Сочинение на тему творчество гумилева

19 вариантов

1. “Акмеизм (от греч. akme – высшая степень чего-либо, цветущая сила),
   течение в русской поэзии 1910-х годов (С. Городецкий, М. Кузмин, ранние Н.
   Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам); провозгласил освобождение поэзии от
   символистских порывов к “идеальному”, от многозначности и текучести
   образов, усложненной метафоричности, возврат к материальному миру,
   предмету, стихии “естества”, точному значению слова. Однако “земной” поэзии
   акмеистов присущи модернистские мотивы, склонность к эстетизму, камерности
   или к поэтизации чувств первозданного человека.” Идея такого нового направления в литературе впервые была высказана
   Михаилом Кузминым (1872-1936) в его статье “О прекрасной ясности” (1910). В
   ней были изложены все основные постулаты будущих акмеистов. Собственно
   акмеистическое движение возникло в 1913 году на почве авторского
   объединения “Цех поэтов”, в который входили Николай Гумилев, Сергей
   Городецкий (1884-1967), Анна Ахматова (1889-1966) и Осип Мандельштам (1891-
   1938). Первые манифесты акмеизма появились в журнале “Аполлон”
   (модернистском литературном журнале начала века) в январе. В своей статье
   “Наследие символизма и акмеизм” Гумилев подверг символистов сильной
   критике; Сергей Городецкий в статье “Некоторые течения в современной
   русской литературе” высказывался еще более резко, декларируя катастрофу
   символизма. Но тем не менее многие акмеисты все же тяготели к поэзии
   Бальмонта, Брюсова или Блока, хотя своими Учителями считали Иннокентия
   Анненского и Михаила Кузмина. И хотя акмеисты, как объединение
   просуществовали недолго, всего 2 года, они, без сомнения, внесли огромный
   вклад в русскую литературу. Биография Николая Гумилева. Одним из ведущих поэтов-акмеистов был Николай Степанович Гумилев. В
   действительности же, его творчество было гораздо более широко и
   разнообразно, а его жизнь была необычайно интересной, хотя и завершилась
   трагично. Николай Степанович Гумилев родился 3 апреля (по старому стилю) 1886
   года в Кронштадте, где его отец работал военным врачом. Вскоре его отец
   вышел в отставку, и семья переехала в Царское Село. Стихи и рассказы
   Гумилев начал писать очень рано, а впервые в печати его стихотворение
   появилось в газете “Тифлисский листок” в Тифлисе, где семья поселилась в
   1900 году. Через три года Гумилев возвращается в Царское Село и поступает в
   7-й класс Николаевской гимназии, директором которой был замечательный поэт
   и педагог И.Ф.Анненский, оказавший большое влияние на своего ученика.
   Учился Гумилев, особенно по точным наукам, плохо, он рано осознал себя
   поэтом и успехи в литературе ставил для себя единственной целью. Окончив
   гимназию, он уехал в Париж, успев выпустить до этого первый сборник “Путь
   Конквистадоров”. Эту книгу юношеских стихов он, видимо, считал неудачной и
   никогда не переиздавал ее. В Париже Гумилев слушал лекции в Сорбонне по французской литературе,
   изучал живопись и издал три номера журнала “Сириус”, где печатал свои
   произведения, а также стихи царскосельской поэтессы Анны Горенко (будущей
   знаменитой Анны Ахматовой), ставшей вскоре его женой. В 1908 году в Париже вышла вторая книга Гумилева “Романтические
   цветы”. Требовательный В.Брюсов, сурово оценивший первый сборник поэта, в
   рецензии на “Романтические цветы” указал на перспективу пути молодого
   автора: “Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он
   сумеет пойти много дальше, чем мы то наметили, откроет в себе возможности,
   нами не подозреваемые”. Приехав в Россию, Гумилев сближается с Вяч. Ивановым, под
   руководством которого была создана так называемая “Академия стиха”. Одним
   из инициаторов ее организации стал Гумилев. В основанном С.Маковским
   журнале “Аполлон” он начинает постоянно печатать свои “Письма о русской
   поэзии”, собранные в 1923 году Г.Ивановым в вышедший в Петрограде отдельный
   сборник. В 1910 году Гумилев женился на А.А.Горенко, а осенью этого года
   впервые отправился в Абиссинию, совершив трудное и опасное путешествие. “Я побывал в Абиссинии три раза, и в общей сложности я провел в этой
   стране почти два года. Свое последнее путешествие я совершил в качестве
   руководителя экспедиции, посланной Российской Академии наук”,- писал в
   “Записях об Абиссинии” Николая Степанович Гумилев. Можно только восхищаться любовью русского поэта, путешественника, к
   великому, его людям и культуре. До сих пор в Эфиопии сохраняется добрая
   память о Н. Гумилеве. Африканские стихи Гумилева, вошедшие в подготовленный
   им сборник “Шатер”, и сухая точная проза дневника – дань его любви к
   Африке. Третья книга Гумилева “Жемчуга” (1910) принесла ему широкую
   известность. Она была посвящена В.Брюсову, которого автор назвал учителем.
   Отмечая романтизм стихотворений, включенных в сборник, сам Брюсов писал:
   “…Явно окреп и его стих. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному
   мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно
   обдуманными и утонченно звучащими стихами”. А Вяч. Иванов именно в “Жемчугах” увидел точки расхождения Гумилева с
   Брюсовым и предрек молодому поэту иной путь. Характерно, что именно с
   освобождением от влияния Брюсова связан поиск своего места в русской поэзии
   начала века таких разных поэтов, как Блок и Гумилев. Многие стихи “Жемчугов” популярны, но, конечно, прежде всего
   знаменитая баллада “Капитаны”. Свежий ветер настоящего искусства наполняет
   паруса “Капитанов”, безусловно, связанных с романтической традицией
   Киплинга и Стивенсона. Н.Гумилев называл свою поэзию Музой Дальних
   Странствий. До конца дней он сохранил верность этой теме, и она при всем
   многообразии тематики и философской глубине поэзии позднего Гумилева
   бросает совершенно особый романтический отсвет на его творчество. Разгоревшаяся в 1910 году полемика вокруг символизма выявила
   глубинный кризис этого литературного направления. Как реакция на символизм
   возникло созданное Н.Гумилевым и С.Городецким новое литературное течение –
   акмеизм, предтечей которого стало литературное объединение Цех Поэтов.
   Организационное собрание Цеха, на котором присутствовал А.Блок, состоялось
   на квартире С.Городецкого 20 октября 1911 года. Акмеисты, противопоставляющие себя не только символистам, но и
   футуристам, организационно оформились вокруг Цеха Поэтов, издавая небольшой
   журнальчик “Гиперборей”. На щите акмеистов было начертано – “ясность, простота, утверждение
   реальности жизни”. Акмеисты отвергали “обязательную мистику” символистов.
   “У акмеистов,- писал в журнале “Аполлон” С.Городецкий,- роза опять стала
   хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими
   мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще”. Первая мировая война сломала привычный ритм жизни. Николай Гумилев
   добровольцем пошел на фронт. Его храбрость и презрение к смерти были
   легендарны. Редкие для прапорщика награды – два солдатских “Георгия” –
   служат лучшим подтверждением его боевых подвигов. В сборнике “Колчан” нашли
   отражение темы войны: И залитые кровью недели Ослепительны и легки

2. Термин “акмеизм” и имя Н. Гумилева неразрывно связаны. Он оказался единственным, кто в полной мере воплотил идеологическую программу этого литературного направления. Появление акмеистов было своеобразным протестом против “обесценивания” слова. “Роза” перестала быть символом Богоматери, Вечной Женственности, стала абсолютно земным цветком. “Бытие”, “вечность”, “София” — эти слова уходили из поэтического лексикона.
   Вот описание жирафа из стихотворения Гумилева:
   Ему грациозная стройность и нега дана,
   И шкуру его украшает волшебный узор,
   С которым равняться осмелится только луна,
   Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
   Здесь жираф предстает не в символическом, а в своем истинном виде. И эмоции, которые вызывает образ животного, живые, а не книжные.
   Акмеисты одержали победу. Это была победа Н. Гумилева. Создатель яркого и самобытного литературного течения — акмеизма, — он завоевал симпатии читателей не только силой художественного таланта, оригинальностью и совершенством поэтических откровений, но и фанатичной любовью к путешествиям и странствиям, которые стали неотъемлемой частью его жизни и творчества. Муза Дальних Странствий, воспетая им во многих стихах, стала проводником поэта в непроходимых джунглях Центральной Африки, в огнедышащих песках Сахары, в верховьях и устье многоводного Нила, в мрачных горах Абиссинии и экзотических лесах Мадагаскара… Древние города Европы, Ближний Восток, Средиземное море…
   И вот вся жизнь! Круженье, пенье,
   Моря, пустыни, города,
   Мелькающее отраженье
   Потерянного навсегда.
   Настоящее произведение поэтического искусства, декламировал Гумилев в статье “Наследие символизма и акмеизм”, должно быть совершенным, отточенным, как лезвие бритвы. Достижимо ли это? Можно ли превратить теоретические выкладки в реальность стихов? Это достижимо, утверждал Гумилев, если поэт станет героем, выбирающим трудный и опасный путь. Оставалось только подтвердить это жизнью. И он это делал. От природы робкий, физически слабый, он приказал себе стать сильным и решительным, отправиться в длительные и рискованные путешествия, стать охотником на львов и носорогов, пойти добровольцем на фронт в империалистическую войну и получить за храбрость два солдатских Георгия и, наконец, оказавшись в следственной камере Петроградской губчека, заявлять следователю о своем “монархизме” вместо того, чтобы предпринять попытку оправдаться и спасти себе жизнь. Мечтательный лирик, он вытравил из своего сердца влюбленность и задумчивость, избавился от грусти и растерянности и в горниле страстей выковал сильный, звенящий, как дамасская сабля, голос, уничтожающий человеческий страх и покорность, прокладывающий дорогу человеческой гордости и мужеству. Героями его стихотворений становятся открыватели новых земель и флибустьеры, скитальцы, средневековые рыцари, охотники на африканских зверей и бесстрашные капитаны… Герои реальные и мифические, жившие много веков тому назад и современники, решившие достичь Северного полюса, — все они становились помощниками поэта, мечтавшего сделать своих читателей героями “сильной, веселой и злой планеты”.
   Я учу их, как не бояться,
   Не бояться и делать, что надо.
   Следует отметить, что уже в раннем творчестве поэта наметились основные (исключительно “гумилевские”) черты, которые, так или иначе изменяясь и совершенствуясь, прошли через все его сборники и составили в конечном итоге неповторимый облик его поэтики. Что же это за черты? Безусловно, романтический дух большинства его произведений, обусловивший выбор определенной системы художественных средств: образной структуры, композиции, сюжета, поэтической речи. Презрение к миру денежных интересов, мещанскому благополучию, духовной бездеятельности, неприятие буржуазной морали побуждали поэта создавать героев по контрасту с современниками, героев, одухотворенных идеями дерзкими, но в основе своей — благородными, охваченными неистовой страстью к переменам, открытиям, борьбе, торжествующими победу над внешним миром, даже если эта победа досталась ценой их жизни.
   Как конквистадор в панцире железном,
   Я вышел в путь и весело иду,
   То отдыхая в радостном саду,
   То наклоняясь к пропастям и безднам.
   Пусть смерть приходит, я зову любую!
   Я с нею буду биться до конца,
   И, может быть, рукою мертвеца
   Я лилию добуду голубую.
   Второй характерной особенностью поэзии Гумилева является отточенность, филигранность формы, изысканность рифм, гармония и благозвучность звуковых повторов, возвышенность и благородство поэтической интонации. “Начиная с “Пути конквистадоров” и кончая “Огненным столпом “, — отмечал литературовед Э. Ф. Тоилербах, — поэт неизменно шел одной и той же дорогой: к совершенству формы, к магии слова, к деспотическому овладению стихом”. В стихотворении “Поэту” Гумилев выразил свое отношение к поэтической форме и требования к ремеслу стихотворца:
   Пусть будет стих твой гибок, но упруг,
   Как тополь зеленеющей долины,
   Как грудь земли, куда вонзили плуг,
   Как девушка, не знавшая мужчины.
   Уверенную строгость береги:
   Твой стих не должен ни порхать, ни биться.
   Хотя у музы легкие шаги,
   Она богиня, а не танцовщица.
   Третьей характерной чертой творчества поэта является его пристрастие к экзотике, интерес к африканскому и азиатскому континентам, к мифологии и фольклору племен, населяющим их, к яркой и буйной растительности, необычным животным. Яркий, пестрый мир гумилевских стихотворений не вызывает сложных ассоциаций, зато всегда радует читателя своей самобытностью. Выстрелами на дуэли были убиты Пушкин и Лермонтов, пробитое пулей, перестало клокотать сердце Маяковского, безумная жестокость оборвала жизнь Н. Гумилева…
   Сколько поэтов преждевременно потеряла Россия! Как воскресить их? Как оживить? Живой водой воистину может стать наше прикосновение к их стихам, наша память о них. Только тогда расцветут “сады души” погибших поэтов и удивят нас своей красотой и благородством.
   Сады моей души всегда узорны,
   В них ветры так свежи и тиховейны,
   В них золотой песок и мрамор черный,
   Глубокие, прозрачные бассейны.
   Растенья в них, как сны, необычайны.
   Пускай сирокко бесится в пустыне,
   Сады моей души всегда узорны.

3. Настало время, когда в нашу историю и культуру возвращаются незаслуженно забытые имена. Одним из таких утраченных, но необходимых русской культуре звеньев был замечательный поэт, глава акмеистского направления, Николай Степанович Гумилев. Его книги не переиздавались с начала 20-х годе». До 1987 года они были предметом охоты коллекционеров и литературоведов, занимающихся поэзией «серебряного века». Сегодня чеканные стихи Гумилева по праву стали общенациональным достоянием.
   Известность поэт приобрел с возникновением в начале XX века нового литературного направления – акмеизма, который вырос на «развалинах» символизма, претерпевшего к концу 10-х годов разрушительный кризис. Талантливый, самобытный поэт, Гумилев в своем творчестве вышел далеко за рамки теоретических постулатов акмеизма. Его лирике присущи не только «прекрасная ясность», «техничность», «вещность», ной заинтересованное отношение ко всем проявлениям жизни, правдивость, исследование тайн жизни человека, его романтическая устремленность в будущее.
   Под рукой уверенной поэта
   Струны трепетали в легком звоне,
   Струны золотые, как браслеты
   Сумрачной царицы беззаконний…
   В этих строчках Гумилев подчеркнул всесилие поэта, владеющего изумительным средством воздействия – словом.
   Прекрасный поэт, превосходный мастер стихотворного перевода, умный и проницательный критик, человек действия (путешественник, воин, предприимчивый литературный деятель) – он был и остался притягательной и таинственной личностью на российском Парнасе.
   Гумилев рано начал писать стихи и рассказы. Его первые литературные опыты появились в печати, когда юному автору было 12 лет. Формирование эстетических взглядов Гумилева происходило и в гимназии в Царском Селе, где «сам воздух был наполнен поэзией», и в Париже, в Сорбонне, где он прослушал курс по французской литературе, и в Петербургском университете на историко-филологическом факультете.
   Гумилев рано осознал себя как поэта и успехи в литературе ставил для себя единственной целью. Первый сборник стихов «Путь конквистадоров», выпущенный восемнадцатилетним автором, заявил о романтических устремлениях поэта, о его желании участвовать в рискованных приключениях:
   Я конквистадор в панцире железном,
   Я весело преследую звезду,
   Я прохожу по пропастям и безднам
   И отдыхаю в радостном саду.
   И действительно, осенью 1910 года Гумилев совершает трудное и опасное путешествие в Абиссинию. Позднее он писал: «Я побывал в Абиссинии три раза, и в общей сложности я провел в этой стране почти два года».
   Свое путешествие Гумилев описал в одном из лучших стихотворений – «Пятистопные ямбы»:
   Я помню ночь, как черную наяду,
   В морях над знаком Южного Креста.
   Я плыл на юг…
   …
   Но проходили месяцы, обратно
   Я плыл и увозил клыки слонов,
   Картины абиссинских мастеров,
   Меха пантер – мне нравились их пятна –
   И то, что прежде было непонятно, –
   Презренье к миру и усталость снов.
   Можно только восхищаться любовью русского поэта к великому африканскому континенту, его людям и культуре. Этнографические коллекции, рассказ «Африканская охота» и, конечно, стихи – дань этой любви.
   Широкую известность принесла вслед за «Романтическими цветами» третья книга Гумилева «Жемчуга» и особенно знаменитая баллада «Капитаны». Именно в этом стихотворении проявилось неподражаемое умение поэта вырваться на простор истинной, вольной и свободной поэзии из тисков книжной романтики. Свежий ветер настоящего искусства наполняет паруса «Капитанов», безусловно связанных с романтической традицией Киплинга и Стивенсона:
   На полярных морях и на южных,
   По изгибам зеленых зыбей,
   Меж базальтовых скал и жемчужных
   Шелестят паруса кораблей.
   Быстрокрылых ведут капитаны,
   Открыватели новых земель…
   Гумилев называл свою поэзию Музой Дальних Странствий. До конца дней он сохранил верность этой теме, и она при всем многообразии тематики и философской глубине поэзии раннего Гумилева бросает совершенно особый романтический отсвет на его творчество.
   Вновь в памяти белых лилий
   И синих миров сверканье…
   Мне ведомы все дороги
   На этой земле привольной…
   Первая мировая война сломала привычный ритм жизни. Николай Гумилев добровольцем пошел на фронт. Его храбрость и презрение к смерти были легендарны. Редкие для прапорщика награды – два солдатских «Георгия» – служат лучшим подтверждением его боевых подвигов.
   Знал он муки голода и жажды,
   Стон тревожный, бесконечный путь.
   Но святой Георгий тронул дважды
   Пулею нетронутую грудь.
   Поэт-воин, как называли Гумилева, изнутри видел и сознавал ужас войны, показывал его в прозе и стихах: в сборнике «Колчан», в очерках «Записки кавалериста». А некоторая романтизация боя (в чем упрекали порой его) была особенностью Гумилева – поэта и человека с ярко выраженным, редкостным, мужественным, рыцарским началом и в поэзии, и в жизни. В «Колчане» рождается новая для Гумилева тема – «о России», которая раскрывается в послереволюционном сборнике «Костер». Совершенно новые мотивы звучат здесь – творения и гений Андрея Рублева и кровавая гроздь рябины, ледоход на Неве и Древняя Русь. В некоторых стихотворениях с мистической прозорливостью поэт предсказывает свою судьбу. В стихотворении «Рабочий» невысокий старый человек «занят отливаньем пули»:
   Пуля, им отлитая, просвищет
   Над седою, вспененной Двиной,
   Пуля, им отлитая, отыщет
   Грудь мою, она пришла за мной…
   Жизнь Гумилева, обвиненного в участии в контрреволюционном заговоре, трагически оборвалась в 35 лет, в 1921 году поэта расстреляли. Но остались его чудесные стихи, в которых отразилась личность талантливого поэта, мужественного человека, умеющего смотреть в лицо опасности, бесстрашно бросающего вызов судьбе. Он так сам сказан в стихотворении-завещании «Мои читатели» о своей роли поэта:
   Но когда вокруг свищут пули,
   Когда волны ломают борта,
   Я учу их, как не бояться,
   Не бояться и делать что надо.

4. Сочинения по творчеству Гумилева

   Мой любимый поэт серебряного века
   Николай Степанович Гумилев, краткий анализ творчества
   Образ поэта и тема творчества в поэзии Н. Гумилева
   Творчество поэта “серебряного века” Николая Гумилева
   Своеобразие лирики Николая Гумилёва
   Стихотворение Н. Гумилева «Рыцарь счастья» (впечатления, восприятие, отзыв)
   Краткая хроника жизни и творчества Николая Степановича Гумилева
   Анализ творчества Гумилева
   Вечные проблемы человеческого бытия в лирике Гумилева
   Своеобразие творчества Гумилева
   Евангельские сюжеты и образы в поэзии Гумилева
   Обзор творчества Гумилева
   Романтический герой лирики Н. С. Гумилева
   Современники о творчестве Гумилева
   Мотивы и образы лирики Н. С. Гумилева
   Своеобразие художественного мира Н. Гумилёва
   Н. С. Гумилев — лидер акмеистов (о творчестве поэта)
   Николай Гумилев – поэт «серебряного века»
   Тема «дальних странствий» в поэзии Гумилева
   Н. Гумилев в Советском Союзе
   Чем мне близка любовная лирика Н. С. Гумилева
   Творчество поэта “серебряного века” Николая Гумилева
   Роль поэзии в лирике Николая Гумилева
   Творчество одного из поэтов Серебряного века (по Н. С. Гумилеву)
   Муза Дальних Странствий в творчестве Гумилева
   Стихотворение Гумилева «Заблудившийся трамвай»
   Тема поэта и поэзии в лирике Н.Гумилева
   Эссе о трагическом конце жизни Гумилева
   Что роднит и отличает символиста Блока и акмеиста Гумилева
   Общая характеристика лирики Николая Степановича Гумилева
   Лирический герой Н. С. Гумилева
   Мифология Николая Гумилева (по произведениям 1905-1912 годов)
   Муза дальних странствий (Н. Гумилев — поэт «серебряного века»)
   “Высокое косноязычье…” Николай Степанович Гумилев
   Интерпретация поэтического текста. Гумилёв «Жираф»
   Романтический дух стихотворений Гумилева
   В чем секрет поздних стихов Гумилева
   Особенности мировосприятия Н. Гумилева
   Мои размышления над строкой Н. С. Гумилева
   Яркость, праздничность, восприятия мира в поэзии Николая
   Поэтический мир Н. С. Гумилева
   Рассказ о творчестве одного из поэтов серебряного века
   Поэзия Н. Гумилева
   Мифология Николая Гумилева
   Поэт и герой (о последнем периоде творчества Гумилева)
   Мотивы и образы лирики Н. С. Гумилева
   Моё понимание стихотворения Н. С. Гумилёва «Заблудившийся трамвай»
   Поэзия Гумилева начала 1910-х годов
   Последние годы творчества Гумилева

5. Творчество Н. Гумилева
   В творчестве многих поэтов начала ХХ в. есть некий собирательный образ, так или иначе связанный с разными руслами  их  поисков. Идеал Н. Гумилёва  символически выражен  в облике  фантастической  героини поэмы «Открытие Америки» – Музы Дальних Странствий. Неостановимые странствия художника были  изменчивыми, неоднородными, но именно они определили  его  жизнь, искусство, романтическое  мироощущение. Движение к манящим далям было, однако, насильственно прервано. Огульно обвиненного в антисоветском заговоре Гумилёва расстреляли в 1921г. Лишь спустя шесть с лишним десятилетий стало  возможным открыто признать это преступление.
   Родился Гумилёв в семье корабельного врача в   Кронштадте. Учился в гимназии Царского села. Затем ненадолго (1900-1903) уезжал (новое назначение отца) в Грузию. Вернувшись, в 1906 г. окончил Николаевскую Царскосельскую гимназию. Однако уже  пребывание в ней  не было обычным. Естественные для юноши интересы и занятия сразу оттеснила напряженная  внутренняя жизнь. Все определило рано проснувшееся, волнующее призвание поэта. Ещё в 1902-м «Тифлисский листок» опубликовал первое стихотворение Гумилёва – «Я в лес бежал из городов…».
   События и факты биографии Гумилёва живо свидетельствуют о редком его мужестве и жажде познания мира. Окончив гимназию, он поехал в Париж для изучения французской литературы, но скоро покинул Сорбонну, отправившись, несмотря на запрет отца, в Африку.  Мечта увидеть загадочные, нецивилизованные земли завладела поэтом. В первую поездку Гумилёв посетил лишь города: Стамбул, Измир, Порт-Саид, Каир. Но пережитое оставило в душе неизгладимый след. На этой таинственной для европейца земле он перенес  много лишений и добровольных рискованных, иногда смертельных испытаний, а в результате привез ценные материалы для Петербургского Музея этнографии. В первую мировую войну ушел добровольцем на фронт, где не счел нужным оберегать себя, и участвовал в самых трудных маневрах. В мае 1917 г. уехал по собственному желанию на Салоникскую (Греция) операцию Антанты, с надеждой (неосуществившейся) вновь оказаться в Африке. Возвращение из Европы в полуразрушенный, голодный и холодный Петроград 1918 г. тоже было  необходимым для Гумилёва этапом постижения себя и жизни.
   Жадное  стремление к путешествиям и опасностям было все-таки вторичным, вытекающим из всепроникающей страсти  к литературному творчеству. В письме В.Брюсову Гумилёв так объяснил цель поездки в Абиссинею: «в новой обстановке найти новые слова». О зрелости поэтического видения и мастерства он думал постоянно и плодотворно.
   Художественный талант Гумилёва точнее всего, представляют можно определить как смелое освоение всегда загадочной, безбрежной, чудесной страны русской словесности. Разнообразие проложенных здесь путей поражает. Гумилёв-автор сборников лирики, поэм, драм, очерков, рассказов, эссе, литературно-критических и публицистический статей, работ по теории стиха, рецензий о явлениях зарубежного искусства… А развитие самой родной Гумилёву стихии самовыражения – поэзии – отмечено небывалой интенсивностью. Одна за другой (начиная еще с гимназической поры) выходят его книги: 1905 – «Путь конквистадоров»; 1908 – «Романтические цветы»; 1910 – «Жемчуга»; 1912 – «Чужое небо»; 1916 – «Колчан»; 1918 – «Костер», «Фарфоровый павильон» и поэма «Мик»; 1921 – «Шатер» и «Огненный столб».
   И весь этот массив творческих свершений «уложен» в какие-то полтора десятка лет.
   В. Брюсов увидел в первом юношеском сборнике Гумилёва «новую школу» стиха, но упрекнул его в подражательности символистам. Воспетые автором ценности любви, красоты напоминали идеалы старших современников, но отстаивались «и громом и мечом». Мужественные интонации, волевое начало были новы, а почерпнутые их легенды новые образы Прекрасного обращены к  земным запросам человека. Образ конквистадоров становится лишь символом завоевания красоты и любви.
   «Романтические цветы» исполнены грустных ощущений: непрочности высоких порывов, призрачности счастья. Однако и здесь побеждает сила стремлений – преобразить сущее по воле автора. «Сам мечту свою создал» – сказал поэт. И создал ее, соотнося жизненные явления, но заглянув за черту их возможного существования (исток романтической образности). Экстатичность грез и влечений как нельзя более соответствует названию сборника.
   Третья, зрелая книга «Жемчуга» во многом прояснило позицию художника. Именно здесь окончательно выявился мотив поиска – «чувства пути», обращенного теперь не к субъективным глубинам, а вовне. Однако подобная « объективизация» весьма условна, поскольку обретается «страна» духовного бытия. Поэтому совершенно как будто конкретная тема путешествия (здесь она впервые зримо выражена) символизирует дорогу эстетических исканий. Сам образ жемчугов почерпнут от небывало прекрасной земли: «Куда не ступала людская нога, | Где в солнечных рощах живут великаны! | И светят в прозрачной воде жемчуга». Открытие неведомых доселе ценностей одухотворяет и оправдывает жизнь.
   В такой атмосфере возникает необходимость понять и утвердить личность, способную к могучим свершениям. В пути  покоритель вершин не знает отступлений: «Лучше слепое Ничто, | Чем золотое вчера». Полет черного орла влечет глаз  головокружительной высотой, и авторское воображение дорисовывает эту перспективу – «не зная тленья, он летел вперед»:
   Он умер, да! Но он не мог упасть,
   Войдя в круги планетного движения,
   Бездонная внизу зияла пасть,
   Но были слабы силы притяженья.
   Смело проявлено подлинно гумилевское – поиск Света за чертой бытия. Даже Мертвый, отданный костру, способен на дерзкое желание: «Я еще один раз отпылаю | Упоительной жизнью огня». Творчество провозглашается видом самосожжения: «На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ | И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача» («Волшебная скрипка»).
   Образный строй соткан из знакомых реалий. Тем не менее они, разноисходные, контрастные, так соотнесены друг с другом, а главное, так свободно домыслены их свойства и функции, что возникает фантастический мир, передающий  «сверхземные» по силе и характеру идеалу. «Я» субъекта редко проявлено открыто, но любому из воплощенных «лиц» сообщены его предельные эмоции и устремленность. Все преображено волей поэта.
   В небольшом цикле «Капитаны» есть бытовой колорит, скажем, в береговой жизни мореплавателей. Возникают здесь фигуры прославленных путешественников: Гонзальво и Кука, Лаперуза и Васко да Гама. С редким мастерством воссоздается облик каждого героя через красочные детали одеяния («розоватые манжеты», «золото кружев»). Но все это только внешний, тематический пласт цикла, позволяющий сочно, зримо выразить внутренний. Он в воспевании подвига: «Ни один пред грозой не трепещет, | Ни один не свернет паруса». И в прославлении несгибаемой силы духа всех, «кто дерзает, кто хочет, кто ищет». Даже в оправдании их суровости (ранее грубо социологически истолкованной):
   Или, бунт на борту обнаружив,
   Из-за пояса рвет пистолет,
   Так что сыплется золото с кружев,
   С розоватых брабандских манжет.
   Весь сборник проникнут волевой интонацией и самоиспепеляющей жаждой открыть неизвестные потенции в себе, человеке, жизни. Отсюда вовсе не следует, что Гумилёв предан бодряческим настроением. Испытания на избранном пути не совместимы с ними. Трагические мотивы рождены столкновением с «чудовищным горем», неведомыми врагами. Мучительна скучная, застойная реальность. Ее яды проникают в сердце лирического героя. Некогда расцвеченный романтическими красками «всегда узорный сад души» превращается в висящий, мрачный, куда низко, страшно наклоняется лик ночного светила  – луны. Но тем с большей страстью отстаивается мужество поиска.
   В статье «Жизнь стиха» Гумилёв указал на необходимость особой «расстановки слов, повтора гласных и согласных звуков, ускорений и замедлений ритма», чтобы читатель «испытывал то же, что сам поэт». В «Жемчугах» подобное мастерство достигло блеска.
   «Тягучие» анапесты в части «Волшебной скрипки» доносят охватившую музыканта усталость. Ямбы первого стихотворения «Капитанов» электризуют энергической интонацией. Сгущение однотипных или контрастных признаков воссоздает конкретную атмосферу разных эпох и стран в «Старом конквистадоре», «Варварах», «Рыцаре с цепью», «Путешествии в Китае». С другой стороны, автор постоянно расширяет содержание  каждого произведения средствами ассоциаций. Иногда со своими прежними образами («сад души», конквистадор, полет, огонь, пр.). Нередко  с историко-культурными  явлениями. Бальзаковский акцент  возникает с упоминанием «шагреневых переплетов». Творчество и личность композиторов-романтиков (скорее всего, Шумана) немало подсказывает в «Мэстро». Капитан с лицом Каина углубляет тему Летучего голландца. Совершенно удивительны гумилёвские  аллитерации: страх падения передает «з-з-з» – «бездонная внизу зияла», певучесть скрипки сочетание «вл» – «владей волшебной». Найденное здесь поэт многообразно разовьет в последующем своем творчестве.
   Весной 1909 г. Гумилёв  сказал о своем заветном желании: «Мир стал больше человека. Взрослый человек (много ли их?) рад борьбе. Он гибок, он силен, он верит в свое право найти землю, где можно было бы жить». Радость борьбы проявилась в активной литературно-организаторской деятельности. В 1910 г. Гумилёв создает «Цех поэтов», объединяющий большую группу его единомышленников, для разрешения профессиональных вопросов. В 1913 г. вместе с С. Городецким формирует объединение акмеистов. Поиск «земли» в его обощенном смысле определил новый этап поэзии Гумилёва, ясно ощутимый в книге «Чужое небо».
   Здесь появилось «Открытие Америки». Рядом с Колумбом встала Муза Дальних Странствий. Но она не просто увлекает путешествиями, под ее легкими крылами Колумб находит неизвестную ранее, прекрасную землю:
   Чудо он духовным видит оком,
   Целый мир, неведомый пророкам,
   Что залег в пучинах голубых,
   Там, где запад сходится с востоком.
   Таинственная часть света открыта. Однако ее дары не освоены: Колумб возвращается в Старый Свет. И чувство глубокого неудовлетворения охватывает вчерашнего победителя:
   Раковина я, но без жемчужин,
   Я поток, который был запружен,
   Спущенный, теперь уже не нужен.
   «Как любовник, для игры другой | Он покинут Музой Странствий». Аналогия с разочарованиями художника безусловна и грустна.  «Жемчужина», которая светит внутреннему взору, нет, ветреная Муза покинула того, кто потерал свою «драгоценность». О цели поиска задумывается поэт.
   Гумилёв стремился понять феномен жизни. Она предстает в необычном и емком образе – «с иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва, забывающий игрушки между белых усталых рук». Естественна и сильна, сложна и противоречива жизнь. Но сущность ее ускользает. Отвергнув обманчивой блеск «жемчужин», лирический герой все-таки обретает свою «землю». Она воистину неисчерпаемо богата, главное, всегда нуждается в человеке, дающем ей новое дыхание. Так в подтексте (прямо не названное) возникает священное понятие – служение культуре, гармонизация ее современного для автора состояния. Идеалом избран давно ушедший в прошлое античный мир:
   Мы идем сквозь туманные годы,
   Смутно чувствуя веянье роз,
   У веков, у пространств, у природы
   Отвоевать древний Родос.
   Путь, проложенный во времени, соединяет минувшее и грядущее подвигом творящей красоту личности.
   При такой величественной цели  обретение свежих впечатлений, форм, слов становится остро необходимым. Гумилёв отражает «бессмертные черты» увиденного, пережитого. В том числе и в Африке. В сборник вошли основанные на местном фольклоре абиссинские песни («Военная», «Пять быков», «Невольничья», «Занзибарские девушки» и др.). Здесь воспроизведен природный, социальный, бытовой колорит. Экзотика, однако,  дает не просто неожиданные образы, детали, а понимание близких для автора духовных особенностей: сильных, естественных чувств, слияния с природой, образного мышления. Живые соки примитивной культуры впитал художник.
   Подлинной же «страной» своего «обитания» Гумилёв почитал искусство; кумиром на этой «обетованной земле»  назвал французского поэта Теофиля Готье. В статье, посвященной ему, выделил свойственные им обоим творческие устремления: избегать «как случайного, конкретного, так и туманного, отвлеченного»; познать «величественный идеал жизни в искусстве и для искусства». Неуловимая в обыденном существовании красота постигается лишь художником и только для дальнейшего развития творчества, обогащения духовной культуры. В «Чужое небо» включена подборка лирики Готье  в переводе Гумилёва. Среди них – строки восхищения человеческим даром созидания Прекрасного:
   Все прах. – Одно, ликуя,
   Искусство не умрет,
   Статуя
   Переживет народ.
   Проблема художественного мастерства приобрела поэтому принципиальный характер. С одной стороны, Гумилёв покланяется остроте зрения, обращенного к многообразию сущего: «У поэтов должно быть плюшкинское хозяйство. И веревочка пригодится».  С другой – считал: «стихи – одно, а жизнь – другое». Понятие мастерства традиционно связывалось с достижением совершенных форм, с глобальным вопросом о преображении реалий в достойную для искусства ценность. В переводах Готье это вылилось в афористическое утверждение:
   Создание тем прекрасней,
   Чем взятый материал
   Бесстрастней.
   Смысл бытия-творчества был найден. Гумилёв захотел выстраданную им истину развить в содружестве с единомышленниками. Так возникла идея их объединения под знаменем акмеизма.
   Соотношение жизни и искусства в поэзии Гумилёва явственно проступает в книге «Колчан». Здесь были отражены его наблюдения и переживания в период первой мировой войны. На фронте Гумилёв сражался, по свидетельству очевидцев, с завидным спокойным мужеством,  за что был награжден двумя Георгиевскими крестами. А за патриотизм поэта долгие годы обвиняли в шовинизме. Особое негодование вызывала строка из стихотворения «Пятистопные ямбы»:  «В немолчном зове боевой трубы | Я вдруг услышал песнь своей судьбы…» Тогда как это было искреннее и нравственное признание. Испытания Гумилёв по-прежнему  считал необходимой школой роста, теперь нужного не только  ему – всей стране. В слиянии с ней открывал новые горизонты  осмысления мира и человека. Лирика «Колчана» позволяет увидеть, как проходил такой процесс.
   Россия пробуждала больные вопросы. Считая себя «не героем трагическим» – «ироничнее и суше», поэт постигал лишь свое отношение к родине:
   О, Русь, волшебница суровая,
   Повсюду ты свое возьмешь.
   Бежать? Но разве любишь новое
   Иль без тебя да проживешь?
   В «логовище огня» появляется единение с  «волшебницей суровой»:
   Золотое сердце России
   Мерно бъется в груди моей…
   Вот почему: «…смерть ясна и проста: | Здесь товарищ над павшим тужит | И целует его в уста». Горькая година дарит вооистину простое и великое чувство взаимопонимание. Таков житейский, кстати, чуть намеченный в стихах, смысл пережитого. Есть и глубокий, философский, соответствующий запросам жизни.
   В прозаических «Записках кавалериста» Гумилев раскрыл все тяготы войны, ужас смерти, муки тыла. Тем не менее не это знание легло в основу «Колчана». Видя народные беды, Гумилев пришел к широкому выводу: «Дух также реален, как наше тело, только бесконечно сильнее его». Мысль эта получила художественное развитие.
   В страданиях растет мудрая требовательность человека к себе: «как могли мы прежде жить в покое…». Отсюда вырастает подлинно гумилевская тема души и тела. Пока противоборства между ними нет:
   Расцветает дух, как роза мая,
   Как огонь, он разрывает тьму,
   Тело, ничего не понимает,
   Слепо повинуется ему.
   В «Колчане» многогранно выражена духовная сила: «все идет душа, горит своим уделом…», «все в себе вмещает человек, который любит мир»; «солнце духа, ах, беззакатно, не земле его побороть».
   Муза Дальних Странствий теперь пробуждается не зовом простанств и времен, а самоуглублением личности, ее «огнедышашей беседой», «усмирением усталой плоти». Но такое «путешествие», может быть еще труднее и ответственнее. Сурово развенчивается якобы присущая всем прежде близорукость: «Мы никогда не понимали | Того, что стоило понять»; «И былое темное бремя | Продолжает жить в настоящем». Гумилёв обращается к мифологии, творчеству ушедших из жизни мастеров. Но лишь затем, чтобы выверить в чужом опыте свой поиск Прекрасного в человеческой душе. Оно соотнесено с искусством. Художнику адресована высокая цель – слагать «окрыленные стихи, расковывая сон стихий» (аллитерация, подчеркивающая контраст). Среди глухих, непрозревших:
   И символ горнего величья,
   Как некий благостный завет,
   Высокое косноязычье
   Тебе даруется, поэт.
   Противоположные состояния в конечном счете оказываются плодами одного «сада души». Мучительных борений, раздвоенности здесь нет. Но несогласные между собой начала разделены резкой гранью на свет и тьму. Диссонансы воплощены с проникновением в реальный, зримый мир и средствами безудержной фантазии. Ясно чувствуется обычные запахи: «смол, и пыли, и травы», «пахнет тлением заманчиво земля»; видятся: «ослепительная высота», «дикая прелесть степных раздолий», «таинство лесной глуши». А рядом удивительное – «зыбкие дали зеркал»,  «сатана в нестерпимом блеске», человечные в страданиях, «когда-то страшные» глаза мифической Медузы. И всюду: «Краски, краски – ярки и чисты». Разноисходное организовано авторской  чеканной мыслью.  «Теперь мой голос медлен и размерен» – признание самого поэта. Строго, взыскательно постигаются высшие запросы в переломное время.
   Раздумья о «солнце духа» и человеческих внутренних контрастах привели Гумилёва к подведению личных жизненных итогов. Они были выражены в стихах «Костра», куда вошла лирика парижского и лондонского альбомов, созданных в столицах  Франции и Англии, когда Гумилёв участвовал в операции Антанты.
   Автор исходил будто из самых «малых» наблюдений – за деревьями, «оранжево-красным небом», «медом пахнущим лучом», «больной» в ледоходе рекой. Неповторима здесь выразительность пейзажа. Но привлекала Гумилёва не только природа. Он открывал тайное яркой зарисовки, объясняющее его мироощущение. Поэт по-прежнему тяготел к идее преображения сущего, в чем можно не сомневаться, услышав его страстный призыв к скудной земле, почти заклинание:   «И  стань, как ты и есть, звездою, | Огнем пронизанной насквозь!» Всюду он искал возможность «умчаться вдогонку свету». Будто юной мечтательный герой Гумилёва вернулся на страницы новой книги. Нет, этого не произошло. Зрелое и грустное постижение своего места  в мире – эпицентр «Костра».
   Теперь можно по-новому понять, почему дальняя дорога звала поэта, в чем состояла ее опасность. Стихотворение «Прапамять» заключает в себе антиномию:
   И вот вся жизнь! Круженье, пенье,                И вот опять восторг и горе,
   Моря, пустыни, города,                                   Опять, как прежде, как всегда,
   Мелькающее отраженье                                  Седою гривой машет море,
   Потерянного навсегда.                                     Встают пустыни, города.
   Маяк поиска пути никогда не гаснет, так как обещает вернуть «потерянное навсегда». Поэтому лирический герой называет себя «хмурым странником», который «снова должен ехать, должен видеть». Под этим знаком предстают встречи со Швейцарией, Норвежскими горами, Северным морем, садом в Каире.  И складываются на этой вещественной основе емкие, обобщающие образы  печального  странничества: блуждание, «как по руслам высохших рек», «слепые переходы пространств и времен».
   В любовные лирике читаются сходные мотивы. Возлюбленная ведет «сердце к высоте», «рассыпая звезды и цветы». Нигде, как здесь, не звучал  такой сладостный восторг перед женщиной. Но счастье – лишь во сне, бреду. А реально – томление по непостижимому:
   Вот стою перед дверью твоею,
   Не дано мне иного пути,
   Хоть я знаю, что не посмею
   Никогда в эту дверь войти.
   Неизмеримо глубже, многограннее и бесстрашнее воплощены духовные коллизии в произведениях «Огненного столпа». Каждое из них – жемчужина. Вполне можно сказать, что это давно искомое сокровище поэт создал своим словом. Что не противоречит общей концепции сборника, где творчеству отводится роль священнодействия. Разрыва между желаемым и свершенным для художника не существует.
   Стихотворения рождены вечными проблемами – смысла жизни и счастья, противоречий души и тела, идеала и действительности. Обращение к ним сообщает поэзии величавую строгость, мудрость притчи, афористичность звучания. Но все окрашено теплой человеческой интонацией, исповедальной искренностью. Воедино сливаются индивидуальное и общее, строгая мысль о мире и трепетные личные признания.
   Чтение «Огненного столпа» вызывают ощущение восхождения на большую высоту. Невозможно определить, какой из динамических «поворотов» больше волнует в «Памяти», «Лесе», «Душе и теле», «Шестом чувстве». Каждый раз открывается новый «слой бытия».
   Вступительная строфа «Памяти» тревожит горьким наблюдением-предостережением:
   Только змеи сбрасывают кожи,
   Чтоб душа старела и росла.
   Мы, увы, со змеями не схожи,
   Мы меняем души, не тела.
   Затем читателей покоряет исповедь поэта о своем прошлом. Но одновременно и мучительная дума о несовершенстве, шаткости людских судеб. Эти девять проникновенных четверостиший неожиданно подводят к преобразующему тему суровому аккорду:
   Я – угрюмый и упрямый зодчий
   Храма, восстающего во тьме.
   Я возревновал о славе Отчей,
   Как на небесах, и на земле.
   А от него – к трепетной мечте о расцвете земли, страны. Однако  и здесь нет ее завершения. Заключительные строки, частично повторяющие начальные, несут новое грустное ощущение временной ограниченности человеческой жизни. Симфонизмом развития обладает стихотворение, как многие другие сборники.
   Редкой выразительности Гумилёв достигает соединением несоединимых элементов. Лес в одноименном лирическом создании неповторимо причудлив. В нем, о котором «не загрезишь и во сне», живут великаны, карлики, львы, появляются «женщины с кошачьей головой» и… обычные рыбаки, кюре. Кажется, что поэт вернулся к ранним своим фантасмагориям. Но здесь фантастическое легко снято: «Может быть, тот лес – душа моя…»
   Для воплощения сложных, запутанных, порой непонятных внутренних порывов и предприняты столь смелые образные сопоставления. В  «Слоненке» с заглавным образом связаны трудно с ним ассоциирующиеся переживания любви. Но такое соотнесение оказывается необходимым для раскрытия двух ипостасей этого чувства: заточенного «в тесную клетку» и сильного, сметающего все преграды, подобно тому слону, «что когда то нес к трепетному Риму Ганнибала». Многозначность каждого явления запечатлена и углублена в конкретном, вещном облике.
   Гумилёв создал рожденные его фантазией, емкие символы – на века. «Заблудившийся трамвай» символизирует безумное и роковое движение истории в никуда. И обставлено оно устрашающими деталями мертвого царства. С ним больно сцеплены чувственно-изменчивые (страх, страдания, нежность к любимой) душевные состояния. Донесена трагедия человечества и личности, что, как нельзя ярче, выражена и истолкована в странном образе «заблудившегося трамвая».
   Поэт как бы постоянно раздвигал границы текста. Особую роль играли неожиданные концовки. Триптих «Душа и тело» будто продолжал знакомую тему «Колчана», хотя в новом повороте (спор между душой и телом за власть над человеком). А в финале вдруг возникает непредвиденное: все побуждения людей оказываются «слабым отблеском» высшего сознания. «Шестое чувство» сразу увлекает контрастом между скудными утехами и подлинной красотой, любовью, поэзией. Эффект будто достигнут. Как вдруг в последней строфе мысль вырывается к иным рубежам – к мечте о преображении человеческой природы:
   Так век за веком – скоро ли, Господь? –
   Под скальпелем природы и искусства
   Кричит наш дух, изнемогает плоть,
   Рождая орган для шестого чувства.
   Сложнейшие, трудно воплощаемые явления проступают в построчных образах, где совмещены обычные предметные детали с обобщенными, порой абстрактными понятиями. Каждый из таких образов приобрел самостоятельное значение: «скальпель природы и искусства», «билет в Индию Духа», «сад ослепительных планет…».
   Тайн поэтического «колдовства»  в «Огненном столпе» не счесть. Но оно необходимо на избранном пути: открыть сущность и перспективы духовного бытия в строгих, «чистых» художественных формах. При мужественном подъеме  к этим высотам Гумилёв был очень далек от самоуспокоенности. Болезненное ощущение непреодолимого окружающего несовершенства было мучительным. Катаклизмы революционного времени предельно усиливали трагические предчувствия. Они и вылились в «Заблудшемся трамвае»:
   Мчался он бурей, темной, крылатой,
   Он заблудился в бездне времен…
   Остановите, вагоновожатый,
   Остановите сейчас вагон.
   «Огненный столб» таял, однако, в своей глубине поклонение свету и красоте. Искусство поэта позволило утвердить эти начала без малейшего оттенка умозрительности или идеализации. В «Канцоне второй» читаем:
   Там, где все сверканье, все движенье,
   Пенье все, мы там с тобой живем;
   Здесь же только наше отраженье.
   Положил гниющий водоем.
   Гумилёв учил и, думается, научил своих читателей помнить и любить «Всю жестокую, милую жизнь! | Всю родную, страшную землю…”. И жизнь, и землю он видел бескрайними, манящими далями, что помогло “прогнозировать” нерожденный еще человечеством опыт, следую своему “невыразимому прозванью”. Романтическая исключительность раскрытых душевных движений и метаморфоз дала такую возможность. Именно таким бесконечно дорого нам поэтическое наследие Н. Гумилёва.
   Список литературы
   Гумилёв Н. Наследие  символизма и акмеизма //Русская литература ХХ в. Дооктябрьский период/ Сост. Н.А.Трифонов.- М., 1960.
   Русская литература: ХХ в.: Справ. Материалы: Кн. Для учащихся ст. классов/ Сост. Л.А.Смирнова. – М.:Просвещение, 1995.
   Лукницкая В. К. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашних архивов семьи Лукницких. – Л., 1990.

6. В творчестве многих поэтов начала ХХ в. есть некий собирательный образ, так или иначе связанный с разными руслами  их  поисков. Идеал Н. Гумилёва  символически выражен  в облике  фантастической  героини поэмы «Открытие Америки» – Музы Дальних Странствий. Неостановимые странствия художника были  изменчивыми, неоднородными, но именно они определили  его  жизнь, искусство, романтическое  мироощущение. Движение к манящим далям было, однако, насильственно прервано. Огульно обвиненного в антисоветском заговоре Гумилёва расстреляли в 1921г. Лишь спустя шесть с лишним десятилетий стало  возможным открыто признать это преступление.
   Родился Гумилёв в семье корабельного врача в   Кронштадте. Учился в гимназии Царского села. Затем ненадолго (1900-1903) уезжал (новое назначение отца) в Грузию. Вернувшись, в 1906 г. окончил Николаевскую Царскосельскую гимназию. Однако уже  пребывание в ней  не было обычным. Естественные для юноши интересы и занятия сразу оттеснила напряженная  внутренняя жизнь. Все определило рано проснувшееся, волнующее призвание поэта. Ещё в 1902-м «Тифлисский листок» опубликовал первое стихотворение Гумилёва – «Я в лес бежал из городов…».
   События и факты биографии Гумилёва живо свидетельствуют о редком его мужестве и жажде познания мира. Окончив гимназию, он поехал в Париж для изучения французской литературы, но скоро покинул Сорбонну, отправившись, несмотря на запрет отца, в Африку.  Мечта увидеть загадочные, нецивилизованные земли завладела поэтом. В первую поездку Гумилёв посетил лишь города: Стамбул, Измир, Порт-Саид, Каир. Но пережитое оставило в душе неизгладимый след. На этой таинственной для европейца земле он перенес  много лишений и добровольных рискованных, иногда смертельных испытаний, а в результате привез ценные материалы для Петербургского Музея этнографии. В первую мировую войну ушел добровольцем на фронт, где не счел нужным оберегать себя, и участвовал в самых трудных маневрах. В мае 1917 г. уехал по собственному желанию на Салоникскую (Греция) операцию Антанты, с надеждой (неосуществившейся) вновь оказаться в Африке. Возвращение из Европы в полуразрушенный, голодный и холодный Петроград 1918 г. тоже было  необходимым для Гумилёва этапом постижения себя и жизни.
   Жадное  стремление к путешествиям и опасностям было все-таки вторичным, вытекающим из всепроникающей страсти  к литературному творчеству. В письме В.Брюсову Гумилёв так объяснил цель поездки в Абиссинею: «в новой обстановке найти новые слова». О зрелости поэтического видения и мастерства он думал постоянно и плодотворно.
   Художественный талант Гумилёва точнее всего, представляют можно определить как смелое освоение всегда загадочной, безбрежной, чудесной страны русской словесности. Разнообразие проложенных здесь путей поражает. Гумилёв-автор сборников лирики, поэм, драм, очерков, рассказов, эссе, литературно-критических и публицистический статей, работ по теории стиха, рецензий о явлениях зарубежного искусства… А развитие самой родной Гумилёву стихии самовыражения – поэзии – отмечено небывалой интенсивностью. Одна за другой (начиная еще с гимназической поры) выходят его книги: 1905 – «Путь конквистадоров»; 1908 – «Романтические цветы»; 1910 – «Жемчуга»; 1912 – «Чужое небо»; 1916 – «Колчан»; 1918 – «Костер», «Фарфоровый павильон» и поэма «Мик»; 1921 – «Шатер» и «Огненный столб».
   И весь этот массив творческих свершений «уложен» в какие-то полтора десятка лет.
   В. Брюсов увидел в первом юношеском сборнике Гумилёва «новую школу» стиха, но упрекнул его в подражательности символистам. Воспетые автором ценности любви, красоты напоминали идеалы старших современников, но отстаивались «и громом и мечом». Мужественные интонации, волевое начало были новы, а почерпнутые их легенды новые образы Прекрасного обращены к  земным запросам человека. Образ конквистадоров становится лишь символом завоевания красоты и любви.
   «Романтические цветы» исполнены грустных ощущений: непрочности высоких порывов, призрачности счастья. Однако и здесь побеждает сила стремлений – преобразить сущее по воле автора. «Сам мечту свою создал» – сказал поэт. И создал ее, соотнося жизненные явления, но заглянув за черту их возможного существования (исток романтической образности). Экстатичность грез и влечений как нельзя более соответствует названию сборника.
   Третья, зрелая книга «Жемчуга» во многом прояснило позицию художника. Именно здесь окончательно выявился мотив поиска – «чувства пути», обращенного теперь не к субъективным глубинам, а вовне. Однако подобная « объективизация» весьма условна, поскольку обретается «страна» духовного бытия. Поэтому совершенно как будто конкретная тема путешествия (здесь она впервые зримо выражена) символизирует дорогу эстетических исканий. Сам образ жемчугов почерпнут от небывало прекрасной земли: «Куда не ступала людская нога, | Где в солнечных рощах живут великаны! | И светят в прозрачной воде жемчуга». Открытие неведомых доселе ценностей одухотворяет и оправдывает жизнь.
   В такой атмосфере возникает необходимость понять и утвердить личность, способную к могучим свершениям. В пути  покоритель вершин не знает отступлений: «Лучше слепое Ничто, | Чем золотое вчера». Полет черного орла влечет глаз  головокружительной высотой, и авторское воображение дорисовывает эту перспективу – «не зная тленья, он летел вперед»:
   Он умер, да! Но он не мог упасть,
   Войдя в круги планетного движения,
   Бездонная внизу зияла пасть,
   Но были слабы силы притяженья.
   Смело проявлено подлинно гумилевское – поиск Света за чертой бытия. Даже Мертвый, отданный костру, способен на дерзкое желание: «Я еще один раз отпылаю | Упоительной жизнью огня». Творчество провозглашается видом самосожжения: «На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ | И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача» («Волшебная скрипка»).
   Образный строй соткан из знакомых реалий. Тем не менее они, разноисходные, контрастные, так соотнесены друг с другом, а главное, так свободно домыслены их свойства и функции, что возникает фантастический мир, передающий  «сверхземные» по силе и характеру идеалу. «Я» субъекта редко проявлено открыто, но любому из воплощенных «лиц» сообщены его предельные эмоции и устремленность. Все преображено волей поэта.
   В небольшом цикле «Капитаны» есть бытовой колорит, скажем, в береговой жизни мореплавателей. Возникают здесь фигуры прославленных путешественников: Гонзальво и Кука, Лаперуза и Васко да Гама. С редким мастерством воссоздается облик каждого героя через красочные детали одеяния («розоватые манжеты», «золото кружев»). Но все это только внешний, тематический пласт цикла, позволяющий сочно, зримо выразить внутренний. Он в воспевании подвига: «Ни один пред грозой не трепещет, | Ни один не свернет паруса». И в прославлении несгибаемой силы духа всех, «кто дерзает, кто хочет, кто ищет». Даже в оправдании их суровости (ранее грубо социологически истолкованной):
   Или, бунт на борту обнаружив,
   Из-за пояса рвет пистолет,
   Так что сыплется золото с кружев,
   С розоватых брабандских манжет.
   Весь сборник проникнут волевой интонацией и самоиспепеляющей жаждой открыть неизвестные потенции в себе, человеке, жизни. Отсюда вовсе не следует, что Гумилёв предан бодряческим настроением. Испытания на избранном пути не совместимы с ними. Трагические мотивы рождены столкновением с «чудовищным горем», неведомыми врагами. Мучительна скучная, застойная реальность. Ее яды проникают в сердце лирического героя. Некогда расцвеченный романтическими красками «всегда узорный сад души» превращается в висящий, мрачный, куда низко, страшно наклоняется лик ночного светила  – луны. Но тем с большей страстью отстаивается мужество поиска.
   В статье «Жизнь стиха» Гумилёв указал на необходимость особой «расстановки слов, повтора гласных и согласных звуков, ускорений и замедлений ритма», чтобы читатель «испытывал то же, что сам поэт». В «Жемчугах» подобное мастерство достигло блеска.
   «Тягучие» анапесты в части «Волшебной скрипки» доносят охватившую музыканта усталость. Ямбы первого стихотворения «Капитанов» электризуют энергической интонацией. Сгущение однотипных или контрастных признаков воссоздает конкретную атмосферу разных эпох и стран в «Старом конквистадоре», «Варварах», «Рыцаре с цепью», «Путешествии в Китае». С другой стороны, автор постоянно расширяет содержание  каждого произведения средствами ассоциаций. Иногда со своими прежними образами («сад души», конквистадор, полет, огонь, пр.). Нередко  с историко-культурными  явлениями. Бальзаковский акцент  возникает с упоминанием «шагреневых переплетов». Творчество и личность композиторов-романтиков (скорее всего, Шумана) немало подсказывает в «Мэстро». Капитан с лицом Каина углубляет тему Летучего голландца. Совершенно удивительны гумилёвские  аллитерации: страх падения передает «з-з-з» – «бездонная внизу зияла», певучесть скрипки сочетание «вл» – «владей волшебной». Найденное здесь поэт многообразно разовьет в последующем своем творчестве.
   Весной 1909 г. Гумилёв  сказал о своем заветном желании: «Мир стал больше человека. Взрослый человек (много ли их?) рад борьбе. Он гибок, он силен, он верит в свое право найти землю, где можно было бы жить». Радость борьбы проявилась в активной литературно-организаторской деятельности. В 1910 г. Гумилёв создает «Цех поэтов», объединяющий большую группу его единомышленников, для разрешения профессиональных вопросов. В 1913 г. вместе с С. Городецким формирует объединение акмеистов. Поиск «земли» в его обощенном смысле определил новый этап поэзии Гумилёва, ясно ощутимый в книге «Чужое небо».
   Здесь появилось «Открытие Америки». Рядом с Колумбом встала Муза Дальних Странствий. Но она не просто увлекает путешествиями, под ее легкими крылами Колумб находит неизвестную ранее, прекрасную землю:
   Чудо он духовным видит оком,
   Целый мир, неведомый пророкам,
   Что залег в пучинах голубых,
   Там, где запад сходится с востоком.
   Таинственная часть света открыта. Однако ее дары не освоены: Колумб возвращается в Старый Свет. И чувство глубокого неудовлетворения охватывает вчерашнего победителя:
   Раковина я, но без жемчужин,
   Я поток, который был запружен,
   Спущенный, теперь уже не нужен.
   «Как любовник, для игры другой | Он покинут Музой Странствий». Аналогия с разочарованиями художника безусловна и грустна.  «Жемчужина», которая светит внутреннему взору, нет, ветреная Муза покинула того, кто потерал свою «драгоценность». О цели поиска задумывается поэт.
   Гумилёв стремился понять феномен жизни. Она предстает в необычном и емком образе – «с иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва, забывающий игрушки между белых усталых рук». Естественна и сильна, сложна и противоречива жизнь. Но сущность ее ускользает. Отвергнув обманчивой блеск «жемчужин», лирический герой все-таки обретает свою «землю». Она воистину неисчерпаемо богата, главное, всегда нуждается в человеке, дающем ей новое дыхание. Так в подтексте (прямо не названное) возникает священное понятие – служение культуре, гармонизация ее современного для автора состояния. Идеалом избран давно ушедший в прошлое античный мир:
   Мы идем сквозь туманные годы,
   Смутно чувствуя веянье роз,
   У веков, у пространств, у природы
   Отвоевать древний Родос.
   Путь, проложенный во времени, соединяет минувшее и грядущее подвигом творящей красоту личности.
   При такой величественной цели  обретение свежих впечатлений, форм, слов становится остро необходимым. Гумилёв отражает «бессмертные черты» увиденного, пережитого. В том числе и в Африке. В сборник вошли основанные на местном фольклоре абиссинские песни («Военная», «Пять быков», «Невольничья», «Занзибарские девушки» и др.). Здесь воспроизведен природный, социальный, бытовой колорит. Экзотика, однако,  дает не просто неожиданные образы, детали, а понимание близких для автора духовных особенностей: сильных, естественных чувств, слияния с природой, образного мышления. Живые соки примитивной культуры впитал художник.
   Подлинной же «страной» своего «обитания» Гумилёв почитал искусство; кумиром на этой «обетованной земле»  назвал французского поэта Теофиля Готье. В статье, посвященной ему, выделил свойственные им обоим творческие устремления: избегать «как случайного, конкретного, так и туманного, отвлеченного»; познать «величественный идеал жизни в искусстве и для искусства». Неуловимая в обыденном существовании красота постигается лишь художником и только для дальнейшего развития творчества, обогащения духовной культуры. В «Чужое небо» включена подборка лирики Готье  в переводе Гумилёва. Среди них – строки восхищения человеческим даром созидания Прекрасного:
   Все прах. – Одно, ликуя,
   Искусство не умрет,
   Статуя
   Переживет народ.
   Проблема художественного мастерства приобрела поэтому принципиальный характер. С одной стороны, Гумилёв покланяется остроте зрения, обращенного к многообразию сущего: «У поэтов должно быть плюшкинское хозяйство. И веревочка пригодится».  С другой – считал: «стихи – одно, а жизнь – другое». Понятие мастерства традиционно связывалось с достижением совершенных форм, с глобальным вопросом о преображении реалий в достойную для искусства ценность. В переводах Готье это вылилось в афористическое утверждение:
   Создание тем прекрасней,
   Чем взятый материал
   Бесстрастней.
   Смысл бытия-творчества был найден. Гумилёв захотел выстраданную им истину развить в содружестве с единомышленниками. Так возникла идея их объединения под знаменем акмеизма.
   Соотношение жизни и искусства в поэзии Гумилёва явственно проступает в книге «Колчан». Здесь были отражены его наблюдения и переживания в период первой мировой войны. На фронте Гумилёв сражался, по свидетельству очевидцев, с завидным спокойным мужеством,  за что был награжден двумя Георгиевскими крестами. А за патриотизм поэта долгие годы обвиняли в шовинизме. Особое негодование вызывала строка из стихотворения «Пятистопные ямбы»:  «В немолчном зове боевой трубы | Я вдруг услышал песнь своей судьбы…» Тогда как это было искреннее и нравственное признание. Испытания Гумилёв по-прежнему  считал необходимой школой роста, теперь нужного не только  ему – всей стране. В слиянии с ней открывал новые горизонты  осмысления мира и человека. Лирика «Колчана» позволяет увидеть, как проходил такой процесс.
   Россия пробуждала больные вопросы. Считая себя «не героем трагическим» – «ироничнее и суше», поэт постигал лишь свое отношение к родине:
   О, Русь, волшебница суровая,
   Повсюду ты свое возьмешь.
   Бежать? Но разве любишь новое
   Иль без тебя да проживешь?
   В «логовище огня» появляется единение с  «волшебницей суровой»:
   Золотое сердце России
   Мерно бъется в груди моей…
   Вот почему: «…смерть ясна и проста: | Здесь товарищ над павшим тужит | И целует его в уста». Горькая година дарит вооистину простое и великое чувство взаимопонимание. Таков житейский, кстати, чуть намеченный в стихах, смысл пережитого. Есть и глубокий, философский, соответствующий запросам жизни.
   В прозаических «Записках кавалериста» Гумилев раскрыл все тяготы войны, ужас смерти, муки тыла. Тем не менее не это знание легло в основу «Колчана». Видя народные беды, Гумилев пришел к широкому выводу: «Дух также реален, как наше тело, только бесконечно сильнее его». Мысль эта получила художественное развитие.
   В страданиях растет мудрая требовательность человека к себе: «как могли мы прежде жить в покое…». Отсюда вырастает подлинно гумилевская тема души и тела. Пока противоборства между ними нет:
   Расцветает дух, как роза мая,
   Как огонь, он разрывает тьму,
   Тело, ничего не понимает,
   Слепо повинуется ему.
   В «Колчане» многогранно выражена духовная сила: «все идет душа, горит своим уделом…», «все в себе вмещает человек, который любит мир»; «солнце духа, ах, беззакатно, не земле его побороть».
   Муза Дальних Странствий теперь пробуждается не зовом простанств и времен, а самоуглублением личности, ее «огнедышашей беседой», «усмирением усталой плоти». Но такое «путешествие», может быть еще труднее и ответственнее. Сурово развенчивается якобы присущая всем прежде близорукость: «Мы никогда не понимали | Того, что стоило понять»; «И былое темное бремя | Продолжает жить в настоящем». Гумилёв обращается к мифологии, творчеству ушедших из жизни мастеров. Но лишь затем, чтобы выверить в чужом опыте свой поиск Прекрасного в человеческой душе. Оно соотнесено с искусством. Художнику адресована высокая цель – слагать «окрыленные стихи, расковывая сон стихий» (аллитерация, подчеркивающая контраст). Среди глухих, непрозревших:
   И символ горнего величья,
   Как некий благостный завет,
   Высокое косноязычье
   Тебе даруется, поэт.
   Противоположные состояния в конечном счете оказываются плодами одного «сада души». Мучительных борений, раздвоенности здесь нет. Но несогласные между собой начала разделены резкой гранью на свет и тьму. Диссонансы воплощены с проникновением в реальный, зримый мир и средствами безудержной фантазии. Ясно чувствуется обычные запахи: «смол, и пыли, и травы», «пахнет тлением заманчиво земля»; видятся: «ослепительная высота», «дикая прелесть степных раздолий», «таинство лесной глуши». А рядом удивительное – «зыбкие дали зеркал»,  «сатана в нестерпимом блеске», человечные в страданиях, «когда-то страшные» глаза мифической Медузы. И всюду: «Краски, краски – ярки и чисты». Разноисходное организовано авторской  чеканной мыслью.  «Теперь мой голос медлен и размерен» – признание самого поэта. Строго, взыскательно постигаются высшие запросы в переломное время.
   Раздумья о «солнце духа» и человеческих внутренних контрастах привели Гумилёва к подведению личных жизненных итогов. Они были выражены в стихах «Костра», куда вошла лирика парижского и лондонского альбомов, созданных в столицах  Франции и Англии, когда Гумилёв участвовал в операции Антанты.
   Автор исходил будто из самых «малых» наблюдений – за деревьями, «оранжево-красным небом», «медом пахнущим лучом», «больной» в ледоходе рекой. Неповторима здесь выразительность пейзажа. Но привлекала Гумилёва не только природа. Он открывал тайное яркой зарисовки, объясняющее его мироощущение. Поэт по-прежнему тяготел к идее преображения сущего, в чем можно не сомневаться, услышав его страстный призыв к скудной земле, почти заклинание:   «И  стань, как ты и есть, звездою, | Огнем пронизанной насквозь!» Всюду он искал возможность «умчаться вдогонку свету». Будто юной мечтательный герой Гумилёва вернулся на страницы новой книги. Нет, этого не произошло. Зрелое и грустное постижение своего места  в мире – эпицентр «Костра».
   Теперь можно по-новому понять, почему дальняя дорога звала поэта, в чем состояла ее опасность. Стихотворение «Прапамять» заключает в себе антиномию:
   И вот вся жизнь! Круженье, пенье,                И вот опять восторг и горе,
   Моря, пустыни, города,                                   Опять, как прежде, как всегда,
   Мелькающее отраженье                                  Седою гривой машет море,
   Потерянного навсегда.                                     Встают пустыни, города.
   Маяк поиска пути никогда не гаснет, так как обещает вернуть «потерянное навсегда». Поэтому лирический герой называет себя «хмурым странником», который «снова должен ехать, должен видеть». Под этим знаком предстают встречи со Швейцарией, Норвежскими горами, Северным морем, садом в Каире.  И складываются на этой вещественной основе емкие, обобщающие образы  печального  странничества: блуждание, «как по руслам высохших рек», «слепые переходы пространств и времен».
   В любовные лирике читаются сходные мотивы. Возлюбленная ведет «сердце к высоте», «рассыпая звезды и цветы». Нигде, как здесь, не звучал  такой сладостный восторг перед женщиной. Но счастье – лишь во сне, бреду. А реально – томление по непостижимому:
   Вот стою перед дверью твоею,
   Не дано мне иного пути,
   Хоть я знаю, что не посмею
   Никогда в эту дверь войти.
   Неизмеримо глубже, многограннее и бесстрашнее воплощены духовные коллизии в произведениях «Огненного столпа». Каждое из них – жемчужина. Вполне можно сказать, что это давно искомое сокровище поэт создал своим словом. Что не противоречит общей концепции сборника, где творчеству отводится роль священнодействия. Разрыва между желаемым и свершенным для художника не существует.
   Стихотворения рождены вечными проблемами – смысла жизни и счастья, противоречий души и тела, идеала и действительности. Обращение к ним сообщает поэзии величавую строгость, мудрость притчи, афористичность звучания. Но все окрашено теплой человеческой интонацией, исповедальной искренностью. Воедино сливаются индивидуальное и общее, строгая мысль о мире и трепетные личные признания.
   Чтение «Огненного столпа» вызывают ощущение восхождения на большую высоту. Невозможно определить, какой из динамических «поворотов» больше волнует в «Памяти», «Лесе», «Душе и теле», «Шестом чувстве». Каждый раз открывается новый «слой бытия».
   Вступительная строфа «Памяти» тревожит горьким наблюдением-предостережением:
   Только змеи сбрасывают кожи,
   Чтоб душа старела и росла.
   Мы, увы, со змеями не схожи,
   Мы меняем души, не тела.
   Затем читателей покоряет исповедь поэта о своем прошлом. Но одновременно и мучительная дума о несовершенстве, шаткости людских судеб. Эти девять проникновенных четверостиший неожиданно подводят к преобразующему тему суровому аккорду:
   Я – угрюмый и упрямый зодчий
   Храма, восстающего во тьме.
   Я возревновал о славе Отчей,
   Как на небесах, и на земле.
   А от него – к трепетной мечте о расцвете земли, страны. Однако  и здесь нет ее завершения. Заключительные строки, частично повторяющие начальные, несут новое грустное ощущение временной ограниченности человеческой жизни. Симфонизмом развития обладает стихотворение, как многие другие сборники.
   Редкой выразительности Гумилёв достигает соединением несоединимых элементов. Лес в одноименном лирическом создании неповторимо причудлив. В нем, о котором «не загрезишь и во сне», живут великаны, карлики, львы, появляются «женщины с кошачьей головой» и… обычные рыбаки, кюре. Кажется, что поэт вернулся к ранним своим фантасмагориям. Но здесь фантастическое легко снято: «Может быть, тот лес – душа моя…»
   Для воплощения сложных, запутанных, порой непонятных внутренних порывов и предприняты столь смелые образные сопоставления. В  «Слоненке» с заглавным образом связаны трудно с ним ассоциирующиеся переживания любви. Но такое соотнесение оказывается необходимым для раскрытия двух ипостасей этого чувства: заточенного «в тесную клетку» и сильного, сметающего все преграды, подобно тому слону, «что когда то нес к трепетному Риму Ганнибала». Многозначность каждого явления запечатлена и углублена в конкретном, вещном облике.
   Гумилёв создал рожденные его фантазией, емкие символы – на века. «Заблудившийся трамвай» символизирует безумное и роковое движение истории в никуда. И обставлено оно устрашающими деталями мертвого царства. С ним больно сцеплены чувственно-изменчивые (страх, страдания, нежность к любимой) душевные состояния. Донесена трагедия человечества и личности, что, как нельзя ярче, выражена и истолкована в странном образе «заблудившегося трамвая».
   Поэт как бы постоянно раздвигал границы текста. Особую роль играли неожиданные концовки. Триптих «Душа и тело» будто продолжал знакомую тему «Колчана», хотя в новом повороте (спор между душой и телом за власть над человеком). А в финале вдруг возникает непредвиденное: все побуждения людей оказываются «слабым отблеском» высшего сознания. «Шестое чувство» сразу увлекает контрастом между скудными утехами и подлинной красотой, любовью, поэзией. Эффект будто достигнут. Как вдруг в последней строфе мысль вырывается к иным рубежам – к мечте о преображении человеческой природы:
   Так век за веком – скоро ли, Господь? –
   Под скальпелем природы и искусства
   Кричит наш дух, изнемогает плоть,
   Рождая орган для шестого чувства.
   Сложнейшие, трудно воплощаемые явления проступают в построчных образах, где совмещены обычные предметные детали с обобщенными, порой абстрактными понятиями. Каждый из таких образов приобрел самостоятельное значение: «скальпель природы и искусства», «билет в Индию Духа», «сад ослепительных планет…».
   Тайн поэтического «колдовства»  в «Огненном столпе» не счесть. Но оно необходимо на избранном пути: открыть сущность и перспективы духовного бытия в строгих, «чистых» художественных формах. При мужественном подъеме  к этим высотам Гумилёв был очень далек от самоуспокоенности. Болезненное ощущение непреодолимого окружающего несовершенства было мучительным. Катаклизмы революционного времени предельно усиливали трагические предчувствия. Они и вылились в «Заблудшемся трамвае»:
   Мчался он бурей, темной, крылатой,
   Он заблудился в бездне времен…
   Остановите, вагоновожатый,
   Остановите сейчас вагон.
   «Огненный столб» таял, однако, в своей глубине поклонение свету и красоте. Искусство поэта позволило утвердить эти начала без малейшего оттенка умозрительности или идеализации. В «Канцоне второй» читаем:
   Там, где все сверканье, все движенье,
   Пенье все, мы там с тобой живем;
   Здесь же только наше отраженье.
   Положил гниющий водоем.
   Гумилёв учил и, думается, научил своих читателей помнить и любить «Всю жестокую, милую жизнь! | Всю родную, страшную землю…”. И жизнь, и землю он видел бескрайними, манящими далями, что помогло “прогнозировать” нерожденный еще человечеством опыт, следую своему “невыразимому прозванью”. Романтическая исключительность раскрытых душевных движений и метаморфоз дала такую возможность. Именно таким бесконечно дорого нам поэтическое наследие Н. Гумилёва.
   Список литературы
   Гумилёв Н. Наследие  символизма и акмеизма //Русская литература ХХ в. Дооктябрьский период/ Сост. Н.А.Трифонов.- М., 1960.
   Русская литература: ХХ в.: Справ. Материалы: Кн. Для учащихся ст. классов/ Сост. Л.А.Смирнова. – М.:Просвещение, 1995.
   Лукницкая В. К. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам домашних архивов семьи Лукницких. – Л., 1990.

7. Сочинение на тему: “Мотивы поэтики Н. С. Гумилева” (сочинение “Гумелев”).
   Свой творческий путь Николай Степанович Гумилев начал в шестнадцатилетнем возрасте, когда было опубликовано его первое стихотворное произведение «Я в лес бежал…». С тех пор юный поэт вошел в мир литературы как талантливый новатор, волнующий своими произведениями души читателей.
   Уже в первом сборнике стихотворений Н. Гумилев дает понять, что его поэзия символистская. Абстрактные образы наполняют каждую строку его произведений, и во втором сборнике эта тенденция набирает обороты. Все его стихи проникнуты жаждой настоящих, красивых чувств. Поэт ищет любовь, стремится к прекрасному:
   «Растет туман, но я молчу и жду,
   И верю, я любовь свою найду…»
   Автор в своих спокойных и немного грустных стихотворениях мечтает о счастье. Эта тема близка каждому человеку, поэтому творчество Н. Гумилева волнует уже не одно поколение читателей. Поэт умело передает состояние внутренней напряженности с помощью сдержанных и одновременно взволнованных интонаций.
   Н. Гумилев много путешествовал по Африке, что оказало сильнейшее влияние на его мировосприятие и, как следствие, на все последующее творчество. Поэт размышляет об устройстве мира, о трагичности смерти:
   «Пусть смерть приходит, я зову любую.
   Я с нею буду биться до конца…»
   Сам став путешественником, Николай Гумилев восхищается деятельностью Васко да Гамы, Джеймса Кука, Жана-Франсуа де Лаперуза и других легендарных исследователей. В своем сборнике под названием «Жемчуга» поэт выказывает свое уважение к их труду и образу жизни. Те же мотивы присутствуют в поэтическом цикле «Капитаны», где автор преклоняется перед смелостью «открывателей новых земель».
   Во всем творчестве автора прослеживаются мотивы поиска чего-то нового, чувствуется жажда открытий и исследования неизведанного. Так, в сборнике «Костер» поэт прибегает к космическим образам, мастерски используя их для изображения земных явлений. Такой художественный прием отдаляет поэзию автора от реалистичной, придавая ей романтичности и делая ее исключительной.
   Стоит отметить, что в поэтическом мире Н. Гумилева нет места политическим мотивам. Это удивляет и привлекает одновременно, ведь большинство его современников обращались к политической тематике. А в стихотворениях Гумилева – любовь, счастье, разные впечатления от путешествий и другие проявления нашего удивительного мира. Вопросы политического устройства не волновали поэта. Благодаря отсутствию в его поэзии размышлений на эту тему, стихотворения автора отличаются особой чистотой и трогательностью.
   Несмотря на то, что побывав в других странах, Гумилев много писал о них, он очень трепетно относился к понятию Родины. Поэт всегда возвращался домой, даже в те непростые для России периоды, когда творческие люди массово покидали страну. Возможно, именно благодаря преданности своей родной земле Николай Гумилев сумел так много сделать для русской литературы, внеся в нее неоценимый вклад.

8. на
   тему:

   НИКОЛАЙ
   СТЕПАНОВИЧ

   ГУМИЛЕВ

   (1886
   – 1921)
   Выполнили:
   Ученики
   11 «» класса
   Средней школы№
   (Ваш
   город) 2000 год
   ПЛАН.
   План._____________________________________________________________2
   Литература
   «серебряного
   века» и ее
   течения.__________________________3
   Жизнь
   и творчество
   Николая
   Гумилева.______________________________4
   Анализ
   творчества
   Николая
   Гумилева.______________________________10
   Анализ
   стихотворения
   «Капитаны»._________________________________11
   Анализ
   стихотворения
   «Невольничья».______________________________12
   Заключение.______________________________________________________13
   Список
   литературы
   ._______________________________________________13
   Литература
   «Серебряного
   века» и ее течения.
   Литература
   XX века развивалась
   в обстановке
   войн, революций,
   затем становления
   новой послереволюционной
   действительности.
   Все это не могло
   не сказаться
   на художественных
   исканиях авторов
   этого времени.
   Социальные
   катаклизмы
   начала нашего
   столетия усилили
   стремление
   философов,
   писателей
   понять смысл
   жизни и искусства,
   объяснить
   постигшие
   Россию потрясения.
   Поэтому неудивительно,
   что любая область
   литературы
   начала XX века
   поражает необычностью
   и разнообразностью
   авторских
   мироощущений,
   форм, структур.
   Художественные
   искания обрели
   редкую напряженность
   и совершенно
   новые направления.
   За каждым Мастером
   прочно укрепилась
   слава первооткрывателя
   какого-либо
   нового прежде
   недоступного
   направления
   или приема в
   литературе.
   Литературные
   течения, противостоящие
   реализму, назывались
   модернистскими.
   Модернисты
   (с
   французского
   – “новейший”,
   ” современный”)
   отрицали социальные
   ценности и
   старались
   создать поэтическую
   культуру,
   содействующую
   духовному
   совершенствованию
   человечества.
   Каждый автор
   представлял
   это по-своему,
   вследствие
   чего в модернистской
   литературе
   образовалось
   несколько
   течений. Основными
   были: символизм,
   акмеизм и футуризм.
   Также существовали
   художники
   слова, организационно
   не связанные
   с этими литературными
   группами, но
   внутренне
   тяготевшие
   к опыту той или
   другой группы.
   Развитие
   модернизма
   имело свою,
   весьма напряженную
   историю. В острой
   полемике одно
   течение сменялось
   другим. Между
   членами каждого
   из объединений
   нередко разгорались
   споры. Так
   проявлялась
   яркая оригинальность
   творческих
   индивидуальностей.
   Художественные
   свершения
   участников
   движения навсегда
   остались с нами
   и для нас.
   Период
   творчества
   основных
   представителей
   модернизма
   принято называть
   “серебряным
   веком”
   по аналогии
   с “золотым”
   XIX веком в русской
   литературе.
   Действительно,
   никогда прежде
   не было такого
   множества и
   разнообразия
   талантливых
   авторов. Условно
   началом “серебряного
   века” принято
   считать 1892 год,
   когда идеолог
   и старейший
   участник движения
   символистов
   Дмитрий Мережковский
   прочитал доклад
   “О причинах
   упадка и о новых
   течениях современной
   русской литературы”.
   Так впервые
   модернисты
   заявили о себе.
   Фактический
   же конец “серебряного
   века” пришел
   с Октябрьской
   революцией.
   Первые годы
   после нее еще
   были возможны
   какие-либо
   искания у отдельных
   поэтов, но с
   постановлением
   “О политике
   партии в области
   литературы”
   в 1925 году все они
   прекратились,
   и была признана
   только пролетарская
   литература
   и только метод
   соцреализма
   как единственно
   возможные.
   Одним
   из наиболее
   известных
   направлений
   в модернистской
   литературе
   был акмеизм.
   Объединение
   акмеистов
   выдвинуло свою
   эстетическую
   программу
   взаимодействия
   с миром, свое
   представление
   о гармонии,
   которую оно
   стремилось
   внести в жизнь.
   Из Советского
   Энциклопедического
   Словаря: “Акмеизм
   (от греч. akme – высшая
   степень чего-либо,
   цветущая сила),
   течение в русской
   поэзии 1910-х годов
   (С. Городецкий,
   М. Кузмин, ранние
   Н. Гумилев, А.
   Ахматова, О.
   Мандельштам);
   провозгласил
   освобождение
   поэзии от
   символистских
   порывов к
   “идеальному”,
   от многозначности
   и текучести
   образов, усложненной
   метафоричности,
   возврат к
   материальному
   миру, предмету,
   стихии “естества”,
   точному значению
   слова. Однако
   “земной” поэзии
   акмеистов
   присущи модернистские
   мотивы, склонность
   к эстетизму,
   камерности
   или к поэтизации
   чувств первозданного
   человека.”
   Идея
   такого нового
   направления
   в литературе
   впервые была
   высказана
   Михаилом
   Кузминым(1872-1936)
   в его статье
   “О прекрасной
   ясности” (1910). В
   ней были изложены
   все основные
   постулаты
   будущих акмеистов.
   Собственно
   акмеистическое
   движение возникло
   в 1913 году на почве
   авторского
   объединения
   “Цех поэтов”,
   в который входили
   Николай
   Гумилев,
   Сергей Городецкий
   (1884-1967), Анна Ахматова
   (1889-1966) и Осип Мандельштам
   (1891-1938). Первые манифесты
   акмеизма появились
   в журнале “Аполлон”
   (модернистском
   литературном
   журнале начала
   века) в январе.
   В своей статье
   “Наследие
   символизма
   и акмеизм”
   Гумилев подверг
   символистов
   сильной критике;
   Сергей Городецкий
   в статье “Некоторые
   течения в современной
   русской литературе”
   высказывался
   еще более резко,
   декларируя
   катастрофу
   символизма.
   Но тем не менее
   многие акмеисты
   все же тяготели
   к поэзии Бальмонта,
   Брюсова или
   Блока, хотя
   своими Учителями
   считали Иннокентия
   Анненского
   и Михаила Кузмина.
   И хотя акмеисты,
   как объединение
   просуществовали
   недолго, всего
   2 года, они, без
   сомнения, внесли
   огромный вклад
   в русскую литературу.
   Жизнь и творчество
   Николая Гумилева.
   Николай Степанович
   Гумилев родился
   3(15) апреля 1886 года
   в Кронштадте,
   где его отец,
   Степан Яковлевич,
   окончивший
   гимназию в
   Рязани и Московский
   университет
   по медицинскому
   факультету,
   служил корабельным
   врачом. По некоторым
   сведениям,
   семья отца
   происходила
   из духовного
   звания, чему
   косвенным
   подтверждением
   может служить
   фамилия (от
   латинского
   слова humilis, “смиренный”),
   но дед поэта,
   Яков Степанович,
   был помещиком,
   владельцем
   небольшого
   имения Березки
   в Рязанской
   губернии, где
   семья Гумилевых
   иногда проводила
   лето. Б. П. Козьмин,
   не указывая
   источника,
   говорит, что
   юный Н. С. Гумилев,
   увлекавшийся
   тогда социализмом
   и читавший
   Маркса (он был
   в то время Тифлисским
   гимназистом
   – значит, это
   было между 1901
   и 1903 годами), занимался
   агитацией среди
   мельников, и
   это вызвало
   осложнения
   с губернатором
   Березки были
   позднее проданы,
   и на место их
   куплено небольшое
   имение под
   Петербургом.
   Мать Гумилева,
   Анна Ивановна,
   сестра адмирала
   Л. И. Львова, была
   второй женой
   Степана Яковлевича
   и на двадцать
   с лишним лет
   моложе своего
   мужа. У поэта
   был старший
   брат Дмитрий
   и единокровная
   сестра Александра,
   в замужестве
   Сверчкова. Мать
   пережила обоих
   сыновей, но
   точный год ее
   смерти не установлен.
   Гумилев
   был еще ребенком,
   когда отец его
   вышел в отставку
   и семья переселилась
   в Царское Село.
   Свое образование
   Гумилев начал
   дома, а потом
   учился в гимназии
   Гуревича, но
   в 1900 году семья
   переехала в
   Тифлис, и он
   поступил в 4-й
   класс 2-й гимназии,
   а потом перевелся
   в 1-ю. Но пребывание
   в Тифлисе было
   недолгим. В
   1903 году семья
   вернулась в
   Царское Село,
   и поэт поступил
   в 7-й класс Николаевской
   Царско-сельской
   гимназии, директором
   которой в то
   время был и до
   1906 года оставался
   известный поэт
   Иннокентий
   Федорович
   Анненский.
   Последнему
   обычно приписывается
   большое влияние
   на поэтическое
   развитие Гумилева,
   который во
   всяком случае
   очень высоко
   ставил Анненского
   как поэта.
   По-видимому,
   писать стихи
   (и рассказы)
   Гумилев начал
   очень рано,
   когда ему было
   всего восемь
   лет. Первое
   появление его
   в печати относится
   к тому времени,
   когда семья
   жила в Тифлисе:
   8 сентября 1902 года
   в газете “Тифлисский
   Листок” было
   напечатано
   его стихотворение
   “Я в лес бежал
   из городов…”.
   Учился Гумилев
   плохо, особенно
   по математике,
   и гимназию
   кончил поздно,
   только в 1906 воду.
   Зато еще за год
   до окончания
   гимназии он
   выпустил свой
   первый сборник
   стихов под
   названием “Путь
   конквистадоров”,
   с эпиграфом
   из едва ли многим
   тогда известного,
   а впоследствии
   столь знаменитого
   французского
   писателя Андрэ
   Жида, которого
   он, очевидно,
   читал в подлиннике.
   Гумилев
   поступил в
   Петербургский
   университет
   в 1912 году, занимался
   старо-французской
   литературой
   на романо-германском
   отделении, но
   курса не кончил.
   В Париж же он
   действительно
   уехал и провел
   заграницей
   1907-1908 годы, слушая
   в Сорбонне
   лекции по французской
   литературе.
   В Париже Гумилев
   вздумал издавать
   небольшой
   литературный
   журнал под
   названием
   “Сириус”, в
   котором печатал
   собственные
   стихи и рассказы
   под псевдонимами
   “Анатолий Грант”
   и “К-о”, а также
   и первые стихи
   Анны Андреевны
   Горенко, ставшей
   вскоре его
   женой и прославившейся
   под именем Анны
   Ахматовой –
   они были знакомы
   еще по Царскому
   Селу. Здесь же
   в 1908 году Гумилев
   выпустил свою
   вторую книгу
   стихов – “Романтические
   цветы”. Из Парижа
   он еще в 1907 году
   совершил свое
   первое путешествие
   в Африку. По-видимому,
   путешествие
   это было предпринято
   наперекор воле
   отца, по крайней
   мере вот как
   пишет об этом
   А. А. Гумилева:
   Об этой своей
   мечте [поехать
   в Африку]… поэт
   написал отцу,
   но отец категорически
   заявил, что ни
   денег, ни его
   благословения
   на такое “экстравагантное
   путешествие”
   он не получит
   до окончания
   университета.
   Тем не менее
   Николай, не
   взирая ни на
   что, в 1907 году
   пустился в
   путь, сэкономив
   необходимые
   средства из
   ежемесячной
   родительской
   получки.
   Впоследствии
   поэт с восторгом
   рассказывал
   обо всем виденном:
   – как он ночевал
   в трюме парохода
   вместе с пилигримами,
   как разделял
   с ними их скудную
   трапезу, как
   был арестован
   в Трувилле за
   попытку пробраться
   на пароход и
   проехать “зайцем”.
   От родителей
   это путешествие
   скрывалось,
   и они узнали
   о нем лишь
   постфактум.
   Поэт заранее
   написал письма
   родителям, и
   его друзья
   аккуратно
   каждые десять
   дней отправляли
   их из Парижа.
   В 1908 году Гумилев
   вернулся в
   Россию. Теперь
   у него уже было
   некоторое
   литературное
   имя. В период
   между 1908 и 1910 гг.
   Гумилев завязывает
   литературные
   знакомства
   и входит в
   литературную
   жизнь столицы.
   Живя в Царском
   Селе, он много
   общается с И.
   Ф. Анненским.
   В 1909 году знакомится
   с С. К. Маковским
   и знакомит
   последнего
   с Анненским,
   который на
   короткое время
   становится
   одним из столпов
   основываемого
   Маковским
   журнала “Аполлон”.
   Весной 1910
   года умер отец
   Гумилева, давно
   уже тяжело
   болевший. А
   несколько позже
   в том же году,
   25-го апреля, Гумилев
   женился на Анне
   Андреевне
   Горенко. После
   свадьбы молодые
   уехали в Париж.
   Осенью того
   же года Гумилев
   предпринял
   новое путешествие
   в Африку, побывав
   на этот раз в
   самых малодоступных
   местах Абиссинии.
   В 1910 же году вышла
   третья книга
   стихов Гумилева,
   доставившая
   ему широкую
   известность
   – “Жемчуга”.
   В 1911 году у
   Гумилевых
   родился сын
   Лев. К этому же
   году относится
   рождение Цеха
   Поэтов, Гумилев
   отправляется
   в новое путешествие
   в 1913 году в Африку,
   на этот раз
   обставленное
   как научная
   экспедиция,
   с поручением
   от Академии
   Наук (в этом
   путешествии
   Гумилева сопровождал
   его семнадцатилетний
   племянник,
   Николай Леонидович
   Сверчков). Об
   этом путешествии
   в Африку (а может
   быть отчасти
   и о прежних)
   Гумилев писал
   в напечатанных
   впервые в “Аполлоне”
   “Пятистопных
   ямбах”:
   Но проходили
   месяцы, обратно
   Я плыл и
   увозил клыки
   слонов,
   Картины
   абиссинских
   мастеров,
   Меха пантер
   – мне нравились
   их пятна –
   И то, что
   прежде было
   непонятно,
   Презренье
   к миру и усталость
   снов.
   О
   своих охотничьих
   подвигах в
   Африке Гумилев
   рассказал в
   очерке, который
   будет включен
   в последний
   том нашего
   Собрания сочинений,
   вместе с другой
   прозой Гумилева.
   “Пятистопные
   ямбы” – одно из
   самых личных
   и автобиографических
   стихотворений
   Гумилева, который
   до того поражал
   своей “объективностью,
   своей “безличностью”
   в стихах. Полные
   горечи строки
   в этих “Ямбах”
   явно обращены
   к А. А. Ахматовой
   и обнаруживают
   наметившуюся
   к этому времени
   в их отношениях
   глубокую и
   неисправимую
   трещину:
   Я знаю, жизнь
   не удалась… и
   ты,
   Ты, для кого
   искал я на Леванте
   Нетленный
   пурпур королевских
   мантий,
   Я проиграл
   тебя, как Дамаянти
   Когда-то
   проиграл безумный
   Наль.
   Взлетели
   кости, звонкие
   как сталь,
   Упали кости
   – и была печаль.
   Сказала
   ты, задумчивая,
   строго:
   – “Я верила,
   любила слишком
   много,
   А ухожу, не
   веря, не любя,
   И пред лицом
   Всевидящего
   Бога,
   Быть может
   самое себя
   губя,
   Навек я
   отрекаюсь от
   тебя”. –
   Твоих волос
   не смел поцеловать
   я,
   Ни даже сжать
   холодных, тонких
   рук.
   Я сам себе
   был гадок, как
   паук,
   Меня пугал
   и мучил каждый
   звук.
   И ты ушла
   в простом и
   темном платье,
   Похожая
   на древнее
   Распятье.
   В июле 1914 года,
   когда в далеком
   Сараеве раздался
   выстрел Гавриил
   принципа, а
   затем всю Европу
   охватил пожар
   войны, началась
   трагическая
   эпоха.
   Патриотический
   порыв тогда
   охватил все
   русское общество.
   Но едва ли не
   единственный
   среди сколько-нибудь
   видных русских
   писателей,
   Гумилев отозвался
   на обрушившуюся
   на страну войну
   действенно,
   и почти тотчас
   же (24-го августа)
   записался в
   добровольцы.
   Он сам, в позднейшей
   версии уже
   упоминавшихся
   “Пятистопных
   ямбов”, сказал
   об этом всего
   лучше:
   И в реве
   человеческой
   толпы,
   В гуденье
   проезжающих
   орудий,
   В немолчном
   зове боевой
   трубы
   Я вдруг
   услышал песнь
   моей судьбы
   И побежал,
   куда бежали
   люди,
   Покорно
   повторяя: буди,
   буди.
   Солдаты
   громко пели,
   и слова
   Невнятны
   были, сердце
   их ловило:
   – “Скорей
   вперед! Могила
   так могила!
   Нам ложем
   будет свежая
   трава,
   А пологом
   – зеленая листва,
   Союзником
   – архангельская
   сила”. –
   Так сладко
   эта песнь лилась,
   маня,
   Что я пошел,
   и приняли меня
   И дали мне
   винтовку и
   коня,
   И поле, полное
   врагов могучих,
   Гудящих
   грозно бомб
   и пуль певучих,
   И небо в
   молнийных и
   рдяных тучах.
   И счастием
   душа обожжена
   С тех самых
   пор; веселием
   полна
   И ясностью,
   и мудростью,
   о Боге
   Со звездами
   беседует она,
   Глас Бога
   слышит в воинской
   тревоге
   И Божьими
   зовет свои
   дороги.
   В нескольких
   стихотворениях
   Гумилева о
   войне, вошедших
   в сборник “Колчан”
   (1916) – едва ли не
   лучших во всей
   “военной” поэзии
   в русской литературе:
   сказалось не
   только
   романтически-патриотическое,
   но и глубоко
   религиозное
   восприятие
   Гумилевым
   войны.
   В
   январе 1918 года
   Гумилев покинул
   Париж и перебрался
   в Лондон. Гумилев
   покинул Лондон
   в апреле 1918 года.
   В этом же
   году состоялся
   его развод с
   А А. Ахматовой,
   а в следующем
   году он женился
   на Анне Николаевне
   Энгельгардт,
   дочери профессора-ориенталиста,
   которую С. К.
   Маковский
   охарактеризовал,
   как “хорошенькую,
   но умственно
   незначительную
   девушку”. В 1920
   году у Гумилевых,
   по словам А. А.
   Гумилевой,
   родилась дочь
   Елена.
   В 1918 году, вскоре
   после возвращения
   в Россию, он
   задумал переиздать
   некоторые из
   своих дореволюционных
   сборников
   стихов: появились
   новые, пересмотренные
   издания “Романтических
   цветов” и “Жемчугов”;
   были объявлены,
   но не вышли
   “Чужое небо”
   и “Колчан”. В
   том же году
   вышел шестой
   сборник стихов
   Гумилева “Костер”,
   содержавший
   стихи 1916-1917 гг., а
   также африканская
   поэма “Мик”
   и уже упоминавшийся
   “Фарфоровый
   павильон”.
   Нет оснований
   думать, что
   Гумилев вернулся
   весной 1918 года
   в Россию с
   сознательным
   намерением
   вложиться в
   контрреволюционную
   борьбу, но есть
   все основания
   полагать, что,
   будь он в России
   в конце 1917 года,
   он оказался
   бы в рядах Белого
   Движения.
   Гумилев
   был арестован
   3-го августа
   1921 года(он был
   признан виновным
   в участии в
   заговоре , в
   котором он не
   участвовал
   , он был просто
   знаком с одним
   из руководителей
   заговора- Н. И.
   Лазаревским),
   за четыре дня
   до смерти А. А.
   Блока. И В. Ф.
   Ходасевич, и
   Г. В. Иванов в
   своих воспоминаниях
   говорят, что
   в гибели Гумилева
   сыграл роль
   какой-то провокатор.
   Гумилева признали
   виновным и
   расстреляли.
   В
   воспоминаниях
   о Гумилеве не
   раз цитировалась
   фраза из письма
   его к жене из
   тюрьмы: “Не
   беспокойся
   обо мне. Я здоров,
   пишу стихи и
   играю в шахматы”.
   Упоминалось
   также, что в
   тюрьме перед
   смертью Гумилев
   читал Гомера
   и Евангелие.
   Написанные
   Гумилевым в
   тюрьме стихи
   не дошли до
   нас. Они были
   вероятно конфискованы
   Чекой и, может
   быть – кто знает?
   – сохранились
   в архиве этого
   зловещего
   учреждения.
   И Гумилев – первый
   в истории русской
   литературы
   большой поэт,
   место погребения
   которого даже
   неизвестно.
   Как сказала
   в своем стихотворении
   о нем Ирина
   Одоевцева:
   И нет на его
   могиле
   Ни холма,
   ни креста – ничего.
   Анализ
   творчества
   Гумилева.
   Поэзия
   Гумилева в
   разные периоды
   его творческой
   жизни сильно
   отличается.
   Иногда он
   категорически
   отрицает символистов,
   а иногда настолько
   сближается
   с их творчеством,
   что трудно
   догадаться
   что все эти
   замечательные
   стихотворения
   принадлежат
   одному поэту.
   Здесь вспоминаются
   слова проницательного
   А.Блока: “Писатель
   – растение
   многолетнее…
   душа писателя
   расширяется
   периодами, а
   творение его
   – только внешние
   результаты
   подземного
   роста души.
   Поэтому путь
   развития может
   представляться
   прямым только
   в перспективе,
   следуя же за
   писателем по
   всем этапам
   пути, не ощущаешь
   этой прямизны
   и неуклонности,
   вследствие
   остановок и
   искривлений”.
   Эти
   слова Блока,
   поэта, высоко
   ценимого Гумилевым,
   и в то же время
   основного его
   оппонента в
   критических
   статьях, наиболее
   подходят к
   описанию творческого
   пути Гумилева.
   Так, ранний
   Гумилев тяготел
   к поэзии старших
   символистов
   Бальмонта и
   Брюсова, увлекался
   романтикой
   Киплинга, и в
   то же время
   обращался к
   зарубежным
   классикам:
   У.Шекспиру,
   Ф.Рабле, Ф.Вийону,
   Т.Готье и даже
   к эпически-монументальным
   произведениям
   Некрасова.
   Позже он отошел
   от романтической
   декоративности
   экзотической
   лирики и пышной
   яркости образов
   к более четкой
   и строгой форме
   стихосложения,
   что и стало
   основой акмеистического
   движения. Он
   был строг и
   неумолим к
   молодым поэтам,
   первый объявил
   стихосложение
   наукой и ремеслом,
   которому нужно
   так же учиться,
   как учатся
   музыке и живописи.
   Талант, чистое
   вдохновение
   должны были,
   по его пониманию,
   обладать совершенным
   аппаратом
   стихосложения,
   и он упорно и
   сурово учил
   молодых мастерству.
   Стихотворения
   акмеистического
   периода, составившие
   сборник “Седьмое
   небо”, подтверждают
   такой трезвый,
   аналитический,
   научный подход
   Гумилева к
   явлениям поэзии.
   Основные положения
   новой теории
   изложены им
   в статье “Наследие
   символизма
   и акмеизм”.
   “Новому направлению”
   было дано два
   названия: акмеизм
   и адамизм
   (с греческого
   – “мужественно-твердый
   и ясный взгляд
   на жизнь”). Главным
   их достижением
   Гумилев считал
   признание
   “самоценности
   каждого явления”,
   вытеснение
   культа “неведомого”
   “детски мудрым,
   до боли сладким
   ощущением
   собственного
   незнания”.
   Также к этому
   периоду относится
   написание
   Гумилевым
   серьезной
   критической
   работы “Письма
   о русской поэзии”,
   опубликованной
   позже в 1923 году.
   Эта
   книга исключительно
   поэтической
   критики занимает
   особое место
   в истории русской
   критической
   мысли. Статьи
   и рецензии,
   вошедшие в нее,
   писал большой
   поэт и страстный
   теоретик стиха,
   человек безупречного
   поэтического
   слуха и точного
   вкуса. Обладая
   безусловным
   даром предвидения,
   Гумилев-критик
   намечает в
   своих работах
   пути развития
   отечественной
   поэзии, и мы
   сегодня можем
   убедиться, как
   точен и прозорлив
   был он в своих
   оценках. Свое
   понимание
   поэзии он выразил
   в самом начале
   своей программной
   статьи “Анатомия
   стихотворения”,
   открывающей
   сборник “Письма
   о русской поэзии”.
   “Среди многочисленных
   формул, определяющих
   существо поэзии,
   выделяются
   две,- писал Н.
   Гумилев,- предложенные
   поэтами же,
   задумывающимися
   над тайнами
   своего ремесла.
   Они гласят:
   “Поэзия есть
   лучшие слова
   в лучшем порядке”
   и “Поэзия есть
   то, что сотворено
   и, следовательно,
   не нуждается
   в переделке”.
   Обе эти формулы
   основаны на
   особенно ярком
   ощущении законов,
   по которым
   слова влияют
   на наше сознание.
   Поэтом является
   тот, кто “учитывает
   все законы,
   управляющие
   комплексом
   взятых им слов”.
   Именно это
   положение и
   лежит в основе
   той громадной
   работы, которую
   после революции
   проводил Гумилев
   с молодыми
   поэтами, настойчиво
   обучая их технике
   стиха, тайнам
   того ремесла,
   без которого,
   по его мнению,
   настоящая
   поэзия невозможна.
   Гумилев хотел
   написать теорию
   поэзии, этой
   книге не суждено
   было родиться,
   и отношение
   его к “святому
   ремеслу” поэзии
   сконцентрировано
   в нескольких
   статьях и рецензиях,
   составивших
   “Письма о русской
   поэзии”.
   Но
   с годами поэзия
   Гумилева несколько
   меняется, хотя
   основа остается
   прочной. В сборниках
   военной эпохи
   в ней вдруг
   возникают
   отдаленные
   отзвуки блоковской,
   опоясанной
   реками, Руси
   и даже “Пепла”
   Андрея Белого.
   Эта тенденция
   продолжается
   и в послереволюционном
   творчестве.
   Поразительно,
   но в стихотворениях
   “Огненного
   столпа” Гумилев
   как бы протянул
   руку отвергаемому
   и теоретически
   обличаемому
   символизму.
   Поэт словно
   погружается
   в мистическую
   стихию, в его
   стихах вымысел
   причудливо
   переплетается
   с реальностью,
   поэтический
   образ становится
   многомерным,
   неоднозначным.
   Это уже новый
   романтизм,
   лирико-философское
   содержание
   которого значительно
   отличается
   от романтизма
   знаменитых
   “Капитанов”,
   акмеистической
   “прекрасной
   ясности” и
   конкретности.
   Анализ
   стихотворения
   «Капитаны».
   Это стихотворение
   относится к
   одному из первых
   сборников
   Гумилева, когда
   «муза странствий
   еще не покинула
   его». В этом
   стихотворении
   он прославляет
   мужество силу
   и доблесть
   «открывателей
   новых земель»,
   образ этот у
   него сочетает
   в себе капитана
   военно-морского
   флота и испанского
   пирата. Его
   капитаны – это
   люди, жившие
   во времена ,
   когда открывали
   Америку , поэтому
   образ капитана
   напоминает
   героев тогдашних
   романов.
   Очень
   ярко здесь
   проявляются
   многие особенности
   его раннего
   творчества
   : экзотичность,
   буйство красок:
   «золото с кружев»,
   «…розоватых
   …манжет» ; Набор
   чувств, любовь
   к пышному внутреннему
   и внешнему
   убранству,
   строгость
   формы.
   Подчеркивается
   мужество лирического
   героя , который
   пытается найти
   свое счастье
   за чертой бытия.
   Гумилев
   в этом стихотворении
   выступает как
   романтический
   поэт , многое
   здесь идеализированно
   и преувеличенно.
   Это
   стихотворение
   очень понравилось
   нам своей
   экзотичностью
   и особенно
   полюбился
   лирический
   герой , напоминающий
   искателя приключений.

   Анализ
   стихотворения
   «Невольничья»

   Стихотворение
   написано Гумилевым
   под впечатлением
   полученным
   им в путешествии
   по Африке по
   Абиссинии.
   Гумилев был
   поражен положением
   коренных жителей
   этой страны,
   в ней все еще
   существовало
   рабство, и именно
   положение
   угнетенных
   негров послужило
   поводом к написанию
   этого стихотворения.
   Поэтому и тема
   здесь: угнетенные
   и угнетатели.
   Особенностью
   стихотворения
   является то
   , что повествование
   ведется от лиц
   лирических
   героев – рабов.
   Они рассказывают
   о своем угнетенном
   несчастном
   положении:
   Мы должны
   чистить его
   вещи
   Мы должны
   стеречь его
   мулов,
   А вечером
   есть солонину,
   Которая
   испортилась
   днём.
   Как
   бы в противопоставление
   им становится
   другой лирический
   герой – «европеец»
   , рабовладелец:
   Он
   садится под
   тенью пальмы,
   Обвернув
   лицо земной
   вуалью,
   Ставит
   рядом с собой
   бутылку виски
   ,
   И
   хлещет пенящихся
   рабов.
   Его
   с насмешкой
   называют храбрым,
   потому что его
   сила, храбрость
   заключена
   только в острые
   сабле и «хлещущем
   биче» и «дальнобойном
   оружии». Через
   слова рабов,
   чувствуется,
   что Гумилев
   осуждает, призирает
   этого надменного,
   бездушного,
   злого труса,
   который может
   почувствовать
   себя сильней,
   только угнетая
   бессильных.
   К
   особенностям
   стихотворения
   можно отнести
   и почти полное
   отсутствие
   эпитетов. А так
   повествование
   ведется от лица
   угнетенных,
   то по моему
   мнению этим
   автор хотел
   подчеркнуть,
   что рабы не
   могут ничего
   чувствовать
   , кроме гнева
   и сильной ненависти
   к «европейцу»
   , которая под
   конец стихотворения
   переливается
   в угрозу:
   У
   него [
   европейца ]
   нежное тело
   Его
   сладко будет
   пронзить ножом.
   
   В
   этом-то и заключается
   идея стихотворения.
   Гумилев говорит
   о том , что не
   пройдут бесследно
   те унижения,
   которым подверглись
   коренные жители
   и, рано или поздно,
   они отомстят
   не прошеным
   гостям из Европы,
   и вернут себе
   свободу.
   Заключение.
   Николай
   Гумилев был
   далеко незаурядной
   личностью с
   удивительной
   и вместе с тем
   трагичной
   судьбой. Не
   подлежит сомнению
   его талант как
   поэта и литературного
   критика. Его
   жизнь была
   полна суровых
   испытаний, с
   которыми он
   с доблестью
   справился:
   несколько
   попыток самоубийства
   в юности, несчастная
   любовь, чуть
   ли не состоявшаяся
   дуэль, участие
   в мировой войне.
   Но она оборвалась
   в возрасте 35
   лет, и кто знает,
   какие бы гениальные
   произведения
   Гумилев бы еще
   мог создать.
   Прекрасный
   художник, он
   оставил интересное
   и значительное
   наследие, оказал
   несомненное
   влияние на
   развитие российской
   поэзии. Его
   ученикам и
   последователям,
   наряду с высоким
   романтизмом,
   свойственна
   предельная
   точность поэтической
   формы, так ценимая
   самим Гумилевым,
   одним из лучших
   русских поэтов
   начала XX века.
   Литература
   1) Г. Месняев
   “Возрождение”
   1981-82 гг. “В панцире
   железном”.
   2)“Гумилев
   Николай Степанович.
   Стихотворения
   и поэмы”.
   В.К.Лукницкая.
   3)“Русская
   литература
   XX века”. Л.А.Смирнова,
   А.М.Турков,
   А.М.Марченко
   и др.
   4) Советский
   Энциклопедический
   Словарь.
   5)
   “Таганцевское
   дело”. В.Хижняк.
   (“Вечерняя
   Москва”).
   Этот реферат был собран из нескольких , скаченных из Центр.Банка
   Получил за него я 5+ , так-что дерзайте 🙂
   ps Никаких прав НЕТ , подлежит свободному распространению

9. Творчество Н. Гумилева
   В творчестве многих поэтов начала ХХ в. есть некий
   собирательный образ, так или иначе связанный с разными руслами  их
   поисков. Идеал Н. Гумилёва
   символически выражен  в
   облике  фантастической  героини поэмы «Открытие Америки» – Музы
   Дальних Странствий. Неостановимые странствия художника были  изменчивыми, неоднородными, но именно они
   определили  его  жизнь, искусство, романтическое  мироощущение. Движение к манящим далям было,
   однако, насильственно прервано. Огульно обвиненного в антисоветском заговоре
   Гумилёва расстреляли в 1921г. Лишь спустя шесть с лишним десятилетий стало  возможным открыто признать это преступление.
   Родился Гумилёв в семье корабельного врача в   Кронштадте. Учился в гимназии Царского
   села. Затем ненадолго (1900-1903) уезжал (новое назначение отца) в Грузию.
   Вернувшись, в 1906 г. окончил Николаевскую Царскосельскую гимназию. Однако
   уже  пребывание в ней  не было обычным. Естественные для юноши
   интересы и занятия сразу оттеснила напряженная
   внутренняя жизнь. Все определило рано проснувшееся, волнующее призвание
   поэта. Ещё в 1902-м «Тифлисский листок» опубликовал первое стихотворение
   Гумилёва – «Я в лес бежал из городов…».
   События и факты
   биографии Гумилёва живо свидетельствуют о редком его мужестве и жажде познания
   мира. Окончив гимназию, он поехал в Париж для изучения французской литературы,
   но скоро покинул Сорбонну, отправившись, несмотря на запрет отца, в
   Африку.  Мечта увидеть загадочные,
   нецивилизованные земли завладела поэтом. В первую поездку Гумилёв посетил лишь
   города: Стамбул, Измир, Порт-Саид, Каир. Но пережитое оставило в душе
   неизгладимый след. На этой таинственной для европейца земле он перенес  много лишений и добровольных рискованных,
   иногда смертельных испытаний, а в результате привез ценные материалы для
   Петербургского Музея этнографии. В первую мировую войну ушел добровольцем на
   фронт, где не счел нужным оберегать себя, и участвовал в самых трудных
   маневрах. В мае 1917 г. уехал по собственному желанию на Салоникскую (Греция)
   операцию Антанты, с надеждой (неосуществившейся) вновь оказаться в Африке.
   Возвращение из Европы в полуразрушенный, голодный и холодный Петроград 1918 г.
   тоже было  необходимым для Гумилёва
   этапом постижения себя и жизни.
   Жадное  стремление к
   путешествиям и опасностям было все-таки вторичным, вытекающим из всепроникающей
   страсти  к литературному творчеству. В
   письме В.Брюсову Гумилёв так объяснил цель поездки в Абиссинею: «в новой
   обстановке найти новые слова». О зрелости поэтического видения и мастерства он
   думал постоянно и плодотворно.
   Художественный талант
   Гумилёва точнее всего, представляют можно определить как смелое освоение всегда
   загадочной, безбрежной, чудесной страны русской словесности. Разнообразие
   проложенных здесь путей поражает. Гумилёв-автор сборников лирики, поэм, драм,
   очерков, рассказов, эссе, литературно-критических и публицистический статей,
   работ по теории стиха, рецензий о явлениях зарубежного искусства… А развитие
   самой родной Гумилёву стихии самовыражения – поэзии – отмечено небывалой
   интенсивностью. Одна за другой (начиная еще с гимназической поры) выходят его
   книги: 1905 – «Путь конквистадоров»; 1908 – «Романтические цветы»; 1910 – «Жемчуга»;
   1912 – «Чужое небо»; 1916 – «Колчан»; 1918 – «Костер», «Фарфоровый павильон» и
   поэма «Мик»; 1921 – «Шатер» и «Огненный столб».
   И весь этот массив творческих свершений «уложен» в какие-то
   полтора десятка лет.
   В. Брюсов увидел в первом юношеском сборнике Гумилёва «новую
   школу» стиха, но упрекнул его в подражательности символистам. Воспетые автором
   ценности любви, красоты напоминали идеалы старших современников, но
   отстаивались «и громом и мечом». Мужественные интонации, волевое начало были
   новы, а почерпнутые их легенды новые образы Прекрасного обращены к  земным запросам человека. Образ
   конквистадоров становится лишь символом завоевания красоты и любви.
   «Романтические цветы» исполнены грустных ощущений: непрочности
   высоких порывов, призрачности счастья. Однако и здесь побеждает сила стремлений
   – преобразить сущее по воле автора. «Сам мечту свою создал» – сказал поэт. И
   создал ее, соотнося жизненные явления, но заглянув за черту их возможного
   существования (исток романтической образности). Экстатичность грез и влечений
   как нельзя более соответствует названию сборника.
   Третья, зрелая книга «Жемчуга» во многом прояснило позицию
   художника. Именно здесь окончательно выявился мотив поиска – «чувства пути»,
   обращенного теперь не к субъективным глубинам, а вовне. Однако подобная «
   объективизация» весьма условна, поскольку обретается «страна» духовного бытия.
   Поэтому совершенно как будто конкретная тема путешествия (здесь она впервые
   зримо выражена) символизирует дорогу эстетических исканий. Сам образ жемчугов почерпнут
   от небывало прекрасной земли: «Куда не ступала людская нога, | Где в солнечных
   рощах живут великаны! | И светят в прозрачной воде жемчуга». Открытие неведомых
   доселе ценностей одухотворяет и оправдывает жизнь.
   В такой атмосфере возникает необходимость понять и утвердить
   личность, способную к могучим свершениям. В пути  покоритель вершин не знает отступлений: «Лучше слепое Ничто, |
   Чем золотое вчера». Полет черного орла влечет глаз  головокружительной высотой, и авторское воображение дорисовывает
   эту перспективу – «не зная тленья, он летел вперед»:
   Он умер, да! Но он не мог упасть,
   Войдя в круги
   планетного движения,
   Бездонная внизу зияла пасть,
   Но были слабы силы притяженья.
   Смело проявлено подлинно гумилевское – поиск Света за чертой
   бытия. Даже Мертвый, отданный костру, способен на дерзкое желание: «Я еще один
   раз отпылаю | Упоительной жизнью огня». Творчество провозглашается видом
   самосожжения: «На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ | И
   погибни славной смертью, страшной смертью скрипача» («Волшебная скрипка»).
   Образный строй соткан из знакомых реалий. Тем не менее они,
   разноисходные, контрастные, так соотнесены друг с другом, а главное, так
   свободно домыслены их свойства и функции, что возникает фантастический мир,
   передающий  «сверхземные» по силе и
   характеру идеалу. «Я» субъекта редко проявлено открыто, но любому из
   воплощенных «лиц» сообщены его предельные эмоции и устремленность. Все
   преображено волей поэта.
   В небольшом цикле «Капитаны» есть бытовой колорит, скажем, в
   береговой жизни мореплавателей. Возникают здесь фигуры прославленных
   путешественников: Гонзальво и Кука, Лаперуза и Васко да Гама. С редким
   мастерством воссоздается облик каждого героя через красочные детали одеяния
   («розоватые манжеты», «золото кружев»). Но все это только внешний, тематический
   пласт цикла, позволяющий сочно, зримо выразить внутренний. Он в воспевании
   подвига: «Ни один пред грозой не трепещет, | Ни один не свернет паруса». И в
   прославлении несгибаемой силы духа всех, «кто дерзает, кто хочет, кто ищет».
   Даже в оправдании их суровости (ранее грубо социологически истолкованной):
   Или, бунт на борту обнаружив,
   Из-за пояса рвет пистолет,
   Так что сыплется
   золото с кружев,
   С розоватых
   брабандских манжет.
   Весь сборник проникнут волевой интонацией и самоиспепеляющей
   жаждой открыть неизвестные потенции в себе, человеке, жизни. Отсюда вовсе не
   следует, что Гумилёв предан бодряческим настроением. Испытания на избранном
   пути не совместимы с ними. Трагические мотивы рождены столкновением с
   «чудовищным горем», неведомыми врагами. Мучительна скучная, застойная
   реальность. Ее яды проникают в сердце лирического героя. Некогда расцвеченный
   романтическими красками «всегда узорный сад души» превращается в висящий,
   мрачный, куда низко, страшно наклоняется лик ночного светила  – луны. Но тем с большей страстью
   отстаивается мужество поиска.
   В статье «Жизнь стиха» Гумилёв указал на необходимость особой
   «расстановки слов, повтора гласных и согласных звуков, ускорений и замедлений
   ритма», чтобы читатель «испытывал то же, что сам поэт». В «Жемчугах» подобное
   мастерство достигло блеска.
   «Тягучие» анапесты в части «Волшебной скрипки» доносят
   охватившую музыканта усталость. Ямбы первого стихотворения «Капитанов»
   электризуют энергической интонацией. Сгущение однотипных или контрастных
   признаков воссоздает конкретную атмосферу разных эпох и стран в «Старом
   конквистадоре», «Варварах», «Рыцаре с цепью», «Путешествии в Китае». С другой
   стороны, автор постоянно расширяет содержание
   каждого произведения средствами ассоциаций. Иногда со своими прежними
   образами («сад души», конквистадор, полет, огонь, пр.). Нередко  с историко-культурными  явлениями. Бальзаковский акцент  возникает с упоминанием «шагреневых
   переплетов». Творчество и личность композиторов-романтиков (скорее всего,
   Шумана) немало подсказывает в «Мэстро». Капитан с лицом Каина углубляет тему
   Летучего голландца. Совершенно удивительны гумилёвские  аллитерации: страх падения передает «з-з-з»
   – «бездонная внизу зияла», певучесть скрипки сочетание «вл» – «владей
   волшебной». Найденное здесь поэт многообразно разовьет в последующем своем
   творчестве.
   Весной 1909 г. Гумилёв
   сказал о своем заветном желании: «Мир стал больше человека.
   Взрослый человек (много ли их?) рад борьбе. Он гибок, он силен, он верит в свое
   право найти землю, где можно было бы жить». Радость борьбы проявилась в активной
   литературно-организаторской деятельности. В 1910 г. Гумилёв создает «Цех
   поэтов», объединяющий большую группу его единомышленников, для разрешения
   профессиональных вопросов. В 1913 г. вместе с С. Городецким формирует
   объединение акмеистов. Поиск «земли» в его обощенном смысле определил новый
   этап поэзии Гумилёва, ясно ощутимый в книге «Чужое небо».
   Здесь появилось «Открытие Америки». Рядом с Колумбом встала
   Муза Дальних Странствий. Но она не просто увлекает путешествиями, под ее
   легкими крылами Колумб находит неизвестную ранее, прекрасную землю:
   Чудо он духовным видит оком,
   Целый мир,
   неведомый пророкам,
   Что залег в пучинах голубых,
   Там, где запад
   сходится с востоком.
   Таинственная часть света открыта. Однако ее дары не освоены:
   Колумб возвращается в Старый Свет. И чувство глубокого неудовлетворения
   охватывает вчерашнего победителя:
   Раковина я, но без жемчужин,
   Я поток, который был
   запружен,
   Спущенный, теперь
   уже не нужен.
   «Как любовник, для игры другой | Он покинут Музой Странствий».
   Аналогия с разочарованиями художника безусловна и грустна.  «Жемчужина», которая светит внутреннему
   взору, нет, ветреная Муза покинула того, кто потерал свою «драгоценность». О
   цели поиска задумывается поэт.
   Гумилёв стремился понять феномен жизни. Она предстает в
   необычном и емком образе – «с иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва,
   забывающий игрушки между белых усталых рук». Естественна и сильна, сложна и
   противоречива жизнь. Но сущность ее ускользает. Отвергнув обманчивой блеск
   «жемчужин», лирический герой все-таки обретает свою «землю». Она воистину
   неисчерпаемо богата, главное, всегда нуждается в человеке, дающем ей новое
   дыхание. Так в подтексте (прямо не названное) возникает священное понятие –
   служение культуре, гармонизация ее современного для автора состояния. Идеалом
   избран давно ушедший в прошлое античный мир:
   Мы идем сквозь
   туманные годы,
   Смутно чувствуя веянье роз,
   У веков, у
   пространств, у природы
   Отвоевать древний Родос.
   Путь, проложенный во времени, соединяет минувшее и грядущее
   подвигом творящей красоту личности.
   При такой величественной цели
   обретение свежих впечатлений, форм, слов становится остро необходимым.
   Гумилёв отражает «бессмертные черты» увиденного, пережитого. В том числе и в
   Африке. В сборник вошли основанные на местном фольклоре абиссинские песни
   («Военная», «Пять быков», «Невольничья», «Занзибарские девушки» и др.). Здесь
   воспроизведен природный, социальный, бытовой колорит. Экзотика, однако,  дает не просто неожиданные образы, детали, а
   понимание близких для автора духовных особенностей: сильных, естественных
   чувств, слияния с природой, образного мышления. Живые соки примитивной культуры
   впитал художник.
   Подлинной же «страной» своего «обитания» Гумилёв почитал
   искусство; кумиром на этой «обетованной земле»
   назвал французского поэта Теофиля Готье. В статье, посвященной ему, выделил
   свойственные им обоим творческие устремления: избегать «как случайного,
   конкретного, так и туманного, отвлеченного»; познать «величественный идеал
   жизни в искусстве и для искусства». Неуловимая в обыденном существовании
   красота постигается лишь художником и только для дальнейшего развития
   творчества, обогащения духовной культуры. В «Чужое небо» включена подборка
   лирики Готье  в переводе Гумилёва. Среди
   них – строки восхищения человеческим даром созидания Прекрасного:
   Все прах. – Одно, ликуя,
   Искусство не умрет,
   Статуя
   Переживет народ.
   Проблема художественного мастерства приобрела поэтому
   принципиальный характер. С одной стороны, Гумилёв покланяется остроте зрения,
   обращенного к многообразию сущего: «У поэтов должно быть плюшкинское хозяйство.
   И веревочка пригодится».  С другой –
   считал: «стихи – одно, а жизнь – другое». Понятие мастерства традиционно
   связывалось с достижением совершенных форм, с глобальным вопросом о
   преображении реалий в достойную для искусства ценность. В переводах Готье это
   вылилось в афористическое утверждение:
   Создание тем прекрасней,
   Чем взятый материал
   Бесстрастней.
   Смысл бытия-творчества был найден. Гумилёв захотел
   выстраданную им истину развить в содружестве с единомышленниками. Так возникла
   идея их объединения под знаменем акмеизма.
   Соотношение жизни и искусства в поэзии Гумилёва явственно
   проступает в книге «Колчан». Здесь были отражены его наблюдения и переживания в
   период первой мировой войны. На фронте Гумилёв сражался, по свидетельству
   очевидцев, с завидным спокойным мужеством,
   за что был награжден двумя Георгиевскими крестами. А за патриотизм поэта
   долгие годы обвиняли в шовинизме. Особое негодование вызывала строка из
   стихотворения «Пятистопные ямбы»:  «В
   немолчном зове боевой трубы | Я вдруг услышал песнь своей судьбы…» Тогда как
   это было искреннее и нравственное признание. Испытания Гумилёв по-прежнему  считал необходимой школой роста, теперь
   нужного не только  ему – всей стране. В
   слиянии с ней открывал новые горизонты
   осмысления мира и человека. Лирика «Колчана» позволяет увидеть, как
   проходил такой процесс.
   Россия пробуждала больные вопросы. Считая себя «не героем
   трагическим» – «ироничнее и суше», поэт постигал лишь свое отношение к родине:
   О, Русь, волшебница
   суровая,
   Повсюду ты свое возьмешь.
   Бежать? Но разве
   любишь новое
   Иль без тебя да проживешь?
   В «логовище огня» появляется единение с  «волшебницей суровой»:
   Золотое сердце России
   Мерно бъется
   в груди моей…
   Вот почему: «…смерть ясна и проста: | Здесь товарищ над павшим
   тужит | И целует его в уста». Горькая година дарит вооистину простое и великое
   чувство взаимопонимание. Таков житейский, кстати, чуть намеченный в стихах,
   смысл пережитого. Есть и глубокий, философский, соответствующий запросам жизни.
   В прозаических «Записках кавалериста» Гумилев раскрыл все
   тяготы войны, ужас смерти, муки тыла. Тем не менее не это знание легло в основу
   «Колчана». Видя народные беды, Гумилев пришел к широкому выводу: «Дух
   также реален, как наше тело, только бесконечно сильнее его». Мысль эта получила
   художественное развитие.
   В страданиях растет мудрая требовательность человека к себе:
   «как могли мы прежде жить в покое…». Отсюда вырастает подлинно гумилевская
   тема души и тела. Пока противоборства между ними нет:
   Расцветает дух, как роза мая,
   Как огонь, он
   разрывает тьму,
   Тело, ничего не
   понимает,
   Слепо повинуется ему.
   В «Колчане» многогранно выражена духовная сила: «все идет
   душа, горит своим уделом…», «все в себе вмещает человек, который любит мир»;
   «солнце духа, ах, беззакатно, не земле его побороть».
   Муза Дальних Странствий теперь пробуждается не зовом
   простанств и времен, а самоуглублением личности, ее «огнедышашей беседой»,
   «усмирением усталой плоти». Но такое «путешествие», может быть еще труднее и
   ответственнее. Сурово развенчивается якобы присущая всем прежде близорукость:
   «Мы никогда не понимали | Того, что стоило понять»; «И былое темное бремя |
   Продолжает жить в настоящем». Гумилёв обращается к мифологии, творчеству
   ушедших из жизни мастеров. Но лишь затем, чтобы выверить в чужом опыте свой
   поиск Прекрасного в человеческой душе. Оно соотнесено с искусством. Художнику
   адресована высокая цель – слагать «окрыленные стихи, расковывая сон стихий»
   (аллитерация, подчеркивающая контраст). Среди глухих, непрозревших:
   И символ горнего величья,
   Как некий
   благостный завет,
   Высокое косноязычье
   Тебе даруется, поэт.
   Противоположные состояния в конечном счете оказываются плодами
   одного «сада души». Мучительных борений, раздвоенности здесь нет. Но
   несогласные между собой начала разделены резкой гранью на свет и тьму.
   Диссонансы воплощены с проникновением в реальный, зримый мир и средствами
   безудержной фантазии. Ясно чувствуется обычные запахи: «смол, и пыли, и травы»,
   «пахнет тлением заманчиво земля»; видятся: «ослепительная высота», «дикая
   прелесть степных раздолий», «таинство лесной глуши». А рядом удивительное –
   «зыбкие дали зеркал»,  «сатана в
   нестерпимом блеске», человечные в страданиях, «когда-то страшные» глаза
   мифической Медузы. И всюду: «Краски, краски – ярки и чисты». Разноисходное
   организовано авторской  чеканной
   мыслью.  «Теперь мой голос медлен и
   размерен» – признание самого поэта. Строго, взыскательно постигаются высшие
   запросы в переломное время.
   Раздумья о «солнце духа» и человеческих внутренних контрастах
   привели Гумилёва к подведению личных жизненных итогов. Они были выражены в
   стихах «Костра», куда вошла лирика парижского и лондонского альбомов, созданных
   в столицах  Франции и Англии, когда
   Гумилёв участвовал в операции Антанты.
   Автор исходил будто из самых «малых» наблюдений – за
   деревьями, «оранжево-красным небом», «медом пахнущим лучом», «больной» в
   ледоходе рекой. Неповторима здесь выразительность пейзажа. Но привлекала
   Гумилёва не только природа. Он открывал тайное яркой зарисовки, объясняющее его
   мироощущение. Поэт по-прежнему тяготел к идее преображения сущего, в чем можно
   не сомневаться, услышав его страстный призыв к скудной земле, почти заклинание:   «И
   стань, как ты и есть, звездою, | Огнем пронизанной насквозь!» Всюду он
   искал возможность «умчаться вдогонку свету». Будто юной мечтательный герой
   Гумилёва вернулся на страницы новой книги. Нет, этого не произошло. Зрелое и
   грустное постижение своего места  в мире
   – эпицентр «Костра».
   Теперь можно по-новому понять, почему дальняя дорога звала
   поэта, в чем состояла ее опасность. Стихотворение «Прапамять» заключает в себе
   антиномию:
   И вот вся жизнь! Круженье, пенье,                И вот опять восторг и горе,
   Моря, пустыни, города,                                   Опять, как прежде, как всегда,
   Мелькающее отраженье                                  Седою гривой машет море,
   Потерянного навсегда.                                     Встают пустыни, города.
   Маяк поиска пути никогда не гаснет, так как обещает вернуть
   «потерянное навсегда». Поэтому лирический герой называет себя «хмурым
   странником», который «снова должен ехать, должен видеть». Под этим знаком
   предстают встречи со Швейцарией, Норвежскими горами, Северным морем, садом в
   Каире.  И складываются на этой
   вещественной основе емкие, обобщающие образы
   печального  странничества:
   блуждание, «как по руслам высохших рек», «слепые переходы пространств и
   времен».
   В любовные лирике читаются сходные мотивы. Возлюбленная ведет
   «сердце к высоте», «рассыпая звезды и цветы». Нигде, как здесь, не звучал  такой сладостный восторг перед женщиной. Но
   счастье – лишь во сне, бреду. А реально – томление по непостижимому:
   Вот стою перед
   дверью твоею,
   Не дано мне иного пути,
   Хоть я знаю, что не посмею
   Никогда в эту дверь войти.
   Неизмеримо глубже, многограннее и бесстрашнее воплощены
   духовные коллизии в произведениях «Огненного столпа». Каждое из них –
   жемчужина. Вполне можно сказать, что это давно искомое сокровище поэт создал
   своим словом. Что не противоречит общей концепции сборника, где творчеству
   отводится роль священнодействия. Разрыва между желаемым и свершенным для
   художника не существует.
   Стихотворения рождены вечными проблемами – смысла жизни и
   счастья, противоречий души и тела, идеала и действительности. Обращение к ним
   сообщает поэзии величавую строгость, мудрость притчи, афористичность звучания.
   Но все окрашено теплой человеческой интонацией, исповедальной искренностью.
   Воедино сливаются индивидуальное и общее, строгая мысль о мире и трепетные
   личные признания.
   Чтение «Огненного столпа» вызывают ощущение восхождения на
   большую высоту. Невозможно определить, какой из динамических «поворотов» больше
   волнует в «Памяти», «Лесе», «Душе и теле», «Шестом чувстве». Каждый раз
   открывается новый «слой бытия».
   Вступительная строфа «Памяти» тревожит горьким
   наблюдением-предостережением:
   Только змеи
   сбрасывают кожи,
   Чтоб душа старела и росла.
   Мы, увы, со змеями
   не схожи,
   Мы меняем души, не тела.
   Затем читателей покоряет исповедь поэта о своем прошлом. Но
   одновременно и мучительная дума о несовершенстве, шаткости людских судеб. Эти
   девять проникновенных четверостиший неожиданно подводят к преобразующему тему
   суровому аккорду:
   Я – угрюмый и
   упрямый зодчий
   Храма, восстающего
   во тьме.
   Я возревновал о
   славе Отчей,
   Как на небесах, и на земле.
   А от него – к трепетной мечте о расцвете земли, страны.
   Однако  и здесь нет ее завершения.
   Заключительные строки, частично повторяющие начальные, несут новое грустное
   ощущение временной ограниченности человеческой жизни. Симфонизмом развития
   обладает стихотворение, как многие другие сборники.
   Редкой выразительности Гумилёв достигает соединением
   несоединимых элементов. Лес в одноименном лирическом создании неповторимо
   причудлив. В нем, о котором «не загрезишь и во сне», живут великаны, карлики,
   львы, появляются «женщины с кошачьей головой» и… обычные рыбаки, кюре. Кажется,
   что поэт вернулся к ранним своим фантасмагориям. Но здесь фантастическое легко
   снято: «Может быть, тот лес – душа моя…»
   Для воплощения сложных, запутанных, порой непонятных
   внутренних порывов и предприняты столь смелые образные сопоставления. В  «Слоненке» с заглавным образом связаны
   трудно с ним ассоциирующиеся переживания любви. Но такое соотнесение
   оказывается необходимым для раскрытия двух ипостасей этого чувства: заточенного
   «в тесную клетку» и сильного, сметающего все преграды, подобно тому слону, «что
   когда то нес к трепетному Риму Ганнибала». Многозначность каждого явления
   запечатлена и углублена в конкретном, вещном облике.
   Гумилёв создал рожденные его фантазией, емкие символы – на
   века. «Заблудившийся трамвай» символизирует безумное и роковое движение истории
   в никуда. И обставлено оно устрашающими деталями мертвого царства. С ним больно
   сцеплены чувственно-изменчивые (страх, страдания, нежность к любимой) душевные
   состояния. Донесена трагедия человечества и личности, что, как нельзя ярче, выражена
   и истолкована в странном образе «заблудившегося трамвая».
   Поэт как бы постоянно раздвигал границы текста. Особую роль
   играли неожиданные концовки. Триптих «Душа и тело» будто продолжал знакомую
   тему «Колчана», хотя в новом повороте (спор между душой и телом за власть над
   человеком). А в финале вдруг возникает непредвиденное: все побуждения людей
   оказываются «слабым отблеском» высшего сознания. «Шестое чувство» сразу
   увлекает контрастом между скудными утехами и подлинной красотой, любовью,
   поэзией. Эффект будто достигнут. Как вдруг в последней строфе мысль вырывается
   к иным рубежам – к мечте о преображении человеческой природы:
   Так век за веком
   – скоро ли, Господь? –
   Под скальпелем
   природы и искусства
   Кричит наш дух, изнемогает плоть,
   Рождая орган для шестого чувства.
   Сложнейшие, трудно воплощаемые явления проступают в построчных
   образах, где совмещены обычные предметные детали с обобщенными, порой
   абстрактными понятиями. Каждый из таких образов приобрел самостоятельное
   значение: «скальпель природы и искусства», «билет в Индию Духа», «сад
   ослепительных планет…».
   Тайн поэтического «колдовства»  в «Огненном столпе» не счесть. Но оно необходимо на избранном
   пути: открыть сущность и перспективы духовного бытия в строгих, «чистых»
   художественных формах. При мужественном подъеме  к этим высотам Гумилёв был очень далек от самоуспокоенности.
   Болезненное ощущение непреодолимого окружающего несовершенства было
   мучительным. Катаклизмы революционного времени предельно усиливали трагические
   предчувствия. Они и вылились в «Заблудшемся трамвае»:
   Мчался он бурей, темной, крылатой,
   Он
   заблудился в бездне времен…
   Остановите,
   вагоновожатый,
   Остановите сейчас вагон.
   «Огненный столб» таял, однако, в своей глубине поклонение свету
   и красоте. Искусство поэта позволило утвердить эти начала без малейшего оттенка
   умозрительности или идеализации. В «Канцоне второй» читаем:
   Там,
   где все сверканье, все движенье,
   Пенье все, мы
   там с тобой живем;
   Здесь же
   только наше отраженье.
   Положил гниющий водоем.
   Гумилёв учил и, думается, научил своих читателей помнить и
   любить «Всю жестокую, милую жизнь! | Всю родную, страшную землю…”. И жизнь, и
   землю он видел бескрайними, манящими далями, что помогло “прогнозировать”
   нерожденный еще человечеством опыт, следую своему “невыразимому прозванью”.
   Романтическая исключительность раскрытых душевных движений и метаморфоз дала
   такую возможность. Именно таким бесконечно дорого нам поэтическое наследие Н.
   Гумилёва.
   Список литературы
   Гумилёв Н. Наследие
   символизма и акмеизма //Русская литература ХХ в. Дооктябрьский период/
   Сост. Н.А.Трифонов.- М., 1960.
   Русская литература: ХХ в.: Справ. Материалы: Кн. Для учащихся
   ст. классов/ Сост. Л.А.Смирнова. – М.:Просвещение, 1995.
   Лукницкая В. К. Николай Гумилёв: Жизнь поэта по материалам
   домашних архивов семьи Лукницких. – Л., 1990.

10. Одним из самых ярких поэтов “серебряного века” был Николай Гумилев. Он вошел в русскую литературу как ученик Валерия Брюсова, поэта-символиста. Однако подлинным его учителем в ранние годы был другой поэт – Иннокентий Анненский. Он был его учителем и в буквальном смысле слова – директором Царскосельской гимназии, в которой учился Гумилев.
    Основные сборники Гумилева – “Путь конквистадоров”, “Романтические цветы”, “Жемчуга”, “Чужое небо”, “Костер” и последняя книга, изданная перед смертью поэта, – “Огненный столп”. Главная тема его творчества – тема мужественного преодоления. Некрасивый, бледный, слабый здоровьем, он пускается в рискованные предприятия (три путешествия в Африку, добровольный уход на войну и служба разведчиком). Герой Гумилева отличается силой духа, отвагой, как, например, герой стихотворного цикла “Капитаны”: “Пусть безумствует море и хлещет,/ Гребни волн поднялись в небеса -/ Ни один пред грозой не трепещет,/ Ни один не свернет паруса”.
    С годами в поэзии Гумилева становится меньше экзотики, но его пристрастие к сильной, необычной личности остается неизменным. Такие люди не созданы для будничной, повседневной жизни, они ей чужды. К ним поэт относит и себя. Он много размышляет о своей смерти и представляет ее неизменно в героическом ореоле:“И умру я не на постели/ При нотариусе и враче,/ А в какой-нибудь дикой щели,/ Утонувшей в густом плюще”.
    Много стихотворений Гумилев посвятил теме любви. Главная героиня его любовной лирики может принимать различные облики – и сказочной принцессы, и фантастической египетской царицы, и легендарной возлюбленной Данте – Беатриче, и Маргариты из “Фауста” Гете. Особенное место в его поэзии занимают стихотворения, посвященные Анне Ахматовой, с которой поэта связывали сложные, неровные отношения, сами по себе достойные романного сюжета (“Из логова змиева”, “Она”, “Укротитель зверей” и др.).
    Поздние стихотворения Гумилева отличает пристрастие поэта к философским темам. Он жил в то время в голодном и страшном Петрограде, занимался активнейшей работой по собиранию литературных сил, создавал студии для молодых поэтов, был их кумиром и наставником. И в это же время Гумилев создает свои лучшие стихи, наполненные раздумьями о человеческой жизни, о судьбе России, о предназначении поэта (“Память”, “Шестое чувство”, “Заблудившийся трамвай”, “Пьяный дервиш”, “Мои читатели”).
    Поэзия Гумилева более зрительная, чем слуховая, ей не свойственна, скажем, есенинская напевность, ей свойственны необычайная яркость, многоцветие, сила лирического напора.
    Мне хотелось бы подробнее остановиться на стихотворении Гумилева “Слово” из сборника “Огненный столп”.
    В оный день, когда над миром новым
    Бог склонял лицо свое, тогда
    Солнце останавливали словом,
    Словом разрушали города.
    И орел не взмахивал крылами,
    Звезды жались в ужасе к луне,
    Если, точно розовое пламя.
    Слово проплывало в вышине.
    А для низкой жизни были числа,
    Как домашний, подъяремный скот,
    Потому что все оттенки смысла
    Умное число передает.
    Патриарх седой, себе под руку
    Покоривший и добро и зло,
    Не решаясь обратиться к звуку,
    Тростью на песке чертил число.
    Но забыли мы, что осиянно
    Только слово средь земных тревог,
    И в Евангелии от Иоанна
    Сказано, что слово это – Бог.
    Мы ему поставили пределом
    Скудные пределы естества,
    И, как пчелы в улье опустелом,
    Дурно пахнут мертвые слова.
    В этом стихотворении автор размышляет о природе слова. Он противопоставляет два пути познания мира: логический, необходимый для повседневной жизни, для практических целей, – выражением его является “умное число”, и высший, Божественный путь, воплощенный в слове.
    Данное произведение Гумилева продолжает традицию, восходящую к поэзии Пушкина и Лермонтова. Гумилев говорит, что именно поэт в современном мире, в котором люди забыли Божественную суть слова, напоминает о ней людям. Утверждая свою мысль, автор обращается к самому важному авторитету для человека христианской культуры – к Евангелию. Стихотворение отличает высокий стиль. Поэт использует здесь архаизмы (“оный день”, “осиянно”), что соответствует традициям русской поэзии. По самой своей интонации произведение звучит, как торжественное заклинание.
    Гумилев стал одним из символов культуры “серебряного века”. И в его гибели есть не только трагическая, но и символическая сущность: культурный ренессанс в России был уничтожен, как был убит и его поэт.

11. Министерство образования и науки Российской Федерации
    Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования
    «Дальневосточный федеральный университет» (Филиал в г. Находка)
    Реферат
    По дисциплине: «Русская литература»
    На тему: «Жизнь и творчество Николая Гумилева»
    Выполнила: студентка группы 15С-1321
    Ящук Татьяна Алексеевна
    Находка, 2015

    Содержание
    1. Жизнь и творчество Николая Гумилева
    2. Анализ творчества Гумилева
    3. Анализ стихотворения “Капитаны”
    4. Анализ стихотворения “Невольничья”
    Заключение
    Литература

    1. Жизнь и творчество Николая Гумилева
    Николай Степанович Гумилев родился 3(15) апреля 1886 года в Кронштадте, где его отец, Степан Яковлевич, окончивший гимназию в Рязани и Московский университет по медицинскому факультету, служил корабельным врачом. По некоторым сведениям, семья отца происходила из духовного звания, чему косвенным подтверждением может служить фамилия (от латинского слова humilis, “смиренный”), но дед поэта, Яков Степанович, был помещиком, владельцем небольшого имения Березки в Рязанской губернии, где семья Гумилевых иногда проводила лето. Б. П. Козьмин, не указывая источника, говорит, что юный Н. С. Гумилев, увлекавшийся тогда социализмом и читавший Маркса (он был в то время Тифлисским гимназистом – значит, это было между 1901 и 1903 годами), занимался агитацией среди мельников, и это вызвало осложнения с губернатором Березки были позднее проданы, и на место их куплено небольшое имение под Петербургом.
    Мать Гумилева, Анна Ивановна, сестра адмирала Л. И. Львова, была второй женой Степана Яковлевича и на двадцать с лишним лет моложе своего мужа. У поэта был старший брат Дмитрий и единокровная сестра Александра, в замужестве Сверчкова. Мать пережила обоих сыновей, но точный год ее смерти не установлен.
    Гумилев был еще ребенком, когда отец его вышел, в отставку и семья переселилась в Царское Село. Свое образование Гумилев начал дома, а потом учился в гимназии Гуревича, но в 1900 году семья переехала в Тифлис, и он поступил в 4-й класс 2-й гимназии, а потом перевелся в 1-ю. Но пребывание в Тифлисе было недолгим. В 1903 году семья вернулась в Царское Село, и поэт поступил в 7-й класс Николаевской Царско-сельской гимназии, директором которой в то время был и до 1906 года оставался известный поэт Иннокентий Федорович Анненский. Последнему обычно приписывается большое влияние на поэтическое развитие Гумилева, который, во всяком случае, очень высоко ставил Анненского как поэта. По-видимому, писать стихи (и рассказы) Гумилев начал очень рано, когда ему было всего восемь лет. Первое появление его в печати относится к тому времени, когда семья жила в Тифлисе: 8 сентября 1902 года в газете “Тифлисский Листок” было напечатано его стихотворение “Я в лес бежал из городов…”.
    Учился Гумилев плохо, особенно по математике, и гимназию кончил поздно, только в 1906 воду. Зато еще за год до окончания гимназии он выпустил свой первый сборник стихов под названием “Путь конквистадоров”, с эпиграфом из едва ли многим тогда известного, а впоследствии столь знаменитого французского писателя Андрэ Жида, которого он, очевидно, читал в подлиннике.
    Гумилев поступил в Петербургский университет в 1912 году, занимался старо-французской литературой на романо-германском отделении, но курса не кончил. В Париж же он действительно уехал и провел заграницей 1907-1908 годы, слушая в Сорбонне лекции по французской литературе. В Париже Гумилев вздумал издавать небольшой литературный журнал под названием “Сириус”, в котором печатал собственные стихи и рассказы под псевдонимами “Анатолий Грант” и “Ко”, а также и первые стихи Анны Андреевны Горенко, ставшей вскоре его женой и прославившейся под именем Анны Ахматовой – они были знакомы еще по Царскому Селу. Здесь же в 1908 году Гумилев выпустил свою вторую книгу стихов – “Романтические цветы”. Из Парижа он еще в 1907 году совершил свое первое путешествие в Африку. По-видимому, путешествие это было предпринято наперекор воле отца, по крайней мере, вот как пишет об этом А. А. Гумилева: Об этой своей мечте [поехать в Африку]… поэт написал отцу, но отец категорически заявил, что ни денег, ни его благословения на такое “экстравагантное путешествие” он не получит до окончания университета. Тем не менее, Николай, не взирая ни на что, в 1907 году пустился в путь, сэкономив необходимые средства из ежемесячной родительской получки.
    Впоследствии поэт с восторгом рассказывал обо всем виденном: – как он ночевал в трюме парохода вместе с пилигримами, как разделял с ними их скудную трапезу, как был арестован в Трувилле за попытку пробраться на пароход и проехать “зайцем”. От родителей это путешествие скрывалось, и они узнали о нем лишь постфактум. Поэт заранее написал письма родителям, и его друзья аккуратно каждые десять дней отправляли их из Парижа.
    В 1908 году Гумилев вернулся в Россию. Теперь у него уже было некоторое литературное имя. В период между 1908 и 1910 гг. Гумилев завязывает литературные знакомства и входит в литературную жизнь столицы. Живя в Царском Селе, он много общается с И. Ф. Анненским. В 1909 году знакомится с С. К. Маковским и знакомит последнего с Анненским, который на короткое время становится одним из столпов основываемого Маковским журнала “Аполлон”.
    Весной 1910 года умер отец Гумилева, давно уже тяжело болевший. А несколько позже в том же году, 25-го апреля, Гумилев женился на Анне Андреевне Горенко. После свадьбы молодые уехали в Париж. Осенью того же года Гумилев предпринял новое путешествие в Африку, побывав на этот раз в самых малодоступных местах Абиссинии. В 1910 же году вышла третья книга стихов Гумилева, доставившая ему широкую известность – “Жемчуга”.
    В 1911 году у Гумилевых родился сын Лев. К этому же году относится рождение Цеха Поэтов, Гумилев отправляется в новое путешествие в 1913 году в Африку, на этот раз обставленное как научная экспедиция, с поручением от Академии Наук (в этом путешествии Гумилева сопровождал его семнадцатилетний племянник, Николай Леонидович Сверчков). Об этом путешествии в Африку (а может быть отчасти и о прежних) Гумилев писал в напечатанных впервые в “Аполлоне” “Пятистопных ямбах”:
    Но проходили месяцы, обратно
    Я плыл и увозил клыки слонов,
    Картины абиссинских мастеров,
    Меха пантер – мне нравились их пятна –
    И то, что прежде было непонятно,
    Презренье к миру и усталость снов.
    О своих охотничьих подвигах в Африке Гумилев рассказал в очерке, который будет включен в последний том нашего Собрания сочинений, вместе с другой прозой Гумилева. “Пятистопные ямбы” – одно из самых личных и автобиографических стихотворений Гумилева, который до того поражал своей “объективностью, своей “безличностью” в стихах. Полные горечи строки в этих “Ямбах” явно обращены к А. А. Ахматовой и обнаруживают наметившуюся к этому времени в их отношениях глубокую и неисправимую трещину:
    Я знаю, жизнь не удалась… и ты,
    Ты, для кого искал я на Леванте
    Нетленный пурпур королевских мантий,
    Я проиграл тебя, как Дамаянти
    Когда-то проиграл безумный Наль.
    Взлетели кости, звонкие как сталь,
    Упали кости – и была печаль.
    Сказала ты, задумчивая, строго:
    – “Я верила, любила слишком много,
    А ухожу, не веря, не любя,
    И пред лицом Всевидящего Бога,
    Быть может, самое себя губя,
    Навек я отрекаюсь от тебя”. –
    Твоих волос не смел, поцеловать я,
    Ни даже сжать холодных, тонких рук.
    Я сам себе был гадок, как паук,
    Меня пугал и мучил каждый звук.
    И ты ушла в простом и темном платье,
    Похожая на древнее Распятье.
    В июле 1914 года, когда в далеком Сараеве раздался выстрел Гавриил принципа, а затем всю Европу охватил пожар войны, началась трагическая эпоха. поэт гумилев печать невольничья
    Патриотический порыв тогда охватил все русское общество. Но едва ли не единственный среди сколько-нибудь видных русских писателей, Гумилев отозвался на обрушившуюся, на страну войну действенно, и почти тотчас же (24-го августа) записался в добровольцы. Он сам, в позднейшей версии уже упоминавшихся “Пятистопных ямбов”, сказал об этом всего лучше:
    И в реве человеческой толпы,
    В гуденье проезжающих орудий,
    В немолчном зове боевой трубы
    Я вдруг услышал песнь моей судьбы
    И побежал, куда бежали люди,
    Покорно повторяя: буди, буди.
    Солдаты громко пели, и слова
    Невнятны были, сердце их ловило:
    – “Скорей вперед! Могила так могила!
    Нам ложем будет свежая трава,
    А пологом – зеленая листва,
    Союзником – архангельская сила”. –
    Так сладко эта песнь лилась, маня,
    Что я пошел, и приняли меня
    И дали мне винтовку и коня,
    И поле, полное врагов могучих,
    Гудящих грозно бомб и пуль певучих,
    И небо в молнийных и рдяных тучах.
    И счастьем душа обожжена
    С тех самых пор; веселием полна
    И ясностью, и мудростью, о Боге
    Со звездами беседует она,
    Глас Бога слышит в воинской тревоге
    И Божьими зовет свои дороги.
    В нескольких стихотворениях Гумилева о войне, вошедших в сборник “Колчан” (1916) – едва ли не лучших во всей “военной” поэзии в русской литературе: сказалось не только романтически-патриотическое, но и глубоко религиозное восприятие Гумилевым войны.
    В январе 1918 года Гумилев покинул Париж и перебрался в Лондон. Гумилев покинул Лондон в апреле 1918 года.
    В этом же году состоялся его развод с А. А. Ахматовой, а в следующем году он женился на Анне Николаевне Энгельгардт, дочери профессора-ориенталиста, которую С. К. Маковский охарактеризовал, как “хорошенькую, но умственно незначительную девушку”. В 1920 году у Гумилевых, по словам А. А. Гумилевой, родилась дочь Елена.
    В 1918 году, вскоре после возвращения в Россию, он задумал переиздать некоторые из своих дореволюционных сборников стихов: появились новые, пересмотренные издания “Романтических цветов” и “Жемчугов”; были объявлены, но не вышли “Чужое небо” и “Колчан”. В том же году вышел шестой сборник стихов Гумилева “Костер”, содержавший стихи 1916-1917 гг., а также африканская поэма “Мик” и уже упоминавшийся “Фарфоровый павильон”.
    Нет оснований думать, что Гумилев вернулся весной 1918 года в Россию с сознательным намерением вложиться в контрреволюционную борьбу, но есть все основания полагать, что, будь он в России в конце 1917 года, он оказался бы в рядах Белого Движения.
    Гумилев был арестован 3-го августа 1921 года (он был признан виновным в участии в заговоре , в котором он не участвовал , он был просто знаком с одним из руководителей заговора- Н. И. Лазаревским), за четыре дня до смерти А. А. Блока. И В. Ф. Ходасевич, и Г. В. Иванов в своих воспоминаниях говорят, что в гибели Гумилева сыграл роль какой-то провокатор. Гумилева признали виновным и расстреляли.
    В воспоминаниях о Гумилеве не раз цитировалась фраза из письма его к жене из тюрьмы: “Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы”. Упоминалось также, что в тюрьме перед смертью Гумилев читал Гомера и Евангелие. Написанные Гумилевым в тюрьме стихи не дошли до нас. Они были, вероятно, конфискованы Чекой и, может быть – кто знает? – сохранились в архиве этого зловещего учреждения. И Гумилев – первый в истории русской литературы большой поэт, место погребения которого даже неизвестно. Как сказала в своем стихотворении о нем Ирина Одоевцева:
    И нет на его могиле
    Ни холма, ни креста – ничего.
    2. Анализ творчества Гумилева
    Поэзия Гумилева в разные периоды его творческой жизни сильно отличается. Иногда он категорически отрицает символистов, а иногда настолько сближается с их творчеством, что трудно догадаться, что все эти замечательные стихотворения принадлежат одному поэту. Здесь вспоминаются слова проницательного А.Блока: “Писатель – растение многолетнее… душа писателя расширяется периодами, а творение его – только внешние результаты подземного роста души. Поэтому путь развития может представляться прямым только в перспективе, следуя же за писателем по всем этапам пути, не ощущаешь этой прямизны и неуклонности, вследствие остановок и искривлений”.
    Эти слова Блока, поэта, высоко ценимого Гумилевым, и в то же время основного его оппонента в критических статьях, наиболее подходят к описанию творческого пути Гумилева. Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших символистов Бальмонта и Брюсова, увлекался романтикой Киплинга, и в то же время обращался к зарубежным классикам: У.Шекспиру, Ф.Рабле, Ф.Вийону, Т.Готье и даже к эпически-монументальным произведениям Некрасова. Позже он отошел от романтической декоративности экзотической лирики и пышной яркости образов к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой акмеистического движения. Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно так же учиться, как учатся музыке и живописи. Талант, чистое вдохновение должны были, по его пониманию, обладать совершенным аппаратом стихосложения, и он упорно и сурово учил молодых мастерству. Стихотворения акмеистического периода, составившие сборник “Седьмое небо”, подтверждают такой трезвый, аналитический, научный подход Гумилева к явлениям поэзии. Основные положения новой теории изложены им в статье “Наследие символизма и акмеизм”. “Новому направлению” было дано два названия: акмеизм и адамизм (с греческого – “мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь”). Главным их достижением Гумилев считал признание “самоценности каждого явления”, вытеснение культа “неведомого” “детски мудрым, до боли сладким ощущением собственного незнания”. Также к этому периоду относится написание Гумилевым серьезной критической работы “Письма о русской поэзии”, опубликованной позже в 1923 году.
    Эта книга исключительно поэтической критики занимает особое место в истории русской критической мысли. Статьи и рецензии, вошедшие в нее, писал большой поэт и страстный теоретик стиха, человек безупречного поэтического слуха и точного вкуса. Обладая безусловным даром предвидения, Гумилев-критик намечает в своих работах пути развития отечественной поэзии, и мы сегодня можем убедиться, как точен и прозорлив был он в своих оценках. Свое понимание поэзии он выразил в самом начале своей программной статьи “Анатомия стихотворения”, открывающей сборник “Письма о русской поэзии”. “Среди многочисленных формул, определяющих существо поэзии, выделяются две,- писал Н. Гумилев,- предложенные поэтами же, задумывающимися над тайнами своего ремесла. Они гласят: “Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке” и “Поэзия есть то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке”. Обе эти формулы основаны на особенно ярком ощущении законов, по которым слова влияют на наше сознание. Поэтом является тот, кто “учитывает все законы, управляющие комплексом взятых им слов”. Именно это положение и лежит в основе той громадной работы, которую после революции проводил Гумилев с молодыми поэтами, настойчиво обучая их технике стиха, тайнам того ремесла, без которого, по его мнению, настоящая поэзия невозможна. Гумилев хотел написать теорию поэзии, этой книге не суждено было родиться, и отношение его к “святому ремеслу” поэзии сконцентрировано в нескольких статьях и рецензиях, составивших “Письма о русской поэзии”.
    Но с годами поэзия Гумилева несколько меняется, хотя основа остается прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки блоковской, опоясанной реками, Руси и даже “Пепла” Андрея Белого. Эта тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве. Поразительно, но в стихотворениях “Огненного столпа” Гумилев как бы протянул руку отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается в мистическую стихию, в его стихах вымысел причудливо переплетается с реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным. Это уже новый романтизм, лирико-философское содержание которого значительно отличается от романтизма знаменитых “Капитанов”, акмеистической “прекрасной ясности” и конкретности.
    3. Анализ стихотворения “Капитаны”
    Это стихотворение относится к одному из первых сборников Гумилева, когда “муза странствий еще не покинула его”. В этом стихотворении он прославляет мужество силу и доблесть “открывателей новых земель”, образ этот у него сочетает в себе капитана военно-морского флота и испанского пирата. Его капитаны – это люди, жившие во времена , когда открывали Америку , поэтому образ капитана напоминает героев тогдашних романов.
    Очень ярко здесь проявляются многие особенности его раннего творчества : экзотичность, буйство красок: “золото с кружев”, “…розоватых …манжет” ; Набор чувств, любовь к пышному внутреннему и внешнему убранству, строгость формы.
    Подчеркивается мужество лирического героя , который пытается найти свое счастье за чертой бытия.
    Гумилев в этом стихотворении выступает как романтический поэт , многое здесь идеализированно и преувеличенно.
    Это стихотворение очень понравилось нам своей экзотичностью и особенно полюбился лирический герой , напоминающий искателя приключений.
    4. Анализ стихотворения “Невольничья”
    Стихотворение написано Гумилевым под впечатлением полученным им в путешествии по Африке по Абиссинии. Гумилев был поражен положением коренных жителей этой страны, в ней все еще существовало рабство, и именно положение угнетенных негров послужило поводом к написанию этого стихотворения. Поэтому и тема здесь: угнетенные и угнетатели.
    Особенностью стихотворения является то , что повествование ведется от лиц лирических героев – рабов. Они рассказывают о своем угнетенном несчастном положении:
    Мы должны чистить его вещи
    Мы должны стеречь его мулов,
    А вечером есть солонину,
    Которая испортилась днём.
    Как бы в противопоставление им становится другой лирический герой – “европеец”, рабовладелец:
    Он садится под тенью пальмы,
    Обвернув лицо земной вуалью,
    Ставит рядом с собой бутылку виски ,
    И хлещет пенящихся рабов.
    Его с насмешкой называют храбрым, потому что его сила, храбрость заключена только в острые сабле и “хлещущем биче” и “дальнобойном оружии”. Через слова рабов, чувствуется, что Гумилев осуждает, призирает этого надменного, бездушного, злого труса, который может почувствовать себя сильней, только угнетая бессильных.
    К особенностям стихотворения можно отнести и почти полное отсутствие эпитетов. А так повествование ведется от лица угнетенных, то по моему мнению этим автор хотел подчеркнуть, что рабы не могут ничего чувствовать, кроме гнева и сильной ненависти к “европейцу” , которая под конец стихотворения переливается в угрозу:
    У него [европейца] нежное тело
    Его сладко будет пронзить ножом.
    В этом-то и заключается идея стихотворения. Гумилев говорит о том , что не пройдут бесследно те унижения, которым подверглись коренные жители и, рано или поздно, они отомстят не прошеным гостям из Европы, и вернут себе свободу.

    Заключение
    Николай Гумилев был далеко незаурядной личностью с удивительной и вместе с тем трагичной судьбой. Не подлежит сомнению его талант как поэта и литературного критика. Его жизнь была полна суровых испытаний, с которыми он с доблестью справился: несколько попыток самоубийства в юности, несчастная любовь, чуть ли не состоявшаяся дуэль, участие в мировой войне. Но она оборвалась в возрасте 35 лет, и кто знает, какие бы гениальные произведения Гумилев бы еще мог создать. Прекрасный художник, он оставил интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие российской поэзии. Его ученикам и последователям, наряду с высоким романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала XX века.

    Литература
    1) Г. Месняев “Возрождение” 1981-82 гг. “В панцире железном”.
    2) “Гумилев Николай Степанович. Стихотворения и поэмы”, В.К.Лукницкая.
    3) “Русская литература XX века”. Л.А.Смирнова, А.М.Турков, А.М.Марченко и др.
    4) Советский Энциклопедический Словарь.
    5) “Таганцевское дело”. В.Хижняк. (“Вечерняя Москва”).
    6) http://ref.repetiruem.ru/referat/nikolajj-stepanovich-gumilev2
    Размещено на Allbest.ru

12. Доклад о поэте “Серебряного века”.
    Ученика 11 “В” класса
    Алексеенко Николая.
    Николай Степанович Гумилев.
    (1886 – 1921)
    План доклада:
    Образ времени.
    Определение литературного течения.
    Творческая биография Гумилева.
    Анализ его творчества.
    Заключение.
    Спасибо за внимание !
    15.01.1996 г.
    Школа # 1278, кл. 11 “В”.
    Акмеизм. Николай Гумилев.
    При создании доклада были использованы следующие книги:
    1. “Гумилев Николай Степанович. Стихотворения и поэмы”.
    Автор предисловия В.П.Енишерлов, автор биографического очерка В.К.Лукницкая.
    2. “Русская литература XX века”. Л.А.Смирнова, А.М.Турков, А.М.Марченко и
    др.
    3. Советский Энциклопедический Словарь.
    4. “Таганцевское дело”. В.Хижняк. (“Вечерняя Москва”).
    Литература XX века развивалась в обстановке войн, революций, затем
    становления новой послереволюционной действительности. Все это не могло не
    сказаться на художественных исканиях авторов этого времени. Социальные
    катаклизмы начала нашего столетия усилили стремление философов, писателей
    понять смысл жизни и искусства, объяснить постигшие Россию потрясения.
    Поэтому неудивительно, что любая область литературы начала XX века поражает
    необычностью и разнообразностью авторских мироощущений, форм, структур.
    Художественные искания обрели редкую напряженность и совершенно новые
    направления. За каждым Мастером прочно укрепилась слава первооткрывателя
    какого-либо нового прежде недоступного направления или приема в литературе.
    Модернисты “Серебряного века”.
    Литературные течения, противостоящие реализму, назывались
    модернистскими.
    Модернисты (с французского – “новейший”, ” современный”) отрицали
    социальные ценности и старались создать поэтическую культуру, содействующую
    духовному совершенствованию человечества. Каждый автор представлял это по-
    своему, вследствие чего в модернистской литературе образовалось несколько
    течений. Основными были: символизм, акмеизм и футуризм. Также существовали
    художники слова, организационно не связанные с этими литературными
    группами, но внутренне тяготевшие к опыту той или другой (М.Волошин,
    М.Цветаева и др.).
    Развитие модернизма имело свою, весьма напряженную историю. В острой
    полемике одно течение сменялось другим. Между членами каждого из
    объединений нередко разгорались споры. Так проявлялась яркая оригинальность
    творческих индивидуальностей. Художественные свершения участников движения
    навсегда остались с нами и для нас.
    Период творчества основных представителей модернизма принято называть
    “серебряным веком” по аналогии с “золотым” XIX веком в русской литературе.
    Действительно, никогда прежде не было такого множества и разнообразия
    талантливых авторов. Условно началом “серебряного века” принято считать
    1892 год, когда идеолог и старейший участник движения символистов Дмитрий
    Мережковский прочитал доклад “О причинах упадка и о новых течениях
    современной русской литературы”. Так впервые модернисты заявили о себе.
    Фактический же конец “серебряного века” пришел с Октябрьской революцией.
    Первые годы после нее еще были возможны какие-либо искания у отдельных
    поэтов, но с постановлением “О политике партии в области литературы” в 1925
    году все они прекратились, и была признана только пролетарская литература и
    только метод соцреализма как единственно возможные.
    Одним из наиболее известных направлений в модернистской литературе
    был акмеизм. Объединение акмеистов выдвинуло свою эстетическую программу
    взаимодействия с миром, свое представление о гармонии, которую оно
    стремилось внести в жизнь. Из Советского Энциклопедического Словаря:
    “Акмеизм (от греч. akme – высшая степень чего-либо, цветущая сила),
    течение в русской поэзии 1910-х годов (С. Городецкий, М. Кузмин, ранние Н.
    Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам); провозгласил освобождение поэзии от
    символистских порывов к “идеальному”, от многозначности и текучести
    образов, усложненной метафоричности, возврат к материальному миру,
    предмету, стихии “естества”, точному значению слова. Однако “земной” поэзии
    акмеистов присущи модернистские мотивы, склонность к эстетизму, камерности
    или к поэтизации чувств первозданного человека.”
    Идея такого нового направления в литературе впервые была высказана
    Михаилом Кузминым (1872-1936) в его статье “О прекрасной ясности” (1910). В
    ней были изложены все основные постулаты будущих акмеистов. Собственно
    акмеистическое движение возникло в 1913 году на почве авторского
    объединения “Цех поэтов”, в который входили Николай Гумилев, Сергей
    Городецкий (1884-1967), Анна Ахматова (1889-1966) и Осип Мандельштам (1891-
    1938). Первые манифесты акмеизма появились в журнале “Аполлон”
    (модернистском литературном журнале начала века) в январе. В своей статье
    “Наследие символизма и акмеизм” Гумилев подверг символистов сильной
    критике; Сергей Городецкий в статье “Некоторые течения в современной
    русской литературе” высказывался еще более резко, декларируя катастрофу
    символизма. Но тем не менее многие акмеисты все же тяготели к поэзии
    Бальмонта, Брюсова или Блока, хотя своими Учителями считали Иннокентия
    Анненского и Михаила Кузмина. И хотя акмеисты, как объединение
    просуществовали недолго, всего 2 года, они, без сомнения, внесли огромный
    вклад в русскую литературу.
    Биография Николая Гумилева.
    Одним из ведущих поэтов-акмеистов был Николай Степанович Гумилев. В
    действительности же, его творчество было гораздо более широко и
    разнообразно, а его жизнь была необычайно интересной, хотя и завершилась
    трагично.
    Николай Степанович Гумилев родился 3 апреля (по старому стилю) 1886
    года в Кронштадте, где его отец работал военным врачом. Вскоре его отец
    вышел в отставку, и семья переехала в Царское Село. Стихи и рассказы
    Гумилев начал писать очень рано, а впервые в печати его стихотворение
    появилось в газете “Тифлисский листок” в Тифлисе, где семья поселилась в
    1900 году. Через три года Гумилев возвращается в Царское Село и поступает в
    7-й класс Николаевской гимназии, директором которой был замечательный поэт
    и педагог И.Ф.Анненский, оказавший большое влияние на своего ученика.
    Учился Гумилев, особенно по точным наукам, плохо, он рано осознал себя
    поэтом и успехи в литературе ставил для себя единственной целью. Окончив
    гимназию, он уехал в Париж, успев выпустить до этого первый сборник “Путь
    Конквистадоров”. Эту книгу юношеских стихов он, видимо, считал неудачной и
    никогда не переиздавал ее.
    В Париже Гумилев слушал лекции в Сорбонне по французской литературе,
    изучал живопись и издал три номера журнала “Сириус”, где печатал свои
    произведения, а также стихи царскосельской поэтессы Анны Горенко (будущей
    знаменитой Анны Ахматовой), ставшей вскоре его женой.
    В 1908 году в Париже вышла вторая книга Гумилева “Романтические
    цветы”. Требовательный В.Брюсов, сурово оценивший первый сборник поэта, в
    рецензии на “Романтические цветы” указал на перспективу пути молодого
    автора: “Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он
    сумеет пойти много дальше, чем мы то наметили, откроет в себе возможности,
    нами не подозреваемые”.
    Приехав в Россию, Гумилев сближается с Вяч. Ивановым, под
    руководством которого была создана так называемая “Академия стиха”. Одним
    из инициаторов ее организации стал Гумилев. В основанном С.Маковским
    журнале “Аполлон” он начинает постоянно печатать свои “Письма о русской
    поэзии”, собранные в 1923 году Г.Ивановым в вышедший в Петрограде отдельный
    сборник.
    В 1910 году Гумилев женился на А.А.Горенко, а осенью этого года
    впервые отправился в Абиссинию, совершив трудное и опасное путешествие.
    “Я побывал в Абиссинии три раза, и в общей сложности я провел в этой
    стране почти два года. Свое последнее путешествие я совершил в качестве
    руководителя экспедиции, посланной Российской Академии наук”,- писал в
    “Записях об Абиссинии” Николая Степанович Гумилев.
    Можно только восхищаться любовью русского поэта, путешественника, к
    великому, его людям и культуре. До сих пор в Эфиопии сохраняется добрая
    память о Н. Гумилеве. Африканские стихи Гумилева, вошедшие в подготовленный
    им сборник “Шатер”, и сухая точная проза дневника – дань его любви к
    Африке.
    Третья книга Гумилева “Жемчуга” (1910) принесла ему широкую
    известность. Она была посвящена В.Брюсову, которого автор назвал учителем.
    Отмечая романтизм стихотворений, включенных в сборник, сам Брюсов писал:
    “…Явно окреп и его стих. Гумилев медленно, но уверенно идет к полному
    мастерству в области формы. Почти все его стихотворения написаны прекрасно
    обдуманными и утонченно звучащими стихами”.
    А Вяч. Иванов именно в “Жемчугах” увидел точки расхождения Гумилева с
    Брюсовым и предрек молодому поэту иной путь. Характерно, что именно с
    освобождением от влияния Брюсова связан поиск своего места в русской поэзии
    начала века таких разных поэтов, как Блок и Гумилев.
    Многие стихи “Жемчугов” популярны, но, конечно, прежде всего
    знаменитая баллада “Капитаны”. Свежий ветер настоящего искусства наполняет
    паруса “Капитанов”, безусловно, связанных с романтической традицией
    Киплинга и Стивенсона. Н.Гумилев называл свою поэзию Музой Дальних
    Странствий. До конца дней он сохранил верность этой теме, и она при всем
    многообразии тематики и философской глубине поэзии позднего Гумилева
    бросает совершенно особый романтический отсвет на его творчество.
    Разгоревшаяся в 1910 году полемика вокруг символизма выявила
    глубинный кризис этого литературного направления. Как реакция на символизм
    возникло созданное Н.Гумилевым и С.Городецким новое литературное течение –
    акмеизм, предтечей которого стало литературное объединение Цех Поэтов.
    Организационное собрание Цеха, на котором присутствовал А.Блок, состоялось
    на квартире С.Городецкого 20 октября 1911 года.
    Акмеисты, противопоставляющие себя не только символистам, но и
    футуристам, организационно оформились вокруг Цеха Поэтов, издавая небольшой
    журнальчик “Гиперборей”.
    На щите акмеистов было начертано – “ясность, простота, утверждение
    реальности жизни”. Акмеисты отвергали “обязательную мистику” символистов.
    “У акмеистов,- писал в журнале “Аполлон” С.Городецкий,- роза опять стала
    хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими
    мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще”.
    Первая мировая война сломала привычный ритм жизни. Николай Гумилев
    добровольцем пошел на фронт. Его храбрость и презрение к смерти были
    легендарны. Редкие для прапорщика награды – два солдатских “Георгия” –
    служат лучшим подтверждением его боевых подвигов. В сборнике “Колчан” нашли
    отражение темы войны:
    И залитые кровью недели
    Ослепительны и легки
    Надо мною рвутся шрапнели,
    Птиц быстрей взлетают клинки.
    Я кричу, и мой голос дикий,
    Это медь ударяет в медь,
    Я, носитель мысли великой,
    Не могу, не могу умереть.
    Словно молоты громовые
    Или воды гневных морей,
    Золотое сердце России
    Мерно бьется в груди моей.
    Говоря о военной лирике Гумилева, нельзя не помнить о психологических
    особенностях его личности. Гумилева не зря называли поэт-воин. Современник
    поэта писал: “Войну он принял с простотою современной, с прямолинейной
    горячностью. Он был пожалуй, одним из тех немногих людей в России, чью душу
    война застала в наибольшей боевой готовности”. Но Гумилев видел и сознавал
    ужас войны, показывал его в прозе и стихах, а некоторая романтизация боя,
    подвига была особенностью Гумилева – поэта и человека с ярко выраженным,
    редкостным, мужественным, рыцарским началом и в поэзии и в жизни.
    В “Колчане” же начинает рождаться новая для Гумилева тема – “о
    России”. Совершенно новые мотивы звучат здесь – творения и гений Андрея
    Рублева и кровавая гроздь рябины, ледоход на Неве и древняя Русь. Он
    постепенно расширяет и углубляет свои темы, а в некоторых стихотворениях
    достигает даже пугающей прозорливости, как бы предсказывая собственную
    судьбу:
    Он стоит пред раскаленным горном,
    Невысокий старый человек.
    Взгляд спокойный кажется покорным
    От миганья красноватых век.
    Все товарищи его заснули,
    Только он один еще не спит:
    Все он занят отливаньем пули,
    Что меня с землею разлучит.
    Октябрьская революция застала Гумилева за границей, куда он был
    командирован в мае 1917 года. Он жил в Лондоне и Париже, занимался
    восточной литературой, переводил, работал над драмой “Отравленная туника”.
    В мае 1918 года он вернулся в революционный Петроград. Его захватила
    тогдашняя напряженная литературная атмосфера. Н.Гумилев вместе с А.Блоком,
    М.Лозинским, К.Чуковским и другими крупными писателями работает в созданном
    А.М.Горьким издательстве “Всемирная литературе”. В 1918 году выходит шестой
    сборник Н. Гумилева “Костер” и сборник переводов восточной поэзии
    “Фарфоровый павильон”.
    Последние прижизненные сборники стихов Н.Гумилева изданы в 1921 году
    – это “Шатер” (африканские стихи) и “Огненный столп”. В этом сборнике мы
    видим нового, “вершинного” Гумилева, чье отточенное поэтическое искусство
    лидера акмеизма обогатилось простотой высокой мудрости, чистыми красками,
    мастерским использованием причудливо переплетающихся прозаически-бытовых и
    фантастических деталей для создания многомерного, глубоко символического
    художественного образа:
    Шел я по улице незнакомой
    И вдруг услышал вороний грай,
    И звоны лютни, и дальние громы,
    Передо мною летел трамвай.
    Как я вскочил на его подножку,
    Было загадкою для меня,
    В воздухе огненную дорожку
    Он оставлял и при свете дня.
    – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
    Где я? Так томно и так тревожно
    Сердце мое стучит в ответ:
    Видишь вокзал, на котором можно
    В Индию Духа купить билет?
    У совершенно политически безграмотного Гумилева была своя “теория” о
    том, что должно, оставаясь при любых убеждениях, честно и по совести
    служить своей Родине, независимо от того, какая существует в ней власть.
    Поэтому он признавал Советскую власть, считал, что обязан быть во всех
    отношениях лояльным, несмотря на то, что был в тяжелых личных условиях
    существования, и на то, что страна находилась в состоянии разрухи. Но жизнь
    Н.С.Гумилева трагически оборвалась в августе 1921 года. Долгие годы
    официально утверждалось, что поэт был расстрелян за участие в
    контрреволюционном, так называемом Таганцевском, заговоре. Но на деле его
    вина заключалась лишь в недонесении органам, о том, что ему предлагали
    вступить в заговорщическую организацию, что, кстати, также подлежит
    сомнению.
    “Таганцевское дело” вызвало широкий негативный резонанс. Мировая
    общественность не могла согласиться с таким приговором. Алексей Толстой
    написал позже: “Я не знаю подробностей его убийства, но, зная Гумилева,-
    знаю, что стоя у стены он не подарил палачам даже взгляда смятения и
    страха. Мечтатель, романтик, патриот, суровый учитель, поэт. Хмурая тень
    его, негодуя отлетела от… страстно любимой им Родины… Свет твоей душе.
    Слава – твоему имени”.
    Анализ творчества Гумилева.
    Поэзия Гумилева в разные периоды его творческой жизни сильно
    отличается. Иногда он категорически отрицает символистов, а иногда
    настолько сближается с их творчеством, что трудно догадаться что все эти
    замечательные стихотворения принадлежат одному поэту. Здесь вспоминаются
    слова проницательного А.Блока: “Писатель – растение многолетнее… душа
    писателя расширяется периодами, а творение его – только внешние результаты
    подземного роста души. Поэтому путь развития может представляться прямым
    только в перспективе, следуя же за писателем по всем этапам пути, не
    ощущаешь этой прямизны и неуклонности, вследствие остановок и искривлений”.
    Эти слова Блока, поэта, высоко ценимого Гумилевым, и в то же время
    основного его оппонента в критических статьях, наиболее подходят к описанию
    творческого пути Гумилева. Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших
    символистов Бальмонта и Брюсова, увлекался романтикой Киплинга, и в то же
    время обращался к зарубежным классикам: У.Шекспиру, Ф.Рабле, Ф.Вийону,
    Т.Готье и даже к эпически-монументальным произведениям Некрасова. Позже он
    отошел от романтической декоративности экзотической лирики и пышной яркости
    образов к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой
    акмеистического движения. Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый
    объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно так же учиться, как
    учатся музыке и живописи. Талант, чистое вдохновение должны были, по его
    пониманию, обладать совершенным аппаратом стихосложения, и он упорно и
    сурово учил молодых мастерству. Стихотворения акмеистического периода,
    составившие сборник “Седьмое небо”, подтверждают такой трезвый,
    аналитический, научный подход Гумилева к явлениям поэзии. Основные
    положения новой теории изложены им в статье “Наследие символизма и
    акмеизм”. “Новому направлению” было дано два названия: акмеизм и адамизм (с
    греческого – “мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь”). Главным их
    достижением Гумилев считал признание “самоценности каждого явления”,
    вытеснение культа “неведомого” “детски мудрым, до боли сладким ощущением
    собственного незнания”. Также к этому периоду относится написание Гумилевым
    серьезной критической работы “Письма о русской поэзии”, опубликованной
    позже в 1923 году.
    Эта книга исключительно поэтической критики занимает особое место в
    истории русской критической мысли. Статьи и рецензии, вошедшие в нее, писал
    большой поэт и страстный теоретик стиха, человек безупречного поэтического
    слуха и точного вкуса. Обладая безусловным даром предвидения, Гумилев-
    критик намечает в своих работах пути развития отечественной поэзии, и мы
    сегодня можем убедиться, как точен и прозорлив был он в своих оценках. Свое
    понимание поэзии он выразил в самом начале своей программной статьи
    “Анатомия стихотворения”, открывающей сборник “Письма о русской поэзии”.
    “Среди многочисленных формул, определяющих существо поэзии, выделяются две,- писал Н. Гумилев,- предложенные поэтами же, задумывающимися над тайнами
    своего ремесла. Они гласят: “Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке” и
    “Поэзия есть то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке”.
    Обе эти формулы основаны на особенно ярком ощущении законов, по которым
    слова влияют на наше сознание. Поэтом является тот, кто “учитывает все
    законы, управляющие комплексом взятых им слов”. Именно это положение и
    лежит в основе той громадной работы, которую после революции проводил
    Гумилев с молодыми поэтами, настойчиво обучая их технике стиха, тайнам того
    ремесла, без которого, по его мнению, настоящая поэзия невозможна. Гумилев
    хотел написать теорию поэзии, этой книге не суждено было родиться, и
    отношение его к “святому ремеслу” поэзии сконцентрировано в нескольких
    статьях и рецензиях, составивших “Письма о русской поэзии”.
    Но с годами поэзия Гумилева несколько меняется, хотя основа остается
    прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки
    блоковской, опоясанной реками, Руси и даже “Пепла” Андрея Белого. Эта
    тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве. Поразительно, но
    в стихотворениях “Огненного столпа” Гумилев как бы протянул руку
    отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается
    в мистическую стихию, в его стихах вымысел причудливо переплетается с
    реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным. Это
    уже новый романтизм, лирико-философское содержание которого значительно
    отличается от романтизма знаменитых “Капитанов”, акмеистической “прекрасной
    ясности” и конкретности.
    Заключение.
    Николай Гумилев был далеко незаурядной личностью с удивительной и
    вместе с тем трагичной судьбой. Не подлежит сомнению его талант как поэта и
    литературного критика. Его жизнь была полна суровых испытаний, с которыми
    он с доблестью справился: несколько попыток самоубийства в юности,
    несчастная любовь, чуть ли не состоявшаяся дуэль, участие в мировой войне.
    Но она оборвалась в возрасте 35 лет, и кто знает, какие бы гениальные
    произведения Гумилев бы еще мог создать. Прекрасный художник, он оставил
    интересное и значительное наследие, оказал несомненное влияние на развитие
    российской поэзии. Его ученикам и последователям, наряду с высоким
    романтизмом, свойственна предельная точность поэтической формы, так ценимая
    самим Гумилевым, одним из лучших русских поэтов начала XX века.

13. Мальчик, дальше! Здесь не встретишь
    ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу —
    ты смеешься, эти взоры — два луча:
    На, владей волшебной скрипкой,
    посмотри в глаза чудовищ
    И погибни славной смертью,
    страшной смертью скрипача!
    Н. Гумилев
    Николай Степанович Гумилев — замечательный русский поэт, стоящий у истоков акмеизма. Это течение -возникло на отрицании мистических устремлений символистов, когда символическая школа была на излете. Но своим происхождением акмеизм был обязан символистам. Акмеисты провозглашали высокую ценность земного здешнего мира, его красок и форм, звали «возлюбить землю» и как можно меньше говорить о вечности; своей задачей они ставили вернуть слову изначальный, простой смысл, освободив его от символистских толкований. Организаторами группы поэтов были Городецкий и Гумилев. Мандельштам, входящий в группу «Цех поэтов», утверждал, что акмеизм не столько заботится о теории, сколько утверждает вкус.
    Гумилев считал себя учеником Брюсова. Ранние сборники стихов Гумилева не были отмечены самобытностью и оригинальностью.
    Приближается к Каиру судно
    С длинными знаменами Пророка.
    По матросам угадать нетрудно,
    Что они с Востока.
    Капитан кричит и суетится,
    Слышен голос, гортанный и резкий,
    Меж снастей видны смуглые лица
    И мелькают красные фески.
    Но начиная со сборников «Чужое небо», «Колчан», «Костер» перед нами открывается поэт одаренный и самобытный, с мужественными и сильными интонациями, яркими и контрастными красками, с чеканным стихом.
    Гумилев был увлекающимся и смелым человеком, он несколько раз путешествовал по Африке, добровольцем сражался на фронтах первой мировой войны. Он ввел в русскую поэзию африканскую экзотическую тему.
    На таинственном озере Чад
    Посреди вековых баобабов
    Вырезные фелуки стремят
    На заре величавых арабов.
    По лесистым его берегам
    И в горах, у зеленых подножий,
    Поклоняются странным богам
    Девы-жрицы с эбеновой кожей.
    Позднее в его лирике слышатся философские раздумья о несовершенстве мира, о месте человека в нем, о неизбежности страданий. Трагичность мироощущения Гумилева сочетается у него с любовью к Земле. Его стихи совершенны по форме.
    Только усталый достоин молиться богам.
    Только влюбленный — ступать по весенним лугам!
    На небе звезды, и тихая грусть на земле.
    Тихое «пусть» прозвучало и тает во мгле.
    Это — покорность! Приди и склонись надо мной.
    Бледная дева под траурной черной фатой!
    Гумилев считал преданное служение искусству превыше всего. В этом сказалась его романтичность, умение подняться над обыденным и увидеть истинную красоту мира.
    Страна живительной прохлады,
    Лесов и гор гудящих, где
    Всклокоченные водопады
    Ревут, как будто быть беде;
    Для нас священная навеки
    Страна, ты помнишь ли, скажи,
    Тот день, как из Варягов в Греки
    Пошли суровые мужи?
    Он чужаком пришел в этот мир. И он всячески,— так, по крайней мере, казалось,— еще и культивировал свою чужеродность миру, свою несовместимость с «толпой», ее интересами, нуждами, идеалами и с «пошлой», по его оценке, реальностью — вне зависимости от того, шла речь о предреволюционной рутине или о послереволюционной смуте.
    Вероятно, в жизни предыдущей
    Я зарезал и отца и мать,
    Если в этой — Боже присносущий! —
    Так жестоко осужден страдать…
    Пусть приходит смертное томленье.
    Мне оно не помешает ждать,
    Что в моем грядущем воплощенье
    Сделаюсь я воином опять.
    Богатые жизненные впечатления от путешествий, войны, страданий трансформировались и складывались в «сны». Вся действительность казалась дурным сном. А в поэзии он преображался, представляя себя то конквистадором, то попугаем с Антильских островов… У Гумилева нет политических стихов. Он уклонялся от прямого диалога с современниками. Поэт молчал о том, что творилось со страной и народом в огненное пятилетие 1917-1921. Но и молчание воспринималось как определенная гражданская позиция. Гумилев, не написавший ни одной «антисоветской» строки, был обречен. А ведь он предвидел свою гибель:
    И умру я не в постели,
    При нотариусе и враче,
    А в какой-нибудь дикой щели,
    Утонувшей в густом плюще.
    Но он остался в истории поэзии великим мастером слова.

14. «Серебряный век» в русской литературе — это период творчества основных представителей модернизма, период появления множества талантливых авторов. Условно началом «серебряного века» считают 1892 год, фактический же его конец пришел с Октябрьской революцией.
    Поэты-модернисты отрицали социальные ценности и старались создать поэзию, призванную содействовать духовному развитию человека. Одним из наиболее известных направлений в модернистской литературе был акмеизм. Акмеисты провозгласили освобождение поэзии от символистских порывов к «идеальному» и призвали вернуться от многозначности образов к материальному миру, предмету, «естеству». Но и их поэзии были присущи склонность к эстетизму, к поэтизации чувств. Это хорошо видно на примере творчества видного представителя акмеизма, одного из лучших русских поэтов начала XX века Николая Гумилева, чьи стихотворения поражают нас красотой слова, возвышенностью созданных образов.
    Сам Гумилев называл свою поэзию музой дальних странствий, поэт был верен ей до конца своих дней. Знаменитая баллада «Капитаны» из принесшего Гумилеву широкую известность сборника стихов «Жемчуга» — это гимн людям, бросающим вызов судьбе и стихиям. Поэт предстает перед нами как певец романтики дальних странствий, отваги, риска, смелости.
    Быстрокрылых ведут капитаны — Открыватели новых земель,
    Для кого не страшны ураганы,
    Кто изведал малъстремы и мель.
    Чья не пылью затерянных хартий — Солью моря пропитана грудь,
    Кто иглой на разорванной карте
    Отмечает свой дерзостный путь.
    Даже в военной лирике Николая Гумилева можно найти романтические мотивы. Вот отрывок из стихотворения, вошедшего в сборник «Колчан»:
    И залитые кровью недели Ослепительны и легки, Надо мною рвутся шрапнели, Птиц быстрей взлетают клинки. Я кричу, и мой голос дикий, Это медь ударяет в медь, Я, носитель мысли великой, Не могу, не могу умереть. Словно молоты громовые Или воды гневных морей, Золотое сердце России Мерно бьется в груди моей.
    Романтизация боя, подвига была особенностью Гумилева — поэта и человека с ярко выраженным редкостным рыцарским началом и в поэзии, и в жизни. Современники называли Гумилева поэтом-воином. Один из них писал: «Войну он принял с простотою. с прямолинейной горячностью. Он был, пожалуй, одним из тех немногих людей в России, чью душу война застала в наибольшей боевой готовности». Как известно, в годы первой мировой войны Николай Гумилев добровольцем пошел на фронт. По его прозе и стихам мы можем судить, что поэт не только романтизировал военный подвиг, но и видел и сознавал весь ужас войны.
    В сборнике «Колчан» начинает рождаться новая для Гумилева тема — тема России. Здесь звучат совершенно новые мотивы — творения и гений Андрея Рублева и кровавая гроздь рябины, ледоход на Неве и древняя Русь. Он постепенно расширяет свои темы, а в некоторых стихотворениях достигает глубочайшей прозорливости, как бы предсказывая собственную судьбу:
    Он стоит пред раскаленным горном,
    Невысокий старый человек.
    Взгляд спокойный кажется покорным
    От миганья красноватых век.
    Все товарищи его заснули,
    Только он один еще не спит:
    Все он занят отливанием пули,
    Что меня с землею разлучит.
    Последние прижизненные сборники стихов Н. Гумилева изданы в 1921 году — это «Шатер» (африканские стихи) и «Огненный столп». В них мы видим нового Гумилева, поэтическое искусство которого обогатилось простотой высокой мудрости, чистыми красками, мастерским использованием прозаически-бытовых и фантастических деталей. В творчестве Николая Гумилева мы находим отражение окружающего мира во всех его красках. В его поэзии — экзотические пейзажи и обычаи Африки. Поэт глубоко проникает в мир легенд и преданий Абиссинии, Рима, Египта:
    Я знаю веселые сказки таинственных стран
    Про черную деву, про страсть молодого вождя,
    Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
    Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
    И как я тебе расскажу про тропический сад,
    Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
    Ты плачешь? Послушай. далеко, на озере Чад
    Изысканный бродит жираф.
    Каждое стихотворение Гумилева открывает новую грань взглядов поэта, его настроений, видения мира. Содержание и изысканный стиль стихов Гумилева помогают нам ощутить полноту жизни. Они являются подтверждением того, что человек сам может создать яркий, красочный мир, уйдя от серой будничности. Прекрасный художник, Николай Гумилев оставил интересное наследие, оказал значительное влияние на развитие российской поэзии.

15. Одним из самых ярких поэтов “серебряного века” был Николай Гумилев. Он вошел в русскую литературу как ученик Валерия Брюсова, поэта-символиста. Однако подлинным его учителем в ранние годы был другой поэт — Иннокентий Анненский. Он был его учителем и в буквальном смысле слова — директором Царскосельской гимназии, в которой учился Гумилев.
    Основные сборники Гумилева — “Путь конквистадоров”, “Романтические цветы”, “Жемчуга”, “Чужое небо”, “Костер” и последняя книга, изданная перед смертью поэта, — “Огненный столп”. Главная тема его творчества — тема мужественного преодоления. Некрасивый, бледный, слабый здоровьем, он пускается в рискованные предприятия (три путешествия в Африку, добровольный уход на войну и служба разведчиком). Герой Гумилева отличается силой духа, отвагой, как, например, герой стихотворного цикла “Капитаны”: “Пусть безумствует море и хлещет,/ Гребни волн поднялись в небеса —/ Ни один пред грозой не трепещет,/ Ни один не свернет паруса”.
    С годами в поэзии Гумилева становится меньше экзотики, но его пристрастие к сильной, необычной личности остается неизменным. Такие люди не созданы для будничной, повседневной жизни, они ей чужды. К ним поэт относит и себя. Он много размышляет о своей смерти и представляет ее неизменно в героическом ореоле:“И умру я не на постели/ При нотариусе и враче,/ А в какой-нибудь дикой щели,/ Утонувшей в густом плюще”.
    Много стихотворений Гумилев посвятил теме любви. Главная героиня его любовной лирики может принимать различные облики — и сказочной принцессы, и фантастической египетской царицы, и легендарной возлюбленной Данте — Беатриче, и Маргариты из “Фауста” Гете. Особенное место в его поэзии занимают стихотворения, посвященные Анне Ахматовой, с которой поэта связывали сложные, неровные отношения, сами по себе достойные романного сюжета (“Из логова змиева”, “Она”, “Укротитель зверей” и др.).
    Поздние стихотворения Гумилева отличает пристрастие поэта к философским темам. Он жил в то время в голодном и страшном Петрограде, занимался активнейшей работой по собиранию литературных сил, создавал студии для молодых поэтов, был их кумиром и наставником. И в это же время Гумилев создает свои лучшие стихи, наполненные раздумьями о человеческой жизни, о судьбе России, о предназначении поэта (“Память”, “Шестое чувство”, “Заблудившийся трамвай”, “Пьяный дервиш”, “Мои читатели”).
    Поэзия Гумилева более зрительная, чем слуховая, ей не свойственна, скажем, есенинская напевность, ей свойственны необычайная яркость, многоцветие, сила лирического напора.
    Мне хотелось бы подробнее остановиться на стихотворении Гумилева “Слово” из сборника “Огненный столп”.
    В оный день, когда над миром новым
    Бог склонял лицо свое, тогда
    Солнце останавливали словом,
    Словом разрушали города.
    И орел не взмахивал крылами,
    Звезды жались в ужасе к луне,
    Если, точно розовое пламя.
    Слово проплывало в вышине.
    А для низкой жизни были числа,
    Как домашний, подъяремный скот,
    Потому что все оттенки смысла
    Умное число передает.
    Патриарх седой, себе под руку
    Покоривший и добро и зло,
    Не решаясь обратиться к звуку,
    Тростью на песке чертил число.
    Но забыли мы, что осиянно
    Только слово средь земных тревог,
    И в Евангелии от Иоанна
    Сказано, что слово это — Бог.
    Мы ему поставили пределом
    Скудные пределы естества,
    И, как пчелы в улье опустелом,
    Дурно пахнут мертвые слова.
    В этом стихотворении автор размышляет о природе слова. Он противопоставляет два пути познания мира: логический, необходимый для повседневной жизни, для практических целей, — выражением его является “умное число”, и высший, Божественный путь, воплощенный в слове.
    Данное произведение Гумилева продолжает традицию, восходящую к поэзии Пушкина и Лермонтова. Гумилев говорит, что именно поэт в современном мире, в котором люди забыли Божественную суть слова, напоминает о ней людям. Утверждая свою мысль, автор обращается к самому важному авторитету для человека христианской культуры — к Евангелию. Стихотворение отличает высокий стиль. Поэт использует здесь архаизмы (“оный день”, “осиянно”), что соответствует традициям русской поэзии. По самой своей интонации произведение звучит, как торжественное заклинание.
    Гумилев стал одним из символов культуры “серебряного века”. И в его гибели есть не только трагическая, но и символическая сущность: культурный ренессанс в России был уничтожен, как был убит и его поэт.

16. Одним из самых ярких поэтов “серебряного века” был Николай Гумилев. Он вошел в русскую литературу как ученик Валерия Брюсова, поэта-символиста. Однако подлинным его учителем в ранние годы был другой поэт — Иннокентий Анненский. Он был его учителем и в буквальном смысле слова — директором Царскосельской гимназии, в которой учился Гумилев.
    Основные сборники Гумилева — “Путь конквистадоров”, “Романтические цветы”, “Жемчуга”, “Чужое небо”, “Костер” и последняя книга, изданная перед смертью поэта, — “Огненный столп”. Главная тема его творчества — тема мужественного преодоления. Некрасивый, бледный, слабый здоровьем, он пускается в рискованные предприятия (три путешествия в Африку, добровольный уход на войну и служба разведчиком). Герой Гумилева отличается силой духа, отвагой, как, например, герой стихотворного цикла “Капитаны”: “Пусть безумствует море и хлещет,/ Гребни волн поднялись в небеса —/ Ни один пред грозой не трепещет,/ Ни один не свернет паруса”.
    С годами в поэзии Гумилева становится меньше экзотики, но его пристрастие к сильной, необычной личности остается неизменным. Такие люди не созданы для будничной, повседневной жизни, они ей чужды. К ним поэт относит и себя. Он много размышляет о своей смерти и представляет ее неизменно в героическом ореоле:“И умру я не на постели/ При нотариусе и враче,/ А в какой-нибудь дикой щели,/ Утонувшей в густом плюще”.
    Много стихотворений Гумилев посвятил теме любви. Главная героиня его любовной лирики может принимать различные облики — и сказочной принцессы, и фантастической египетской царицы, и легендарной возлюбленной Данте — Беатриче, и Маргариты из “Фауста” Гете. Особенное место в его поэзии занимают стихотворения, посвященные Анне Ахматовой, с которой поэта связывали сложные, неровные отношения, сами по себе достойные романного сюжета (“Из логова змиева”, “Она”, “Укротитель зверей” и др.).
    Поздние стихотворения Гумилева отличает пристрастие поэта к философским темам. Он жил в то время в голодном и страшном Петрограде, занимался активнейшей работой по собиранию литературных сил, создавал студии для молодых поэтов, был их кумиром и наставником. И в это же время Гумилев создает свои лучшие стихи, наполненные раздумьями о человеческой жизни, о судьбе России, о предназначении поэта (“Память”, “Шестое чувство”, “Заблудившийся трамвай”, “Пьяный дервиш”, “Мои читатели”).
    Поэзия Гумилева более зрительная, чем слуховая, ей не свойственна, скажем, есенинская напевность, ей свойственны необычайная яркость, многоцветие, сила лирического напора.
    Мне хотелось бы подробнее остановиться на стихотворении Гумилева “Слово” из сборника “Огненный столп”.
    В оный день, когда над миром новым
    Бог склонял лицо свое, тогда
    Солнце останавливали словом,
    Словом разрушали города.
    И орел не взмахивал крылами,
    Звезды жались в ужасе к луне,
    Если, точно розовое пламя.
    Слово проплывало в вышине.
    А для низкой жизни были числа,
    Как домашний, подъяремный скот,
    Потому что все оттенки смысла
    Умное число передает.
    Патриарх седой, себе под руку
    Покоривший и добро и зло,
    Не решаясь обратиться к звуку,
    Тростью на песке чертил число.
    Но забыли мы, что осиянно
    Только слово средь земных тревог,
    И в Евангелии от Иоанна
    Сказано, что слово это — Бог.
    Мы ему поставили пределом
    Скудные пределы естества,
    И, как пчелы в улье опустелом,
    Дурно пахнут мертвые слова.
    В этом стихотворении автор размышляет о природе слова. Он противопоставляет два пути познания мира: логический, необходимый для повседневной жизни, для практических целей, — выражением его является “умное число”, и высший, Божественный путь, воплощенный в слове.
    Данное произведение Гумилева продолжает традицию, восходящую к поэзии Пушкина и Лермонтова. Гумилев говорит, что именно поэт в современном мире, в котором люди забыли Божественную суть слова, напоминает о ней людям. Утверждая свою мысль, автор обращается к самому важному авторитету для человека христианской культуры — к Евангелию. Стихотворение отличает высокий стиль. Поэт использует здесь архаизмы (“оный день”, “осиянно”), что соответствует традициям русской поэзии. По самой своей интонации произведение звучит, как торжественное заклинание.
    Гумилев стал одним из символов культуры “серебряного века”. И в его гибели есть не только трагическая, но и символическая сущность: культурный ренессанс в России был уничтожен, как был убит и его поэт.

17. Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
    Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
    На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
    И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
    Н. Гумилев
    Николай Степанович Гумилев — замечательный русский поэт, стоящий у истоков акмеизма. Это течение возникло на отрицании мистических устремлений символистов, когда символическая школа была на излете. Но своим происхождением акмеизм был обязан символистам. Акмеисты провозглашали высокую ценность земного здешнего мира, его красок и форм, звали “возлюбить землю” и как можно меньше говорить о вечности; своей задачей они ставили вернуть слову изначальный, простой смысл, освободив его от символистских толкований. Организаторами группы поэтов были Городецкий и Гумилев. Мандельштам, входящий в группу “Цех поэтов”, утверждал, что акмеизм не столько заботится о теории, сколько утверждает вкус.
    Гумилев считал себя учеником Брюсова. Ранние сборники стихов Гумилева не были отмечены самобытностью и оригинальностью.
    Приближается к Каиру судно
    С длинными знаменами Пророка.
    По матросам угадать нетрудно.
    Что они с Востока.
    Капитан кричит и суетится.
    Слышен голос, гортанный и резкий,
    Меж снастей видны смуглые лица
    И мелькают красные фески.
    Но начиная со сборников “Чужое небо”, “Колчан”, “Костер” перед нами открывается поэт одаренный и самобытный, с мужественными и сильными интонациями, яркими и контрастными красками, с чеканным стихом.
    Гумилев был увлекающимся и смелым человеком, он несколько раз путешествовал по Африке, добровольцем сражался на фронтах первой мировой войны. Он ввел в русскую поэзию африканскую экзотическую тему.
    По лесистым его берегам
    И в горах, у зеленых подножий.
    Поклоняются странным богам
    Девы-жрицы с эбеновой кожей.
    Позднее в его лирике слышатся философские раздумья о несовершенстве мира, о месте человека в нем, о неизбежности страданий. Трагичность мироощущения Гумилева сочетается у него с любовью к Земле. Его стихи совершенны по форме.
    Только усталый достоин молиться богам,
    Только влюбленный — ступать по весенним яугал!
    На небе звезды, и тихая грусть на земле.
    Тихое “пусть” прозвучало и тает во мгле.
    Это — покорность! Приди и склонись надо мной.
    Бледная дева под траурной черной фатой!
    Гумилев считал преданное служение искусству превыше всего. В этом сказалась его романтичность, умение подняться над обыденным и увидеть истинную красоту мира.
    Страна живительной прохлады.
    Лесов и гор гудящих, где
    Всклокоченные водопады
    Ревут, как будто быть беде;
    Для нас священная навеки
    Страна, ты помнишь ли, скажи,
    Тот день, как из Варягов в Греки
    Пошли суровые мужи?
    Он чужаком пришел в этот мир. И он всячески,— так, по крайней мере, казалось,— еще и культивировал свою чужеродность миру, свою несовместимость с “толпой”, ее интересами, нуждами, идеалами и с “пошлой”, по его оценке, реальностью — вне зависимости от того, шла речь о предреволюционной рутине или о послереволюционной смуте.
    Вероятно, в жизни предыдущей
    Я зарезал и отца и мать,
    Если в этой — Боже присносущий! —
    Так жестоко осужден страдать…
    Богатые жизненные впечатления от путешествий, войны, страданий трансформировались и складывались в “сны”. Вся действительность казалась дурным сном. А в поэзии он преображался, представляя себя то конквистадором, то попугаем с Антильских островов… У Гумилева нет политических стихов. Он уклонялся от прямого диалога с современниками. Поэт молчал о том, что творилось со страной и народом в огненное пятилетие 1917-1921. Но и молчание воспринималось как определенная гражданская позиция. Гумилев, не написавший ни одной “антисоветской” строки, был обречен. А ведь он предвидел свою гибель:
    И умру я не в постели,
    При нотариусе и враче,
    А в какой-нибудь дикой щели.
    Утонувшей в густом плюще.
    Но он остался в истории поэзии великим мастером слова.

18. Термин «акмеизм» и имя Н. Гумилева неразрывно связаны. Он оказался единственным, кто в полной мере воплотил идеологическую программу этого литературного направления. Появление акмеистов было своеобразным протестом против «обесценивания» слова. «Роза» перестала быть символом Богоматери, Вечной Женственности, стала абсолютно земным цветком. «Бытие», «вечность», «София» — эти слова уходили из поэтического лексикона.
    Вот описание жирафа из стихотворения Гумилева:
    Ему грациозная стройность и нега дана,
    И шкуру его украшает волшебный узор,
    С которым равняться осмелится только луна,
    Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
    Здесь жираф предстает не в символическом, а в своем истинном виде. И эмоции, которые вызывает образ животного, живые, а не книжные.
    Акмеисты одержали победу. Это была победа Н. Гумилева. Создатель яркого и самобытного литературного течения — акмеизма, — он завоевал симпатии читателей не только силой художественного таланта, оригинальностью и совершенством поэтических откровений, но и фанатичной любовью к путешествиям и странствиям, которые стали неотъемлемой частью его жизни и творчества. Муза Дальних Странствий, воспетая им во многих стихах, стала проводником поэта в непроходимых джунглях Центральной Африки, в огнедышащих песках Сахары, в верховьях и устье многоводного Нила, в мрачных горах Абиссинии и экзотических лесах Мадагаскара… Древние города Европы, Ближний Восток, Средиземное море…
    И вот вся жизнь! Круженье, пенье,
    Моря, пустыни, города,
    Мелькающее отраженье
    Потерянного навсегда.
    Настоящее произведение поэтического искусства, декламировал Гумилев в статье «Наследие символизма и акмеизм», должно быть совершенным, отточенным, как лезвие бритвы. Достижимо ли это? Можно ли превратить теоретические выкладки в реальность стихов? Это достижимо, утверждал Гумилев, если поэт станет героем, выбирающим трудный и опасный путь. Оставалось только подтвердить это жизнью. И он это делал. От природы робкий, физически слабый, он приказал себе стать сильным и решительным, отправиться в длительные и рискованные путешествия, стать охотником на львов и носорогов, пойти добровольцем на фронт в империалистическую войну и получить за храбрость два солдатских Георгия и, наконец, оказавшись в следственной камере Петроградской губчека, заявлять следователю о своем «монархизме» вместо того, чтобы предпринять попытку оправдаться и спасти себе жизнь. Мечтательный лирик, он вытравил из своего сердца влюбленность и задумчивость, избавился от грусти и растерянности и в горниле страстей выковал сильный, звенящий, как дамасская сабля, голос, уничтожающий человеческий страх и покорность, прокладывающий дорогу человеческой гордости и мужеству. Героями его стихотворений становятся открыватели новых земель и флибустьеры, скитальцы, средневековые рыцари, охотники на африканских зверей и бесстрашные капитаны… Герои реальные и мифические, жившие много веков тому назад и современники, решившие достичь Северного полюса, — все они становились помощниками поэта, мечтавшего сделать своих читателей героями «сильной, веселой и злой планеты».
    Я учу их, как не бояться,
    Не бояться и делать, что надо.
    Следует отметить, что уже в раннем творчестве поэта наметились основные (исключительно «гумилевские») черты, которые, так или иначе изменяясь и совершенствуясь, прошли через все его сборники и составили в конечном итоге неповторимый облик его поэтики. Что же это за черты? Безусловно, романтический дух большинства его произведений, обусловивший выбор определенной системы художественных средств: образной структуры, композиции, сюжета, поэтической речи. Презрение к миру денежных интересов, мещанскому благополучию, духовной бездеятельности, неприятие буржуазной морали побуждали поэта создавать героев по контрасту с современниками, героев, одухотворенных идеями дерзкими, но в основе своей — благородными, охваченными неистовой страстью к переменам, открытиям, борьбе, торжествующими победу над внешним миром, даже если эта победа досталась ценой их жизни.
    Как конквистадор в панцире железном,
    Я вышел в путь и весело иду,
    То отдыхая в радостном саду,
    То наклоняясь к пропастям и безднам.
    Пусть смерть приходит, я зову любую!
    Я с нею буду биться до конца,
    И, может быть, рукою мертвеца
    Я лилию добуду голубую.
    Второй характерной особенностью поэзии Гумилева является отточенность, филигранность формы, изысканность рифм, гармония и благозвучность звуковых повторов, возвышенность и благородство поэтической интонации. «Начиная с «Пути конквистадоров» и кончая «Огненным столпом », — отмечал литературовед Э. Ф. Тоилербах, — поэт неизменно шел одной и той же дорогой: к совершенству формы, к магии слова, к деспотическому овладению стихом». В стихотворении «Поэту» Гумилев выразил свое отношение к поэтической форме и требования к ремеслу стихотворца:
    Пусть будет стих твой гибок, но упруг,
    Как тополь зеленеющей долины,
    Как грудь земли, куда вонзили плуг,
    Как девушка, не знавшая мужчины.
    Уверенную строгость береги:
    Твой стих не должен ни порхать, ни биться.
    Хотя у музы легкие шаги,
    Она богиня, а не танцовщица.
    Третьей характерной чертой творчества поэта является его пристрастие к экзотике, интерес к африканскому и азиатскому континентам, к мифологии и фольклору племен, населяющим их, к яркой и буйной растительности, необычным животным. Яркий, пестрый мир гумилевских стихотворений не вызывает сложных ассоциаций, зато всегда радует читателя своей самобытностью. Выстрелами на дуэли были убиты Пушкин и Лермонтов, пробитое пулей, перестало клокотать сердце Маяковского, безумная жестокость оборвала жизнь Н. Гумилева…
    Сколько поэтов преждевременно потеряла Россия! Как воскресить их? Как оживить? Живой водой воистину может стать наше прикосновение к их стихам, наша память о них. Только тогда расцветут «сады души» погибших поэтов и удивят нас своей красотой и благородством.
    Сады моей души всегда узорны,
    В них ветры так свежи и тиховейны,
    В них золотой песок и мрамор черный,
    Глубокие, прозрачные бассейны.
    Растенья в них, как сны, необычайны.
    Пускай сирокко бесится в пустыне,
    Сады моей души всегда узорны.