “Истории СССР”. Над конспектом трудилась группа историков под руководством Николая Николаевича Ванага. И{}так, читаем, а заодно знакомимся с установками руководства СССР на историю России (выделенные значки – ошибки, прим. моё):
Замечания по поводу конспекта учебника по „Истории СССР”
Группа Ванага не выполнила задания и даже не помяла самого задания. Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, — т. е. истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР (не учтены данные по истории Украины, Белоруссии. Финляндии и других прибалтийских народов, северокавказских и закавказских народов, народов Средней Азии и Дальнего Востока, а также волжских и северных народов, — татары, башкиры, мордва, чуваши и т. д.).
В конспекте не подчеркнута аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма, вкупе с русской буржуазией и помещиками («царизм — тюрьма народов»).
В конспекте не подчеркнута контрреволюционная роль русского царизма во внешней политике со времен Екатерины II до 50-х годов XIX столетия и дальше («царизм, как международный жандарм»).
В конспекте свалены в одну кучу феодализм и дофеодальный период, когда крестьяне не были еще закрепощены; самодержавный строй государства и строй феодальный, когда Россия была раздроблена на множество самостоятельных полугосударств.
В конспекте свалены в одну кучу понятия реакция и контрреволюция, революция «вообще», революция буржуазная и революция буржуазно-демократическая.
В конспекте не даны условия и истоки национально-освободительного движения покоренных царизмом народов России и, таким образом, октябрьская революция, как революция, освободившая эти народы от национального гнета, остается немотивированной, равно как немотивированным остается создание Союза ССР.
Конспект изобилует всякого рода затасканными трафаретными определениями вроде «полицейский террор Николая I», «Разинщина» и «Пугачевщина», «наступление помещичьей контрреволюции в 70-х гг. XIX столетия», «первые шаги промышленного переворота», «первые шаги царизма и буржуазии в борьбе с революцией 905—907 г.» и так дальше. Авторы конспекта слепо копируют затасканные и совершенно ненаучные определения всякого рода буржуазных историков, забывая о том, что они обязаны преподать нашей молодежи марксистские, научно-обоснованные определения.
Конспект не отражает роли и влияния западно-европейских буржуазно-революционных и социалистических движений на формирование буржуазного революционного движения и движения пролетарско-социалистического в России. Авторы конспекта очевидно забыли, что русские революционеры считали себя учениками и последователями известных корифеев буржуазно-революционной и марксистской мысли на Западе.
В конспекте не учтены корни первой империалистической войны и роль царизма в этой войне, как резерва для зап.-европейских империалистических держав, равно как не учтена зависимая роль, как русского царизма, так и русского капитализма от капитала западно-европейского, ввиду чего значение октябрьской революции, как освободительницы России от ее полуколониального положения, остается немотивированным.
В конспекте не учтено наличие общеевропейского политического кризиса перед мировой войной, выразившегося, между прочим, в упадке буржуазной демократии и парламентаризма, ввиду чего значение советов с точки зрения, мировой истории, как носителей пролетарской демократии и органов освобождения рабочих и крестьян от капитализма, остается немотивированным.
В конспекте не учтена борьба течений в правящей коммунистической партии СССР и борьба с троцкизмом, как с проявлением мелкобуржуазной контрреволюции.
И так далее и тому подобное.
Вообще надо сказать, что конспект составлен крайне неряшливо и не совсем грамотно с точки зрения марксизма.
Мы уже не говорим о неточном стиле конспекта и об игре в «словечки», вроде того, что Лжедмитрий назван Дмитрием «Названным» или вроде «торжества старых феодалов в XVIII веке» (неизвестно, однако, куда делись и как себя вели «новые феодалы», если они вообще существовали в это время) и т. д.
Мы считаем необходимым коренную переработку конспекта в духе изложенных выше положений, при этом должно быть учтено, что речь идет о создании учебника, где должно быть взвешено каждое слово и каждое определение, а не о безответственных журнальных статьях, где можно болтать обо всем и как угодно, отвлекаясь от чувства ответственности.
Нам нужен такой учебник истории СССР, где бы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР — это во-первых, — и где бы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и, вообще» мировой истории, — это во-вторых.
И. СТАЛИН.
А. ЖДАНОВ.
С. КИРОВ.
8. VIII. 1934 г
—————————————
После этого понимаешь всю нищету духа и идеологии нынешнего руководства РФ, которое двух слов связать не может без отливания в граните. И которым тексты для публичных вытсуплений пишут специально заточенные люди. Нужно отметить, что традиция эта началась с Хрущева, который тоже не блистал интеллектом и образованием.
Непременным условием успеха ораторской деятельности является четкое уяснение предпосылок и осознание ответственности политического выступления. Существует качественное различие между настоящим оратором и так называемым ритором, или демагогом. В то время как оратор стремится к истине, демагог довольствуется достижением внешнего эффекта, применяя для этой цели всевозможные средства манипулирования слушателями. Суть речи заключается в том, чтобы с помощью слов сделать познанное одним доступным для других.
Искусство речи предполагает и тонкое чувство психологического такта, позволяющее понять настроение аудитории.
КАК ГОТОВИТЬСЯ К ВЫСТУПЛЕНИЮ
Всякому выступлению всегда предшествует большая предварительная работа по сбору и осмыслению материала. Для ораторов, которые недостаточно к этому готовятся, самой серьезной опасностью является их умение владеть словом. Как правило, такой оратор склонен подменять серьезный анализ более или менее удачной игрой слова.
Спонтанность также требует большой предварительной работы. Несмотря на то, что ненаписанная речь производит впечатление импровизации, для нее также нужен тщательно обдуманный план и фиксация в той или иной форме важнейших положений. Кроме того, всякое выступление требует определенной физической и психологической подготовки. Этому обстоятельству важное значение придавали еще в античности. Например, усталый человек вряд ли способен излучать ту силу, то обаяние, которые создают в аудитории желательную атмосферу.
Чем короче речь, тем большей подготовки она требует.
Существуют три способа выступления: чтение текста, воспроизведение его по памяти и свободная импровизация. Способ выступления предопределяет и способ подготовки, так как содержание речи связано с ее формой и должно продумываться одновременно.
При подготовке необходимо учитывать размер и характер аудитории, ибо то, что уместно в большой аудитории, может оказаться совершенно неприемлемым в небольшой, в которой создается интимная обстановка, требующая большей непосредственности и открытости.
Если при выступлении перед массовыми собраниями желательно иметь текст, то в небольших аудиториях лучше от него отказаться. Оратор должен убедить слушателей в логичности своих рассуждений, повести их за собой, а не разжигать в них отрицательные эмоции.
Тот, кто слепо подчиняется рукописи, может быть хорошим чтецом, но никогда не будет хорошим оратором. Слушатель ожидает от оратора не чтения заранее подготовленного текста, а убедительных размышлений, он простит оратору, если тот в своей импровизации иногда погрешит против правил грамматики.
Попытка некоторых ораторов воспроизвести по памяти текст речи, как правило, не приносит успеха. Неэффективность такого способа заключается в том, что у оратора становится заметной некоторая скованность, вызванная тем, что процесс припоминания тормозит речевую деятельность. На аудиторию убедительно действует только непосредственная деятельность мышления, которая вовлекает слушателей в творческий процесс.
Тот, кто хочет установить со слушателями прочный контакт, должен всякий раз заново продумывать свои мысли, даже если они были заранее фиксированы. Речь должна производить впечатление не пассивного припоминания уже готовых мыслей, а активного формирования обсуждаемых идей, что, естественно, возможно только в случае импровизации.
Импровизация не означает, что не нужно иметь текста. Не следует быть прикованным к тексту, но и без подготовленного текста нельзя вступать в идейный спор.
Что касается использования в речи цитат, афоризмов и лозунгов, то необходимо иметь в виду, что длинные цитаты утомляют слушателей. Вместо них лучше использовать “красное словцо”, афоризм, которые, благодаря своей ультрасокращенной форме, хорошо усваиваются слушателями. Осторожно следует относиться к лозунгам. Дело в том, что лозунги – это “духовные суррогаты”, которые не способствуют рациональному решению проблемы, а создают лишь видимость ее решения.
Хотя в политическом выступлении основное значение имеет содержание, однако форма выступления, голос и жесты оратора не менее важны. Голос оратора – это “зеркало его души”. Сущность человека проявляется не только в его поступках, жестах и мимике, но в первую очередь в том, как звучит его голос, как он говорит. Голос не просто инструмент, с помощью которого образуются слова и предложения, но прежде всего то или иное настроение, которое окрашивает всю его речь. Большинство людей, особенно те, профессия которых требует хорошо поставленного голоса, должны посредством специальных упражнений овладевать техникой речи. Жестикуляция должна быть не наигранной, а обусловливаться искренними чувствами человека. Оратор воспринимается аудиторией как целостная личность. На трибуне человек полностью раскрывает все свои качества, как положительные, так и отрицательные.
“СЕКРЕТЫ” ВЕДЕНИЯ ДИСКУССИИ
Полемика – постоянный спутник политики. Слово “полемика” греческого происхождения и означает духовную, идейную борьбу. Ведя полемику, целесообразно концентрироваться не на личностях, а на самих обсуждаемых проблемах.
Вначале целесообразно признать и некоторые достоинства противника, что позволит в дальнейшем установить с ним необходимый контакт. Кроме того, от комплимента в адрес соперника выигрывает сам оратор, поскольку таким комплиментом он демонстрирует свою объективность, а это усиливает его позиции. Оскорбления в полемике не придают силу аргументам, напротив, они производят негативное впечатление.
Сатира, юмор и ирония являются такими опасными средствами, которые необходимо тщательно и умело дозировать. Иронию и сатиру не случайно называют солью и украшением блестящей речи, но излишество сатиры и юмора сводит на нет все усилия оратора. Шуточно-ироническое замечание должно быть неожиданным и предельно кратким. По словам Б. Брехта, невозможно жить в стране, где нет юмора, но еще тяжелее жить там, где юмор становится потребностью.
Если для языка выступления характерно использование отработанных клише, наукообразность, отсутствие ярких образов, то такой стиль можно назвать бюрократическим. Демократичность языка особенно важна при общении с молодежью.
Аристотель справедливо говорил, что речь оратора должна пробуждать в человеке веру в себя, положительно стимулировать его деятельность.
Смотрите также:
ГОВОРЯТ ДЕПУТАТЫ СЪЕЗДА. Трудные уроки “школы демократии” >
НА ОСТРИЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ. Лицом к лицу (часть 1) >
МНЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТА. Искусство убеждать >
Кто ясно мыслит, тот ясно и излагает
Г.П.Федотов
Правильно определить вещь,
Идеи сочинения
Обдумывание темы и определение
Выбор темы
Как и какую тему выбрать из 5-7 предложенных на вступительном экзамене?
За 10-15 минут Вы должны перебрать все темы, оценить их достоинства и недостатки и выбрать нужную. Какую?
Внимательно вчитайтесь в формулировки тем: нет ли среди них знакомой, по который Вы уже когда-то писали сочинение, то есть имеете опыт работы.Если таковой опыт имеется и он положительный, не экспериментируйте, а смело беритесь за знакомую тему,учитывая замечания и рекомендации Вашего школьного учителя. Помните, что за новой формулировкой может скрываться старая, хорошо знакомаяВам тема. Умейте разгадать эту хитрость приемной комиссии. Естественно, Ваши шансы встретить на вступительном экзамене знакомую тему резко возрастут, если Вы в школе познакомились с большим количеством тем, приобрели опыт работы над различными темами.
Вы не встретили знакомую тему или не сумели увидеть её за новой формулировкой. Выберите ту, которую понимаете,то есть точно знаете, о чем Вы будете писать. Как узнать, понимаетеВы тему или нет? Сосредоточьтесь и мысленно проговорите сочинение от начала до конца. Если Вам это удалось, значит, тему Вы понимаете и можете приступать к следующему этапу.
Вам не повезло, среди предложенных тем нет знакомой, нет и той, о которой Вы имеете точное и ясное представление. Что делать? Не опускайте руки и берите тему, связанную с произведением, которое Вы хорошо знаете. Возможно, понимание темы придет во время работы над сочинением, а, может быть, и не придет. Такое тоже нельзя исключить.
И последнее. Вы начитанны, талантливы, и эрудированны, а все темы Вам знакомы, понятны и… скучны. Что ж, выберите из всех скучных тем тему наименее скучную.
Итак, первый этап закончен, Вы выбрали тему. Пора перейти к следующему.
почти разгадать её природу.
На этом этапе работы Вы должны решить двуединую задачу, которая определит результат Вашего сочинения. Вот она.
1. Обдумать тему – значит уяснить, о чём должно быть сочинение. Для этого следует проанализировать каждое слово в формулировке темы, найти ключевое слово (словосочетание), которое даст ключ к её пониманию, «откроет» тему, поможет Вам определить идею Вашего сочинения. Помните! В формулировке каждой темы заключён ответ на вопрос – о чём писать! Неправильное определение ключевого слова приведёт, в конечном счёте, к неверному раскрытию темы, что, в свою очередь, скажется на оценке Вашего сочинения.
Кто ясно мыслит – тот ясно излагает. Эту закономерность люди заметили давно. Удивительна связь между нашими внутренними рассуждениями, мыслями и словами, которые произносим, поступками, которые совершаем. Что способствует ясности мыслей и рассуждений? А что серьезно мешает? Найти ответы на подобные вопросы – значит продвинуться вперед не только интеллектуально, но и в практической жизни, в отношениях с окружающими людьми. Есть ли особенности в ответах на этот вопрос применительно к верующим людям? Давайте разбираться.
Следует признать: существует ряд серьезных помех, которые влияют на нашу способность мыслить ясно. Это становится причиной нашего неверного понимания и применения установлений Корана, учения Ислама. По этой же причине мы можем неверно воспринимать мир вокруг себя, не понимать до конца происходящие перемены и свою роль в жизни.
Слепое следование
Одна из ужаснейших помех, которая может лишить нас способности мыслить ясно, – слепое следование. Замечательный исламский ученый, юрист Абд аль – Барр провозгласил в свое время: исламские юристы должны достигнуть консенсуса в том, что слепой подражатель не может быть ученым. Ограниченные люди добровольно отказываются видеть широкое поле Исламской юриспруденции.
Именно по причине внутренней слепоты, неспособности воспринять новые мысли, образ жизни, веру, язычники в Мекке в давние времена отказывались принять Ислам. Аллах говорит: “Когда им говорят: «Следуйте тому, что ниспослал Аллах», – они отвечают: «Нет! Мы будем следовать тому, на чем застали наших отцов». А если их отцы ничего не разумели и не следовали прямым путем?” (Коран, 2:170)
Безрассудное, некритичное повторение того, что осталось от прошлого, от ушедших поколений, бывает крайне опасно. В подобных случаях люди заведомо ограничивают свои способности. В частности, способность исследовать, анализировать, а это приводит, в свою очередь, к потере надежд на развитие, изменения мира в лучшую сторону.
Пророк (мир ему) говорил: «Не следуй за дурным. Когда люди поступают верно, поступай верно и ты. Если люди поступают дурно, ты продолжай поступать правильно, даже если останешься в одиночестве».
Общественное давление
Власть общества и его давление, которое называют еще «групповым (или коллективным) разумом», может вобрать все возможные помехи для ясного мышления. Потому Аллах и Его Посланник (мир ему) дали указание язычникам Мекки избавиться от давления «общественного мнения», которое не позволяло им честно признать, что Послание Господа адресовано и им.
Аллах говорит: Скажи: «Я призываю вас только к одному: встаньте ради Аллаха по двое и по одному, а потом призадумайтесь. Ваш товарищ не является бесноватым. Он лишь предостерегает вас перед наступлением тяжких мучений». (Коран 34: 46)
Поведение людей в одиночестве или наедине с кем-либо очень отличается от поведения в составе больших групп. Наедине, в узком кругу, как правило, мы более откровенны и открыты. Если такое общение состоялось, то человек, скорее всего, и публично будет высказываться и поступать более искренне. Барьеры из косых взглядов и осуждений не будут казаться непреодолимыми.
Именно об этом говорит Аллах в Коране, когда утверждает: «Но нет! То, что они делают обычно, то проело, как ржавчина, их сердца». (Коран, 83: 14)
Аллах также говорит нам: “Они говорят: «Наши сердца закрыты для того, к чему ты призываешь нас, наши уши поражены глухотой, а между нами и тобой – завеса. Трудись же, и мы будем трудиться”. (Коран, 41:5)
Общество может скрывать открытия и знания, основы веры, правду. А это, увы, отвлекает людей от размышлений в нужном направлении, не позволяет совершать самые значимые действия. Смысл ясного мышления – уметь распознать это давление, не поддаться ему. Человек не может мыслить ясно, рассуждать объективно, достигать истины, если его чувства в смятении, он боится обвинений, страшится общественного мнения.
По этому поводу один из западных мыслителей сказал: «Общество может превратиться в чудовище, которое отвергает разум и мышление».
Кроме слепого подражания, давления общественного мнения, каждому человеку, если все-таки он желает достичь ясности мыслей и рассуждений, необходимо преодолеть соблазны суеверия.
Суеверия
Один серьезный исследователь пришел к заключению, что сила и влиятельность религий напрямую зависят от … слабостей в рассуждениях. То, о чем он говорит, как о религиях, нельзя называть истинной религией. Это – различные практики, инновации, придуманные людьми. Они не от Аллаха и Его Посланника (мир ему).
Аллах указал нам безусловные религиозные обязанности, открыл, как покаяться в грехах грешникам, как найти и присоединиться к народу, который идет Его путем. Аллах говорит: «Кто может быть несправедливее того, кто возвел на Аллаха навет или счел ложью Его знамения? Воистину, не преуспеют беззаконники». (Коран, 6:21)
Суеверия вытесняют разумные и последовательные мысли, вместо них в наш ум заселяются мистические заблуждения, магические формулы и … трюки. Человек, пошедший такой тропинкой, все свои надежды ставит в зависимость от чудес, мистических предсказаний. Ислам, наоборот, учит тому, что фокусировать свои мысли надо на том, что есть нормальные, естественные законы, установленные для нас Аллахом.
Размышления – это наша умственная деятельность, которая невозможна без использования разума. Мыслительный процесс обеспечивается сложной работой головного мозга. Суеверия отметают необходимость в нашем мозге, мыслях, способностях обобщать и анализировать факты. Суеверия предлагают готовые выводы и заключения. «Волшебство» заключается в том, что нам предлагают «сверхзнания», невидимые объекты, тайные свойства вещей. «Творцы чудес», будучи сами ограниченными людьми, вовлекают в свои сети других, делая их тоже слабоумными.
Аллах говорит: «У них есть сердца, которые не разумеют, и глаза, которые не видят, и уши, которые не слышат. Они подобны скотине, но являются еще более заблудшими. Именно они являются беспечными невеждам». (Коран, 7:179)
Абсолютизм
«Только так и никак иначе», «никаких обсуждений», «отрезано» – подобными словами люди часто ограничивают объяснение своей точки зрения. Но можно ли использовать в подобном случае понятие «объяснение»? Конечно, нет! Принцип «все или ничего» – серьезная помеха для ясных размышлений. Даже в эмоциональном плане такая позиция потребует от вас или принимать, или категорически отказываться от всех разумных, обоснованных доводов другого человека.
Али бин Абу Талиб, предупреждая о такой опасности, говорил: «Любите то, что вы любите, с чуткостью. Предмет вашей любви в один день может стать ненавистен вам. Ненавидьте то, что вы ненавидите, с осторожностью. Однажды то, что ненавидите, может стать для вас любимым».
Привычка к крайним сужениям может сослужить плохую службу: вы можете отказаться в положении, когда сами себе откажите вправе разделить верное убеждение.
Диалог для людей с абсолютистскими убеждениями труден, чаще – невозможен. Они цитируют сам себя, не слышат вопросы и рассуждения других людей. Вместо диалога получается монолог.
Великий исламский юрист аль – Шафии высказал относительно проблемы в целом замечательную мысль. Его слова могут служить правилом, как нам следует рассуждать. Он говорил: «Я оцениваю мои взгляды как верные. Но я допускаю возможность ошибки. Я считаю мнение другого человека неправильным. Но я допускаю, что он может быть прав».
Заявления аль – Шафии о том, что он уверен в своей точке зрения, он основывал на сравнительных исследованиях, усиленной работе, анализе. Но он не оставлял возможность для признания ошибки. Он был способен подвергнуть ревизии свои выводы, обсудить новые результаты. Он был открыт для критики и восприятия нового.
Излишняя чувствительность
Реагирует ли человек на происходящее вокруг подобно глухому и слепому или наоборот впадает в злость и ярость – его мысли теряют ясность. Пророк (мир ему) говорил: «Судья не должен выносить решение, если он зол».
Злость – одно из худших эмоциональных состояний. Она окутывает человека, заволакивает его разум. Исламские ученые – юристы следуют правилу Пророка (мир ему), установленному в других обстоятельствах, но применимому и в случае злости: они идут в ванную комнату и умываются водой.
Мусульманину следует опасаться всех помех, которые мешают мыслить. Коран предупреждает нас: «Неужели они не размышляли над Кораном? Или же на их сердцах замки?» (Коран, 47:24)
Пусть Аллах упасет ваш разум от заблуждений, чтобы вы мысли ясно.
Сейчас практически каждый пользуется интернетом. Молодые люди впереди планеты всей. Все хотят выделится. Инстаграмм, Ютюб….. Все делают селфи. Правда, для чего это делается в ущерб здоровью, спорт, образованию, чтению …Точно сказать не могут. Общий ответ- так все делают. Все вдруг стали менеджерами – хотя точно сказать, чем они занимаются, не могут. Я менеджер среднего звена. Даже в автосалоне говорят – я менеджер, никто не говорит – продавец. И обижаются, если им так говорят. Куда ни пойди – менеджер, через одного – среднего звена. Чем занимается – бумажки перекладывает, сегодня справа налево, завтра слева направо. Но постоянно в движении, правда для чего, сказать не могут. Ответ такой – начальству виднее. Зачем построили большой стадион на Колыме – в футбол играть будем. Кто будет играть, с кем – не твое дело.
Стали говорить об иерархии. от простого к сложному, от маленького ребенка и выше. Ребенок говорит – Я пока мало, чего умею, папа – ты больше, дедушка еще больше, а совсем старенький прадедушка еще больше. Но папа резво ответил сыну про себя и ребенка и замолчал. А потом ответил – а дальше – не твое дело. Вырастешь – узнаешь
И кто сказал – кто ясно мыслит, тот ясно излагает
Кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Учитесь ясно излагать, дамы и господа. Поучительная глава из книги Ричарда Фейнмана.
В начале пятидесятых меня на какое-то время поразила болезнь среднего возраста:
я читал философские лекции о науке, — каким образом наука удовлетворяет любопытство, как она дает нам новый взгляд на мир, как она обеспечивает человеку возможность делать разные вещи, как она наделяет его силой, — вопрос же состоит в том, в виду недавнего создания атомной бомбы, нужно ли давать человеку такую силу? Кроме того, я размышлял о связи науки и религии, и примерно в это же время меня пригласили на конференцию в Нью-Йорк, где должны были обсуждать “этику равенства”.
Подобная конференция уже проводилась для людей постарше, где-то на Лонг-Айленде, а в этом году на нее решили пригласить людей помоложе, чтобы обсудить меморандумы, выработанные на предыдущей конференции. Еще до поездки на конференцию я получил список “книг, которые, по всей вероятности, Вам будет интересно почитать, и если Вы считаете, что другим участникам желательно прочитать какие-то книги, то, пожалуйста, пришлите их нам, мы поместим их в библиотеке, чтобы другие могли их прочитать”.
И прилагается потрясающий список книг. Я начинаю с первой страницы: я не читал ни одной книги и чувствую себя не в своей тарелке — вряд ли мне стоит ехать. Я смотрю на вторую страницу: не читал ни одной. Просмотрев весь список, я обнаруживаю, что не читал ни одной из предложенных книг. Должно быть, я идиот какой-то, неграмотный! В списке были удивительные книги, вроде труда “О свободе” Томаса Джефферсона, или что-то вроде этого, а также книги нескольких авторов, которых я читал. Там была книга Гейзенберга, одна книга Шредингера, одна книга Эйнштейна, но это были книги вроде “Мои зрелые годы” (My Later Years) Эйнштейна или “Что такое жизнь?” Шредингера — не те, которые я читал. Итак, у меня появилось чувство, что мне это не по зубам и что мне не надо в это влезать. Может быть, я просто спокойно посижу и послушаю.
Я иду на первое вводное заседание, на котором какой-то парень встает и говорит, что нам нужно обсудить две проблемы. Первая несколько завуалирована — что-то об этике и равенстве, но я не понимаю, в чем конкретно состоит проблема. Вторая же: “Мы продемонстрируем совместными усилиями, что люди из разных областей могут вести диалог друг с другом”. На конференции присутствовали юрист по международному праву, историк, иезуитский священник, раввин, ученый (я) и т.д. Ну и мой логический ум сразу же начинает рассуждать: на вторую проблему не стоит обращать внимания, потому что, если это работает, то оно сработает; а если не работает, то не сработает — не нужно доказывать и обсуждать, что мы способны вести диалог, если у нас нет диалога, о котором мы собираемся говорить! Таким образом, главная проблема — первая, которую я не понял. Я был готов поднять руку и сказать: “Не будете ли Вы так любезны определить проблему поточнее”, — но потом подумал: “Нет, я же профан; лучше мне послушать. Я не хочу немедля попасть в переделку”.
Подгруппа, к которой я относился, должна была обсуждать “этику равенства в образовании”. На наших встречах иезуитский священник постоянно талдычил о “разделении знания”. Он говорил: “Настоящей проблемой этики равенства в образовании является разделение знания”. Этот иезуит постоянно вспоминал тринадцатый век, когда за образование отвечала Католическая церковь и весь мир был простым. Был Бог, и все пришло от Бога; все было организованно. Но сегодня понять все не так легко. Поэтому знание разделилось на отдельные куски. Я чувствовал, что “разделение знания” никак с “этим” не связано, но “это” так и не было определено, поэтому я не видел способа доказать свою точку зрения. Наконец я сказал: “Какая же проблема этики связана с разделением знания?” В ответ я получил клубы тумана и сказал: “Мне не понятно”, однако все остальные сказали, что им понятно и попытались объяснить мне, но у них ничего не вышло!
Тогда все остальные члены группы попросили меня написать, почему я считаю, что разделение знания не является проблемой этики. Я вернулся в свою комнату и аккуратно, стараясь изо всех сил, записал свои мысли по поводу “этики равенства в образовании” и привел несколько примеров проблем, которые, как мне кажется, мы могли бы обсудить. Например, в том, что касается образования, мы усиливаем различия. Если у кого-то что-то получается хорошо, мы пытаемся развить его способности, что приводит к различиям, или неравенству. Таким образом, если образование увеличивает неравенство, этично ли это? Потом, приведя еще несколько примеров, я написал, что несмотря на то, что “разделение знания” представляет собой трудность, поскольку сложное устройство мира приводит к тому, что многие вещи невероятно трудно изучить, в свете моего определения области этой темы, я не вижу никакой связи между разделением знания и чем-то, более или менее близким тому, что может представлять собой этика равенства в образовании.
На следующий день я принес написанное на заседание, и парень сказал: “Мистер Фейнман действительно поднял несколько очень интересных вопросов, которые мы должны обсудить, и мы отложим их в сторону для возможного будущего обсуждения”. Они вообще ничего не поняли. Я попытался определить проблему и показать, что “разделение знания” не имеет к ней никакого отношения. И причина, по которой никто ни к чему не пришел на этой конференции, состояла в том, что организаторы не сумели ясно определить предмет “этики равенства в образовании”, а потому никто точно не знал, о чем говорить.
На конференции был один социолог, который написал работу, чтобы ее прочитали все мы — он написал ее предварительно. Я начал читать эту дьявольщину, и мои глаза просто полезли из орбит: я ни черта не мог в ней понять! Я подумал, что причина в том, что я не прочел ни одной книги из предложенного списка. Меня не отпускало это неприятное ощущение “своей неадекватности”, до тех пор пока я, наконец, не сказал себе: “Я остановлюсь и прочитаю одно предложение медленно, чтобы понять, что, черт возьми, оно значит”. Итак, я остановился — наугад — и прочитал следующее предложение очень внимательно. Я сейчас не помню его точно, но это было что-то вроде: “Индивидуальный член социального общества часто получает информацию чрез визуальные, символические каналы”. Я долго с ним мучился, но все-таки перевел. Знаете что это означает? “Люди читают”.
Затем я перешел к следующему предложению и понял, что его я тоже могу перевести. Потом же это превратилось в пустое занятие: “Иногда люди читают; иногда люди слушают радио”, — и т.д. Но все это было написано так замысловато, что сначала я даже не понял, но, когда, наконец, расшифровал, оказалось, что это полная бессмыслица.
На этой встрече произошло всего одно событие, которое доставило мне удовольствие, или, по крайней мере, позабавило. Каждое слово, которое произносил каждый выступающий на пленарном заседании, было настолько важным, что был нанят стенографист, который печатал всю это чертовщину. День, наверное, на второй, стенографист подошел ко мне и спросил: “Чем Вы занимаетесь? Вы, конечно же, не профессор”.
— Я как раз профессор.
— Чего?
— Физики — науки.
— О! Так вот в чем, должно быть, причина, — сказал он.
— Причина чего?
Он сказал: “Видите ли, я — стенографист и печатаю все, о чем здесь говорят. Когда говорят все остальные, я печатаю все, что они говорят, не понимая ни слова. Но каждый раз, когда встаете Вы, чтобы задать вопрос или что-то сказать, я понимаю все, что Вы имеете в виду — в чем суть вопроса или что Вы говорите — поэтому я и подумал, что Вы просто не можете быть профессором!”
В какой-то момент конференции состоялся особый обед, во время которого глава богословов, очень приятный человек, истый еврей, произносил речь. Речь была хорошей, да и оратором он был превосходным, и несмотря на то, что сейчас, когда я это рассказываю, его основная идея выглядит полным бредом, в то время она казалась совершенно очевидной и абсолютно истинной. Он говорил о колоссальных различиях в благосостоянии разных стран, которые вызывают зависть, которая, в свою очередь, приводит к конфликтам, а теперь, когда у нас есть атомное оружие, какая бы война ни случилась, все мы обречены, а потому правильный выход в том, чтобы прилагать все усилия по сохранению мира, убедившись, что между разными странами не существует столь грандиозных различий, и поскольку у нас в Соединенных Штатах так много всего, мы должны раздать почти все другим странам, пока все мы не сравняемся. Все это слушали, все испытывали желание принести такую жертву, и все полагали, что именно так мы должны поступить. Но по пути домой мой рассудок вернулся ко мне.
На следующий день один из членов нашей группы сказал: “Я думаю, что речь, произнесенная вчера вечером, была так хороша, что все мы должны поставить под ней свои подписи и представить ее как резюме нашей конференции”. Я начал было говорить, что сама идея распределения всего поровну основана на теории о том, что в мире существует только x всего, что каким-то образом мы сначала отобрали это у более бедных стран, а потому мы должны им это вернуть. Но эта теория не принимает во внимание истинную причину различий, существующих между странами — то есть развитие новых методов выращивания пищи, развитие техники для выращивания пищи и многого другого, и тот факт, что вся эта техника требует сосредоточения капитала. Важно не имущество, которое мы имеем, а способность создать это имущество. Но теперь я понимаю, что эти люда не были учеными; они этого не понимали. Они не понимали технологии; они не понимали своего времени.
Конференция привела меня в столь нервное состояние, что моей нью-йоркской знакомой пришлось меня успокаивать. “Послушай, — сказала она, — тебя же просто трясет! Ты уже сошел с ума! Отнесись к этому проще, не надо все рассматривать так серьезно. Отойди на минуту в сторону и трезво оцени ситуацию”. Я подумал о конференции, о том, какой это бред, и все оказалось не так уж плохо. Но если бы кто-то попросил меня снова принять участие в чем-то подобном, я бы убежал от него как сумасшедший — никогда! Нет! Точно нет! Но я и сегодня получаю приглашения на подобные сборища.
Когда настало время оценить конференцию, все начали говорить о том, как много она дала им, какой успешной она была и т.п. Когда спросили меня, я сказал: “Эта конференция была хуже, чем тест Роршаха: когда тебе показывают бессмысленное чернильное пятно и спрашивают, что, по-твоему, ты видишь, и когда ты им говоришь, что, они начинают с тобой спорить!”
Дальше было еще хуже: в конце конференции собирались устроить еще одно заседание, которое в этот раз должна была посетить общественность, и у парня, который отвечал за нашу группу, хватило духа сказать, что поскольку мы столько всего разработали, то времени для публичного обсуждения всего этого не хватит, а потому мы просто расскажем общественности обо всем, что мы разработали. У меня глаза на лоб полезли: я-то считал, что мы ни черта не разработали!
Наконец, когда мы обсуждали вопрос о том, разработали ли мы способ ведения диалога между людьми разных специальностей, — что было нашей второй главной “проблемой”, — я сказал, что заметил кое-что интересное. Каждый из нас говорил, о том, что мы думаем по поводу “этики равенства” со своей колокольни, не обращая никакого внимания на то, что думают другие. Например, историк говорил, что проблемы этики можно понять, если заглянуть в историю и посмотреть, как они появились и развивались; юрист-международник говорил, что для этого нужно посмотреть, как фактически вели себя люди в различных ситуациях и как они приходили к каким-то соглашениям; иезуитский священник все время ссылался на “разделение знания”; я же, как ученый, предложил сначала выделить проблему подобно тому, как поступал Галилео, проводя свои эксперименты, и т.д. “Таким образом, на мой взгляд, — сказал я, — диалога у нас не было вообще. У нас не было ничего, кроме хаоса!”
Конечно все тут же начали на меня нападать. “А Вы не думаете, что из хаоса может возникнуть порядок?”
— Ну, да, в общем случае, или… — Я не знал, что делать с вопросом вроде “Может ли из хаоса возникнуть порядок?” Да, нет, ну и что из того?
Эта конференция просто кишела дураками — высокопарными дураками, — а высокопарные дураки вынуждают меня просто лезть на стену. В обычных дураках нет ничего страшного; с ними можно разговаривать и попытаться помочь. Но высокопарных дураков — дураков, которые скрывают свою дурость и пытаются показать всем, какие они умные и замечательные с помощью подобного надувательства — ТАКИХ Я ПРОСТО НЕ ВЫНОШУ! Обычный дурак — не мошенник; в честном дураке нет ничего страшного. Но нечестный дурак ужасен! И именно это я получил на конференции: целый букет высокопарных дураков, что меня очень расстроило. Больше я так расстраиваться не хочу, а потому никогда не буду участвовать в междисциплинарных конференциях.
— «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»