Человек, обладающий способностью переживать чувство стыда, не обделён и таким качеством, как совесть. Если же человек не способен ощущать стыд, например, совершая какой-нибудь гнусный поступок, то совесть его, скорее всего, не мучает. Стыд и совесть тесно взаимосвязаны друг с другом. Там где есть стыд, есть место и для совести.
Счастливый человек всегда предъявляет по отношению к себе высокие требования. Так происходит потому, что чистая совесть – это нормальное состояние человека, который считает себя обязанным выполнять собственный моральный долг. Совесть в таком случае выступает в качестве своеобразной награды за соблюдение нравственных законов.
Переживания, которые начинают тревожить человека после совершения проступка, являются стыдом. Но совесть включается не у всех, а только у тех людей, которые знакомы с моральными нормами и считают их верными во всех отношениях. Если же моральные нормы человеку не знакомы или же он всячески отрицает их, то совесть в нём никогда не проснётся. Я думаю, мнение окружающих людей также обычно не оказывает особого влияния на наличие у отдельного человека совести.
Совесть и чувство стыда начинают закладываться в человеке с детства. Родители учат ребёнка как себя вести можно, а как нельзя. Если ребёнок делает что-то такое, что не соответствует моральным принципам, то его могут пристыдить. С возрастом правильно воспитанный человек начинает сам понимать ценность тех или иных поступков, осознаёт, что такое совесть и стыд, старается придерживаться моральных норм.
Человек, обладающий способностью к переживанию чувства стыда, не обделён и таким качеством, как совесть. Если же его поступок не вызывает у него ощущения стыда, то это говорит о том, что и совесть изнутри его не мучает. Существует явная взаимосвязь между понятиями стыда и совести. Одно без другого существовать не может.
Совестливый человек по отношению к себе предъявляет достаточно высокие требования. Это происходит по той причине, что чистая совесть является нормальным состоянием человека, уважающего свой моральный долг. Она является некой наградой за соблюдение нравственных законов. Совесть – качество интуитивное, обладающее способностью к замечанию того, чего ещё нет, поэтому оно должно «работать» до того момента, пока не будет совершён какой-либо поступок. Когда человек переживает после совершения недоброго поступка – это стыд. Совесть у человека включается не всегда, она срабатывает лишь в том случае, если индивид знаком с моральными нормами. Если же они ему неизвестны, при этом он «морально невинен», тогда совесть в нём никогда не заговорит.
Как мне доводилось заметить самому, на наличие у человека совести мнение окружающих не влияет. Именно поэтому возникает отличие совести от иного сознательного внутреннего контрольного механизма, называемого стыдом. Вообще, стыд и совесть – понятия очень близкие. Стыд отражает осознание человеком собственного несоответствия некоторым нормам или ожиданиям, принятым в окружении этого человека или общества в целом.
Я стараюсь жить так, чтобы мне не было стыдно за мои поступки, по совести, по справедливости. Для меня самое важное в жизни – просто быть Человеком со всеми светлыми человеческими качествами.
Но есть между этими понятиями некоторые различия. Совесть является своего рода рулем, который не позволяет переходить обозначенные границы и вершить плохие дела. Это чувство никак не роднится с мнением людей, находящихся вокруг. Оно считается «спрятанным» чувством, как и зависть.
А вот стыдом называется противное ощущение, которое возникает после того, как человек совершил уже неправильный поступок. Он настигает обычно в том случае, если поступки осуждаются окружающими. Тем более, когда эти «окружающие» уважаемы тем, кто сделал что-то гадкое.
Проблематика стыда и совести рассматривается во многих произведениях русской литературы. Отличным примером является пьеса Константина Островского «Гроза». Катерина выходит замуж и начинает страдать из-за плохого отношения свекрови. Девушку постоянно обижают, а защиты со стороны мужа она не чувствует. Еще мужчина много выпивает. Именно поэтому неудивителен поступок героини. Катерина решилась на измену, устав ждать любви и нежности от своего супруга. Девушка доверилась Борису, который стал ее любовником. Но этот человек оказывается предателем и бросает Катерину. Стыд не позволяет Катерине спокойно смотреть в глаза людям. Именно поэтому она совершает самоубийство, кидаясь в реку с высокого обрыва.
Еще тема совести и стыда хорошо раскрыта в романе «Преступление и наказание» Федора Михайловича Достоевского. В нем представлены герои, для которых не существует ни совести, ни стыда. Речь идет о Свидригайлове и Лужине. Если первый еще не самый большой подлец (в конце произведения он исправляется), то другой всецело сгнивший фрукт, в котором нет ничего кроме меркантильности. Эти герои будят в читателе отвращение.
Можно считать, что совесть и стыд – это два близко связанных понятия. Если есть совесть, то может быть и стыд. Если же человек бессовестный, то он не знаком с чувством стыда.
Стыд Совесть
В
первом приближении,
это страх уронить, умалить себя.
В
первом приближении, это страх причинить зло,
– зло другому.
…Но
что такое этот страх
себя «уронить»? Это страх за свое место среди
других, за свое относительное, но святое для
тебя социальное достоинство; им наделяет
тебя общество и блюсти его в чужих глазах –
твой моральный долг. Если ты ставишь себя
выше, чем ставят тебя все другие, то лучше
скрывай это, чтобы не стать смешным; но еще
хуже – если не собственная персона, а
собственный суд для тебя выше общего суда:
это – само бесстыдство! – Стыд – страх перед
божеством (идолом) общего мнения, страх
оказаться не в ладу с миром, причем приговор
тебе выносит – имеет право выносить – только
сам этот мир.
…Но,
последовательно исключая из этого страха зла
другому – страх мести (с его стороны или со
стороны блюдущего порядок общества), мы
убеждаемся, что совесть – страх особый: страх
оказаться не в ладу с самим собой, совершить
в отношении другого то, с чем не сможешь
смириться сам. Это страх за душу, за абсолют
своего личного достоинства; ведь такое
достоинство включает в себя мораль, требует,
чтобы твои дела удовлетворяли твоему
собственному суду об истинно должном, о
добре. Причем мнения других и даже общее
мнение имеют для совести лишь
совещательные голоса, приговор себе
выносишь ты один.
Чувство стыда, таким
образом – это тягостное ощущение своей, так
сказать, неправильности,
несоответствия приличной положению Норме.
Покуда для человека добро не значит ничего
иного, как послушание нормам (устоям,
традициям) – стыд есть и его совесть.
Угрызения
совести – чувство своей вины, вины
перед самим Добром. – С тех пор как человек
научился различать добро (в идеале,
чувствовать сострадание и судить о
справедливости) независимо от наличных
норм, автономию от стыда обретает и его
совесть.
Можно сказать еще, что
стыд – до зарождения в нем совести или
независимо от нее – это страх
предосудительно выглядеть, страх
общего (в особом случае, кого-то и одного,
кого сам ценишь) презрения. Это – суд
чужими глазами; страх о форме, о
внешнем.
Можно
сказать еще: совесть – это страх быть
достойным осуждения, хотя бы этот страх
(бывает и так) был всеми вокруг и презираем,
расценивался как слабость или трусость.
Это – суд в своих глазах; страх (забота) о
подлинном, внутреннем.
…То есть не страх
вообще наказания, сколько самого
обнаружения перед другими недостойного в
тебе, – наказания презрением.
И здесь важно заметить: презрением
наказывается никогда не само по себе зло,
реальный вред кому-то, а – обнаруженная
перед другими недостаточность, слабость.
Социальное достоинство мерится по силовой
шкале; причем, раз подлинная моральная
сторона значения не имеет – что презирают, то
и презираемо… Страх себя уронить – страх
выдать или запасть в эту слабость,
«жалкость».
…То есть
отнюдь не страх наказания и не стыд, боязнь
выдать недостойное в себе перед другими, но
только страх самого зла в себе.
Зло же не заключается ни в какой твоей
личной недостаточности или слабости, даже,
может, и «стыдной», «жалкой». Зло –
категория широкая, но если искать
подлинного и бесспорного зла в собственных
делах – не ошибешься, если начнешь со зла
(реального вреда) кому-то другому.
Подлинное ведь запрашивает о реальном.
Потому и совесть – с этого я начал – страх зла
другому.
Да, – стыдливости зло не
так уж и противопоказано. Стыд может и
воспрещать человеку то, чего совесть прямо
требует… Зла, самого по себе, не стыдно – оно
может вызывать и священный трепет, –
стыдно зла пойманного за руку, наказанного, –
оказавшегося, значит, слабым…
Да, –
совестливости не так уж редко выпадает доля
терпеть общее презрение. Совесть может
стыдного и прямо требовать… Позора, самого
по себе, не совестно – Христос тоже был
опозорен, – а если уличено и опозорено
действительно не добро, а зло, то зло это уже
несет наказание, что совесть лишь
облегчает.
Итак, «страх
предосудительно выглядеть», причем
«предосудительно» в этой формуле – то, что
вызывает неуважение (презрение) твоего
социума. Но социум и интересуется лишь
твоей социальной стороной, и ему
принципиально важно лишь «выглядеть» – то,
чем тебе удается казаться. Высший судья в
вопросе стыда – другие, перед кем
стыдно, – и только в том, что доступно их
взгляду. «Не пойманное – не воровство», а
может и удаль.
То есть стыдно, как говорят в народе, «от
людей», «стыдно, когда видно»; стыдно чужих
глаз, «das man». Твоего же подлинного я,
скрытого от взоров, стыд в принципе не судит,
души в принципе не затрагивает. С душой тут
обстоит точно так же, как с телом, с
физиологией: ясно, что под одеждой все
голые, и что естественные отправления
происходят; многое нужно и хорошо в темноте
и в уединении, а стыдно оно только на свету и
при всех.
Итак,
«страх быть достойным осуждения»; проблема
совести не казаться, а быть.
Это значит, что высшая судебная инстанция в
вопросах добра и зла в моих делах – моя же
совесть, – сам индивид. Отмечу: моральный
кодекс, по которому совесть судит, может
сохранять в данном индивиде и отсталые,
даже пошлые черты – смотря по его
духовному уровню. Но вот в поступках
«судья» желает видеть все, начиная с
замыслов, и – неподкупен.
Внутренний взор рассеивает кажущееся,
проникая все глубже и глубже в душу, в
интимное. Если кто-то чужой вторгся в это
интимное, даже «опозорил» – неприятно, но не
более того, – куда хуже самому обнаружить в
этой «святая святых» порок. Видит совесть,
как ночной зверь, лучше всего «в темноте», и
голос ее слышнее – в уединении. Что может
удовлетворить суд всех, может отвергнуть
одна твоя совесть – «совесть одиночество».
Потому, между прочим:
неважно, что и когда ты на самом деле
чувствуешь, хотя бы и унижение; не подать
виду, выдержать «фасон» – это достойно и
даже гордо. Так что сама гордость может
граничить с бесстыдством…
Сделать
добро осуждаемое и презираемое, ценой того,
что сам будешь выглядеть смешно или жалко
– вот подвиг совести и достоинства. Высшее
достоинство может напоминать падение;
«последние» становятся
«первыми»…
«Бесстыжие глаза»:
смотреть прямо в глаза – значит не бояться
встретиться с глазами, смотрящими прямо на
тебя, – демонстрация либо полного отсутствия
задних мыслей, либо полного бесстыдства.
Здесь интересно, что страх «чужих глаз»
означает стыд даже на физиологическом,
рефлекторном уровне. Взгляды физически
обжигают, вызывая реакцию капилляров, – со
стыда «горят».
(Но почему – «стыд», то есть «студ» –
холод? Это, видимо, как «жар», «озноб» – тут
тоже «жарко» не отличается от
«холодно».)
Хотя
угрызения совести так же лишают
уверенности, как и стыд, но выражения типа
«бессовестные глаза» не существует.
Бессовестного дела можно еще и стыдиться, и
прятать глаза – уже от стыда. Но все же для
совести ты «сам свой высший суд», в чужих
глазах оправдаться бывает и проще.
Физиологической реакции совести
посторонним наблюдать трудно, но она есть:
от внезапного прозрения совести холодеют,
бледнеют, как от страха. Это и правда страх –
души, вдруг ощутившей себя в
западне.
Позором себя
«покрывают» (снаружи, вроде как краской). И
не обязательно только себя: изваляют человека
в пуху и перьях – вот и позор ему. Кстати,
заботиться о том, чтобы каждый знал стыд –
дело общее, и твое тоже.
Совесть
«грызет» изнутри, «угрызения» – это неуемное
самообвинение. И какою мерою мы мерим
всем другим, такою, как минимум, совесть
мерит нам, это – пытка, которую мы сами себе
избираем; судить – совестно.
Что делать в стыдной
ситуации? – Не подавать виду! Ведь все дело
не в существе, а именно в виде (само существо
для стыда – в виде). Если ты раскаялся и
«сгорел со стыда» – значит, погорел. А если –
как с гуся вода, то общее мнение,
завороженное, отступает: силен, стало быть!
Этому – позволено!
…А можно и попросту сбежать. Туда, где
тебя не знают.
Как
избавиться от угрызений совести? – Лишь
одно есть верное средство: исправить
причиненное другому зло (но не зло одному
«искупить» добром другому или, еще нелепее,
«епитимьей» – злом себе). Раскаиваться –
значит страстно желать исправить. Но, увы,
всего чаще именно это и невозможно.
…Бежать от совести можно (бег от себя
называется суетой), да вот – некуда.
Если не можешь стыд
презирать, то уж никак не заговоришь его, –
как и боль. Стыд не прощает (разве что
заставив смириться с презрением), и к боли
нельзя до конца привыкнуть. Но когда боль
проходит, о ней и вспомнить трудно, и от
стыда можно спрятаться – пусть не забыть, но
больше не думать.
Самое болезненное сочетание – стыд и
страдание (тут уж довольного вида не
сделаешь). Например, публичное битье.
Две страсти
в нас, будь они сильнее или слабее, но – как
бы сказать – не знают умиротворения: это
чувство своей вины и сочувствие чужому
страданию. Совесть не прощает, жалость не
обретает катарсиса. В самом деле, как
добьешься от себя согласия на свой порок и
чужую боль?
Потому, самое болезненное сочетание –
совесть и жалость; совесть, осложненная
жалостью и непоправимостью…
Воспоминания о прошлом
стыде – перед умершим – остаются, конечно,
неприятными, но все же такой стыд –
прошлый, его уж нет.
Всегда
чувствуешь себя виноватым перед умершим, –
тут не исправишь ничего, малейшая вина
умножается на бесконечность…
«Мертвые сраму не
имут» – как ушедшие от нас. Хотя, думаю,
изначально тут имелись в виду лишь те
понятные обстоятельства, что связаны с
погребальными приготовлениями. (На мой
взгляд – к слову – людные похоронные
церемонии суть пережиток, и именно позорят
умершего, оскорбляют его память…)
«Об
умерших либо хорошо, либо ничего». Ведь тут
уже не выслушаешь «другую сторону», всякая
критика «за спиной» похожа на клевету. Но
есть и еще одно. Вечное проклятье – дело все-
таки исключительное, вообще же жизнь и
смерть равномасштабны совести, умершему
отпускает даже совесть.
Стыдно быть не
обидчиком, а обижаемым, не напасть, а быть
побитым. Правда, напасть и получить сдачи
вдвойне стыдно: слабак, да еще и своего места
не знаешь.
Совестно,
конечно, быть обидчиком, а не обижаемым;
совестно нападение, но не поражение. А если
уж напал, успокоить совесть только
поражение и может.
Стыд – чувствование
социальное. Это ответственность за себя перед
миром.
Что и значит (как ни парадоксально) – что
стыд эгоистичен. Ему ведь важно, как мир
обернется к тебе, и жертвами, которые
он заставляет приносить миру и его суду,
рассчитывает снискать его милости.
Совесть –
чувствование индивидуальное. Это
ответственность за мир перед собой.
Что и значит (парадоксально и притом
очевидно) – что совесть альтруистична.
Совесть не жаждет снискать тебе ничьей
благодарности, не жаждет ничего выгадать и
не окупается, а – стоит, требует от тебя
жертв.
Стыд, как сказано,
касается того, что – по форме, условно.
По сути, этика стыда – то, что называется
этикетом, принятое в данном кругу есть
хорошее для этого круга; стыд сугубо
«релятивен». Безобразие в приличной форме
есть приличие; принятыми средствами можно
добиваться любой, какой пожелаешь, цели;
намерений стыд не судит. Стыд – это
послушание и служение заповедям и нормам
как сакральной условности, стоящей между Я
и его делами.
Совесть, как
сказано, интересуется тем, что поистине, безусловно. Этикет для нее –
или загадка, курьез, или глупая пародия на
этику. Приличная форма при безобразной сути
– лишь отягчающее обстоятельство, а доброй
сути и не нужна; легитимные средства не
оправдывают злую цель; «первый кнут»
следует намерениям. Совесть – отсутствие
посредников в виде всего формального и
условного между моими делами и судящим их
Я (и потому, в высшем смысле, совесть
«релятивна»).
…Стыд, как все
социальное, условен: так степень
раздетости, пристойная на пляже, оскорбляет
нравственность в десяти метрах от него, и т.д.
Потому и коллизий для стыда нет: всегда безусловно право то правило, которое
оказывается, так сказать, под рукой. – Даже
если кто-то должен терпеть стыд без
собственного проступка, ну и что? Такая
судьба…
…Совесть
занимает безусловное. Так, боль,
причиненная другому, измеряется для нее не
относительным достоинством последнего, а
самой этой болью… Но потому же совесть
вечно в коллизии: выбор в пользу одного,
даже неизбежный и справедливый, не
освобождает от угрызений в отношении
другого, и т.д., – заповеди обнаруживают условность…
Стыд не предъявляет
требований к субъективности – и к
объективности точно также. То есть стыд не
требует от человека внутренней честности,
этой «субъективной объективности». Неважно,
чего ты на самом деле хотел, неважно и то,
стало ли от твоего поступка кому-то хуже или
лучше. Важно не что, а как,
важна – форма.
Совесть
судит душу, самое твою субъективность,
добивается от нее внутренней честности, и
потому не дает упрятаться от правды – от
объективности. Ничего не важно, кроме того,
делал ли ты кому-то хуже или лучше. Ты
творил зло, но это был твой «долг»? – Не
годится, – нет у совести долга, кроме долга
добра. «Хотел как лучше»? – А точно ли
так?..
Стыд, выходит, – «буква»
(общепринятости, или социального
закона).
Формальное требование по-своему
абсолютно: требует того, чего требует, не
больше и не меньше. Положенное отдай, и
чист.
Стыд нормативен; нормы
авторитарны.
Совесть –
«дух» (добра).
Неформальное требование по-своему
абсолютно: требует всего, что только можешь
сделать, за каждым шагом ждет нового шага; с
совестью по закону не расквитаешься.
Совесть – автономна и
ситуативна.
Со стыдом бесполезно
препираться. Его не переубедишь (потому
уже, что переубедить – значит указать, что
суть не в том, в чем кажется, – тогда как
только «кажется» и имеет значение). И потом,
зло архаичному человеку, хотя бы, понятно –
это вышедшая за границы дозволенного
алчность (эгоизм); но добро-то для стыда есть
послушание, а что такое быть правильней
правильного? Какая-то жалкая претензия,
смешная (стыдная) глупость…
Говорить с
совестью можно и нужно, совесть и есть – со-
ведение, рефлексия. – Но вот что важно
понимать (и чего я уже касался). Совесть знает
не всю полную моральную правду, а лишь то,
что ты сам, по правде, думаешь; совесть – еще
не закон, а честный судья, – закон же и может
и должен совершенствоваться. Не надо
пытаться подкупать судью, себя не обманешь.
Но думать, что по правде добро и зло – тот же
долг совести.
Жалости стыд не знает.
«Жалкий» – синоним «презренный».
Жалостью «унижают» – унижают того, кого
жалеют, это закономерная дань за подаяние; а
если жалеют искренне – то унижают и себя
самих. Ведь сострадание ставит с жалким на
одну доску…
Не знает стыд, конечно, и справедливости.
Если можно стыдиться, скажем, незнатного
происхождения (в чем нет личной вины), а
знатным гордиться (без личной заслуги) – то
какая уж тут справедливость!
Нет
сомнения, что подлинный кодекс совести, к
которому она должна прийти когда-нибудь в
каждом – человечность: сострадательность,
как душа человечности, и справедливость, как
ее логика. – Ибо добро – это то, что
способствует жизни, зло – что ей мешает.
Жалость же – это инстинкт ценности жизни,
непосредственное чувство добра и зла.
Поскольку же добро приходится взвешивать
(чтобы пользой одному не вредить другому),
его необходимый спутник –
справедливость.
Стыд судит формально,
значит a priori. Едва задумав дело,
сопряженное со стыдом (неловкостью,
унижением), человек ясно отдает себе в этом
отчет, и – взвесив стыд и выгоды – либо
решается («стыд не дым…») либо
отступает.
Правда, если человек решится-таки на
стыдное дело, его собственная реакция может
и отличаться от той, какой он от себя ожидал:
в большинстве случаев она оказывается не
столь болезненной.
Почему так получается? – Все-таки, когда
переступается стыд, то это нечто живое (хоть, может, и дурное)
переступает через нечто формальное, и
потому естественно обнаруживает, что
барьеры эти во многом были призрачные,
вроде расставленных по огороду пугал; кто
смел, тот и съел.
Совесть,
увы, не столько направляет, сколько судит –
post factum. Обычно придаешь своим
проступкам меньше значения, чем потом
обнаруживает в них совесть. Ведь видишь в
первую очередь все то, что хочется и что легко
видеть – формальные обстоятельства,
увольняющие от ответственности. Совесть же,
у которой в запасе вечность, восстанавливает
полную живую картину, формальное
предстает призрачным, и явным становится
все, что ты мог бы сделать и не
сделал…
Но более интересный случай – когда
совесть находит ошибку после какого-нибудь
вполне осознанного акта: обнаруживает в тебе
не ту мораль, которой в этом акте следовал.
Так восстает в нас попранная нами, ради идеи,
человечность. Но, кажется, иногда и архаика
тоже…
…Впрочем, есть случай,
когда стыд настигает, подобно совести, и
после проступка – как похмелье. Так бывает,
когда что-то – публичность, или, наоборот,
особая конфиденциальность – спровоцирует
на излишние манифестации собственной
личности, – кокетство или откровенничанье.
Видимо, личность всегда в дефиците на
внимание, и это внимание может действовать
на нее, как хмель.
Существуют случаи и
очевидные – явные преступления – когда не
нужно ждать суда совести, чтобы узнать,
каким будет ее приговор. Но удивительно, что
и в таких случаях находятся преступники,
простаки, не верившие, видимо, в бытие
совести и которых ее суд настигает для них
самих совершенно неожиданно. Так что и в
этих случаях совесть бывает post
factum.
В стыдную ситуацию, как
упоминалось, можно попасть и нечаянно, без
собственной вины, – это одно из следствий
формализма стыда. Бывает стыдно и за
другого – в той мере, в какой имеешь к нему
отношение. Но вот «метафизического» стыда
не бывает: если презирать вас некому, значит,
и стыда нет.
Угрызений совести без собственной вины не бывает. Если вина на другом,
за него может быть стыдно, но не совестно; это – личное. Правда,
вина дело неформальное; бывает и метафизическая (“метаюридическая”)
вина, чувство некоторой непрямой ответственности за тех, кому приходится
хуже, чем тебе.
Стыд за проступок
начинается тогда лишь, когда проступок
обнаружен (или, в лучшем случае, когда
представляешь, как он обнаруживается). Этим
он полярно отличается от совести – тайного
стыд не судит. Но, – интересно, – страх перед
возможностью обнаружения проступка, страх
грозящего стыда – очень напоминает
совесть.
Стыд – оправдывается, если не в силах
скрыть. Совести он боится.
Совесть
грызет, когда о проступке знаешь ты один.
Страх (обнаружения), похоже, помогает чьей-
то совести проснуться. Но все-таки этот страх
скорее заглушает совесть, а когда совесть
перевешивает страх, то и хочет обнаружения,
жаждет – сознаться, покаяться…
Так, Раскольникова тянет выйти на
площадь, закричать – я убил; совести претит
оправдываться; общий суд, стыд, спасает от
собственного, и желанен…
Стыд в родстве с честью.
Ибо честь – это долг перед твоей
относительной ценностью в социуме. Ты не
смеешь позволить себе «упасть» в его глазах,
и должен сделать все, чтобы этого не
произошло, даже если это потребует
совершить грех против совести (например,
дуэль).
Совесть в
родстве с достоинством.
Ибо достоинство – это долг перед
абсолютной самоценностью личности (всякой
и твоей тоже). Ничто не уронит тебя в
собственных глазах, даже полное падение в
чужих, если ты не изменишь тому, что
считаешь добром лично, – не изменишь себе,
то есть – совести.
Честь щепетильна, в
вопросах задетой чести не может быть
мелочей – как во всем, что принадлежит не
одному тебе. Различать стыд побольше и стыд
поменьше – уже некоторое бесстыдство.
Попробуйте (есть такая поучительная шутка)
из фразы «Довольно! Стыдно мне…»
выкинуть «!»…
Особо нервные опасения за свое
самолюбие (основу чести) делает стыдливым
невпопад, – что называется
застенчивостью.
Чувство
достоинства не бывает особо щепетильным и
нервным, ибо все внешнее мало способно его
задеть и не может умалить, нет достоинства
большего и меньшего. Бьют мимо достоинства
и удары по самолюбию. Но есть нечто,
способное разом послать его в нокаут: это –
вдруг охватившее чувство вины, совесть.
(Потому, видно, «бытовой деспотизм» так
любит винить свои жертвы, – брать власть
прямо над душою, над личностью.) Стыдное и
интимное. – В развитой душе архаичное
чувство стыдного (а оно именно архаично)
перерастает в чувство интимного: того, что
следует укрывать от чужих глаз не потому, что
оно плохо или осуждаемо, а потому, что оно
не касается до других или свято.
Отношение к личности, индивидуальности,
прогрессирует, – человек возрастает до
сознания ее самоценности. И, если стыд еще прячет личность, как некий
врожденный недостаток, некую сумму
отклонений от стандарта, которой следует
стесняться, или велит жить нараспашку, будто
призывая мир в свидетели того, что и прятать
нечего, все «как у людей» – то чувство
интимного, напротив, уже уважает личность и
потому ее бережет. Интимное и совесть.
– Чувство интимного, стыдливость, хоть и
весьма похоже на стыд, но есть скорее гибрид
стыда с совестью.
(Интересно: животные стыд имеют, – ведь
то, что испытывают собаки, когда сознают,
что совершили нечто запрещаемое любимым
хозяином, явно есть стыд. Но интимного,
точно, еще не ведают.)
Так вот, развитая личность чувствует
ответственность перед собой не только как
перед «собой любимым», естественным
предметом своего особого пристрастия, но и
как перед объективной ценностью в мире, –
она себя уважает; и пренебрегать этой
высокой ответственностью – в частности,
позорить личное, «метать бисер» – и стыдно и
совестно.
Здесь кстати задуматься
над тем, какое реальное зло может содержать в
себе стыдное, нет ли в стыде чего-то от
совести. И такое, конечно, есть. – Так,
приличному человеку стыдно иметь особые
привилегии; здесь стыдно (за себя
перед другими) едва отличимо от совестно (перед собой за других).
Стыдно и совестно, с другой стороны, и
разрешить кому-то попирать свое право,
потому что существует у каждого и долг перед
собой. Стыдно и совестно не дать отпора,
когда покушаются не просто на самолюбие, но
на достоинство…
Здесь кстати
вернуться к вопросу о том, всякое ли
подлинное зло – зло другому, и занимается ли
совесть только этим последним. – Для совести
трудно различимо зло себе – уже потому, что
такое зло есть одновременно и наказание. И
все-таки можно заметить угрызения совести (а
не только досады) и в случае зла себе – даже
физического, причиненного, скажем, по
халатности; как и тогда, когда по некоей
небрежности теряешь уважение тех, кого
уважаешь; или разрешаешь, из страха или
расчета, попирать хотя бы и самолюбие. Здесь совестно едва отличимо от стыдно.
Так что стыд как бы
чреват совестью; он ждет лишь того, чтобы
личность дозрела, доросла до моральной
автономии, взяла бы его внутрь себя, и тогда
он – сама совесть. – Потому, человек вполне
бессовестный скорее всего и бесстыден,
нечувствителен ни к какому наказанию кроме
физически ощутимого. «Ни стыда, ни совести»
– ведь это комплекс!
…Так что
совесть, конечно, сохраняет родовое общее со
стыдом, из которого она выросла. Стыд уже
знает суд кроме наказания, и в этом – зачаток
совести. Со своей стороны, совесть помнит об
условности условностей, занимающих стыд,
но и их ломать без нужды не станет. Человек
действительно бесстыдный скорее всего и
бессовестен.
…Но в первобытном
человеке стыд, чтобы не сгинуть, должен
время от времени подкрепляться наказаниями.
Если власть не в силах наказать, то варвару
стыдно, скорее, ей подчиняться, – отчасти это
касается и власти мнения. В грубой форме эта
ситуация формулируется так: «устыдилась
свинья, как отведала дубины». А до тех пор
думала, видно – «стыд не дым, глаза не
выест».
Чем дальше
человек уходит от первобытного в себе, тем
явнее для него – угрызения совести страшнее
возможных кар. Когда человек избегает
формального ощутимого возмездия, тогда-то и
настигает его неформальная работа совести. За
наказанием, на каторге, от совести скорее
можно укрыться; потому и «на воре шапка
горит», что нечто в душе вора хочет его
выдать – «облегчить совесть
(душу)».
Можно ли «потерять
стыд» (если он действительно был)?
Ну, во-первых, меняются кодексы
стыдного; потерять стыд вместе со всеми – «не
считается». Во-вторых, если стыд
(бесстыдство) имеет спрос и оплачивается, то
образуется среда, в глазах которой он
перестает быть стыдным. Скажем, порнозвезде
неловко показаться в немодной одежде, но не
без одежды. То же, что с публичными
женщинами, происходит с публичными
политиками: опозориться с явной выгодой – не
стыд, а молодечество.
Первый шаг, возможно, труден для всех;
это как в тину залезть: представить противно,
гадко палец опустить, а как по шейку –
оказывается, ничего…
Можно ли
«потерять совесть» (если она действительно у
человека была)?
Видно, дело в случае такой «потери»
обстоит так. Страшные рассказы об
угрызениях совести пугают и бессовестных
тоже, и, пока настоящее зло их ничем не
искушает, они могут о своей бессовестности
не подозревать, быть в мелочах вполне
морально осмотрительными (чтобы не сказать
совестливыми). Страшен первый шаг – первое
преступление помогает бессовестному
обнаружить, что бояться ему было особенно
нечего.
«От чего здоровая совесть мучится, чахлая
умирает» (цитирую сам себя). Маленькую
совесть преступление губит.
Бесстыдство –
расценивать общее мнение о тебе ниже своих
выгод, и готовность им расплачиваться. По-
своему «бесстыдна» личность: трудно не
презирать общее мнение, если имеешь
собственное. Разница в том, что пошлое
бесстыдство, как сказано, выгодно, а
личностное – накладно.
Бессовестность (преступный
тип) – это узость сознания, для которого в
мире не находится ничего самоценного, кроме
Я (эгоцентризм), а значит, нет и ничего
должного, кроме «хочу и могу», и не
должного, кроме «не хочу» и «рискую
поплатиться». Функцию совести тут исполняет
страх, – взвешивание рисков.
Совести у общностей нет,
но стыд – дело социальное, – стыд есть.
Например, «национальный позор». Правда,
присущая всякому социуму бессовестность
склоняет народы чаще вспоминать о
«национальной гордости»…
«У
корпораций нет совести», говорят
американцы. Нет совести, а только лишь
умеряющий алчность страх, у государств
(коллективный эгоизм называется
патриотизмом, а опаска – миролюбием).
Совесть – дело личное.
Все требования стыда – внешняя благопристойность, и потому
стыд формалист. Но потому же есть один
аспект, в котором это бывает не совсем верно.
Это аспект эстетический. Ибо искусство
благопристойности может бесконечно
усложняться и выходить за рамки того, что
можно уложить в запоминающиеся и четкие,
формализуемые правила. Это особенно явно в
сверхсоциализированных восточных
обществах, в «культуре стыда». Здесь стыд,
эта душевная подчиненность социуму, будто
перестает быть формальным, тщится завладеть
внутренним существом человека – и, как
может показаться на «западный» взгляд,
подменить самое совесть!
Как ни
странно, но и в требованиях к себе самому
человек способен цепляться за форму, –
мучить себя, изводить мелочными
придирками, тайно или явно гордясь своими
усилиями и притом уклоняясь от
существенного, главного; и в эти сети
пытаются поймать – самое совесть! Вот –
фарисейство.
Конечно, фарисейство есть отмирание
совести, а не совесть. Живая совесть в том,
чтобы сбрасывать всякую становящуюся
удобной и оправдывающую форму, всякую
защитную кору, как только она нарастает; она
по ту сторону принципиальности и
казуистики. Формализовать совесть
невозможно, не убивая ее этим, не превращая
ее – в лицемерие.
Стыд не отличает
эстетических и этических требований, то и
другое тонет для него в понятии
«правильное»; «предосудительно» есть то же,
что «некрасиво». Скажем, нечестность так же
«некрасива», как немодная или потрепанная
одежда.
Можно сказать, что «культура стыда» – это
«эстетизм», но такой, в котором нет места
индивидуальным пристрастиям; точнее всего
было бы слово «стилизм». Любое зло, если
постарается, может стать «стильным», а вот
добру это невозможно, ведь подлинность (как
непосредственность) и стиль
антагонисты.
Совесть,
презирая форму, воспрещает смешивать
эстетическое и этическое, для нее нет ничего
отвратительнее эстетизма. Зло не бывает для
развитой души даже внешне
привлекательным, а добро – даже внешне
жалким.
Можно сказать, что «культура совести»
требует понимания красоты как формы
истины и добра (формы, которую
поверхностному или равнодушному взгляду
трудно бывает оценить, и которую, к тому же,
могут имитировать заблуждение и зло). То
есть это культура сути, а не стиля, культура
постоянного продвижения к подлинному,
настоящему…
У слова стыд два
совершенно несхожих друг с другом
антонима: стыд-способность имеет антоним
бесстыдство, стыд-чувство – гордость!
Это – от того, что требования стыда не
только в принципе выполнимы (если только
позволяет ситуация), но и перевыполнимы:
каждому иной раз «приходится стыдиться», но
и каждому же, по меньшей мере на его личный
взгляд, «есть чем гордиться». И редко кто
сомневается в том, что гордость вообще может
быть «справедливой».
У совести,
будто, лишь один антоним: бессовестность, а
высокого антонима нет. Совесть, – чему учил
еще Христос, – не бывает довольна собой.
Когда говорят о своем довольстве «чистой
совестью», имеют в виду лишь то, что совесть
стоит любой жертвы, и вот жертва принесена.
Тот же, кто горд своей чистой совестью
вообще, видимо, вовсе ее не имеет, потому она
его и не тревожит; здоровая-то совесть –
болит… Или же этот счастливец лицемерит,
фарисействует… Но вот, впрочем, и другой
антоним совести: фарисейство!
Бог все видит, да еще
надо ему исповедоваться – видимо, чтобы не
забывать об этом неудобном обстоятельстве.
Так что стыда перед Богом у человека нет,
только страх.
По аналогии с «божьим страхом»
(архаичной совестью), стыд – это «страх
человечий». (Что именовалось еще, кажется,
«страх иудейский».) Стыд же,
эмансипирующийся от такого страха – есть
сначала самолюбие, а потом и (как выше уже
говорилось) – честь, – но еще не
достоинство.
Религиозность была когда-то
человеческой совестью (тогда она называлась
«божий страх»: то есть страх не перед людьми
и такой, что не спрячешься). Теперь совесть
тщатся подменять еще и квази-религии, –
идеологии. Однако эмансипация,
«секуляризация» совести – наше обращение к
«безыдейным» добрым ценностям жизни для
всех – столь же закономерна, как закономерен
рост и эмансипация разума. Совесть (не грех
повторить) заодно со становящимся
человеческим достоинством.
Когда люди начинают обманывать и поступать против принятых обществом норм? Так ли наша совесть эфемерна, как кажется, или ее можно увидеть? Как выглядит стыд и что может заставить покраснеть любого человека за несколько минут? Стыд и совесть способны доставить нам множество неприятных переживаний. Так может быть нам лучше было бы без них? Совесть – она не присуща нам с рождения и не является базовым инстинктом. Как и когда она формируется?
Детская совесть
Был проведен небольшой эксперимент на честность с четырьмя дошкольниками. Легко ли дети смогут переступить через совесть? Дети получили от психолога практически невыполнимое задание. Нужно было переложить шарики от настольного тенниса из одной миски в другую, используя только абсолютно прямую лопатку. За выполнение этого задания детям обещали «вкусную» награду. На время выполнения задания ребенок оставался один. Все взрослые выходили из помещения, но видеокамеры были включены. Дети были поставлены в непростую ситуацию. Психологи называют это конфликтом мотивов. С одной стороны каждому ребенку хотелось справиться с заданием и получить приз, с другой было условие, которое перед ними поставил взрослый.
Дети хотят, чтобы их похвалили. Они хотят получить какую-то награду даже просто в качестве так называемого психологического «поглаживания» от родителей или любого другого взрослого. Им необходимо показать, что они хорошие. Для детей – это важно. Им приятно быть позитивными, хорошими, чтобы их одобрили.
В эксперименте трое детей поступили честно. Они не стали нарушать правило и доставать шарики руками. Некоторые участники даже не смогли справиться со своими эмоциями и у них появились «слезки на колесиках». Но честно поступили не все. Последний испытуемый решил схитрить и нарушил правило. Желание справится с заданием, и выиграть приз оказалось у него сильнее, чем необходимость соблюсти условия. Но это исключение. Большинство детей относится к такому понятию как честность серьезно и категорично. Ребенок – совестливое и целостное существо. Он еще не договорился с миром и не подстроился под него, поэтому он действует от самого себя и он честен.
Когда мы взрослеем
Психологи называют совесть внутренним родителем. Мама и папа, чтобы было проще управлять ребенком, прививают ему понятия, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Когда запреты родителей становятся уже внутренними требованиями к себе – совесть сформирована.
По мере взросления человек вырастает из старых правил. Первый переломный момент – подростковый возраст. Это специфически определенный этап в развитии человека. Внутренний голос подростка будет его всегда как-то оправдывать, будет ему все разрешать. Подростки в этом возрасте могут вытворять бог знает что, но при этом чувствовать себя всегда правыми.
Позже у человека формируется внутренняя философия и жизненная позиция. Развиваясь духовно, он перерастает родительские нормы, чтобы сформировать свои собственные. Совесть становится невидимым инструментом самоконтроля. Но так ли она абстрактна и эфемерна, как кажется?
Можно ли увидеть совесть?
В институте мозга человека города Санкт-Петербурга впервые в мире «увидели» совесть. Ее механизм основан на так называемом детекторе ошибок. Мозг постоянно отслеживает: все ли действия человека соответствуют привычной схеме и сигнализирует, если мы что-то делаем неправильно. Например, если вы вдруг оставили включенным дома утюг и, не заметив этого, вышли на улицу, то вами начинает овладевать чувство беспокойства. Вы возвращаетесь и выключаете прибор. Этот механизм мозга сигнализирует вам, что что-то не так, что-то вы делаете неправильно. И это является основанием для того, чтобы внимательно присмотреться к своим действиям. Это и есть механизм самоконтроля.
Ученые задались исследовать, как работает детектор ошибок при намеренном отклонении от нормы. Например, мы это делаем, когда лжем, преследуя корыстные цели. Другими словами, переступаем через свою совесть. Этот механизм мозга сигнализирует вам, что что-то не так, что-то вы делаете неправильно. И ученые задались вопросом, как этот механизм ошибки будет срабатывать в той ситуации, когда эти некорректные действия будут выгодны человеку.
Они создали экспериментальные условия, при которых ложь была бы выгодна. Испытуемого попросили обмануть компьютер (была разработана специальная компьютерная программка для этого эксперимента). Когда это, получается, сделать человек получает вознаграждение. К испытуемому подключили электроэнцефалограф – прибор, который измеряет электрическую активность мозга. Ученые измеряют ее пики при выполнении задания.
В ходе эксперимента выяснилось, что наш мозг воспринимает ложь как отклонение от нормы. Это нужно для того, чтобы человек сам не поверил в свой обман. Такой природный детектор ошибок не удерживает от бессовестных поступков, но он мешает получать от них удовольствие. Мы не можем вмешиваться в работу этого механизма и именно поэтому мы не можем наслаждаться бессовестными поступками.
Внутренняя систем самоконтроля есть у всех, а значит и бессовестных людей не бывает. Но работа такого механизма индивидуальна. Она зависит от воспитания и культуры. Например, для европейцев каннибализм – это недопустимо, но для некоторых африканских племен – считается нормой.
Человек не может контролировать свой детектор ошибок, но он может притуплять его действия. Ученые доказали, что при действии алкоголя реакция организма модифицируется, и некорректное действие перестает восприниматься как нечто неправильное. Когда же человек протрезвеет, то он воспринимает свои действия в момент опьянения тоже как неправильные. Появляется некое ощущение вины перед самим собой.
Итак, совесть формируется вместе с установлением личности человека. Бессовестных людей не бывает. Но что может заставить людей пойти в разрез со своими нравственным принципами и что наоборот заставляет соблюдать нормы приличия?
Социум стимулирует развитие стыда и совести
Зачастую поведение человека зависит от ситуации. Иногда механизм самоконтроля просто не успевает срабатывать. Например, в условиях стихийного бедствия или катастрофы любой добропорядочный человек может стать мародером. Что убивает в человеке совесть? Влияние толпы? Безнаказанность?
По мнению специалистов, голос совести особенно «громко звучит» в одиночестве. Если речь идет о каком-то дискомфорте связанным со страхом, и мы понимаем, что мы что-то не должны были делать, потому что будем наказаны, то это не та ситуация, когда говорит наша совесть. Совесть – очень интимное чувство, которое мы можем ощутить в себе только в ситуации полного одиночества. Никто не знает о моем поступке, но я-то знаю об этом!
Фактор, который способен повлиять на нашу совесть – это мнение окружающих. Люди более склонны к эгоизму, когда они находятся в одиночестве и некому оценить их действия, направленные лишь на благо себя любимого. Когда же человек находится в социуме, то сразу начинают возникать какие-то вопросы по оценкам общества по отношению к нему. То есть, как на тебя посмотрит другой член коллектива при том или ином действии. И все это происходит практически на бессознательном уровне. Человек хочет обязательно посмотреть, как же его оценивает социум.
Отличия совести, стыда и чувства вины
Итак, совесть – это внутренний контролер, который есть у всех. Но особенности воспитания и личностные качества заставляют человека по-разному реагировать на ее призывы. Людей, которые веду себя в одиночестве так же как в обществе – единицы. У каждого имеется своя матрица моральных стандартов. При отклонении от нее человек испытывает угрызения совести или чувство вины. Что это такое и чем оно отличается от стыда?
Разница между стыдом и виной заключается в том, что вина возникает тогда, когда человек раскаялся за содеянное. То есть ему стало неприятно, что он совершил этот поступок. Это внутренне состояние. В этот момент человек обычно опускает голову, уходит внутрь себя и начинает переживать эмоции.
Стыд возникает только при наличии свидетелей. Это чувство страха быть отвергнутым, непринятым обществом. Стыд может появиться, когда мы отличаемся от других.
У детей желание быть, как все развито сильнее, чем у взрослых. Чувство стыда – это социальное чувство. Оно формируется в социуме и когда человек чувствует свою принадлежность к определенной группе, он чувствует себя, таким образом, более защищенным. Но при этом он является и более уязвимым в этот момент. Ведь нужно быть, как все, даже если кое-что приносит ему при этом какой-либо дискомфорт.
Со временем чувство стыда меняется. Взрослые люди стараются избегать действий, за которые им может быть стыдно. Основные характерные для стыда черты – это опущенные глаза, наклон головы, покраснение кожных покровов, изменение интонации голоса. Если человек пытается что-то скрыть, то одним из способов маскировки истинных эмоций является – улыбка.
Итак, стыд – это сугубо социальное понятие. Оно может возникнуть только при свидетелях, когда человек отклоняется от общепринятых норм морали и нравственности. Муки совести, напротив, сугубо интимное чувство. Оно проявляется в одиночестве и съедает человека изнутри. Подавленное чувство вины способно вызвать серьезные расстройства нервной системы, тревожности и фобии. Возможно, нам лучше не иметь представления о совести. Ведь порядочным, совестливым, честным, нравственным быть крайне невыгодно. Потому что это всегда игра против своего удобства и комфорта.
Но каким было бы общество, если бы мы никогда не мучились угрызениями совести и наше поведение не контролировал бы стыд? Обман и предательство, преступления и насилие, лицемерие и страх. Стыд и совесть – это механизмы, защищающие нас от животных инстинктов. Внутренние советчики, которые помогают развиваться, обретать гармонию и смысл жизни.
Стыд — отрицательно окрашенное чувство, объектом которого является какой-либо поступок или качество (философия) субъекта.
Стыд связан с ощущением социальной неприемлемости того, за что стыдно.
Для возникновения чувства стыда нужны реальные или предполагаемые свидетели того, за что стыдно — те, перед кем стыдно. В отсутствие свидетелей чувство стыда не возникает, но может возникать чувство вины. Стыд может проснуться и в том случае, когда самого деяния еще нет, но человек в собственном воображении ясно осознает его последствия. Вопрос о том, как возник стыд, остается для философов открытым, поскольку нельзя с уверенностью сказать, что у животных нет стыда. Чувство стыда обнаруживается у всех народов, на всех ступенях цивилизации. Однако оценка поступков зависит от типа культуры. Так, многоженство оказывается приемлемым для одного народа и стыдным для другого. Противоположностью стыду является гордость – положительное отношение к самому себе. В отличие от совести стыд имеет более внешний характер : человек оценивает здесь свои поступки с точки зрения, как к ним относятся или могли бы отнестись окружающие”. Ассоциативный блок. Потерять стыд и совесть .
Бесстыдство как качество личности – неспособность проявлять стыдливость, склонность пренебрегать мнением людей о своем тягостном, вредном, бесцеремонном и огорчительным для них поведении. Бесстыдство – это докатившееся до деградации невежество. Люди, находящиеся по влиянием энергии невежества, живут исключительно для себя. Под влиянием энергии невежества люди теряют связь с совестью. У каждого нормального человека есть свой внутренний контролер, который вызывает страдания и муки стыда, если человек поступил постыдно, безнравственно, аморально. Совесть называют внутренним нравственным законом, частицей Бога, сверхдушой. Все эти определения правильны. Стоит человеку подумать или сделать что-то предосудительное, внутри срабатывает «сигнализация» : «Внимание! Поступаешь бессовестно! » Человек испытывает в центре груди неприятное чувство – это называется голос совести. Когда после поступка душа ликует, а разум радостно потирает ладоши, совесть безмолвствует. Бесстыдство – воровка своей совести. В народе говорят: «Стыд под каблук, а совесть под подошву». Это пословицы бесстыдства. Бесстыдство – это проводник энергии разрушения всего чистого и доброго, что веками нарабатывало человечество. На Руси говорили: «В ком есть Бог, в том есть и стыд». Стыд одушевляет, а бесстыдство умерщвляет сердце. Деграданты жестоки и бесчеловечны. Бесстыдные люди – это абсолютно пустые особи со сгоревшей совестью. Нужно помнить, что пустота – главный атрибут зла и быть бдительными. Где бесстыдство, там и предательство. Взращивать бесстыдное поколение – означает, поливать семя предательства. Прорастет семя, окрепнет и разрушит своими корнями то, что мы сейчас называем Родиной.
Когда человеку стыдно, он чувствует вину оттого, что ведет себя неправильно или совершил что-то плохое и т.п.
Стыд – эмоция или чувство?
Стыд – это модификация страха, тревоги и печали. Возможно, что стыд – это социальная эмоция. К.Э. Изард предполагает, что стыд имеет предпосылки, причины и последствия: Причины
Чувства
1) Разочарование в себе, ощущение своей несостоятельности.
2) Самоосознание (синонимы стыда, например неловкость, скованность).
3) Ощущение, что сделал что-то ранящее других.
4) Ощущение, что сделал что-то, юридически или моральнот неверное.
5) Ощущение изоляции , отверженности, потерянности, брошенности.
6) Синонимы печали.
Мысли
1) О неудаче, разочаровании, о заслуженности порицания.
2) О том, что сделал что-то, что задевает других.
3) Грязные, аморальные мысли.
4) Мысли о совершении глупости.
5) Мысли о чрезмерной и незаслуженной похвале.
:6) Мысли о раскрытом обмане.
7) Негативное представление о какой-то своей особенности (полноте, длинном носе, оттопыренных ушах).
Действия
1) Поступок, юридически или морально неправильный, вредный.
2) Поступок неправильный , глупый, ошибочный.
3) Поступок вредный для окружающих.
4) Поступок, который нужно было совершить, но который не был совершен.
5) Переживание за дорогого и любимого человека, попавшего в неловкую для него ситуацию или совершившего проступок. Последствия
Чувства
1) Смущение, неловкость.
2) Чувство неадекватности, разочарованности, неудачи.
3) Уныние и обескураженность, печаль.
4) Чувство одиночества, изоляции, отверженности, потерянности.
5) Чувство нечистоплотности.
Мысли
1) Пораженческие мысли, разочарование в себе, самообвинение.
2) Размышление о необходимости того или иного поступка; мысли о том, как следовало бы поступить и почему не поступил как следовал бы это сделать.
3) Рационализация, то есть нежелание руководствоваться чувствами.
4) Мысли о необходимости загладить вину, извиниться.
5) Об отстраненности (с точки зрения окружающих).
Действия
1) Сожаления, попытки загладить вину, извинения, попытки исправиться, обещания больше не повторять обид.
2) Стремление находиться в одиночестве, избегать окружающих.
3) Попытки забыть о неправильном поступке, избавиться от неприятных ощущений.
4) Попытки найти причины, понять, почему это было сделано.
5) Наказание самого себя. Ильин Е.П. пишет:
“Ещё Аристотель писал, что стыд – это такое неприятное чувство. которое ведёт к дурной славе. Никто не стыдится младенцев и животных, и стыд. ощущаемый нами в присутствии других людей, соразмеряется с тем уважением, которое мы имеем к их мнению.
Внешним выражением стыда может быть опускание головы и век ( иногда глаза совсем закрыты, а иногда “бегают из стороны в сторону” или часто мигаю; поэтому Аристотель приводит греческую пословицу “стыд живёт в глазах”), отведение взгяда (а если человек этого не делает, то в народе говорят “бестыжие глаза”), отворачивание головы в сторону. Человек испытывает стремление сжаться. сделаться маленьким. незаметным, “провальться сквозь землю”.
С возрастом человек научается конторлтровать экспрессию своих эмоций. Спиноза понимал стыд как печаль, сопровождаемую представлением о своём действии, которое подлежит осуждению со стороны других. К. Д. Ушинский не отличал стыд от раскаяния. Чувство стыда побуждает человека скрывать свой поступок, а чувство раскаяния побуждает открыть его”. К. Изард пишет. что стыд – это осознание собственной неумелости, непригодности или неадекватности в некой ситуации или при исполнении некоего задания, сопровождаем негативным переживанием – огорчением, беспокойством или тревогой, но это лишь повод для возникновения эмоции стыда, а не сам стыд. Стыд сопровождается смущением, а не огорчением и не беспокойством.
Стыд – это сильное смущение от сознания совершения предосудительного поступка или попадания в унизительную ситуацию, в результате чего человек чувствует себя опозоренным, обесчещенным. Стыд – это внутреннее мучение, болезнь души (С. Томкинс)”. “Стыд – эмоция, возникающая в результате осознания несоответствия, реального или мнимого, своих поступков или некоторых индивидуальных проявлений принятым в данном обществе и им самим разделяемым нормам или требованиям морали. Стыд может быть связан с поведением или проявлением личностных черт других, как правило, близких людей (стыд за другого).
Переживается стыд как неудовлетворенность собой, самоосуждение или самообвинение. Стремление избежать подобных переживаний – мощный мотив поведения, направленного на самосовершенствование, приобретение знаний и умений, на развитие способностей. Различные люди имеют различные пороги стыда, обусловленные ценностными ориентациями, направленностью личности и связанной с ними чувствительностью к мнения и оценкам окружающих” (Шапарь В.Б. Новейший психологический словарь. с.638-639).
Стыд – полностью социально обусловленная эмоция и способствует профилактике конфликтов. Стыд — отрицательно окрашенное чувство, объектом которого является какой-либо поступок или качество (философия) субъекта. Стыд связан с ощущением социальной неприемлемости того, за что стыдно. Для возникновения чувства стыда нужны реальные или предполагаемые свидетели того, за что стыдно — те, перед кем стыдно. В отсутствие свидетелей чувство стыда не возникает, но может возникать чувство вины.
Совестливость – черта личности, нравственное чувство, которое удерживает человека от неблаговидных поступков (Википедия). “Атака стыда” – это паническая атака поощрения человеком делать что-то вопреки страху показаться глупым или переживать стыд за сделанное. Совесть – специфическй механизм нравственного самоопределения:, это ведущий стимул совершенствования человека, оценивающего свои поступки на основе нравственного идеала и доминирования в человеке ответственности перед самим собой и мирозданием за свою жизнедеятельность и поступки Другого. Сама этимология слова «со–весть» говорит о том, что это «весть» переданная со-обществом о том, как человек раскрывает свои потенциальные возможности. А.С. Пушкин писал:
“Да, жалок тот, в ком совесть не чиста”,
и еще в “Скупом рыцаре”:
“Мне разве даром это все досталось,
Или шутя, как игроку, который
Гремит костьми да груды загребает?
Кто знает, сколько горьких воздержаний,
Обузданных страстей, тяжелых дум,
Дневных забот, ночей бессонных мне
Все это стоило? Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают?..
Нет, выстрадай сперва себе богатство,
А там посмотрим, станет ли несчастный
То расточать, что кровью приобрел”. Совесть – это знание того, что является добром и злом. Чувство нравственной ответственности за своё поведение перед собой, окружающими людьми и обществом.
Совесть – это обоснованный набор интериоризованных моральных принципов, который позволяет оценивать правильность и неправильность совершаемых или наблюдаемых действий. Совесть – это запреты и обязательства.
Совесть в отличие от чувства долга, она включает и самооценку уже совершенных действий на основе понимания человеком своей ответственности перед собой, перед другими людьми и обществом. Совесть – общественно воспитуемая способность человека. Поведение совестного человека в конфликтах, как правило, конструктивно, бессовестного – деструктивно. “Без совести” в человеке нет ничего, что возвышало бы его над животным, кроме печального преимущества блуждать без какого-нибудь руководства от заблуждения к заблуждению” (Ж.-Ж. Руссо) [А.Я. Анцупов. А.И.Шипилов]. Добраясовесть — (bona fides) — юридическое понятие, служащее для определения образа действий сторон, заключающих юридические сделки, и вместе с тем, принцип толкования этих сделок. Добрая совесть, – когда ее голоса прислушивается человек. Это моральный и нравственный человек, зрелая и целостная личность … Другие же подавляют голос совести, поступают вопреки ее требованиям: прожженная совесть.
Добрая совесть словно стражник, который поставлен, чтобы следить за человеком и раскрывать и то, что он с легкостью скрыл бы, если бы мог Даниил Гранин в своей книге “Причуды мей памяти” о совести пишет:
“В последние годы своей жизни Дмитрий Сергеевич Лихачев упорно возвращался к проблеме совести. Он с печалью видел, как она перестает быть мерилом нравственности, как Россия становится страной без стыда и совести.
После замечательного русского философа Владимира Соловьева Лихачев, пожалуй, единственный, кто так настойчиво занимался категорией совести.
Соловьев считал, что совесть есть развитие стыда. Должен быть стыд, нет стыда — тогда совесть молчит.
Стыд был первым человеческим чувством, которое отличило человека от животных. Можно считать, что человек — животное «стыдящееся». Господь обнаружил первородный грех Адама и Евы по тому, как они устыдились своей наготы. И изгнал их из рая.
Человек постепенно начинал понимать, что «должно по отношению к людям и к богам», и тогда инстинкт стыда стал превращаться в голос совести, то есть Адам и Ева устыдились совершенного ими, и этот стыд, который заставил их прикрыть себя фиговыми листьями, и был первым голосом совести.
Лихачев сумел развить это положение, дополняя его ролью памяти. Он показывал, как память формирует совесть. Без памяти нет совести, память сохраняет наши грехи, память семейная, культурная, народная питает совесть, требует от нее. Она побуждает совестливость отношения к старшим, к друзьям, родным. Вспоминает, правильно ли мы жили, хорошо ли обращались со своими родными. Позднее наше раскаяние — это работа памяти, которая тревожит совесть. Память, как историческая категория, — когда, побывав в Гамбурге на кладбище русских солдат, жертв Первой мировой войны, я вдруг сообразил, что у нас в России не видел и не знаю ни одного кладбища, где сохранялся бы прах русских солдат, погибших в ту Первую мировую войну.
А что такое действия вандалов на наших кладбищах, или что они творят в Летнем саду. Это что? Это свидетельства жизни без памяти.
Лихачев обращал наше внимание на некоторые особенности совести.
«Совесть противостоит давлениям извне, она защищает человека от внешних воздействий!» И в самом деле, к человеку порой может достучаться только совесть, внутренний его голос, он куда действенней, чем бесконечные призывы, пропаганды учителей, воспитателей, даже родителей.
«Поступок, совершенный целиком по совести, — это свободный поступок».
Я спрашиваю себя: а зачем человеку придали (навязали) эту самую совесть, ведь никто не мешает отмахнуться от нее, какой от нее прок, если она не приносит никаких выгод, если не дает человеку преимуществ ни для карьеры, ни материальных? Благодаря чему она существует, совесть, которая грызет и мучает, от которой порой не отвяжешься, не отступишься. Откуда она взялась? На самом деле в течение жизни мы убеждаемся, что она исходит из глубины души и не бывает ложной. Она не ошибается. Поступок по совести не обесценивается, не приводит к разочарованию.
Когда я говорю поступок по совести, мне приходят на память некоторые удивительные примеры, впечатлившие меня надолго”.
У Чехова есть рассказ «Студент». Маленький, на три странички. Сам Чехов считал его лучшим из всего написанного.
В страстную пятницу студент Духовной академии, голодный, озябший, идет домой, размышляя о том, что кругом всегда была такая же бедность, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. У костра на огороде сидят две бабы. Студент садится к ним отогреться и рассказывает им историю того, как трижды апостол Петр отрекся от Христа, не устоял, и заплакал. Слушая студента, растроганные бабы тоже заплакали. То, что происходило в душе Петра, их тронуло, вдруг оказался близок тот стыд, те муки совести, какие испытывал апостол. Студент пошел дальше, и вдруг радость затрепетала в его душе. Он думал о том, как прошлое «связано с настоящим непрерывною цепью событий: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».
Совесть — одно из самых таинственных человеческих чувств.
Казалось бы, совесть в своих требованиях угрожает своему хозяину. Недаром в Грузии говорят: «Мой враг — моя совесть». Это чувство, у которого нет выбора, оно не бывает ни умным, ни глупым, эти категории не для него. Зачем же оно дается человеку?
Есть люди, которые сумели отделаться от совести, избавиться от нее, отсутствие ее нисколько не мешает им жить, они чувствуют себя даже комфортно без нее, ничего не грызет их.
Лихачев считал совесть «таинственным явлением».
Действительно, рациональное объяснение ему подыскать трудно. Чувство это иррационально, в этом его сила и в этом беспомощность перед холодными соображениями эгоизма. Я никогда не мог объяснить, зачем оно дано человеку, необходимо ли оно, но человек без совести — это ужасно.
Для меня в этом смысле одно из самых сильных стихотворений Пушкина «Воспоминание», написанное в 1828 году. Кончается оно так:
«…Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю».
Нет ничего труднее, чем отказаться от самооправданий. Требования совести, ее суд, ее приговор происходят втайне. Ничто не мешает подсудимому, который сам себя судит, уклониться от приговора. Пушкин отвергает любое снисхождение, не дает себе пощады, даже слезы раскаяния не помогают. Мы не узнаем, за что он казнил себя, но признание это поражает своим мужеством.
На уроках литературы изучают Пушкина, но не учат тому, что совесть для него, для Лермонтова, для Толстого, для Достоевского была реальностью, что у человека есть душа, тоже весьма реальное понятие, надо заботиться о ее здоровье, стараться понять, что происходит с ней”.
Материал Психологос
Стыд, стыдное, то что стыдно – качество или поведение человека, осуждаемое окружающими с моральной точки зрения. Потеря чести, бесчестие, позор. То, на что убедительно кидается моральноеобвинение: “Фи, какой стыд!” “Стыд, срам, позор!” “Безобразие какое, стыд-то какой!”
Что стыдно?
В разных группах и культурах стыдными могут признаваться разные вещи. У детей бывает стыдно быть рыжим или толстым, в школе может быть стыдно как не выучить уроки, так и быть отличником…
Кто может стыдить?
Стыдить, осуждать с моральной точки зрения может, имеющий моральную силу. Это может быть как авторитетный человек, представитель референтной группы, так и случайный, недалекий человек, сильно кидающий моральные обвинения.
Смысл стыда
Обозначать нечто как стыдное, стыдить – способ управления поведением человека через негативное подкрепление. Используется как в воспитании, так и в разнообразных манипуляциях.
Стыд и чувство стыда
В настоящее время стыд чаще понимается как переживание человека при совершении недостойного поступка, как чувство стыда: боль и страх, потеря активности, ощущение стесненности и понижение самооценки.
Близкие понятия
Вина – то, что налагается на человека вследствие нанесения им ущерба, нарушения законов или договоренностей.
Совесть – готовность вести себя по-человечески, порядочно, ответственно, в соответствии с нравственными нормами. Поправлять свое поведение в нравственном направлении. Чувство стыда — боль и страх, потеря активности, ощущение стесненности и понижение самооценки (состояние не-ОК).
Как делается чувство стыда
Чувство стыда создается неподвижность, сутулостью, поднятыми плечами и опущенной головой. Внутренний текст: “Эх, дурак я, дурак… Ну как же я мог?”
Природа чувства стыда
Стыд – не врожденная эмоция. У младенцев в арсенале есть врожденное, поведенчески достаточно простое, состояние страха, а сложное поведение стыда им освоить еще предстоит. Стыд выучивают в возрасте обычно от 3 до 7 лет, шаблонно или творчески перенимая по образцам от других детей, иногда и более взрослых. Переживание стыда обычно используют для защиты себя от порицания окружающих за промахи в своем поведении. “Ну, тебе стыдно?” – “Стыдно…”. Все, вот взрослые и отстали. С повторением чувство стыда начинается включаться непроизвольно в ситуациях, которые понимаются как “это стыд”, “это стыдно”.
Чувство стыда и уверенность в себе
Как эмоциональное состояние, стыд может быть как реакцией на конкретные внешние обстоятельства, так и привычным, выученным состоянием, по сути превращаясь в состояние неуверенности. Ребенок, привыкший к тому, что его постоянно стыдят, теряет уверенность в себе, становится неуверенным человеком.
Чувство стыда и продуктивное поведение
Люди, склонные не переживать, а действовать, вместо переживания стыда анализируют свое поведение и, когда это разумно, его меняют. Учат себя быть более адекватным. .
Взрослые люди, имеющие привычку переживать стыд, от этой в целом непродуктивной привычки стараются отучиться.
Как сделать стыдно ребенку
Если у ребенка еще недостаточно разума, чтобы самостоятельно корректировать свое поведение, родители и воспитатели удерживают его от совершения нежелательных поступков через формирование чувства стыда. Самая распространенная схема: в момент совершения нежелательного действия (например, ребенок явно соврал и его легко уличить) ребенка останавливают (не дают играть дальше, прекращают игру), указывают на то, что он сделал, припечатывают его действие клеймом, бьют сильными словами по больным точкам (если нет, стараются создать, пробить ребенка), нагоняют страх, формируют подчиняющееся поведение и фиксируют в итоге формулой “Тебе должно быть стыдно!” Постепенно ребенок выучивает, что когда ему становится больно, страшно и он в подавленном состоянии, то его не отпустят и не дадут играть, пока он не перестанет сопротивляться и признается, что ему стыдно.
Близкие понятия:
Чувство вины – ощущение тяжести и боли, которое налагает на себя сам человек вследствие совершения им поступка, нарушающего его внутренний запрет. Совесть – набор указаний и поведенческих программ нравственного характера, заложенных в человека в детстве. Стыдливость – страх или боязнь стыда, препятствующая человеку допустить что-либо постыдное. Стыдливости обыкновенно противополагается бесстыдство.
Гордость и чувство стыда
Выражение гордости и стыда сходны со знаками доминирования и подчинения у животных.
Признаки чувства гордости: человек расслаблен, излучает уверенность и спокойствие. Эти типичное поведение вожака. Вожак выпрямляется в полный рост, и все окружающие сразу чувствуют этот подсознательный сигнал – прямая, спокойная осанка говорит о высоком ранге. Признаки чувства стыда, противоположно. Человек отводит глаза, опускает голову, сутулится. Поведение становится суетливым и нервозным. Культура стыда
Культура стыда – (автор термина – Рут Бенедикт, “Хризантема и меч.
Характеристика «культуры стыда»
Существуют предписанные строгие ритуалы, соблюдение которых необходимо для всех. Нарушенный ритуал – это позор. Искупить это позор можно только соблюдением ритуала.
Поведение оценивает общество, а не сам человек, сильная оценочная зависимость.
Интересы группы, к которой принадлежит человек, всегда выше интересов конкретного человека.
Нравственность не в том, чтобы искупить грех, а в том, чтобы его не совершить.
Отсутсвия возможности замаливания грехов, исповеди.
Нравственное наказание за ошибку – Презрение родных и близких, презрение товарищей, презрение группы, к которой принадлежишь.
Необходимость действовать исходя из правил, принятых в группе.
В основе европейской культуры лежит понятие долга – перед государем, родиной, народом, наконец, перед Богом, которому сознаются в совершенных поступках.
Основным же мотивом японцев является забота о собственной репутации, производимом на других впечатлении. Это устойчивая исторически сложившаяся психологическая установка японцев. Японец не мыслит себя вне семьи, общины, группы и потому ориентируется исключительно на эту группу, а не на высшие универсальные принципы. Так возник удивительный феномен японской культуры, ставшей “культурой стыда” в отличии от европейской “культуры вины”.
В отличии от европейца, которого тяготит вина, японцу ни исповедь, ни раскаяние облегчение не принесут. В своем поведении он ориентируется на мнение и оценку других и боится позора.
Человек, обладающий способностью переживать чувство стыда, не обделён и таким качеством, как совесть. Если же человек не способен ощущать стыд, например, совершая какой-нибудь гнусный поступок, то совесть его, скорее всего, не мучает. Стыд и совесть тесно взаимосвязаны друг с другом. Там где есть стыд, есть место и для совести.
Счастливый человек всегда предъявляет по отношению к себе высокие требования. Так происходит потому, что чистая совесть – это нормальное состояние человека, который считает себя обязанным выполнять собственный моральный долг. Совесть в таком случае выступает в качестве своеобразной награды за соблюдение нравственных законов.
Переживания, которые начинают тревожить человека после совершения проступка, являются стыдом. Но совесть включается не у всех, а только у тех людей, которые знакомы с моральными нормами и считают их верными во всех отношениях. Если же моральные нормы человеку не знакомы или же он всячески отрицает их, то совесть в нём никогда не проснётся. Я думаю, мнение окружающих людей также обычно не оказывает особого влияния на наличие у отдельного человека совести.
Совесть и чувство стыда начинают закладываться в человеке с детства. Родители учат ребёнка как себя вести можно, а как нельзя. Если ребёнок делает что-то такое, что не соответствует моральным принципам, то его могут пристыдить. С возрастом правильно воспитанный человек начинает сам понимать ценность тех или иных поступков, осознаёт, что такое совесть и стыд, старается придерживаться моральных норм.
Человек, обладающий способностью к переживанию чувства стыда, не обделён и таким качеством, как совесть. Если же его поступок не вызывает у него ощущения стыда, то это говорит о том, что и совесть изнутри его не мучает. Существует явная взаимосвязь между понятиями стыда и совести. Одно без другого существовать не может.
Совестливый человек по отношению к себе предъявляет достаточно высокие требования. Это происходит по той причине, что чистая совесть является нормальным состоянием человека, уважающего свой моральный долг. Она является некой наградой за соблюдение нравственных законов. Совесть – качество интуитивное, обладающее способностью к замечанию того, чего ещё нет, поэтому оно должно «работать» до того момента, пока не будет совершён какой-либо поступок. Когда человек переживает после совершения недоброго поступка – это стыд. Совесть у человека включается не всегда, она срабатывает лишь в том случае, если индивид знаком с моральными нормами. Если же они ему неизвестны, при этом он «морально невинен», тогда совесть в нём никогда не заговорит.
Как мне доводилось заметить самому, на наличие у человека совести мнение окружающих не влияет. Именно поэтому возникает отличие совести от иного сознательного внутреннего контрольного механизма, называемого стыдом. Вообще, стыд и совесть – понятия очень близкие. Стыд отражает осознание человеком собственного несоответствия некоторым нормам или ожиданиям, принятым в окружении этого человека или общества в целом.
Я стараюсь жить так, чтобы мне не было стыдно за мои поступки, по совести, по справедливости. Для меня самое важное в жизни – просто быть Человеком со всеми светлыми человеческими качествами.
Но есть между этими понятиями некоторые различия. Совесть является своего рода рулем, который не позволяет переходить обозначенные границы и вершить плохие дела. Это чувство никак не роднится с мнением людей, находящихся вокруг. Оно считается «спрятанным» чувством, как и зависть.
А вот стыдом называется противное ощущение, которое возникает после того, как человек совершил уже неправильный поступок. Он настигает обычно в том случае, если поступки осуждаются окружающими. Тем более, когда эти «окружающие» уважаемы тем, кто сделал что-то гадкое.
Проблематика стыда и совести рассматривается во многих произведениях русской литературы. Отличным примером является пьеса Константина Островского «Гроза». Катерина выходит замуж и начинает страдать из-за плохого отношения свекрови. Девушку постоянно обижают, а защиты со стороны мужа она не чувствует. Еще мужчина много выпивает. Именно поэтому неудивителен поступок героини. Катерина решилась на измену, устав ждать любви и нежности от своего супруга. Девушка доверилась Борису, который стал ее любовником. Но этот человек оказывается предателем и бросает Катерину. Стыд не позволяет Катерине спокойно смотреть в глаза людям. Именно поэтому она совершает самоубийство, кидаясь в реку с высокого обрыва.
Еще тема совести и стыда хорошо раскрыта в романе «Преступление и наказание» Федора Михайловича Достоевского. В нем представлены герои, для которых не существует ни совести, ни стыда. Речь идет о Свидригайлове и Лужине. Если первый еще не самый большой подлец (в конце произведения он исправляется), то другой всецело сгнивший фрукт, в котором нет ничего кроме меркантильности. Эти герои будят в читателе отвращение.
Можно считать, что совесть и стыд – это два близко связанных понятия. Если есть совесть, то может быть и стыд. Если же человек бессовестный, то он не знаком с чувством стыда.
Стыд
Совесть
В
первом приближении,
это страх уронить, умалить себя.
В
первом приближении, это страх причинить зло,
– зло другому.
…Но
что такое этот страх
себя «уронить»? Это страх за свое место среди
других, за свое относительное, но святое для
тебя социальное достоинство; им наделяет
тебя общество и блюсти его в чужих глазах –
твой моральный долг. Если ты ставишь себя
выше, чем ставят тебя все другие, то лучше
скрывай это, чтобы не стать смешным; но еще
хуже – если не собственная персона, а
собственный суд для тебя выше общего суда:
это – само бесстыдство! – Стыд – страх перед
божеством (идолом) общего мнения, страх
оказаться не в ладу с миром, причем приговор
тебе выносит – имеет право выносить – только
сам этот мир.
…Но,
последовательно исключая из этого страха зла
другому – страх мести (с его стороны или со
стороны блюдущего порядок общества), мы
убеждаемся, что совесть – страх особый: страх
оказаться не в ладу с самим собой, совершить
в отношении другого то, с чем не сможешь
смириться сам. Это страх за душу, за абсолют
своего личного достоинства; ведь такое
достоинство включает в себя мораль, требует,
чтобы твои дела удовлетворяли твоему
собственному суду об истинно должном, о
добре. Причем мнения других и даже общее
мнение имеют для совести лишь
совещательные голоса, приговор себе
выносишь ты один.
Чувство стыда, таким
образом – это тягостное ощущение своей, так
сказать, неправильности,
несоответствия приличной положению Норме.
Покуда для человека добро не значит ничего
иного, как послушание нормам (устоям,
традициям) – стыд есть и его совесть.
Угрызения
совести – чувство своей вины, вины
перед самим Добром. – С тех пор как человек
научился различать добро (в идеале,
чувствовать сострадание и судить о
справедливости) независимо от наличных
норм, автономию от стыда обретает и его
совесть.
Можно сказать еще, что
стыд – до зарождения в нем совести или
независимо от нее – это страх
предосудительно выглядеть, страх
общего (в особом случае, кого-то и одного,
кого сам ценишь) презрения. Это – суд
чужими глазами; страх о форме, о
внешнем.
Можно
сказать еще: совесть – это страх быть
достойным осуждения, хотя бы этот страх
(бывает и так) был всеми вокруг и презираем,
расценивался как слабость или трусость.
Это – суд в своих глазах; страх (забота) о
подлинном, внутреннем.
…То есть не страх
вообще наказания, сколько самого
обнаружения перед другими недостойного в
тебе, – наказания презрением.
И здесь важно заметить: презрением
наказывается никогда не само по себе зло,
реальный вред кому-то, а – обнаруженная
перед другими недостаточность, слабость.
Социальное достоинство мерится по силовой
шкале; причем, раз подлинная моральная
сторона значения не имеет – что презирают, то
и презираемо… Страх себя уронить – страх
выдать или запасть в эту слабость,
«жалкость».
…То есть
отнюдь не страх наказания и не стыд, боязнь
выдать недостойное в себе перед другими, но
только страх самого зла в себе.
Зло же не заключается ни в какой твоей
личной недостаточности или слабости, даже,
может, и «стыдной», «жалкой». Зло –
категория широкая, но если искать
подлинного и бесспорного зла в собственных
делах – не ошибешься, если начнешь со зла
(реального вреда) кому-то другому.
Подлинное ведь запрашивает о реальном.
Потому и совесть – с этого я начал – страх зла
другому.
Да, – стыдливости зло не
так уж и противопоказано. Стыд может и
воспрещать человеку то, чего совесть прямо
требует… Зла, самого по себе, не стыдно – оно
может вызывать и священный трепет, –
стыдно зла пойманного за руку, наказанного, –
оказавшегося, значит, слабым…
Да, –
совестливости не так уж редко выпадает доля
терпеть общее презрение. Совесть может
стыдного и прямо требовать… Позора, самого
по себе, не совестно – Христос тоже был
опозорен, – а если уличено и опозорено
действительно не добро, а зло, то зло это уже
несет наказание, что совесть лишь
облегчает.
Итак, «страх
предосудительно выглядеть», причем
«предосудительно» в этой формуле – то, что
вызывает неуважение (презрение) твоего
социума. Но социум и интересуется лишь
твоей социальной стороной, и ему
принципиально важно лишь «выглядеть» – то,
чем тебе удается казаться. Высший судья в
вопросе стыда – другие, перед кем
стыдно, – и только в том, что доступно их
взгляду. «Не пойманное – не воровство», а
может и удаль.
То есть стыдно, как говорят в народе, «от
людей», «стыдно, когда видно»; стыдно чужих
глаз, «das man». Твоего же подлинного я,
скрытого от взоров, стыд в принципе не судит,
души в принципе не затрагивает. С душой тут
обстоит точно так же, как с телом, с
физиологией: ясно, что под одеждой все
голые, и что естественные отправления
происходят; многое нужно и хорошо в темноте
и в уединении, а стыдно оно только на свету и
при всех.
Итак,
«страх быть достойным осуждения»; проблема
совести не казаться, а быть.
Это значит, что высшая судебная инстанция в
вопросах добра и зла в моих делах – моя же
совесть, – сам индивид. Отмечу: моральный
кодекс, по которому совесть судит, может
сохранять в данном индивиде и отсталые,
даже пошлые черты – смотря по его
духовному уровню. Но вот в поступках
«судья» желает видеть все, начиная с
замыслов, и – неподкупен.
Внутренний взор рассеивает кажущееся,
проникая все глубже и глубже в душу, в
интимное. Если кто-то чужой вторгся в это
интимное, даже «опозорил» – неприятно, но не
более того, – куда хуже самому обнаружить в
этой «святая святых» порок. Видит совесть,
как ночной зверь, лучше всего «в темноте», и
голос ее слышнее – в уединении. Что может
удовлетворить суд всех, может отвергнуть
одна твоя совесть – «совесть одиночество».
Потому, между прочим:
неважно, что и когда ты на самом деле
чувствуешь, хотя бы и унижение; не подать
виду, выдержать «фасон» – это достойно и
даже гордо. Так что сама гордость может
граничить с бесстыдством…
Сделать
добро осуждаемое и презираемое, ценой того,
что сам будешь выглядеть смешно или жалко
– вот подвиг совести и достоинства. Высшее
достоинство может напоминать падение;
«последние» становятся
«первыми»…
«Бесстыжие глаза»:
смотреть прямо в глаза – значит не бояться
встретиться с глазами, смотрящими прямо на
тебя, – демонстрация либо полного отсутствия
задних мыслей, либо полного бесстыдства.
Здесь интересно, что страх «чужих глаз»
означает стыд даже на физиологическом,
рефлекторном уровне. Взгляды физически
обжигают, вызывая реакцию капилляров, – со
стыда «горят».
(Но почему – «стыд», то есть «студ» –
холод? Это, видимо, как «жар», «озноб» – тут
тоже «жарко» не отличается от
«холодно».)
Хотя
угрызения совести так же лишают
уверенности, как и стыд, но выражения типа
«бессовестные глаза» не существует.
Бессовестного дела можно еще и стыдиться, и
прятать глаза – уже от стыда. Но все же для
совести ты «сам свой высший суд», в чужих
глазах оправдаться бывает и проще.
Физиологической реакции совести
посторонним наблюдать трудно, но она есть:
от внезапного прозрения совести холодеют,
бледнеют, как от страха. Это и правда страх –
души, вдруг ощутившей себя в
западне.
Позором себя
«покрывают» (снаружи, вроде как краской). И
не обязательно только себя: изваляют человека
в пуху и перьях – вот и позор ему. Кстати,
заботиться о том, чтобы каждый знал стыд –
дело общее, и твое тоже.
Совесть
«грызет» изнутри, «угрызения» – это неуемное
самообвинение. И какою мерою мы мерим
всем другим, такою, как минимум, совесть
мерит нам, это – пытка, которую мы сами себе
избираем; судить – совестно.
Что делать в стыдной
ситуации? – Не подавать виду! Ведь все дело
не в существе, а именно в виде (само существо
для стыда – в виде). Если ты раскаялся и
«сгорел со стыда» – значит, погорел. А если –
как с гуся вода, то общее мнение,
завороженное, отступает: силен, стало быть!
Этому – позволено!
…А можно и попросту сбежать. Туда, где
тебя не знают.
Как
избавиться от угрызений совести? – Лишь
одно есть верное средство: исправить
причиненное другому зло (но не зло одному
«искупить» добром другому или, еще нелепее,
«епитимьей» – злом себе). Раскаиваться –
значит страстно желать исправить. Но, увы,
всего чаще именно это и невозможно.
…Бежать от совести можно (бег от себя
называется суетой), да вот – некуда.
Если не можешь стыд
презирать, то уж никак не заговоришь его, –
как и боль. Стыд не прощает (разве что
заставив смириться с презрением), и к боли
нельзя до конца привыкнуть. Но когда боль
проходит, о ней и вспомнить трудно, и от
стыда можно спрятаться – пусть не забыть, но
больше не думать.
Самое болезненное сочетание – стыд и
страдание (тут уж довольного вида не
сделаешь). Например, публичное битье.
Две страсти
в нас, будь они сильнее или слабее, но – как
бы сказать – не знают умиротворения: это
чувство своей вины и сочувствие чужому
страданию. Совесть не прощает, жалость не
обретает катарсиса. В самом деле, как
добьешься от себя согласия на свой порок и
чужую боль?
Потому, самое болезненное сочетание –
совесть и жалость; совесть, осложненная
жалостью и непоправимостью…
Воспоминания о прошлом
стыде – перед умершим – остаются, конечно,
неприятными, но все же такой стыд –
прошлый, его уж нет.
Всегда
чувствуешь себя виноватым перед умершим, –
тут не исправишь ничего, малейшая вина
умножается на бесконечность…
«Мертвые сраму не
имут» – как ушедшие от нас. Хотя, думаю,
изначально тут имелись в виду лишь те
понятные обстоятельства, что связаны с
погребальными приготовлениями. (На мой
взгляд – к слову – людные похоронные
церемонии суть пережиток, и именно позорят
умершего, оскорбляют его память…)
«Об
умерших либо хорошо, либо ничего». Ведь тут
уже не выслушаешь «другую сторону», всякая
критика «за спиной» похожа на клевету. Но
есть и еще одно. Вечное проклятье – дело все-
таки исключительное, вообще же жизнь и
смерть равномасштабны совести, умершему
отпускает даже совесть.
Стыдно быть не
обидчиком, а обижаемым, не напасть, а быть
побитым. Правда, напасть и получить сдачи
вдвойне стыдно: слабак, да еще и своего места
не знаешь.
Совестно,
конечно, быть обидчиком, а не обижаемым;
совестно нападение, но не поражение. А если
уж напал, успокоить совесть только
поражение и может.
Стыд – чувствование
социальное. Это ответственность за себя перед
миром.
Что и значит (как ни парадоксально) – что
стыд эгоистичен. Ему ведь важно, как мир
обернется к тебе, и жертвами, которые
он заставляет приносить миру и его суду,
рассчитывает снискать его милости.
Совесть –
чувствование индивидуальное. Это
ответственность за мир перед собой.
Что и значит (парадоксально и притом
очевидно) – что совесть альтруистична.
Совесть не жаждет снискать тебе ничьей
благодарности, не жаждет ничего выгадать и
не окупается, а – стоит, требует от тебя
жертв.
Стыд, как сказано,
касается того, что – по форме, условно.
По сути, этика стыда – то, что называется
этикетом, принятое в данном кругу есть
хорошее для этого круга; стыд сугубо
«релятивен». Безобразие в приличной форме
есть приличие; принятыми средствами можно
добиваться любой, какой пожелаешь, цели;
намерений стыд не судит. Стыд – это
послушание и служение заповедям и нормам
как сакральной условности, стоящей между Я
и его делами.
Совесть, как
сказано, интересуется тем, что
поистине, безусловно. Этикет для нее –
или загадка, курьез, или глупая пародия на
этику. Приличная форма при безобразной сути
– лишь отягчающее обстоятельство, а доброй
сути и не нужна; легитимные средства не
оправдывают злую цель; «первый кнут»
следует намерениям. Совесть – отсутствие
посредников в виде всего формального и
условного между моими делами и судящим их
Я (и потому, в высшем смысле, совесть
«релятивна»).
…Стыд, как все
социальное, условен: так степень
раздетости, пристойная на пляже, оскорбляет
нравственность в десяти метрах от него, и т.д.
Потому и коллизий для стыда нет: всегда
безусловно право то правило, которое
оказывается, так сказать, под рукой. – Даже
если кто-то должен терпеть стыд без
собственного проступка, ну и что? Такая
судьба…
…Совесть
занимает безусловное. Так, боль,
причиненная другому, измеряется для нее не
относительным достоинством последнего, а
самой этой болью… Но потому же совесть
вечно в коллизии: выбор в пользу одного,
даже неизбежный и справедливый, не
освобождает от угрызений в отношении
другого, и т.д., – заповеди обнаруживают
условность…
Стыд не предъявляет
требований к субъективности – и к
объективности точно также. То есть стыд не
требует от человека внутренней честности,
этой «субъективной объективности». Неважно,
чего ты на самом деле хотел, неважно и то,
стало ли от твоего поступка кому-то хуже или
лучше. Важно не что, а как,
важна – форма.
Совесть
судит душу, самое твою субъективность,
добивается от нее внутренней честности, и
потому не дает упрятаться от правды – от
объективности. Ничего не важно, кроме того,
делал ли ты кому-то хуже или лучше. Ты
творил зло, но это был твой «долг»? – Не
годится, – нет у совести долга, кроме долга
добра. «Хотел как лучше»? – А точно ли
так?..
Стыд, выходит, – «буква»
(общепринятости, или социального
закона).
Формальное требование по-своему
абсолютно: требует того, чего требует, не
больше и не меньше. Положенное отдай, и
чист.
Стыд нормативен; нормы
авторитарны.
Совесть –
«дух» (добра).
Неформальное требование по-своему
абсолютно: требует всего, что только можешь
сделать, за каждым шагом ждет нового шага; с
совестью по закону не расквитаешься.
Совесть – автономна и
ситуативна.
Со стыдом бесполезно
препираться. Его не переубедишь (потому
уже, что переубедить – значит указать, что
суть не в том, в чем кажется, – тогда как
только «кажется» и имеет значение). И потом,
зло архаичному человеку, хотя бы, понятно –
это вышедшая за границы дозволенного
алчность (эгоизм); но добро-то для стыда есть
послушание, а что такое быть правильней
правильного? Какая-то жалкая претензия,
смешная (стыдная) глупость…
Говорить с
совестью можно и нужно, совесть и есть – со-
ведение, рефлексия. – Но вот что важно
понимать (и чего я уже касался). Совесть знает
не всю полную моральную правду, а лишь то,
что ты сам, по правде, думаешь; совесть – еще
не закон, а честный судья, – закон же и может
и должен совершенствоваться. Не надо
пытаться подкупать судью, себя не обманешь.
Но думать, что по правде добро и зло – тот же
долг совести.
Жалости стыд не знает.
«Жалкий» – синоним «презренный».
Жалостью «унижают» – унижают того, кого
жалеют, это закономерная дань за подаяние; а
если жалеют искренне – то унижают и себя
самих. Ведь сострадание ставит с жалким на
одну доску…
Не знает стыд, конечно, и справедливости.
Если можно стыдиться, скажем, незнатного
происхождения (в чем нет личной вины), а
знатным гордиться (без личной заслуги) – то
какая уж тут справедливость!
Нет
сомнения, что подлинный кодекс совести, к
которому она должна прийти когда-нибудь в
каждом – человечность: сострадательность,
как душа человечности, и справедливость, как
ее логика. – Ибо добро – это то, что
способствует жизни, зло – что ей мешает.
Жалость же – это инстинкт ценности жизни,
непосредственное чувство добра и зла.
Поскольку же добро приходится взвешивать
(чтобы пользой одному не вредить другому),
его необходимый спутник –
справедливость.
Стыд судит формально,
значит a priori. Едва задумав дело,
сопряженное со стыдом (неловкостью,
унижением), человек ясно отдает себе в этом
отчет, и – взвесив стыд и выгоды – либо
решается («стыд не дым…») либо
отступает.
Правда, если человек решится-таки на
стыдное дело, его собственная реакция может
и отличаться от той, какой он от себя ожидал:
в большинстве случаев она оказывается не
столь болезненной.
Почему так получается? – Все-таки, когда
переступается стыд, то это нечто
живое (хоть, может, и дурное)
переступает через нечто формальное, и
потому естественно обнаруживает, что
барьеры эти во многом были призрачные,
вроде расставленных по огороду пугал; кто
смел, тот и съел.
Совесть,
увы, не столько направляет, сколько судит –
post factum. Обычно придаешь своим
проступкам меньше значения, чем потом
обнаруживает в них совесть. Ведь видишь в
первую очередь все то, что хочется и что легко
видеть – формальные обстоятельства,
увольняющие от ответственности. Совесть же,
у которой в запасе вечность, восстанавливает
полную живую картину, формальное
предстает призрачным, и явным становится
все, что ты мог бы сделать и не
сделал…
Но более интересный случай – когда
совесть находит ошибку после какого-нибудь
вполне осознанного акта: обнаруживает в тебе
не ту мораль, которой в этом акте следовал.
Так восстает в нас попранная нами, ради идеи,
человечность. Но, кажется, иногда и архаика
тоже…
…Впрочем, есть случай,
когда стыд настигает, подобно совести, и
после проступка – как похмелье. Так бывает,
когда что-то – публичность, или, наоборот,
особая конфиденциальность – спровоцирует
на излишние манифестации собственной
личности, – кокетство или откровенничанье.
Видимо, личность всегда в дефиците на
внимание, и это внимание может действовать
на нее, как хмель.
Существуют случаи и
очевидные – явные преступления – когда не
нужно ждать суда совести, чтобы узнать,
каким будет ее приговор. Но удивительно, что
и в таких случаях находятся преступники,
простаки, не верившие, видимо, в бытие
совести и которых ее суд настигает для них
самих совершенно неожиданно. Так что и в
этих случаях совесть бывает post
factum.
В стыдную ситуацию, как
упоминалось, можно попасть и нечаянно, без
собственной вины, – это одно из следствий
формализма стыда. Бывает стыдно и за
другого – в той мере, в какой имеешь к нему
отношение. Но вот «метафизического» стыда
не бывает: если презирать вас некому, значит,
и стыда нет.
Угрызений совести без собственной вины не бывает. Если вина на другом,
за него может быть стыдно, но не совестно; это – личное. Правда,
вина дело неформальное; бывает и метафизическая (“метаюридическая”)
вина, чувство некоторой непрямой ответственности за тех, кому приходится
хуже, чем тебе.
Стыд за проступок
начинается тогда лишь, когда проступок
обнаружен (или, в лучшем случае, когда
представляешь, как он обнаруживается). Этим
он полярно отличается от совести – тайного
стыд не судит. Но, – интересно, – страх перед
возможностью обнаружения проступка, страх
грозящего стыда – очень напоминает
совесть.
Стыд – оправдывается, если не в силах
скрыть. Совести он боится.
Совесть
грызет, когда о проступке знаешь ты один.
Страх (обнаружения), похоже, помогает чьей-
то совести проснуться. Но все-таки этот страх
скорее заглушает совесть, а когда совесть
перевешивает страх, то и хочет обнаружения,
жаждет – сознаться, покаяться…
Так, Раскольникова тянет выйти на
площадь, закричать – я убил; совести претит
оправдываться; общий суд, стыд, спасает от
собственного, и желанен…
Стыд в родстве с
честью.
Ибо честь – это долг перед твоей
относительной ценностью в социуме. Ты не
смеешь позволить себе «упасть» в его глазах,
и должен сделать все, чтобы этого не
произошло, даже если это потребует
совершить грех против совести (например,
дуэль).
Совесть в
родстве с достоинством.
Ибо достоинство – это долг перед
абсолютной самоценностью личности (всякой
и твоей тоже). Ничто не уронит тебя в
собственных глазах, даже полное падение в
чужих, если ты не изменишь тому, что
считаешь добром лично, – не изменишь себе,
то есть – совести.
Честь щепетильна, в
вопросах задетой чести не может быть
мелочей – как во всем, что принадлежит не
одному тебе. Различать стыд побольше и стыд
поменьше – уже некоторое бесстыдство.
Попробуйте (есть такая поучительная шутка)
из фразы «Довольно! Стыдно мне…»
выкинуть «!»…
Особо нервные опасения за свое
самолюбие (основу чести) делает стыдливым
невпопад, – что называется
застенчивостью.
Чувство
достоинства не бывает особо щепетильным и
нервным, ибо все внешнее мало способно его
задеть и не может умалить, нет достоинства
большего и меньшего. Бьют мимо достоинства
и удары по самолюбию. Но есть нечто,
способное разом послать его в нокаут: это –
вдруг охватившее чувство вины, совесть.
(Потому, видно, «бытовой деспотизм» так
любит винить свои жертвы, – брать власть
прямо над душою, над личностью.)
Стыдное и
интимное. – В развитой душе архаичное
чувство стыдного (а оно именно архаично)
перерастает в чувство интимного: того, что
следует укрывать от чужих глаз не потому, что
оно плохо или осуждаемо, а потому, что оно
не касается до других или свято.
Отношение к личности, индивидуальности,
прогрессирует, – человек возрастает до
сознания ее самоценности. И, если стыд еще
прячет личность, как некий
врожденный недостаток, некую сумму
отклонений от стандарта, которой следует
стесняться, или велит жить нараспашку, будто
призывая мир в свидетели того, что и прятать
нечего, все «как у людей» – то чувство
интимного, напротив, уже уважает личность и
потому ее бережет.
Интимное и совесть.
– Чувство интимного, стыдливость, хоть и
весьма похоже на стыд, но есть скорее гибрид
стыда с совестью.
(Интересно: животные стыд имеют, – ведь
то, что испытывают собаки, когда сознают,
что совершили нечто запрещаемое любимым
хозяином, явно есть стыд. Но интимного,
точно, еще не ведают.)
Так вот, развитая личность чувствует
ответственность перед собой не только как
перед «собой любимым», естественным
предметом своего особого пристрастия, но и
как перед объективной ценностью в мире, –
она себя уважает; и пренебрегать этой
высокой ответственностью – в частности,
позорить личное, «метать бисер» – и стыдно и
совестно.
Здесь кстати задуматься
над тем, какое реальное зло может содержать в
себе стыдное, нет ли в стыде чего-то от
совести. И такое, конечно, есть. – Так,
приличному человеку стыдно иметь особые
привилегии; здесь стыдно (за себя
перед другими) едва отличимо от
совестно (перед собой за других).
Стыдно и совестно, с другой стороны, и
разрешить кому-то попирать свое право,
потому что существует у каждого и долг перед
собой. Стыдно и совестно не дать отпора,
когда покушаются не просто на самолюбие, но
на достоинство…
Здесь кстати
вернуться к вопросу о том, всякое ли
подлинное зло – зло другому, и занимается ли
совесть только этим последним. – Для совести
трудно различимо зло себе – уже потому, что
такое зло есть одновременно и наказание. И
все-таки можно заметить угрызения совести (а
не только досады) и в случае зла себе – даже
физического, причиненного, скажем, по
халатности; как и тогда, когда по некоей
небрежности теряешь уважение тех, кого
уважаешь; или разрешаешь, из страха или
расчета, попирать хотя бы и самолюбие. Здесь
совестно едва отличимо от
стыдно.
Так что стыд как бы
чреват совестью; он ждет лишь того, чтобы
личность дозрела, доросла до моральной
автономии, взяла бы его внутрь себя, и тогда
он – сама совесть. – Потому, человек вполне
бессовестный скорее всего и бесстыден,
нечувствителен ни к какому наказанию кроме
физически ощутимого. «Ни стыда, ни совести»
– ведь это комплекс!
…Так что
совесть, конечно, сохраняет родовое общее со
стыдом, из которого она выросла. Стыд уже
знает суд кроме наказания, и в этом – зачаток
совести. Со своей стороны, совесть помнит об
условности условностей, занимающих стыд,
но и их ломать без нужды не станет. Человек
действительно бесстыдный скорее всего и
бессовестен.
…Но в первобытном
человеке стыд, чтобы не сгинуть, должен
время от времени подкрепляться наказаниями.
Если власть не в силах наказать, то варвару
стыдно, скорее, ей подчиняться, – отчасти это
касается и власти мнения. В грубой форме эта
ситуация формулируется так: «устыдилась
свинья, как отведала дубины». А до тех пор
думала, видно – «стыд не дым, глаза не
выест».
Чем дальше
человек уходит от первобытного в себе, тем
явнее для него – угрызения совести страшнее
возможных кар. Когда человек избегает
формального ощутимого возмездия, тогда-то и
настигает его неформальная работа совести. За
наказанием, на каторге, от совести скорее
можно укрыться; потому и «на воре шапка
горит», что нечто в душе вора хочет его
выдать – «облегчить совесть
(душу)».
Можно ли «потерять
стыд» (если он действительно был)?
Ну, во-первых, меняются кодексы
стыдного; потерять стыд вместе со всеми – «не
считается». Во-вторых, если стыд
(бесстыдство) имеет спрос и оплачивается, то
образуется среда, в глазах которой он
перестает быть стыдным. Скажем, порнозвезде
неловко показаться в немодной одежде, но не
без одежды. То же, что с публичными
женщинами, происходит с публичными
политиками: опозориться с явной выгодой – не
стыд, а молодечество.
Первый шаг, возможно, труден для всех;
это как в тину залезть: представить противно,
гадко палец опустить, а как по шейку –
оказывается, ничего…
Можно ли
«потерять совесть» (если она действительно у
человека была)?
Видно, дело в случае такой «потери»
обстоит так. Страшные рассказы об
угрызениях совести пугают и бессовестных
тоже, и, пока настоящее зло их ничем не
искушает, они могут о своей бессовестности
не подозревать, быть в мелочах вполне
морально осмотрительными (чтобы не сказать
совестливыми). Страшен первый шаг – первое
преступление помогает бессовестному
обнаружить, что бояться ему было особенно
нечего.
«От чего здоровая совесть мучится, чахлая
умирает» (цитирую сам себя). Маленькую
совесть преступление губит.
Бесстыдство –
расценивать общее мнение о тебе ниже своих
выгод, и готовность им расплачиваться. По-
своему «бесстыдна» личность: трудно не
презирать общее мнение, если имеешь
собственное. Разница в том, что пошлое
бесстыдство, как сказано, выгодно, а
личностное – накладно.
Бессовестность (преступный
тип) – это узость сознания, для которого в
мире не находится ничего самоценного, кроме
Я (эгоцентризм), а значит, нет и ничего
должного, кроме «хочу и могу», и не
должного, кроме «не хочу» и «рискую
поплатиться». Функцию совести тут исполняет
страх, – взвешивание рисков.
Совести у общностей нет,
но стыд – дело социальное, – стыд есть.
Например, «национальный позор». Правда,
присущая всякому социуму бессовестность
склоняет народы чаще вспоминать о
«национальной гордости»…
«У
корпораций нет совести», говорят
американцы. Нет совести, а только лишь
умеряющий алчность страх, у государств
(коллективный эгоизм называется
патриотизмом, а опаска – миролюбием).
Совесть – дело личное.
Все требования стыда –
внешняя благопристойность, и потому
стыд формалист. Но потому же есть один
аспект, в котором это бывает не совсем верно.
Это аспект эстетический. Ибо искусство
благопристойности может бесконечно
усложняться и выходить за рамки того, что
можно уложить в запоминающиеся и четкие,
формализуемые правила. Это особенно явно в
сверхсоциализированных восточных
обществах, в «культуре стыда». Здесь стыд,
эта душевная подчиненность социуму, будто
перестает быть формальным, тщится завладеть
внутренним существом человека – и, как
может показаться на «западный» взгляд,
подменить самое совесть!
Как ни
странно, но и в требованиях к себе самому
человек способен цепляться за форму, –
мучить себя, изводить мелочными
придирками, тайно или явно гордясь своими
усилиями и притом уклоняясь от
существенного, главного; и в эти сети
пытаются поймать – самое совесть! Вот –
фарисейство.
Конечно, фарисейство есть отмирание
совести, а не совесть. Живая совесть в том,
чтобы сбрасывать всякую становящуюся
удобной и оправдывающую форму, всякую
защитную кору, как только она нарастает; она
по ту сторону принципиальности и
казуистики. Формализовать совесть
невозможно, не убивая ее этим, не превращая
ее – в лицемерие.
Стыд не отличает
эстетических и этических требований, то и
другое тонет для него в понятии
«правильное»; «предосудительно» есть то же,
что «некрасиво». Скажем, нечестность так же
«некрасива», как немодная или потрепанная
одежда.
Можно сказать, что «культура стыда» – это
«эстетизм», но такой, в котором нет места
индивидуальным пристрастиям; точнее всего
было бы слово «стилизм». Любое зло, если
постарается, может стать «стильным», а вот
добру это невозможно, ведь подлинность (как
непосредственность) и стиль
антагонисты.
Совесть,
презирая форму, воспрещает смешивать
эстетическое и этическое, для нее нет ничего
отвратительнее эстетизма. Зло не бывает для
развитой души даже внешне
привлекательным, а добро – даже внешне
жалким.
Можно сказать, что «культура совести»
требует понимания красоты как формы
истины и добра (формы, которую
поверхностному или равнодушному взгляду
трудно бывает оценить, и которую, к тому же,
могут имитировать заблуждение и зло). То
есть это культура сути, а не стиля, культура
постоянного продвижения к подлинному,
настоящему…
У слова стыд два
совершенно несхожих друг с другом
антонима: стыд-способность имеет антоним
бесстыдство, стыд-чувство – гордость!
Это – от того, что требования стыда не
только в принципе выполнимы (если только
позволяет ситуация), но и перевыполнимы:
каждому иной раз «приходится стыдиться», но
и каждому же, по меньшей мере на его личный
взгляд, «есть чем гордиться». И редко кто
сомневается в том, что гордость вообще может
быть «справедливой».
У совести,
будто, лишь один антоним: бессовестность, а
высокого антонима нет. Совесть, – чему учил
еще Христос, – не бывает довольна собой.
Когда говорят о своем довольстве «чистой
совестью», имеют в виду лишь то, что совесть
стоит любой жертвы, и вот жертва принесена.
Тот же, кто горд своей чистой совестью
вообще, видимо, вовсе ее не имеет, потому она
его и не тревожит; здоровая-то совесть –
болит… Или же этот счастливец лицемерит,
фарисействует… Но вот, впрочем, и другой
антоним совести: фарисейство!
Бог все видит, да еще
надо ему исповедоваться – видимо, чтобы не
забывать об этом неудобном обстоятельстве.
Так что стыда перед Богом у человека нет,
только страх.
По аналогии с «божьим страхом»
(архаичной совестью), стыд – это «страх
человечий». (Что именовалось еще, кажется,
«страх иудейский».) Стыд же,
эмансипирующийся от такого страха – есть
сначала самолюбие, а потом и (как выше уже
говорилось) – честь, – но еще не
достоинство.
Религиозность была когда-то
человеческой совестью (тогда она называлась
«божий страх»: то есть страх не перед людьми
и такой, что не спрячешься). Теперь совесть
тщатся подменять еще и квази-религии, –
идеологии. Однако эмансипация,
«секуляризация» совести – наше обращение к
«безыдейным» добрым ценностям жизни для
всех – столь же закономерна, как закономерен
рост и эмансипация разума. Совесть (не грех
повторить) заодно со становящимся
человеческим достоинством.
Когда люди начинают обманывать и поступать против принятых обществом норм? Так ли наша совесть эфемерна, как кажется, или ее можно увидеть? Как выглядит стыд и что может заставить покраснеть любого человека за несколько минут? Стыд и совесть способны доставить нам множество неприятных переживаний. Так может быть нам лучше было бы без них? Совесть – она не присуща нам с рождения и не является базовым инстинктом. Как и когда она формируется?
Детская совесть
Был проведен небольшой эксперимент на честность с четырьмя дошкольниками. Легко ли дети смогут переступить через совесть? Дети получили от психолога практически невыполнимое задание. Нужно было переложить шарики от настольного тенниса из одной миски в другую, используя только абсолютно прямую лопатку. За выполнение этого задания детям обещали «вкусную» награду. На время выполнения задания ребенок оставался один. Все взрослые выходили из помещения, но видеокамеры были включены. Дети были поставлены в непростую ситуацию. Психологи называют это конфликтом мотивов. С одной стороны каждому ребенку хотелось справиться с заданием и получить приз, с другой было условие, которое перед ними поставил взрослый.
Дети хотят, чтобы их похвалили. Они хотят получить какую-то награду даже просто в качестве так называемого психологического «поглаживания» от родителей или любого другого взрослого. Им необходимо показать, что они хорошие. Для детей – это важно. Им приятно быть позитивными, хорошими, чтобы их одобрили.
В эксперименте трое детей поступили честно. Они не стали нарушать правило и доставать шарики руками. Некоторые участники даже не смогли справиться со своими эмоциями и у них появились «слезки на колесиках». Но честно поступили не все. Последний испытуемый решил схитрить и нарушил правило. Желание справится с заданием, и выиграть приз оказалось у него сильнее, чем необходимость соблюсти условия. Но это исключение. Большинство детей относится к такому понятию как честность серьезно и категорично. Ребенок – совестливое и целостное существо. Он еще не договорился с миром и не подстроился под него, поэтому он действует от самого себя и он честен.
Когда мы взрослеем
Психологи называют совесть внутренним родителем. Мама и папа, чтобы было проще управлять ребенком, прививают ему понятия, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Когда запреты родителей становятся уже внутренними требованиями к себе – совесть сформирована.
По мере взросления человек вырастает из старых правил. Первый переломный момент – подростковый возраст. Это специфически определенный этап в развитии человека. Внутренний голос подростка будет его всегда как-то оправдывать, будет ему все разрешать. Подростки в этом возрасте могут вытворять бог знает что, но при этом чувствовать себя всегда правыми.
Позже у человека формируется внутренняя философия и жизненная позиция. Развиваясь духовно, он перерастает родительские нормы, чтобы сформировать свои собственные. Совесть становится невидимым инструментом самоконтроля. Но так ли она абстрактна и эфемерна, как кажется?
Можно ли увидеть совесть?
В институте мозга человека города Санкт-Петербурга впервые в мире «увидели» совесть. Ее механизм основан на так называемом детекторе ошибок. Мозг постоянно отслеживает: все ли действия человека соответствуют привычной схеме и сигнализирует, если мы что-то делаем неправильно. Например, если вы вдруг оставили включенным дома утюг и, не заметив этого, вышли на улицу, то вами начинает овладевать чувство беспокойства. Вы возвращаетесь и выключаете прибор. Этот механизм мозга сигнализирует вам, что что-то не так, что-то вы делаете неправильно. И это является основанием для того, чтобы внимательно присмотреться к своим действиям. Это и есть механизм самоконтроля.
Ученые задались исследовать, как работает детектор ошибок при намеренном отклонении от нормы. Например, мы это делаем, когда лжем, преследуя корыстные цели. Другими словами, переступаем через свою совесть. Этот механизм мозга сигнализирует вам, что что-то не так, что-то вы делаете неправильно. И ученые задались вопросом, как этот механизм ошибки будет срабатывать в той ситуации, когда эти некорректные действия будут выгодны человеку.
Они создали экспериментальные условия, при которых ложь была бы выгодна. Испытуемого попросили обмануть компьютер (была разработана специальная компьютерная программка для этого эксперимента). Когда это, получается, сделать человек получает вознаграждение. К испытуемому подключили электроэнцефалограф – прибор, который измеряет электрическую активность мозга. Ученые измеряют ее пики при выполнении задания.
В ходе эксперимента выяснилось, что наш мозг воспринимает ложь как отклонение от нормы. Это нужно для того, чтобы человек сам не поверил в свой обман. Такой природный детектор ошибок не удерживает от бессовестных поступков, но он мешает получать от них удовольствие. Мы не можем вмешиваться в работу этого механизма и именно поэтому мы не можем наслаждаться бессовестными поступками.
Внутренняя систем самоконтроля есть у всех, а значит и бессовестных людей не бывает. Но работа такого механизма индивидуальна. Она зависит от воспитания и культуры. Например, для европейцев каннибализм – это недопустимо, но для некоторых африканских племен – считается нормой.
Человек не может контролировать свой детектор ошибок, но он может притуплять его действия. Ученые доказали, что при действии алкоголя реакция организма модифицируется, и некорректное действие перестает восприниматься как нечто неправильное. Когда же человек протрезвеет, то он воспринимает свои действия в момент опьянения тоже как неправильные. Появляется некое ощущение вины перед самим собой.
Итак, совесть формируется вместе с установлением личности человека. Бессовестных людей не бывает. Но что может заставить людей пойти в разрез со своими нравственным принципами и что наоборот заставляет соблюдать нормы приличия?
Социум стимулирует развитие стыда и совести
Зачастую поведение человека зависит от ситуации. Иногда механизм самоконтроля просто не успевает срабатывать. Например, в условиях стихийного бедствия или катастрофы любой добропорядочный человек может стать мародером. Что убивает в человеке совесть? Влияние толпы? Безнаказанность?
По мнению специалистов, голос совести особенно «громко звучит» в одиночестве. Если речь идет о каком-то дискомфорте связанным со страхом, и мы понимаем, что мы что-то не должны были делать, потому что будем наказаны, то это не та ситуация, когда говорит наша совесть. Совесть – очень интимное чувство, которое мы можем ощутить в себе только в ситуации полного одиночества. Никто не знает о моем поступке, но я-то знаю об этом!
Фактор, который способен повлиять на нашу совесть – это мнение окружающих. Люди более склонны к эгоизму, когда они находятся в одиночестве и некому оценить их действия, направленные лишь на благо себя любимого. Когда же человек находится в социуме, то сразу начинают возникать какие-то вопросы по оценкам общества по отношению к нему. То есть, как на тебя посмотрит другой член коллектива при том или ином действии. И все это происходит практически на бессознательном уровне. Человек хочет обязательно посмотреть, как же его оценивает социум.
Отличия совести, стыда и чувства вины
Итак, совесть – это внутренний контролер, который есть у всех. Но особенности воспитания и личностные качества заставляют человека по-разному реагировать на ее призывы. Людей, которые веду себя в одиночестве так же как в обществе – единицы. У каждого имеется своя матрица моральных стандартов. При отклонении от нее человек испытывает угрызения совести или чувство вины. Что это такое и чем оно отличается от стыда?
Разница между стыдом и виной заключается в том, что вина возникает тогда, когда человек раскаялся за содеянное. То есть ему стало неприятно, что он совершил этот поступок. Это внутренне состояние. В этот момент человек обычно опускает голову, уходит внутрь себя и начинает переживать эмоции.
Стыд возникает только при наличии свидетелей. Это чувство страха быть отвергнутым, непринятым обществом. Стыд может появиться, когда мы отличаемся от других.
У детей желание быть, как все развито сильнее, чем у взрослых. Чувство стыда – это социальное чувство. Оно формируется в социуме и когда человек чувствует свою принадлежность к определенной группе, он чувствует себя, таким образом, более защищенным. Но при этом он является и более уязвимым в этот момент. Ведь нужно быть, как все, даже если кое-что приносит ему при этом какой-либо дискомфорт.
Со временем чувство стыда меняется. Взрослые люди стараются избегать действий, за которые им может быть стыдно. Основные характерные для стыда черты – это опущенные глаза, наклон головы, покраснение кожных покровов, изменение интонации голоса. Если человек пытается что-то скрыть, то одним из способов маскировки истинных эмоций является – улыбка.
Итак, стыд – это сугубо социальное понятие. Оно может возникнуть только при свидетелях, когда человек отклоняется от общепринятых норм морали и нравственности. Муки совести, напротив, сугубо интимное чувство. Оно проявляется в одиночестве и съедает человека изнутри. Подавленное чувство вины способно вызвать серьезные расстройства нервной системы, тревожности и фобии. Возможно, нам лучше не иметь представления о совести. Ведь порядочным, совестливым, честным, нравственным быть крайне невыгодно. Потому что это всегда игра против своего удобства и комфорта.
Но каким было бы общество, если бы мы никогда не мучились угрызениями совести и наше поведение не контролировал бы стыд? Обман и предательство, преступления и насилие, лицемерие и страх. Стыд и совесть – это механизмы, защищающие нас от животных инстинктов. Внутренние советчики, которые помогают развиваться, обретать гармонию и смысл жизни.
Стыд — отрицательно окрашенное чувство, объектом которого является какой-либо поступок или качество (философия) субъекта.
Стыд связан с ощущением социальной неприемлемости того, за что стыдно.
Для возникновения чувства стыда нужны реальные или предполагаемые свидетели того, за что стыдно — те, перед кем стыдно. В отсутствие свидетелей чувство стыда не возникает, но может возникать чувство вины. Стыд может проснуться и в том случае, когда самого деяния еще нет, но человек в собственном воображении ясно осознает его последствия. Вопрос о том, как возник стыд, остается для философов открытым, поскольку нельзя с уверенностью сказать, что у животных нет стыда. Чувство стыда обнаруживается у всех народов, на всех ступенях цивилизации. Однако оценка поступков зависит от типа культуры. Так, многоженство оказывается приемлемым для одного народа и стыдным для другого. Противоположностью стыду является гордость – положительное отношение к самому себе. В отличие от совести стыд имеет более внешний характер : человек оценивает здесь свои поступки с точки зрения, как к ним относятся или могли бы отнестись окружающие”. Ассоциативный блок. Потерять стыд и совесть .
Бесстыдство как качество личности – неспособность проявлять стыдливость, склонность пренебрегать мнением людей о своем тягостном, вредном, бесцеремонном и огорчительным для них поведении. Бесстыдство – это докатившееся до деградации невежество. Люди, находящиеся по влиянием энергии невежества, живут исключительно для себя. Под влиянием энергии невежества люди теряют связь с совестью. У каждого нормального человека есть свой внутренний контролер, который вызывает страдания и муки стыда, если человек поступил постыдно, безнравственно, аморально. Совесть называют внутренним нравственным законом, частицей Бога, сверхдушой. Все эти определения правильны. Стоит человеку подумать или сделать что-то предосудительное, внутри срабатывает «сигнализация» : «Внимание! Поступаешь бессовестно! » Человек испытывает в центре груди неприятное чувство – это называется голос совести. Когда после поступка душа ликует, а разум радостно потирает ладоши, совесть безмолвствует. Бесстыдство – воровка своей совести. В народе говорят: «Стыд под каблук, а совесть под подошву». Это пословицы бесстыдства. Бесстыдство – это проводник энергии разрушения всего чистого и доброго, что веками нарабатывало человечество. На Руси говорили: «В ком есть Бог, в том есть и стыд». Стыд одушевляет, а бесстыдство умерщвляет сердце. Деграданты жестоки и бесчеловечны. Бесстыдные люди – это абсолютно пустые особи со сгоревшей совестью. Нужно помнить, что пустота – главный атрибут зла и быть бдительными. Где бесстыдство, там и предательство. Взращивать бесстыдное поколение – означает, поливать семя предательства. Прорастет семя, окрепнет и разрушит своими корнями то, что мы сейчас называем Родиной.
Когда человеку стыдно, он чувствует вину оттого, что ведет себя неправильно или совершил что-то плохое и т.п.
Стыд – эмоция или чувство?
Стыд – это модификация страха, тревоги и печали. Возможно, что стыд – это социальная эмоция.
К.Э. Изард предполагает, что стыд имеет предпосылки, причины и последствия:
Причины
Чувства
1) Разочарование в себе, ощущение своей несостоятельности.
2) Самоосознание (синонимы стыда, например неловкость, скованность).
3) Ощущение, что сделал что-то ранящее других.
4) Ощущение, что сделал что-то, юридически или моральнот неверное.
5) Ощущение изоляции , отверженности, потерянности, брошенности.
6) Синонимы печали.
Мысли
1) О неудаче, разочаровании, о заслуженности порицания.
2) О том, что сделал что-то, что задевает других.
3) Грязные, аморальные мысли.
4) Мысли о совершении глупости.
5) Мысли о чрезмерной и незаслуженной похвале.
:6) Мысли о раскрытом обмане.
7) Негативное представление о какой-то своей особенности (полноте, длинном носе, оттопыренных ушах).
Действия
1) Поступок, юридически или морально неправильный, вредный.
2) Поступок неправильный , глупый, ошибочный.
3) Поступок вредный для окружающих.
4) Поступок, который нужно было совершить, но который не был совершен.
5) Переживание за дорогого и любимого человека, попавшего в неловкую для него ситуацию или совершившего проступок.
Последствия
Чувства
1) Смущение, неловкость.
2) Чувство неадекватности, разочарованности, неудачи.
3) Уныние и обескураженность, печаль.
4) Чувство одиночества, изоляции, отверженности, потерянности.
5) Чувство нечистоплотности.
Мысли
1) Пораженческие мысли, разочарование в себе, самообвинение.
2) Размышление о необходимости того или иного поступка; мысли о том, как следовало бы поступить и почему не поступил как следовал бы это сделать.
3) Рационализация, то есть нежелание руководствоваться чувствами.
4) Мысли о необходимости загладить вину, извиниться.
5) Об отстраненности (с точки зрения окружающих).
Действия
1) Сожаления, попытки загладить вину, извинения, попытки исправиться, обещания больше не повторять обид.
2) Стремление находиться в одиночестве, избегать окружающих.
3) Попытки забыть о неправильном поступке, избавиться от неприятных ощущений.
4) Попытки найти причины, понять, почему это было сделано.
5) Наказание самого себя.
Ильин Е.П. пишет:
“Ещё Аристотель писал, что стыд – это такое неприятное чувство. которое ведёт к дурной славе. Никто не стыдится младенцев и животных, и стыд. ощущаемый нами в присутствии других людей, соразмеряется с тем уважением, которое мы имеем к их мнению.
Внешним выражением стыда может быть опускание головы и век ( иногда глаза совсем закрыты, а иногда “бегают из стороны в сторону” или часто мигаю; поэтому Аристотель приводит греческую пословицу “стыд живёт в глазах”), отведение взгяда (а если человек этого не делает, то в народе говорят “бестыжие глаза”), отворачивание головы в сторону. Человек испытывает стремление сжаться. сделаться маленьким. незаметным, “провальться сквозь землю”.
С возрастом человек научается конторлтровать экспрессию своих эмоций.
Спиноза понимал стыд как печаль, сопровождаемую представлением о своём действии, которое подлежит осуждению со стороны других.
К. Д. Ушинский не отличал стыд от раскаяния. Чувство стыда побуждает человека скрывать свой поступок, а чувство раскаяния побуждает открыть его”.
К. Изард пишет. что стыд – это осознание собственной неумелости, непригодности или неадекватности в некой ситуации или при исполнении некоего задания, сопровождаем негативным переживанием – огорчением, беспокойством или тревогой, но это лишь повод для возникновения эмоции стыда, а не сам стыд. Стыд сопровождается смущением, а не огорчением и не беспокойством.
Стыд – это сильное смущение от сознания совершения предосудительного поступка или попадания в унизительную ситуацию, в результате чего человек чувствует себя опозоренным, обесчещенным. Стыд – это внутреннее мучение, болезнь души (С. Томкинс)”.
“Стыд – эмоция, возникающая в результате осознания несоответствия, реального или мнимого, своих поступков или некоторых индивидуальных проявлений принятым в данном обществе и им самим разделяемым нормам или требованиям морали. Стыд может быть связан с поведением или проявлением личностных черт других, как правило, близких людей (стыд за другого).
Переживается стыд как неудовлетворенность собой, самоосуждение или самообвинение. Стремление избежать подобных переживаний – мощный мотив поведения, направленного на самосовершенствование, приобретение знаний и умений, на развитие способностей. Различные люди имеют различные пороги стыда, обусловленные ценностными ориентациями, направленностью личности и связанной с ними чувствительностью к мнения и оценкам окружающих” (Шапарь В.Б. Новейший психологический словарь. с.638-639).
Стыд – полностью социально обусловленная эмоция и способствует профилактике конфликтов.
Стыд — отрицательно окрашенное чувство, объектом которого является какой-либо поступок или качество (философия) субъекта. Стыд связан с ощущением социальной неприемлемости того, за что стыдно. Для возникновения чувства стыда нужны реальные или предполагаемые свидетели того, за что стыдно — те, перед кем стыдно. В отсутствие свидетелей чувство стыда не возникает, но может возникать чувство вины.
Совестливость – черта личности, нравственное чувство, которое удерживает человека от неблаговидных поступков (Википедия).
“Атака стыда” – это паническая атака поощрения человеком делать что-то вопреки страху показаться глупым или переживать стыд за сделанное.
Совесть – специфическй механизм нравственного самоопределения:, это ведущий стимул совершенствования человека, оценивающего свои поступки на основе нравственного идеала и доминирования в человеке ответственности перед самим собой и мирозданием за свою жизнедеятельность и поступки Другого. Сама этимология слова «со–весть» говорит о том, что это «весть» переданная со-обществом о том, как человек раскрывает свои потенциальные возможности.
А.С. Пушкин писал:
“Да, жалок тот, в ком совесть не чиста”,
и еще в “Скупом рыцаре”:
“Мне разве даром это все досталось,
Или шутя, как игроку, который
Гремит костьми да груды загребает?
Кто знает, сколько горьких воздержаний,
Обузданных страстей, тяжелых дум,
Дневных забот, ночей бессонных мне
Все это стоило? Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают?..
Нет, выстрадай сперва себе богатство,
А там посмотрим, станет ли несчастный
То расточать, что кровью приобрел”.
Совесть – это знание того, что является добром и злом. Чувство нравственной ответственности за своё поведение перед собой, окружающими людьми и обществом.
Совесть – это обоснованный набор интериоризованных моральных принципов, который позволяет оценивать правильность и неправильность совершаемых или наблюдаемых действий. Совесть – это запреты и обязательства.
Совесть в отличие от чувства долга, она включает и самооценку уже совершенных действий на основе понимания человеком своей ответственности перед собой, перед другими людьми и обществом. Совесть – общественно воспитуемая способность человека. Поведение совестного человека в конфликтах, как правило, конструктивно, бессовестного – деструктивно. “Без совести” в человеке нет ничего, что возвышало бы его над животным, кроме печального преимущества блуждать без какого-нибудь руководства от заблуждения к заблуждению” (Ж.-Ж. Руссо) [А.Я. Анцупов. А.И.Шипилов].
Добрая совесть — (bona fides) — юридическое понятие, служащее для определения образа действий сторон, заключающих юридические сделки, и вместе с тем, принцип толкования этих сделок.
Добрая совесть, – когда ее голоса прислушивается человек. Это моральный и нравственный человек, зрелая и целостная личность … Другие же подавляют голос совести, поступают вопреки ее требованиям: прожженная совесть.
Добрая совесть словно стражник, который поставлен, чтобы следить за человеком и раскрывать и то, что он с легкостью скрыл бы, если бы мог
Даниил Гранин в своей книге “Причуды мей памяти” о совести пишет:
“В последние годы своей жизни Дмитрий Сергеевич Лихачев упорно возвращался к проблеме совести. Он с печалью видел, как она перестает быть мерилом нравственности, как Россия становится страной без стыда и совести.
После замечательного русского философа Владимира Соловьева Лихачев, пожалуй, единственный, кто так настойчиво занимался категорией совести.
Соловьев считал, что совесть есть развитие стыда. Должен быть стыд, нет стыда — тогда совесть молчит.
Стыд был первым человеческим чувством, которое отличило человека от животных. Можно считать, что человек — животное «стыдящееся». Господь обнаружил первородный грех Адама и Евы по тому, как они устыдились своей наготы. И изгнал их из рая.
Человек постепенно начинал понимать, что «должно по отношению к людям и к богам», и тогда инстинкт стыда стал превращаться в голос совести, то есть Адам и Ева устыдились совершенного ими, и этот стыд, который заставил их прикрыть себя фиговыми листьями, и был первым голосом совести.
Лихачев сумел развить это положение, дополняя его ролью памяти. Он показывал, как память формирует совесть. Без памяти нет совести, память сохраняет наши грехи, память семейная, культурная, народная питает совесть, требует от нее. Она побуждает совестливость отношения к старшим, к друзьям, родным. Вспоминает, правильно ли мы жили, хорошо ли обращались со своими родными. Позднее наше раскаяние — это работа памяти, которая тревожит совесть. Память, как историческая категория, — когда, побывав в Гамбурге на кладбище русских солдат, жертв Первой мировой войны, я вдруг сообразил, что у нас в России не видел и не знаю ни одного кладбища, где сохранялся бы прах русских солдат, погибших в ту Первую мировую войну.
А что такое действия вандалов на наших кладбищах, или что они творят в Летнем саду. Это что? Это свидетельства жизни без памяти.
Лихачев обращал наше внимание на некоторые особенности совести.
«Совесть противостоит давлениям извне, она защищает человека от внешних воздействий!» И в самом деле, к человеку порой может достучаться только совесть, внутренний его голос, он куда действенней, чем бесконечные призывы, пропаганды учителей, воспитателей, даже родителей.
«Поступок, совершенный целиком по совести, — это свободный поступок».
Я спрашиваю себя: а зачем человеку придали (навязали) эту самую совесть, ведь никто не мешает отмахнуться от нее, какой от нее прок, если она не приносит никаких выгод, если не дает человеку преимуществ ни для карьеры, ни материальных? Благодаря чему она существует, совесть, которая грызет и мучает, от которой порой не отвяжешься, не отступишься. Откуда она взялась? На самом деле в течение жизни мы убеждаемся, что она исходит из глубины души и не бывает ложной. Она не ошибается. Поступок по совести не обесценивается, не приводит к разочарованию.
Когда я говорю поступок по совести, мне приходят на память некоторые удивительные примеры, впечатлившие меня надолго”.
У Чехова есть рассказ «Студент». Маленький, на три странички. Сам Чехов считал его лучшим из всего написанного.
В страстную пятницу студент Духовной академии, голодный, озябший, идет домой, размышляя о том, что кругом всегда была такая же бедность, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. У костра на огороде сидят две бабы. Студент садится к ним отогреться и рассказывает им историю того, как трижды апостол Петр отрекся от Христа, не устоял, и заплакал. Слушая студента, растроганные бабы тоже заплакали. То, что происходило в душе Петра, их тронуло, вдруг оказался близок тот стыд, те муки совести, какие испытывал апостол. Студент пошел дальше, и вдруг радость затрепетала в его душе. Он думал о том, как прошлое «связано с настоящим непрерывною цепью событий: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».
Совесть — одно из самых таинственных человеческих чувств.
Казалось бы, совесть в своих требованиях угрожает своему хозяину. Недаром в Грузии говорят: «Мой враг — моя совесть». Это чувство, у которого нет выбора, оно не бывает ни умным, ни глупым, эти категории не для него. Зачем же оно дается человеку?
Есть люди, которые сумели отделаться от совести, избавиться от нее, отсутствие ее нисколько не мешает им жить, они чувствуют себя даже комфортно без нее, ничего не грызет их.
Лихачев считал совесть «таинственным явлением».
Действительно, рациональное объяснение ему подыскать трудно. Чувство это иррационально, в этом его сила и в этом беспомощность перед холодными соображениями эгоизма. Я никогда не мог объяснить, зачем оно дано человеку, необходимо ли оно, но человек без совести — это ужасно.
Для меня в этом смысле одно из самых сильных стихотворений Пушкина «Воспоминание», написанное в 1828 году. Кончается оно так:
«…Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю».
Нет ничего труднее, чем отказаться от самооправданий. Требования совести, ее суд, ее приговор происходят втайне. Ничто не мешает подсудимому, который сам себя судит, уклониться от приговора. Пушкин отвергает любое снисхождение, не дает себе пощады, даже слезы раскаяния не помогают. Мы не узнаем, за что он казнил себя, но признание это поражает своим мужеством.
На уроках литературы изучают Пушкина, но не учат тому, что совесть для него, для Лермонтова, для Толстого, для Достоевского была реальностью, что у человека есть душа, тоже весьма реальное понятие, надо заботиться о ее здоровье, стараться понять, что происходит с ней”.
Материал Психологос
Стыд, стыдное, то что стыдно – качество или поведение человека, осуждаемое окружающими с моральной точки зрения. Потеря чести, бесчестие, позор. То, на что убедительно кидается моральноеобвинение: “Фи, какой стыд!” “Стыд, срам, позор!” “Безобразие какое, стыд-то какой!”
Что стыдно?
В разных группах и культурах стыдными могут признаваться разные вещи. У детей бывает стыдно быть рыжим или толстым, в школе может быть стыдно как не выучить уроки, так и быть отличником…
Кто может стыдить?
Стыдить, осуждать с моральной точки зрения может, имеющий моральную силу. Это может быть как авторитетный человек, представитель референтной группы, так и случайный, недалекий человек, сильно кидающий моральные обвинения.
Смысл стыда
Обозначать нечто как стыдное, стыдить – способ управления поведением человека через негативное подкрепление. Используется как в воспитании, так и в разнообразных манипуляциях.
Стыд и чувство стыда
В настоящее время стыд чаще понимается как переживание человека при совершении недостойного поступка, как чувство стыда: боль и страх, потеря активности, ощущение стесненности и понижение самооценки.
Близкие понятия
Вина – то, что налагается на человека вследствие нанесения им ущерба, нарушения законов или договоренностей.
Совесть – готовность вести себя по-человечески, порядочно, ответственно, в соответствии с нравственными нормами. Поправлять свое поведение в нравственном направлении.
Чувство стыда — боль и страх, потеря активности, ощущение стесненности и понижение самооценки (состояние не-ОК).
Как делается чувство стыда
Чувство стыда создается неподвижность, сутулостью, поднятыми плечами и опущенной головой. Внутренний текст: “Эх, дурак я, дурак… Ну как же я мог?”
Природа чувства стыда
Стыд – не врожденная эмоция. У младенцев в арсенале есть врожденное, поведенчески достаточно простое, состояние страха, а сложное поведение стыда им освоить еще предстоит. Стыд выучивают в возрасте обычно от 3 до 7 лет, шаблонно или творчески перенимая по образцам от других детей, иногда и более взрослых. Переживание стыда обычно используют для защиты себя от порицания окружающих за промахи в своем поведении. “Ну, тебе стыдно?” – “Стыдно…”. Все, вот взрослые и отстали. С повторением чувство стыда начинается включаться непроизвольно в ситуациях, которые понимаются как “это стыд”, “это стыдно”.
Чувство стыда и уверенность в себе
Как эмоциональное состояние, стыд может быть как реакцией на конкретные внешние обстоятельства, так и привычным, выученным состоянием, по сути превращаясь в состояние неуверенности. Ребенок, привыкший к тому, что его постоянно стыдят, теряет уверенность в себе, становится неуверенным человеком.
Чувство стыда и продуктивное поведение
Люди, склонные не переживать, а действовать, вместо переживания стыда анализируют свое поведение и, когда это разумно, его меняют. Учат себя быть более адекватным. .
Взрослые люди, имеющие привычку переживать стыд, от этой в целом непродуктивной привычки стараются отучиться.
Как сделать стыдно ребенку
Если у ребенка еще недостаточно разума, чтобы самостоятельно корректировать свое поведение, родители и воспитатели удерживают его от совершения нежелательных поступков через формирование чувства стыда. Самая распространенная схема: в момент совершения нежелательного действия (например, ребенок явно соврал и его легко уличить) ребенка останавливают (не дают играть дальше, прекращают игру), указывают на то, что он сделал, припечатывают его действие клеймом, бьют сильными словами по больным точкам (если нет, стараются создать, пробить ребенка), нагоняют страх, формируют подчиняющееся поведение и фиксируют в итоге формулой “Тебе должно быть стыдно!” Постепенно ребенок выучивает, что когда ему становится больно, страшно и он в подавленном состоянии, то его не отпустят и не дадут играть, пока он не перестанет сопротивляться и признается, что ему стыдно.
Близкие понятия:
Чувство вины – ощущение тяжести и боли, которое налагает на себя сам человек вследствие совершения им поступка, нарушающего его внутренний запрет.
Совесть – набор указаний и поведенческих программ нравственного характера, заложенных в человека в детстве.
Стыдливость – страх или боязнь стыда, препятствующая человеку допустить что-либо постыдное. Стыдливости обыкновенно противополагается бесстыдство.
Гордость и чувство стыда
Выражение гордости и стыда сходны со знаками доминирования и подчинения у животных.
Признаки чувства гордости: человек расслаблен, излучает уверенность и спокойствие. Эти типичное поведение вожака. Вожак выпрямляется в полный рост, и все окружающие сразу чувствуют этот подсознательный сигнал – прямая, спокойная осанка говорит о высоком ранге. Признаки чувства стыда, противоположно. Человек отводит глаза, опускает голову, сутулится. Поведение становится суетливым и нервозным.
Культура стыда
Культура стыда – (автор термина – Рут Бенедикт, “Хризантема и меч.
Характеристика «культуры стыда»
Существуют предписанные строгие ритуалы, соблюдение которых необходимо для всех. Нарушенный ритуал – это позор. Искупить это позор можно только соблюдением ритуала.
Поведение оценивает общество, а не сам человек, сильная оценочная зависимость.
Интересы группы, к которой принадлежит человек, всегда выше интересов конкретного человека.
Нравственность не в том, чтобы искупить грех, а в том, чтобы его не совершить.
Отсутсвия возможности замаливания грехов, исповеди.
Нравственное наказание за ошибку – Презрение родных и близких, презрение товарищей, презрение группы, к которой принадлежишь.
Необходимость действовать исходя из правил, принятых в группе.
В основе европейской культуры лежит понятие долга – перед государем, родиной, народом, наконец, перед Богом, которому сознаются в совершенных поступках.
Основным же мотивом японцев является забота о собственной репутации, производимом на других впечатлении. Это устойчивая исторически сложившаяся психологическая установка японцев. Японец не мыслит себя вне семьи, общины, группы и потому ориентируется исключительно на эту группу, а не на высшие универсальные принципы. Так возник удивительный феномен японской культуры, ставшей “культурой стыда” в отличии от европейской “культуры вины”.
В отличии от европейца, которого тяготит вина, японцу ни исповедь, ни раскаяние облегчение не принесут. В своем поведении он ориентируется на мнение и оценку других и боится позора.