«Муза Некрасова… очень часто, смешивая благородные чувства с грубостью манер, нравится самою своею неизысканностью» (А. В. Дружинин).
Сделанное Некрасовым в поэзии можно сравнить с тем, что совершил Н. В. Гоголь в области прозы. Некрасов впервые поставил мужика, народ в центр творчества, а народная точка зрения стала основой нравственных оценок, социального выбора, эстетических предпочтений.
Славу Некрасову принес итоговый поэтический сборник 1856 года. Писатель строго продумал сочетания и порядок следования стихотворений и сознательно открыл книгу стихотворением «Поэт и гражданин». Здесь формулируется новый взгляд на роль поэзии в жизни общества, который должен был предопределить восприятие других стихотворений.
Стихотворение «Поэт и гражданин» построено в форме диалога, сценки с двумя действующими лицами. Поэт хандрит, скучает, пытается обосновать свою социальную пассивность ссылкой на Пушкина, заставляет вспомнить рассказ Лермонтова о горькой судьбе пророка среди людей. Гражданин обрушивает на его голову гневные слова, напоминая, как много бед вокруг, как необходимо людям горячее призывное слово:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
А что такое гражданин?
Отечества достойный сын.
Поэт явно находится на распутье. Но побеждает мысль, что муза должна быть вестницей борьбы. Нельзя надеяться на награду за этот общественно необходимый выбор: «Шел один венок терновый / К твоей угрюмой красоте».
Это программное произведение Некрасова. В нем сказались и сильные стороны его поэзии, и некоторые ее слабости. Для Некрасова сюжетность, диалогичность — явления обычные. Многие его произведения о жизни крестьян, горожан, народа содержат диалоги, обширные авторские размышления, отступления. Там это звучит вполне органично. И, например, стихотворения «Забытая деревня», «Крестьянские дети», «В дороге» напоминают рассказы в стихах. А в стихотворении «Поэт и гражданин» некоторые рассуждения затянуты, мысль и настроения не развиваются.
В важной поэтической декларации, стихотворении «Элегия», которое поэт считал одним из наиболее «задушевных и любимых», мысли и идеи Некрасова о взаимоотношениях поэзии и народной жизни находят итоговое воплощение. Тема страданий народа «не стареет». А удовлетворение поэту приносит само участие в борьбе за лучшую долю:
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди!..
В этом стихотворении отчетливо проявляет себя важнейшая для Некрасова тема народной жизни, страданий, настоящего и будущего родины.
Муза ушла по дороге…
Я, глядя ей вслед, молчала,
Я любила ее одну.
А в небе заря стояла.
Как ворота в ее страну.
А. Ахматова
Анна Андреевна Ахматова — большой и серьезный поэт, принесшая в литературу “поэтику женских волнений и мужских обаяний”. В своем творчестве она коснулась всех традиционных тем классической поэзии, но привнесла в них свое неповторимое звучание, обаяние своей необыкновенно тонкой натуры.
Достаточно традиционна для русской поэзии тема Музы, не обошла ее и Анна Андреевна. Для нее это и божественная покровительница, и родная сестра, близкая подруга — много ликов у Музы Ахматовой. Но всегда это очень интимные переживания, нет в отношении Анны Андреевны к своей героине легкого пренебрежения или панибратства, а всегда — восхищение, граничащее с поклонением высшему существу.
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало.
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: “Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?” Отвечает: “Я”.
У Музы Ахматовой нет соперниц, это то Божество, перед которым все отступают, давая ей дорогу. Анна Андреевна не только благоговеет перед своей вдохновительницей и покровительницей, но “смеет” с ней беседовать. В этом я вижу возвышенность самой Ахматовой, у которой почти не было периода ученичества в творчестве. Она ярко, широко и смело шагнула в русскую поэзию, не оробев перед великими предшественниками и современниками по “цеху поэтов”.
Я улыбаться перестала.
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало.
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье.
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.
О чем бы ни писала Анна Андреевна, во всем онаоригинальна и уникальна. Нет в ее стихах традиционных для женской поэзии слезливости и приниженности перед высшим существом — мужчиной, скорее наблюдается обратное явление. Рядом с прекрасной и порой трагической героиней не оказывается достойного героя, сумевшего оценить ее высокую и трепетную душу. Много слез и драматизма в лирике Ахматовой, но всегда это высокие и чистые переживания и чувства, нет в них повседневной суеты и обыденности. Она небожительница, временно спустившаяся на землю, чтобы осветить ее своей добротой, любовью и лаской. Именно поэтому очень часто в свои (подруги и собеседницы Анна Андреевна “приглашает” Музу…
…Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани,
Закрыв лицо, я отвечала ей…
Но больше нет ни слез, ни оправданий.
Вот такое отношение к жизни и творчеству, когда все вычерпано до капельки, отдано людям, характерно для Ахматовой. Она живет лишь высокими помыслами и переживаниями. Кажется, еще мгновение и порвется что-то, удерживающее ее героиню от смерти. Эти запредельные чувства и переживания характерны и для самой Ахматовой. А иначе и жить не стоит, если все вполсилы, вполвздоха. И у читателей захватывает дух от такой поэзии, кружится голова, а так, наверное, и должно быть, иначе зачем человеку даны эмоции.
О, знала ль я, когда в одежде белой
Входила Муза в тесный мой приют,
Что к лире, навсегда окаменелой,
Мои живые руки припадут.
О, знала ль я, когда неслась, играя.
Моей любви последняя гроза,
Что лучшему из юношей, рыдая,
Закрою я орлиные глаза…
Талант вел по жизни эту великую женщину, чтобы она сумела передать божественными звуками пережитое, научить нас, ее читателей, ценить даже самые горькие страницы жизни, воспринимать их как Божье провидение. Вечным завещанием звучат для меня строки Анны Андреевны, оставшейся, несмотря ни на что, стойкой и несгибаемой. Но сущий вздор, что я живу грустя
И что меня воспоминанье точит.
Нечасто я у памяти в гостях,
Да и она всегда меня морочит.
Автор: Мария Егорова
“Музыка – часть нашей жизни”.
Слово «музыка» в переводе с греческого означает «искусство муз». Музыка – это вид искусства. У каждого искусства имеется свой язык: живопись говорит с людьми при помощи красок, цветов и линий, литература – при помощи слова, а музыка – с помощью звуков. В мир музыки человек погружается с детства. Музыка оказывает большое влияние на человека. Совсем еще маленький ребенок может вдруг заплакать под грустную мелодию и засмеяться под веселую, или весело запрыгать, хотя он еще не знает, что такое танец. Какие только чувства не выражает человек с помощью музыки!
Музыка тесно связана с разными видами искусства: литературой, изобразительным искусством (живописью, скульптурой). Взять хотя бы живопись. Нередко, рассматривая различные картины и всматриваясь в них, мы можем внутренним слухом услышать ту или иную музыку, звучащую в нашем воображении, где зрительный образ переходит в музыкальный. В литературе, в свою очередь, многие стихи писались для того, чтобы потом на них была положена музыка. Писателями и поэтами создано множество литературных произведений, в которых рассказывается о музыке. На этих простых примерах мы видим, что музыка оказывает огромное влияние на другие виды искусства.
Музыка – частица нашей жизни. Она прежде всего рассказывает о человеке, о людях в целом, выражает их чувства и мысли, рисует их характер – воплощает все то, что связано с человеком. Жизнь рождает музыку, а музыка воздействует на жизнь. Музыка может изменить отношение человека к жизни, укрепить его силу воли, воспитать в нем благородство, доброту; под влиянием музыки в человеке может возрасти или, наоборот, упасть трудовая энергия. Прекрасная музыка может украсить жизнь, сделать человека лучше, добрее, разделить с ним и горе, и радость.
Музыка хранит в себе много загадок и тайн.
Интересно, что одно и то же произведение мы воспринимаем по-разному, каждый по-своему. Мы выделяем для себя более доступные и близкие произведения, которые легко слушаются и понимаются. Это запоминающиеся мелодии и зажигательные ритмы. А также серьезная музыка, которая требует к себе особого отношения, – например, симфонии Бетховена или реквием Моцарта. Музыка может быть для человека и развлечением, и «учителем».
Самая разная и при самых разных условиях звучит в нашей жизни музыка. Без нее нет радио, телевидения, кино, музыкой наполнены концертные залы. Мы слышим ее везде: в детских садах и ш колах, на спортивных соревнованиях, в цирке, в местах для отдыха, в парках, дома, в поездах, в самолетах. Ее любили, любят и будут любить всегда, ведь музыка – это часть нашей жизни.
Текст сочинения:
Муза ушла по дороге… Я, глядя ей вслед, молчала, Я любила ее одну, А в небе заря стояла, Как ворота в ее страну.
А. А. Ахматова
Анна Андреевна Ахматова большой и серьезный поэ?, принесшая в литературу поэ?ику женских волнений и мужских обаяний. В своем ?ворчестве она коснулась всех традиционных тем классической поэзии, но привнесла в них свое неповторимое звучание, обаяние своей необыкновенно тонкой натуры.
Достаточно традиционна для русской поэзии тема Музы, не обошла ее и Анна Андреевна. Для нее это и божественная покровительница, и родная сестра, близкая подруга много ликов у Музы Ахматовой. Но всегда это очень ин?имные переживания, нет в отношении Анны Андреевны к своей героине легкого пренебрежения или панибратства, а всегда восхищение, граничащее с поклонением высшему существу.
Когда я ночью жду ее прихода, Жизнь, кажется, виси? на волоске. Что почести, что юность, что свобода Пред милой гостьей с дудочкой в руке. И вот вошла. О?кинув покрывало, Внимательно взглянула на меня. Ей говорю: Ты ль Дан?у диктовала Страницы Ада? О?вечает: Я.
У Музы Ахматовой нет соперниц, это то божество, перед которым все отступаю?, давая ей дорогу. Анна Андреевна не только благоговеет перед своей вдохновительницей и покровительницей, но смеет с ней беседовать.
В этом я вижу возвышенность самой Ахматовой, у которой почти не было периода ученичества в ?ворчестве. Она ярко, широко и смело шагнула в русскую поэзию, не оробев перед великими предшественниками и современниками по цеху поэтов.
Я улыбаться перестала, Морозный ветер губы студи?, Одной надеждой меньше стало, Одною песней больше будет. И э?у песню я невольно О?дам на смех и поруганье, Затем, что нестерпимо больно Душе любовное молчанье.
О чем бы ни писала Анна Андреевна, во всем она оригинальна и уникальна. Нет в ее стихах традиционных для женской поэзии слезливости и приниженности перед высшим существом мужчиной, скорее наблюдается обратное явление. Рядом с прекрасной и порой трагической героиней не оказывается достойного героя, сумевшего оценить ее высокую и трепетную душу. Много слез и драматизма в лирике Ахматовой, но всегда это высокие и чистые переживания и чувства, нет в них повседневной суеты и обыденности. Она небожительница, временно спустившаяся на землю, чтобы осветить ее своей добротой, любовью и лаской. Именно лирикому очень часто в свои подруги и собеседницы Анна Андреевна приглашает Музу…
…Веселой Музы нрав не узнаю:
Она гляди? и слова не пророни?,
А голову в веночке темном клони?,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани,
Закрыв лицо, я отвечала ей…
Но больше нет ни слез, ни оправданий.
Вот такое отношение к жизни и ?ворчеству, когда все вычерпано до капельки, отдано людям, характерно для Ахматовой. Она живет лишь высокими помыслами и переживаниями. Кажется, еще мгновение и порвется что-то, удерживающее ее героиню от смер?и. Э?и запредельные чувства и переживания характерны и для самой Ахматовой. А иначе и жить не стои?, если все вполсилы, вполвздоха. И у читателей захватывает дух от такой поэзии, кружи?ся голова, а так, наверное, и должно быть, иначе зачем человеку даны эмоции.
О, знала ль я, когда в одежде белой Входила Муза в тесный мой прию?, Что к лире, навсегда окаменелой, Мои живые руки припаду?. О, знала ль я, когда неслась, играя, Моей любви последняя гроза, Что лучшему из юношей, рыдая, Закрою я орлиные глаза…
Талан? вел по жизни э?у великую женщину, чтобы она сумела передать божественными звуками пережитое, научить нас, ее читателей, ценить даже самые горькие страницы жизни, воспринимать их как Божье провидение. Вечным завещанием звучат для меня строки Анны Андреевны, оставшейся, несмотря ни на что, стойкой и несгибаемой.
Но сущий вздор, что я живу грустя И что меня воспоминанье точи?. Нечасто я у памяти в гостях, Да и она всегда меня морочи?.
Права на сочинение “МУЗА В ЛИРИКЕ АХМАТОВОЙ” принадлежат его автору. При цитировании материала необходимо обязательно указывать гиперссылку на Реф.рф
“… очень часто, смешивая благородные чувства с грубостью манер, нравится самою своею неизысканностью”
(А.В. Дружинин).
Благослови же работу народную И научись мужика уважать.
Н.А.Некрасов.
Ф.М.Достоевский говорил о Некрасове, что его сердце было ранено в самом начале жизни, рана эта никогда не заживала и была всю жизнь источником его страстной и страдальческой поэзии. Мы знаем, что с шестнадцати лет юный поэт изведал голод и другие лишения из-за того, что хотел идти своей дорогой, а не той, что желал отец. И эти мытарства отразились на всем творчестве Николая Алексеевича. Но мы знаем также, что еще раньше, в детстве, в его сердце укрепилась боль за страдания своего народа. Об этом можно судить по всем известному стихотворению “На Волге”, отрывок из которого мы учили не то в пятом, не то в шестом классе. Лирический герой вспоминает, как увидел оборванных бурлаков, один из которых говорил, что “кабы к утру умереть – так лучше было бы еще…”. Мальчик не мог понять этих слов, вызванных отчаянием и безысходностью, но в сердце его навсегда остался образ этого человека, “угрюмого, тихого и больного”. Вероятно, с тех пор и начался путь Некрасова как народного поэта и защитника.
Никто из русских писателей не создавал столько произведений о простых людях, крестьянах, фабричных, тех, кого на стройках собрал “царь” по имени “голод”. Поэмы “Коробейники”, “Мороз, Красный нос”, великое “Кому на Руси жить хорошо”это все произведения, на которых можно изучать жизнь и быт крестьянства, народный язык, его верования и обычаи, это вещи, которые сильно и ярко рассказывают о трагической судьбе многих лучших крестьян. А разве не “надрывается сердце от муки”, когда читаешь его стихи: “Размышления у парадного подъезда”, “Железная дорога”, “Плач детей” и многие, многие другие? И везде у поэта глубокое уважение к простому человеку. “Деревенские русские люди” – так любовно называет Некрасов крестьян в стихотворении “Размышления у парадного подъезда” в противовес в нем же изображенному вельможе, который не захотел выслушать просителей, пришедших так издалека, что ноги разбили в кровь.
И негодуя, с едкой иронией Некрасов спрашивает, зачем такую особу беспокоить для “мелких людей”, “не беда, что потерпит мужик”, ему это привычно! Неудивительно, что многих честных людей стихи Некрасова делали непримиримыми борцами с несправедливостью! О чем бы ни писал поэт, почти всегда он возвращается к теме страданий, тяжелой доли русского народа. В “Рыцаре на час” он просит увести его “в страну погибающих за великое дело любви”. В знаменитом стихотворении “Элегия” он просит молодежь не верить, “что тема старая – страдания народа” и что “поэзия забыть ее должна”, нет, “не стареет она”.
Среди огромного многообразия того, что создано Николаем Алексеевичем на тему о жизни русского народа, неизменно борются две темы, две мысли, два настроения поэта. Он постоянно думает о том, предопределено ли русскому народу всегда быть таким забитым, бесправным и темным, каким он его видел, или же тот воспрянет? Он сокрушается темноте русских людей, которые покупают на ярмарках портреты генералов и милордов, и надеется, что когда-нибудь народ “Белинского и Гоголя с базара понесет”. В “Железной дороге” есть известное место, где рассказчик говорит Ване, что не надо робеть за русский народ, который “вынесет все, что господь ни пошлет”, который в то же время Вынесет все – и широкую, ясную, Грудью дорогу проложит себе.
Но тут же добавляет грустную ноту: Жаль только – жить в эту пору прекрасную Уж не придется ни мне, ни тебе.
В уже упоминавшемся “Размышлении…” также есть очень известное место, где автор обращается к народу с вопросом: “Ты проснешься ль, исполненный сил?”, и вновь трагическая нота: Иль, судеб повинуясь закону, Все, что мог, ты уже совершил…
Этими вопросами, теми же словами Некрасова задавались еще долгие десятилетия после поэта и задаются до сих пор… Но сегодня, кажется, становятся все более верными слова поэта о том, что русский народ собирается с силами и учится быть гражданином. Тот, кто познакомился с творчеством Некрасова, вряд ли забудет словно вылепленные образы русских людей. Женщин, способных “коня на скаку” остановить, “в горящую избу” войти; мастеровых, что молотом играют от зари до зари; купцов-коробейников, которые приносят вместе с товаром радость девушкам и молодицам. Но, конечно, не забудет и строителя-белоруса, у которого “ямою грудь” и “колтун в волосах”, и насмерть забитого солдата, сына крестьянки Орины, и крестьян из “забытой деревни”.
Вчитываясь в отточенные, рельефные строки поэта, невольно думаешь, до чего же удивительно русский это писатель, до чего народный. А еще понимаешь, как много похожего и общего в жизни народа тогда и теперь. Но веришь, что непременно скажется на нашей судьбе “разумное, доброе, вечное”, посеянное Некрасовым и многими другими…
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной…
К. Батюшков
Творческое наследие Константина Николаевича Батюшкова невелико, но историко-литературное и художественное значение его поэзии огромно.
Его воображение, поэтическое чутье, изысканный вкус, остроумие вызывали восхищение современников. Им восторгались Н. М. Карамзин, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский. Юный Пушкин с восторгом приветствовал Батюшкова:
Философ резвый и пиит, Парнасский счастливый ленивец…
“Никто в такой мере, как он, не обладает очарованием благозвучия. Одаренный блестящим воображением и изысканным чувством… он дал нам подлинные образцы слога… Его талант пресекся в тот момент, когда его мощь должна была раскрыться во всей своей полноте”, — писал о своеобразии поэтического творчества Батюшкова В. А. Жуковский.
Судьба Батюшкова замечательна и трагична; участник войн с Наполеоном, путешественник, секретарь русской дипломатической миссии в Неаполе, член многих литературных обществ, образованнейший человек своего времени, в пору расцвета поэтического дара застигнутый душевной болезнью. “Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди узнай, что в нем было!” —сказал Батюшков в одну из минут просветления Вяземскому. Давно и безнадежно больной Батюшков не узнал посетившего его в 1830 году Пушкина. Не тогда ли начали складываться в голове великого поэта эти строчки: “Не дай мне бог сойти с ума…” ?
Тем поразительней звучит роскошная поэзия молодого Батюшкова— “энтузиаста всего прекрасного”:
О, пока бесценна младость
Не умчалася стрелой”
Пей из чаши подвой радость
И, сливая голос свой
В час вечерний с тихой лютней,
Славь беспечность и любовь!..
Для поэзии раннего Батюшкова характерны дух вольнодумства и критического отношения к традициям, которым он противопоставлял идеалы независимой личности, находившей смысл жизни в наслаждениях ума и сердца, а не в роскоши и светской суете:
Но и я счастлив и богат,
Когда снискал себе свободу и спокойство,
И от сует ушел забвения тропой.
“Мечтанье есть душа поэтов и стихов” — так впервые выразил сущность своего романтического мировоззрения поэт. Одна из особенностей романтизма Батюшкова, в отличие от Жуковского, заключается в том, что его мечта воплощается всегда в реальных образах земной человеческой жизни, а не в порывах в потустороннюю, беспредельную даль. Как патриотично, мужественно и совершенно звучит гармония батюшковского стиха, в котором отзывается гордость победителя:
Стеклись, нагрянули за честь твоих граждан,
За честь твердынь, и сел, и нив опустошенных,
И берегов благословенных,
Где расцвело в тиши блаженство россиян…
Откликом на 1812 год были исторические элегии “Переход через Неман” и “Переход через Рейн”. В первой элегии, проникнутой патриотическим воодушевлением, прославляется героизм и военное могущество русского народа, вдохновлявшие лучших людей России и вселявшие в них веру в будущее. А в “Переходе через Рейн” уже ощущается назревающий глубокий духовный кризис: наряду с военными картинами, даны скорбные раздумья автора об исчезнувших временах героического прошлого. Автор не может примирить свое жизнеутверждающее мировоззрение с сознанием кратковременности человеческого счастья и трагизма участи поэта, которого даже народное признание не спасает от безрадостной личной судьбы.
“Скажи мне, к чему прибегнуть, чем занять пустоту душевную; скажи мне, как могу быть полезен обществу, себе, друзьям!” — с болью писал Батюшков Жуковскому. Поэт говорил о черном пятне, которое росло с летами и чуть было не зачернило душу, и о том, что в нем живут два человека: черный и белый. Уже в прошлом веке биографы заговорили о Батюшкове как о первом онегинско-печоринском типе в русской жизни. В его записной книжке есть поразительная запись, заставляющая вспомнить о лермонтовском Печорине: “Недавно я имел случай познакомиться со странным человеком, каких много!.. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра — ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянно… Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое — умирал…” Со страниц его творений встает перед нами человек со сложным противоречивым характером: жизнерадостный и склонный к глубоким депрессиям, страстный и меланхоличный, беспечный и страдающий — таким Батюшков изображен на памятнике скульптора В. М. Клыкова в центре Вологды, где он прожил последние двадцать два года. Неподалеку знаменитый Софийский собор, как и при Батюшкове, золотит небо куполами. Глядя .на них, осознаешь, каким живым историческим чувством обладал Батюшков: его поэтического прикосновения было достаточно, чтобы прошлое зазвучало, пришло в движение, чтобы древние соборы предстали как “свидетели протекшей славы и новой славы наших дней”. Эти стихи в числе многих других нашли отклик у Пушкина. По этому поводу Белинский писал: “Батюшков много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился в действительности. Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением”.
Муза ДОБРОВОЛЬНОГО ИЗГНАНИЯ
(О СУДЬБАХ ПОЭЗИИ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»)
«Серебряный век» русской поэзии представлен именами таких известных поэтов, как Н. Минский, И. Анненский, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Ф. Сологуб, В. Иванов, К. Бальмонт, В. Брюсов, С. Маковский, М. Волошин, Д. Цензор, Г. Чулков, А. Блок, М. Кузмин, Н. Гумилев,
А. Ахматова, О. Мандельштам, В. Хлебников, В. Маяковский, И. Северянин, Н. Асеев, Г. Кржижановский, Д. Бедный, И. Бунин, С. Есенин, Р. Ивнев, В. Инбер, Э. Багрицкий, И. Сельвинский, В. Ходасевич, С. Маршак, А. Эфрос, М. Шагинян, И. Эренбург, М. Цветаева, В. Набоков, Н. Оболенский, П. Антокольский. И этот список имен можно было бы еще долго продолжать. Творчество одних поэтов было невероятно популярно лишь в первой четверти XX века, а других уже давно стало классикой русской литературы.
Среди русских поэтов «серебряного века» не было единства во взглядах на мир и творчество. И это вполне закономерно. Ведь каждый из них, даже самый незначительный, мнил себя демиургом, творцом новой неповторимой Вселенной. Несмотря на это, многие из них объединялись в кружки и создавали собственные направления. Среди этих направлений были акмеисты, символисты, футуристы, имажинисты, конструктивисты, социалисты, объединения новокрестьянских поэтов, круг поэтов «Знания» и другие.
Самыми заметными, известными и многочисленными являлись символисты. Символизм возник в конце XIX века в европейской литературе. Представители этого литературно-художественного направления рассматривали поэтический символ как художественное орудие, более действенное, чем образ, которое поможет им проникнуть сквозь покров повседневности к сверхвременной идеальной сущности мира.
В русской литературе к символистам принадлежали Д. Мережковский и его жена 3. Гиппиус, В. Брюсов, К. Бальмонт, Ф. Сологуб, И. Анненский, В. Иванов, А. Белый, А. Блок. В их поэзии чувствуется напряженное переживание проблемы личности и истории в их таинственной связи с вечностью, с сущностью вселенского мирового процесса. В стихотворении «Черный силуэт» И. Анненский говорит:
Хочу ль понять, тоскою пожираем,
Тот мир, тот миг с его миражным раем…
Для символистов внутренний мир личности становится показателем трагического состояния мира, вместилищем пророческих предощущений близкого обновления через обязательное умирание.
Существенная особенность творчества всех символистов — неприятие собственнических форм общества, обездушивающих человека, скорбь и тоска по духовной свободе.
И у них же — доверие вековым культурным ценностям как единящему началу. Например, у К. Бальмонта — сонеты «Микель Анджело», «Леонардо да Винчи», «Марло», «Шекспир», «Кальдерон», «Эдгар По», «Лермонтов» в книге «Сонеты солнца, меда и луны».
Самыми заметными среди русских поэтов-акмеистов были Н. Гумилев, М. Кузмин, С. Городецкий, А. Ахматова, О. Мандельштам. Мистическому устремлению символистов к непознаваемому они противопоставили «стихию естества». Акмеисты проповедовали конкретно-чувственное восприятие «вещного мира», возврат слову изначального смысла.
Самоценность не связанного с реальностью слова-образа, фатальную неизбежность антагонизма искусства и государства проповедовали имажинисты — направление, возникшее в первые годы после Октябрьской революции. В него входили Р. Ивнев, А. Мариенгоф, В. Шершеневич и
С. Есенин, который занимал в группе особую позицию, утверждая необходимость связи поэзии с естественной образностью русского языка и стихией народного творчества.
Не менее известным и широким было в русской литературе «серебряного века» движение футуризма. Его общей основой, по выражению Маяковского, было ощущение «неизбежности крушения старья», стремление через искусство предвосхитить и осознать грядущий «всемирный переворот» и рождение «нового человечества». С точки зрения футуристов, художественное творчество должно было стать не подражанием, а продолжением природы, через творческую волю человека создающей «новый мир, сегодняшний, железный» (К. Малевич). Отсюда — разрушение футуристами условной системы литературных жанров и стилей, попытки на основе живого языка создать тонический стих, фонетическую рифму, неограниченное словотворчество и словоновшество — вплоть до изобретения индивидуальных диалектов, как у В. Хлебникова:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
По-разному сложились дальнейшие судьбы русских поэтов «серебряного века». Символисты увидели в русской революции начало свершений своих эсхатологических предчувствий. Однако неприятие социального переворота привело Д. Мережковского и 3. Гиппиус к эмиграции. Осознание тех же событий как реализации мечты о смене форм культуры и быта сделали А. Блока, В. Брюсова и А. Белого сторонниками Октябрьской революции. История футуризма закончилась еще до революции, хотя и после Октября существовали литературные группы («Искусство коммуны», ЛЕФ и др.), которые восходили к тому же движению.
Большевистская революция внесла последний штрих в пестрое полотно русского «серебряного века». Но идеи и сам период «серебряного века» не пропали даром. И хотя «барка жизни стала», «песочные часы перевернулись», а звезды в ночном небе сдвинулись с извечных мест и тускло замерцали, они то и дело воскресали в русском поэтическом слове, подавая надежду на скорое духовное возрождение.
«Муза Некрасова… очень часто, смешивая благородные чувства с грубостью манер, нравится самою своею неизысканностью» (А. В. Дружинин).
Сделанное Некрасовым в поэзии можно сравнить с тем, что совершил Н. В. Гоголь в области прозы. Некрасов впервые поставил мужика, народ в центр творчества, а народная точка зрения стала основой нравственных оценок, социального выбора, эстетических предпочтений.
Славу Некрасову принес итоговый поэтический сборник 1856 года. Писатель строго продумал сочетания и порядок следования стихотворений и сознательно открыл книгу стихотворением «Поэт и гражданин». Здесь формулируется новый взгляд на роль поэзии в жизни общества, который должен был предопределить восприятие других стихотворений.
Стихотворение «Поэт и гражданин» построено в форме диалога, сценки с двумя действующими лицами. Поэт хандрит, скучает, пытается обосновать свою социальную пассивность ссылкой на Пушкина, заставляет вспомнить рассказ Лермонтова о горькой судьбе пророка среди людей. Гражданин обрушивает на его голову гневные слова, напоминая, как много бед вокруг, как необходимо людям горячее призывное слово:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
А что такое гражданин?
Отечества достойный сын.
Поэт явно находится на распутье. Но побеждает мысль, что муза должна быть вестницей борьбы. Нельзя надеяться на награду за этот общественно необходимый выбор: «Шел один венок терновый / К твоей угрюмой красоте».
Это программное произведение Некрасова. В нем сказались и сильные стороны его поэзии, и некоторые ее слабости. Для Некрасова сюжетность, диалогичность — явления обычные. Многие его произведения о жизни крестьян, горожан, народа содержат диалоги, обширные авторские размышления, отступления. Там это звучит вполне органично. И, например, стихотворения «Забытая деревня», «Крестьянские дети», «В дороге» напоминают рассказы в стихах. А в стихотворении «Поэт и гражданин» некоторые рассуждения затянуты, мысль и настроения не развиваются.
В важной поэтической декларации, стихотворении «Элегия», которое поэт считал одним из наиболее «задушевных и любимых», мысли и идеи Некрасова о взаимоотношениях поэзии и народной жизни находят итоговое воплощение. Тема страданий народа «не стареет». А удовлетворение поэту приносит само участие в борьбе за лучшую долю:
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди!..
В этом стихотворении отчетливо проявляет себя важнейшая для Некрасова тема народной жизни, страданий, настоящего и будущего родины.
Муза ушла по дороге…
Я, глядя ей вслед, молчала,
Я любила ее одну.
А в небе заря стояла.
Как ворота в ее страну.
А. Ахматова
Анна Андреевна Ахматова — большой и серьезный поэт, принесшая в литературу “поэтику женских волнений и мужских обаяний”. В своем творчестве она коснулась всех традиционных тем классической поэзии, но привнесла в них свое неповторимое звучание, обаяние своей необыкновенно тонкой натуры.
Достаточно традиционна для русской поэзии тема Музы, не обошла ее и Анна Андреевна. Для нее это и божественная покровительница, и родная сестра, близкая подруга — много ликов у Музы Ахматовой. Но всегда это очень интимные переживания, нет в отношении Анны Андреевны к своей героине легкого пренебрежения или панибратства, а всегда — восхищение, граничащее с поклонением высшему существу.
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало.
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: “Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?” Отвечает: “Я”.
У Музы Ахматовой нет соперниц, это то Божество, перед которым все отступают, давая ей дорогу. Анна Андреевна не только благоговеет перед своей вдохновительницей и покровительницей, но “смеет” с ней беседовать. В этом я вижу возвышенность самой Ахматовой, у которой почти не было периода ученичества в творчестве. Она ярко, широко и смело шагнула в русскую поэзию, не оробев перед великими предшественниками и современниками по “цеху поэтов”.
Я улыбаться перестала.
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало.
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье.
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.
О чем бы ни писала Анна Андреевна, во всем онаоригинальна и уникальна. Нет в ее стихах традиционных для женской поэзии слезливости и приниженности перед высшим существом — мужчиной, скорее наблюдается обратное явление. Рядом с прекрасной и порой трагической героиней не оказывается достойного героя, сумевшего оценить ее высокую и трепетную душу. Много слез и драматизма в лирике Ахматовой, но всегда это высокие и чистые переживания и чувства, нет в них повседневной суеты и обыденности. Она небожительница, временно спустившаяся на землю, чтобы осветить ее своей добротой, любовью и лаской. Именно поэтому очень часто в свои (подруги и собеседницы Анна Андреевна “приглашает” Музу…
…Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани,
Закрыв лицо, я отвечала ей…
Но больше нет ни слез, ни оправданий.
Вот такое отношение к жизни и творчеству, когда все вычерпано до капельки, отдано людям, характерно для Ахматовой. Она живет лишь высокими помыслами и переживаниями. Кажется, еще мгновение и порвется что-то, удерживающее ее героиню от смерти. Эти запредельные чувства и переживания характерны и для самой Ахматовой. А иначе и жить не стоит, если все вполсилы, вполвздоха. И у читателей захватывает дух от такой поэзии, кружится голова, а так, наверное, и должно быть, иначе зачем человеку даны эмоции.
О, знала ль я, когда в одежде белой
Входила Муза в тесный мой приют,
Что к лире, навсегда окаменелой,
Мои живые руки припадут.
О, знала ль я, когда неслась, играя.
Моей любви последняя гроза,
Что лучшему из юношей, рыдая,
Закрою я орлиные глаза…
Талант вел по жизни эту великую женщину, чтобы она сумела передать божественными звуками пережитое, научить нас, ее читателей, ценить даже самые горькие страницы жизни, воспринимать их как Божье провидение. Вечным завещанием звучат для меня строки Анны Андреевны, оставшейся, несмотря ни на что, стойкой и несгибаемой. Но сущий вздор, что я живу грустя
И что меня воспоминанье точит.
Нечасто я у памяти в гостях,
Да и она всегда меня морочит.
Автор: Мария Егорова
“Музыка – часть нашей жизни”.
Слово «музыка» в переводе с греческого означает «искусство муз». Музыка – это вид искусства. У каждого искусства имеется свой язык: живопись говорит с людьми при помощи красок, цветов и линий, литература – при помощи слова, а музыка – с помощью звуков. В мир музыки человек погружается с детства. Музыка оказывает большое влияние на человека. Совсем еще маленький ребенок может вдруг заплакать под грустную мелодию и засмеяться под веселую, или весело запрыгать, хотя он еще не знает, что такое танец. Какие только чувства не выражает человек с помощью музыки!
Музыка тесно связана с разными видами искусства: литературой, изобразительным искусством (живописью, скульптурой). Взять хотя бы живопись. Нередко, рассматривая различные картины и всматриваясь в них, мы можем внутренним слухом услышать ту или иную музыку, звучащую в нашем воображении, где зрительный образ переходит в музыкальный. В литературе, в свою очередь, многие стихи писались для того, чтобы потом на них была положена музыка. Писателями и поэтами создано множество литературных произведений, в которых рассказывается о музыке. На этих простых примерах мы видим, что музыка оказывает огромное влияние на другие виды искусства.
Музыка – частица нашей жизни. Она прежде всего рассказывает о человеке, о людях в целом, выражает их чувства и мысли, рисует их характер – воплощает все то, что связано с человеком. Жизнь рождает музыку, а музыка воздействует на жизнь. Музыка может изменить отношение человека к жизни, укрепить его силу воли, воспитать в нем благородство, доброту; под влиянием музыки в человеке может возрасти или, наоборот, упасть трудовая энергия. Прекрасная музыка может украсить жизнь, сделать человека лучше, добрее, разделить с ним и горе, и радость.
Музыка хранит в себе много загадок и тайн.
Интересно, что одно и то же произведение мы воспринимаем по-разному, каждый по-своему. Мы выделяем для себя более доступные и близкие произведения, которые легко слушаются и понимаются. Это запоминающиеся мелодии и зажигательные ритмы. А также серьезная музыка, которая требует к себе особого отношения, – например, симфонии Бетховена или реквием Моцарта. Музыка может быть для человека и развлечением, и «учителем».
Самая разная и при самых разных условиях звучит в нашей жизни музыка. Без нее нет радио, телевидения, кино, музыкой наполнены концертные залы. Мы слышим ее везде: в детских садах и ш колах, на спортивных соревнованиях, в цирке, в местах для отдыха, в парках, дома, в поездах, в самолетах. Ее любили, любят и будут любить всегда, ведь музыка – это часть нашей жизни.
Текст сочинения:
Муза ушла по дороге… Я, глядя ей вслед, молчала, Я любила ее одну, А в небе заря стояла, Как ворота в ее страну.
А. А. Ахматова
Анна Андреевна Ахматова большой и серьезный поэ?, принесшая в литературу поэ?ику женских волнений и мужских обаяний. В своем ?ворчестве она коснулась всех традиционных тем классической поэзии, но привнесла в них свое неповторимое звучание, обаяние своей необыкновенно тонкой натуры.
Достаточно традиционна для русской поэзии тема Музы, не обошла ее и Анна Андреевна. Для нее это и божественная покровительница, и родная сестра, близкая подруга много ликов у Музы Ахматовой. Но всегда это очень ин?имные переживания, нет в отношении Анны Андреевны к своей героине легкого пренебрежения или панибратства, а всегда восхищение, граничащее с поклонением высшему существу.
Когда я ночью жду ее прихода, Жизнь, кажется, виси? на волоске. Что почести, что юность, что свобода Пред милой гостьей с дудочкой в руке. И вот вошла. О?кинув покрывало, Внимательно взглянула на меня. Ей говорю: Ты ль Дан?у диктовала Страницы Ада? О?вечает: Я.
У Музы Ахматовой нет соперниц, это то божество, перед которым все отступаю?, давая ей дорогу. Анна Андреевна не только благоговеет перед своей вдохновительницей и покровительницей, но смеет с ней беседовать.
В этом я вижу возвышенность самой Ахматовой, у которой почти не было периода ученичества в ?ворчестве. Она ярко, широко и смело шагнула в русскую поэзию, не оробев перед великими предшественниками и современниками по цеху поэтов.
Я улыбаться перестала, Морозный ветер губы студи?, Одной надеждой меньше стало, Одною песней больше будет. И э?у песню я невольно О?дам на смех и поруганье, Затем, что нестерпимо больно Душе любовное молчанье.
О чем бы ни писала Анна Андреевна, во всем она оригинальна и уникальна. Нет в ее стихах традиционных для женской поэзии слезливости и приниженности перед высшим существом мужчиной, скорее наблюдается обратное явление. Рядом с прекрасной и порой трагической героиней не оказывается достойного героя, сумевшего оценить ее высокую и трепетную душу. Много слез и драматизма в лирике Ахматовой, но всегда это высокие и чистые переживания и чувства, нет в них повседневной суеты и обыденности. Она небожительница, временно спустившаяся на землю, чтобы осветить ее своей добротой, любовью и лаской. Именно лирикому очень часто в свои подруги и собеседницы Анна Андреевна приглашает Музу…
…Веселой Музы нрав не узнаю:
Она гляди? и слова не пророни?,
А голову в веночке темном клони?,
Изнеможенная, на грудь мою.
И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани,
Закрыв лицо, я отвечала ей…
Но больше нет ни слез, ни оправданий.
Вот такое отношение к жизни и ?ворчеству, когда все вычерпано до капельки, отдано людям, характерно для Ахматовой. Она живет лишь высокими помыслами и переживаниями. Кажется, еще мгновение и порвется что-то, удерживающее ее героиню от смер?и. Э?и запредельные чувства и переживания характерны и для самой Ахматовой. А иначе и жить не стои?, если все вполсилы, вполвздоха. И у читателей захватывает дух от такой поэзии, кружи?ся голова, а так, наверное, и должно быть, иначе зачем человеку даны эмоции.
О, знала ль я, когда в одежде белой Входила Муза в тесный мой прию?, Что к лире, навсегда окаменелой, Мои живые руки припаду?. О, знала ль я, когда неслась, играя, Моей любви последняя гроза, Что лучшему из юношей, рыдая, Закрою я орлиные глаза…
Талан? вел по жизни э?у великую женщину, чтобы она сумела передать божественными звуками пережитое, научить нас, ее читателей, ценить даже самые горькие страницы жизни, воспринимать их как Божье провидение. Вечным завещанием звучат для меня строки Анны Андреевны, оставшейся, несмотря ни на что, стойкой и несгибаемой.
Но сущий вздор, что я живу грустя И что меня воспоминанье точи?. Нечасто я у памяти в гостях, Да и она всегда меня морочи?.
Права на сочинение “МУЗА В ЛИРИКЕ АХМАТОВОЙ” принадлежат его автору. При цитировании материала необходимо обязательно указывать гиперссылку на Реф.рф
“… очень часто, смешивая благородные чувства с грубостью манер, нравится самою своею неизысканностью”
(А.В. Дружинин).
Благослови же работу народную И научись мужика уважать.
Н.А.Некрасов.
Ф.М.Достоевский говорил о Некрасове, что его сердце было ранено в самом начале жизни, рана эта никогда не заживала и была всю жизнь источником его страстной и страдальческой поэзии. Мы знаем, что с шестнадцати лет юный поэт изведал голод и другие лишения из-за того, что хотел идти своей дорогой, а не той, что желал отец. И эти мытарства отразились на всем творчестве Николая Алексеевича. Но мы знаем также, что еще раньше, в детстве, в его сердце укрепилась боль за страдания своего народа. Об этом можно судить по всем известному стихотворению “На Волге”, отрывок из которого мы учили не то в пятом, не то в шестом классе. Лирический герой вспоминает, как увидел оборванных бурлаков, один из которых говорил, что “кабы к утру умереть – так лучше было бы еще…”. Мальчик не мог понять этих слов, вызванных отчаянием и безысходностью, но в сердце его навсегда остался образ этого человека, “угрюмого, тихого и больного”. Вероятно, с тех пор и начался путь Некрасова как народного поэта и защитника.
Никто из русских писателей не создавал столько произведений о простых людях, крестьянах, фабричных, тех, кого на стройках собрал “царь” по имени “голод”. Поэмы “Коробейники”, “Мороз, Красный нос”, великое “Кому на Руси жить хорошо”это все произведения, на которых можно изучать жизнь и быт крестьянства, народный язык, его верования и обычаи, это вещи, которые сильно и ярко рассказывают о трагической судьбе многих лучших крестьян. А разве не “надрывается сердце от муки”, когда читаешь его стихи: “Размышления у парадного подъезда”, “Железная дорога”, “Плач детей” и многие, многие другие? И везде у поэта глубокое уважение к простому человеку. “Деревенские русские люди” – так любовно называет Некрасов крестьян в стихотворении “Размышления у парадного подъезда” в противовес в нем же изображенному вельможе, который не захотел выслушать просителей, пришедших так издалека, что ноги разбили в кровь.
И негодуя, с едкой иронией Некрасов спрашивает, зачем такую особу беспокоить для “мелких людей”, “не беда, что потерпит мужик”, ему это привычно! Неудивительно, что многих честных людей стихи Некрасова делали непримиримыми борцами с несправедливостью! О чем бы ни писал поэт, почти всегда он возвращается к теме страданий, тяжелой доли русского народа. В “Рыцаре на час” он просит увести его “в страну погибающих за великое дело любви”. В знаменитом стихотворении “Элегия” он просит молодежь не верить, “что тема старая – страдания народа” и что “поэзия забыть ее должна”, нет, “не стареет она”.
Среди огромного многообразия того, что создано Николаем Алексеевичем на тему о жизни русского народа, неизменно борются две темы, две мысли, два настроения поэта. Он постоянно думает о том, предопределено ли русскому народу всегда быть таким забитым, бесправным и темным, каким он его видел, или же тот воспрянет? Он сокрушается темноте русских людей, которые покупают на ярмарках портреты генералов и милордов, и надеется, что когда-нибудь народ “Белинского и Гоголя с базара понесет”. В “Железной дороге” есть известное место, где рассказчик говорит Ване, что не надо робеть за русский народ, который “вынесет все, что господь ни пошлет”, который в то же время Вынесет все – и широкую, ясную, Грудью дорогу проложит себе.
Но тут же добавляет грустную ноту: Жаль только – жить в эту пору прекрасную Уж не придется ни мне, ни тебе.
В уже упоминавшемся “Размышлении…” также есть очень известное место, где автор обращается к народу с вопросом: “Ты проснешься ль, исполненный сил?”, и вновь трагическая нота: Иль, судеб повинуясь закону, Все, что мог, ты уже совершил…
Этими вопросами, теми же словами Некрасова задавались еще долгие десятилетия после поэта и задаются до сих пор… Но сегодня, кажется, становятся все более верными слова поэта о том, что русский народ собирается с силами и учится быть гражданином. Тот, кто познакомился с творчеством Некрасова, вряд ли забудет словно вылепленные образы русских людей. Женщин, способных “коня на скаку” остановить, “в горящую избу” войти; мастеровых, что молотом играют от зари до зари; купцов-коробейников, которые приносят вместе с товаром радость девушкам и молодицам. Но, конечно, не забудет и строителя-белоруса, у которого “ямою грудь” и “колтун в волосах”, и насмерть забитого солдата, сына крестьянки Орины, и крестьян из “забытой деревни”.
Вчитываясь в отточенные, рельефные строки поэта, невольно думаешь, до чего же удивительно русский это писатель, до чего народный. А еще понимаешь, как много похожего и общего в жизни народа тогда и теперь. Но веришь, что непременно скажется на нашей судьбе “разумное, доброе, вечное”, посеянное Некрасовым и многими другими…
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной…
К. Батюшков
Творческое наследие Константина Николаевича Батюшкова невелико, но историко-литературное и художественное значение его поэзии огромно.
Его воображение, поэтическое чутье, изысканный вкус, остроумие вызывали восхищение современников. Им восторгались Н. М. Карамзин, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский. Юный Пушкин с восторгом приветствовал Батюшкова:
Философ резвый и пиит, Парнасский счастливый ленивец…
“Никто в такой мере, как он, не обладает очарованием благозвучия. Одаренный блестящим воображением и изысканным чувством… он дал нам подлинные образцы слога… Его талант пресекся в тот момент, когда его мощь должна была раскрыться во всей своей полноте”, — писал о своеобразии поэтического творчества Батюшкова В. А. Жуковский.
Судьба Батюшкова замечательна и трагична; участник войн с Наполеоном, путешественник, секретарь русской дипломатической миссии в Неаполе, член многих литературных обществ, образованнейший человек своего времени, в пору расцвета поэтического дара застигнутый душевной болезнью. “Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди узнай, что в нем было!” —сказал Батюшков в одну из минут просветления Вяземскому. Давно и безнадежно больной Батюшков не узнал посетившего его в 1830 году Пушкина. Не тогда ли начали складываться в голове великого поэта эти строчки: “Не дай мне бог сойти с ума…” ?
Тем поразительней звучит роскошная поэзия молодого Батюшкова— “энтузиаста всего прекрасного”:
О, пока бесценна младость
Не умчалася стрелой”
Пей из чаши подвой радость
И, сливая голос свой
В час вечерний с тихой лютней,
Славь беспечность и любовь!..
Для поэзии раннего Батюшкова характерны дух вольнодумства и критического отношения к традициям, которым он противопоставлял идеалы независимой личности, находившей смысл жизни в наслаждениях ума и сердца, а не в роскоши и светской суете:
Но и я счастлив и богат,
Когда снискал себе свободу и спокойство,
И от сует ушел забвения тропой.
“Мечтанье есть душа поэтов и стихов” — так впервые выразил сущность своего романтического мировоззрения поэт. Одна из особенностей романтизма Батюшкова, в отличие от Жуковского, заключается в том, что его мечта воплощается всегда в реальных образах земной человеческой жизни, а не в порывах в потустороннюю, беспредельную даль. Как патриотично, мужественно и совершенно звучит гармония батюшковского стиха, в котором отзывается гордость победителя:
Стеклись, нагрянули за честь твоих граждан,
За честь твердынь, и сел, и нив опустошенных,
И берегов благословенных,
Где расцвело в тиши блаженство россиян…
Откликом на 1812 год были исторические элегии “Переход через Неман” и “Переход через Рейн”. В первой элегии, проникнутой патриотическим воодушевлением, прославляется героизм и военное могущество русского народа, вдохновлявшие лучших людей России и вселявшие в них веру в будущее. А в “Переходе через Рейн” уже ощущается назревающий глубокий духовный кризис: наряду с военными картинами, даны скорбные раздумья автора об исчезнувших временах героического прошлого. Автор не может примирить свое жизнеутверждающее мировоззрение с сознанием кратковременности человеческого счастья и трагизма участи поэта, которого даже народное признание не спасает от безрадостной личной судьбы.
“Скажи мне, к чему прибегнуть, чем занять пустоту душевную; скажи мне, как могу быть полезен обществу, себе, друзьям!” — с болью писал Батюшков Жуковскому. Поэт говорил о черном пятне, которое росло с летами и чуть было не зачернило душу, и о том, что в нем живут два человека: черный и белый. Уже в прошлом веке биографы заговорили о Батюшкове как о первом онегинско-печоринском типе в русской жизни. В его записной книжке есть поразительная запись, заставляющая вспомнить о лермонтовском Печорине: “Недавно я имел случай познакомиться со странным человеком, каких много!.. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра — ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянно… Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое — умирал…” Со страниц его творений встает перед нами человек со сложным противоречивым характером: жизнерадостный и склонный к глубоким депрессиям, страстный и меланхоличный, беспечный и страдающий — таким Батюшков изображен на памятнике скульптора В. М. Клыкова в центре Вологды, где он прожил последние двадцать два года. Неподалеку знаменитый Софийский собор, как и при Батюшкове, золотит небо куполами. Глядя .на них, осознаешь, каким живым историческим чувством обладал Батюшков: его поэтического прикосновения было достаточно, чтобы прошлое зазвучало, пришло в движение, чтобы древние соборы предстали как “свидетели протекшей славы и новой славы наших дней”. Эти стихи в числе многих других нашли отклик у Пушкина. По этому поводу Белинский писал: “Батюшков много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился в действительности. Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением”.
Муза ДОБРОВОЛЬНОГО ИЗГНАНИЯ
(О СУДЬБАХ ПОЭЗИИ «СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА»)
«Серебряный век» русской поэзии представлен именами таких известных поэтов, как Н. Минский, И. Анненский, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Ф. Сологуб, В. Иванов, К. Бальмонт, В. Брюсов, С. Маковский, М. Волошин, Д. Цензор, Г. Чулков, А. Блок, М. Кузмин, Н. Гумилев,
А. Ахматова, О. Мандельштам, В. Хлебников, В. Маяковский, И. Северянин, Н. Асеев, Г. Кржижановский, Д. Бедный, И. Бунин, С. Есенин, Р. Ивнев, В. Инбер, Э. Багрицкий, И. Сельвинский, В. Ходасевич, С. Маршак, А. Эфрос, М. Шагинян, И. Эренбург, М. Цветаева, В. Набоков, Н. Оболенский, П. Антокольский. И этот список имен можно было бы еще долго продолжать. Творчество одних поэтов было невероятно популярно лишь в первой четверти XX века, а других уже давно стало классикой русской литературы.
Среди русских поэтов «серебряного века» не было единства во взглядах на мир и творчество. И это вполне закономерно. Ведь каждый из них, даже самый незначительный, мнил себя демиургом, творцом новой неповторимой Вселенной. Несмотря на это, многие из них объединялись в кружки и создавали собственные направления. Среди этих направлений были акмеисты, символисты, футуристы, имажинисты, конструктивисты, социалисты, объединения новокрестьянских поэтов, круг поэтов «Знания» и другие.
Самыми заметными, известными и многочисленными являлись символисты. Символизм возник в конце XIX века в европейской литературе. Представители этого литературно-художественного направления рассматривали поэтический символ как художественное орудие, более действенное, чем образ, которое поможет им проникнуть сквозь покров повседневности к сверхвременной идеальной сущности мира.
В русской литературе к символистам принадлежали Д. Мережковский и его жена 3. Гиппиус, В. Брюсов, К. Бальмонт, Ф. Сологуб, И. Анненский, В. Иванов, А. Белый, А. Блок. В их поэзии чувствуется напряженное переживание проблемы личности и истории в их таинственной связи с вечностью, с сущностью вселенского мирового процесса. В стихотворении «Черный силуэт» И. Анненский говорит:
Хочу ль понять, тоскою пожираем,
Тот мир, тот миг с его миражным раем…
Для символистов внутренний мир личности становится показателем трагического состояния мира, вместилищем пророческих предощущений близкого обновления через обязательное умирание.
Существенная особенность творчества всех символистов — неприятие собственнических форм общества, обездушивающих человека, скорбь и тоска по духовной свободе.
И у них же — доверие вековым культурным ценностям как единящему началу. Например, у К. Бальмонта — сонеты «Микель Анджело», «Леонардо да Винчи», «Марло», «Шекспир», «Кальдерон», «Эдгар По», «Лермонтов» в книге «Сонеты солнца, меда и луны».
Самыми заметными среди русских поэтов-акмеистов были Н. Гумилев, М. Кузмин, С. Городецкий, А. Ахматова, О. Мандельштам. Мистическому устремлению символистов к непознаваемому они противопоставили «стихию естества». Акмеисты проповедовали конкретно-чувственное восприятие «вещного мира», возврат слову изначального смысла.
Самоценность не связанного с реальностью слова-образа, фатальную неизбежность антагонизма искусства и государства проповедовали имажинисты — направление, возникшее в первые годы после Октябрьской революции. В него входили Р. Ивнев, А. Мариенгоф, В. Шершеневич и
С. Есенин, который занимал в группе особую позицию, утверждая необходимость связи поэзии с естественной образностью русского языка и стихией народного творчества.
Не менее известным и широким было в русской литературе «серебряного века» движение футуризма. Его общей основой, по выражению Маяковского, было ощущение «неизбежности крушения старья», стремление через искусство предвосхитить и осознать грядущий «всемирный переворот» и рождение «нового человечества». С точки зрения футуристов, художественное творчество должно было стать не подражанием, а продолжением природы, через творческую волю человека создающей «новый мир, сегодняшний, железный» (К. Малевич). Отсюда — разрушение футуристами условной системы литературных жанров и стилей, попытки на основе живого языка создать тонический стих, фонетическую рифму, неограниченное словотворчество и словоновшество — вплоть до изобретения индивидуальных диалектов, как у В. Хлебникова:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
По-разному сложились дальнейшие судьбы русских поэтов «серебряного века». Символисты увидели в русской революции начало свершений своих эсхатологических предчувствий. Однако неприятие социального переворота привело Д. Мережковского и 3. Гиппиус к эмиграции. Осознание тех же событий как реализации мечты о смене форм культуры и быта сделали А. Блока, В. Брюсова и А. Белого сторонниками Октябрьской революции. История футуризма закончилась еще до революции, хотя и после Октября существовали литературные группы («Искусство коммуны», ЛЕФ и др.), которые восходили к тому же движению.
Большевистская революция внесла последний штрих в пестрое полотно русского «серебряного века». Но идеи и сам период «серебряного века» не пропали даром. И хотя «барка жизни стала», «песочные часы перевернулись», а звезды в ночном небе сдвинулись с извечных мест и тускло замерцали, они то и дело воскресали в русском поэтическом слове, подавая надежду на скорое духовное возрождение.