Сочинение на тему мое любимое стихотворение цветаевой
7 вариантов
Я очень люблю стихи М. Цветаевой. Они отмечены напряженностью чувств,, энергией их выражения, глубокой искренностью и одновременно сложностью мысли. Мое любимое произведение М. Цветаевой — цикл «Стихи к Блоку», и особенно шестое стихотворение цикла («Думали — человек!..»).
Это стихотворение написано в 1916 году, что меня очень удивляет. Ведь оно — о смерти поэта, а написано за пять лет до этого события и, что еще удивительнее, за четыре года до встречи М. Цветаевой с поэтом. Известно, что М. Цветаева преклонялась перед А. Блоком, считала его воплощенным духом. После смерти поэта она писала
А. Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил… Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви)… Весь он такое явное торжество духа, такой воочию — дух, что удивительно, как — жизнь — вообще — допустила».
Уже первая строчка стихотворения выглядит необычно — в ней нет подлежащего, связок. Укоризна, упрек в пошлости, недомыслии брошен всем современникам, не понявшим сущности того, кто к ним явился. Страшная непоправимость случившегося подчеркивается смысловой тавтологией: «Умер теперь. Навек…», в этом открытии — детская беззащитность перед огромным горем. А люди, которые заставили его умереть, топчутся у его гроба. В строчке «Плачьте о мертвом ангеле» найдено подходящее для поэта слово, выражающее его сущность. В восьмом стихотворении цикла М. Цветаева свяжет с этим словом имя поэта: «И имя твое, звучащее словно: ангел».
Стихотворение еще интересно тем, что в нем сложная символика. «Зори», «закаты» — ключевые символы блоковской лирики. Они присутствуют и в других стихотворениях цикла. Так, в третьем стихотворении М. Цветаева пишет: «Ты приходишь на запад солнца», с одной стороны, отсылая к лирике А. Блока, а с другой — перефразируя слова молитвы «Свете тихий…»: «Пришедшие на запад солнца, видевшие свет вечерний…» Таким образом, фраза шестого стихотворения «Он на закате дня пел красоту вечернюю» тоже имеет отношение к этой молитве. Свет свечей, «три восковых огня», дважды повторенные, выражают бессилие человеческой скорби перед величием смерти и одновременно разноприродность и разномасштабность мира обыденного и мира поэта — «Солнца Светоносного».
Умерший поэт напоминает одновременно и поверженного ангела, и врубелевского демона («крылья его поломаны»). Поразительно, как М. Цветаевой удалось сквозь толщу времени (целых пять лет!) увидеть лицо умершего А. Блока. Лицо поэта в гробу было ужасающе худым, изможденным, и М. Цветаева пишет: «Веки ввалились темные».
Конец стихотворения выражает убеждение М. Цветаевой в особой природе поэта: «Мертвый лежит певец и воскресенье празднует». И здесь пророчество — А. Блок умрет в воскресенье, 7 августа. И удивительный поворот мысли: воскресенье не после смерти, как обычно, а сама смерть становится воскресением. Я люблю это цветаевское стихотворение главным образом потому, что в нем поэтическое слово преодолевает смерть и страдания, словно воскрешая самого поэта. 2 вариант
Лирика М. Цветаевой — одно из самых сильных и серьезных явлений поэзии Серебряного века. Для меня в стихах М. Цветаевой наиболее значимы напряженность и энергия чувств, искренность интонаций, сложность и насыщенность переживаний. Всеми этими чертами отмечено мое любимое стихотворение — «Идешь, на меня похожий…»
Это раннее стихотворение, оно написано в 1913 году в Коктебеле. Как и многие ранние стихотворения М. Цветаевой, оно — о смерти. Но странно в этом стихотворении то, что «голос из- под земли» звучит так живо, так непосредственно, как будто бы никакой смерти не существует. Стихотворение начинается с прямого обращения к «прохожему», который, как говорит поэтесса, «на меня похожий». «Похожий» и «прохожий» — слова-паронимы, в их созвучии — созвучие смыслов, которое говорит о том, что мертвые и живые, «прохожие» — едины в земном бытии.
Только со второй строфы читатель начинает понимать, что действие стихотворения происходит на кладбище и его просят прочесть надпись на могиле с именем и возрастом умершей. М. Цветаева сделала свое имя столь знакомым, что теперь многие читатели и почитатели так ее и называют — Марина.
Ее голос из-под земли успокаивает, уговаривает испугавшегося, возможно, человека, говорит ему о жизни, просит забыть, «что здесь могила». Она убеждает: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя». Меня особенно удивляет в этом стихотворении то, что в его немногих и ярких словах, как солнце в капле воды, отражается все творческое своеобразие М. Цветаевой. Вот и в только что приведенных строчках — признание в сверхжизни, в сверхлюбви. Действительно, в мире М. Цветаевой все «слишком» — с ее «безмерностью в мире мер», и в этом источник большинства ее трагедий. Ее жизненные принципы, ее эмоции часто не соответствовали общепринятым нормам. Ей нужно было быть «противу всех», такова была потребность ее натуры масштабной и страстной, яркой и угловатой… Ей постоянно хотелось нарушать, «пробовать» границы, искать запретного. Она ставила портрет Наполеона в киот вместе с иконами, она бросила гимназию, она увлеклась Софией Парнок.
В стихотворении создан осязаемый и запоминающийся портрет поэта: «И кровь приливала к коже, и кудри мои вились». В этих строчках она действительно предстает как живая, точнее, она действительно живая, несмотря на то что голос доносится «из-под земли». Я люблю это стихотворение потому, что оно, говоря о смерти, преодолевает смерть. В нем смерть — просто способ почувствовать биение жизни, почувствовать ее красоту и прелесть, а также конечность, за которой неизвестность и пустота. И потому цветаевское стихотворение — трагическое балансирование на грани жизни и смерти.
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!
М. Цветаева
В этих строках удивительного, неповторимого, яркого поэта Марины Цветаевой — страстное обращение ко всем нам, призыв остановиться, вслушаться, вдуматься, понять… Понять смысл ее стихов, в которых заключен смысл всей жизни поэтессы. Понять саму сложную, противоречивую, трепетную душу Марины Цветаевой. Она не писала стихи — она просто открывала перед нами свое сердце. И из него лились пламенные слова, которые складывались в строки, звучали и продолжают звучать неповторимой музыкой где-то внутри нас, пронизывая все существо, заставляя забыть обо всем, полностью погрузиться в это чудо, в волшебство поэзии Цветаевой, до остатка раствориться в нем. Да и невозможно иначе воспринимать ее лирику.
Стихотворения этой великой поэтессы нельзя читать между делом, бездумно скользя отсутствующим взглядом по страницам. Ее поэзия требует вдумчивого, углубленного постижения, усилия мысли; поэзия Цветаевой доступна только тем, кто способен воспринимать ее и умом, и сердцем. “Что есть чтение, — говорила сама поэтесса, — как не разгадывание, толкование, извлечение тайного, оставшегося за строками, за пределами слов… Чтение — прежде всего — сотворчество… Устал от моей вещи, — значит, хорошо читал и — хорошее читал. Усталость читателя — усталость не опустошенная, а творческая”.
Поэзия Марины Цветаевой — настоящий клад, уникальная жемчужина, отблеск огня, который все эти годы не перестает пылать и не умаляет своей стихийной силы. Трудно выбрать в этом бесконечном потоке пламенного чувства одно — самое любимое стихотворение. Каждое из них — неповторимо, бесценно, непохоже на все остальные. Все произведения поэтессы связаны одним, как мне кажется, самым главным: во всех стихотворениях Цветаевой — она сама, ее сложная трагическая судьба, ее живая душа. Хочу остановиться на стихотворении “Идешь, на меня похожий…”, потому что в нем мне слышится и обращение писательницы к нам, и желание донести до нас смысл всего ее существования, открыть сущность ее души и ее жизни. Поэтесса часто писала о смерти, в том числе — о собственной. Она предвидела ее, принимала как что-то неизбежное и желанное. Именно так, потому что она чувствовала невозможность дальнейшей жизни в этом жестоком, несправедливом мире. Она способна была видеть многое, что не дано было увидеть другим. И эта способность становилась для нее все более мучительной. Да, судьба Марины Цветаевой была трагична. Но сама она всегда говорила, что “глубина страдания не может сравниться с пустотой счастья!”. И только страдая, можно наполнить свои стихи таким словом, таким чувством, какими наполнены произведения этой неповторимой поэтессы. И все же страдания не умаляли жизнелюбия Цветаевой. Она вовсе не была настолько “дикой”, “одинокой”, “нелюдимой”, как принято ее считать. Она любила жизнь, любила людей, стремилась к общению с ними. Именно это и хочет сказать поэтесса в своем стихотворении. Она приглашает нас в поля своей души:
Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Эти цветы, эти маки, на мой взгляд, и есть стихи Цветаевой, прочитав которые, вдохнув их аромат, мы становимся ближе к ней самой, начинаем отчетливо видеть перед собой образ живой, юной, веселой поэтессы. Кто-то, возможно, скажет, что этот образ не согласуется с трагедией Цветаевой, с ее сложной жизнью, наполненной горем и страданиями, с ее трагической гибелью, которую она предвидела и предчувствовала с самых юных лет. Но в этом несовпадении и есть вся Цветаева, о которой Ариадна Эфрон сказала: “Цельность ее характера, целостность ее человеческой личности была замешена на противоречиях; ей была присуща двоякость (но отнюдь не двойственность) восприятия и самовыражения; чувств (из жарчайшей глубины души) и — взгляда (чувства же, людей, события), взгляда до такой степени со стороны, что — как бы с иной планеты”. Или “из-под земли”. И все же, обращается к нам поэтесса,
Не думай, что здесь — могила.
Что я появилась, грозя…
Она стремится открыть нам саму себя, хочет помочь нам понять ее чувства, ее стремления, желания. Призывает не грустить, не пугаться, а приобщиться к ее миру. Почувствовать, что загадочная, таинственная, трагическая Марина Цветаева на самом деле такая же, как мы с вами, ей присущи те же мечты, мысли, чувства, что и нам:
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
Да, она любила жизнь. Она не боялась идти наперекор миру — лишь бы не потерять себя. В ее сердце горел огонь желаний, огонь молодости, которой свойственны оптимизм, веселье, вера в себя и свое будущее.
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Но — нет! Она не “была”. Она есть, она жива и она будет жить всегда — жить в своих стихах, жить в наших сердцах, в памяти всего русского народа. Ведь в стихотворениях Цветаевой не только ее жизнь — жизнь отдельного человека. В них — и наша история, и наша судьба. Поэтесса очень любила свою родину, немало стихов — искренних, пламенных, восторженных и нежных посвятила родным местам. Она чувствовала себя частицей Русской земли. И почти в каждом ее стихотворении присутствует образ — образ родины, горячо любимой отчизны. А где еще мы можем остановиться и нарвать букет куриной слепоты и маков, как не в русском поле. И где еще, вслед за “стеблем диким” сможем собрать сочных ягод земляники и насладиться этой земляникой, которой “крупнее и слаще нет”. Именно эти образы, что так дороги сердцу Цветаевой, и наполняют ее произведения каким-то неповторимым светом. Перед этими образами Русской земли, русской природы невольно отступают тревожные мысли, отступают грусть, печаль, тоска.
Поэтесса говорит о будущем, о тех днях, когда ее уже не будет на этой земле. Но ее слова звучат жизнерадостно, она не видит трагедии в своем неизбежном уходе — ведь эта участь ждет каждого из нас.
Единственное, на что надеется писательница, что имя ее не забудут, что стихи ее переживут своего автора. И что кто-то, какой-то прохожий, когда-то остановится только для того, чтобы прочитать эти строки, проникнуть сердцем в каждое слово, впустить в душу музыку стихов Марины Цветаевой. А прочитав, обязательно представит себе, отчетливо увидит перед собой образ самой поэтессы. И задумается о ней, о ее нелегкой жизни, о ее непростом, противоречивом характере, о ее открытой, пламенной душе, которая постоянно находится в движении, в творчестве. Но, предупреждает автор:
…Только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Именно так, легко, хочется думать о Марине Цветаевой после прочтения этого стихотворения. Конечно, есть у нее разные произведения, наполненные разными чувствами и переживаниями. И все они волнуют и будоражат, как писал М. Осоргин, “то ритмом пляшущего каблучка, то тонкой паутиной любовного кружева”. Они поражают невероятной музыкальностью—но музыкальностью особой, не похожей на музыкальность стихов других поэтов. Стихи Цветаевой словно “появляются из звуковой влаги — из моря или речевой реки, подобно лермонтовской русалке”. В них никогда нет обреченности, фатализма, тяжелых раздумий и горестных переживаний. Никогда не было в них ни слезливых вздохов, ни беспредметной “мировой скорби”, в каждой строке — сила характера, воли, незаурядной личности. В них — необычайно интенсивная, насыщенная внутренняя жизнь. Абсолютно безмятежное существование — тоже не для Цветаевой, она — человек действия, поступка, движения. Предельная искренность — непременный закон ее искусства. Потому ее поэзия раскрывает перед нами обаяние глубокой и cильной натуры.
Прожив трагическую жизнь, поэтесса оставила нам неповторимый, чарующий свет, озаряющий саму Цветаеву, озаряющий память о ней. И потому в одном я позволю себе не согласиться с поэтессой: ни я, ни кто-либо другой, как мне кажется, не сможем “легко забыть” ее — поэта! Ее невозможно забыть. Она всегда будет идти рядом с нами, освещая нас лучом своего неповторимого таланта. Да и не об этом ли говорила сама Цветаева:
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
— И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Этот волшебный голос чарующей музыкой звучит в моем сердце. И, я думаю, будет звучать еще долгие годы. Как и в сердцах всех тех, кто прочел и смог понять эту удивительную поэзию — поэзию Марины Цветаевой.
Категория: Сочинения по русской литературе 11 класс
Сочинение 11 класс.
1 вариант.
Я очень люблю стихи М. Цветаевой. Они отмечены напряженностью чувств,, энергией их выражения, глубокой искренностью и одновременно сложностью мысли. Мое любимое произведение М. Цветаевой — цикл «Стихи к Блоку», и особенно шестое стихотворение цикла («Думали — человек!..»).
Это стихотворение написано в 1916 году, что меня очень удивляет. Ведь оно — о смерти поэта, а написано за пять лет до этого события и, что еще удивительнее, за четыре года до встречи М. Цветаевой с поэтом. Известно, что М. Цветаева преклонялась перед А. Блоком, считала его воплощенным духом. После смерти поэта она писала
А. Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил… Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви)… Весь он такое явное торжество духа, такой воочию — дух, что удивительно, как — жизнь — вообще — допустила».
Уже первая строчка стихотворения выглядит необычно — в ней нет подлежащего, связок. Укоризна, упрек в пошлости, недомыслии брошен всем современникам, не понявшим сущности того, кто к ним явился. Страшная непоправимость случившегося подчеркивается смысловой тавтологией: «Умер теперь. Навек…», в этом открытии — детская беззащитность перед огромным горем. А люди, которые заставили его умереть, топчутся у его гроба. В строчке «Плачьте о мертвом ангеле» найдено подходящее для поэта слово, выражающее его сущность. В восьмом стихотворении цикла М. Цветаева свяжет с этим словом имя поэта: «И имя твое, звучащее словно: ангел».
Стихотворение еще интересно тем, что в нем сложная символика. «Зори», «закаты» — ключевые символы блоковской лирики. Они присутствуют и в других стихотворениях цикла. Так, в третьем стихотворении М. Цветаева пишет: «Ты приходишь на запад солнца», с одной стороны, отсылая к лирике А. Блока, а с другой — перефразируя слова молитвы «Свете тихий…»: «Пришедшие на запад солнца, видевшие свет вечерний…» Таким образом, фраза шестого стихотворения «Он на закате дня пел красоту вечернюю» тоже имеет отношение к этой молитве. Свет свечей, «три восковых огня», дважды повторенные, выражают бессилие человеческой скорби перед величием смерти и одновременно разноприродность и разномасштабность мира обыденного и мира поэта — «Солнца Светоносного».
Умерший поэт напоминает одновременно и поверженного ангела, и врубелевского демона («крылья его поломаны»). Поразительно, как М. Цветаевой удалось сквозь толщу времени (целых пять лет!) увидеть лицо умершего А. Блока. Лицо поэта в гробу было ужасающе худым, изможденным, и М. Цветаева пишет: «Веки ввалились темные».
Конец стихотворения выражает убеждение М. Цветаевой в особой природе поэта: «Мертвый лежит певец и воскресенье празднует». И здесь пророчество — А. Блок умрет в воскресенье, 7 августа. И удивительный поворот мысли: воскресенье не после смерти, как обычно, а сама смерть становится воскресением. Я люблю это цветаевское стихотворение главным образом потому, что в нем поэтическое слово преодолевает смерть и страдания, словно воскрешая самого поэта.
2 вариант
Лирика М. Цветаевой — одно из самых сильных и серьезных явлений поэзии Серебряного века. Для меня в стихах М. Цветаевой наиболее значимы напряженность и энергия чувств, искренность интонаций, сложность и насыщенность переживаний. Всеми этими чертами отмечено мое любимое стихотворение — «Идешь, на меня похожий…»
Это раннее стихотворение, оно написано в 1913 году в Коктебеле. Как и многие ранние стихотворения М. Цветаевой, оно — о смерти. Но странно в этом стихотворении то, что «голос из- под земли» звучит так живо, так непосредственно, как будто бы никакой смерти не существует. Стихотворение начинается с прямого обращения к «прохожему», который, как говорит поэтесса, «на меня похожий». «Похожий» и «прохожий» — слова-паронимы, в их созвучии — созвучие смыслов, которое говорит о том, что мертвые и живые, «прохожие» — едины в земном бытии.
Только со второй строфы читатель начинает понимать, что действие стихотворения происходит на кладбище и его просят прочесть надпись на могиле с именем и возрастом умершей. М. Цветаева сделала свое имя столь знакомым, что теперь многие читатели и почитатели так ее и называют — Марина.
Ее голос из-под земли успокаивает, уговаривает испугавшегося, возможно, человека, говорит ему о жизни, просит забыть, «что здесь могила». Она убеждает: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя». Меня особенно удивляет в этом стихотворении то, что в его немногих и ярких словах, как солнце в капле воды, отражается все творческое своеобразие М. Цветаевой. Вот и в только что приведенных строчках — признание в сверхжизни, в сверхлюбви. Действительно, в мире М. Цветаевой все «слишком» — с ее «безмерностью в мире мер», и в этом источник большинства ее трагедий. Ее жизненные принципы, ее эмоции часто не соответствовали общепринятым нормам. Ей нужно было быть «противу всех», такова была потребность ее натуры масштабной и страстной, яркой и угловатой… Ей постоянно хотелось нарушать, «пробовать» границы, искать запретного. Она ставила портрет Наполеона в киот вместе с иконами, она бросила гимназию, она увлеклась Софией Парнок.
В стихотворении создан осязаемый и запоминающийся портрет поэта: «И кровь приливала к коже, и кудри мои вились». В этих строчках она действительно предстает как живая, точнее, она действительно живая, несмотря на то что голос доносится «из-под земли». Я люблю это стихотворение потому, что оно, говоря о смерти, преодолевает смерть. В нем смерть — просто способ почувствовать биение жизни, почувствовать ее красоту и прелесть, а также конечность, за которой неизвестность и пустота. И потому цветаевское стихотворение — трагическое балансирование на грани жизни и смерти.
Я очень люблю стихи М. Цветаевой. Они отмечены напряженностью чувств,, энергией их выражения, глубокой искренностью и одновременно сложностью мысли. Мое любимое произведение М. Цветаевой — цикл «Стихи к Блоку», и особенно шестое стихотворение цикла («Думали — человек!..»).
Это стихотворение написано в 1916 году, что меня очень удивляет. Ведь оно — о смерти поэта, а написано за пять лет до этого события и, что еще удивительнее, за четыре года до встречи М. Цветаевой с поэтом. Известно, что М. Цветаева преклонялась перед А. Блоком, считала его воплощенным духом. После смерти поэта она писала
А. Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил… Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви)… Весь он такое явное торжество духа, такой воочию — дух, что удивительно, как — жизнь — вообще — допустила».
Уже первая строчка стихотворения выглядит необычно — в ней нет подлежащего, связок. Укоризна, упрек в пошлости, недомыслии брошен всем современникам, не понявшим сущности того, кто к ним явился. Страшная непоправимость случившегося подчеркивается смысловой тавтологией: «Умер теперь. Навек…», в этом открытии — детская беззащитность перед огромным горем. А люди, которые заставили его умереть, топчутся у его гроба. В строчке «Плачьте о мертвом ангеле» найдено подходящее для поэта слово, выражающее его сущность. В восьмом стихотворении цикла М. Цветаева свяжет с этим словом имя поэта: «И имя твое, звучащее словно: ангел».
Стихотворение еще интересно тем, что в нем сложная символика. «Зори», «закаты» — ключевые символы блоковской лирики. Они присутствуют и в других стихотворениях цикла. Так, в третьем стихотворении М. Цветаева пишет: «Ты приходишь на запад солнца», с одной стороны, отсылая к лирике А. Блока, а с другой — перефразируя слова молитвы «Свете тихий…»: «Пришедшие на запад солнца, видевшие свет вечерний…» Таким образом, фраза шестого стихотворения «Он на закате дня пел красоту вечернюю» тоже имеет отношение к этой молитве. Свет свечей, «три восковых огня», дважды повторенные, выражают бессилие человеческой скорби перед величием смерти и одновременно разноприродность и разномасштабность мира обыденного и мира поэта — «Солнца Светоносного».
Умерший поэт напоминает одновременно и поверженного ангела, и врубелевского демона («крылья его поломаны»). Поразительно, как М. Цветаевой удалось сквозь толщу времени (целых пять лет!) увидеть лицо умершего А. Блока. Лицо поэта в гробу было ужасающе худым, изможденным, и М. Цветаева пишет: «Веки ввалились темные».
Конец стихотворения выражает убеждение М. Цветаевой в особой природе поэта: «Мертвый лежит певец и воскресенье празднует». И здесь пророчество — А. Блок умрет в воскресенье, 7 августа. И удивительный поворот мысли: воскресенье не после смерти, как обычно, а сама смерть становится воскресением. Я люблю это цветаевское стихотворение главным образом потому, что в нем поэтическое слово преодолевает смерть и страдания, словно воскрешая самого поэта.
Лирика М. Цветаевой — одно из самых сильных и серьезных явлений поэзии Серебряного века. Для меня в стихах М. Цветаевой наиболее значимы напряженность и энергия чувств, искренность интонаций, сложность и насыщенность переживаний. Всеми этими чертами отмечено мое любимое стихотворение — «Идешь, на меня похожий…»
Это раннее стихотворение, оно написано в 1913 году в Коктебеле. Как и многие ранние стихотворения М. Цветаевой, оно — о смерти. Но странно в этом стихотворении то, что «голос из- под земли» звучит так живо, так непосредственно, как будто бы никакой смерти не существует.
Стихотворение начинается с прямого обращения к «прохожему», который, как говорит поэтесса, «на меня похожий». «Похожий» и «прохожий» — слова-паронимы, в их созвучии — созвучие смыслов, которое говорит о том, что мертвые и живые, «прохожие» — едины в земном бытии.
Только со второй строфы читатель начинает понимать, что действие стихотворения происходит на кладбище и его просят прочесть надпись на могиле с именем и возрастом умершей. М. Цветаева сделала свое имя столь знакомым, что теперь многие читатели и почитатели так ее и называют — Марина.
Ее голос из-под земли успокаивает, уговаривает испугавшегося, возможно, человека, говорит ему о жизни, просит забыть, «что здесь могила». Она убеждает: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя». Меня особенно удивляет в этом стихотворении то, что в его немногих и ярких словах, как солнце в капле воды, отражается все творческое своеобразие М. Цветаевой. Вот и в только что приведенных строчках — признание в сверхжизни, в сверхлюбви. Действительно, в мире М. Цветаевой все «слишком» — с ее «безмерностью в мире мер», и в этом источник большинства ее трагедий. Ее жизненные принципы, ее эмоции часто не соответствовали общепринятым нормам. Ей нужно было быть «противу всех», такова была потребность ее натуры масштабной и страстной, яркой и угловатой… Ей постоянно хотелось нарушать, «пробовать» границы, искать запретного. Она ставила портрет Наполеона в киот вместе с иконами, она бросила гимназию, она увлеклась Софией Парнок.
В стихотворении создан осязаемый и запоминающийся портрет поэта: «И кровь приливала к коже, и кудри мои вились». В этих строчках она действительно предстает как живая, точнее, она действительно живая, несмотря на то что голос доносится «из-под земли». Я люблю это стихотворение потому, что оно, говоря о смерти, преодолевает смерть. В нем смерть — просто способ почувствовать биение жизни, почувствовать ее красоту и прелесть, а также конечность, за которой неизвестность и пустота. И потому цветаевское стихотворение — трагическое балансирование на грани жизни и смерти.
К Вам душа так радостно влекома…
О, какая веет благодать
От страниц Вечернего альбома!
Кто Вам дал такую ясность красок?
Кто Вам дал такую точность слов?
Смелость все сказать от детских ласок
До весенних, новолунных снов?
Ваша книга это весть оттуда,
Утренняя, благостная весть…
Я давно уж не приемлю чуда…
Но как сладко слышать: Чудо есть!
М. Волошин
План
Марина Цветаева великий романтик Серебряного века.
Особенности раннего творчества Цветаевой.
Своеобразие тем и средств их воплощения в сборнике Вечерний альбом.
Особенности лирики в сборнике Волшебный фонарь. Отклики в критике.
Черты сходства и различия двух сборников Поэта.
Место ранних сборников в поэтическом наследии.
III. Значение ранней лирики в формировании Поэта
М. Цветаевой. Марина Цветаева великий романтик Серебряного века.
Творчество Марины Цветаевой – выдающееся и самобытное явление как культуры серебряного века, так и всей истории русской литературы. Она принесла в русскую поэзию небывалую дотоле глубину и выразительность лиризма. Благодаря ей русская поэзия получила новое направление в самораскрытии женской души с ее трагическими противоречиями.
Сегодня Марину Цветаеву знают и любят миллионы людей: не только у нас, но и во всем мире. Ее поэзия вошла в культурный обиход, сделалось неотъемлемой частью нашей духовной жизни. Сколько цветаевских строчек мгновенно стали крылатыми! На горизонте русской поэзии неожиданно вырисовывалась романтическая тень Поэта. То была стремительная женская фигура с крыльями стихов за плечами и гордым профилем. Если Ахматову сравнивали с Сафо, то Цветаева была Никой Самофракийской: Ноши не будет у этих плеч, Кроме божественной ноши Мира! Нежную руку кладу на меч: На лебединую шею Лиры.
Жизнь посылает некоторым поэтам такую судьбу, которая с первых же шагов сознательного бытия ставит их в самые благоприятные условия для развития
природного дара. Такой яркой и трагической была судьба Марины Цветаевой, крупного и значительного поэта первой половины ХХ века. Все в ее личности и в ее поэзии (для нее это нерасторжимое единство) резко выходило за рамки традиционных представлений, господствующих литературных вкусов. В этом была и сила, и самобытность ее поэтического слова.
Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. По происхождению она принадлежала к кругу научно художественной интеллигенции. Огромное влияние на формировании взглядов будущего Поэта оказала ее мать. После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом, – скажет позже Цветаева.
С раннего детства Марина жила в мире героев прочитанных книг: исторических и вымышленных, литературных и реальных, одинаково страдая за всех. В жизни юная Цветаева была диковата и дерзка, застенчива и конфликтна. Илья Эренбург, хорошо знавший ее в молодости, говорил: Марина Цветаева совмещала в себе старомодную учтивость и бунтарство, пиетет перед гармонией и любовью к душевному косноязычию, предельную простоту. Ее жизнь клубок прозрений и ошибок.
Удивительная личностная наполненность, глубина чувств и сила воображения позволяли Цветаевой на протяжении всей жизни, а для нее характерно романтическое ощущение единства жизни итворчества черпать поэтическое вдохновение из безграничной, непредсказуемой и в то же время постоянной, как море, собственной души. Иными словами, от рождения до смерти, от первых стихотворных строчек до последнего вдоха она оставалась, если следовать ее собственному определению, чистым лириком.
Лирическая героиня Цветаевой полностью отражает чувства и переживания самой Марины, так как она принципиально поставила знак равенства между собой и ее лирической героиней. Поэтому стихи Цветаевой очень личностные, им она доверяла свои чувства, свою жизнь. Цветаева всегда говорила, что она не поэтесса, а поэт Марина Цветаева, она не относила себя не к одному литературному течению, так как всегда считала, что поэт в своем творчестве индивидуален. Со страстной убежденностью она утверждала провозглашенный ею еще в ранней юности жизненный принцип: быть только самой собой, ни в чем не зависеть: ни от времени, ни от среды.
В своих стихах, в жизни, в быту, в любви она была романтиком. Все, что попадало в поле ее зрения, тотчас чудесно и празднично преображалось, начинало искриться и трепетать с какой то удесятеренной жаждой жизни. Однажды Марина случайно обмолвилась по чисто литературному поводу: Это дело специалистов поэзии. Моя же специальность жизнь. Эти слова можно сделать эпиграфом к ее творчеству.
Марина была очень жизнестойким человеком. Она жадно любила жизнь и, как положено поэту романтику, предъявляла ей требования громадные, часто непомерные. Своеобразие тем и средств их воплощения в сборнике Вечерний альбом.
Стихи Цветаева начала писать с шести лет (не только по-русски, но и по-французски, по-немецки). В 1910 году еще не сняв гимназической формы, тайком от семьи, собрала стопку стихов исповедь за последние два года и отнесла в типографию А. И. Мамонтова. Заплатив за печатанье 500 экземпляров, через месяц уже держала в руках довольно неказистую книгу в сине-зеленой картонной обложке под названием Вечерний альбом.
По сути, это был дневник очень одаренного и наблюдательного ребенка. Но от многих своих сверстниц, тоже писавших стихи, юная Цветаева отличалась в своем альбоме, по крайней мере, двумя чертами: во первых, ничего не выдумывала, то есть почти не впадала в сочинительство, и, во вторых, она никому не подражала.
Первым, кто сразу же прочитал Вечерний альбом и тотчас на него откликнулся, был Максимилиан Волошин. По его мнению, до Цветаевой никому в поэзии не удавалось написать о детстве из детства. О детстве обычно рассказывали взрослые сверху вниз. Это очень юная и неопытная книга, – писал Волошин.
Многие стихи, если их раскрыть случайно посреди книги, могут вызвать улыбку. Ее нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна. Если же прибавить, что ее автор владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это укажет, какую документальную важность представляет эта книга, принесенная из тех лет, когда обычно слово еще недостаточно послушно, чтобы верно передать наблюдение и чувство….
Для гимназистки Марины Цветаевой, тайком выпустившей свой первый сборник, такой отзыв был великой радостью и поддержкой. В Волошине она нашла друга на всю жизнь.
Одобрительно отозвался о Вечернем альбоме и Н. Гумилев. Марина Цветаева внутренне талантлива, внутренне своеобразна…эта книга, – заключил он свою рецензию, – не только милая книга девических признаний, но и книга прекрасных стихов.
Строгий Брюсов, особенно похвалил Марину за то, что она безбоязненно вводит в поэзию повседневность, непосредственные черты жизни, предостерегая ее в опасности впасть в домашность и разменять свои темы на милые пустяки, сообщил о своих надеждах увидеть впредь в стихах Цветаевой чувства более острые и мысли более нужные, что задело самолюбие Марины. На его пугающий отзыв
Цветаева ответила стихотворением: Улыбнись в мое окно, Иль к шутам меня причисли, – Не изменишь все равно! Острых чувств и нужных мыслей Мне от Бога не дано. Нужно петь, что все темно, Что над миром сны нависли… -Так теперь заведено. – Этих чувств и этих мыслей Мне от Бога не дано!
Стихи юной Цветаевой были еще очень незрелы, но подкупали своей талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью. На этом сошлись все рецензенты. Хотя оценки М. Волошина, В. Брюсова, Н. Гумилева и казались завышенными, Цветаева их вскоре оправдала.
В этом альбоме Марины Цветаевой появляется лирическая героиня молодая девушка, мечтающая о любви. Вечерний альбом это скрытое посвящение. Перед каждым разделом эпиграф, а то и по два: из Ростана и Библии.
Таковы столпы первого возведенного Мариной Цветаевой здания поэзии. Какое оно еще пока
ненадежное, это здание; как зыбки его некоторые части, сотворенные полудетской рукой. Немало инфантильных строк впрочем, вполне оригинальных, ни на чьих не похожих: Кошку завидели, курочки Стали с индюшками в круг… Мама у сонной дочурки Вынула куклу из рук.
Но некоторые стихи уже предвещали будущего поэта. В первую очередь безудержная и страстная Молитва, написанная Мариной в день семнадцатилетия, 26 сентября 1909 года: Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня! О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня. Ты мудрый, ты не скажешь строго: Терпи, еще не кончен срок. Ты сам мне подал – слишком много! Я жажд
Закачай меня, звездный челн!
Голова устала от волн!
Слишком долго причалить тщусь,—
Голова устала от чувств.
М. Цветаева всегда предъявляла и к себе, и к окружающим высокие требования. Но не всем из ее окружения было дано обладать такими сильными чувствами и железной волей, как у нее. Поэтому жизнь Цветаевой была полна горя и разочарований, «требованье веры» и «просьба о любви» разбивались о скалы обыденности, слабости, просто непонимания. Однако покорность и беспомощность были неведомы горячему поэтическому сердцу.
Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть —
Вниз — по теченью спин.
Марина Ивановна Цветаева всегда знала цену своим стихам и своему таланту, но она никогда не шла на унижения и кенъюнк-туру, чтобы добиться славы и известности. Жизнь Цветаевой сложилась трагично, во многом из-за ее прямоты и бескомпромиссности взглядов. Но она всегда считала ценнейшим человеческим качеством способность противостоять — бедам, горестям, испытаниям, и это качество направляло и поддерживало ее всю нелегкую жизнь. И мне безумно жаль, что такой великий поэт ушел из жизни, не дождавшись признания, хотя и не потеряв веры в то, что читатели со временем сами найдут дорогу к ее произведениям.
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед. [/sms]
Я очень люблю стихи М. Цветаевой. Они отмечены напряженностью чувств,, энергией их выражения, глубокой искренностью и одновременно сложностью мысли. Мое любимое произведение М. Цветаевой — цикл «Стихи к Блоку», и особенно шестое стихотворение цикла («Думали — человек!..»).
Это стихотворение написано в 1916 году, что меня очень удивляет. Ведь оно — о смерти поэта, а написано за пять лет до этого события и, что еще удивительнее, за четыре года до встречи М. Цветаевой с поэтом. Известно, что М. Цветаева преклонялась перед А. Блоком, считала его воплощенным духом. После смерти поэта она писала
А. Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил… Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви)… Весь он такое явное торжество духа, такой воочию — дух, что удивительно, как — жизнь — вообще — допустила».
Уже первая строчка стихотворения выглядит необычно — в ней нет подлежащего, связок. Укоризна, упрек в пошлости, недомыслии брошен всем современникам, не понявшим сущности того, кто к ним явился. Страшная непоправимость случившегося подчеркивается смысловой тавтологией: «Умер теперь. Навек…», в этом открытии — детская беззащитность перед огромным горем. А люди, которые заставили его умереть, топчутся у его гроба. В строчке «Плачьте о мертвом ангеле» найдено подходящее для поэта слово, выражающее его сущность. В восьмом стихотворении цикла М. Цветаева свяжет с этим словом имя поэта: «И имя твое, звучащее словно: ангел».
Стихотворение еще интересно тем, что в нем сложная символика. «Зори», «закаты» — ключевые символы блоковской лирики. Они присутствуют и в других стихотворениях цикла. Так, в третьем стихотворении М. Цветаева пишет: «Ты приходишь на запад солнца», с одной стороны, отсылая к лирике А. Блока, а с другой — перефразируя слова молитвы «Свете тихий…»: «Пришедшие на запад солнца, видевшие свет вечерний…» Таким образом, фраза шестого стихотворения «Он на закате дня пел красоту вечернюю» тоже имеет отношение к этой молитве. Свет свечей, «три восковых огня», дважды повторенные, выражают бессилие человеческой скорби перед величием смерти и одновременно разноприродность и разномасштабность мира обыденного и мира поэта — «Солнца Светоносного».
Умерший поэт напоминает одновременно и поверженного ангела, и врубелевского демона («крылья его поломаны»). Поразительно, как М. Цветаевой удалось сквозь толщу времени (целых пять лет!) увидеть лицо умершего А. Блока. Лицо поэта в гробу было ужасающе худым, изможденным, и М. Цветаева пишет: «Веки ввалились темные».
Конец стихотворения выражает убеждение М. Цветаевой в особой природе поэта: «Мертвый лежит певец и воскресенье празднует». И здесь пророчество — А. Блок умрет в воскресенье, 7 августа. И удивительный поворот мысли: воскресенье не после смерти, как обычно, а сама смерть становится воскресением. Я люблю это цветаевское стихотворение главным образом потому, что в нем поэтическое слово преодолевает смерть и страдания, словно воскрешая самого поэта.
2 вариант
Лирика М. Цветаевой — одно из самых сильных и серьезных явлений поэзии Серебряного века. Для меня в стихах М. Цветаевой наиболее значимы напряженность и энергия чувств, искренность интонаций, сложность и насыщенность переживаний. Всеми этими чертами отмечено мое любимое стихотворение — «Идешь, на меня похожий…»
Это раннее стихотворение, оно написано в 1913 году в Коктебеле. Как и многие ранние стихотворения М. Цветаевой, оно — о смерти. Но странно в этом стихотворении то, что «голос из- под земли» звучит так живо, так непосредственно, как будто бы никакой смерти не существует. Стихотворение начинается с прямого обращения к «прохожему», который, как говорит поэтесса, «на меня похожий». «Похожий» и «прохожий» — слова-паронимы, в их созвучии — созвучие смыслов, которое говорит о том, что мертвые и живые, «прохожие» — едины в земном бытии.
Только со второй строфы читатель начинает понимать, что действие стихотворения происходит на кладбище и его просят прочесть надпись на могиле с именем и возрастом умершей. М. Цветаева сделала свое имя столь знакомым, что теперь многие читатели и почитатели так ее и называют — Марина.
Ее голос из-под земли успокаивает, уговаривает испугавшегося, возможно, человека, говорит ему о жизни, просит забыть, «что здесь могила». Она убеждает: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя». Меня особенно удивляет в этом стихотворении то, что в его немногих и ярких словах, как солнце в капле воды, отражается все творческое своеобразие М. Цветаевой. Вот и в только что приведенных строчках — признание в сверхжизни, в сверхлюбви. Действительно, в мире М. Цветаевой все «слишком» — с ее «безмерностью в мире мер», и в этом источник большинства ее трагедий. Ее жизненные принципы, ее эмоции часто не соответствовали общепринятым нормам. Ей нужно было быть «противу всех», такова была потребность ее натуры масштабной и страстной, яркой и угловатой… Ей постоянно хотелось нарушать, «пробовать» границы, искать запретного. Она ставила портрет Наполеона в киот вместе с иконами, она бросила гимназию, она увлеклась Софией Парнок.
В стихотворении создан осязаемый и запоминающийся портрет поэта: «И кровь приливала к коже, и кудри мои вились». В этих строчках она действительно предстает как живая, точнее, она действительно живая, несмотря на то что голос доносится «из-под земли». Я люблю это стихотворение потому, что оно, говоря о смерти, преодолевает смерть. В нем смерть — просто способ почувствовать биение жизни, почувствовать ее красоту и прелесть, а также конечность, за которой неизвестность и пустота. И потому цветаевское стихотворение — трагическое балансирование на грани жизни и смерти.
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!
М. Цветаева
В этих строках удивительного, неповторимого, яркого поэта Марины Цветаевой — страстное обращение ко всем нам, призыв остановиться, вслушаться, вдуматься, понять… Понять смысл ее стихов, в которых заключен смысл всей жизни поэтессы. Понять саму сложную, противоречивую, трепетную душу Марины Цветаевой. Она не писала стихи — она просто открывала перед нами свое сердце. И из него лились пламенные слова, которые складывались в строки, звучали и продолжают звучать неповторимой музыкой где-то внутри нас, пронизывая все существо, заставляя забыть обо всем, полностью погрузиться в это чудо, в волшебство поэзии Цветаевой, до остатка раствориться в нем. Да и невозможно иначе воспринимать ее лирику.
Стихотворения этой великой поэтессы нельзя читать между делом, бездумно скользя отсутствующим взглядом по страницам. Ее поэзия требует вдумчивого, углубленного постижения, усилия мысли; поэзия Цветаевой доступна только тем, кто способен воспринимать ее и умом, и сердцем. “Что есть чтение, — говорила сама поэтесса, — как не разгадывание, толкование, извлечение тайного, оставшегося за строками, за пределами слов… Чтение — прежде всего — сотворчество… Устал от моей вещи, — значит, хорошо читал и — хорошее читал. Усталость читателя — усталость не опустошенная, а творческая”.
Поэзия Марины Цветаевой — настоящий клад, уникальная жемчужина, отблеск огня, который все эти годы не перестает пылать и не умаляет своей стихийной силы. Трудно выбрать в этом бесконечном потоке пламенного чувства одно — самое любимое стихотворение. Каждое из них — неповторимо, бесценно, непохоже на все остальные. Все произведения поэтессы связаны одним, как мне кажется, самым главным: во всех стихотворениях Цветаевой — она сама, ее сложная трагическая судьба, ее живая душа. Хочу остановиться на стихотворении “Идешь, на меня похожий…”, потому что в нем мне слышится и обращение писательницы к нам, и желание донести до нас смысл всего ее существования, открыть сущность ее души и ее жизни. Поэтесса часто писала о смерти, в том числе — о собственной. Она предвидела ее, принимала как что-то неизбежное и желанное. Именно так, потому что она чувствовала невозможность дальнейшей жизни в этом жестоком, несправедливом мире. Она способна была видеть многое, что не дано было увидеть другим. И эта способность становилась для нее все более мучительной. Да, судьба Марины Цветаевой была трагична. Но сама она всегда говорила, что “глубина страдания не может сравниться с пустотой счастья!”. И только страдая, можно наполнить свои стихи таким словом, таким чувством, какими наполнены произведения этой неповторимой поэтессы. И все же страдания не умаляли жизнелюбия Цветаевой. Она вовсе не была настолько “дикой”, “одинокой”, “нелюдимой”, как принято ее считать. Она любила жизнь, любила людей, стремилась к общению с ними. Именно это и хочет сказать поэтесса в своем стихотворении. Она приглашает нас в поля своей души:
Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Эти цветы, эти маки, на мой взгляд, и есть стихи Цветаевой, прочитав которые, вдохнув их аромат, мы становимся ближе к ней самой, начинаем отчетливо видеть перед собой образ живой, юной, веселой поэтессы. Кто-то, возможно, скажет, что этот образ не согласуется с трагедией Цветаевой, с ее сложной жизнью, наполненной горем и страданиями, с ее трагической гибелью, которую она предвидела и предчувствовала с самых юных лет. Но в этом несовпадении и есть вся Цветаева, о которой Ариадна Эфрон сказала: “Цельность ее характера, целостность ее человеческой личности была замешена на противоречиях; ей была присуща двоякость (но отнюдь не двойственность) восприятия и самовыражения; чувств (из жарчайшей глубины души) и — взгляда (чувства же, людей, события), взгляда до такой степени со стороны, что — как бы с иной планеты”. Или “из-под земли”. И все же, обращается к нам поэтесса,
Не думай, что здесь — могила.
Что я появилась, грозя…
Она стремится открыть нам саму себя, хочет помочь нам понять ее чувства, ее стремления, желания. Призывает не грустить, не пугаться, а приобщиться к ее миру. Почувствовать, что загадочная, таинственная, трагическая Марина Цветаева на самом деле такая же, как мы с вами, ей присущи те же мечты, мысли, чувства, что и нам:
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
Да, она любила жизнь. Она не боялась идти наперекор миру — лишь бы не потерять себя. В ее сердце горел огонь желаний, огонь молодости, которой свойственны оптимизм, веселье, вера в себя и свое будущее.
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Но — нет! Она не “была”. Она есть, она жива и она будет жить всегда — жить в своих стихах, жить в наших сердцах, в памяти всего русского народа. Ведь в стихотворениях Цветаевой не только ее жизнь — жизнь отдельного человека. В них — и наша история, и наша судьба. Поэтесса очень любила свою родину, немало стихов — искренних, пламенных, восторженных и нежных посвятила родным местам. Она чувствовала себя частицей Русской земли. И почти в каждом ее стихотворении присутствует образ — образ родины, горячо любимой отчизны. А где еще мы можем остановиться и нарвать букет куриной слепоты и маков, как не в русском поле. И где еще, вслед за “стеблем диким” сможем собрать сочных ягод земляники и насладиться этой земляникой, которой “крупнее и слаще нет”. Именно эти образы, что так дороги сердцу Цветаевой, и наполняют ее произведения каким-то неповторимым светом. Перед этими образами Русской земли, русской природы невольно отступают тревожные мысли, отступают грусть, печаль, тоска.
Поэтесса говорит о будущем, о тех днях, когда ее уже не будет на этой земле. Но ее слова звучат жизнерадостно, она не видит трагедии в своем неизбежном уходе — ведь эта участь ждет каждого из нас.
Единственное, на что надеется писательница, что имя ее не забудут, что стихи ее переживут своего автора. И что кто-то, какой-то прохожий, когда-то остановится только для того, чтобы прочитать эти строки, проникнуть сердцем в каждое слово, впустить в душу музыку стихов Марины Цветаевой. А прочитав, обязательно представит себе, отчетливо увидит перед собой образ самой поэтессы. И задумается о ней, о ее нелегкой жизни, о ее непростом, противоречивом характере, о ее открытой, пламенной душе, которая постоянно находится в движении, в творчестве. Но, предупреждает автор:
…Только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Именно так, легко, хочется думать о Марине Цветаевой после прочтения этого стихотворения. Конечно, есть у нее разные произведения, наполненные разными чувствами и переживаниями. И все они волнуют и будоражат, как писал М. Осоргин, “то ритмом пляшущего каблучка, то тонкой паутиной любовного кружева”. Они поражают невероятной музыкальностью—но музыкальностью особой, не похожей на музыкальность стихов других поэтов. Стихи Цветаевой словно “появляются из звуковой влаги — из моря или речевой реки, подобно лермонтовской русалке”. В них никогда нет обреченности, фатализма, тяжелых раздумий и горестных переживаний. Никогда не было в них ни слезливых вздохов, ни беспредметной “мировой скорби”, в каждой строке — сила характера, воли, незаурядной личности. В них — необычайно интенсивная, насыщенная внутренняя жизнь. Абсолютно безмятежное существование — тоже не для Цветаевой, она — человек действия, поступка, движения. Предельная искренность — непременный закон ее искусства. Потому ее поэзия раскрывает перед нами обаяние глубокой и cильной натуры.
Прожив трагическую жизнь, поэтесса оставила нам неповторимый, чарующий свет, озаряющий саму Цветаеву, озаряющий память о ней. И потому в одном я позволю себе не согласиться с поэтессой: ни я, ни кто-либо другой, как мне кажется, не сможем “легко забыть” ее — поэта! Ее невозможно забыть. Она всегда будет идти рядом с нами, освещая нас лучом своего неповторимого таланта. Да и не об этом ли говорила сама Цветаева:
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
— И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Этот волшебный голос чарующей музыкой звучит в моем сердце. И, я думаю, будет звучать еще долгие годы. Как и в сердцах всех тех, кто прочел и смог понять эту удивительную поэзию — поэзию Марины Цветаевой.
Категория: Сочинения по русской литературе 11 класс
Сочинение 11 класс.
1 вариант.
Я очень люблю стихи М. Цветаевой. Они отмечены напряженностью чувств,, энергией их выражения, глубокой искренностью и одновременно сложностью мысли. Мое любимое произведение М. Цветаевой — цикл «Стихи к Блоку», и особенно шестое стихотворение цикла («Думали — человек!..»).
Это стихотворение написано в 1916 году, что меня очень удивляет. Ведь оно — о смерти поэта, а написано за пять лет до этого события и, что еще удивительнее, за четыре года до встречи М. Цветаевой с поэтом. Известно, что М. Цветаева преклонялась перед А. Блоком, считала его воплощенным духом. После смерти поэта она писала
А. Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил… Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви)… Весь он такое явное торжество духа, такой воочию — дух, что удивительно, как — жизнь — вообще — допустила».
Уже первая строчка стихотворения выглядит необычно — в ней нет подлежащего, связок. Укоризна, упрек в пошлости, недомыслии брошен всем современникам, не понявшим сущности того, кто к ним явился. Страшная непоправимость случившегося подчеркивается смысловой тавтологией: «Умер теперь. Навек…», в этом открытии — детская беззащитность перед огромным горем. А люди, которые заставили его умереть, топчутся у его гроба. В строчке «Плачьте о мертвом ангеле» найдено подходящее для поэта слово, выражающее его сущность. В восьмом стихотворении цикла М. Цветаева свяжет с этим словом имя поэта: «И имя твое, звучащее словно: ангел».
Стихотворение еще интересно тем, что в нем сложная символика. «Зори», «закаты» — ключевые символы блоковской лирики. Они присутствуют и в других стихотворениях цикла. Так, в третьем стихотворении М. Цветаева пишет: «Ты приходишь на запад солнца», с одной стороны, отсылая к лирике А. Блока, а с другой — перефразируя слова молитвы «Свете тихий…»: «Пришедшие на запад солнца, видевшие свет вечерний…» Таким образом, фраза шестого стихотворения «Он на закате дня пел красоту вечернюю» тоже имеет отношение к этой молитве. Свет свечей, «три восковых огня», дважды повторенные, выражают бессилие человеческой скорби перед величием смерти и одновременно разноприродность и разномасштабность мира обыденного и мира поэта — «Солнца Светоносного».
Умерший поэт напоминает одновременно и поверженного ангела, и врубелевского демона («крылья его поломаны»). Поразительно, как М. Цветаевой удалось сквозь толщу времени (целых пять лет!) увидеть лицо умершего А. Блока. Лицо поэта в гробу было ужасающе худым, изможденным, и М. Цветаева пишет: «Веки ввалились темные».
Конец стихотворения выражает убеждение М. Цветаевой в особой природе поэта: «Мертвый лежит певец и воскресенье празднует». И здесь пророчество — А. Блок умрет в воскресенье, 7 августа. И удивительный поворот мысли: воскресенье не после смерти, как обычно, а сама смерть становится воскресением. Я люблю это цветаевское стихотворение главным образом потому, что в нем поэтическое слово преодолевает смерть и страдания, словно воскрешая самого поэта.
2 вариант
Лирика М. Цветаевой — одно из самых сильных и серьезных явлений поэзии Серебряного века. Для меня в стихах М. Цветаевой наиболее значимы напряженность и энергия чувств, искренность интонаций, сложность и насыщенность переживаний. Всеми этими чертами отмечено мое любимое стихотворение — «Идешь, на меня похожий…»
Это раннее стихотворение, оно написано в 1913 году в Коктебеле. Как и многие ранние стихотворения М. Цветаевой, оно — о смерти. Но странно в этом стихотворении то, что «голос из- под земли» звучит так живо, так непосредственно, как будто бы никакой смерти не существует. Стихотворение начинается с прямого обращения к «прохожему», который, как говорит поэтесса, «на меня похожий». «Похожий» и «прохожий» — слова-паронимы, в их созвучии — созвучие смыслов, которое говорит о том, что мертвые и живые, «прохожие» — едины в земном бытии.
Только со второй строфы читатель начинает понимать, что действие стихотворения происходит на кладбище и его просят прочесть надпись на могиле с именем и возрастом умершей. М. Цветаева сделала свое имя столь знакомым, что теперь многие читатели и почитатели так ее и называют — Марина.
Ее голос из-под земли успокаивает, уговаривает испугавшегося, возможно, человека, говорит ему о жизни, просит забыть, «что здесь могила». Она убеждает: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя». Меня особенно удивляет в этом стихотворении то, что в его немногих и ярких словах, как солнце в капле воды, отражается все творческое своеобразие М. Цветаевой. Вот и в только что приведенных строчках — признание в сверхжизни, в сверхлюбви. Действительно, в мире М. Цветаевой все «слишком» — с ее «безмерностью в мире мер», и в этом источник большинства ее трагедий. Ее жизненные принципы, ее эмоции часто не соответствовали общепринятым нормам. Ей нужно было быть «противу всех», такова была потребность ее натуры масштабной и страстной, яркой и угловатой… Ей постоянно хотелось нарушать, «пробовать» границы, искать запретного. Она ставила портрет Наполеона в киот вместе с иконами, она бросила гимназию, она увлеклась Софией Парнок.
В стихотворении создан осязаемый и запоминающийся портрет поэта: «И кровь приливала к коже, и кудри мои вились». В этих строчках она действительно предстает как живая, точнее, она действительно живая, несмотря на то что голос доносится «из-под земли». Я люблю это стихотворение потому, что оно, говоря о смерти, преодолевает смерть. В нем смерть — просто способ почувствовать биение жизни, почувствовать ее красоту и прелесть, а также конечность, за которой неизвестность и пустота. И потому цветаевское стихотворение — трагическое балансирование на грани жизни и смерти.
Я очень люблю стихи М. Цветаевой. Они отмечены напряженностью чувств,, энергией их выражения, глубокой искренностью и одновременно сложностью мысли. Мое любимое произведение М. Цветаевой — цикл «Стихи к Блоку», и особенно шестое стихотворение цикла («Думали — человек!..»).
Это стихотворение написано в 1916 году, что меня очень удивляет. Ведь оно — о смерти поэта, а написано за пять лет до этого события и, что еще удивительнее, за четыре года до встречи М. Цветаевой с поэтом. Известно, что М. Цветаева преклонялась перед А. Блоком, считала его воплощенным духом. После смерти поэта она писала
А. Ахматовой: «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил… Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви)… Весь он такое явное торжество духа, такой воочию — дух, что удивительно, как — жизнь — вообще — допустила».
Уже первая строчка стихотворения выглядит необычно — в ней нет подлежащего, связок. Укоризна, упрек в пошлости, недомыслии брошен всем современникам, не понявшим сущности того, кто к ним явился. Страшная непоправимость случившегося подчеркивается смысловой тавтологией: «Умер теперь. Навек…», в этом открытии — детская беззащитность перед огромным горем. А люди, которые заставили его умереть, топчутся у его гроба. В строчке «Плачьте о мертвом ангеле» найдено подходящее для поэта слово, выражающее его сущность. В восьмом стихотворении цикла М. Цветаева свяжет с этим словом имя поэта: «И имя твое, звучащее словно: ангел».
Стихотворение еще интересно тем, что в нем сложная символика. «Зори», «закаты» — ключевые символы блоковской лирики. Они присутствуют и в других стихотворениях цикла. Так, в третьем стихотворении М. Цветаева пишет: «Ты приходишь на запад солнца», с одной стороны, отсылая к лирике А. Блока, а с другой — перефразируя слова молитвы «Свете тихий…»: «Пришедшие на запад солнца, видевшие свет вечерний…» Таким образом, фраза шестого стихотворения «Он на закате дня пел красоту вечернюю» тоже имеет отношение к этой молитве. Свет свечей, «три восковых огня», дважды повторенные, выражают бессилие человеческой скорби перед величием смерти и одновременно разноприродность и разномасштабность мира обыденного и мира поэта — «Солнца Светоносного».
Умерший поэт напоминает одновременно и поверженного ангела, и врубелевского демона («крылья его поломаны»). Поразительно, как М. Цветаевой удалось сквозь толщу времени (целых пять лет!) увидеть лицо умершего А. Блока. Лицо поэта в гробу было ужасающе худым, изможденным, и М. Цветаева пишет: «Веки ввалились темные».
Конец стихотворения выражает убеждение М. Цветаевой в особой природе поэта: «Мертвый лежит певец и воскресенье празднует». И здесь пророчество — А. Блок умрет в воскресенье, 7 августа. И удивительный поворот мысли: воскресенье не после смерти, как обычно, а сама смерть становится воскресением. Я люблю это цветаевское стихотворение главным образом потому, что в нем поэтическое слово преодолевает смерть и страдания, словно воскрешая самого поэта.
Лирика М. Цветаевой — одно из самых сильных и серьезных явлений поэзии Серебряного века. Для меня в стихах М. Цветаевой наиболее значимы напряженность и энергия чувств, искренность интонаций, сложность и насыщенность переживаний. Всеми этими чертами отмечено мое любимое стихотворение — «Идешь, на меня похожий…»
Это раннее стихотворение, оно написано в 1913 году в Коктебеле. Как и многие ранние стихотворения М. Цветаевой, оно — о смерти. Но странно в этом стихотворении то, что «голос из- под земли» звучит так живо, так непосредственно, как будто бы никакой смерти не существует.
Стихотворение начинается с прямого обращения к «прохожему», который, как говорит поэтесса, «на меня похожий». «Похожий» и «прохожий» — слова-паронимы, в их созвучии — созвучие смыслов, которое говорит о том, что мертвые и живые, «прохожие» — едины в земном бытии.
Только со второй строфы читатель начинает понимать, что действие стихотворения происходит на кладбище и его просят прочесть надпись на могиле с именем и возрастом умершей. М. Цветаева сделала свое имя столь знакомым, что теперь многие читатели и почитатели так ее и называют — Марина.
Ее голос из-под земли успокаивает, уговаривает испугавшегося, возможно, человека, говорит ему о жизни, просит забыть, «что здесь могила». Она убеждает: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя». Меня особенно удивляет в этом стихотворении то, что в его немногих и ярких словах, как солнце в капле воды, отражается все творческое своеобразие М. Цветаевой. Вот и в только что приведенных строчках — признание в сверхжизни, в сверхлюбви. Действительно, в мире М. Цветаевой все «слишком» — с ее «безмерностью в мире мер», и в этом источник большинства ее трагедий. Ее жизненные принципы, ее эмоции часто не соответствовали общепринятым нормам. Ей нужно было быть «противу всех», такова была потребность ее натуры масштабной и страстной, яркой и угловатой… Ей постоянно хотелось нарушать, «пробовать» границы, искать запретного. Она ставила портрет Наполеона в киот вместе с иконами, она бросила гимназию, она увлеклась Софией Парнок.
В стихотворении создан осязаемый и запоминающийся портрет поэта: «И кровь приливала к коже, и кудри мои вились». В этих строчках она действительно предстает как живая, точнее, она действительно живая, несмотря на то что голос доносится «из-под земли». Я люблю это стихотворение потому, что оно, говоря о смерти, преодолевает смерть. В нем смерть — просто способ почувствовать биение жизни, почувствовать ее красоту и прелесть, а также конечность, за которой неизвестность и пустота. И потому цветаевское стихотворение — трагическое балансирование на грани жизни и смерти.
К Вам душа так радостно влекома…
О, какая веет благодать
От страниц Вечернего альбома!
Кто Вам дал такую ясность красок?
Кто Вам дал такую точность слов?
Смелость все сказать от детских ласок
До весенних, новолунных снов?
Ваша книга это весть оттуда,
Утренняя, благостная весть…
Я давно уж не приемлю чуда…
Но как сладко слышать: Чудо есть!
М. Волошин
План
Марина Цветаева великий романтик Серебряного века.
Особенности раннего творчества Цветаевой.
Своеобразие тем и средств их воплощения в сборнике Вечерний альбом.
Особенности лирики в сборнике Волшебный фонарь. Отклики в критике.
Черты сходства и различия двух сборников Поэта.
Место ранних сборников в поэтическом наследии.
III. Значение ранней лирики в формировании Поэта
М. Цветаевой.
Марина Цветаева великий романтик Серебряного
века.
Творчество Марины Цветаевой – выдающееся и самобытное явление как культуры серебряного века, так и всей истории русской литературы. Она принесла в русскую поэзию небывалую дотоле глубину и выразительность лиризма. Благодаря ей русская поэзия получила новое направление в самораскрытии женской души с ее трагическими противоречиями.
Сегодня Марину Цветаеву знают и любят миллионы людей: не только у нас, но и во всем мире. Ее поэзия вошла в культурный обиход, сделалось неотъемлемой частью нашей духовной жизни. Сколько цветаевских строчек мгновенно стали крылатыми! На горизонте русской поэзии неожиданно вырисовывалась романтическая тень Поэта. То была стремительная женская фигура с крыльями стихов за плечами и гордым профилем. Если Ахматову сравнивали с Сафо, то Цветаева была Никой Самофракийской:
Ноши не будет у этих плеч,
Кроме божественной ноши Мира!
Нежную руку кладу на меч:
На лебединую шею Лиры.
Жизнь посылает некоторым поэтам такую судьбу, которая с первых же шагов сознательного бытия ставит их в самые благоприятные условия для развития
природного дара. Такой яркой и трагической была судьба Марины Цветаевой, крупного и значительного поэта первой половины ХХ века. Все в ее личности и в ее поэзии (для нее это нерасторжимое единство) резко выходило за рамки традиционных представлений, господствующих литературных вкусов. В этом была и сила, и самобытность ее поэтического слова.
Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года. По происхождению она принадлежала к кругу научно художественной интеллигенции. Огромное влияние на формировании взглядов будущего Поэта оказала ее мать. После такой матери мне осталось только одно: стать поэтом, – скажет позже Цветаева.
С раннего детства Марина жила в мире героев прочитанных книг: исторических и вымышленных, литературных и реальных, одинаково страдая за всех. В жизни юная Цветаева была диковата и дерзка, застенчива и конфликтна. Илья Эренбург, хорошо знавший ее в молодости, говорил: Марина Цветаева совмещала в себе старомодную учтивость и бунтарство, пиетет перед гармонией и любовью к душевному косноязычию, предельную простоту. Ее жизнь клубок прозрений и ошибок.
Удивительная личностная наполненность, глубина чувств и сила воображения позволяли Цветаевой на протяжении всей жизни, а для нее характерно романтическое ощущение единства жизни итворчества черпать поэтическое вдохновение из безграничной, непредсказуемой и в то же время постоянной, как море, собственной души. Иными словами, от рождения до смерти, от первых стихотворных строчек до последнего вдоха она оставалась, если следовать ее собственному определению, чистым лириком.
Лирическая героиня Цветаевой полностью отражает чувства и переживания самой Марины, так как она принципиально поставила знак равенства между собой и ее лирической героиней. Поэтому стихи Цветаевой очень личностные, им она доверяла свои чувства, свою жизнь. Цветаева всегда говорила, что она не поэтесса, а поэт Марина Цветаева, она не относила себя не к одному литературному течению, так как всегда считала, что поэт в своем творчестве индивидуален. Со страстной убежденностью она утверждала провозглашенный ею еще в ранней юности жизненный принцип: быть только самой собой, ни в чем не зависеть: ни от времени, ни от среды.
В своих стихах, в жизни, в быту, в любви она была романтиком. Все, что попадало в поле ее зрения, тотчас чудесно и празднично преображалось, начинало искриться и трепетать с какой то удесятеренной жаждой жизни. Однажды Марина случайно обмолвилась по чисто литературному поводу: Это дело специалистов поэзии. Моя же специальность жизнь. Эти слова можно сделать эпиграфом к ее творчеству.
Марина была очень жизнестойким человеком. Она жадно любила жизнь и, как положено поэту романтику, предъявляла ей требования громадные, часто непомерные.
Своеобразие тем и средств их воплощения в сборнике Вечерний альбом.
Стихи Цветаева начала писать с шести лет (не только по-русски, но и по-французски, по-немецки). В 1910 году еще не сняв гимназической формы, тайком от семьи, собрала стопку стихов исповедь за последние два года и отнесла в типографию А. И. Мамонтова. Заплатив за печатанье 500 экземпляров, через месяц уже держала в руках довольно неказистую книгу в сине-зеленой картонной обложке под названием Вечерний альбом.
По сути, это был дневник очень одаренного и наблюдательного ребенка. Но от многих своих сверстниц, тоже писавших стихи, юная Цветаева отличалась в своем альбоме, по крайней мере, двумя чертами: во первых, ничего не выдумывала, то есть почти не впадала в сочинительство, и, во вторых, она никому не подражала.
Первым, кто сразу же прочитал Вечерний альбом и тотчас на него откликнулся, был Максимилиан Волошин. По его мнению, до Цветаевой никому в поэзии не удавалось написать о детстве из детства. О детстве обычно рассказывали взрослые сверху вниз. Это очень юная и неопытная книга, – писал Волошин.
Многие стихи, если их раскрыть случайно посреди книги, могут вызвать улыбку. Ее нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна. Если же прибавить, что ее автор владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это укажет, какую документальную важность представляет эта книга, принесенная из тех лет, когда обычно слово еще недостаточно послушно, чтобы верно передать наблюдение и чувство….
Для гимназистки Марины Цветаевой, тайком выпустившей свой первый сборник, такой отзыв был великой радостью и поддержкой. В Волошине она нашла друга на всю жизнь.
Одобрительно отозвался о Вечернем альбоме и Н. Гумилев. Марина Цветаева внутренне талантлива, внутренне своеобразна…эта книга, – заключил он свою рецензию, – не только милая книга девических признаний, но и книга прекрасных стихов.
Строгий Брюсов, особенно похвалил Марину за то, что она безбоязненно вводит в поэзию повседневность, непосредственные черты жизни, предостерегая ее в опасности впасть в домашность и разменять свои темы на милые пустяки, сообщил о своих надеждах увидеть впредь в стихах Цветаевой чувства более острые и мысли более нужные, что задело самолюбие Марины. На его пугающий отзыв
Цветаева ответила стихотворением:
Улыбнись в мое окно,
Иль к шутам меня причисли, –
Не изменишь все равно!
Острых чувств и нужных мыслей
Мне от Бога не дано.
Нужно петь, что все темно,
Что над миром сны нависли…
-Так теперь заведено. –
Этих чувств и этих мыслей
Мне от Бога не дано!
Стихи юной Цветаевой были еще очень незрелы, но подкупали своей талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью. На этом сошлись все рецензенты. Хотя оценки М. Волошина, В. Брюсова, Н. Гумилева и казались завышенными, Цветаева их вскоре оправдала.
В этом альбоме Марины Цветаевой появляется лирическая героиня молодая девушка, мечтающая о любви. Вечерний альбом это скрытое посвящение. Перед каждым разделом эпиграф, а то и по два: из Ростана и Библии.
Таковы столпы первого возведенного Мариной Цветаевой здания поэзии. Какое оно еще пока
ненадежное, это здание; как зыбки его некоторые части, сотворенные полудетской рукой. Немало инфантильных строк впрочем, вполне оригинальных, ни на чьих не похожих:
Кошку завидели, курочки
Стали с индюшками в круг…
Мама у сонной дочурки
Вынула куклу из рук.
Но некоторые стихи уже предвещали будущего поэта. В первую очередь безудержная и страстная Молитва, написанная Мариной в день семнадцатилетия, 26 сентября 1909 года:
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, ты не скажешь строго:
Терпи, еще не кончен срок.
Ты сам мне подал – слишком много!
Я жажд
Закачай меня, звездный челн!
Голова устала от волн!
Слишком долго причалить тщусь,—
Голова устала от чувств.
М. Цветаева всегда предъявляла и к себе, и к окружающим высокие требования. Но не всем из ее окружения было дано обладать такими сильными чувствами и железной волей, как у нее. Поэтому жизнь Цветаевой была полна горя и разочарований, «требованье веры» и «просьба о любви» разбивались о скалы обыденности, слабости, просто непонимания. Однако покорность и беспомощность были неведомы горячему поэтическому сердцу.
Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть —
Вниз — по теченью спин.
Марина Ивановна Цветаева всегда знала цену своим стихам и своему таланту, но она никогда не шла на унижения и кенъюнк-туру, чтобы добиться славы и известности. Жизнь Цветаевой сложилась трагично, во многом из-за ее прямоты и бескомпромиссности взглядов. Но она всегда считала ценнейшим человеческим качеством способность противостоять — бедам, горестям, испытаниям, и это качество направляло и поддерживало ее всю нелегкую жизнь. И мне безумно жаль, что такой великий поэт ушел из жизни, не дождавшись признания, хотя и не потеряв веры в то, что читатели со временем сами найдут дорогу к ее произведениям.
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед. [/sms]