Сочинение на тему над окошком месяц под окошком ветер
9 вариантов
Испокон веку звучала на Руси народная песня. В ней люди делились радостью, но чаще выплакивали свою грусть. Эта же глубокая народная грусть звучит и в словах некоторых русских поэтов. Первый из них, наверное, Сергей Есенин. Именно проблеме близости поэтического слова душе народной посвящает свои рассуждения классик советской литературы Виктор Астафьев.
Автор вспоминает, как он слушал песню на слова Есенина, находясь в полузаброшенной деревне, как эта песня контрастировала с окружающей реальностью, но созвучна была с душой рассказчика.
Всё это наводит автора на размышления о судьбе творческого наследия великого крестьянского поэта, которого почему-то все еще «страшно пускать к народу».
Виктор Петрович Астафьев уверен, что слово Есенина с его «всесветной тоской» — это именно то, что требуется людям, ведь оно напоминает нам о самом главном и объясняет «непостижимое».
Я во многом согласен с писателем: поэтическое слово обращено прямо к духу народа, к его эмоциональному самосознанию.
Стихи Есенина напоминают нам о бережном отношении к природе, к «братьям нашим меньшим». Например, в таких своих знаменитых стихах, как «Песнь о собаке», «Клён ты мой опавший…», «Отговорила роща золотая…». Поэт описывает переживания своих «героев» как тот, кто пропустил их сквозь собственное сердце. Есенин сравнивает самого себя с кленом, березовой рощей, показывая глубинную связь человека с родной природой, напоминая, что мы все ее части.
Мы живём в страшное время, когда родные речки, леса, поля стали называться «окружающей средой» и всё больше превращаются в свалку различных отходов. Например, в рассказе Е. Носова «Кукла» мы читаем о том, как некогда глубокая и красивая, богатая на рыбу река превратилась в жиденький зловонный поток. И на фоне этого запустения – история об изуродованной кукле. Казалось бы, какая связь? Но обдумывая текст Астафьева, понимаешь: запустение в душе без живого поэтического слова приводит к запустению в природе. Не понимая красоты поэзии, мы теряем нравственность, а вместе с ней и представление о красоте родного уголка. Хотелось бы верить, что положение это всё же изменится, и нашим детям не придётся жить в пустыне.
«Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел…» — доносится из приемника. И от пальцев ног, рук, от корешков волос, из каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то побежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая есть в сердце, и ту, что пребудет еще в нем.
Голосистые женщины с тихим вздохом ведут и ведут про месяц за окошком, про тальянку, что плачет за околицей, и песнопевиц этих тоже жалко, хочется утешить их, пожалеть, обнадежить. Какая очищающая скорбь!
На дворе нет месяца. На дворе туман. Выдохнулся из земли, заполнил леса, затопил поляны, прикрыл реку — все утопло в нем. Дождливое нынче лето, полегли льны, упала рожь, не растет ячмень. И все туманы, туманы. Может, и бывает месяц, но не видно его, и спать на селе ложатся рано. И голоса единого не слышно. Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без нее.
За рекой, в опустевшей деревне живут две старухи, летом врозь, зимой сбегаются в одну избу, чтоб меньше тратилось дров.
Приезжал к одной бабке сынок из Ленинграда. Зимой отчего-то прибыл, добрел до матери по сугробам, стучит, а она его не пускает — по голосу уж не узнает. Плачет тальянка, плачет.
Только не там, не за рекою, а в моем сердце. И видится мне все в исходном свете, меж летом и осенью, меж вечером и днем. Лошадь вон старая, единственная на три полупустых села, без интереса ест траву. Пьяный пастух за околицей по-черному лает заморенных телят. К речке с ведром спускается Анна, молодая годами и старая ликом женщина.
«Дальний плач тальянки, голос одинокий…» Отчего же это и почему так мало пели и поют у нас Есенина? Самого певучего поэта! Неужто и мертвого все его отторгают локтями? Неужто и в самом деле его страшно пускать к народу? Возьмут русские люди и порвут на себе рубаху, а вместе с нею и сердце разорвут, чтоб отмучиться той мукой, которой не перенес, не пережил поэт, страдающий разом всеми страданиями своего народа. Он мучается за всех людей, за всякую живую тварь недоступной нам всевышней мукой, которую мы часто слышим в себе и потому льнем, тянемся к слову рязанского парня, чтоб еще и еще раз отозвалась, разбередила нашу душу его боль, его всесветная тоска.
Я часто чувствую его таким себе близким и родным, что и разговариваю с ним во сне, называю братом, младшим братом, грустным братом, и все утешаю, утешаю его… А где утешишь? Нету его, сиротинки горемычной. Лишь душа светлая витаетнад Россией и тревожит, тревожит нас вечной грустью. А нам все объясняют и втолковывают, что он ни в чем не виноват и наш-де он. Уже и сами судьи, определявшие, кто «наш» и «не наш», сделались «не нашими», вычеркнуты из памяти людской, песнь, звук, грусть поэта навечно с нами, а нам все объясняют и объясняют необъяснимое, непостижимое. «За окошком месяц…» Тьма за окошком, пустые села и пустая земля. Слушать здесь Есенина невыносимо.
Лежат окрест туманы, плотно, недвижно, никакой звук не пробивается. Едва-едва просочился из-за реки блеклым пятнышком свет в деревенском окошке. Живы старушки. Наработались. Ужинают. Вечер еще длится или уже ночь?
На траве мокро, с листьев капает, фыркает конь в мокром лугу, умолк за деревней трактор. И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озер, с умолкшей церковью посередине, оплаканная русским певцом Россия.
Смолкни, военная труба! Уймись, велеречивый оратор! Не кривляйтесь, новомодные ревуны! Выключите магнитофоны и транзисторы, ребята! Шапки долой, Россия! Есенина поют!
(По В. Астафьеву)
Когда я читаю предложенный отрывок, перед моим взором предстаёт настоящая русская деревенька, где сохранились ещё искренние человеческие отношения и душевность. Поле с урожаем, пасущийся конь, стог сена, звонкий ручеёк — это все настоящая Россия, именно её воспевал Сергей Есенин.
Увы, от воспетой им деревни мало что осталось. Разбрелись люди по большим городам. Избы полупусты, в них остались только старики. Вечером не раздаётся смех, разговоры и песни. Вместо них слышна лишь гнетущая тишина: «Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без неё».
Всё настолько печально, что старики не признают уже давно не навещавших их детей: «Зимой отчего-то прибыл, добрел до матери по сугробам, стучит, а она его не пускает — по голосу уж не узнает».
Автор текста показывает, что российские деревни опустели, так как молодёжь уезжает за лучшей жизнью, тяжкий труд им не по душе. Самое грустное, что они при этом забывают своих родителей, которые уже едва могут сами справиться с хозяйством. Но автор уверен, что ещё есть надежда, пока есть в деревне хоть один человек, пока в окошках теплится свет.
Я согласна с автором в том, что деревня может исчезнуть окончательно, если ситуация не изменится.
Очень правдиво и живо изобразил русскую деревню И. А. Бунин в повести «Деревня». Он видит грустную картину, нищету и безотрадность, мертвые поля. Бунин показывает, что у жителей маленький кругозор, они практически изолированы от остального мира.
Очень многие мои знакомые и товарищи родом из дальних деревень и сел, они ездят туда в гости к родителям крайне редко, если вообще ездят. К сожалению, я убеждаюсь, что образ полупустой и забытой русской деревни – это не просто художественный образ из произведений, а горькая правда.
С подросткового возраста Михаил Лермонтов был горячо и безответно влюблен в Екатерину Сушкову, которая прямом смысле слова играла с поэтом, то давая ему надежду, то отвергая ухаживания. Мучительная нелепость этих отношений нередко находила отражение в творчестве Лермонтова, который посвятил своей избраннице обширный цикл стихов. В него вошли и «Стансы», написанные в 1830 году, когда 16летний поэт еще питал иллюзий относительно возлюбленной и надеялся, что сможет добиться ее расположения.
Подробнее…
Анализ стихотворения Лермонтова “Люблю тебя Москва”
У врат обители святой Стоял просящий подаянья Бедняк иссохший, чуть живой От глада, жажды и страданья. Куска лишь хлеба он просил, И взор являл живую муку, И кто-то камень положил В его протянутую руку. Так я молил твоей любви С слезами горькими, с тоскою; Так чувства лучшие мои Обмануты навек тобою! 1830
Подробнее…
Анализ стихотворения Фета “Alter Ego”
Внутренний мир Афанасия Фета долгое время был закрыт для окружающих. Даже близкие поэта не догадывались о том, что на заре жизни он переживал настоящую душевную драму, связанную с гибелью любимой женщины. История его взаимоотношений с Марией Лазич действительно трагична: молодые люди расстались из-за того, что Фет мечтал жениться на богатой невесте. Вскоре после того, как было принято решение о разрыве отношений, девушка погибла на пожаре.
Подробнее…
Анализ стихотворения Маршака «Пожар»
Стихотворение «Пожар» отличается исключительно четкой композицией. Первые его строфы рассказывают о дозорном на каланче, затем идет вторая главка – огонь вырывается из плена и, наконец, третья – выезд пожарных на борьбу с огнем. Причем Маршак так отбирает факты и языковые средства, что каждая часть стихотворения – это законченное, самостоятельное целое, воспринимаемое в то же время как органическая часть единого сюжета.
Подробнее…
Анализ стихотворения Андрея Белого “Маг (Упорный маг, постигший числа)”
После неудачного романа с Любовью Менделеевой, супругой Александра Блока, поэт Андрей Белый спешно покидает Россию, надеясь таким образом убежать от себя и своих чувств. Однако два года пребывания за границей – слишком малый срок для того, чтобы окончательно забыть о существовании своей возлюбленной. Тем не менее, именно в этот период Андрей Белый полностью переосмысливает свою жизнь и приходит к выводу, что он уже вряд ли сможет стать по-настоящему счастливым.
Подробнее…
Анализ стихотворения Хлебникова “Там, где жили свиристели”
Велимир Хлебников по праву считается родоначальником футуризма в русской поэзии. Именно ему принадлежат идеи эксперимента с формой и словами, благодаря чему в стихи привносится особая смысловая нагрузка, основанная на образном и ассоциативном мышлении. Однако до того, как стать футуристом, Велимир Хлебников пробовал свои силы в символизме. И именно к этому периоду относится стихотворение “Там, где жили свиристели”, написанное в 1908 году.
Подробнее…
«Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел…» — доносится из приемника. И от пальцев ног, рук, от корешков волос, из каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то побежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая только есть в сердце, и ту, что пребудет еще в нем.
Голосистые женщины с тихим вздохом ведут и ведут про месяц за окошком, про тальянку, что плачет за околицей, и песнопевиц этих тоже жалко, хочется утешить их, пожалеть, обнадежить.
Какая очищающая скорбь!
На дворе нету месяца. На дворе туман. Выдохнулся из земли, заполнил леса, затопил поляны, прикрыл реку — все утопло в нем. Дождливое нынче лето, полегли льны, упала рожь, не растет ячмень, овсы не вышли даже в трубку. И все туманы, туманы. Может, и бывает месяц, но не видно его, и спать на селе ложатся рано. И голоса единого не слышно. Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без нее.
За рекой, в опустевшей деревне живут две старухи, летом врозь, зимой сбегаются в одну избу, чтоб меньше тратилось дров. Они и поныне моются в русских печах, едят картошки, которые варят в одном чугуне и себе, и скотине, ждут лета, чтоб повидаться с детками. Те приезжают серединой лета, к грибам, ягодам, жаркому, загарному солнцу, привозят матерям в сетках оранжевые апельсины с алжирскими наклейками да заграничные обноски.
А им бы, матерям-то, обувку покрепче, понепромокаемей, мучки бы белой да сахарку — устали они жевать черствый хлеб, и хоть стряпать за войну разучились, сляпали бы чего-нито свеженькое. К магазину им не пробиться — как ударит падера, заметет снегом поля, заторосит реку — зима и вовсе отрежет их от мира. Пробовали на лыжах — падают, стары больно.
Приезжал к одной бабке сынок из Ленинграда. Зимой отчего-то прибыл, добрел до матери по сугробам, стучит, а она его не пускает — по голосу уж неузнает.
Я спросил у парня: «Сколько зарабатываешь?» — «Мы, строители, хорошо зарабатываем, меньше двухсот не выходит!» — «Помогаешь ли матери-то?» — «А чЕей помогать-то? У ей пенсия двадцать шесть рэ, да кружева все еще плетет…»
Плачет тальянка, плачет.
Только не там, не за рекою, а в моем сердце. И видится мне все в исходном свете, меж летом и осенью, меж вечером и днем. Лошадь вон старая единственная на три полупустых села, без интереса ест траву. Пьяный пастух за околицей по-черному лает заморенных телят; к речке с ведром спускается Анна, молодая годами и старая ликом женщина.
Двадцать шесть ей было, троих детей имела, а муженек лих на выпивку удался, выпивший — скор на руку. Задрался как-то на семейном празднике, братья навалились, повязали, носом ткнули в подушку и забыли про него — утром хватились: холоден. Так без мужа и вырастила Анна детей. Сыны теперь норовят ей на лето внуков сбыть, на вино денег просят, «куркулихой» называют. А и правда куркулиха — вдвоем с матерью живут в деревне, где прежде было за сорок дворов: коси кругом — не накосишься, сади овощь — не насадишься, кричи людей зимней порой — не докличешься…
«Дальний плач тальянки, голос одинокий…»
Отчего же это и почему так мало пели и поют у нас Есенина-то? Самого певучего поэта! Неужто и мертвого все его отторгают локтями? Неужто и в самом деле его страшно пускать к народу? Возьмут русские люди и порвут на себе рубаху, а вместе с нею и сердце разорвут, как мне сейчас впору выскрести его ногтями из тела, из мяса, чтоб больно и боязно было, чтоб отмучиться той мукой, которой не перенес, не пережил поэт, страдающий разом всеми страданиями своего народа и мучаясь за всех людей, за всякую живую тварь недоступной нам всевышней мукой, которую мы часто слышим в себе и потому льнем, тянемся к слову рязанского парня, чтоб еще и еще раз отозвалась, разбередила нашу душу его боль, его всесветная тоска.
Я часто чувствую его таким себе близким и родным, что и разговариваю с ним во сне, называю братом, младшим братом, грустным братом, и все утешаю, утешаю его…
А где утешишь? Нету его, сиротинки горемычной. Лишь душа светлая витает над Россией и тревожит, тревожит нас. А нам все объясняют и втолковывают, что он ни в чем не виноват и наш-де он, наш. Уже и сами судьи, определявшие, кто «наш» и «не наш», сделались «не нашими», вычеркнуты из памяти людской, но песнь, звук, грусть поэта навечно с нами, а нам все объясняют и объясняют необъяснимое, непостижимое, потому что он — «не наш» и «не ваш», он — Богово дитя, он Богом и взят на небеса, ибо Богу и самому хорошие и светлые души нужны, вот Он и пропалывает людской огород — глянешь окрест: татарники одни да лопухи, и на опустелой земле горючая трава да дремучие бурьянники прут вверх, трясут красными головами, будто комиссарскими фуражками, кричат о себе, колются, семенем сорным, липучим сорят…
«За окошком месяц…» Тьма за окошком, пустые села и пустая земля. Слушать здесь Есенина невыносимо. До приторности засахаренную слезу страдальца-поэта вылизывают пошлым языком, пялят расшивную русскую рубаху на кавказский бешмет, а она не лезет на них, рвется, цепляется за бутафорские газыри.
«Я и сам когда-то пел не уставая: где ты, моя липа, липа вековая?» И в самом деле, где ты, наша липа, липа вековая? Теплый очаг? Месяц? Родина моя, Русь — где ты?
Лежат окрест туманы, плотно, недвижно, никакой звук не пробивается. Едва?едва просочился из-за реки блеклым пятнышком свет в деревенском окошке. Живы старушки. Наработались. Ужинают. Вечер еще длится или уже ночь?
На траве мокро, с листьев капает, фыркает конь в мокром лугу, умолк за деревней трактор. И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озер, с умолкшей церковью посередине, оплаканная русским певцом Россия.
Смолкни, военная труба! Уймись, велеречивый оратор! Не кривляйтесь, новомодные ревуны! Выключите магнитофоны и транзисторы, ребята!
Шапки долой, Россия!
Есенина поют!
Стихотворение «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» датировано августом 1925 года. Вероятно, оно вдохновлено июльской поездкой Есенина в родное село Константиново, что в Рязанской губернии. Согласно воспоминаниям сестры поэта, прожил Сергей Александрович там около недели, которая была наполнена множеством событий. То время – самый разгар сенокоса. С погодой повезло – стояли теплые, сухие деньки. Практически каждый день Есенин проводил вне дома. Он активно помогал отцу с заготовкой сена. Как-то уехал на двое суток вместе с рыбацкой артелью. Меланхолия, которой пропитано стихотворение, может быть связана уже с августовским самочувствием Сергей Александровича. Тогда вместе с Софьей Андреевной Толстой он проживал в Баку. Врачи подозревали у него туберкулез. Есенин постоянно кашлял, сильно похудел, был задумчив и грустен.
Основное средство художественной выразительности, использованное в произведении «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» — антитеза. Прошлое противопоставлено настоящему. Когда-то лирический герой был счастлив. Взаимная любовь окрыляла его, рождала музыку в душе. С течением времени все изменилось. Теперь для милой сердцу женщины он ничего не значит. Тальянка (разновидность гармони), на которой герой когда-то играл, сейчас звучит в руках другого человека. Ее одинокий голос кажется одновременно и родным, и бесконечно далеким. Здесь рождается вторая важная для текста антитеза. Свое Есенин противопоставляет чужому.
В стихотворении раскрывается тема времени. В его первых строках упомянуты вечные явления, которым тысячи лет, – месяц и ветер. Меняется жизнь лирического героя, но они остаются неизменными. Все повторяется в мире. Давным-давно с тальянкой ходил персонаж произведения. Сейчас на ней играет другой молодой человек.
Как и немалая часть лирики Есенина, стихотворение «Над окошком месяц, под окошком ветер…» отличается песенным характером. Для создания особой мелодичности Сергей Александрович использует вопросительные («Где ты моя липа? Липа вековая?») и назывные («Под окошком ветер») предложения, однородные члены предложения в качестве сказуемых («Облетевший тополь серебрист и светел»). Недаром произведение легло в основу около десятка музыкальных композиций. Среди их авторов – представители разных жанров – ВИА «Орэра», ансамбль «Радуница», трио «Реликт», П. И. Майборода.
Метки: Есенин
Стихотворение «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» датировано августом 1925 года. Вероятно, оно вдохновлено июльской поездкой Есенина в родное село Константиново, что в Рязанской губернии. Согласно воспоминаниям сестры поэта, прожил Сергей Александрович там около недели, которая была наполнена множеством событий. То время – самый разгар сенокоса. С погодой повезло – стояли теплые, сухие деньки. Практически каждый день Есенин проводил вне дома. Он активно помогал отцу с заготовкой сена. Как-то уехал на двое суток вместе с рыбацкой артелью. Меланхолия, которой пропитано стихотворение, может быть связана уже с августовским самочувствием Сергей Александровича. Тогда вместе с Софьей Андреевной Толстой он проживал в Баку. Врачи подозревали у него туберкулез. Есенин постоянно кашлял, сильно похудел, был задумчив и грустен.
Основное средство художественной выразительности, использованное в произведении «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» — антитеза. Прошлое противопоставлено настоящему. Когда-то лирический герой был счастлив. Взаимная любовь окрыляла его, рождала музыку в душе. С течением времени все изменилось. Теперь для милой сердцу женщины… он ничего не значит. Тальянка (разновидность гармони), на которой герой когда-то играл, сейчас звучит в руках другого человека. Ее одинокий голос кажется одновременно и родным, и бесконечно далеким. Здесь рождается вторая важная для текста антитеза. Свое Есенин противопоставляет чужому.
В стихотворении раскрывается тема времени. В его первых строках упомянуты вечные явления, которым тысячи лет, – месяц и ветер. Меняется жизнь лирического героя, но они остаются неизменными. Все повторяется в мире. Давным-давно с тальянкой ходил персонаж произведения. Сейчас на ней играет другой молодой человек.
Как и немалая часть лирики Есенина, стихотворение «Над окошком месяц, под окошком ветер…» отличается песенным характером. Для создания особой мелодичности Сергей Александрович использует вопросительные («Где ты моя липа? Липа вековая?») и назывные («Под окошком ветер») предложения, однородные члены предложения в качестве сказуемых («Облетевший тополь серебрист и светел»). Недаром произведение легло в основу около десятка музыкальных композиций. Среди их авторов – представители разных жанров – ВИА «Орэра», ансамбль «Радуница», трио «Реликт», П. И. Майборода.
Есть у меня и запасной вариант — мужчина, который все лучшее (любовь и талант) отдал Женщине и Песне. Имя его — Николай Тимченко. Прекрасный певец, верный муж, истинный (а потому скромный и мало кому известный) герой.
Года четыре назад я соединил русскую и еврейскую певиц в памятном вечере, названном «Песни 1940-х годов в исполнении Надежды Обуховой и Сары Горби». При большом энтузиазме собравшихся он прошел в Музее А.Ф. Лосева на Арбате, подтвердив: песни крепче любых клятв объединяют людей.
Теперь настал черед мужской пары — Н. Тимченко и Я. Френкеля. Связывает этих талантливых, красивых, смелых и бескомпромиссных людей тоже песня. Та, что сразу завоевала сердца людей и без одобрений свыше сделалась народной. Френкель был автором музыки, Есенин — слов, Тимченко — лучшим исполнителем. Ее название — «Над окошком месяц».
Ян Абрамович Френкель — киевлянин; родился в 1920 году в семье парикмахера. Учился в Киевской консерватории по классу скрипки у Я. Магазинера. Когда началась война, поступил в Оренбургское зенитное училище, с
42-го участвовал в боях, был тяжело ранен. После излечения до Победы служил во фронтовом театре, играл на скрипке, рояле и аккордеоне. С 1946-го жил в Москве, работал скрипачом в различных музыкальных коллективах, включая эстрадный оркестр Всесоюзного радио п/у В. Кнушевицкого.
В 1950-е годы начал сочинять песни и музыку для театра и кино. Был непревзойденным исполнителем своих песен, выступал с ними в сольных концертах по всей стране. Никогда не прогибался перед начальством и не опускался до конъюнктурных сочинений. Был на редкость мирным человеком, не имевшим врагов. Его соавторами были поэты М. Лисянский, И. Шаферан, К. Ваншенкин, В. Войнович, М. Танич и др. Эти песни входили в репертуар Л. Зыкиной, Г. Отса, Н. Брегвадзе, М. Бернеса, М. Кристалинской, И. Кобзона (список далеко не полный). В 1969 году на стихи Р. Гамзатова в переводе Н. Гребнева написал музыку, обошедшую весь мир (песня «Журавли»). Был преданным мужем и хорошим отцом. Скончался 25 августа 1989 года; похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Музыка на стихи Есенина была написана Яном Френкелем для фильма «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» (1971, реж. Эдмонд Кеосаян). Получилась удивительно мелодичная песня-романс в традициях славного романсового возрождения 1920-х годов. Ее исполнил киноактер Владимир Ивашов, игравший бывшего белогвардейца — адъютанта полковника Кудасова. Ян Абрамович сыграл в фильме эпизодическую роль.
Люди запели «Над окошком месяц», не успев выйти из кинотеатра. Впоследствии тепло и задушевно исполнял ее под собственный аккомпанемент сам композитор. Мне кажется, эта песня дала толчок появлению произведений, которые я бы назвал псевдобелогвардейскими романсами («Белая песня», «Прощальная», «Поручик Голицын» и др.).
Николай Тимченко был одним из первых публичных исполнителей замечательной песни. В период между 1972 и 1975 годами в сопровождении ансамбля русских народных инструментов п/у А. Цадиковского он записал песенно-романсовый цикл на стихи Есенина, включавший «Над окошком месяц» Я. Френкеля. Лучшего, чем Тимченко, исполнения этой песни я не слышал.
Отсутствие публичной биографии певца обязывает меня быть более обстоятельным, чем в случае с Френкелем.
12 декабря 1927 года у Пелагеи Осиповны Тимченко, только что потерявшей мужа, родился четвертый ребенок, в честь отца названный Николаем. Вскоре, спасаясь от новых хозяев жизни, семья перебралась в Новочеркасск. Но избежать ссылки в Сибирь удалось лишь старшей из детей — Варваре, вышедшей замуж за коммуниста, и маленькому Коле, которому старший брат помог выпрыгнуть из окна теплушки. Варвара взяла брата в свою семью, жившую в Новочеркасске.
Народная песня была в семье Варвары жизненной необходимостью. На всю жизнь Николай сберег мелодии «Мисяца на ниби», «Соловья залетного» и других народных творений. А еще Николая, звонкоголосого крепкого паренька, неодолимо влекло к себе море.
Когда началась война, этот зов слился с призывом «Все на защиту Родины!» Вскоре Николай оказался в расположении одной из частей Балтфлота. Пройдя специальный курс, он был принят на боевой тральщик впередсмотрящим. Всю войну юнга Николай Тимченко выслеживал на Балтике вражеские мины. Там же, на море, встретил Победу.
Боевое крещение совпало с творческим. Он с успехом исполнял перед товарищами по службе песни родных мест и те, что услышал на морских просторах.
После войны Николай становится солистом Ансамбля песни и пляски Балтийского флота. Во время гастролей коллектива в 1949 году в Москве пение Тимченко услышал его земляк — маршал Ворошилов. После концерта он позвонил ректору Московской консерватории А. Свешникову с просьбой обратить внимание на одаренного солиста Балтийского ансамбля.
В 1950 году Николай Тимченко был принят в Московскую консерваторию, где прошел вокальный класс профессора С.П. Юдина. Он освоил практически весь теноровый репертуар русской классики и многие теноровые партии Верди, Пуччини и Леонкавалло. Занимался едва ли не круглые сутки. Моряк, восемь лет проведший на флоте, не только никогда не курил, но и не позволял себе выпить даже рюмки спиртного.
С 1955 года Тимченко — солист Государственного академического Большого театра СССР. Его дебют (партия Ленского) прошел с предсказуемым успехом. Певец становится ведущим тенором. И только обретенная задолго до его прихода харизматическая популярность Ивана Козловского и Сергея Лемешева оставляла Тимченко в тени старших товарищей по цеху. В 1961 году в составе первой группы советских артистов его направляют в Италию для стажировки в Ла Скала.
Покоренные русским тенором итальянцы называли его «руссо Джильи» и уговаривали остаться. Каких только благ ему не сулили! Плененный Италией и тамошним отношением к молодым талантам, Тимченко, возможно, и совершил бы поступок, на который за 130 лет до него решился его тезка Иванов, сделавшийся впоследствии мировой знаменитостью. Но незадолго до поездки в Милан Николай успел не только влюбиться с первого взгляда, но и жениться на студентке Лоре Солнышковой, любовь и верность которой хранил всю жизнь.
После двухгодичной стажировки он вернулся на родину. Как вспоминает Лора Валентиновна, он долго пребывал в состоянии задумчивости. То, что ждало его в Большом театре, казалось теперь унылой рутиной. И дело даже не в том, что его превратили в «штатного» Герцога, не выпускали за границу, заставляли весь сезон петь в «Риголетто» и все чаще заменять заболевшего Лемешева. Репертуарные рамки, интриги, бюрократизм и вечная «тень», в которой он вынужден был пребывать, превращали его службу в постоянный моральный подвиг. Со своим бойцовским характером и ответственностью перед зрителем он мог бы нести это бремя и дальше.
Но Тимченко был человеком постоянного поиска, остро нуждавшимся в самоотдаче. Его кумиром был Бенджамино Джильи, а образцами, славы которых по своему дарованию он вполне заслуживал, — Франко Корелли и Николай Гедда. Увы, даже ведущий солист ГАБТа мог тогда разве что мечтать о репертуаре и творческой среде, в которых оттачивались их таланты.
В 1968 году он оставил сцену Большого театра и перешел к концертной деятельности. Раскрылись грани его мастерства, ценимые и востребованные массовым слушателем. Тимченко запел старинные романсы, русские, украинские и неаполитанские песни, малую классику, песни советских авторов. Почти 20 лет он радовал соотечественников своим серебристым тенором и исполнительской манерой, сочетавшей высокий профессионализм с природной простотой и искренностью.
Его кончина, последовавшая 15 июня 1989 года, была вызвана болезнью, начавшейся после долгого пребывания в гастрольной поездке по региону, пострадавшему от Чернобыльской трагедии.
Песня «Над окошком месяц» навсегда соединила в себе три дорогих мне имени-символа: поэта Сергея Есенина, композитора Яна Френкеля и певца Николая Тимченко.
Николай ОВСЯННИКОВ, Россия
«Ветер в феврале» – Ветер. В поле за ветром не угоняешься. Ветер бьётся к нам в окно Ветер, что ты злишься ? Научит по небу летать И облака там задевать. Цель работы: Ветер горы разрушает, слово народы поднимает. Сильная буря – не надолго. Ветер не дует, так и осока не шумит. Ветер подует – следы заметет. В рукавицу ветра не изловишь.
«Ребенок в первые месяцы» – Подражать слогами, находящимися в лепете. Девятый месяц. В осенне-зимний период витамин Д Купать ежедневно, с мылом раз в неделю. На вопрос «где?» – указывать на называемые предметы. В питание можно ввести печень и увеличить вес раннее указанных блюд. Десятый месяц. Стоять самостоятельно. Четвертый месяц.
«Праздники месяца» – Сентябрь – рюин. Главным праздником является Пасха. Внеклассное мероприятие по литературе. Прошла Маслена, Кончилось гулянье, Идем теперь На отдыханье! Все живущие в доме должны были дотронуться до колосьев снопа. В речку бросали, Судьбу загадали… Вокруг костра веселились: пели песни, плясали. В конце зимы праздновалась Масленица – проводы зимы и встреча весны.
«Направление ветра» – Муссо?н. Измерение силы ветра. Понятие «Ветер». Местные ветры. Значение ветров. Типы ветров. Постоянные ветры. Флюгер-анемометр. Причина циклона – возмущение на атмосферном фронте. Результат неравномерного нагревания поверхности. Береговой бриз (ночной). В антициклоне ветры дуют от центра, где наиболее ВД, к периферии.
«Маршак 12 месяцев» – Значение слова. Проверяем кроссворд. Характеристика падчерицы. Развивать просодическую речь, мышление, воспитывать умения целеполагания, самоконтроля. Урок литературного чтения по теме: С.Я. Маршак «12 месяцев». Злая Добрая Ленивая Завистливая Вежливая. Злая Завистливая Жадная Глупая Ленивая. Характеристика мачехи.
«Скорость ветра» – Устойчивые сезонные ветры, направление резко меняют 2 раза в год. Западные ветры. Пассаты. Виды флюгеров. Летний муссон. Муссоны. Штиль. Бора. Шторм. Смерч. Ветры Земли. Направление ветра можно определить с помощью флюгера. В центре тайфуна ветер почти отсутствует и уменьшена облачность – это “глаз бури”.
Испокон веку звучала на Руси народная песня. В ней люди делились радостью, но чаще выплакивали свою грусть. Эта же глубокая народная грусть звучит и в словах некоторых русских поэтов. Первый из них, наверное, Сергей Есенин. Именно проблеме близости поэтического слова душе народной посвящает свои рассуждения классик советской литературы Виктор Астафьев.
Автор вспоминает, как он слушал песню на слова Есенина, находясь в полузаброшенной деревне, как эта песня контрастировала с окружающей реальностью, но созвучна была с душой рассказчика.
Всё это наводит автора на размышления о судьбе творческого наследия великого крестьянского поэта, которого почему-то все еще «страшно пускать к народу».
Виктор Петрович Астафьев уверен, что слово Есенина с его «всесветной тоской» — это именно то, что требуется людям, ведь оно напоминает нам о самом главном и объясняет «непостижимое».
Я во многом согласен с писателем: поэтическое слово обращено прямо к духу народа, к его эмоциональному самосознанию.
Стихи Есенина напоминают нам о бережном отношении к природе, к «братьям нашим меньшим». Например, в таких своих знаменитых стихах, как «Песнь о собаке», «Клён ты мой опавший…», «Отговорила роща золотая…». Поэт описывает переживания своих «героев» как тот, кто пропустил их сквозь собственное сердце. Есенин сравнивает самого себя с кленом, березовой рощей, показывая глубинную связь человека с родной природой, напоминая, что мы все ее части.
Мы живём в страшное время, когда родные речки, леса, поля стали называться «окружающей средой» и всё больше превращаются в свалку различных отходов. Например, в рассказе Е. Носова «Кукла» мы читаем о том, как некогда глубокая и красивая, богатая на рыбу река превратилась в жиденький зловонный поток. И на фоне этого запустения – история об изуродованной кукле. Казалось бы, какая связь? Но обдумывая текст Астафьева, понимаешь: запустение в душе без живого поэтического слова приводит к запустению в природе. Не понимая красоты поэзии, мы теряем нравственность, а вместе с ней и представление о красоте родного уголка. Хотелось бы верить, что положение это всё же изменится, и нашим детям не придётся жить в пустыне.
«Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел…» — доносится из приемника. И от пальцев ног, рук, от корешков волос, из каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то побежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая есть в сердце, и ту, что пребудет еще в нем.
Голосистые женщины с тихим вздохом ведут и ведут про месяц за окошком, про тальянку, что плачет за околицей, и песнопевиц этих тоже жалко, хочется утешить их, пожалеть, обнадежить. Какая очищающая скорбь!
На дворе нет месяца. На дворе туман. Выдохнулся из земли, заполнил леса, затопил поляны, прикрыл реку — все утопло в нем. Дождливое нынче лето, полегли льны, упала рожь, не растет ячмень. И все туманы, туманы. Может, и бывает месяц, но не видно его, и спать на селе ложатся рано. И голоса единого не слышно. Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без нее.
За рекой, в опустевшей деревне живут две старухи, летом врозь, зимой сбегаются в одну избу, чтоб меньше тратилось дров.
Приезжал к одной бабке сынок из Ленинграда. Зимой отчего-то прибыл, добрел до матери по сугробам, стучит, а она его не пускает — по голосу уж не узнает. Плачет тальянка, плачет.
Только не там, не за рекою, а в моем сердце. И видится мне все в исходном свете, меж летом и осенью, меж вечером и днем. Лошадь вон старая, единственная на три полупустых села, без интереса ест траву. Пьяный пастух за околицей по-черному лает заморенных телят. К речке с ведром спускается Анна, молодая годами и старая ликом женщина.
«Дальний плач тальянки, голос одинокий…» Отчего же это и почему так мало пели и поют у нас Есенина? Самого певучего поэта! Неужто и мертвого все его отторгают локтями? Неужто и в самом деле его страшно пускать к народу? Возьмут русские люди и порвут на себе рубаху, а вместе с нею и сердце разорвут, чтоб отмучиться той мукой, которой не перенес, не пережил поэт, страдающий разом всеми страданиями своего народа. Он мучается за всех людей, за всякую живую тварь недоступной нам всевышней мукой, которую мы часто слышим в себе и потому льнем, тянемся к слову рязанского парня, чтоб еще и еще раз отозвалась, разбередила нашу душу его боль, его всесветная тоска.
Я часто чувствую его таким себе близким и родным, что и разговариваю с ним во сне, называю братом, младшим братом, грустным братом, и все утешаю, утешаю его… А где утешишь? Нету его, сиротинки горемычной. Лишь душа светлая витаетнад Россией и тревожит, тревожит нас вечной грустью. А нам все объясняют и втолковывают, что он ни в чем не виноват и наш-де он. Уже и сами судьи, определявшие, кто «наш» и «не наш», сделались «не нашими», вычеркнуты из памяти людской, песнь, звук, грусть поэта навечно с нами, а нам все объясняют и объясняют необъяснимое, непостижимое. «За окошком месяц…» Тьма за окошком, пустые села и пустая земля. Слушать здесь Есенина невыносимо.
Лежат окрест туманы, плотно, недвижно, никакой звук не пробивается. Едва-едва просочился из-за реки блеклым пятнышком свет в деревенском окошке. Живы старушки. Наработались. Ужинают. Вечер еще длится или уже ночь?
На траве мокро, с листьев капает, фыркает конь в мокром лугу, умолк за деревней трактор. И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озер, с умолкшей церковью посередине, оплаканная русским певцом Россия.
Смолкни, военная труба! Уймись, велеречивый оратор! Не кривляйтесь, новомодные ревуны! Выключите магнитофоны и транзисторы, ребята! Шапки долой, Россия! Есенина поют!
(По В. Астафьеву)
Когда я читаю предложенный отрывок, перед моим взором предстаёт настоящая русская деревенька, где сохранились ещё искренние человеческие отношения и душевность. Поле с урожаем, пасущийся конь, стог сена, звонкий ручеёк — это все настоящая Россия, именно её воспевал Сергей Есенин.
Увы, от воспетой им деревни мало что осталось. Разбрелись люди по большим городам. Избы полупусты, в них остались только старики. Вечером не раздаётся смех, разговоры и песни. Вместо них слышна лишь гнетущая тишина: «Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без неё».
Всё настолько печально, что старики не признают уже давно не навещавших их детей: «Зимой отчего-то прибыл, добрел до матери по сугробам, стучит, а она его не пускает — по голосу уж не узнает».
Автор текста показывает, что российские деревни опустели, так как молодёжь уезжает за лучшей жизнью, тяжкий труд им не по душе. Самое грустное, что они при этом забывают своих родителей, которые уже едва могут сами справиться с хозяйством. Но автор уверен, что ещё есть надежда, пока есть в деревне хоть один человек, пока в окошках теплится свет.
Я согласна с автором в том, что деревня может исчезнуть окончательно, если ситуация не изменится.
Очень правдиво и живо изобразил русскую деревню И. А. Бунин в повести «Деревня». Он видит грустную картину, нищету и безотрадность, мертвые поля. Бунин показывает, что у жителей маленький кругозор, они практически изолированы от остального мира.
Очень многие мои знакомые и товарищи родом из дальних деревень и сел, они ездят туда в гости к родителям крайне редко, если вообще ездят. К сожалению, я убеждаюсь, что образ полупустой и забытой русской деревни – это не просто художественный образ из произведений, а горькая правда.
С подросткового возраста Михаил Лермонтов был горячо и безответно влюблен в Екатерину Сушкову, которая прямом смысле слова играла с поэтом, то давая ему надежду, то отвергая ухаживания. Мучительная нелепость этих отношений нередко находила отражение в творчестве Лермонтова, который посвятил своей избраннице обширный цикл стихов. В него вошли и «Стансы», написанные в 1830 году, когда 16летний поэт еще питал иллюзий относительно возлюбленной и надеялся, что сможет добиться ее расположения.
Подробнее…
Анализ стихотворения Лермонтова “Люблю тебя Москва”
У врат обители святой Стоял просящий подаянья Бедняк иссохший, чуть живой От глада, жажды и страданья. Куска лишь хлеба он просил, И взор являл живую муку, И кто-то камень положил В его протянутую руку. Так я молил твоей любви С слезами горькими, с тоскою; Так чувства лучшие мои Обмануты навек тобою! 1830
Подробнее…
Анализ стихотворения Фета “Alter Ego”
Внутренний мир Афанасия Фета долгое время был закрыт для окружающих. Даже близкие поэта не догадывались о том, что на заре жизни он переживал настоящую душевную драму, связанную с гибелью любимой женщины. История его взаимоотношений с Марией Лазич действительно трагична: молодые люди расстались из-за того, что Фет мечтал жениться на богатой невесте. Вскоре после того, как было принято решение о разрыве отношений, девушка погибла на пожаре.
Подробнее…
Анализ стихотворения Маршака «Пожар»
Стихотворение «Пожар» отличается исключительно четкой композицией. Первые его строфы рассказывают о дозорном на каланче, затем идет вторая главка – огонь вырывается из плена и, наконец, третья – выезд пожарных на борьбу с огнем. Причем Маршак так отбирает факты и языковые средства, что каждая часть стихотворения – это законченное, самостоятельное целое, воспринимаемое в то же время как органическая часть единого сюжета.
Подробнее…
Анализ стихотворения Андрея Белого “Маг (Упорный маг, постигший числа)”
После неудачного романа с Любовью Менделеевой, супругой Александра Блока, поэт Андрей Белый спешно покидает Россию, надеясь таким образом убежать от себя и своих чувств. Однако два года пребывания за границей – слишком малый срок для того, чтобы окончательно забыть о существовании своей возлюбленной. Тем не менее, именно в этот период Андрей Белый полностью переосмысливает свою жизнь и приходит к выводу, что он уже вряд ли сможет стать по-настоящему счастливым.
Подробнее…
Анализ стихотворения Хлебникова “Там, где жили свиристели”
Велимир Хлебников по праву считается родоначальником футуризма в русской поэзии. Именно ему принадлежат идеи эксперимента с формой и словами, благодаря чему в стихи привносится особая смысловая нагрузка, основанная на образном и ассоциативном мышлении. Однако до того, как стать футуристом, Велимир Хлебников пробовал свои силы в символизме. И именно к этому периоду относится стихотворение “Там, где жили свиристели”, написанное в 1908 году.
Подробнее…
«Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел…» — доносится из приемника. И от пальцев ног, рук, от корешков волос, из каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то побежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая только есть в сердце, и ту, что пребудет еще в нем.
Голосистые женщины с тихим вздохом ведут и ведут про месяц за окошком, про тальянку, что плачет за околицей, и песнопевиц этих тоже жалко, хочется утешить их, пожалеть, обнадежить.
Какая очищающая скорбь!
На дворе нету месяца. На дворе туман. Выдохнулся из земли, заполнил леса, затопил поляны, прикрыл реку — все утопло в нем. Дождливое нынче лето, полегли льны, упала рожь, не растет ячмень, овсы не вышли даже в трубку. И все туманы, туманы. Может, и бывает месяц, но не видно его, и спать на селе ложатся рано. И голоса единого не слышно. Ничего не слышно, ничего не видно, отдалилась песня от села, глохнет жизнь без нее.
За рекой, в опустевшей деревне живут две старухи, летом врозь, зимой сбегаются в одну избу, чтоб меньше тратилось дров. Они и поныне моются в русских печах, едят картошки, которые варят в одном чугуне и себе, и скотине, ждут лета, чтоб повидаться с детками. Те приезжают серединой лета, к грибам, ягодам, жаркому, загарному солнцу, привозят матерям в сетках оранжевые апельсины с алжирскими наклейками да заграничные обноски.
А им бы, матерям-то, обувку покрепче, понепромокаемей, мучки бы белой да сахарку — устали они жевать черствый хлеб, и хоть стряпать за войну разучились, сляпали бы чего-нито свеженькое. К магазину им не пробиться — как ударит падера, заметет снегом поля, заторосит реку — зима и вовсе отрежет их от мира. Пробовали на лыжах — падают, стары больно.
Приезжал к одной бабке сынок из Ленинграда. Зимой отчего-то прибыл, добрел до матери по сугробам, стучит, а она его не пускает — по голосу уж неузнает.
Я спросил у парня: «Сколько зарабатываешь?» — «Мы, строители, хорошо зарабатываем, меньше двухсот не выходит!» — «Помогаешь ли матери-то?» — «А чЕей помогать-то? У ей пенсия двадцать шесть рэ, да кружева все еще плетет…»
Плачет тальянка, плачет.
Только не там, не за рекою, а в моем сердце. И видится мне все в исходном свете, меж летом и осенью, меж вечером и днем. Лошадь вон старая единственная на три полупустых села, без интереса ест траву. Пьяный пастух за околицей по-черному лает заморенных телят; к речке с ведром спускается Анна, молодая годами и старая ликом женщина.
Двадцать шесть ей было, троих детей имела, а муженек лих на выпивку удался, выпивший — скор на руку. Задрался как-то на семейном празднике, братья навалились, повязали, носом ткнули в подушку и забыли про него — утром хватились: холоден. Так без мужа и вырастила Анна детей. Сыны теперь норовят ей на лето внуков сбыть, на вино денег просят, «куркулихой» называют. А и правда куркулиха — вдвоем с матерью живут в деревне, где прежде было за сорок дворов: коси кругом — не накосишься, сади овощь — не насадишься, кричи людей зимней порой — не докличешься…
«Дальний плач тальянки, голос одинокий…»
Отчего же это и почему так мало пели и поют у нас Есенина-то? Самого певучего поэта! Неужто и мертвого все его отторгают локтями? Неужто и в самом деле его страшно пускать к народу? Возьмут русские люди и порвут на себе рубаху, а вместе с нею и сердце разорвут, как мне сейчас впору выскрести его ногтями из тела, из мяса, чтоб больно и боязно было, чтоб отмучиться той мукой, которой не перенес, не пережил поэт, страдающий разом всеми страданиями своего народа и мучаясь за всех людей, за всякую живую тварь недоступной нам всевышней мукой, которую мы часто слышим в себе и потому льнем, тянемся к слову рязанского парня, чтоб еще и еще раз отозвалась, разбередила нашу душу его боль, его всесветная тоска.
Я часто чувствую его таким себе близким и родным, что и разговариваю с ним во сне, называю братом, младшим братом, грустным братом, и все утешаю, утешаю его…
А где утешишь? Нету его, сиротинки горемычной. Лишь душа светлая витает над Россией и тревожит, тревожит нас. А нам все объясняют и втолковывают, что он ни в чем не виноват и наш-де он, наш. Уже и сами судьи, определявшие, кто «наш» и «не наш», сделались «не нашими», вычеркнуты из памяти людской, но песнь, звук, грусть поэта навечно с нами, а нам все объясняют и объясняют необъяснимое, непостижимое, потому что он — «не наш» и «не ваш», он — Богово дитя, он Богом и взят на небеса, ибо Богу и самому хорошие и светлые души нужны, вот Он и пропалывает людской огород — глянешь окрест: татарники одни да лопухи, и на опустелой земле горючая трава да дремучие бурьянники прут вверх, трясут красными головами, будто комиссарскими фуражками, кричат о себе, колются, семенем сорным, липучим сорят…
«За окошком месяц…» Тьма за окошком, пустые села и пустая земля. Слушать здесь Есенина невыносимо. До приторности засахаренную слезу страдальца-поэта вылизывают пошлым языком, пялят расшивную русскую рубаху на кавказский бешмет, а она не лезет на них, рвется, цепляется за бутафорские газыри.
«Я и сам когда-то пел не уставая: где ты, моя липа, липа вековая?» И в самом деле, где ты, наша липа, липа вековая? Теплый очаг? Месяц? Родина моя, Русь — где ты?
Лежат окрест туманы, плотно, недвижно, никакой звук не пробивается. Едва?едва просочился из-за реки блеклым пятнышком свет в деревенском окошке. Живы старушки. Наработались. Ужинают. Вечер еще длится или уже ночь?
На траве мокро, с листьев капает, фыркает конь в мокром лугу, умолк за деревней трактор. И лежит без конца и края, в лесах и перелесках, среди хлебов и льнов, возле рек и озер, с умолкшей церковью посередине, оплаканная русским певцом Россия.
Смолкни, военная труба! Уймись, велеречивый оратор! Не кривляйтесь, новомодные ревуны! Выключите магнитофоны и транзисторы, ребята!
Шапки долой, Россия!
Есенина поют!
Стихотворение «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» датировано августом 1925 года. Вероятно, оно вдохновлено июльской поездкой Есенина в родное село Константиново, что в Рязанской губернии. Согласно воспоминаниям сестры поэта, прожил Сергей Александрович там около недели, которая была наполнена множеством событий. То время – самый разгар сенокоса. С погодой повезло – стояли теплые, сухие деньки. Практически каждый день Есенин проводил вне дома. Он активно помогал отцу с заготовкой сена. Как-то уехал на двое суток вместе с рыбацкой артелью. Меланхолия, которой пропитано стихотворение, может быть связана уже с августовским самочувствием Сергей Александровича. Тогда вместе с Софьей Андреевной Толстой он проживал в Баку. Врачи подозревали у него туберкулез. Есенин постоянно кашлял, сильно похудел, был задумчив и грустен.
Основное средство художественной выразительности, использованное в произведении «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» — антитеза. Прошлое противопоставлено настоящему. Когда-то лирический герой был счастлив. Взаимная любовь окрыляла его, рождала музыку в душе. С течением времени все изменилось. Теперь для милой сердцу женщины он ничего не значит. Тальянка (разновидность гармони), на которой герой когда-то играл, сейчас звучит в руках другого человека. Ее одинокий голос кажется одновременно и родным, и бесконечно далеким. Здесь рождается вторая важная для текста антитеза. Свое Есенин противопоставляет чужому.
В стихотворении раскрывается тема времени. В его первых строках упомянуты вечные явления, которым тысячи лет, – месяц и ветер. Меняется жизнь лирического героя, но они остаются неизменными. Все повторяется в мире. Давным-давно с тальянкой ходил персонаж произведения. Сейчас на ней играет другой молодой человек.
Как и немалая часть лирики Есенина, стихотворение «Над окошком месяц, под окошком ветер…» отличается песенным характером. Для создания особой мелодичности Сергей Александрович использует вопросительные («Где ты моя липа? Липа вековая?») и назывные («Под окошком ветер») предложения, однородные члены предложения в качестве сказуемых («Облетевший тополь серебрист и светел»). Недаром произведение легло в основу около десятка музыкальных композиций. Среди их авторов – представители разных жанров – ВИА «Орэра», ансамбль «Радуница», трио «Реликт», П. И. Майборода.
Метки: Есенин
Стихотворение «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» датировано августом 1925 года. Вероятно, оно вдохновлено июльской поездкой Есенина в родное село Константиново, что в Рязанской губернии. Согласно воспоминаниям сестры поэта, прожил Сергей Александрович там около недели, которая была наполнена множеством событий. То время – самый разгар сенокоса. С погодой повезло – стояли теплые, сухие деньки. Практически каждый день Есенин проводил вне дома. Он активно помогал отцу с заготовкой сена. Как-то уехал на двое суток вместе с рыбацкой артелью. Меланхолия, которой пропитано стихотворение, может быть связана уже с августовским самочувствием Сергей Александровича. Тогда вместе с Софьей Андреевной Толстой он проживал в Баку. Врачи подозревали у него туберкулез. Есенин постоянно кашлял, сильно похудел, был задумчив и грустен.
Основное средство художественной выразительности, использованное в произведении «Над окошком месяц. Под окошком ветер…» — антитеза. Прошлое противопоставлено настоящему. Когда-то лирический герой был счастлив. Взаимная любовь окрыляла его, рождала музыку в душе. С течением времени все изменилось. Теперь для милой сердцу женщины… он ничего не значит. Тальянка (разновидность гармони), на которой герой когда-то играл, сейчас звучит в руках другого человека. Ее одинокий голос кажется одновременно и родным, и бесконечно далеким. Здесь рождается вторая важная для текста антитеза. Свое Есенин противопоставляет чужому.
В стихотворении раскрывается тема времени. В его первых строках упомянуты вечные явления, которым тысячи лет, – месяц и ветер. Меняется жизнь лирического героя, но они остаются неизменными. Все повторяется в мире. Давным-давно с тальянкой ходил персонаж произведения. Сейчас на ней играет другой молодой человек.
Как и немалая часть лирики Есенина, стихотворение «Над окошком месяц, под окошком ветер…» отличается песенным характером. Для создания особой мелодичности Сергей Александрович использует вопросительные («Где ты моя липа? Липа вековая?») и назывные («Под окошком ветер») предложения, однородные члены предложения в качестве сказуемых («Облетевший тополь серебрист и светел»). Недаром произведение легло в основу около десятка музыкальных композиций. Среди их авторов – представители разных жанров – ВИА «Орэра», ансамбль «Радуница», трио «Реликт», П. И. Майборода.
Есть у меня и запасной вариант — мужчина, который все лучшее (любовь и талант) отдал Женщине и Песне. Имя его — Николай Тимченко. Прекрасный певец, верный муж, истинный (а потому скромный и мало кому известный) герой.
Года четыре назад я соединил русскую и еврейскую певиц в памятном вечере, названном «Песни 1940-х годов в исполнении Надежды Обуховой и Сары Горби». При большом энтузиазме собравшихся он прошел в Музее А.Ф. Лосева на Арбате, подтвердив: песни крепче любых клятв объединяют людей.
Теперь настал черед мужской пары — Н. Тимченко и Я. Френкеля. Связывает этих талантливых, красивых, смелых и бескомпромиссных людей тоже песня. Та, что сразу завоевала сердца людей и без одобрений свыше сделалась народной. Френкель был автором музыки, Есенин — слов, Тимченко — лучшим исполнителем. Ее название — «Над окошком месяц».
Ян Абрамович Френкель — киевлянин; родился в 1920 году в семье парикмахера. Учился в Киевской консерватории по классу скрипки у Я. Магазинера. Когда началась война, поступил в Оренбургское зенитное училище, с
42-го участвовал в боях, был тяжело ранен. После излечения до Победы служил во фронтовом театре, играл на скрипке, рояле и аккордеоне. С 1946-го жил в Москве, работал скрипачом в различных музыкальных коллективах, включая эстрадный оркестр Всесоюзного радио п/у В. Кнушевицкого.
В 1950-е годы начал сочинять песни и музыку для театра и кино. Был непревзойденным исполнителем своих песен, выступал с ними в сольных концертах по всей стране. Никогда не прогибался перед начальством и не опускался до конъюнктурных сочинений. Был на редкость мирным человеком, не имевшим врагов. Его соавторами были поэты М. Лисянский, И. Шаферан, К. Ваншенкин, В. Войнович, М. Танич и др. Эти песни входили в репертуар Л. Зыкиной, Г. Отса, Н. Брегвадзе, М. Бернеса, М. Кристалинской, И. Кобзона (список далеко не полный). В 1969 году на стихи Р. Гамзатова в переводе Н. Гребнева написал музыку, обошедшую весь мир (песня «Журавли»). Был преданным мужем и хорошим отцом. Скончался 25 августа 1989 года; похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Музыка на стихи Есенина была написана Яном Френкелем для фильма «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» (1971, реж. Эдмонд Кеосаян). Получилась удивительно мелодичная песня-романс в традициях славного романсового возрождения 1920-х годов. Ее исполнил киноактер Владимир Ивашов, игравший бывшего белогвардейца — адъютанта полковника Кудасова. Ян Абрамович сыграл в фильме эпизодическую роль.
Люди запели «Над окошком месяц», не успев выйти из кинотеатра. Впоследствии тепло и задушевно исполнял ее под собственный аккомпанемент сам композитор. Мне кажется, эта песня дала толчок появлению произведений, которые я бы назвал псевдобелогвардейскими романсами («Белая песня», «Прощальная», «Поручик Голицын» и др.).
Николай Тимченко был одним из первых публичных исполнителей замечательной песни. В период между 1972 и 1975 годами в сопровождении ансамбля русских народных инструментов п/у А. Цадиковского он записал песенно-романсовый цикл на стихи Есенина, включавший «Над окошком месяц» Я. Френкеля. Лучшего, чем Тимченко, исполнения этой песни я не слышал.
Отсутствие публичной биографии певца обязывает меня быть более обстоятельным, чем в случае с Френкелем.
12 декабря 1927 года у Пелагеи Осиповны Тимченко, только что потерявшей мужа, родился четвертый ребенок, в честь отца названный Николаем. Вскоре, спасаясь от новых хозяев жизни, семья перебралась в Новочеркасск. Но избежать ссылки в Сибирь удалось лишь старшей из детей — Варваре, вышедшей замуж за коммуниста, и маленькому Коле, которому старший брат помог выпрыгнуть из окна теплушки. Варвара взяла брата в свою семью, жившую в Новочеркасске.
Народная песня была в семье Варвары жизненной необходимостью. На всю жизнь Николай сберег мелодии «Мисяца на ниби», «Соловья залетного» и других народных творений. А еще Николая, звонкоголосого крепкого паренька, неодолимо влекло к себе море.
Когда началась война, этот зов слился с призывом «Все на защиту Родины!» Вскоре Николай оказался в расположении одной из частей Балтфлота. Пройдя специальный курс, он был принят на боевой тральщик впередсмотрящим. Всю войну юнга Николай Тимченко выслеживал на Балтике вражеские мины. Там же, на море, встретил Победу.
Боевое крещение совпало с творческим. Он с успехом исполнял перед товарищами по службе песни родных мест и те, что услышал на морских просторах.
После войны Николай становится солистом Ансамбля песни и пляски Балтийского флота. Во время гастролей коллектива в 1949 году в Москве пение Тимченко услышал его земляк — маршал Ворошилов. После концерта он позвонил ректору Московской консерватории А. Свешникову с просьбой обратить внимание на одаренного солиста Балтийского ансамбля.
В 1950 году Николай Тимченко был принят в Московскую консерваторию, где прошел вокальный класс профессора С.П. Юдина. Он освоил практически весь теноровый репертуар русской классики и многие теноровые партии Верди, Пуччини и Леонкавалло. Занимался едва ли не круглые сутки. Моряк, восемь лет проведший на флоте, не только никогда не курил, но и не позволял себе выпить даже рюмки спиртного.
С 1955 года Тимченко — солист Государственного академического Большого театра СССР. Его дебют (партия Ленского) прошел с предсказуемым успехом. Певец становится ведущим тенором. И только обретенная задолго до его прихода харизматическая популярность Ивана Козловского и Сергея Лемешева оставляла Тимченко в тени старших товарищей по цеху. В 1961 году в составе первой группы советских артистов его направляют в Италию для стажировки в Ла Скала.
Покоренные русским тенором итальянцы называли его «руссо Джильи» и уговаривали остаться. Каких только благ ему не сулили! Плененный Италией и тамошним отношением к молодым талантам, Тимченко, возможно, и совершил бы поступок, на который за 130 лет до него решился его тезка Иванов, сделавшийся впоследствии мировой знаменитостью. Но незадолго до поездки в Милан Николай успел не только влюбиться с первого взгляда, но и жениться на студентке Лоре Солнышковой, любовь и верность которой хранил всю жизнь.
После двухгодичной стажировки он вернулся на родину. Как вспоминает Лора Валентиновна, он долго пребывал в состоянии задумчивости. То, что ждало его в Большом театре, казалось теперь унылой рутиной. И дело даже не в том, что его превратили в «штатного» Герцога, не выпускали за границу, заставляли весь сезон петь в «Риголетто» и все чаще заменять заболевшего Лемешева. Репертуарные рамки, интриги, бюрократизм и вечная «тень», в которой он вынужден был пребывать, превращали его службу в постоянный моральный подвиг. Со своим бойцовским характером и ответственностью перед зрителем он мог бы нести это бремя и дальше.
Но Тимченко был человеком постоянного поиска, остро нуждавшимся в самоотдаче. Его кумиром был Бенджамино Джильи, а образцами, славы которых по своему дарованию он вполне заслуживал, — Франко Корелли и Николай Гедда. Увы, даже ведущий солист ГАБТа мог тогда разве что мечтать о репертуаре и творческой среде, в которых оттачивались их таланты.
В 1968 году он оставил сцену Большого театра и перешел к концертной деятельности. Раскрылись грани его мастерства, ценимые и востребованные массовым слушателем. Тимченко запел старинные романсы, русские, украинские и неаполитанские песни, малую классику, песни советских авторов. Почти 20 лет он радовал соотечественников своим серебристым тенором и исполнительской манерой, сочетавшей высокий профессионализм с природной простотой и искренностью.
Его кончина, последовавшая 15 июня 1989 года, была вызвана болезнью, начавшейся после долгого пребывания в гастрольной поездке по региону, пострадавшему от Чернобыльской трагедии.
Песня «Над окошком месяц» навсегда соединила в себе три дорогих мне имени-символа: поэта Сергея Есенина, композитора Яна Френкеля и певца Николая Тимченко.
Николай ОВСЯННИКОВ, Россия
«Ветер в феврале» – Ветер. В поле за ветром не угоняешься. Ветер бьётся к нам в окно Ветер, что ты злишься ? Научит по небу летать И облака там задевать. Цель работы: Ветер горы разрушает, слово народы поднимает. Сильная буря – не надолго. Ветер не дует, так и осока не шумит. Ветер подует – следы заметет. В рукавицу ветра не изловишь.
«Ребенок в первые месяцы» – Подражать слогами, находящимися в лепете. Девятый месяц. В осенне-зимний период витамин Д Купать ежедневно, с мылом раз в неделю. На вопрос «где?» – указывать на называемые предметы. В питание можно ввести печень и увеличить вес раннее указанных блюд. Десятый месяц. Стоять самостоятельно. Четвертый месяц.
«Праздники месяца» – Сентябрь – рюин. Главным праздником является Пасха. Внеклассное мероприятие по литературе. Прошла Маслена, Кончилось гулянье, Идем теперь На отдыханье! Все живущие в доме должны были дотронуться до колосьев снопа. В речку бросали, Судьбу загадали… Вокруг костра веселились: пели песни, плясали. В конце зимы праздновалась Масленица – проводы зимы и встреча весны.
«Направление ветра» – Муссо?н. Измерение силы ветра. Понятие «Ветер». Местные ветры. Значение ветров. Типы ветров. Постоянные ветры. Флюгер-анемометр. Причина циклона – возмущение на атмосферном фронте. Результат неравномерного нагревания поверхности. Береговой бриз (ночной). В антициклоне ветры дуют от центра, где наиболее ВД, к периферии.
«Маршак 12 месяцев» – Значение слова. Проверяем кроссворд. Характеристика падчерицы. Развивать просодическую речь, мышление, воспитывать умения целеполагания, самоконтроля. Урок литературного чтения по теме: С.Я. Маршак «12 месяцев». Злая Добрая Ленивая Завистливая Вежливая. Злая Завистливая Жадная Глупая Ленивая. Характеристика мачехи.
«Скорость ветра» – Устойчивые сезонные ветры, направление резко меняют 2 раза в год. Западные ветры. Пассаты. Виды флюгеров. Летний муссон. Муссоны. Штиль. Бора. Шторм. Смерч. Ветры Земли. Направление ветра можно определить с помощью флюгера. В центре тайфуна ветер почти отсутствует и уменьшена облачность – это “глаз бури”.