Сочинение на тему замысел и творческая история поэмы демон
13 вариантов
В ранних редакциях Лермонтову не удавалось добиться художественной целостности и убедительности. Поэма носила отвлеченно-философский характер, действие развертывалось в условной обстановке, образы героев, в особенности монахини, не были индивидуализированы, центральный образ был сознательно соотнесен с лирическим героем («Как демон мой, я зла избранник»).
Принципиально новым этапом в работе над поэмой становятся редакции, созданные поэтом после возвращения с Кавказа.
Зрелые редакции «Демона» отличаются большей идейной глубиной, символической многоплановостью, конкретностью изображения, психологической разработкой образов главных героев, недосягаемой высотой в изображении картин природы. От редакции к редакции усиливается объективная манера повествования, превратившая «Демона» в «восточную повесть», насыщенную фольклорными мотивами, изображением грузинского феодального быта.
Происходит и существенное изменение в сюжете. В период между ранними и поздними редакциями Лермонтов создал «Маскарад», где демонический герой также пытался вырваться из мира зла через любовь. Убийство Нины было одновременно проявлением злой воли Арбенина и результатом сцепления обстоятельств, отражающих несправедливый миропорядок. В этом смысле и следует понимать слова Арбенина «Не я ее убийца». Смерть Тамары в поздних редакциях поэмы происходит не по вине главного героя, а в результате закона мироздания, установленного богом: соприкосновение с Демоном приносит гибель.
Впервые действие поэмы связывается с людьми и природой Кавказа в так называемой ереванской редакции, написанной Лермонтовым вскоре после возвращения из Грузии в первой половине 1838г. Это первоначальный вариант VI, «лопухинской», редакции, единственной из поздних редакций «Демона», сохранившийся в авторизованной копии с датой 8 сентября 1838г. Рукопись эта была подарена В. А. Лопухиной и сопровождена посвящением («Я кончил — и в груди невольное сомненье!»). Здесь появились знаменитые стихи «На воздушном океане» (в «ереванском» списке этот монолог был написан другим размером: «Взгляни на свод небес широкий»). В остальном тексты названных редакций весьма близки.
VI редакция получила известность во множестве списков. Собираясь публиковать поэму, Лермонтов продолжал совершенствовать текст и одновременно учитывал сложность прохождения такого рода произведения через цензуру. Он сохранил без изменений образ Демона, но сочинил новый конец поэмы, в котором ангел спасает душу Тамары. Самый ее образ, описание Тамары в гробу подверглись изменениям. Однако двойное поражение Демона лишь усилило пафос отрицания и тему отчаяния, не изменив общего философского замысла поэмы. Так возникла VII редакция поэмы от 4 декабря 1838г.
В начале 1839 г. поэма привлекла внимание высших кругов общества, близких к императорскому двору. Ею заинтересовалась императрица. Ко двору был представлен исправленный и каллиграфически переписанный текст, в который поэт внес новые поправки и исключил диалог о боге («Зачем мне знать твои печали?»).
8—9 февраля этот текст был прочитан императрице и возвращен автору. VIII редакция поэмы, после которой текст уже не переделывался, легла в основу карлсруйского издания 1856г.
Переработка поэмы в 1838—1839 гг. представляет сложный творческий процесс; его нельзя свести к приспособлению поэмы к цензурным условиям. Устраняя некоторые строки, недопустимые с точки зрения цензуры, Лермонтов вместе с тем изменял сюжет, отдельные части текста, обогатил характеристики и описания, отшлифовал произведение в целом. При переделке поэмы возникли новые монологи Демона, ставшие выдающимися достижениями русской поэзии. Поэтому возвратиться к VI редакции «Демона», отвергнув позднейшие, как это предлагали некоторые исследователи, невозможно.
Вместе с тем VI редакция представляет значительный интерес для понимания идейного замысла поэмы. Она печатается полностью в приложении к основному тексту. Там же печатаются отрывки из первой кавказской редакции «Демона», известные по ереванскому списку Х. И. Кучук-Ованесяна и по списку Олимпиады Лермонтовой (ксерокопии в ИРЛИ и ГПБ). В этих списках тексту поэмы предпослано посвящение «Тебе, Кавказ, суровый царь земли…», напечатанное впервые как отдельное стихотворение (в сборнике «Молодик», 1844г.) и помещенное в академическом собрании сочинений Лермонтова (т.2. М.—Л., 1954, с.233) под №1 рядом с начинающимся одинаковым четверостишием стихотворением «Тебе, Кавказ, суровый царь земли», обозначенным №2 (там же, с.234). Теперь выяснено, что стихотворение №2 было написано вне связи с «Демоном». Автограф этого стихотворения, находящийся в частном собрании, расположен на двойном листе с рисунком и подписью под ним рукою Лермонтова «21 мая после прогулки на мельницу Волобуева». Недавно найден еще один похожий рисунок Лермонтова, также сделанный под Ставрополем с подписью поэта «1837г. 13 мая. Волобуева мельница» (См. Наука и жизнь, 1972, №1, с.18—20). Следовательно, стихотворение «Тебе, Кавказ, суровый царь земли», обозначенное в академическом издании №2, создано в мае 1837г., когда кавказской редакции «Демона» еще не существовало. Эта дата позволяет уточнить вопрос о соотношении двух текстов и внести коррективы в существующие комментарии (см. с.538, 621 т.1 наст. изд.). Текстуально, тематически и по поэтическим особенностям стихотворение «Тебе, Кавказ, суровый царь земли» связано с посвящением к «Аулу Бастунджи» и в редакции 1837г. мыслилось, по-видимому, как самостоятельное стихотворение, посвященное предстоящей встрече поэта с горами Кавказа. Редакция 1837г. — черновая, не подвергшаяся окончательной отделке. В 1838г. она полностью перерабатывается, и на ее основе возникает последняя редакция «Тебе, Кавказ, суровый царь земли» (№1); она создана уже на севере (ср. строки: «На севере — в стране тебе чужой Я всюду твой — всегда и всюду твой») и предпослана «Демону» в виде посвящения. В настоящем издании именно эта редакция печатается в т.1 (с.510) как окончательная; предшествующую редакцию 1837г. см. в настоящем томе на с.486—487.
Поэма Лермонтова основана на библейском мифе о падшем ангеле, восставшем против бога. К этому образу, олицетворяющему «дух отрицания», обращались многие европейские поэты (Сатана в «Потерянном рае» Мильтона, Люцифер в байроновском «Каине», Мефистофель в «Фаусте» Гете, Падший дух в поэме «Элоа» Виньи и др.), а также Пушкин в стихотворениях «Демон» и «Ангел». Однако Лермонтов в разработке сюжета и трактовке главного образа вполне оригинален, он не идет прямо за кем-либо из своих предшественников. Своеобразие лермонтовского «Демона» в том, что он необычайно возвышен и внутренне трагичен. В конечном счете, сквозь символико-философскую форму в поэме проступают черты лермонтовского современника с его идейными и нравственными исканиями. Княжна Мэри» Лермонтова
Герой нашего времени (1838—1840). «Княжна Мери» впервые появилась в 1-м издании романа. Идет пятой повестью в ГНВ, но по хронологии – второй. Сюжет: Повесть написана в форме дневника. По жизненному материалу «Княжна Мери» ближе всего к так называемой «светской повести» 1830-х годов, но Лермонтов наполнил её иным смыслом.
Повесть начинается с прибытия Печорина в Пятигорск на лечебные воды, где он знакомится с княгиней Лиговской и её дочерью, называемой на английский манер Мери. Кроме того, здесь он встречает свою бывшую любовь Веру и приятеля Грушницкого. Юнкер Грушницкий, позёр и тайный карьерист, выступает контрастным персонажем к Печорину. За время своего пребывания в Кисловодске и Пятигорске Печорин влюбляет в себя княжну Мери и ссорится с Грушницким. Он убивает Грушницкого на дуэли и отказывает княжне Мери. По подозрению в дуэли его вновь ссылают, на этот раз в крепость. Там он знакомится с Максимом Максимычем.
Княжна Мери .— Эта центральная часть записок Печорина наиболее широко представляет современное Лермонтову «общество», быт и нравы посетителей Кавказских минеральных вод. По свидетельству мемуаристов, многие персонажи повести имели своих прототипов.
В ней намечаются основные мотивы всего “Журнала”: стремление Печорина к активным действиям, любопытство, толкающее его к экспериментированию над окружающими и над собой, его безрассудная храбрость и стремление понять, что движет людьми, выявить мотивы их поступков, постичь их психологию.
“Княжна Мери” построена на дневниковых записях, это почти ежедневная летопись жизни Печорина. При этом главный герой описывает не столько сами события (похоже, они вообще его не интересуют), сколько свои мнения, чувства, словно он тщательно исследует, анализирует свою душу и тех людей, с которыми сталкивает его жизнь.
Традиционно Печорин ставится на голову выше всех этих “тупиц и фанфаронов, индюков надутых”, к которым в первую очередь и причислялся юнкер, без пяти минут офицер, Грушницкий, кстати, боевой товарищ Печорина. Почему же Грушницкий, несколькими годами моложе Печорина, – фанфарон и индюк, а Печорин, – мыслитель и философ? Видимо, это происходит потому, что так угодно Печорину, ведь “Журнал Печорина” пишет он сам. А читатель этот журнал читает, и наша, читателей, задача – самолично выявлять истинных героев.
Завязка вспыхнувшей и разгоревшейся вражды между Печориным и Грушницким стара как мир: Мери уделила внимание раненому Грушницкому, а вот к Печорину была не столь благосклонна. “Признаюсь еще, чувство неприятное, но знакомое пробежало слегка в это мгновение по моему сердцу; это чувство – было зависть…” (Лермонтов. С.516). Вот и завязка конфликта, тем более что Печорин узнает о заблуждении княжны насчет Грушницкого, которого она считает разжалованным по какой-то романтической причине из офицеров в солдаты.
День за днем, час за часом отравляет Печорин сознание бедного Грушницкого самыми противоречивыми утверждениями и измышлениями; он манкирует чувствами Мери, сознательно внушая ей надежду на взаимность и в то же время зная, что это самый бессовестный обман; он разбивает сердце старухи Лиговской, недвусмысленно отрекаясь от чести стать обладателем руки ее дочери. В истории с княжной Мери Печорин противостоит обществу уже практически, как злая разрушительная сила, покусившаяся на его моральные нормы. Роман Печорина с Мери является своеобразным проявлением войны против общества со стороны этого незаурядного человека, которому тесно и скучно в косных пределах сложившихся отношений. Но как мизерна эта война, и как жалок ее результат. Ни потрясенных основ, ни ниспровергнутых оков, ни даже наказанных угнетателей: одна только неведомо зачем жестоко изломанная девичья судьба. Здесь же обнаруживается и вина Печорина – попирание прав другой человеческой личности. В его романе с Мери он нарушает не только условные нормы поведения, разделяемые светским дворянским кругом (недопустимость романов без намерения жениться и т.п.), но и “естественные” нормы уважения к личности другого (недопустимость превращения ее в простое орудие своей воли). Во всей истории взаимоотношений Мери и Печорина ярко выступает эгоцентризм Печорина. Он сам говорит о себе: “…я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы” (Лермонтов. С.540). Внутренне отойдя от того социального коллектива, к которому он принадлежит по рождению и общественному положению, Печорин не нашел и другой, новой системы социальных взаимоотношений, с которою он слился бы. Его личность, противопоставившая себя старому обществу и не нашедшая опоры в каком-либо ином, новом социальном единстве, ни в чем не видит для себя закона, кроме самой себя. Собственная воля является единственной “нормой”, которую признает над собой Печорин. Замыкание в пределах собственной личности, признание “законом” над своими действиями лишь ничем не ограниченной собственной воли превращает героя из протестанта в антиобщественную, а в конечном счете – в античеловеческую силу. Но как только он узнает о том, что его хотят наказать, Печорин делается буквально страшен. И самое страшное заключается в том, что он пытается объяснить свои поступки, развивая целую философскую теорию, согласно которой можно оправдать все эти злодейства. Печорин совершенно искренен, когда пишет в своем журнале следующие строки: “А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!.. я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающие мои душевные силы… первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?.. А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого…” (Лермонтов. С.539-540).
Печорин ставит заведомо невыполнимое условие гуманного отношения к другим для себя: он будет любить всех и делать добро только в том случае, если все будут любить его. Это не всегда реально даже в рамках очень ограниченного круга людей, не говоря уже о чем-то большем.
А рассуждения о том, что такое счастье и радость для него, личности неординарной и загадочной, показывают, что и Бэла, и Мери, и Вера, и многие другие, с кем сводила судьба героя, были заранее обречены на роль цветка, которому суждено в конце концов оказаться брошенным и растоптанным (“Я все это уж знаю наизусть – вот что скучно!”). И другой мотивировки поступков Печорина нет и быть не может. И страдания его из-за собственной жестокости настолько кратковременные и смехотворны, что называть это страданиями просто нелепо.
В отношении к Мери Печорин встает как носитель аморального “демонического” сознания, который не видит граней между “добром” и “злом”, не признает никаких моральных ограничений и критериев для своих действий. Даже любовь, единственное “связующее” чувство, которое оставалось последней надеждой и точкой опоры для демонических героев Лермонтова в их попытках возрождения и воссоединения с людьми, – даже она попирается Печориным. Начатый со скуки, из желания подшутить над любовными планами Грушницкого, роман Печорина с Мери постепенно разворачивается как страшная картина упорной, бессердечной охоты паука, подстерегающего со своими сетями ничего не подозревающую жертву, чтобы высосать из нее лучшие соки жизни. Мери начинает понимать это сама, когда между героями происходит следующий разговор:
– Вы опасный человек! – сказала она мне, – я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, – я думаю, это вам не будет очень трудно.
– Разве я похож на убийцу?..
– Вы хуже… (Лермонтов. С.542).
В “Княжне Мери” с переходом Печорина в типическую и постоянную для него жизненную среду дворянского общества, аристократического в частности, Лермонтов еще более суживает возможности выхода энергии Печорина и показывает его обреченным на деятельность пустую, мелкую и жестокую.
Еще рельефнее вырисовывается характер Печорина в его любви к Вере. Свободная от кокетства женщина светского круга, Вера вызвала у Печорина наиболее сильное чувство. Но и по отношению к ней Печорин не свободен от проявления эгоцентризма. “С тех пор, как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал, кроме страданий”, – говорит Вера Печорину. Печорин не мог решиться связать свою жизнь даже с любимой женщиной. Он признается: “Как бы страстно я ни любил женщину, если она даст мне только почувствовать, что я должен на ней жениться, мое сердце превращается в камень и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой: двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… Но свободы своей не продам.”
А в сцене погони на лошади за уехавшей после убийства на дуэли Грушницкого Верой Печорин, загнав до смерти коня, “упал на мокрую траву и как ребенок заплакал”. Но затем он пишет: “Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастьем бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? – ее видеть? – зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.
Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок. Все к лучшему!..” (Лермонтов. С.576-577). Все очень логично и трезво с точки зрения эгоистической логики и разума. Слезы – лишь причина нервного расстройства и голода, а чувства можно приберечь и на потом. В этом и заключалась вся любовь. Первый же порыв свежего ветра развеял печаль Печорина по поводу вечной разлуки с женщиной, которая, по его словам, была ему так дорога.
Интересны чувства героя после встречи с Грушницким перед балом, побудившими его пригласить княжну на мазурку вопреки желанию Грушницкого танцевать с нею вечер. Печорин был в духе. Это следует из собственного его признания. Его ум был крайне активен. Он предчувствует интересное наблюдение над нравами, возможно, опасность; это заряжало его восторгом и энергией. Впрочем, идя на бал, герой испытывает противоречащую рассудку грусть, которая делает ему честь. “Неужели, думал я , мое единственное назначение на земле – разрушать чужие надежды? С тех пор, как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаянье! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя.” (Лермонтов. С.546).
Лермонтов, нанизывая описания “подвигов” Печорина на композиционный стержень, постепенно подводит читателя к высшей, кульминационной точке, к самому страшному из дел главного героя: убийству на дуэли Грушницкого.
Да, Грушницкий поступает не лучшим образом, соглашаясь с драгунским капитаном и другими консультантами на бесчестный поступок, а именно: при подготовке оружия к дуэли пистолет Печорина остался незаряженным. Но Грушницкого можно понять: он молод, очень молод, безумно любит Мери и хочет отомстить своему недругу за поруганную любовь и бесчисленные гадости. А Печорин, зная, что убивать его не собираются, а хотят только проучить, все равно стремится подвести дуэль к роковому исходу. Грушницкий, в котором заговорила совесть, пусть даже и разбуженная разоблачением интриги Печориным, поступает “противу правил” и разрешает проверить и зарядить пистолет Печорина, который, в отличие от противника, сознательно легко ранившего его, прицеливается крайне тщательно и хладнокровно убивает Грушницкого (расстояние в шесть шагов и позиция на краю страшного обрыва предлагаются опять же Печориным). Трагическую, нелепую смерть молодого человека он сопровождает словами: “Finita la comedia!”
Нужно отметить, что Печорин уже с самой своей встречи с Грушницким в Пятигорске предвидел возможность этой дуэли и, может быть, стремился к ней: “…я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас не сдобровать.” (Лермонтов. С.512).
В крупнейшей, центральной из повестей “Героя нашего времени”, в “Княжне Мери” особенно проявляется критическое осмысление образа Печорина. Именно в “Княжне Мери” Лермонтов резко углубляет подлежащие осуждению стороны личности героя. Здесь он осуществляет со всей полнотой и четкостью тот суд над своим героем, элементы которого намечались и раньше, но который здесь впервые получил такое широкое, отчетливое воплощение.
«Демон» – это одно из центральных произведений Лермонтова, над которым Лермонтов работал больше десяти лет (1829-1839). Он начал писать эту поэму еще в четырнадцатилетнем возрасте, когда учился в университетском благородном пансионе. В ту пору он задумал поэму о демоне и ангеле, влюбленных в одну монахиню. Потом Лермонтов изменил замысел: в новом варианте демон влюбляется в монахиню и губит ее из ненависти к ангелу-хранителю.
В этих ранних редакциях действие поэмы происходило вне времени и пространства. Затем Лермонтов задумал приурочить поэму ко времени «пленения евреев в Вавилоне». Этот библейский вариант остался ненаписанным. По тексту четвертой редакции можно догадаться, что действие перенесено в Испанию: появились некоторые детали в описании – «теплый южный день», «лимонная роща», «испанская лютня». Однако общий характер поэмы от этого не изменился.
Вернувшись из Грузии, Лермонтов подверг поэму капитальной переработке. Горы Кавказа, Казбек, который кажется пролетающему демону «гранью алмаза», «излучистый Дарьял», Кайшаурская долина, зеленые берега светлой Арагвы, угрюмая Гуд-гора оказались самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы. В новом варианте «Демона» появились развернутые описания грузинской природы и грузинского феодального быта. Романтическая поэма о любви небожителя к смертной приобрела черты подлинного реализма. В этой «кавказской» редакции 1838 года, созданной Лермонтовым в Петербурге вскоре после возвращения из ссылки, она стала одним из самых замечательных произведений русской поэзии.
Некоторые дореволюционные исследователи считали Кавказ некоей условной декорацией, экзотическим обрамление, подчеркивающим образ «гордого мятежника», заимствованный Лермонтовым у западных романтиков. Однако кавказский материал в «Мцыри» и в «Демоне» не экзотическое обрамление в стиле «восточных повестей» Байрона (хотя у Лермонтова «Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Несомненно, что решающее влияние на создание новой редакции оказали на Лермонтова грузинские народные предания, легенды и песни, знакомство с бытом и нравами новой для него страны.
Еще в 1880-х годах первый биограф Лермонтова, П.А. Висковатов, писал о том, что поэт, «странствуя по Военно-Грузинской дороге, изучал местные сказания, положенные в основу новой редакции «Демона». Однако он не подкрепил своих предположений развернутыми доказательствами, а либерально-буржуазная критика, стремившаяся связать творчество Лермонтова с западноевропейской литературной традицией, естественно, обошла эту статью полным молчанием.
Поэма основа на библейской легенде о павшем ангеле, восставшем против бога. К этому образу, олицетворяющему дух отрицанья, обращались многие европейские писатели Мефистофель в «Фаусте» И.В. Гете, Сатана в «Потерянном рае» Мильтона, Люцифер в «Каине» Дж. Байрона. В основе сюжета – стремление духа отрицанья и зла к добру и красоте. Это стремление рождается под влиянием любви, а финал поэмы говорит о недостижимости такой мечты по разным причинам: несовершенство мира и невозможность прийти к свету без покаяния и раскаяния.
Нет, пожалуй, в русской литературе другого такого поэта, который до сих пор вызывал бы столь различные и даже противоположные чувства, чьё творчество до сего дня не перестаёт волновать читателей. Имя этого поэта – Михаил Юрьевич Лермонтов. Его перу принадлежат сотни замечательных произведений, которые были созданы им за сравнительно короткий срок (поэт прожил всего каких-то 27 неполных лет). В отличие от Пушкина, которого называли «белым ангелом русской поэзии», Лермонтов был «черным ангелом русской поэзии». И это не случайно. Его поэзия отличается необычайной загадочностью, таинственностью, и даже неким демонизмом веет от него. Недаром одним из заветных его произведений была поэма «Демон», которой Лермонтов посвятил более 10 лет жизни.
Поэтический мир Лермонтова – это тревожный мир исканий, напряженной мысли, нерешенных вопросов и больших философских проблем. Это мир высоких, прекрасных чувств: любви, дружбы. Мир глубоких, тонких переживаний человеческой души. А все творчество поэта проникнуто томлением, тоской по идеалу.
Лермонтов видел природу глазами художника, он слушал её, как музыкант. В его поэтическом мире все звучит и поёт, всё сверкает и переливается красками.
Поэзия Лермонтова – исповедь человеческой души. Она отличается исключительной полнотой и так же насыщена внутренним чувством – идеями, эмоциями, желаниями, жизнью, поэтическими образами, – как переполнена и душа поэта.
Именно такой я вижу поэму «Демон» – прекрасный шедевр, потребовавший от создателя многих усилий и стараний на протяжении 10 лет. Михаил Юрьевич Лермонтов долго работал над тем, чтобы довести его до совершенства, но, к большому сожалению, жизнь поэта оборвалась, когда ему не исполнилось ещё и 27 лет. Если бы этого не случилось, то, без сомнения, он вернулся бы ещё раз к «Демону», с тем чтобы художественно завершить поэму.
Об этом свидетельствует отказ Лермонтова опубликовать «Демона» в «Отечественных записках». Аким Шан-Гирей, близкий к Лермонтову, вспоминая свой последний разговор с ним о «Демоне» и приводя слова, сказанные писателем: «Демона мы печатать погодим, оставь его пока у себя», – толкует их в том смысле, что автор хотел ещё «подумать» над своим произведением. «Не сомневаюсь, – писал Шан-Гирей, – что только смерть помешала ему привести любимое дитя своего воображения в вид, достойный своего таланта»,
Поэма «Демон» – итог упорной поэтической работы и многолетних философских раздумий.
Истоки «Демона»
Истоки поэмы кроются в юношеской лирике Михаила Юрьевича Лермонтова, с которой особенно тесно соприкасаются ранние очерки поэмы. К 1829 году относится стихотворение «Мой демон», навеянное пушкинским «Моим демоном», однако совершенно самостоятельное по своей интерпретации. Это самое раннее обращение к теме демона. Написано одновременно с первым наброском поэмы «Демон». В «Моём демоне» частично уже обрисовываются контуры будущей поэмы и образ её героя: «собранье зол» – стихия демона, он мрачен и уныл, вселяет недоверчивость, презирает чистую любовь, отвергает все моленья, равнодушно видит кровь; у него — неземные очи: «несясь меж дымных облаков, он любит бури роковые. »
Два года спустя поэт пишет под тем же заглавием другое стихотворение, в котором повторяется только начало, но поэтическая характеристика героя дается затем в сущности уже иная, нежели в стихотворном наброске 1829 и в поэме «Демон». Зато в этом втором варианте лермонтовского «Моего демона» подчеркнута и как бы предсказана личная, субъективная и роковая связь самого автора с его зловещим созданием:
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня.
Действительно, демонические образы и настроения неотступно преследуют в эти годы воображение поэта.
В ранней лирике Лермонтова намечается тематика и постепенно вырабатывается фразеология создаваемой поэмы. Лирический герой стихотворения «Одиночество» (1830) уподобляется Демону:
Один я здесь, как царь воздушный,
Страданья в сердце стеснены,
И вижу, как судьбе послушно,
Года уходят будто сны.
Царь воздушный, вознесенный в космические пространства, живописуется и в стихотворении «Смерть» (1830 или 1831):
И опустело небо голубое;
Ни ангел, ни печальный демон ада
Не рассекал крылом полей воздушных,
Лишь тусклые планеты, пробегая,
Едва кидали искру на пути.
Чертами демонизма отмечены образы Вадима в одноименном романе и Арбенина в «Маскараде». Несомненную связь с «Демоном» имеют ранние поэмы Лермонтова «Азраил» и «Ангел смерти».
Замечательна стихотворная миниатюра 1832 года «Бой», изображающая поединок двух воздушных бойцов: «один – серебряной обвешан бахромою», другой, полный злобы, – «в одежде чернеца». Поединок кончается победой «младого воина», олицетворяющего светлое начало:
И кони их ударились крылами.
И пал на землю черный конь.
Противопоставления темного, демонического начала светлому, небесному, антитеза «демона» и «ангела» становятся привычными в стихах Лермонтова. В поэтической исповеди «1831-го июня 11 дня» («Моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала») он говорит, что образы, тревожившие его печальную мечту, не походили на существ земных: «все было ад иль небо в них».
Что легло в основу поэмы «Демон»
В Грузии Лермонтов слышал народные песни, легенды, предания, которые использовал в работе над «Демоном», в частности, легенды о заоблачном монастыре возле самой вершины Казбека, куда никто не может добраться, о злом духе Гуда, полюбившем грузинскую красавицу, из-за которой дух мечтает стать смертным и губит из ревности её жениха. Записано в Грузии напоминающее строфы «Демона» предание о женихе, который торопится на свою свадьбу, но убит недалеко от дома невесты. Узнав об этом, невеста уходит в монастырь. Отзвуки народных преданий имеются и в той строфе поэмы, где путник, слыша рыдания Тамары, думает:
«. То горный дух,
Прикованный в пещере стонет!»
И чуткий напрягая слух,
Коня измученного гонит.
Горный дух, прикованный в пещере к скале, – сказочный богатырь Амирани, о котором в Грузии и вообще на Кавказе рассказывают повсеместно. Некогда Амирани, как и лермонтовский Демон, восстал против бога. И за это бог приковал его в пещере к скале, и будет он вечно мучиться, до тех пор, пока не настанет конец мира.
Лермонтов чувствует, что смутные переживания, в которые погружается его душа («усыпленье дум, меж радостью и горем полусвет») не мог бы изъяснить «ни ангельский, ни демонский язык».
Автобиографичность поэмы «Демон»
Личная трагедия, безусловно, повлияла на всю любовную лирику
Лермонтова. Ещё в детстве будущий поэт познакомился с Варварой Лопухиной.
Постепенно детская дружба переросла в серьёзное чувство. Однако у поэта, по складу его характера, жизненного предназначения, не могло быть всё легко и просто. Лермонтов в силу своей противоречивости совершил ошибку, отдалившись от своей возлюбленной. Варвара Лопухина усомнилась в его и своих чувствах и дала согласие на брак с другим человеком. Поэт сильно переживал сложившуюся ситуацию. Он не перестал любить Варвару даже после её замужества. Через всю жизнь Лермонтова проходит образ этой женщины в трагическом соединении любви и страдания, Только так поэт способен воспринимать жизнь во всей её полноте:
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Его любовь – это роковая, гибельная страсть, и он сам как бы перевоплощается в демона:
Ты для меня была как счастье рая
Для демона, изгнанника небес.
( «Измученный тоскою и недугом», 1832)
Этот скорбный мотив подхватывается другим стихотворением этого же года «Послушай, быть может, когда мы покинем навек этот мир», где рисуется встреча с любимой в ином мире:
Ты ангелом будешь, я демоном стану!
Клянися тогда позабыть, дорогая,
Для прежнего друга все счастие рая!
Пусть мрачный изгнанник, судьбой осужденный,
Тебе будет раем, а ты мне – вселенной!
Мотив демонической любви, переживающей смерть и могилу, звучит, наконец, в великолепном стихотворении 1841 года «Любовь мертвеца», где есть такие строки:
Я видел прелесть бестелесных –
И тосковал,
Что образ твой в чертах небесных
Не узнавал.
Что мне сиянье божьей власти
И рай святой!
Я перенес земные страсти
Туда с тобой.
Об отражении в «Демоне» поэтических переживаний личного, субъективного характера писал сам Лермонтов в «Сказке для детей» и в «Посвящении» поэмы в редакции 1838 года. В «Посвящении» «Демона» 1831 года проводится прямая параллель между автором и его героем:
Как демон, хладный и суровый,
Я в мире веселился злом,
Обманы были мне не новы,
И яд был на сердце моём;
Теперь, как мрачный этот Гений,
Я близ тебя опять воскресенье
Для непорочных наслаждений
И для надежд, и для небес.
В стихотворении «Я не для ангелов и рая», которое можно считать послесловием к поэме в редакции того же 1831 года, мы читаем снова:
Как демон мой, я зла избранник,
Как демон, с гордою душой,
Я меж людей беспечный странник.
Для мира и небес чужой.
«Здесь с полной отчетливостью раскрыта автопортретность демона»,-комментирует Борис Михайлович Эйхенбаум – советский историк литературы, исследователь творчества Лермонтова. Есть как будто все данные для признания автобиографичности лермонтовского «Демона», особенно его ранних очерков. Многие дореволюционные литературоведы настаивали на этом утверждении. «В «Демоне» Лермонтовым. начерчен собственный портрет автора», – писал В.
Спасович. Н. Дашкевич нашел возможным сказать даже так: «Кажется, что в течение своего продолжительного существования в литературе демон редко встречал до Лермонтова такого собрата в среде людей», Позже П. Сакулин утверждал со своей точки зрения: «Без преувеличения можно сказать, что история демона, над которой так долго работал Лермонтов, является в значительной степени его собственной исповедью». Д. Овсянико-Куликовский суммировал: «Давно известно, что герою поэмы, демону, Лермонтов приписал свои собственные психологические черты, – настроения, страсти, душевные муки».
Среди лермонтоведов XIX века П. Висковатов, бывший биографом поэта, явно утрировал биографический метод при объяснении «Демона». Он считал, что созданная в юношеские годы поэма «получает совсем автобиографический характер. В ней изображается история его душевных мук и любви к Вареньке».
П. Мартьянов в пылу полемики с Висковатовым категорически возражал ему: «Ни первые наброски «Демона», ни окончательно отделанные потом строфы поэмы не имели никакого автобиографического значения и личных отношений поэта к Вареньке Лопухиной не касались». «любовь его к Вареньке Лопухиной ничего общего с соблазном Демоном Тамары не имеет». Адресуя ей своё «Посвящение» («Прими мой дар, моя Мадонна»), Лермонтов, по мнению Мартьянова, «хотел одного – чтобы она признала в нем поэта, а не подобие Демона».
Отголоски, если не рецидивы, биографического метода не миновали и некоторых работ советских исследователей творчества Лермонтова. Так, С. Н. Дурылин доказывал, что «поэма «Демон» всегда была исповедью поэта к любимой женщине». Но автобиографичность юношеских лирических признаний Лермонтова сама по себе относительна, будучи облечена в очень условную литературную форму. Нельзя же всерьез принимать уверения четырнадцатилетнего мальчика о его «последней любви», об утрате им «веселия, уж взятого гробницей» («Цевница», 1828)
Портретное сходство Лермонтова и Демона
Не меньшей условностью отличается и «демонический автопортрет» юноши Лермонтова. Рисуя его, поэт находился во власти литературно-романтической традиции. Демона он изображал не только в поэме, но и в своих лирических стихах, наделяя себя самого чертами, присущими этому «мрачному гению». Если в образ гордого «духа изгнанья» вложены личные переживания поэта, то и лирический герой ряда его стихотворений создан в одинаковой мере наподобие Демона.
Один из юных почитателей Лермонтова, которому посчастливилось познакомиться с поэтом в последний год его жизни, был поражен: «То были скорее длинные щели, а не глаза, – пишет он, – щели, полные злости и ума». На этого мальчика неизгладимое впечатление произвела внешность Лермонтова: «огромная голова, широкий, но невысокий лоб, выдающиеся скулы, лицо коротенькое, оканчивавшееся узким подбородком, желтоватое, нос вздернутый, фыркающий ноздрями, реденькие усики, коротко остриженные волосы. И – сардоническая улыбка. »
Один из приятелей Лермонтова говорит: «широкий, но невысокий лоб, большие глаза». И возражение: «глаза небольшие, калмыцкие, но живые, с огнем, выразительные».
Такие противоречия встречаются не только о внешности, но и характере и манере поведения Лермонтова.
Чем усерднее вчитываемся мы в дошедшие до нас строки воспоминаний, тем более убеждаемся, что Лермонтов действительно был разным и непохожим – среди беспощадного к нему света и в кругу задушевных друзей, на людях и в одиночестве, в сражении и в петербургской гостиной, в момент поэтического вдохновения и на гусарской пирушке. Это можно сказать про каждого, но у Лермонтова грани характера были очерчены особенно резко, и мало кто возбуждал о себе столько разноречивых толков.
Н. П. Раевский, офицер, встречавший Лермонтова в кругу пятигорской молодежи летом 1841 года, рассказывал: «Любили мы его все. У многих сложился такой взгляд, что у него был тяжелый, придирчивый характер. Ну, так это неправда; знать только нужно было, с какой стороны подойти. Пошлости, к которой он был необыкновенно чуток, в людях не терпел, но с людьми простыми и искренними и сам был прост и ласков».
«Он был вообще нелюбим в кругу своих знакомых в гвардии и в петербургских салонах». Это прямо противоположное утверждение принадлежит князю Васильчикову, секунданту на последней – роковой – дуэли с Мартыновым.
«Все плакали, как малые дети», – рассказывал тот же Раевский, вспоминая час, когда тело поэта было доставлено в Пятигорск.
«Вы думаете, все тогда плакали? – с раздражением говорил много лет спустя священник Эрастов, отказавшийся хоронить Лермонтова. -. Все радовались».
И сколько ни будете читать воспоминаний о Лермонтове, более, чем о поэте, они будут говорить вам об отношении к нему мемуаристов.
Исходя из слов всех высказывавшихся по поводу характера Лермонтова и его произведений, можно сделать вывод о сходстве Демона и Лермонтова и о том, что Лермонтов отразил в «Демоне» свои черты – как душевные переживания, так и внешние черты. О первом свидетельствует «Посвящение» к так называемой «лопухинской» редакции.
Посвящение
Я кончил – и в груди невольное сомненье!
Займет ли вновь тебя давно знакомый звук,
Стихов неведомых задумчивое пенье,
Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?
Пробудится ль в тебе о прошлом сожаленье?
Иль, быстро пробежав докучную тетрадь,
Ты только мертвого, пустого одобренья
Наложишь на неё холодную печать;
И не узнаешь здесь простого выраженья
Тоски, мой бедный ум томившей столько лет;
И примешь за игру иль сон воображенья
Больной души тяжелый бред.
О том, что Лермонтов отразил в поэме «Демон» свои внешние черты можно понять, сравнивая образ Демона в поэме и описание Лермонтова светскими девушками («язвительная улыбка, злой и угрюмый вид»), юным почитателем Лермонтова ( глаза поэта , по его описанию, были как длинные щели, полные злости и ума) и другими людьми.
Работа Лермонтова над поэмой «Демон» и 8 редакций поэмы
«Демон» – одно из центральных произведений Лермонтова, к работе над которым поэт возвращался в течение почти всей творческой жизни. Длительная история создания «Демона» показывает, что Лермонтов относился в высшей степени взыскательно не только к «детским» очеркам, но и более зрелым редакциям поэмы. Об этом свидетельствует сама многочисленность редакционных версий, начиная с набросков 1829 года и кончая поправками 1841 года. Отделывая и шлифуя текст поэмы, автор нередко заменял одни выражения и эпитеты другими, более зримыми, меткими, придавал им большую гибкость. Вот несколько таких поправок: «Ремнем затянут ловкий стан» (было «стройный стан»), «удалой жених» (было «молодой»), «скакун лихой» (было «надежный»), «Соблазна полными речами» (вместо «И лести сладкими речами») и другие.
В основе сюжета – стремление духа отрицания и зла к добру, красоте и гармонии. Любовь Демона к Тамаре символизирует это стремление, а конечная катастрофа означает недостижимость его «безумной мечты» о приобщении к добру, о преодолении одиночества, единении с миром. Такой финал должен свидетельствовать о несовершенстве миропорядка, установленного богом; тем самым поэма приобретает богоборческое звучание.
Несмотря на простоту фабулы, поэма заключает в себе сложное переплетение идейно-символических мотивов и неоднозначна для восприятия. Можно указать на несколько сфер восприятия и истолкования «Демона»: космическую, где Демон рассматривается в отношении к богу и мирозданию; общественно-историческую, где Демон выражает определённый момент в становлении передового сознания эпохи; психологическую – как апофеоз и трагедию свободной страсти.
В ЛАБ обозначено 8 редакций «Демона» (включая неоконченные наброски, но без учета Ереванского списка в качестве самостоятельной редакции), I редакция 1829 содержит посвящение и всего 92 стиха, а также два прозаических конспекта сюжета, из которых второй без значительных изменений воплотится во всех ранних редакциях поэмы и в большой мере отразится даже в VI ее редакции: «Демон влюбляется в смертную (монахиню), и она его наконец любит, но демон видит её ангела хранителя и от зависти и ненависти решается погубить её. Она умирает, душа её улетает в ад, и демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой». Первый законченный очерк «Демона» II редакция сравнительно кратко излагает намеченный сюжет. В последующих III и V редакциях Лермонтов постепенно детализирует образы Демона и монахини (то вводя, то исключая мотив любви героини к Ангелу), расширяет описательные моменты (условный романтический пейзаж, горы, море), совершенствует стиль. По сути дела, это редакции одного и того же варианта поэмы, одной и той же концепции. В IV редакции 1831 года 7 начальных строф поэмы о Демоне написаны 5-стопным (а не 4-стопным) ямбом. Имеются заметки этой же поры о не осуществленных впоследствии замыслах: перенести действие во времена вавилонского пленения евреев; написать сатирическую поэму о Демоне.
В ранних редакциях Демон губит героиню сознательно, хотя вначале (до встречи с Ангелом) в нем проснулись «краткие надежды любви, блаженства и добра» и его намерения в отношении возлюбленной были чисты. В III редакции появляется знаменитый диалог Демона и героини о боге, в V – тирады, обличающие земную жизнь, «клятва повествователя», воспевающая в восторженном духе красоту героини; эти и другие эпизоды и темы имели будущее развитие в зрелых редакциях «Демона». Однако ранние редакции далеки от художественного совершенства и убедительности. Образ Демона не без наивности соотнесен с личностью самого автора, что, в частности, явствует из посвящений к поэме (в одном из них говорится: «Как демон мой, я зла избранник» IV)
Зрелые редакции отличаются большей идейной глубиной, символичной многоплановостью, конкретностью изображения; усилившаяся объективность повествовательной манеры позволила превратить «Демона» в «восточную повесть», насыщенную фольклорными мотивами, картинами грузинского быта, живыми и точными этнографическими деталями. Впервые действие перенесено на Кавказ в первоначальном варианте VI редакции 9 в Ереванском списке 1837 – начало 1838. Другой вариант VI редакции – «лопухинская редакция», единственная из поздних редакций, сохранившаяся в авторизованной копии с датой 8 сентября 1838. Рукопись эта была подарена В. А. Лопухиной и сопровождена посвящением.
Лермонтов продолжал работу над «Демоном» и в последующие месяцы. Известно, что VII редакция была окончена 4 декабря 1838 года. Однако автографов последней 8 редакции не сохранилось. Об особенностях VII редакции более или менее определённое представление дает первое карлсруйское издание поэмы (1856), редактор которого, А. И. Философов, опубликовал в подстрочных примечаниях к тексту 1841 года разночтения из «сочиненной Михаилом Юрьевичем Лермонтовым 4-го декабря 1838 года» «восточной повести» «Демон», причем по «своеручной рукописи» автора: новый титул произведения («восточная повесть»), точная дата написания, указание на «собственноручность» текста значатся на заглавной странице того рукописного оригинала, с которого печаталось в Карлсруэ издание 1856 г.
VIII редакция предназначалась для чтения при дворе и тогда же готовилась Лермонтовым к печати; в связи с этим ещё в дореволюционной литературе было высказано предположение, что «диалог о боге» (впервые появился в III редакции) изъят из этой редакции по цензурным мотивам. Вместе с тем неоднократно указывалось на логическую несовместимость этого диалога с новым контекстом – «клятвой Демона», его обещанием отречься «от старой мести» и «с небом примириться». Вопрос остался дискуссионным, и до сих пор существуют разные традиции воспроизведения текста VIII редакции. Как бы то ни было, в последней редакции образ героя нисколько не снижен, его субъективная «правда» обладает прежним поэтическим могуществом. Трагическое крушение героя имеет место в разных редакциях поэмы, но в последней оно усугубляется, так как Демон до смерти Тамары проигрывает борьбу с Ангелом за её душу.
Поэма была первоначально разрешена цензурой (Лермонтов этим разрешением не воспользовался), но затем надолго ею запрещена и распространялась во множестве списков, порой значительно расходившихся между собой, отражавших и часто контаминировавших разные редакции.
Изучив биографию Михаила Юрьевича Лермонтова, исследовав материалы по творческой и литературной истории создания поэмы «Демон», можно сделать следующие выводы.
К созданию поэмы Лермонтов шел очень долго, и путь этот был довольно трудным. И эта поэма, по некоторым данным, не была завершена Лермонтовым полностью.
Истоки «Демона» кроются в юношеской лирике Михаила Юрьевича Лермонтова. Это можно увидеть на примере таких стихотворении, как «Мой демон» (1829г. , 1831г. ), «Одиночество», (1830), «Смерть» (1830 или 1831г. ), «Бой», (1832), «Моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала» (1831). Также с «Демоном» связаны такие произведения как «Вадим», «Маскарад», «Азраил» и «Ангел смерти». В них частично заключено описание будущей поэмы и образа её героя.
В основе «Демона» лежат грузинские народные песни, легенды и предания, которые Лермонтов услышал на Кавказе, Это легенды о заоблачном монастыре возле вершины Казбека, легенда о злом духе Гуда и предание о женихе, который ехал на свою свадьбу, но погиб недалеко от дома невесты. Упоминается здесь и о сказочном богатыре Амирани, восставшем против Бога, впрочем, как и Демон.
Поэма «Демон» имеет 8 редакций, из которых 7 имеют точную дату написания, а у последней восьмой редакции, к сожалению, её не сохранилось. Впервые «Демон» был напечатан за границей в 1856 году, а в России полностью – в 1873 году.
В «Демоне» Лермонтов отразил как свои внутренние чувства (любовь и теплое отношение к Варваре Лопухиной), так и свои сходные с Демоном внешние черты.
В начале второй части поэмы (строфа V) всаднику, до слуха которого доносится рыданье Тамары, кажется, что это «…горный дух, // Прикованный в пещере, стонет», Горный дух, прикованный в пещере, – Амирани, Прометей грузинских и осетинских легенд. В некоторых вариантах этих легенд он выступает как богоборец, затеявший борьбу с небом за справедливость на земле. Таким образом, народные грузинские легенды помогали Лермонтову связать прежний материал с новой почвой.
Вернувшись в Петербург, Лермонтов снова переработал поэму. К 1838 году относятся три новых редакции. Шестая, которую поэт собирался публиковать и которая разошлась в рукописных копиях в огромном числе, датирована 8 сентября 1838 года. В декабре того же года, собираясь печатать поэму, Лермонтов подверг ее новой переработке (дата окончания последней редакции – 4 декабря). Мятежный характер Тамары в этой редакции сильно смягчен: Лермонтов придал ей черты существа, не созданного для мира, и вычеркнул текст, следовавший за строфой XIII второй части поэмы, с описанием Тамары в гробу. Как раз в этой исключенной строфе был стих «Иль с небом гордая вражда…», который так восхищал Белинского и в котором он видел воплощение одной из основных идей поэмы. Кроме того, Лермонтов дополнил поэму клятвою Демона («Хочу я с небом примириться, // Хочу любить, хочу молиться, // Хочу я веровать добру…»), исключил диалог «Зачем мне знать твои печали…» и сочинил новый конец, в котором ангел спасает душу Тамары. Приблизив к условиям цензуры образ Тамары, Лермонтов стремился тем самым уберечь от искажений образ Демона: Демон побежден, но не раскаивается.
В 1839 году Краевский собирался публиковать в «Отечественных записках» отрывки из «Демона». Этому помешала новая ссылка Лермонтова.
В 1842 году цензура окончательно запретила поэму; Краевскому удалось опубликовать только отрывки.
Впервые «Демон» был опубликован в 1856 году за границей (в Карлсруэ). Выпустил это издание родственник Лермонтова генерал А. И. Философов. В следующем году там же, в Карлсруэ, появилось новое издание поэмы, но с разночтениями. Датировалась поэма 1841 годом. Все это на долгие годы запутало вопрос о творческой истории поэмы, ее окончательном тексте и ее датировке. Уже в советские годы споры решила находка Э. Э. Найдича, обнаружившего письмо генерала А. И. Философова к директору императорской Публичной библиотеки барону М. А. Корфу. В этом письме уточнена история создания и публикации «Демона».
В основу сюжета поэмы положен библейский миф о падшем ангеле, восставшем против Бога, изгнанном из рая и превращенном Богом в духа зла. В художественной разработке образа «духа отрицанья и сомненья» Лермонтов имел немало именитых предшественников. Это Сатана из поэмы Мильтона «Потерянный рай», Мефистофель из гетевского «Фауста», Люцифер из мистерии Байрона «Каин», падший дух из поэмы Виньи «Элоа», демон из стихотворений Пушкина «Демон» и «Ангел». Вступая в творческое соревнование с литературными корифеями, Лермонтов поразительно рано наметил собственную, во многом отличную от других трактовку этого образа, от редакции к редакции углубляя и совершенствуя его раскрытие.
Образно-смысловая структура «Демона» содержит в себе различные пласты и уровни. Их переплетение и взаимодействие обусловлено прежде всего смысловым богатством образа лермонтовского героя. Одним из отличий Демона от его литературных предшественников является его многогранность и разносторонность. Демон мятежен и непримирим, как мильтоновский Сатана. Он знающ и мудр, как байроновский Люцифер. По мощи отрицания он превосходит гетевского Мефистофеля. Он еще более соблазнительно прекрасен и коварен, чем герой Виньи Элоа. Но, кроме того, в нем есть неведомая этим героям неудовлетворенность – и не только окружающим миром, но и самим собой. Вместе с отрицанием и навязанным ему злом в нем живет жажда идеала «любви, добра и красоты». Лермонтовский Демон воплощает в себе не только мощь свободного разума, но и другую, одновременно созидательную и разрушительную силу – страсть. Единство этих двух начал, напряженная жизнь духа, стремление к восстановлению баланса, гармонии, связи с миром, природой, людьми – и понимание невозможности его полного осуществления придают образу Демона не только трагизм, но и необыкновенную динамичность.
Сюжетный конфликт поэмы складывается из отношений Демона и Тамары, но в его развитие властно вмешивается еще одна сила – Бога. Хотя как персонаж Бог и не появляется в поэме, но его присутствие ощущается везде: в раздумьях героев, в действиях выполняющего Божью волю Ангела, в законах созданного Богом мира, которые зачастую определяют судьбы главных персонажей поэмы. Небесная битва и её итог – всё это составляет так называемый «пролог на небесах», особенно ощутимый в первых редакциях поэмы, близких к мистерии, не получивших ещё конкретного колорита «восточной повести». Сопоставление Демона с Молнией «по следу крыл его тащилась багровой молнии струя» М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.639 восходит, возможно, к евангельским словам Христа:
А Он сказал: Я видел сатану, подобно молнии упавшего с небаЕвангелие от Луки 10.18, http://www.superbook.org/LUT/LK/lk10.htm
Ярко выделяющийся втором плане сюжета конфликт, который виден в большом диалоге Тамары и Демона с одной стороны, и Богом с его миропорядком – с другой, наполняет содержание поэмы глубоким философским смыслом. Встреча с Тамарой для Демона, в сущности, не залог «возвращения рая», а новая ступень в его исканиях «с начала мира». С этого момента мотив возрождения к «жизни новой» превращается в сюжетный лейтмотив, хотя какое-то время Демон и остается прежним духом зла. Но такова гуманистическая сила любви, неразрывно связанная не только с красотой, но и с добром, что Демон готов отказаться если не от зла вообще, то хотя бы от «умысла жестокого» – обольщения хранимой Богом Тамары. Постепенно чувство, которому он пытался поначалу сопротивляться, достигает апогея: «Тоску любви, ее волненье, постигнул Демон в первый раз». Он полон решимости начать жизнь иную:
И входит он, любить готовый,
С душой открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора. М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.523
Именно в этот момент между Демоном и Тамарой становится Бог в лице Ангела – «хранителя грешницы прекрасной». Устами Ангела Бог напоминает Демону о тяготеющем над ним проклятии: «К моей любви, к моей святыне не пролагай преступный след». Это один из существенных моментов сюжета, отчасти объясняющий вспыхнувшее в Демоне желание любой ценой удержать Тамару, не уступить ее Богу. Поэт создает сложнейшую психологическую ситуацию: в душе героя сосуществуют сразу несколько взаимоисключающих чувств и волевых импульсов. В ответ на смиренно-надменную речь Ангела
Злой дух коварно усмехнулся;
Зарделся ревностию взгляд;
И вновь в душе его проснулся
Старинной ненависти яд. М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.524
В последующих словах монолога Демона – кипение любви к Тамаре и «яда» жгучей, «старинной ненависти» к Богу, непреклонность и смятение, злоба и коварство, предчувствие катастрофы дерзкое стремление к ней. Когда Тамара обращается к злому духу с просьбой дать клятву-отречение от борьбы с Богом, Демон дает ее. Знаменитое: «Хочу я с небом примириться, хочу любить, хочу молиться, хочу я веровать добру» М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.530 – было одновременно и неподдельным движением смертельно уставшей души Демона и средством покорения Тамары. Этот страстный монолог ещё более усиливается поэтом при помощи анафоры. Но едва вступив в царство любви и гармонии, Демон разрушает его, умертвив Тамару первым же поцелуем.
Смысл этого смертельного поцелуя многозначен: безмерная, испепеляющая страсть Демона оказалась гибельной для простой смертной, но сцена имеет и другие смысловые грани. «Смертельный яд» поцелуя Демона настоян на ненависти и злобе, отравляющих даже такое животворное чувство, как любовь. Проклявший его за непокорность Бог вложил ему в грудь эти чувства, превратив его в «зло природы», он же с новой силой возродил их в душе Демона в момент, когда тот был готов снова «любить» и «веровать добру». С точки зрения героя, ответственность за гибель Тамары несет не только он, но и Бог, сотворивший мир, в котором добро и зло так тесно переплетены. Венчают развязку поэмы стихи, не оставляющие сомнения в поражении Демона:
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной,
Без упованья и любви!.. М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.539
Однако поражение Демона не означает утверждения абсолютной правоты Бога и созданного им мира. Нераскаявшийся Демон остается живым укором дисгармоничности и неустроенности божьего мира, что более ярко выражено в стихе, впервые появившемся во второй редакции поэмы и удаленном позже из седьмой: «посла потерянного рая улыбкой горькой упрекнул…»
Поэму «Демон» Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка – «Печальный демон, дух изгнанья» – прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
И лучших дней воспоминанья
Чредой теснилися пред ним… Так начинается первый вариант поэмы 1829 года. Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
Демон узнает, что ангел любит одну смертную.
Демон узнает и обольщает ее, так что она покидает ангела, но скоро умирает и делается духом ада.
Демон обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, и проч. свою историю. Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти, неверие в бога. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
Смертельный след напечатлен
На том, к чему он прикоснется,
И говорят, что даже он
Своим злодействам не смеется,
Что груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
Зачем же демон отверженья
Роняет посреди мученья
Свинцовы слезы иногда,
И им забыты на мгновенье
Коварство, зависть и вражда?.. «Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возник новый план: «Демон влюбляется в смертную (монахиню) и она его наконец любит, но Демон видит ее ангела-хранителя и от зависти и ненависти решается погубить ее. Она умирает, душа ее улетает в ад, и Демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой».Как далеки эти первые стихотворные опыты от гениального создания зрелых лет. И тем не менее они – зерно, из которого впоследствии выросла грандиозная поэтическая концепция. И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья – у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов, предрассудков, от жизни, в которой все решает положение, связи, богатство. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут!
Создание поэмы «Демон»
Поэму «Демон» М.Ю. Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка – «Печальный демон, дух изгнанья» – прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
– Демон узнает, что ангел любит одну смертную, обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, но она скоро умирает и делается духом ада.
Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
… груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
«Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возникали новые и новые планы. И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья – у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут!
Начав работу над поэмой «Демон» в 1829 г., поэт в 1829-1831 гг. пишет или намечает четыре редакции ее. В 1833-1834 гг. Лермонтов создает пятую редакцию поэмы, в 1838 г. – шестую. Изменяется облик героини. Она постепенно теряла черты абстрактно-романтической грешницы и получала психологически мотивированную биографию. В шестой редакции Лермонтов нашел окончательное место действия – Кавказ, а сюжет оказался погруженным в атмосферу народных преданий и обогащен деталями быта и этнографии, а княжна Тамара предстала как живой и полнокровный образ.
С появлением такого образа Демон получил меру ценности своих деяний. По своему философско-этическому содержанию образ Тамары равновелик образу Демона. Она наделена той полнотой переживания, которая исчезла в современном мире; любовь ее самоотверженна и соединена с искупительным страданием. Поэтому, погубив Тамару, Демон не только наказан безысходным одиночеством (как было в ранних, «байронических» редакциях), но и побежден в самый момент своей мнимой победы – ибо его жертва возвысилась над ним. Этот последний этап эволюции замысла был связан с общей переоценкой индивидуалистической идеи, затронувшей все творчество Лермонтова конца 30 гг. Однако переоценка не означала «разоблачения», дискредитации. Демон оставался существом бунтующим и страдающим; в его монологах звучало отрицание существующего миропорядка, и его голос начинал сливаться с голосом автора. В «Демоне» нашли наиболее ясное воплощение свойственные Лермонтову мотивы богоборчества. Они стали причиной запрещения поэмы к печати.
К 1839 г. Лермонтов посчитал замысел «Демона» исчерпанным. В 1840 г. в «Сказке для детей» он вспомнил о «безумном, страстном, детском бреде», мучившем его много лет, от которого он, наконец, «отделался стихами». К 1839 г. относится последняя редакция «Демона».
Работу над «Демоном» Лермонтов не закончил и печатать не собирался. Ни авторизованной копии, ни тем более автографа поэмы в этой редакции нет. Её печатают по списку, по которому она была напечатана в 1856 году А.И. Философовым, женатым на родственнице Лермонтова, А.Т. Столыпиной. А.И. Философов был воспитателем одного из великих князей и напечатал эту редакцию «Демона» в Германии. Книга была издана очень небольшим тиражом, специально для придворных. На титульном листе списка Философова написано: «Демон». Восточная повесть, сочиненная Михаилом Юрьевичем Лермонтовым 4-го декабря 1838 года…» Имеется там также и дата списка: «Сентября 13-го 1841 года», что свидетельствует о том, что список этот делался уже после смерти Лермонтова.
Сохранилась авторизованная копия этой редакции поэмы, подаренная Лермонтовым В.А. Лопухиной (по мужу Бахметьевой) и находившаяся у её брата, друга Лермонтова и его товарища по Московскому университету. Драгоценная рукопись дошла до нас. Большая тетрадь из прекрасной плотной бумаги сшита белыми толстыми нитками, как обычно сшивал Лермонтов свои творческие тетради. Она хранится в Ленинграде, в библиотеке имени Салтыкова-Щедрина. Обложка пожелтевшая, порванная и потом кем-то подклеенная. Хотя рукопись переписана чужим ровным почерком, обложка сделана самим поэтом. Сверху – крупно – подпись: «Демон». Внизу слева мелко: «1838 года сентября 8 дня». Заглавие старательно выведено и заключено в овальную виньетку. Почерк Лермонтова мы встречаем также на одной из страниц поэмы в самом конце. Строки, написанные Лермонтовым в тетради, подаренной им любимой женщине, среди бездушно выписанных писарем страниц, приобретают особый интимный смысл. Они воспринимаются с волнением, как нечаянно открытая чужая тайна. Страница, написанная рукою писаря, кончается стихами:
Облаков неуловимых
Волокнистые стада…
На следующей странице мы видим почерк Лермонтова. Поэт старается писать ровно и красиво, но, по привычке, как всегда, строчки, написанные его мелким, неровным почерком, устремляются вверх и загибаются вниз:
Час разлуки, час свиданья –
Им не радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.
А дальше писарь продолжает старательно переписывать поэму. Но по окончании снова появляется рука Лермонтова.
Находясь под впечатлением «Демона», Белинский писал В.П. Боткину в марте 1842 года о творчестве Лермонтова: «…содержание, добытое со дна глубочайшей и могущественнейшей натуры, исполинский взмах, демонский полёт – с небом гордая вражда, – всё это заставляет думать, что мы лишились в Лермонтове поэта, который по содержанию шагнул бы дальше Пушкина. … это – сатанинская улыбка, искривляющая младенческие ещё уста, это – «с небом гордая вражда», это – презрение рока и предчувствие его неизбежности. Всё это детски, но страшно сильно и взмашисто. Львиная натура! Страшный и могучий дух! «Демон» сделался фактом моей жизни, я твержу его другим, твержу себе, в нём для меня – миры истин, чувств, красот».
Апр
10 2010
История и замысел написания поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон»
Поэму «Демон» Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка – «Печальный демон, дух изгнанья» – прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
И лучших дней воспоминанья
Чредой теснилися пред ним… Так начинается первый вариант поэмы 1829 года. Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
Демон узнает, что ангел любит одну смертную.
Демон узнает и обольщает ее, так что она покидает ангела, но скоро умирает и делается духом ада.
Демон обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, и проч. свою историю. Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти, неверие в бога. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
Смертельный след напечатлен
На том, к чему он прикоснется,
И говорят, что даже он
Своим злодействам не смеется,
Что груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
Зачем же демон отверженья
Роняет посреди мученья
Свинцовы слезы иногда,
И им забыты на мгновенье
Коварство, зависть и вражда?.. «Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возник новый план: «Демон влюбляется в смертную (монахиню) и она его наконец любит, но Демон видит ее ангела-хранителя и от зависти и ненависти решается погубить ее. Она умирает, душа ее улетает в ад, и Демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой».Как далеки эти первые стихотворные опыты от гениального создания зрелых лет. И тем не менее они – зерно, из которого впоследствии выросла грандиозная поэтическая концепция. И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья – у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов, предрассудков, от жизни, в которой все решает положение, связи, богатство. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут!
Предыдущие Сочинения: Образ Демона в одноименной поэме Лермонтова
Следующие Сочинения: «Смерть Поэта» Лермонтова: история и современность
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани – » История и замысел написания поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон» . Литературные сочинения! Лучшие Темы сочинений:
Характеристика поэмы Лермонтова «Демон»
Поэма «Демон» вершина русской романтической поэзии
Демон Лермонтова в творчестве Михаила Врубеля
Основная идея поэмы Лермонтова «Демон»
Проблемы общества в поэме Лермонтова «Демон»
Твір за поезією «Печенізька облога Києва»
Демон в творчестве Михаила Врубеля Новые сочинения:
“Слово о погибели русской земли”
Салон шоколада
Скандинавский эпос
Дружба все победит
Симеон Полоцкий – поэт, издатель, драматург. «Комедия притчи о блудном сыне»
Как описывает Б. Зайцев Преподобного Сергия
День семьи
«Демон» – это одно из центральных произведений Лермонтова, над которым Лермонтов работал больше десяти лет (1829-1839). Он начал писать эту поэму еще в четырнадцатилетнем возрасте, когда учился в университетском благородном пансионе. В ту пору он задумал поэму о демоне и ангеле, влюбленных в одну монахиню. Потом Лермонтов изменил замысел: в новом варианте демон влюбляется в монахиню и губит ее из ненависти к ангелу-хранителю.
В этих ранних редакциях действие поэмы происходило вне времени и пространства. Затем Лермонтов задумал приурочить поэму ко времени «пленения евреев в Вавилоне».
Вернувшись из Грузии, Лермонтов подверг поэму капитальной переработке. Горы Кавказа, Казбек, оказались самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы. В новом варианте «Демона» появились развернутые описания грузинской природы и грузинского феодального быта. Романтическая поэма о любви небожителя к смертной приобрела черты подлинного реализма. В этой «кавказской» редакции 1838 года, созданной Лермонтовым в Петербурге вскоре после возвращения из ссылки, она стала одним из самых замечательных произведений русской поэзии.
Некоторые дореволюционные исследователи считали Кавказ некоей условной декорацией, экзотическим обрамление, подчеркивающим образ «гордого мятежника», заимствованный Лермонтовым у западных романтиков. Однако кавказский материал в «Мцыри» и в «Демоне» не экзотическое обрамление в стиле «восточных повестей» Байрона (хотя у Лермонтова «Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Несомненно, что решающее влияние на создание новой редакции оказали на Лермонтова грузинские народные предания, легенды и песни, знакомство с бытом и нравами новой для него страны.
Еще в 1880-х годах первый биограф Лермонтова, П.А. Висковатов, писал о том, что поэт, «странствуя по Военно-Грузинской дороге, изучал местные сказания, положенные в основу новой редакции «Демона». Однако он не подкрепил своих предположений развернутыми доказательствами, а либерально-буржуазная критика, стремившаяся связать творчество Лермонтова с западноевропейской литературной традицией, естественно, обошла эту статью полным молчанием.
Поэма основа на библейской легенде о павшем ангеле, восставшем против бога. К этому образу, олицетворяющему дух отрицанья, обращались многие европейские писатели Мефистофель в «Фаусте» И.В. Гете, Сатана в «Потерянном рае» Мильтона, Люцифер в «Каине» Дж. Байрона. В основе сюжета – стремление духа отрицанья и зла к добру и красоте. Это стремление рождается под влиянием любви, а финал поэмы говорит о недостижимости такой мечты по разным причинам: несовершенство мира и невозможность прийти к свету без покаяния и раскаяния.
Поэму «Демон» Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка — «Печальный демон, дух изгнанья» — прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
И лучших дней воспоминанья
Чредой теснилися пред ним…
Так начинается первый вариант поэмы 1829 года. Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
Демон узнает, что ангел любит одну смертную.
Демон узнает и обольщает ее, так что она покидает ангела, но скоро умирает и делается духом ада.
Демон обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, и проч. свою историю.
Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти, неверие в бога. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
Смертельный след напечатлен
На том, к чему он прикоснется,
И говорят, что даже он
Своим злодействам не смеется,
Что груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
Зачем же демон отверженья
Роняет посреди мученья
Свинцовы слезы иногда,
И им забыты на мгновенье
Коварство, зависть и вражда?.. .
«Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возник новый план: «Демон влюбляется в смертную (монахиню) и она его наконец любит, но Демон видит ее ангела-хранителя и от зависти и ненависти решается погубить ее. Она умирает, душа ее улетает в ад, и Демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой». Как далеки эти первые стихотворные опыты от гениального создания зрелых лет. И тем не менее они — зерно, из которого впоследствии выросла грандиозная поэтическая концепция.
И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья — у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов, предрассудков, от жизни, в которой все решает положение, связи, богатство. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут! 39.? «Песня про… купца Калашникова» М.Ю. Лермонтова.
Краткое содержание: Москва. Кремль. Уже белокаменный. Царская трапезная. За трапезой Иван IV Грозный. Позади, за спиной царя, стольники. Супротив — князья да бояре. По бокам — охрана, опричники.
Царь Иван Васильевич в преотличнейшем настроении. Ну, чем не повод превратить будничную трапезу в маленький, для своих, праздник? Открывая пированьице «в удовольствие свое и веселие», Грозный повелевает стольникам нацедить для опричнины заморского, сладкого, из царевых запасов вина. Сам же зорко следит, как пьют его верные слуги, ведь винопитие — еще и испытание на лояльность. Однако и удалые бойцы не лыком шиты: пьют как положено, пьют — царя славят, вино сладкое по губам течет. Иван доволен, но вдруг замечает, что один из них, из опричников, к золотому ковшу с золотым вином не притрагивается. Узнав в нарушителе дворцового этикета своего любимца Кирибеевича, грозно отчитывает его: «Неприлично же тебе, Кирибеевич,/ Царской радостью гнушатися;/ А из роду ты ведь Скуратовых,/ И семьею ты вскормлен Малютиной!..»
Кирибеевич, лукавый и ловкий, как бес, разыгрывает перед царем, для него персонально, душещипательную сцену. Потому, мол, не пью — в золоченом ковше не мочу усов, — что до страсти влюбился в красавицу, а она от меня, недостойного, как от нехристя, отворачивается, полосатою фатою закрывается. Узнав, что зазноба его выдвиженца всего лишь купеческая дочка, Иван Васильевич смеется: мол, возьми перстенек мой яхонтовый, прикупи ожерелье жемчужное и пошли дары драгоценные ты своей Алене Дмитриевне. Сладишь дело — на свадьбу зови, ну, а прежде свахе покланяйся…
Перехитрил-таки Малютин выкормыш самого Ивана Четвертого! И не врал ему вроде бы, все, как есть, на духу рассказывал, только правду последнюю при себе оставил: не поведал про то, что красавица«В церкви Божией перевенчана,/ Перевенчана с молодым купцом/ По закону нашему христианскому».
Свахе покланяйся? Без свах обойдемся! Главное — царь на его стороне.Да и сам он недаром в опричнине, здесь законникам делать нечего!
Гостиный двор. Шелковая лавка купца Калашникова. За прилавком — хозяин. Пересчитывает деньги, разглаживает товар.
Дела у Степана Парамоновича идут успешно. А то, что сегодня баре богатые в его заведение не заглядывают, к деликатному товару не прицениваются, так ведь день на день не приходится. Но вот уж и вечер, зима, рано темнеет, гостиный двор давно опустел, пора и ему домой, к молодой жене, к милым деточкам. Хорош у Калашниковых дом — высок, ладен, под стать хозяину. Да уж ежели с утра не везет, так обязательно до ночи. Думал: деточки почивают, а они плачем плачут! Думал: жена ненаглядная его ужином на белой скатерти встретит, а её и дома-то нету! Сильно волнуется Степан Парамонович, спокойный он мужчина, выдержанный, а волнуется: снег, метель, мороз, темень — уж не случилось ли чего с Аленой Дмитриевной? Ох, случилось, случилось, и страшное! Опозорил её Кирибеевич! И не где-нибудь, посередь улицы, словно тать, как зверюга, набросился, целовал, миловал, уговаривал! На глазах у соседей разбойничал. Те смеялись и пальцем показывали: мол, что деется, ну и бесстыжие!
Поверив, хотя и не сразу, что жена говорит ему правду, Степан Парамонович решает не откладывать дело в долгий ящик, благо обстоятельства складываются удачно. Завтра на Москве-реке — кулачные бои, и по случаю праздника — при самом царе. А где царь, там и псарня опричная. Вот и выйдет он тогда на опричника. Будет насмерть биться — до последних сил. Не осилит, так, может, братушки, может, младшеньких Бог и помилует, подсобит одолеть проклятого.
И они, младшенькие, не подводят своего «второго отца». Сначала слегка, по-житейски, не слишком довольные тем, что Степан повыдергивал их из покойных постелей, узнав, что случилось с дорогой их снохой, дают честное купеческое слово: «Уж тебя мы, родного, не выдадим».
Берег Москвы-реки. Раннее утро. Зрители еще подтягиваются, но царь со свитою (бояре, дружина, опричнина) уже тут.
Первым, как и предвидел Калашников, выходит на ринг Кирибеевич.Возбужденный вчерашней «победой», он так агрессивен и так уверен в себе, что никто из его обычных противников не трогается с места. Вот тут то, раздвинув толпу, и появляется Степан Парамонович. Кирибеевич, слегка удивленный (он-то сразу сообразил, что перед ним — новичок), предлагает простофиле представиться, чтобы знать-де, по ком панихиду служить. Разумеется, это шутка: биться до смерти он явно не собирается.Не тот случай. Да и царь-государь смертные исходы на кулачных ристалищах не одобряет. И только сообразив, что противник — законный муж Алены Дмитриевны, теряет самообладание. От недавнего куража и следов не осталось. И все-таки — он, первый кулак царской опричной команды, чуть было не погубивший Степана Парамоновича удар, промеж ребер, поддых, предательски-подлый, наносит именно он. С трудом поднявшись, но моментально собравшись (минуту назад — почтенный купец, а в момент удара удалой боец), Калашников сваливает своего недруга замертво. Грозный, как опытный болельщик, видит, что оба поединщика работают не по правилам хорошей игры: по правилам ни поддых, ни в висок целить (специально) не полагается, и на правах судьи спрашивает убийцу: нехотя или по воле укокошил он слугу его верного, а если по воле, то за что и про что. На второй вопрос Степан Парамонович Калашников, естественно, ответить не может, а на первый отвечает сразу: «Я убил его вольной волею». Пораженный его искренностью (мог бы сослаться на неопытность, всем видно, что новичок), Иван Васильевич, играя лучшую из своих ролей — царя Грозного, но Справедливого, хотя и отправляет Калашникова на плаху, обещает исполнить предсмертную его просьбу: не оставить царскою милостью осиротевшее семейство. И, как ни странно, выполняет обещание! Алене Дмитриевне и сиротам — казенное содержание, а братьям Калашниковым — беспрецедентное право: «торговать безданно, беспошлинно» «по всему царству русскому широкому». 40.? Поэма М.Ю. Лермонтова «Мцыри». Мцы?ри — романтическая поэма М. Ю. Лермонтова, написанная в 1839 году и опубликованная (с цензурными пропусками) в 1840 году в единственном прижизненном издании поэта — сборнике «Стихотворения М. Лермонтова». Она относится к поздним кавказским поэмам Лермонтова и считается одним из последних классических образцов русской романтической поэзии. Сюжет поэмы был взят Лермонтовым из кавказской жизни. Имеются свидетельства А. П. Шан-Гирея и А. А. Хастатова о возникновении замысла поэмы, изложенные в рассказе первого биографа поэтаП. А. Висковатова. В начале поэма носила название «Бэри» с примечанием: «Бэри, по-грузински монах». Эпиграф к произведению тоже был другим. Изначально он гласил: «Onn’aqu’uneseulepatrie» («У каждого есть только одно отечество»), но позже был изменён Лермонтовым на строки из 14 главы 1-й Книги царств: «Вкушая вкусих мало меда, и се аз умираю». Это библейское изречение несёт в себе символическое значение нарушения. Заглавие тоже было заменено поэтом, и в сборник «Стихотворения М. Лермонтова» поэма вошла под названием «Мцыри», которое лучше отражало суть произведения. В грузинском языке слово «мцыри» имеет двойное значение: в первом — «послушник», «неслужащий монах», а во втором — «пришелец», «чужеземец», прибывший добровольно или привезённый насильственно из чужих краев, одинокий человек, не имеющий родственников, близких.[2]
Кроме эпиграфа и заглавия Лермонтов переработал и содержание произведения. В частности, поэтом были исключены из первоначальной редакции несколько фрагментов. Некоторые из стихов писатель судя по всему вынуждено вычеркнул по цензурным соображениям. Так, например, был убраны строки, в которых Мцыри упрекает Бога за то, что тот ему «Дал вместо родины тюрьму». В числе прочего Лермонтов исключил из произведения строки, содержавшие описание горцев — соотечественников Мцыри, в том числе и его отца, которые явились герою в бреду в виде грозных всадников, сражающихся за свою свободу[2].
Окончательно поэма была доделана автором, согласно пометке на обложке тетради Лермонтова: «1839 года Августа 5». Через год она была напечатана и стала одной из двух поэм (другой была Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова), вошедших в прижизненный сборник стихотворений.
Поэма «Мцыри» характерна для Лермонтова, так как действие в ней разворачивается на Кавказе. Кавказ вошёл в литературное наследие Михаила Юрьевича как территория бесконечной свободы и дикой вольности, где человек противостоит заведомо превосходящим его силам стихии, пространством бесконечной авантюры, боя с природой и боя с самим собой.
В «Мцыри» отражены обычные лермонтовскиемотивы связанные с бегством романтического героя, из родимых мест, где он не понят, не признан, в далёкие неведомые края. Но в «Мцыри» развивается обратная ситуация. Здесь герой бежит наоборот на родину, и вместе с тем загадочную и неизвестную для него, так как слишком юным он был вывезен оттуда, чтобы в его памяти сохранились ясные картины той.
«Мцыри» как романтическая поэма о герое-бунтаре имела своих предшественников в литературе. В «Мцыри» угадывается влияние поэмы «Чернец» (1825) И. И. Козлова, написанной в форме лирической исповеди молодого монаха. Несмотря на внешнее сходство сюжетов, у произведений разное идейное содержание. Просматривается связь с декабристской литературой и поэзией И. В. Гёте. Кроме того, в «Мцыри» повторены многие мысли и отдельные стихи из более ранних поэм самого Лермонтова, в частности, «Исповеди» и «Боярина Орши»[1].
Многим современникам Лермонтова поэма напомнила другую — «Шильонского узника» Байрона, в переводе Жуковского.Белинский писал, что стих «Мцыри» «звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонируют с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы»[5]. Но байроновский герой, противостоит миру, ненавидящий людей. Герой же Лермонтова стремящийся к людям.
Особое место в поэме отведено природе. Она здесь не просто живописный фон, но и действенная сила, заключающая в себе грозную опасность. И в то же время приносит радость наслаждения своей неповторимой красотой, дикой вольностью, позволяет герою в полной мере проявить себя. В ней — величие и красота, отсутствующие в человеческом обществе.
Образ монастыря в поэме — это символ действительности, враждебной природной естественности и простоте, которой противодействует Мцыри. Позиция Лермонтова определяется утверждением, что в природе человека — залог возможной гармонии, между тем как в обществе, напротив, — источник дисгармонии. Проблематика поэмы предвосхищает типично толстовскую литературную ситуацию: представление о простой патриархальной жизни как общественной норме и трагическая невозможность героя реализовать свое стремление к ней[2].
«Мцыри» написана четырёхстопным ямбом с исключительно мужской рифмой.
Произведение получило самые хвалебные отзывы современников поэта и литературных критиков. Сохранились воспоминания о чтении «Мцыри» самим автором.
Вот как это описывает А. Н. Муравьев в своей книге «Знакомство с русскими поэтами» (Киев, 1871 г., с.27): «Мне случилось однажды, — пишет А. Н. Муравьев, — в Царском Селе уловить лучшую минуту его вдохновения. В летний вечер я к нему зашел и застал его [Лермонтова] за письменным столом, с пылающим лицом и с огненными глазами, которые были у него особенно выразительны. „Что с тобою?“ спросил я. „Сядьте и слушайте“, — сказал он, и в ту же минуту, в порыве восторга, прочел мне, от начала до конца, всю великолепную поэму Мцыри… которая только что вылилась из-под его вдохновенного пера… Никогда никакая повесть не производила на меня столь сильного впечатления»[2].
Известно также, что Лермонтов, в день именин Гоголя, 9 мая 1840 года в Москве «читал наизусть Гоголю и другим, кто тут случились, отрывок из новой своей поэмы „Мцыри“, и читал, говорят, прекрасно»[6].
Белинский пишет о поэме: «Что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит Мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственной мощью»[5]. 41.? Драма М.Ю. Лермонтова «Маскарад».
Замысел «Маскарада» возник у Лермонтова, по-видимому, в конце 1834г. или в начале 1835г. В эти годы Лермонтов-офицер непосредственно познакомился с великосветским обществом Петербурга, посещавшим светские маскарады в доме Энгельгардта. Хорошо знал Лермонтов и театральную жизнь Петербурга. Глубоко неудовлетворенный казенно-патриотическим репертуаром театров, он задумал написать пьесу на тему из современной жизни. Пьеса должна была явиться сатирой на великосветское общество столицы и всей своей художественной системой противостоять благонамеренной официальной драматургии 30-х годов
Звездич, Казарин, Шприх, баронесса Штраль, Неизвестный — образы, типичные для петербургских салонов. Фамилии Звездич и Штраль имеются в повести А.А.Бестужева «Испытание»; Шприх — видоизмененная фамилия одного из героев повести О.И.Сенковского (Барона Брамбеуса), Фамилия Арбенин встречается у Лермонтова в драме «Странный человек» и в прозаическом отрывке «Я хочу рассказать вам…». Лермонтов использовал образы знакомых читателю того времени литературных персонажей, но осмыслил и подал их совершенно по-новому В «Маскараде» отражено широко распространенное в среде русского дворянства 1830-х годов увлечение карточной игрой. За картами завязывались знакомства, обсуждались партии, определялось продвижение по службе, игра в карты открывала доступ в свет людям даже непричастным к нему. Один из современников Лермонтова записывал: «Можно положительно сказать, что семь десятых петербургской мужской публики с десяти часов вечера всегда играют в карты». Карточная игра являлась мерилом «нравственного достоинства человека. „Он приятный игрок“ — такая похвала достаточна, чтобы благоприятно утвердить человека в обществе». Темы карточной игры и маскарада были широко представлены в русской и иностранной литературе того времени. «Маскарад» написан Лермонтовым с учетом творческих достижений русской литературы, в первую очередь опыта Грибоедова — создателя «Горя от ума». «Маскарад» был первым произведением, которое Лермонтов считал достойным обнародования и стремился увидеть его на сцене; однако драма была запрещена по причине «слишком резких страстей» и отсутствия моралистической идеи «торжества добродетели». В жанровом отношении «Маскарад» близок к мелодраме и романтической драме (в частности, французской) 30-х годов; в сатирическом изображении общества Лермонтов во многом следует за Грибоедовым. Мотивы «игры» и «маскарада», организующие драму, — социальные символы высокого уровня обобщения. Однако наиболее значительное достижение Лермонтова — характер Арбенина, заключающий в себе глубокий и неразрешимый внутренний конфликт: отделивший себя от общества и презирающий его, герой «Маскарада» оказывается органическим его порождением, и его преступление с фатальной предопределенностью утрачивает черты «высокого зла» в трагическом смысле и низводится до степени простого убийства. Шкала этических и эстетических ценностей, существовавшая в байронической поэме и в ранних поэмах Лермонтова, парадоксально переворачивается: с утратой Нины для героя не наступает смерть, несущая функцию катарсиса, но продолжается жизнь, причем в состоянии сумасшествия, а не высокого романтического безумия. Поведение героя-протагониста оказывается соотнесенным с судьбой окружающих его людей, которая становится мерой его моральной правомочности. Это был кризис романтического индивидуализма, следы которого обнаруживаются в ряде произведений Лермонтова 1836-1837 г.
Б. М. Эйхенбаум и Д. Е. Максимов показали, что «Маскарад» — социально-философская драма, в которой получили свое развитие философские взгляды Шиллера и Шеллинга об антиномии добра и зла. Добавим, что идея добра и зла реализуется в драме и в простейшем преломлении: любое жизненное зло порождает зло (роль Арбенина в судьбе Неизвестного), и более сложно. Ближе всего к Шеллингу основная мысль драмы о бессилии добра в попытке противостоять злу, о единственной возможности борьбы с ним с позиций бунта, мятежа, разрушения, т.е. самого зла. Но Лермонтов дает этой проблеме свое осмысление, показывает трагические последствия такой позиции для человека, принявшего ее. «Маскарад» вобрал в себя предшествующий опыт Лермонтова-драматурга, но отличается от ранних драм особенно густой реалистической окраской всего произведения. Много в образ Арбенина Лермонтов внес и личного — это высокая грусть, величайшее презрение и ненависть к светскому обществу, горечь и страстность самопризнаний, протест против злой и позорной действительности.
Драма «Маскарад» во многом близка к крупнейшему произведению Лермонтова «Демон». В воспоминаниях Арбенина о своем прошлом высказаны те же мысли, что и в «Демоне». Причина страданий Арбенина и Демона одна и та же: пустота и бесцельность одинокого существования, на которое они обречены силою обстоятельств. Для Арбенина, так же как и для Демона, любовь к женщине должна была явиться источником возрождения и обновления. Несомненное родство характеров Демона и Арбенина проявляется в независимости их взглядов, непримиримом отношении к уродству бытия, в силе протеста против мировой несправедливости. Ср.: Везде я видел зло и, гордый, перед ним Нигде не преклонился. (Арбенин) И слишком горд я, чтоб просить У бога вашего прощенья… (Демон)
Родство Арбенина с Демоном хорошо видел и сам поэт, вложивший в уста Звездича вопрос, обращенный к Арбенину: «Вы человек иль демон?» Кроме того, Арбенин — предшественник Печорина. Он, как и главное действующее лицо «Героя нашего времени», на голову выше окружающего общества, человек острого аналитического ума, большого сердца, сильной воли, не способный равнодушно относиться к добру и злу. Гордый и непреклонный, он судит нравы, обычаи общества не менее беспощадно, чем Печорин. 42.? Композиция романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».
Бэла, Максим Максимыч, Тамань, Княжна Мери, Фаталист 43.? Повесть «Княжна Мери» М.Ю. Лермонтова.
Определяя цель романа «Герой нашего времени», М. Ю. Лермонтов подчеркивал, что «история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа». Поэтому психологическое богатство романа и его ценность заключены, прежде всего, в образе «героя времени». Читая роман, мы понимаем, что душа Григория Печорина отнюдь не мелкая, — он предстает перед нами как человек необыкновенный, со сложным и противоречивым характером, поэтому автору важно показать своего героя с разных точек зрения, в разной общественной среде, в окружении людей, занимающих различное положение в обществе.
В первых трех повестях («Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань») представлены лишь поступки героя. Автор демонстрирует примеры печеринского равнодушия, жестокости к окружающим его людям. Но в то же время, перед нами встает зримый образ человека, много пережившего и опустошенного. Однако для полного, глубокого понимания этого образа, Печорин должен сам рассказать о себе.
В этом отношении большую ценность представляет дневник главного героя, так как он является «следствием наблюдений ума зрелого над самим собою». И действительно, далеко не каждый сможет раскрыть себя, свой внутренний мир с такой же откровенностью и полнотой, как это сделал Печорин.
«Княжна Мери» — это почти ежедневная летопись жизни Печорина, в которой описываются не столько сами события (похоже, они вообще его не интересуют), сколько его мнения, чувства, словно он тщательно исследует, анализирует свою душу и тех людей, с которыми сталкивает его жизнь. В «Княжне Мери» звучит трезвый отчет Печорина, который понимает скрытый механизм своей психологии: «Во мне два человека: один живет в полном. смысле этого слова, другой мыслит и судит его».
В этой повести мы впервые видим Григория Печорина среди людей его круга. Но он скучает в этой толпе «мелких завистников, ничтожных интриганов», которые лишены благородных стремлений и элементарной порядочности. В его душе зреет отвращение к «франтам», которые «… пьют однако не воду, гуляют мало, волочатся только мимоходом; играют и жалуются на скуку,… исповедывают глубокое презрение к провинциальным домам и вздыхают о столичных аристократических гостиных, куда их не пускают».
В Пятигорске он встречается с юнкером Грушницким, с которым познакомился еще в действующем отряде. Однако Печорина все раздражает в этом «глупом романтическом юнце», мечтающем -о славе, об офицерских эполетах и прикрывающемся маской разочарованного, гонимого обществом страдальца. Фальши, неискренности наш герой не выносит. Из-за накопившегося раздражения и желания досадить Грушницкому, а заодно и развеять скуку, Печорин влюбляет в себя княжну Мери, хотя сам до конца не понимает, зачем делает это, ведь он не любит Мери.
В повести есть человек, которого Печорин выделяет из пестрой толпы «водяного общества», потому что доктор Вернер «человек замечательный по многим причинам. Он скептик и матерья-лист.., а вместе с тем поэт… Он изучал все живые струны сердца человеческого… У него был злой язык: под вывескою его эпиграмм не один добряк прослыл пошлым дураком…». Конечно, Печорину нравятся эти качества Вернера, ведь они, по сути, являются лучшими чертами его собственного характера.
Однако у доктора есть и важное отличие: у него есть дело, он — врач. Печорин и Вернер «сделались приятелями», потому что, как говорит сам Печорин, к настоящей дружбе он «не способен», ведь «из двух друзей всегда один раб другого.., рабомя быть не могу, а повелевать в этом случае труд утомительный». Кроме того, и Печорин и Вернер относятся к людям, которые «… ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя». А такие люди не могут дружить, не могут жертвовать чем-либо ради дружбы.
Дневник Печорина, в котором представлена целая галерея образов молодых людей 30-х годов XIX века, не раз подтверждает мысль Лермонтова, отраженную в «Думе». Это поколение «к добру и злу постыдно» равнодушных, томящихся под бременем «по-знанья и сомненья», любящих и ненавидящих случайно, словно обречено «в бездействии состариться», «ничем не жертвуя ни злобе, ни любви…». Это равнодушие никому не мешает, пока все идет гладко. Но Печорин принадлежит к тем людям, у которых, по словам Максима Максимыча, «на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные-вещи!» Так и равнодушие Печорина несет одни беды и страдания тем, кто искренне к нему привязан.
Вера — единственный человек в жизни Печорина, который способен вызвать у него по-настоящему сильные чувства. «Она — единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть, — пишет Печорин в своем дневнике, —… воспоминание о ней навсегда останется неприкосновенным в душе моей…» Однако и ей он ничего не дал, кроме страданий, потому что любил ее только «для себя», не думая о том, чего хочет сама Вера, что мучит ее.
Мятежность, противоречивость характера героя отразилась и в этом чувстве. Он любит Веру, но зачем-то начинает настойчиво ухаживать за Мери. «Из чего же я хлопочу?» — спрашивает он себя и отвечает: «Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой!» Этот откровенный эгоизм заставляет мучиться и самого Печорина, ведь кроме страданий он ничего не может принести ни ему самому, ни окружающим. А Мери? Позабыв об аристократической гордости, очарованная силой духа Печорина, она потянулась к сильной личности, полюбила его, но не поняла его мятежной, противоречивой души. Она привыкла подходить к людям с той нравственной меркой, которую дало ей светское общество, не зная, что жизнь этого человека «протекала в борьбе с собой и светом».
Тихое семейное счастье, как его понимают светские барышни, — удел Грушницкого, но отнюдь не Печорина, который ищет более серьезных занятий. «Нет! Я бы не ужился с этой долею… Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает, томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце». Так, шаг за шагом в повести «Княжна Мери» нам раскрывается душа Печорина. Мы видим, что он — человек противоречивый, неоднозначный. Сам он перед дуэлью говорит: «Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно». И действительно, в этой повести перед нами раскрываются как хорошие качества молодого человека — поэтичность его натуры, незаурядный ум, проницательность, так и плохие.
В своей исповеди Мери молодой человек признается, что такое вот общество Грушницких сделало из него «нравственного калеку». Видно, что эта «болезнь» прогрессирует: изнуряющее чувство пустоты, скуки, одиночества все больше овладевает главным героем.
Все основные вопросы романа — социальные, психологические и философские — поднимаются именно в повести «Княжна Мери», поэтому она занимает центральное положение в романе. В ней же намечаются основные мотивы всего «Журнала Печорина»: стремление героя к активным действиям, любопытство, толкающее его к экспериментам над окружающими и над собой, его безрассудная храбрость и стремление понять, что движет людьми, как выявить мотивы их поступков, постичь их психологию. «Княжна Мери» показывает нам также истинную трагедию Григория Печорина, которая заключается в том, что всю свою недюжинную натуру, огромную энергию он тратит на пустяки, на мелкие интриги. 44.? «Светские повести» Одоевского «Княжна Мими» и «Княжна Зизи».
История создания
«Демон» – это одно из центральных произведений Лермонтова, над которым Лермонтов работал больше десяти лет (1829-1839). Он начал писать эту поэму еще в четырнадцатилетнем возрасте, когда учился в университетском благородном пансионе. В ту пору он задумал поэму о демоне и ангеле, влюбленных в одну монахиню. Потом Лермонтов изменил замысел: в новом варианте демон влюбляется в монахиню и губит ее из ненависти к ангелу-хранителю.
В этих ранних редакциях действие поэмы происходило вне времени и пространства. Затем Лермонтов задумал приурочить поэму ко времени «пленения евреев в Вавилоне». Этот библейский вариант остался ненаписанным. По тексту четвертой редакции можно догадаться, что действие перенесено в Испанию: появились некоторые детали в описании – «теплый южный день», «лимонная роща», «испанская лютня». Однако общий характер поэмы от этого не изменился.
Вернувшись из Грузии, Лермонтов подверг поэму капитальной переработке. Горы Кавказа, Казбек, который кажется пролетающему демону «гранью алмаза», «излучистый Дарьял», Кайшаурская долина, зеленые берега светлой Арагвы, угрюмая Гуд-гора оказались самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы. В новом варианте «Демона» появились развернутые описания грузинской природы и грузинского феодального быта. Романтическая поэма о любви небожителя к смертной приобрела черты подлинного реализма. В этой «кавказской» редакции 1838 года, созданной Лермонтовым в Петербурге вскоре после возвращения из ссылки, она стала одним из самых замечательных произведений русской поэзии.
Некоторые дореволюционные исследователи считали Кавказ некоей условной декорацией, экзотическим обрамление, подчеркивающим образ «гордого мятежника», заимствованный Лермонтовым у западных романтиков. Однако кавказский материал в «Мцыри» и в «Демоне» не экзотическое обрамление в стиле «восточных повестей» Байрона (хотя у Лермонтова «Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Несомненно, что решающее влияние на создание новой редакции оказали на Лермонтова грузинские народные предания, легенды и песни, знакомство с бытом и нравами новой для него страны.
Сюжет: Основное место в поэме занимают монологи Демона, раскрывающие его мысли и чувства, описания природы, подробные изображения переживаний героини – Тамары. Демон, «печальный дух изгнанья», которому в жизни наскучило всё, видит смертную девушку, красавицу Тамару… Он очарован ею. Охваченный чувством любви, он мечтает о возрождении. Ему кажется, что любовь Тамары приведёт его к добру, к правде. Он проникает в монастырь, где после гибели жениха скрывается Тамара, и своими пламенными речами возбуждает к себе жалость и сочувствие Тамары. Поцелуй Демона оказывается смертельным для Тамары. Демон пытается овладеть её душой, когда светлый ангел уносит её в рай. «Она моя!» – восклицает Демон, но ангел отвергает его.
И проклял Демон побеждённый
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной,
Без упованья и любви!..
Образы главных героев: Главными героями являются Демон и Тамара. Лермонтов называет Демона «духом познанья и сомненья» и наделяет чувством неукротимой гордости. Демон отрицает
существование гармонии в мире, с презрением смотрит на несчастный род людской и находится в непрерывной и вечной борьбе с божеством. Он горд и одинок, замкнут в своих переживаниях, и холод одиночество причиняет ему безграничное страдание.
Это – символ индивидуализма. Но если Демон является символом, то естественно видеть и в образе Тамары нечто символическое. Итак, Тамара – символ красоты. Влечение Демона к Тамаре – это отчаянная попытка замкнутого в себе индивидуалиста выйти из состояния отчуждённости и вынужденного бездействия, найти в красоте отраду и забвение. Но любовь гордого индивидуалиста заканчивается печально. В развязке выступает «Ангел» – символ противоположных Демону начал: любви и прощения. Появление Ангела подчёркивает всю безысходность положения Демона: на пути, по которому он идёт, на пути индивидуализма, когда собственное «я» ставится в центре всего существующего, нет ни счастья, ни живой деятельности. Образ Демона является двойственным. С одной стороны в нём воплощено отрицание всего косного, отрицание человеческой пошлости, ограниченности, устаревших авторитетов, преданности старым устоям и традициям. Демон произносит страстную
речь, в которой клеймит земную жизнь,
Где нет ни истинного счастья,
Ни долговечной красоты,
Где преступленья лишь да казни,
Где страсти мелкой только жить,
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.
В этих словах многие справедливо видели характеристику современного им дворянского общества. Но взамен «жалкого света» , отрицаемого Демоном, он не обещает Тамаре безмятежного благополучия. Он зовёт её в тот мир, где она будет жить полной, истинно человеческой жизнью, где ждёт «иное страдание», «иных восторгов глубина». Он обещает:
Пучину гордого страданья
Взамен открою я тебе…
И содержание речей Демона, и горячее чувство, которым они насыщены, привлекают нас к герою поэмы. И всё же Демон в поэме осуждён.В нём осуждён его крайний индивидуализм. Он презирает людей. Мечтая о любви Тамары, которая должна спасти
его от страшной многовековой тоски, дать смысл его существованию, Демон думает только о себе. Его любовь к Тамаре целиком эгоистична. Вот почему он не может дать счастья ни ей, ни ему, и после попытки овладеть ею он вновь обречён на
скитания.
В романтическом образе Демона отразились и различные черты некоторых людей лермонтовской эпохи: резко отрицательное отношение их к отжившим устоям и авторитетам, сочетавшееся в них с гордой замкнутостью, с крайним индивидуализмом.
Но одновременно в Демоне остались черты неотразимо-привлекательные: протест против деспотизма, откуда бы он ни исходил, порыв к свободе, неустрашимая мысль.
Поэма М.Ю.Лермонтова «Демон» по праву считается вершиной русской романтической поэзии. Замысел ее возник еще в 1829 году. Поэт работал над ним почти всю свою творческую жизнь, создав восемь вариантов поэмы. Лермонтов нарисовал яркий образ — портрет Кавказа — из совокупности экзотических пейзажей, зарисовок патриархального быта и оригинальных персонажей, на фоне которых предстал главный герой. Но более всего оригинальный авторский подход виден в понимании конфликта и в раскрытии образа Демона: здесь сказались отзвуки новейших для того времени воззрений на проблему личности.
Демон Лермонтова — образ человечный и возвышенный, вызывает не ужас и отвращение, а сочувствие и сожаление. Он воплощение абсолютного одиночества. Демон одинок поневоле, он страдает от своего тяжкого одиночества и преисполнен тоски по духовной близости. Демон существует как бы на грани разных миров, и потому-то Тамара представила его следующим образом:
То не был ангел-небожитель,
Ее божественный хранитель:
Венок из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик — о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь — ни мрак, ни свет!..
В поэме Лермонтова предстает не дерзкий претендент на власть небесного владыки, не возмутитель спокойствия и порядка во вселенной, не враг человечества. Лермонтов создал образ жертвы несправедливого мироустройства.
Демон тоскует по гармонии. Он страдает от противоречий, раздирающих все вокруг него. Демон тоскует по справедливости, но и она недоступна для него, потому что не может быть справедливым мир, основанный на борьбе противоположностей. Демон не только сам страдает, но и обязан мучить людей.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.
И он искал примирения с извечным противником, жаждал возрождения к новой участи, искал общения с чистой душой, пытался полюбить с «неземной страстью» — бескорыстно и самозабвенно. В этом смысле его встреча с Тамарой не случайна, а подготовлена всеми предыдущими нравственными исканиями. Демон не намеревался искушать ее: он искренне полюбил, а такая любовь предполагает готовность приносить добро. И столь же искренним он был, когда явился на необычное свидание:
И входит он, любить готовый,
С душой, открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора.
Демон готов отказаться от свободы в одиночестве, чтобы обрести расцвет души в общении. Однако его намерениям не дано сбыться. Примирение с небесами не состоялось: Демона оттолкнули. Чистая любовь не осуществилась- его опять заставили сыграть роль искусителя. В келье Тамары его уже поджидает Ангел: «И вместо сладкого привета Раздался тягостный укор». Посланец небесного владыки назвал его духом беспокойным и порочным, а в посещении Тамары увидел злой умысел. Не стерпев унижения, Демон вступает в борьбу за душу Тамары, но теперь не ради ее любви, а чтобы доказать свое могущество и превосходство над Ангелом. Так на пути нравственных исканий Демон совершил поворот вспять. «И вновь в душе его проснулся Старинной ненависти яд» — эта психологическая мотивировка объясняет срыв намечавшегося перерождения Демона.
У современников Лермонтова постоянно возникали вопросы о том, почему в основе мироустройства лежит трагичная дисгармония. У реалистов и романтиков ответы были разными по выражению, но почти одинаковыми по существу.
Так, например, и у Пушкина в поэме «Медный всадник» возникал вопрос: кто виноват в трагедии «бедного Евгения», чье счастье разбито наводнением? И Пушкин помогал читателю понять: не император-преобразователь, не «разъяренная Нева», не случай и слепые стихии виноваты, а историческая необходимость всему причиной.
Лермонтов же обратился к древнему мифу, чтобы в духе романтических воззрений представить извечно трагедийную основу мира.
В поэме Лермонтова «Демон» особенным образом преломились настроения и духовные искания 1830-х годов. Однако ее значение шире тех исторических рамок: поэма увлекла своим содержанием и эстетическими достоинствами многие поколения русских читателей.
Образ Демона – традиционный образ в мировой литературе. Среди русских писателей к этому образу обращались А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов. В отличие от Пушкина Лермонтов обращался к Демону на протяжении всей своей жизни. Кроме того, образ Демона встречается и в живописи. Художник-символист М. Врубель тоже пытается создать этот образ.
Демон – главный образ всего поэтического и философского мира М.Ю.Лермонтова. Он прямо или косвенно, так или иначе проявляется почти во всех поэмах, драмах, во многих лирических стихотворениях, даже в прозе Лермонтова.
Первое приближение М.Ю.Лермонтова к Демону произошло в стихотворении 1829года «Мой Демон». Пятнадцатилетний поэт стремился создать свой образ, но его содержание напоминает пушкинского Демона – «собрание зол его стихия…», он презирает высокие ощущения, чистую любовь. В стихотворении герой охвачен желанием проникать в душу человека («Он недоверчивость вселяет»). Демон способен вторгаться в среду поэта – его творчество («И муза кротких вдохновений страшится неземных очей»)
Юный поэт впервые открывает в себе подверженность духу зла и выражает печаль по поводу своей внутренней закрепощенности, несвободы своего творчества.
Тема Демона, начатая в юношеских стихотворениях М.Ю.Лермонтова, достигла своего высшего развития в его поэме, которую он создавал почти всю свою жизнь.
Поэма публиковалась в разных редакциях, очерках, представлявших разные этапы работы поэта и его духовной жизни. Думаю, поэтому поэма вызвала разные отклики в литературоведении.
Основные направления в изучении поэмы М.Ю.Лермонтова «Демон»
Дореволюционные исследователи, сторонники «биографического» метода трактовки Демона, говорили о близости главного героя поэмы к её создателю. «В Демоне Лермонтовым начерчен собственный портрет автора», – отмечал В.Спасович. Родоначальник «биографического» метода Н.В.Гоголь в книге «Выбранные места из переписки с друзьями» писал: «Признавши над собой власть какого-то обольстительного демона, поэт… как бы желал стихами от него отделаться…». Послереволюционные исследователи, У.Р.Фохт, С.В.Шувалов, в своих трудах проводили мысль о том, что Демон есть «литературное воплощение социального характера аристократа – реакционера 30-х годов».
В предвоенные и послевоенные годы учёные, занимавшиеся поэмой М.Ю.Лермонтова «Демон», разделились на два больших лагеря. Одна группа (В.А.Мануйлов, Д.С.Киреев) видела в Демоне борца, другая (С.И.Леушева, А.Л.Рубанович) отстаивала идею совершения суда поэта над демонической личностью.
В 1981году вышла в свет «Лермонтовская энциклопедия», явившаяся определённым итогом в изучении образа Демона. Главная мысль статьи И.Б.Роднянского о поэме заключается в том, что лермонтовское произведение представляет собой преднамеренную противоречивость, двойственность, предполагающую множественность оценок и прочтений.
Новый взгляд на произведение классика выразил иеромонах Нестор в работе «Поэма М.Ю.Лермонтова «Демон» в контексте христианского миропонимания», опубликованной в 2007году. «Демон…отличается смысловой многословностью, – пишет автор. – Это исконный дух зла, … противник Бога и добра, одержимый жаждой разрушения…». «Демон … несёт ещё одну важную смысловую нагрузку. Он является символическим обозначением совокупности существующего зла, которое окружает человека…». Следующий раздел работы является попыткой осмыслить взгляды исследователей на героя М.Ю.Лермонтова через анализ приёмов создания образа Демона в поэме.
Философские искания Врубеля
Тема Демона стала ключевой и в творчестве М.Врубеля. Сказалось влияние на него – на человека и художника – Лермонтова. Михаил Юрьевич был любимым поэтом Врубеля всю жизнь. Неслучайно, художник стал иллюстратором к юбилейному изданию сочинений Лермонтова 1891 года. Стремясь раскрыть смысл и дух лермонтовских произведений, Врубель пытался найти и своего Демона. Что же подготовило появление «демонианы» в творчестве художника?
Думаю, пореформенная Россия, в условиях которой формировалось мироощущение Врубеля. Образ жизни провинциальных чиновничье-помещичьих кругов вызывал возмущение и отрицание семнадцатилетнего Врубеля: «Наряды – это их душа, это – пульс их жизни, сон, еда и апатичное … бездействие… часы досуга проходят в пустейших разговорах…».
В гимназии и позже наряду с Лермонтовым будущий художник читал античную поэзию, Шекспира, Гёте, Гоголя, Пушкина, Тургенева, восхищался Чеховым, Ибсенем.
Гамлет Шекспира становится образом-спутником Врубеля. В его образе художнику раскрывался глубокий трагизм гордой честолюбивой личности, философски широко объемлющей мир умом, но обреченной жертвовать чувством гуманности и самыми нежными чувствами к любимой ради высшего долга, принужденной в одиночку бороться с предательством, лицемерием, господством пошлой посредственности.
Драма Ибсена «Привидение» – самое сильное впечатление. Финал пьесы намечает характер самого Врубеля: «вечно и всегда» мечтать в своих творениях о разности жизни и в то же время чувствовать над собой страшную грозу…».
В 90-е годы убеждениям художника отвечала и эстетическая теория Белинского. Врубель разделял взгляды критика в том, что поэт не должен подчинять свое творение толпе, черни с её «текущими потребностями»; что поэт… делает земным небесное – да светит земное небесным светом».
Система философских взглядов Врубеля эволюционировала под воздействием идей Шопенгауэра и Ницше, что послужило стремлениям художника найти решение противоречий между искусством и жизнью, долгом и чувством, духом и материей.
Погружение в мир древнерусской и византийской живописи, изучение искусства венецианского Возрождения – еще один этап духовных исканий художника. В искусстве средневековья – в иконах, мозаиках, фресках храмов – он увидел то, что ему нужно было для выполнения своей будущей миссии.
На мой взгляд, весь этот духовный опыт стал основой «демонианы» М.Врубеля.
В ранних редакциях Лермонтову не удавалось добиться художественной целостности и убедительности. Поэма носила отвлеченно-философский характер, действие развертывалось в условной обстановке, образы героев, в особенности монахини, не были индивидуализированы, центральный образ был сознательно соотнесен с лирическим героем («Как демон мой, я зла избранник»).
Принципиально новым этапом в работе над поэмой становятся редакции, созданные поэтом после возвращения с Кавказа.
Зрелые редакции «Демона» отличаются большей идейной глубиной, символической многоплановостью, конкретностью изображения, психологической разработкой образов главных героев, недосягаемой высотой в изображении картин природы. От редакции к редакции усиливается объективная манера повествования, превратившая «Демона» в «восточную повесть», насыщенную фольклорными мотивами, изображением грузинского феодального быта.
Происходит и существенное изменение в сюжете. В период между ранними и поздними редакциями Лермонтов создал «Маскарад», где демонический герой также пытался вырваться из мира зла через любовь. Убийство Нины было одновременно проявлением злой воли Арбенина и результатом сцепления обстоятельств, отражающих несправедливый миропорядок. В этом смысле и следует понимать слова Арбенина «Не я ее убийца». Смерть Тамары в поздних редакциях поэмы происходит не по вине главного героя, а в результате закона мироздания, установленного богом: соприкосновение с Демоном приносит гибель.
Впервые действие поэмы связывается с людьми и природой Кавказа в так называемой ереванской редакции, написанной Лермонтовым вскоре после возвращения из Грузии в первой половине 1838г. Это первоначальный вариант VI, «лопухинской», редакции, единственной из поздних редакций «Демона», сохранившийся в авторизованной копии с датой 8 сентября 1838г. Рукопись эта была подарена В. А. Лопухиной и сопровождена посвящением («Я кончил — и в груди невольное сомненье!»). Здесь появились знаменитые стихи «На воздушном океане» (в «ереванском» списке этот монолог был написан другим размером: «Взгляни на свод небес широкий»). В остальном тексты названных редакций весьма близки.
VI редакция получила известность во множестве списков. Собираясь публиковать поэму, Лермонтов продолжал совершенствовать текст и одновременно учитывал сложность прохождения такого рода произведения через цензуру. Он сохранил без изменений образ Демона, но сочинил новый конец поэмы, в котором ангел спасает душу Тамары. Самый ее образ, описание Тамары в гробу подверглись изменениям. Однако двойное поражение Демона лишь усилило пафос отрицания и тему отчаяния, не изменив общего философского замысла поэмы. Так возникла VII редакция поэмы от 4 декабря 1838г.
В начале 1839 г. поэма привлекла внимание высших кругов общества, близких к императорскому двору. Ею заинтересовалась императрица. Ко двору был представлен исправленный и каллиграфически переписанный текст, в который поэт внес новые поправки и исключил диалог о боге («Зачем мне знать твои печали?»).
8—9 февраля этот текст был прочитан императрице и возвращен автору. VIII редакция поэмы, после которой текст уже не переделывался, легла в основу карлсруйского издания 1856г.
Переработка поэмы в 1838—1839 гг. представляет сложный творческий процесс; его нельзя свести к приспособлению поэмы к цензурным условиям. Устраняя некоторые строки, недопустимые с точки зрения цензуры, Лермонтов вместе с тем изменял сюжет, отдельные части текста, обогатил характеристики и описания, отшлифовал произведение в целом. При переделке поэмы возникли новые монологи Демона, ставшие выдающимися достижениями русской поэзии. Поэтому возвратиться к VI редакции «Демона», отвергнув позднейшие, как это предлагали некоторые исследователи, невозможно.
Вместе с тем VI редакция представляет значительный интерес для понимания идейного замысла поэмы. Она печатается полностью в приложении к основному тексту. Там же печатаются отрывки из первой кавказской редакции «Демона», известные по ереванскому списку Х. И. Кучук-Ованесяна и по списку Олимпиады Лермонтовой (ксерокопии в ИРЛИ и ГПБ). В этих списках тексту поэмы предпослано посвящение «Тебе, Кавказ, суровый царь земли…», напечатанное впервые как отдельное стихотворение (в сборнике «Молодик», 1844г.) и помещенное в академическом собрании сочинений Лермонтова (т.2. М.—Л., 1954, с.233) под №1 рядом с начинающимся одинаковым четверостишием стихотворением «Тебе, Кавказ, суровый царь земли», обозначенным №2 (там же, с.234). Теперь выяснено, что стихотворение №2 было написано вне связи с «Демоном». Автограф этого стихотворения, находящийся в частном собрании, расположен на двойном листе с рисунком и подписью под ним рукою Лермонтова «21 мая после прогулки на мельницу Волобуева». Недавно найден еще один похожий рисунок Лермонтова, также сделанный под Ставрополем с подписью поэта «1837г. 13 мая. Волобуева мельница» (См. Наука и жизнь, 1972, №1, с.18—20). Следовательно, стихотворение «Тебе, Кавказ, суровый царь земли», обозначенное в академическом издании №2, создано в мае 1837г., когда кавказской редакции «Демона» еще не существовало. Эта дата позволяет уточнить вопрос о соотношении двух текстов и внести коррективы в существующие комментарии (см. с.538, 621 т.1 наст. изд.). Текстуально, тематически и по поэтическим особенностям стихотворение «Тебе, Кавказ, суровый царь земли» связано с посвящением к «Аулу Бастунджи» и в редакции 1837г. мыслилось, по-видимому, как самостоятельное стихотворение, посвященное предстоящей встрече поэта с горами Кавказа. Редакция 1837г. — черновая, не подвергшаяся окончательной отделке. В 1838г. она полностью перерабатывается, и на ее основе возникает последняя редакция «Тебе, Кавказ, суровый царь земли» (№1); она создана уже на севере (ср. строки: «На севере — в стране тебе чужой Я всюду твой — всегда и всюду твой») и предпослана «Демону» в виде посвящения. В настоящем издании именно эта редакция печатается в т.1 (с.510) как окончательная; предшествующую редакцию 1837г. см. в настоящем томе на с.486—487.
Поэма Лермонтова основана на библейском мифе о падшем ангеле, восставшем против бога. К этому образу, олицетворяющему «дух отрицания», обращались многие европейские поэты (Сатана в «Потерянном рае» Мильтона, Люцифер в байроновском «Каине», Мефистофель в «Фаусте» Гете, Падший дух в поэме «Элоа» Виньи и др.), а также Пушкин в стихотворениях «Демон» и «Ангел». Однако Лермонтов в разработке сюжета и трактовке главного образа вполне оригинален, он не идет прямо за кем-либо из своих предшественников. Своеобразие лермонтовского «Демона» в том, что он необычайно возвышен и внутренне трагичен. В конечном счете, сквозь символико-философскую форму в поэме проступают черты лермонтовского современника с его идейными и нравственными исканиями.
Княжна Мэри» Лермонтова
Герой нашего времени (1838—1840). «Княжна Мери» впервые появилась в 1-м издании романа. Идет пятой повестью в ГНВ, но по хронологии – второй.
Сюжет: Повесть написана в форме дневника. По жизненному материалу «Княжна Мери» ближе всего к так называемой «светской повести» 1830-х годов, но Лермонтов наполнил её иным смыслом.
Повесть начинается с прибытия Печорина в Пятигорск на лечебные воды, где он знакомится с княгиней Лиговской и её дочерью, называемой на английский манер Мери. Кроме того, здесь он встречает свою бывшую любовь Веру и приятеля Грушницкого. Юнкер Грушницкий, позёр и тайный карьерист, выступает контрастным персонажем к Печорину.
За время своего пребывания в Кисловодске и Пятигорске Печорин влюбляет в себя княжну Мери и ссорится с Грушницким. Он убивает Грушницкого на дуэли и отказывает княжне Мери. По подозрению в дуэли его вновь ссылают, на этот раз в крепость. Там он знакомится с Максимом Максимычем.
Княжна Мери .— Эта центральная часть записок Печорина наиболее широко представляет современное Лермонтову «общество», быт и нравы посетителей Кавказских минеральных вод. По свидетельству мемуаристов, многие персонажи повести имели своих прототипов.
В ней намечаются основные мотивы всего “Журнала”: стремление Печорина к активным действиям, любопытство, толкающее его к экспериментированию над окружающими и над собой, его безрассудная храбрость и стремление понять, что движет людьми, выявить мотивы их поступков, постичь их психологию.
“Княжна Мери” построена на дневниковых записях, это почти ежедневная летопись жизни Печорина. При этом главный герой описывает не столько сами события (похоже, они вообще его не интересуют), сколько свои мнения, чувства, словно он тщательно исследует, анализирует свою душу и тех людей, с которыми сталкивает его жизнь.
Традиционно Печорин ставится на голову выше всех этих “тупиц и фанфаронов, индюков надутых”, к которым в первую очередь и причислялся юнкер, без пяти минут офицер, Грушницкий, кстати, боевой товарищ Печорина. Почему же Грушницкий, несколькими годами моложе Печорина, – фанфарон и индюк, а Печорин, – мыслитель и философ? Видимо, это происходит потому, что так угодно Печорину, ведь “Журнал Печорина” пишет он сам. А читатель этот журнал читает, и наша, читателей, задача – самолично выявлять истинных героев.
Завязка вспыхнувшей и разгоревшейся вражды между Печориным и Грушницким стара как мир: Мери уделила внимание раненому Грушницкому, а вот к Печорину была не столь благосклонна. “Признаюсь еще, чувство неприятное, но знакомое пробежало слегка в это мгновение по моему сердцу; это чувство – было зависть…” (Лермонтов. С.516). Вот и завязка конфликта, тем более что Печорин узнает о заблуждении княжны насчет Грушницкого, которого она считает разжалованным по какой-то романтической причине из офицеров в солдаты.
День за днем, час за часом отравляет Печорин сознание бедного Грушницкого самыми противоречивыми утверждениями и измышлениями; он манкирует чувствами Мери, сознательно внушая ей надежду на взаимность и в то же время зная, что это самый бессовестный обман; он разбивает сердце старухи Лиговской, недвусмысленно отрекаясь от чести стать обладателем руки ее дочери. В истории с княжной Мери Печорин противостоит обществу уже практически, как злая разрушительная сила, покусившаяся на его моральные нормы. Роман Печорина с Мери является своеобразным проявлением войны против общества со стороны этого незаурядного человека, которому тесно и скучно в косных пределах сложившихся отношений. Но как мизерна эта война, и как жалок ее результат. Ни потрясенных основ, ни ниспровергнутых оков, ни даже наказанных угнетателей: одна только неведомо зачем жестоко изломанная девичья судьба. Здесь же обнаруживается и вина Печорина – попирание прав другой человеческой личности. В его романе с Мери он нарушает не только условные нормы поведения, разделяемые светским дворянским кругом (недопустимость романов без намерения жениться и т.п.), но и “естественные” нормы уважения к личности другого (недопустимость превращения ее в простое орудие своей воли). Во всей истории взаимоотношений Мери и Печорина ярко выступает эгоцентризм Печорина. Он сам говорит о себе: “…я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы” (Лермонтов. С.540). Внутренне отойдя от того социального коллектива, к которому он принадлежит по рождению и общественному положению, Печорин не нашел и другой, новой системы социальных взаимоотношений, с которою он слился бы. Его личность, противопоставившая себя старому обществу и не нашедшая опоры в каком-либо ином, новом социальном единстве, ни в чем не видит для себя закона, кроме самой себя. Собственная воля является единственной “нормой”, которую признает над собой Печорин. Замыкание в пределах собственной личности, признание “законом” над своими действиями лишь ничем не ограниченной собственной воли превращает героя из протестанта в антиобщественную, а в конечном счете – в античеловеческую силу. Но как только он узнает о том, что его хотят наказать, Печорин делается буквально страшен. И самое страшное заключается в том, что он пытается объяснить свои поступки, развивая целую философскую теорию, согласно которой можно оправдать все эти злодейства. Печорин совершенно искренен, когда пишет в своем журнале следующие строки: “А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!.. я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающие мои душевные силы… первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?.. А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого…” (Лермонтов. С.539-540).
Печорин ставит заведомо невыполнимое условие гуманного отношения к другим для себя: он будет любить всех и делать добро только в том случае, если все будут любить его. Это не всегда реально даже в рамках очень ограниченного круга людей, не говоря уже о чем-то большем.
А рассуждения о том, что такое счастье и радость для него, личности неординарной и загадочной, показывают, что и Бэла, и Мери, и Вера, и многие другие, с кем сводила судьба героя, были заранее обречены на роль цветка, которому суждено в конце концов оказаться брошенным и растоптанным (“Я все это уж знаю наизусть – вот что скучно!”). И другой мотивировки поступков Печорина нет и быть не может. И страдания его из-за собственной жестокости настолько кратковременные и смехотворны, что называть это страданиями просто нелепо.
В отношении к Мери Печорин встает как носитель аморального “демонического” сознания, который не видит граней между “добром” и “злом”, не признает никаких моральных ограничений и критериев для своих действий. Даже любовь, единственное “связующее” чувство, которое оставалось последней надеждой и точкой опоры для демонических героев Лермонтова в их попытках возрождения и воссоединения с людьми, – даже она попирается Печориным. Начатый со скуки, из желания подшутить над любовными планами Грушницкого, роман Печорина с Мери постепенно разворачивается как страшная картина упорной, бессердечной охоты паука, подстерегающего со своими сетями ничего не подозревающую жертву, чтобы высосать из нее лучшие соки жизни. Мери начинает понимать это сама, когда между героями происходит следующий разговор:
– Вы опасный человек! – сказала она мне, – я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, – я думаю, это вам не будет очень трудно.
– Разве я похож на убийцу?..
– Вы хуже… (Лермонтов. С.542).
В “Княжне Мери” с переходом Печорина в типическую и постоянную для него жизненную среду дворянского общества, аристократического в частности, Лермонтов еще более суживает возможности выхода энергии Печорина и показывает его обреченным на деятельность пустую, мелкую и жестокую.
Еще рельефнее вырисовывается характер Печорина в его любви к Вере. Свободная от кокетства женщина светского круга, Вера вызвала у Печорина наиболее сильное чувство. Но и по отношению к ней Печорин не свободен от проявления эгоцентризма. “С тех пор, как мы знаем друг друга, ты ничего мне не дал, кроме страданий”, – говорит Вера Печорину. Печорин не мог решиться связать свою жизнь даже с любимой женщиной. Он признается: “Как бы страстно я ни любил женщину, если она даст мне только почувствовать, что я должен на ней жениться, мое сердце превращается в камень и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой: двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… Но свободы своей не продам.”
А в сцене погони на лошади за уехавшей после убийства на дуэли Грушницкого Верой Печорин, загнав до смерти коня, “упал на мокрую траву и как ребенок заплакал”. Но затем он пишет: “Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и мысли пришли в обычный порядок, то я понял, что гнаться за погибшим счастьем бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? – ее видеть? – зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться.
Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок. Все к лучшему!..” (Лермонтов. С.576-577). Все очень логично и трезво с точки зрения эгоистической логики и разума. Слезы – лишь причина нервного расстройства и голода, а чувства можно приберечь и на потом. В этом и заключалась вся любовь. Первый же порыв свежего ветра развеял печаль Печорина по поводу вечной разлуки с женщиной, которая, по его словам, была ему так дорога.
Интересны чувства героя после встречи с Грушницким перед балом, побудившими его пригласить княжну на мазурку вопреки желанию Грушницкого танцевать с нею вечер. Печорин был в духе. Это следует из собственного его признания. Его ум был крайне активен. Он предчувствует интересное наблюдение над нравами, возможно, опасность; это заряжало его восторгом и энергией. Впрочем, идя на бал, герой испытывает противоречащую рассудку грусть, которая делает ему честь. “Неужели, думал я , мое единственное назначение на земле – разрушать чужие надежды? С тех пор, как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаянье! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя.” (Лермонтов. С.546).
Лермонтов, нанизывая описания “подвигов” Печорина на композиционный стержень, постепенно подводит читателя к высшей, кульминационной точке, к самому страшному из дел главного героя: убийству на дуэли Грушницкого.
Да, Грушницкий поступает не лучшим образом, соглашаясь с драгунским капитаном и другими консультантами на бесчестный поступок, а именно: при подготовке оружия к дуэли пистолет Печорина остался незаряженным. Но Грушницкого можно понять: он молод, очень молод, безумно любит Мери и хочет отомстить своему недругу за поруганную любовь и бесчисленные гадости. А Печорин, зная, что убивать его не собираются, а хотят только проучить, все равно стремится подвести дуэль к роковому исходу. Грушницкий, в котором заговорила совесть, пусть даже и разбуженная разоблачением интриги Печориным, поступает “противу правил” и разрешает проверить и зарядить пистолет Печорина, который, в отличие от противника, сознательно легко ранившего его, прицеливается крайне тщательно и хладнокровно убивает Грушницкого (расстояние в шесть шагов и позиция на краю страшного обрыва предлагаются опять же Печориным). Трагическую, нелепую смерть молодого человека он сопровождает словами: “Finita la comedia!”
Нужно отметить, что Печорин уже с самой своей встречи с Грушницким в Пятигорске предвидел возможность этой дуэли и, может быть, стремился к ней: “…я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас не сдобровать.” (Лермонтов. С.512).
В крупнейшей, центральной из повестей “Героя нашего времени”, в “Княжне Мери” особенно проявляется критическое осмысление образа Печорина. Именно в “Княжне Мери” Лермонтов резко углубляет подлежащие осуждению стороны личности героя. Здесь он осуществляет со всей полнотой и четкостью тот суд над своим героем, элементы которого намечались и раньше, но который здесь впервые получил такое широкое, отчетливое воплощение.
«Демон» – это одно из центральных произведений Лермонтова, над которым Лермонтов работал больше десяти лет (1829-1839). Он начал писать эту поэму еще в четырнадцатилетнем возрасте, когда учился в университетском благородном пансионе. В ту пору он задумал поэму о демоне и ангеле, влюбленных в одну монахиню. Потом Лермонтов изменил замысел: в новом варианте демон влюбляется в монахиню и губит ее из ненависти к ангелу-хранителю.
В этих ранних редакциях действие поэмы происходило вне времени и пространства. Затем Лермонтов задумал приурочить поэму ко времени «пленения евреев в Вавилоне». Этот библейский вариант остался ненаписанным. По тексту четвертой редакции можно догадаться, что действие перенесено в Испанию: появились некоторые детали в описании – «теплый южный день», «лимонная роща», «испанская лютня». Однако общий характер поэмы от этого не изменился.
Вернувшись из Грузии, Лермонтов подверг поэму капитальной переработке. Горы Кавказа, Казбек, который кажется пролетающему демону «гранью алмаза», «излучистый Дарьял», Кайшаурская долина, зеленые берега светлой Арагвы, угрюмая Гуд-гора оказались самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы. В новом варианте «Демона» появились развернутые описания грузинской природы и грузинского феодального быта. Романтическая поэма о любви небожителя к смертной приобрела черты подлинного реализма. В этой «кавказской» редакции 1838 года, созданной Лермонтовым в Петербурге вскоре после возвращения из ссылки, она стала одним из самых замечательных произведений русской поэзии.
Некоторые дореволюционные исследователи считали Кавказ некоей условной декорацией, экзотическим обрамление, подчеркивающим образ «гордого мятежника», заимствованный Лермонтовым у западных романтиков. Однако кавказский материал в «Мцыри» и в «Демоне» не экзотическое обрамление в стиле «восточных повестей» Байрона (хотя у Лермонтова «Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Несомненно, что решающее влияние на создание новой редакции оказали на Лермонтова грузинские народные предания, легенды и песни, знакомство с бытом и нравами новой для него страны.
Еще в 1880-х годах первый биограф Лермонтова, П.А. Висковатов, писал о том, что поэт, «странствуя по Военно-Грузинской дороге, изучал местные сказания, положенные в основу новой редакции «Демона». Однако он не подкрепил своих предположений развернутыми доказательствами, а либерально-буржуазная критика, стремившаяся связать творчество Лермонтова с западноевропейской литературной традицией, естественно, обошла эту статью полным молчанием.
Поэма основа на библейской легенде о павшем ангеле, восставшем против бога. К этому образу, олицетворяющему дух отрицанья, обращались многие европейские писатели Мефистофель в «Фаусте» И.В. Гете, Сатана в «Потерянном рае» Мильтона, Люцифер в «Каине» Дж. Байрона. В основе сюжета – стремление духа отрицанья и зла к добру и красоте. Это стремление рождается под влиянием любви, а финал поэмы говорит о недостижимости такой мечты по разным причинам: несовершенство мира и невозможность прийти к свету без покаяния и раскаяния.
Нет, пожалуй, в русской литературе другого такого поэта, который до сих пор вызывал бы столь различные и даже противоположные чувства, чьё творчество до сего дня не перестаёт волновать читателей. Имя этого поэта – Михаил Юрьевич Лермонтов. Его перу принадлежат сотни замечательных произведений, которые были созданы им за сравнительно короткий срок (поэт прожил всего каких-то 27 неполных лет). В отличие от Пушкина, которого называли «белым ангелом русской поэзии», Лермонтов был «черным ангелом русской поэзии». И это не случайно. Его поэзия отличается необычайной загадочностью, таинственностью, и даже неким демонизмом веет от него. Недаром одним из заветных его произведений была поэма «Демон», которой Лермонтов посвятил более 10 лет жизни.
Поэтический мир Лермонтова – это тревожный мир исканий, напряженной мысли, нерешенных вопросов и больших философских проблем. Это мир высоких, прекрасных чувств: любви, дружбы. Мир глубоких, тонких переживаний человеческой души. А все творчество поэта проникнуто томлением, тоской по идеалу.
Лермонтов видел природу глазами художника, он слушал её, как музыкант. В его поэтическом мире все звучит и поёт, всё сверкает и переливается красками.
Поэзия Лермонтова – исповедь человеческой души. Она отличается исключительной полнотой и так же насыщена внутренним чувством – идеями, эмоциями, желаниями, жизнью, поэтическими образами, – как переполнена и душа поэта.
Именно такой я вижу поэму «Демон» – прекрасный шедевр, потребовавший от создателя многих усилий и стараний на протяжении 10 лет. Михаил Юрьевич Лермонтов долго работал над тем, чтобы довести его до совершенства, но, к большому сожалению, жизнь поэта оборвалась, когда ему не исполнилось ещё и 27 лет. Если бы этого не случилось, то, без сомнения, он вернулся бы ещё раз к «Демону», с тем чтобы художественно завершить поэму.
Об этом свидетельствует отказ Лермонтова опубликовать «Демона» в «Отечественных записках». Аким Шан-Гирей, близкий к Лермонтову, вспоминая свой последний разговор с ним о «Демоне» и приводя слова, сказанные писателем: «Демона мы печатать погодим, оставь его пока у себя», – толкует их в том смысле, что автор хотел ещё «подумать» над своим произведением. «Не сомневаюсь, – писал Шан-Гирей, – что только смерть помешала ему привести любимое дитя своего воображения в вид, достойный своего таланта»,
Поэма «Демон» – итог упорной поэтической работы и многолетних философских раздумий.
Истоки «Демона»
Истоки поэмы кроются в юношеской лирике Михаила Юрьевича Лермонтова, с которой особенно тесно соприкасаются ранние очерки поэмы. К 1829 году относится стихотворение «Мой демон», навеянное пушкинским «Моим демоном», однако совершенно самостоятельное по своей интерпретации. Это самое раннее обращение к теме демона. Написано одновременно с первым наброском поэмы «Демон». В «Моём демоне» частично уже обрисовываются контуры будущей поэмы и образ её героя: «собранье зол» – стихия демона, он мрачен и уныл, вселяет недоверчивость, презирает чистую любовь, отвергает все моленья, равнодушно видит кровь; у него — неземные очи: «несясь меж дымных облаков, он любит бури роковые. »
Два года спустя поэт пишет под тем же заглавием другое стихотворение, в котором повторяется только начало, но поэтическая характеристика героя дается затем в сущности уже иная, нежели в стихотворном наброске 1829 и в поэме «Демон». Зато в этом втором варианте лермонтовского «Моего демона» подчеркнута и как бы предсказана личная, субъективная и роковая связь самого автора с его зловещим созданием:
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня.
Действительно, демонические образы и настроения неотступно преследуют в эти годы воображение поэта.
В ранней лирике Лермонтова намечается тематика и постепенно вырабатывается фразеология создаваемой поэмы. Лирический герой стихотворения «Одиночество» (1830) уподобляется Демону:
Один я здесь, как царь воздушный,
Страданья в сердце стеснены,
И вижу, как судьбе послушно,
Года уходят будто сны.
Царь воздушный, вознесенный в космические пространства, живописуется и в стихотворении «Смерть» (1830 или 1831):
И опустело небо голубое;
Ни ангел, ни печальный демон ада
Не рассекал крылом полей воздушных,
Лишь тусклые планеты, пробегая,
Едва кидали искру на пути.
Чертами демонизма отмечены образы Вадима в одноименном романе и Арбенина в «Маскараде». Несомненную связь с «Демоном» имеют ранние поэмы Лермонтова «Азраил» и «Ангел смерти».
Замечательна стихотворная миниатюра 1832 года «Бой», изображающая поединок двух воздушных бойцов: «один – серебряной обвешан бахромою», другой, полный злобы, – «в одежде чернеца». Поединок кончается победой «младого воина», олицетворяющего светлое начало:
И кони их ударились крылами.
И пал на землю черный конь.
Противопоставления темного, демонического начала светлому, небесному, антитеза «демона» и «ангела» становятся привычными в стихах Лермонтова. В поэтической исповеди «1831-го июня 11 дня» («Моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала») он говорит, что образы, тревожившие его печальную мечту, не походили на существ земных: «все было ад иль небо в них».
Что легло в основу поэмы «Демон»
В Грузии Лермонтов слышал народные песни, легенды, предания, которые использовал в работе над «Демоном», в частности, легенды о заоблачном монастыре возле самой вершины Казбека, куда никто не может добраться, о злом духе Гуда, полюбившем грузинскую красавицу, из-за которой дух мечтает стать смертным и губит из ревности её жениха. Записано в Грузии напоминающее строфы «Демона» предание о женихе, который торопится на свою свадьбу, но убит недалеко от дома невесты. Узнав об этом, невеста уходит в монастырь. Отзвуки народных преданий имеются и в той строфе поэмы, где путник, слыша рыдания Тамары, думает:
«. То горный дух,
Прикованный в пещере стонет!»
И чуткий напрягая слух,
Коня измученного гонит.
Горный дух, прикованный в пещере к скале, – сказочный богатырь Амирани, о котором в Грузии и вообще на Кавказе рассказывают повсеместно. Некогда Амирани, как и лермонтовский Демон, восстал против бога. И за это бог приковал его в пещере к скале, и будет он вечно мучиться, до тех пор, пока не настанет конец мира.
Лермонтов чувствует, что смутные переживания, в которые погружается его душа («усыпленье дум, меж радостью и горем полусвет») не мог бы изъяснить «ни ангельский, ни демонский язык».
Автобиографичность поэмы «Демон»
Личная трагедия, безусловно, повлияла на всю любовную лирику
Лермонтова. Ещё в детстве будущий поэт познакомился с Варварой Лопухиной.
Постепенно детская дружба переросла в серьёзное чувство. Однако у поэта, по складу его характера, жизненного предназначения, не могло быть всё легко и просто. Лермонтов в силу своей противоречивости совершил ошибку, отдалившись от своей возлюбленной. Варвара Лопухина усомнилась в его и своих чувствах и дала согласие на брак с другим человеком. Поэт сильно переживал сложившуюся ситуацию. Он не перестал любить Варвару даже после её замужества. Через всю жизнь Лермонтова проходит образ этой женщины в трагическом соединении любви и страдания, Только так поэт способен воспринимать жизнь во всей её полноте:
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Его любовь – это роковая, гибельная страсть, и он сам как бы перевоплощается в демона:
Ты для меня была как счастье рая
Для демона, изгнанника небес.
( «Измученный тоскою и недугом», 1832)
Этот скорбный мотив подхватывается другим стихотворением этого же года «Послушай, быть может, когда мы покинем навек этот мир», где рисуется встреча с любимой в ином мире:
Ты ангелом будешь, я демоном стану!
Клянися тогда позабыть, дорогая,
Для прежнего друга все счастие рая!
Пусть мрачный изгнанник, судьбой осужденный,
Тебе будет раем, а ты мне – вселенной!
Мотив демонической любви, переживающей смерть и могилу, звучит, наконец, в великолепном стихотворении 1841 года «Любовь мертвеца», где есть такие строки:
Я видел прелесть бестелесных –
И тосковал,
Что образ твой в чертах небесных
Не узнавал.
Что мне сиянье божьей власти
И рай святой!
Я перенес земные страсти
Туда с тобой.
Об отражении в «Демоне» поэтических переживаний личного, субъективного характера писал сам Лермонтов в «Сказке для детей» и в «Посвящении» поэмы в редакции 1838 года. В «Посвящении» «Демона» 1831 года проводится прямая параллель между автором и его героем:
Как демон, хладный и суровый,
Я в мире веселился злом,
Обманы были мне не новы,
И яд был на сердце моём;
Теперь, как мрачный этот Гений,
Я близ тебя опять воскресенье
Для непорочных наслаждений
И для надежд, и для небес.
В стихотворении «Я не для ангелов и рая», которое можно считать послесловием к поэме в редакции того же 1831 года, мы читаем снова:
Как демон мой, я зла избранник,
Как демон, с гордою душой,
Я меж людей беспечный странник.
Для мира и небес чужой.
«Здесь с полной отчетливостью раскрыта автопортретность демона»,-комментирует Борис Михайлович Эйхенбаум – советский историк литературы, исследователь творчества Лермонтова. Есть как будто все данные для признания автобиографичности лермонтовского «Демона», особенно его ранних очерков. Многие дореволюционные литературоведы настаивали на этом утверждении. «В «Демоне» Лермонтовым. начерчен собственный портрет автора», – писал В.
Спасович. Н. Дашкевич нашел возможным сказать даже так: «Кажется, что в течение своего продолжительного существования в литературе демон редко встречал до Лермонтова такого собрата в среде людей», Позже П. Сакулин утверждал со своей точки зрения: «Без преувеличения можно сказать, что история демона, над которой так долго работал Лермонтов, является в значительной степени его собственной исповедью». Д. Овсянико-Куликовский суммировал: «Давно известно, что герою поэмы, демону, Лермонтов приписал свои собственные психологические черты, – настроения, страсти, душевные муки».
Среди лермонтоведов XIX века П. Висковатов, бывший биографом поэта, явно утрировал биографический метод при объяснении «Демона». Он считал, что созданная в юношеские годы поэма «получает совсем автобиографический характер. В ней изображается история его душевных мук и любви к Вареньке».
П. Мартьянов в пылу полемики с Висковатовым категорически возражал ему: «Ни первые наброски «Демона», ни окончательно отделанные потом строфы поэмы не имели никакого автобиографического значения и личных отношений поэта к Вареньке Лопухиной не касались». «любовь его к Вареньке Лопухиной ничего общего с соблазном Демоном Тамары не имеет». Адресуя ей своё «Посвящение» («Прими мой дар, моя Мадонна»), Лермонтов, по мнению Мартьянова, «хотел одного – чтобы она признала в нем поэта, а не подобие Демона».
Отголоски, если не рецидивы, биографического метода не миновали и некоторых работ советских исследователей творчества Лермонтова. Так, С. Н. Дурылин доказывал, что «поэма «Демон» всегда была исповедью поэта к любимой женщине». Но автобиографичность юношеских лирических признаний Лермонтова сама по себе относительна, будучи облечена в очень условную литературную форму. Нельзя же всерьез принимать уверения четырнадцатилетнего мальчика о его «последней любви», об утрате им «веселия, уж взятого гробницей» («Цевница», 1828)
Портретное сходство Лермонтова и Демона
Не меньшей условностью отличается и «демонический автопортрет» юноши Лермонтова. Рисуя его, поэт находился во власти литературно-романтической традиции. Демона он изображал не только в поэме, но и в своих лирических стихах, наделяя себя самого чертами, присущими этому «мрачному гению». Если в образ гордого «духа изгнанья» вложены личные переживания поэта, то и лирический герой ряда его стихотворений создан в одинаковой мере наподобие Демона.
Один из юных почитателей Лермонтова, которому посчастливилось познакомиться с поэтом в последний год его жизни, был поражен: «То были скорее длинные щели, а не глаза, – пишет он, – щели, полные злости и ума». На этого мальчика неизгладимое впечатление произвела внешность Лермонтова: «огромная голова, широкий, но невысокий лоб, выдающиеся скулы, лицо коротенькое, оканчивавшееся узким подбородком, желтоватое, нос вздернутый, фыркающий ноздрями, реденькие усики, коротко остриженные волосы. И – сардоническая улыбка. »
Один из приятелей Лермонтова говорит: «широкий, но невысокий лоб, большие глаза». И возражение: «глаза небольшие, калмыцкие, но живые, с огнем, выразительные».
Такие противоречия встречаются не только о внешности, но и характере и манере поведения Лермонтова.
Чем усерднее вчитываемся мы в дошедшие до нас строки воспоминаний, тем более убеждаемся, что Лермонтов действительно был разным и непохожим – среди беспощадного к нему света и в кругу задушевных друзей, на людях и в одиночестве, в сражении и в петербургской гостиной, в момент поэтического вдохновения и на гусарской пирушке. Это можно сказать про каждого, но у Лермонтова грани характера были очерчены особенно резко, и мало кто возбуждал о себе столько разноречивых толков.
Н. П. Раевский, офицер, встречавший Лермонтова в кругу пятигорской молодежи летом 1841 года, рассказывал: «Любили мы его все. У многих сложился такой взгляд, что у него был тяжелый, придирчивый характер. Ну, так это неправда; знать только нужно было, с какой стороны подойти. Пошлости, к которой он был необыкновенно чуток, в людях не терпел, но с людьми простыми и искренними и сам был прост и ласков».
«Он был вообще нелюбим в кругу своих знакомых в гвардии и в петербургских салонах». Это прямо противоположное утверждение принадлежит князю Васильчикову, секунданту на последней – роковой – дуэли с Мартыновым.
«Все плакали, как малые дети», – рассказывал тот же Раевский, вспоминая час, когда тело поэта было доставлено в Пятигорск.
«Вы думаете, все тогда плакали? – с раздражением говорил много лет спустя священник Эрастов, отказавшийся хоронить Лермонтова. -. Все радовались».
И сколько ни будете читать воспоминаний о Лермонтове, более, чем о поэте, они будут говорить вам об отношении к нему мемуаристов.
Исходя из слов всех высказывавшихся по поводу характера Лермонтова и его произведений, можно сделать вывод о сходстве Демона и Лермонтова и о том, что Лермонтов отразил в «Демоне» свои черты – как душевные переживания, так и внешние черты. О первом свидетельствует «Посвящение» к так называемой «лопухинской» редакции.
Посвящение
Я кончил – и в груди невольное сомненье!
Займет ли вновь тебя давно знакомый звук,
Стихов неведомых задумчивое пенье,
Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?
Пробудится ль в тебе о прошлом сожаленье?
Иль, быстро пробежав докучную тетрадь,
Ты только мертвого, пустого одобренья
Наложишь на неё холодную печать;
И не узнаешь здесь простого выраженья
Тоски, мой бедный ум томившей столько лет;
И примешь за игру иль сон воображенья
Больной души тяжелый бред.
О том, что Лермонтов отразил в поэме «Демон» свои внешние черты можно понять, сравнивая образ Демона в поэме и описание Лермонтова светскими девушками («язвительная улыбка, злой и угрюмый вид»), юным почитателем Лермонтова ( глаза поэта , по его описанию, были как длинные щели, полные злости и ума) и другими людьми.
Работа Лермонтова над поэмой «Демон» и 8 редакций поэмы
«Демон» – одно из центральных произведений Лермонтова, к работе над которым поэт возвращался в течение почти всей творческой жизни. Длительная история создания «Демона» показывает, что Лермонтов относился в высшей степени взыскательно не только к «детским» очеркам, но и более зрелым редакциям поэмы. Об этом свидетельствует сама многочисленность редакционных версий, начиная с набросков 1829 года и кончая поправками 1841 года. Отделывая и шлифуя текст поэмы, автор нередко заменял одни выражения и эпитеты другими, более зримыми, меткими, придавал им большую гибкость. Вот несколько таких поправок: «Ремнем затянут ловкий стан» (было «стройный стан»), «удалой жених» (было «молодой»), «скакун лихой» (было «надежный»), «Соблазна полными речами» (вместо «И лести сладкими речами») и другие.
В основе сюжета – стремление духа отрицания и зла к добру, красоте и гармонии. Любовь Демона к Тамаре символизирует это стремление, а конечная катастрофа означает недостижимость его «безумной мечты» о приобщении к добру, о преодолении одиночества, единении с миром. Такой финал должен свидетельствовать о несовершенстве миропорядка, установленного богом; тем самым поэма приобретает богоборческое звучание.
Несмотря на простоту фабулы, поэма заключает в себе сложное переплетение идейно-символических мотивов и неоднозначна для восприятия. Можно указать на несколько сфер восприятия и истолкования «Демона»: космическую, где Демон рассматривается в отношении к богу и мирозданию; общественно-историческую, где Демон выражает определённый момент в становлении передового сознания эпохи; психологическую – как апофеоз и трагедию свободной страсти.
В ЛАБ обозначено 8 редакций «Демона» (включая неоконченные наброски, но без учета Ереванского списка в качестве самостоятельной редакции), I редакция 1829 содержит посвящение и всего 92 стиха, а также два прозаических конспекта сюжета, из которых второй без значительных изменений воплотится во всех ранних редакциях поэмы и в большой мере отразится даже в VI ее редакции: «Демон влюбляется в смертную (монахиню), и она его наконец любит, но демон видит её ангела хранителя и от зависти и ненависти решается погубить её. Она умирает, душа её улетает в ад, и демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой». Первый законченный очерк «Демона» II редакция сравнительно кратко излагает намеченный сюжет. В последующих III и V редакциях Лермонтов постепенно детализирует образы Демона и монахини (то вводя, то исключая мотив любви героини к Ангелу), расширяет описательные моменты (условный романтический пейзаж, горы, море), совершенствует стиль. По сути дела, это редакции одного и того же варианта поэмы, одной и той же концепции. В IV редакции 1831 года 7 начальных строф поэмы о Демоне написаны 5-стопным (а не 4-стопным) ямбом. Имеются заметки этой же поры о не осуществленных впоследствии замыслах: перенести действие во времена вавилонского пленения евреев; написать сатирическую поэму о Демоне.
В ранних редакциях Демон губит героиню сознательно, хотя вначале (до встречи с Ангелом) в нем проснулись «краткие надежды любви, блаженства и добра» и его намерения в отношении возлюбленной были чисты. В III редакции появляется знаменитый диалог Демона и героини о боге, в V – тирады, обличающие земную жизнь, «клятва повествователя», воспевающая в восторженном духе красоту героини; эти и другие эпизоды и темы имели будущее развитие в зрелых редакциях «Демона». Однако ранние редакции далеки от художественного совершенства и убедительности. Образ Демона не без наивности соотнесен с личностью самого автора, что, в частности, явствует из посвящений к поэме (в одном из них говорится: «Как демон мой, я зла избранник» IV)
Зрелые редакции отличаются большей идейной глубиной, символичной многоплановостью, конкретностью изображения; усилившаяся объективность повествовательной манеры позволила превратить «Демона» в «восточную повесть», насыщенную фольклорными мотивами, картинами грузинского быта, живыми и точными этнографическими деталями. Впервые действие перенесено на Кавказ в первоначальном варианте VI редакции 9 в Ереванском списке 1837 – начало 1838. Другой вариант VI редакции – «лопухинская редакция», единственная из поздних редакций, сохранившаяся в авторизованной копии с датой 8 сентября 1838. Рукопись эта была подарена В. А. Лопухиной и сопровождена посвящением.
Лермонтов продолжал работу над «Демоном» и в последующие месяцы. Известно, что VII редакция была окончена 4 декабря 1838 года. Однако автографов последней 8 редакции не сохранилось. Об особенностях VII редакции более или менее определённое представление дает первое карлсруйское издание поэмы (1856), редактор которого, А. И. Философов, опубликовал в подстрочных примечаниях к тексту 1841 года разночтения из «сочиненной Михаилом Юрьевичем Лермонтовым 4-го декабря 1838 года» «восточной повести» «Демон», причем по «своеручной рукописи» автора: новый титул произведения («восточная повесть»), точная дата написания, указание на «собственноручность» текста значатся на заглавной странице того рукописного оригинала, с которого печаталось в Карлсруэ издание 1856 г.
VIII редакция предназначалась для чтения при дворе и тогда же готовилась Лермонтовым к печати; в связи с этим ещё в дореволюционной литературе было высказано предположение, что «диалог о боге» (впервые появился в III редакции) изъят из этой редакции по цензурным мотивам. Вместе с тем неоднократно указывалось на логическую несовместимость этого диалога с новым контекстом – «клятвой Демона», его обещанием отречься «от старой мести» и «с небом примириться». Вопрос остался дискуссионным, и до сих пор существуют разные традиции воспроизведения текста VIII редакции. Как бы то ни было, в последней редакции образ героя нисколько не снижен, его субъективная «правда» обладает прежним поэтическим могуществом. Трагическое крушение героя имеет место в разных редакциях поэмы, но в последней оно усугубляется, так как Демон до смерти Тамары проигрывает борьбу с Ангелом за её душу.
Поэма была первоначально разрешена цензурой (Лермонтов этим разрешением не воспользовался), но затем надолго ею запрещена и распространялась во множестве списков, порой значительно расходившихся между собой, отражавших и часто контаминировавших разные редакции.
Изучив биографию Михаила Юрьевича Лермонтова, исследовав материалы по творческой и литературной истории создания поэмы «Демон», можно сделать следующие выводы.
К созданию поэмы Лермонтов шел очень долго, и путь этот был довольно трудным. И эта поэма, по некоторым данным, не была завершена Лермонтовым полностью.
Истоки «Демона» кроются в юношеской лирике Михаила Юрьевича Лермонтова. Это можно увидеть на примере таких стихотворении, как «Мой демон» (1829г. , 1831г. ), «Одиночество», (1830), «Смерть» (1830 или 1831г. ), «Бой», (1832), «Моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала» (1831). Также с «Демоном» связаны такие произведения как «Вадим», «Маскарад», «Азраил» и «Ангел смерти». В них частично заключено описание будущей поэмы и образа её героя.
В основе «Демона» лежат грузинские народные песни, легенды и предания, которые Лермонтов услышал на Кавказе, Это легенды о заоблачном монастыре возле вершины Казбека, легенда о злом духе Гуда и предание о женихе, который ехал на свою свадьбу, но погиб недалеко от дома невесты. Упоминается здесь и о сказочном богатыре Амирани, восставшем против Бога, впрочем, как и Демон.
Поэма «Демон» имеет 8 редакций, из которых 7 имеют точную дату написания, а у последней восьмой редакции, к сожалению, её не сохранилось. Впервые «Демон» был напечатан за границей в 1856 году, а в России полностью – в 1873 году.
В «Демоне» Лермонтов отразил как свои внутренние чувства (любовь и теплое отношение к Варваре Лопухиной), так и свои сходные с Демоном внешние черты.
В начале второй части поэмы (строфа V) всаднику, до слуха которого доносится рыданье Тамары, кажется, что это «…горный дух, // Прикованный в пещере, стонет», Горный дух, прикованный в пещере, – Амирани, Прометей грузинских и осетинских легенд. В некоторых вариантах этих легенд он выступает как богоборец, затеявший борьбу с небом за справедливость на земле. Таким образом, народные грузинские легенды помогали Лермонтову связать прежний материал с новой почвой.
Вернувшись в Петербург, Лермонтов снова переработал поэму. К 1838 году относятся три новых редакции. Шестая, которую поэт собирался публиковать и которая разошлась в рукописных копиях в огромном числе, датирована 8 сентября 1838 года. В декабре того же года, собираясь печатать поэму, Лермонтов подверг ее новой переработке (дата окончания последней редакции – 4 декабря). Мятежный характер Тамары в этой редакции сильно смягчен: Лермонтов придал ей черты существа, не созданного для мира, и вычеркнул текст, следовавший за строфой XIII второй части поэмы, с описанием Тамары в гробу. Как раз в этой исключенной строфе был стих «Иль с небом гордая вражда…», который так восхищал Белинского и в котором он видел воплощение одной из основных идей поэмы. Кроме того, Лермонтов дополнил поэму клятвою Демона («Хочу я с небом примириться, // Хочу любить, хочу молиться, // Хочу я веровать добру…»), исключил диалог «Зачем мне знать твои печали…» и сочинил новый конец, в котором ангел спасает душу Тамары. Приблизив к условиям цензуры образ Тамары, Лермонтов стремился тем самым уберечь от искажений образ Демона: Демон побежден, но не раскаивается.
В 1839 году Краевский собирался публиковать в «Отечественных записках» отрывки из «Демона». Этому помешала новая ссылка Лермонтова.
В 1842 году цензура окончательно запретила поэму; Краевскому удалось опубликовать только отрывки.
Впервые «Демон» был опубликован в 1856 году за границей (в Карлсруэ). Выпустил это издание родственник Лермонтова генерал А. И. Философов. В следующем году там же, в Карлсруэ, появилось новое издание поэмы, но с разночтениями. Датировалась поэма 1841 годом. Все это на долгие годы запутало вопрос о творческой истории поэмы, ее окончательном тексте и ее датировке. Уже в советские годы споры решила находка Э. Э. Найдича, обнаружившего письмо генерала А. И. Философова к директору императорской Публичной библиотеки барону М. А. Корфу. В этом письме уточнена история создания и публикации «Демона».
В основу сюжета поэмы положен библейский миф о падшем ангеле, восставшем против Бога, изгнанном из рая и превращенном Богом в духа зла. В художественной разработке образа «духа отрицанья и сомненья» Лермонтов имел немало именитых предшественников. Это Сатана из поэмы Мильтона «Потерянный рай», Мефистофель из гетевского «Фауста», Люцифер из мистерии Байрона «Каин», падший дух из поэмы Виньи «Элоа», демон из стихотворений Пушкина «Демон» и «Ангел». Вступая в творческое соревнование с литературными корифеями, Лермонтов поразительно рано наметил собственную, во многом отличную от других трактовку этого образа, от редакции к редакции углубляя и совершенствуя его раскрытие.
Образно-смысловая структура «Демона» содержит в себе различные пласты и уровни. Их переплетение и взаимодействие обусловлено прежде всего смысловым богатством образа лермонтовского героя. Одним из отличий Демона от его литературных предшественников является его многогранность и разносторонность. Демон мятежен и непримирим, как мильтоновский Сатана. Он знающ и мудр, как байроновский Люцифер. По мощи отрицания он превосходит гетевского Мефистофеля. Он еще более соблазнительно прекрасен и коварен, чем герой Виньи Элоа. Но, кроме того, в нем есть неведомая этим героям неудовлетворенность – и не только окружающим миром, но и самим собой. Вместе с отрицанием и навязанным ему злом в нем живет жажда идеала «любви, добра и красоты». Лермонтовский Демон воплощает в себе не только мощь свободного разума, но и другую, одновременно созидательную и разрушительную силу – страсть. Единство этих двух начал, напряженная жизнь духа, стремление к восстановлению баланса, гармонии, связи с миром, природой, людьми – и понимание невозможности его полного осуществления придают образу Демона не только трагизм, но и необыкновенную динамичность.
Сюжетный конфликт поэмы складывается из отношений Демона и Тамары, но в его развитие властно вмешивается еще одна сила – Бога. Хотя как персонаж Бог и не появляется в поэме, но его присутствие ощущается везде: в раздумьях героев, в действиях выполняющего Божью волю Ангела, в законах созданного Богом мира, которые зачастую определяют судьбы главных персонажей поэмы. Небесная битва и её итог – всё это составляет так называемый «пролог на небесах», особенно ощутимый в первых редакциях поэмы, близких к мистерии, не получивших ещё конкретного колорита «восточной повести». Сопоставление Демона с Молнией «по следу крыл его тащилась багровой молнии струя» М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.639 восходит, возможно, к евангельским словам Христа:
А Он сказал: Я видел сатану, подобно молнии упавшего с небаЕвангелие от Луки 10.18, http://www.superbook.org/LUT/LK/lk10.htm
Ярко выделяющийся втором плане сюжета конфликт, который виден в большом диалоге Тамары и Демона с одной стороны, и Богом с его миропорядком – с другой, наполняет содержание поэмы глубоким философским смыслом. Встреча с Тамарой для Демона, в сущности, не залог «возвращения рая», а новая ступень в его исканиях «с начала мира». С этого момента мотив возрождения к «жизни новой» превращается в сюжетный лейтмотив, хотя какое-то время Демон и остается прежним духом зла. Но такова гуманистическая сила любви, неразрывно связанная не только с красотой, но и с добром, что Демон готов отказаться если не от зла вообще, то хотя бы от «умысла жестокого» – обольщения хранимой Богом Тамары. Постепенно чувство, которому он пытался поначалу сопротивляться, достигает апогея: «Тоску любви, ее волненье, постигнул Демон в первый раз». Он полон решимости начать жизнь иную:
И входит он, любить готовый,
С душой открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора. М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.523
Именно в этот момент между Демоном и Тамарой становится Бог в лице Ангела – «хранителя грешницы прекрасной». Устами Ангела Бог напоминает Демону о тяготеющем над ним проклятии: «К моей любви, к моей святыне не пролагай преступный след». Это один из существенных моментов сюжета, отчасти объясняющий вспыхнувшее в Демоне желание любой ценой удержать Тамару, не уступить ее Богу. Поэт создает сложнейшую психологическую ситуацию: в душе героя сосуществуют сразу несколько взаимоисключающих чувств и волевых импульсов. В ответ на смиренно-надменную речь Ангела
Злой дух коварно усмехнулся;
Зарделся ревностию взгляд;
И вновь в душе его проснулся
Старинной ненависти яд. М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.524
В последующих словах монолога Демона – кипение любви к Тамаре и «яда» жгучей, «старинной ненависти» к Богу, непреклонность и смятение, злоба и коварство, предчувствие катастрофы дерзкое стремление к ней. Когда Тамара обращается к злому духу с просьбой дать клятву-отречение от борьбы с Богом, Демон дает ее. Знаменитое: «Хочу я с небом примириться, хочу любить, хочу молиться, хочу я веровать добру» М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.530 – было одновременно и неподдельным движением смертельно уставшей души Демона и средством покорения Тамары. Этот страстный монолог ещё более усиливается поэтом при помощи анафоры. Но едва вступив в царство любви и гармонии, Демон разрушает его, умертвив Тамару первым же поцелуем.
Смысл этого смертельного поцелуя многозначен: безмерная, испепеляющая страсть Демона оказалась гибельной для простой смертной, но сцена имеет и другие смысловые грани. «Смертельный яд» поцелуя Демона настоян на ненависти и злобе, отравляющих даже такое животворное чувство, как любовь. Проклявший его за непокорность Бог вложил ему в грудь эти чувства, превратив его в «зло природы», он же с новой силой возродил их в душе Демона в момент, когда тот был готов снова «любить» и «веровать добру». С точки зрения героя, ответственность за гибель Тамары несет не только он, но и Бог, сотворивший мир, в котором добро и зло так тесно переплетены. Венчают развязку поэмы стихи, не оставляющие сомнения в поражении Демона:
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной,
Без упованья и любви!.. М.Ю. Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах, М.; Л.; Издательство Академии наук СССР, 1962. – Т.2, – С.539
Однако поражение Демона не означает утверждения абсолютной правоты Бога и созданного им мира. Нераскаявшийся Демон остается живым укором дисгармоничности и неустроенности божьего мира, что более ярко выражено в стихе, впервые появившемся во второй редакции поэмы и удаленном позже из седьмой: «посла потерянного рая улыбкой горькой упрекнул…»
Поэму «Демон» Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка – «Печальный демон, дух изгнанья» – прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
И лучших дней воспоминанья
Чредой теснилися пред ним…
Так начинается первый вариант поэмы 1829 года. Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
Демон узнает, что ангел любит одну смертную.
Демон узнает и обольщает ее, так что она покидает ангела, но скоро умирает и делается духом ада.
Демон обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, и проч. свою историю.
Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти, неверие в бога. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
Смертельный след напечатлен
На том, к чему он прикоснется,
И говорят, что даже он
Своим злодействам не смеется,
Что груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
Зачем же демон отверженья
Роняет посреди мученья
Свинцовы слезы иногда,
И им забыты на мгновенье
Коварство, зависть и вражда?..
«Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возник новый план: «Демон влюбляется в смертную (монахиню) и она его наконец любит, но Демон видит ее ангела-хранителя и от зависти и ненависти решается погубить ее. Она умирает, душа ее улетает в ад, и Демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой».Как далеки эти первые стихотворные опыты от гениального создания зрелых лет. И тем не менее они – зерно, из которого впоследствии выросла грандиозная поэтическая концепция.
И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья – у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов, предрассудков, от жизни, в которой все решает положение, связи, богатство. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут!
Создание поэмы «Демон»
Поэму «Демон» М.Ю. Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка – «Печальный демон, дух изгнанья» – прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
– Демон узнает, что ангел любит одну смертную, обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, но она скоро умирает и делается духом ада.
Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
… груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
«Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возникали новые и новые планы. И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья – у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут!
Начав работу над поэмой «Демон» в 1829 г., поэт в 1829-1831 гг. пишет или намечает четыре редакции ее. В 1833-1834 гг. Лермонтов создает пятую редакцию поэмы, в 1838 г. – шестую. Изменяется облик героини. Она постепенно теряла черты абстрактно-романтической грешницы и получала психологически мотивированную биографию. В шестой редакции Лермонтов нашел окончательное место действия – Кавказ, а сюжет оказался погруженным в атмосферу народных преданий и обогащен деталями быта и этнографии, а княжна Тамара предстала как живой и полнокровный образ.
С появлением такого образа Демон получил меру ценности своих деяний. По своему философско-этическому содержанию образ Тамары равновелик образу Демона. Она наделена той полнотой переживания, которая исчезла в современном мире; любовь ее самоотверженна и соединена с искупительным страданием. Поэтому, погубив Тамару, Демон не только наказан безысходным одиночеством (как было в ранних, «байронических» редакциях), но и побежден в самый момент своей мнимой победы – ибо его жертва возвысилась над ним. Этот последний этап эволюции замысла был связан с общей переоценкой индивидуалистической идеи, затронувшей все творчество Лермонтова конца 30 гг. Однако переоценка не означала «разоблачения», дискредитации. Демон оставался существом бунтующим и страдающим; в его монологах звучало отрицание существующего миропорядка, и его голос начинал сливаться с голосом автора. В «Демоне» нашли наиболее ясное воплощение свойственные Лермонтову мотивы богоборчества. Они стали причиной запрещения поэмы к печати.
К 1839 г. Лермонтов посчитал замысел «Демона» исчерпанным. В 1840 г. в «Сказке для детей» он вспомнил о «безумном, страстном, детском бреде», мучившем его много лет, от которого он, наконец, «отделался стихами». К 1839 г. относится последняя редакция «Демона».
Работу над «Демоном» Лермонтов не закончил и печатать не собирался. Ни авторизованной копии, ни тем более автографа поэмы в этой редакции нет. Её печатают по списку, по которому она была напечатана в 1856 году А.И. Философовым, женатым на родственнице Лермонтова, А.Т. Столыпиной. А.И. Философов был воспитателем одного из великих князей и напечатал эту редакцию «Демона» в Германии. Книга была издана очень небольшим тиражом, специально для придворных. На титульном листе списка Философова написано: «Демон». Восточная повесть, сочиненная Михаилом Юрьевичем Лермонтовым 4-го декабря 1838 года…» Имеется там также и дата списка: «Сентября 13-го 1841 года», что свидетельствует о том, что список этот делался уже после смерти Лермонтова.
Сохранилась авторизованная копия этой редакции поэмы, подаренная Лермонтовым В.А. Лопухиной (по мужу Бахметьевой) и находившаяся у её брата, друга Лермонтова и его товарища по Московскому университету. Драгоценная рукопись дошла до нас. Большая тетрадь из прекрасной плотной бумаги сшита белыми толстыми нитками, как обычно сшивал Лермонтов свои творческие тетради. Она хранится в Ленинграде, в библиотеке имени Салтыкова-Щедрина. Обложка пожелтевшая, порванная и потом кем-то подклеенная. Хотя рукопись переписана чужим ровным почерком, обложка сделана самим поэтом. Сверху – крупно – подпись: «Демон». Внизу слева мелко: «1838 года сентября 8 дня». Заглавие старательно выведено и заключено в овальную виньетку. Почерк Лермонтова мы встречаем также на одной из страниц поэмы в самом конце. Строки, написанные Лермонтовым в тетради, подаренной им любимой женщине, среди бездушно выписанных писарем страниц, приобретают особый интимный смысл. Они воспринимаются с волнением, как нечаянно открытая чужая тайна. Страница, написанная рукою писаря, кончается стихами:
Облаков неуловимых
Волокнистые стада…
На следующей странице мы видим почерк Лермонтова. Поэт старается писать ровно и красиво, но, по привычке, как всегда, строчки, написанные его мелким, неровным почерком, устремляются вверх и загибаются вниз:
Час разлуки, час свиданья –
Им не радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.
А дальше писарь продолжает старательно переписывать поэму. Но по окончании снова появляется рука Лермонтова.
Находясь под впечатлением «Демона», Белинский писал В.П. Боткину в марте 1842 года о творчестве Лермонтова: «…содержание, добытое со дна глубочайшей и могущественнейшей натуры, исполинский взмах, демонский полёт – с небом гордая вражда, – всё это заставляет думать, что мы лишились в Лермонтове поэта, который по содержанию шагнул бы дальше Пушкина. … это – сатанинская улыбка, искривляющая младенческие ещё уста, это – «с небом гордая вражда», это – презрение рока и предчувствие его неизбежности. Всё это детски, но страшно сильно и взмашисто. Львиная натура! Страшный и могучий дух! «Демон» сделался фактом моей жизни, я твержу его другим, твержу себе, в нём для меня – миры истин, чувств, красот».
Апр
10 2010
История и замысел написания поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон»
Поэму «Демон» Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка – «Печальный демон, дух изгнанья» – прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
И лучших дней воспоминанья
Чредой теснилися пред ним…
Так начинается первый вариант поэмы 1829 года. Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
Демон узнает, что ангел любит одну смертную.
Демон узнает и обольщает ее, так что она покидает ангела, но скоро умирает и делается духом ада.
Демон обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, и проч. свою историю.
Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти, неверие в бога. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
Смертельный след напечатлен
На том, к чему он прикоснется,
И говорят, что даже он
Своим злодействам не смеется,
Что груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
Зачем же демон отверженья
Роняет посреди мученья
Свинцовы слезы иногда,
И им забыты на мгновенье
Коварство, зависть и вражда?..
«Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возник новый план: «Демон влюбляется в смертную (монахиню) и она его наконец любит, но Демон видит ее ангела-хранителя и от зависти и ненависти решается погубить ее. Она умирает, душа ее улетает в ад, и Демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой».Как далеки эти первые стихотворные опыты от гениального создания зрелых лет. И тем не менее они – зерно, из которого впоследствии выросла грандиозная поэтическая концепция.
И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья – у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов, предрассудков, от жизни, в которой все решает положение, связи, богатство. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут!
Предыдущие Сочинения: Образ Демона в одноименной поэме Лермонтова
Следующие Сочинения: «Смерть Поэта» Лермонтова: история и современность
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани – » История и замысел написания поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон» . Литературные сочинения!
Лучшие Темы сочинений:
Характеристика поэмы Лермонтова «Демон»
Поэма «Демон» вершина русской романтической поэзии
Демон Лермонтова в творчестве Михаила Врубеля
Основная идея поэмы Лермонтова «Демон»
Проблемы общества в поэме Лермонтова «Демон»
Твір за поезією «Печенізька облога Києва»
Демон в творчестве Михаила Врубеля
Новые сочинения:
“Слово о погибели русской земли”
Салон шоколада
Скандинавский эпос
Дружба все победит
Симеон Полоцкий – поэт, издатель, драматург. «Комедия притчи о блудном сыне»
Как описывает Б. Зайцев Преподобного Сергия
День семьи
«Демон» – это одно из центральных произведений Лермонтова, над которым Лермонтов работал больше десяти лет (1829-1839). Он начал писать эту поэму еще в четырнадцатилетнем возрасте, когда учился в университетском благородном пансионе. В ту пору он задумал поэму о демоне и ангеле, влюбленных в одну монахиню. Потом Лермонтов изменил замысел: в новом варианте демон влюбляется в монахиню и губит ее из ненависти к ангелу-хранителю.
В этих ранних редакциях действие поэмы происходило вне времени и пространства. Затем Лермонтов задумал приурочить поэму ко времени «пленения евреев в Вавилоне».
Вернувшись из Грузии, Лермонтов подверг поэму капитальной переработке. Горы Кавказа, Казбек, оказались самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы. В новом варианте «Демона» появились развернутые описания грузинской природы и грузинского феодального быта. Романтическая поэма о любви небожителя к смертной приобрела черты подлинного реализма. В этой «кавказской» редакции 1838 года, созданной Лермонтовым в Петербурге вскоре после возвращения из ссылки, она стала одним из самых замечательных произведений русской поэзии.
Некоторые дореволюционные исследователи считали Кавказ некоей условной декорацией, экзотическим обрамление, подчеркивающим образ «гордого мятежника», заимствованный Лермонтовым у западных романтиков. Однако кавказский материал в «Мцыри» и в «Демоне» не экзотическое обрамление в стиле «восточных повестей» Байрона (хотя у Лермонтова «Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Несомненно, что решающее влияние на создание новой редакции оказали на Лермонтова грузинские народные предания, легенды и песни, знакомство с бытом и нравами новой для него страны.
Еще в 1880-х годах первый биограф Лермонтова, П.А. Висковатов, писал о том, что поэт, «странствуя по Военно-Грузинской дороге, изучал местные сказания, положенные в основу новой редакции «Демона». Однако он не подкрепил своих предположений развернутыми доказательствами, а либерально-буржуазная критика, стремившаяся связать творчество Лермонтова с западноевропейской литературной традицией, естественно, обошла эту статью полным молчанием.
Поэма основа на библейской легенде о павшем ангеле, восставшем против бога. К этому образу, олицетворяющему дух отрицанья, обращались многие европейские писатели Мефистофель в «Фаусте» И.В. Гете, Сатана в «Потерянном рае» Мильтона, Люцифер в «Каине» Дж. Байрона. В основе сюжета – стремление духа отрицанья и зла к добру и красоте. Это стремление рождается под влиянием любви, а финал поэмы говорит о недостижимости такой мечты по разным причинам: несовершенство мира и невозможность прийти к свету без покаяния и раскаяния.
Поэму «Демон» Лермонтов начал сочинять в пятнадцатилетнем возрасте и работал над ней около десяти лет. Много раз он за нее принимался, оставлял, потом начинал снова. Но интересно: первая строка — «Печальный демон, дух изгнанья» — прошла сквозь все редакции поэмы и сохранилась в ней до конца. В первых вариантах действие поэмы происходит вне времени и пространства, в нереальной, условной обстановке.
Печальный демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
И лучших дней воспоминанья
Чредой теснилися пред ним…
Так начинается первый вариант поэмы 1829 года. Написав еще несколько строк, Лермонтов в скобках обозначил дальнейший план:
Демон узнает, что ангел любит одну смертную.
Демон узнает и обольщает ее, так что она покидает ангела, но скоро умирает и делается духом ада.
Демон обольстил ее, рассказывая, что бог несправедлив, и проч. свою историю.
Уже в этом первом опыте отчетливо выражен богоборческий характер поэмы, отрицание божественной власти, неверие в бога. Вслед за тем, в той же тетрадке, следует продолжение:
Любовь забыл он навсегда.
Коварство, ненависть, вражда
Над ним владычествуют ныне…
В нем пусто, пусто: как в пустыне.
Смертельный след напечатлен
На том, к чему он прикоснется,
И говорят, что даже он
Своим злодействам не смеется,
Что груды гибнущих людей
Не веселят его очей…
Зачем же демон отверженья
Роняет посреди мученья
Свинцовы слезы иногда,
И им забыты на мгновенье
Коварство, зависть и вражда?.. .
«Груды людей» не очень удачно сказано, но вспомним: поэту только 15 лет. После этих стихов возник новый план: «Демон влюбляется в смертную (монахиню) и она его наконец любит, но Демон видит ее ангела-хранителя и от зависти и ненависти решается погубить ее. Она умирает, душа ее улетает в ад, и Демон, встречая ангела, который плачет с высот неба, упрекает его язвительной улыбкой». Как далеки эти первые стихотворные опыты от гениального создания зрелых лет. И тем не менее они — зерно, из которого впоследствии выросла грандиозная поэтическая концепция.
И вот представим себе: живет в Москве, на Малой Молчановке, в одноэтажном домике с мезонином невысокий, коренастый и смуглолицый подросток с огромными темными глазами, сидит за столом, в своей горнице под самой крышей, время от времени отрываясь от бумаги, вскидывает глаза, видит крыши приземистых арбатских особнячков и пишет о духе зла, о демоне-разрушителе. У него есть друзья — у этого мальчика, друзья, которые его любят, высоко ценят его стихи, порою немножко над ним подтрунивают. А он и серьезен, и весел, остроумен. Он любит их. Но в глубине души бесконечно одинок. Он совсем иной, чем они. Он ненавидит светское общество, хотел бы бежать из этой душной среды, от ее законов, предрассудков, от жизни, в которой все решает положение, связи, богатство. Он полон презрения и гнева. И герои его поэм и трагедий, как и он, одиноки в мире, их окружающем. И каждый раз они у него погибают или влачат одинокие дни. Как пушкинский Пленник, как Гирей, как Алеко. Как герои байроновских поэм. Нет, у него они чаще гибнут!
39.? «Песня про… купца Калашникова» М.Ю. Лермонтова.
Краткое содержание: Москва. Кремль. Уже белокаменный. Царская трапезная. За трапезой Иван IV Грозный. Позади, за спиной царя, стольники. Супротив — князья да бояре. По бокам — охрана, опричники.
Царь Иван Васильевич в преотличнейшем настроении. Ну, чем не повод превратить будничную трапезу в маленький, для своих, праздник? Открывая пированьице «в удовольствие свое и веселие», Грозный повелевает стольникам нацедить для опричнины заморского, сладкого, из царевых запасов вина. Сам же зорко следит, как пьют его верные слуги, ведь винопитие — еще и испытание на лояльность. Однако и удалые бойцы не лыком шиты: пьют как положено, пьют — царя славят, вино сладкое по губам течет. Иван доволен, но вдруг замечает, что один из них, из опричников, к золотому ковшу с золотым вином не притрагивается. Узнав в нарушителе дворцового этикета своего любимца Кирибеевича, грозно отчитывает его: «Неприлично же тебе, Кирибеевич,/ Царской радостью гнушатися;/ А из роду ты ведь Скуратовых,/ И семьею ты вскормлен Малютиной!..»
Кирибеевич, лукавый и ловкий, как бес, разыгрывает перед царем, для него персонально, душещипательную сцену. Потому, мол, не пью — в золоченом ковше не мочу усов, — что до страсти влюбился в красавицу, а она от меня, недостойного, как от нехристя, отворачивается, полосатою фатою закрывается. Узнав, что зазноба его выдвиженца всего лишь купеческая дочка, Иван Васильевич смеется: мол, возьми перстенек мой яхонтовый, прикупи ожерелье жемчужное и пошли дары драгоценные ты своей Алене Дмитриевне. Сладишь дело — на свадьбу зови, ну, а прежде свахе покланяйся…
Перехитрил-таки Малютин выкормыш самого Ивана Четвертого! И не врал ему вроде бы, все, как есть, на духу рассказывал, только правду последнюю при себе оставил: не поведал про то, что красавица«В церкви Божией перевенчана,/ Перевенчана с молодым купцом/ По закону нашему христианскому».
Свахе покланяйся? Без свах обойдемся! Главное — царь на его стороне.Да и сам он недаром в опричнине, здесь законникам делать нечего!
Гостиный двор. Шелковая лавка купца Калашникова. За прилавком — хозяин. Пересчитывает деньги, разглаживает товар.
Дела у Степана Парамоновича идут успешно. А то, что сегодня баре богатые в его заведение не заглядывают, к деликатному товару не прицениваются, так ведь день на день не приходится. Но вот уж и вечер, зима, рано темнеет, гостиный двор давно опустел, пора и ему домой, к молодой жене, к милым деточкам. Хорош у Калашниковых дом — высок, ладен, под стать хозяину. Да уж ежели с утра не везет, так обязательно до ночи. Думал: деточки почивают, а они плачем плачут! Думал: жена ненаглядная его ужином на белой скатерти встретит, а её и дома-то нету! Сильно волнуется Степан Парамонович, спокойный он мужчина, выдержанный, а волнуется: снег, метель, мороз, темень — уж не случилось ли чего с Аленой Дмитриевной? Ох, случилось, случилось, и страшное! Опозорил её Кирибеевич! И не где-нибудь, посередь улицы, словно тать, как зверюга, набросился, целовал, миловал, уговаривал! На глазах у соседей разбойничал. Те смеялись и пальцем показывали: мол, что деется, ну и бесстыжие!
Поверив, хотя и не сразу, что жена говорит ему правду, Степан Парамонович решает не откладывать дело в долгий ящик, благо обстоятельства складываются удачно. Завтра на Москве-реке — кулачные бои, и по случаю праздника — при самом царе. А где царь, там и псарня опричная. Вот и выйдет он тогда на опричника. Будет насмерть биться — до последних сил. Не осилит, так, может, братушки, может, младшеньких Бог и помилует, подсобит одолеть проклятого.
И они, младшенькие, не подводят своего «второго отца». Сначала слегка, по-житейски, не слишком довольные тем, что Степан повыдергивал их из покойных постелей, узнав, что случилось с дорогой их снохой, дают честное купеческое слово: «Уж тебя мы, родного, не выдадим».
Берег Москвы-реки. Раннее утро. Зрители еще подтягиваются, но царь со свитою (бояре, дружина, опричнина) уже тут.
Первым, как и предвидел Калашников, выходит на ринг Кирибеевич.Возбужденный вчерашней «победой», он так агрессивен и так уверен в себе, что никто из его обычных противников не трогается с места. Вот тут то, раздвинув толпу, и появляется Степан Парамонович. Кирибеевич, слегка удивленный (он-то сразу сообразил, что перед ним — новичок), предлагает простофиле представиться, чтобы знать-де, по ком панихиду служить. Разумеется, это шутка: биться до смерти он явно не собирается.Не тот случай. Да и царь-государь смертные исходы на кулачных ристалищах не одобряет. И только сообразив, что противник — законный муж Алены Дмитриевны, теряет самообладание. От недавнего куража и следов не осталось. И все-таки — он, первый кулак царской опричной команды, чуть было не погубивший Степана Парамоновича удар, промеж ребер, поддых, предательски-подлый, наносит именно он. С трудом поднявшись, но моментально собравшись (минуту назад — почтенный купец, а в момент удара удалой боец), Калашников сваливает своего недруга замертво. Грозный, как опытный болельщик, видит, что оба поединщика работают не по правилам хорошей игры: по правилам ни поддых, ни в висок целить (специально) не полагается, и на правах судьи спрашивает убийцу: нехотя или по воле укокошил он слугу его верного, а если по воле, то за что и про что. На второй вопрос Степан Парамонович Калашников, естественно, ответить не может, а на первый отвечает сразу: «Я убил его вольной волею». Пораженный его искренностью (мог бы сослаться на неопытность, всем видно, что новичок), Иван Васильевич, играя лучшую из своих ролей — царя Грозного, но Справедливого, хотя и отправляет Калашникова на плаху, обещает исполнить предсмертную его просьбу: не оставить царскою милостью осиротевшее семейство. И, как ни странно, выполняет обещание! Алене Дмитриевне и сиротам — казенное содержание, а братьям Калашниковым — беспрецедентное право: «торговать безданно, беспошлинно» «по всему царству русскому широкому».
40.? Поэма М.Ю. Лермонтова «Мцыри».
Мцы?ри — романтическая поэма М. Ю. Лермонтова, написанная в 1839 году и опубликованная (с цензурными пропусками) в 1840 году в единственном прижизненном издании поэта — сборнике «Стихотворения М. Лермонтова». Она относится к поздним кавказским поэмам Лермонтова и считается одним из последних классических образцов русской романтической поэзии. Сюжет поэмы был взят Лермонтовым из кавказской жизни. Имеются свидетельства А. П. Шан-Гирея и А. А. Хастатова о возникновении замысла поэмы, изложенные в рассказе первого биографа поэтаП. А. Висковатова. В начале поэма носила название «Бэри» с примечанием: «Бэри, по-грузински монах». Эпиграф к произведению тоже был другим. Изначально он гласил: «Onn’aqu’uneseulepatrie» («У каждого есть только одно отечество»), но позже был изменён Лермонтовым на строки из 14 главы 1-й Книги царств: «Вкушая вкусих мало меда, и се аз умираю». Это библейское изречение несёт в себе символическое значение нарушения. Заглавие тоже было заменено поэтом, и в сборник «Стихотворения М. Лермонтова» поэма вошла под названием «Мцыри», которое лучше отражало суть произведения. В грузинском языке слово «мцыри» имеет двойное значение: в первом — «послушник», «неслужащий монах», а во втором — «пришелец», «чужеземец», прибывший добровольно или привезённый насильственно из чужих краев, одинокий человек, не имеющий родственников, близких.[2]
Кроме эпиграфа и заглавия Лермонтов переработал и содержание произведения. В частности, поэтом были исключены из первоначальной редакции несколько фрагментов. Некоторые из стихов писатель судя по всему вынуждено вычеркнул по цензурным соображениям. Так, например, был убраны строки, в которых Мцыри упрекает Бога за то, что тот ему «Дал вместо родины тюрьму». В числе прочего Лермонтов исключил из произведения строки, содержавшие описание горцев — соотечественников Мцыри, в том числе и его отца, которые явились герою в бреду в виде грозных всадников, сражающихся за свою свободу[2].
Окончательно поэма была доделана автором, согласно пометке на обложке тетради Лермонтова: «1839 года Августа 5». Через год она была напечатана и стала одной из двух поэм (другой была Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова), вошедших в прижизненный сборник стихотворений.
Поэма «Мцыри» характерна для Лермонтова, так как действие в ней разворачивается на Кавказе. Кавказ вошёл в литературное наследие Михаила Юрьевича как территория бесконечной свободы и дикой вольности, где человек противостоит заведомо превосходящим его силам стихии, пространством бесконечной авантюры, боя с природой и боя с самим собой.
В «Мцыри» отражены обычные лермонтовскиемотивы связанные с бегством романтического героя, из родимых мест, где он не понят, не признан, в далёкие неведомые края. Но в «Мцыри» развивается обратная ситуация. Здесь герой бежит наоборот на родину, и вместе с тем загадочную и неизвестную для него, так как слишком юным он был вывезен оттуда, чтобы в его памяти сохранились ясные картины той.
«Мцыри» как романтическая поэма о герое-бунтаре имела своих предшественников в литературе. В «Мцыри» угадывается влияние поэмы «Чернец» (1825) И. И. Козлова, написанной в форме лирической исповеди молодого монаха. Несмотря на внешнее сходство сюжетов, у произведений разное идейное содержание. Просматривается связь с декабристской литературой и поэзией И. В. Гёте. Кроме того, в «Мцыри» повторены многие мысли и отдельные стихи из более ранних поэм самого Лермонтова, в частности, «Исповеди» и «Боярина Орши»[1].
Многим современникам Лермонтова поэма напомнила другую — «Шильонского узника» Байрона, в переводе Жуковского.Белинский писал, что стих «Мцыри» «звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонируют с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы»[5]. Но байроновский герой, противостоит миру, ненавидящий людей. Герой же Лермонтова стремящийся к людям.
Особое место в поэме отведено природе. Она здесь не просто живописный фон, но и действенная сила, заключающая в себе грозную опасность. И в то же время приносит радость наслаждения своей неповторимой красотой, дикой вольностью, позволяет герою в полной мере проявить себя. В ней — величие и красота, отсутствующие в человеческом обществе.
Образ монастыря в поэме — это символ действительности, враждебной природной естественности и простоте, которой противодействует Мцыри. Позиция Лермонтова определяется утверждением, что в природе человека — залог возможной гармонии, между тем как в обществе, напротив, — источник дисгармонии. Проблематика поэмы предвосхищает типично толстовскую литературную ситуацию: представление о простой патриархальной жизни как общественной норме и трагическая невозможность героя реализовать свое стремление к ней[2].
«Мцыри» написана четырёхстопным ямбом с исключительно мужской рифмой.
Произведение получило самые хвалебные отзывы современников поэта и литературных критиков. Сохранились воспоминания о чтении «Мцыри» самим автором.
Вот как это описывает А. Н. Муравьев в своей книге «Знакомство с русскими поэтами» (Киев, 1871 г., с.27): «Мне случилось однажды, — пишет А. Н. Муравьев, — в Царском Селе уловить лучшую минуту его вдохновения. В летний вечер я к нему зашел и застал его [Лермонтова] за письменным столом, с пылающим лицом и с огненными глазами, которые были у него особенно выразительны. „Что с тобою?“ спросил я. „Сядьте и слушайте“, — сказал он, и в ту же минуту, в порыве восторга, прочел мне, от начала до конца, всю великолепную поэму Мцыри… которая только что вылилась из-под его вдохновенного пера… Никогда никакая повесть не производила на меня столь сильного впечатления»[2].
Известно также, что Лермонтов, в день именин Гоголя, 9 мая 1840 года в Москве «читал наизусть Гоголю и другим, кто тут случились, отрывок из новой своей поэмы „Мцыри“, и читал, говорят, прекрасно»[6].
Белинский пишет о поэме: «Что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит Мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственной мощью»[5].
41.? Драма М.Ю. Лермонтова «Маскарад».
Замысел «Маскарада» возник у Лермонтова, по-видимому, в конце 1834г. или в начале 1835г. В эти годы Лермонтов-офицер непосредственно познакомился с великосветским обществом Петербурга, посещавшим светские маскарады в доме Энгельгардта. Хорошо знал Лермонтов и театральную жизнь Петербурга. Глубоко неудовлетворенный казенно-патриотическим репертуаром театров, он задумал написать пьесу на тему из современной жизни. Пьеса должна была явиться сатирой на великосветское общество столицы и всей своей художественной системой противостоять благонамеренной официальной драматургии 30-х годов
Звездич, Казарин, Шприх, баронесса Штраль, Неизвестный — образы, типичные для петербургских салонов. Фамилии Звездич и Штраль имеются в повести А.А.Бестужева «Испытание»; Шприх — видоизмененная фамилия одного из героев повести О.И.Сенковского (Барона Брамбеуса), Фамилия Арбенин встречается у Лермонтова в драме «Странный человек» и в прозаическом отрывке «Я хочу рассказать вам…». Лермонтов использовал образы знакомых читателю того времени литературных персонажей, но осмыслил и подал их совершенно по-новому В «Маскараде» отражено широко распространенное в среде русского дворянства 1830-х годов увлечение карточной игрой. За картами завязывались знакомства, обсуждались партии, определялось продвижение по службе, игра в карты открывала доступ в свет людям даже непричастным к нему. Один из современников Лермонтова записывал: «Можно положительно сказать, что семь десятых петербургской мужской публики с десяти часов вечера всегда играют в карты». Карточная игра являлась мерилом «нравственного достоинства человека. „Он приятный игрок“ — такая похвала достаточна, чтобы благоприятно утвердить человека в обществе». Темы карточной игры и маскарада были широко представлены в русской и иностранной литературе того времени. «Маскарад» написан Лермонтовым с учетом творческих достижений русской литературы, в первую очередь опыта Грибоедова — создателя «Горя от ума». «Маскарад» был первым произведением, которое Лермонтов считал достойным обнародования и стремился увидеть его на сцене; однако драма была запрещена по причине «слишком резких страстей» и отсутствия моралистической идеи «торжества добродетели». В жанровом отношении «Маскарад» близок к мелодраме и романтической драме (в частности, французской) 30-х годов; в сатирическом изображении общества Лермонтов во многом следует за Грибоедовым. Мотивы «игры» и «маскарада», организующие драму, — социальные символы высокого уровня обобщения. Однако наиболее значительное достижение Лермонтова — характер Арбенина, заключающий в себе глубокий и неразрешимый внутренний конфликт: отделивший себя от общества и презирающий его, герой «Маскарада» оказывается органическим его порождением, и его преступление с фатальной предопределенностью утрачивает черты «высокого зла» в трагическом смысле и низводится до степени простого убийства. Шкала этических и эстетических ценностей, существовавшая в байронической поэме и в ранних поэмах Лермонтова, парадоксально переворачивается: с утратой Нины для героя не наступает смерть, несущая функцию катарсиса, но продолжается жизнь, причем в состоянии сумасшествия, а не высокого романтического безумия. Поведение героя-протагониста оказывается соотнесенным с судьбой окружающих его людей, которая становится мерой его моральной правомочности. Это был кризис романтического индивидуализма, следы которого обнаруживаются в ряде произведений Лермонтова 1836-1837 г.
Б. М. Эйхенбаум и Д. Е. Максимов показали, что «Маскарад» — социально-философская драма, в которой получили свое развитие философские взгляды Шиллера и Шеллинга об антиномии добра и зла. Добавим, что идея добра и зла реализуется в драме и в простейшем преломлении: любое жизненное зло порождает зло (роль Арбенина в судьбе Неизвестного), и более сложно. Ближе всего к Шеллингу основная мысль драмы о бессилии добра в попытке противостоять злу, о единственной возможности борьбы с ним с позиций бунта, мятежа, разрушения, т.е. самого зла. Но Лермонтов дает этой проблеме свое осмысление, показывает трагические последствия такой позиции для человека, принявшего ее. «Маскарад» вобрал в себя предшествующий опыт Лермонтова-драматурга, но отличается от ранних драм особенно густой реалистической окраской всего произведения. Много в образ Арбенина Лермонтов внес и личного — это высокая грусть, величайшее презрение и ненависть к светскому обществу, горечь и страстность самопризнаний, протест против злой и позорной действительности.
Драма «Маскарад» во многом близка к крупнейшему произведению Лермонтова «Демон». В воспоминаниях Арбенина о своем прошлом высказаны те же мысли, что и в «Демоне». Причина страданий Арбенина и Демона одна и та же: пустота и бесцельность одинокого существования, на которое они обречены силою обстоятельств. Для Арбенина, так же как и для Демона, любовь к женщине должна была явиться источником возрождения и обновления. Несомненное родство характеров Демона и Арбенина проявляется в независимости их взглядов, непримиримом отношении к уродству бытия, в силе протеста против мировой несправедливости. Ср.: Везде я видел зло и, гордый, перед ним Нигде не преклонился. (Арбенин) И слишком горд я, чтоб просить У бога вашего прощенья… (Демон)
Родство Арбенина с Демоном хорошо видел и сам поэт, вложивший в уста Звездича вопрос, обращенный к Арбенину: «Вы человек иль демон?» Кроме того, Арбенин — предшественник Печорина. Он, как и главное действующее лицо «Героя нашего времени», на голову выше окружающего общества, человек острого аналитического ума, большого сердца, сильной воли, не способный равнодушно относиться к добру и злу. Гордый и непреклонный, он судит нравы, обычаи общества не менее беспощадно, чем Печорин.
42.? Композиция романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени».
Бэла, Максим Максимыч, Тамань, Княжна Мери, Фаталист
43.? Повесть «Княжна Мери» М.Ю. Лермонтова.
Определяя цель романа «Герой нашего времени», М. Ю. Лермонтов подчеркивал, что «история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа». Поэтому психологическое богатство романа и его ценность заключены, прежде всего, в образе «героя времени». Читая роман, мы понимаем, что душа Григория Печорина отнюдь не мелкая, — он предстает перед нами как человек необыкновенный, со сложным и противоречивым характером, поэтому автору важно показать своего героя с разных точек зрения, в разной общественной среде, в окружении людей, занимающих различное положение в обществе.
В первых трех повестях («Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань») представлены лишь поступки героя. Автор демонстрирует примеры печеринского равнодушия, жестокости к окружающим его людям. Но в то же время, перед нами встает зримый образ человека, много пережившего и опустошенного. Однако для полного, глубокого понимания этого образа, Печорин должен сам рассказать о себе.
В этом отношении большую ценность представляет дневник главного героя, так как он является «следствием наблюдений ума зрелого над самим собою». И действительно, далеко не каждый сможет раскрыть себя, свой внутренний мир с такой же откровенностью и полнотой, как это сделал Печорин.
«Княжна Мери» — это почти ежедневная летопись жизни Печорина, в которой описываются не столько сами события (похоже, они вообще его не интересуют), сколько его мнения, чувства, словно он тщательно исследует, анализирует свою душу и тех людей, с которыми сталкивает его жизнь. В «Княжне Мери» звучит трезвый отчет Печорина, который понимает скрытый механизм своей психологии: «Во мне два человека: один живет в полном. смысле этого слова, другой мыслит и судит его».
В этой повести мы впервые видим Григория Печорина среди людей его круга. Но он скучает в этой толпе «мелких завистников, ничтожных интриганов», которые лишены благородных стремлений и элементарной порядочности. В его душе зреет отвращение к «франтам», которые «… пьют однако не воду, гуляют мало, волочатся только мимоходом; играют и жалуются на скуку,… исповедывают глубокое презрение к провинциальным домам и вздыхают о столичных аристократических гостиных, куда их не пускают».
В Пятигорске он встречается с юнкером Грушницким, с которым познакомился еще в действующем отряде. Однако Печорина все раздражает в этом «глупом романтическом юнце», мечтающем -о славе, об офицерских эполетах и прикрывающемся маской разочарованного, гонимого обществом страдальца. Фальши, неискренности наш герой не выносит. Из-за накопившегося раздражения и желания досадить Грушницкому, а заодно и развеять скуку, Печорин влюбляет в себя княжну Мери, хотя сам до конца не понимает, зачем делает это, ведь он не любит Мери.
В повести есть человек, которого Печорин выделяет из пестрой толпы «водяного общества», потому что доктор Вернер «человек замечательный по многим причинам. Он скептик и матерья-лист.., а вместе с тем поэт… Он изучал все живые струны сердца человеческого… У него был злой язык: под вывескою его эпиграмм не один добряк прослыл пошлым дураком…». Конечно, Печорину нравятся эти качества Вернера, ведь они, по сути, являются лучшими чертами его собственного характера.
Однако у доктора есть и важное отличие: у него есть дело, он — врач. Печорин и Вернер «сделались приятелями», потому что, как говорит сам Печорин, к настоящей дружбе он «не способен», ведь «из двух друзей всегда один раб другого.., рабомя быть не могу, а повелевать в этом случае труд утомительный». Кроме того, и Печорин и Вернер относятся к людям, которые «… ко всему довольно равнодушны, кроме самих себя». А такие люди не могут дружить, не могут жертвовать чем-либо ради дружбы.
Дневник Печорина, в котором представлена целая галерея образов молодых людей 30-х годов XIX века, не раз подтверждает мысль Лермонтова, отраженную в «Думе». Это поколение «к добру и злу постыдно» равнодушных, томящихся под бременем «по-знанья и сомненья», любящих и ненавидящих случайно, словно обречено «в бездействии состариться», «ничем не жертвуя ни злобе, ни любви…». Это равнодушие никому не мешает, пока все идет гладко. Но Печорин принадлежит к тем людям, у которых, по словам Максима Максимыча, «на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные-вещи!» Так и равнодушие Печорина несет одни беды и страдания тем, кто искренне к нему привязан.
Вера — единственный человек в жизни Печорина, который способен вызвать у него по-настоящему сильные чувства. «Она — единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть, — пишет Печорин в своем дневнике, —… воспоминание о ней навсегда останется неприкосновенным в душе моей…» Однако и ей он ничего не дал, кроме страданий, потому что любил ее только «для себя», не думая о том, чего хочет сама Вера, что мучит ее.
Мятежность, противоречивость характера героя отразилась и в этом чувстве. Он любит Веру, но зачем-то начинает настойчиво ухаживать за Мери. «Из чего же я хлопочу?» — спрашивает он себя и отвечает: «Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой!» Этот откровенный эгоизм заставляет мучиться и самого Печорина, ведь кроме страданий он ничего не может принести ни ему самому, ни окружающим. А Мери? Позабыв об аристократической гордости, очарованная силой духа Печорина, она потянулась к сильной личности, полюбила его, но не поняла его мятежной, противоречивой души. Она привыкла подходить к людям с той нравственной меркой, которую дало ей светское общество, не зная, что жизнь этого человека «протекала в борьбе с собой и светом».
Тихое семейное счастье, как его понимают светские барышни, — удел Грушницкого, но отнюдь не Печорина, который ищет более серьезных занятий. «Нет! Я бы не ужился с этой долею… Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает, томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце». Так, шаг за шагом в повести «Княжна Мери» нам раскрывается душа Печорина. Мы видим, что он — человек противоречивый, неоднозначный. Сам он перед дуэлью говорит: «Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно». И действительно, в этой повести перед нами раскрываются как хорошие качества молодого человека — поэтичность его натуры, незаурядный ум, проницательность, так и плохие.
В своей исповеди Мери молодой человек признается, что такое вот общество Грушницких сделало из него «нравственного калеку». Видно, что эта «болезнь» прогрессирует: изнуряющее чувство пустоты, скуки, одиночества все больше овладевает главным героем.
Все основные вопросы романа — социальные, психологические и философские — поднимаются именно в повести «Княжна Мери», поэтому она занимает центральное положение в романе. В ней же намечаются основные мотивы всего «Журнала Печорина»: стремление героя к активным действиям, любопытство, толкающее его к экспериментам над окружающими и над собой, его безрассудная храбрость и стремление понять, что движет людьми, как выявить мотивы их поступков, постичь их психологию. «Княжна Мери» показывает нам также истинную трагедию Григория Печорина, которая заключается в том, что всю свою недюжинную натуру, огромную энергию он тратит на пустяки, на мелкие интриги.
44.? «Светские повести» Одоевского «Княжна Мими» и «Княжна Зизи».
История создания
«Демон» – это одно из центральных произведений Лермонтова, над которым Лермонтов работал больше десяти лет (1829-1839). Он начал писать эту поэму еще в четырнадцатилетнем возрасте, когда учился в университетском благородном пансионе. В ту пору он задумал поэму о демоне и ангеле, влюбленных в одну монахиню. Потом Лермонтов изменил замысел: в новом варианте демон влюбляется в монахиню и губит ее из ненависти к ангелу-хранителю.
В этих ранних редакциях действие поэмы происходило вне времени и пространства. Затем Лермонтов задумал приурочить поэму ко времени «пленения евреев в Вавилоне». Этот библейский вариант остался ненаписанным. По тексту четвертой редакции можно догадаться, что действие перенесено в Испанию: появились некоторые детали в описании – «теплый южный день», «лимонная роща», «испанская лютня». Однако общий характер поэмы от этого не изменился.
Вернувшись из Грузии, Лермонтов подверг поэму капитальной переработке. Горы Кавказа, Казбек, который кажется пролетающему демону «гранью алмаза», «излучистый Дарьял», Кайшаурская долина, зеленые берега светлой Арагвы, угрюмая Гуд-гора оказались самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы. В новом варианте «Демона» появились развернутые описания грузинской природы и грузинского феодального быта. Романтическая поэма о любви небожителя к смертной приобрела черты подлинного реализма. В этой «кавказской» редакции 1838 года, созданной Лермонтовым в Петербурге вскоре после возвращения из ссылки, она стала одним из самых замечательных произведений русской поэзии.
Некоторые дореволюционные исследователи считали Кавказ некоей условной декорацией, экзотическим обрамление, подчеркивающим образ «гордого мятежника», заимствованный Лермонтовым у западных романтиков. Однако кавказский материал в «Мцыри» и в «Демоне» не экзотическое обрамление в стиле «восточных повестей» Байрона (хотя у Лермонтова «Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Несомненно, что решающее влияние на создание новой редакции оказали на Лермонтова грузинские народные предания, легенды и песни, знакомство с бытом и нравами новой для него страны.
Сюжет: Основное место в поэме занимают монологи Демона, раскрывающие его мысли и чувства, описания природы, подробные изображения переживаний героини – Тамары. Демон, «печальный дух изгнанья», которому в жизни наскучило всё, видит смертную девушку, красавицу Тамару… Он очарован ею. Охваченный чувством любви, он мечтает о возрождении. Ему кажется, что любовь Тамары приведёт его к добру, к правде. Он проникает в монастырь, где после гибели жениха скрывается Тамара, и своими пламенными речами возбуждает к себе жалость и сочувствие Тамары. Поцелуй Демона оказывается смертельным для Тамары. Демон пытается овладеть её душой, когда светлый ангел уносит её в рай. «Она моя!» – восклицает Демон, но ангел отвергает его.
И проклял Демон побеждённый
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной,
Без упованья и любви!..
Образы главных героев: Главными героями являются Демон и Тамара. Лермонтов называет Демона «духом познанья и сомненья» и наделяет чувством неукротимой гордости. Демон отрицает
существование гармонии в мире, с презрением смотрит на несчастный род людской и находится в непрерывной и вечной борьбе с божеством. Он горд и одинок, замкнут в своих переживаниях, и холод одиночество причиняет ему безграничное страдание.
Это – символ индивидуализма. Но если Демон является символом, то естественно видеть и в образе Тамары нечто символическое. Итак, Тамара – символ красоты. Влечение Демона к Тамаре – это отчаянная попытка замкнутого в себе индивидуалиста выйти из состояния отчуждённости и вынужденного бездействия, найти в красоте отраду и забвение. Но любовь гордого индивидуалиста заканчивается печально. В развязке выступает «Ангел» – символ противоположных Демону начал: любви и прощения. Появление Ангела подчёркивает всю безысходность положения Демона: на пути, по которому он идёт, на пути индивидуализма, когда собственное «я» ставится в центре всего существующего, нет ни счастья, ни живой деятельности. Образ Демона является двойственным. С одной стороны в нём воплощено отрицание всего косного, отрицание человеческой пошлости, ограниченности, устаревших авторитетов, преданности старым устоям и традициям. Демон произносит страстную
речь, в которой клеймит земную жизнь,
Где нет ни истинного счастья,
Ни долговечной красоты,
Где преступленья лишь да казни,
Где страсти мелкой только жить,
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.
В этих словах многие справедливо видели характеристику современного им дворянского общества. Но взамен «жалкого света» , отрицаемого Демоном, он не обещает Тамаре безмятежного благополучия. Он зовёт её в тот мир, где она будет жить полной, истинно человеческой жизнью, где ждёт «иное страдание», «иных восторгов глубина». Он обещает:
Пучину гордого страданья
Взамен открою я тебе…
И содержание речей Демона, и горячее чувство, которым они насыщены, привлекают нас к герою поэмы. И всё же Демон в поэме осуждён.В нём осуждён его крайний индивидуализм. Он презирает людей. Мечтая о любви Тамары, которая должна спасти
его от страшной многовековой тоски, дать смысл его существованию, Демон думает только о себе. Его любовь к Тамаре целиком эгоистична. Вот почему он не может дать счастья ни ей, ни ему, и после попытки овладеть ею он вновь обречён на
скитания.
В романтическом образе Демона отразились и различные черты некоторых людей лермонтовской эпохи: резко отрицательное отношение их к отжившим устоям и авторитетам, сочетавшееся в них с гордой замкнутостью, с крайним индивидуализмом.
Но одновременно в Демоне остались черты неотразимо-привлекательные: протест против деспотизма, откуда бы он ни исходил, порыв к свободе, неустрашимая мысль.
Поэма М.Ю.Лермонтова «Демон» по праву считается вершиной русской романтической поэзии. Замысел ее возник еще в 1829 году. Поэт работал над ним почти всю свою творческую жизнь, создав восемь вариантов поэмы. Лермонтов нарисовал яркий образ — портрет Кавказа — из совокупности экзотических пейзажей, зарисовок патриархального быта и оригинальных персонажей, на фоне которых предстал главный герой. Но более всего оригинальный авторский подход виден в понимании конфликта и в раскрытии образа Демона: здесь сказались отзвуки новейших для того времени воззрений на проблему личности.
Демон Лермонтова — образ человечный и возвышенный, вызывает не ужас и отвращение, а сочувствие и сожаление. Он воплощение абсолютного одиночества. Демон одинок поневоле, он страдает от своего тяжкого одиночества и преисполнен тоски по духовной близости. Демон существует как бы на грани разных миров, и потому-то Тамара представила его следующим образом:
То не был ангел-небожитель,
Ее божественный хранитель:
Венок из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик — о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь — ни мрак, ни свет!..
В поэме Лермонтова предстает не дерзкий претендент на власть небесного владыки, не возмутитель спокойствия и порядка во вселенной, не враг человечества. Лермонтов создал образ жертвы несправедливого мироустройства.
Демон тоскует по гармонии. Он страдает от противоречий, раздирающих все вокруг него. Демон тоскует по справедливости, но и она недоступна для него, потому что не может быть справедливым мир, основанный на борьбе противоположностей. Демон не только сам страдает, но и обязан мучить людей.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.
И он искал примирения с извечным противником, жаждал возрождения к новой участи, искал общения с чистой душой, пытался полюбить с «неземной страстью» — бескорыстно и самозабвенно. В этом смысле его встреча с Тамарой не случайна, а подготовлена всеми предыдущими нравственными исканиями. Демон не намеревался искушать ее: он искренне полюбил, а такая любовь предполагает готовность приносить добро. И столь же искренним он был, когда явился на необычное свидание:
И входит он, любить готовый,
С душой, открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора.
Демон готов отказаться от свободы в одиночестве, чтобы обрести расцвет души в общении. Однако его намерениям не дано сбыться. Примирение с небесами не состоялось: Демона оттолкнули. Чистая любовь не осуществилась- его опять заставили сыграть роль искусителя. В келье Тамары его уже поджидает Ангел: «И вместо сладкого привета Раздался тягостный укор». Посланец небесного владыки назвал его духом беспокойным и порочным, а в посещении Тамары увидел злой умысел. Не стерпев унижения, Демон вступает в борьбу за душу Тамары, но теперь не ради ее любви, а чтобы доказать свое могущество и превосходство над Ангелом. Так на пути нравственных исканий Демон совершил поворот вспять. «И вновь в душе его проснулся Старинной ненависти яд» — эта психологическая мотивировка объясняет срыв намечавшегося перерождения Демона.
У современников Лермонтова постоянно возникали вопросы о том, почему в основе мироустройства лежит трагичная дисгармония. У реалистов и романтиков ответы были разными по выражению, но почти одинаковыми по существу.
Так, например, и у Пушкина в поэме «Медный всадник» возникал вопрос: кто виноват в трагедии «бедного Евгения», чье счастье разбито наводнением? И Пушкин помогал читателю понять: не император-преобразователь, не «разъяренная Нева», не случай и слепые стихии виноваты, а историческая необходимость всему причиной.
Лермонтов же обратился к древнему мифу, чтобы в духе романтических воззрений представить извечно трагедийную основу мира.
В поэме Лермонтова «Демон» особенным образом преломились настроения и духовные искания 1830-х годов. Однако ее значение шире тех исторических рамок: поэма увлекла своим содержанием и эстетическими достоинствами многие поколения русских читателей.
Образ Демона – традиционный образ в мировой литературе. Среди русских писателей к этому образу обращались А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов. В отличие от Пушкина Лермонтов обращался к Демону на протяжении всей своей жизни. Кроме того, образ Демона встречается и в живописи. Художник-символист М. Врубель тоже пытается создать этот образ.
Демон – главный образ всего поэтического и философского мира М.Ю.Лермонтова. Он прямо или косвенно, так или иначе проявляется почти во всех поэмах, драмах, во многих лирических стихотворениях, даже в прозе Лермонтова.
Первое приближение М.Ю.Лермонтова к Демону произошло в стихотворении 1829года «Мой Демон». Пятнадцатилетний поэт стремился создать свой образ, но его содержание напоминает пушкинского Демона – «собрание зол его стихия…», он презирает высокие ощущения, чистую любовь. В стихотворении герой охвачен желанием проникать в душу человека («Он недоверчивость вселяет»). Демон способен вторгаться в среду поэта – его творчество («И муза кротких вдохновений страшится неземных очей»)
Юный поэт впервые открывает в себе подверженность духу зла и выражает печаль по поводу своей внутренней закрепощенности, несвободы своего творчества.
Тема Демона, начатая в юношеских стихотворениях М.Ю.Лермонтова, достигла своего высшего развития в его поэме, которую он создавал почти всю свою жизнь.
Поэма публиковалась в разных редакциях, очерках, представлявших разные этапы работы поэта и его духовной жизни. Думаю, поэтому поэма вызвала разные отклики в литературоведении.
Основные направления в изучении поэмы М.Ю.Лермонтова «Демон»
Дореволюционные исследователи, сторонники «биографического» метода трактовки Демона, говорили о близости главного героя поэмы к её создателю. «В Демоне Лермонтовым начерчен собственный портрет автора», – отмечал В.Спасович. Родоначальник «биографического» метода Н.В.Гоголь в книге «Выбранные места из переписки с друзьями» писал: «Признавши над собой власть какого-то обольстительного демона, поэт… как бы желал стихами от него отделаться…». Послереволюционные исследователи, У.Р.Фохт, С.В.Шувалов, в своих трудах проводили мысль о том, что Демон есть «литературное воплощение социального характера аристократа – реакционера 30-х годов».
В предвоенные и послевоенные годы учёные, занимавшиеся поэмой М.Ю.Лермонтова «Демон», разделились на два больших лагеря. Одна группа (В.А.Мануйлов, Д.С.Киреев) видела в Демоне борца, другая (С.И.Леушева, А.Л.Рубанович) отстаивала идею совершения суда поэта над демонической личностью.
В 1981году вышла в свет «Лермонтовская энциклопедия», явившаяся определённым итогом в изучении образа Демона. Главная мысль статьи И.Б.Роднянского о поэме заключается в том, что лермонтовское произведение представляет собой преднамеренную противоречивость, двойственность, предполагающую множественность оценок и прочтений.
Новый взгляд на произведение классика выразил иеромонах Нестор в работе «Поэма М.Ю.Лермонтова «Демон» в контексте христианского миропонимания», опубликованной в 2007году. «Демон…отличается смысловой многословностью, – пишет автор. – Это исконный дух зла, … противник Бога и добра, одержимый жаждой разрушения…». «Демон … несёт ещё одну важную смысловую нагрузку. Он является символическим обозначением совокупности существующего зла, которое окружает человека…». Следующий раздел работы является попыткой осмыслить взгляды исследователей на героя М.Ю.Лермонтова через анализ приёмов создания образа Демона в поэме.
Философские искания Врубеля
Тема Демона стала ключевой и в творчестве М.Врубеля. Сказалось влияние на него – на человека и художника – Лермонтова. Михаил Юрьевич был любимым поэтом Врубеля всю жизнь. Неслучайно, художник стал иллюстратором к юбилейному изданию сочинений Лермонтова 1891 года. Стремясь раскрыть смысл и дух лермонтовских произведений, Врубель пытался найти и своего Демона. Что же подготовило появление «демонианы» в творчестве художника?
Думаю, пореформенная Россия, в условиях которой формировалось мироощущение Врубеля. Образ жизни провинциальных чиновничье-помещичьих кругов вызывал возмущение и отрицание семнадцатилетнего Врубеля: «Наряды – это их душа, это – пульс их жизни, сон, еда и апатичное … бездействие… часы досуга проходят в пустейших разговорах…».
В гимназии и позже наряду с Лермонтовым будущий художник читал античную поэзию, Шекспира, Гёте, Гоголя, Пушкина, Тургенева, восхищался Чеховым, Ибсенем.
Гамлет Шекспира становится образом-спутником Врубеля. В его образе художнику раскрывался глубокий трагизм гордой честолюбивой личности, философски широко объемлющей мир умом, но обреченной жертвовать чувством гуманности и самыми нежными чувствами к любимой ради высшего долга, принужденной в одиночку бороться с предательством, лицемерием, господством пошлой посредственности.
Драма Ибсена «Привидение» – самое сильное впечатление. Финал пьесы намечает характер самого Врубеля: «вечно и всегда» мечтать в своих творениях о разности жизни и в то же время чувствовать над собой страшную грозу…».
В 90-е годы убеждениям художника отвечала и эстетическая теория Белинского. Врубель разделял взгляды критика в том, что поэт не должен подчинять свое творение толпе, черни с её «текущими потребностями»; что поэт… делает земным небесное – да светит земное небесным светом».
Система философских взглядов Врубеля эволюционировала под воздействием идей Шопенгауэра и Ницше, что послужило стремлениям художника найти решение противоречий между искусством и жизнью, долгом и чувством, духом и материей.
Погружение в мир древнерусской и византийской живописи, изучение искусства венецианского Возрождения – еще один этап духовных исканий художника. В искусстве средневековья – в иконах, мозаиках, фресках храмов – он увидел то, что ему нужно было для выполнения своей будущей миссии.
На мой взгляд, весь этот духовный опыт стал основой «демонианы» М.Врубеля.