Сочинение на тему мое открытие поэтов серебряного века
13 вариантов
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. «Будем как солнце!» — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье «О лирике» говорит: «Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну». Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько «пленительных и странных» строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная Тема сочинения творчества другого поэта «серебряного века» М. Кузмина,— любовь. «Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности»,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства» (Вяч. Иванов). Ему был чужд «протестантский прибранный рай», он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к «середине странствия земного», погиб в расцвете творческих сил. Увы, «поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой» (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20 – х годов XX века — акмеизма: ведь «акме» в переложении с греческого — «высшая степень чего – либо, цвет, цветущая пора», а также, как писал Н. Гумилев, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь».
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт – экспериментатор, искатель, «Колумб новых поэтических материков», по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов «Пути России». Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «гробить», «отправить на шлепку».
«К Духонину в штаб», «разменять» —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20 – х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921 – го («Террор», «Красная пасха», «Терминология» и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…»
«На дне преисподней» — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско – поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении «Доблесть поэта»:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что «из преступлений, исступлений возникает праведная Русь», не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты «серебряного века»… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого – то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко – литературная и общественно – гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и «дум высокое стремленье» русской поэзии.
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,— любовь. “Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности”,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20-х годов XX века — акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого — “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-по-этическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
Страница: [ 1 ] 2
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. «Будем как солнце!» — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье «О лирике» говорит: «Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну». Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько «пленительных и странных» строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная Тема сочинения творчества другого поэта «серебряного века» М. Кузмина,— любовь. «Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности»,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства» (Вяч. Иванов). Ему был чужд «протестантский прибранный рай», он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к «середине странствия земного», погиб в расцвете творческих сил. Увы, «поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой» (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20 – х годов XX века — акмеизма: ведь «акме» в переложении с греческого — «высшая степень чего – либо, цвет, цветущая пора», а также, как писал Н. Гумилев, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь».
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт – экспериментатор, искатель, «Колумб новых поэтических материков», по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов «Пути России». Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «гробить», «отправить на шлепку».
«К Духонину в штаб», «разменять» —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20 – х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921 – го («Террор», «Красная пасха», «Терминология» и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…»
«На дне преисподней» — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско – поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении «Доблесть поэта»:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что «из преступлений, исступлений возникает праведная Русь», не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты «серебряного века»… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого – то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко – литературная и общественно – гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и «дум высокое стремленье» русской поэзии.
Страница: [ 1 ] 2
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” – восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце – источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда – радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта – всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия –
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,- любовь. “Любовь Кузмина – тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся – в трепете ласковых предчувствий, она – ожидание нежности”,- писал известный литературовед П\ Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается –
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически – и стал силен, был неуверен в себе – и сумел утвердиться, был незнаем – и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10-20-х годов XX века – акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого – “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт – С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый – Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников – поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем – глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь – костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел – человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” –
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” –
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921-1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) – это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” – так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца – Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
К. Бальмонт, Н. Гумилев, А. Ахматова
Красивое название “серебряный век” заставило меня обратиться к русской поэзии конца XIX — начала XX столетия. Этот удивительный мир поражает своей необычностью, оригинальностью. Человеку, воспитанному на стихах Пушкина, Лермонтова и Некрасова, непросто понять поэтику символистов, акмеистов и футуристов, их идеи, особенный, нетрадиционный взгляд на окружающую действительность и самого себя. Первым поэтом, открывшим мне неповторимый мир “серебряного века”, стал К. Бальмонт. За удивительную музыкальность стиха его называли “Паганини русского стиха”. Его произведения воспринимаются как слияние поэзии с музыкой, на стихах Бальмонта, как на нотах, можно ставить музыкальные знаки.
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Мечта, тени, угасавший день, попытка поймать то, что ушло, остановить время — эти образы помогают поэту выразить мысль о том, что бытие — это лишь тень, а значит, не нужно жалеть об оставленном и ждать будущего. По-моему, читая Бальмонта, убеждаешься в верности старой истины о том, что человек — это целый мир, который интересен сам по себе. В стихотворениях этого замечательного поэта все внимание сосредоточено на его собственной душе, которая не ищет контакта с окружающим. В его стихах передаются многообразные оттенки ощущений, переживаний, настроений лирического героя.
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.
По-моему, вызов и бравада, звучащие в этих словах поэта, не могут скрыть его крайнего одиночества. Создается впечатление, что Бальмонт творит легенду о себе самом. Его часто упрекали в эгоцентризме, в восторженном отношении к самому себе, к своей неповторимости, избранности. “Не для меня законы, раз я гений”, — писал Бальмонт. Но мне думается, что это высокомерие одиночки — только поза, роль, которую выбрал сам поэт и которую играл не всегда блестяще и убедительно. Ведь холодный, надменный эгоист, вознесшийся над толпой, никогда не смог бы написать таких глубоко человечных, выстраданных строк:
Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем,
Струя огонь, я гибну сам, как дым.
Поэзия Бальмонта по-прежнему жива. Она волнует своей эмоциональностью, одухотворенностью, радостью бытия.
Романтизм мировосприятия характерен для другого замечательного поэта “серебряного века” — Н. Гумилева. В отличие от Бальмонта Гумилев всячески стремится скрыть свой интимный мир за красочными экзотическими картинами, за “маской конквистадора”. Очень трудно, а скорее всего, просто невозможно более или менее полно рассказать о стихах этого поэта. Ведь каждое его стихотворение открывает какую-то новую грань взглядов, настроений, видения мира. В одном он — певец отваги, риска, смелости. Его “Капитаны” — гимн мужественным людям, бросающим вызов судьбе и стихиям.
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Но вот энергичный, упругий ритм стиха неожиданно сменяется грустными элегическими строками:
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
Стихотворение “Вечер” проникнуто настроением спокойной печали, сожалением о том, что только во сне является поэту “обетованная страна — давно оплаканное счастье”. Но когда я думаю о Гумилеве, то в памяти всплывает прежде всего таинственное озеро Чад, на котором “изысканный бродит жираф”. Почему такой странный, непривычный образ так трогает, завораживает? Это символ того чудесного, прекрасного и таинственного, в которое нужно верить.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
По-моему, в этом стихотворении содержится резкое неприятие той серой, однообразной, скудной чувствами и событиями действительности, в которой мы живем. Чтобы ощутить всю полноту и радость бытия, нужно самому создать мир, расцветить его яркими красками и звуками и, главное, поверить в его реальность. Но сделать это не под силу обычному человеку, который не может преодолеть свой скептицизм, рассудочность, рационализм. Такой человек духовно беден: он не способен увидеть и ощутить красоту.
К миру прекрасного нас приобщает и поэзия А. Ахматовой, хотя в ней нет экзотических картин, утонченности языка, изысканности стиля. Несмотря на открытую обыденность и предельную простоту языка, ее стихи поражают внутренней силой чувства и непосредственностью эмоций. При мысли о поэзии Ахматовой сразу приходит слово “любовь”. Встречи и расставания, нежность и самоотверженность, рвущаяся из сердца радость и тихая грусть — все эти разнообразные оттенки любовного чувства я встретила на страницах ахматовских книг. Правда, любовь у поэтессы редко бывает счастливой. Она несет с собой печаль, бесприютность, трагедию. Но обратимся к стихам Ахматовой, которые гораздо лучше расскажут о любви.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мои плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Жгучая мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной, обостренное чувство фальши, разочарование в любимом человеке нашли свое выражение в этом небольшом стихотворении. Любовная лирика Ахматовой воспринимается как огромный роман, в котором переплетаются человеческие судьбы, отражаются все многообразные нюансы интимных отношений. Но чаще всего это рассказы о “таинственных невстречах”, “несказанных речах”, о ком-то “непришедшем”, о чем-то невоплощенном. В стихотворении “Рыбак” развивается тема предчувствия, ожидания любви. Первое, еще детское чувство властно завладевает девочкой, “что ходит в город продавать камсу”.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской.
Лирика Ахматовой раскрывает не только ее духовную жизнь. Она созвучна чувствам и переживаниям людей, жизнь которых осветила любовь, даря и радость, и грусть, и волнения, и страдания.
Поэзия “серебряного века” открыла мне неповторимый мир красоты, добра, гармонии. Она научила видеть прекрасное в обыденном и привычном, заставила прислушаться к себе и к людям. Благодаря знакомству с ней моя жизнь стала богаче и одухотвореннее. Я почувствовала себя первооткрывателем земли, где царит “союз волшебных звуков, чувств и дум”.
В. Брюсов, Н. Гумилев, А. Ахматова, К. Бальмонт, И. Анненский, А. Белый, М. Волошин
Серебряный век” русской литературы. Сочинение
Мое открытие “серебряного века” русской поэзии. Сочинение
Акмеизм. Статья
О жизни и творчестве Н. Гумилева. Статья
И. Анненский. Стихи
Биография И. Ф. Анненского
А. Белый. Стихи
Биография А. Белого
И. Северянин. Стихи
Основоположник символизма в русской поэзии. Сочинение о К. Бальмонте
К. Бальмонт. Стихи
Биография К. Д. Бальмонта
В. Брюсов. Стихи
Биография В. Я. Брюсова
Дон Жуан, Наполеон, Клеопатра, Данте и другие “любимцы веков” в творчестве А. Брюсова. Статья
А. Ахматова. Стихи
Биография А. А. Ахматовой
Особенности поэтического мира Анны Ахматовой Сочинение
Тема Родины в поэзии Анны Ахматовой. Сочинение
Н. Гумилев. Стихи
Биография Н. С. Гумилева
М. Волошин. Стихи
Биография М. А. Волошина
Совесть народа — поэт… Статья о жизни и творчестве М. Волошина
Адамович Г. Стихи
Биография Г. Адамовича
Мое открытие “серебряного века” русской поэзии К. Бальмонт, Н. Гумилев, А. Ахматова (Примерный текст сочинения)
Красивое название “серебряный век” заставило меня обратиться к русской поэзии конца XIX – начала XX столетия. Этот удивительный мир поражает своей необычностью, оригинальностью. Человеку, воспитанному на стихах Пушкина, Лермонтова и Некрасова, непросто понять поэтику символистов, акмеистов и футуристов, их идеи, особенный, нетрадиционный взгляд на окружающую действительность и самого себя. Первым поэтом, открывшим мне неповторимый мир “серебряного века”, стал К. Бальмонт. За удивительную музыкальность стиха его называли “Паганини русского стиха”. Его произведения воспринимаются как слияние поэзии с музыкой, на стихах Бальмонта, как на нотах, можно ставить музыкальные знаки.
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Мечта, тени, угасавший день, попытка поймать то, что ушло, остановить время – эти образы помогают поэту выразить мысль о том, что бытие – это лишь тень, а значит, не нужно жалеть об оставленном и ждать будущего. По-моему, читая Бальмонта, убеждаешься в верности старой истины о том, что человек – это целый мир, который интересен сам по себе. В стихотворениях этого замечательного поэта все внимание сосредоточено на его собственной душе, которая не ищет контакта с окружающим. В его стихах передаются многообразные оттенки ощущений, переживаний, настроений лирического героя.
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.
По-моему, вызов и бравада, звучащие в этих словах поэта, не могут скрыть его крайнего одиночества. Создается впечатление, что Бальмонт творит легенду о себе самом. Его часто упрекали в эгоцентризме, в восторженном отношении к самому себе, к своей неповторимости, избранности. “Не для меня законы, раз я гений”, – писал Бальмонт. Но мне думается, что это высокомерие одиночки – только поза, роль, которую выбрал сам поэт и которую играл не всегда блестяще и убедительно. Ведь холодный, надменный эгоист, вознесшийся над толпой, никогда не смог бы написать таких глубоко человечных, выстраданных строк:
Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем,
Струя огонь, я гибну сам, как дым.
Поэзия Бальмонта по-прежнему жива. Она волнует своей эмоциональностью, одухотворенностью, радостью бытия.
Романтизм мировосприятия характерен для другого замечательного поэта “серебряного века” – Н. Гумилева. В отличие от Бальмонта Гумилев всячески стремится скрыть свой интимный мир за красочными экзотическими картинами, за “маской конквистадора”. Очень трудно, а скорее всего, просто невозможно более или менее полно рассказать о стихах этого поэта. Ведь каждое его стихотворение открывает какую-то новую грань взглядов, настроений, видения мира. В одном он – певец отваги, риска, смелости. Его “Капитаны” – гимн мужественным людям, бросающим вызов судьбе и стихиям.
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Но вот энергичный, упругий ритм стиха неожиданно сменяется грустными элегическими строками:
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
Стихотворение “Вечер” проникнуто настроением спокойной печали, сожалением о том, что только во сне является поэту “обетованная страна – давно оплаканное счастье”. Но когда я думаю о Гумилеве, то в памяти всплывает прежде всего таинственное озеро Чад, на котором “изысканный бродит жираф”. Почему такой странный, непривычный образ так трогает, завораживает? Это символ того чудесного, прекрасного и таинственного, в которое нужно верить.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
По-моему, в этом стихотворении содержится резкое неприятие той серой, однообразной, скудной чувствами и событиями действительности, в которой мы живем. Чтобы ощутить всю полноту и радость бытия, нужно самому создать мир, расцветить его яркими красками и звуками и, главное, поверить в его реальность. Но сделать это не под силу обычному человеку, который не может преодолеть свой скептицизм, рассудочность, рационализм. Такой человек духовно беден: он не способен увидеть и ощутить красоту.
К миру прекрасного нас приобщает и поэзия А. Ахматовой, хотя в ней нет экзотических картин, утонченности языка, изысканности стиля. Несмотря на открытую обыденность и предельную простоту языка, ее стихи поражают внутренней силой чувства и непосредственностью эмоций. При мысли о поэзии Ахматовой сразу приходит слово “любовь”. Встречи и расставания, нежность и самоотверженность, рвущаяся из сердца радость и тихая грусть – все эти разнообразные оттенки любовного чувства я встретила на страницах ахматовских книг. Правда, любовь у поэтессы редко бывает счастливой. Она несет с собой печаль, бесприютность, трагедию. Но обратимся к стихам Ахматовой, которые гораздо лучше расскажут о любви.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мои плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Жгучая мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной, обостренное чувство фальши, разочарование в любимом человеке нашли свое выражение в этом небольшом стихотворении. Любовная лирика Ахматовой воспринимается как огромный роман, в котором переплетаются человеческие судьбы, отражаются все многообразные нюансы интимных отношений. Но чаще всего это рассказы о “таинственных невстречах”, “несказанных речах”, о ком-то “непришедшем”, о чем-то невоплощенном. В стихотворении “Рыбак” развивается тема предчувствия, ожидания любви. Первое, еще детское чувство властно завладевает девочкой, “что ходит в город продавать камсу”.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской.
Лирика Ахматовой раскрывает не только ее духовную жизнь. Она созвучна чувствам и переживаниям людей, жизнь которых осветила любовь, даря и радость, и грусть, и волнения, и страдания.
Поэзия “серебряного века” открыла мне неповторимый мир красоты, добра, гармонии. Она научила видеть прекрасное в обыденном и привычном, заставила прислушаться к себе и к людям. Благодаря знакомству с ней моя жизнь стала богаче и одухотвореннее. Я почувствовала себя первооткрывателем земли, где царит “союз волшебных звуков, чувств и дум”.
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,— любовь. “Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности”,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20-х годов XX века — акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого — “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-по-этическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
Тема: – Мое открытие поэтов «Серебряного века»
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,— любовь. “Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности”,— писал известный литературовед П\ Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20-х годов XX века — акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого — “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. «Будем как солнце!» — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня. . . . . .
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье «О лирике» говорит: «Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну». Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
. . . Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей. . .
Вот несколько «пленительных и странных» строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя. . .
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная Тема сочинения творчества другого поэта «серебряного века» М. Кузмина,— любовь. «Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности»,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства» (Вяч. Иванов). Ему был чужд «протестантский прибранный рай», он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к «середине странствия земного», погиб в расцвете творческих сил. Увы, «поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой» (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь. . .
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20 – х годов XX века — акмеизма: ведь «акме» в переложении с греческого — «высшая степень чего – либо, цвет, цветущая пора», а также, как писал Н.
«
1
2
3
»
Красивое название “серебряный век” заставило меня обратиться к русской поэзии конца XIX – начала XX столетия. Этот удивительный мир поражает своей необычностью, оригинальностью. Человеку, воспитанному на стихах Пушкина, Лермонтова и Некрасова, непросто понять поэтику символистов, акмеистов и футуристов, их идеи, особенный, нетрадиционный взгляд на окружающую действительность и самого себя. Первым поэтом, открывшим мне неповторимый мир “серебряного века”, стал К. Бальмонт. За удивительную музыкальность стиха его называли “Паганини русского стиха”. Его произведения воспринимаются как слияние поэзии с музыкой, на стихах Бальмонта, как на нотах, можно ставить музыкальные знаки.
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Мечта, тени, угасавший день, попытка поймать то, что ушло, остановить время – эти образы помогают поэту выразить мысль о том, что бытие – это лишь тень, а значит, не нужно жалеть об оставленном и ждать будущего. По-моему, читая Бальмонта, убеждаешься в верности старой истины о том, что человек – это целый мир, который интересен сам по себе. В стихотворениях этого замечательного поэта все внимание сосредоточено на его собственной душе, которая не ищет контакта с окружающим. В его стихах передаются многообразные оттенки ощущений, переживаний, настроений лирического героя.
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.
По-моему, вызов и бравада, звучащие в этих словах поэта, не могут скрыть его крайнего одиночества. Создается впечатление, что Бальмонт творит легенду о себе самом. Его часто упрекали в эгоцентризме, в восторженном отношении к самому себе, к своей неповторимости, избранности. “Не для меня законы, раз я гений”, – писал Бальмонт. Но мне думается, что это высокомерие одиночки – только поза, роль, которую выбрал сам поэт и которую играл не всегда блестяще и убедительно. Ведь холодный, надменный эгоист, вознесшийся над толпой, никогда не смог бы написать таких глубоко человечных, выстраданных строк:
Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем,
Струя огонь, я гибну сам, как дым.
Поэзия Бальмонта по-прежнему жива. Она волнует своей эмоциональностью, одухотворенностью, радостью бытия.
Романтизм мировосприятия характерен для другого замечательного поэта “серебряного века” – Н. Гумилева. В отличие от Бальмонта Гумилев всячески стремится скрыть свой интимный мир за красочными экзотическими картинами, за “маской конквистадора”. Очень трудно, а скорее всего, просто невозможно более или менее полно рассказать о стихах этого поэта. Ведь каждое его стихотворение открывает какую-то новую грань взглядов, настроений, видения мира. В одном он – певец отваги, риска, смелости. Его “Капитаны” – гимн мужественным людям, бросающим вызов судьбе и стихиям.
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Но вот энергичный, упругий ритм стиха неожиданно сменяется грустными элегическими строками:
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
Стихотворение “Вечер” проникнуто настроением спокойной печали, сожалением о том, что только во сне является поэту “обетованная страна – давно оплаканное счастье”. Но когда я думаю о Гумилеве, то в памяти всплывает прежде всего таинственное озеро Чад, на котором “изысканный бродит жираф”. Почему такой странный, непривычный образ так трогает, завораживает? Это символ того чудесного, прекрасного и таинственного, в которое нужно верить.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
По-моему, в этом стихотворении содержится резкое неприятие той серой, однообразной, скудной чувствами и событиями действительности, в которой мы живем. Чтобы ощутить всю полноту и радость бытия, нужно самому создать мир, расцветить его яркими красками и звуками и, главное, поверить в его реальность. Но сделать это не под силу обычному человеку, который не может преодолеть свой скептицизм, рассудочность, рационализм. Такой человек духовно беден: он не способен увидеть и ощутить красоту.
К миру прекрасного нас приобщает и поэзия А. Ахматовой, хотя в ней нет экзотических картин, утонченности языка, изысканности стиля. Несмотря на открытую обыденность и предельную простоту языка, ее стихи поражают внутренней силой чувства и непосредственностью эмоций. При мысли о поэзии Ахматовой сразу приходит слово “любовь”. Встречи и расставания, нежность и самоотверженность, рвущаяся из сердца радость и тихая грусть – все эти разнообразные оттенки любовного чувства я встретила на страницах ахматовских книг. Правда, любовь у поэтессы редко бывает счастливой. Она несет с собой печаль, бесприютность, трагедию. Но обратимся к стихам Ахматовой, которые гораздо лучше расскажут о любви.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мои плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Жгучая мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной, обостренное чувство фальши, разочарование в любимом человеке нашли свое выражение в этом небольшом стихотворении. Любовная лирика Ахматовой воспринимается как огромный роман, в котором переплетаются человеческие судьбы, отражаются все многообразные нюансы интимных отношений. Но чаще всего это рассказы о “таинственных невстречах”, “несказанных речах”, о ком-то “непришедшем”, о чем-то невоплощенном. В стихотворении “Рыбак” развивается тема предчувствия, ожидания любви. Первое, еще детское чувство властно завладевает девочкой, “что ходит в город продавать камсу”.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской.
Лирика Ахматовой раскрывает не только ее духовную жизнь. Она созвучна чувствам и переживаниям людей, жизнь которых осветила любовь, даря и радость, и грусть, и волнения, и страдания.
Поэзия “серебряного века” открыла мне неповторимый мир красоты, добра, гармонии. Она научила видеть прекрасное в обыденном и привычном, заставила прислушаться к себе и к людям. Благодаря знакомству с ней моя жизнь стала богаче и одухотвореннее. Я почувствовала себя первооткрывателем земли, где царит “союз волшебных звуков, чувств и дум”.
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. «Будем как солнце!» — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье «О лирике» говорит: «Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну». Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько «пленительных и странных» строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная Тема сочинения творчества другого поэта «серебряного века» М. Кузмина,— любовь. «Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности»,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства» (Вяч. Иванов). Ему был чужд «протестантский прибранный рай», он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к «середине странствия земного», погиб в расцвете творческих сил. Увы, «поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой» (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20 – х годов XX века — акмеизма: ведь «акме» в переложении с греческого — «высшая степень чего – либо, цвет, цветущая пора», а также, как писал Н. Гумилев, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь».
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт – экспериментатор, искатель, «Колумб новых поэтических материков», по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов «Пути России». Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «гробить», «отправить на шлепку».
«К Духонину в штаб», «разменять» —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20 – х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921 – го («Террор», «Красная пасха», «Терминология» и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…»
«На дне преисподней» — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско – поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении «Доблесть поэта»:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что «из преступлений, исступлений возникает праведная Русь», не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты «серебряного века»… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого – то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко – литературная и общественно – гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и «дум высокое стремленье» русской поэзии.
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,— любовь. “Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности”,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20-х годов XX века — акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого — “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-по-этическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
Страница: [ 1 ] 2
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. «Будем как солнце!» — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье «О лирике» говорит: «Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну». Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько «пленительных и странных» строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная Тема сочинения творчества другого поэта «серебряного века» М. Кузмина,— любовь. «Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности»,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства» (Вяч. Иванов). Ему был чужд «протестантский прибранный рай», он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к «середине странствия земного», погиб в расцвете творческих сил. Увы, «поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой» (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20 – х годов XX века — акмеизма: ведь «акме» в переложении с греческого — «высшая степень чего – либо, цвет, цветущая пора», а также, как писал Н. Гумилев, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь».
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт – экспериментатор, искатель, «Колумб новых поэтических материков», по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов «Пути России». Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
«Списывали в расход» —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «гробить», «отправить на шлепку».
«К Духонину в штаб», «разменять» —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20 – х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921 – го («Террор», «Красная пасха», «Терминология» и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…»
«На дне преисподней» — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско – поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении «Доблесть поэта»:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что «из преступлений, исступлений возникает праведная Русь», не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты «серебряного века»… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого – то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко – литературная и общественно – гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и «дум высокое стремленье» русской поэзии.
Страница: [ 1 ] 2
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” – восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце – источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда – радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта – всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия –
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,- любовь. “Любовь Кузмина – тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся – в трепете ласковых предчувствий, она – ожидание нежности”,- писал известный литературовед П\ Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается –
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически – и стал силен, был неуверен в себе – и сумел утвердиться, был незнаем – и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10-20-х годов XX века – акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого – “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт – С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый – Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников – поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем – глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь – костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел – человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” –
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” –
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921-1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) – это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” – так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца – Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
К. Бальмонт, Н. Гумилев, А. Ахматова
Красивое название “серебряный век” заставило меня обратиться к русской поэзии конца XIX — начала XX столетия. Этот удивительный мир поражает своей необычностью, оригинальностью. Человеку, воспитанному на стихах Пушкина, Лермонтова и Некрасова, непросто понять поэтику символистов, акмеистов и футуристов, их идеи, особенный, нетрадиционный взгляд на окружающую действительность и самого себя. Первым поэтом, открывшим мне неповторимый мир “серебряного века”, стал К. Бальмонт. За удивительную музыкальность стиха его называли “Паганини русского стиха”. Его произведения воспринимаются как слияние поэзии с музыкой, на стихах Бальмонта, как на нотах, можно ставить музыкальные знаки.
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Мечта, тени, угасавший день, попытка поймать то, что ушло, остановить время — эти образы помогают поэту выразить мысль о том, что бытие — это лишь тень, а значит, не нужно жалеть об оставленном и ждать будущего. По-моему, читая Бальмонта, убеждаешься в верности старой истины о том, что человек — это целый мир, который интересен сам по себе. В стихотворениях этого замечательного поэта все внимание сосредоточено на его собственной душе, которая не ищет контакта с окружающим. В его стихах передаются многообразные оттенки ощущений, переживаний, настроений лирического героя.
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.
По-моему, вызов и бравада, звучащие в этих словах поэта, не могут скрыть его крайнего одиночества. Создается впечатление, что Бальмонт творит легенду о себе самом. Его часто упрекали в эгоцентризме, в восторженном отношении к самому себе, к своей неповторимости, избранности. “Не для меня законы, раз я гений”, — писал Бальмонт. Но мне думается, что это высокомерие одиночки — только поза, роль, которую выбрал сам поэт и которую играл не всегда блестяще и убедительно. Ведь холодный, надменный эгоист, вознесшийся над толпой, никогда не смог бы написать таких глубоко человечных, выстраданных строк:
Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем,
Струя огонь, я гибну сам, как дым.
Поэзия Бальмонта по-прежнему жива. Она волнует своей эмоциональностью, одухотворенностью, радостью бытия.
Романтизм мировосприятия характерен для другого замечательного поэта “серебряного века” — Н. Гумилева. В отличие от Бальмонта Гумилев всячески стремится скрыть свой интимный мир за красочными экзотическими картинами, за “маской конквистадора”. Очень трудно, а скорее всего, просто невозможно более или менее полно рассказать о стихах этого поэта. Ведь каждое его стихотворение открывает какую-то новую грань взглядов, настроений, видения мира. В одном он — певец отваги, риска, смелости. Его “Капитаны” — гимн мужественным людям, бросающим вызов судьбе и стихиям.
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Но вот энергичный, упругий ритм стиха неожиданно сменяется грустными элегическими строками:
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
Стихотворение “Вечер” проникнуто настроением спокойной печали, сожалением о том, что только во сне является поэту “обетованная страна — давно оплаканное счастье”. Но когда я думаю о Гумилеве, то в памяти всплывает прежде всего таинственное озеро Чад, на котором “изысканный бродит жираф”. Почему такой странный, непривычный образ так трогает, завораживает? Это символ того чудесного, прекрасного и таинственного, в которое нужно верить.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
По-моему, в этом стихотворении содержится резкое неприятие той серой, однообразной, скудной чувствами и событиями действительности, в которой мы живем. Чтобы ощутить всю полноту и радость бытия, нужно самому создать мир, расцветить его яркими красками и звуками и, главное, поверить в его реальность. Но сделать это не под силу обычному человеку, который не может преодолеть свой скептицизм, рассудочность, рационализм. Такой человек духовно беден: он не способен увидеть и ощутить красоту.
К миру прекрасного нас приобщает и поэзия А. Ахматовой, хотя в ней нет экзотических картин, утонченности языка, изысканности стиля. Несмотря на открытую обыденность и предельную простоту языка, ее стихи поражают внутренней силой чувства и непосредственностью эмоций. При мысли о поэзии Ахматовой сразу приходит слово “любовь”. Встречи и расставания, нежность и самоотверженность, рвущаяся из сердца радость и тихая грусть — все эти разнообразные оттенки любовного чувства я встретила на страницах ахматовских книг. Правда, любовь у поэтессы редко бывает счастливой. Она несет с собой печаль, бесприютность, трагедию. Но обратимся к стихам Ахматовой, которые гораздо лучше расскажут о любви.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мои плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Жгучая мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной, обостренное чувство фальши, разочарование в любимом человеке нашли свое выражение в этом небольшом стихотворении. Любовная лирика Ахматовой воспринимается как огромный роман, в котором переплетаются человеческие судьбы, отражаются все многообразные нюансы интимных отношений. Но чаще всего это рассказы о “таинственных невстречах”, “несказанных речах”, о ком-то “непришедшем”, о чем-то невоплощенном. В стихотворении “Рыбак” развивается тема предчувствия, ожидания любви. Первое, еще детское чувство властно завладевает девочкой, “что ходит в город продавать камсу”.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской.
Лирика Ахматовой раскрывает не только ее духовную жизнь. Она созвучна чувствам и переживаниям людей, жизнь которых осветила любовь, даря и радость, и грусть, и волнения, и страдания.
Поэзия “серебряного века” открыла мне неповторимый мир красоты, добра, гармонии. Она научила видеть прекрасное в обыденном и привычном, заставила прислушаться к себе и к людям. Благодаря знакомству с ней моя жизнь стала богаче и одухотвореннее. Я почувствовала себя первооткрывателем земли, где царит “союз волшебных звуков, чувств и дум”.
В. Брюсов, Н. Гумилев, А. Ахматова, К. Бальмонт, И. Анненский, А. Белый, М. Волошин
Серебряный век” русской литературы. Сочинение
Мое открытие “серебряного века” русской поэзии. Сочинение
Акмеизм. Статья
О жизни и творчестве Н. Гумилева. Статья
И. Анненский. Стихи
Биография И. Ф. Анненского
А. Белый. Стихи
Биография А. Белого
И. Северянин. Стихи
Основоположник символизма в русской поэзии. Сочинение о К. Бальмонте
К. Бальмонт. Стихи
Биография К. Д. Бальмонта
В. Брюсов. Стихи
Биография В. Я. Брюсова
Дон Жуан, Наполеон, Клеопатра, Данте и другие “любимцы веков” в творчестве А. Брюсова. Статья
А. Ахматова. Стихи
Биография А. А. Ахматовой
Особенности поэтического мира Анны Ахматовой Сочинение
Тема Родины в поэзии Анны Ахматовой. Сочинение
Н. Гумилев. Стихи
Биография Н. С. Гумилева
М. Волошин. Стихи
Биография М. А. Волошина
Совесть народа — поэт… Статья о жизни и творчестве М. Волошина
Адамович Г. Стихи
Биография Г. Адамовича
Мое открытие “серебряного века” русской поэзии
К. Бальмонт, Н. Гумилев, А. Ахматова (Примерный текст сочинения)
Красивое название “серебряный век” заставило меня обратиться к русской поэзии конца XIX – начала XX столетия. Этот удивительный мир поражает своей необычностью, оригинальностью. Человеку, воспитанному на стихах Пушкина, Лермонтова и Некрасова, непросто понять поэтику символистов, акмеистов и футуристов, их идеи, особенный, нетрадиционный взгляд на окружающую действительность и самого себя. Первым поэтом, открывшим мне неповторимый мир “серебряного века”, стал К. Бальмонт. За удивительную музыкальность стиха его называли “Паганини русского стиха”. Его произведения воспринимаются как слияние поэзии с музыкой, на стихах Бальмонта, как на нотах, можно ставить музыкальные знаки.
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Мечта, тени, угасавший день, попытка поймать то, что ушло, остановить время – эти образы помогают поэту выразить мысль о том, что бытие – это лишь тень, а значит, не нужно жалеть об оставленном и ждать будущего. По-моему, читая Бальмонта, убеждаешься в верности старой истины о том, что человек – это целый мир, который интересен сам по себе. В стихотворениях этого замечательного поэта все внимание сосредоточено на его собственной душе, которая не ищет контакта с окружающим. В его стихах передаются многообразные оттенки ощущений, переживаний, настроений лирического героя.
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.
По-моему, вызов и бравада, звучащие в этих словах поэта, не могут скрыть его крайнего одиночества. Создается впечатление, что Бальмонт творит легенду о себе самом. Его часто упрекали в эгоцентризме, в восторженном отношении к самому себе, к своей неповторимости, избранности. “Не для меня законы, раз я гений”, – писал Бальмонт. Но мне думается, что это высокомерие одиночки – только поза, роль, которую выбрал сам поэт и которую играл не всегда блестяще и убедительно. Ведь холодный, надменный эгоист, вознесшийся над толпой, никогда не смог бы написать таких глубоко человечных, выстраданных строк:
Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем,
Струя огонь, я гибну сам, как дым.
Поэзия Бальмонта по-прежнему жива. Она волнует своей эмоциональностью, одухотворенностью, радостью бытия.
Романтизм мировосприятия характерен для другого замечательного поэта “серебряного века” – Н. Гумилева. В отличие от Бальмонта Гумилев всячески стремится скрыть свой интимный мир за красочными экзотическими картинами, за “маской конквистадора”. Очень трудно, а скорее всего, просто невозможно более или менее полно рассказать о стихах этого поэта. Ведь каждое его стихотворение открывает какую-то новую грань взглядов, настроений, видения мира. В одном он – певец отваги, риска, смелости. Его “Капитаны” – гимн мужественным людям, бросающим вызов судьбе и стихиям.
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Но вот энергичный, упругий ритм стиха неожиданно сменяется грустными элегическими строками:
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
Стихотворение “Вечер” проникнуто настроением спокойной печали, сожалением о том, что только во сне является поэту “обетованная страна – давно оплаканное счастье”. Но когда я думаю о Гумилеве, то в памяти всплывает прежде всего таинственное озеро Чад, на котором “изысканный бродит жираф”. Почему такой странный, непривычный образ так трогает, завораживает? Это символ того чудесного, прекрасного и таинственного, в которое нужно верить.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
По-моему, в этом стихотворении содержится резкое неприятие той серой, однообразной, скудной чувствами и событиями действительности, в которой мы живем. Чтобы ощутить всю полноту и радость бытия, нужно самому создать мир, расцветить его яркими красками и звуками и, главное, поверить в его реальность. Но сделать это не под силу обычному человеку, который не может преодолеть свой скептицизм, рассудочность, рационализм. Такой человек духовно беден: он не способен увидеть и ощутить красоту.
К миру прекрасного нас приобщает и поэзия А. Ахматовой, хотя в ней нет экзотических картин, утонченности языка, изысканности стиля. Несмотря на открытую обыденность и предельную простоту языка, ее стихи поражают внутренней силой чувства и непосредственностью эмоций. При мысли о поэзии Ахматовой сразу приходит слово “любовь”. Встречи и расставания, нежность и самоотверженность, рвущаяся из сердца радость и тихая грусть – все эти разнообразные оттенки любовного чувства я встретила на страницах ахматовских книг. Правда, любовь у поэтессы редко бывает счастливой. Она несет с собой печаль, бесприютность, трагедию. Но обратимся к стихам Ахматовой, которые гораздо лучше расскажут о любви.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мои плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Жгучая мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной, обостренное чувство фальши, разочарование в любимом человеке нашли свое выражение в этом небольшом стихотворении. Любовная лирика Ахматовой воспринимается как огромный роман, в котором переплетаются человеческие судьбы, отражаются все многообразные нюансы интимных отношений. Но чаще всего это рассказы о “таинственных невстречах”, “несказанных речах”, о ком-то “непришедшем”, о чем-то невоплощенном. В стихотворении “Рыбак” развивается тема предчувствия, ожидания любви. Первое, еще детское чувство властно завладевает девочкой, “что ходит в город продавать камсу”.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской.
Лирика Ахматовой раскрывает не только ее духовную жизнь. Она созвучна чувствам и переживаниям людей, жизнь которых осветила любовь, даря и радость, и грусть, и волнения, и страдания.
Поэзия “серебряного века” открыла мне неповторимый мир красоты, добра, гармонии. Она научила видеть прекрасное в обыденном и привычном, заставила прислушаться к себе и к людям. Благодаря знакомству с ней моя жизнь стала богаче и одухотвореннее. Я почувствовала себя первооткрывателем земли, где царит “союз волшебных звуков, чувств и дум”.
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,— любовь. “Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности”,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20-х годов XX века — акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого — “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-по-этическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
Тема: – Мое открытие поэтов «Серебряного века»
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. “Будем как солнце!” — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня… …
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье “О лирике” говорит: “Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну”. Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
… Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей…
Вот несколько “пленительных и странных” строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная тема творчества другого поэта “серебряного века” М. Кузмина,— любовь. “Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности”,— писал известный литературовед П\ Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева “напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства” (Вяч. Иванов). Ему был чужд “протестантский прибранный рай”, он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к “середине странствия земного”, погиб в расцвете творческих сил. Увы, “поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой” (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь…
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20-х годов XX века — акмеизма: ведь “акме” в переложении с греческого — “высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора”, а также, как писал Н. Гумилев, “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”.
Это положение поэтически проиллюстрировал другой поэт — С. Городецкий:
Назвать, узнать, сорвать покровы
И праздных пшик, и ветхой мглы.
Вот первый подвиг.
Подвиг новый — Живой земле пропеть хвалы.
Одним из ведущих участников течения футуристов был В. Хлебников. Он вел неустроенную, полубродячую жизнь, был редкостным бессребреником, называл себя дервишем, йогом, марсианином. Хлебников — поэт-экспериментатор, искатель, “Колумб новых поэтических материков”, по определению Маяковского. Писал он весьма своеобразно, исходил в своем творчестве из собственных теорий. По гнездам родственных слов обосновывал возможность возникновения новых слов и сам создавал их.
Максимилиан Волошин… Поначалу этот поэт привлек меня мелодичностью, легкостью, изяществом своих стихов:
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Затем — глубиной своей жизненной программы, в основе которой стремление
Все видеть, все понять, все знать, все пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами,
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Все воспринять и снова воплотить.
Но, пожалуй, самое сильное потрясение вызвал у меня его цикл стихов “Пути России”. Многое отражено в нем: восстание Степана Разина, смутное время, революция и гражданская война. Поэт пытается осмыслить прошлое России и предугадать ее будущее. Прежде всего М. Волошин обращает внимание на трагизм судьбы Родины:
О камни мостовых, которых лишь однажды
Коснулась кровь! Я ведаю ваш счет.
Трагична и судьба россиян:
Вся Русь — костер. Неугасимый пламень
Из края в край, из века в век
Гудит, ревет… И трескается камень.
И каждый факел — человек.
События 1917 года и последовавшая гражданская война обрушились на Россию с еще большей силой:
“Брали на мушку”, “ставили к стенке”,
“Списывали в расход” —
Так изменялись из года в год
Речи и быта оттенки.
“Хлопнуть”, “гробить”, “отправить на шлепку”.
“К Духонину в штаб”, “разменять” —
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
В начале 20-х годов М. Волошин жил в Крыму, где противоречия эпохи, трагизм усобицы воспринимались особенно остро: Крым переходил из рук в руки, зимой 1921—1922 годов начался голод. Апрельские стихи 1921-го (“Террор”, “Красная пасха”, “Терминология” и др.) — это крик поэта, взывающего к совести и гуманизму обезумевших людей:
С утра раздавали солдатам водку.
Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
Сгонят на темный двор…
… Еще недобитых валили в яму.
Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русской песней
Возвращались в город домой.
А к рассвету пробирались к тем же оврагам
Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
Целовали милую плоть.
Как не вспомнить строки Пушкина: “Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный…”
“На дне преисподней” — так назвал М. Волошин стихотворение, посвященное памяти А. Блока и Н. Гумилева. Трудно остаться человеком в это жестокое время. Свое философско-поэтическое кредо М. Волошин выразил в стихотворении “Доблесть поэта”:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Вера в то, что “из преступлений, исступлений возникает праведная Русь”, не покидала М. Волошина. Поэт и гуманист, он разделил судьбу своей Родины, отдал голос своей совести:
Может быть, такой лее жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне своих подвалов стану
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой –
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
Поэты “серебряного века”… Разное видение мира, разные, чаще всего трагические судьбы. Не все в их творчестве понятно нам, но бесспорны их талантливость, неординарность. Безусловно, нельзя ограничить их творчество рамками какого-то одного литературного направления: символизма, акмеизма или футуризма. Глубина мысли, мастерство слова, умение осмыслить жизнь духа, движение души, историко-литературная и общественно-гражданская проблематика их произведений, переводческая деятельность характеризуют их гораздо шире, глубже.
Для нас, читателей XX столетия, их творчество, несомненно, большая поэзия, которая пришла к нам как радость, как новое открытие мира, утверждающее неисчерпаемость, величие и “дум высокое стремленье” русской поэзии.
Поэзия начала XX века изумляет и удивляет своим многоцветьем, многоголосьем. «Будем как солнце!» — восклицает в 1902 году К. Бальмонт, один из лидеров русского символизма. Романтик и максималист, натура в высшей степени впечатлительная, артистичная и в то же время ранимая, он предъявляет непомерные требования к бытию людей. В центр мира он ставит Солнце — источник света и совести, источник жизни. Стихи его музыкальны, в них журчание весенних ручьев и искрящиеся солнечные блики, брызги и пенящееся море, одухотворенность, грусть и светлая надежда — радость жизни:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня. . . . . .
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
Недаром А. Блок в статье «О лирике» говорит: «Когда слушаешь Бальмонта — всегда слушаешь весну». Удивительны строки А. Белого:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня!
Можно ли сказать об известном поэте И. Анненском проникновеннее, чем сказал о нем Н. Гумилев:
. . . Был Иннокентий Анненский последний
Из царскосельских, лебедей. . .
Вот несколько «пленительных и странных» строк И. Анненского:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя. . .
Не потому, что я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной молю ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
Основная Тема сочинения творчества другого поэта «серебряного века» М. Кузмина,— любовь. «Любовь Кузмина — тихая, музыкальная, как бы лунная. Она вся — в трепете ласковых предчувствий, она — ожидание нежности»,— писал известный литературовед П Н. Медведев.
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела,
Какой покой ко мне спускается!
Зажглися звезды без числа.
И я стою перед лампадами,
Смотря на близкий милый лик.
Не властен лед над водопадами,
Любовных вод родник велик.
Поэзия Николая Гумилева «напоминает взрыв звезды, перед своим уничтожением ярко вспыхнувшей и пославшей поток света в окружающие ее пространства» (Вяч. Иванов). Ему был чужд «протестантский прибранный рай», он испытал и изведал многое, посетил далекие страны, был знаменит и, подойдя, как считал он сам, к «середине странствия земного», погиб в расцвете творческих сил. Увы, «поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой» (Растопчина). Молодым людям, вступающим в жизнь, Н. Гумилев интересен прежде всего страстным желанием и, что удается далеко не каждому, умением преодолевать преграды, доказать себе и другим, что человек может достигнуть цели. Он был слаб физически — и стал силен, был неуверен в себе — и сумел утвердиться, был незнаем — и стал знаменитым Поэтом. Он считал, что
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пъпъю затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь. . .
Неудивительно, что Н. Гумилев объединил вокруг себя 26 разных поэтов и встал во главе нового литературного направления 10—20 – х годов XX века — акмеизма: ведь «акме» в переложении с греческого — «высшая степень чего – либо, цвет, цветущая пора», а также, как писал Н.
«
1
2
3
»
Красивое название “серебряный век” заставило меня обратиться к русской поэзии конца XIX – начала XX столетия. Этот удивительный мир поражает своей необычностью, оригинальностью. Человеку, воспитанному на стихах Пушкина, Лермонтова и Некрасова, непросто понять поэтику символистов, акмеистов и футуристов, их идеи, особенный, нетрадиционный взгляд на окружающую действительность и самого себя. Первым поэтом, открывшим мне неповторимый мир “серебряного века”, стал К. Бальмонт. За удивительную музыкальность стиха его называли “Паганини русского стиха”. Его произведения воспринимаются как слияние поэзии с музыкой, на стихах Бальмонта, как на нотах, можно ставить музыкальные знаки.
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Мечта, тени, угасавший день, попытка поймать то, что ушло, остановить время – эти образы помогают поэту выразить мысль о том, что бытие – это лишь тень, а значит, не нужно жалеть об оставленном и ждать будущего. По-моему, читая Бальмонта, убеждаешься в верности старой истины о том, что человек – это целый мир, который интересен сам по себе. В стихотворениях этого замечательного поэта все внимание сосредоточено на его собственной душе, которая не ищет контакта с окружающим. В его стихах передаются многообразные оттенки ощущений, переживаний, настроений лирического героя.
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу, спеша.
Мое единое отечество –
Моя пустынная душа.
По-моему, вызов и бравада, звучащие в этих словах поэта, не могут скрыть его крайнего одиночества. Создается впечатление, что Бальмонт творит легенду о себе самом. Его часто упрекали в эгоцентризме, в восторженном отношении к самому себе, к своей неповторимости, избранности. “Не для меня законы, раз я гений”, – писал Бальмонт. Но мне думается, что это высокомерие одиночки – только поза, роль, которую выбрал сам поэт и которую играл не всегда блестяще и убедительно. Ведь холодный, надменный эгоист, вознесшийся над толпой, никогда не смог бы написать таких глубоко человечных, выстраданных строк:
Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем,
Струя огонь, я гибну сам, как дым.
Поэзия Бальмонта по-прежнему жива. Она волнует своей эмоциональностью, одухотворенностью, радостью бытия.
Романтизм мировосприятия характерен для другого замечательного поэта “серебряного века” – Н. Гумилева. В отличие от Бальмонта Гумилев всячески стремится скрыть свой интимный мир за красочными экзотическими картинами, за “маской конквистадора”. Очень трудно, а скорее всего, просто невозможно более или менее полно рассказать о стихах этого поэта. Ведь каждое его стихотворение открывает какую-то новую грань взглядов, настроений, видения мира. В одном он – певец отваги, риска, смелости. Его “Капитаны” – гимн мужественным людям, бросающим вызов судьбе и стихиям.
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Но вот энергичный, упругий ритм стиха неожиданно сменяется грустными элегическими строками:
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
Стихотворение “Вечер” проникнуто настроением спокойной печали, сожалением о том, что только во сне является поэту “обетованная страна – давно оплаканное счастье”. Но когда я думаю о Гумилеве, то в памяти всплывает прежде всего таинственное озеро Чад, на котором “изысканный бродит жираф”. Почему такой странный, непривычный образ так трогает, завораживает? Это символ того чудесного, прекрасного и таинственного, в которое нужно верить.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
По-моему, в этом стихотворении содержится резкое неприятие той серой, однообразной, скудной чувствами и событиями действительности, в которой мы живем. Чтобы ощутить всю полноту и радость бытия, нужно самому создать мир, расцветить его яркими красками и звуками и, главное, поверить в его реальность. Но сделать это не под силу обычному человеку, который не может преодолеть свой скептицизм, рассудочность, рационализм. Такой человек духовно беден: он не способен увидеть и ощутить красоту.
К миру прекрасного нас приобщает и поэзия А. Ахматовой, хотя в ней нет экзотических картин, утонченности языка, изысканности стиля. Несмотря на открытую обыденность и предельную простоту языка, ее стихи поражают внутренней силой чувства и непосредственностью эмоций. При мысли о поэзии Ахматовой сразу приходит слово “любовь”. Встречи и расставания, нежность и самоотверженность, рвущаяся из сердца радость и тихая грусть – все эти разнообразные оттенки любовного чувства я встретила на страницах ахматовских книг. Правда, любовь у поэтессы редко бывает счастливой. Она несет с собой печаль, бесприютность, трагедию. Но обратимся к стихам Ахматовой, которые гораздо лучше расскажут о любви.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мои плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!
Жгучая мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной, обостренное чувство фальши, разочарование в любимом человеке нашли свое выражение в этом небольшом стихотворении. Любовная лирика Ахматовой воспринимается как огромный роман, в котором переплетаются человеческие судьбы, отражаются все многообразные нюансы интимных отношений. Но чаще всего это рассказы о “таинственных невстречах”, “несказанных речах”, о ком-то “непришедшем”, о чем-то невоплощенном. В стихотворении “Рыбак” развивается тема предчувствия, ожидания любви. Первое, еще детское чувство властно завладевает девочкой, “что ходит в город продавать камсу”.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской.
Лирика Ахматовой раскрывает не только ее духовную жизнь. Она созвучна чувствам и переживаниям людей, жизнь которых осветила любовь, даря и радость, и грусть, и волнения, и страдания.
Поэзия “серебряного века” открыла мне неповторимый мир красоты, добра, гармонии. Она научила видеть прекрасное в обыденном и привычном, заставила прислушаться к себе и к людям. Благодаря знакомству с ней моя жизнь стала богаче и одухотвореннее. Я почувствовала себя первооткрывателем земли, где царит “союз волшебных звуков, чувств и дум”.